Т. Н. Маркова (Челябинск) СТИЛЕВАЯ ЭКЛЕКТИКА КАК ЗАКОНОМЕРНОСТЬ ЛИТЕРАТУРЫ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА Современная литература дает мощный стимул для разработки действительно новых, оригинальных концепций литературного движения и развития. Текстуальный, конкретно-аналитический подход к произведениям русской словесности последних полутора-двух десятилетий позволяет выйти к разработке ряда принципиальных для современной науки теоретиколитературных идей, определяющих специфику литературного процесса конца двадцатого столетия. Среди них – идея максимальной интенсификации (творческой «агрессии») индивидуальных стилей, идея формотворческого эклектизма, а также – идея активной трансформации различных стилевых форм и традиций. Исследуемый нами период литературного развития (1980-1990-е годы), характеризующийся решительной сменой эстетических принципов и стилевых тенденций, с полным основанием может именоваться переходным. По нашему убеждению, понятие «стиль» более, чем какое-либо иное («направление» или «течение», «метод» или «жанр»), соответствует задаче анализа сущности переходных явлений, скажем больше: категория стиля нам представляется категорией, определяющей своеобразие литературной эпохи конца ХХ в. Основное русло движения современной литературы в плане поэтики мы определяем категорией эклектика, настаивая на актуализации этимологической семантики этого слова (по-гречески eklektikos означает выбирающий). Действительно, выбор притяжения или отталкивания, избирательность как акт свободы (и даже вызова) в общении с традицией определяют лицо современной словесности. Эклектика представляется нам формой существования современного искусства, ведущим его стилевым качеством, обнаруживающим себя в особом многообразии и широте специфичного для современной литературы формостроения. Сам характер современной действительности, тип сегодняшнего сознания и языкового мышления предопределяет те речевые, сюжетно-композиционные, жанровые конструкции, которые наиболее адекватно передают облик мира конца ХХ века. Мощная преобразовательная энергия новой словесности прежде всего устремляется в русло собственно повествовательное. Мы видим, как усиленно раздвигается семантическое поле художественного слова и как многообразно и противоречиво осуществляется активное проникновение разговорной стихии в художественную сферу. Вследствие этих процессов в новейшей литературе возникают сверхсложные, гибридные языковые формы, в которых литературное и «мифологизированное» слово оказывается включенным в слово разговорное, диалогическое, просторечное, даже жаргонное, и этот контрастный речевой план делает особо зримыми рождающиеся в «пограничной» зоне новые речевые модели. Общие механизмы образования смыслов – коллажность, смешение, интенсивная метафоризация – специфически проявляются в индивидуальных художественных системах. Так, у В. Маканина – это спиралевидное множество, цепочка голосов разных уровней, у Л. Петрушевской – разработка «терриконов речевого шлака», внедрение в глубину бытового слова, у В. Пелевина – создание «одноразового» языка в пределах индивидуального текстового пространства. С релятивным характером современного сознания связаны такие синтаксические особенности новой прозы, как экспансия безличности и повышение функции модальности. Нетрадиционные речевые модели, гибридные синтаксические формы (несобственно-прямой диалог, несобственно-косвенный диалог, удвоенная косвенная речь) также обусловлены энтропийным и интровертивным характером художественного сознания и выражают спонтанность и саморефлексию прозы конца ХХ века. В стремлении осмыслить новую реальность современная литература напряженно экспериментирует, расширяя свой художественно-аналитический потенциал. Если внимание художников предшествующих эпох было приковано к человеку в его социально-историческом и психологическом опыте, то литературу конца века преимущественно интересует человек феноменологический, «человек как он есть». Вместе с распадением реальности в литературе усиливается процесс деперсонализации, ускользает характер, на смену ему приходит человек-стереотип, человек-архетип, виртуальный субъект. Традиционные формы психологизма оказываются неадекватными действительности, поэтому в новой литературной ситуации писатели заняты поисками новых форм и способов изображения мира и человека. Анализируя тексты В.Маканина, Л.Петрушевской, В.Пелевина, мы убеждаемся в том, что проза конца ХХ века предъявляет достаточно специфические состояния и ощущения современного героя, понять и объяснить которые средствами «старого» психологизма не представляется возможным. Поэтому преимущественное внимание современных художников обращено к сфере бессознательного, что позволяет выразить глубинные, непонятные самим героям-персонажам страхи и тревоги, эпистемологическую неуверенность как доминанту «рубежного сознания». Специфика «нового» психологизма, как нам это представляется, в том, что разные способы и формы психологического изображения, вступая в различные сочетания, сплетения, комбинации, реализуют те функции, которые в литературе классической выполнял авторский психологический дискурс. Новый психологизм носит неявный, нерасчлененный характер, он необычайно активизирует психологическую роль различных структурных элементов текста: сюжетнокомпозиционных, ритмико-интонационных и т.д. Наблюдения над процессами, происходящими на разных уровнях поэтики современной прозы, показывают, что преодоление инерции рационалистических концепций и представлений идет через обращение, с одной стороны, к приемам феноменологического анализа, с другой – к архаическим концептуальным «кладовым» – древней мифологии и жанровым моделям. Архаические формы в новом обличье входят в актуальное поле современной поэтики; переплавленные в горниле индивидуального художественного творчества структуры и модели древней мудрости превращаются в новые, оригинальные идеи. Так возникают «голоса» и мифологемы «лабиринта», «лаза» в повестях В. Маканина, архетипы и мифологические коннотации имен и сюжетов в рассказах Л. Петрушевской, картины реинкарнации и метаморфоз человеческого сознания в художественных реконструкциях В. Пелевина. Обращение к еще одной области формообразования в современной литературе – к строению и трансформации жанровых форм малой прозы – еще раз подтверждает мысль об эклектике как доминирующем стилевом качестве новейшей литературы. Эклектичность здесь проявляется в том, что непосредственный контакт с «неготовой, становящейся современностью» в сегодняшней прозе парадоксально сопровождается регенерацией отшлифованных многими веками культуры сюжетных архетипов, обнаруживая глубинное родство романа с архаическими формами фольклорно-мифологических сюжетов. Старые формы, употребленные в новой функции, не только обнаруживают свою жизнеспособность, но и создают ощущение литературного новаторства, что особенно наглядно проявляется в способе функционирования архаических жанров в современной словесности. «Неканоничность» и «пластичность» романного слова (М. Бахтин) в настоящее время передается всей литературе, сообщая ей дух вечного поиска и эксперимента, трансформации и переосмысления всех ранее сложившихся жанровых моделей, в первую очередь таких, как анекдот, притча, мениппея, сказка, утопия. Интенсивный процесс гибридизации разноприродных жанровых форм (включая невербальные виды искусства) порождает феномены, эклектичные по генезису и весьма значительные по художественным результатам. Говоря о специфике современного жанрового мышления, мы определяем его как поливариантное, демонстрирующее движение жанровых конструкций в сторону их усложнения, скрещивания, варьирования, смещения центра, организующего художественную целостность, причем это смещение происходит в уже известном направлении – к стилю как принципу конструирования художественного произведения.