- Электронная библиотека российских немцев
реклама
1 Российский фонд фундаментальных исследований Департамент образования и науки администрации Тюменской области Региональная национально-культурная Автономия российских немцев Тюменской области Представительство GTZ (Немецкое общество по теническому сотрудничеству) в Республике Казахстан Институт гуманитарных исследований ТюмГУ «AUS SIBIRIEN – 2005» научно-информационный сборник посвящается 4 60-летию окончания второй мировой войны 75-летию Тюменского государственного университета иллюстрация - г. Тюмень – 2005 г. 2 УДК ББК «Aus Sibirien – 2005»: научно-информационный сборник. Тюмень: Экспресс, 2005. Редакционная коллегия: Ярков А.П. (гл. ред.), Христель А.В. (зам. ред.), Еманов А.Г., Кох О.О., Полищук В.В. Научно-информационный сборник включает материалы II международной научно-практической конференции «Стеллеровские чтения», посвященной памяти выдающегося российского и немецкого ученого Г.В. Стеллера, которого трагические обстоятельства навсегда связали с Тюменью. В состав сборника входит и международный альманах «Европа» (Вып. V-bis), куда вошли статьи (большего, чем материалы конференции) объема, но принципиально важные, с точки зрения организаторов конференции. Издание осуществлено при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (грант 05 06 85020 РФФИ), департамента образования и науки администрации Тюменской области Рекомендовано к печати решением Ученого Совета исследований Тюменского государственного университета © Тюменский государственный университет, 2005. Института гуманитарных 3 Содержание Inhaltsverzeichniss А.П., ЯРКОВ, ХРИСТЕЛЬ А.В. ПРЕДИСЛОВИЕ Jarkow A.P.,Christel A.W. Vorwort КОХ О.О. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ПО СТЕЛЛЕРУ Koch O.O. Eine wahre Stellerenzyklopaedie ПОЛИЩУК В.В. CТЕЛЛЕР ГЕОРГ ВИЛЬГЕЛЬМ – РОССИЙСКИЙ УЧЕНЫЙ, КОЛУМБ, РОБИНЗОН… Polistschuk W.W. Georg Wilheim Steller – ein russischer Gelehrte, Kolumb, Robinson... ТОЛСТИКОВ А.В., ПЕТУХОВА Г.А., ДРАЧЕВ Н.С., КУЗЬМИН И.В., СИВАКОВА Н.А. МУЛЬТИМЕДИА-ПРОЕКТ «ИЗУЧЕНИЕ И СОХРАНЕНИЕ БИОРАЗНООБРАЗИЯ КАК ПРОДОЛЖЕНИЕ ДЕЛА Г.В. СТЕЛЛЕРА» Tolstikow A.W., Petuchowa G.A., Dratschow N.S., Kusmin I.W., Siwakowa N.A. Ein Multimediaprojekt “Erforschung und Erhaltung der Bioverschiedenartigkeit als Vorzetzung der Sache Stellers” ГАРИФУЛЛИН И.Б. О ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ СПУСТЯ 60 ЛЕТ Garifullin I.B. Uber den zweiten Weltkrieg: 60 Jare danach БУРГАРТ Л.А. О НОВЕЙШИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ ПО ИСТОРИИ НЕМЕЦКОГО НАСЕЛЕНИЯ Burgart L.A. Geschichte der Russlanddeutschen (Ergebnisse der neuessten Forschungen) АГАПОВ М.Г. НОВАЯ ГЕРМАНИЯ И ИЗРАИЛЬ НА ПУТИ К ПРИМИРЕНИЮ В 1948–1965 гг. Agapow M.G. Das neue Deutschland und Israel auf dem Weg der Versoehnung, 1948-1965 АЛДАЖУМАНОВ К.С. О ДЕПОРТАЦИИ НЕМЕЦКОГО НАСЕЛЕНИЯ В КАЗАХСТАН (1941–1945 гг.) ALDASHUMANOW K.S. Die Deportation der Russlanddeutschen nach Kasachstan (1941-1945 БАДРЫЗЛОВА О.В. ВОСПРИЯТИЕ ПОВЕСТИ В. РАСПУТИНА «ЖИВИ И ПОМНИ» В ГЕРМАНИИ Badryslowa O.W. Die Novelle von W. Rasputin "ЖИВИ И ПОМНИ": wahrnehmung in Deutschland БАНЬКОВСКИЙ Л.В. УЧАСТИЕ Г. МИЛЛЕРА, И. ГМЕЛИНА, Г. СТЕЛЛЕРА, П. ПАЛЛАСА В СТАНОВЛЕНИИ УРАЛЬСКОЙ ГОРНОЗАВОДСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ Bankowski L.W. G. Mueller, I.Gmelin, G.Steller, P. Pallas Als Teilnehmer der Herausbildung der Uraler Bergwerkzivilisation БЕСПАЛОВА Ю.М. ДЕЛОВАЯ ЭТИКА ЗАПАДНОСИБИРСКОГО СТАРООБРЯДЧЕСТВА Bespalowa J.M. Die Arbetsethik der westsibirien Altglaeubigen ГАВРИЛИЧЕВА Г.П. ИНОСТРАННЫЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ В УРАЛО-СИБИРСКОМ РЕГИОНЕ КАК НОСИТЕЛИ ПРОТЕСТАНТСКОЙ ЭТИКИ Gawrilitschewa G.P. Die auslaendischen Unternehmer in Ural und Sibirien als Traeger der protestantischen Etik ГАШЕВ С.Н. ТРАНСФОРМАЦИЯ ФАУНЫ ПОЗВОНОЧНЫХ ТЮМЕНСКОГО КРАЯ СО ВРЕМЕН Г.В. СТЕЛЛЕРА ДО НАШИХ ДНЕЙ Gaschew S.N. DIE Verwandlung der Wirbeltierfauna des Tjumener Gebiets seit Stellers Zeiten ГЕГЕДИВШ И.П. О МОЕЙ РОДОСЛОВНОЙ И МИРОВЫХ ВОЙНАХ ХХ ВЕКА Gegediwsch I.P. Mein Stammbaum und die Weltkriege des XX Jahrhunderts ГЕЛЬФЕР С.В. ТОБОЛЬСКАЯ АРХИТЕКТУРА ВО ВРЕМЕНА СТЕЛЛЕРА Gelfer S.W. Die Architektur der Stadt Tobolsk zur Zeit Stelltrs ГЛУШАНИН Е.П., ШАЙДУРОВ В.Н. НЕМЦЫ РОССИИ И ИХ ВКЛАД В ОСВОЕНИЕ ЮГА ЗАПАДНОЙ СИБИРИ ГОГОЛЕВ Д.А. ПЕРЕМЕНЧИВАЯ СУДЬБА ИОГАННА ЛЮДВИГА ВАГНЕРА Gogolew D.A. Das Wechselschicksal des Johann Ludwig Wagners ДАНИЛОВ В.А. НЕМЕЦКИЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ НА УРАЛЕ И В СИБИРИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ Danilow W.A. Die deutschen Kriegsgefangene des ersten Weltkrieges im Ural und Sibirien ДЕМИНЦЕВ М.С.«АЛАМАНИЯ»: ВЗГЛЯД С ВОСТОКА Deminzev M.S. «ALAMANIE»: Sicht aus dem Osten ЖУКОВА Л.И. К ИСТОРИИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ДУХОВЕНСТВА ЕВАНГЕЛИЧЕСКОЛЮТЕРАНСКОЙ, РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКОЙ И ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВЕЙ В ТАШКЕНТЕ В СВЕТЕ НОВЫХ АРХИВНЫХ ДАННЫХ 4 Shukowa L.I. Die Geschichte der Beziehungen zwischen den christlichen Kirchen in Taschkent ЗАМОЛОТСКИХ Г.Д. ВЗАИМОПРОНИКНОВЕНИЕ КУЛЬТУРНЫХ ТРАДИЦИЙ СТОЛИЦЫ И ПЕРИФЕРИИ Samolotskich G. D. Gegenwirkung der Kulturtraditionen der Hauptstadt und der Peripherie ЗЕЙФЕРТ Е.И. ВОЙНА И ДЕПОРТАЦИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ «РУССКИХ НЕМЦЕВ»: «KLEINE POEME» (МАЛЕНЬКИЕ ПОЭМЫ) Н. ВАККЕР Seifert E.I. Der Krieg und die Deportation in der schoenen Literatur der Russlanddeutschen: „Kleine Poeme“ von N. Wacker ЗУЕВ А.С. Ф.Х. ПЛЕНИСНЕР КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬ СЕВЕРО-ВОСТОКА АЗИИ Sujew A.S. F.C Plenisner als Erforscher des Nordosten Asiens ИСАЧЕНКО-БОМЕ Е.А, МИХАЙЛОВА Л.В., БОНДАРЬ М.С. ВОЗДЕЙСТВИЕ НЕФТЯНОГО ЗАГРЯЗНЕНИЯ НА СООБЩЕСТВО МАКРОЗООБЕНТОСА(натурное моделирование) ИВАНОВ В.А. РОЛЬ РЕЛИГИИ В СОХРАНЕНИИ САМОБЫТНОСТИ НЕМЦЕВ КАЗАХСТАНА Iwanow W.A. Die Rolle der Religion in der Erhaltung der Eigenartigkeit der Deutschen in Kasachstan КАЗАЕВА Л.И. ЭКОЛОГИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПРИ ИЗУЧЕНИИ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА Kasaewa L.I. Ekologische Erziehung beim Studium der deutschen Sprache КАИЛЬ М.М. ЕВРОПЕЙСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ В ОБРАЗАХ ПРОСТРАНСТВАВ СКАЗКЕ П.П. ЕРШОВА «КОНЕК-ГОРБУНОК» Keil M.M. Europaeische Parallelen bei den Raumgestalten im Maerchen von Jerschow P.P. „Buckelpferdchen" КИСИЛЕВ А.Г. КОММИВОЯЖЕРЫ – ГЕРМАНСКИЕ ПОДДАННЫЕ В ОМСКЕ (1910 г.) Kissiloew A.G. Deutsche Handelsreisende in Omsk (1910) КЛИМОВ И.П. ИНОСТРАННЫЕ ГРАЖДАНЕ НА УРАЛО-СИБИРСКОМ ТРАНСПОРТЕ В СОВЕТСКИЙ ПЕРИОД РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ Klimow I.P. Auslaender im Verkehrswesen Urals und Sibiriens in der Sowjetzeit КОБОЗЕВ В.Н. МЫ ПОМНИМ! И ХОТИМ ОБ ЭТОМ СКАЗАТЬ… Kobosew W.N. Wir errinnern uns! Und wollen darueber sprechen... КОНОВАЛОВА Е.Н ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ТОБОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ В XVIII ВЕКЕ КОСТКО О.Ю. ЛИЦО ВОЙНЫ И ЛИКИ ПОЛКОВОДЦЕВ Kostko O.J. Der Krieg und die Feldherren КОХ О.О. ГОДЫ УЧЕНИЧЕСТВА ГЕОРГА ВИЛЬГЕЛЬМА СТЕЛЛЕРА KochO.O. DieLehrjahre G.W. Stellers КУЗЬМИН И.В., ДРАЧЕВ Н.С. Н.С. ТУРЧАНИНОВ – ВЫДАЮЩИЙСЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ СИБИРСКОЙ ФЛОРЫ Kusmin I.w., Dratschow N.S. N.S. Turtschaninow (T796-1863) – Hervorragender Erforseher der Sibirienflora КУКУШКИНА А.Р. СПЕЦИФИКА РЕПРЕССИЙ ПРОТИВ СОВЕТСКИХ (РОССИЙСКИХ) НЕМЦЕВ Kukuschkina A.R. Besonderheiten der Repressalien gegen die Russlanddeutsche КУШНИР А.И. ВОСЬМИСТИШНЫЕ СТРОФОИДЫ В СКАЗКЕ П.П. ЕРШОВА «КОНЁКГОРБУНОК» КАК РИТМИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ KusclmirA.1. Rhythmische Einheiten in dem Maerchen von P.P.Erschow "das Buckelpferdchen" ЛАБУНЕЦ Н.В. ТОПОНИМИЧЕСКАЯ ЛЕКСИКА В ОПИСАНИЯХ «СИБИРСКОГО ЦАРСТВА» Г.Ф. МИЛЛЕРА Labunez N.W. Toponymische Lexik bei der Beschreibung Sibiriens von G.F. Mueller МАЙСЮК А.В. ХРИСТИАНСКО-НЕМЕЦКАЯ ПОЭЗИЯ В ЗЕРКАЛЕ ТВОРЧЕСТВА ДВУХ ПОЭТОВ Meissuek A.W. Deutsche christliche Poesie (im Schaffen von W. Kuechelbaecker und G. Wins) МАЛЫБАЕВА Б.С. НЕМЕЦКОЕ НАСЕЛЕНИЕ КАЗАХСТАНА НАКАНУНЕ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ МЕЛЕХИН М.М. НЕМЦЫ НА ГРАНИЦЕ КАЗАХСТАНА И СИБИРИ (ПО ДОКУМЕНТАМ ГОСАРХИВА СЕВЕРО-КАЗАХСТАНСКОЙ ОБЛАСТИ) МИХЕЕВА Л.В. О ЗАХОРОНЕНИЯХ ПЛЕННЫХ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В ЦЕНТРАЛЬНОМ КАЗАХСТАНЕ Michejewa L.W. Begrabungen der Kriegsgefangenen des zweiten Weltkrieges im Zentralen Kasachstan МОРОЗОВА А.В. Г.Ф. МИЛЛЕР КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬ СИБИРИ Morosowa A.W. G.F. Mueller als Erforseher Sibiriens МОСКОВКИН В.В. ПРОВАЛ КОРНИЛОВСКОГО МЯТЕЖА НА УРАЛЕ И В ЗАУРАЛЬЕ (август 1917 г.) МУРТУЗАЛИЕВА Л.Ф. ПОЛОЖЕНИЕ ВОЕННОПЛЕННЫХ НА УРАЛЕ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ 5 Murtusalijewa L.F. Die Lage der Kriegsgefangenen im Ural im ersten Weltkrieg ОСИПОВ В.А НАУКА И ЖИЗНЬ. ЭТНИЧЕСКИЙ ОПЫТ И НАУКА ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ ПЛЕТНИКОВА Л.Н., САФАРОВА Г.М. ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РЕПРЕССИРОВАННЫХ ХУДОЖНИКОВ НЕМЕЦКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ В КАРАГАНДЕ Pletnikowa l.N., Safarowa G.M. Die paedagogische Taetigkeit der repressierten Kuenstler deutscher Herkunft in Karaganda РОЩЕВСКАЯ Л.П. ДИАЛОГ КУЛЬТУР: К ИСТОРИИ МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ ЗАУРАЛЬЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХIX В. Rostschewskaja L.P. Kulturdialog: zur Geschichte der Musikkultur jenseits des Ural in der ersten Haelfte des 19. Jahrhunderts RIABKOVA A.V., TEMPLING W.J. AUS DER GESCHICHTE DER KRIEGSGEFANGENEN IN WESTSIBIRIEN Рябкова А.В., Темплинг В. Е Из истории военнопленных в Западной Сибири РЯБОВА Н.Д. О ТОЛЕРАНТНОСТИ И НАЦИОНАЛЬНОМ ХАРАКТЕРЕ Rjabowa N.D. Tolcranz und nationalcharakter СВИНИНА Н.М. ЯПОНСКИЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ В СИБИРИ Swinina N.M. Japanische Kriegsgefangene in Sibirien СЕМЕНОВА Л.А., АЛЕКСЮК В.А. СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ПЛАНКТОНА ОБСКОЙ ГУБЫ Semjonowa l.a., Alexuek W.A. Der heutige Zustand des Planktons in der Obbucht СМИРНОВ Ю.В. ПЛЕННЫЕ ЯПОНСКОЙ АРМИИ В ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ Smirnow J.W. Die Japanische Kriegsgefangene in der UdSSR (1945-1956) СОЛОДКИН Я.Г. К ИЗУЧЕНИЮ СУДЬБЫ РОТМИСТРА СТАНКЕВИЧА И ЕГО «ИСТОРИИ» Solodkin J.G. Zum Studium des Schicksals des Reitermeisters Stankewitsch und seiner „Geschichte“ СУРЖИКОВА Н.В. РУССКИЕ ЯЗЫКОВЫЕ ВКРАПЛЕНИЯ В РЕЧИ НЕМЕЦКО-ГОВОРЯЩИХ ПЛЕННЫХ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ Surshikowa N.W. Russizismen in der Shrache der Kriegsgefangenen des zweiten Weltkrieges ТЕМПЛИНГ В.Я. ЛИНИЯ СУДЬБЫ (О ПРИВЛЕЧЕНИИ СОВЕТСКИХ НЕМЦЕВ К РАБОТЕ С ВОЕННОПЛЕННЫМИ) Templing W.J. Die Russlanddeutschen bei der Arbeit mit den deutschen Kriegsgefangenen THIEDE W. DIE ERGEBNISSE DER WESTSIBIRIENREISE ALFRED EDMUND BREMS 1976 UND DIE DARAUS RESULTIERENDEN KENNTNISGEWINNE FÜR DEUTSCHLANDS VOLKSAUFKLÄRUNG UND WISSENSCHAFT Тиде В. Значение Западно-Сибирского путешествия А.Э. Брема для немецкого просвещения и науки ТРОФИМОВ Я.Ф. ОСОБЕННОСТИ РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯ НЕМЦЕВ КАЗАХСТАНА Trofimow J.F. Besonderheiten des Glaubenbewustseins der Kasachstandeutschen УРАЗАКОВА Б.Ж., БАЙЧИКОВ Н.И. ИЗ ИСТОРИИ НЕМЕЦКОЙ ДИАСПОРЫ АКМОЛИНСКОЙ ОБЛАСТИ ХАБИБРАХМАНОВА А.Р., САМОРОКОВА А.С., ЧАЙНИКОВА Е.С. (РУК. ЧЕРЕЗОВА Е.М.) «ОБРЕЧЕННЫЕ ТРИУМФАТОРЫ» (ЗАХОРОНЕНИЯ НА ПАРФЕНОВСКОМ КЛАДБИЩЕ ТЮМЕНИ) Chabibrachmanowa A.R., Samorokowa A.S., Tscheinikowa E.S. Begrabungen auf dem Friedhof Parfoenowo, Tjumen ХЕДЕЛЕР В. КАРАГАНДИНСКИЙ ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВОЙ ЛАГЕРЬ В 1931–1957 ГГ. (АНАЛИЗ ИСТОРИИ ЛАГЕРЯ, ЕГО ЗАКЛЮЧЕННЫХ И ПЕРСОНАЛА) Hedeler W. Das Arbeitslager in Karaganda 1931-1957 (Geschichte, Haeftlinge, Aufsehung) ХОЗЯИНОВА Н.В. К ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ ФЛОРЫ ТЮМЕНСКОГО КРАЯ Chosjainowa N.W. Zur Geschichte der Floraerforschung im Tjumen Gebiet ЦЫГАНКОВА С.П. НЕОКОНЧЕННАЯ ВОЙНА?(ПРОБЛЕМА ЮЖНЫХ КУРИЛ В РОССИЙСКО– ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ: ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)................................................ Zigankowa S.P. Das Problem der Suedkurilien in den russisch-japanischen Beziehungen (historiographischer Aspekt) ЧЕРНОВА Т.Н. ПРОБЛЕМА МИГРАЦИЙ И МЕННОНИТСКИХ ПОСЕЛЕНИЙ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ И СЕВЕРНОМ КАЗАХСТАНЕ В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ Tschernowa T.N. Das Problem der Migration der Mennonitensiedlungen Westsibiriens und Nordkasachstans in der russischen Historiographie ШКАРЕВСКИЙ Д. О ПРИВЛЕЧЕНИИ НЕМЕЦКИХ ВОЕННОЛЕННЫХ В СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО СИБИРИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ Schkarewski D. Die deutschen Kriegsgefangene des ersten Weltkrieges in der Landwirtschaft Sibiriens ЭЙХЕЛЬБЕРГ Е.А. ВОЕННОПЛЕННЫЕ В ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ Eichelberg E.A. Die Kriegsgefangene im Gebiet Tjumen 6 ЭРТНЕР Е.Н. ТРАДИЦИЯ ВОСПРИЯТИЯ СИБИРИ КАК «ЦАРСТВА» И «СТРАНЫ» Г.Ф. МИЛЛЕРА В ЛИТЕРАТУРЕ ТЮМЕНСКОГО КРАЯ XVIII–XIX СТОЛЕТИЙ................................... ЯРКОВ А.П. О СУДЬБЕ НЕМЦЕВ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В КОНТЕКСТЕ СОБЫТИЙ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ ХVIII В. Jarkow A.P. Das Schicksal der Deutschen in Westsibirien und die Ereignisse der erstenHaelfte des 18. Jahrhunderts ПРЕДИСЛОВИЕ Всех людей мы называем – ханты. Ханты – русский, немец и узбек – Потому что это слово «ханты» В переводе значит человек… В. Волдин – хантыйский поэт В 2003–2004 гг. в Германии и России прошли мероприятия, носящие общее, во многом символическое название – «германо-российские культурные встречи». В апреле 2004 г. в рамках этих мероприятий Институтом гуманитарных исследований ТюмГУ совместно с национально-культурной Автономией российских немцев при поддержке Думы Тюменской области, комитета по делам национальностей и департамента образования и науки администрации Тюменской области провел «I Стеллеровские чтения», посвященные 295-летию со дня рождения выдающегося российского и немецкого ученого Г.В. Стеллера, которого трагические обстоятельства навсегда связали с Тюменью, которую не случайно называют «воротами Сибири», поскольку через этот город и начиналось «открытие» европейцами края. Побывавший в Тюмени на закрытии Недели немецкой культуры руководитель отдела прессы и связей с общественностью Посольства ФРГ в Москве К. Майер-Клодт особо отметил, что конференция собрала маститых и молодых ученых гуманитарного и естественнотехнического профиля из Германии и России, специалистов и краеведов. Это позволило широко и разнопланово осветить различные аспекты германо-российского сотрудничества, историкокультурных контактов, распространения немецкого языка в Сибири. К началу конференции был выпущен информационно-научный сборник «AUS SIBIRIEN – 2004», где на русском и немецком языках были опубликованы доклады и сообщения участников (большинство из них приняло участие и в конференции 2005 г.). Системный подход (а для организаторов – основание для анализа и подготовки обобщающих работ) присутствует и на «II Стеллеровских чтениях», которые приобрели статус международной научно-практической конференции, и во многом благодаря финансовой поддержке, которые организаторы: Институт гуманитарных исследований ТюмГУ и региональная национально-культурная Автономия российских немцев Тюменской области получили со стороны Российского фонда фундаментальных исследований, выделившего грант на ее проведение. Поддержку оказали также Дума Тюменской области, департамент образования и науки администрации Тюменской области. Благодаря этому, по сравнению с предыдущей конференцией, в 2005 г. существенно расширился круг участников: с докладами и выступлениями в конференции участвовали гости из других регионов России, Германии, Швеции, Казахстана, Узбекистана, рассмотревшие различные вопросы истории российских немцев (и их потомков, проживающих ныне в различных странах мира), участия германоязычных уроженцев Европы в исследовании края. Участие в реализации проекта коллег 7 из различных регионов мира создаст многовекторную картину «диалога культур», происходившего в Азии на протяжении длительного времени. «II Стеллеровские чтения» вновь пополнят базу данных для создания виртуального памятника Г.В. Стеллеру, поскольку в 2009 г. будет отмечаться 300 лет со дня рождения этого уроженца Германии, адъюнкта Петербургской академии наук. Могила Стеллера в Тюмени не сохранилась, а памятника нет, поэтому возникла идея «виртуального путешествия» (технология разработана) вместе со Стеллером в последние дни его жизни в Сибири. Чтобы путешествие на «корабле времени» было «удачным» необходима широкая панорама исторических событий, личностей, тенденций, создать которую возможно с помощью привлечения внимания исследователей различного профиля. Необходимо отметить еще несколько принципиально важных и качественных моментов, существенно отличающих «II Стеллеровские чтения». Во-первых, конференция посвящена 60летию окончания Второй мировой войны – самой жесткой и масштабной за всю историю человечества. Прошло время, уходят участники и свидетели тех событий, забываются многие факты, но не должен быть забыт главный итог войны – люди различного происхождения и убеждений стали способны объединяться для отпора силам международной реакции, а война не смогла убить человеческое в человеке. С 1943 г. по 1948 г. на территории региона размещался лагерь Управления лагерей для военнопленных и интернированных НКВД СССР с 4,5 тыс. пленными (румыны, немцы, австрийцы, итальянцы, венгры, сербы, хорваты, словаки, японцы, поляки, норвежцы и даже американцы). Впрочем, эти пленные не оказали влияния на этническую и культурную ситуацию в регионе, в отличие от оказавшихся здесь в ХVI–ХIХ вв. и в 1914–1920 гг. в плену их соотечественников. Известно все же, что «расконвоированные немцы – их узнавали по нарукавным желтым повязкам с буквами «В/П» – без боязни ходили по Тюмени. Побегов из лагеря почти не было, да и куда бежать – кругом леса и болота». Военнопленных немцев и российских немцев содержали отдельно, и их контакты на родном языке, как свидетельствуют собранные Е.А. Эйхельбергом воспоминания, были единичны. 25 декабря 1945 г. в лазарете тюменского лагеря для военнопленных от дистрофии, тотальной крупозной пневмонии, осложненной экссудативным плевритом, скончался оберефрейтор вермахта Л. Майер. Один из трехсот, нашедших последний приют в тюменской земле за все время существования лагеря, и один из 118-и не переживших холодную зиму 1945 г. – самого трудного для военнопленных и печально «урожайного» на болезни и смерти. Кто эти люди, что привело их сюда? Строки документов неумолимо и однообразно скупы – фамилия, имя (по русской традиции пытались дать и отчество), год рождения, воинское звание, диагноз, даты смерти и погребения, номера квадрата и могилы – большего разыскать в архиве не удалось. Списки военнопленных, умерших в лагере, были переданы немецкой стороне еще в середине 1990 гг. Но контактов с родственниками не получалось – слишком деликатная тема, слишком тяжелы воспоминания. Лишь благодаря дипломатическому таланту и обаянию А.В. Рябковой удалось убедить Антона Майера, сына Лео, поделиться воспоминаниями о своем отце. Небольшой бесхитростный рассказ, построенный на детских впечатлениях, дает нам возможность заглянуть в человеческое измерение той страшной войны и увидеть за общим образом врага – простого человека. Человека, выросшего в большой, бедной крестьянской семье. В страшной безысходности кризиса и экономической стагнации 1930 гг., он, как и многие тысячи его соотечественников, нашел применение себе только в армии, стал заложником системы, ее пушечным мясом. Уникальна ли такая судьба? Увы – нет и даже слишком узнаваемая, что страшнее: 2005, апрель – письмо Антона Майера А.В. Рябковой «Воспоминания о своем отце – Лео Антоне Майере» Guten Tag Frau Rjabkowa, Leo Meier wurde in einer armen, kindereichen Familie geboren. Seine Eltern bewirtschafteten einen Bauernhof. Er hatte insgesamt 13 Geschwister von welchen nur acht überlebten. Mein Vater war der viert 8 älteste Sohn. Bis zu seiner Schulentlassung musste er in der Landwirtschaft mitarbeiten. Nach der Schulentlassung nahm er verschiedene Arbeiten an, um seinen Beitrag zur Ernährung der Familie zu leisten. Im Alter von 26 Jahren wurde er im Oktober 1939 in die damalige Wehrmacht eingezogen. Da er kaum eine Ausbildung zum Soldaten hatte, er aber handwerklich geschickt war, wurde er in ein Baupionierbataillon eingewiesen. Als bei einem Angriff der Küchenwagen getroffen wurde und einige Kameraden ihr Leben verloren brauchte man Hilfskräfte in der Küche. Mein Vater war sehr geschickt in der Essenszubereitung, bekam eine kurze Ausbildung und wurde bald darauf zum Küchenchef seines Bataillons bestimmt. Als nach einer weiteren Kriegshandlung sein Küchenwagen getroffen wurde und weitere seiner Kameraden fielen, gab es für meinen Vater keine andere Möglichkeit, als mit einem Pferdefuhrwerk die Verpflegung an die Front zu bringen. Dabei fuhr er auf eine Mine, wobei das Pferdefuhrwerk zerstört wurde. Mein Vater wurde nur leicht verletzt, konnte aber einige Wochen nicht mehr sprechen. Auf Ihre Frage, wo mein Vater eingesetzt war, kann ich nur sagen, dass er mit vielen tausend Kameraden fast ein halbes Jahr im so genannten Kessel (dem Jankst?) eingeschlossen war. Nach der russischen Gefangennahme wurden die Soldaten gefragt, wer einen Beruf hatte. Mein Vater dachte, Koch sei ein Beruf und trat vor. Das war sein Verhängnis, denn alle Soldaten mit einem Beruf wurden nach Sibirien verfrachtet. Unsere Mutter durfte uns Kindern nichts über den Krieg erzählen, denn das war unter Strafe verboten. Ich selbst war erst sechs Jahre alt, als ich meinen Vater bei seinem Fronturlaub im Jahre 1941 das letzte mal gesehen habe. Soweit die Erinnerungen von mir und meinem fünf Jahre älteren Bruder Bernhard. Es grüßt Sie herzlich. Anton Meier Прекрасный пример толерантности обнародовали в сборнике «Aus Sibirien – 2005» дети из школы, шефствующей над могилой Л. Майера и других пленных немцев в г. Тюмени. Когда строители попытались взять грунт с кладбища, запротестовал В. Парфенов – сам участник Первой мировой войны: «Разве можно, ведь они люди, не все по своей воле судьбу такую приняли». Но на том же кладбище дети столкнулись с вандализмом сверстников – скинхедов. И хотя власти города приняли меры, нельзя не принять во внимание – бациллы ненависти «поселились» и в российском обществе. «Лекарством» может быть только объединение прогрессивных сил всех стран и континентов, воспитание толерантности и просвещение молодежи на примерах из прошлого и современности. Ведь судьба многих «странников поневоле» – пленных зависела не от их желания, а от государств, отправлявших их на войну. Во-вторых, не случайно в состав сборника «Aus Sibirien – 2005» включены статьи, рассматривающие вклад военнопленных всех времен и народов в исследование Сибири. Вот несколько примеров: первым в 1410 гг. здесь оказался в составе войск Едигея баварский ландскнехт И. Шильтбергер, описавший этот край. Пленные участники войн на границе Московского государства различного этнического происхождения, в основном бывшие подданные Речи Посполитой (Литовского государства), объединенные под именем литвины (литва, служилая литва, казаки литовского списка). В наследство русским потомкам они оставили фамилии Аржиловских, Вальковских и др. В 1710 гг. в Тобольске в первой в Сибири частной школе, основанной К.Ф. фон Вреехом (прусским уроженцем, капитаном шведской армии, взятым в плен в 1709 г.), учились дети из семей военнопленных и тоболяков. Не по своей воле в регионе оказались плененные под Полтавой сподвижники гетмана Мазепы, подобные полковнику Г. Новицкому, ставшему православным миссионером и исследователем культуры Севера. Необходимо отметить, что местное общество по-разному относилось к этим людям, что отразилось даже в правовых документах ХVIII в. Мировые катаклизмы ХХ в. привели к появлению в Западной Сибири значительной части военнопленных. Только в 1915 г. в Тобольской губернии было расквартировано 40 тыс. военнопленных германской и австро-венгерской армий. Декреты пришедшего к власти Советского правительства содержали немало положений, касающихся защиты интересов иностранных подданных, оказавшихся здесь. Более того, в наличие иностранного компонента В.И. Ленину виделся немалый резерв в реализации идей: «…мы можем сразу обменяться военнопленными и эти самым мы в Германию перебросим громадную массу людей, видевших 9 нашу революцию на практике; обученные ею, они легче смогут работать над пробуждением ее в Германии». Показательно, что в марте 1918 г. на территории Омского военного округа название «военнопленный» было заменено на «иностранный пролетарий». Установленная с активным участием военнопленных (в т.ч. венгров, таким образом «посетивших прародину» – Югру) советская власть проводила политику активной интеграции: «Исходя из солидарности трудящихся всех наций, РСФСР предоставляет все политические права российских граждан иностранцам, проживающим на территории Российской Республики, для трудовых занятий и принадлежащим к рабочему классу или к не пользующемуся чужим трудом крестьянству, и признает за местными Советами право предоставлять таким иностранцам, без всяких затруднительных формаций, права российского гражданства». В-третьих, отмечающий в 2005 г. 75-летний юбилей Тюменский государственный университет – многопрофильное учебное заведение не случайно называют флагманом высшего образования области. В «поле» научных исследований работающих в ТюмГУ профессоров и преподавателей много лет находятся самые различные научные проблемы: стран, где проживают германоязычные народы; вклада их уроженцев в изучение России и ее азиатской части; истории и культуры российских немцев»; германских языков. Не умаляя заслуг биологов, географов, экономистов, работающих на различных факультетах ТюмГУ, необходимо признать – большая часть исследователей Германии и истории российских немцев сосредоточена на факультете истории и политических наук и в созданном в феврале 2003 г. Институте гуманитарных исследований, выступающим организатором многих научных мероприятий областного, российского и международного уровня. Надеемся, что успешно начатая работа по «сооружению» к 2009 г. в г. Тюмени усилиями специалистов по различным отраслям научного знания «Виртуального памятника Г.В. Стеллеру» будет с каждым годом набирать серьезные обороты. Ярков А.П., Христель А.В. – сопредседатели Оргкомитета Кох О.О. /Тюмень, Россия/ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ПО СТЕЛЛЕРУ Основным центром изучения и издания наследия Стеллера является «Фонд Августа Франке» в г. Галле, а его ведущим ученым по русистике – В. Хинтцше. Совместно с СанктПетербургским отделением РАН издана на немецком языке серия материалов под общим названием «Источники по истории Сибири и Аляски. Из российских архивов»: Т. 1 – «Г.В. Стеллер. Письма и документы 1740»; Т. 2 – «Г.В. Стеллер, С. Крашенинников, И.Е. Фишер. Путевые дневники 1735–1743»; Т. 3 – «Г.В. Стеллер. Письма и документы1739; Т. 4,2 – «Документы Второй Камчатской экспедиции 1730–1733 – академическая группа»; «Monumenta Sibirien» – альбом карт (на нем. и англ. языке); «Тerra incognina Cибирь» – каталог передвижной выставки, побывавшей и в Тюмени. Готовятся к изданию: Т. 4,1 – «Документы…морская группа»; Т. 5 «Документы… – первая половина1734 г.»; Т. 6 – «Г.В. Стеллер. Flora Irkutiensis», а также этнологические записки Миллера, путевые дневники разных участников экспедиции, и недавно найденные доктором Хинтцше дневники Стеллера, считавшиеся утраченными. На русском языке изданы: Т. 1 и Т. 4,1. В 1996 г. этот же фонд под патронажем Германского министерства иностранных дел организовал выставку «Великая северная экспедиция. Георг Вильгельм Стеллер (1709–1746). Лютеранин исследует Сибирь и Аляску», посвященную 250-летию со дня смерти Стеллера. Каталог этой выставки – 350-страничный богато иллюстрированный шедевр полиграфии – является настоящей энциклопедией о жизни, путешествиях и трудах Стеллера. Поэтому оргкомитет чтений счел нужным опубликовать содержание этой книги. 10 Детство и юность в Виндсхайме. Студент в Виттенберге. Студент и учитель в г. Галле. Город Галле в конце ХVIII–начале ХVIII вв. Университет Галле. Фонды и учреждения Франке и медицина сиротских домов. Санкт-Петербург 1734–1737 гг. Россия в первой четверти ХVIII в. Феофан Прокопович – борец за петровские реформы. Римский католицизм, протестантизм и русское православие. Академия наук. Ботанические сады. Аптечный сад. Ботанический сад на Васильевском острове. И. Амман (1707– 1741?). И.Г. Зигесбек (1686–1755) Исследование Сибири. Географическое членение Сибири. Покорение Сибири. Ранние сведения путешественников о Сибири. Д.Г. Мессершмидт (1685–1735). Первая Камчатская экспедиция под руководством В. Беринга (1681–1741). Подготовка, предварительные условия и задачи Второй Камчатской экспедиции. И.Г. Гмелин (1709–1755). Г.Ф. Миллер (1705–1783). Из Санкт-Петербурга в Енисейск в 1737–1738 гг. Новгород. Из истории русского христианского миссионерства до ХVIII в. Москва. Народная медицина. Казань. Татары. Екатеринбург. Геологический обзор Сибири. Урал и его геология. Добыча соли и рудное дело. Использование минеральных ресурсов в ХVIII в. Верхотурье. Тобольск. Поиски северного морского пути и северный компонент Второй Камчатской экспедиции. Путешествие капитана М.Шпангберга в Японию (около1695–1757 или 1761). Атласы И.К. Кирилова (1689–1737) и Академии наук. Томск. Калмыки. Красноярск. Енисейск. Мангазея. В Иркутске и Байкальском регионе в 1739–1740 гг. Озеро Байкал. Удинск. Селенгинск. К флоре Прибайкалья. Животный мир байкальского региона. Геодезисты Второй Камчатской экспедиции. Измерительные инструменты и методика измерений. Иркутск. Китайско-российские соглашения (Нерчинск и Кяхта). Русско-китайская торговля в ХVIII в. Буряты. Шаманизм. Из Иркутска в Охотск: март-август 1740 г. Илимск. Климат Сибири. «Флора Сибири» И. Гмелина. Состояние систематики и номенклатуры в ботанике первой половины ХVIII в.. Якутск. Якуты. Тунгусы. Состояние путей сообщения и транспортные проблемы экспедиции. Охотск. Камчатка: сентябрь 1740–май 1741 гг. и август 1742–июль 1744 гг. О происхождении слова «Камчатка». География Камчатки. Геология и вулканизм Камчатки. Флора Камчатки. Ихтиологические исследования Стеллера. Орнитологические наблюдения Стеллера. Ительмены. Искусство и ремесло ительменов. Языковые связи и современное состояние ительменского языка. С. Крашенинников и его книга «Описание земли Камчатка». Значение работы Стеллера «Описание земли Камчатка» для ительменов. Коряки. Чукчи. Китобойный промысел в водах Камчатки. Заметки о христианском миссионерстве на Камчатке в ХVIII в. Путешествие в Америку: июнь 1741–август 1742 гг. География Аляски. Флора Аляски. Животный мир Алеутских островов и Аляски. Пакетботы «Св. Петр» и «Св. Павел» экспедиции Беринга. «Нетерпение и отчаяние были ежедневными спутниками» во время путешествия. Ботаническая экскурсия Стеллера на остров Каяк. Встречи с алеутами. Животный мир Командорских островов. Стеллерова корова. Раскопки в Командорской бухте. Обратное путешествие в августе 1744–ноябре 1746 гг. И.Е. Фишер (1697–1771). Смерть Стеллера. Тюмень. Книгу завершает Послесловие, где рассмотрены идеи Г.В. Стеллера и П.С. Палласа. Приведены научные публикации о Стеллере и Беринге. Полищук В.В. /Тюмень, Россия/ CТЕЛЛЕР ГЕОРГ ВИЛЬГЕЛЬМ – РОССИЙСКИЙ УЧЕНЫЙ, КОЛУМБ, РОБИНЗОН… Переведённый на немецкий язык роман Д. Дефо «Робинзон Крузо» приобрёл громадную популярность. Юность Стеллера совпала с эпохой, когда огромный мир непознанного в естественных науках стал привлекателен для человека его воображения и жажды знаний Э. Грунинг Известный тюменский учёный и краевед в своей книге пишет: «Возвращаясь в СанктПетербург… в ноябре 1746 года, Г.В. Стеллер простудился и скончался в Тюмени. Здесь же он и похоронен»2. Тюменцы готовятся к приближающемуся 300-летию со дня рождения Стеллера. И представители научного, краеведческого сообществ первого русского города в 11 Сибири, организуя «Стеллеровские чтения», воздают должное памяти и наследию трудолюбия и мужества этого молодого российского учёного. О нем – талантливом адъюнкте Петербургской академии наук, сподвижнике В. Беринга существует довольно обширная литература, прежде всего опирающаяся на его научные труды, изданные посмертно. Вместе с тем, отстранённость во времени теперь позволяет под новым углом зрения увидеть достижения Стеллера, провести параллели с условиями, в которых они были обретены. Так, в свете посещения Тюмени всемирно знаменитым персонажем книги «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо, составляющие вторую и последнюю часть его жизни, охватывающие изложение его путешествий по трём частям света, написанные им самим»3, можно говорить о реальном «робинзоне», чей жизненный путь после тяжёлых испытаний в Европе, Азии, Америке завершился в Тюмени 12 ноября 1746 г. К портрету естествоиспытателя-первопроходца хотелось бы добавить несколько штрихов, взятых, в основном, из книг его некоторых американских биографов. К примеру, цитируемый выше первый губернатор штата Аляска, позднее – сенатор США отметил: «Сведения, доставленные теми, кто выжил в последней экспедиции Беринга, имели далеко идущие последствия. Их существование оказалось возможным почти всецело благодаря наиболее интересной, полезной и живой личности из экипажа «Св. Петра». Это был уроженец Германии Георг Вильгельм Стеллер, – натуралист, которому было определено сопровождать экспедицию. Вклад его оказался бессмертным. И сопоставим разве что с аналогичным Беринга, но в самой сфере, относящейся к Стеллеру, намного его превосходит»1. Как известно, в январе 1725 г., за три недели до смерти, Пётр I в собственноручно написанной инструкции поставил российским «колумбам» цель: искать, где Азия «сошлась с Америкой». И только в «1741 году – в поздней экспедиции Беринг на одном корабле и Алексей Чириков – на другом открывают Аляску. Причём Чириков увидел сушу 15 июля – на день раньше своего руководителя, который, возможно был в трёхстах или даже более милях севернее»4. Здесь необходимо подчеркнуть, что ранее корабли экспедиции потеряли друг друга в тумане. Чириков А. И. – капитан пакетбота «Св. Павел» – открыл архипелаг Александра. И день в день с ним «15 июля 1741 года Стеллер впервые заметил материковую сушу Аляски, когда пик Св. Ильи и другие вершины береговой горной цепи Аляски неясно проступили на горизонте из морской дали. Однако это заявление Стеллера «было воспринято как одно из моих чудачеств»*, пока [на следующий день] более ясная видимость не сделала открытие достоверным. Команда «Св. Пётра» радостно приветствовала землю, увиденную после шести недель утомительного пути… Первой встреченной американской сушей оказался остров Каяк, находящийся в нескольких милях от материка посередине огромной дуги Аляскинского залива. Приблизившись к острову, Стеллер и его спутники «с огромным удовольствием» обозревали прекрасные леса острова и его ровные песчаные пляжи… Стеллер буквально горел желанием высадиться на берег вместе с командой, направляемой в шлюпке для пополнения запаса пресной воды. Но Беринг, ссылаясь на возможную опасность, не дал ему согласия. В слепой ярости учёный угрожал рапортовать об этом отказе начальству в С.Петербурге, он умолял, ругался до тех пор пока Беринг не смягчился… Так, в обстановке разногласий и насмешек начиналось научное исследование Северо-Западной Америки. Оказавшись на суше, Стеллер начал искать признаки человеческого жилья. Он заметил выдолбленный чурбан, явно использовавшийся для приготовления пищи буквально несколькими часами ранее. Здесь же валялись обглоданные кости карибу [североамериканского оленя. – В.П.]. Потом он обнаружил землянку, где находились домашняя утварь, продукты, а также стрелы. Далее Стеллер, вскарабкавшись на вершину крутого холма, увидел дымок в отдалении. Стремясь к перспективе встречи с островитянами, он спешно вернулся к месту высадки и отправил на судно запрос для разрешения ему использовать шлюпку при поиске аборигенов. Ожидая пока записка будет 12 доставлена на «Св. Петра», Стеллер не терял времени даром. Устав после восхождения на кручу, он исследовал неизведанных представителей растительного царства береговой полосы. С пакетбота от Беринга поступило сообщение, что для предлагаемого обследования нет времени. Стеллер получил «патриотичный и вежливый ответ, что мне следует скорее вернуться на борт корабля – иначе меня оставят здесь, не дожидаясь»… Невзирая на приказ о возвращении, Стеллер оставался на берегу до заката. Послав сопровождающего казака отстрелять птиц для образцов, сам отправился пешком по острову, собирая коллекцию растений и ведя наблюдения… Стеллер порекомендовал в обнаруженной землянке вместо взятых им предметов положить несколько подарков. Хотя моряки и последовали его предложению, но оставили не ножи, как советовал натуралист, а чугунный котелок, шёлковую материю, китайскую трубку и табак. Вместе с тем они забрали из жилища ещё некоторые вещи индейцев. Стеллер опасался, что последние попробуют табак на вкус и, не зная использования данного растения, могут «подумать, что мы намеревались отравить их». Не обременённые умственной деятельностью спутники Стеллера неизменно отказывались следовать даваемым им советам. Но этот их грех вряд ли может быть сравним с решением Беринга о немедленном отплытии. «Время, отпущенное здесь на исследования, ко времени затраченному на обеспечение самой экспедиции в арифметическом соотношении имеет следующее значение: десять лет велась подготовка к этому великому предприятию и только десять часов были посвящены самой работе». Покинув остров Каяк 21 июля, «Св. Пётр» медленно двинулся на запад… Снова мореплаватели разглядели землю 4 ноября и были уверены, что это – Камчатка… На самом же деле берег был не её, а только Медного – небольшого островка к востоку от острова Беринга… В конце концов было решено высаживаться на сушу. И 6 ноября «Св. Пётр» вошёл в залив Командора острова Беринга»5. Потерпев кораблекрушение на необитаемом острове, «робинзоны» здесь основали свой лагерь (см. карту «Мap оf Bering Island»6). Им было неизвестно: суждено ли кому-то выжить (капитан-командор Беринг и ещё 30 человек из экипажа не вернулись домой). Оставшиеся в живых 46 мужественно переносили невзгоды, охотились, строили новое судно. А «многогранная личность Стеллера на сложном изломе судьбы (в условиях непридуманных испытаний на необитаемом острове»7 и здесь проявлялась в научном поиске. Пытливый натуралист, будучи первым исследователем острова, его природногеографических особенностей, животного и растительного мира оставил и первое описание. «Остров Берингов между 55 и 60° широты с ZO в NW сторону простирается. Длиною сей остров на 165 вёрст, а ширину имеет различную. Самые высокие тамошние горы не выше двух вёрст. Сверху на полфута толщины покрыты они простою желтоватою глиною, в прочем состоят из диких желтоватых же камней. Что касается до погод, то оные от камчатских тем только разнствуют, что жесточае и чувствительнее, ибо остров не имеет закрытия, а притом узок и без леса. Сверх того, сила ветров в глубоких и узких долинах так умножается, что на ногах стоять почти невозможно. Самые жестокие ветры примечены в феврале и апреле, которые дули с ZO и NW стороны. В первом случае была ясная но сносная, а во втором ясная, но весьма студёная погода. Прибылая вода самая большая случилась с начала февраля месяца при ветрах NW; другое наводнение было в половине майя месяца от великих дождей и снегов вдруг растаявших; однако помянутые наводнения были умерены, в рассуждении тех, коим есть несумнительные признаки, ибо в вышине 30 сажен и более от поверхности моря есть много наносного леса и целых скелетов морских зверей, по которым Стеллер думает, что в 1737 году и здесь такое ж наводнение было, как и в Камчатке. Трясения земли по нескольку раз в год случаются. Самое жестокое в начале февраля примечено, которое при западном ветре продолжалось ровно 6 минут, а пред ним слышны были шум и сильный подземный ветер со свистом, который шёл от полудня к северу. 13 Из минеральных произведений, которые на острове находятся, знатнейшими могут почесться изрядные воды, которые в рассуждении чистоты своей и лёгкости весьма здоровы, и сие их действие примечено на больных с пользою и желаемым удовольствием. Что же касается их изобилия, то нет такой долины, по которой бы не текла речка, а всех их числом более 60, между коими есть и такие, кои шириною от 8 до 12, а глубиною в прибылую воду до 2, а иные до 5 сажен»8. И вот уже учёные второй половины XX в., проводя раскопки на месте лагеря экспедиции, обнаруживают сенсационные находки. «В вахтенном журнале «Св. Петра» есть опись имущества экспедиции, оставленного в специально для того построенном складе, скреплённая подписями всех членов экипажа. Всего была в нём 2071 вещь четыреста семидесяти четырёх наименований… Упорство в поисках было награждено ещё одной неожиданной находкой – каменных инструментов, не указанных в реестре. Это были концевые скребки, скобелёк, отщепы, изготовленные из кремня, халцедона, окаменелого туфа и имевшие ретушь. Среди этих предметов… также наконечник копья и небольшое подвесное украшение. Откуда это? Ведь остров был необитаем? Аналогичные находки сделаны в большой землянке, в которой, судя по всему жили Ваксель со своим сыном и возможно – Стеллер. Это металлический сосуд с окаменевшими ракушками и костяными палочками, которыми алеуты украшают лица. Да ведь это – часть коллекций Стеллера – осеняет догадка! На небольшое вновь построенное судёнышко взято было лишь крайне необходимое снаряжение. Остальное осталось на острове. И вот дождалось-таки своих исследователей»9. Таким образом, холм Стеллера на острове Каяк, гора Стеллера и арка Стеллера на о. Беринга – это наглядные памятники первому европейцу из ступивших на землю Северо-Западной Америки; первому натуралисту, описавшему флору и фауну Нового Света»10. * Все приводимые цитаты без ссылок на источник взяты из книги У. Ханта. ________________________ 1. Gruening, Ernest. The State of Alaska, Random House, N.-Y., 1968. P. 9. 2. Копылов В.Е. Окрик памяти. Книга первая. Тюмень, 2000. С. 12-13 3. Дефо Д. Приключения Робинзона Крузо. Иркутск, 1992. С. 22. 4. The Alaska Almanac. Facts About Alaska -17th Edition. Alaska Northwest Books, 1993. P. 69. 5. Hunt,William R. Arctic Passage:The Turbulent History of the Land and People of the Bering Sea, 16971975 N.-Y. Charles Scribner's Sons. 1975. P. 19-25. 6. Steller, Georg Wilhelm. Journal of a Voyage with Bering 1741-1742, Stanford University Press, Stanford, California, 1988. P. 172. 7. Полищук В.В. Крузо и Стеллер: «робинзоны» как феномен культурного пространства Тюмени // Город как культурное пространство. Материалы региональной научно-практической конференции. Тюмень, 2003. С. 131-132. 8. Ляпунова Р.Г., Фёдорова С.Г. Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова. Л., 1979. С. 147-148. 9. Пушкарь А.И. Берег Отечества. М., 1986. С. 114. 10. Ford, Corey. Where the Sea Breaks Its Back: The Epic Story of a Pioneer Naturalist and the Discovery of Alaska. Boston, 1966. P. ix. 14 Толстиков А.В., Петухова Г.А., Драчёв Н.С., Кузьмин И.В., Сивакова Н.А. /Тюмень, Россия/ МУЛЬТИМЕДИА-ПРОЕКТ «ИЗУЧЕНИЕ И СОХРАНЕНИЕ БИОРАЗНООБРАЗИЯ КАК ПРОДОЛЖЕНИЕ ДЕЛА Г.В. СТЕЛЛЕРА» Научно-технический прогресс ведет к использованию все более совершенных, наукоемких технологий, новых ресурсов, территорий. Он требует разработки новых принципов взаимодействия человека и природы, использования новых видов сырья и новых видов энергии. Необходимость выживания и развития человечества приводит к активной, технократической эксплуатации природных ресурсов. Это ведет к обмелению рек, загрязнению почвы, воды и воздуха, уничтожению или вымиранию видов животных и растений. За последние 200 лет с лица Земли исчезло огромное количество растений. Так из флоры Гавайских островов исчезло 11,6 % видов, в Бельгии – 4,8 %, в Германии – 7,5 %. В общей сложности в мире нуждаются в охране 25-30 тыс. видов растений или 10 % мировой флоры. Доля вымерших видов во всех странах составляет более 0,5 % общего числа видов флоры мира В настоящее время в России более 1 000 видов растений находятся на грани исчезновения и нуждаются в срочной охране. Из флоры России навсегда исчезли незабудочник Чекановского, волчеягодник баксанский, строганивия стрелолистная и др. По прогнозам ученых, опасность, грозящая биоразнообразию, постоянно нарастает. Между 1990 и 2020 гг. могут исчезнуть от 5 до 15 % видов. Это составит от 15 000 до 50 000 видов в год или от 40 до 140 видов в день. По-видимому, около 22000 видов растений и животных сейчас находятся под угрозой исчезновения. Из них 66% позвоночных животных являются обитателями континентов. К концу ХХ в. с лица Земли исчезло 68 видов млекопитающих, 130 видов птиц, 28 видов рептилий, 6 видов рыб и 6 видов амфибий. В Красную книгу России включено 65 видов и подвидов млекопитающих, 63 вида птиц, 21 вид рептилий, 8 видов амфибий. Утрата видового разнообразия как жизненного ресурса может привести к серьезным глобальным последствиям для благополучия человечества и даже его существования на Земле. Одним из современных способов привлечь внимание широкой аудитории к проблемам изучения и сохранения биоразнообразия служат электронные обучающие продукты с использованием мультимедиа-технологий. 15 Рис. Элемент интерфейса мультимедийного обучающего продукта. В 2004 г. на конкурс мультимедиа-проектов «Join Multimedia», организованных германской компанией «Siemens», авторским коллективом был представлен мультимедийный обучающий продукт, который в популярной и доступной форме знакомит пользователей с основными вехами биографии Г.В. Стеллера. Язык обучающего продукта – английский. Авторами рассмотрены вопросы сохранения биоразнообразия и вклад Г. Стеллера в его исследование. Продукт содержит видео- и аудиоматериалы о негативном антропогенном воздействии человека на окружающую среду Тюменской области и материалы российскогерманской конференции, посвященной памяти Г. Стеллера. В работе приведена информация по биографии немецкого естествоиспытателя, экспедиции на полуостров Камчатку и сведения о животных, которых он открыл и описал. Также содержится информация об основных пунктах его путешествия, игра сопутствующей тематики, фотографии и информация об участниках проекта. Воспроизведен маршрут Г. Стеллера из Санкт-Петербурга до Камчатки. Особое внимание уделяется ключевым пунктам экспедиционного пути Стеллера, в т.ч. г. Тюмени – месту его последнего пристанища. Приведена иллюстрированная информация о видах животных, впервые описанных Стеллером, включая известнейшую Стеллерову корову. Презентация разрабатывалась на ОС Windows XP Professional (тестировалась на 98/2000/NT). Использовались язык разметки HTML, программные продукты Macromedia Flash 2004, Adobe Photoshop CS и Pinacle Studio 8.0. Гарифуллин И.Б. /Тюмень, Россия/ О ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ СПУСТЯ 60 ЛЕТ Через судьбу моего поколения прошла война, и прошло уже 60 лет с тех пор, когда залпы салюта возвестили планете о полном и сокрушительном разгроме Красной Армией и войсками союзников фашистской Германии и безоговорочной ее капитуляции. Еще 16 пустя несколько месяцев – 2 сентября 1945 г. подписанием акта о капитуляции Японии закончилась самая кровопролитная война в истории человечества. 34 века назад произошла на земле первая война, память о которой сохранилась в истории. Тогда египетский фараон Рамсес II сражался с царем хеттов Хетасаром, а после между ними был заключен на земле «вечный мир». Затем на планете «случилось» около 20 тыс. войн, а их характер был различен: войны большие и малые, локальные и мировые, междоусобные и религиозные, феодальные и династийные, крестьянские и гражданские, внутренние и внешние, повстанческие и партизанские, «грязные» и «священные», семилетние и священные, чайные и опиумные, расовые и народные, наступательные и оборонительные, химические и танковые, разорительные, захватнические, истребительные, тотальные, позиционные, окопные, сухопутные, морские, воздушные, экономические, «холодные», психологические.… А некоторым войнам люди не придумали односложные названия из-за их чудовищности и бессмысленности. Это относится и к военным конфликтам на Северном Кавказе и на Ближнем Востоке. Иные братоубийственные войны идут десятилетиями. Великая Отечественная – это часть второй мировой войны – крупнейшего столкновения сил мира с силами реакции. Та война по политическим целям и масштабу не имеет равных по политическим целям и масштабу не имеет равных в истории: она охватила 72 страны мира, более 80 % его населения. Пожар войны унес более 55 млн. жизней. Свыше 1 трлн. долл. затрачено воюющими странами; материальные потери и разрушения составили 316 млрд. долл., а с учетом косвенных издержек война обошлась в 4 трлн. долл. Особенно масштабными оказались последствия войны для СССР: она продолжалась для нашей страны 1 418 дней, каждый из которых уносил 14 104 жизни (каждый час погибало 588 чел.). Фашисты разрушили и превратили в пепелище 1 710 городов и поселков, более 70 тыс. сел и деревень, 6 млн. зданий. Было сожжено, разрушено и разграблено 31 850 промышленных предприятий, 4 100 железнодорожных станций, 98 тыс. колхозов, 1 876 совхозов, 427 музеев, 43 тыс. библиотек, уничтожено 65 тыс. км. железнодорожных путей, 13 тыс. мостов. Общий материальный ущерб, причиненный войной, составил астрономическую цифру – свыше 2,5 трлн. руб. Но это все – восполнимые потери, а вот 27 млн. жизней – невосполнимы. А сколько вернулось с войны раненых и калек? В стране появилось много сирот, вдов, матерей и отцов, потерявших своих детей. Великая Отечественная война унесла жизни 55 700 тюменцев, а всего более 250 тыс. (в т.ч. и российские немцы в начале войны) наших земляков приняли участие в боях на советско-германском фронте. Вторая мировая война «вызревала» в течение многих лет, и она велась не просто за передел мира, а для завоевания мирового господства. Первая страна, вставшая на путь агрессии – Германия. Чтобы «развязать руки» в 1933 г. она вышла из Лиги наций; заявила о территориальных притязаниях; объявила о создании военной авиации; ввела всеобщую воинскую повинность. Военное производство Германии в 1934–1940 гг. возросло в 22 раза, а численность вооруженных сил – в 35 раз. Вся экономика была переведена на военные рельсы. Еще не придя к власти, 10 февраля 1930 г. А. Гитлер заявлял, что цель предстоящей войны, которую поведет Германия в будущем, состоит в достижении господства над Европой, а затем и в установлении мирового господства. Придя к власти, фашисты развернули крупномасштабную подготовку, а перед самым нападением на Советский Союз – 5 июня 1941 г. А. Гитлер говорил: «Тем, кто спрашивает меня, достаточно ли установить границу по Уралу, я отвечу – в настоящее время достаточно провести границу там. Самое главное – уничтожить большевизм. В случае необходимости мы возобновим наступление, если возникнет новый центр сопротивления. Москва, центр доктрины, должна исчезнуть с поверхности земли, как только богатства с нее будут перевезены в безопасное место». 27 июня 1941 г. А. Гитлер 17 уточнил: «Граница должна проходить на 200-300 км восточнее Урала. Русское пространство является нашей Индией». Расположенная сразу за Уральскими горами Омская область (куда входила территория, с 1944 г. ставшая самостоятельной Тюменской областью) должна была по планам Гитлера стать «водоразделом» между «Великой Германской империей» и зависимой от нее страной, образованной на «развалинах» СССР. На всякий случай А. Гитлер имел и «запасной вариант»: «даже если мы не сможем это завоевание осуществить, мы вместе с собой разрушим полмира … 1918 г. не повториться. Мы не капитулируем» Силы международной реакции знали, что Германия вооружается для нападения на СССР и оказывали ей, к сожалению, щедрую помощь. Они рассчитывали, что война подорвет экономику нашей страны и, следовательно, устранит ее как конкурента. Еще в октябре 1936 г. по инициативе Германии был создан военно-политический блок «Ось: Берлин – Рим», а через месяц Германия и Япония заключили «Антикоминтерновский пакт». Позже к этому блоку присоединилась и Италия СССР вел огромную работу по предотвращению войны и укреплению обороноспособности страны. Во-первых, СССР пытался создать систему коллективной безопасности и сорвать попытки сформировать единого антисоветского пространства: в 1939 г. был подписан советско-германский пакт о ненападении, а в апреле 1941 г. такой же договор был заключен с Японией. Второй круг мероприятий – это укрепление собственной экономики, особенно ее оборонной промышленности: с января 1939 г. по июнь 1941 г. было введено в строй около 3 тыс. новых предприятий; произведено 17 тыс. боевых самолетов; 7 тыс. танков; 82 тыс. орудий и минометов. К концу 1942 г. по планам советского руководства предполагалось полностью переоснастить армию. Предполагалось повысить боеготовность кадровой армии, для чего еще в 1939 г. был принят закон о Всеобщей воинской обязанности. Были сняты ограничения даже с потомков дворян, царских офицеров, казаков, считавшихся «социально чуждым элементом». Не было ограничений и для советских немцев, служивших наравне со всеми народами нашей страны и занимавших все строчки табеля о рангах (включая высшие посты) в Красной Армии и в Военно-Морском флоте. В 1939–1941 гг. было сформировано 125 новых дивизий и к 1 июня 1941 г. численность вооруженных сил СССР была доведена до 5 млн. чел. Большая работа проводилась по укреплению западных границ (особенно после присоединения западных областей Украины, Белоруссии, Бесарабии, Прибалтики) Уже в 1939 г. Вторая мировая война коснулась Тюменского края – сюда было вывезено, сослано, депортировано 12,7 тыс. чел. из числа бывших польских военнослужащих и беженцев из Польши, гражданского населения западных районов СССР. 22 июня 1941 г. фашистская Германия вероломно, без объявления войны, напала на Советский Союз. Вместе с ней выступили против нашей страны ее союзники (сателлиты). Для советского народа война за свободу и независимость была объявлена священной, и в самом названии партия и правительство использовали некий духовно-религиозный «подтекст». Не случайным было и первой личное обращение И.В. Сталина к советским гражданам: «братья и сестры». Первые месяцы войны, как известно, проходили в неблагоприятных условиях для СССР и в выгодных – для фашистских войск. На нашу страну была брошена хорошо подготовленная, оснащенная и отмобилизованная армия, обладающая опытом ведения крупных наступательных операций: на Восточном фронте находилось 190 дивизий (153 немецких – 3 300 тыс. чел.; по 17 – румынских и финских, 2 венгерских), на вооружении которых состояло 47 260 орудий и минометов, 2 800 танков, 4 950 самолетов и 193 боевых корабля. Напротив, в составе западных пограничных и военных округов СССР было сосредоточено 170 дивизий и 2 бригады (большинство которых укомплектованы по штатам мирного времени) и насчитывали всего 2,9 млн. чел. Противник превосходил 18 войска СССР: по личному составу – в 1,8 раза; средних и тяжелых танков – в 1,5 раза; боевых самолетов – в 3,2 раза; орудий и минометов – в 1,25 раза. Страны агрессии значительно превосходили СССР по производству: Кроме того, в военную экономику стран агрессии было вложено 90 млрд. долл. ВИД СТАЛЬ УГОЛЬ ЭЛЕКТРОЭНЕРГИЯ СТРАНЫ АГРЕССИИ 31,8 МЛН.ТН 506,0 МЛН.ТН 53, 0 МЛРД. КВТЧ СССР 18, 0 МЛН. ТН 165, 0 МЛН. ТН 48, 0 МЛРД. КВТЧ Включены были в военную экономику и ресурсы других европейских стран. Только заводы «Шкода» в Чехословакии могли обеспечить военной техникой 50 дивизий. Фашистская армия использовала оружие, боеприпасы и снаряжения 30 чехословацких, 92 французских, 12 английских, 22 бельгийских, 18 голландских, 6 норвежских дивизий. Американская авиационная фирма «Эйкрафт-корпорейшн» также внесла «посильный вклад» в планы нападения на СССР – только за 8 месяцев 1934 г. она увеличила (по сравнению с 1933 г.) экспорт своей продукции в Германию в 6,4 раза. Это были, все-таки, объективные причины для временных неудач Красной армии. Но нельзя снимать со счетов и субъективные факторы. Сыграли свою роль и допущенные просчеты в оценке возможного времени нападения на Советский Союз. Так, в беседе с У. Черчиллем И. Сталин признавался: «Мне не нужно было никаких предубеждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть…». Сталин хотел «остаться вне войны» или, по крайней мере, отсрочить втягивание в нее СССР, жил идеей столкнуть между собой две группировки держав мира. Просчеты допустил и наркомат обороны СССР, который докладывал И. Сталину: «У сосредоточившихся вдоль наших границ немецких войск нет общего превосходства в силах». При этом не учитывалось, что пропускная способность железных дорог к границам: у Германии и ее союзников – 220 эшелонов в сутки, тогда как у СССР – 84 эшелонов. К тому же у советских войск обеспеченность радиосвязью была обеспечены на 27-30 %. На заседании Главного военного совета 13 января 1941 г. И. Сталин резко критиковал руководство наркомата обороны, но было уже поздно… Руководствуясь положением, что если дело дошло до войны, то все было подчинено ее интересам: развернулась большая организаторская и политическая работа по превращению СССР в боевой лагерь. В Тюмени были сформированы 368-я стрелковая дивизия и три истребительнопротивотанковые артиллерийские бригады. Здесь размещались 22-й учебный полк снайперов; 3-я учебная запасная стрелковая бригада; три военных училища (11 выпускников которых были удостоены звания Героя Советского Союза). В Тобольске функционировала 6-я специальная артиллерийская школа, а в Заводоуковске – спецшкола ВВС. Была намечена реалистическая программа, которая включала широкий комплекс мероприятий: - в области экономики – создание единого военного хозяйства, способного обеспечить фронт оружием и боевой техникой, всем необходимым для ведения войны; - в области внешнеполитической – создание и укрепление антигитлеровской коалиции, открытие второго фронта и международная изоляция фашисткой Германии; - в военной области – укрепление вооруженных сил, создание новых частей; - в области организационной – перестройка работа госаппарата и общественных организаций, усилив централизацию их деятельности по законам военного времени, обеспечив удовлетворение запросов тружеников тыла и мирных граждан, независимо от национальности; - в области внутриполитической – усиление патриотического воспитания. В 1941–1942 гг. в Тюменском крае было расселено 150 тыс. беженцев, а некоторые из них ушли добровольцами на фронт. Литовка М. Мельникайте воевала в партизанском отряде и за свой посмертный подвиг была удостоена звания Героя Советского Союза 19 Здесь было расселено и 39,9 тыс. российских немцев. Некоторые из них до принятия известного закона о депортации немцев из Поволжья и отзыва их из Действующей армии успели повоевать. Затем главным врачом Ярковской больницы работал бывший офицерфронтовик К.Г. Гиберт, а по тюменскому Заполярью летал бывший военный летчик А.А. Тимлер. Несмотря на скромные возможности, Тюменский край стал усиленно создавать возможности для размещения эвакуированных предприятий и переоборудования уже имеющихся для выпуска военной продукции. Перелом в войне был обеспечен и беспримерным героизмом тружеников советского тыла. На промышленных предприятиях, на полях колхозов и совхозов народ работал под девизом: «В труде, как на фронте». От голода и хронического переутомления люди падали в обмороки, но работы не бросали В ходе войны Тюмень стала местом размещения 22 предприятий, эвакуированных из прифронтовой полосы. Старейшие «мирные» предприятия города начали выпускать военную продукцию: завод «Механик» был переименован в завод № 762 Наркомата минометного вооружения; судостроительный завод стал единственным в стране центром по изготовлению торпедных катеров «Г-5»; в третьем квартале 1942 г. Тюменский аккумуляторный завод уже добился увеличения выпуска продукции в 2,5 раза; химфармзавод – в 5 раз; завод АТЭ – в 3,6 раза, а мотоциклетный завод – в 3,5 раза. На авиазаводе № 499 (ныне «Тюменьсельмаш») в Заводоуковске были выпущены первые в мире реактивные истребители БИ-1,. БИ-2, БИ-7. В самый разгар войны в 1944 г. было принято решение об образовании Тюменской области, что способствовало ускорению его последующего социального и экономического развития. Принимали в этом участие и 19 939 немцев: коренных жителей области, переселенцев (в т.ч. участников Трудармии), заключенных. Оставаясь советскими патриотами (несмотря на сложность политической ситуации) они также самоотверженно работали на нужды фронта, как и все остальные советские люди. Заметим, что в 1944 г. было принято решение Тюменского облисполкома, предписавшее «проверить состояние семей немцев, мобилизованных в трудовые колонны, с целью выявления безнадзорных детей...». В начале мая 1945 г. в установке Знамени Победы над рейхстагом принимали участие и тюменцы. Так завершилась Великая Отечественная война, но пламя второй мировой войны «еще не погасло». Оно продолжало бушевать в бассейне Тихого океана. Японская военщина своими провокациями (только в 1944 г. было совершено 144 нарушений и 39 случаев обстрела советских границ) уже давно свела на нет Договор о нейтралитете и поэтому СССР еще в апреле 1945 г. денонсировала его. Выполняя союзнические обязательства 8 августа 1945 г. Советское правительство объявило о вступлении в войну против Японии. Пользуясь подавляющим превосходством в силах, вооружении и тактике, войска СССР всего лишь за 25 дней полностью разгромили японцев, пленив 600 тыс. чел., освободили Китай, Курильские острова, Южный Сахалин и Северную Корею. В освобождении Кореи от японских войск участвовали и тюменцы. А одна из них – санинструктор М.Н. Цуканова участвовала в составе Отдельного батальона морской пехоты Тихоокеанского флота. При высадке десанта в корейском порту Сейсин (Чхончжин) Цуканова выносила моряков с поля боя. Посмертно удостоена звания Героя Советского Союза. 2 сентября 1945 г. в Токийском заливе на борту американского линкора «Миссури» был подписан акт о безоговорочной капитуляции Японии. Таким образом, самая кровавая в человеческой истории война, унесшая с собой 50 млн. жизней, закончилась спустя 6 лет и один день после ее начала. Победа СССР носила закономерный характер, а победоносный исход ее войны был подготовлен социально-экономическими завоеваниями, достигнутыми в годы предвоенных пятилеток и в годы военных испытаний, и стоила многих человеческих жизней и подорванного здоровья. В результате Победы советского народа в войне резко возросло военное и политическое влияние СССР. В ходе войны он не только вышел из международной изоляции, но и стал признанной великой державой. Количество стран, с которыми 20 Советский Союз установил дипломатические отношения, увеличилось по сравнению с довоенным периодов с 26 до 52 государств. Война показала силу морального духа советских людей. Перед всем миром Красная армия предстала как армия, преградившая путь фашизму к мировому господству, избавив народы Европы и Азии от порабощения. Изменила победа во второй мировой войне и настроение германского общества, ныне категорически не принимающего попытки неофашистов пересмотреть итого этой войны. 21 Бургарт Л.А. /Усть-Каменогорск, Казахстан/ О НОВЕЙШИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ ПО ИСТОРИИ НЕМЕЦКОГО НАСЕЛЕНИЯ С середины 1990 гг. и по настоящее время – это период мощной работы по изучению истории российских немцев, прежде всего в российской и германской историографии. Самым значительным результатом стал выход историографии на качественно новый этап критического осмысления накопленного исследовательского потенциала, с чем связан отход от целого ряда стереотипов, сложившихся в условиях преобладания эмоционального подхода, слабой изученности тех или иных тем, недоступности архивных источников, и формирование целого ряда объективных положений и выводов по крупным и сложным проблемам истории российских немцев. Эти положения и выводы нашли отражение, как в отдельных публикациях, так и в монографиях. В данной работе будут представлены лишь те положения и выводы, которые касаются наиболее крупных проблем, имеют непосредственную проекцию на историю немецкого населения и просто не могут не учитываться исследователями, стремящимися к организации своей работы на серьёзном научном уровне. Историографический анализ будет построен по проблемно-хронологическому принципу. Дореволюционный период истории немцев Казахстана менее продолжителен, чем у российских немцев. Однако целый ряд новейших научных разработок по проблемам этого периода в российской и германской историографии1 имеет существенное значение для аналогичных исследований в Казахстане. В этой связи особого внимания заслуживают разработки российских исследователей, касающиеся причин миграции колонистов на Восток (Сибирь, Казахстан, Средняя Азия), основных этапов, результатов и особенностей этого процесса, а также социально-экономической истории дочерних немецких поселений в конце ХХI–начале ХХ вв. В последние годы в российской историографии довольно чёткое обоснование получил тезис, усматривающий причины миграции немецких колонистов на Восток во внутренних противоречиях в колониях2. Исследователями выделяются объективные предпосылки миграции, субъективные предпосылки включения личности в миграционный процесс и условия, стимулирующие миграцию3. Значительные шаги сделаны российской историографией в изучении законодательной базы переселенческого процесса: установлено, что переселение немцевколонистов шло на общих с российскими крестьянами основаниях, вместе с тем имел место целый ряд «ограничительных» мероприятий, обусловивших особенности водворения и расселения немцев4. Следует отметить особый интерес российской историографии к проблемам социально-экономического развития немецких поселений в Сибири. Исследователями чётко обозначены формы водворения колонистов (переселенческие участки и купленные или арендованные земли), выделены основные районы «немецкой крестьянской колонизации», изучены региональные особенности. Анализ социально-экономического положения немецких переселенцев на родине и в сравнении с русскими и украинскими переселенцами позволил получить выводы о незначительных отличиях у этих групп, опровергнуть тезис о «росте социальной дифференциации» переселенческих хозяйств в Сибири («социальная структура стала более однородной»5, «социальная структура формировалась по пути капиталистического фермера»6). Работы подтверждают, что переселение благоприятно сказалось на хозяйственном состоянии всех переселенцев, более успешное развитие немецких хозяйств было обусловлено рациональным использованием трудовых и денежных ресурсов и нравственным фактором – особенностями менталитета7. Довольно мощно представлен в современной российской историографии анализ элементов хозяйственно-культурного комплекса немцев-переселенцев в Западной Сибири. Изучение соотношения индивидуального и коллективного начал в системе землепользования немецких переселенцев позволило прийти к закономерному выводу о 22 влиянии места выхода колонистов на формирование системы землепользования в новых регионах (общинная система у выходцев из Поволжья и подворно-хуторская у волынских немцев и меннонитов). Отличия в системе землепользования у различных этнических групп немцев определялись традициями, господствовавшими в местах их выхода в Европейской России8. Аналогичным образом исследуется развитие животноводства и его место в культурно-хозяйственном комплексе различных этнических групп немцев-переселенцев в Западной Сибири9. Подобные работы позволяют реально оценить вклад немецких переселенцев в экономическое развитие регионов в конце ХIX–начале ХХ вв. и заслуживают особого внимания в проекции на Казахстан. Комплексный анализ социально-экономического положения немецких колоний в Сибири и на Алтае в конце ХIХ–начале ХХ вв. позволил российским исследователям выделить новые закономерности развития в экономике немецкой деревни. Отмечается «постепенное исчезновение натуральности хозяйства как базиса устойчивого воспроизводства традиционной этнокультурной специфики», перевод экономики «на рельсы широкого обмена деятельностью и её результатами». Исследователи выдвигают и обосновывают положение о «существовании немецкой деревни в рамках узкоспециализированной модели» и «движении немецких крестьян по пути консолидации конкретной национальной группы в буржуазно-субнациональную группу»10. Относительно последнего процесса, отмечается его «неравномерность во всех сферах: бурное развитие в экономической сфере, сдержанное в социальной и слабое в рамках этнических связей»11. Выход на качественно новый уровень позволил российским исследователям получить серьёзные результаты анализа проблем развития немецкого населения в контексте диаспоры. В частности правомерно отмечается наличие у российских немцев в конце ХIХ–начале ХХ вв. «комплекса диаспоральности», для которого были характерны иерархичность и дискретность самосознания (преобладание областного над общенациональным). В процессе дальнейшего продвижения на Восток: в Сибирь, Казахстан и Среднюю Азию, расселившись на новых территориях, немцы сохранили стабильность стереотипов поведения, высокий уровень сельскохозяйственной специализации, регламентацию жизненного уклада, отличную от других культуру труда и быта, особые конфессиональные отношения, национальную школу и пр. Тем самым, немцы сохранили сложившиеся в местах выхода черты «диаспоральности»12. Значительные шаги сделаны российской и германской историографией в изучении советского периода истории немцев. Одной из сложнейших «макротем», в исследовании которой современная историография вышла на качественно новый объективный научный уровень, является проблема взаимоотношений российских немцев и большевизма. Осмысление накопленного историографического опыта, критический научный анализ составляющих этой крупной темы сделали возможным появление целого ряда серьёзных исследований. Достаточно мощно в современных работах представлен вывод о том, что «большевизм, как идеология и общественно-политическая практика, как особая форма военно-тоталитарной партии, с основополагающими догмами насильственных революций как «локомотивов истории», классовой борьбы, диктатуры пролетариата, уничтожения частной собственности, отрицания правового государства и гражданского общества, приоритета классовых интересов над национальными, «революционной целесообразности» над правами личности и т.