Ирина Машинская Бедная проза поэта Недаром к прозе (все проходит) сердце льнет. Арсений Тарковский Поэт не может не писать прозу. Оставим в стороне эссе, рецензии и т.п.: речь о том, что имеет сюжет. Многие поэты свою прозу никому не показывают - и правильно делают. Но почти наверняка предаются ей тайно. И получается – “проза поэта”. Светлая боль, терпимость и рождаемый гармонией поэтической речи естественный оптимизм - уходят в стихи. А в прозу выплескивается хлам наблюдений, весь этот грустный, восторженный, болезненный и почти всегда иронический шлак. Лирик оборачиввается довольно желчным, нервным наблюдателем. О, сколь многое не становится стихом - сюда его, сюда! Оно хочет быть названным - и более всего повседневное, “реальное”, подробное. Куда со всем этим? В стихи, больше похожие на заметки на полях, полные умственных открытий - в стихи “ленинградской школы” - в этот грустный реестр городской жизни? - В прозу! В “странный” рассказ. В не-сюжет. В жизнь-как-она-есть. В описание, в наблюдение. Избыточность прозы поэта - не в “метафоричности”, не в некоем особом видении (пусть так!) - а в избыточной похожести, доводящей описание до гротеска. Истинно реалистическое - прозрачнее, здоровее. Жизнь, как хороший прозаик, сама отбирает главное (хотя бы и случайное). Лишь оно и существует в нашем зрении. Механизм жизни - как механизм прозы - неясен поэту. Миг озарения неспособен осветить эту громаду. Поэт не исследователь жизни: соглядатай. Вот он переходит улицу и видит остановившийся грузовик. Он засмотрится на него, он его опишет: змеиные колеса, урчание, пыль на боках. А прозаик посмотрит - и увидит: грузовик угнали. Для него это не просто огромное пыльное существо: он знает все его мосты и сочлененния и понимает жизнь человека, сидящего за рулем. Орудие поэта в прозе - то же, что и в стихотворении: слово. Он нанизывает все новые слова и фразы и ждет, что это взорвется смыслом. Но оно не взрывается, потому что в прозе механизм смысла и источник красоты другой: он - в сюжете. А слово - лишь мазок. И даже тонкое психологическое наблюдение - тоже мазок. Собственно, в конце вещи поэт остается с тем же замыслом, что и в начале, то есть, в конце концов, с первоначальной идеей. Оттого проза поэта , как правило, тенденциозна, а развитие либо неестественно, либо банально. В нем нет той особой, сюжетной красоты, рождающей в читателе даже самой мрачной книги чувство, похожее на счастье. Увы, сюжетом поэт не мыслит. Исследуя жизнь, он мучается с ножницами там, где нужна лопата. Он может написать этюд, новеллу или даже повесть. Но вряд ли напишет настоящий рассказ или настоящий роман. Это не очень справедливо устроено, потому что прозаики-то пишут хорошие стихи. Хотя чаще получаются не очень хорошие. И все-таки поэт не может не рваться в прозу. Устав от стихов и всяческих неудобств, связанных с их созданием, уж не говоря об ужасных комплексах и ответствености, присущих этому роду деятельности (одна только легенда о единственном точном слове чего стоит!), он захочет чего-то такого... другого... чтоб легко и радостно было не потом, а сразу, в самом процессе. Вообще: взрослого, большого. С письменным столом и канцелярскими принадлежностями. Как у писателей - почти родителей. Но рано или поздно, изрядно потрепанный, он все-таки вернется в поэзию, свою истинную, детскую стихию. И тут исключение, как всегда, одно:____________. http://www.stosvet.net/union/Mash/