ДРЕВНЕРУССКАЯ АГИОГРАФИЯ XI--XIV ВЕКОВ Лекция по древнерусской литературе Автор: Шпаковский Игорь Иванович В Древней Руси понятия «книжной» просвещенности и христианского правоверия не случайно отождествлялись: христианство – религия высокоразвитой письменности. С самого начала своего существования христианская церковь, исполняя завещание апостола Павла «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие» (Евр. 13:7), тщательно собирает и записывает сведения о жизни ее подвижников. Так возникает агиография (греч. агиос – святой, графо – пишу) – литература о жизни и деяниях святых. Складывались первые восточнославянские жития в тесной зависимости от наиболее древних образцов византийской агиографии. К тому времени восточноевропейская житийная литература уже имела многовековую традицию, выработала свои четкие жанровые формы и поэтико-стилистические средства. Древнерусские книжники обрели в ранневизантийских житиях высочайшие образцы духовно-религиозной героики, уже сформировавший идеал святости. Русская Церковь воспитала в своих недрах множество святых подвижников, трудами благочестия и пламенной молитвой стяжавших славу небесных покровителей и защитников родной земли. Первые восточнославянские жития появляются вскоре после официального причисления к сонму православных святых князейстрастотерпцев Бориса и Глеба (канонизированы в 1072 году) и преподобного Феодосия Печерского (канонизирован в 1108 году). Подвиг Бориса и Глеба прежде всего утверждал общехристианские идеалы и лишь затем, как следствие, идеи государственного строительства того времени, политические идеалы. Борис и Глеб вовсе не невольные жертвы политических интриг, но жертвы «вольные». В своем добровольном приятии мученического венца они руководствовались евангельскими заповедями о смирении, о суетности этого мира, о любви к Господу («все претерпети любве ради»), но отнюдь не исключительно политическим принципом послушания старшему в роду. Парадоксально, но кроткие, не поднявшие оружие, чтоб защитить даже свою жизнь, святые Борис и Глеб становятся грозными защитниками всей Русской земли от воинских напастей: «Вы намъ оружие земля Русьскыя забрала и утвьржение, и меча обоюду остра, има же дьерзость поганьскую низълагаемъ…» (Вы наше оружие, земли руской защита и опора, мечи обоюдоострые, ими дерзость поганых низвергаем…). Княжеские жития – анонимное «Сказание» и «Чтение» Нестора – начинают тот ряд произведений древнерусской литературы, которые посвящены князьяммученикам – Василько Теребовльскому, Андрею Боголюбскому (жертвы княжеских распрей), Василько Ростовскому, Михаилу Черниговскому, Михаилу Тверскому (герои-патриоты, казненные в Орде). Совершенно иной тип святого подвижника представляет Нестор в другом своем произведении – «Житии Феодосия Печерского». Личность Феодосия Печерского в духовной культуре средневековой Руси была воплощением монашеского идеала.Обозначаемые цели и задачи сочинения носят ярко выраженный национально-патриотический характер. Нестор подчеркивает, что прославленный русский преподобный «сии последьнии вящий прьвыхъ отьць явися» (в наши дни превзошел древних праведников). Избранность угодника Божиего знаменует избранность Русской земли, расценивается Нестором как утверждение ее славы и величия: «наипаче же яко и въ стране сей так сий мужъ явися и угодьникъ божий». Конечно, прежде всего, Феодосий в «Житии» Нестора предстает как святой – «поистине землъный ангелъ и небесный человекъ», но и не в последнюю очередь как энергичный организатор, первый руководитель идеологического и духовного центра тогдашней Руси. Он деятельно строит монастырь, который уже в самом скором времени «паче солнца воссия добрыми делы”. Подвижничеством своим Феодосий «вься преспевоаше» (всех превзошел) и братия «зело дивящеся съмерению его и покорению». Время требовало от подвижника не только молитв и бдений, но и активной деятельности, направленной на спасение ближних от «тьмы бесовской». Ревностная проповедь слова Божия, деятельная любовь к ближнему, милосердие осмыслялись Феодосием как истинное служение Господу, как высшая форма любви к нему. В конце XII – начале XIII века центр политической власти и экономической жизни на Руси постепенно перемещается с юга на северо-восток. И ныне в Антониевой и Феодосиевой пещерах монастыря почивают сто восемнадцать святых. Большинство их них были иноками монастыря в домонгольскую эпоху; многие безымянны, но имена и подвиги более тридцати подвижников обители известны нам благодаря своеобразнейшему памятнику древнерусской литературы, который впоследствии получил название «Киево-Печерский патерик». Храм Успения Богородицы, сам монастырь предстает в патерике сакральным центром