п. и национальная психология российских немцев практически не имели точек соприкосновения»13. При этом современной историографии удалось отойти от «необъективных и эмоционально-односторонних утверждений некоторых политиков и историков об особой ненависти большевистского режима к российским (советским) немцам, о политике геноцида». Не представляя апологию большевизма и не отрицая наличия отдельных 23 элементов геноцида, исследователи обоснованно утверждают, что «политика большевистской власти по отношению к немецкому этносу в СССР – это, в большинстве своём, политика дискриминации и репрессий». Эта политика была вызвана «общей репрессивной политикой большевистского режима, вытекавшей из его внутренней природы; сложной адаптацией немецкого этноса к большевистской власти, его негативной реакцией на важнейшие «социалистические преобразования», апелляцией на Запад; отношениями между СССР и Германией»14. В этой связи даётся научная оценка последствий депортации, «Трудармии» и спецпоселения как «причинивших тяжёлый урон немецкому населению», но не геноцид в полном смысле этого слова. Возвращаясь же к более раннему периоду советской истории – 1920–1930 гг., следует выделить принципиально новые подходы германских и российских историков к анализу и оценке сути национальной политики большевистского режима по отношению к немецкому населению как в стране в целом, так и в проекции на отдельные регионы (прежде всего Сибирь, ввиду территориальной и исторической общности судеб сибирских и казахстанских немцев). От анализа отдельных аспектов национальной политики советского государства германская и российская историография перешли к её комплексному рассмотрению в проекции на различные сферы жизни немецкого населения (социально-экономическая, политическая, религиозная, культурно-образовательная и пр.). Особо выделяются в этом смысле исследования о немцах Сибири15, в которых первые экономические компании и мероприятия советской власти (продразвёрстка, продналог) в проекции на немецкое население оцениваются как процессы, вызвавшие слом сельского хозяйства, материальный упадок культуры, обнищание, голод и эмиграционные настроения16. Значительный интерес представляет анализ положения меннонитов Сибири, которые «занимали особое место среди немецкого населения: с одной стороны из-за их хозяйственной деятельности и конфессиональной солидарности, с другой потому, что им удалось создать вне государственной структуры свою собственную самостоятельную экономически рентабельную организацию – «Всероссийский меннонитский сельскохозяйственный Союз» и его сибирский филиал17. Изучение сложного и противоречивого процесса развития немецкой школы в Сибири в 1920–1930 гг. позволило российским и немецким учёным прийти к выводу о том, что итогом перехода от дореволюционной немецкой школы к школе советского типа, в условиях усиления курса на «советизацию» образования, стала «почти окончательная победа советского курса, оставившего «национальной» школе только её язык преподавания»18. Немецкие секции ВКП/б/, немецкоязычная пресса и создание национального района в Сибири рассматриваются сегодня в историографии как основные инструменты осуществления советской государственной политики в отношении немецкого населения в Сибири (т.н. приводные ремни масс)19. Усиление эмиграционного движения немцев в конце 1920–начале 1930 гг. исследователи считают следствием обострения советской крестьянской и религиозной политики в условиях «великого перелома» 1928–1929 гг. и коллективизации20. В этой связи особый интерес представляет постановка германскими исследователями проблемы «реакции российских немцев на давление и репрессии со стороны советского режима», ввод и разграничение понятий «защита» (Abwer) и «сопротивление» (Resistens)21. Для характеристики поведенческого настроения немецкого населения в сельской местности наиболее точным немецкие исследователи считают понятие «защита»: не отрицая фактов организованного протеста российских немцев против властей, основополагающим процессом определяют стремление немецких деревень к самоизоляции, солидарной «защите» от натиска властей. При этом подчёркивается необходимость рассмотрения соотношения этих понятий в проекции на немецкое население юга Украины и Волыни, Северного и Южного Кавказа, Средней Азии22. 24 Значительные шаги удалось сделать российской историографии в изучении репрессивной политики по отношению к российским немцам в 1932–1938 гг.: исследованы её механизмы, периоды, особенности, последствия. Следует отметить наличие работ, рассматривающих эту проблему в масштабах государства в целом и в разрезе отдельных регионов23. Подобный анализ позволил исследователям прийти к выводам о том, что репрессии «не носили характера особо жестоких и последовательных преследований исключительно немецкого населения»; «социальные и политические мотивы, превалировавшие в процессе различных разработок, проводимых НКВД, распространялись на все категории населения СССР»24. «Немецкая операция» НКВД справедливо рассматривается в контексте остальных национальных операций: польской, харбинской, эстонской и др. Масштабы репрессий в отношении немцев объективно связывается с «уязвимостью» этой группы населения, ввиду особенностей её социальноэкономического и этнополитического статуса в СССР. Целый ряд серьёзных исследований проведён российскими и германскими исследователями по теме «Депортация, Трудармия, спецпоселение». И здесь современная историография большей частью перешла от этапа восстановления «конкретики» событий к этапу их анализа, осмысления и оценки. Заслуживает внимания постановка проблемы «правового статуса» немецкого населения в СССР в 1940–1950 гг., выделение периодов «правовой регламентации»25: 1. 1941–1945 гг. – неопределённость, двойственность правового статуса немецкого населения СССР, в первую очередь на государственном уровне; 2. 1945–1948 гг. – оформление и конкретизация нормативно правовой базы, юридическое закрепление и регламентация статуса российских немцев на уровне силовых ведомств; 3. 1948–1950 гг. – существование немецкого населения в условиях оформившегося режима, принятие актов, направленных на охрану и консервацию режима; 4. начало 1950–1955 гг. – ослабление и последующее снятие правовых ограничений по экономическим, политическим и социальным показаниям, ввиду неэффективности этих ограничений, и в связи с требованиями международной обстановки. Следует отметить, что попытки радикальной переоценки административноправового режима спецпоселения в сторону полного оправдания с юридической точки зрения всех нормативно-правовых актов, изданных в 1940–1950 гг., как и в целом политики советского руководства в этот период по отношению к советским немцам, ввиду их слабой научной аргументированности, не находят поддержки в лице как российских, так и германских исследователей26. Несмотря на то, что проблема «Трудармии» пока недостаточно полно освещена в современной историографии, отдельные положения и выводы, полученные на сегодняшний день, могут быть приняты в качестве важного историографического опыта. Понятие «Трудовая армия» рассматривается в современной историографии как «военизированные формирования: рабочие отряды и колонны, сочетавшие в себе элементы военной службы, производственной деятельности и гулаговского режима»27. Исследователи отмечают отсутствие экономической необходимости применения жестоко принудительного характера труда дееспособного немецкого населения страны. Достаточно хорошо освещены в современных работах вопросы периодизации существования «Трудармии», размещения военизированных формирований, порядка их создания, условий жизни мобилизованных, особенностей режима в лагерях различных военкоматов и др. Интересна постановка вопроса облика трудармейца (от стахановца до антисоветского элемента). Пока ещё не решён окончательно вопрос о численности мобилизованных и количестве жертв. И в этом плане особого внимания заслуживает опыт создания баз данных о трудармейцах28. Исследователями обоснованно признаётся реальная угроза физического существования значительной части немецкого этноса, вследствие создания системы «Трудармии», вызвавшей как прямые, так и косвенные потери населения. В этом ракурсе 25 особое значение имеют появившиеся в последние годы в российской и германской историографии работы историко-демографического характера, ставящие своей целью изучение особенностей демографического развития немецкого населения в СССР, в первую очередь в 1940–1950 гг. С помощью демографического анализа учёные пытаются дать объективную оценку численности жертв среди немецкого населения, выделить особенности демографического поведения немцев (воспроизводство, миграционные движения, возрастная структура и т.д.). Вполне закономерен их вывод о том, что потери немецкого населения в течение трех десятилетий советской власти (1920–1950 гг.) не были вызваны природными катастрофами и жертвами на фронтах войны, а явились непосредственным результатом мероприятий большевистского режима в экономической и политической сферах29. Анализ постсталинского периода истории немцев позволил исследователям дать оценку политико-правового статуса немецкого населения и отойти от стереотипа рассмотрения целого ряда законодательных актов (Указы Президиума ВС СССР от 13 декабря 1955 г., 29 августа 1964 г., 3 ноября 1972 г.) как «частично реабилитирующих советских немцев». Глубокий критический анализ этих актов привёл исследователей к выводу об «амнистирующем характере законодательных актов и политики советского государства в целом в отношении немнаселения в 1950–1970 гг.30. Заслуживает внимания пока не очень большой, но всё же имеющий место опыт анализа национального движения немцев31. Отдельные работы освещают слабо изученный вопрос о попытке создания автономии в Казахстане, которая рассматривается как этап и не только в истории немецкого населения там. Провал идеи Немецкой автономной области, задуманной как первый шаг в подготовке аналогичных мер для целого ряда депортированных народов, уничтожил возможность создания для них «новой Родины»32. Интересны также оценки, полученные российскими и немецкими учёными в ходе анализа немецкоязычной прессы, издававшиеся в СССР, особенно в плане проведения аналогичных исследований по истории газеты «Фройндшафт». От господствующего длительное время взгляда на немецкие газеты исключительно как средство возрождения национального языка и культуры, исследователи перешли к их более объективной оценке. В контексте советской национальной политики издания подчас превращались в средство советской партийной пропаганды на немецком языке33. Солидный опыт накоплен современной историографией в изучении вопросов взаимоотношений немецкого населения и советской власти в сфере религиозной жизни34. Российскими учёными накоплен большой опыт музейной работы и этнографических экспедиций (центры Барнаула, Омска, Новосибирска), который вполне может быть взят «на вооружение» исследователями35. Серьёзное внимание уделяется современной историографией изучению этнических процессов у немецкого населения Сибири. В качестве ведущих процессов исследователи определяют процессы межэтнического характера и выделяют связанные с ними подгруппы: 1. ассимиляция как добровольно-вынужденный процесс; 2.переселение в Германию и интеграция в новое общество; 3. сохранение этнической самобытности российских немцев в местах своего компактного проживания в Сибири на бикультурной и поликультурной основах 36. Мощно представлены в российской историографии и проблемы развития немецкого языка. Весьма актуальным является обращение к опыту сибирских исследователей, занимающихся проблемами диалектов37. Заслуживает внимание идея, концепция, организация работы по составлению словников, выпуску методических материалов и написанию статей для энциклопедии «Немцы России»38, особенно в случае дальнейшего осуществления проекта издания энциклопедии о немцах Казахстана. Следует также обратить внимание на опыт организации конференций регионального и международного уровня, прежде всего в определении тематики и блоков 26 рассматриваемых вопросов. Российские и германские учёные давно отошли от практики конференций на «всеобъемлющие» темы. Более узкие хронологические рамки «анапскомосковских» конференций, состоявшихся в 1999–2002 гг., позволили подробно осветить отдельные периоды в истории «российских» немцев. Серьёзные результаты удалось получить в ходе работы конференций, построенных по проблемному принципу. В качестве примера можно привести конференцию «Репрессии против российских немцев в Советском Союзе в контексте советской национальной политики», организованную институтом имени Гёте в Москве и обществом «Мемориал». Выбор тематики конференции позволил исследователям более глубоко сосредоточиться на отдельной сложной проблеме, рассмотреть её в различных разрезах и ракурсах39. Отрадно, что одним из центров оригинального изучения вклада немецких ученых в изучение Азии становится г. Тюмень, выпустивший год назад научно-информационый сборник «Aus Sibirien – 2004», посвященных Г.В. Стеллеру и другим его соотечественникам40. Важным этапом в развитии современной историографии истории российских немцев является систематизация накопленного историографического материала. Назовём библиографические указатели «Российские немцы. Отечественная библиография. 1991– 2000 гг.» (составитель Т.Н. Чернова)41 и «Bibliographie zur Geschihte und Kultur der Russlanddeutschen» B. 1, B. 2 (составители Д. Брандес, М. Буш, К. Павлович, В. Дённингхаус)42. Оба указателя содержат литературу о немцах Казахстана и могли бы стать основой для составления отдельного более подробного указателя по истории и культуре казахстанских немцев. Кроме того, без обращения к этим двум новейшим библиографическим указателям, а также текущей библиографии в НИБ (Научноинформационном бюллетене) невозможна нормальная организация исследовательской работы. Следует отметить и развитие научной критики в российской и германской историографии на современном этапе. Об этом свидетельствуют материалы выпусков НИБ (рецензии), не просто знакомящие читателей с новыми изданиями, а побуждающие к их критическому анализу и осмыслению. Несмотря на преимущественно историографический характер данного исследования, важно обратить внимание на один из немаловажных вопросов, касающийся источниковедения и являющийся основополагающим для публикации архивных документов. Подобные публикации по истории немцев Казахстана пока не многочисленны, тогда как в России, Украине, Германии изданы уже десятки сборников документов. С выходом исследовательского процесса на новый этап, совершенно закономерно возникает вопрос «качества» публикаций документальных материалов. Российские и германские историки и архивисты справедливо отмечают низкий научный уровень отдельных публикаций, наличие в них многочисленных ошибок и неточностей43. В условиях отсутствия новых правил издания документов, многие исследователи единодушны во мнении использовать старые «Правила издания исторических документов в СССР» (1990 г.), которые дают «возможность подготовить издание в строгом единообразии используемых приёмов и методов». Заслуживают внимания рекомендации, к которым пришли исследователи в ходе критического анализа ряда документальных публикаций: 1. необходимость снабжения сборников именным, географическим и предметным указателями, перечнем документов, списком литературы и сокращений; 2. наличие вступительной характеристики фондов, документов; археографическая часть; 3. руководство «Правилами издания документов в СССР» и привлечение архивистов, а не только авторская редакция; 4. учёт замечаний рецензентов; 5. контроль стороны, финансирующей издание44. 27 В представленном выше докладе были отражены лишь самые основные выводы и результаты современной историографии истории российских немцев. Эти положения и выводы, безусловно, не следует рассматривать как догму. Историография не стоит на месте, она углубляется в ту или иную проблему, находит противоречия и спорные моменты, новые спектры изучения. Доказательством этого может служить Х международная научная конференция «Ключевые проблемы истории российских немцев» (Москва, 2003), которая не только подвела итоги десятилетней исследовательской работы и представила современное состояние историографии, но и выявила те проблемы и вопросы, которые требуют дальнейшей разработки45. Данное исследование вовсе не претендует на всеобъемлющий охват современной историографии проблемы. Его главный мотив – показать необходимость обращения к результатам новейших исследований в этой области, что является одним из основных условий полноценного, соответствующего современному состоянию науки, развития казахстанской историографии данной проблемы. Вибе П.П. Сравнительный анализ социально-экономического положения немецких переселенцев Омского уезда на родине и в Сибири в начале ХХ века // Немцы России в контексте отечественной истории: общие проблемы и региональные особенности. Материалы международной научной конференции. М., 1999. С. 8894; Бетхер А.Р. Система землепользования у немцев-выходцев из Поволжья в Западной Сибири в конце ХIХ–начале ХХ вв. // Там же С. 79-87; Малиновский Л.В. Причины и обстоятельства миграции немецких колонистов на Восток в ХIХ–начале ХХ вв. // Миграционные процессы среди российских немцев: исторический аспект. Материалы международной научной конференции. М., 1998. С. 89-96; Вибе П.П. Основные районы немецкой крестьянской колонизации в Западной Сибири // Там же С. 134-144; Черказьянова И.В. Немецкая школа в Сибири (ХVIII в.–1938 г.). М., 2000; Нам И.В. Немецкие колонии в России и в Сибири в начале ХХ века в контексте проблемы диаспоральности // Немцы России и СССР: 1901–1941 гг. Материалы международной научной конференции. М., 2000. С. 17-30; Бетхер А.Р. Соотношение индивидуального и коллективного начал землепользования у различных этнических групп немцев Западной Сибири (конец ХIХ–начало ХХ вв.) // Немцы России: социально-экономическое и духовное развитие. 1871-1941 гг. М., 2002. С. 125-136; Бетхер А.Р. Состояние животноводства в хозяйстве немецкого населения Западной Сибири в первой трети ХХ века (на примере меннонитов) // Там же. С. 137149; Шайдуров В.Н. Формирование и социально-экономическое развитие немецкой диаспоры на Алтае. Конец ХIХ–начало ХХ вв. Барнаул, 2003; Кротт И.И. К вопросу становления и функционирования немецкого сельскохозяйственного предпринимательства в Западной Сибири в конце ХIХ–начале ХХ вв. // Немцы Сибири. История и культура. Материалы 4-й международной научной конференции. Новосибирск, 2003. С. 19-27; Deutsche Geschichte im Osten Europas. Russland. Hrsg. von Gerd Striсker. Siedler Verlag, Berlin, 1997; Eisfeld A. Die Russlanddeutschen. Bonn. 1999. Bruhl V. Die Deutschen in Sibirien. B. 1. Nürnberg, München, 2003 и др. 2 См.: Малиновский Л.В. Причины и обстоятельства … 3 См.: Шайдуров В.Н. Формирование и социально-… 4 Вибе П.П. Основные районы…; Шайдуров В.Н. Формирование и социально- … и др. 5 См.: Вибе П.П. Сравнительный анализ… 6 Шайдуров В.Н. Формирование и социально-… 7 Там же. 8 См.: Бетхер А.Р. Система землепользования…; Бетхер А.Р. Соотношение индивидуального… 9 См.: Бетхер А.Р. Состояние животноводства в хозяйстве немецкого населения… 10 См.: Шайдуров В.Н. Формирование и социально-… 11 Там же. 12 Нам И.В. Немецкие колонии… 13 Герман А.А. Большевизм и российские немцы // Немцы России в контексте… С. 284-293; Герман А.А. Репрессии как неотъемлемый элемент политики большевистского по отношению к российским немцам // Наказанный народ. Репрессии против российских немцев. Материалы международной научной конференции. М., 1999. С. 17-25. 14 См.: Герман А.А. Репрессии …С. 24-25. 15 Brandes D., Savin A. Die Sibiriendeutschen im Sowjetstaat. 1919–1938. Essen, 2001; Белковец Л.П. «Большой террор» и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец 1920-х–1930-е гг.). М., 1995; Бруль В. Немцы в Сибири в 1920-1930 гг. // Немцы России и СССР: 1901–1941 гг. … С. 226-251; Славина Л. Немцы Сибири в 1920-е годы // Немцы России: социально-… С. 449-463; Белковец Л.П. Образ сибирского немца-колониста в советских документах конца 1920–начала 1930 гг. // Немецкий этнос в Сибири. Новосибирск, 2000. С. 151160; Bruhl V. Die Deutschen in Sibirien. B. 2. Nürnberg, München, 2003 и др. 16 Brandes D., Savin A. Die Sibiriendeutschen … 1 28 Там же. См.: Черказьянова И.В. Немецкая школа в Сибири (ХVIII в.–1938 г.)…; Brandes D., Savin A. Die Sibiriendeutschen … 19 Савин А.И. «Приводные ремни масс»: немецкие секции ВКП/б/ и немецкоязычная печать в 1920-е годы // Немецкий этнос … 2000. С. 133-143; Brandes D., Savin A. Die Sibiriendeutschen… 20 Белковец Л.П. «Большой террор»…; Brandes D., Savin A. Die Sibiriendeutschen… 21 Брандес Д. Защита и сопротивление российских немцев (1917–1930 гг.) // Наказанный народ… С. 26-34. 22 Там же. 23 Охотин Н., Рогинский А. Из истории «немецкой операции» НКВД. 1937–1938гг. // Наказанный народ… С. 35-74; Хаустов В. Репрессии против советских немцев до начала массовой операции 1937 г. // Наказанный народ… С.75-83; Ченцов В.В. Трагические судьбы. М., 1998. 24 См.: Хаустов В. Репрессии … 25 Шадт А.А. Правовой статус российских немцев в СССР (1940–1950 гг.) // Немцы СССР в годы Великой Отечественной войны и в первое послевоенное десятилетие. 1941–1955 гг. Материалы 7-й международной научной конференции. М., 2001. С. 287-312; Бруль В. Депортированные народы в Сибири (1935–1965 гг.). Сравнительный анализ // Наказанный народ… С. 95-117; Белковец Л. Спецпоселение немцев в Западной Сибири (1941–1965 гг.) // Там же. С. 158-179. 26 См.: Научно-информационный бюллетень (НИБ), № 4, М., 2003. С. 7-8. 27 Герман А.А., Курочкин А.Н. Немцы СССР в Трудовой армии (1941–1945). М., 1998; Маламуд Г. Мобилизованные немцы на Урале в 1942–1948 гг. // Наказанный народ… С. 128-145; Кириллов В. Советские немцы в Тагиллаге // Наказанный народ… С. 146-148; Курочкин А. Роль НКВД в организации и функционировании «Трудовой армии» // Немцы СССР в годы… С. 140-147; Турова Е. Трудармейцы в рабочих колоннах и лагерях НКВД (Бакалстрой, Челябметаллургстрой) // Там же. С. 157-167. 28 Разинков С. Л. Социальный портрет и судьбы советских немцев-трудармейцев, мобилизованных в лагеря НКВД на территории Свердловской области в 1941–1946 гг.: опыт создания и применения электронной базы данных: автореферат … к.и.н. Екатеринбург, 2002. 29 Кригер В. Некоторые аспекты демографического развития немецкого населения 1930–1950-х годов // Немцы России: социально-… С. 470-494; Обердёрфер Л. Демографическое положение немецкого населения Новосибирской области в 1940 гг. // Немцы СССР в годы … С. 321-344; Krieger V. Die demographische Entwiklung der Deutschen in der Sowjetunion in der Jahre 1926–1959 // Heimatbuch der Deutschen aus Russland. Stuttgart. 2003. S. 9-21. 30 Шумилова Л., Герман А. Подготовка и осуществление государственным руководством СССР снятия режима спецпоселения с советских немцев // Немцы СССР в годы … С. 444-452; Ханья С. Освобождение немцев со спецпоселения: пересмотр причин в контексте внутренней политики СССР // Там же. С. 453-461; Шадт А.А. Политико-правовой статус российских немцев в постсталинском СССР (1950–1980 гг.): принципы государственного регулирования // Немецкое население в постсталинском … С. 13-26; Айсфельд А. Российские немцы в послевоенных советско-германских отношениях // Российские немцы. Проблемы истории, языка и современное положение. Материалы международной научной конференции. М., 1996. С. 458-465. 31 Иларионова Т.С. Между надеждой и отчаянием: десять лет новейшей истории национального движения российских немцев (1991-2000) // Немецкое население в постсталинском... С. 154-168. 32 Ханья С. Целиноградские события и национальная политика КПСС в отношении депортированных народов // Немецкое население в постсталинском... С. 139-145. 33 Schleicher J. Von der «ersten Schwalbe» bis zur Hoffnung auf Wiedergeburt //Heimatbuch der Deutschen aus Russland. Stuttgart. 2003. S. 251-279; Шатских Т.И. Газета «Арбайт» – первое национальное немецкое издание в послевоенном СССР // Немецкое население в постсталинском... С.53-60; Иларионова Т.С. «Ноес лебен» и её роль в формировании национального самосознания российских немцев // Там же. С. 61-74; Прокопьева Н.В. Немецкоязычная пресса Алтая в 50–60 годы ХХ века // Немецкий этнос… С. 63-67. 34 Deutsche Geschichte im Osten Europas… S. 324-419; Лиценбергер О.А. Евангелическо-лютеранская церковь и советское государство. М., 2000; Лиценбергер О.А. Римско-католическая церковь в России: история и правовое положение. Саратов, 2001; Лиценбергер О.А. Возрождение Римско-католической и Евангелическолютеранской церквей: религиозная жизнь российских немцев после ликвидации режима спецпоселения (1956-2002 гг.) // Немецкое население в постсталинском... С. 264-277 и др. 35 Смирнова Т.Б. Методика полевых исследований // НИБ, № 1(33), 2003. С. 11-14; Вибе П.П. Выявление источников по истории российских немцев и их использование в музейной практике // НИБ, № 3(31), 2002. С. 15-18; История и культура немцев Алтая (по материалам этнографических экспедиций). Вып. 1. Барнаул, 1999; Вып. 2. Барнаул, 2002; Вып. 3. Барнаул, 2002 и др. 36 Барбашина Э.Р. Региональные этносоциологические исследования: методологические предпосылки организации и координации // Российские немцы. Проблемы истории, языка и современное положение. Материалы международной научной конференции. М., 1996. С. 493-508; Смирнова Т.Б. Этническое самосознание и этнические процессы у немцев Западной Сибири // Там же. С. 485-492; Барбашина Э.Р., Захарова Е.В. Проблемы этнической идентичности молодёжи российских немцев сегодня // Немцы России в 17 18 29 контексте отечественной истории: общие проблемы и региональные особенности… С. 185-200; Смирнова Т.Б. Современные этнические процессы у немцев Западной Сибири // Немецкое население в постсталинском … С. 169-176 и др. 37 Дятлова В.А. Тенденция развития островных говоров немцев Сибири в условиях иноэтнического окружения // Немцы Сибири. История и культура… С. 154-157; Москалюк Л.И. Явления интерференции в лексико-семантической системе островных говоров // Там же. С. 167-172; Москалюк Л.И. Межьязыковые контакты в немецких поселениях Алтайского края // История и культура немцев Алтая (по материалам этнографических экспедиций. Вып. 1. Барнаул, 1999. С. 122-128; Бетхер А.А. Этноязыковая ситуация у немецкого населения в Западной Сибири в конце 1980-начале 1990 гг. // Немецкое население в постсталинском… С. 357-382; Москвина Т.Н. Семантика глаголов «lichen» и «weinen» в островном немецком говоре // История и культура немцев Алтая… Вып. 2. Барнаул, 2002. С. 173-177 и др. 38 Немцы России. Энциклопедия. Т. 1. М., 1999, а также многочисленные методические материалы. 39 Наказанный народ… 40 «Aus Sibirien – 2004»: научно-информационный сборник. Тюмень, 2004. 41 Чернова Т.Н. Российские немцы. Отечественная библиография. 1991–2000 гг. М., 2001. 42 Brandes D., Busch M., Pavlovic K. Bibliographie zur Geschichte und Kultur der Russlanddeutschen. B.1. Von der Einwanderung bis 1817 / München, 1994; Brandes D., Donninghaus V. Bibliographie zur Geschichte und Kultur der Russlanddeutschen. B. 2. Von 1917 bis 1998 München, 1999 и текущая библиография в НИБ. 43 См.: Айсфельд О.В. Рецензия на Каталог документов Российского государственного исторического архива // НИБ, № 1(33), 2003. С. 25-26; Айсфельд О.В. Рецензия на книгу: Брошеван В., Ренпеннинг В. Боль и память крымских немцев (1941–2001) // НИБ, № 2 (34), 2003. С. 25-26 и др. 44 Айсфельд О.В. Публикация исторических документов: по правилам или без них? //НИБ, № 2(34), 2003. С. 8-12. 45 См.: НИБ, № 4, М., 2003. С. 6-8. 30 Агапов М.Г. /Тюмень, Россия/ «НОВАЯ ГЕРМАНИЯ» И ИЗРАИЛЬ НА ПУТИ К ПРИМИРЕНИЮ 1948–1965 гг. В 2005 г. отмечается 40 лет с момента установления дипломатических отношений между Германией и Израилем. Налаживание отношений между Германией и Израилем в послевоенный период стало серьезным испытанием для обеих сторон. Какие препятствия – исторические, мировоззренческие, политические – пришлось преодолеть двум государствам для того, чтобы в конечном итоге прийти к примирению? Ответу на этот вопрос посвящена данная статья. Решение Генеральной Ассамблеи ООН от 29 ноября 1947 г. о разделе Палестины на три части и создании в одной из них «еврейского государства» стало следствием признания объединенными нациями утверждения о том, что «ни одно государство в Западной Европе не оказалось в состоянии предоставить должную помощь еврейскому народу в защите его прав и самого существования от насилий со стороны гитлеровцев и их союзников. Это тяжелый факт… объясняет стремление евреев к созданию своего государства. Было бы несправедливо не считаться с этим и отрицать право еврейского народа на осуществление такого стремления»1. Этот тезис, выдвинутый руководством Сионистской организации еще во время войны, опирался на повергшие международную общественность в состояние шока сведения о массовом истреблении евреев нацистами. После второй мировой войны ненависть к немцам и требование подвергнуть их бойкоту звучали в Израиле повсеместно. Газета «Едиот Ахронот» утверждала: «Мы должны укоренить ненависть к немцам в сердцах наших детей и их потомков». Она требовала не импортировать в Израиль «даже булавки, даже шнурка для ботинок, произведенных немцами» и предлагала: «Если в одной из поездок, в поезде или на корабле мы встретим немца, мы должны плюнуть ему в лицо: это нельзя забывать». Газета «Ха-арец» предложила принять закон, запрещающий евреям всякий социальный контакт с немцами, в том числе и случайный, например, между туристами, живущими в одной гостинице за пределами Германии. Этот закон также должен был запретить гражданам Израиля посещать Германию2. По словам историка Тома Сегева, «в первые месяцы существования Государства Израиль создавалось ощущение, что оно будет бойкотировать Германию навеки. Такова была инстинктивная политика. Большинство израильтян воспринимали этот бойкот как своего рода национальный долг евреев перед погибшими»3. Политика бойкота Германии проводилась Израилем вплоть до начала 1950-х гг., когда под воздействием как внешних, так и внутренних факторов правительство Д. БенГуриона вынуждено было пересмотреть свою политику по отношению к Германии. В Израиле были убеждены, что без урегулирования отношений с еврейским народом Германия не сможет вернуться в международное сообщество. Однако, в августе 1950 г. Великобритания, Франция и США признали Западную Германию и установили с ней дипломатические отношения. Таким образом, несмотря на бойкот со стороны Израиля, Западной Германии удалось выйти из состояния дипломатической изоляции. Напротив израильской дипломатии не удалось заключить союзных договоров ни с Великобританией, ни с США, на поддержку которых рассчитывал опереться Тель-Авив. В стране нарастал экономический кризис. Сделанное в этих условиях заявление К. Аденауэра о готовности Германии принять на себя ответственность за преступления Третьего Рейха открыло перед правительством Д. Бен-Гуриона возможность урегулировать отношения с Германией с максимальной для себя выгодой. Для Германии установление отношений с Израилем должно было стать символическим актом отречения от своего нацистского прошлого, средством восстановления престижа страны на международной арене. Вашингтон, в своих целях поддерживая намерения К. Аденауэра, настойчиво предлагал Тель-Авиву сделать шаг навстречу Бонну. К этому шагу Тель-Авив подталкивало и все ухудшающееся состояние израильской экономики. В качестве условия нормализации германо-израильских отношений правительство Д. Бен-Гуриона предложило Бонну выплатить Израилю 31 возмещение в размере 1 млрд. долларов как «наследнику миллионов погибших евреев, наделенному правом и обязанностью потребовать за них компенсацию». Первая встреча официальных представителей израильского правительства с К. Аденауэром состоялась 19 апреля 1951 г. в Париже. Ее результатом стало принципиальное согласие канцлера Германии «выплатить компенсацию еврейскому народу и правительству Израиля за ущерб, причиненный нацистами». 27 сентября 1951 г. К. Аденауэр выступил с соответствующим заявлением в Бундестаге. Текст заявления Аденауэра был предварительно выверен и утвержден президентом ФРГ Т. Гойсом и президентом Конференции еврейских организаций по предъявлению материальных претензий к Германии4 Н. Гольдманом. В заявлении в частности говорилось: «Федеральное правительство, а вместе с ним значительное большинство немецкого народа сознают, сколь безмерным было страдание, причиненное евреям в Германии и оккупированных странах в период господства национал-социализма… Именем немецкого народа были совершены неописуемые преступления, требующие морального и материального возмещения, как в отношении индивидуального ущерба, нанесенного евреям, так и в отношении имущества евреев, у которого в настоящее время не осталось владельцев или наследников». 9 января 1952 г. Кнессет после продолжительных дебатов, сопровождавшихся массовыми выступлениями противников любых переговоров с Германией, 61 голосом против 50 принял решение начать прямые переговоры с Бонном. Инициатором нормализации отношений с Германией и самым последовательным их сторонником был глава израильского правительства Д. Бен Гурион. В полемике с противниками нормализации он постоянно подчеркивал, что «Германия Аденауэра и социал-демократов – это не Германия Гитлера». Его оппоненты слева допускали возможность установления отношений только с «подлинно демократической единой Германией, которая, быть может, возникнет в будущем». Оппоненты справа считали переговоры с Германией актом национального предательства. Германо-израильские переговоры начались в апреле 1952 г. в Голландии. Согласно договору, подписанному 18 сентября 1952 г. в Люксембурге, правительство ФРГ обязалось в течение 20 лет поставить Израилю оборудование и промышленные товары на сумму 715 млн. долларов и выплатить еще 107 млн. долларов Конференции еврейских организаций по предъявлению материальных претензий к Германии5. Таким образом общая сумма репараций составила 822 млн. долларов (примерно3 млрд. марок.). Она была выплачена к 1965 г. Соглашение о репарациях положило начало процессу примирения между Германией и Израилем. В сентябре 1952 г. в Кельн прибыла израильская миссия с целью наблюдения за исполнением соглашения о репарациях. Глава миссии Э. Шенар считал, что реализация соглашения приведет к установлению отношений между Бонном и Тель-Авивом de facto. Свою задачу Э. Шенар видел в том, чтобы способствовать процессу сближения двух государств. Поскольку значительная часть репараций прибывала в Израиль в виде товаров, между странами стали формироваться торговые отношения. На рынки ФРГ стали поступать товары из Израиля. К середине 1960-х гг. ФРГ превратилась в третью по значению страну экспорта израильских товаров после США и Великобритании. Развитию торговых отношений между странами способствовала состоявшаяся в 1960 г. в ньюйоркской гостиннице «Уолдорф-Астория» встреча Д. Бен Гуриона с К. Аденауэром. Параллельно торговым стали развиваться и политические отношения. Израильская миссия превратилась de facto в официальное представительство Государства Израиль в ФРГ. Этому способствовало введение в состав миссии высокопоставленных сотрудников МИДа Израиля. Помимо текущего контроля над соблюдением соглашения о репарациях, миссия занималась также распространением информации об Израиле, поддерживала контакты с германскими политическими деятелями и постоянно информировала Тель-Авив о развитии политических процессов в ФРГ. В свою очередь Бонн также видел в израильской миссии представительство Государства Израиль в целом, а не только в вопросе о репарациях. 32 1950 гг. были отмечены постоянным укреплением германо-израильских отношений не только в торговой, но и в военной областях. Учитывая повышенную чувствительность израильского общества ко всему, что касалось Германии, руководство Израиля предпочитало не афишировать свои успехи на германском направлении. В тех же случаях, когда они становились достоянием гласности это приводило к серьезным политическим кризисам. Один из них разразился вследствие поездки в ФРГ с секретной миссией в 1957 г. бывшего начальника Генштаба Израиля М. Даяна, другой – в 1959 г. из-за попытки правительства скрыть от Кнессета связи с ФРГ в области торговли оружием. В обоих случаях эти кризисы закончились отставкой действующего и созданием нового правительства. Вследствие успешного развития отношений между двумя странами в 1956 г. Израиль предложил установить с ФРГ дипломатические отношения de jure. Однако Бонн отклонил это предложение, опасаясь негативной реакции арабских стран в сотрудничестве с которыми германская сторона была заинтересована не меньше, чем с Израилем. Развитие связей ФРГ с арабским миром, прежде всего с Египтом, стало в начале 1960 гг. причиной кризиса в германо-израильских отношениях. «Моссада», впрочем, как выяснилось позже вопреки приказу Д. Бен Гуриона «не трогать немцев», провела тогда серию террористических актов против германских ученых-ракетчиков, работавших в Египте. Д. Бен Гурион, стремясь сохранить отношения с ФРГ отправил в отставку легендарного руководителя «Моссада» Исера Хареля6. Только в 1965 г., когда ФРГ в соответствии с доктриной Хольштейна разорвала отношения с арабскими странами, были установлены дипломатические отношения между ФРГ и Израилем. Объединенные Нации. Официальный отчет Первой специальной сессии Генеральной Ассамблеи. Т. I. Пленарные заседания Генеральной Ассамблеи. Стенографический отчет 28 апреля – 15 мая 1947 года. НьюЙорк, 1947. С. 85 – 87. 2 Вайц Й. Становление израильской демократии. Первое десятилетие: Политические и идеологические дискуссии. Тель-Авив, 2001. С. 177. 3 Segev T. The Seventh Million: The Israelis and the Holocaust. NY., 1993. P. 175. 4 Конференции еврейских организаций по предъявлению материальных претензий к Германии (Conference on Jewish Material Claims against Germany) была образована в 1951 г. сразу после Парижской встречи по инициативе президента Всемирного еврейского конгресса Н. Гольдмана. 5 Бар-Зохар М. Бен-Гурион. Ростов-на-Дону, 1998. С. 295 6 Raviv D., Melman Y. Every spy a prince. The Complete History of Israel’s Intelligence Community. L., 1990. P. 159 – 161. 1 33 Алдажуманов К.С. /Караганда, Казахстан/ О ДЕПОРТАЦИИ НЕМЕЦКОГО НАСЕЛЕНИЯ В КАЗАХСТАН (1941–1945 гг.) Начало войны между Германией и СССР положило отсчет трагическому периоду в истории советских немцев, круто изменившему их судьбы и на долгие десятилетия определившему отношение государственной власти ко всему немецкому населению страны. Согласно данным Переписи населения 1939 г. в СССР насчитывалось свыше 1 427 222 немцев, в т.ч. в: РСФСР – 700 231 чел., Украинской ССР – 392 458, Белорусской ССР – 8 448, Азербайджанской ССР – 23 133, Киргизской ССР – 8 426, Грузии – 20 527, Армении – 433 чел., Казахстане – 92 тыс. чел.1 Следует отметить, что с началом войны советские немцы, как и другие народы бывшего СССР, были мобилизованы на фронт. В частности, от населения АССР Немцев Поволжья поступило тогда 2 500 заявлений о добровольной отправке на фронт, и 8 000 немцев вступили в ряды народного ополчения. Впоследствии многие из них были удостоены высших наград государства. Однако все это не принималось в расчет. Стремительное продвижение германских войск вглубь СССР, ухудшение экономической и социальной обстановки вызывали все большую тревогу у высшего руководства страны, в первую очередь И.В. Сталина и его окружения. Это, в частности, и определяло недоверие властей к немецкому населению, в котором пытались найти потенциального «врага» в виде «пятой колонны». Центральные органы власти, нагнетая обстановку, требовали от местных органов НКВД разоблачения шпионских гнезд среди немецкого населения. Судя по публикациям последних лет в России, тогдашнюю ситуацию отчасти можно было бы понять, если учесть, что на предприятиях и среди населения присоединенных к СССР Бесарабии, Западной Украины, Западной Белоруссии и стран Прибалтики функционировала разведывательная сеть, направленная для подрывных акций против СССР2. Накануне будущей большой войны это было закономерным. Но, как свидетельствуют документы, опубликованные военным историком А.Н. Кичихиным, такой шпионской сети среди немцев Поволжья обнаружено не было. Криминогенная обстановка там в первые месяцы войны ничем не отличалась от других тыловых районов страны. Однако, как утверждает А.Н. Кичихин, опубликовавший эти данные, «в рекомендациях центра (требовавших вскрытия шпионских сетей и выявления врагов – К.А.) просматривалась явная тенденциозность, во что бы то ни стало вскрывать связь немецкого населения республики с германской разведкой». Поэтому трудно не согласиться с мнением о том, что «сегодня нам хорошо известна цена многих такого рода дел»3. Тем не менее, на тот момент у руководства страны было свое сложившееся мнение. В июле 1941 г. АССР Немцев Поволжья посетили В.М. Молотов и Л.П. Берия, после чего было принято решение о необходимости депортации всего немецкого населения. 28 августа 1941 г. был обнародован Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». Как свидетельствуют документы, ставшие доступными в последние годы, решение о выселении немцев из Поволжья было принято совместным постановлением СНК СССР и ЦК ВКП/б/ еще за два дня до опубликования Указа. Кроме того, 27 августа 1941 г. по линии НКВД уже был распространен приказ наркома Л.П. Берии «О мероприятиях по проведению операции по переселению немцев из республики немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей». Была составлена и разослана соответствующая «Инструкция» по проведению переселения4. В ней расписывались все действия органов НКВД и местных властей по осуществлению депортации немцев, вплоть до перевозки железнодорожным и водным транспортом. Инструкция определяла также группы немецкого населения, подлежащих выселению. Члены партии и ВЛКСМ должны были «переселяться одновременно с остальными». Члены семей военнослужащих и 34 начальствующего состава Красной Армии также подлежали выселению на общих основаниях. Им предполагалось лишь предоставление преимущества в местах расселения на первоочередное хозяйственное устройство. Переселенцам разрешалось брать с собой минимум необходимых вещей. Депортация проводилась по строгому графику одновременно во всех населенных пунктах. Сборы и отправка людей продолжались в АССР НП с 3 по 20 сентября 1941 г. Обычно на сборы в дорогу давали 24 часа. И люди, взяв с собой самое необходимое, за этот срок выселялись целыми деревнями. Следует отметить, что места выселения в последующем занимали другие, большей частью колхозники, переселенные из других районов Поволжья и прилегающих областей. Поэтому имущество и скот по существу передавались им за символическую цену. Имущество и скот оставались на условиях кредита со сроком погашения их стоимости в течение 7 лет. Однако в местах вселения депортированным получить компенсацию практически было невозможным. Хотя на этот счет имелись соответствующие указания Правительства СССР и СНК КазССР о том, чтобы по линии Наркоматов мясомолочной промышленности и земледелия обеспечить семьи спецпереселенцев скотом и выделить кредиты на хозяйственное обустройство5, на местах эти указания остались не реализованными. В результате депортации к концу 1941 г. было размещено в новых местах вселения около 1 млн. 120 тыс. немцев, что составляло 80 % их численности на 1939 г.6. Здесь надо иметь в виду то, что немецкое население одновременно выселялось со всех районов европейской части страны, еще не занятой противником. Согласно решениям СНК СССР и ГКО СССР, большинство немцев-переселенцев размещалось в Казахстане. В настоящее время опубликованы документы относительно количества переселенцев, следовавших эшелонами в разные области Казахстана. Они свидетельствуют, что перевозка населения проходила с большими потерями.С осени 1941 г. партийные и советские органы Казахстана усиленно готовились к приему спецпереселенцев из числа немецкого населения. Размещение их в местах постоянного проживания затруднялось тем, что в это время в республику стали прибывать большими партиями эвакуированные из прифронтовой полосы. Изыскать для всех прибывающих в республику жилье, обеспечить их продовольствием было делом чрезвычайно трудным. Местные власти были вынуждены изыскивать все возможности, чтобы устроить переселяемое в республику население. При этом учитывалось то, что большинство трудоспособного мужского населения спецпереселенцев уже мобилизовывалось в трудовую армию и строительные колонны, направленные на объекты оборонительного значения. Поэтому основная часть спецпереселенцев (женщины, дети, старики) направлялись в колхозы и совхозы республики. Так, до конца ноября 1941 г. в Казахстане было расселено 420 тыс. немцев из Поволжья7. Из них 30 тыс. чел. было расселено в Алма-Атинской, около 60 тыс. – в Акмолинской, свыше 30 тыс. – в Карагандинской, около 40 тыс. – в Кустанайской, свыше 50 тыс. – на территории Северо-Казахстанской области и т.д.8. В Гурьевской и Западно-Казахстанской областях немцы не размещались, так как эти области располагались ближе к прифронтовой зоне и к прежним местам их проживания. Размещение немецкого населения в Казахстане можно разделить на три составных этапа. Первый – размещение депортированных из Поволжья и других областей СССР в 1941 г., второй – перемещение местного немецкого населения, проживавшего в городах республики в сельские районы, т.е. внутри республики, третий – размещение депортированных немцев из разных районов СССР в 1941–1945 гг. Как известно, в республиках Средней Азии, Сибири и других районах ранее проживавшее там немецкое население было выселено из областных городов. 16 октября 1941 г. было принято постановление и в Казахстане, в котором говорилось: «В условиях военного времени проживание немцев в областных городах республики и использование их (в т.ч., коммунистов и комсомольцев) на руководящей партийной, советской и 35 хозяйственной работе запрещается». 10 ноября 1941 г. немецкое население было выселено из всех областных городов республики и, оставшиеся после набора в трудовые колонны, спецпереселенцы были направлены в МТС, совхозы и колхозы. Как свидетельствуют архивные документы адаптация немецкого населения новым условиям и новому социально-правовому положению проходила очень болезненно, порой приобретая трагическую окраску. Отсутствие продовольственных и промтоварных ресурсов, нехватка жилья и другие трудности усугубили положение. Как сказано выше, трудоспособное мужское население из числа немцев было мобилизовано в трудовую армию. Вследствие этого оставшаяся часть спецпереселенцев (в основном женщины, старики и дети) не могла выработать необходимый минимум трудодней в колхозах, на что жаловались многие руководители с мест9. А ограниченные продовольственные ссуды, выделяемые по линии правительства, не могли полностью удовлетворить их потребности. Поэтому было много смертных случаев среди спецпереселенцев. К сожалению, мы не располагаем исчерпывающими данными на этот счёт. Но есть докладные записки руководителей Восточно-Казахстанской, Семипалатинской, Павлодарской, СевероКазахстанской, Семипалатинской, Павлодарской, Северо-Казахстанской, Акмолинской, Кустанайской и других областей, где отмечаются случаи массового опухания спецпереселенцев от голода и участившаяся смертность среди них10. О потерях среди немецкого населения можно судить длишь по следующей статистике: если в 1941 г. было размещено 420 тыс., то к концу 1945 г. в республике осталось 300 600 немцев. Это всё население, включая и тех, кого депортировали в 1942– 1945 гг. из западных районов СССР по мере освобождения оккупированной территории. По свидетельству документов, это население состояло исключительно из женщин и детей, так как всё мужское население находилось либо в лагерях, либо в «Трудовой армии»: «В связи с этим, – отмечается в одном из документов, – весь контингент размещён в колхозах республики, где каждому предоставлена работа соответственно физическому состоянию»11. Положение спецпереселенцев, в особенности после размещения в Казахстане в 1943–1944 гг. карачаевцев, калмыков, чеченцев и ингушей, крымских татар и других депортированных народов, ещё больше осложнилось. Местные власти, в т.ч. и органы НКВД, осуществлявшие комендантский надзор за спецпереселенцами, неоднократно ставили вопрос об оказании помощи депортированным. Однако эти обращения не всегда удовлетворялись. Например, в одной из докладных записок в правительство СССР по поводу положения спецпереселенцев в Казахстане говорится: «Продовольственная помощь спецпереселенцам оказывается в связи с крайней нуждаемостью. В 1945 г. в декабре выдано 3840 тонн муки. В начале и середине 1945 г. помощь оказывалась спецпереселенцам из Кавказа, Грузии и Крыма. В связи с этим правительства Киргизской, Узбекской и Казахской республик возбудили ходатайство перед союзным правительством об оказании продовольственной помощи. Выделяемая продпомощь предназначалась только для спецпереселенцев из Грузии, Северного Кавказа и Крыма. Это предложение союзных республик поддержал и Берия, не считая нужным оказать помощь немцампереселенцам репатриантам 1945г.»12. А между тем немецкое население крайне нуждалось, о чём свидетельствуют многочисленные документы: например, из 28 тыс. немцев, оставшихся в 1945 г. в Семипалатинской области, нуждалось 23 тыс., из 35 тыс. немцев в Кустанайской области нуждалось почти 90 %, и так повсеместно. В течение всего периода войны из Казахстана было мобилизовано большое количество людей в трудовую армию. Их призыв осуществлялся через военные комиссариаты и НКВД. Как известно, в период войны республика поставила в трудовую армию около 700 тыс. чел.13 В составе этого контингента находились и представители немецкого населения, причём и женщины. Об этом свидетельствуют и постановления ГКО от 10 января 1942 г., от 14 февраля 1942 г., от 7 октября 1942 г., от 19 августа 1943 г. 36 и др. В ежегодных отчетах Казвоенкомата о численности мобилизованных указывались и немцы14. Всего в годы войны более 120 тыс. немцев находилось в рядах «Трудармии». Из них около 72 тыс. было призвано из числа немцев, расселённых непосредственно в Казахстане. Например, в 1942 г. в систему Наркомата путей сообщения СССР для строительства участков Юго-Восточной железной дороги из республики было отправлено 2 695 немцев, на строительство линии Сталинск–Магнитогорск – 5 800 немцев и т.д. В 1943 г. на строительные работы в трест «Балхашстрой» было отправлено 9 573 чел., за пределы республики 23 193 немцев, всего – 32 266 чел.15 Таким образом, процесс мобилизации немецкого населения в трудовую армию шёл непрерывно. Практически внутри республики, а также за её пределами не было предприятий, где бы ни работали трудармейцы из числа немцев. Эти рабочие батальоны направлялись на предприятия по производству вооружения, боеприпасов, цветных и чёрных металлов, по добыче угля и нефти, на строительство железных дорог. Использовались они как внутри республики, так и за её пределами. Например, во время войны при Актюбинском исправительно-трудовом лагере был создан строительный батальон из числа немцев, являвшихся заключёнными. Они выполняли в лагере различные строительные работы. Всего в годы войны в Казахстан было депортировано свыше 462 тыс. немцев. По свидетельству документов, решение властей о выселении немцев не имело правовой основы. В архивах не выявлено документов, свидетельствующих о «сообщениях военных властей и других сигналах о наличии в районах Поволжья тысяч и десятков тысяч диверсантов и шпионов», готовых по команде из Германии превратить немецкое население АССР в «пятую колонну» в тылу Красной Армии 16. Ликвидация АССР немцев Поволжья также противоречила статье 15-ой её Конституции, поскольку акт должен производиться с согласия автономной республики. Однако соблюдение таких пунктов Конституции не было присуще И. Сталину и его окружению. Это особенно ярко проявилось в последующие годы, когда акты террора разыгрались и над другими народами, населявшими Закавказье и другие страны. Положение немецкого населения в Казахстане оставалось тяжёлым и в послевоенные годы. Лишь в середине 1950 гг., когда были отменены все ограничения и сняты надзорные функции со стороны спецкомендатур МВД – немцы, как и все репрессированные в сталинский период народы и этнические группы, получили право свободного перемещения и обустройства в пределах СССР. Бугай Н.Ф. 40-е годы: «Автономию немцев Поволжья ликвидировать…» // История СССР. 1991. № 2. С. 172; Казахстан в цифрах. Алма-Ата. 1987. С. 5. 2 См.: Кичихин А.Н. Советские немцы: откуда, куда и почему? // Военно-исторический журнал. 1990. № 8, 9. 3 Там же. № 9. С. 34. 4 Там же. С. 34-35. 5 ЦГА РК. Ф. 1987. Оп.1. Д. 9. Л. 7. 6 Кичихин А.Н. ... № 9. С. 36. 7 ЦГА РК. Ф. 1987. Оп. 1. Д. 14. Л. 34. 8 Там же. Л. 63. 9 Там же. Д. 9. Л. 20-58. 10 Там же. 11 Там же. Д. 20. Л. 11. 12 Там же. Л. 9. 13 Егемен Казахстан. 1993. 8 мая. 14 Там же. 1 15 16 ЦГА РК. Ф.1146. Оп.1. Д.156. Л.29, 30, 49-50. Кичихин А.Н. ... № 8. С. 32. 37 Бадрызлова О.В. /Тюмень, Россия/ ВОСПРИЯТИЕ ПОВЕСТИ В. РАСПУТИНА «ЖИВИ И ПОМНИ» В ГЕРМАНИИ Значимость культурного диалога между Россией и Германией не вызывает сомнений, как не вызывает сомнений и то, что этот диалог служит более глубокому узнаванию друг друга, сближению русского и немецкого народов. Такому «узнаванию» всегда содействовала художественная литература, способная в полной мере раскрыть накопленный человеком опыт, историю, образ жизни людей. Творчество писателя-сибиряка В. Распутина также способствует этому процессу. В его произведениях, в которых сполна отразилась жизнь русского народа во второй половине ХХ в., западный читатель ищет разгадку тайны «загадочной русской души», познает основные ментальные характеристики русского человека. В 1970–1980 гг. Распутина интенсивно читали, изучали и переводили как на западе, так и на востоке Германии. Его знаменитые повести «Деньги для Марии» (1967), «Последний срок» (1970), «Живи и помни» (1974), «Прощание с Матерой» (1976) и большинство рассказов («Рудольфио» 1966, «Василий и Василиса» 1967, «Встреча» 1969, «Уроки французского» 1973, «Наташа» 1982, «Что передать вороне?» 1982 и др.) имеют в немецком языке несколько вариантов перевода, а также обширную критическую литературу. О популярности Распутина среди немцев свидетельствуют и многочисленные театральные постановки его повестей «Деньги для Марии» (Магдебург, 1978), «Живи и помни» (Хале, 1983), а также создание фильмов «Василий и Василиса» (Берлин, 1978) и «Прощание» (Берлин, 1987). Произведения Распутина обратили внимание немецкого читателя, прежде всего, своим необычным взглядом на действительность. Восток и запад Германии впервые смогли увидеть (вовсе не такие жизнерадостные, как преподносилось ранее) события, реально происходившие в Советском Союзе. В ФРГ этот факт использовался как еще одно средство борьбы капитализма против социализма, а Распутин был назван «внутренним эмигрантом»1, способным своим творчеством вместе с другими писателями-«деревенщиками» образовать некий противовес «идеологическому давлению тоталитаризма»2. Анализируя повесть «Живи и помни», немецкий писатель З. Ленц назвал ее «тихим опровержением той социалистической утопии, которая так и не стала концом жизненных трудностей и не достигла обещанной отмены печали и отчаяния»3. Данную повесть и вообще все творчество Распутина он склонен воспринимать как «протест против установленного кем-то сверху морального поведения человека»4. ГДР, которая вслед за СССР стремилась к «светлому будущему», от реальной жизни русской деревни поначалу была просто шокирована. Критика пыталась отстраниться от действительности, указывая на то, что это необходимо воспринимать несколько иначе, что это всего-навсего «сибирская экзотика России»5. Разная идейная и эстетическая направленность литератур запада и востока Германии, вызванная социо-культурной ситуацией в этих странах, обусловила и различное восприятие творчества Распутина, в частности его повести «Живи и помни», как на уровне литературной критики, так и на уровне ее переводов. «Живи и помни» – это единственное произведение в творчестве писателя, которое, так или иначе, касается темы войны, являющейся в Германии в 1970–1980 гг. темой чрезвычайно актуальной. Кроме того, эта повесть является также единственным произведением, название которого в одном из вариантов перевода не совпадает с оригинальным. Этот факт интересен уже потому, что несоответствие заголовков, несущих в себе все основные смыслы и идеи произведений, указывает и на различную смысловую наполняемость самих текстов. Первый вариант перевода повести «Живи и помни» был выполнен западногерманским переводчиком А. Кэмпфе и опубликован в 1976 г. под названием «In den Wäldern die Zuflucht», что означает «Убежище в лесу». Второй вариант появился на востоке Германии в 38 1977 г. под заголовком «Leb und vergiß nicht», дословно «Живи и не забывай». Перевод был выполнен Эрихом Арндтом. На наш взгляд, перевод заглавия повести, в задачи которого входит, с одной стороны, привлечение внимания читателя, а с другой – настрой его на получение определенной информации, во втором случае был более удачным, чем в первом. Идея произведения, заключенная в названии «Живи и помни», точно и адекватно передается Э. Арндтом. Заголовок Кэмпфе отражает иное понимание смысла произведения от того, который изначально закладывался Распутиным. Здесь, в первую очередь, сыграли, на наш взгляд, актуальные в послевоенное время для ФРГ проблемы отчуждения человека и поиска его идентичности. Назвав распутинскую повесть «In den Wäldern die Zuflucht», Кэмпфе поставил т.о. в центр внимания не Настену, «ради которой задумывалось и писалось произведение»6, а ее мужа Андрея, который, убегая от людей, скрываясь в лесу, проходит все стадии процесса отчуждения вплоть до потери своего собственного «Я». Эти же проблемы оказались в центре внимания и в исследованиях по самой повести. Западных немцев интересовал не столько факт дезертирства русского солдата, сколько его последствия для душевного состояния человека. Они четко осознавали, что тематика произведения – это лишь задний план для изображения более волнующих писателя проблем, проблем нравственности, что Гуськов мог быть и не дезертиром, а совершить какое-либо другое преступление. Х. Просс-Верт считает, что в повести Распутину «удалось то, чего до сих пор никому ни в Советском Союзе, ни на Западе не удавалось достичь. Великое классическое произведение!»7. Восток Германии в целом повторяет процесс осмысления творчества Распутина в Советском Союзе. Немецкие исследователи, как и их советские коллеги, прозу писателя воспринимали поначалу только как прозу о русской деревне и быте, этнографическая сторона которой массового читателя заинтересовать была не в силах. Так, Г. Квойдрак отнес повести писателя к числу произведений, предназначенных для развлекательного чтива (die Unterhaltungslektüre). По его мнению, основным их достоинством является то, что после прочтения «ты знаешь о людях и деревне намного больше и подробнее, чем знал раньше»8. Самым лучшим произведением он посчитал повесть «Деньги для Марии», одно из преимуществ которой состоит в ее небольшом объеме. Две другие «Последний срок» и особенно «Живи и помни», по его мнению, рассказаны слишком подробно, слишком медленно и не являются удачей писателя. «Иногда мой интерес угасал, я начинал перелистывать страницы, но, в общем, это чтиво заманивает»9, – таким было заключение критика. Со временем славистика ГДР, глубже проникая вслед за советскими исследователями в суть произведений Распутина, существенно расширила свое понимание и восприятие его творчества. Они стремились отыскать в прозе писателя, прежде всего, те черты, которые были бы общезначимы и для немецкой действительности, и для немецкого читателя – это вопросы совести и нравственности. Однако, несмотря на сходства в изучении и восприятии прозы Распутина в ГДР и СССР, у восточных немцев часто возникало непонимание по поводу причин поведения распутинских героев, которое они объясняли понятием «загадочной русской души», различием ментальных характеристик людей разной национальности, особым мировоззрением русского человека, основной чертой которого, по их мнению, явилась его патриархальность10. Открытие патриархальности российской деревни в середине ХХ в. стало для немецкого читателя поистине потрясающим и шокирующим. Патриархальность, представленная в «Последнем сроке» как средство сохранения традиций и ценностей, испокон веков чтимых русским человеком, воспринимается немцами положительно, но в повести «Живи и помни» та же патриархальность семейного уклада русских становится, по их мнению, основной причиной гибели Настены. «Кто знает, – восклицает Г. Кремпиен, – чего бы могла достичь Настена с ее сильным характером, с ее непостижимой глубиной чувств, если бы она не 39 вышла замуж за Андрея и не попала бы в его семью, где царил патриархальный дух и господствовал мужчина. Настена беззлобно и доверчиво шла за Андреем, выражая таким образом свою бабью благодарность, которая, в конце концов, привела ее к гибели»11. Трагедия Настены возникла из-за того, соглашается Б. Хиллер, что ее «супружество было обременено сомнительными на сегодняшний день традициями»12. Занимаясь анализом причин гибели Настены, И. Новотный также приходит к выводу о том, что они кроются, прежде всего, в патриархальности русского народа. Покорность и бездействие по отношению к своей судьбе, берущие начало в патриархальности жизненного уклада русской деревни, определялись немецкой критикой как особенность русской ментальности. Несмотря на очевидную разницу в процессах осмысления повести Распутина «Живи и помни» на западе и востоке Германии можно говорить о том, что адекватно она была воспринята благодаря содержащемуся в ней нравственному потенциалу, тем общечеловеческим проблемам, которые стали главным средством коммуникации между писателем и иностранным читателем. 1 Ssachno H. Spaltung und Aufbruch // Sowjetliteratur heute. Hrsg. von G. Lindemann. München, 1979. S. 149-174. Там же. S. 163. 3 Lenz S. Glockenstimmengeläut. Valentin Rasputins Roman // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 1976. 4. Dez. S. 30. 4 Там же. S. 30. 5 Hiller B. V.Rasputin Leb und vergiβ nicht // Weimarer Beiträge. 1978. № 9. S. 135. 6 Распутин В. С нравственной линии // Литература в школе. 1998, № 7. С. 79. 7 Pross-Weerth H. Von Stalins Tod bis zur Gegenwart // Sowjetliteratur heute. Hrsg. von G. Lindemann. München, 1979. S. 79. 8 Cwojdrak G. Rasputins sibirischer Report // Weltbühne. 1978. № 3. S. 89. 9 Там же. S.89. 10 См.: Krempien H. Nachwort // V.Rasputin Leb und vergiβ nicht. Novellen. Berlin, 1977. S. 649. 11 Там же. S. 654-655. 12 Hiller B. V.Rasputin Leb und vergiβ nicht // Weimarer Beiträge. 1978. № 9. S. 137. 2 40 Баньковский Л.В. /Соликамск, Россия/ УЧАСТИЕ Г. МИЛЛЕРА, И. ГМЕЛИНА, Г. СТЕЛЛЕРА, П. ПАЛЛАСА В СТАНОВЛЕНИИ УРАЛЬСКОЙ ГОРНОЗАВОДСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ Этнограф и литературовед, профессор Пермского университета П. Богословский в 1927 г. сформулировал концепцию Уральской горнозаводской цивилизации (УГЦ) со специфическими факторами культурно-социального порядка и обосновал «право Урала и Прикамья на особое внимание со стороны историка культуры». Из пятисот городов-заводов России, построенных и действовавших в XVIII–первой половине XIX в., 260 введено в строй на Урале. Автор книги «Города–заводы России» Р. Лотарёва обратила внимание исследователей на широкое использование зарубежных знаний и технических достижений при формировании отечественной металлургии. Проводимая Петром I политика определялась необходимостью быстрого решения проблемы массового строительства заводов. Аналогичную политику Пётр I проводил и при формировании академической науки, многие достижения которой также были связаны с Уралом. Одно из первых и самых крупных достижений УГЦ в сфере естественнонаучных знаний – создание в 1731 г. в Соликамске первого в России ботанического сада, который в то же время был первым учреждением подобного профиля на Урале, первым уральским центром интродукции растений. Кроме того, в XVIII в. Соликамский ботанический сад был учреждением не только российского, но и мирового значения. Создатель сада Г. Демидов в течение полутора десятка лет вёл научную и дружескую переписку, обменивался семенами и коллекциями растений с основоположником ботаники как науки К. Линнеем, создавшим мировой ботанический центр в Упсальском университете. Большую помощь Демидову в устройстве ботанического сада оказали Г. Стеллер (в 1738 и 1746 гг.), И. Гмелин, Г. Миллер – в 1743 г. Что именно побудило Г. Демидова взяться за создание уникального в России ботанического сада, нам неизвестно. Однако можно достаточно уверенно предположить немалое воздействие на уральских жителей экспедиции петровского посланника Д.