«ПРИМИТЕ ЖИВНОСТЬ, ЕДУТ СВИНЬИ»

«ПРИМИТЕ ЖИВНОСТЬ, ЕДУТ СВИНЬИ»
О книге: Ильюхов А.А. Проституция в России с XVII века до
1917 года. М.: Новый хронограф, 2008.
Со времен нашумевшего фильма «Интердевочка» в сознании
российских девушек утвердился миф о престижности «работы» в
сфере сексуальных услуг. Подрастающее поколение 90-х питали мечты
о богатой, обеспеченной жизни, модных нарядах, шикарных авто,
галантных и щедрых кавалерах-иностранцах. Запрет на информацию о
проституции в Советском Союзе, объявившем это явление изжитым в
стране «победившего социализма», мешал реальному осмыслению и
приводил к стыдливому умолчанию важных социальных и
нравственных аспектов «продажной любви». В настоящее время в
средствах массовой информации наблюдается противоположная
тенденция – смакование и рекламирование сексуального «бизнеса».
Серьезные исследования появляются сравнительно редко и, можно
сказать, не поощряются современным истеблишментом. Тем больший
интерес вызывает монография профессора Александра Антоновича
Ильюхова о дореволюционной проституции в Российской империи,
которая многим идеологам представляется желанным идеалом для
подражания. Саратову в определенной степени «повезло»
прославиться инициативой бывшего губернатора Дмитрия Аяцкова,
который с подачи депутата А. Ландо предложил легализовать
проституцию и создать первый публичный дом. Общественность
задумалась: а, может, оно и лучше? «Девушки» получат стабильную
работу, юридические права, за их здоровьем будут следить
квалифицированные медики. Опять же – доходная статья бюджета.
Между тем Россия это уже проходила в течение 75 лет (с 1843 по 1917
год) и ничего хорошего из этого не вышло.
Официально признанной проституция стала в царствование
Николая Первого, желавшего регламентировать все и вся. Министр
внутренних дел Лев Перовский (отец будущей цареубийцы Софьи
Перовской) предложил даже собирать с учреждаемых домов
терпимости налог в казну, но император все-таки признал это
недопустимым для чести государства. Единственной и главной
причиной легализации проституции стало широкое распространение
венерических
заболеваний,
источником
которых
считали
1
«непотребных девок». А сифилис косил военнослужащих – главную
опору престола. Этого император не мог потерпеть. Скрипя сердцем,
он подписал указ. Проституция из разряда уголовных преступлений
перешла в разряд морально осуждаемых, но неизбежных явлений,
терпимых государством и контролируемых им. Впоследствии сфера
«сексуальных
услуг»
обросла
подробной
законодательной
регламентацией и сетью государственных учреждений, надзирающих
за здоровьем и нравственностью «жриц любви».
Легализация проституции не решила ни одну из поставленных
задач: уменьшение разврата, снижение числа венерических
заболеваний, ликвидацию притоносодержательства и сопутствующих
им преступлений. Совсем наоборот. Почувствовав государственное
благоволение, содержатели притонов значительно расширили свой
промысел, публичные дома росли как грибы после дождя, а их
официальный статус и формальный медицинский контроль не спасали
от сифилиса, наибольший процент заболеваний которым наблюдался
именно в домах терпимости. Содержательницы публичных домов
нещадно эксплуатировали своих подопечных, заставляя принимать
свыше десяти клиентов за ночь. Естественно, это неблагоприятно
сказывалось на здоровье как самих проституток, так и посетителей
заведений. От заболевших «жриц любви» безжалостно избавлялись,
выбрасывая их на дно жизни, а на их место набирали свежий «товар».
Текучка «кадров» в публичных домах была очень велика. Редко кому
из девушек удавалось «проработать» на одном месте дольше трех лет.
В публичные дома вербовали, в основном, молодых, неопытных девиц,
прельщая обеспеченной, безбедной жизнью («как у барыни»). Этим
занимались многочисленные сводни, получавшие свои проценты от
сделок, а часто и сама полиция, вынуждавшая одиноких женщин
записываться в проститутки.
Открытие домов терпимости никоим образом не пресекло
нелегальную проституцию. В одном Петербурге насчитывалось более
сотни притонов, привлекавших по большей части пьяных клиентов и
уголовников, которые обчищали карманы подгулявших искателей
удовольствий. На самом дне находились женщины-одиночки,
потерявшие «товарный вид». Они искали своих клиентов в ночлежных
домах, дешевых кабаках, на базарах и отдавались подчас за миску супа
или стакан водки. Впрочем, существовали и элитные проститутки, к
которым полиция боялась подступиться. Это – так называемые дамы
2
полусвета, обслуживавшие верхушку общества (высшую бюрократию,
богатых купцов и даже великих князей). Они не нуждались
материально: имели собственных врачей, богатый выезд, посещали
театры). Но и им путь в высший свет был закрыт, общество их
презирало, богачи забывали своих «прелестниц» как только последние
теряли свою привлекательность.
Уже в позапрошлом веке рынок проституции был
интернационализирован.
Ильюхов
приводит
таблицы,
свидетельствующие о распределении обитательниц публичных домов
по национальностям. Там присутствуют представительницы не только
народов многонациональной России, но и лица с иностранным
гражданством. Особенно много было немок, рассматривавших данный
промысел как удобный способ быстро заработать на приданое.
Процветала и нелегальная торговля женским телом. Неопытных
девушек обманом или силой вовлекали в преступный бизнес и
отправляли в сексуальное рабство за границу. Своим заказчикам
вербовщики посылали следующие телеграммы: «Высылаю редкий
бриллиант в богатой оправе», или проще: «Примите живность, едут
свиньи».
Опыт царской России, таким образом, свидетельствует, что
проблему проституции не решить чисто техническими или
законодательными мерами. Она имеет социальные корни. Только
совершенствование
общественного
устройства,
уважение
человеческого достоинства, гуманизация отношений между людьми
способны если не ликвидировать, то значительно ослабить это
уродливое явление.
Юрий
ЕПАНЧИН
3