всей земли Русской. От славной Печерской обители, с гордостью говорит Симон, расширяется «чинь и устроение всем въ Русии монастыремь», отсюда «мнози епископи поставлени быша и яко светила светлаа осветиша всю землю Рускую». Основатели монастыря святой Антоний – «начальник Руским мныхом», святой Феодосий – «архимандрит всея Русии и начальник», обитатели его – «светилникы в Руской земли», «люди небесныа по земли ходяща». Все они молились не только за порученную им паству, но и за всех православных, за землю Русскую. То, что монастырь находится под Божьей опекой, показывают чудеса и другого рода – чудесные явления, видения и вещие сны. Так, боярину, забывшему о своем обете пожертвовать обители две гривны золота, напоминает об этом видение иконы Богородицы и громовой голос: «Почто се Клименте ижа обеща ми ся дати, и несе ми далъ». В другом случае похожее чудо описано более подробно: когда разбойники, собравшись ограбить церковь, подошли к ней, она поднялась вместе с молящимися так высоко, что «не мощи имъ дострелити ея». Чудо двукратного вознесения монастырского храма под облака выглядит как смелая метафора. Достигшие вершины духовной жизни – святости, становясь проводниками Божественной силы, иноки Киево-Печерского монастыря проявляли прежде всего неземное милосердие, заступничество святого. В Киево-Печерском патерике нашли свое дальнейшее развитие такие характернейшие черты ранней восточнославянской агиографии, как отчетливость личностной характеристики героя, конкретность дееписания, ясная выраженность общественно-политических тенденций. Во время татарщины как святые начинают почитаться князья, чей подвиг состоял в самоотверженном воинском служении родной земле, защите ее национальных интересов, в готовности отдать жизнь «за другы своя». Таким князем, воплощавшем идеал своего времени – человека высокого религиозно-нравственного совершенства, патриота, доблестного воина и мудрого политика, – представлялся современникам Александр Невский (30 мая 1219 года – 14 ноября 1263 года). Сразу после смерти князя в стенах монастыря Рождества Богородицы во Владимире начинается его почитание как святого. Здесь же и возникает первая редакция «Жития Александра Невского». В житии излагается не вся история жизни Александра Невского, но лишь несколько эпизодов из нее. Сам их выбор ориентирован на утверждение, прежде всего, исторических заслуг выдающегося полководца. Основное содержание памятника составляет описание двух важнейших для судеб Руси событий – разгром шведов в Невской битве (1240 год) и Ледовое Побоище (1242 год). Этот памятник агиографического жанра является этапным героикопатриотическим произведением в процессе становления русской патриотической прозы. Житие прославленного князя было призвано сформировать у читателя чувство исторического оптимизма, представить русским князьям идеальный образец патриотической готовности спасти Русь от «погибели», вдохновить их на подвиги во имя Отчизны. В условиях утраты государственной самостоятельности Руси борьба с врагами перемещалась в сознании русских книжников в область религиозно-нравственную. Гибель русских князей за христианскую веру от рук татар воспринималась и как духовный, и как политический протест, носила характер высокого подвига, одухотворенного идеалом преданности родине. Составлявшиеся житийнонекрологические повести о людях, которые не покорились несмотря ни на что воле «поганых», приобретали ярко выраженную патриотическую окраску. Таким вдохновляющим на борьбу с врагами литературным памятником является «Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и боярина Феодора». Если в «Сказании об убиении Михаила Черниговского» сюжетное ударение выпадает на мотив стойкости в вере, то в «Повести о Михаиле Тверском» на первый план выходит политическая сторона дела, осуждение княжеской практики устранения соперников руками татар. Жанровое своеобразие памятника, таким образом, определяется проникновением в житийную форму самого злободневного, острополитического содержания. В житийно-некрологической повести о Михаиле Тверском нашли глубокое отражение и горькие раздумья современника о тяжких последствиях княжеских усобиц, и стремление народа, уставшего от «страх ненавистной розни мира сего», покончить с ними так же, как и с золотоордынским игом. Долгожданная победа над завоевателями показала, что в русском народе таятся великие внутренние духовные силы. Подъем народных чувств после Куликовской битвы, рост государственного могущества Руси, проявляясь в литературе, требовал особой торжественности и пышности в «плетении» словесных венков героям эпохи. Житийные сочинения этого времени составляют уже особую ветвь древнерусской агиографии.