Г. Мессершмидта в Сибирь. Маршрут экспедиции проходил через Соликамск. В 1720 г. из Тобольска в Петербург Мессершмидт отправил алфавитный список встреченных на пути растений (от Петербурга до Тобольска экспедиция собрала 160 видов растений). Это был первый научный каталог российских растений долиннеевского периода. На обратном пути Мессершмидт провёл в Соликамске 8 месяцев. Исполнением программы его экспедиции руководила Медицинская коллегия. Приведём краткие характеристики работы Г. Миллера, И. Гмелина, Г. Стеллера, П. Палласа в России и на Урале, чтобы в завершение этого сообщения сделать попытку определения их вклада в развитие УГЦ. Герард Миллер. В 1725 г., после открытия в Петербурге Академии наук, в Россию были приглашены на академическую работу высококвалифицированные европейские учёные. Приглашённым было предложено привезти с собой одного-двух студентов, в число которых попали Л. Эйлер, И. Гмелин и другие очень одарённые молодые люди. 5 ноября в Петербург по рекомендации известного профессора Лейпцигского университета И. Менке приехал 20-летний Г. Миллер. Профессор упоминал о многих интеллектуальных достоинствах своего ученика: о замечательной осведомлённости его в лингвистике, всемирной истории, археологии, этнологии, географии, успехах в других гуманитарных науках. Кроме того, молодой человек, судя по воспоминаниям современников, оказался «картинно красив, поражал высоким ростом и силой». Через год молодой учёный в русскоязычной среде чувствовал себя непринуждённо, успешно преподавал латинский язык, историю и географию в академической гимназии, рвался к более серьёзной работе. Его привлекли к изданию только что учреждённой газеты «Санкт-Петербургские ведомости». Канцелярия Академии наук ввела в состав редакции академиков Гросса, Бекенштейна, Байера и других, поэтому было решено выпускать газету на немецком языке. На работу были приняты переводчик М. Шваневитц с учениками М. Алексеевым и И. Яхонтовым. Русское издание изначально получилось переводным с немецкого, но это не смутило Г. Миллера, назначенного редактором. Академики и Миллер решили выпускать вместе с газетой 41 ещё одно оригинальное издание – «Примечания к “Ведомостям”». Первые номера «Примечаний» появились в 1728 г. и стали выходить два раза в неделю. В год выходило 104 номера «Ведомостей» и столько же номеров «Примечаний». В 1730 г. Г. Миллер получил звание профессора и был командирован в Германию, Англию, Голландию. Уже через год он предложил академической конференции свою помощь и проект издания на немецком языке журнала по русской истории. Первые три номера журнала «Собрание русских историй» вышли в 1732–1733 гг. Г. Миллер принял участие в подготовке Второй Камчатской экспедиции с академическим отрядом для изучения естественных ресурсов Сибири. Летом 1733 г. участники экспедиции выехали в Сибирь и пересекли Урал через Пермь и Екатеринбург. На обратном пути (через 10 лет) Г. Миллер и И. Гмелин остановились в Соликамске. Миллер написал очерк, посвящённый истории города. Вот как охарактеризовал этот труд учёного-историка поэт К. Рылеев в поэме «Войнаровский»: 1 В стране той хладной и дубравной В то время жил наш Миллер славной; В укромном домике, в тиши, Работал для веков в глуши, С судьбой боролся своенравной И жажду утолял души. Из родины своей далёкой В сей край пустынный завлечён К познаньям страстию высокой, Здесь наблюдал природу он. В часы суровой непогоды Любил рассказы стариков Про Ермака и казаков, Про их отважные походы По царству хлада и снегов. Иоганн Гмелин приехал в Петербург 30 августа 1727 г. восемнадцатилетним молодым человеком, обучавшимся в известных германских университетах с тринадцати лет. Он прошёл академическую стажировку, помогал ботанику, академику И. Буксбауму в издании его трудов. С 1731 г. И. Гмелин – член Российской Академии наук в должности профессора химии и натуральной истории. Вместе с Г. Миллером и С. Крашенинниковым участвовал во Второй Камчатской экспедиции, написал многотомный труд «Флора Сибири», в котором охарактеризованы 500 новых видов растений, описаны около 1 200 видов растений с приложением 300 чертежей. В 1751–1752 гг. издано гмелинское «Путешествие по Сибири с 1733 по 1743 гг.» с описанием природы Сибири, полезных ископаемых, этнографических наблюдений. В России И. Гмелин известен ещё многими исследованиями по палеонтологии. Георг Стеллер приехал в Петербург с дипломом врача в 1734 г. в возрасте 25 лет. В 1737 г. был принят на службу в Академию наук адъюнктом натуральной истории и командирован в Сибирь в качестве помощника И. Гмелина. К большой удаче создателя и владельца Соликамского ботанического сада Г. Демидова Стеллер, ожидая свои идущие реками экспедиционные грузы, почти три месяца прожил в Соликамске. За это время учёный привёл в должный научный порядок весь ботанический сад, определил растения, семена, помог обрести систему большому гербарию, завёл специальные книги учёта с краткой характеристикой каждого растения, таблички на грядках, в аллеях и теплицах сада. Стеллеру понравилась демидовская коллекция местных уральских растений-эндемиков, уже тогда было ясно, что именно в этом направлении должны сосредотачиваться усилия лучших ботанических садов. Здесь же Стеллер принял решение, что напишет специальную книгу под названием «Пермская флора». Однако не довелось написать многих начатых ботанических книг Г. Стеллеру, в 1746 г. он снова несколько месяцев прожил в Соликамске, но Сенатским указом ему было предписано вернуться в Сибирь. По дороге в Иркутск он заболел и умер в Тюмени, поручив Г. Демидову распорядиться своими сибирскими коллекциями. Демидов сохранил коллекции Стеллера, передал их в Академию наук, послал дубликаты К. Линнею. Линней в то время работал над капитальным трудом «Виды растений», куда включал все известные ему растения Урала и Сибири. В переписке с ботаниками Линней обсуждал не только наиболее острые проблемы систематики растений, но и такие сложные теоретические вопросы ботаники, как географию растений, проблему смешения, скрещивания растений, образования разновидностей. Пётр Симон Паллас – успешно закончил Берлинскую медико-хирургическую коллегию в семнадцать лет, продолжил образование в Англии и Голландии, 26-летним приехал в Петербург и был выбран академиком. Через год отправился в большую экспедицию по России – в районы Закамья, Заволжья, Урала. В 1769 г. проводил исследования на Южном Урале, с 1770 г. – на восточном склоне Урала, далее распространил свою работу на Сибирь и снова вернулся на Южный Урал и в Поволжье. Экспедиция заняла шесть лет. Описание путешествия, изданное в Петербурге на немецком языке, составило три больших тома с рисунками и картами, на русском языке этот труд вышел в 5 томах. В планы Палласа входило издание русской флоры с полным описанием всех европейских и азиатских растений. К сожалению, эта работа осталась незаконченной. В 1773 и 1781 гг. Паллас работал в московском ботаническом саду Прокофия Демидова – старшего брата Григория Демидова. Прокофий переслал Палласу многие сотни гербарных листов с растениями из своего сада. По просьбе Прокофия Паллас составил каталог саду, в 2 котором в самом начале 1790 гг. насчитывалось свыше 2 200 видов растений. Многие из них в своё время были перевезены из Соликамского ботанического сада младшего брата. Историк Г. Миллер, поддерживая свои давние отношения с ботаниками, однажды переслал К. Линнею собранные Палласом семена и получил из Упсалы такой отклик: «Я устроил отдельный садик для них, а также для ранее полученных мною сибирских растений. Теперь ваши азиатские растения являются единственными, которые украшают сады северной Европы». Подводя итог этому краткому очерку из истории российской и уральской ботаники, следует сказать об особенном вкладе Г. Миллера, И. Гмелина, Г. Стеллера, П. Палласа в изучение не только природы, но и истории, этнографии Урала. В трудах этих выдающихся учёных содержатся уникальные, до конца ещё не изученные сведения об Урале периода Уральской горнозаводской цивилизации. Дальнейшее изучение творчества этих талантливых исследователей, несомненно, принесёт ещё много открытий, которые позволят реконструировать уральскую региональную культуру той эпохи. Живы и те традиции подвижнических натуралистических исследований, исполненных участниками первых российских академических экспедиций, носивших комплексный характер и повлёкших за собой многие естественнонаучные открытия. 1. Лотарёва Р.М. Города-заводы России. Екатеринбург, 1993. 2. Баньковский Л.В. Сад XVII века. Соликамск, 2004. 3. История биологии с древнейших времён до начала ХХ века. М., 1972. 4. Юркин И.Н. Демидовы. М., 2001. 5. Ковнат Л.С. Стеллерова морская корова, её анатомия, биология, история и значение для природы человечества. М., 1999. Беспалова Ю.М. /Тюмень, Россия/ ДЕЛОВАЯ ЭТИКА ЗАПАДНОСИБИРСКОГО СТАРООБРЯДЧЕСТВА В Западной Сибири во времена Г.В. Стеллера находились не только сторонники Русской Православной Церкви, мусульмане, католики и протестанты. Им свойственна была своя, специфическая трудовая этика, но высокая деловая культура была свойственна и старообрядчеству (раскольничеству), которое зародилось в Сибири еще во второй половине XVII в. Крупнейшим центром старообрядчества стала Тюмень и ее округа (территории нынешних Исетского и Ялуторовского районов). Среди сибирских старообрядцев оказались богатейшие купеческие фамилии это купцы Прасоловы, Назимцевы, Аврамовы, Зубаревы, Пятковы, Колмаковы и мн. др., с которыми, вполне возможно, судьба сводила Стеллера. В условиях определенного «культурного вакуума» (особенно в глубинке) сибиряки тянулись к старообрядчеству, которое ориентировало их на такие нравственные качества как вера в свои силы, трудолюбие, расчетливость, здравомыслие, тяга к объединению в общества и ассоциации. Однако основной и важнейшей причиной тяготения сибиряков к раскольникам было то, что старообрядцы несли образование и просвещение в народную массу. В отличие от представителей высших классов, которых в Сибири было очень немного (и которые учились в светских образовательных учреждениях), народной массе неоткуда было черпать образование, кроме как у старообрядцев. Сибирский народ долгое время учился от «пастырей и начетчиков», людей грамотных, простых и понятных, которые научились сами, собственным умом дошли до понимания различных «толков» и систем. Сибирский крестьянин получал в расколе не только своего рода образование, но и вырабатывал особый тип культуры, расширял кругозор, стремился мыслить, насколько этому содействовало чтение Священного писания, церковных сочинений и даже слушание «толков» об этом. Слушая раскольников, выдвигаемые ими аргументы, сибиряки учились обобщать понятия, делать умозаключения, а соборы (собрания), на которые собирались старообрядцы, приучали сибиряков к умению выражать свои мысли, придавали их уму беглость и смышленость. Велико было и влияние старообрядческой письменности на различные слои населения в Сибири. Старообрядцы охотно брались обучать грамоте всех 2 3 желающих, используя эту возможность для распространения своего учения. Раскольники обучали грамоте не только детей, но и взрослых, которые сами становились проповедниками старообрядческого мировоззрения. Старообрядческая книжность, бывшая феноменом народной культуры в Западной Сибири, также имела важное значение для просвещения народных масс. Огромную непревзойденную роль играла собирательная деятельность сибирских старообрядцев. Можно говорить о спасенных ими знаменитых коллекциях книг, икон, о доживших, благодаря им, до сегодняшнего дня древнерусских литературных жанрах. Раскольники и сами создали обширную литературу. Старообрядческие библиотеки, архивы хранились как в купеческих домах, так и в крестьянских избах. Старообрядцы имели большие библиотеки, собрания книг выглядели зачастую внушительно, составляя десятки и даже сотни томов. В основном книги были рукописными. То, что старообрядцы были долгое время единственными носителями просвещения и грамотности, что в основном они содействовали умственному развитию сибирской крестьянской массы, мы можем найти в воспоминаниях выдающегося западносибирского предпринимателя, уроженца сибирской деревни Кулакова Н.М. Чукмалдина. Очерк Чукмалдина «Беглый солдат Скрыпа и мое учение» посвящен этому незаурядному человеку1. На восьмом году жизни родители отдали Чукмалдина в обучение к единственному грамотному человеку в деревне старообрядцу Скрыпе. Бежав с военной службы из-за своих религиозных убеждений, он скрывался в д. Кулаковой у своего брата. Развитый и умный, Скрыпа пользовался у жителей деревни огромным авторитетом. Он читал крестьянам книги (духовного содержания), вел беседы на нравственные темы, разрешал споры и т.д. О том, что беглый солдат-старообрядец живет у своего брата в особой избе, знала вся деревня и многие из окрестных жителей Тюмени. Но поймать его никак не могли, потому что все крестьяне старались укрывать его, предупреждая о всяком намеке обыска и поимки. Так прожил этот человек в деревне около 40 лет. Учительский труд являлся для старика-старовера истинным призванием. При обучении своих деревенских учеников грамоте он проявлял незаурядный педагогический талант. Азбуки, по которым Скрыпа обучал своих учеников, в т.ч. и Чукмалдина, красиво писались им самим красными и черными буквами «по растре». На доске натягивались параллельные нитки, сверху клалась бумага, по которой проводилось чем-нибудь гладким. Получался заметный след линеек. На уроках грамоты Скрыпа был терпелив и настойчив по отношению к ученикам. От старика-старовера получали жители деревни, в т.ч. и будущий предприниматель, нравственные уроки бескорыстия и доброты: «Дома было решено заплатить в четверг за азбуку дедушке Артемию рубль (ассигнацией). В четверг поутру мы с матерью долго молились богу, прежде чем пошли к деду Артемию. Он встретил нас ласково и любовно. И, когда мать выложила ему десять медных гривен за написанную азбуку, старик прямо и решительно отказался принять их. - Не надо, голубушка. Я знаю, что вы не богаты. Азбуки ведь я не покупал. На эти деньги лучше заведи пареньку валенки. Теперь зима и бегать ему сюда холодно и далеко...»2. Также жители деревни учились у старика-раскольника поддержке и взаимовыручке: «Все слушали наставника-старообрядца деда Артемия с напряженным вниманием... Какая-то старуха, сидевшая сзади всех, вдруг заплакала и заговорила: “Господи, надо бы молиться и ни о чем не думать, а у меня внучек хворый, и вот согрешила, все о нем думала, чем бы его покормить. Надо бы молочка давать, да нет коровушки, а купить не на что». - Экая ты, давно бы мне сказала, живо вмешался Артемий Степанович. Завтра придет ко мне Аграфена Ивановна, и я выпрошу у нее денег на корову. Приходи послезавтра. Старуха встала и перекрестилась. Слезы потекли у нее из глаз, и она, всхлипывая, говорила: «Спаси-те Бог, дедушка»3. Нравственные наставления, духовные советы Скрыпа всегда облекал в религиозную оболочку. И взрослые жители деревни, и ученики жадно впитывали его наставления и поучения, помнили их всю жизнь. 3 4 Как видно из вышеизложенного, старообрядчество действовало на сибиряков в качестве просвещения, а также единственно правильного способа народной жизни. Таким образом, подготовку для дальнейшего обращения к другим сферам деятельности, в частности к деловым, получали сибирские крестьяне в старообрядческой среде. Следует обратить внимание, что старообрядцы при всей своей религиозности всегда проявляли выдающуюся смышленость, предприимчивость, деловитость в мирских делах. Старообрядцы не были связаны с государственной службой, они были лишены возможности продвигаться по лестнице табели о рангах. Все это заставляло их мобилизовать способности на тех направлениях, которые зависели от них самих. Вместо политической, инженерной, медицинской или научной деятельности они выбирали предпринимательство и торговые сферы. Это, с одной стороны, помогало им компенсировать их гражданскую неполноценность, а с другой стороны, заставляло развивать невиданную энергию и деловую активность. Рассматривая старообрядчество, следует обратить внимание на то, что старообрядческие общины возникали в Западной Сибири там, где существовали признаки промышленно-капиталистического развития. Центры сосредоточения торговли и промышленности становились одновременно и центрами староверия, где руководящую роль играли деятели раскола, которые в то же время являлись и ведущими представителями торгово-промышленных слоев. Самые многочисленные и лучшие образцы промышленной деятельности показали сибирские купцы, которые либо вышли из среды старообрядцев, либо ощутили на себе их большое влияние. Старообрядческое предпринимательство отразило неуемную жажду деятельности раскольников (инициативу, предприимчивость, деловитость), их тягу к независимости. Причину особого трудолюбия и высокой деловой активности старообрядцев некоторые исследователи видят в том, что религиозный раскол произошел в тот момент, когда в русском народе были сильны ожидания близкого пришествия Антихриста и конца света. У гонимых раскольников напряженность этих ожидания была особенно сильной и порождала стремление выделиться из общей массы особым благочестием и твердым соблюдением заповедей. Именно в этом предположительно заключена важная причина деловитости и предприимчивости старообрядцев, впоследствии превратившаяся в устойчивую норму поведения. Веками держась за старые правила, обряды и традиции, старообрядцы создавали нравственные ценности, которые вполне соответствовали духу западного рационализма, но формировались они на иных, по сравнению с Западом, основаниях. Религиозные заповеди старообрядцев создавали мощные условия для экономического процветания Западной Сибири и России. Известно, что старообрядцы придерживались традиционно-русского способа жизни и мышления. В выборе ответа на вопрос, какими путями должно развиваться общество либо строиться на исконно русских принципах жизни, либо использовать достижения западной цивилизации и культуры (что особенно касалось экономического развития), старообрядцы придерживались первой точки зрения. По нашему мнению, ненависть раскольников ко всему иностранному порождалась скорее не страхом перед «новинами», а отстаиванием принципов исконно русской жизни, в которой самостоятельно, без влияния Запада, начинали утверждаться принципы капиталистического развития. Старообрядчество становилось формой протеста нарождающейся русской буржуазии против конкуренции иностранного капитала. Сибирь же была местом, где принципы русского капитализма могли развиваться вширь. Следует обратить внимание на моменты деловой этики старообрядцев, содержащиеся в их учении. Опираясь на традиции раннего христианства и нормы древней народной жизни, старообрядцы главную задачу видели в совершенствовании нравственно-деловых устоев жизни русского общества. Речь шла не только о «практической мудрости», не просто о правилах житейского поведения, но об этических предписаниях. В основных вопросах старообрядческих проповедей: о соотношении труда и богатства, потребления и 4 5 воздержания, воспитания и образования, выражался их рационализм. Будучи выходцами из народной среды, старообрядцы пытались проблемы социально-экономического характера разрешить с помощью религиозно-этического воспитания. Деловые отношения в их понимании должны были ориентироваться на определенный нравственно-трудовой порядок, соответствующий русскому укладу жизни. Раскольники проповедовали идеи практической нравственности, то есть нравственности, неразрывно связанной с практической стороной жизни. Нравственность это не только рассуждения о душе, а деятельность по претворению в жизнь идеала, имеющего духовный характер. Таким идеалом для старообрядцев был праведный труд. Труд для раскольников никогда не противостоял другим элементам духовной культуры, а составлял с ними неразрывную целостность. Труд это добродетель, нравственное деяние, богоугодное дело, но не проклятие. Трудолюбие рассматривалось как высшее выражение духовности. Отсюда резкое осуждение староверами мирских зрелищ как порочного и праздного времяпрепровождения. Даже в праздники детей старообрядцев нельзя было встретить праздно бегающими по улицам, а их женщины и в выходные дни сидели дома и занимались мелким ремеслом, домашней работой. В описании типичного дома крестьянина-старообрядца, сделанном П. Головачевым, видно, как многолетний и упорный труд создает крепкое и основательное хозяйство: «Дом старовера представляет собой “полную чашу”, какая, вероятно, уже и во сне не снится российским крестьянам средней руки: сараи, амбар, прочные заборы, огород, изба с двумя комнатами, крашеные полы, деревянная крашеная мебель, буфетный шкаф с разнообразной посудой, горшки с бальзаминами на окнах ... Медные складни занимают полку в переднем “красном углу”. Между двумя окнами висело множество фотографических карточек степенных, дородных крестьян, родственников хозяев, в солидных длиннополых кафтанах, и не менее степенных матрон в широких платьях, в просторных кофтах старинного покроя или в шалях. Сорок лет трудовой жизни в Сибири создали домовитость и довольство...»4. В понуждении к труду у старообрядцев преобладали религиозно-нравственные мотивы (плохо работать грех; плохая работа будет осуждена мнением общины), а не рациональное мышление, как у протестантов. Идея «богоугодного труда» сочеталась у раскольников со строгой хозяйственностью, деловым самообладанием. Основными формами накопления капиталов у раскольников были воздержание и самоограничение. Старообрядческая среда формировала важнейшие качества, необходимые для делового человека, умение «считать и копить». Одним из примеров старообрядческой бережливости является сохранившееся до настоящего времени нежелание сибирских раскольников расставаться со своими вещами, что продолжает считаться грехом. Бережливость и труд рассматривались старообрядцами как важнейшие средства борьбы с бедностью. Именно аскетизм, традиции русского нестяжательства формировали образ жизни и деятельность приверженцев раскола. Они помогали старообрядцам накапливать первоначальный капитал с помощью ежедневного размеренного труда и воздержания, не прибегая к традиционным для некоторых западных капиталистических культур способам ограбления. Теоретическую же основу для формирования мировоззренческой системы, суть которой выражалась в аскетизме, старообрядцы находили в заповедях Иоанна Златоуста (IV в. н.э.), труды которого пользовались у раскольников особым уважением. Аскетизм не только удалял старообрядцев от праздности, но и помогал поддерживать добросовестное отношение к труду, умеренность при пользовании богатством, трезвость. «Главная секта в Сибири это раскольники, или староверы, читаем мы в книге иностранного исследователя Сибири А. Глейнера. Главная их черта строгая умеренность и отвращение к нововведениям. Они не пьют ни кофе, ни чаю. Никогда они не курят и не позволяют другим курить в своих домах и даже в своем соседстве. Женщины их поднимают крик, как только почувствуют запах табака. Кроме того, они не едят картофеля и не станут 5 6 есть за одним столом с иноверцем. Несмотря на такие смешные их обычаи, они пользуются большим уважением. Они всегда трезвы, прилежны, трудолюбивы»5. Особое место в старообрядческой этике занимало отношение к богатству. Собственность для староверов была, в первую очередь, правом труда, а не капитала. Собирание капитала ради просветительской деятельности, ради нового производства, а не ради наживы, всесторонне одобрялось и приветствовалось старообрядцами. Стяжание же богатства только для своих потребностей, для роскоши, не вписывалось в шкалу их жизненных ценностей. Ярко выраженные нравственные качества обеспечивали предпринимателю-старообрядцу доверие клиентов, помогали развенчанию легенды о «темных пятнах» его жизни, приведших к накоплению хозяйства. Важным положением учения раскольников было отношение их к семье как к важному звену христианской морали и гарантии стабильности в обществе. В процессе развития старообрядческого движения произошла трансформация семьи. Во многих сибирских староверческих общинах крепость семьи создавал не христианский обряд, а совместная трудовая деятельность и традиционные для русской жизни патриархальные порядки. Большую роль при формировании такого явления, как старообрядческий капитализм, сыграли принципы организации старообрядческих общин. При некоторой независимости, замкнутости, автономности религиозного учения раскольники составляли общины с крепкой связью, они стремились к взаимопомощи, взаимовыручке и взаимоподдержке. Следует подчеркнуть, что в отличие от Запада в основе старообрядческого капитализма лежала не конкуренция, а взаимопомощь. Отсюда важной чертой этики старообрядчества была взаимоответственность. Бедняки всегда находили у богатых единоверцев приют, средства к труду и жизни. Богатые же купцы-старообрядцы привлекали своими капиталами единомышленников по вере, давали им средства к существованию. Большое значение у староверов имело взаимодоверие, честность, добросовестность в делах. Отличие старообрядчества от западного протестантизма заключается в том, что в нем (старообрядчестве) отсутствовала идея индивидуального, избранного спасения. В протестантской литературе очень часто повторяется предостережение не доверять никому, не полагаться на помощь людей и их дружбу, стремиться к полному духовному одиночеству. Любовь к ближнему в протестантизме это служение Богу, а не человеку. Для старообрядчества характерен, скорее, персонализм, т.е. раскольник не противопоставлял собственную личность другим, он был более мягким и внимательным по отношению к людям, он был ориентирован на заботу не только о личном достоинстве, но и о жизни и достоинстве другого. В протестантской этике труд и предпринимательство воспринимаются как долг, но понимается этот долг как индивидуальный поступок, в старообрядческой же культуре это долг перед другими людьми, перед собратьями по вере, перед соотечественниками. Сдержанность, самообладание, методичность в поведении, уничтожение чувственного наслаждения жизнью, безусловно, сближает старообрядчество с протестантизмом. Исследуя старообрядчество, исходим из того, что культурные традиции, связанные со старообрядческим вероучением, соответственные ценностные мотивации могут сохраняться очень долго и даже тогда, когда видимая религиозность уже утрачена. Нельзя исключить того, что русская деловая, предпринимательская традиция, заключенная в старообрядчестве, не умерла, а лишь ушла вглубь, отчасти существуя вне религиозной формы как совокупность ценностей, норм, представлений о должном. По мере восстановления предпринимательства его ценности будут востребованы из культурной памяти народа. Чукмалдин Н.М. Мои воспоминания. Ч. I. СПб., 1899; Записки о моей жизни. Посмертное издание книги. Ч. II. М., 1902. 2 Там же. С. 8. 3 Там же. С. 5. 4 Головачев П.М. У сибирских староверов и сектантов // Тобольские губернские ведомости, 1896, № 43. 5 Глейнер А. Сибирь Америка будущего. М., 1997. С. 8. 1 6 7 Гавриличева Г.П. /Тюмень, Россия/ ИНОСТРАННЫЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ В УРАЛО-СИБИРСКОМ РЕГИОНЕ КАК НОСИТЕЛИ ПРОТЕСТАНТСКОЙ ЭТИКИ В 1905 г., немецкий социолог и философ М. Вебер опубликовал свой труд «Протестантская этика и “дух” капитализма». Прошло сто лет. Давайте посмотрим, каким же образом появление этой работы могло отразиться на экономической жизни Урала и Западной Сибири. В какой связи могут находиться в данном случае идеи протестантизма и предпринимательства, рожденные в Европе, в далеком от нее крае? Известно, что история складывается из биографии отдельных личностей, рождая биографию народа. Изучение своего края, сотворение, созидание чего-либо на родной земле приносит человеку уважение и любовь соотечественников. Но не меньшего уважения заслуживают и те люди, которые трудом своим способствовали развитию нашего края, находясь вдали от своей родины, в т.ч. и те, для кого край стал второй родиной. Речь пойдет об иностранных подданных, в основном британских, ставших предпринимателями на территории Урало-Сибирского региона во второй половине ХIХ–начале ХХ вв. В данной статье будут упомянуты имена британских подданных семьи Гуллетов, К.И. Гакса, Л.М. Пирсона, семьи Вардропперов, И.В. Джонса, семьи Ятесов, а также датского подданного Рандрупа Серена Христиановича. Помимо трудностей становления в качестве предпринимателей, эти люди должны были, прежде всего, пойти на риск – столкнуться с неизвестным краем – в их представлении «необжитой, не обустроенной Сибирью», ее людьми, ее суровым климатом, непредвиденным исходом дела. Отправляясь за Урал, они «ставили на карту» все. И, на мой взгляд, деятельность иностранных подданных на территории нашего края, равно как и их социо-культурный облик, заслуживает внимательного изучения. Интерес к теме вызван еще и тем, что, в отличие от иностранного предпринимательства в европейской части России, изученного более подробно, исследование такового на территории края представляет обширное поле деятельности в плане научных изысканий. Согласно работе М. Вебера, среди владельцев капитала и предпринимателей налицо несомненное преобладание протестантов, что подтверждено статистическими данными. М. Вебер пишет, что «Последствия принятия протестантской веры способствуют успехам протестантов в их борьбе за существование и экономическое процветание». А насколько известно, все вышеупомянутые иностранные подданные были протестантами по происхождению, соответственно руководствуясь идеями протестантизма в своей практической деятельности. Сопутствовал ли им успех в предпринимательстве? И если «да», то чем это было обусловлено? Поскольку к началу ХХ в. Урал и Сибирь представляли собой малозаселенную и отсталый (в экономическом отношении) район Российской империи (несмотря на то, что она являлась сокровищницей уникальных природных богатств), он обладал весьма притягательной силой не только для отечественных, но и для иностранных предпринимателей. Это не было удивительным фактом, т.к. причины, побуждавшие иностранцев заниматься предпринимательством на чужбине, были довольно вескими. Если район приложения капитала располагался довольно далеко для иностранцев, в частности, для англичан, то перспективы такой деятельности были отнюдь «не туманными», а именно: колоссальные запасы сырья; сфера прибыльного приложения капиталов; обширный рынок сбыта изделий фабрично-заводской промышленности. Согласно Веберу обладателям протестантской веры, протестантской этики была присуща несовместимость с безмятежным существованием и наслаждением жизнью, энергия для преодоления бесчисленных препятствий «капиталистического духа». Само дело с его неустанными требованиями стало для них необходимым условием существования. Самому предпринимателю богатство ничего не дает, кроме ощущения хорошо исполненного долга в 7 8 рамках своего призвания. А этической основой и опорой жизненного поведения предпринимателей «нового стиля» служила идея, что деятельность, внешне направленная на получение прибыли, стала подводиться под категорию призвания. При их участии люди были обеспечены работой, они содействовали экономическому процветанию края, где живут и работают. Это и характеризовало представителей предпринимательство того времени. Вебер отмечал, что только у «протестантских» народов существует понятие «Beruf» (профессия, призвание) в смысле определенного жизненного положения, четко ограниченной сферы деятельности. В нем заключена оценка, согласно которой выполнение долга в рамках мирской профессии рассматривается как наивысшая задача нравственной стороны жизни человека. В понятии «Beruf» находит выражение центральный догмат всех протестантских исповеданий, догмат, который единственным средством стать «угодным Богу» считает не пренебрежение мирской нравственностью с высот монашеской аскезы, а исключительно выполнение мирских обязанностей так, как они определяются для каждого человека его местом в жизни; тем самым эти обязанности становятся для человека его «призванием». Один из представителей протестантизма (пуританизма) Бакстер сказал, что богатство не освобождает от труда. Провидение дало каждому профессию, которую он должен принять и на стезе, на которой должен трудиться» «Это требование Бога к каждому человеку» В пуританском учении о профессиональном призвании ставится акцент на методическом характере профессиональной аскезы. Полезность профессии определяется с нравственной точки зрения степенью важности для общества, и доходность – важный ее критерий. Мирская аскеза протестантизма определяет богатство в результате профессиональной деятельности как «Божье благословение». Возможно, что в дальнейшем (не особенно задумываясь о религии), у носителей протестантской этики уже была выработана потребность постоянно и хорошо трудиться – вследствие длительной традиции и воспитания привычки к интенсивному труду. Им, по идее, должны быть чужды расточительство, показная роскошь, упоение властью, а свойственна известная аскетическая направленность. В характере и стиле поведения предпринимателя того времени часто проявлялась скромность и сдержанность, хотя встречались и случаи деловой непорядочности и моральной нечистоплотности. М. Вебер отмечал, что стремление к наживе, лишенное своего религиозно-этического содержания, принимало характер безудержной страсти, близкой к спортивной, например, в США, где оно достигло наивысшей свободы. В ХIX в. торгово-промышленный мир России составляли представители многих этносов и конфессий, населявших империю. На этом поприще обрели себя и многие иностранцы, которые меняли гражданство и нередко принимали православие. Однако немало примеров и тому, когда предприниматель оставался подданным страны, где родился, что не мешало ему трудиться «до конца дней своих» на благо России. Это в полной мере относится к выходцам из Англии, обретших вторую родину на сибирской земле и, прежде всего, к К. Гаксу и урало-сибирской династии Гуллетов, представители которой внесли весомый вклад в развитие судостроительной промышленности Тюмени второй половины ХIХ в. Как когда-то их предки отправились покорять неизведанные просторы Америки, британские подданные нашли приложение своим силам, уму и энергии в далекой Сибири. Что привело их за тысячи километров от «Туманного Альбиона»? Основатель династии Гуллетов – Гектор («приобретя» отчество «Иванович») вместе со своим соотечественником – Гаксом (ставшим «Константином Ивановичем») переселились в Россию в конце 1830 гг., поскольку, видимо, попытки в области предпринимательства у себя на родине оказались безуспешными. Исследователи отмечают, что в России в ХIХ в. британцы были первыми из иностранцев-предпринимателей в современном фабричном производстве, в особенности в машиностроении, а также в текстильной промышленности и военном судостроении. Семья Вардропперов – выходцев из Шотландии, также внесла большой вклад в развитие 8 9 судостроения в г. Тюмени наряду со своими соотечественниками: Гаксом, Гуллетом и Пирсоном. Оставили свой след британские подданные и в издательском деле Тюмени – тогда небольшого уездного города. Небезызвестная типография издателей Высоцких (после продажи наследницей) в течение недолгого периода сменила шесть владельцев. Согласно документам, 23 июня 1910 г. часть типографии была продана «великобританскому подданному И.В. Джонсу в полную его собственность», а после смерти И.В. Джонса 14 марта 1911 г. его место занимает тюменский купец М.А. Брюханов. Типография просуществовала вплоть до 1917 г. Среди иностранных предпринимателей региона можно встретить имена Л. Зальма, Л. Закса, Г. Зака. Согласно архивным документам, они были комиссионерами и на сырьевой ярмарке в Тюмени в 1899 г. закупили большое количество кожи для Америки. Еще одна сфера приложения предпринимательского опыта британскими подданными – лесопереработка, примером чему – «писчебумажная фабрика господ Ятес» на Урале. Как видно из приведенных примеров, успех иностранным предпринимателям на нашей земле сопутствовал довольно часто, а одна из причин их экономического прогресса – в устойчивой внутренней установке, основанной на своеобразии протестантского вероисповедания, а не только на их «иностранном происхождении»: «Протестант склонен хорошо есть, тогда как католик – спокойно спать». Несомненно, налицо следующее причинно-следственное соотношение: своеобразный склад психики, привитый воспитанием, в частности тем направлением воспитания, которое было обусловлено религиозной атмосферой на их исторической родине и в семье. Это, соответственно, определяло личный выбор, в т.ч. и в профессиональном плане и дальнейшее направление деятельности. Суть в том, что таким образом утверждались не только правила житейского поведения, но и прививалась своеобразная этика протестанта, отступление от которой рассматривалось как своего рода «нарушение долга верующего». Речь идет не только о «практической мудрости», но и о выражении некоего этоса. То, что в одном случае являлось «преизбытком неиссякаемой предпринимательской энергии», принимало, в другом случае, характер этически окрашенной нормы, регулирующей весь уклад жизни. Ссылаясь на Б. Франклина, М. Вебер отмечал, что приобретение денег законным путем является результатом и выражением деловитости человека, следующего своему призванию. Всё это и в полной мере относится ко всем вышеупомянутым предпринимателям иностранцам. Например, судоверфь Г.И. Гуллета не нуждалась ни в какой рекламе, поскольку авторитет и надёжность продукции росли с каждым годом. Он испытывал постоянную потребность в расширении производства и заботился о будущем – Гуллет не только продавал продукцию, но и, ни в пример своим коллегам по бизнесу, готовил кадры речников из местных жителей. Впечатляющие предпринимательские успехи семьи Вардропперов объяснялись многими причинами, но показателен факт, что в отличие от других судостроительных предприятий, на их верфях никогда не было забастовок и волнений рабочих. Вероятно, что это было таким новшеством, каким не отличались и многие компании в Британской империи. Трудно сказать, что оно являлось следствием английской демократической системы управления предприятием, но оно являлось средством «балансировки интересов» бизнеса и наемных работников в условиях существования минимальной нормы прибавочной стоимости. Заметим, что говоря об личных качествах Вардропперов, свидетели всегда отмечали щедрость, радушие, гостеприимство, доброту и отзывчивость всей большой семьи шотландских предпринимателей. Конечно, не всегда иностранных специалистов и их деятельность можно было оценить положительно. С этой точки зрения в литературе отрицательно оценивается деятельность в регионе таких как: С. Пенн, Тальбот, Ж. Тисс, Мубер и др. Еще Вебер отмечал, что 9 10 «недисциплинированные представители свободной воли в сфере практической деятельности столь же неприемлемы в качестве рабочих, как и откровенно беззастенчивые в своём поведении». На этом «пестром фоне» людей и тенденций необходимо сказать «для равновесия» о благотворительной деятельности, которой занимались иностранные предприниматели. Имена И.В. Джонса, представителей семьи Вардропперов фигурировали довольно часто в газетах того времени в числе лиц, «заменивших визиты по случаю праздников взносами в пользу общества вспомоществования нуждающимся учащимся училищ города Тюмени и в пользу Тюменского Владимирского Сиропитательного заведения». А один из наиболее крупных омских предпринимателей – датский подданный С.Х. Рандруп во время русскояпонской войны отчислял некоторый процент прибыли в пользу семей своих заводчан, оставшихся без кормильцев. По инициативе супруги Рандрупа в конце 1910 г. на принадлежащем им заводе была открыта библиотека и курсы для рабочих, что являлось «свидетельством заинтересованности госпожи Рандруп в привитии культуры и образованности их рабочим». Говоря о развитии предпринимательской карьеры иностранцев, следует напомнить, что, хотя она и складывалась по-разному, удачи и неприятности были у всех. Не смог преодолеть финансовых проблем Гуллет – человек без особых средств, владелец некогда процветавшего завода. Революция 1917 г., бесспорно, повлияла на судьбу многих людей и их предприятий. В ходе «обобществления промышленности» началась национализация торгового флота, хотя: «Заводовладелец, британский подданный И.И. Ятес, категорически отказался признать рабочий контроль». Еще в 1915 г. Е.В. Михальский – редактор и издатель, говорил: «Настала пора сознаться, что даже в маленьких, часто весьма скромных по размеру предприятиях, преследующих как будто только личные выгоды, создается великая, мощная Россия, и деятели торгово-промышленного мира, ведущие Россию к богатству и славе, заслуживают того, чтобы русское общество знало их имена». Нельзя отрицать, что в этих словах заложена высокая оценка деятельности многих иностранных предпринимателей, вместе с отечественными представителями бизнеса искренне служивших России. Но при этом, многие иностранцы являлись не просто носителями другого вероисповедания. Будучи носителями т.н. протестантской этики и «духа капитализма», они привнесли в далекий край свои знания и профессиональные навыки, часто становясь пионерами его освоения, развивая и совершенствуя достижения инженерной мысли. Многие сторонники протестантской веры (в лице иностранных предпринимателей) на уралосибирской земле проявляли свои лучшие качества, как личные, так и деловые, подтверждая слова У. Уинтера о том, что самовыражение является доминирующей потребностью человеческой натуры. Завершить статью хочется словами М. Вебера: «Современный человек при всем желании обычно не способен представить себе всю степень того влияния, которое религиозные идеи оказывали на образ жизни людей, их культуру и национальный характер». 1. Хеллер К. Отечественное и иностранное предпринимательство в России XIX–начала XX вв. Отечественная история. 1998. № 4. С. 55-66. 2. Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем. М., 1990. 3. Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 1. Тюмень, 2000. 4. Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX–начало XX вв.). Новые подсчеты и оценки. М., 2003. 5. Вычугжанин А.Л., Отрадных О.А. История банковского дела Тюменской области. Тюмень, 2004. 6. Очерки истории Тюменской области. Тюмень, 1994. Гашев С.Н. /Тюмень, Россия/ ТРАНСФОРМАЦИЯ ФАУНЫ ПОЗВОНОЧНЫХ ТЮМЕНСКОГО КРАЯ 10 11 СО ВРЕМЕН Г.В. СТЕЛЛЕРА ДО НАШИХ ДНЕЙ Работа выполнена при поддержке НТП МО РФ «Университеты России» (Ур.07.01.420) Г.В. Стеллер – участник экспедиции В.Беринга 1741–1744 гг. на Камчатку и Аляску был проездом на юге Тобольской губернии. И хотя фаунистических исследований в нашем регионе он не проводил, было бы интересно сравнить фаунистический состав позвоночных того времени и наших дней с учетом всех произошедших за это время изменений, связанных как с естественными, так и с антропогенными факторами. Изменения в фауне позвоночных проиллюстрируем на динамике видового состава представителей классов миног, рыб, амфибий, рептилий, птиц и млекопитающих за последний исторический период, в качестве временных вех выбрав рубежи – начало ХVIII и ХХI вв. Первый рубеж связан с периодом проникновения на территорию Западной Сибири в пределах нынешней Тюменской области натуралистов-исследователей (Георге, Гмелина, Гюльденштедта, Мессершмидта, Палласа, Фалька и др.), а второй – с последним, наиболее интенсивным этапом ее хозяйственного освоения в результате открытия и разработки нефтяных и газовых месторождений. Конечно, конкретные данные о видовом составе животных на рубеже ХVII–ХVIII вв. скудны, но имеющиеся, а также ретроспективные данные, учитывающие не столько данные о наличии отдельных видов в этот период (основной облик фауны региона сложился уже к середине голоцена), сколько известные факты появления или исчезновения тех или иных видов (Рузский, 1897; Берг, 1948, 1949; Лаптев, 1958; Топоркова, 1973; Гынгазов, Миловидов, 1977; Азаров, 1996 и др.), а также имеющиеся в настоящее время тенденции, позволяют воссоздать вполне, на наш взгляд, репрезентативную картину. Общий фаунистический список позвоночных животных Тюменской области (без учета человека и домашних животных), составленный нами для указанного исторического периода, составляет 564 вида: миноги – 2, рыбы – 92, амфибии – 8, рептилии – 6, птицы – 359 и млекопитающие – 97 видов. Распределение животных на рубеже ХVII–ХVIII вв. и в начале ХХI в. приводится в табл. 1. Из фаунистического списка позвоночных исчезли: из птиц: дрофа – Otis tarda L., 1758; стрепет – Otis tetrax (L., 1758); авдотка – Burhinus oedicnemus (L., 1758); тонкоклювый кроншнеп – Numenius tenuirostris Vieill., 1817; из млекопитающих: малая пищуха – Ochotona pusilla Pallas, 1768; степной сурок – Классы позвоночных Миноги Рыбы Амфибии Рептилии Птицы Млекопитающи Начало 18 в. Начал о 21 в. Исчез ло Появил Разница ось 2 81 5 4 340 86 2 92 8 6 355 89 видов 0 0 0 0 4 8 видов 0 11 3 2 19 11 0 +11 +3 +2 +15 +3 518 552 12 46 +34 е Всего позвоночных: Marmota bobac Muller, 1776; малый суслик – Citellus pygmaeus Pallas, 1778; тарбаганчик – Alactagulus pygmaeus Pallas, 1778; степная мышовка – Sicista subtilis Pallas, 1773; серый хомячок – Cricetulus migratorius Pallas, 1773; хомячок Эверсмана – Allocricetulus eversmanni Bran, 1859; лесной хорь – Mustela putorius L., 1758. Таблица 1. Фауна позвоночных животных территории Тюменского края В списке появились: из рыб: горбуша – Oncorhynchus gorbuscha (Walbaum, 1792); верховка – Leucaspius delineatus (Heckel, 1843); карп – Cyprinus carpio L., 1758; уклейка – Alburnus alburnus (L., 1758); лещ – Abramis brama (L., 1758); амурский чебачок – Pseudorasbora parva (Temminсk et Schlegel, 1846), белый амур – Ctenopharyngodon idella (Val., 1844); обыкновенный 11 12 толстолобик – Hypophthalmichthys molitrix (Val., 1844); судак – Stizostedion lucioperca (L., 1758); ротан – Percсottus glehni Dybowski, 1877; бычок-цуцык – Proterorhinus marmoratus (Pall., 1814); из амфибий: тритон обыкновенный – Triturus vulgaris L., 1758; чесночница обыкновенная – Pelobates fuscus Laur., 1768; лягушка озерная – Rana ridibunda Pallas, 1771; из рептилий: веретеница ломкая – Anguis fragilis L., 1758; медянка – Coronella austriaca Laur., 1768; из птиц: белощекая казарка – Branta leucopsis (Bechs., 1803); обыкновенная гага – Somateria mollissima (L., 1758); азиатский бекасовидный веретенник – Limnodromus semipalmatus Blyth, 1848; сизый голубь – Columba livia Gmelin, 1789; крапивник – Troglodytes troglodites (L., 1758);обыкновенная лазоревка – Parus caeruleus L., 1758; хохлатая синица – Parus cristatus L., 1758; черноголовая гаичка – Parus palustris L., 1758; сибирская мухоловка – Muscicapa sibirica (Gmel., 1789); соловей-свистун – Luscinia sibilans (Swinhoe, 1863); сибирский дрозд – Zoothera sibiricus (Pallas, 1776); оливковый дрозд – Turdus pallidus Gmelin, 1789; черный дрозд – Turdus merula L., 1758; болотная камышевка – Acrocephalus palustris (Bechstein, 1798); садовая овсянка – Emberiza hortulana L., 1758; домовый воробей – Passer domesticus (L., 1758); зеленушка – Chloris chloris (L., 1758); клест-сосновик – Loxia pytyopsittacus Borkh., 1793; серый снегирь – Purrhula purrhula cineracea Cabanis, 1872; из млекопитающих: сибирский крот – Talpa altaica Nikolsky, 1883; русская выхухоль – Desmana moschata L., 1758; заяц-русак – Lepus europaeus Pallas, 1778; краснощекий суслик – Citellus erythrogenys Brandt, 1841; домовая мышь – Mus musculus L., 1758; серая крыса – Rattus norvegicus Berkenhout, 1769; ондатра – Ondatra zibethica L., 1766; восточно-европейская полевка – Microtus rossiaemeridionalis Oghev, 1924; енотовидная собака – Nyctereutes procyonoides Gray, 1834; американская норка – Mustela vison Schreber, 1777; овцебык – Ovibos moschatus Zimm., 1780. В отношении таких видов позвоночных, как степной сурок, дрофа, стрепет, авдотка, (отчасти, тонкоклювый кроншнеп), исчезнувших с описываемой территории, можно смело констатировать прямое влияние хозяйственной деятельности человека. Оно же способствовало проникновению на эту территорию краснощекого суслика, зайца-русака, сизого голубя, домового воробья и многих других. Целый ряд видов был завезен самим человеком целенаправленно (ондатра, енотовидная собака, американская норка, овцебык, карп, судак, толстолобик, белый амур, горбуша и др.) или случайно (мышь домовая, крыса серая, озерная лягушка, бычок-цуцык, ротан, верховка, уклейка и т.д.), одни из этих видов прижились, другие, возможно, вскоре исчезли (бычок-цуцык). Из табл. 1 видно, что за четыреста лет в целом с территории нынешней Тюменской области исчезло лишь 7 видов позвоночных и из них 4 вида млекопитающих (хотя численность многих сохранившихся резко сократилась и судьба этих видов вызывает тревогу!), но в то же время появилось 40 новых видов, 11 из которых – млекопитающие. Кстати, подобные закономерности отмечает и К.В. Граждан (2002) в своей работе по населению птиц Северо-восточного Алтая за последние 40 лет (из 213 видов птиц 14 видов встречены только в 1960 гг., а 32 вида – только в конце 1990 гг.). Таким образом, широко муссируемый тезис об обеднении видового состава животного мира под воздействием антропогенных факторов не выдерживает критики. Однако, сам факт существенной трансформации видового состава является показателем наличия антропогенного воздействия (прямого или опосредованного) на фауну, а степень этой трансформации – показателем силы этого воздействия, и в этом смысле данные показатели обязательно должны использоваться при оценке экологического состояния тех или иных территорий в системе экологического мониторинга. Конечно же, нужно иметь в виду, что изменения в фауне позвоночных происходили не только в силу действия антропогенных факторов: сказалось и изменение глобального климата, и естественные процессы расселения видов (Западная Сибирь с послеледниковых времен постепенно заселяется европейскими, восточносибирскими и центрально-азиатскими 12 13 видами). В силу климатических особенностей, на рубеже ХVII–ХVIII вв., в целом, в фауне региона, видимо, были более обычны относительно редкие сейчас центрально-азиатске виды, которые были «отброшены» на юг похолоданием ХIХ в., но европейских и восточносибирских видов было меньше, так как процесс их расселения в широтном направлении больше зависит от времени, прошедшего после отступания ледников, чем от текущих климатических флуктуаций. Однако не вызывает сомнения, что антропогенная трансформация ландшафта в последнее столетие способствовала расселению одних видов и сокращала ареалы других. 1. Азаров В.И. Редкие животные Тюменской области и их охрана. Тюмень, 1996. 2. Берг Л.С. Рыбы пресных вод СССР и сопредельных стран. М.-Л., 1948. Ч. 1. 3. Там же. Ч. 3. С. 930-1370. 4. Гынгазов А. М., Миловидов С. П. Орнитофауна западно-Сибирской равнины. Томск, 1977. 5. Лаптев И.П. Млекопитающие таежной зоны Западной Сибири. Томск, 1958. 6. Рузский М.Д. Краткий фаунистический очерк южной полосы Тобольской губернии // Ежегодник Тобольского губернского музея. Вып. 7, 1897. 7. Топоркова Л.Я. Амфибии и рептилии Урала, Европейского Севера, Урала и Западной Сибири. Свердловск, 1973. С. 84-117. Гегедивш И.П. /Тюмень, Россия/ О МОЕЙ РОДОСЛОВНОЙ И МИРОВЫХ ВОЙНАХ ХХ ВЕКА В ходе первой мировой войны миллионы офицеров и солдат враждебных Антанте держав оказались в русском плену. Самой существенной их частью оказались германоязычные воины: немцы, австрийцы, лужицкие сербы, евреи-ашкеназы. Опираясь на материалы архивов, В.А. Кондратьев дал следующую статистику: более 2 млн. военнопленных, в т.ч. немцев – 22 тыс. офицеров и 165 тыс. нижних чинов; «австровенгров» – 54 тыс. офицеров и 163,9 тыс. нижних чинов1, составлявшие примерно 20-22 % военнопленных габсбургской армии, то есть приблизительно 400-500 тыс. чел. Среди этой массы людей меня заинтересовал только один человек – мой прадед Пауль Христофорович Пугачаш, «помиривший» своей судьбой конфликтовавшие всю первую половину ХХ в. страны и народы. Известно, что немцы и австрийцы составляли примерно 24-28 % военнопленных армий антиантантовского блока2. Начиная с 1914 г. военнопленных немцев и австрийцев, в отличие от пленных славян, размещали в основном в Сибири, Туркестане и на Дальнем Востоке. Непосредственно в Западную Сибирь военнопленные начали уже поступать в первые дни войны. Всего же численность военнопленных в губернии колебалась от 40 тыс. – в 1915 г. до 26, 7 тыс. чел. – в 1917 г., а основную массу составляли поданные Австро-Венгрии3. Первоначально предполагалось размещать пленных в районах, удаленных от крупных городов и железнодорожных линий. Но в связи с необустроенностью мест их пребывания было решено селить их и в городах. Пленных разместили в Кургане, Тобольске, Тюмени, Омске, Челябинске и других городах. Установить точное число пленных по городам было очень трудно, т.к. они часто меняли места своего расквартирования. В Сибири был достаточно ограниченный фонд жилья, что способствовало размещению пленных в помещениях, не приспособленных для жилья. Города должны были обеспечить отопление и освещение этих помещений, военнообязанные же брали на себя обязательство выплатить мизерный «квартирный оклад» – на одного военнопленного 10 руб. 50 коп. в год4. Омская городская управа, например, выделила для размещения военнопленных помещения скотобойни, цирка, склады общества «Саламандра», переоборудованные под казармы большие частные дома Куперштейна, Кузьмина и других. В Тобольске пленных разместили в городских амбарах, в постройках купца Сыромятникова и казармах инженерного ведомства. В Кургане, Ишиме и Петропавловске под казармы городские власти арендовали частные дома. Такая ситуация подвигла местные власти начать строительство специальных концентрационных лагерей, но это не освободило города от 13 14 постоя пленных, поскольку и лагерные бараки оказались сразу же переполненными. Было решено, как можно больше пленных направлять на сельскохозяйственные работы. Как упоминал Греков Н.В., пленные, занятые в сельском хозяйстве, помимо относительной свободы, пользовались даже и некоторым расположением со стороны местных жителей, хотя есть и упоминания о том, что пленные, находившиеся в деревнях, гуляли до позднего вечера, беспокоили домохозяев своим пением5. Относительной свободой перемещения объясняются и те последующие события, что отразились на моей семье. Дело в том, что среди военнопленных оказался и П. Пугачаш, австриец по национальности, который был переправлен из Тюмени в деревню Ашлык (ныне Вагайского района) Тобольской губернии. К сожалению, документов ни в семейных, ни в государственных архивах не сохранилось, а семейные придания дают лишь разрозненные сведения. Известно лишь, что жить он стал при доме семьи Бодровых – зажиточных крестьян, которые занимались разведением рогатого скота и земледелием. Федор и Мария Бодровы имели много детей, но все они умерли от скарлатины, выжила лишь одна Елизавета. Оставшись без помощников, имея большое хозяйство, им постоянно приходилось нанимать работников. Возможно, это было одной из причин расквартирования у них Пауля (в соответствии с русской традицией приобретшего отчество – Христофорович), который до самого периода раскулачивания работал у них в хозяйстве. Здесь он и создал семью, женившись на Бодровой Елизавете Федоровне, которая родилась в 1905 г. и была младше мужа примерно на 10 лет. Когда Пауль оказался в их семье, Лиза была еще совсем маленькая, и он постоянно играл с ней. Когда она выросла и превратилась в красивую девушку, Пауль влюбился в нее. Это определило всю его последующую жизнь. Брак их официально не был зарегистрирован (это было и проблематично в то время), но это никаким образом не повлияло на его крепость. Когда основная масса военнопленных стала возвращаться на родину, мой прадед решил остаться в Сибири, разделив с Бодровыми всю тяжесть испытаний, выпавших на долю зажиточных сибиряков. Так, во время раскулачивания, вся семья Бодровых была отравлена в Тобольск, где жили они в очень плохих условиях. Как следствие, двое близнецов, родившиеся у Пауля и Елизаветы еще в Ашлыке, умерли от болезни, и у них выжил только один сын. Но через год после приезда в Тобольск рождается еще один сын – Александр. В 1932 г. на свет появляется Мария, а в 1936 г. – Валентина. До войны Елизавета Федоровна работала на овощном хозяйстве, а Пауль Христофорович – в леспромхозе. Видимо, он не очень «распространялся» о происхождении, чтобы не попасть в поле внимания НКВД, усиленно искавших в это время «врагов народа». Если бы об этом дознались органы НКВД – его бы ждало повторение судьбы многих бывших граждан Австро-Венгрии, которых репрессировали в 1930 гг. – об этом свидетельствуют материалы, ставшие известными только в последние 15 лет6. Начало второй мировой войны очень подкосило его здоровье, т.к. он переживал за старшего сына, который ушел на фронт радистом и пропал без вести. Психологически это было выносить трудно еще и потому что сын – полуавстриец-полурусский, воевавший с оружием в руках против родины своего отца (и, к тому же, родины А. Гитлера!) – Австрии, в результате Альтшлюсса ставшей частью Германии. Могли, по идее и логике «классовой борьбы» заподозрить П.Х. Пугачаша в создании в сибирской деревне «пятой колонны». А в это время в Западную Сибирь была направлена огромная масса депортированных российских немцев (в составе которых были и австрийцы). В городах их сразу не селили, первоначально размешая в сельской местности южной зоны7. Поэтому и не суждено было встретить в Тобольске П.Х. Пугачашу своих соплеменников. В подобных случаях даже за разговор между на немецком языке могли арестовать8. Минула его, по счастливой случайности (и уже по возрасту), судьба немцев и австрийцев, отправленных в «рабочие колонны» – Трудовую армию, «снявшую обильный урожай жертв» в годы второй мировой войны9. 14 15 Примерно (точная дата неизвестна) в 1944–1945 гг. Пауль Христофорович умер. Похоронен он был на Тобольском городском кладбище, но место захоронения не известно. Показательно (!), что Елизавета Федоровна не говорила детям, где могила отца. Впрочем, возможно, она и сама не знала ее месторасположения – в те годы гражданских (в отличие от военнопленных10 и умерших в госпиталях советских воинов) хоронили часто бессистемно. После его смерти Елизавета Федоровна замуж больше не вышла, прожив всю жизнь одна. Она очень редко рассказывала о муже, но всегда носила с собой его фотографию. Прожила Елизавета Федоровна до 1987 г. – застав Перестройку, позволившую говорить правду, не боясь за последствия. Но, видимо, настолько плотно «впечаталось» в сознание людей ее поколения боязнь политических преследований, что история судьбы моего прадеда сегодня восстанавливается с таким трудом. По жизни П.Х. Пугачаш можно судить: как некоторые военнопленные адаптировались к российским условиям; как создавали семьи; как ассимилировались. О некотором обрусении свидетельствует и тот факт, что Пауля все называли Пашей, а сами Бодровы всегда относились к нему как к члену семьи, дав ему благословение на совместную жизнь с дочерью. Показательно, что в сознании моей семьи четко сложилось ощущение, что сибиряки не испытывали особой неприязни к пленным. И даже наоборот, нередко выражали им сочувствие, перераставшее иногда в искреннюю привязанность, а иногда и в любовь Кондратьев В.А. Из истории борьбы немецких военнопленных – интернационалистов за установление Советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке в 1917–1920 гг. // Ноябрьская революция в Германии: Сборник статей и материалов. М., 1960. С. 465. 2 Интернационалисты. Участие трудящихся стран центральной и юго-восточной Европы в борьбе за власть Советов в России 1917–1920 гг. / Отв. ред. д.и.н. А.Я. Манусевич. М., 1987. С. 33. 3 Большая Тюменская энциклопедия. В 3 тт. Тюмень, 2004. Т. 1. С. 259. 4 Греков Н.В. Германские и австрийские военнопленные в Сибири (1914–1917) // Немцы. Россия. Сибирь: Сборник статей. Омск, 1997. С. 156. 5 Там же. С. 164. 6 Гольдберг Р. Книга расстрелянных. Мартиролог погибших от рук ВЧК–ОГПУ–НКВД в годы «красного террора» (Тюменская область). В 3 тт. Тюмень, 2004. 7 Эйхельберг Е.А. Немцы в Тюменской области: история и современное положение. Тюмень, 1999. С. 36. 8 Там же. С. 39. 9 Шадт А.А. Правовой статус российских немцев в СССР (1940–1950 гг.) // Немцы СССР в годы Великой Отечественной войны и в первое послевоенное десятилетие. 1941–1955 гг. Материалы 7-й международной научной конференции. М., 2001. С. 287-312; Бруль В. Депортированные народы в Сибири (1935–1965 гг.). Сравнительный анализ // Наказанный народ… С. 95-117; Белковец Л. Спецпоселение немцев в Западной Сибири (1941–1965 гг.) // Там же. С. 158-179. 10 Эйхельберг Е.А. ... С. 49. 1 15 16 Гельфер С.В. /Москва, Россия/ ТОБОЛЬСКАЯ АРХИТЕКТУРА ВО ВРЕМЕНА СТЕЛЛЕРА Новый, каменный Тобольский Кремль по проекту С.У. Ремезова начали строить в 1683 г. Самой первой была построена Приказная палата (ее размеры «22,5 сажени на 8 сажень с аршином», т.е. 48x17,75 м). Следующим зданием был Гостиный двор, его размер в плане I 49x66 м. Он был задуман и осуществлен как крепость с башнями и глухими стенами, напоминающая среднеазиатские караван-сараи. Третьим объектом была Вокресенская церковь, которая, правда, рухнула, будучи почти достроена. Вскоре ее возобновили вновь, но видимо, не суждено было этой церкви стоять на краю крутого обрыва. Опять она стала разваливаться, скорее всего, из-за оползней и к концу XVIII в. была разобрана. Стены каменного (нового) кремля начали возводить не на месте существовавшего деревянного кремля, а на его изначальном месте, где он впервые был срублен в конце XVI в. Строительство велось 10 лет и было закончено к 1697 г. Кирпичные стены 4,3 м высотой с 9 башнями окружили Софийский двор. С тех пор это место так и называется. Строили каменный город мастера из московского Приказа каменных дел (тогдашнего Госстроя) Герасим Шарыпин и Гаврила Тютин. То, что удалось им создать в конце XVII в. в Тобольске: огромный ансамбль Кремля, соборов, святых ворот с церковью Сергия, Гостиного двора, Приказной палаты, архиерейского дома, выходит далеко за рамки «проекта местного значения». Таких архитектурных ансамблей нет больше в Сибири, да и в Центральной России немного. Тобольский Кремль стоит в ряду таких знаменательных ансамблей, как Московский, Казанский, Астраханский кремли. В начале XVIII в. угроза нападения со стороны казахских степей была вполне реальна, поэтому было решено не ограничиться каменным городом и земляным валом Верхнего посада, а укрепить и Нижний посад. В 1709 г. С.У. Ремезов создает проект такого укрепления. Сохранился один его чертеж, где показан земляной вал с пятью бастионами, Этот вал должен был пройти от Панина бугра, охватив всю существовавшую тогда слободскую застройку до берега Иртыша. На вершине Панина бугра предполагалось устроить небольшую крепость для предотвращения возможного обстрела. Проект так и остался неосуществленным, видимо для России более актуальной была война со шведским королем Карлом XII. В 1708 г. Россия была поделена на семь губерний. Огромное пространство от Уральского хребта до Тихого океана, плюс Пермская земля и северные поморские земли составили Сибирскую губернию. Столицей этой гигантской губернии стал Тобольск. В 1711 г. туда прибыл первый, назначенный царем, губернатор князь М.П. Гагарин. Его губернаторство продолжалось семь лет. В 1718 г. он был отозван в Петербург и по обвинению в государственной измене и коррупции, а затем и казнен. Но за эти семь лет Гагарин успел в Тобольске многое. Прибыв в губернский центр, он привез с собой несколько сот шведских пленных, среди которых было немало хороших специалистов в разных гражданских ремеслах. Шведы перекрыли плотиной устье Тобола, т.к. считалось, что его течение размывает берег и угрожает обрушением Кремлю. С тех пор Тобол впадает в Иртыш на 2 км выше по течению, чем это было до XVIII в. Вторым делом было строительство губернаторского дома. Возводили его 90 шведов под руководством Л. Лейма. В 1713 г. С.У. Ремезов вместе со своим сыном Семеном, племянником Афанасием, Федором Казариновым и другими помощниками написал для этого дома 18 картин. Шведы строили палату с воротами на Прямском взвозе, проект которой делал С. Ремезов. За этой палатой укрепилось название «шведской». Ныне в обиходе другое ее название «Рентерея». В 1714 г. С.Ремезов создает свой последний генеральный план Тобольска. Он значительно точнее всех предыдущих. Там четко прочерчены все кварталы города, улицы, в т.ч. мощеные деревянными плахами, мосты, пристани, вся общественная застройка, церкви, реки, ручьи. На этом плане впервые выделен новый торговый центр в нижнем посаде. Выделены главные (мощеные) улицы: Прямской взвоз, Богоявленская и Пятницкая (Знаменская) улицы. На верхнем посаде 16 17 показан новый каменный Кремль со всеми строениями, Гостиный двор и старый деревянный кремль, к которому с севера примыкает обширный губернаторский двор. Сибирская губерния в 1719 г. была поделена на три провинции: Тобольскую, Енисейскую и Иркутскую, но Тобольск оставался главным и наиболее к р уп н ым городом. В то время здесь было 1 153 двора на верхнем и 2 105 на нижнем посаде. Вскоре в Тобольске появились профессиональные инженеры. В 1728 г. инженер-прапорщик С. Бабарыкин снял, а кондуктор Е. Бузовлев вычертил план Тобольска, впервые сделанный при помощи геодезических инструментов. К сожалению, он не был закончен, а на плане показан только верхний посад, нижний только до Знаменского монастыря. Сохранилась довольно подробная панорама Тобольска, нарисованная участником экспедиции В. Беринга Беркганом в 1733 г. На этой панораме видно, что в нижнем городе было 8 церквей и Знаменский монастырь, а также довольно плотная жилая застройка. В городе в это время проживало 6987 чел. мужского пола русских и татар. Татары и бухарцы жили собственной компактной слободой в устье р. Курдюмки и себя независимо. Городские и столичные власти старались сохранять с ними хорошие отношения. На татарскую слободу посягало только Тобольское духовенство. Тобольские митрополиты несколько раз за XVIII в. обращались в Петербург с просьбой переселить с их коренных мест жительства куда-нибудь на окраину, мотивируя это большим несоответствием их бытовой культуры и православия. Но каждый раз получали отказ. Под 1767 г. известен очередной геодезический (и очень точный) план Тобольска. Здесь уже нет никаких условностей. На этом плане впервые точно показаны границы существующих кварталов, территории церквей и монастырей, русла речек и ручьев. На северо-востоке города у земляного вала появляется новая южная тюрьма, показаны завершенными каменный и деревянный кремли. В нижнем городе около устья Курдюмки на месте выкупленных у татар земель построен гостиный двор. Таким образом, уже сформировался новый общественный и композиционный центр Нижнего города. В том же году при «Комиссии Бецкого» составляется генплан Тобольска на регулярной основе. Планировочное решение мало считается с реалиями города, только церкви да городской кремль являются опорными. Улицы и кварталы подвергнуты решительной перепланировке. План был утвержден в 1776 г. и стал приводиться в действие. Болезненность реализации генплана была очевидной, и здесь «не помогали даже пожары», видимо, поэтому в 1784 г. утверждается очередной, новый генплан. Этот план мало отличается от предыдущего по части перепланировки улиц и кварталов. Но на этом плане показано изменение русел рек в соответствии с планировочной структурой, а также значительно расширена городская черта, – граница города существенно отодвинута к югу, включая в городскую территорию обширные пустые земли. В 1788 г. произошел страшный пожар в нижнем посаде. Сгорело 1 800 обывательских домов. На следующий год небывалое наводнение довершило уничтожение этой части города. Нижний посад по случаю оказался подготовлен к реализации казалось бы совершенно нереального генплана. Началась застройка города с использованием образцовых проектов того времени. Работами руководили профессиональные архитекторы Гучев и Уткин, которые делали проекты и следили за соблюдением строительных норм и правил. В это время сама собой исчезла татарская слобода у Курдюмки, хотя татарам не возбранялось строиться в любом месте, но при соблюдении строительных правил. С начала XVIII в. после окончания подстройки каменного Кремля там не прекращались строительные работы. В 1723 г. к квадратной башне восточной стены была пристроена каменная столовая палата, а в северо-восточном углу Софийского двора вырыт очень глубокий колодец. В том же году взорвался порох в подвале архиерейского дома и был разрушен не только сам дом, но пострадали главы Софийского собора и кровля. Только в 1726 г. собор был заново покрыт железом, и в это время была изменена форма его глав, приобретя современную форму. Еще в 1755 г. было закончено возведение нового архиерейского дома в три этажа; существенно перестроена угловая башня Кремля, получившая вид павильона или беседки, но никак 17 18 не боевой башни. В 1760 г. были разобраны Святые Ворота с церковью Сергия из-за угрозы обрушения, в XVIII в. и позднее в XIX в. из-за оползней разрушилась почти вся южная и восточная части крепостных стен с башнями. В XVIII в. в Тобольске ведется очень интенсивное каменное строительство, церкви, присутственные места, жилые дома. Начинают спрямляться улицы в Верхнем и Нижнем посадах, закладываются одинакового, регулярного размера кварталы. На верхнем посаде в 1713 г. закладывается церковь Спаса Нерукотворного, в 1763 г. церковь Покрова Богородицы рядом с Софийским собором, в 1743 г. – церковь Николая Чудотворца. Город приобретает целостный вид, который привлек внимание и Стеллера. 