Антон Платов Бизнес в пост-информационном обществе и развитие «Синдрома менеджера» (фрагменты статьи) Мы полагаем, что современное нам общество, уже вошедшее в состояние постинформационного, находится на грани новой эпохи, которой суждено последовательно и закономерно сменить эпоху информационную – так же, как та, в свое время, сменила эпоху индустриальную. Общество этой наступающей эпохи современные авторы называют по-разному: «обществом, основанном на Знании» (англ. Knowledge-Based Society или, точнее, Insight-Based Society); обществом, где «капитал пляшет под дудку таланта»; даже «обществом мечты» (англ. Dream Society). Однако все они сходятся в том, что на смену старым мерилам и инструментам власти и созидания (земля, позднее – деньги, совсем недавно – информация) приходит новая ценность – специфические личные качества человека, его Знание, талант, способность формировать личную или корпоративную сказку… * * * …Большое, как известно, видится на расстоянии, и, чтобы понять сущность происходящей «перемены времен», нам придется мысленно окинуть взглядом всю известную историю человечества. Здесь нас мало интересуют эволюция социальных отношений и средств производства, расцветы и падения империй. Нас интересует эволюция того, с чем мы сами имеем дело, того, с чем мы работаем, – эволюция природы власти и управления, а значит – и эволюция тех ценностей, владение которыми и обусловливает возможность власти. Не углубляясь – пока – во времена очень далекие, начнем с эпохи раннего феодализма – «Темных Веков» Европы. Основной инструмент власти – военная сила: миром (в своем масштабе, конечно) правит тот, под чьим началом находится больше мечей. Немногим позже, по мере стабилизации ситуации и развития средневековых государств, к силе прибавляется земля, которая к расцвету Средних Веков становится основной ценностью и основным инструментом власти феодализма, оттесняя силу как таковую на задний план. Сила приобретает характер вторичный: тот, у кого больше земли (а значит – вассалов), автоматически владеет большим числом воинов. Уже в это время на сцену выходит новый инструмент власти – деньги. Однако пока еще деньги не играют большой роли в сражениях за власть: они еще не стали – в отличие от земли – средством производства, оставаясь всего лишь одним из материальных выражений могущества. Поэтому, например, все огромные капиталы Ордена Тамплиеров не спасли его, когда в начале XIV века французская монархия, обладающая землей и военной силой, приняла решение об уничтожении Ордена. Однако, ситуация резко меняется с появлением промышленного производства. Уже самые первые, еще примитивные его формы (мануфактура) приводят к формированию новой категории людей, обладающих властью – буржуазии, для которой и земля, и сила становятся всего лишь производными от количества денег. Процесс обесценивания земли и роста значения денег как ценности и инструмента власти, вначале развивавшийся неспешно, приобретает вскоре характер лавинообразный. Европейские буржуазные революции, вопреки учению Маркса, не были «закономерной сменой социального строя»; к этому моменту передел реальной власти уже состоялся, и буржуазные революции лишь закрепили де-юре то, что уже произошло де-факто: деньги стали единственным инструментом власти, а полностью обесцененная в этом отношении земля превратилась всего лишь в способ вложения капитала. Началась эпоха индустриального общества, коловращение которого обеспечивалось деньгами, и в котором деньги же являлись основным инструментом власти. …Если мы внимательно подойдем к изучению эволюции власти, мы увидим, что, развиваясь, каждый инструмент власти исподволь готовит собственное обесценивание. Так появление более или менее централизованных армий, заменивших племенные «боевые отряды», сделало возможным сосредоточение значительных территорий в одних руках и формирование первых феодальных государств, – но именно это и привело к тому, что основной ценностью власти стала земля, оттеснив силу как таковую. Развитие феодальных отношений, их формализация и совершенствование их экономической стороны привели, в конечном итоге, к тому, что власть земли оказалась вытесненной властью денег. Деньги, как ценность власти, не стали исключением. Основной «лозунг» индустриальной эпохи – «Деньги должны делать деньги!» – может служить своего рода маркером начала процесса обесценивания денег как инструмента власти. Появились коммерческие структуры, работающие с деньгами как таковыми, уже не связанные никаким производством – банки, инвестиционные компании. Широкое распространение получило кредитование. Чем большую власть обретали деньги, чем шире они входили в жизнь человечества… тем более общедоступными они становились. Мне запомнилась в этом отношении замечательная фраза из старого американского романа, произнесенная молодым преуспевающим бизнесменом: «Еще вчера я был нищим, а сегодня у меня два миллиона долгов»… Уже к середине XX века (а быть может, и раньше) деньги потеряли свое исключительное положение среди инструментов власти. Развитие конкурентной борьбы между компаниями одного уровня более не определялось исключительно размером их капитала – уже хотя бы потому, что заемный капитал стал общедоступен. Распределение власти осуществлялось теперь совсем иначе. Вопрос, у кого больше денег, почти потерял свое значение, его оттеснили в сторону совсем другие вопросы. Кто первым внедрит новую технологию производства? Кто построит более эффективную систему управления? Кто сможет провидеть политические перемены? На сцену выходила новая ценность и новый инструмент власти – ее величество Информация. Индустриальное общество изжило себя, уступив место обществу информационному1. Промежутки между «временами перемен» становились все меньше, эпохи – все короче. Эпохе информационной Историей было отпущено лишь несколько десятилетий. Стремясь максимально овладеть информацией, этой новой ценностью власти, мы создавали все новые и новые, все более и более совершенные инструменты работы с ней… пока не пришли к информационным сетям и иным IT-технологиям, сделавшим информацию как таковую общедоступной. И – обесценившим ее. Вам нужны котировки акций, курсы валют, анализ состояния рынков? Пожалуйста, $0,06 за мегабайт – средняя цена выхода в Internet. Доступ в крупнейшие библиотеки мира? Чуть-чуть дороже. Что-то совсем особенное? К вашим услугам консалтинговые компании; это недешево, но – профессионально и быстро. Ау, Маркс-Энгельс, как там на счет роста значения пролетариата по мере развития капиталистических отношений? 1 Вы хотите знать социальную статистику племен Мумба-Юмба? Без проблем. Потенциальную емкость гваделупского рынка валенков? Без проблем. Факты, имеющие отношение к особенностям стратегического управления корпорациями в США и в Японии? Без проблем. Без проблем. Информация в чистом виде не является более стратегической ценностью - информационная эпоха завершилась. Уже сейчас мы с вами живем в некоем новом обществе, которое большинство специалистов называют постинформационным… * * * …Очевидно, что в новом обществе и новом бизнесе возникают новые концепции эффективного менеджмента; меняется и роль менеджера – так же, как это было практически на наших глазах при переходе от индустриальной эпохи к эпохе информационной. Можно утверждать, что одна из важнейших причин широкого распространения сегодня Синдрома менеджера – несоответствие между требованиями новой эпохи и старым подходом к работе. Не единственная, конечно, – ибо никто не отменял «классические» для высших менеджеров стрессы, накопленную усталость и т.д. – но, вероятно, принципиальная для перерастания подобных проблем в совершенно конкретный Синдром менеджера. И ведь заметьте – работа управленцев не была легкой ни в индустриальную, ни в информационную эпохи, но именно и только в пограничное, пост-информационное время и возник феномен Синдрома менеджера… Все это приводит нас к мысли, что для успешности борьбы с Синдромом менеджера необходимо работать с социальными и бизнес-реалиями постинформационной эпохи – реалиями, прежде всего, идеологическими.