18 19 Глушанин Е.П., Шайдуров В.Н. /Барнаул, Россия/ НЕМЦЫ РОССИИ И ИХ ВКЛАД В ОСВОЕНИЕ ЮГА ЗАПАДНОЙ СИБИРИ Российские немцы (the German Russians, die Russlanddeutschen) появились на Юге Западной Сибири в начале XVIII в. В основном это были горные инженеры и горнозаводские мастера, которые работали на Колыванском заводе А.Н. Демидова. Алтайские заводы А.Н. Демидова указом от 1 мая 1747 г. Елизавета Петровна приказала «взять на нас», а первым начальником алтайских заводов стал выходец из саксонских немцев А. Беэр. С этого момента начинается активное проникновение выходцев из германских государств на территорию Алтая. Это были по преимуществу горные инженеры и чиновники администрации кабинетских земель. В 1760 гг. лютеранская община при заводах составляла уже около 50 чел. В XVIII–начале XIX вв. юг Западной Сибири становится объектом пристального интереса российских и европейских ученых. С изучением региона связаны имена всемирно известных ученых немецкого происхождения, которые стали российскими подданными или долго проживали в России, или находились в стране в рамках научных экспедиций (Г.Ф. Миллер, П.С. Паллас, Д.Г. Мессершмидт, А. Гумбольдта, К.-Ф. Ледебура, А. Бунге и др.). Ими велось изучение флоры, фауны региона. Результаты научных исследований выходили в свет, как отдельными трудами, так и в форме статей, публиковавшихся в ведущих научных журналах. Непосредственно на Алтайских заводах кабинета работали известные врачиисследователи, например, Ф.В. Геблер, оставивший после себя на Алтае первый краеведческий музей в г. Барнауле (1823 г.). Немцы оставили после себя глубокий след в истории Барнаула: до сих пор сохранились в городе здания аптеки Крюгера, первой общественной школы и Народного дома, построенных при непосредственном участии В.К. Штильке и т.д. Однако формирование собственно немецкой диаспоры на Алтае связывается все-таки с началом переселения немецких поселян-собственников (бывших колонистов), которое датируется серединой 1880 гг. В 1885 г. в земельную часть Главного управления Алтайского горного округа поступило прошение от нескольких немецких лютеранских семей, проживавших на тот момент в Тобольской губернии. В 1886 г. Е. Сусеку и А. Вейлеру была выдана доверенность «...получить под нас (крестьян – В.Ш.) земли... под заселение», а в мае того же года чиновники разрешили крестьянам-лютеранам переселится на Алтай. В 1890 гг. появляется несколько немецких поселений недалеко от Омска. Заселение шло достаточно быстрыми темпами и уже к 1906 г. сложились основные районы расселения немецких колонистов: два из них находились в северной и южной частях Кулундинской степи, третий – на юге Алтайского округа, четвертый – вблизи Омска. К этому времени только на Алтае проживало уже около 4 тыс. немецких поселенцев. В сентябре 1906 г. начинается новый этап в миграции, поскольку в это время последовал высочайший указ о передачи части кабинетских земель под образование переселенческих участков. Пик переселения пришелся на 1907–1911 гг. Главной причиной переселения в это время являлась нехватка земель в метрополиях, и в первую очередь – в Поволжье. По словам современника: «Переселение на восток для немца - печальная необходимость, и он идет туда лишь в том случае, если уже никак не может одолеть вздорожавшей на родине земли». К 1911 г. намечается некоторый спад в переселенческом движении немцев в Сибирь. Однако в 1911–1913 гг. прошел новый всплеск. Корни этого явления носят скорее политический характер, чем экономический: правительство П.А. Столыпина внесло в Государственную Думу законопроект об ограничении владельческих прав, в том числе немецких колонистов трех губерний европейской части России. До обсуждения законопроект не дошел, однако этот шаг не остался незамеченным немецкой субнациональной группой. Она ответила на это активизацией переселенческого процесса. В течение 1913 г. появляется ряд новых крупных поселений в Западной Сибири. 19 20 В социально-экономическом плане немецкие поселения значительно отличались от русских деревень. Перенеся сюда ростки фермерского хозяйства, они занимались товарным производством в первую очередь зерна, которое реализовывалось в Славгороде, Камне, Павлодаре, Змеиногорске, Омске, или скупалось оптовиками, например представителя торгового дома «Винокуров А.И. с С-ми». Сельское хозяйство, несомненно, играло ведущую роль. Однако немцы внесли значительный вклад в развитие различных отраслей пищевой промышленности в Сибири. Но эти отрасли напрямую были связаны с переработкой сельскохозяйственной продукции: пивоварение, мукомольное дело, маслоделие и др. Например, в г. Томске владельцем одного из самых крупных пивоваренных заводов в Сибири был И.И. Крюгер. Ряд пивоваренных заводов немцы строят на Алтае (г. Камень, с. Волчиха). Во многих немецких селах создаются маслодельческие кооперативы, продукция которых в значительных объемах скупалась «Сибирской компанией» и вывозилась в европейские страны. Таким образом, немцы в досоветский период внесли значительный вклад в культурное, экономические освоение и развитие сибирского региона. Гоголев Д.А./ТюмГУ, г. Тюмень/ ПЕРЕМЕНЧИВАЯ СУДЬБА ИОГАННА ЛЮДВИГА ВАГНЕРА Иоганн Людвиг Вагнер известен как прусский шпион, приговоренный к ссылке в Сибирь. Он является автором книги о своем пребывании в России в 1759-1763 годах1. Его нахождение в плену достаточно хорошо изучено2. Сочинение Вагнера оценивается по-разному. Описание России, по оценке Е.П. Карновича, популярного в XIX в. автора исторических романов, «весьма поверхностное, но интересное в том отношении, что показывает, какое заметное различие существовало в ту пору между Россией и Пруссией относительно общего благоустройства и многих сторон домашнего быта»3. Современный отечественный историк Э.П. Зиннер отмечает, «что этот труд не содержит сведения первостепенной важности по истории, географии и этнографии Сибири, но во многих отношениях расширяет наши представления о бытовом укладе жизни сибиряков»4. Тюменский тележурналист А.К. Омельчук называет книгу Вагнера «весьма интересным источником сибирских знаний для европейских ученых, тем более Сибирь рисовалась не бегло, а изнутри»5. Необходимо напомнить основные события его жизни. И.Л. Вагнер родился около 1734 года. О его судьбе до захвата в плен нам ничего неизвестно. Жизнь этого человека круто изменяется в 1759 году. В это время он занимал должность почт-директора в Пиллау в Восточной Пруссии (современный город Балтийск Калининградской области). Шла Семилетняя война 1756-1763 годов. Провинция Пруссия, которой Россия владела с января 1758г., стала быстро осваиваться сразу же после ее оккупации. Во время войны Кенигсберг и близлежащие к нему порты Пиллау и Мемель являлись базой тылового обеспечения боевых действий русской армии.6. На Вагнера был сделан донос инспектором Лангом, и он, как нарушивший присягу, данную им русской императрице, был признан государственным преступником 7. В Кенигсберге была произведена очная ставка Вагнера с Лангом; на ней последний предъявил собственноручную записку Вагнера, в которой тот просил Ланга разузнать, сколько находится русского гарнизона в Гейлигенбейле.8. По прошествии нескольких дней Вагнеру были предъявлены письменные показания капитана Шамбо, сделанные им против Вагнера, и тогда обвиняемому не оставалось уже никаких средств к оправданию9. По этому поводу граф Н. П. Бестужев доносил в Петербург (7 мая 1759 года): «Прусский капитан Людвиг Шамбо, строительный инспектор Карл Ланге и почтмейстер Иоанн Вагнер отважились против Пиллауской крепости опасные умыслы затевать. Инспектор Ланге сочинил изменнический проект, капитан Самбо к нему наставления сделал, а почтмейстер Вагнер в отправлении оного по почте содействовал. Юстицколлегией осуждены они на смертную казнь. Но по природе нашей императорской милости и милосердия, смертную казнь им изменить и повелеть изволили послать их в Сибирь»10. 20 21 Использование шпионов в отношениях между государствами известно еще со времен древневосточных монархий. Так, например, источники содержат сведения о деятельности ассирийских шпионов в южной Вавилонии11. Характеристика значения и функций шпионской службы можно найти и в древнеиндийских сочинениях «Артхашастре» и «Законах Ману». XVIII век не был исключением. Европейская дипломатия охотно использовала сведения, которые добывались многочисленными резидентами. Россия тоже имела своих осведомителей за границей12. Маршрут следования Вагнера по России хорошо известен, так как описан в его книге. Сначала он был отправлен в Ригу, некоторое время содержался в крепости Дюнамунде. В начале октября 1759г. его доставили в Москву. Затем Вагнер миновал Космодемьянск, Соликамск, Верхотурье, Тару, Барабинск, Енисейск13. В июле 1760г. он прибыл в Мангазею, в место, назначенное для постоянного его пребывания14. Здесь он находился до середины 1763 года. В Мангазее с 1754г. по октябрь 1763г., когда был получен указ об освобождении, отбывал ссылку и действительный статский советник Иван Назарьевич Темирязев 15. Он получал от государства 25-50 копеек в день. Для сравнения можно привести следующий пример: денежное обеспечение Эрнста и Карла Биронов составляло 3 рубля в день каждому16. Вагнер же во время пути к месту заключения получал 20 копеек суточных, по прибытии в Мангазею - уже 10 копеек17. Конечно, такое различие связано со статусом, который имели ссыльные до своего ареста. 20 июня 1763г. Вагнеру зачитали указ, по которому ему была дарована свобода 18. В ноябре 1763г. он оказался в Тобольске. В это время сюда прибыл новый губернатор Д.И. Чичерин19. Первые дни своего пребывания в Тобольске Вагнер провел очень приятно; он обедал то у губернатора, то у архиерея, то у главного коменданта генерал-майора фон Фюрстенберга. Обыкновенно каждый вечер был бал, на котором танцевали только русские и казацкие пляски20. Вагнер оставил небольшое по объему, но очень емкое описание Тобольска. В литературе приводятся два варианта перевода данного отрывка. В книге Е.П. Карновича перед нами предстает Тобольск, который «обширен, но обстроен дурно, все дома деревянные, за исключением губернского дома и церкви, архиерейский дом также каменный построен на горе против крепости, а та гора, на которой живет губернатор, высока, крута и окружена стеною» 21. В работе Э.П. Зиннера читаем: «Город большой, но некрасивый. Все здания из дерева, за исключением большинства церквей в городе под горой и резиденции архиепископа, солидно возведенной из камня; последний живет на горе, напротив так называемой крепости. Гора, на которой стоит дом наместника, высока и крута; он окружен четырехугольной стеной, целиком возведенной из земли»22. Если сравнить два отрывка, то можно увидеть существенную разницу прежде всего в том, какое количество деревянных строений существовало в середине XVIII в. в этом городе. Можно ли говорить только об одной каменной церкви, как это видно в сочинении Е.П. Карновича? Действительно, большинство зданий в городе были деревянные. Множество построек уничтожалось в результате пожаров. В XVIII в. Тобольск горел неоднократно. Так, например, в пожаре 21 октября 1757г. сгорело около 400 купеческих лавок и 817 домов 23. В 1723г. в архиерейском доме взорвался хранившийся в его подвалах порох. Были разрушены каменные своды, а сам дом сгорел24. Только в 1750г. было построено одноэтажное здание новых архиерейских покоев25. Как известно, указ 1714г. повсеместно запрещал каменное строительство везде, кроме Петербурга. После отмены данного указа первой постройкой оказалась заложенная в 1735г. Благовещенская церковь, но достроили ее только в 1758 году. В 1737г. началась перестройка сооруженной еще в 1691г. Богоявленской церкви. В 1744г. были построены еще 2 церкви: Рождественская и Андреевская. Следующей строилась одна из наиболее архитектурно интересных церквей Тобольска – Михаилоархангельская. Ее начали возводить в 1745 году26. В 1759г. была заложена Захарьевская церковь. Вслед за ней появилась Крестовоздвиженская или 21 22 Покровская церковь за речкой Монастыркой. Строить ее начали в 1753г., а закончили в 1771 году27. Таким образом, Вагнер мог видеть не один, а несколько каменных храмов. Стали появляться и гражданские строения из камня. В 1754г. началось строительство каменного магистрата.28. Летом 1758г. в Кремле под руководством сына губернатора Ф.И. Соймонова Михаила Федоровича построили шестипалатное одноэтажное каменное здание. В 1763г. распоряжением Сената его отдали под губернаторский дом. Был надстроен второй этаж. Таким образом, появился двухэтажный губернаторский дом с первым каменным и вторым деревянным этажами. Здание сгорело в 1788 году29. Из числа частных строений первой каменной постройкой мог быть трехэтажный дом купцов Володимировых, возведенный в нижней части города около 1760 года30. Все перечисленные примеры полностью подтверждают известия Вагнера о существовании в Тобольске многих каменных церквей, архиерейского и губернаторского домов. Если бы Вагнер умел рисовать и больше времени оставаться в Тобольске, то мы имели бы ценные зарисовки городских построек. Еще в 60-х годах XVII в. известный нидерландский путешественник и дипломат Николаас Витсен (1641-1717гг.) в своем «Путешествии в Московию» писал: Я очень охотно срисовал бы … несколько построек, но меня предупредили не делать этого: могли бы истолковать в дурную сторону, и если частное лицо это сделает, его, без сомнения, бросят в тюрьму как шпиона31. С другой стороны, шпионские наработки голштинского подданного Фридриха Вильгельма фон Берхгольца (1699-1771гг.), собранные в 1740-х годах во время его пребывания в Петербурге, помогли в реставрации ряда зданий, построенных в петровскую и елизаветинскую эпохи32. После нахождения в Тобольске Вагнер через Тюмень, Верхотурье отправляется все дальше на запад. 25 февраля 1764г. возвращается на родину, а 25 апреля получает аудиенцию у короля Пруссии Фридриха II в Потсдаме. Вагнер подал государю иск на 600 рейхсталеров – в возмещение причиненного ущерба. Через несколько дней он получил собственноручное письмо короля с выражением сожаления, что в настоящее время он не в состоянии помочь деньгами, так как Семилетняя война обошлась слишком дорого33. В 1797 году, в возрасте 63-х лет, Вагнер получил назначение на должность главного почтмейстера в Кенигсберге с окладом в 2600 таллеров в год. В 1808 году он вышел в отставку, переехал в Грауденц, где и скончался в возрасте 85-ти лет34. 1 Johann Ludwig Wagners, gegenwärtig Königl. Preuss. Postdirector zu Graudenz, Schicksale während seiner unter den Russen erlittenen Staatsgefangenschaft in den Jahren 1759 bis 1763, von ihm selbst beschrieben, und mit unterhaltenden Nachrichten und Beobachtungen über Sibirien und das Königreich Kasan durchwebt. Im Anhange einige Auszüge aus den besten Reisebeschreibungen über diese Länder, nebst eignen Bemerkungen, vom Herausgebern. Berlin, 1789. В 1790г. книга была переведена на французский язык и издана в Берне. 2 Зиннер Э.П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых XVIII века. Иркутск, 1968. С. 210-236; Карнович Е.П. Прусский почт-директор Вагнер // Карнович Е.П. Замечательные загадочные личности XVIII и XIX столетий. СПб., 1884. С. 47-65. 3 Карнович Е.П. Указ. соч. С. 50, 51. 4 Зиннер Э.П. Указ. соч. С. 236. 5 Омельчук А.К. Прусский Хлестаков проездом из Тобольска…// Омельчук А.К. Частное открытие Сибири. Тюмень, 1999. С. 111. 6 Кретинин Г.В. О возвращении прусской провинции Фридриху II в 1762 году // Вопросы истории. М., 2002. № 6. С. 139, 140. 7 Карнович Е.П. Указ. соч. С. 47. 8 Там же. С. 49. 9 Там же. С. 50. 10 Губин А.Б. Печальная эпопея почтмейстера Вагнера // www.klgd.ru/ru/city/750/gubin/pochta.php 11 Оппенхейм Л. Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации. М., 1990. 12 См.: Ковынев С. Резидент (О князе А. Хилкове – первом русском резиденте в Швеции) // Родина. М., 1997. № 10. С. 60-63. Донесения русского резидента в Кенигсберге П.П. Яковлева в 1758г. см.: Дoлгова С. Р. «Чтобы никакие шпионы от государственных неприятелей не обретались». Становление органов разведки и контрразведки в России // Исторический архив. М., 1998. № 5-6. С. 34-39. 13 Зиннер Э.П. Указ. соч. С. 211. 14 Карнович Е.П. Указ. соч. С. 53. 15 Зуев А.С., Миненко Н.А. Секретные узники сибирских острогов. Новосибирск, 1992. С. 160. 22 23 Там же. С. 34. Зиннер Э.П. Указ. соч. С. 217. 18 Там же. С. 222. 19 Там же. С. 233. 20 Карнович Е.П. Указ. соч. С. 61. 21 Там же. С. 60, 61. Этот отрывок содержится и в работе: Выдающиеся губернаторы тобольские и сибирские/ Сост. С. Пархимович, С. Туров. Тюмень, 2000. С. 81. 22 Зиннер Э.П. Указ. соч. С. 233, 234. 23 Кочедамов В.И. Тобольск (как рос и строился город). Тюмень, 1963. С. 75. 24 Там же. С. 82. 25 Там же. С. 84. 26 Там же. С. 95. 27 Там же. С. 100. 28 Там же. С. 107. 29 Копылова С.В. Каменное строительство в Сибири (конец XVII – XVIII в.). Новосибирск, 1979. С. 51. 30 Там же. С. 53. 31 Витсен Н. Путешествие в Московию. СПб., 1996. С. 62. 32 Крашенинников А. Как шпион Питеру помог // Родина. М., 1997. № 5. С. 42-43. 33 Зиннер Э.П. Указ. соч. С. 236. 34 Губин А.Б. Печальная эпопея почтмейстера Вагнера // www.klgd.ru/ru/city/750/gubin/pochta.php 16 17 23 24 Данилов В.А. /Тюмень, Россия/ НЕМЕЦКИЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ НА УРАЛЕ И В СИБИРИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В истории человечества имеется множество примеров передвижения огромных человеческих масс. Можно выделить несколько типов таких перемещений. Один – набеги кочевников, завоевательные походы, например, походы Дария, нашествие гуннов, набеги монгольских кочевников и многие другие ситуации. Обычно с этими случаями связаны смерти, лишения, разорение и т.п. Вторая ситуация (в целом, мирная составляющая) – эпоха Великих географических открытий, присоединение Сибири, с середины ХIХ в. особенно большая миграция из Европы на территорию Северной Америки и Аляски, освоение Антарктиды в ХХ в. и многое другое. Особняком стоят войны, особенно мировые, как известно, ХХ в. пережил их две. Обе были колоссальным бедствием для всего человечества, особенно вторая. Одним из следствий и результатом войн, вероятно, не самым важным, но для меня в данном исследовательском плане существенным, было появление огромного количества военнопленных, захваченных армиями обеих воюющих сторон. На территории России за время Первой мировой войны оказалось более 2 млн. пленных – представителей всех противоборствующих с Россией держав (Германии, Австро-Венгрии, Турции, Болгарии) – люди более десятка национальностей. Весьма приблизительно они были представлены следующим образом: бывших военнослужащих австро-венгерской армии – 90,6 %, солдат германской армии – 7,2 % (около 170 тыс.). На Урале и в Сибири пленные начинают прибывать уже с конца лета 1914 г. Первоначально их размещали в любых удобных для властей помещениях, часто крупными массами. Такими местами стали несколько десятков крупных и маленьких городов, пустующие казармы, солдатские военные летние лагеря, скотные дворы, иногда те или иные крупные помещения (склады и т.п.) и даже жилые дома. Так, зимой 1915–1916 гг. в некоторых городах находилось такое количество военнопленных: Красноярск – 13 000, Новониколаевск – 12 000, Омск – 14 000, Чита – 32 500, Березовка – 27500, Тюмень и Тобольск – по 5 000 и т. д. Правительство первоначально предполагало на Урале и ближнем Зауралье размещать в основном военнопленных – славян из Австро-Венгрии. Может быть, играло роль то обстоятельство, что в Западной Сибири (куда входила и Акмолинская область) проживало огромное количество немцев-поселенцев. Но до конца эта идея так и не была реализована. Пленных различной этнической принадлежности в конечном итоге размещали беспланово, случайно. Все зависело от чиновника, куда и каким путем направить конкретный эшелон с пленными. В некоторых случаях принимался во внимание пункт отправления (фронт), затем определялся маршрут и конечная станция. С продолжением войны хаос в этом плане все более усиливается. К осени 1917 г. на Урале и в Сибири было размещено не менее 530 тыс. военнопленных. С известным элементом предположения можно считать, что среди них было более 480 тыс. бывших австро-венгерских военнослужащих и чуть менее 40 тыс. немцев. Постепенно начинал действовать ряд факторов. Первый – недостаток специальных мест для размещения военнопленных. Поэтому их вынужденно поселяли в больших жилых домах (появились своеобразные частные лагеря). Второе обстоятельство – громадная потребность в рабочей силе, связанная с массовыми мобилизациями в России квалифицированных кадрах: рабочих, служащих, врачей, инженеров в Действующую армию. Причем, этот недостаток ощущался и в промышленности и в сельском хозяйстве. Была и региональная специфика: на промышленном Урале больше проявлялась нехватка шахтеров, металлургов, токарей и т.п. В 24 25 сельскохозяйственных же районах Сибири (особенно Западной) потребность в рабочей силе ярко проявлялась в деревне, где почти все мужчины оказались на фронте. И еще одно обстоятельство. Германия начала ХХ в. была промышленно развитым государством, соответственно в ее армии, а также среди военнопленных значительную часть составляли промышленные рабочие самых разных специальностей. К тому же – Германия той эпохи, ее рабочее движение находилось на ведущих позициях в мире с точки зрения развития и организованности социалистического и профсоюзного движения. Германская социалдемократическая партия была образцом для деятельности подобных партий во всем мире. В Австро-Венгрии состав населения значительно отличался от германского: там значительную часть составляли крестьяне, а также ремесленники, люди свободных профессий и т.п. Венгерский интернационалист И. Рабинович, анализируя эту ситуацию, еще в 1918 г. писал в одной из сибирских газет: среди иностранцев (он имел ввиду и, главным образом, «австро-венгров») около 60 % составляют крестьяне и батраки, никогда не слышавшие о социализме, поэтому только незначительная часть доступна социал-демократической агитации. Конечно, это относится, прежде всего, к выходцам из Австро-Венгрии. Это обстоятельство создавало значительные трудности в проведении какой-либо агитационной работы среди иностранцев, мешал и языковый фактор. Сотни тысяч людей оказались вдалеке от дома, в другой языковой среде, непривычном климате, во враждебном окружении. Большинство этих людей были плохо одеты и обуты, а в большинстве мест размещения было ужасное санитарное положение. Они легко становились жертвами различных эпидемических заболеваний (сыпной тиф, холера, понос, чесотка и пр.) В Екатеринбурге в декабре 1915 г. вспыхнула эпидемия черной оспы. В Омске в первые месяцы войны умерло 16 000 чел. В Сретенске за 1915 г. погибло 11 000 пленных. Список этот можно продолжить. По официальным данным Красного Креста в лагерях и на тяжелых работах погибло более 470 тыс. военнопленных. Это на 159 тыс. чел. превышало количество убитых на Восточном фронте солдат австро-венгерской армии. Полицейские и военные власти всемерно старались отягчить и без того тяжелое положение военнопленных, извлечь пользу из их бесправного положения. Присылаемые письма, посылки, деньги подолгу не выдавались или специально терялись. В Хабаровске весной 1916 г. было выявлено на почте 4 000 невыплаченных денежных переводов. Комендант Тобольского гарнизона присвоил себе 70 000 руб. Если в 1914–1915 гг. пленные получали довольствие наравне с русскими нижними чинами, то с апреля 1916 г. нормы питания были значительно снижены. Первоначально за работу пленным ничего не платили. С марта 1915 г. положение меняется. Специальным распоряжением Совета министров России устанавливается: частные промышленные предприятия должны были отчислять в особый фонд соответствующего министерства не менее трети фонда зарплаты пленных, остальное оставалось владельцу, пленный мог получить не более двадцати копеек за рабочий день. С осени 1916 г. были введены постные дни дважды в неделю, в остальные дни было разрешено заменять мясо другими продуктами. По отношению к пленным проявлялся классовый подход. Офицеры жили в особых лагерях или отдельных бараках, их лучше кормили, было организовано медицинское обслуживание. Уже с 1915 г. пленных из-за недостатка рабочей силы начинают использовать на различных работах. На Урале в 1916 г. пленные составляли 17,4 % рабочих. В Богословском горном округе в октябре 1916 г. пленных было 51,5 % от общего числа работающих. Нередкими были случаи прекращения работы среди пленных, встречались и другие формы неповиновения. Существующая обстановка объективно способствовала сближению иностранцев - пленных и местного населения: единая среда, общий враг – власти, ненависть к войне и т.д. Следует учитывать и такое обстоятельство – партия большевиков в борьбе с властями стремилась использовать всех союзников и, единственная из всех политических объединений России, вела работу и среди военнопленных. Примеров такой деятельности множество. А результатом становилось образование разных просветительных и агитационных кружков. 25 26 Общим же итогом стало превращение определенной части населения России того времени (правда, части очень своеобразной, ставшей ею не по своей воле, а в силу стечения определенных обстоятельств) из объекта политического процесса в его субъект. Уже с февраля 1917 г., с победой революции в России, начинают развиваться принципиально новые процессы. Среди них особенно следует отметить: массовый процесс создания организаций иностранцев (профсоюзных, политических, партийных и т.п.); активную издательскую деятельность (только в 1918 г. газеты на немецком языке издавались в Перми, Екатеринбурге, Омске, Томске, Иркутске); участие в Красной гвардии и Красной Армии, в партизанском движении и создание интернациональных частей; изменение форм политической организации и ведение политико-просветительной работы, и т.д. Но это может стать темой другого специального исследования. Деминцев М.С. /Тюмень, Россия/ «АЛАМАНИЯ»: ВЗГЛЯД С ВОСТОКА Византийский историк Палеологовской эпохи Георгий Пахимер1 , (1242–1310), оставил весьма интересные наблюдения о народах (венграх, сербах, итальянцах и др.), населявших в его время страны современной Европы. Это представление формировало «картину мира» в умах европейцев той и последующих эпох. Не были исключением и германцы, хотя сведения сообщаемые о них Пахимером лапидарны и отрывочны, но представляют интерес для исследователя немецкой средневековой истории и культуры, из недр которой и выросли люди европейского Просвещения, к которым относим и Г.В. Стеллера. Г. Пахимером по отношению к жителям Священной Римской империи и зависящим от нее землям использовалось два древних этнонима – «Аламаны» и собственно «Германцы». Оригинальное название средневекового немецкого государства в «Истории» Пахимера не зафиксировано. На основе некоторых косвенных данных, о которых речь пойдет ниже, предположим, что историк вполне допускал такие наименования как «Аламания» и «Германия». К этим соображениям мы обращаемся в силу следующих положений: 1) из приводимого в Пахимеровой «Истории» прозвища византийской императрицы, и 2) от упоминания историком об отряде конных рыцарей целиком состоящих из «каваллариев германцев». Так, этой царицей была Констанция-Анна2 , вдова никейского императора Иоанна III Ватаца3 (1222–1254), являвшаяся дочерью германского императора Фридриха II Гогенштауфена 4 (у Пахимера он «архонт Сицилии» 5, т.к. его резиденция находилась именно на Сицилии.), и имела прозвище «Алеманка» 6 , о чем не преминул упомянуть Пахимер. Для нас наиболее важными будут сведения, проливающие свет на то, какими представлялись современникам византийцам средневековые германцы с точки зрения особенностей национального характера, обычаев, привычек и т. д. Повествуя об Анне Алеманке, Пахимер подчеркивает, что эта особа обладала сильным характером, она была надменной, как истинная германка, «важной из важных» 7, и обладала целомудрием. Эти свойства Анна доказала после того, как скончался (1254 г.) ее муж, никейский император. Она категорически отвергает домогательства нового императора Михаила Палеолога (собирался взять ее в жены исключительно из политических соображений), чем вызывает восхищение Пахимера. В конце концов, Палеолог (прежде всего из-за сильного противодействия своей жены, императрицы Феодоры и патриарха Арсения) оставляет затею с женитьбой на гордой «Алеманке» и отправляет ее обратно (в обмен на пленного византийского генерала) на родину (домой) 8, скорее всего, в Сицилию, где тогда правил ее брат, Манфред () Гогенштауфен9. Пахимер не забывает подчеркнуть имевшую место длительную вражду между Гогенштауфенами (они охарактеризованы византийцем как «волевые», упрямые личности, 26 27 особенно Манфред) и Римскими понтификами. И император Фридрих, и его наследник Манфред, названы им «апостатами папы» 10, и всех приверженцев Святого престола, т.е. Гвельфов. Как видим, отголоски борьбы гибеллинов и гвельфов докатились и до Константинополя. Говоря о специфике германского национального характера, Пахимер также указывает на исключительность рыцарей 11 «мужественных из германцев» 12, слава о которых шла по всему свету. Таким образом, в сочинении Пахимера, средневековые немцы выступают типичными представителями «Pax latina», как и все прочие обитатели Европы того времени они обладают набором исключительно латинских черт: непомерной гордостью, своеволием, мужеством и склонностью Krumbacher K. Geschichte der byzantinischen Literatur. München, 1897. S. 288 – 291; Prosopographisches Lexikon der Palaiologenzeit. Wien, 1989. Fasc. IX. № 22186; Kazhdan A. The Oxford dictionary of Byzantium. N.Y. 1991. Vol. III. P. 1550; Georgii Pachymeris de Michaele et Andronico Palaeologis libri XIII / Ed. I. Bekker. Bonnae, Vol. I. 1835. (далее – Pachym. Vol. I); Lettre de Georges Pachymère à Athanase II d’ Alexandrie / Ed. A. Failler // Revue des Études Byzantines. P., 1977. Vol. 35. P. 43-71. 2 Pachym. Vol. I. 3:7. P. 181; Диль Ш. Констанция Гогенштауфен, Никейская императрица // Византийские портреты. М., 1994. С. 354-365. 3 . Pachym. Vol. I. 3:7. P. 181; Брак между Иоанном Ватацем и Констанцией-Анной состоялся в 1244 г.; См.: Диль Ш. Констанция Гогенштауфен, Никейская императрица … С. 354 – 365. 4 Pachym. Vol. I. 3:7. P. 181, 185. 5 Pachym. Vol. I. 3:7. P. 181. 6 . Pachym. Vol. I. 3:7. P. 181. 7 . Pachym. Vol. I. 3:7. P. 182 8 Pachym. Vol. I. 3:7. P. 185; Далее судьба этой удивительной немки, бывшей византийской императрицы складывается весьма драматично. На родину к Манфреду она отбыла вероятно ок. 1264 г. Затем, после поражения Манфреда в битве при Беневенте в 1266 г. она попадает в плен к Карлу Анжуйскому, но была отпущена на свободу. В 1269 г. Констанция-Анна «Алеманка» навсегда покидает Италию и направляется в Испанию ко двору Петра Арагонского, который был женат на ее племяннице Констанции. Там она принимает монашеский постриг в монастыре Святой Варвары в Валенсии, где и незаметно умирает ок. 1313 г. в возрасте восьмидесяти лет. 9 Pachym. Vol. I. 3:7. P. 181; 3:8. P. 185. 10 Pachym. Vol. I. 3:8. P. 185. 11 Pachym. Vol. I. 1:30. P. 83. 12 Pachym. Vol. I. 1:30. P. 83, 84. 1 27 28 Жукова Л.И. /Ташкент, Узбекистан/ К ИСТОРИИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ДУХОВЕНСТВА ЕВАНГЕЛИЧЕСКО-ЛЮТЕРАНСКОЙ, РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКОЙ И ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВЕЙ В ТАШКЕНТЕ В СВЕТЕ НОВЫХ АРХИВНЫХ ДАННЫХ Ташкент – многоконфессиональный город. Среди памятников культовой архитектуры в столице Узбекистана два старинных здания создают у нас особо настроение: лютеранская кирха и католический костел. Невдалеке от них расположена резиденция митрополита Ташкентского и Среднеазиатского Владимира – иерарха Русской Православной Церкви. Такое соседство христиан в мусульманском регионе символично, позволяя рассмотреть во времени и пространстве многие тенденции, которые, уверена, существуют и в азиатских регионах России, в т.ч. и Западной Сибири. В первые десятилетия ХХ в. и вплоть до 1940 гг. в Ташкенте лютеранские и католические традиции оставались весьма заметными. Два основных направления западного христианства пользовались некоторым послаблением. Так, например, в кирхе церковная служба проводилась почти до 1938 г., а в костеле – до середины 1939 г., хотя поводов для их ликвидации было предостаточно. Для сравнения: на этот период закрытыми оказались все православные храмы, а наиболее значимые были взорваны. В конце 1930 гг. в течение нескольких месяцев не действовал только кладбищенский храм Александра Невского. Уже много лет не принимала верующих Армянская Апостольская Церковь, в помещении которой расположился национальный Рабочий клуб. Несмотря на разнообразный этнический состав прихожан, кирха с прилегающей застройкой и обширным садом, всегда имела немецкое лицо, а костел – польское. Это были небольшие островки немецкой и польской земли в мегаполисе, где ярче проявлялась ментальность разных народов, их национальная культура. За последние два десятилетия учеными и краеведами была приподнята завеса тайны в истории их строительства, извлечены из забвения имена первых духовных настоятелей, опубликованы исторические справки о светской и религиозной деятельности этнических общин. И все же немало страниц летописи христианства в Средней Азии, в основном связанных с самым тревожным политическим этапом в истории СССР, до самого последнего времени оставались чистыми. Восполнить пробел помогли как официальные документы, сохранившиеся в местных и зарубежных архивах, так и воспоминания старожилов. Они свидетельствуют о том, что в этот тяжелый политический период в Советской Союзе и не спокойное положение в Ташкенте (с 1935 г. и вплоть до окончания войны в Ташкентскую область и Южный Казахстан было депортировано около 700 семей финно-ингерманландцев, установивших нелегальную связь с местными лютеранами, кроме того, увеличился поток эмигрантов-поляков) духовные лица Христианских Церквей разных направлений по возможности морально и практически старались поддерживать друг друга. Между прочим, история нового и новейшего времени свидетельствует о том, что наиболее тесные позитивные связи возникали между служителями разных религий в основном в период становления или возрождения Церквей, а также в эпоху воинствующего атеизма. Пример – 16 декабря 1932 г. умер Ю. Юргенсен – первый, «один из немногочисленных опытных, трудолюбивых» лютеранских пасторов России, глава Туркестанского, а впоследствии – Ташкентского церковного прихода. Этот интеллигентный человек прослужил в крае 41 год. Община лютеран на тот период находилась в бедственном положении: некому было даже из числа единоверцев выполнить похоронные требы на должном уровне. Поэтому на траурную церемонию был приглашен местный ксендз, который выступил с прощальным словом1. 28 29 В одном из своих писем (1 сентября 1933 г.) вдова пастора Юргенсена назвала ташкентского ксендза «нашим другом и учеником»2. По мнению одного из исследователей истории Лютеранской Церкви в Средней Азии доктора В. Кале, последнее замечание, наверное, относилось к частным занятиям по немецкому языку, которые давала ему чета Юргенсенов. К сожалению, пока не знаем имя этого священнка, который, по всей вероятности, сменил курата туркестанской католической общины, а позднее настоятеля Ташкентского прихода отца Рутениса, Последний официально отказался от духовного сана еще в январе 1930 г.3. В последние годы стали известны некоторые важные подробности дружеских контактов между представителями Православной и Римско-Католической Церквей в один из самых трудных периодов существования христианства в СССР. 21 июля 2001 г. Председателю НЕЛО, Епископу ЕЛЦ К.К. Вибе, Немецкой лютеранской общине и 10 мая 2003 г. и ординарию Римско-Католической Церкви К. Кукулке были переданы биографические сведения о трех религиозных деятелях и одном прихожанине-католике, хранящихся в архиве СНБ Республики Узбекистан. В частности уточнены биографические данные о главе Евангелическо-Лютеранской Церкви в г. Ташкенте Генрихе Генриховиче Берендтсе, приехавшего в 1933 г. Пастор Берендтс Г.Г., 1892 г.р., уроженец г. Санкт-Петербурга, по национальности немец, арестован 25 сентября 1937 г. УГБ НКВД Узбекской ССР по месту жительства. Обвинялся по статье 66, часть 1 (Контрреволюционная пропаганда или агитация) уголовного кодекса Узбекской республики. Решением тройки при НКВД Узбекской ССР от 21 ноября 1937 г. Г.Г. Берендтс был осужден за контрреволюционную деятельность и направлен в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет. 27 июля 1964 г. определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Узбекской ССР решение тройки НКВД Узбекской ССР от 1 ноября 1937 г. против пастора Берендтса отменено и делопроизводство прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Одновременно были переданы паспорт Г.Г. Берендтса, военный билет, студенческая записная книжка Петербургского Университета, свидетельство Императорского Величества, удостоверяющие выписки в количестве 8 штук, две справки и 12 фотографий. Впервые стали известны подробности сложной судьбы одного из последних ксендзов католического костела в Ташкенте Савинском, о личности которого до этого не было никаких свидетельств. Юзеф Болеславович Савинский родился в 1880 г. в г. Познани, по национальности поляк, отец являлся профессором медицины. В 1898 году И.Б. Савинский окончил гимназию в г. Познани. С 1899 по 1905 гг. обучался на философско-богословском факультете Римского университета Святого Аполинария, по окончании которого получил степень магистра философии. С 1905 по 1906 гг. учился на философско-историческом факультете Бреславского университета в Германии с 1906 по 1917 гг. проживал на территории бывшей царской России в г. Луцк, где с 1917 по 1918 гг. служил викарием в местном костеле. С 1918 по 1920 гг. исполнял обязанности викария в местечке Кременцы. В июле 1920 гола в сане капеллана обслуживал войсковые части в г. Ломж. В этот период ему был присвоен чин капитана. В сентябре 1920 г. капеллан Савинский написал прошение об увольнении из польской армии. Получив увольнение, обратился к епископу Дубовскому с просьбой принять его в епархию и дать приход. Просьба была удовлетворена. В тот же год ксендз. Савинский был назначен настоятелем в Ляховецский приход, который возглавлял до 1922 г. После разграничения территорий между СССР и Польшей его приход оказался на территории СССР. Видимо тогда он и принял советское гражданство. С 1921 по 1924 гг. о. Савинскому не поступало никаких деловых предложений по церковной линии, и лишь в 1924 г. он начал получать руководящие указания из киевского костела. 14 апреля 1927 г. ксендза Савинского арестовал Шепетовский окружной отдел ГПУ Украинской ССР. В 1928 г. он был осужден Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ по ст. 58-6 (шпионаж) УК РСФСР и приговорен к 5 годам лишения свободы. После отбытия наказания в 1933 г. о. Савинский в течение одного года 29 30 проживал в городе Орле. Через уполномоченного Польского Красного Креста в Москве он хлопотал о выезде в Польшу. Однако положительного ответа не получил. В 1934 г. связался с католической общиной города Ташкента и прибыл в столицу Узбекской ССР в качестве настоятеля римско-католического костела. 27 июля 1937 г. вновь был арестован республиканским НКВД по обвинению в контрреволюционной пропаганде и агитации, а также в участии в контрреволюционных преступлениях. На одном из допросов священнослужитель Савинский «признался», что действительно состоял членом контрреволюционной организации «Польска организация Войскова». Постановлением Комитета НКВД и Прокуратуры СССР от 19 октября 1937 г. И.Б. Савинский был приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 24 ноября 1937 г. Определением Военного Трибунала Туркестанского Военного Округа от 19 мая 1958 г. постановление Комиссии НКВД и Прокуратуры СССР от 19 октября 1937 г. было отменено. Ксендз Савинский был лично знаком с хирургом и православным ташкентским и среднеазиатским епископом Лукой (Войно-Ясенецким), что и подтвердил на одном из тюремных допросов. В свою очередь В.Ф. Войно-Ясенецкий, в третий раз, арестованный органами НКВД Узбекской ССР в 1937 г., также признал, что некоторое время лечил и имел общение на религиозные темы с о. Савинским. Связь с «резидентом польской разведки» вкупе с другими мотивами стали причиной многолетней ссылки В.Ф. ВойноЯсенецкого в Сибирь. Осужден на 10 лет был и ташкентский преподаватель иностранных языков Щебровский Евгений Владимирович, русский, 1904 г.р., по социальному происхождению – из семьи дворян, по религиозным убеждениям – католик. Е.В. Щебровский поддерживал связь со священниками Савинским и Войно-Ясенецким. Впоследствии был реабилитирован. К биографическим справкам, подготовленных на основании архивных дел СНБ Республики Узбекистан, были приложены копии фотографий (в анфас и профиль) ксендза Савинского и прихожанина костела Е.В. Щебровского. Архиепископ Войно-Ясенецкий по отцу имел польское происхождение. Его отец был ревностным католиком. Владыка ровно относился к духовенству и адептам разных религий. Хорошо известно его доброе отношение к иудеям. Есть версия о том, что он поддерживал дружеские отношения и с мусульманским духовенством. Поскольку владыка дружил с ташкентскими священниками Петром и Павлом Богородицками, которые в свою очередь общались с семьей пастора Юргенсена, можно предполагать его близкое знакомство с главой местной Евангелическо-Лютеранской Церкви, тем более что все вышеупомянутые церковные служители жили поблизости друг от друга. Чтобы оценить, насколько тесные связи существовали между христианскими духовными лицами в Ташкенте в 1930 гг., на наш взгляд, необходимо сравнить их с предшествующей эпохой и в постсоветское время. В период становления Римско-Католической и Евангелическо-Лютеранской Церквей в Туркестане соответствующим религиозным общинам помогали генерал-губернаторы М. Черняев, К. Кауфман, В. Вревский, С. Духовской, А. Куропаткин и др. В 1883 г. в Ташкенте на открытии первой католической каплицы присутствовал туркестанский православный епископ Неофит. Когда через два года здание каплицы было продано, колокол приобрела Русская Православная Церковь. Стабильные отношения с православной епархией с первых дней становления по сегодняшний день сложились у Евангелическо-Лютеранской Церкви. В ее действиях ничто не раздражало чувствительность местного православного духовенства. В ташкентской кирхе с невысокой звонницей, построенной на окраине европейского города, церковная служба начала проводиться с 1896 г. До 1917 г. проповеди по просьбе прихожан богослужения проводились на русском языке, что не мешало Церкви открыто пропагандировать немецкий язык до 1937 г. Согласно мемуарам старожилов в 1930 гг. проповеди произносились на немецком языке. 30 31 В церемонии освящения кирхи участвовали генерал-губернатор С.М. Духовской с княгинею Е.М. Галициной и протоиерей военного собора Петр (Богородицкий). Между семьями священников Богородицких и Юргенсенов установились дружеские отношения на многие десятилетия. Отец Петр умер в 1918 г., а отец Павел скончался в 1921 г. С 1928 по 1932 гг. супруги Юргенсены давали уроки начальных классов, а затем только немецкого языка внуку священника Петра Николаю Цитовичу4. С приездом в 1902 г. из Санкт-Петербурга фанатично настроенного курата Юстинаса Бонавентура Пранайтиса, в свое время высланного в Тверь за активное сопротивление русификации и православизму, отношения католической Церкви с православной епархией стали натянутыми, а подчас просто прохладными. Во время выделения земельного участка под строительство костела в Ташкенте Туркестанский епископ Никон напомнил местным властям, что поскольку «два направления христианской веры все-таки «разнствуют между собою во многом, как по времени, так и по обрядам и во избежание некоего смущения в религиозных чувствах тех и других», иноверческие Церкви должны быть построены на достаточном расстоянии друг от друга. В своем письме военному губернатору Самаркандской области, под грифом секретно епископ Димитрий обращал внимание на то, что после приезда в Ташкент ксендза Пранайтиса, польское население города представляет собой совершенно обособившее «коло», а дети местных поляков «считают своим долгом говорить между собою только попольски»5. А вот выдержка из частного письма в курию первого туркестанского курата РимскоКатолической Церкви Пранайтиса, написанного в 1906 г., не требующая комментариев: «Костел в Скобелеве получился симпатичный и нам завидуют и москали и немцы. Недавно его осматривал инспектирующий Туркестан московский суперинтендант и строго разругал своих лютеран за то, что они не в состоянии ничего сделать. А православные патриоты, несколько лет строящие свою церковь, не могут перенести того, что у нас уже состоялись богослужения с процессиями накануне праздника Тела Господня. Очень пытались нам помешать в строительстве, но не смогли»6. В 1910 г. власти края (видимо, не без влияния Туркестанской православной епархии – Л.Ж.) возбудили дело по «совращению» ксендзом православных в католичество. Однако оказалось, что всего, и при том добровольно, перешло в католичество единицы православных, в основном при создании смешанных браков. В постсоветское время Евангелическо-Лютеранская Церковь не стала претендовать на возвращение добротного, готического на вид одноэтажного здания – бывшей часовни в г. Скобелеве (ныне г. Фергане), переданного в годы советской власти православной церкви. Не претендует на возвращение помещения бывшего молитвенного дома в г. Фергане, занятого ныне под государственное учреждение, и Римско-Католическая Церковь. В 1996 г. на церемонии открытия лютеранской кирхи с приветственным словом от имени главы Епархии Ташкента и Средней Азии Русской Православной Церкви Архиепископа Владимира выступили отец Николай и настоятель Римско-Католической прихода г. Ташкента – К. Кукулка. На первых порах представители духовенства разных ветвей христианства собирались на церковную службу во время праздника религий в последний день января, которые проводились в кирхе или костеле. Однако в последние годы, когда Русская Православная Церковь и Церкви западных направлений христианства значительно окрепли, почувствовалось некоторое охлаждение во взаимоотношениях их высшего духовенства. На празднование столетия официального присутствия Римско-Католической церкви в Средней Азии (октябрь 2002 г.) и по случаю окончания реставрации монументального костела епископ Вибе не участвовал. Православные христиане присутствовали на научной конференции только в частном порядке. И лишь от Армянской Апостольской церкви, базирующейся в г. Самарканде, на юбилей прибыло официальное лицо. Кстати, в этом древнем городе на современном этапе установлены добрососедские отношения с момента возрождения армянской и католической общин. 31 32 Таким образом, на протяжении всего периода сосуществования разных ветвей христианства (вторая половина ХIХ в.–начало ХХI в.), в Средней Азии официально трений между ними не возникало, а между рядовыми верующими тем более. Во взаимоотношениях между духовенством имел и продолжает иметь человеческий фактор – стремление конкретных священнослужителей к общению, и наоборот, амбициозность отдельных лиц высшего духовенства. См.: Из истории Евангелическо-Лютеранской Церкви в России, на Украине, в Казахстане и Средней Азии. СПб., 1996. 2 Там же. 3 Имеются косвенные данные о том, что репрессирован был и последующий настоятель ташкентского костела ксендз, которого по утверждению нашей современницы польки Каролины Швах звали Антонио. См.: Жукова Л.И. К истории Римско-католического костела в Ташкенте // К истории христианства в Средней Азии (ХIХ–ХХ вв.). Ташкент, 1998. С. 235. 4 Воспоминания Цитовича Николая Александровича // Из истории Евангелическо-Лютеранской Церкви …». СПб., 1996. С. 235. 5 См.: Лебединая песня Юстинаса Бонавентуры Пранайтиса // Общественное время. Права человека. 2002. № 4. 6 Майдовски А. Католическая Церковь в Средней Азии. К истории церковного строительства в Российской империи. Варшава, 1995. С. 59. 1 32 33 Замолотских Г.Д. /Барнаул-Тобольск, Россия/ ВЗАИМОПРОНИКНОВЕНИЕ КУЛЬТУРНЫХ ТРАДИЦИЙ СТОЛИЦЫ И ПЕРИФЕРИИ Очевидно, что каждое цивилизованное общество стремится повысить свой уровень культуры, который представляет совокупность общественных, материальных и духовных достижений. Изучение различных, противоречивых и даже парадоксальных фактов в истории России в совокупности представляет целостную картину развития общества. Последнее время все больше внимания обращается на изучение и роль небольших городов и деревень как «хранителей святынь прошедших столетий». Провинция и в самом деле с течением времени представляется собирательницей предметов и памятников регионального, а порой и общего государственного значения. Книги, иконы, церковная утварь и другие святыни стекались туда различными путями. Они передавались в дар и как благословение, приносились с переездом архиереев на новую кафедру, заказывались благотворителями и т.д. В с. Чердацком Томского уезда находилась икона Богоматери Млекопитательницы, выполненная в живописном стиле. Появление Её связано с именем митрополита Тобольского и Сибирского Иоанна, благословившим этим св. образом новокрещеных князей Чердацких татар1. Святитель Димитрий Ростовский в 1701 г. живя в Москве и будучи митрополитом Сибирским и Тобольским, при возможности присылал своей пастве святые иконы2. Архиереи при переезде на вновь назначенное место, особенно если оно находилось вдали от центра, часто брали с собой особо чтимые святыни. Так, при назначении на сибирскую кафедру (ранее находившийся на Черниговской епархии в 1695–1711 гг.) святитель Иоанн брал с собой список с этой иконы. Эта копия позже прославлялась как Тобольская чудотворная, став покровительницей города3. Благолепным украшением церквей уездных городов и небольших селений занимались также местные благородные зажиточные и жители. Кроме отдельных икон, в провинциальные церкви попадали иконостасы высококачественного исполнения. На протяжении XVIII–XIX вв. по возможности сельские церкви приобретали за небольшую сумму иконостасы, утратившие за древностью былое великолепие и не соответствовавшие вкусом современных правителей. Так, в церкви с. Васильевское Шуйского уезда за небольшую плату по распоряжению Екатерины II в 1775 г. появляется иконостас Успенского Владимирского собора, принадлежавший кисти Андрея Рублева. К этому времени, он дважды понавлялся в XVII в и 1703 г. Образы XV в. сменил новый иконостас, выдерженный в пышных формах елизаветинского барокко4. Подобный процесс прослеживается в Сибири. Судя по времени Абалакский иконостас был исполнен во второй половине ХVIII в. В тот период эталоном для выполнения резьбы и св.образов в г. Тобольске служил иконостас Софийского Успенского собора, поставленный там по благословению Филофея (Лещинского). Так в 1756 г. изограф К. Черепанов, писавший иконы в Введенскую градотобольскую церковь, следил и за рисунком, который был взят из иконостаса Софийского собора 5. А несколько лет спустя в 1768 г. тобольский ямщик И. Черепанов подрядился к градотобольской Архангельской церкви у бывшего при оной церкви старосты церковного Тобольского ямщика К. Черепанова «…зделать резной иконостав…против данного о его Черепанова рисунку…»6. Таким образом, не исключено, что иконостас, попавший в храм с. Бегишево, носил в себе отчетливые барочные формы. По свидетельству бегишевских сторожил, видевших интерьер храма до его разрушения, иконостас был резной, золоченый, весьма тонкой изящной работы. Последующая судьба икон Крестовоздвиженской церкви сложилась плачевно. Как и во многих местах св. образы были разграблены и уничтожены. Возможно (и скорее всего), случаи перемещения иконостасов из столицы в провинцию не были единичными. В соответствии с архивными данными и по результатам различных научных исследований выявляется тенденция переносов иконостасов и св. образов, обусловленная на протяжении нескольких столетий, различными причинами. Так или иначе, выявление подобных взаимоотношений между центральными городами и провинцией 33 34 открывает новые взгляды на роль последней в истории развития русской православной культуры и искусства. Сибирская икона. Омск, 1999. C. 97. Сулоцкий А. О Сибирском духовенстве. Т. 1. Тюмень, 2000. C. 9-10. 3 Скосырев Н. Тобольская икона Божией Матери. Тобольск, 1894. C. 3. 4 Лазарев В.Н. Андрей Рублев и его школа М., 1987. C. 39. 5 ГУТО (Гос. архив г. Тобольска). Ф. 156. Оп. 1. Д. 247. Л. 7. 6 Там же. Оп. 3. Д. 644. 1 2 34 35 Зейферт Е.И./ ВОЙНА И ДЕПОРТАЦИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ «РУССКИХ НЕМЦЕВ»: «KLEINE POEME» (МАЛЕНЬКИЕ ПОЭМЫ) Н. ВАККЕР 1940 гг. – тяжёлые для всего советского народа, а для советских (русских, российских) немцев оказались особенно трагическими. На долю немцев выпали моральные и физические мучения, связанные с нападением на СССР врага-соплеменника. Они, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г., подверглись массовой депортации, большинство трудоспособных немцев, особенно мужчин, оказались в трудовой армии. Депортация и война, безусловно, нашли отражение в художественных произведениях. К примеру, в романе Г. Бельгера «Дом скитальца», цикле Н. Ваккер «Kleine Poeme» (Маленькие поэмы), поэме Г. Арнгольда «Wir sind nicht Staub im Wind» (Мы не пыль на ветру), балладе Н. Пфеффер «Die Ballade vom Besen» (Баллада о венике) и мн. др. Как видно из перечня произведений, к историческим темам депортации и войны тяготеют эпические и лиро-эпические жанры, немаловажное место среди которых занимает поэма. Объектом анализа в настоящей статье предстанет цикл Нелли Ваккер (N. Wacker) «Kleine Poeme». Н. Ваккер родилась в 1919 г. в Крыму а в 1939 г. в г. Энгельсе окончила педагогический техникум, получив диплом учителя немецкого языка и литературы. В 1941 г. была депортирована в Казахстан1. Большинство автобиографических фактов отразилось в цикле «Kleine Poeme», написанном на немецком языке2. Цикл состоит из 5 стихотворных произведений: «Ich bitte ums Wort!» (Я прошу слова!), «Gedichte aus der Kriegszeit (1941–1945)» (Стихи из военного времени. 1941–1945), «Der Planet Tanja» (Планета Таня), «Zum ersten Mal im Krankenhaus. 1982» (В первый раз в больнице. 1982) и «Meine Trauerlieder (1991–1993)» (Мои печальные песни. 1991–1993). Дату, стоящую в конце текста, имеет только первая поэма – 1988 г. В названиях 2, 4 и 5 поэм, как видим, имеется указание на время, однако это не даты написания произведений, а годы, в которые произошли изображаемые в поэмах автобиографические события – депортация, работа в Казахстане в военное время и др. «Маленькие поэмы» Ваккер нельзя назвать просто дневниковыми или мемуарными произведениями, и их художественность зависит не только от поэтической формы. Наблюдается продуманность общей композиции (цикла) и частной композиции (отдельных поэм). Последовательность поэм задана автором, а сам цикл дискретно прослеживает жизнь героини с детства до старости: в первой поэме ребёнком героиня теряет отца (описывается арест, суд над ним и последующая разлука: он пропал без вести, в последний раз его видели полумёртвым), в последней уже пожилым человеком героиня теряет мужа (описывается смерть тяжело больного мужа и горечь утраты). Между отдельными поэмами имеются явные мотивные скрепы: к примеру, «падающий звёздочками снег» в конце 4 поэмы повторяется и в начале 5. В общем построении цикла «Kleine Poeme» обнаруживается определённая симметрия: первые две поэмы написаны Ваккер о себе; третья – центральная – о жизни другого человека (ленинградской девочки Т. Савичевой), последние две – вновь о себе. Изолированные от цикла, поэмы самодостаточны, несмотря на то, что теряют «перекличку» между собой, общий лирический сюжет, циклические обертоны. Каждая поэма представляет гармонично организованный художественный мир. Книга Ваккер «Es eilen die Tage…» состоит из 9 рубрик, 8 из которых, исключая «Gedichte verschiеdener Jahre» (Стихи разных лет), по нашим наблюдениям, являются циклами: это, к примеру, «Gedankensplitter» (Осколки мыслей), «Legenden der blauen Berge» (Легенды голубой горы), «Die Jahreszeiten» (Времена года) и др. Обращает на себя внимание, что поэмы обозначены автором как «маленькие» (kleine): это наименование употребляется автором в общем заглавии цикла и во вступлении к 3 поэме «…Darüber schrieb ich einst das kleine Poem» (Об этом написала я когда-то маленькую поэму). Объём «маленьких поэм» составляет соответственно 190, 240, 132, 64 и 173 строки. Средний объём «маленьких поэм» Ваккер равен 159,8 строки. Сравним с величиной классических русских и немецких поэм: к примеру, «Медный всадник» А. Пушкина включает в себя 481 стих, «Мцыри» М. Лермонтова – 751 строку, «Герман и Доротея» И.-В. Гёте 35 36 – 2 043 стиха, «Германия. Зимняя сказка» Г. Гейне – 1 904 строки. Итак, классический объём поэмы значительно превышает величину «маленьких поэм» Ваккер. Факт существования небольших поэм, тем более в новейшее время, очевиден. К примеру, произведения «Вечное мясо. Поэма» и «Зодчие речи. Медная поэма» А. Вознесенского равны соответственно 276 и 162 строкам, «Коррида. Поэма» Е. Евтушенко – 224 строкам, «Поездка в деревню» С. Шюлер-Шуберт – 188. Очевидно, что бытуют и большие современные поэмы: так, отдельные поэмы Е. Евтушенко: «Казанский университет», «Братская ГЭС», «Под кожей статуи свободы» – по объёму превышают 1 000 строк. Возможно, не только величина поэм Ваккер вызвала к жизни дефиницию «Kleine Poeme». Здесь имеет место напоминание, что данные поэмы отражают лишь ничтожно малую часть страданий, выпавших в военное и послевоенное время на долю советского и, в частности, немецкого народа3 (к тому же любое произведение кажется малым для выражения боли), и эстетический акт принижения собственной значимости (небольшой личный вклад в литературу), и влияние литературной традиции (вспомним, к примеру, цикл А. Пушкина «Маленькие трагедии»). Так же, как и Пушкин в своих «Маленьких трагедиях» (безусловно, мы не сопоставляем художественные дарования Пушкина и Ваккер), Н. Ваккер «идёт вглубь», «погружается в “микромир”, во внутреннюю жизнь человека», «сосредоточивает внимание на психическом движении страстей» (цитаты взяты из наблюдений Д.Д. Благого над поэтикой «Маленьких трагедий» Пушкина4). В центре внимания Ваккер – внутренние переживания героини (Я), связанные с арестом отца (1 поэма), депортацией (2), войной (3), собственной болезнью (4), смертью мужа (5). В 1, 2, 4 и 5 поэмах центральным персонажем является сама героиня, в 3 поэме – 11-летняя ленинградская школьница Т. Савичева, которая в период блокады вела трагический дневник, где зафиксировала смерть своих родственников и поставила итоговую фразу «Умерли все». Однако и в 3 поэме наблюдаются глубокие личные переживания героини, от первого лица повествующей о жизни Тани Савичевой в блокадном Ленинграде. Горе девочки воспринимается героиней как собственное горе: «Mir wird kalt, wenn ich die Botschaft lese. / Wieder einmal tut das Herz mir weh. / Ganz vergebens stehe ich am Ofen – / Vor den Augen flimmern Eis und Schnee» (Мне становится холодно, когда я читаю это известие. / Опять болит сердце. / Напрасно стою я у печи – / Перед глазами блестят лёд и снег). Героиня мысленно переносится из 1997 г. в то далёкое время: «Eis und Schnee. / Newa-Eis, worin man damals Löcher hockte…» (Лёд и снег. / Лёд Невы, в котором в то время были пробиты проруби…), по отношению к Тане используются слова, указывающие на психологическое «присвоение» объекта изображения, в т.ч. через местоимение «моя»: «meine kleine Schülerin» (моя маленькая школьница); «die arme Kleine» (бедная малышка); «armes Kind» (бедный ребёнок), а героиня восхищается Таниным мужеством: «Wo nur fand das kleine Mädchen Tanja / Mut zum Weiterleben?» (Где нашла маленькая девочка Таня / Силы для дальнейшей жизни?); «keine Träne in den Augen, keine Klage» (ни слезинки в глазах, ни жалобы); «kleine Bürgerin» (маленькая гражданка), выражает к ней сочувствие и нежность. Личностное отношение героини к изображаемому, наблюдающееся в каждой из 5 поэм наталкивает на мысль о том, что относительно небольшой объём непременная лирическая характеристика. Темы войны и депортации требуют изображения событий, исторических фактов и реалий, возможно – бытописания. Жанр поэмы удовлетворяет этим условиям. Однако только жанровая разновидность, с одной стороны, сюжетна, бытописательна и фактографична, а с другой, представляет собой некий концентрированный сгусток страдания, «крик», адекватный лирической краткости. Во всех 5 поэмах цикла от первого лица выступает одна и та же героиня: все события, предметы, явления поданы через её чувства и ощущения. За героиней, несомненно, стоит автор: это доказывают автобиографические элементы. Ваккер перечисляет имена родственников (брат Эрих, сёстры Берта и Эльза, старшая сестра матери Фрида), знакомых (крымчанин Дубровский, директор Винс, кулаки Валяевы) и незнакомых людей (актриса Л. Миллер, которая когда-то ходила по сцене, на которой шёл открытый суд над отцом героини и другими «врагами народа»), отмечает, что семья героини состояла из 8 чел. (отец, мать, братья, сёстры), среди которых были братья-близнецы. Героиня указывает: место своего жительства в детстве (Крым); этапы, 36 37 длительность и условия депортации (Баку–Красноводск–Казахстан, 4 недели; сначала депортированных везли на судне через штормовой Каспий, потом в вагонах для скота, затем на санях), место возможной смерти отца (Оренбург); место, откуда пришло письмо от отцовского товарища по несчастью (Средняя Азия); места захоронения родственников (отец – где-то в Оренбурге, мать – где-то в казахском ауле под Майском, Фрида – в Туле, Берта – в Кокшетау, Эльза – в Тюлькубасе, Эрих – в Талды-Коргане); сетует на незнание точного места могил родителей. Эти и другие факты совпадают с фактами жизни Ваккер5. В современной поэме эпическое требование «зримой» событийности согласуется с открыто выраженным лирическим пафосом; автор – участник или вдохновенный комментатор события (В.В. Маяковский, А.Т. Твардовский). В XX в. утверждается также бессюжетно-лирическая поэма («Поэма без Героя» А.А. Ахматовой)6. В поэме XX в. «горизонты авторского “я” расширяются, интимнейшие человеческие переживания соотносятся с историческими событиями и как бы изнутри проникаются ими»7. В цикле поэм Ваккер – антиномия личного и исторического: героиня-немка из-за войны и депортации теряет родственников, малую родину, покой, здоровье и – уже в мирное время – изнурённого «Трудармией» мужа. Героиня – участница и одновременно «вдохновенный комментатор» происходящего. Лирическая атмосфера чувств сопрягается с эпическими событиями и бытописанием. 1, 2, 3 поэмы являются лиро-эпическими, 4 и 5 – лирическими, с немногочисленными эпическими элементами в ретроспекциях в прошлое героини. На возможный лирический (частично) характер композиции «маленьких поэм» указывают уже авторские дефиниции в названиях: «Gedichte…» (…стихотворения), «…Trauerlieder» (…печальные песни). Композиционные принципы 1 (Ich bitte ums Wort!) и 2 (Gedichte aus der Kriegszeit) поэм Ваккер близки поэтике романтической поэмы, практикующей чередование «вершин» (эпических событий) и «отрывков» (лирических описаний) 8. Эпические ситуации (1 поэма: обыск и арест отца, выселение из деревни немцев, открытый суд; 2 поэма: депортация, снежная буря, заставшая героиню в поле, получение письма от мужа) чередуются с лирическими пассажами: мысленным диалогом с отцом, требующим с того света правды; негодующим монологом героини в лицо тем, кто виновен в трагической судьбе советских немцев; сном, в котором героиня видит «домашний хор и оркестр» – мёртвые отец, мать, братья и сёстры поют и играют на музыкальных инструментах, а сама героиня и оставшийся в живых младший брат слушают их (1 поэма); пассажами о войне, любви, победе (2 поэма). В обеих поэмах прослеживается несколько сюжетных планов, поданных от лица героини, но соотнесённых с разными пространственными координатами: в 1 поэме одновременно рассматривается жизнь героини и её отца, во 2 поэме – жизнь героини и её мужа. Описание судьбы героини опирается на реальные факты, изображение судьбы её отца и мужа – на факты, воображаемые героиней по скудным известиям о близких людях. Любовная коллизия пунктиром проходит по всей поэме «Gedichte aus der Kriegszeit»: с помощью лирических пассажей создаётся второй эпический план – любовный роман. Слово «Gedichte» в названии 2 поэмы указывает и на разрозненность неких «стихотворений» внутри целого: общим стержнем для них является любовный сюжет. Его движение продолжается в 4 и 5 поэмах: воображаемое лирическое «ты» поддерживает героиню во время её болезни; если во 2 поэме любимый человек выскальзывает из рук смерти, то в 5 поэме героиня теряет его и бесконечно страдает. 3 поэма в композиционном плане представляет собой мозаику реальных и воображаемых кадров из жизни Т. Савичевой в блокадном Ленинграде: Таня пишет дневник; Таня идёт с кружкой за водой; Таня вспоминает свою мирную детскую жизнь; возникает лирический образ учительницы Тани Линды Августовны; девочка дома, соседский мальчик приносит ей поленья; встреча одноклассников в школе; мать Таниной подруги Орлинской зовёт её жить к ним; Таня находит свою тётю; тётя отправляет девочку в детский дом в Горький; вместо умершей Тани осталась планета, названная в честь маленькой стойкой ленинградки. Планы изображения колеблются от крупного: «Dünne Beine, Dünne Arme, Dünne Finger» (Худые ноги, худые руки, худые пальцы) до дальнего: «Grauer Himmel kalte Sternchen siebt» (Серое небо сеет холодные звёздочки). «Покадровый», зрительный принцип изображения обнажён уже в начале – в 24 37 38 строке этой поэмы: «Vor den Augen flimmern Eis und Schnee / Newa-Eis…» (Перед глазами блестят лёд и снег / Лёд Невы…). Героиня становится рассказчиком и как бы свидетелем событий, случившихся с девочкой в блокадном Ленинграде, она следует за Таней и её мыслями. Лиро-эпические кадры, включающие в себя и элементы диалога с прямой речью и словами автора (Таня и одноклассники, Таня и мать Орлинской), последовательно воспроизводят линию жизни Т. Савичевой в военном Ленинграде. Пиком лиризации ставится момент, когда автор пытается заглянуть в воображение девочки, возможно, видящей, в стволах деревьев в парке будущие гробы. Как и в поэмах о себе, в поэме о ленинградской девочке Ваккер приводит массу точных фактов, имён и фамилий из жизни главной героини, указывая даже её место жительства – «2 линия Васильевского острова». Дневниковость поэм Ваккер даёт ей возможность процитировать короткий дневник Тани (слегка изменив лексику и опустив точное время смерти родственников девочки), не закавычивая её слова. Начало – «Shenja…» (Женя…) и конец – «…Alle Savičevs sind tot…» (…Все Савичевы умерли…) дневниковых записей ленинградской девочки сливаются с основной тканью поэмы – «Alle Savičevs sind tot… / Alle haben sie den Hungertod erlitten. / Unerbittlich ging hier um der Tod» (Все Савичевы умерли. / Все умерли от голода. / Безжалостно идёт он за смертью). В 1, 2 и 3 поэмах нередки элементы бытописания. К примеру, в ситуациях обыска, семейного ужина, работы на гумне, занятий в школе, возвращения Тани Савичевой с водой в кружке домой и др. Но в эпическую ткань и в подобных ситуациях вливается лирическая струя: возникают образные, парадоксальные контексты: «Dann gingen sie und – nahmen Vater mit… Zurück – / blieb Leere» (Потом они ушли и – забрали с собой отца… Назад – вернулась пустота), аналогии (депортированные немцы – «срубленные деревья», «опавшие листья»), упоминаются и даже цитируются немецкие песни (песня о лужайке, песня о липе, рождественская песня «Sti-i-lle Nacht, hei-li-ge Nacht…»). Отдельные эпические ситуации в поэмах отражаются в лирических: например, рождественский семейный ужин (праздник прощания героини с детством) перекликается с лирическим сновидением героини, в котором возникает образ хора и оркестра призраков её родных. 4 и 5 поэмы – лирические, они являются сгустками трагических ощущений героини, тяжело заболевшей (4) и потерявшей горячо любимого мужа (5). 4 поэма состоит всего из 64 строк: практически, это возможный средний объём лирического стихотворения. В 4 и 5 поэмах отсутствуют имена, фамилии, топонимы, а также динамические события, кроме тех, что послужили импульсом для развёртывания страданий – болезни героини и смерти её мужа. На несомненную художественность, а не только дневниковость «маленьких поэм» указывает нередкое в них обобщение. При обилии мелких фактов, попадающих в авторский объектив9, при самой внимательной фиксации имён и фамилий реальных людей в поэмах, Ваккер на разу не упоминает имён своей матери, мужа и сына. Имя отца встречается однажды, но не внутри текста, а в рамочном элементе – в посвящении, предпосланном к первой поэме: «Meinem Vater Reinhold Bäurle gewidmet» (Моему отцу Рейнгольду Бойрле посвящается). Если родителей обычно не зовут по именам, то к мужу и ребёнку обращаются по имени. Однако муж героини всегда предстаёт как безымянное «ты», а сын зачастую обозначен просто как «das Kind» (ребёнок). Автор не просто боится растерять что-то личное, драгоценное, он создаёт обобщённосимволическую картину, на своём примере описывая жизнь сначала советской немецкой девочки, потом женщины во время войны. Этот приём обнажён и иногда даже маркирован прописными буквами10: «Ich sage: MEINE Kindheit? Unsre! UNSRE!» (Я говорю: МОЁ детство? Наше! НАШЕ!); «Wer hätte geglaubt, daß die Frau so viel kann» (Кто мог подумать, что женщина так много может). Изображение пейзажа в поэмах художественно и даже относительно условно. Природные элементы углубляют гамму внутренних переживаний героини. Состояние, вызванное разлукой с мужем-трудармейцем; изнурительной, «до тошноты» работой на гумне, порождает серую действительность «eine Welt ohne Sonne» (мир без солнца): «grau in grau ist der Himmel» (сероеcерое небо), «grau in grau ist der Tag» (серый-серый день), «immer dichter der Nebel» (всё гуще туман), «schwer wie Rauch ist die Luft» (тяжёлый как дым воздух), «keine Blume im Garten» (нет цветов в саду), «kein Vogel mehr ruft» (птицы больше не поют). Субъективное восприятие 38 39 природы подтверждается при повторе мотивов: автор вводит местоимение «мой» и объясняет причину восприятия мира в сером тоне – разлуку с мужем, отсутствие известий о нём: Grau in grau ist mein Himmel. Grau in grau ist mein Tag. Tot sind Freude und Hoffnung, seit ich dich nicht mehr ab. Серое-серое моё небо. Серый-серый мой день. Мертвы радость и надежда с тех пор, как у меня больше нет тебя]. Контрастом «серому дню» становится «светлая ночь», изображение которой сопутствует получению героиней письма от мужа: Die zärtliche Nacht umhüllt sorglich die Häuser. Geräuschlos umschmeichelt die Bäume der Wind. Schlau zwinkert des Monds appetitliche Fratze aus Wolken mir zu wie ein schelmisches Kind. Die Sterne am Himmelszelt glänzen und flimmern wie kostbare Perlen, mit lässiger Hand verstreut auf des schkafenden Meeres Fläche, von Wellen getragen wie billiger Tand. <…> Die Sterne erstrahlen noch heller. Und höher steigt langsam der Mond. Ich denke an dich. Нежная ночь заботливо окутывает дома. Ветер бесшумно качает деревья. Лукаво подмигивает из облаков манящая луна-шалун, как проказник-ребёнок. Звёзды на куполе неба мерцают, светятся, как дорогие бриллианты, рассыпанные небрежной рукой на спящие морские просторы, волны выносят их на берег, как дешёвые безделушки. <…> Звёзды светят ещё сильнее. И медленно луна поднимается выше. Я думаю о тебе. Природа изображается и жестокой (ситуация снежной бури), и милосердной, жизнерадостной (ликование природы на день Победы): пейзаж сопровождает человека, становясь свидетелем и соучастником его событий и эмоций. С целью усиления внутренних переживаний автор отождествляет с природой ментальные явления: «Die Seele dürstete wie eine Wüste, / voll unfruchtbarem Hungersand…» (Душа темнеет, как пустыня, / полна бесплодного голодного песка…), олицетворяет «schlau zwinkert des Monds appetitliche Flatze» (хитро подмигивает манящая луна-шалун) или овеществляет «Wasser stieg wie eine steile Wand» (Вода поднималась, как отвесная стена) явления природы. Порой Ваккер создаёт несколько необычные пейзажные образы, быть может, привлекая внимание читателя к переживаниям героини: например, об иве, низко склонившейся к окну палаты, в которой лежит тяжело больная героиня, немецкий поэт пишет – «der Wind kämmt ihr grünes Gefieder» (ветер расчёсывает её зелёные перья). Странными, необычными ситуациями и образами Ваккер вовлекает читателя в силовое поле страданий героини: в «Маленьких поэмах» звучит мистический голос отца с того света; изображается хор и оркестр, состоящий из призраков умерших родных; героиня беседует со своим сердцем. Нередко реальный и метафорический планы скрещиваются: обращение героини в форме второго лица к своей звезде (2 поэма) или своему сердцу (4 поэма) внезапно переходит в обращение также на «ты» к мужу. С помощью ярких тропов Ваккер вводит новые темы или обновляет уже звучащие. Так, оксюморон и гипербола знаменуют начало темы войны: «Krieg… Grelle Blitze aus blauendem Himmel. / Aus tausenden Kehlen – der Schrei vereint» (Война… Яркие молнии с голубого неба. / Из тысяч глоток – единый крик), оксюморон прорезывает картины из жизни Т. Савичевой: «Ganz vergebens stehe ich am Ofen – / Vor den Augen flimmern Eis und Schnee» (Напрасно стою я у печи – / Перед глазами блестят лёд и снег), олицетворение углубляет трагедию депортации: «Die “Bäume” wurden abgehackt und fortgefahren…/ Wir Kinder stoben wie die Späne auseinander» (Деревья срубили и вывезли… / Мы, дети, как щепки, разлетелись далеко друг от друга…); «So wurden wir verstreut – wie lose Blätter» (Так мы осыпались – как опавшие листья), сравнение ещё более омрачает ситуацию написания девочкой страшного дневника: «Kurze Sätze. Wie auf frischen Gräbern» (Короткие фразы. Как на свежих могилах), аллегория обостряет ностальгию по мирному времени: «der Krieg “reißt unser Kleeblatt aus friedlichen Boden» (война «поднимает наш лист клевера11 с мирной почвы»), символом звезды как счастливой фортуны, света Ваккер сопровождает 2 и 5 поэмы. 39 40 Отдельные темы и мысли маркируются анафорами: «Krieg… Krieg… Krieg…» (Война… Война… Война…), эпифорами: «…trotz alledem …trotz alledem» (…несмотря ни на что …несмотря ни на что), синтаксическим параллелизмом: Liebe ohne Hoffnung ist ein Frühling ohne Sonne, ein Himmel ohne Blau… Любовь без надежды – весна без солнца, небо без лазури… <…> <…> Liebe ohne Hoffnung ist ein Feuer ohne Speise, eine Flamme ohne Glut… Любовь без надежды – огонь без пищи, пламя без света… В начало стихов вынесены вехи депортации: «Baku–Krasnowodsk…» (Баку– Красноводск…», «Ein Russendorf in Kasachstan…» (Русская деревня в Казахстане…). Но нередко стилистические фигуры маркируют именно светлые ноты в «Маленьких поэмах»12 в контексте мотивов отсутствия вестей от мужа героини, тяжело травмированного на лесоповале. Несмотря на трагизм описываемых событий, Ваккер стремится фиксировать внимание на всём добром и светлом, что происходит вокруг: благодарит тех, кто помог ей или её родственникам – фрау W., директора Винса, кулаков Валяевых, казашку, спасшую героиню во время бури, и др., находит место для юмора (к примеру, проказник-ученик, пишущий гусиными перьями и сажей, сравнивает себя и своих товарищей с Пушкиным, тоже в своё время писавшим пером). Автор не описывает смерти Т. Савичевой, а лишь отмечает, что вместо девочки теперь живёт одноимённая планета. Финал последней поэмы и всего цикла относительно оптимистичен. Это заметно по композиционному кольцу 5 поэмы: строки повторяются, но суровые мотивы сменяются на смягчённые: «ледяная ночь / морозная, спокойная ночь». Разнородный графический материал поэм (неравновеликие астрофические сегменты со строками разной длины) иногда прослаивается подобиями строф: так, во 2 поэме наблюдаются повторения стиховых сегментов по 12 (подряд дважды) и 8 (подряд трижды) строк с одинаковой схемой рифмовки. На протяжении всего цикла автор, прозаизируя стих, то теряет, то вновь обретает рифму. Разноиктный тактовик с вкраплениями дольника и даже силлабо-тонического стиха, к примеру, 3-стопного амфибрахия, составляет полиметрическую палитру «Маленьких поэм», также призванную своеобразно соединить эпическое и лирическое начала, сочетая относительно свободный и строгий стих. Таким образом, номинация Ваккер «Kleine Poeme», по всей вероятности, связана не только с формальным объёмом, но и с глобальностью явлений, ставших предметами изображения (война, депортация), авторской самооценкой дарования, литературной традицией, ориентирующей на передачу «внутренних событий», родовой спецификой поэм (лиро-эпос). В «Маленьких поэмах» сопряжены лирическое и эпическое начала: хрупкая и одновременно стойкая героиня сталкивается с тяжёлыми историческими событиями – войной и депортацией. Ваккер, безусловно, волнует не только собственная судьба, но и судьба всего немецкого народа и всех людей в целом. Бельгер Г.К. Российские немецкие писатели. Библиографический справочник. Алматы, 1996. С. 26. См.: Wacker N. Es eilen die Tage… Gedichte–Stuttdart, 1998. С.32-59. Перевод, близкий к буквальному, сделан автором статьи. Существует перевод на русский язык поэмы «Ich bitte ums Wort!», сделанный Р. Лейноненом. Поэт перевел один из вариантов поэмы (см.: Лейнонен Р. Мой путь в ничто по шпалам Отечества. Кн. 4. (рукопись). С. 7884). 3 Упомянутая поэма Г. Арнгольда «Wir sind nicht Staub in Wind», не обозначенная в названии как «маленькая», также изображает депортацию и имеет объем всего 247 строк. 4 Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина. М., 1967. С. 571-579. 5 Н. Ваккер, ныне живущая в Германии, лично подтвердила автобиографичность перечисленных в поэмах фактов (контакт с автором был установлен 4 июня 2004 г.) 6 Советский энциклопедический словарь / Гл. редактор А.М. Прохоров. М., 1989. С. 1060; Большой энциклопедический словарь // http://www.academic.ru/misc/enc3p.nsf/ByID/NT0003B1FE 7 Пульхритудова Е.М. Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А.А. Сурков. Т. 5. М., 1968. С. 934. 8 Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы. Л., 1978. С. 43-114. 9 См., к примеру, указание на то, что близнецы учились в четвёртом классе во время скитаний семьи после ареста отца. Появление в тексте поэмы таких элементов вполне оправдано: любящее сердце бережно хранит и самые незначительные воспоминания. Любой, самый малозначимый элемент в поэме обретает порой даже многослойную художественную семантику: например, упоминание об актрисе Л. Миллер, которая еще недавно ходила по сцене, на 1 2 40 41 которой сегодня идет открытый суд, не только вызывает потрясение от такого быстрого изменения мира к худшему, но и указывает на инсценированный характер «открытого» суда. 10 Прописными буквами в тексте поэмы автор маркирует не только обобщенные места, но и события и факты, вызывающие особую боль: «OFFENE Gericht» (ОТКРЫТЫЙ суд), «es spricht MEINE Sprache der machtige Feind» (сильный враг говорит на МОЕМ языке), «die ewige Ferne des Abschieds fur IMMER» (вечные дали прощания НАВСЕГДА) и др. 11 Четырехлистный клевер, как, к примеру, пятилепестковая сирень, является аллегорией счастья (по примете, исполняет желание того, кто его съест). 12 См., к примеру, использование стыка «Es lebe die Hoffnung!» (Жива надежда!) 41 42 Зуев А.С. /Новосибирск, Россия/ Ф.Х. ПЛЕНИСНЕР КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬ СЕВЕРО-ВОСТОКА АЗИИ Фамилия Плениснера встречается во многих исследованиях, посвященных истории географического изучения северо-востока Азии и северо-запада Америки. Но в отличие от ряда других организаторов и участников экспедиций его фигура еще не попадала в фокус специального внимания историков, хотя по своему вкладу в расширение географических представлений о данном регионе она этого вполне достойна. Биография Плениснера в самых общих чертах представлена в литературе. Уже известные сведения мы смогли дополнить рядом новых данных, почерпнутых из архивных источников. По своему происхождению Фридрих (Фредерик) Христианович Плениснер был прибалтийским немцем, из «курляндского шляхетства», родился около 1711 г. в Риге в семье музыканта. В 1730– 1735 гг. служил капралом в Конногвардейском полку. В 1735 или 1736 г. «по учинении ему за некоторую ево вину вместо кнута наказанье плетьми послан в Сибирь в Охоцкий порт на житье вечно и ко определению ево там в службу». В 1736–1737 гг. будучи проездом в Якутске, привлек внимание В. Беринга и по ходатайству последнего занял должность начальника артиллерии Охотского порта в звании капрала. В 1741 г. в качестве «живописца» и топографа участвовал в плавании на пакетботе «Св. Петр» от Камчатке до Северо-Западной Америки, на обратном пути зимовал на острове Беринга. Во время зимовки Плениснер был одним из немногих (наряду, например, с Г. В. Стеллером), кто до конца оставался на ногах, обеспечивая больных участников экспедиции пищей (путем охоты), водой и топливом. По возвращении на Камчатку он получил указ о своем освобождении из ссылки и 31 августа 1742 г. отправился в Москву. В 1745 г. был произведен в поручики и отправлен на службу в Якутский пехотный полк, который дислоцировался в Забайкалье. Там он быстро продвинулся в чинах – в 1753 г. уже служил премьер-майором1. В 1759 г. Плениснер подал рапорт об отставке и для ее получения отправился в Петербург. Будучи проездом в Тобольске, он познакомился с сибирским губернатором Ф.И. Соймоновым, как раз в это время искавшим кандидатуру на пост начальника Анадырской партии, которая уже почти 30 лет безуспешно пыталась покорить чукчей. Как человек, бывший в «морском вояже» с В. Берингом, знакомый с условиями службы на отдаленной северо-восточной окраине империи и к тому же имевший опыт военной службы на забайкальской границе, Плениснер оказался подходящей кандидатурой на пост анадырского командира. По рекомендации сибирского губернатора Сенат 21 июля 1760 г. определил Плениснера командиром Анадырской партии, а 3 января 1761 г. он был произведен в чин подполковника2. С этим поворотом в судьбе и связано участие Плениснера в географическом изучении северо-востока Азии. По предписанию Соймонова, который, как известно активно стимулировал исследование дальневосточных окраин России, он должен был заняться организацией экспедиций по обследованию американских берегов и Курильских островов, а также приложить усилия к «умиротворению» непокорных чукчей и коряков. Из Тобольска Плениснер выехал 23 февраля 1761 г., а в Анадырск прибыл 6 января 1763 г.3 На Северо-Востоке Плениснер пробыл с 1763 по 1772 г., сначала в должности командира Анадырской партии (1763–1764 гг.), затем главного командира всего Анадырско-ОхотскоКамчаткого края (1765–1772 гг.). В 1765 г. он был произведен в полковники. За это время, помимо осуществления административных функций, Плениснер проделал большую работу по выполнению поставленных перед ним «географических» задач, проявляя при этом инициативу и личное участие. В его деятельности на этом поприще можно выделить три направления. Первое – организация экспедиций. По инициативе Плениснера в 1763 и 1764 гг. сержант С. Андреев дважды путешествовал на острова в Ледовитом океане, названные позднее Медвежьми, и сделал их описание. В последующем, следуя правительственным предписаниям, Плениснер организовал экспедиции И. Б. Синдта к Чукотке и Аляске (1765–1766 гг.), геодезистов И. Леонтьева, И. Лысова и А. Пушкарева – на Медвежьи острова (1769–1771 гг.), казачьего сотника И. Черных на Курильские острова (1766 г.). В литературе Плениснеру зачастую также 42 43 приписывают отправку в 1763 г. на Чукотку крещенного чукчи Н. Дауркина, который, вернувшись через год, дал описание Чукотки и близлежащих островов. Однако это не соответствует фактам. Сам Дауркин утверждал, что «отлучился… из команды без ведома» начальства 4. Плениснер в своих донесения вышестоящим властям в 1763 и 1766 гг. однозначно квалифицировал действия Дауркина как побег5, в 1764 г. по его приказу последний был арестован и подвергся наказанию6. И только позже, уже в Петербурге в 1777 г., он заявил, что «преклонил» Дауркина, «чтоб он тайным образом бежал к чукчам, и наведался обстоятельнее о положении Чукоцкой земли, об островах к северу лежащих, и о земле, …что находится за островами»7. Таким образом, надо признать, Плениснер стремился приписать себе заслуги Дауркина в исследовании Чукотки. Второе – сбор сведений по истории, этнографии и географии Анадырского края. Находясь в Анадырске, Плениснер в апреле 1763 г. взял показания («сказки») с анадырских казаков – участников походов на чукчей в 1731, 1744 и 1746 гг., с казака Б. Кузнецкого, находившегося в 1754–55 гг. в плену у чукчей, с «чукотской девки» Иттени и еще с ряда лиц. В этих «сказках» содержались сведения о Чукотке, островах Берингова пролива, о «Большой земле» (Аляске) и их населении. В июле-августе того же года, совершив поход вниз по Анадырю, Плениснер провел переговоры о подданстве с чукчами. Заодно по его поручению сотник Н. Куркин распросил одного из чукотских «лучших людей» Хехгигита о Чукотке, чукчах и о природных условиях, жизни и обычаях населения о. Диомида (Гвоздева) и Аляски. Кроме того, Плениснер ознакомился с документами из архива Анадырской партии. В частности, ему удалось обнаружить там относящиеся к 1742 г. копии работ переводчика Второй Камчатской экспедиции Я. Линденау: «Географическое описание р. Анадыря и в ней впадших речек и ручьев», «Описание о Чукотской земле, где она имеетца», «Дорога из Анадырского острога в полуденную сторону». Третье – картографирование. На основе собранных данных и личных наблюдений Плениснер в 1763 г. составил карту Прианадырья и Чукотки и комментарии к ней – «Примечание о Чукотской земле». Кроме того, собранные данные он частично обобщил в своем «представлении» в Сенат (31 октября 1763 г.), где дал краткий исторический обзор русско-чукотских отношений и деятельности Анадырской партии. «Представление» также содержит много ценных сведений этнографического характера о юкагирах, чукчах и коряках, о населении «Большой Земли», о жизне и быте русского населения Анадырского острога. В 1766 г. Плениснер отправил сибирскому губернатору Д. И. Чичерину новый вариант «Карты Анадыря, с около лежащими местами, а также землицы Чукоцкой и часть Северной Америки» и «примечания» (комментарии) к ней. Собранные и составленные Плениснером «сказки», описания, представления и карты отложились в фондах РГАДА, РГАВМФ, ААН и частично уже опубликованы 8. В 1760-70-х гг. Плениснер состоял в переписке с Г. Ф. Миллером. Возможно, благодаря этому копии почти всех названных выше материалов оказались в знаменитых «портфелях» российского историографа 9. Данные Плениснера активно использовались и используются исследователями. 28 февраля 1772 г. указом Сената Плениснер по обвинению в перлюстрации корреспонденции начальника «секретной» северо-тихоокеанской экспедиции П. К. Креницына был смещен с должности и попал под следствие, которое через два года закончилось прощением Плениснеру его «вины». Умер он в 1778 г. в Петербурге10. См.: РГВИА, ф. 490, оп. 1/213, д. 524, л. 6; Русские экспедиции по изучению северной части Тихого океана в первой половине XVIII в.: Сб. док. М. С. 232; Стеллер Г. В. Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741–1742. М., 1995. С. 27, 36, 62, 65, 98–100, 102, 104, 127, 162–163; Берг Л. С. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга. 1725–1742. М.; Л., 1946. С. 105; Гольденберг Л. А. Каторжанин – сибирский губернатор: Жизнь и труды Ф. И. Соймонова. Магадан, 1979. С. 172. 2 РГАДА, ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 1, д. 6, л. 4-5об., 26 – 26об. 3 Там же, ч. 2, д. 3, л. 20об.; д. 4, л. 13об.; Гольденберг Л. А. Каторжанин – сибирский губернатор… С. 190. 4 РГАДА, ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 2, д. 3, л. 34. 5 Там же, д. 4, л. 120об.; Сведения о Чукотской земле в XVIII столетии // Вест. Имп. РГО. СПб., 1853. Ч. 9. № 5, 6. Смесь. С. 13–14. 6 РГАДА, ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 2, д. 7, л. 12. 7 Известия о Чукотском носе // Собр. соч., выбранных из месяцословов на разные годы. СПб., 1790. Ч. 4. С. 233. 1 43 44 Разные известия и показания о Чукотской земле // Сев. Архив. 1825. Ч. 18. № 22. С. 164–201; Река Анадырь (по описям Лаптева и Плениснера 1742 и 1763 гг.) // Зап. Гидрограф. деп-та Морск. мин-ва. СПб., 1852. Ч. 10. С. 119–125; Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII веке: Сб. архив. материалов. Л., 1935. С. 158–160, 180– 188. 9 См.: РГАДА, ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 1, д. 6, л. 74–75об., 79–94об.; д. 18, л. 11–15об.; ч. 2, д. 4, л. 1–36об., 108–117об. 10 Стеллер Г. В. Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. С. 163; Русские экспедиции по изучению северной части Тихого океана во второй половине XVIII в.: Сб. док. М., 1989. С. 358–359. 8 44 45 Исаченко-Боме Е.А, Михайлова Л.В., Бондарь М.С. /Тюмень, Россия/ ВОЗДЕЙСТВИЕ НЕФТЯНОГО ЗАГРЯЗНЕНИЯ НА СООБЩЕСТВО МАКРОЗООБЕНТОСА (натурное моделирование) В годы пребывания Г.В. Стеллера в Западной Сибири не было острой проблема влияния антропогенных факторов на природу края. Времена изменились. И ныне уже стало реальностью изучение влияния (в т.ч. отрицательного) человека на окружающую среду. Обратный «отсчет» – к «экологическим стандартам» эпохи Стеллера невозможен, но сопоставление необходимо. В 2000–2002 г. в ФГУП «Госрыбцентр» (Тюмень) была разработана методика (Временное методическое руководство…, 2002) для разработки предельно допустимых уровней загрязняющих веществ в донных отложениях на примере нефти. На основании методики был установлен норматив – ПДУдо для нефти – 20 мг/кг (Михайлова и др., 2004; Постановление, 2004) с использованием различных тест-объектов, представляющих разные звенья трофической сети. В 2002 г было проведено натурное моделирование нефтяного загрязнения донных отложений (ДО) с целью апробации Методики и норматива ПДУдо. Критерием оценки адекватности разработанной Методики и норматива для нефти в природных условиях служила оценка токсикометрических параметров нефти в ДО, при которых начиналась перестройка, а затем и деградация донного сообщества, а также отсутствовал эффект токсического действия. Материал и методики. Работа выполнялась на малой реке Балде (юг Тюменской области), на дно которой размещались экспериментальные установки – микрокосмы (МК). МК представляли собой пластиковые емкости, заполненные 1 кг песчано-илистого грунта из реки с дозированным внесением нефти и отмытого от водорастворимой фракции. Было подготовлено 4 варианта опытных МК: МКI – 10-30 (28,0); МКII – 50-150 (130,0); МКIII – 5001000 (535,0) и МКIV – 5000-10000 (7950,0) мг/кг, и МКК – контроль (содержание нефтепродуктов за вычетом УВ естественного происхождения 12,0 мг/кг). МК устанавливались на дно водоема в конце июля, начиная с периода повторного вселения в реку вторично водных гидробионтов (хирономид, ручейников и др.). Для оценки динамики донного сообщества реки нами параллельно с опытами отбирались фоновые пробы (Ф), выше установленных МК. Отбор проб и выемка микрокосмов производились на 10, 29 и 62 сутки опыта. Контролировали степень и характер заселения микрокосмов (МК) организмами бентоса в динамике. Одновременно производилась выемка 20 микрокосмов и отбор 3 фоновых проб. Сборы речного бентоса проводились с помощью дночерпателя Петерсена (площадь захвата 0,025 м2, две выемки), грунт из МК изымался полностью. Пробы просматривались в камеральных условиях, в живом состоянии. Фиксация, взвешивание организмов и пересчет на 1 м2 дна производились согласно общепринятым методикам (Методические рекомендации…, 1983; Руководство, 1983). Определение проводили до вида, рода или семейства, в зависимости от сложности определения некоторых групп. Коэффициенты корреляции между содержанием нефтепродуктов в грунтах и биологическими показателями зообентоса рассчитывались по общепринятым методикам (Лакин, 1980). При сравнении опытных и контрольных вариантов использовали индекс отклонения (D): К Ni ni Ni max D i 1 100 , где Ni – численность (биомасса) организмов i – вида в МКК; ni – K численность (биомасса) организмов i – вида в опытных МК; Nimax – максимальное значение численности (биомассы) организмов i – вида на одном из двух сопоставляемых МК; K – число видов в МКК. Отклонение от контроля: 30 % – слабое, 31-60 % – среднее, более 60 % – 45 46 сильное (Матковский, 2004). Содержание нефти в грунтах определялось в лаборатории «Госрыбцентра» Н.С. Князевой методом ИК-спектроскопии на приборе АН-2. Полученные результаты. Установлено, что участок реки Балды, где проводились работы, относится к чистым водоемам, в котором зообентическое сообщество устойчиво как по количественным, так и по качественным показателям (Савиновская, Исаченко-Боме, 2003; Тараканова, Исаченко-Боме, 2003). Качественный состав донного сообщества реки относительно разнообразен – 156 видов и крупных таксонов. Видовое разнообразие наиболее богато представлено хирономидами (65 видов), моллюсками (21), олигохетами (14), мокрецами (14) и ручейниками (12). Беднее был видовой состав поденок (4 вида), мошек (3 видов), жуков (3 вида). Во всех опытных МК и в контроле (МКк) на 10 сут организмы зообентоса находились в тонком слое нанесенного в установки детрита (толщиной до 1 см), не проникая вглубь. В некоторых повторностях контроля и в низких концентрациях (28 мг/кг) наблюдались единичные проникновения личинок хирономид по стенкам. На 29 сут бентические организмы в малых и средних концентрациях (28 мг/кг и 130 мг/кг) и в МКк отмечались по всей толще экспериментальных грунтов, в больших концентрациях (535 мг/кг и 7950 мг/кг) находились только на поверхности. Проникновение устойчивых гидробионтов (хирономид) в глубь грунтов с большим содержанием нефти отмечено только на 62 сут опыта. Таким образом, характер колонизации МК зависел от концентрации нефти в грунтах. При оценке индекса отклонения D опытных МК от контрольных вариантов наблюдалось следующее (рис. 1). А D 90 70 50 30 10 МКI МКII 10 сутки МКIII 29 сутки МКIV 62 сутки Б D 80 70 60 50 40 30 20 10 МКI 10 сутки МКII МКIII 29 сутки МКIV 62 сутки Рис. 1 Изменение индекса отклонения (D) опытных бентоценозов от контрольных по численности (А) и биомассе (Б). На 10 сут опытные МК с малым содержанием нефти имели слабые отклонения (D) от контроля: по численности (N) – 21,4 %, по биомассе (В) – 17,9 %; с большим – средние: по N – 47,9 %, по В – 44,9 %. На 29 сут степень отклонения возрастала в сторону высоких концентраций: по N от 46,1 до 71,0 %, по В от 17,9 до 44,9 %. На 62 сут опыта при полном прошивании толщи грунтов организмами зообентоса МК I почти не отличался от контроля (D по N – 21,7, по В – 17,3 %), начиная с МКII происходила перестройка сообщества и увеличивалась величина D: по N – 56,85, по В – 51,9 %. Высокая степень отклонения наблюдалась в максимальной концентрации (МК IV), что подтверждает угнетение сообщества бентоса: D по N – 75, 6 %, по В – 70, 4 %. 46 47 Между содержанием нефтепродуктов в донных отложениях и большинством биологических показателей зообентического сообщества существует сильная обратная корреляция. Наибольшие значения коэффициента корреляции отмечались на 62 сут для следующих показателей: общая численность – 0,71, численность хирономид – 0,69, общее количество таксонов – 0,86, количество крупных таксонов – 0,92, количество видов мокрецов – 0,55, количество видов группы «прочие» – 0,54, коэффициент Вудивисса – 0,54. Высокая положительная корреляция с загрязнением была отмечена только для индекса выровненности (0,87), что подтверждает факт обеднения зообентического сообщества в МК с высокими концентрациями нефти, где гидробионты попадались чаще всего в единичных экземплярах. Таким образом, исследование бентофауны в течение 62 дней показало, что процесс колонизации МК происходит достаточно быстро, и даже в такой относительно короткий промежуток времени можно проследить характер, степень заселения и перестройку макрозообентоса в зависимости от содержания в МК нефти. Установленный в лабораторных условиях на большом числе тест-объектов допустимый уровень нефти в ДО (20 мг/кг) в условиях натурного моделирования (МКI) не вызывает негативных явлений в сообществе макрозообентоса, а начиная с 50 мг/кг (МКII) начинается перестройка биоценоза в сторону преобладания наиболее устойчивых видов хирономид и олигохет. С повышением концентрации нефти в грунтах наблюдается обеднение зообентического сообщества. Концентрации нефти 500 мг/кг и выше существенно изменяют сообщество донных организмов по всем показателям, наблюдается избегание загрязненных грунтов поденками, мокрецами и двустворчатыми моллюсками. 1. Временное методическое руководство по нормированию уровней содержания химических веществ в донных отложениях поверхностных водных объектов (на примере нефти). М., 2002. 2. Лакин А.О. Биометрия. М.: Просвещение, 1980. 3. Методические рекомендации по сбору и обработке материалов при гидробиологических исследованиях на пресноводных водоемах // Зообентос и его продукция. Л., 1983. 4. Матковский А.К. Один из подходов оценки предельно допустимого вредного воздействия (ПДВВ) на водоем // Контроль и реабилитация окружающей среды: Материалы IV Международного симпозиума. Томск, 2004. С. 145-146. 5. Михайлова Л.В., Князева Н.С., Уварова В.И., Дзюбан А.Н., Косолапов Д.Б. Регламентация загрязняющих веществ в донных отложениях поверхностных водных объектов как важный аспект экологического мониторинга // Контроль и реабилитация ... С. 73-74. 6. Постановление об утверждении регионального норматива «Предельно допустимый уровень содержания нефти и нефтепродуктов в донных отложениях поверхностных водных объектов на территории Ханты-Мансийского автономного округа - Югры» от 10 ноября 2004 г. № 441-п г. Ханты-Мансийск. 7. Руководство по методам гидробиологического анализа поверхностных вод и донных отложений / Под ред. к.б.н. В.А. Абакумова. Л., 1983. 8. Савиновская М.В., Исаченко-Боме Е.А. Зообентос реки Балды // Актуальные вопросы сельского хозяйства: Сборник трудов молодых ученых. Тюмень, 2003. С. 85-89. 9. Тараканова Ю.С., Исаченко-Боме Е.А. Зооперифитон реки Балды // Актуальные вопросы ... С. 8994. Иванов В.А. /Алматы, Казахстан/ РОЛЬ РЕЛИГИИ В СОХРАНЕНИИ САМОБЫТНОСТИ НЕМЦЕВ КАЗАХСТАНА Летом 1974 г. вышло постановление «О мерах по упорядочению сети религиозных объединений, состоящих из граждан немецкой национальности и усилению контроля за их деятельностью». Спустя 10 лет на республиканском совещании был озвучен итоговый материал, посвященный этой теме. Несмотря на обилие фактического материала, выводы касались только лишь работы местных органов власти по дальнейшему упорядочению сети религиозных объединений, состоящих из граждан немецкой национальности. Формулировка ничего не раскрывала, да и, при той постановке вопроса, раскрыть не могла. Причин такому положению было две. 47 48 Первая состояла из соответствующей всеобъемлющей идеологической установки, отрицавшей в атеистическом обществе религию. Вторая была завуалирована, т.к. затрагивала напрямую национальный характер проблемы, что вообще не признавалось. В результате исследователь сталкивается с парадоксальным положением, когда, казалось бы, изученная серьезными госинстанциями проблема отнюдь не становится ясной. Яркое тому свидетельство – упомянутый доклад 1984 г. Вопрос, прежде всего, стоял в природе немецких общин в Казахстане. Условно периодизацию религиозной активности немцев можно разделить на два периода: до начала 1920 гг., после чего идет резкое затухание деятельности общин; и в начале 1960 гг., когда, с притоком немцев из Сибири отмечался рост числа общин. Констатировалось, что 80 % объединений в Казахстане состоят из немцев, которые составляли всего 6 % от общей численности населения. Не случайно местом республиканского совещания 1984 г. была избрана Караганда – там насчитывалось около 140 тыс. немцев и отмечалась наибольшая концентрация верующих. Здесь были крупнейшие общины Евангельских христиан-баптистов, церковных и братских менонитов, лютеран, адвентистов Седьмого дня. Там была и наибольшая концентрация католиков. В плане исследования данной проблемы возникало и, нередко, получало официальное озвучивание мнение о сектантском характере протестантских общин. Подобное мнение представляется не вполне необоснованным именно в плане рассмотрения природы их происхождения. Ведь в критических периодах для различных социальных слоев и однородных (национальных) групп населения нередко в истории наблюдались сектантские искания, захватывавшие порой большие массы людей. Рассматривая положение немцев в Казахстане в 1960–1970 гг., нельзя не обратить внимание на вынужденное внешними обстоятельствами вхождение части верующих в (зачастую чуждые им) другие религиозные формирования. Это обуславливалось как отсутствием «своих» религиозных структур, так и непониманием со стороны органов власти природы и механизмов реализации национально-религиозных чувств. При этом часто происходило смешение верующих различных конфессий в евангельских христианских общинах, в зависимости от наличия священнослужителя или возможности собираться для молитвы. Имеется немало примеров, когда верующие лютеране, баптисты, пятидесятники, меннониты оказывались в других общинах. Несомненно, здесь имело место персонификация религии в виде осуществляемой национальной общности. Как следствие, отмечалось массовое заблуждение относительно сектантского характера подобных общин, по форме было близким к истине, тем более что все протестантские общины, кроме лютеранских, отождествлялись в то время с сектами. Религия вполне могла быть (и была) единственно возможно формой идеологии, объединявшей большинство немцев, оказавшихся волей исторических судеб вдали не только от исторической родины, но и насильственно исторгнутых из привычной среды обитания. Поэтому рассматриваем религию как своеобразную форму абсолютизации этики той общности, которую представляли немцы в Казахстане до 1991 г. Вполне допустимым представляется вывод, что мораль и этика, нормирующие общественные отношения определенной социальной структуры – в данном случае обширной национальной общности, удаленной от своих социально-экономических и исторических истоков, может концентрироваться в церковной общине. Если при этом учесть, что все прочие общественные национальные институты не только практически полностью отсутствуют, но и (силой господствовавшей идеологии) просто отрицаются, то можно считать, что в этом конкретном случае церковная община не только тесно связана с этой общностью, как своей основой, но и сама продуцирует все необходимые для своего существования условия. И при отсутствии всех прочих связующих элементов указанной общности (а так именно и было в отношении вырванного из жизни целого народа), очевидно, является единственным 48 49 связующим элементом. Мораль и включающая в себя более широкий круг ценностей этика отражали потребности национальной общности. Основным содержанием религии является этика данной структуры общества. В данном случае социальной функцией религии было утверждение вынужденной организации определенного социума, заданного извне. Нормативно-принудительный характер общества, подавлявшего все прочие формы национально-социальной активности, вынужденно стимулировал и в определенной степени формировал коллективные нормы индивидуального поведения. Они были единственно возможными и выступали, как предписанные свыше религиозные нормы. Нужно рассмотреть, как этот процесс выглядел в историческом плане. При этом ограничимся только основными протестантскими конфессиями: лютеранами, меннонитами и евангельскими христианами-баптистами, которые в Казахстане традиционно связывались с немцами. За рамки обсуждения выведена Римско-Католическая Церковь ввиду вселенского её характера и несколько иных принципов её организации в тех исторических условиях (хотя в 1984 г. все 44 зарегистрированных католических объединения состояли из немцев). Основной приток верующих немцев связан с депортацией их в Казахстан во второй половине ХХ в. К середине 1980 гг. примерно 600 религиозных объединений целиком или частично состояли из немцев, в т.ч. полностью 190 общин лютеран и 11 меннонитов, до 90 % ЕХБ, до 80 % АСД и пятидесятников, более половины католиков1. В них насчитывалось свыше 40 тыс. верующих. Сам факт прибытия огромной массы немнаселения (свыше 900 тыс.), имевшего свои исторические религии, ставил вопрос о создании новых организационных религиозных структур в идеологизированном государстве, где официальной целью провозглашался атеизм. Как следствие, проблема, вплоть до конца 1980 гг., рассматривалась, как сугубо политическая (косвенно даже признание наличия проблемы с верующими немцами означало бы, очевидно, признание существования «немецкого» вопроса в целом). Прибывшие немцы отличались более высокой степенью религиозности (по сравнению с местным населением) в силу вышеуказанных причин. Кроме того, в такие формирования в поисках братского общения и совместной молитвы обращались также представители других религий. Это явление, нередкое и естественное, вызывало недоумение местных органов власти и было одним из основных аргументов в пользу необоснованных отказов «немецким» общинам в регистрации. Так, в тот период обращалось внимание на резкий рост числа верующих ЕХБ в гг. Иссыке, Щучинске, Сарани, меннонитов и лютеран в Караганде и других, где количество верующих удваивалось или утраивалось после акта регистрации. Попытки решить проблему верующих немцев предпринимались неоднократно. В 1974 г. Совет по делам религий при СМ СССР принял постановление «О состоянии и мерах улучшения контроля за соблюдением законодательства о культах в Казахской ССР». Реализуя его, в Казахстане в 1974 г. было зарегистрировано 14 религиозных объединений, в т.ч.: 6 ЕХБ, 3 лютеранских, католики, АСД и церковно-меннонитское. Все они или состояли из немцев, или включали их как существенную составную. Это было большое продвижение вперед, по сравнению с периодом середины 1960–начала 1970 гг., когда единственным допустимым было закрытие религиозных объединений. Следует отметить, что, несмотря на узаконение перечисленных объединений (что следует рассматривать, как прогресс – число официально открытых протестантских общин сразу увеличилось на 40 %), было объявлено о прекращении деятельности 11 лютеранских общин, как малочисленных или объединившихся с другими. Это не соответствовало действительности – по прошествии времени они открывались вновь. Отмечалось при этом, что немцы гораздо более религиозны «в массе» и что религиозность у них проявляется иначе, чем у представителей иных традиционных религиозных направлений. В Целиноградской области, например, крестили 11 % детей, а среди немцев – 42,5 %. Другие религиозные обряды в этой области также, в основном, совершались среди них. Из 516 религиозных обществ в Казахстане в 1974 г. 222 состояли 49 50 только из немцев, в т.ч.: ЕХБ 64 (5,0 тыс. верующих), лютеране – 109 (7,8 тыс.), меннониты – 14 (2 тыс.), пятидесятники – 14 (0,9 тыс.). Свидетельством признания неблагополучного положения в этой сфере послужили Постановления Совета по делам религий при СМ СССР, в которых намечались меры улучшения контроля за соблюдением законодательства в Казахской ССР, а также «упорядочению сети религиозных объединений, состоящих из граждан немецкой национальности и усиления контроля за их деятельностью» Они были приняты 26 и 28 августа 1974 г. Как на вызывающий тревогу фактор, указывалось на распространение эмиграционных настроений именно вследствие ущемления прав верующих. В целом принятие этих постановлений значительно продвинуло вперед регистрацию немецких общин – если в 1971–1973 гг. было зарегистрировано всего две церкви, то в 1974– 1975 гг. – 22. Совет по делам религий 15 июня 1984 г. вновь обратился с напоминанием о своеобразном «юбилее» этой проблемы, о «…необходимости усиления контроля и упорядочении деятельности…». Это объяснялось тем, что местные органы власти всячески старались затушевывать наличие проблем с религией и, особенно, с немцами. «Необходимо, – указывалось в этом документе, – особенно конкретно раскрыть опыт работы по разоблачению и пресечению противозаконных действий религиозных объединений, находящихся под влиянием религиозных экстремистов и фанатиков, встречающиеся в этой работе трудности и пути их преодоления, формы воздействия советских и правоохранительных органов, трудовых коллективов и общественности по месту жительства на нарушителей социалистической законности». Законодательство о культах трактовалось в отношении верующих весьма произвольно: при отказе в регистрации (отказе, как правило, незаконном) запрещалось проводить молитвенные собрания. Известен только один случай в 1968 г., когда привлекаемый за это к уголовной ответственности один из руководителей смешанной баптисткой общины в г. Щучинске Г.Ф. Филиппсен. был оправдан Верховным Судом Казахской ССР, приговор был отменен, и он получил соответствующую компенсацию. В том же году были амнистированы лидеры обществ СЦ ЕХБ М.П. Классен. Но одновременно были осуждены: в Джамбуле Я.П. Классен, в Павлодарской области – А.Е. Махлейд, А.И. Дик, Я.Ф. Панкрац и А.А. Вибе, в Джезказгане – И.И. Эпп2. В течение всего советского периода совершенно игнорировались просьбы лютеран о создании на территории Казахстана религиозных управленческих структур. Неоднократные обращения рижского суперинтенданта Г. Калныньша о невозможности осуществлять полноценную духовную опеку такого обширного региона оставлялись без последствий. Ввиду безусловной лояльности лютеранской церкви к действовавшему закону напрашивается вывод о нежелании придавать многочисленным церквам лютеран официальный статус. Именно изоляция и разрыв с традицией, прекращение нормальной церковной жизни – на это был расчет в отношении лютеран и др. объединений, состоявших из немцев. Результаты, впрочем, нередко были прямо противоположными – лояльные лютеране, лишенные нормальных условий, переходили в «сектантские» объединения. Переходили наиболее подготовленные из священнослужителей, как, например, пастор одной из групп в пос. Коксу Текелийского района Талды-Курганской области3. Вплоть до распада СССР местными органами власти в Казахстане игнорировались весьма многочисленные мелкие и средние лютеранские религиозные объединения. Это отмечал уже на закате советской эры епископ Г. Кречмар, который не видел (да и не мог видеть) расцвета системы – «нет немецкой общины – нет немецкой проблемы». Кроме перечисленных, имелось большое число незарегистрированных общин. Так, в 1966 г. их насчитывалось 88 (2 957 верующих), в 1972 г. – 83 (3 733), в 1976 г. – 113 (4 335), в 1986 г. – 44 (1 404). Среди основателей и пасторов были известные служители: Г.А. Цильке, Р.Э. Отто, Ф.Ф. Шефер, И.Г. Ризен, К. Зайлер, Р.Р. Миллер, Д. Воземиллер, Е.И. Бахман, Х.Х. Вундер и др.4. 50 51 Г. Кречмар и Г. Ратке считали5, что в 1970 гг. в СССР насчитывалось 174 общины. Есть все основания предполагать, что только в Казахстане реальное число общин существенно превышало эти показатели. С 1989 г. общая численность лютеранских общин в Казахстане существенно изменилась: 1989 г. – 171, 1993 г. – 157, 1995 г. – 117, 1998 г. – 1106. Эти данные отнюдь не исчерпывающие – имелись в местах компактного проживания немцев многочисленные никем не учтенные группы, в которых теплилась религиозная жизнь, во многом воспринимаемая и трактуемая, как элемент немецкой национальной культуры. Так, суперинтендант Р. Крац сообщал о 208 общинах в Казахстане в 1994 г. 7. В 1993 г. было создано суперинтендантство, в 1996 г. основано епископство. Первым в истории лютеранских общин Казахстана епископом стал Р.Р. Мозер (в настоящее время – П. Ури). Был учрежден и ряд пробств8. Но, как отмечают Г. Кречмар и Г. Ратке, большое влияние на динамику верующих и общин оказывает выезд немцев на историческую родину: «...в любом случае общины в Казахстане ... становятся … малочисленными ... где когда-то на службу в церкви собиралось несколько сот человек, теперь осталось всего несколько семей. Часто нет братьев, которые руководили бы общиной. Их место все чаще занимают женщины...»9. Можно, очевидно, сделать следующий вывод относительно становления ЕЛЦ в Казахстане: - первый период – становление общин, как правило, «братских», не связанных между собой ничем, кроме традиции; - второй – попытки воссоздания церковных структур, неразрывно связанный с именами Х. Калныньша и, позднее, Г. Ратке и Г. Кречмара; - третий – становление структур ЕЛЦ в Казахстане, который, очевидно, ещё ждет своего завершения. Меннониты в Казахстане из этноконфессиональной организации превращаются в конфессиональную с многонациональным составом верующих. Однако их численность за счет эмиграции немецкого населения резко снизилась, хотя выехавшие верующие оказывают помощь в миссионерской деятельности. Практически исчезли общины церковных меннонитов, осталась одна немногочисленная община. Большое количество меннонитов находилось в составе общин ВС и СЦ ЕХБ10. В настоящее время имеются отдельные меннониты в лютеранских общинах. В директивных документах Совета по делам религий отмечалось, что, несмотря на относительную немногочисленность, в указанный период меннониты (и выходцы из них) составляли до 40 %, привлекаемых к ответственности по статьям уголовного кодекса, связанным с нарушениями законодательства о религиозных культах. Так, в Карагандинской области отмечались случаи отказов призывников из меннонитских семей принимать присягу и брать в руки оружие, а в незарегистрированной братской общине была обнаружена деятельность воскресной школы, что преследовалось. В связи с указанными причинами Совет по делам религий рекомендовал глубже изучать динамику численности верующих этих объединений, различия в деятельности обеих течений меннонитов, изменения, если таковые наблюдались, после их регистрации, отношение к СЦ ЕХБ, состав служителей, их взгляды и настроения, влияние на детей молодежь и женщин, отношение призывников из меннонитов к воинской службе. Местные органы власти были ориентированы на усиление контроля за деятельностью меннонитских общин. Отмечалось, что в Казахстане действовало 11 зарегистрированных и 1 незарегистрированное объединение, с примерно 2,5 тыс. верующих, в т.ч. в Джамбулской и Карагандинской областях – по три общины. Были представлены 7 церковно-меннонитских и 5 братских. В ряде случаев к таким общинам присоединялись мелкие семейно-родственные группы единоверцев, особенно в сельской местности и возникали относительно крупные и вполне жизнеспособные общины. Так, в 1977 г. в Алма-Ате было зарегистрировано общество церковных меннонитов (пресвитер К.П. Вибе, диакон К.Г. Дик), в котором до регистрации 51 52 насчитывалось 84 верующих, а после – 127 чел., т.к. собрания начали посещать меннониты проживавшие на территории области. Особое внимание обращалось на связь меннонитов с ВС и СЦ ЕХБ. Так, в составе общин ЕХБ в Кустанайской области было 9 меннонитских, преобладали они в гг. Джетысае и Щучинске, составляя примерно 22 % в Караганде и др. Реальное количество меннонитов в республике было значительно больше. Значительная часть верующих были переселенцами с Украины, Поволжья и Северного Кавказа, а также репатриантами, в годы войны вывезенными на территорию Германии. Большинство их характеризовались, как политически лояльные, т.к. они выросли и воспитывались в условиях социалистического общества, трудились в государственных или кооперативных предприятиях. Отмечалось, впрочем, наличие среди меннонитов и, особенно, среди служителей и актива, негативного восприятия государственного строя. Главным свидетельством считалось наличие широко распространенных эмиграционных настроений в меннонитской среде. Гораздо сложнее обстояло дело в отношении социальных ориентиров и соответственного преломления любых явлений в жизни общества. Как следствие, меннониты любые вопросы рассматривали через призму своего вероучения. Отмечалось, что подавляющее большинство верующих было эмиграционно настроено. За 1978–1988 гг. из относительно небольшой АлмаАтинской общины выехали 35 верующих, что составило около 28 %. Если учесть, что за тот же период умерли 21 чел. и выбыло 5, то община сократилась наполовину. В начале 1980 гг. наблюдалось все большее сближение меннонитов с ЕХБ. Руководство общин как ВС ЕХБ, так и СЦ ЕХБ приветствовались, как братья. Отмечались некоторые изменения в канонической деятельности церковных меннонитов, например, в совершении обряда крещения, в целях участи в обряде хлебопреломления в баптистских общинах. Как крайне негативное рассматривалось доброжелательное отношение меннонитов к общинам СЦ ЕХБ, прямые контакты с ними. Не разделяя курса на конфронтацию с органами власти, которая была присуща СЦ ЕХБ, члены меннонитских организаций сочувственно относились к их деятельности. Учитывалось наличие обширных семейно-родственных связей между членами указанных конфессий. В период 1980 гг. часть общин пошла на автономную – вне структур ВС и СЦ ЕХБ, регистрацию. Среди них наиболее крупными были объединения в гг. Джетысае и Темиртау (пресвитеры Регер и Панкрац). Продолжатели этих традиций автономности поместных церквей в современном баптизме в Казахстане имеются и сейчас. Для ЕХБ в Казахстане специфично то, что значительная часть членов этой конфессии происходила из меннонитов. Так, в Алма-Атинской области в 1970 г. в пяти общинах из 2 562 верующих 440 были братскими меннонитами. Почти целиком из них состояли общины в гг. Джезказгане, Жарыке, Джетысае, п. Никольском и др., а также существенная часть местных лидеров, например, Д.П. Регер – Джетысай, К.А. Гетц – Джамбул, Б.А. Гамм, Г.И. Дик, Л.Д. Клятт – в г. Щучинске и др.11. Осуждения среди них были нередкими12. Как и другие меннониты, члены общин ВС ЕХБ и сторонники СЦ ЕХБ, в основном, выехали из Казахстана, гл. образом, в ФРГ. Среди прочих церквей этот процесс также не прошел бесследно. Так, например, у адвентистов Седьмого дня в 1982 г. почти 90 % верующих были немцы, в 1986 г. – 91 %. В настоящее же время их число не превышает 10 %. Итак, можно сделать вывод, что церковные общности, как общности, представлявшие мистическое единство верующих немцев, были в условиях социализма своеобразным заменителем многих атрибутов национального института. В этом отличие таких формирований оттого, что вполне могло бы быть названо сектами. Если ранее уход из церкви был выражением идейного или социального протеста, то в рассматриваемый период выражением само существование таких религиозных общностей было выражением национальных интересов. Поэтому они почти всегда состояли только из людей одной национальности, что и составляло их социальную основу. Попытки разрешить это противоречие в условия тоталитарной идеологии не могли быть успешными. Таким образом, в 52 53 определенной степени, можем рассматривать повышенную религиозность немцев в Казахстане как своеобразную реакцию на проявление атрибутов национальной общности. Именно в этом заключается, на наш взгляд, история становления и существования немецких религиозных объединений в период 1960–1990 гг. В целом, с уходом в прошлое тоталитарной идеологии, демократизацией общественной жизни в суверенном Казахстане религиозная, общественная и социальная активность казахстанских немцев находит новые формы реализации. Развиваются многочисленные религиозные структуры, совершенствуются формы деятельности. В Казахстане возникла митрополия Римско-Католической Церкви и её диоцезы, имеется епископат ЕвангелическоЛютеранской Церкви. Совершенствуются структурные подразделения ЕХБ, евангельских христиан и других религиозных направлений. Верующие немцы, как и представители других национальностей, в полной мере могут удовлетворять свои религиозные потребности. Иванов В.А., Трофимов Я.Ф. Религии Казахстана. Алматы, 1999. С. 54 Там же. С. 62 3 Материалы автора 4 Иванов В.А., Трофимов Я.Ф. … С. 56 5 Кречмар Г., Ратке Г. Из истории Евангелическо-Лютеранской церкви в России, на Украине, в Казахстане и Средней Азии. СПб., 1996. С. 81 6 Иванов В.А., Трофимов Я.Ф. ... С. 55 7 Кречмар Г., Ратке Г. … С. 95 8 Там же. 9 Там же. С. 14 10 Иванов В.А., Трофимов Я.Ф. ... С. 58 11 Там же. С. 61. 12 Там же. С. 62 1 2 53 54 Казаева Л.И. /Ханты-Мансийск, Россия/ ЭКОЛОГИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПРИ ИЗУЧЕНИИ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА Seit einigen Ja hren werden die Fragen unserer Umwelt im Unterricht diskutiert. Diese Umweltdiskussion ist ein wichtiger Bestandteil der Fremdsprachenstunden. Der vorliegende Artikel pr&auml;sentiert eine Erfahrung der Arbeit zum Thema Umwelt und die &Uuml;berlegungen &uuml;ber unsere Umgebung und L&ouml;sung der Umweltaufgaben im Fremdsprachenunterricht. Bei der Besch&auml;ftigung mit den Umweltfragen kann sich leicht ein Gef&uuml; hlder Hilf- und Hoffnungslosigkeit entstehen, das kontrproduktiv wirkt. Deshalb wurde bei der &Uuml; berarbeitung der Lehrtexten, der Artikel aus den Zentral-und Lokalausgaben darauf geachtet, dass auch positive Entwicklungen vorkommen. Die Materialsammlung soll den Sch&uuml; lern und den Studenten helfen, &uuml;ber ihre Umwelt und die Notwendigkeit ihres Schutzes nachzudenken. Экология изучает интересы человека, условия его жизнедеятельности, влияние человеческой деятельности на окружающую среду. Научно-теоретическим обоснованием экологического образования, формирования экологической культуры является возникновение экологических идей, понятий, принципов, проникновение их в другие образовательные дисциплины и во все сферы деятельности человека. Начало этому процессу в Сибири положили участники Великой Северной (I Академической) экспедиции 1733–1743 гг. К сожалению, и современная система образования не всегда «выдает» экологически грамотных специалистов. Поэтому важно периодически обращаться к первоосновам и местному опыту, чтобы убеждать примерами. К тому же до недавнего времени экологическое образование ограничивалось рассмотрением вопросов экологии при изучении естествознания и отдельных технических дисциплин, непосредственно связанных с природоохранной деятельностью. Реализация идей экологического образования предполагает изменение традиционной методики, введение новых дисциплин, помогающих понять законы взаимосвязи природы и человека. Сохранение и улучшение здоровья людей тесно связано с гармонизацией связей человека с окружающей средой на различных уровнях: локальном, региональном, глобальном. Экология сейчас не только информирует, но несет ответственность за реализацию идей. Она объясняет цели и ценностные понятия человеческого существования, определяет разумность деятельности человека. И в этом отношении опыт Великой Северной экспедиции может быть «глубоко современным». Конечно, в экологии, как и в науке в целом, новое не всегда выводится из старого. Экологические знания позволяют соотнести полученные результаты с ранее достигнутыми, проследить развитие, обобщение тех или иных понятий и идей. Экологическое обучение населения основам общения с внешним миром необходимо для гармонизации жизни и окружающей среды. Экологическая культура является новым способом соединения человека с природой, примирения его с ней на основе более глубокого познания. Особое место в системе экологического образования отводится иностранному языку. Наряду с рассмотрением мировых экологических проблем в рамках изучаемых на занятиях тем («Страны изучаемого языка», «Природа», «Животный и растительный мир», «Родной край», «Традиции и обычаи» и т.д.), очень большое значение имеет использование краеведческих материалов. Форма и методы могут быть самые разные, но используемый материал должен носить актуальный характер, отражать злободневные задачи экологического воспитания на примере близкого нам окружающего мира. Важную роль играют здесь тексты, переводимые с русского языка на немецкий и с немецкого языка на русский, которые берутся из периодических изданий «Новости Югры», «Дела и люди», «Северный дом», а также учебных пособий «Umwelt und Gesellsehalt» (Bonn, 2000), периодической печати на немецком языке. Сыграли свою роль и «экологические» материалы изданного год назад научноинформационного сборника «Aus Sibirien – 2004». К целям экологического образования на занятиях по немецкому языку относятся: повышение уровня экологической культуры, формирование всестороннего представления о связи области профессиональной деятельности с эволюционными процессами в природе и 54 55 обществе. При изучении программных тем концентрируется внимание студентов на проблемах и ситуациях, связанных с глобальными и региональными вопросами защиты окружающей среды. Например, по теме «Sie und die Umwelt» (Вы и окружающая среда). Студенты пытаются ответить на вопросы: - Was ist Umweltverschmutzung? Что значит «загрязнение окружающей среды?»; - Was ist saures Regen? Что значит «кислотный дождь?»; - Was ist Waldsterben? Что значит «вымирание лесов?» Конечно, дать ответы на эти вопросы на немецком языке возможно только после предварительной подготовительной работы с тематическим текстом и тематическими словарями современного немецкого языка, после повторения и закрепления грамматических и речевых структур. Свободное высказывание и, по возможности, непринужденное общение на иностранном языке возможно только при осознанном, прочном знании законов языка. И нет больше радости для преподавателя, чем ответ ученика, студента, не только правильный в языковом плане, но и наполненный нравственного смысла. Но к этому ведет трудный путь поиска, разочарований, находок, открытий, провалов и маленьких успехов. По мере накопления информационного материала осуществляется обработка и внедрение его в учебный процесс. Отсутствие краеведческих текстов на немецком языке ставит перед преподавателем задачу отбора актуальной информации из региональных изданий, и доведения их содержания и языкового материала до уровня компетенции каждого студента, с учетом языковой подготовки, возрастных особенностей и, конечно, в рамках учебного предмета – немецкого языка. На занятиях рассматриваются в рамках страноведческих тем экологические проблемы города и региона, последствия экологических загрязнений и бедствий. Воспитание экологического сознания, экологического образа жизни должна рассматриваться как одна из важнейших воспитательных задач на уроке. Воспитание на уроках иностранного языка целенаправленно подводит учащихся и студентов к осознанию того, что люди, владея культурой и технологией, как и все живые существа на планете, включены в глобальную экосистему. Человеческая деятельность вплетена в сложную сеть взаимосвязей с природой, и это налагает на человека ответственность и требует серьезных ограничений в его производственной и бытовой деятельности. Человеческая исключительность подразумевает разумное отношение его, как культурного существа, обладающего историческим опытом поколений, с окружающей средой. Используя экологические данные по округу, очень важно логично вписать их в текст. Иностранный язык должен вносить свой вклад в формирование человека, воспринимающего окружающий мир во всем его многообразии, способного видеть, оценивать, прогнозировать свою деятельность в этом мире. На занятиях по иностранному языку эти вопросы рассматриваются не только при различных видах чтения: информационном, поисковом, изучающем, но и при решении коммуникативных задач: убедить, согласиться, рассказать, расспросить и т.д. В процессе практических занятий по языку можно смоделировать, спрогнозировать жизненно важную ситуацию. Средства коммуникации развиваются и совершенствуются вместе с развитием общества. Появляются новые способы передачи информации, но главную роль продолжает играть язык общения, речь позволяет передать наиболее точно чувства, эмоции, опыт поколений. Существующий многие века язык выражает отношения между природой и человеческим обществом, отражают всю историю развития человечества. Культура тесно связана с экологией окружающей среды и достигает наивысшей точки своей развития только в слиянии с окружающим миром. Рассмотрение экологических проблем в отрыве от комплекса социальных, экономических, политических и других проблем развития общества не может дать эффективный воспитательный результат, а будет являться только простой констатацией факта. Задачи, стоящие перед вузом в деле подготовки специалистов, требуют от преподавателей всех дисциплин научить студентов не только квалифицированно решать экономические, 55 56 технические задачи производства, но и учитывать социальные, экологические, этнические условия, уметь прогнозировать последствия своей производственной деятельности. В процессе учебного общения на уроках иностранного языка нужно осознанно и целенаправленно управлять деятельностью студентов при выборе темы обсуждения, с помощью речевых опор, клише, тематической лексики, картин, схем, диаграмм, направлять процесс прогнозирования, моделирования жизненно важной ситуации на иностранном языке. Конечный результат – осознанное, внутренне мотивированное, аргументированное высказывание на немецком языке. При этом всегда нужно учитывать базовый языковой уровень, чтобы поставленная задача не создала психологический барьер, и работа строилось на реальной языковой подготовке, с подключением специальной экологической лексики. Важную роль здесь играет поисковая, переводческая деятельность. Реферативное оформление позволяет рассмотреть суть проблемы не только с языковой стороны, но также с позиции анализа ситуации, используя аргументацию, свою оценку. Многие рефераты могут быть использованы в учебном процессе уже в качестве текстов для чтения, в комплекте с разработанными к ним упражнениями. Здесь решается задача накопления актуальных краеведческих материалов, реализации теоретических основ грамматики через рассматриваемой темы. Таким образом, вовлечение учащихся через иностранный язык в сферу экологии не только помогает решить задачи сугубо лингвистического характера, но и формирует уважительное отношение к национальному достоянию к ценностям поколений, стремление к взаимному общению. Чем раньше мы будем закладывать нравственный смысл в курс иностранного языка, тем, более творческим, осознанным будет весь процесс обучения. На каждом этапе обучения решаются разные задачи, эффективность решения которых зависит от возраста обучаемых, уровня психофизиологического развития и владения языковым материалом, информационного багажа, социального самосознания. Но независимо от этих условий, в рамках учебного плана можно, варьируя сложность, использовать факты реальной жизни, рассматривать глобальные и местные экологические проблемы, пути их решения. При этом будет просматриваться связь с другими предметами. Ранее полученная информация обрабатывается, преподносится в другом контексте, делается упор на социальную мотивацию. Научная картина окружающего нас мира, соотнесенная с коммуникативными возможностями, развивает стремление вести дискуссии, слушать аргументы собеседника. Выбирая тему урока, методы и приемы подачи материала, нужно помнить о конечном результате – умении учащихся высказывать свое мнение, понимать высказывание собеседника, обмениваться информацией, быть активным участником процесса общения. Создание ценностных ориентаций, формирование природоохранных стремлений, корректировка норм речевого и неречевого поведения является основными установками для преподавателя при разработке занятий по немецкому языку. Экологическое образование выходит на передние позиции в подготовке студентов. Студенты, как будущие специалисты, должны осознавать свое место в современном мире, смысл своей жизни, свою социальную роль. Вуз призван выпустить специалистов, готовых к постоянному саморазвитию, самосовершенствованию и чем богаче будет их внутренний мир, тем ярче они проявятся в своей профессиональной деятельности. Студенты должны осознавать свое предназначение, кто они в окружающем мире, каково их место и роль в охране и защите всего живого на Земле. 1. Подопригорова Л.А. Немецкий язык для экологов. М., 1997. 2. Ohlendorf H. Umwelt und Gesellschaft. Bonn, 2000 3. Perfilowa G., Makarewitsch J. Deutschland-Russland Jugendszenen 56 Helf 1, Helf 2. Bonn, 1998 57 Каиль М.М. /Ишим, Россия/ ЕВРОПЕЙСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ В ОБРАЗАХ ПРОСТРАНСТВА В СКАЗКЕ П.П. ЕРШОВА «КОНЕК-ГОРБУНОК» Европеец, познававший Россию (каким, несомненно, был Г.В. Стеллер), видел, что русский человек неотделим от тех огромных просторов, куда поселила его судьба, а «русское чистое поле» четко вписывается в иерархию ценностей обитателей огромной страны. Это во многом и есть то, что считается национальным. Герои русских былин: Вольга Святославович, Илья Муромец, Святогор совершают свои ратные подвиги именно на просторах чистого поля У Святогора конь да будто лютый зверь, А богатырь сидел да во косу сажень, Он едет в поле, спотешается, Он бросает палицу булатную Выше лесушку стоячего, Ниже облаку да ходячего... Русская ментальность охватывает широкие горизонты, она смотрит на мир открытым взором, мыслит более абстрактно, поэтому основными специальными (пространственными) персонажами в сказке «Конек-Горбунок» являются чистое, широкое поле да густой, дремучий, стоячий лес да море-окиян у далеких стран. Русский человек живет простором, ничем не преграждённым пространством. Европеец, напротив, скован в движении рамками-границами своего небольшого острова. Отсутствие реальной топонимики в тексте сказки П.П. Ершова «Конек-Горбунок» говорит и об отсутствии привязанности русского человека к какому-либо конкретному месту, его постоянное движение на восток, на освоение новых земель: переселение крестьян в Сибирь по Столыпинской реформе, стройки коммунизма, освоение целинных и залежных земель в Казахстане, где поднимают не казахскую степь, а целину. Поле предстает неким безымянным глобальным топонимом, этническим символом россиян. Этнопсихолог А.А. Налчаджян справедливо писал о том, что в результате этногенеза происходит символизация той территории, где проходит или проходила жизнедеятельность данной группы, т.е. некоторые географические объекты (горы, долины, реки, озера) как бы получают в представлении народа духовную сущность, одухотворяются народом1. В старину полем звались южные степи – обиталище извечных ворогов россиян половцев и печенегов. Для русского человека поле – это не просто место приложения его созидательных устремлений, это еще и поле борьбы с врагом. В.И. Даль писал, что «В поле две воли: кому Бог пошлет, или чья правее, та и сильнее». Семантика русского поля – это простор, безлесная, обширная, невозделанная и обширная равнина. В русской традиции поле – опасное и гиблое пространство. А по мнению известного историка культуры А.Дж. Тойнби, такие открытые пространства, как поле или степь бросают живущим там людям вызов, требуют максимальных усилий для выживания. Опасность со стороны поля отражена в многочисленных русских пословицах: «Один в поле не воин», «Поле глазасто, а лес ушаст». Чистое поле излучает архетип воли, волюшки, вольницы, свободы. Для русских в космосе равнины архетипичны простор, 57 58 ширь, даль, ровная гладь, буйный ветер да белый снег2. Именно в поле черпает человек свои силы, набирается мудрости, мудрого созерцания своей природы. Г. Гачеву принадлежит и еще одна интересная мысль: «Национальные языки в сущности своей – голоса местной природы в языке»3. У звуков языка существует тесная связь с простором естественной акустики, язык адекватен местной природе, а природа адекватна человеку, населяющему ее. Неслучайно в тексте сказки лексемы поле (пространство) и воля рифмуются, звучат омофонно, идут в паре. Поле – одно из звеньев цепи, ведущей главного героя Ивана к единению с сакральным центром: дом– двор–поле–лес–поляна–небо. С волей − традиционно русским концептом – ассоциируются глаголы гулять (погулять), выйти (выходить), достигать. Это типичные глаголы движения. Глагол гулять тесно связан с концептом «душа» Выделяется целый набор семантических компонентов глагола гулять, основные из которых: а) перемещение б) праздное поведение Нельзя не согласиться с мнением В.Н. Телия, что большинство воспроизводимых в готовом виде выражений присуще только данному языку и потому непереводимо дословно на другие языки. Действительно, а как перевести на английский язык наше словосочетание «чистое поле» Смог ли кто-либо адекватно перевести строку из Онегина «лесов таинственная сень» Никто. А чистое поле – это какое Известно, что в языке для выражения коннотативных значений используется широкий набор экспрессивно-стилистических средств (параферналий): аллитерация, рифма, эмфаза, аллюзия, сравнение, метафора, метонимия и другие. Аллитерация более распространена в английском языке, нежели в русском, причем переводчик сказки «Конек-Горбунок» на английский язык Л. Зелликофф аллитерирует совсем другие лексемы (не ключевые слова текста), например: warningmorning Да смотри по три утренни зари But remember this my warning Выпущай меня на волю That for three days every morning Погулять по чисту полю You must let me out to graze Лексемы воля, погулять, поле (чистое) остаются в разряде непереводимой, безэквивалентной лексики. Авторы нового словаря «Россия. Cultural Guide to Russia» предлагают использовать переводческий прием транслитерации для описания поэтических образов русской природы, например: Полюшко широкое Polyushko shirokoe Чистое поле Chistoe polye Темный лес Tyomny les Ветры буйные Vetry buynie Однако транслитерация поэтики русской природы ни разу не используется в переводе текста сказки. Удачей перевода можно считать то, что переводчик сумел понять смысл основной рифмы «Конька-Горбунка»: 58 59 Я же снова выйду в поле Afterward, you’ll set me free Силы пробовать на воле. Let me roam at liberty. Используется автором перевода и гипонимический перевод и уподобление, где устанавливаются отношения эквивалентности по принципу «поле» «зерно», «пшеница». Братья ну ему пенять, Both the elder sons began Cтали в поле подгонять» Bade him go and guard the grain Смело используется переводчик и приемом опущения: Кто-то в поле стал ходить, И пшеницу шевелить Someone betwixt the dark and dawn Took to trampling their corn При переводе словосочетания «чистое поле» на английский язык можно говорить о наличии лакун. Идея семантической неконгруэнтности прекрасно схвачена автором перевода. Ни разу в тексте сказки он не воспользовался кажущимся близким по значению словом field. Действительно, field – это поле, но, как правило, это участок пахотной земли, огороженный посредством заборов, живых изгородей и т.д. Для обозначения открытых, неогороженных пространств в английском языке употребляются совсем другие лексемы: moor, hillside. Ближе всего по семантике нашему чистому полю будет moor –так называемая вересковая пустошь, именно она являет собой необработанную землю, но основная растительность здесь вереск, а вереск на русском поле, как известно, не растет. На просторах английской вересковой пустоши разворачивается английская драма – «Собака Баскервилей». Тональность и мелодика чистого поля скорее грустные и печальные, в нем отразилась извечная тревога россиян перед нашествием врага, его готовность встретиться с ним один на один, потому смело можно утверждать, что чистое поле символ русской ментальности, ментальности печальной, меланхоличной, живущей ностальгией. Налчаджян А.А. Этнопсихология. СПб., 2004. С. 145. Гачев Г.Г. Национальные образы мира. М., 1998. С. 28. 3 Там же. С. 54. 1 2 59 60 Киселев А.Г. /Ханты-Мансийск, Россия/ КОММИВОЯЖЕРЫ – ГЕРМАНСКИЕ ПОДДАННЫЕ В ОМСКЕ В исследовательской и краеведческой литературе вопрос об участии немцев в предпринимательской деятельности в Прииртышье начала ХХ в. отражен достаточно полно1. Выявлен персональный состав предпринимателей-немцев, отраслевые направления их деятельности, зачастую размеры и внутренняя организация дела, исследовано немецкое землевладение, даны оценки их вклада в развитие товарного сельского хозяйства, торговли, промышленности, наконец, их участия в жизни «делового мира» столицы Степного края – г. Омска. Отмечалось и культурное влияние «немецкого элемента». Вне поля зрения остались предприниматели и коммерсанты, временно прибывавшие в Омск по делам. В отличие от постоянно проживавших в городе (в подавляющем большинстве – российских немцев), среди них, много было германских, австро-венгерских подданных. Источником, позволяющим отчасти восполнить этот пробел, является дело «О иностранцах, прибывающих и проживающих в г. Омске» Омского городского полицейского управления за ноябрь-декабрь 1910 г.2. Материалы дела оформлены в виде сводных таблиц (ФИО, подданство, по каким видам проживает, когда и откуда прибыл, где остановился и род занятий), а также в форме отношений частных приставов на имя омского полицмейстера, содержащих представления на отдельных иностранцев. Всего, таким образом, в деле представлены 19 справок на подданных Германии, Пруссии, Австро-Венгрии. От общего числа справок 46 это составляет 41 %, а учитывая, что еще 7 справок, посвящены германоязычным подданным Дании (15,2 %). Все они датируются лишь двумя месяцами 1910 г. Можно еще раз убедиться в том, как активно участвовали германские и австро-венгерские подданные, германоязычные коммерсанты в формировании деловой среды, культуры г. Омска. Так, купец Оскар Гергардович Нольте держал технико-промышленное бюро, торговал частью самостоятельно, частью на комиссионных началах асбестом, веревками и шпагатом, резиновыми изделиями, металлом, весами, двигателями, керосиновыми и спиртокалильными фонарями, электро-техническими принадлежностями и инструментом. За исключением пятерых: пивовара М.А. Шмидта, хлебного торговца Г.Ф. Кемпера, торговца В. Бунит, помощника монтера П.Г. Ноака, колбасного мастера О.Ю. Ильтера, некоторое время постоянно проживавших в Омске3, остальные 14 характеризуют гостей, пребывавших в городе временно. В основном это коммивояжеры (5 чел.: Р. Вейгельт, Б.Рейнеке, Ф.Т.М.И. Крюгер, Г.Ф. Маршал, Э. Гимштедт) и торговцы (5 чел.: К. Липот, Е. Мюллер, М. Рон, Г. Брок, Э.Ф. Бергер), а также поверенный Международной компании жатвенных машин Г.-П.Г Вессерман и мастера: пивовар А. Грейсбергер, мебельщик А. Вакореци, слесарь Г. Милуцкий-Михталис. К сожалению, лишь в 6 справках содержится информация о документе, дающим право на жительство: по два билета были выданы Московским и Акмолинским губернаторами, один – Енисейским губернатором и один человек проживал в стране «по национальному виду». Это свидетельствует о том, что приезжие, несмотря на статус иностранцев, фактически некоторое время уже проживали в России, Сибири. О 12 временно прибывших известно, откуда они приехали. Из европейской части империи прибыло 4 чел.: из Варшавы (Гейсбергер), Москвы (Рон и Вейгельт), Тулы (Вакореци); с Урала –1: из Челябинска (Маршал), из Западной Сибири – 5 чел.: из Петропавловска (Липот), Томска (Крюгер), Барнаула (Гимштедт), Каинска (Вессерман), Новониколаевска (Бергер) и из Восточной Сибири – 2 чел.: из Красноярска (Рейнеке) и из Иркутска (Миллер). Сами занятия торговлей и особенно вояжерством предполагали частые поездки, как правило, с многочисленными пунктами остановок, одним из которых и был г. Омск. Среди вояжеров и торговцев на основе косвенных данных, можно выделить группу «солидных» бизнесменов – это те, кто остановился в лучшей гостинице города – «Россия», 60 61 расположенной в деловом центре Омска, на углу Любинского проспекта: Вессерман, Липот, Мюллер, Рон, Крюгер, Маршал, Гимштедт (всего 7 чел.). «Престижным» можно считать и местожительство, избранное Вейгельтом – дом известного омского купца Зайцева на Дворцовой улице. Лишь Б. Рейнеке, Э.Ф. Бергер и Г. Брок остановились за пределами городского центра, неподалеку – соответственно: в Грязном пер., на Волошинской и Кокуйской улицам. «Мастеровые» устроились скромнее, но видимо, и основательнее: мебельщик Вакореци поселился в доме Мариупольского на Московской улице, на Вагинской улице в доме Мелотик (владелец завода металлических изделий) остановился слесарь Г. Милуцкий-Михталис. Вероятно, они расположились в жилище, предоставленном работодателями, как и у постоянно проживавших в городе О.Ю. Ильтера, имевшего квартиру в доме крупного скотопромышленника Павшенко и Шмидта, квартировавшего на пивоваренном заводе М. Мариупольского. Двое из постоянно проживавших Ноак и Кемпер, имели собственные дома на окраине города, соответственно на Атаманском хуторе и за городом на левом берегу Иртыша. Вояжерство и торговля в начале ХХ в. – занятия немыслимые без широкого использования почты и телеграфа. По данным «Почтово-телеграфной статистики за 1906 год» (СПб., 1908) видно, что из общего числа отправлений из г. Омска 2 645 – 1 331 отправление, т.е. 50 %, а из 2 047 полученных – 937, т.е. 45,8 % приходится на Германию. Масло, в меньшей степени хлеб, усовершенствованные сельскохозяйственные орудия и машины, промышленное оборудование – вот направления международной торговли г. Омска, связанные с Германией. Наличие обширных коммерческих связей с Германией сделало неизбежным открытие в Омске германского консульства, главой которого являлся известный омский коммерсант, представитель американской фирмы сельскохозяйственных машин Адрианс Плат. Приведенные факты являются еще одним подтверждением глубокого социального, экономического, культурного влияния, которое оказали немцы на Сибирь и того интереса, который существовал в Германии к Сибири. Выразилось это и в распространении в Омске немецкого языка в качестве языка делового общения4. См.: Вибе П.П. Образование и становление немецких колоний в Западной Сибири в конце XIX–начале ХХ веков // Немцы. Россия. Сибирь. / Сост. и ред. П.П. Вибе. Омск, 1997; Зашибина Е.Л., Киселев А.Г. Немецкие коммерсанты в Омском Прииртышье в нач. ХХ в. // там же; Киселев А.Г., Кротт И.И. Сельские хозяева Шварц и их потомки в Сибири // Проблемы социальной и экономической истории Сибири XIX–нач. ХХ вв.: Сборник научных статей. Омск, 2001; Кротт И.И. Религиозно-этические основы хозяйственно-предпринимательской деятельности меннонитов Западной Сибири в конце XIX–начале ХХ вв. // Вопросы социальной истории России конца XVIII–начала ХХ вв. Сборник научных статей / Под ред. В.Н. Худякова. Омск, 2004 и др. 2 Государственный архив Омской области. Ф. 14. Оп. 1. Д. 1242. 3 См.: Зашибина Л.Е., Киселев А.Г. … С. 68-70. 4 Там же. С. 65, 75. 1 61 62 Климов И.П. /Тюмень, Россия/ ИНОСТРАННЫЕ ГРАЖДАНЕ НА УРАЛО-СИБИРСКОМ ТРАНСПОРТЕ В СОВЕТСКИЙ ПЕРИОД РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ Рассматриваемая проблема нашла косвенное освещение в работах В.А. Данилова, А.В. Бакунина, Н.С. Шарапова, К.Д. Ирбе, Л.И. Рябчёнок, Л.С. Озерова, А.А. Петрушина, И.В. Скипиной, а также в коллективных трудах и очерках по истории Урала и Сибири. Вместе с тем специально она практически не исследовалась. В сообщении мы остановимся лишь на двух периодах российской истории – гражданской войны и 1930 гг., когда сталинским руководством проводилась форсированная индустриализация в СССР. Ко времени Октябрьской революции на Урале и в Сибири оказалось значительное количество военнопленных (немцев, австрийцев, венгров, чехов, словаков, румын). В Пермской губернии их находилось не менее 35 тыс., в Тобольской губернии – 26,7 тыс.1. Острая нехватка рабочих рук позволяла пленным широко использовать свои профессиональные знания, а иногда даже выбирать место работы. Режим в концентрационных лагерях не был чрезвычайно строгим. Пленные могли в течение дня работать либо на казенных предприятиях, либо в лагерных мастерских. Расчеты показывают, что 20 % пленных, размещенных в Тобольской губернии, было занято в торговле и на транспорте, 1 200 военнопленных из Омска были направлены на железную дорогу в качестве ремонтных рабочих. Их рассредоточили по мелким станциям группами по 10-40 чел.2. В то время в России особую категорию «мигрантов» составили уроженцы Китая и Кореи. Китайцев и корейцев привлекала возможность найти работу, освободиться от гнета японских захватчиков. Подкупало и благожелательное в целом отношение местного населения. Основная масса китайцев и корейцев, которые считали себя в России если не «единым» этносом, то особой социо-культурной общностью, осела на Дальнем Востоке, в Прибайкалье3. Они трудились также и на Урале, и в Тобольской губернии. По приблизительным оценкам к 1917 г. в России проживало 200-300 тыс. китайцев и не менее 100 тыс. корейцев. Часть из них была завербована на строительство новых железных дорог, где они работали в качестве землекопов и чернорабочих4. Революционные события 1917 г. вызвали во всем российском обществе рост политической активности. Затронуло это не только российских граждан, но и граждан иностранных государств. Они спонтанно или целенаправленно, но были вовлечены в крутой водоворот политических событий. В годы гражданской войны военные действия развертывались, как правило, вдоль транспортных путей, в овладении которыми воюющие стороны видели ключ к успеху, поэтому иностранцы, занятые на железнодорожном и водном транспорте Урала и Сибири, сразу же оказались в зоне вооруженного противостояния. Противоборствующие стороны прилагали максимум усилий, чтобы привлечь иностранных граждан на свою сторону. Имеющиеся на сегодняшний день материалы не позволяют назвать точную цифру военнопленных и иностранных рабочих, работавших в транспортном хозяйстве, которые поддерживали белых или красных. Однако сведения фрагментарного характера показывают, что были сторонники, как первых, так и вторых. Были и колеблющиеся, т.к. вектор политических симпатий изменялся в зависимости от сложившейся политической конъюнктуры. Что касается военнопленных, то Брестский мирный договор, заключенный с Германией в марте 1918 г., предусматривал освобождение всех пленных. Но поскольку стало известно, что солдат, возвращавшихся из русского плена, германское командование сразу отправляло на Западный фронт, многие военнопленные не торопились покидать Россию. Впрочем, и тем, кто стремился вернуться на родину, выбраться из сибирских губерний вследствие развала транспорта было очень трудно. Возникшие на территории Урала и Сибири антисоветские правительства не признали заключенного большевиками мира, а, следовательно, все военнопленные германцы и австрийцы вновь утратили шанс возвратиться на родину. Это создавало условия для поддержки ими советской власти. Некоторая часть вступила в формируемые по инициативе коммунистов интернациональные организации военнопленных, влилась в ряды Красной Армии, создавая там собственные подразделения или отдельные группы. 63 Так, по данным В.А. Данилова, в 1918 г. военнопленные железнодорожники г. Уфы, поддержав советскую власть, образовали социал-демократический комитет военнопленных, а 35 членов организации записалось в Красную Армию, мотивируя свою позицию необходимостью «защиты той социалистической власти, которая дала им свободу в чужой стране». Военнопленные Оренбурга отказались работать в железнодорожных мастерских, где белоказачьи отряды атамана Дутова пытались изготовить бронепоезд. В Красноярске охрану железной дороги и вокзала осуществлял интернациональный отряд красногвардейцев под командованием Г. Хорвата и Ш. Сабо. Отряд венгерских интернационалистов под руководством Ф. Мюнниха и К. Рейнера, сформированный в Томске, участвовал в боевых действиях против белогвардейских войск на Кунгурском участке Пермской железной дороги, а две роты отряда несли караульную службу на станции Лысьва5.. Сложнее формировалась политическая позиция чехов и словаков. Мятеж чехословацкого корпуса, охвативший всю Транссибирскую магистраль, увлек за собой и значительную часть транспортных рабочих чешской и словацкой национальностей. Однако установление колчаковской диктатуры в Сибири и на Урале и отказ правительств «демократической контрреволюции» признать Брестский мир, а также развернутая большевиками антибелогвардейская агитация изменили политическую ориентацию многих из них. Как видно из приказа № 412 по войскам 3-й армии Восточного фронта, в сентябре 1918 г. началось разложение чехословацких частей, участились случаи перехода чехов и словаков на сторону Красной Армии6. К зиме 1918–1919 гг. чехословацкий корпус был фактически потерян для белых как реальная военная сила. Перейдя на сторону советской власти, чехи и словаки организуют интернациональные воинские соединения. Заметный след в истории гражданской войны оставила интернациональная Камская речная военная флотилия, организованная в Перми в августе 1918 г. Начальником штаба этой флотилии являлся чех Иосиф Марван. Камская речная флотилия участвовала в боях под Еловом, Воткинском. Она не дала возможности судам белогвардейцев использовать Каму для наступательных операций7. Китайские рабочие, находившиеся на территории России, быстрее представителей других этносов проникались идеями социалистической революции. На них большое впечатление произвела социальная программа большевиков, декларировавшая освобождение трудящихся от социального и национального гнета. Они ожидали коренных изменений условий жизни и труда. До октября 1917 г. положение китайских рабочих было, в сущности, бесправным. Обычно их использовали на самой тяжелой работе, но труд оплачивался значительно ниже, чем труд остальных рабочих. Показателен пример строительства Мурманской железной дороги, где работали иностранные рабочие, прибывшие по вербовке из разных стран. Так, англичане получали здесь в день 7-8 руб. золотом, русские – 1 руб. 20 коп., а китайцы – 80 коп. К тому же рабочий день для англичан был установлен 8 час., а для русских и китайцев – 10 час. и выше8. До мая 1918 г. на родину выехало более 40 тыс. китайских граждан. Но чехословацкий мятеж, а затем колчаковщина надолго прервали сообщение с Китаем через Сибирь. В 1919 г. в рядах Красной Армии, партизанских отрядов, в частях ВЧК находилось до 40 тыс. китайцев. Китайские роты и полки входили в состав 3-й, 4-й, 5-й советских армий Восточного фронта9. 1930 гг. ознаменованы крупномасштабным индустриальным развитием советской страны. На Урале и Сибири закладывались гиганты машиностроения, формировалась вторая угольнометаллургическая база СССР, вводились в строй крупные металлургические предприятия, что детерминировало мощный рывок в развитии материально-технической базы транспорта. 62 % железнодорожных линий, сданных в эксплуатацию в СССР в первой пятилетке, приходилось на восточные районы, 30 % из них – в Урало-Кузбасском районе10. В сооружении и освоении промышленных и транспортных предприятий вновь участвовали рабочие и специалисты зарубежных стран. Их можно разделить на три группы. Первую группу составили специалисты и рабочие, прибывшие на основе договоров Советского правительства с зарубежными фирмами. Они консультировали, либо непосредственно участвовали в строительстве и освоении предприятий. Так, иностранные специалисты оказывали помощь в проектировании новых железных дорог на Урале, помогали устанавливать оборудование, закупленное в Англии, 63 64 Италии, Германии, Японии. Английская фирма «Метро-Виккерс» консультировала монтаж своих мотор-генераторов на электрифицируемой железнодорожной линии Чусовская–Кизел. Ко второй группе относились рабочие и специалисты, приехавшие в СССР на основе индивидуальных договоров и по идейным соображениям. Руководствуясь чувством, т.н. пролетарского интернационализма, они искренне стремились оказать действенную помощь первому в мире социалистическому государству. Некоторые из них являлись членами зарубежных коммунистических партий. Так, один из румынских специалистов писал в газете «Советская Сибирь»: «Я недавно приехал из фашистской Румынии, где господствует фашистский террор… Я счастлив, что приехал в Страну Советов, работаю в Сибстройпути, где познакомился с громадной программой строительства железных дорог Урало-Кузнецкого комбината. Сейчас занят чертежами железнодорожных станций, но скоро начну участвовать практически на стройках станций и железных дорог»11. Третья группа – рабочие и специалисты, которые в условиях мирового экономического кризиса и последовавшей за ним депрессии ехали в СССР в поисках заработка. Всего на Урале на 1 января 1932 г. было занято 355 иностранных специалистов и 574 рабочих, а на 1 июня 1933 г. – уже свыше 4 000 чел. По национальному составу среди иностранных специалистов были немцы, поляки, финны, чехи, американцы, венгры, болгары, румыны, хорваты, сербы, французы, итальянцы, бельгийцы, шведы, испанцы12. К сожалению, статистика не дает раздельных сведений по транспорту, они, как правило, приводятся совокупно с промышленностью. Но фрагментарные сведения по отдельным транспортным предприятиям позволяют утверждать, что немало иностранцев было занято на внутризаводском транспорте, который порой выделялся в самостоятельные цехи на заводах. Уральские заводы имели в своем распоряжении 20 железнодорожных веток. На Уральском заводе тяжелого машиностроения действовало фактически целое отделение железной дороги: длина путей транспортного цеха составляла 84 км, их обслуживало 17 паровозов и 509 вагонов, а в цехе было занято 720 рабочих. На сооружении Уралвагонзавода в Нижнем Тагиле трудилось 29 иностранцев. Но в целом удельный вес иностранцев среди рабочих и инженеро-технических работников Урала не превышал 1 %13. Советское правительство хорошо оплачивало труд иностранных граждан, создавало им благоприятные бытовые условия. Например, в 1932 г. 85 иностранных специалистов за свою работу на Магнитогорском металлургическом комбинате получили золотой валютой от 40 до 75 % заработка. Американские специалисты, занятые на Кузнецкстрое, обеспечивались благоустроенной квартирой, им предоставлялось спецснабжение продуктами питания14. Советские люди в основной своей массе проявляли гостеприимство, окружали иностранных рабочих вниманием и заботой. Что же касается властных структур, то они постоянно контролировали состояние работы с иностранцами. Данным вопросам в 1930–1931 г. были посвящены три постановления ЦК ВКП/б/15. Обкомы и крайкомы ВКП/б/, на территории которых имелись иностранные рабочие и специалисты, обязывались выделить ответственных инструкторов для работы среди них, а на предприятиях – назначить одного из членов парткома ответственным за этот участок работы. Иностранцы приглашались на открытые партийные собрания, вовлекались в профсоюзные и партийные организации, с ними проводились производственные совещания, лекции и беседы. Их стремились убедить в реальности большевистских темпов индустриализации и правомерности социалистического образа жизни. Часть специалистов, особенно американцы, не верили в реальность форсированных темпов индустриализации в СССР. Им казалась несбыточной затея по созданию Урало-Кузбасского промышленного района. Иностранные рабочие и специалисты, стоявшие на позициях пролетарского интернационализма, члены зарубежных коммунистических партий, либо вступившие в ряды ВКП/б/, наоборот, искренне стремились помочь советским людям в осуществлении их социальноэкономических преобразований. В целом опыт использования труда и специальных знаний иностранных граждан оказал положительное воздействие на решение многих экономических задач и благоприятно сказался на укрепление взаимосвязей с народами других стран, что имело немаловажное значение для 64 65 формирования предпосылок победы над фашизмом во второй мировой войне. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. Немцы. Россия. Сибирь. Омск, 1977. С. 163; Данилов В.А. Интернационалисты на Урале и в Сибири. Свердловск, 1972. С. 14 Немцы. Россия. Сибирь. С. 163. Данилов В.А. Участие корейцев в гражданское войне в крае // Корейцы в Тюменской области: Сборник материалов научной конференции / Ред.: А.П. Ярков, В.Б. Ли. Тюмень, 2005. С. 11. Устинов В.М. Китайские коммунистические организации в советской России // Вопросы истории КПСС. 1961. № 4. С. 108; Корея. История и экономика. М., 1958. С. 54. См.: Данилов В.А. Интернационалисты на Урале и в Сибири. С. 12, 14, 32, 74; Венгерские интернационалисты в Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1959. С. 225. Документы по истории гражданской войны в СССР. Т. 1. М., 1941. С. 372. См.: Данилов В.А. Интернационалисты ... С. 75. Устинов В.М. ... С. 108. Там же. С. 113. Железнодорожный транспорт. Итоги первой, план второй пятилетки. М., 1934. С. 138. Советская Сибирь. 1932. 18 марта. Бакунин А.В. Количественные и качественные изменения в составе рабочего класса Урала (1933-1937 гг.) // Рабочий класс Урала в период строительства социализма. Свердловск, 1982. С. 67-68. Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО). Ф. 4. Оп. 11. Д. 285. Л. 12, Оп. 10. Д. 780. Л. 14. См.: Матушкин П.Г. Урало-Кузбасс. Челябинск, 1966. С. 300-302. См.: Справочник партийного работника. Вып. 8-й. М., 1934. С. 414-415, 420-421, 428-429. 65 66 Кобозев В.Н. /Тюмень, Россия/ МЫ ПОМНИМ! И ХОТИМ ОБ ЭТОМ СКАЗАТЬ… Да, именно этого я уже добиваюсь долгие годы с некоторой периодичностью, несмотря на вынужденные паузы, связанные с ожиданием «спонсора». История эта так прочно вошла в сознание, что останется со мной до конца дней. Началась она тогда, когда по долгу службы (камнеобрабатывающие предприятия бывшей «Главтюменьгеологии») я постоянно общался с интересными и творческими людьми. А без творчества в камнеобработке – никуда. И как-то раз случай свёл меня с тюменским скульптором В. Афанасьевым, который и поведал мне эту потрясающую по своей трагичности (и вроде бы обыденности) историю: Георг Вильгельм Стеллер родился в 1709 г. и, получив неплохое образование (но не имея возможности воспользоваться на родине его плодами), наполненный духом романтизма, подающим большие надежды в науке он уезжает реализовывать свои планы в Россию. 1740 гг. стали «звёздными» в биографии Стеллера: были собраны богатейшие научные коллекция в экспедициях и походах; описаны результаты. Впервые в мире он зафиксировал флору и фауну Камчатки, Алеутских и Командорских островов. Очень необычна была «Стеллерова корова», поскольку именно Г. Стеллер впервые описал это морское млекопитающее. Да и, что там говорить, заслуг не перечесть, но что самое поразительное – всё это сделал иностранец для матушки-России… Заслуги учёного высоко ценят, а имя Г.В. Стеллера – обязательная принадлежность всех энциклопедий мира, включая Британскую, Брокгауза и Эфрона, БСЭ. Как известно, в ноябре 1746 г. проезжая Тюмень в 4 раз, Стеллер сильно простудился, заболел и скончался в возрасте 37 лет от роду. Так как по вероисповеданью Стеллер был протестантом, то возникла проблема «последнего земного приюта на сибирской земле». Таким стал крутой берег реки Туры, но неоднократные наводнения унесли могилу учёного в воду. Пытались мы с геологами в свое время найти надгробный камень (уверен, что он лежит недалеко от берега), но отсутствие средств мешает довести дело до конца. Довольно хорошо зная людей, в т.ч. бизнесменов, я начал обзванивать, совершать визиты в поисках единомышленников и денег на сооружение памятника. Первоначально с В. Афанасьевым мы утвердили эскиз будущего памятника. И что оказалось странным, нас с позором «отстегал» на страницах печати знаменитый краевед В.Е. Копылов: «помпезный» проект в виде памятника показался ему несерьёзным. Обращения к мэру Тюмени ограничились стандартным ответом: «Нет денег! Ищите спонсоров …» Если мы считаем себя цивилизованной нацией, а не «Иванами, не помнящими родства», то давайте отдадим последние почести великому учёному, сделавшему Россию великой научной державой. Давайте поставим памятник Георгу Вильгельму Стеллеру! Коновалова Е.Н. /Тюмень, Россия/ ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ТОБОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ В XVIII ВЕКЕ Систематическое изучение территории края началось в XVIII в. – в период первых научных экспедиций. Среди них были: I-я Камчатская экспедиция Беринга (1725–1728 гг.); Великая Северная экспедиция, или 2-я Камчатская экспедиция (1733–1743 гг.); Физическая экспедиция, или Академическая (1768–1774 гг.). До этого изучением края занимались отдельные исследователи. Например, в 1715 г. Г. Новиций написал первую этнографическую монографию на русском языке: «Описание о народе остяцком», в которой рассказывается о быте остяков и частью вогулов, а также излагается история миссионерской деятельности Ф. Лещинского1 и наблюдения автора. Новицкий был ссыльным украинцем, хорошо знавшим латынь и читавшим римских поэтов. Он был сослан в Тобольск вместе с украинскими казаками 66 67 в 1712 г. и здесь он пользовался расположением губернатора – князя М.П. Гагарина и митрополита Филофея. Последнего Новицкий сопровождал в его путешествиях для проповеди христианской веры «остяцким народам». После 1721 г., когда вместо Филофея на пост митрополита был назначен А. Страховский2, Новицкий получил должность надзирателя за исполнением христианских обычаев новокрещёнными. В этой должности он вместе со священником и был убит, скорее всего, после 1728 г. Геодезист П. Чичагов с 1721 г. в течение пяти лет работал по описанию северной части Западной Сибири, а затем Енисейской провинции и южной части Западной Сибири. Им были составлены четыре карты, которые хранятся в Париже, в собрании бывших академиков Петербугской академии И.Н. Делиля3 и Ю. Клапрота. Клапорт увёз их из России, а позднее в 1832 г. продал карты Национальной библиотеке в Париже4. Им были определены 9 полноценных астрономических пунктов, даны широты и долготы Тобольска, Пелыма, Тюмени, Туринска и др.5. В течение XVIII в. на территории края воеводы, чиновники, уездные землемеры вели работу по составлению ответов на вопросы анкет Татищева, Миллера и Ломоносова. В этих ответах содержатся данные о местоположении острогов, состоянии церквей, промыслах и ремёслах, мельницах, видах выращиваемых культур, породах домашнего скота. Для исследования территории России, в т.ч. Тобольской губернии Татищевым были разработаны две анкеты, которые явились первой научной программой комплексного изучения страны (т.е. географического, исторического, этнографического), а полученные по ней материалы – ценным историческим источником второй четверти XVIII в6. Первые попытки сбора сведений путём рассылки вопросов на места делались до Татищева, но анкеты, которые посылались в города, охватывали небольшой круг вопросов, были методически не продуманными, а подготовка ответов на местах находилась на низком уровне. При переводе географии И. Гибнера7 еще в 1717 г. по распоряжению Петра I глава о Русском государстве была выброшена как негодная, а Я.В. Брюсу8 было поручено составить новую, для чего было приказано собрать по запросам от всех городов «обстоятельные описания». Но судьба этих описаний оказалась печальной. Татищев объяснял, что «те описания от неискусных порядочно и достаточно по предписанным запросам сочинены быть не могли». Поэтому ответы были «неполны или неисправны или совсем негодны», смерть же Петра I «все оное присекла» и «те собранные описания остались в туне», «погнили и распропали»9. В.Н. Татищев (1686–1750) был разносторонним учёным и политическим деятелем, одним из образованнейших людей своего времени. Большую часть своей жизни – более 40 лет Татищев состоял на государственной службе, сначала военной, потом на дипломатической и административной. Он был управителем горных заводов Сибири, советником Берг-коллегии, начальником Оренбургской экспедиции, астраханским губернатором. По делам службы он постоянно разъезжал по всей России и вёл обширную переписку. Задачи своей административной деятельности Татищев понимал очень широко, включая в них организацию всестороннего изучения края и всей России, изучения быта населения, его прошлого, его производительных сил и ресурсов. Всё это охватывалось у Татищева общим понятием «география». В начале 1734 г. его послали в Сибирь «для размножения заводов». Здесь им было задумано составление географического описания, для чего скрупулёзно собирал и изучал источники, в частности «Сибирскую историю» ротмистра Станкевича XVII в.; разработал анкету – «предложение с вопросами», «что ко известию требуется», и «чрез губернию» (т.е. Тобольск) «во все городы» Сибири разослал, «а многим охотникам с обесчанием награждения роздал»10, с целью получения географических, исторических и этнографических сведений. Анкета Татищева 1734 г. насчитывала 82 вопроса и носила энциклопедический характер. Сама анкета до нас не дошла, но её содержание (её вопросы) восстановил Е.Г. Шапот11 по ведомостям провинциальных канцелярий. По содержанию первая анкета делится на разделы, где первый касался названий гор, рек, озёр; истории, экономике, топографии городов, сведений о жителях и их занятиях, промыслах, торговле, изучения природных явлений (о северном сиянии, отливах и приливах, зарницах и т.д.) и природных богатств, флоры, фауны, 67 68 распространённых болезней и их лечении. Второй раздел озаглавлен: «Для сочинения основательной географии сверх положения мест, городов, рек, озёр, гор и протчее нужно описание народов живущих, а наипаче идолопоклонников со всеми обстоятельствы». Этот раздел посвящён изучению народностей Сибири: о названии и самоназвании народов; о религии и религиозных обрядах (о вере и законе); о брачных; похоронных и других обрядах и обычаях; о географических названиях и языке. О языке был приложен список около 500 русских слов, которым требовалось дать перевод на языки народностей. Сбор сведений для ответов на вопросы вёлся служилыми людьми. В частности, надзиратель лесов Иван Куроедов делал записи языка вогулов (манси), живших по рекам Тагилу, Туре и Чусовой. Ответы на вопросы анкеты Татищева были несовершенны, т.к. большинство из них были кратки и формальны; отсутствовал этнографический материал. Иногда чиновники либо отговаривались незнанием дела, либо вообще обходили молчанием соответствующие пункты анкеты. Лишь в отдельных ответах – «ведомостях», упоминалось о пище сибирских жителей и существующих у них суевериях, приметах погоды, способах лечения болезней. В одном из писем в Академию наук Татищев писал: «Хотя я письменно просил очень многих воевод по губернии, чтобы они соблаговолили сообщить мне обо всём, что относится к «Описанию», однако, ничего ни от кого не доставлено, т.к. все заявляют, что без высочайшего указа не могут предоставить мне этих сведений»12. Анкетные материалы необходимы были Татищеву для его сочинений: «Общее географическое описание всея Сибири», «История и география Российская» и «Предложение о сочинении русской истории и географии Российской». В «Предложении…» он указывал, что «в России ни на каком языке яко географии, тако и ландкарт исправных нет», поэтому не только школьникам, но и для «полезных и нуждных обстоятельств правильно обучатся не по чему» 13. «Предложение»14 состоит из двух частей: а) аргументированной рекомендации о необходимости составления русской географии в сочетании с картографическими работами, б) 198 вопросов, по которым должен быть собран необходимый для этой цели материал. Анкета второй редакции делится на три раздела. Первый раздел включает вопросы о земной поверхности, реках, озёрах, заливах, о климате, флоре и фауне, ископаемых, о границах, о населении, промыслах, мануфактурах, ремёслах, сформированные под заглавиями: «О званиях», «О границах», «О свойстве и действе воздуха», «О водах», «О природном состоянии Земли», «О подземностях», «О жителях», «О жилищах». Этим темам посвящено 107 вопросов. Раздел второй «О народах идолопоклоннических какое известие о ных требуется» содержит 57 вопросов и относился только к Архангельской, Казанской, Астраханской, Сибирской и частично Нижегородской губерниям. Третий раздел «О магометанах» содержит 11 вопросов, а заканчивается анкета общим разделом, озаглавленным «Обсче паки до всех народов», где Татищев интересуется вопросами народной медицины, домашним бытом и др. Последний 198 пункт является инструкцией по изучению языков и описанию каждого народа. Татищев интересуется историей строительства и заселения городов, крепостей, островов, требует их архитектурного описания, собирает сведения об исторических событиях, как, например, войнах, мирных договорах, восстаниях и пр. Все исторические сведения Татищев просит собрать из местных архивов. Большое значение он придавал археологическим памятникам (вопросы 103-107). Те предметы, которые будут найдены в древних могилах, «к изъяснению истории весьма полезны», и «прилежно хранить, понеже и за глиняное заплатится не меньше, как за серебро»15. Татищев интересовался и вопросами палеонтологии: «… находятся ль каких животных кости в земле, в какой глубине, какой великости или тягости и цвета», «находят ли различные окаменелости и разных видов раковины, рыбы, деревья и травы, окаменелые плоды, семена и т. д., таковые собирать и их, или для великости неудобные смалевав, во Академию сообщат16». Все эти сведения Татищев рекомендовал собирать без принуждения, лаской, поручать это людям, понимающим значение поставленных вопросов и знающих язык и обычай того или иного народа. Ряд пунктов относится к вопросам народной медицины: болезням и их лечению, рецептам приготовления лекарств народными способами, названиям лечебных трав и т.п. При этом Татищев предостерегал от невежества и суеверия, веры в колдунов и ворожей. 68 69 Ответы на посланные Татищевым анкеты в Сибирскую губернию поступали к нему в течение ряда лет. Обычно они составлялись в канцеляриях и подписывались воеводами и канцелярскими служащими. Часть материалов была собрана под руководством геодезиста Ивана Шишкова. В 1737 г. ему Татищев предписал «Сочинять Тобольской провинции, уездов каждого особливую карту, яко: Верхотурского, Пелымского, Краснослободского, Туринского, Тюменского, Шадринского, Окуневского, Тарского, Тобольского, Якутского и до Томского»17. При составлении ответов канцеляриями были использованы официальные сведения переписных книг за 1719, 1723, 1729, 1737 гг.; данные окладных, таможенных, подушных и ясачных книг, ревизские сказки, росписи служилым людям. Для исторических справок привлекались летописи, грамоты и другие документы. Широко использовались устные сведения, собранные от местных жителей и других народностей, проживающих на территории того или иного города или волости. Вместе с тем, привлекались и представители коренных сибирских народностей, которые давали сведения об обрядах, обычаях, религии. Местные жители опрашивались воеводой с помощью толмачей (переводчиков). Дошедшие до нас ответы из городов Западной Сибири (Тары, Тобольска, Нарыма и др.) в подлинниках и копиях хранятся в библиотеке и архиве Академии наук 18. Анкетные материалы Татищева содержат в себе много новых, совершенно неизвестных исторической науке сведений. В числе их богатейший этнографический материал об остяках Тарского уезда, живших по рекам Оби и Кети; о вогулах, живших по рекам Туре, Сосьве, Лозве, Ляле в Пелымском уезде. Ответы, присланные из Тары, Тобольска и других городов насыщены большим фактографическим материалом и представляют огромный интерес. С обеими редакциями анкет, а также с некоторыми материалами, собранными воеводскими канцеляриями для ответов Татищеву, были знакомы и частично использовали участники 2-й Камчатской экспедиции Г.Ф. Миллер, И.Э. Фишер, так как ценность их была очень велика. Об этом свидетельствует сообщение астронома Н.И. Делиля в письме к жене (7 июля 1740 г.) о занятиях своих в Тобольске: «…Касательно же записок для географии, я, просмотрел без пользы каталоги всех находящихся в Тобольской канцелярии статей, отыскал только довольно объемистый волюм, с ответами из разных мест на вопросы, предложенные за пять лет пред сим г. Татищевым об истории, географии и других разных предметах. Так как было долго списывать вполне все эти ответы, то я ограничился только теми из них, которые преимущественно касаются географии…»19. Анкеты Татищева явились родоначальниками многочисленных анкет XVIII в., сыгравшие большую роль в изучении страны. Среди них – анкеты Г.Ф.Миллера и М.В. Ломоносова, ответы на вопросы которых поступали из Сибири в 1760–1768 гг. Сбор сведений Ломоносовской анкеты необходим был для «сочиняющегося Российского Атласа» и для «Политического и экономического описания всея империи, включая Сибирь». Ломоносов идя по пути Татищева, но сделав значительный шаг вперёд в разработке вопросов, составил специальную анкету вначале в количестве 13 вопросов. К вопросам он даёт разъяснения: просимые сведения должны содержать данные о том, «сколько в каждой губернии и провинции уездов, сёл и деревень и сколько в каждом селе и деревне дворов и числом душ для знания величины оных и для отвращения главных погрешностей, чтоб на карте не назначить малого, а не пропустить большого места. И чтоб о том во все губернии и провинции послать указы, и что именно во оных известиях писать, тому при сем приложен реестр»20. К этому представлению была приложена анкета из 13 вопросов21: Кроме того было послано от Академии наук доношение в Синод с указанием необходимости получить сведения о всех церквях и монастырях – для составления атласа и дать описание времени их построения для «сочинения Российской истории». Первоначальная анкета после обсуждения в Академии наук Ломоносовым была переделана, количество вопросов которой увеличилось до 30. Эти вопросы затем в 1760 г. были разосланы для заполнения по губерниям и провинциям. Анкета Ломоносова отличается глубиной и широтой содержания. 10 вопросов относились к физической географии. Спрашивалось о характере берегов озера или реки, на которой расположен город, её режиме, наличии препятствий для 69 70 судоходства и т.п. Получение по этой анкете исчерпывающих материалов с мест дало бы возможность Ломоносову составить подробное описание России. Особый интерес представляют 13 и 20 вопросы. Ломоносов, первым в науке подметивший закономерность в расположении крутых и пологих речных долин, стремился собрать соответствующие данные со всех мест, куда рассылались анкеты. Восемнадцать вопросов анкеты относились к области экономической географии. Эти вопросы чётко делятся на две группы. В первую из них включаются те, в которых запрашиваются сведения исключительно экономикогеографического характера: о типе города и характере его застройки, о занятиях населения, торговле, промышленности и сельском хозяйстве. Вторая группа экономико-географических вопросов даётся в связи с физико-географическими условиями и охватывает сведения, касающиеся главным образом судоходства, дорог, и использования природных ресурсов. Несколько особняком стоят в анкете два вопроса. В одном из них содержится просьба присылать карты и чертежи городов с «крестными местами» или их копии, а в другом – копии с летописных известий для «истории российской». Содержание анкеты Ломоносова позволяло собирать сведения для комплексной характеристики территории в её административных границах во главе с городом. При этом природные условия рассматривались в ней как ресурсы для экономического развития, а экономика – в связи с местными ресурсами и географическим положением территории. Составление ответов на ломоносовскую анкету занимались местные власти, использовавшие хранящуюся в воеводских канцеляриях документацию, показания «обывателей» и личные наблюдения. Об этом свидетельствует рукопись фонда Государственного архива Тюменской области (описание г. Тюмени и Тюменского уезда22), детально изученная О.В. Трофимовой23. Рукопись представляет собой ведомость – ответы на вопросы Академии наук, составленные Ломоносовым. По данным Трофимомой, ведомость составлена 5 октября 1760 г. секретарём Тюменской воеводской канцелярии Я. Нестеровым по сведениям, полученных из разных источников: из полиции, Духовного правления, магистрата, у сотских, в канцелярии, воеводской канцелярии. Находящаяся в архивном деле содержит 29 пунктов, в ней пропущен пункт 19, следовательно, смещена нумерация всех последующих 24. Материалы по анкете (Ломоносова) поступали с мест в Академию наук довольно медленно, но в 1763 г. поступившие материалы анкеты обрабатывались (под руководством Ломоносова) студентом И. Аврамовым. Однако Ломоносов не успел разработать богатейший материал и после его смерти материалы анкеты (с некоторыми дополнениями и материалами по анкете Шляхетского кадетского корпуса) были изданы Академией наук в 1771–1774 гг. под названием «Топографические известия, служащие для полного географического описания Российской Империи». Материалы по географии Сибири, собранные на Ломоносовскую и кадетскую анкеты, так и не были обработаны кем либо в XVIII в. Одной из причин такого отношения к ним явились новые более подробные и ценные материалы, привезённые из Сибири академическими экспедициями; которые нашли отражение в печатных трудах П.С. Палласа, И.И. Лепёхина, и Г. Георги, И.П. Фалька, но всё же и на основании их составить описание Сибири было невозможно, т.к. академические экспедиции 1768–1774 гг. охватили только часть края, и в отношении многих мест севера Сибири, Чукотки, Камчатки и других в распоряжении того, кто вздумал бы составлять сводное описание, находились только материалы первой половины века, преимущественно собранные во время Второй Камчатской экспедиции Миллером и его спутниками. Большинство этих материалов осталось в рукописях, и лишь немногие труды были напечатаны. При таком положении дела, в сущности, проще и легче было начать работу снова и собрать необходимые данные на местах в соответствии с теми задачами, которые ставились в 1770–1780 гг. Лещинский Филофей (1650–1727) – митрополит Тобольский и Сибирский (1702–1711), миссионер (1715–1720 гг.); Софронов В. Светочи Земли Сибирской: биографии архипастырей Тобольских и Сибирских / под ред. Архимандрита Макария (Веретенникова). Екатеринбург, 1998. С. 79-85. 2 Антоний Страховский – митрополит Тобольский и Сибирский (1721–1740); Софронов В. Светочи … С. 92-95. 1 70 71 Делили Николай Иосифович (1688–1768) – французский астроном и географ, профессор астрономии. В 1714 г. вступил во Французскую Академию наук. В 1724 г. путешествовал в Англии, а в 1726 г. по приглашению Екатерины I приехал в Петербург. (Более подробно см.: Лебедев Д.М. География в России Петровского времени – М.-Л., 1950. С. 254-256; История Академии наук СССР. Т. 1. (1724–1803). М.-Л., 1958. С. 95-101; Ефимов А.В. Из истории великих русских географических открытий. М., 1971. С. 248-256; Андреев А.И. Очерки по источниковедению Сибири. Вып. 2. XVIII век (первая половина). М.-Л., 1965. С. 68-71; Материалы для истории экспедиций Академии Наук в XVIII и XIX веках / Сост. В.Ф. Гнучева; Под общ. ред. В.Л. Комарова. М.-Л., 1940. С. 73-75; Пекарский П. Путешествие Николая Иосифа Делиля в Березов в 1740 году. Со снимками видов Березова, рисованных в 1740 году. СПб, 1863; Путешествие астронома Делиля и профессора Кенигсфельса из Петербурга в Березов» // Новости литературы. 1823. Кн. 14. С. 17; Кн. 16. С. 33. 4 Андреев А.И. Очерки … С. 19-20; Лебедев Д.М. География … С. 207-208. 5 Лебедев Д.М. География … 6 Шапот Е.Г. Анкеты В.Н. Татищева как источник по истории Сибири первой половины XVIII века // Проблемы источниковедения. М., 1962. Т. X. С. 131-153; Андреев А.И. Труды В.Н. Татищева по географии России // Татищев В.Н. Избранные труды по географии России. М., 1950. С. 3-36; Он же – Очерки … С. 311-328; 7 Андреев А.И. Труды … С. 9. 8 Там же. 9 Шапот Е.Г. Анкеты … С. 136. 10 Андреев А. И. Труды … С. 9. 11 Шапот Е. Г. Анкеты … С. 137. 12 Там же. С. 139. 13 Шапот Е.Г. Анкеты ... 140 14 Там же. С. 141-143. 15 Там же. С. 142. 16 Там же. С. 144. 17 Попов Н. Татищев и его время. М., 1861. С. 702. 18 ААН. Ф. 21. Оп. 5. Д. 149. 1737–1738 гг.; Д. 152. (1737–1738 гг.); Д. 153. (1737–1738 гг.); Д. 184. 19 Пекарский П. Путешествие Николая Иосифа Делиля в Березов в 1740 году. Со снимками видов Березова, рисованных в 1740 году. СПб., 1863. С. 39-40. 20 Гнучева В.Ф. Географический департамент Академии наук XVIII века / под ред. А.И. Андреева. М.-Л., 1946. С. 73. 21 Там же. С. 73. 22 Ф. И-47. Оп. 1. Д. 5209. Л. 117-120. 23 Трофимова О.В. Описание Тюмени и Тюменского уезда 1760 года по запросам Императорской академии наук // Славянские духовные традиции Сибири: материалы общероссийской научно-практической конференции: культура и просвещение, философия и история, язык и литература 23 мая 1999 г. Тюмень, 1999. С. 159-168. 24 Там же. С. 160 3 71 72 Костко О.Ю. /Тюмень, Россия/ ЛИЦО ВОЙНЫ И ЛИКИ ПОЛКОВОДЦЕВ В самом названии статьи уже заключен ее основной смысл: сколь бы безжалостна, бесчеловечна и губительна не была сама сущность войны, портреты, донесшие до нас сквозь века образы ее главных героев, зачастую умело маскируют облик тиранов и солдафонов. В их лицах мы видим идеальные образы эпохи, наложенные на судьбу конкретной личности, лишенные агрессии или самодовольства триумфаторов (…города сдают солдаты, генералы их берут..). Для анализа взяты произведения из фондов Тюменского областного музея изобразительных искусств, которые отличает время и техника исполнения, масштаб работ и дарований их авторов: это портрет Фридриха II – миниатюра конца ХVIII в. на кости, Наполеона – миниатюра, написанная маслом на дереве начала ХIХ в. и изображение О. Бисмарка – классическая станковая картина, написанная популярнейшим немецким живописцем Ленбахом в 1896 г. Любопытно проследить, как меняются стилевые направления, и вместе с ними трансформируются трактовка, антураж, характер и манеры «звездных» заказчиков. Портрет Фридриха II – воплощение одной из центральных идей человека эпохи Просвещения. Задача художника – не только передать материальную субстанцию, телесную оболочку, но и представление о достоинстве человеческой личности, у высокородных особ балансирующее на шаткой грани откровенной самовлюбленности. «Выше всего государственный интерес, о котором может судить только сам государь» – кредо Фридриха, отличающееся от фразы «короля-солнце» только по форме, но не по сути. Фридрих II (1712–1786), король Пруссии в 1740–1786 гг. в истории получил прозвище Великий. Главной задачей видел увеличение армии, ставшей по численности первой в Западной Европе. Вел многочисленные войны: за Австрийское наследство семилетнюю войну 1756–1763 гг., войну за Баварское наследство 1778–1779 гг. При нем был получен первый опыт объединения Германии под прусской гегемонией. Но этот «просвещенный деспот» интересовался наукой, литературой, философией, писал стихи и общался с Вольтером, как и требовала эпоха, когда «закончилась история и началась политика». Миниатюра создавалась, скорее всего, с живописного оригинала, совмещающего тип парадного и интимного портрета. С одной стороны художник уделяет огромное внимание антуражу – мундиру, регалиям, словно модель, не уверившись в своем запечатленном превосходстве, заручается поддержкой знаков. Ракурс сверху вниз , легкий намек на маску светской любезности – улыбку, утонувшую в уголках губ «закаленного вояки» и проницательный взгляд делает образ не столь одноплановым, только чтобы « в глазах был виден Марс». Отказываясь от шаблонного изображения полководца, гордо гарцующего на коне на фоне сражающихся и гибнущих людей, мастер делает ставку на просвещенную, гармонично развитую личность, просто ревностно исполняющую служебный долг. Лицо с резкими мимическими складками не очень гармонирует с буклями и пудреным париком, зато в художественной ткани миниатюры уже заложены предпочтения – акценты на лицо и орденскую звезду на мундире. Художник, ориентируясь на близкое расстояние между работой и зрителем, не только нуждается в тонкостях изобразительных средств, но сообщает небольшой костяной пластине максимальную эстетическую действенность. Генетическое родство миниатюры с орденскими знаками ощущается и в особой медальной выпуклости, которая слагается из оптического эффекта стекла, покрывающего хрупкую пластину и утрированно крупных черт лица. Герой словно вырывается наружу, в реальное пространство, что придает образу почти физическую активность. Это память о наградной, жалованной функции императорских изображений, стимулирующих на подвиги и славу. Ракурс вполуоборота и плавные контуры фигуры смягчают эту энергетику и хорошо сочетаются с овальным фоном изображения. Более крупная декоративная рама делает эту работу не только артефактом, но и красивой вещью в ансамбле интерьера, которая просится в руки, радует глаз и не стремится загрузить зрителя многозначной психологической трактовкой. 73 Неулыбчивое суровое лицо Бонапарта, в отличие от напускной любезности Фридриха, сразу вызывает отчуждение модели и зрителя, начисто устраняется от контактов и не заинтересовано производить впечатление и нравиться. Краски становятся более суховатыми и резкими, обретают чистоту и звучнось, рисунок более четкий, а образ – рельефный. Более естественным выглядит разворот фигуры в пространстве, так же трактованном условным фоном, но уже содержащим намек на световоздушное окружение. Техника масляной живописи устранила излишнюю декоративность и фарфоровую кукольность, свойственную миниатюре, и добавила серьезность облику полководца, хотя размер вещи по-прежнему остался камерным. Миру грез и фантазий ХVIII в. противопоставлен образ человека дела, не получившего трон и власть по наследству, а добравшегося до них благодаря собственной энергии и воле. Война 1812 г., всколыхнувшая всю Европу, заставляла людей надолго покидать свои дома. На память о близких они брали в дорогу миниатюрные портретные изображения, взамен присылая свои, что обусловило невероятный подъем искусства миниатюры. Данное произведение может быть подготовительным к более крупному портрету полководца, но и так оно вполне самодостаточно и завершено. Здесь нет одноплановой характеристики супергероя, хотя сложно превзойти Наполеона в мании величия. Сероватый колорит, тяжелый торс, голова, приплюснутая к плечам, создают ощущение понурости и подавленности полководца, для которого полоса побед сменилась чередой поражений. Неизвестно, таится ли здесь попытка развенчания сверхчеловека, противопоставленная работам Энгра, сравнивающего Наполеона с Зевсом, или романтическому баловню, избраннику Фортуны у Жерико, а так же огромному количеству различных портретов Наполеона в разных техниках, размерах и стилях. Но сильно впечатляет настроение одиночества, замкнутости и изоляции от всего, что не разделяет или не способно понять все величие его натуры. И хотя злой рок привел завоевателя к краху, этот герой может быть все равно интересен и вызывать разную гамму чувств у зрителя: от восхищения до жалости. Этот портрет уже является более сложным, неоднозначным и глубоким, хотя и созданным в русле романтических традиций. Чем дальше шло время, тем больше наполеоновские идеи, ставшие для молодых честолюбцев ХIХ в. символом безграничных возможностей, теряли свою состоятельность. У реалистов второй половины ХVIII в., прошедших школу бидермайера, буржуазного самодовольства и приземленного мышления, уже иной взгляд на модель. Они рассматривают человека как «подробность», равнозначно взирая на разные вещи – лицо, натюрморт или пейзаж. Герой на портрете равнозначен самому себе, художник пытается донести до нас достоверную информацию, способную конкурировать с беспристрастным взглядом фотообьектива. Бисмарк не похож на предыдущих изображенных – он более демократичен и по статусу, ему не светит престол, хотя карьеру сына архитектора, дослужившегося до канцлера, можно считать блестящей. Некогда полновластный министр, ответственный за судьбу Пруссии и королевской власти, который «вел дуэль с народом, из которой вышел победителем», правил истинно «железной» рукой, закладывая фундамент новой объединенной Германии. Не будучи императором, он наложил печать на всю историю второй половины ХIХ в. и отказался променять свое историческое имя на громкий титул Герцога Ладенбургского, сохраняя способности на старости лет совершать лихие героические поступки. Пристрастия к дуэлям и «умение пить, не теряя ясности рассудка» выдают в нем натуру страстную и продуманную одновременно. Портрет Франц фон Ленбах написал с дряхлого старика, чья карьера уже завершилась, но магнетизм личности остался. Крупное парадное изображение не в силах скрыть увядание – отвисший подбородок, чрезмерно красное от пагубных пристрастий лицо, оловянные глаза, ставшие водянисто – блеклыми и впалые щеки вкупе с непроизвольно приоткрывающимся ртом. И здесь на помощь мастеру приходит золотой фонд мировой живописи, в частности автопортрет старого Тициана, свободно и сочно написанный в золотистой и черно – белой благородной гамме. Несколько эклектичный, близкий к эскизному стиль, пользовался невероятной популярностью и напоминал об открытиях импрессионистов во Франции, для которых самое главное – внешнее собственное впечатление. Создавая ощущение непринужденности изображения модели, не утомленной долгим позированием, бравируя легкостью кисти и темпераментом письма, Ленбах не 73 74 подгоняет модель под канон идеала. Для него человек – это уникальная личность , самоценная и единственная в своем роде. Бисмарк – это «характер», причем «железный», и до старости сохранивший природу своего характера. Кох О.О. /Тюмень, Россия/ ГОДЫ УЧЕНИЧЕСТВА ГЕОРГА ВИЛЬГЕЛЬМА СТЕЛЛЕРА «Все мы родом из детства». Поэтому, создавая виртуальный памятник великому ученому, воссоздавая эпоху, в которую он жил и творил, следует отразить и период его жизни на родине. Конечно, мы больше, чем немцы, имеем оснований, считать его своим ученым. Ведь все, чем он стал известен миру, он совершил у нас. Там он только учился. Но, как и чему учился? Какие основы заложили в нем школа и университет? Тема к тому же весьма актуальна сейчас в России (поиск корней, ориентация на традиции, финансирование, положение учительства, свобода преподавания и исследования и т.п.) Как известно, Г.В. Стеллер родился в 1709 г. в г. Виндсхайм, в 40 км от Мюнхена. Его отец был местным кантором и органистом евангелической церкви. В семье было одиннадцать детей. Вильгельм стал четвертым от второго брака. Виндсхайм был маленьким и весьма зажиточным городом, известным по хроникам с 741 г. Но тут грянула тридцатилетняя война. Город оказался на пути передвигающихся войск, и бесконечные постои, грабежи и контрибуции привели его в полный упадок. Все это сопровождалось несколькими эпидемиями, так что в 1635 г. в нем насчитывалось только 50 жителей. Достойно удивления и восхищения, что к моменту рождения Стеллера город почти оправился от бедствий. С 1400 г. в Винсхайме существовала Латинская школа, позднее преобразованная в гимназию. Вопреки этим бедствиям гимназия не закрылась. Более того, при ней сохранился и пансионат для детей беднейших слоев населения. Вот в этой-то гимназии и учился будущий исследователь с 1713 по 1729 г., войдя в нее 4-летним ребенком и выйдя 20-летним юношей. Последние пять лет он жил в интернате с бесплатным питанием, еще и потому, что учился блестяще. Первыми предметами в гимназии были древние языки – латынь, греческий – и религия. Однако значительное место в расписании занимали история, философия и естествознание. Кроме гимназии город имел приличную по тем временам библиотеку (3500 томов). Ее основу составили книги упраздненного августинского монастыря – в протестантизме нет монашества как такового. Кроме книг город получил монастырское имущество, земли и деньги. Деньги были заложены, а на проценты учреждены стипендии студентам. И вот, зачитав на выпускном акте свой трактат в стихах: «О громе как проявлении и доказательстве божиих деяний», он, снабженный стипендией от городской общины, отправляется в университет города Виттенберга изучать теологию. Виттенберг ничем, кроме университета (существовал с 1502 г.) да деятельности реформаторов Мартина Лютера и Филиппа Меланхтона славен не был. Во время тридцатилетней войны и войны со шведами (тот самый Карл ХII!) город тоже сильно пострадал (оккупация, налоги, инфляция и пр.). Приток поступающих студентов из других регионов страны резко сократился и даже начался отток учащихся, что сильно сказалось на городской казне. Интересно и даже занятно, как университет «выживал» в этих условиях. Университет удешевил расходы на защиту вожделенных докторских диссертаций, были упразднены до этого обязательные подарки и пиры («банкеты», по-нашему) для профессуры. Кроме того, для местного студенчества сохранялись многочисленные городские и частные фонды, а также дешевые и бесплатные столовые. Как успешный студент Стеллер получил право проповедовать в окрестных храмах. Не забудем и о стипендии. Кроме теологических дисциплин любознательный студент слушал лекции по искусству, этике, юриспруденции, политике, изучал новые языки, медицину и занимался в анатомическом театре. Через два года он покидает Виттенберг и, после краткого пребывания в Берлине и Лейпциге записывается в университет Галле, опять на факультет теологии, но больше интереса и времени уделяет естественным наукам: зоология, медицина, ботаника. Так как виттенбергской стипендии он здесь лишился, пришлось зарабатывать на жизнь репетиторством и помощником учителя. 74 75 Последнее давало ему право на бесплатное питание, на так называемый «свободный стол» для учителей. Университет в Галле (основан в 1694 г.) составлял мощную конкуренцию другим университетам, особенно своими теологическим и медицинским факультетами. Теологический факультет под руководством А. Франке стал центром пиетизма. Его влияние выходило далеко за пределы немецких земель, в том числе сказывалось в Северной Америке и в России. А медицинский факультет впервые ввел практику клинических консультаций и преподавание для старших семестров «у постели больного». Известен был университет и различными школами, институтами и фондами, которые основал Франке. В них учились и многие «птенцы великого Петра». Пиетистская школа существовала и в Тобольске. Благодаря Франке университет стал центром изучения русистики и славистики, каковым остается и сейчас. «Фонд Франке» существует до сих пор, и является головным учреждением Германии по изучению и изданию наследия Стеллера. В нашей региональной периодике высказывалась гипотеза, что страсть к приключениям и дальним странствиям у Стеллера мог пробудить роман «Робинзон Крузо». Возможно. Однако более вероятно, что на это повлияли книги И. Шнабеля под общим названием «Остров Фельзенбург» весьма популярная первая немецкая робинзонада, полу авантюрный, полу утопический роман, первые два тома которого появились в Галле во время пребывания там нашего студента. Однако одно не исключает другого. В 1734 г. Стеллер закончил свою учебу блестяще сданным экзаменом в Берлине и (т.к. перспектив найти работу в университетах у него не было) решил отправиться в Россию, где, по слухам, многие соотечественники хорошо устроились. Через Штеттин он прибыл в осажденный русскими войскам Данциг и предложил свои услуги военному госпиталю. Позже с транспортом раненых он прибыл в новую столицу русской империи и, благодаря протекции Феофана Прокоповича, оказался в академии. Но это уже другая глава в его жизни – жизни на русской службе. Кузьмин И.В., Драчев Н.С. /Тюмень, Россия/ Н.С. ТУРЧАНИНОВ – ВЫДАЮЩИЙСЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ СИБИРСКОЙ ФЛОРЫ Наше прошлое быстро покрывается слоем пыли, которое делает его неразличимым Г. Шевалье Жизнь и деятельность Николая Степановича Турчанинова являют собой яркий пример научного подвига: «ни до, ни долго после него, нельзя указать ни одного ботаника-флориста с русским именем, столь блестяще заявившим себя в области ученого исследования флоры русской и всемирной» – писал Д.И. Литвинов (1909). Первые годы жизни Турчанинова связаны с Воронежем и Харьковом, где он уже с малых лет активно интересовался растениями. По окончании в 1814 г. университета, Н.С. уезжает на гражданскую службу в Петербург в должности контролера Министерства юстиции, позднее – Министерства финансов. В часы досуга он общался со всеми тогдашними ботаниками и совершал экскурсии для изучения флоры окрестностей города. В 1825 г. выходит его первая ботаническая статья – с существенными дополнениями к флоре губернии. Через три года Турчанинов получает назначение на гражданскую службу в Иркутск – край, растительность которого была изучена чрезвычайно плохо. Все свободное время Турчанинов тратит на сбор и гербаризацию растений, пересылает их в Петербург, описывает новые виды. Эти труды принесли ему в 1830 г. избрание членом-корреспондентом Академии наук. Одновременно с избранием, Турчанинов был назначен Академией на должность «ученого путешественника между Алтаем и Восточным океаном» (Базилевская и др., 1957), что позволило 75 76 ему полностью освободиться от госслужбы. Четыре следующих года он целиком употребил на путешествия по юго-восточной Сибири, на изучение растительного покрова и сбор растений обширного края, простиравшегося с севера на юг на 854 и с востока на запад на 1814 км. Лодки и лошади далеко не всегда помогали в путешествиях. Так, в 1834 г. в путешествии по берегам р. Ангары он прошел пешком свыше 100 км по Якутскому тракту. Во время путешествий Турчанинов собрал обширные гербарии, среди которых оказалось множество новых видов и родов растений, которые и были впервые им описаны. В 1835–1845 гг. Турчанинов вновь вернулся на гражданскую службу, а некоторое время исполнял обязанности губернатора Красноярска. Занятость по службе вынудила его резко ограничить объем своих ботанических изысканий, которые, впрочем, никогда не прекращались полностью. В Красноярске он сдружился со специалистом по семейству сложноцветных Х.Ф. Лессингом, который прожил в этом городе 15 лет. Наибольшая часть сборов Лессинга поступила в травохранилище Турчанинова. В Красноярске Турчанинов также выращивал из семян многие растения, а в 1841 г. туда приезжал ученик И.П. Кириллов для научной обработки ботанических коллекций, собранных им и Карелиным в экспедиции по Алтаю, Джунгарии и Джунгарскому Алатау. В 1845 г. Турчанинов вышел в отставку, получил скромную пенсию и уехал в Таганрог. По отрывочным сведениям и сохранившимся сборам, он гербаризировал в окрестностях города и посетил Феодосию (Крым). Турчанинов мечтал о путешествии в тропики (Бразилию), но несчастный случай в Таганроге навсегда лишил его возможности путешествовать: поднимаясь по лестнице, чтобы поставить на место пачку с растениями, Турчанинов упал и сильно повредил ногу – до конца жизни он вынужден был пользоваться костылем. Всю жизнь он прожил один, не имея семьи. Собранные Турчаниновым обширные гербарии требовали научной обработки. Еще из Сибири он вступил в обширную переписку с русскими и зарубежными учеными с целью обмена сибирских растений на растения европейсих и тропических стран. В результате обмена у него сосредоточился огромный гербарий, насчитывавший порядка 52 000 видов растений, включая экземпляры, полученные от крупнейших ботаников того времени из самых разных стран мира. Уже в Иркутске Н.С. установил особо тесную связь с выдающимся швейцарским ботаником О.П. Декандоллем. По словам М.Г. Попова (1957), «для Декандолля послыки Турчанинова, содержащие сотни неизвестных никому видов, были ценнейшей подмогой; он в свою очередь посылал Турчанинову гербарии растений из Южной Африки, Южной Америки, Австралии, которые поступали к Декандоллю от иностранных путешественников. Так почти через весь континент, из Иркутска в Женеву и из Женевы в Иркутск бежали почтовые тройки с драгоценной кладью…». В 1838 г. Турчанинов опубликовал список растений Байкало-Даурии с 1 368 видами. Перу его принадлежат и многие другие издания, в т.ч. монографические обработки семейств горечавковых, бурачниковых, зонтичных. Основной же его труд – «Байкало-Даурская флора», – публиковался фрагментами в «Бюллетене Московского общества испытателей природы» с 1842 по 1857 г. на латинском языке. Во флоре было описано 1 454 вида растений. в т.ч. 15 новых родов и 170 видов. Труды и гербарий ученого уже при жизни его пользовались мировой известностью. Свой гербарий он в 1847 г., после увечья, предложил в дар Харьковскому университету на минимально приемлемых условиях (комната при университете и 600 руб. в год на поддержание и пополнение гербария). Одновременно с гербарием университет получил личную ботаническую библиотеку ученого, насчитывавшую 197 названий. В течение последующих 16 лет Н.С. продолжал обогащать свою коллекцию и заниматься наукой. "С раннего утра до позднего вечера работал он, едва употребляя три часа в продолжение дня на отдохновение" (Борисяк, 1864). Выйдя в отставку, Н.С. особенно энергично принялся за изучение тропических растений своего гербария. А.Н. Бекетов (1860) вспоминает об этом так: «В маленькой светлой комнатке, большой стол которой завален связками бумаг, книгами и сухими растениями, сидит в кресле старый, но еще бодрый человек; он довольно тучен, волосы и усы его уже поседели, но черные, яркие глаза приветливо блестят, обращаясь к входящим. Он в халате и грудь его нередко на распашку; перед ним старая лупа на 76 77 ножке и сухие растения из Америки, Новой Голландии, Африки и проч. У стены стоят костыли, свидетельствующие о недуге трудящегося старца». Однако мировая слава не избавила его от сильнейших материальных затруднений. Университет позорно не выполнил своих обязательств: 15 членов Совета проголосовали против. 7 – за, лишив больного престарелого заслуженного ботаника всякой поддержки. Комнату у него отобрали. Ученый вынужден был написать министру, прося «обратить милостивое внимание на положение беспомощного старца, посвятившего все свое время на пользу любимой науке». Через неделю, так и не дождавшись ответа, старый ученый скончался. Впрочем, ответ министерства был отрицательным. Во время Великой Отечественной войны фашисты, временно захватившие Украину, вывезли гербарий Н.С. Турчанинова из Харькова, где он хранился. Гербарий был погружен в вагоны и отправлен в Германию. Но при наступлении Советской Армии он застрял и был в итоге возвращен в Киев, где и сохраняется в настоящее время в Институте ботаники Академии наук. Значительные сборы хранятся также в Ботаническом институте РАН в Петербурге и других гербариях. Большая часть личного архива погибла во время войны, в т.ч. ценнейшая для истории ботаники переписка Турчанинова со многими отечественными и зарубежными учеными (Н.И. Анненков, А.А. Бунге, Г.С. Карелин, К.Ф. Ледебур, К.А. Мейер, Э.Л. Регель; Аза Грей, Бентам, Буассье, Гукер-сын, Мартиус и др.). Гербарий, вобравший огромное количество оригинальных образцов, по которым описано множество таксонов, в настоящее время признан классическим. Всего он описал огромное число новых таксонов: свыше 100 родов и более 1 000 видов, назвав ряд из них в честь русских ботаников. В честь Турчанинова различными ботаниками названо 16 видов растений. Список работ Турчанинова и источников о нем помещен в работе С.Ю. Липшица (1964). Портрет Н.С. Турчанинова (литография с даггеротипа 1852 г.). 1. Базилевская Н.А., Мейер К.И., Станков С.С., Щербакова А.А. Выдающиеся отечественные ботаники. М., 1957, С. 105-112. 2. Бекетов А.Н. Николай Степанович Турчанинов. Отрывок из Харьковских воспоминаний // Вестник естественных наук, 1860, II, 34-35, С. 1082-1108. 3. Борисяк Н.Д. Несколько слов о Н.С. Турчанинове // Извлечение из Отчета о Состоянии и деятельности имп. Харьк. ун-та за 1865 г. Харьков, 1966. С. 10-19. 4. Липшиц С.Ю. Жизнь и творчество замечательного русского ботаника-систематика Н.С. Турчанинова (К столетию со дня смерти) // Ботанический журнал, 1964, Т. XLIX, № 5, С. 752-766. 77 78 5. Литвинов Д.И. Библиография флоры Сибири. СПб., 1909, 6, С. 317-322. 6. Попов М.Г. Флора Средней Сибири. М., 1957. Т. 1. Кукушкина А.Р. /Караганда, Казахстан/ СПЕЦИФИКА РЕПРЕССИЙ ПРОТИВ СОВЕТСКИХ (РОССИЙСКИХ) НЕМЦЕВ В настоящее время опубликовано большое количество документов, раскрывающих ход репрессий в советском тоталитарном государстве, повлиявших на судьбу советских (российских) немцев. За последние десять лет в различных странах мира вышел ряд монографий, сборников документов и статей, касающихся депортации немцев. И все же исследование этой глобальной темы, различных ее аспектов, остается еще недостаточно изученной и требует более детального ее рассмотрения. В 1930–1950 гг. генофонду отечественных немцев был нанесен невосполнимый ущерб. Накануне массовых политических репрессий И.В. Сталин изрек: «Не бывало и не может быть случая, чтобы кто-либо мог стать в СССР объектом преследования из-за его национального происхождения». На самом деле советские власти основательно подготовились к геноциду по национальному признаку. По данным Б. Пинкуса, еще весной 1934 г. ЦК ВКП/б/ обязал наркоматы и другие госучреждения собрать полные и точные сведения обо всех немцах, работающих в СССР. Красноречивым свидетельством поворота в области национальной политики можно считать Постановление ЦК ВКП/б/ от 5 ноября 1934 г. «О борьбе с контрреволюционным фашистским элементом в немецких колониях», породившее настоящий разгул политических репрессий в отношении неугодного народа. Суть данного документа сводилась к тому, что «в районах, населенных немцами, за последнее время антисоветские элементы активизировались и открыто ведут контрреволюционную работу… Советская власть не потерпит малейших попыток антисоветских действий и не остановится перед тем, чтобы отказать им проживать в СССР и изгнать из пределов СССР». Поводом для принятия решения послужило получение некоторыми российскими немцами индивидуальной гуманитарной помощи из-за границы1. Достаточно сложно определить из общего числа заключенных тех, кто отбывал срок по политическим мотивам. Ответом могут служить учетные карточки, которые хранятся в Центрах правовой статистики Караганды, Астаны, Алматы и других городов Республики Казахстан. Эта картотека может служить наиболее достоверным источником для получения ответа на такие вопросы, как: общее количество заключенных, осужденных по политическим мотивам; гендерный аспект; возрастной и национальный состав и т.д. До сих пор исследователи не пришли к единому мнению о численности осужденных: одни предполагают, что количество заключенных Карагандинского исправительно-трудового лагеря составляла 1 млн.; другие, что их численность достигала порядка 2 млн. Согласитесь, разница существенна. Нельзя забывать и то, что вместе с политзаключенными отбывали наказание осужденные за уголовные преступления. В результате работы с учетными карточками Центра правовой статистики г. Караганды, проведения интервьюирования с бывшими политзаключенными, знакомства с их делами, позволило сделать вывод о том, что процент немцев от общего числа осужденных по 58 статье, отбывавших наказание в КарЛАГе НКВД, незначителен. Что касается Акмолинского отделения КарЛАГа, то здесь отбывали наказание женщины 41 национальности, а из общего количества 5 284 заключенных 55 % составляли русские. Там же было: 11,6 % женщин еврейской национальности; украинки – 10,8 %; немки – 2 %2. Не думаю, что здесь определялись приоритетные направления политики государства по национальному вопросу, так как все они являлись членами семей «изменников Родины» и отбывали наказание за то, что их мужья, отцы и братья были объявлены «изменниками Родины». В целом по ГУЛАГу на 1940 г. общее количество заключенных составило 1 269 785 чел., в т.ч. немцев – 18 149 чел. (1,7 %)3. Из приведенных сведений напрашивается вывод, что национальный состав лагеря определил наиболее «стратегически значимые» в политическом отношении регионы, в благонадежности 78 79 которых сталинское руководство было заинтересовано, прежде всего, – это центр и юг России, Украина, Поволжье, Казахстан, Кавказ, Прибалтика. Если в годы массовых политических репрессий страдали отдельные личности, слои населения, то с началом войны началась беспрецедентная акция по массовой ликвидации национальных образований и депортации народов, «неугодных» советской власти. Тоталитарный режим не мог существовать без непрестанной борьбы с врагами. И на этот раз было введено новое понятие «народы – враги». И, наконец, 28 августа 1941 г. принято Постановление СНК СССР и ЦК ВКП/б/ «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья», где констатировалось, что «по достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, полученному из Германии, должны произвести взрывы в районах населенных немцами Поволжья. Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий Президиум Верховного Совета признал необходимым переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья в другие районы»4. Только осенью 1941 г. в Казахстан было депортировано 350-400 тыс. немцев. Подготовка и проведение операции по выселению немцев Поволжья были возложены на начальника ГУЛАГа НКВД СССР В. Наседкина. По воспоминаниям очевидцев депортация немецкого населения сопровождалась провокациями спецслужб, тогда как бывший сотрудник КГБ А. Кичихин утверждал, что с января по март 1941 г. местными органами (несмотря на настойчивое подталкивание из центра) не было заведено ни одного дела по «немецкому шпионажу». С 22 июня по 10 августа, по его же данным, за «шпионаж» арестовали лишь двух, а за «диверсионные намерения» – трех жителей АССР НП. На первый взгляд, политика советского государства являлась абсурдной и никак необоснованной, но изучение репрессивной политики показывает – насколько изощренные и неожиданные методы использовались; как разворачивалась цепочка карательных мероприятий. Под оправдание репрессий подводилась широкая нормативно-правовая база, состоящая из Постановлений ЦИКа Президиума Верховного Совета и СНК СССР, а также приказов и распоряжений ОГПУ, НКВД, Наркомюста, Прокуратуры. По словам А.И. Солженицына, ссылка немцев была то же, что раскулачивание, только мягче, потому что больше вещей разрешали взять с собой. Хотя на самом деле, по свидетельствам очевидцев, «больше вещей» (до тонны на семью) разрешалось брать только на бумаге, т.к. их невозможно было разместить в набитых людьми эшелонах. Начало Трудармии положило Постановление Совнаркома СССР № 2130-972сс от 7 октября 1941 г., где было предписано сформировать «рабочие колонны» общей численностью 300 тыс. чел. Далее последовало Постановление ГКО № 1123сс от 10 января 1942 г. о мобилизации на время войны немцев-мужчин в возрасте от 17 до 50 лет, выселенных в Западную Сибирь и Казахстан. Через несколько месяцев в Трудармии оказалось все, наиболее работоспособное, немецкое население: мужчины от 15 до 55 лет и женщины от 16 до 45, за исключением беременных и имевших детей до 3 лет5. Таким образом, в январе 1942 г. в Казахстане оказалось 61 217 немцев, в т.ч. в возрасте от 16 до 50 лет – 10 255 чел. Ажиотаж, наблюдавшийся в конце 1980–начале 1990 гг., прошел, оставив для исследователей огромное количество разноречивых воспоминаний репрессированных, но все они сводятся к одному главному выводу, что в годы массовых политических репрессий безвинно пострадала большая часть советских людей, в т.ч. и немцев. Репрессии, беспощадная эксплуатация труда миллионов людей в каторжных условиях нанесли обществу невосполнимый урон. Но руководство страны эта проблема не беспокоила, так как на первых порах она была экономически выгодной. Незначительные расходы на содержание и жесткая эксплуатация в лагерях выгодно отличала использование труда заключенных от применения труда вольнонаемных. Из воспоминаний Д. Вика: «За то, что мои родители - немцы, я пять лет находился за колючей проволокой. Нас, трудармейцев, называли фашистами. Слепое повиновение считалось 79 80 нормальным явлением. В такой обстановке я научился бояться и молчать. Так ковались рабы…Непосильный труд, нищенская жизнь, недоедание и простуды вызывали массовые заболевания, приводили к быстрому истощению и высокой смертности. Чтобы снизить показатели смертности трудармейцев в лагерях решили самых слабых безнадежных выбраковать – актировать»6. 21 декабря 1942 г. от замнаркома внутренних дел СССР Круглова и начальника ГУЛАГа Наседкина было отправлено письмо Народному комиссару внутренних дел СССР Берия об освобождении 3 800 немцев-инвалидов, восстановление трудоспособности которых невозможно и направлении их к местам расселения немцев. Всего же 118 000 немцев на тот момент находились в рабочих колоннах на стройках при лагерях НКВД. Сравнивая концентрационные лагеря нацистской Германии и исправительно-трудовые лагеря СССР, В. Шаламов выделил одно существенное различие, назвав ИТЛ «Освенцимом без печей». Нельзя сказать, что создание лагерной системы – исключительное явление, присущее лишь для советской страны, и лишь в эпоху сталинизма. Характерно, что именно в 1930 гг., параллельно с советской системой лагерей, формировалось и нацистская. Из чего можно заключить, что создание лагерной системы является необходимым атрибутом государств с тоталитарными режимами. В середине 1930 гг. в Германии насчитывалось 7 концентрационных лагерей, но уже в 1939 г., были учреждены «вспомогательные лагеря» – т.н. трудовые, использующие даровую рабочею силу. Тогда была создана система лагерей, насчитывающая более 60 видов: лагеря для перевоспитания, для интернированных, трудовые лагеря, каторжные, для пленных, для заложников и др. Не менее своеобразно была устроена и система ГУЛАГа. Но если система гитлеровских лагерей была разрушена в 1945 г., то советская система ГУЛАГа еще продолжала существовать. Коснулось она и советских (российских) немцев. Только 5 июля 1954 г. вышло Постановление Совета Министров № 1439-649сс «О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпоселенцев» в течение августа-ноября 1954 г. с учета в органах МВД сняты все дети спецпоселенцев до 16-летнего возраста. Спецпоселенцам-немцам старше 16-летнего возраста предоставлено право свободного проживания в республиках, краях и областях, на территории которых они расселены. И здесь же: в отдельных беседах и на собраниях зафиксированы высказывания немцев, в которых они выражают благодарность партии и правительству за проявленную о них заботу. На февраль 1955 г. в местах поселений под надзором органов МВД еще находились 718 608 немцев, в т.ч. и на территории Казахстана – 258 677. Замечено, что основная масса немцев к порученной работе относится добросовестно и за время нахождения на спецпоселении показала себя положительно, активно включилась в хозяйственную и культурную жизнь и, более того, обосновалась в местах нового жительства. Снятие с немцев ограничений по спецпоселению не повлекло за собой возвращение имущества, конфискованного при выселении. Немцы не имели права возвращаться в места, откуда они выселены. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 августа 1964 г. снял обвинения против немцев, но ограничение в выборе места жительства продолжало сохраняться. И, наконец, последующие годы ознаменованы некоторыми актами о воссоздании государственности ряда депортированных народов и восстановлении прав их представителей. В их числе: указ Президиума Верховного Совета СССР от 3 ноября 1972 г. «О снятии ограничений в выборе места жительства, предусмотренного в прошлом для отдельных категорий граждан»; декларация Верховного Совета СССР от 14 ноября 1989 г. «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав». В годы независимости принят Закон Республики Казахстан от 14 апреля 1993 г. «О реабилитации жертв массовых политических репрессий». Таким образом, на протяжении долгого времени советские (российские) немцы испытывали ущемление прав, выраженное в: ликвидации немецкой автономии и насильственном выселении с нажитых мест; ограблении и принудительном труде в «рабочих колоннах»; положении 80 81 спецпоселенцев. Существовало в течение длительного времени в ряде регионов СССР и враждебное отношение к немцам. Исследуя трагические страницы истории советских немцев, мы выполняем гражданский долг перед теми, кто стал жертвой репрессий и перенес тяготы и утраты, связанные с произволом и незаконными действиями со стороны советского государства. Строительство правового пространства возможно только при учете и изучении негативных процессов истории в целях их преодоления. Дизендорф В. Прощальный взлет / Судьбы российских немцев и наше национальное движение. Кн. 1. От национальной катастрофы к попытке возрождения. М., 1997. С. 110-111. 2 См.: Кукушкина А.Р. Акмолинский лагерь жен «изменников Родины»: история и судьбы. Караганда, 2002. С. 62. 3 Охотин Н., Рогинский А. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937-1938 гг. // Наказанный народ. Репрессии против российских немцев. М., 1999. С. 56-57. 4 Бугай Н.Ф. 40-е годы: «Автономию немцев Поволжья ликвидировать…» // История СССР. 1991. № 2. С. 173. 5 Постановление ГКО-1123сс «О порядке использования немцев-переселенцев призывного возраста от 17 до 50 лет /Мобилизовать немцев в рабочие колонны… И. Сталин»: Сборник документов (1940-е годы) / Сост. Н.Ф. Бугай. М., 2000. С. 39-40. 6 Вик Д.К. Что такое ГУЛДЖ? // Индустриальная Караганда, 1990. 3 июня. 1 Кушнир А.И. /Тюмень, Россия/ ВОСЬМИСТИШНЫЕ СТРОФОИДЫ В СКАЗКЕ П.П. ЕРШОВА «КОНЁК-ГОРБУНОК» КАК РИТМИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ Для европейской литературы начала XIX в. характерен значительный интерес к фольклору. Зачинателями этого интереса стали гейдельбергские романтики: А. Арним и К. Брентано, публикаторы немецких народных песен, а также братья Гримм – создатели сборника «Детские и семейные сказки» (1812–1814 гг.). Огромный вклад в формирование литературной сказки позже внёс Вильгельм Хауф (Hauff), автор трёхтомной книги «Сказки для сыновей и дочерей образованных сословий» (1826–1828 гг.). В русской литературе первой половины XIX в. происходит расцвет литературной сказки, прежде всего в творчестве В.А. Жуковского, А.С. Пушкина и П.П. Ершова. Причём русская литературная сказка по преимуществу стихотворная, словно в подтверждение слов Ф. Шлегеля из «Атенейских фрагментов»: «Сказка есть как бы канон поэзии». Следует отметить, что русские образцы жанра литературной сказки, несмотря на неизбежную национальную специфику, сохраняют в своих структурных элементах связь с европейской литературной традицией. Рассмотрим подобные связи на примере строфического уровня литературной сказки П.П. Ершова «Конёк-Горбунок». В первой цензурной редакции сказки «Конёк-Горбунок» (1834 г.) Ершов использовал несколько разновидностей строфоидов (критерий – количество стихов), отсылающих внимательного читателя к строфической традиции отечественной и европейской поэзии. Восьмистишия – самая распространённая форма строфоида: 2 восьмистишия в первой части, 3 во второй, 5 в третьей. Важно и то, что сказка завершается двумя восьмистишиями. Как правило, восьмистишия у Ершова располагаются после групп больших строфоидов (30-и и более стишных); исключение составляет финал сказки. Определенного тематического единства в них нет, но все они повествуют о динамичных действиях. Определенной общности не наблюдается и в синтаксическом строении восьмистиший. 4 единицы содержат по три предложения: 2 организованы по модели 6+1+1; также 4+2+2 и 2+2+4. В 3 строфоидах все 8 стихов охвачены одним предложением. По 2, 4 и 5 предложений встречаются в 1 строфоиде. В трех единицах 6 первых стихов противопоставлены двум последним. Подобное противопоставление позволяет сделать предположение о влиянии такой строфической формы, как октава. Влияние октавы: синтаксис, ритм, смысл. «С начала XIX века в русской поэзии становится популярной октава – восьмистишие со своеобразным строем»1. В октаве последняя пара стихов 81 82 со смежными рифмами отчётливо заканчивает строфу. Таким образом, эти два стиха противостоят первым шести, что удобно и для их композиционного отделения. Зачастую «замыкающее двустишие и по содержанию является концовкой, заключающей тему первых шести стихов»1. В восьмистишиях из «Конька-Горбунка» обнаруживается та же смысловая противопоставленность. Во втором восьмистишии первые 6 стихов – это описание коней, последние же два подводят итог, выражающийся в оценке: Любо-дорого смотреть! // Лишь Царю б на них сидеть! В третьем восьмистишии первые 6 стихов описывают движения Спальника по горнице – движения эти тихие: начал шевелиться, тихонько на пол сходит, на цыпочках подходит, а в последних двух стихах они резкие: Мигом шапку подхватил, // Прыг в окно и – след простыл. В девятом восьмистишии первые 6 стихов описывают торжество, заключительные два воспроизводят песню народа: Здравствуй, Царь наш со Царицей! // С распрекрасной Царь-девицей!. На ритмическом уровне это явление противопоставленности последнего двустишия проявляется следующим образом. Во втором восьмистишии на фоне стихов с IV «нисходящей» ритмической моделью выделяется стих 5, «альтернирующий» (И алмазные копыты) и стих заключительный, «восходящий» (Лишь Царю б на них сидеть!). В результате последний стих ритмически выделен. В третьем восьмистишии ритмика более прихотлива, однако заключительный стих также ритмически выделен. Аналогичная ситуация наблюдается и в прочих строфоидах. Остается ответить на вопрос: почему обязательно ритмически выделенным является в этих «октавных» восьмистишиях лишь последний стих, а не двустишие, или влияние октавы не отразилось на ритме? Противоречие это кажущееся: ведь если бы противопоставленность двустишия шестистишию проявлялась сразу на трёх уровнях (семантическом, синтаксическом и ритмическом), тогда восьмистишный строфоид не был бы органическим единством. Ритм же обеспечивает такое единство. «Неоктавные» восьмистишия. В остальных, «неоктавных», восьмистишиях ситуация такова: последний стих так или иначе оказывается выделенным почти везде. В I восьмистишии, которое состоит из одного предложения, смежные (т.е. рифмующиеся) стихи не идентичны по ритму, в то время как не рифмующиеся 2, 3 и 4, 5 оказываются объединёнными в своеобразные «ритмические двустишия». Схема этого строфоида выглядит так (номера моделей по Тарановскому2): IV–VI–VI– IV–IV–VI–II–VI. Появление II ритмической модели в 7 стихе нарушает ритмическое ожидание, а 8 «альтернирующий» стих оказывается выделенным именно этим контрастирующим 7 стихом. В остальных шести строфоидах из 48 стихов 18 объединены ритмом и рифмой, остальные же 30 смежных рифмующихся расподоблены ритмически. В шестом строфоиде так же, как и в первом, ритмически неидентичны все смежные стихи. Тем не менее строфоид оказывается соединён повторяющейся IV ритмической моделью, а единственный полноударный стих является смысловым центром (Ёрш, не тратя много слов), последний стих по IV модели – Кликнул десять осетров. Большинство специалистов до недавнего времени рассматривали «Конька-Горбунка» как волшебную сказку, а самому Ершову отводили роль искусного контаминатора народных сказочных сюжетов. В работе В.Н. Евсеева «Конёк-Горбунок» рассматривается как произведение эпохи романтизма, «сложная художественная «конституция» которого должна была являть читателю многослойность содержания и формы в зависимости от того, что и как умозрительно «видел» глаз читателя разных возрастов и склонностей»3. В этом плане мы вправе предположить, что читатель эпохи романтизма способен был увидеть в структуре ершовской сказки «формальные» романтические элементы, в числе которых находятся и восьмистишные строфоиды. В «Коньке-Горбунке» нет такой сложной игры рифмами, как в «Руслане и Людмиле» Пушкина. Это облегчало читательское восприятие, ведь уже не надо было следить за рифменными перипетиями, в результате внимание переключалось на строфические единицы текста, а каждый строфоид воспринимался как единство. Вероятность появления строфических ассоциаций значительно повышалась, а на фоне больших и хаотичных единиц (самый большой строфоид в «Коньке» содержит 94 стиха) неизбежно выделялись «привычные» формы – катрены, шестистишия, восьмистишия и в некоторой степени десятистишия. Некоторые из восьмистиший 82 83 были к тому же отмечены влиянием октавы, узнавание этого влияния в процессе чтения корреспондировало читателя к романтической традиции, а кого-то и к октавам Феофана Прокоповича – это зависело от читательского опыта. В то же время ритмический разнобой в рифмующихся стихах и заключительных двустишиях порождал игру и с октавой, и с парными стихами. Этот разнобой если не создавал иронию, то по крайней мере способствовал её появлению (ведь есть же и монотонное девятое восьмистишие). Важно то, что в результате строфических ассоциаций «Конёк-Горбунок» прочитывался явно не как «контаминация сказочных народных сюжетов», в произведении появлялся тот самый автор «с ироническим наклонением ума»3. Соединение анализа ритмики с анализом строфических элементов важно для любого стихотворного текста, так как «то, что смутно и неуловимо ощущается в метрике и ритмике, нагляднее, зримее выступает в архитектонике»4. В применении к сказке Ершова данный метод оказывается необходимым в силу природы её стиха; ведь перед нами астрофическое произведение парной рифмовки разнородных каталектик. В подобных условиях строфоид оказывается скреплённым именно ритмом и смыслом, причём соединительная роль ритма определяющая в относительно небольших строфических элементах (до 10-14 строк), в более крупных же – основным интегратором единства является смысл. 1. Холшевников В.Е. Основы стиховедения: Русское стихосложение. М., 2002. 2. Тарановский К. О поэзии и поэтике. М., 2000. С. 274-283. 3. Евсеев В.Н. Романтические и театрально-площадные традиции в «Коньке-Горбунке» П.П. Ершова // Русская сказка: Межвузовский сборник. Ишим, 1995. С. 95-115. 4. Вишневский К.Д. Архитектоника русского стиха XVIII–первой половины XIX века // Исследования по теории стиха. Л., 1978. С. 48-67. 83 84 Лабунец Н.В. /Тюмень, Россия/ ТОПОНИМИЧЕСКАЯ ЛЕКСИКА В ОПИСАНИЯХ «СИБИРСКОГО ЦАРСТВА» Г.Ф. МИЛЛЕРА Труды академика Миллера занимают особое место в науке. Изучая «русские древности», Миллер принял участие Сибирской экспедиции 1733–1742 гг., где он собрал и обобщил ранее неизвестные документы XVI–XVIII вв., составил топографические, историкокультурные, этнолингвистические описания «Сибирского царства». Известно, что топонимическая лексика, отражающая не только географическую среду, но и пространственные представления народа, создавшего ее, является также ключом к постижению этнонациональной специфики региона. Поэтому Миллер, отмечая высокую информационную насыщенность географического имени, тщательно фиксировал, как показывают тексты его произведений, все встречающиеся названия, пытаясь выяснить источник их происхождения, этимологию, причины варьирования и т.д. «История Сибири» Миллера включает материалы разного рода, в т.ч. этнонимы, антропонимы, географические термины, топонимы, их этимологические версии, которые, как пишет сам исследователь, во многом основаны местных на легендах и поверьях, на «вероятных доказательствах». Осознавая важность этимологических разысканий, Миллер не только дает перечень важнейших названий и их ближайших этимонов, но и тщательно фиксирует народно-географические термины, пытаясь выявить источник их происхождения, национально-русские соответствия, а также причины утраты географических имен и т.д. Анализируя одну из найденных рукописей С.У. Ремезова, Миллер обращает внимание на топоним Красный яр, «что татары называют Кизыл-тура»: «Около реки Иртыша, где река Ишим в оную впала, не слышно ныне ни о каком месте под именем Кизыл-яра или Красного яра, и нет там такого берега, который бы состоял из красной земли или глины. Равным же образом не найдено там никаких следов старинного города, однако же за тем о истине истории сомневаться не должно, ибо каждый берег, положение которого положение перед прочими около лежащими местами выше и красивее, хотя он землею и некрасен, обыкновенно называется помянутым именем ... и может статься в рассуждении лежащих кругом низких и болотных мест тогда назывался Красным яром, которое имя после потерялось, так как и следы города загладились. Или, может быть, в оном летописце погрешность положена»1. Представленный выше текст свидетельствует о том, что Миллер критически относился к существующим в то время топонимическим версиям, пытаясь найти подтверждения изложенным в исторических документах фактам. Описывая историю имени, Миллер обращался к живой народно-разговорной речи как русского, так и «туземного» населения, усматривая в «корнеслове» следы былых взаимовлияний. Так, анализируя гидроним Тура, Миллер приводит тюркские версии, однако, уточняет, «что татаре имя реки Туры выговаривают Туре, а вогуличи, которые чаятельно еще до татар в сих местах жили, оную реку Тере или Терея-я называют, так что татарское звание может быть взято от вогуличей»2. Далее Миллер высказывает мысль, которая и сегодня является актуальной – о множественности этимологических мотиваций слова, подчеркивая относительно гидронима Тура, что «еще и другим образом толкования могут быть», так как в источниках есть версия о том, что места по Тоболу, Иртышу и Туре, где «государствовал Кучум», назывались «особливым именем Туран». Материалы, собранные Миллером в Тобольске и Тюмени, позволяют делать выводы о путях вхождения тюркских слов в русские старожильческие говоры. Так, в одном из самых ранних сибирских документов, в «Грамоте на Тюмень воеводе Григорию Долгорукову с товарищами о разных местных делах» от 14 марта 1596 г., встречается тюркское слово сакма, которое есть и в современных тюменских говорах в значении «след зверя, охотничья тропа, лесная тропинка, дорога, путь». Ср.: «… а в расспросе сказали, что сошли они по сакме на Исете на реке на острову Килдемана»3. Это дает основания говорить о том, что 84 85 слово сакма, известное в Европейской России, Сибири, Средней Азии, было скорее «перенесено» с Русского Севера на тюменскую территорию, чем заимствовано из местных тюркских языков, поскольку в документах такого рода обычно использовалась лексика общерусского характера. Миллеровские материалы дают возможность достоверно судить о времени вхождения в тюменские говоры финно-угорской народно-географической терминологии и топонимии. Изданный в 2000 г. второй том «Истории Сибири» с новыми дополнениями содержит тексты самых ранних из известных на сегодняшний день тюменских грамот, в которых встречаются географические термины лыва, рям, согра и др., свидетельствующие о раннем проникновении севернорусских элементов в складывающиеся старожильческие говоры. Значительный интерес представляют недавно опубликованные новосибирскими исследователями так называемые «портфели Миллера», содержащие не только новые исторические, но и топонимические данные по Иртышу и Тоболу первой половины XVIII в. Академик Миллер, совершивший путешествие из Казани в Тобольск и Тюмень, составил подробное «описание городов, крепостей, острогов, слобод, сел, деревень, островов, рек, речек, озер и других достопримечательностей на реке Иртыше и возле него вверх и вниз от города Тобольска». По сути, это дневниковые записи, в которых дается топографическая характеристика наиболее значительных ландшафтных объектов – Иртыша, Тобола, их притоков, сообщаются сведения о первых русских городах на территории Сибири – Тюмени и Тобольска. Важно отметить, что в этимологической интерпретации топонима Тюмень Миллер, как и в составленном позже «Описании Сибирского царства», обращает внимание на то, что «название Тюмень не употребительно у татар». По сравнению с текстом Истории Сибири в «портфелях Миллера» содержится значительно большее число топонимов с этимологическими истолкованиями, которые не вошли в его последующие произведения. Миллер фиксирует названия небольших деревень, рек, озер, указывая этническую принадлежность топонима. Важно отметить, что Г.Ф. Миллер графически идентифицирует топонимы: русские названия даны в кириллице, тюркские и угорские – в латинице. Так, например, отмечается: «Русская деревня Шулкова; далее – «Bergör-aul – две татарские деревни по обе стороны Иртыша»; далее – Бергорский остров между Ивановским монастырем и аулом Bergör»4. Возможно, выбор графического варианта оформления названия маркирует источник, т.е. этническую принадлежность информанта. В аспекте исторической контактологии важно отметить, что Миллер не только указывал на этнический состав жителей окрестных деревень – русские, татары, «бухарцы», остяки, «вогуличи» (ср.: «Еркова, Агласкова и Грязная – три русские деревни, которые видны от татарского аула Iabalak; дер. Ишметова, бывшая татарская, а сейчас русская» и др.), но и обратил внимание на русско-татарские языковые соответствия в топонимии и географической терминологии, по-видимому, широко бытовавшие в то время: Klai-aul, порусски Будалина или Путолинские юрты; Kasim- или Kamarau-aul, по-русски Камаровы юрты, рч. Камарова; рч.Качейка, по-татарски Katsu-jilga; Липовские юрты, по-татарски Jug- или Juga-aul; рч.Усалка, по-татарски Pussal-jilga; Stomak-aul, а по-русски Устомацкие юрты; Субботины юрты, по-остяцки Njäschteban-pugl; рч. Шайтанка, по-остяцки Lonchjäga; Лебауцкие юрты, по-остяцки Num-pugl, по-татарски Nasim-aul … жители этой деревни – частично остяки, частично татары» и др.5. Русско-татарские и татарско-угорские параллели отмечаются им в лексике говоров: «Слово Tamаk, – замечает Миллер, – означает в татарском то же самое, что в русском «исток; Слово Вürến обозначает по-татарски озеро, которое расположено рядом с рекой; Татарское слово Вürến означает как раз то же самое, что и остяцкое слово Lor»6 и т.д. В ряде случаев, особенно в фонетическом отношении, материалы «Истории Сибири» и материалы «портфелей Миллера» дополняют друг друга, ср.: «… как у русских, так и у татар еще в памяти находится, и называется она и поныне Ермаковою перекопью, а по- 85 86 татарски Тескерь или Тескер»7, «Ермакова перекопь по-татарски Teskär»8. Учет вариантов слова – Тескерь / Тескер / Teskär – важен для его последующей этимологизации. Подводя итог сказанному, важно отметить, что уже в «период донаучной этимологии» Миллер ввел критерии обоснованности этимологических реконструкций географического слова: лингвистический, исторический, географический. При этом Миллер обращал внимание на то, что при этимологизации слова следует учитывать его живое звучание в речи, поскольку в письменных источниках «могут быть погрешности положены». Все это дает основания считать, что академик Г.Ф. Миллер – это один из первых сибирских топонимистов, систематизировавших явления народно-разговорной речи русских старожилов, сибирских татар и обских угров. Миллер Г.Ф. Описание Сибирского царства и всех происшедших в нем дел от начала, а особливо от покорения его Российской державе по сии времена / Кн. 1. М., 1998. С. 32. 2 Там же. С. 36. 3 Миллер Г.Ф. История Сибири / Изд. 2-е, дополненное. Т. II. М., 2000. С. 37. 4 Элерт А.Х. Сибирь XVIII в. в путевых описаниях Г.Ф.Миллера // Сибирский хронограф. Источники Сибири. Вып. VI. Новосибирск, 1996. С. 75-76. 5 Там же. С. 75, 77, 78, 269, 274 и др. 6 Там же. С. 78, 82, 274. 7 Миллер Г.Ф. Описание … С. 142. 8 Элерт А.Х. Сибирь … С. 78. 1 86 87 Майсюк А.В. /Караганда, Казахстан/ ХРИСТИАНСКО-НЕМЕЦКАЯ ПОЭЗИЯ В ЗЕРКАЛЕ ТВОРЧЕСТВА ДВУХ ПОЭТОВ По итогам последней переписи населения в Республике Казахстан зарегистрировано более 130 национальностей, в т.ч. в Карагандинской области – 115. На территории области проживает 1 410,2 тыс. чел. В этой статистике немецкая диаспора по своей численности занимает четвертое место (4,1 %) – после русских (43,6 %), казахов (37,5 %), украинцев (5,6 %). Усилившиеся после распада СССР миграционные процессы привели к уменьшению немцев на 64 %: с 159 208 чел. в 1989 г. до 57 229 чел. в 1999 г.1. Тем не менее, немецкая часть общества оставила и продолжает оставлять значительный след в экономической, политической, социальной, культурной и т.д. сферах жизни, сохраняя при этом собственный язык, традиции и обычаи – об этом написано и сказано много и обстоятельно как на уровне первых лиц государства, так и на уровне первых лиц местных органов власти. Гораздо меньше сказано и написано о тех немцах, что вопреки обстоятельствам создавали на казахской земле совершенно новые для нее религиозные сообщества, исповедующие и пропагандирующие идеи протестантизма в его различных вариантах и модификациях. Сегодня протестантизм – третье по численности в стране (после ислама и православия) религиозное направление, оказывающее мощное воздействие на духовную культуру в целом. В Казахстане в самом начале ХХI в. достоянием читателей стали две уникальные книги, целиком написанные бывшими соотечественниками на документальном материале2. Обе ценны и интересны документализмом и новизной. Помимо всего прочего, исследовательский материал книг обращен не столько в прошлое, сколько в настоящее. Совсем не трудно видеть, что и авторы книги и ее действующие лица (в подавляющем большинстве!) – немцы. Пройдя муки земного ада и уповая лишь на Бога и на себя, они смогли создать большой пласт живой и открытой духовности и ментальности, пронизанных гуманизмом и человеколюбием. К слову, и в настоящее время крупнейшие конфессии Казахстана возглавляют немцы: Римско-Католическую Церковь – И.П. Ленга, Союз Церквей евангельских христианбаптистов – Ф.Г. Тиссен; множеством поместных общин католического и протестантского направления руководят также люди с немецкими. В данном материале ставилась цель освещения роли и места двух великих личностей с немецкими корнями, которые своим творчеством внесли значительный вклад в мировую поэзию и чьи имена известны лишь узкому кругу знатоков и ценителей поэзии. Для начала – несколько суждений о поэзии как феномене культуры. Известно, что поэзия – иноземное, не русское понятие. Оно пришло в русский язык и в мировые языки из древней Эллады. Этот термин имеет два значения: а) способ организации речи на основании художественного ритма; б) нечто возвышенное, прекрасное, глубоко воздействующее на чувства, разум и воображение. Границы между прозой и поэзией относительны и зачастую неуловимы, нефиксируемы. Объединяет их то, что источником и прозы и поэзии является Жизнь, а способом выражения – Слово, эманирующее Мысль и создающее Образ. В различные исторические эпохи роль Поэзии и поэтов варьируется и по содержанию и по роли в духовной жизни. Поэзия – это исповедальный вид духовности, пронизанный лиризмом и сентиментализмом. Правители различных народов и государств во все времена пытались поставить поэзию на службу своей политике. Иногда им это удавалось, и тогда поэзия вырождалась в придворное стихотворчество, блистательное по форме, но пустое по содержанию. Если поэт не поддавался «приручению», то его творчество осуществлялось естественным путем, претерпевая взлеты и падения. Особое место в духовной культуре занимает религиозная поэзия. На протяжении веков в христианских общинах неотъемлемым элементом богослужений было исполнение поэтических творений в сольном или коллективном вариантах. Религиозных поэтов роднит общий пафос, специфичность миро- и богоощущения, заданность тематики: Бог – человек. Уже приходилось ранее писать, что верующие в Бога поэты объективно являются санитарами собственных душ, а их продукция, потребляемая другими, выполняет те же самые санитарные функции, очищая души от 87 88 равнодушия, побуждая к духовному самосовершенствованию, преодолению искушений и внутреннего дискомфорта3. В отличие от безрелигиозной продукции, религиозная поэтическая продукция лишена развлекательности, пошлости, легкости, пустозвонства, цинизма: она всегда актуальна, серьезна, идеалистична, прагматична. Фундаментом любого религиозного произведения и стимулом его появления являются Священное Писание, личная вера в Бога и социально-чувственный опыт автора. При этом национальная «подкладка», национальный подтекст или отсутствуют или выступают в неявном виде как нечто второстепенное, несущественное. Именно по этой причине не только национальность, но даже авторство религиозных произведений чаще всего публично не объявляется, не рекламируется, не подчеркивается; главное – идея, смысл, «правильность», актуальность, эстетичность, доступность усвоения, польза, результативность. «Выживают» только те вещи, которые нашли всеобщее признание, затронули каждое сердце, каждую душу. Религиозная поэзия была и остается защитной реакцией против вульгарного и воинствующего эстетизма, который всегда был угрозой духовного растления, выдавая пошлость за жизненный реализм, негативное – за актуальное, моральный цинизм – за правду. Поэзию творят люди особой пробы. О двоих из них и пойдет речь. Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797–1846) создал творения, своим содержанием как бы взаимоисключающие друг друга и отразившие внутренний противоречивый мир своего времени и внутренний мир самого себя. Этот близкий друг великого А.С. Пушкина, декабрист и участник восстания на Сенатской площади в 1825 г., приговоренный к смертной казни, замененной царской милостью каторгой, сочетал в своем творчестве пафос бунтарско-революционной гражданственности с пафосом смиренно-возвышенного мистицизма, стойкость и покорность. Десять лет одиночного заключения в различных тюрьмах и крепостях России, болезни, бедствия, потеря зрения и самых преданных друзей исподволь сформировали у поэта мировоззрение и мироощущение одиночества: А я один средь чуждых мне людей, Стою в ночи, беспомощный и хилый, Над страшной всех надежд моих могилой, Над мрачным гробом всех моих друзей. Для В. Кюхельбекера, медленно умиравшего от туберкулеза и душевных страданий в суровой и беспощадной Сибири, не было по сути никакой надежды на спасительную помощь властей и людей: власти его ненавидели, люди его не пожалели. Он таким и умер в Тобольске – не прощенным внешним миром и не успокоенным миром внутренним. Выросший и воспитанный советской системой, отрицавшей инакомыслие и инакословие, я знал В.К. Кюхельбекера лишь в одной ипостаси – в качестве борца против созерцательного романтизма, страстного и лирического революционера: «кипит в наших жилах веселая кровь, к бессмертью, к свободе пылает любовь», ждет меня сладостный бой – и, если паду я, паду – как герой»; поэт ждет дня, «когда за отчизну наш меч впервые возблещет средь радостных сеч». После распада советской системы, на свет божий были извлечены творения В. Кюхельбекера, не входившие раньше в хрестоматийные сборники для учащихся школ. В них поэт «возблистал» совершенно в ином ракурсе, в иной ипостаси – в качестве молитвенника, нашедшего единственного спасителя, Бога. «Молитва узника» - совершенно потрясающая исповедь, не имеющая аналогов в мировой поэзии. Руки простри над моею темницей, Господи! Сирую душу мою Ты осени милосердной десницей! Господи Боже, к Тебе вопию! Боже мой! Тяжки мои преступленья! Мерила нет моим тяжким делам… О, да воскресну из уз заточенья Чист и угоден Господним очам! Нет! Своего не погубишь созданья! Скорбных ли чад не услышит Отец? Зри мои слезы, сочти воздыханья, Веры моей не отвергни, Творец! Будь для меня исцеляющей чашей, Чашей спасенья, мой горестный плен! Слезы! – омоюсь купелию вашей: Нов я изыду из сумрачных стен – Мне не избавиться смертных рукою: Друг мой и ближний мне гибель изрек… Нов и для жизни, Ему посвященной… Он мой Спаситель, Защитник и Бог! 88 89 Так! Я спасуся единым Тобою! Господи! Что пред Тобой человек! С неба внимает молитве смиренной: Милостив Он, Он отечески строг!4. Молитва по своей сути есть разговор с Богом и потому ее надо рассматривать как феномен сакральный. Кюхельбекер свое личное покаяние поднимает до уровня общечеловеческого покаяния в греховности, и именно поэтому «Молитва узника» подкупает своей психологической правдой, нравственной чистотой и художественной безупречностью. Возможно, не сознавая, поэт в своей личностной молитве выразил духовные терзания и поиски тысяч и миллионов людей вне их национальной идентичности: сердце немца оказалось индикатором осознавшего свою порочность человечества. Георгий Петрович Винс (1928–1997) – поэт Божьей милостью, чье творчество неразрывно связано со служением Богу и людям. С семилетнего возраста и до самой кончины Г. Винс был одновременно и пленником поэзии и ее творцом. Подобно В. Кюхельбекеру, он очень рано вошел в противостояние власти и всю жизнь был наказываем ею. Этапы его тюремного местожительства включают в себя тюрьму в Лефортово, Уральские лагеря, Лукьяновскую тюрьму в Киеве, Якутские лагеря. В 1979 г. Г. Винс под конвоем был выслан из СССР в Соединенные Штаты Америки. До конца своей жизни он оставался проповедником и поэтом, пламенным защитником гонимой в то врем Церкви евангельских христиан-баптистов, точнее, той ее ветви, которая известна как Союз Церквей Евангельских христиан-баптистов (СЦЕХБ). Об этих годах он впоследствии напишет: «Я совершал посольство в лагерях, среди убийц я был посланник Неба»; в своем отношении к гонителям позиция поэта выражена в предельно христианском духе: Гонители, я вас не проклинаю, И в этот час, под тяжестью креста, За вас молюсь и вас благославляю Простою человечностью Христа!5/. Проводя параллели между творчеством Кюхельбекера и Винса в условиях несвободы и остракизма, нельзя здесь обойти «Стих в неволе», написанный Г. Винсом в Якутии, в лагере «Табага». О мой стих! Ты родился в неволе, За высокой тюремной стеной… Но твоя арестантская доля Скоро станет завидной судьбой. Не слагал ты в честь цезарей оду И о ратных походах не пел. Во Христе ты прославил свободу И величие Божиих дел. Не сломили тебя казематы: Ты свободным ушел в высоту! И услышат Байкал и Карпаты Про любовь к Иисусу Христу. По безбрежным степям Казахстана Ветерком пробужденья повей! На иссохшие души нежданно Слово Жизни, как реки, пролей! Посети города Украины, Деревень на Руси не минуй… И, как осенью гроздья рябины, Взор уставший в пути уврачуй!6 Что роднит поэта ХІХ в. Кюхельбекера и поэта ХХ в. Винса? Судя по их продукции (а любая строка поэта – автобиографична), оба они, наверняка зная о своих национальных корнях и будучи русскоязычными поэтами, смогли подняться до уровня выразителей и создателей ценностей общечеловеческого масштаба. Каждый из них, при всей своей индивидуальности и самобытности, показал тернистость пути к духовности, к трансцендентности, к Богу, к высшим ценностям бытия. Ключевыми понятиями этого скорбного пути в цитированных произведениях являются «темница», «сирая душа», «скорбь», «слезы», «гибель», «узы», «плен», «неволя», «доля», «судьба», «свобода» и т.д. И Кюхельбекер и Винс были убежденными приверженцами и носителями гуманистической эсхатологии, верящими в преображение и воскресение человека, в его способность преодолеть страх перед смертью посредством веры в бессмертие, веры в Спасителя. 89 90 Христос воскрес, Спаситель мой Воистину воскрес! Ликуй, душа: Он пред тобой Раскрыл врата небес… Светит ласково солнце Озаряя темницу мою… Скоро я воспою воскресение С миллионами душ в раю! В. Кюхельбекер Г. Винс Кюхельбекер и Винс жили и творили в различные пространственно-временные эпохи: один – в христианской России, другой – в антихристианском СССР, оба – христиане, жертвы «мира сего». Им удалось создать свое поэтическое пространство, превратившееся после их кончины в животворящее поле последующих поколений. Сыны своего века, они осознавали его конечность и греховность, устремляясь к вечности и святости. Разумеется, им была понятна двойственная природа человека, заключающаяся в единстве плотского (телесного) и духовного, греховного и сакрального. Они прекрасно понимали аксиому русских монахов о том, что Бог поселяется там, куда его впускают, и сами «поселили» Бога у себя на постоянное место жительство до конца жизни. Отсюда – нравственная чистота поэтов, мужество в искушениях и испытаниях, верность Идеалу, безграничная любовь к страдающему человеку. Для многих немцев национальное и религиозное – тождественны. Более того, в высших проявлениях любой религиозности национальное растворяется в религиозном, поглощается им: «нет ни Еллина, ни Иудея…». Шедевры поэзии не знают национальных, конфессиональных и иных границ. И хотя между конфессиями всегда существовали разногласия и полемика, но это ничуть не мешало, например, баптистам исполнять песни лютеран, адвентистам – песни баптистов и т.д., т.е. ассимилировать поэтическую продукцию своих оппонентов и делать ее своей. Да и в наше время, время сильнейшей конкуренции между конфессиями, отмечается весьма положительное отношение протестантов к песенно-поэтическим творениям православных и католических авторов; последние, в свою очередь, не подвергают огульному «анафематствованию» и остракизму пространство поэзии протестантизма, хотя во всем остальном и дистанцируются от него. Проходят годы, века, тысячелетия… Все материальное превращается в тлен, в прах. Духовные ценности в лице Поэзии не подвержены тлену – по крайней мере, пока существует человечество. Кюхельбекер и Винс – лишь частицы великого братства поэтов, составляющих общечеловеческий капитал духовности, в том числе и капитал духовности народов современного Казахстана. Завершить свой очерк о них хотелось бы стихотворными строками К.К. Павловой, немки по происхождению, поэтессы по призванию. Выражая общечеловеческое стремление «к небесам», она мечтала: Так бы нестись, обо всем забывая, В споре с насилием вьюги и вод, Вечно к брегам небывалого края, С вечною верой, вперед и вперед!7 Малая Ассамблея народов Казахстана при акиме Карагандинской области. Справочно-информационный сборник. Караганды, 2004. С. 52-53. 2 Фаст В. «Я с вами во все дни до скончания века». Караганда–Штайнхаген, 2001; Дик В. Свет Евангелия в Казахстане. Штайнхаген, 2003. 3 Майсюк А.В., Касенов Б.К. Философия и поэзия. Караганда, 2003. С. 27. 4 Три века русской поэзии / Сост. Н.В. Банников. М., 1986. С. 96. 5 Волны вечности. Русская духовная поэзия / Ред. А. Зейнолова. Витон, 1996. Т. 1. С. 74. 6 Винс Г. Из поэтической тетради. Элхарт, 1989. С. 97. 7 Три века ... С. 183. 1 90 91 Малыбаева Б.С. /Караганда, Казахстан/ НЕМЕЦКОЕ НАСЕЛЕНИЕ КАЗАХСТАНА НАКАНУНЕ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ Немецкое население, проживавшее на территории Казахстана накануне коллективизации, как и в Западной Сибири, источником своего формирования имело несколько волн миграции. Условно их можно обозначить следующим образом: 1. С начала присоединения казахских земель к Российской империи в течении XVIII в. и до конца XIX в. Их основной состав: военные, врачи, аптекари, учителя, юристы, чиновники различного ранга, прибывали немцы сюда и в качестве ссыльных. 2. В конце ХІХ–начале ХХ вв. из старых колоний Поволжья и Украины значительное количество немцев переселяется в Казахстан, что проходило в рамках общего курса российского правительства на усиление переселенческой политики. Это было связано (в большей степени) с принятием в 1881 г. Временных правил о переселении крестьян, а в 1884 г. закона «О добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли»1. Когда в 1894 г. МВД окончательно легализовало переселение в Казахстан, что совпало по времени с сильным неурожаем и голодом 1891–1892 гг., охватившим многие центральные губернии России и особенно Поволжье; началась массовая миграция разорившихся немецких крестьян в Сибирь, Степной край, Туркестан, Северный Кавказ2. По данным Всероссийской переписи населения 1897 г. в Казахстане проживало свыше 2 600 немцев, что составило 0,06 % населения региона. Основная масса их расселялась на территории Акмолинской (около 1 500 чел.) и Сырдарьинской (более 760 чел.) областей 3, проживала компактными группами, занимаясь земледелием и переработкой сельскохозяйственной продукции. Массовое же переселение немцев в Казахстан из старых колоний относится ко временам столыпинской реформы 1906–1910 гг. Таким образом, немецкое население, которое проживало на территории региона накануне коллективизации (т.е. до начала глобальных социально-политических и экономических потрясений, формировавшееся в основном за счет добровольной миграции), оказалось тесно связанным одной исторической судьбой с казахами и другими народами, проживавшими здесь. Немцы на равных принимали участие в февральских и октябрьских событиях 1917 г., пережили тяжелое голодное время 1921–1922 гг. По переписи населения 1920 г. в Казахстане проживало свыше 62 тыс. немцев, а в 1926 г. их насчитывалось лишь 51 тыс. чел.4. При этом Всесоюзная перепись населения 1926 г. зафиксировала общую численность жителей Казахстана в 6 062 910 чел. Анализ численности восьми основных народностей республики показывает, что на каждую сотню жителей приходилось: казахов – 57, русских – 20, украинцев – 13, узбеков – 3, каракалпаков – 2, татар – 1, немцев – 0,7 чел.5. Численность немецкого населения в нашем, Центрально-Казахстанском регионе (в границах современной Карагандинской области) составила 5 620 чел. Из них в сельской местности проживало 5 616 чел., а в единственном городском пункте того времени Каркаралинске – 4 чел.6. С утверждением советской власти правительством, провозгласившим «право наций на самоопределение», на начальном этапе был взят курс на экономическое и культурное выравнивание уровней развития национальных республик, принятый на Х съезде РКП/б/, который поставил главной задачей ликвидацию «…всех остатков национального неравенства во всех отраслях общественной и хозяйственной жизни…». ХІІ съезд ВКП/б/ отметил, что преодолеть это неравенство можно лишь путем действенной и длительной помощи русского пролетариата отсталым народам Союза7. Немецкое население в Казахстане было отнесено к «нацменам» – национальным меньшинствам, требующим особого внимания со стороны партийных и государственных органов. В 1926 г. при Краевом комитете ВКП/б/ была организована Немецкая секция, а постановлением Секретариата Казкрайкома от 25 октября 1926 г. «т. Бартал назначен секретарем немсекции…». Создание Немсекции позволило ставить и, по возможности, решать проблемы образования, 92 здравоохранения, культуры, вести работу по выделению национально-территориальных единиц, созданию немецких сельсоветов8. В 1926–1927 гг. для удовлетворения общественно-культурных запросов нацмен ЦИК Казахстана проводит разукрупнение и организацию национальнооднородных советов и волостей. В результате на территории Казахской АССР было организовано к 1 сентября 1927 г. 42 немецких сельских и поселковых совета9. В Казахстане создавались условия так же для немцев-эмигрантов: « По постановлению ЦИК и СНК СССР и с согласия Казакского правительства разрешено группе австрийских эмигрантов переселиться в район г. Кзыл-Орды в местность Сабалак. Несмотря на трудные условия жизни коммуна приступила к работам»10. С введением всеобщей грамотности немецкое население КАССР получило возможность обучаться на родном языке. В 1925/1926 учебном году число школ 1 ступени с преподаванием на немецком языке составило 24, с числом учащихся 1 394, учителей – 28, а в 1926–1927 – соответственно 30, 1 251 и 3411. Активно шел процесс привлечения немцев в ряды партии и на работу в советских органах. Из 46 928 чел. немнаселения КАССР в парторганизации ВКП/б/ вступило 119 чел. (75 – членов, 44 – кандидатов в члены партии), что составило 0,3 % от немцев республики. Среди коммунистов Казахстана удельный вес немцев равнялся 0,4 %. Вовлекалось немецкое население и в советское строительство, на 1927 г. в советы различных уровней вошло 890 чел. (около 2 %)12. Причины столь низкого удельного веса объясняются прежде всего тем, что «исторически присущие немецким поселенцам индивидуалистический хозяйственно-бытовой уклад жизни, протестантская этика труда и большой опыт предпринимательской деятельности, приверженность религиозным традициям и связанные с ними тенденции этноконфессионального изоляционизма обуславливали чрезвычайно малую их восприимчивость к силовому насаждению новой коммунистической идеологии»13. Это подтверждалось и донесениями с мест в Казкрайком ВКП/б/: «Поселок Долинское Промышленного района представляет собой мощное нацменовское немецкое село с самостоятельным сельским бюджетом. Партийная и комсомольская организация в селе отсутствуют, за исключением одного кандидата в члены ВКП/б/. Общество имеет одну 3-х комплектную школу, но наряду оно (общество) находится под влиянием религии, глубоко пустившей свои корни. Этому служит примером то, что в 1927 г. общиной верующих был выстроен в селе большой молитвенный дом»14. Таким образом, накануне коллективизации немецкое население было полноправным членом общества, признавалось властью требующим всяческой поддержки и внимания, кардинально же отношение изменилось в ходе коллективизации, а затем в годы депортации. Козыбаев М.К. Немцы Советского Казахстана: факты и действительность // История Казахстана: «белые пятна»: Сб. ст. / Сост. Ж.Б. Абылхожин. Алма-Ата, 1991. С. 265-266. 2 Там же. С. 267. 3 Там же. 4 Там же. С. 269. 5 Календарь-справочник и записная книжка добровольного корреспондента и волостного статистика за 1928 г. КзылОрда. 1928. С. 34. 6 Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 1562. Оп. 336. Д. 1244. Л. 113. 7 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1984. Т. 2. С. 367. 8 Из истории немцев Казахстана (1921–1975 гг.). Сб. док.: Архив Президента РК. / Отв. ред. Г.А. Карпыкова. Алматы–Москва, 1997. С. 17. 9 Там же. С. 20-21. 10 Там же. С. 15. 11 Там же. С. 22. 12 Там же. С. 18-20, 21. 13 Там же. С. 4. 14 Там же. С. 24. 1 92 93 Мелехин М.М. /Петропавловск, Казахстан/ НЕМЦЫ НА ГРАНИЦЕ КАЗАХСТАНА И СИБИРИ (ПО ДОКУМЕНТАМ ГОСАРХИВА СЕВЕРО-КАЗАХСТАНСКОЙ ОБЛАСТИ) История немцев в самом северном регионе Казахстана – на границе с сибирскими областями современной России, остается в центре внимания ученых, краеведов, СМИ. Теоретические работы, монографии, книги, воспоминания участников различных событий и эпизодов, а также архивные документы стали и продолжают быть тем «строительным материалом», посредством которого возводится «научная пирамида» знаний. Поскольку многое стало достоянием широкой общественности недавно, хотелось бы дополнить «сумму знаний» новыми страницами истории Казахстана и России. Первые немцы в этом крае появились еще на заре освоения (колонизации) Сибири, куда входил и современный Северный Казахстан. Отношение к ним со стороны властей было неоднозначным. Так во время царствования первого из рода Романовых Михаила Федоровича (1613–1645 гг.) в 1626 г. немцам вообще был запрещен въезд в Сибирь1. В 1714 г. Петр I организовал экспедицию под руководством И.Д. Бухгольца в составе 3 тыс. чел. из Тобольска вверх по Иртышу в «Калмыкскую степь» для поиска полезных ископаемых и торговых путей в Индию. С его экспедицией связано основание Омской крепости (1716 г.) и Иртышской укрепленной линии (1717–1720 гг.)2. Строительство Новоишимской (Горькой) линии, главным сооружением которой явилась крепость св. Петра (1752 г.) (будущий город Петропавловск) не обошлось без участия немцев. Одобренный царским правительством проект создания новой цепи военных укреплений южнее прежней Ишимской линии протяженностью 558 км – от урочища Звериная Голова (на р. Тобол) до Омской крепости (на р. Иртыш) стал проводить в жизнь генерал-майор Х.Х. Киндерман, а после его смерти – бригадир И.И. Крафт3. Да и сама крепость св. Петра возводилась под началом поручика фон Трейбута. Хорошее отношение к немцам позволило Миллеру и Палласу совершить знаменитые путешествия по Сибири и Северному Казахстану с подробными описаниями, что явилось бесценным вкладом в науку. В ходе столыпинской аграрной реформы приток немцев в Петропавловский уезд Акмолинской области увеличился. В начале XX в. появились села с компактным проживанием немцев: Метлишино, Асаново, Тонкошуровка, Оседлое, Келлеровка, Новоузенка и др. (всего около ста поселений) и, как правило, их названия были обычными (не немецкими). Только Петерфельд (Петрово поле) звучал по-немецки. Основанное в 1909 г. село стало образцом не только умелого хозяйствования и рационального использования земель, но и примером обустройства каждого двора. Расположенное в близости от Петропавловска (18 км), оно явилось живым примером оптимальной планировки. Их дома стали прообразами особняков, возникших в микрорайонах Петропавловска в 1970–1980 гг. Уже после подъема целины в крае ни одна высокая делегация из центра республики или тогдашнего Союза не обходила стороной Петерфельд. Тамошний колхоз считался образцовым как в полеводстве, так и животноводстве, особенно велики были качественные показатели: урожайность, надои, привесы КРС и свиней на откорме. Немцы, как и другие народы, населяющие край, жили и трудились наравне со всеми. Более того, учитывалась их специфика и менталитет. Так, согласно архивным сведениям немецкое население Петропавловского округа по переписке 1926 г. составило 10 494 чел. В 1929/1930 учебном году здесь имелось 22 школы 1 ступени, где занимались на родном языке 896 учеников (25 учителей), а также 3 избы-читальни (Петерфельдская, Келлеровская, Новоузенская)4. Пожалуй, единственным отличием от обычных школ там было много «переростков». Немцы проживали в небольших селах (от 7 до 30 хозяйств) среди русского населения и в более крупных, но отдельно. К примеру, Новоузенка насчитывала 168 хозяйств, Линеевка – 162, Келлеровка – 134, Тонкошуровка – 100, Новодворовка – 82, Карамышевка – 79, Петерфельд – 785. Учителя немецких школ повышали свои знания на курсах. Возвратившиеся с конференции Республики немцев Поволжья Шнегельбергер и Лебович провели в канун учебного года соответствующую учительскую конференцию. В 1930 г. при Петропавловском педтехникуме открывалась немгруппа. Для учащихся, проживающих в интернатах, было учреждено 40 стипендий, и согласно плану на 1930/1931 учебный год должно было удвоиться. Планировалось также строительство типового интерната в Новоузенке на 60 учащихся и домов для учителей6. Пожалуй, единственным «гонением» на немцев со стороны властей было преследование за религиозность. Учителей, да и другую зарождающуюся немецкую сельскую интеллигенцию снимали с работы «за веру». Из документов также следует, что немецкие колхозы области были в передовых. В довоенную историю края вошли колхозы: имени В. Мамлютского, имени М. Гельца и «Нойес Лебен» Полудинского, имени К. Либкнехта Ленинского, «Морген Рот» Приишимского, «Роте Фане» Булаевского районов. Как правило, названия колхозов имело немецкое звучание. Можно с определенной условностью разделить всех немцев на два больших лагеря: прибыли (и их предки) добровольно, либо прибыли принудительно. Ко второму «лагерю» относятся пленные Первой мировой войны. К началу 1917 г. уездный Петропавловск насчитывал 2 200 пленных, примерно каждый второй – немец. Цифра не так уж и малая, если учесть, что самих петропавловцев было чуть больше 47 тыс.7. Первые военнопленные появились в Петропавловск в конце 1914 г. Жили в концлагерях, в бараках, а работали на железной дороге, мясоконсервном заводе, мостили улицы, строили жилые дома и складские помещения. Вихри революций и гражданская война вовлекли их в водоворот событий. Иным пришлось снова взять в руки оружие: некоторые воевали на стороне белых, другая часть – на стороне красных, а большинство (в т.ч. немцы и австрийцы) оставались нейтральными. Советская власть, установленная в крае в декабре 1917 г., была низложена с помощью чехословацкого корпуса 1 июня 1918 г., а восстановлена в ноябре 1919 г. Несмотря на окончание войны, жизнь пленных осталась «на исходных позициях». Многие стали обращаться в обыкновенных переселенцев. Дело в том, что в 1920–1922 гг. прошел переучет и документирование лиц, прибывших в край8. Основным документом стала «Регистрационная карточка военно-гражданского пленного», на основании которой выдавался «Вид на жительство иностранца». Он представлял лист плотной бумаги с фотографией. В нем значилось 10 пунктов, характеризующих конкретную личность: ФИО, подданство, профессия, род занятий, семейное положение, состав семьи9. В областном архиве сохранилось несколько десятков таких документов. Интересно, что графа «подданство» самая «многовариантная». Гражданство значится здесь чехословацкое и швейцарское, польское и литовское, финское и эстонское, болгарское и черногорское, китайское и корейское, боснийское и сербское. Большинство же – германское или австрийское10. В некоторых карточках слово «гражданского» зачеркивалось, чем утверждалось, что предъявитель сего документа был «настоящим» военнопленным. Указывались и другие необходимые сведения: место жительства до войны, где и в каком полку служил, когда и где попал в плен. Многие к 1922 г. имели солидный «стаж», т.к., судя по документам, оказались в плену в конце 1914–начале 1915 гг. Некоторые военнопленные, получив разрешение, выезжали на родину. Правительство Германия поддерживало контакт с Наркоматом иностранных дел РСФСР, который переадресовывал запросы на места, в т.ч. в Петропавловск. Характерен документ: В уездное управление по эвакуации населения г. Петропавловск, 12 апреля 1922 года. Германское бюро по делам пленных позволяет себе донести до Вашего сведения, что в деревне в 150 верстах от Петропавловска, проживает германский военнопленный Фридрих Штальберг, который за неимением средств не может выехать на родину. Ввиду того, что эвакуация германских пленных на родину в скором времени прекращается, бюро просит дать названному пленному возможность скорейшей поездки в Москву. 94 Эвакуационный отдел Германского бюро по делам пленных11. Откуда же миссия знала о своем гражданине? Оказывается из переписки, хотя и не регулярной с семьей. Так, в одном из докладов о военнопленном Пирше значилось, что «его родители имели от него последние сведения из Петропавловска в 1916 году»12. Некоторые запросы из-за рубежа были и по линии Международного Красного Креста. Несмотря на то, что в 1914–1920 гг. в крае менялась несколько раз, жизнь пленных шла своим чередом. Не участвуя во «внутренних разборках» страны, их пленившей, жили своим трудом, оставаясь гражданами государств, пославших их на войну. Лишь при разговоре акцент отличал бывших «врагов» от местных жителей. Выяснилось, что среди них были не только солдаты, но и бухгалтеры, учителя, врачи, механики, сапожники, шорники… Грамотных и толковых охотно принимали на работу. Многие военнопленные обзавелись семьями. Архивные документы показывают, что в это время они «сочетались законным браком» в петропавловских церквях с местными невестами. Религиозное «разноверие» не мешало продлению человеческого рода13. К 1921 г. количество пленных изменилось незначительно. Так, расположенный в г. Новониколаевске (ныне Новосибирск) центр по эвакуации бывших военнопленных получил из Петропавловска телеграмму следующего содержания: Новониколаевск. Особоуполномоченному Центрэвака. Военнопленными Мировой войны являются 2000 австронемцев. НР 1283. Начпетролинэвака Дукич14. К началу 1922 г. перед пленными был поставлен вопрос, что называется, ребром: либо они в ближайшее время возвращаются на родину, либо принимают гражданство РСФСР. Прием гражданства был максимально упрощен: желающий подавал заявление-ходатайство, которое, пройдя ГПУ, поступало на рассмотрение административного отдела губисполкома. Решения протоколировались и бывшие пленные становились полноправными гражданами15. Необходимо отметить, что Казахская АССР в тот период входила в состав РСФСР, а гражданство на ее территории было российское (после 30 декабря 1922 г. – СССР). Нет точных сведений: сколько бывших пленных навсегда «осели» в крае. Их количество, судя по косвенным документам, составило около половины всех бывших пленных, т.е. порядке тысячи чел. Немцы, как и другие, участвовали в упрочении советской власти, работали в губернских и уездных структурах, отраслях народного хозяйства. Таким был, к примеру, В. Барлебен. Уроженец Москвы, он в юношеском возрасте прибыл в Петропавловск и, будучи высоко эрудированным человеком, стал одним из руководителей губисполкома и первым редактором губернской газеты «Мир труда». Его жизненный путь описан в книге И. Гармса16. Судьба земляка трагична: занимая высокий пост в Москве в 1937 г. был арестован и расстрелян как «враг народа». Волна репрессий вырвала из жизни многих. В архиве составлен именной каталог репрессированных (с помощью архива КНБ по Северо-Казахстанской области), а затем реабилитированных граждан, в т.ч. и немцев. Среди них: Вагнер А.И. – председатель Тельманского райисполкома, Брехт В.Я. – председатель колхоза «Нойес Лебен» Полудинского района, Брейтман М.И. – старший экономист Петропавловского мясокомбината, Гергер Д.В. – директор Киялинского элеватора, Гаас А.Г. – слесарь Бейнеткорской МТС, Кайзер В.И. – составитель вагонов участка станции Петропавловск, Лехнер А.А. – крестьянин-единоличник хутора Леденево Приишимского района, Предэ О.Я. – рабочий Петропавловского горкомхоза, Райхард И.И. – гравер Петропавловской мастерской и др.17. Огромным бедствием для немцев СССР стали годы Великой Отечественной войны. До этого мирные, трудолюбивые граждане, они в одночасье стали врагами. Известные правительственные решения, умноженные на сведения о значительных неудачах Красной Армии, потеря родных и близких, стали слагаемыми недружественного, а то и враждебного отношения ко всем немцам у остального местного населения. Показательны два документа: Распоряжение СНК СССР от 1 ноября 1941 г. «О переселении 1 677 семей немцев из Кошкинского района Куйбышевской области в Каз.ССР» и Постановление СНК СССР и ЦК 95 ВКП(б) от 12 сентября 1941 г. «О расселении немцев Поволжья в Казахстане», которые стали «фундаментом» политики правящего режима к немцам на длительный период времени. О том, сколько и куда прибыли немцы, говорит следующий документ. Распоряжение № 52 исполкома Северо-Казахстанского облсовета депутатов трудящихся г. Петропавловск 1941 г., 5 ноября «О распределении по районам прибывших эвакуированных и немцев-переселенцев» Исполком облсовета решил:В соответствии с указанием Совнаркома КССР отменить все ранее вынесенные Исполкомом облсовета решения и планы распределения по районам области эвакуированных и немцев-переселенцев, утвердив следующее распределение: Районы 1. Айртауский 2. Кокчетавский 3. Келеровский 4. Красноармейский 5. Чкаловский 6. Кзыл-Тууский 7. Булаевский 8. Полудинский 9. Советский 10. Приишимский 11. Ленинский 12. Октябрьский 13. Пресновский 14. Мамлютский 15. Соколовский Итого: Немцев-переселенцев 6000 6000 5000 5000 6000 6000 7000 4000 6000 6000 4000 6000 6000 4000 2000 79000 Эвакуированных 1500 2000 2000 3000 2000 4000 2000 4000 3000 3000 2000 3000 2000 1500 35000 2. Обязать председателей исполкомов райсоветов в суточный срок подготовить помещения в колхозах, совхозах, МТС, школах, клубах, «красных уголках» для размещения эвакуированных, а также произвести необходимую подготовку к встрече и расселению немцев-переселенцев. 3. Выделить необходимое количество транспорта для перевозки прибывших со станции прибытия и до места размещения. Председатель Исполкома облсовета /Грузинцев/ Секретарь Исполкома облсовета /Бреус/18. Хотя распоряжение и «попахивало» гуманизмом, однако обустроить огромную армию прибывших в «суточный срок» не только не реально, а просто фантастически. Если учесть, что на сборы немцам Поволжья давалось не более 2 часов, а разрешенный груз составлял не более 10 кг, то ясно, что у вновь прибывших не было самого необходимого. Местные жители, в т.ч. казахские семьи, делились своими небогатыми запасами и предметами первой необходимости с вновь прибывшими. Об этом писал в автобиографических произведениях Г. Бельгер, проживавший в одном из аулов Октябрьского района. Однако было и другое. Так, протокол собрания в одном из колхозов зафиксировал: «Мы страдаем через поляков и немцев, которых привезли и которые все съедают. Если бы их не было, мы бы не страдали»19. Безусловно, тяжелейшим испытанием для немцев-спецпереселенцев была сама дорога в Северный Казахстан и Сибирь. Вот выдержка из воспоминаний М.В. Байдиной из с. Пресновки Жамбылского района: «В 1941 году горе для всех советских немцев – страшное слово депортация. Местное население, провинившееся лишь в том, что они были немецкой национальности, а стало быть, по мнению правительства, могли быть пособниками фашистов, погрузили в телячьи вагоны, и началась долгая дорога. Продукты быстро кончились. В пути на больших станциях кормили, но этого не хватало. Многие умирали в вагонах от тесноты, духоты, голода и болезней. Особенно страдали и дети. Наконец, станция Петухово. Там всех выгрузили, трое суток жили под открытым небом. Кругом дождь, слякоть…»20. 96 Обустроившись на новом месте все прибывшее трудоспособное население, равно как и «местные» немцы и др. работали на производстве. Та же М.В. Байдина вспоминала: «Работали, кто что мог: скирдовали, молотили, веяли – все вручную. А ночами возили хлеб на элеватор на быках и коровах с флагом и лозунгом «Все для фронта, все для победы!»21. До победы было еще далеко, а конец 1942 г. принес «местным» и прибывшим немцам новые испытания. В архиве наряду с другими материалами, хранится т.н. «особая папка», где находятся совершенно секретные документы (на сегодняшний день, безусловно, рассекреченные): Постановление бюро Северо-Казахстанского обкома КП(б) Казахстана от 27 октября 1942 года № 234-О «О мобилизации в рабочие колонны немцев на время войны». Во исполнение постановления Государственного Комитета Обороны от 7 октября 1942 года за № 2383 сс «О мобилизации в рабочие колонны на все время войны всех немцев, годных к физическому труду мужчин в возрасте от 15 до 55 летнего возраста и женщин от 16 до 45 летнего возраста, исключая беременных и имеющих детей до 3-х летнего возраста». Бюро обкома партии обязывало секретарей райкомов, исполкомы райсоветов принять меры к недопущению расхищения лично принадлежащего мобилизуемым немцам скота и продовольствия. В случае же полной мобилизации немецкой семьи, принадлежащий им скот, продовольствие и другое имущество передавались колхозу в общественный сектор22. Документы показывают, что только за конец 1942–начало 1943 гг. было мобилизовано несколько тысяч немцев. Списки дают основания считать, что мобилизация проводилась по «трем каналам»: по линии военкоматов, НКВД, а также органами местной власти (сельсоветами и райисполкомами). Как правило, колонна (от 10 до 100 чел.) прибывала в город и затем шло «распределение». В Петропавловске было два объекта, где требовалась рабочая сила – это строительство ТЭЦ-1 и государственная строительно-монтажная контора (ГСМК-52)23. Численность трудармейцев на возведении ТЭЦ-1 доходила к пуску ее первой очереди (15 июня 1943 г.) до 900 чел., а численность немцев в ГСМК-52 во время войны составила 150 чел. (в основном, женщины). Они строили жилые дома, а также возводили корпуса, складские помещения для эвакуированных заводов. В архиве составлен именной каталог на всех немцев, мобилизованных из районов области и отбывавших трудовую повинность в Петропавловске. Работа на строительстве ТЭЦ-1 была исключительно тяжелой: практически не было никаких механизмов, машин, все делалось вручную. Особенно трудно приходилось землекопам, имеющим одно-единственное орудие труда – лопату. Жили в бараках. На работу и обратно ходили под конвоем. К трудностям фактического плана прибавлялись проблемы морально-психологические. Бывший трудармеец Леондор Коллерт, 1922 г.р., проживавший до мобилизации в Келлеровском районе, рассказал: «Было, конечно, очень тяжело. Нас мобилизовали вместе с женой Фридой. Я был на ТЭЦ-1 землекопом, она – штукатуром в ГСМК-52. Идешь на работу, рядом сопровождающие (охрана была так, для вида – куда и зачем побежишь?). Очень сердитые, чутьчто может съездить рукавицей по морде. Работай! Вам тут не курорт! Все живы-здоровы! А наших там бьют до смерти и калечат! Ваши… Возражать нельзя. Да и что тут скажешь? Благодаря Богу только и выжили». В других местах было еще значительно хуже. Мобилизованные немцы направлялись за пределы области – в Поморье, Сибирь и на Урал, и их было подавляющее большинство. Из воспоминаний П. Циглера, к началу войны военнослужащего Красной Армии, старшего сержанта, командира взвода связи (1940 г.): «12 сентября 1941 года меня и других военнослужащих немецкой национальности демобилизовали «за невозможностью использовать. В начале января 1942 г. все мужское население от 15 до 55 лет было мобилизовано военкоматами в так называемые Трудовые колонны. Наш эшелон отправили в г. Котлас Архангельской области на строительство железных дорог и железнодорожного моста через реку Северную Двину. В Котлас мы прибыли 19 января 1942 года в распоряжение лагерного пункта № 219 НКВД СССР В срочном порядке были переоборудованы 18 овощехранилищ в бараки с двух – и трехярусными сплошными топчанами. Лагерь был опутан тремя рядами колючей проволоки, с вышками по углам, мощными прожекторами… Словом, это был образцовый тюремный лагерь для уголовников со всеми требованиями, оговоренными уставом конвойной службы. В него-то и заперли много таких как я, советских граждан, у которых родная 97 власть без всякого суда и следствия и без малейшей вины отобрала не только свободу, доброе имя и честь, но и у очень многих – саму жизнь. Причина – война, а повод единственный – национальность немец. Самая страшная зима была с 1942 на 1943 год. Морозы за 30 градусов, а ночевать приходилось в овощехранилищах на голых нарах. Спать было совершенно невозможно, даже если на ноги поверх натянуть рукава фуфайки, накрепко завязать на подбородке уши от шапки. Весной 1943 года началась эпидемия дизентерии. Люди умирали, как мухи. Из многих близких родных вернулись лишь двое – я и младший брат Адам. В этом лагере я находился до 31 марта 1949 года. В марте 1953 года строительство дороги было законсервировано, заключенные немцы были амнистированы. А мы, трудоармейцы, еще долго находились «под колпаком» комендатуры НКВД»24. Несмотря на всевозможные гонения со стороны властей численность немнаселения не уменьшалась, а увеличивалась. Так, начиная с 1944 г. трудармейцам Петропавловска разрешалось «выписывать жен». Правда, для этого требовалась хорошая работа и отличное поведение. На практике это выливалось в многочисленные прошения руководства организаций в местные органы НКВД25. Воспоминания помогают воссоздать картину жизни немцев в тот период26. Их статус характеризовался унизительными процедурами регистрации, перерегистрации и отметок в комендатурах. Регламентировался и жестко контролировался каждый шаг. Чтобы отъехать или отойти от места проживания на 3-5 км требовалось специальное разрешение. Трагикомический случай рассказал Л. Коллерт, который после войны остался работать на ТЭЦ плотником, а проживал в собственном доме в Рабочем поселке (окраинный район тогдашнего Петропавловска): Как-то летом съездил в район Новопавловки (в настоящее время входит в черту города – М.М.), накосил немного сена для коровы. На беду на следующий день пришел проверяющий из местного НКВД. Мы были с ним «почти друзья», он наведывался «по службе», я угощал его не только чаем… -Эге, Леандор, куда-то далековато отлучался, - воскликнул он, глядя на копну сена. Шесть суток тебе ареста. Собрался, пошел «отсиживать». По истечение 3 суток в камеру приходит группа работников охраны: иди, мол, домой. Прибыла большая группа арестованных – негде размещать…И вот уже осенью где-то в начале ноября вновь пришел ко мне мой «друг-куратор», посидели, поговорили «за жизнь». Прощаясь, он сказал: Леандор, дружба дружбой, а служба службой. В тот раз, когда я тебя посадил за отлучку, ты отбыл в изоляторе только три дня из шести положенных. Так что собирайся, пойдешь «досиживать». Я собрался и пошел досиживать… Это еще «по дружбе», легко отделался… Самовольный выезд определялся как побег и карался тюремным заключением до 20 лет. Ответственности подлежали также лица, укрывавшие бежавших, ибо доносительство вменялось в обязанности каждого гражданина, независимо от национальности. Памятная книжка Акмолинской области на 1914 год. Омск, 1914. С. 82. Северо-Казахстанская область. Страницы летописи родного края. Алматы, 1993. С. 16. 3 Цит. по: Морозов М.А. Петропавловск в дореволюционных литературных источниках. Л., 1991. С. 21-22. 4 Государственный архив Северо-Казахстанской области (ГАСКО). Ф. 40.Оп. 1. Д. 320. Л. 4-5. 5 Там же. Л. 6. 6 Там же. Л. 7. 7 Морозов М.А. Петропавловск – северные ворота Казахстана. Омск. 1993. С. 24. 8 ГАСКО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 200. Л. 4. 9 Там же. Д. 298. Л. 21. 10 Там же. Д. 201. Л. 15-44. 11 Там же. Д. 211. Л. 81. 12 Там же. Л. 104. 13 Там же. Д. 210. Л. 5. 14 Там же. Д. 199. Л. 3. 15 Там же. Д. 204. Л. 1-256. 16 Harms I. Viktor Barleben. Geben und Tatigneit in Petropawlowsk in den Jahгen 1920–1921. Alma-Ata, 1988. 17 ГАСКО. Ф. 22. Оп. 46. Д. 5,6. Именной каталог репрессированных граждан по Северо-Казахстанской области. 18 Там же. Ф. 1189. Оп. 27. Д. 15. Л. 171. 19 Трагедия и прозрение. Сборник архивных материалов и воспоминаний жертв голода и политических репрессий. Петропавловск, 2002. С. 81. 1 2 98 Там же. С. 272. Там же. С. 273. 22 ГАСКО. Ф. 22-П. Оп. 3. Д. 205. Л. 76. 23 Там же. Ф. 1646. Оп. 1. Д. 91. Л. 14. 24 Трагедия и прозрение … С. 282-283. 25 ГАСКО. Ф. 1646. Оп. 1. Д. 107. Л. 38. 26 Там же. Л. 28. 20 21 99 Михеева Л.В. /Караганда, Казахстан/ О ЗАХОРОНЕНИЯХ ПЛЕННЫХ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В ЦЕНТРАЛЬНОМ КАЗАХСТАНЕ Вполне вероятно, что ситуация с захоронениями немецких военнопленных в Центральном Казахстане мало чем отличается от подобных ситуаций в других регионах СССР, в т.ч. Западной Сибири. Поэтому есть возможность сравнить тенденции, определить отличия и, самое главное, помнить о жертвах второй мировой войны, не разделяя по странам и народам. В конечном итоге, Высший Суд и сам все рассудит… В начальный период войны учет умерших пленных велся неудовлетворительно, несмотря на приказ НКВД СССР от 7 августа 1941 г., которым была утверждена инструкция «О порядке содержания военнопленных в лагерях НКВД», которая определяла порядок извещения о смерти пленных, их погребения и выдачи имущества умерших их родственникам. В соответствии с инструкцией смерть каждого пленного и ее причины должны были удостоверены актом медосмотра, а место погребения должно было отмечаться опознавательным знаком с указанием матрикулярного номера и номера учетного дела1. На практике такое происходило далеко не всегда. Необходимо отметить, что, несмотря на небольшое количество военнослужащих иностранных армий, попавших в плен в первые годы войны, смертность среди них была очень высокой. В 1941 г. в плен было взято 9 147 чел., из них умерло 222 чел., что составило около 2,5 % от всех плененных. В 1942 г. из 46 047 военнопленных умерло 8 680 чел. или 19 %. В 1943 г. из 181 148 чел. умерло 119 222 чел. или 66 %2. В докладной записке НКВД СССР на имя Л.П. Берия от 30 декабря 1942 г. перечислены основные причины смертности среди военнопленных: - плохое обеспечение пунктов их сосредоточения продовольствием и обмундированием; - перемещение военнопленных пешим ходом на большие расстояния до железных дорог практически без организации питания в пути следования; - транспортировка в тыловые лагеря в вагонах, не оборудованных нарами, без теплой одежды, при большой скученности и плохой организации питания и т.д.3. Для получения точных сведений 13 августа 1943 г. была принята директива НКВД СССР «О порядке учета умерших военнопленных», которой утверждалась «Инструкция по оформлению документов персонального учета на умерших военнопленных в лагерях и госпиталях НКВД». Директивой предлагалось начальникам лагерей и госпиталей оформить персональный учет умерших за все время войны, с тем, что бы учетные данные совпадали с реальным количеством4. Учитывая, что умерших в ряде лагерей и госпиталей иногда хоронили в случайных, не отведенных для этих целей местах, 24 августа 1944 г. вышло распоряжение ГУПВИ НКВД СССР «О захоронениях военнопленных». Документом регламентировалось для захоронения умерших военнопленных отвести в непосредственной близости от лагеря или госпиталя специальные участки свободной земли. Участки должны быть огорожены колючей проволокой и разбиты на квадраты. В каждом квадрате должно быть 5 рядов могил по 5 могил в каждом ряде. На каждую могилу необходимо было установить опознавательный знак – прочный кол с прибитой к нему в верхней части дощечкой, на которой должны быть указаны числителем номер могилы и знаменателем номер квадрата. Для учета умерших военнопленных и мест их захоронения необходимо было завести кладбищенскую книгу, в которую вносились следующие сведения об умерших военнопленных: фамилия, имя, отчество, год рождения, национальность, воинское звание, дата смерти и дата захоронения, номер могилы и номер квадрата, в котором захоронен труп умершего. К кладбищенской книге прилагался план кладбища с разбивкой его на квадраты, с указанием номеров квадратов и имеющихся могил. Дополнительно к этой книге и для оперативного поиска должна была заводиться алфавитная книга, в которую на соответствующую букву заносилась фамилия и имя умершего и его порядковый номер, под которым он записан в кладбищенской книге5. 100 Следует отметить, что данная директива не всегда выполнялась на местах. В целях проверки и контроля 7 декабря 1945 г. было издано новое распоряжение ГУПВИ НКВД СССР «Об учете умерших военнопленных». Тогда создавались специальные комиссии из состава оперативных работников НКВД–УНКВД, которым поручалось на местах проверить порядок захоронений и состояние учета умерших. Директивой запрещалось захоронение трупов военнопленных в общие могилы (по нескольку трупов в одну могилу) и без нательного белья. Умерших офицеров необходимо было хоронить в белье и в верхней одежде6. В 1944 г. происходит снижение численности умерших по сравнению с 1943 г. (71 834 чел. в 1944 г. против 119 222 чел. в 1943 г.)7, но смертность среди пленных все равно оставалась высокой. Это отмечалось в распоряжении НКВД СССР от 3 марта 1945 г. «О принятии неотложных мер по предотвращению смертности среди военнопленных». Данным распоряжением к начальникам лагерей предъявлялись требования о принятии мер к укреплению физического состояния военнопленных8. В дальнейшем (в 1946–1947 гг.) НКВД СССР был принят ряд директив и распоряжений о мероприятиях по снижению заболеваемости и смертности в лагерях для пленных и интернированных9. Что касается смертности содержавшихся в Центральном Казахстане, то наиболее подробная информация по умершим военнопленным и интернированным сохранилась по Спасскому лагерю № 99, через который за годы существования прошло 66 746 военнопленных 33 национальностей. 7 765 военнопленных умерли и были захоронены на Карагандинской земле, что составило чуть больше 11 % от общего количества военнопленных, содержавшихся в Спасском лагере. Из 29 777 немцев, содержавшихся в лагере, умерло 4 875 чел. (более 16 %)10. Наиболее высокий процент смертности приходится на военные годы – с 1941 по 1945 гг. Это обусловлено тем, что в лагерь попадали пленные практически с поля боя, часто с серьезными ранениями, ослабленные долгой транспортировкой в Казахстан. В послевоенные годы они умирали из-за различных болезней или в связи с трагическими случаями на предприятиях, где они работали. Хоронили военнопленных на кладбищах, расположенных вблизи отделений, в которых они содержались. По имеющимся документам удалось подсчитать количество умерших военнопленных за 1942–1949 гг., содержавшихся в Спасском лагере № 99. Сведения за 1942 г. неполные: отсутствуют данные за январь – июнь. В период с июля по декабрь 1942 г. умерло 1 195 военнопленных различных национальностей11. В 1943 г. в лагере умерло 241 чел.12. Не обнаружены данные о количестве умерших военнопленных в июне 1944 г., за остальной период этого года умер 1 551 военнопленный13. Резкое увеличение смертности среди военнопленных с августа 1944 г. объясняется прибытием в лагерь нового, физически ослабленного, контингента в количестве 5 469 чел. Основной причиной смертности в 1944 г. были дистрофия (только за IV кв. от нее умерло 745 чел.), пневмония, дифтерия. Летом 1945 г. в Спасский лагерь поступила новая партия, что вновь привело к скачку в количестве умерших. Всего за 1945 г. умерло 2 436 чел.14. Причинами смертей в 1945 г. были дистрофия (более 80 %), туберкулез, пневмония, производственные травмы. Таким образом, общее количество умерших за 1942–1945 гг. составляет 5 423 чел., или 70 % от всех военнопленных, умерших в Спасском лагере за 1941–1950 гг. В 1946 г. умерло 438 чел.: 190 военнопленных бывших европейских армий, 230 –японской армии, 18 – интернированных15. В течение 1947 г. умерло 362 чел.16. В 1948 г. умерло еще 186 военнопленных и интернированных17. Основными причинами смерти среди военнопленных и интернированных по-прежнему были туберкулез, воспаление легких и производственные травмы. За 1949 г. умерло 88 военнопленных и интернированных иностранных граждан 18, а причиной их смертности в подавляющем большинстве были производственные травмы. Сведения о смертности среди заключенных Спасского лагеря для военнопленных и интернированных в 1950 г. не обнаружены. 101 Как видно из вышеприведенных данных, с 1946 г. начинается снижение смертности среди заключенных. Это объясняется тем, что началась репатриация военнопленных и интернированных, в первую очередь больных и ослабленных, дававших наибольший процент смертности, на родину. После войны наладились жилищно-бытовые условия содержания заключенных, их медобслуживание, были образованы оздоровительные отделения, в которых военнопленные и интернированные могли поправить свое здоровье. Достаточно подробные документы сохранились по Спасскому лагерю № 99. Учет умерших осуществлялся путем записи в специальных кладбищенских книгах, составлявшихся отдельно по каждому лагерному отделению и хранящихся в настоящее время в архиве управления Комитета по правовой статистики и специальным учетам Генеральной прокуратуры по Карагандинской области19. Кроме списков умерших по каждому кладбищу составлялась и кладбищенская схема. В соответствии с существовавшим порядком территория каждого кладбища военнопленных разбивалась на квадраты по 25 могил в каждом. Каждый квадрат имел свой номер. Нумерация могил осуществлялась отдельно для каждого квадрата. На каждый могиле устанавливался опознавательный знак – деревянный кол с прибитой на нем дощечкой. Захоронения японских военнопленных осуществлялись отдельно от военнопленных европейских стран. Территория кладбища ограждалась проволокой20. Кладбищенская схема представляла собой чертеж. На нем изображались пронумерованные квадраты, в каждом из которых указывались двадцать пять пронумерованных могил. Кладбища создавали либо на территории лагерных отделений, либо в непосредственной близости от них. По каждому кладбищу составлялась «легенда». Она представляла собой схему его расположения на местности с необходимыми привязками и ориентированную по частям света. Проверка состояния кладбищ Спасского лагеря для военнопленных и интернированных, проводимая в соответствии с директивой ГУПВИ НКВД СССР от 7 декабря 1945 г., показала ряд нарушений, допускаемых при захоронениях военнопленных и интернированных: некоторые кладбища были неогороженными и не разбитыми на квадраты; на могилах не всегда устанавливались опознавательные знаки; на кладбищах лагерных отделений №№ 5 и 8 были обнаружены трупы пленных, зарытые на недостаточную глубину, захороненные без белья. Приказом начальника лагеря № 99, изданного по результатам проверки, на начальников лаготделений возлагалась персональная ответственность за порядок захоронений умерших 21. В соответствии с распоряжением МВД СССР от 24 мая 1949 г. № 324 после ликвидации лагеря или лагерного отделения кладбища передавались под надзор местных органов МВД, о чем составлялся соответствующий акт. Начальники управлений лагерей и лагерных отделений при передаче кладбищ обязывались привести захоронения военнопленных и интернированных в надлежащий вид. Документация по учету захоронений (кладбищенские и алфавитные книги, планы-схемы кладбищ) передавались на хранение в архивы МВД на правах «совершенно секретных». В распоряжении отдельно оговаривалось «недопущение без специальной санкции МВД СССР занятие кладбищ военнопленных и интернированных под посевы или строительства»22. Ко времени издания данного распоряжения многие кладбища уже не существовали или находились в полуразрушенном состоянии. Что касается кладбищ Спасского лагеря, то 17 мая 1950 г., в соответствии с актом приемапередачи, то они были переданы под надзор УМВД по Карагандинской области. Наряду с кладбищенскими книгами и планами-схемами кладбищ данный документ является ценным источником, который позволяет, спустя более пятьдесят лет после закрытия кладбищ, обнаружить захоронения иностранных военных и гражданских лиц в Карагандинской области. На самом большом кладбище для военнопленных и интернированных лагерного отделения № 1, расположенном возле пос. Спасск, было захоронено 5 152 чел. Следует отметить, что на Спасском кладбище до января 1945 г. захоронения производились по нескольку трупов в одну могилу (так захоронено 3 513 чел.) и лишь с января 1945 г. кладбище было разбито на квадраты, а погребения военнопленных и интернированных стали производиться в отдельные могилы. 102 На кладбище лагерного отделения № 2, расположенном в девяти километрах от станции Большая Михайловка было захоронено 200 чел. Лаготделения №№ 3, 5, 13 и 19, расположенные в районе шахты им. Костенко, имели общее кладбище, на котором захоронено 728 чел. (151 из 3 лаготделения, 557 из 5 отделения, 15 чел. из 13 отделения и 5 чел. из 19 отделения). На кладбище отделения № 6, расположенном недалеко от шахты № 33-34 Сталинского района, было захоронено 308 чел. Военнопленные, содержавшиеся в отделениях №№ 7, 10 и 16 в количестве 412 чел. были захоронены в районе шахты № 83-84. Здесь было похоронено 292 военнопленных из 7 лаготделения, 14 чел. из 10 отделения и 106 чел. из 16 отделения. На кладбище, расположенном на территории поселка шахты № 6-новая Кировского района, захоронено 399 чел.: 52 военнопленных из 4 лагерного отделения, 237 из 8 отделения и 110 из 15 отделения. В районе шахты № 20 захоронено 134 чел., содержавшихся в 9 лагерном отделении. В трех км восточнее второго Кирзавода похоронено 178 чел. из 11 лаготделения. В поселке Дубовка захоронено 96 чел., содержавшихся в 12 лаготделении. Пленные 20 лаготделения в количестве 79 чел. захоронены на кладбище в пос. Сарань. В районе каменного карьера пос. Сарань похоронены 9 пленных из 14 отделения. Южнее станции Сортировочная, где размещалось 20 лаготделение, захоронено 12 чел. На кладбище 22 отделения, расположенном в районе станции Новая Караганда, захоронено 3 военнопленных. На момент передачи все кладбища были огорожены проволокой или железным забором, каждая могила имела опознавательный знак23. В акте отсутствуют сведения о захоронениях военнопленных, содержавшихся в лаготделениях №№ 17, 18, 21, 23 и 24. Возможно, к этому времени кладбища перечисленных отделений уже перестали существовать. Со временем кладбища практически всех отделений Спасского лагеря для были разрушены. Многие из них попали в зоны промышленного или гражданского строительства, а некоторые, располагавшиеся в районах шахтных выработок, были затоплены. На сегодняшний день единственным сохранившимся кладбищем для военнопленных и интернированных (и самым крупным в Центральном Казахстане) является Спасское кладбище. Известно и точное количество военнопленных и интернированных, содержавшихся в лагере № 99. Но, к сожалению, сведения о количестве умерших, находившихся в Джезказганском и Балхашском лагерях для военнопленных и захороненных на кладбищах лагерей №№ 37 и 39 менее полные, а данные об умерших военнопленных лагеря № 502 отсутствуют вовсе. Известно, что в Джезказганском лагере из 6 750 военнопленных, содержавшихся там в 1946– 1947 гг., умерло 196 чел. (из них 155 с диагнозом – дистрофия)24. Место захоронения умерших лагеря № 39 в документах не указано. Книга регистрации, содержавшихся в Балхашском лагере № 37, содержит сведения о 2 855 заключенных (в подавляющем большинстве японцах), прошедших через лагерь в 1945–1948 гг.25. В кладбищенской книге лагеря № 37 имеются сведения о 48 военнопленных, умерших за период с 1 декабря 1945 г. по 1 октября 1947 г.26. Кроме этой книги, в документах управления Балхашского лагеря № 37 имеются списки, акты смерти и врачебные свидетельства с указанием фамилий, имен и отчеств умерших, сведения о местах захоронения27. Еще в январе 1957 г. на переговорах между правительственными делегациями СССР и ГДР была достигнута договоренность о том, что в Советском Союзе будет обеспечиваться уход за могилами и кладбищами, на которых захоронены умершие военнопленные бывшей германской армии, союзных с ней армий и интернированные граждане28. Однако долгие годы сведения о захоронениях в Центральном Казахстане не были известны широкой общественности. Лишь сравнительно недавно документы по истории военнопленных и их захоронениям были рассекречены и введены в научный оборот. Бывшие пленные, их родственники, делегации различных стран получили возможность посещать могилы интернированных иностранных граждан и военнопленных, захороненных в Карагандинской области. С начала 1990 гг. представительства различных зарубежных стран стали устанавливать памятные мемориалы соотечественникам, захороненным в Центральном Казахстане. На сегодняшний день на Спасском кладбище правительствами и общественными организациями 103 Венгрии, Германии, Италии, Польши, Румынии, Финляндии, Франции и Японии установлены мемориальные знаки в память о своих согражданах, умерших во время нахождения в плену29. Военнопленные в СССР (1939–1956 гг.). Документы и материалы / Сост.: М.М. Загорулько, С.Г. Сидоров, Т.В. Царевская; Под ред. М.М. Загорулько. М., 2000. С. 159-168. 2 Там же. С. 217-220. 3 Там же. С. 935 4 Там же. С. 446-449. 5 Государственный архив г. Жезказган (ГАГЖ). Ф. 458. Оп. 2. Д. 49. Л. 34-35. 6 Там же. Л. 43. 7 Военнопленные в СССР… С. 217-220. 8 Там же. С. 469. 9 Там же. С. 480-482, 486-490, 492, 505. 10 Посчитано по: Государственный архив Карагандинской области (ГАКО). Учетно-справочная картотека военнопленных. 11 ГАКО. Ф. 410. Оп. 5. Д. 7. Л. 14.; Д. 2. Л. 12 (об.). 12 Там же. Д. 3. Л. 32-35. 13 Там же. Д. 6. Л. 30 (об.), 35, 49, 57 (об.); Д.7. Л.1-13. 14 Там же. Д. 11. Л. 3, 9 (об.), 16, 24 (об.), 38, 58, 80, 90, 114, 126, 136; Д. 12. Л. 1. 15 Там же. Д. 23. Л. 8, 23, 39, 62, 73 (об.), 90, 104 (об.), 115, 127, 136 (об.), 145 (об.), 154 (об.). 16 Там же. Д. 30. Л. 10, 19, 29, 41, 48 (об.), 59 (об.), 66, 74, 81, 87 (об.), 94 (об.), 100 (об.). 17 Там же. Д. 39. Л. 2 (об.), 13, 26, 36 (об.), 48, 60, 70, 80 (об.), 89, 99, 110, 204. 18 Там же. Д. 39. Л. 2 (об.), 13, 26, 36 (об.), 48, 60, 70, 80 (об.), 89, 99, 110, 204. 19 Там же. Д. 40. Л.20 (об.)-27. 20 Архив Управления Комитета по правовой статистике и специальным учетам Генеральной прокуратуры по Карагандинской области (Архив ПСиСУ). Ф. 28. Д. 4-19. 21 ГАКО. Ф. 410. Дело фонда. Т. 1. Л. 56-57. 22 Там же. Оп. 2. Д. 41. Л. 55-58. 23 Военнопленные в СССР… С. 528. 24 ГАКО. Ф.410. Дело фонда. Т. 1. Л. 56-57. 25 ГАГЖ. Ф. 380. Оп. 2. Д. 23. Л. 9. 26 Там же. Ф. 458. Оп. 2. Д. 54. Л. 1-81. 27 Там же. Д. 56. 28 Военнопленные в СССР… С. 530. 1 104 Морозова А.В. /Ишим, Россия/ Г.Ф. МИЛЛЕР КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬ СИБИРИ Неутомимый собиратель, строгий и точный в своих ученых работах, Миллер был настоящим отцом русской исторической науки, которая до сих пор еще не исчерпала всего богатства собранного им материала К.Н. Бестужев-Рюмин Более 250 лет назад завершилась Вторая камчатская экспедиция (1733–1743 гг.), организованная российским правительствующим Сенатом, Синодом и Академией наук и возглавленная В. Берингом. Ее открытия положили начало сибиреведению и имели мировое значение в различных областях знания. В изучении истории и этнографии сибирских народов заслуга принадлежит и сухопутному отряду, в составе которого были ученые, студенты, адъюнкты, геодезисты, живописцы, рабочие, солдаты. Миллер, немец по национальности, приехавший в Россию 25-летним юношей и проживший здесь долгую и плодотворную жизнь, был руководителем отряда, задачей которого было выявление возможностей обогащения государства и обнаружение путей для дальнейшего его продвижения на Восток. Отправляясь в путь, Миллер имел научные планы, свидетельствовавшие об ясности мысли и понимании стоявших перед ним задач. Нельзя сказать, что в то время его научная подготовка соответствовала обширности этих планов: в 1733 г. из Петербурга уезжал новичок, который только приступил к работе над историческими источниками. Через десять лет Миллер вернулся в столицы уже выдающимся специалистом не только в области истории, но и географии и этнографии. Десять лет непосредственной работы в архивах и наблюдений на месте дали ему не только обширные и всесторонние познания. Научной лабораторией, в которой сложилась его методика, сформировались ХVIII в. взгляды на задачи исторического труда, были сибирские архивы. С исключительной работоспособностью он извлекал из огромного количества «архивных писем» необходимые ему данные и на ходу обрабатывал их. На ходу составлял один научный очерк за другим, посылал по дороге из каждого большого города в академию целую кипу ученых «обсерваций» по самым разным вопросам. На живом деле сложился выдающийся исследователь, на непосредственной работе над источником сформировалась отличавшая его техника. Можно сказать, что десять лет Камчатской экспедиции создали Миллера как ученого европейского масштаба. Во время этой экспедиции вся его деятельность по собиранию источников по истории, географии и этнографии Сибири была организована согласно требованиям данной ему инструкции. В каждом городе Миллер разбирал архивные документы, снимал копии с интересующих его дел. Работе в архивах предшествовало получение сведений о данном городе и уезде, которые Миллер требовал еще до приезда в город. Анкета, которую Миллер посылал в провинциальные канцелярии Сибири, заключала в себе около 20 вопросов, на которые нужно было дать ответ на основании имевшихся у них дел и переписки. Этот источник получения сведений по географии и истории уезда был расширен собиранием известий при помощи ясачных сборщиков, посылавшихся за сбором ясака и за сведениями, которые были ему необходимы. Данная форма собирания исторических и географических сведений о местах, которые он не мог сам посетить, иногда заменялась опросом знающих людей, бывавших в тех местах. Миллер применял также личные беседы с представителями местного населения. Общение с разными группами населения давало в руки Миллера не только устные сведения, но и письменные источники. Наряду с собиранием исторических и географических данных Миллер собирал словарные и этнографические материалы, предметы древности, одежду сибирских народов. Он придавал большое значение паралингвистическим средствам, собирал рисунки. Результатом десятилетней экспедиции Миллера явился обширный труд по истории Сибири, который он успел довести до 1660 гг. Он создал несколько монографий по отдельным вопросам, являющихся главами незаконченной части его истории, которые выходят далеко за эту 105 хронологическую грань: «История о странах при Амуре лежащих» (1689 г.), «Описание морских путешествий» (до 1749 г.), «Известие о строении крепостей на Иртыше» (до 1720 г.). Таким образом, работы Миллера охватывают историю Сибири с периода завоевания. Исходя из своих принципиальных положений, Миллер стремился строить выводы исключительно на показаниях источников и избегал различных догадок, всего того, что «ни по каким историческим известиям доказано быть не может». Центром внимания для Миллера являлся исторический источник, на основании которого он утверждал тот или иной факт. Из-за этого у него устанавливается к источнику какое-то бережное отношение, почти культ. Миллер являлся убежденным и страстным собирателем материалов, и в этом отношении нельзя отказать ему в большом здравом смысле. Собирание материалов в той стадии российской исторической науки было действительно первоочередной задачей. И эту работу он проделал не только добросовестно, но и с увлечением. Он первый приступил к систематическому обследованию архивных фондов и составил грандиозную коллекцию архивных списков о крае. Материалы из сибирских древнехранилищ он пополнял документами, взятыми из частных архивов. Однако, вскоре убедившись, что архивные материалы не простираются до самых древних времен, Миллер стал собирать и анализировать летописи, хронографы, степенные книги. Помимо письменных источников Миллер придавал большое значение устному преданию. Он является одним из первых собирателей русского и «туземного» фольклора, в его книге постоянно встречаются ссылки на словесные источники – предания или показания очевидцев. Первым из российских историков Миллер обратился к археологии. Он первый оценил важность изучения археологических древностей, изучал не только туземные, но и русские городища, тем самым, опережая археологов.Далее Миллер ставил историю в тесную связь с этнографией. Он не упускал возможности наблюдать за обрядами и изучать религию народов. Он собрал довольно значительную этнографическую коллекцию, которую он передал в Кунсткамеру. Но самой значительной стороной «Истории Сибири» Миллера является последовательное стремление автора научным путем разрешить этногенетические вопросы. В этой области он намечает новые пути, исходя из научных предпосылок Лейбница и резко порывая со средневековой этнографией, оперировавшей при определении принадлежности к той или иной группе народов исключительно сходством и единообразием обычаев. Миллер считал, что характеристическое различие народов заключается не в нравах и обычаях, не в религии, а единственным «безошибочным признаком» является язык. Таким образом, на место фантастической генеалогии народов, господствовавшей в течение всего ХVIII в. в литературе и основанной на Библии и на показаниях греческих и латинских писателей, Миллер кладет в основу классификации народов научный принцип языкового сходства. Исходя из этого принципа, он сумел исправить целый ряд этнографических ошибок, которые существовали не только в ХVIII в., но и продолжали быть в силе до недавнего времени. Естественно, что при том большом значении, которое Миллер придавал языкам для определения племенного состава населения Сибири, он должен был обратить исключительное внимание на лингвистику. Он детально производил записи слов из языков различных сибирских народов. В итоге он собрал большое число «вокабуляров» сибирских народов, которые послужили материалом исследований Фишера. Но привлекая лингвистику как подсобную дисциплину, он требовал, чтобы языки изучались исторически, т.к. он считал, что истинный лингвист должен выводить свои заключения лишь тогда, когда видит, что сходство языка подтверждается историей. Исходя из всего вышесказанного, можно утверждать, что Миллер привлек для исторических работ по краю обширный и разнообразный материал – архивные акты, татарские и монгольские источники, устные предания, данные археологии, этнографии, лингвистики и генеалогии. Собранные Миллером рукописи и книги после его смерти долгое время оставались без должного внимания и не послужили исследователям русской старины богатым материалом. Само существование Миллеровской коллекции было на время почти забыто в ученых сферах. Известны лишь единичные случаи обращения к этому фонду, которые нашли отражение в печатных трудах академика К.М. Бэра. К «портфелям Миллера» обращались С.М. Соловьев, П.Н. Милюков. 106 В начале 1890 гг. к собранию Миллера обращался академик В.В. Радлов, который дал довольно много извлечений из рукописей Миллера в своих «Сибирских древностях». Радлов снабдил тексты Миллера очень ценными примечаниями и рисунками, взятыми из фонда рисунков камчатской экспедиции и других собраний рисунков о Сибири. Наследие Миллера до сих пор мало изучено. Основные трудности работы с ним заключаются в колоссальном объеме материалов, в том, что Миллер писал на немецком языке, значительно отличающемся от современного, крайне неразборчивым подчерком, с элементами стенографии и многочисленными включениями слов и выражений на латинском и русском языках. Задачи, которые Миллер ставил перед собой в области изучения этнической истории и этнографии сибирских народов, наиболее отчетливо отражены в его специальных инструкциях. Именно в них изложен ряд положений, в частности, принципы по которым следует разделять народы. Миллер разработал ряд принципов, по которым он определял этнический состав народа, что позволило ему сделать ряд открытий, многие из которых остались неизвестными исследователям последующего времени и выявлялись ими практически заново, в частности, это касается подразделения остяков на три совершенно самостоятельных народа: хантов, селькупов и кетов, установление родства между тунгусами и маньчжурами и выявление широкой общности самодитских народов. Проблема вхождения коренных народов Сибири в состав России освещается Миллером весьма неоднозначно. Так, нежелание ненцев, юраков, чукчей, коряков принимать русское подданство он объясняет их «дикостью», в то время как собранные им материалы свидетельствуют о более веских причинах, таких как неэффективность и порочность системы управления местным населением, а также злоупотребление местных властей, повсеместное взяточничество и грабеж. Тем не менее, взгляды Миллера сильно варьировались в зависимости от того, в какой роли он выступал в конкретной работе – как историк или как этнограф. Особенно ярко это проявилось при обосновании им исторических прав России на левобережье Амура, о необходимости возвращения которого силой он писал неоднократно. Именно в ходе присоединения к России Приамурья злоупотребления и жестокость в отношении местного населения, проявленные руководителями первых экспедиций, были столь вопиющими, что руководство Сибирского приказа была вынуждена запретить им появляться в этом районе когда-либо. Миллер не мог не знать этих фактов. Миллер считал, что необходимо применять меры по обеспечению лояльности коренного населения по отношению к русским. Он особо подчеркивал значение клана тунгусских князей Гантимуровых в Забайкалье, составлявших там два с половиной столетия региональную политическую элиту. Миллер собирал материалы об основных хозяйственных занятиях местного населения и их материальной культуре. Он не давал однозначной и единой оценки перемен в жизни коренного населения Сибири, связанных с русским воздействием, хотя и акцентировал внимание на положительном влиянии русского населения в сфере хозяйственной деятельности и материальной культуры. По материалам Миллера, которые были систематизированы А.Х. Элертом, можно заключить, что воздействие аборигенной культуры на русскую в материальной сфере было более заметно в неземледельческих районах на севере и северо-востоке Сибири. Проблемам адаптации русского населения к тяжелейшим условиям Севера посвящено немало работ, и исследователи единодушны в том, что заимствования землепроходцев у коренного населения были наиболее значительны, поскольку относились к сфере непосредственного жизнеобеспечения. Миллер очень интересовался проблемами семьи и брака, рождения и воспитания детей. В сфере духовной культуры Миллер исследовал религиозные верования и обряды сибирских народов. Однако особенно интересными являются сведения о сибирском шаманизме. Миллер неоднократно наблюдал лично камлания и опросил десятки шаманов. Любопытны его наблюдения о влиянии шаманизма на русских. В наши дни этнографические труды Миллера приобретают особую актуальность, когда полевые исследования дают все более скудные материалы по самобытной культуре народов и по ним трудно судить о религиях даже в ХIХ в., не говоря уже о более раннем периоде. Особенно большие возможности в этом отношении открывают неопубликованные и практически неизвестные рукописи Миллера. 107 1. Алпатов М.А. Неутомимый труженик: о научной деятельности академика Г.Ф. Миллера. Вестник АН СССР. 1982. № 3. С. 117-124. 2. Артемьев А.Р. Народы Сибири в трудах Г.Ф. Миллера // Вопросы истории. 2001. № 2. С. 158. 3. Каменский А.Б. Работал для веков в глуши // Родина. 1990. № 3. С. 20-21. 4. Миллер Г.Ф. История Сибири. 2-е изд., допол. Т. 1. М., 1999. С. 12-75. 5. Семенова А.В. Немцы в России. Энциклопедия. История Отечества. 2000. № 5. С. 196. 6. Степанов В. Российские немцы // Живописная Россия. 2001. № 2. С. 6-9. Московкин В.В. /Тюмень, Россия/ ПРОВАЛ КОРНИЛОВСКОГО МЯТЕЖА НА УРАЛЕ И В ЗАУРАЛЬЕ (август 1917 г.) Летом 1917 г. в политической борьбе на Урале выявились тенденции, характерные для наиболее развитых центральных районов страны. У эсеров выявилось левое крыло – предвестник ослабления партии. Меньшевики перестали расти численно и остановились в своём развитии. Кадеты попали в политическую изоляцию. Коалиция либералов с социалистами рушится. Глава второго коалиционного Временного правительства А.Ф. Керенский, понимая бесплодность полумер в борьбе с большевиками, считал необходимым установление в стране твёрдой власти. 4 августа на Всероссийском съезде губернских комиссаров и представителей губернских комитетов он говорил: «И нет другой задачи более важной и более жизненной для русского государства, для будущего русского народа и народов России и для будущего революции, как создать во что бы то ни стало твёрдую, решительную и единую революционную власть!» 1. После Московского совещания А.Ф. Керенский пришёл к выводу о необходимости введения жёсткого гражданского и военного руководства, а так же ограничения политических свобод, даже если это приведет к окончательному разрыву с Советами и народными массами 2. Однако он опоздал. 25 августа генерал Л.Г. Корнилов, не без оснований обвинив большевиков в разложении армии, потребовал у правительства навести порядок, прекратить дальнейшее развитие кризиса и двинул на Петроград «дикую дивизию», пообещав при этом «довести народ до Учредительного собрания»3. Все демократические силы страны объединились в борьбе с корниловцами. На Урале и в Зауралье силы, выступавшие за установление порядка, оказались неподготовленными к организованному выступлению. Каких-либо попыток оказания практической помощи Корнилову не произошло. Поддержка этого выступления в Зауралье выразилась лишь в единичных случаях его публичного одобрения. В Таре помощник уездного комиссара Михайловский по требованию населения был отстранён от должности за выраженное «сочувствие генералу Корнилову»4. В Омске объединённое собрание Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов под влиянием меньшевиков – интернационалистов, большевиков и левых эсеров приняло решение об отстранении полковника Прединского от должности командующего войсками округа как единомышленника Корнилова. Был так же отстранён от должности правительственный комиссар Н.И. Лепко. После поражения мятежа А.Ф. Керенский писал: «Собственно говоря, политический провал военной авантюры обнаружился сразу. Не только демократические, но и широкие либеральные круги вне Петербурга (и отчасти Москвы) решительно и сразу осудили попытку совершить государственный переворот. В своей собственной партии те столичные кадеты, которые были за диктатуру, оказались ничтожном меньшинстве…»5. Напуганные угрозой возвращения старых порядков, умеренные социалисты, мгновенно сплотившись, рефлекторно сместились влево. Партийные распри отошли на второй план, чем удачно воспользовались большевики. Отменив неустойчивость эсеров и меньшевиков, ленинцы и в дальнейшем в годы гражданской войны в случае необходимости использовали жупел контрреволюции для их перетягивания на свою сторону. В конце августа большевики проявили значительную активность. Созданный под их руководством в Екатеринбурге объединённый Революционный комитет потребовал перехода власти к Советам, отмены смертной казни и установления контроля над производством и распределением 6. Тем ни менее в большинстве случаев борьбу с корниловским выступлением возглавляли эсеры и меньшевики. Так, в Перми большевики не вошли в революционный комитет. В Уфе исполком Советам рабочих и солдатских депутатов 108 призвал «всю революционную демократию к объединению и сплочению» в борьбе с «взбунтовавшимся генералом» и к поддержке Временного правительства7. В Шадринский революционный штаб, образованный местным Советом для борьбы с корниловцами, вошёл лишь один большевик. В Тобольской губернии инициатива борьбы с «контрреволюцией» полностью принадлежала умеренным социалистам. Главную роль в разгроме корниловщины, несомненно, сыграли народные массы, не желавшие возвращения старого режима. Оренбургский губернский комиссар Н.В. Архангельский сообщал 5 сентября в Министерство внутренних дел: «многие волостные земельные комитеты просят сообщить Временному правительству, что всё население губернии… возмущено контрреволюционным мятежом Корнилова»8. Во всех губернских и большинстве уездных городов прошли многолюдные митинги и собрания населения, осудившие выступление корниловцев, которое, как лакмусовая бумажка, чётко выявила новое соотношение политических сил в стране. Поражение Корнилова нарушило до сих пор с трудом удерживаемый Временным правительством «баланс сил»9. Маятник настроений широких масс качнулся влево. Это показал начавшийся процесс «большевизации Советов». Большевики не упустили своего шанса. Кадетская газета «Свободное слово» (Тюмень) характеризовала корниловщину и большевизм как две опасные крайности политической жизни страны: «Не было бы большевиков, – говорилось в редакционной статье газеты 12 сентября 1917 г., – не было бы корниловщины. Не будь корниловского восстания – не произошло бы усиления влияния большевиков в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов. Эти две величины, взаимоуничтожающие друг друга, одинаково вредны для нашей государственности» ЦГИАРБ. Ф. 3. Оп. 1. Д. 3. Л. 224. Рабинович А. Большевики приходят к власти: революция 1917 года в Петрограде. М., 1989. С. 141 3 Протасов Л.Г. Всероссийское Учредительное собрание. История рождения и гибели. М., 1997. С. 40 4 ГА в г Тюмени. Ф. 722. Оп. 3. Д. 28. Л. 40. 55 Керенский А.Ф. Послеиюльские дни и выступления генерала Корнилова// Октябрьский переворот: Революция 1917 г. газами её руководителя. М., 1991. С. 252 6 Борьба (Екатеринбург). 1917. 12 сентября 7 ЦГАООРБ. Ф. 1832. Оп. 2. Д. 37. Л. 48-49. 8 ГА Оренбургской обасти. Ф. 184 с. Оп. 1а. Д. 17. Л. 225. 9 Иоффе Г. Почему февраль? Почему октябрь? // Октябрь 1917: величайшее событии века или социальная катастрофа? М., 1991. С. 104 1 2 109 . Муртузалиева Л.Ф. /Екатеринбург, Россия/ ПОЛОЖЕНИЕ ВОЕННОПЛЕННЫХ НА УРАЛЕ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ С началом Первой мировой войны и мобилизацией населения на фронт уральские заводы испытывали потребность в рабочей силе. Летом 1915 г. Уральским областным военнопромышленным комитетом (далее ВПК) был проведен опрос среди предприятий на предмет дефицита рабочей силы. Выяснилось, что экономике края требуется как минимум 10 тыс. чел.1. Другое дело, что требовались квалифицированные рабочие. Так, требовалось: горнорабочих по добыванию угля – 760 чел.; плотников – 301; углежогов – 100; ткачей – 100; токарей – 832. Еще раньше, 29 мая 1915 г. был опубликован Высочайший указ «О порядке предоставления военнопленных для использования их на казенных и общественных работах». Ко времени появления этого документа в стране имелось уже несколько сотен лагерей военнопленных. Согласно указа при перемещении по стране военнопленные объединялись в группы по 20-30 чел. во главе со старшим группы из офицерского состава, который имел у себя на руках именной список сотоварищей. Как правило, среди них имелся один человек, более-менее знающий русский язык. До места будущего проживания они сопровождались военным конвоем, который по прибытии заменялся назначенными местным властями сторожами или чинами полиции. Указ также рекомендовал проявлять на местах по отношению к военнопленным человеколюбие и расселять мадьяр и немцев отдельно – из-за возможных разногласий и недовольства с их стороны. Предполагалось, что прибывшие куда-либо на предприятие военнопленные будут размещены в обычных казармах или для них будут приспособлены деревянные помещения на территории заводов. Заводская же администрация на местах обеспечивает их питанием, обмундированием, медицинским обслуживанием и гарантирует оплату труда. На каждого военнопленного требовалось завести расчетную книжку, где отмечался его заработок и размер премии за хорошую работу. Продолжительность рабочего дня военнопленных не должна была превышать 8 часов зимой и 10 часов летом. Оговаривались и дни отдыха. Известно, что первые военнопленные в количестве 1 300 чел. прошли через Екатеринбург 12 июля 1915 г., направляясь в Чердынь3. В августе в Сибирь ежедневно провозились большие партии немецких и австрийских военнопленных. Как пишет очевидец, в течение одной недели (в октябре 1915 г.) через Екатеринбург мелкими партиями проехало около 3 тыс. военнопленных, в основном немцы и австрийцы. Все они направлялись дальше в Сибирь. Среди них насчитывалось 20 офицеров и прапорщиков, 1 – в чине полковника. Между ними были даже 2 женщины – мать и дочь, которые воевали ранее в пулеметной команде: «Публика ими очень интересовалась»4. Но, как оказалось, интересовались не все. В той же «Уральской жизни» публикуется довольно ехидная заметка: «Из писем с чужбины известно, как наши военнопленные в германских лагерях влачат полуголодное существование и изнемогают от непосильной работы. Сознание того, пишут наши страдальцы, что пленным германцам живется в России так же плохо, как и нам в Германии, будет единственным утешением в переживаемом нами теперешнем тяжелом положении»5. В Екатеринбург первые 200 пленных были доставлены 2 октября 1915 г.6. 20 октября в Пермь доставлены 322 военнопленных, в Ирбит – 928, Красноуфимск – 150, 6 ноября – на ст. Чусовая – 710 чел.7. В основном, это были австрийские немцы и мадьяры. До 70 % из них понимали русский язык. По линии железной дороги строго выполнялось распоряжение полиции о недопущении разговоров какого бы то ни было общения между публикой и военнопленными, какие следуют в поездах: «Лица, замеченные в разговорах с в/пленными, будут привлекаться жандармской полицией к ответственности»8. Прибывающие на Урал военнопленные находились в распоряжении областного ВПК, который опубликовал в газете «Уральская жизнь» объявление: «для снабжения военнопленных теплой одеждой и обувью требуется 5 тыс. стеганых и меховых курток, столько же варежек, шапок, кожаных рукавиц, мужских валенок большого размера. Принимаются заявления о желании принять поставку. Первоначальная поставка – 1/3 часть требуемого – 15 октября с.г.»9. 110 Все заявки предприятий на рабочую силу также группировались в ВПК. В первую очередь военнопленных получали те предприятия, которые работали на нужды фронта. Но работодатели оставляли за собой право отказаться от присланных военнопленных «если они будут вести себя неспокойно, вредно влиять на местных рабочих или проявлять малую трудоспособность»10. Так, на кирпичеделательном заводе Давыдова работало 60 чел., на городской электростанции – 15 чел. С началом военных действий на станции был освоен и выпуск головок для 48-мм шрапнелей. На механическом заводе Злоказова работало 99 чел., на заводе Ятеса – 26 чел. Эти заводы изготовляли фугасные и гаубичные снаряды11. Использовались пленные и на торфяных работах в окрестностях г. Екатеринбурга. По заявке Богословского горного округа в г. Надеждинск было отправлено 2 тыс. чел. Такое большое количество объяснялось тем, что заводы Богословского округа вырабатывали пушечную и снарядную сталь, а также сталь для взрывателей12. По заявке управляющего Билимбаевским округом г-на Конюхова требовалось 135 военнопленных. Предполагалось, что они будут заняты работами по заготовке древесного угля для местного завода, а также будут использоваться при откатке руды на принадлежавшем заводу руднике13. На предприятиях Поклевского-Козелл в Талице работало 150 чел., из которых 54 чел. – на городском карьере, где они занимались разломом бутового камня, изготовлением брусков для мостильных работ. ВПК следил, чтобы в бараках было чисто, не возникало инфекций. По просьбе ВПК доктор И.А. Сяно в своем доме по Вознесенскому проспекту Д. 2 открыл лазарет для пленных на 8 коек. В Уральский ВПК обращалась городская пожарная комиссия с просьбой об отпуске военнопленных для замещения ими пожарных служителей (которыми комиссия была недовольна), но получила отрицательный ответ с формулировкой: «затруднений по найму пожарных служителей не встречается»14. В то время в Томске многие австрийцы работали в частных городских домах и пригородных деревнях. Так, заведующий сельскохозяйственной машиностроительной станции очень гордился тем, что его кучер-австриец знает 8 языков. В самом Томске в кинотеатрах показ «иллюстрированных картин» сопровождал оркестр, составленных из пленных австрийцев15. Вслед за пленными в Сибирь повезли посылки для них. Так, 15 октября через Екатеринбург на Омск прошел поезд из 25 вагонов подарков из Германии для соотечественников, находящихся в плену. Через 2 недели – еще 2 поезда по 25 вагонов с посылками пленным от родственников. 16 октября (4 ноября по н.с.) прошел поезд с теплыми вещами в сопровождении представителей Красного Креста. Размещение и доставку посылок соотечественники старались контролировать. Так, специально для осмотра лагерей для немецких военнопленных в Россию приезжал представители нейтральной стороны – Датского Красного Креста полковник Мусс и сестра милосердия И. фон Гиллебанд. Их сопровождал поручик лейб-гвардии Преображенского полка Миркович. Гости посетили Камышлов, Шадринск, Ирбит, где располагались лагеря16. В зоне Урала и Сибири одним из самых строгих считался Тюменский концентрационный лагерь. Но, как оказалось, для господ офицеров (австрийских немцев) здесь нанимаются отдельные дома для проживания. Безымянный обозреватель газеты «Зауральский край» смог побывать в одном из таких домов и отметил, что в доме безукоризненный порядок, имеется чистый просторный двор с цветником. Проживающие в нем – все кадровые офицеры – тщательно выбриты, одеты в домашнюю одежду: «Имеется достаточное количество книг, канцелярских принадлежностей. Они регулярно получают посылки, письма. Кроме обычной мебели имеются удобные кресла, на каждом из которых имеется надпись – кому какое кресло принадлежит. Продовольственные вопросы решаются офицером, по отзывам являющимся тонким знатоком кулинарного искусства. Питание на каждого рассчитывается, исходя из 17 рублей в месяц на человека. Но все они печалятся отсутствием свободы, т.к. в город они могут выходить только в баню и больницу. На работу их не выводят». Обозреватель также отмечал, что для нижних чинов в поле (непосредственно за Тюменью) построено 20 бараков, обнесенных проволокой. Они выводятся на «работу из лагеря, зарабатывая 10-15 рублей в месяц. Питание скромнее, чем в офицерской среде. В бараках – чистота. Организован досуг – имеются шашки, кегли, музыкальные инструменты – скрипка и виолончель. Для будущей зимы заготовлена теплая одежда – ватные пиджаки и валенки»17. 111 В Екатеринбурге военнопленные офицеры были расквартированы в Народном доме. Они жили в небольших комнатках, служивших когда-то гримерными для заезжих артистов. Вскоре городская управа заметила, что «В-Исетский Народный дом потребляет электричества на сотни рублей в месяц. При проверке оказалось, что один из пленных, электротехник по довоенной специальности, устроил для своих товарищей особые грелки. В деревянный ящик помещалось большое количество ламп, по которым пускался ток. Эти ящики устанавливались под кроватью, представляя великолепный источник тепла. Также обогревались и хозяйственные помещения. Грелки были немедленно изъяты, и установлен более тщательный надзор за употреблением военнопленными электрической энергии»18. Случались и побеги. Так, ехавший поездом из Тюмени в Екатеринбург А.Ф. Ветлугин заметил в поезде знакомого военнопленного австрийца по имени Стефан, работавшего с ним на заводе, а теперь переодетого и ехавшего в качестве пассажира. Прибыв в Екатеринбург, Ветлугин заявил об увиденном жандармской полиции. При проверке оказалось, что вышеназванный Стефан действительно бежал из Тюменского лагеря военнопленных: «при нем была найдена карта России»19. 4 ноября также из этого лагеря случился побег еще трех австрийцев20. Были случаи и пострашнее побега. Так, в ноябре в окружном суде г. Екатеринбурга рассматривалось дело военнопленных австрийцев Шумахера и Вейса, которые обвинялись в убийстве сторожа Надеждинского завода. Как оказалось – они столкнули его под движущийся по территории завода поезд. Оба были приговорены к смертной казни21. В апреле 1917 г. всеми делами пленных, живших на Урале, стали заниматься военные. Так, 25 апреля 1917 г. последовал приказ передать большую часть военнопленных – 68 чел. в распоряжение Екатеринбургского уездного военного начальства. Осенью, еще до октябрьских событий, Урал покинули многие военнопленные22. Суржикова Н.В. Военнопленные Первой мировой войны // Пятые Татищевские чтения. Екатеринбург, 2004. С. 339. Уральская жизнь. 1915. 6 августа. 3 Там же. 1915. 15 июля. 4 Зауральский край. 1915. 15 октября. 5 Уральская жизнь. 1915. 20 августа. 6 Зауральский край. 1915. 4 октября. 7 Там же. 1915. 20 октября; 6 ноября. 8 Уральская жизнь. 1915. 11 августа. 9 Там же. 1915. 27 августа. 10 Государственный архив Свердловской области (ГАСО). Ф. 358-р. Оп. 1. Д. 5. Л. 22. 11 ГАСО. Ф. 123. Оп. 1. Д. 7. Л. 12. 12 Там же. Д. 52. Л. 23. 13 Там же. Ф. 358-р. Оп. 1. Д. 5. Л. 11. 14 Зауральский край. 1915. 7 октября; 15 октября. 15 Уральская жизнь. 1915. 2 сентября. 16 Зауральский край. 1915. 15 октября; 30 октября. 17 Уральская жизнь. 1915. 13 сентября. 18 Зауральский край. 1915. 17 октября. 19 Там же. 1915. 20 ноября. 20 Уральская жизнь. 1915. 3 сентября. 21 Зауральский край, 1915. 4 ноября. 22 ГАСО. Ф. 358-р. Оп. 2. Д. 5. Л. 203. 1 2 112 Осипов В.А. /ТюмГУ, г. Тюмень/ НАУКА И ЖИЗНЬ. ЭТНИЧЕСКИЙ ОПЫТ И НАУКА ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ. Вопрос о соотношении науки и культуры является давним и не столь безобидным, как это часто представляется на первый взгляд. Наука, как известно, не имеет границ и является общемировым достоянием. Культура же, в первую очередь, этнична, особенно культура природопользования. Общераспространенным является мнение о существовании мировой культуры, куда национальные культуры вносят свой вклад. Но правота этого мнения весьма относительна. Культура – это ориентация группы людей на определенную систему ценностей (культов), которые формируются в значительной степени эмпирически, методом проб и ошибок. Среди них выделяются метафизические ценности, приемлемые для любой этнической группы, и собственно эмпирические, сформировавшиеся, в частности, в результате взаимодействия общности со средой обитания. Навязывание ценностей одних народов другим встречает сопротивление и отчаянный отпор. Не исключением явились Вторая мировая война и современный процесс глобализации, под видом которого всем стараются привить стереотипы англосаксонского толка. Наука никому ничего не навязывает. Она исследует природу и демонстрирует возможности, принять или нет которые – дело добровольное. Этнический опыт природопользования, проходит, по Л.Н. Гумилеву, несколько фаз. Первая связана с преодолением природы и завершается переходом на новый тип природопользования, собственно и формирующим этнос. В Германии (норманнский этногенез) эта фаза занимала X-XI века и завершилась полным преобразованием природы и созданием интенсивного типа земледелия. В России подобный процесс протекал в XIV-XVI вв. Результатом стало господство севооборотов в сельском хозяйстве. В последующих фазах происходит отладка этих типов, их шлифовка до полной безотходности и экологичности. Тип природопользования изменяет исходный природный ландшафт, который становится близким и приятным в ощущениях. Приязнь, в данном случае, понимается в смысле эстетики И. Канта, как целесообразность без цели. Особенностью этнического мироощущения является невозможность перехода на иной тип природопользования в исторически обусловленное время. Даже безобидные изменения, генерируемые властями, встречают сопротивление. Вспомним картофельные бунты или затянувшуюся на десятилетия историю «внедрения» косы-литовки. Консервативность типа природопользования не означает его низкой производительности. Производительность, понимаемая как отдача на затраченный труд, может быть достаточно высока и при низкой урожайности, хотя это может рассматриваться как неэффективность при сравнении с другими типами. Так насаждаемые при советской власти интенсивные системы сельского хозяйства, программы механизации и химизации фактически потерпели фиаско, сделали аграрное производство убыточным и, несмотря на значительно расширение пахотных земель за счет целины, превратили страну из вывозящей в возящую зерно. Возврат к традиционной системе все возвратил на свои места. Россия ныне экспортирует до 10 млн. т зерна в год. Среди огромной совокупности заимствований, поступающих в межэтнический оборот, этническая ментальность выделяет полезные и бесполезные. К полезным относят те предметы, приемы хозяйствования и быта, которые не меняют сути образа жизни и хозяйствования. К ним относится большинство орудий труда, предметов домашнего обихода, транспортные средства. Так, ненцы-оленеводы уже не мыслят свой быт без моторной лодки и снегохода, а русский крестьянин – без трактора и автомобиля. Соха может быть заменена на плуг, но севооборотная система на оросительную – вряд ли. Большинство ранее созданных систем осушения и орошения ныне бездействует. Рациональная наука, то есть наука, рассчитывающая на свою окупаемость, должна учитывать эти реалии. Соответствие науки жизни – это и есть ее вписанность в этническую культуру. Между метафизическими ценностями (всеобщими ценностями Г.В.Ф. Гегеля) и жизнью расположен барьер в виде призмы этнической ментальности, адаптирующих их к реалиям. Это утверждение особенно касается фундаментальной науки, оперирующей с «чистыми» понятиями. «Атомный век» чуть не закончился, едва наступив. Затрепывается 113 ноосферная концепция, смысл которой (тонкое тело Земли и ее обитателей) вряд ли понятен использующим ее авторам, разрабатывающим концепцию ноохора в надежде навязать ее многострадальному крестьянину. Наука, как мировой феномен, должна реализовываться через географию культур, где сами этнические культуры являются предметом исследования, феноменом, отражающим природную мозаичность планеты. Систематизированное начало этому процессу было положено классиком географической науки А. фон Гумбольдтом и развито К. Риттером, Э. Реклю, В. де ла Бланшем, Ф. Ратцелем, П.П. Семеновым Тянь-Шаньским и др. исследователями. Пространство, земля и люди, взаимодействие и побеждающий дух народа – вот реальный объект изучения. Сравнительный метод А. Гумбольдта давал и дает огромный материал для обобщений. Наука, как мировой феномен, обращает внимание на факты, обычно ускользающие из внимания аборигенов. Аборигенные этносы воспринимают жизнь во всей полноте, в комплексе взаимодействий компонентов и элементов. Ненец-оленевод лучше любого эколога представляет ландшафт тундры, его возможности и предельные нагрузки, хотя и не сможет описать их научным языком. Наука анализирует, разъединяет, чтобы потом соединить в новом, уже познанном качестве. При этом совершаются научные открытия и подвиги. Одним из таких подвижников науки стал Г.В. Стеллер, совершивший труднейшее путешествие через всю Сибирь до Тихого океана и описавший множество ранее неизвестных науке видов фауны и флоры, включая знаменитый исчезающий вид ламантина. 114 Плетникова Л.Н., Сафарова Г.М. /Караганда, Казахстан/ ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РЕПРЕССИРОВАННЫХ ХУДОЖНИКОВ НЕМЕЦКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ В КАРАГАНДЕ В последние годы вышло немало публикаций, посвященных немецким спецпереселенцам и их вкладу в развитие социума в Казахстане. Особенно радует активность архивистов, благодаря усилиям которых для исследователей стали доступны многие подлинные материалы. В течение ряда лет искусствоведам приходилось заниматься исследованиями в области искусства Караганды раннего периода, с момента основания города. Но большей частью это была работа с фактологическим материалом, а целью ее было введение в оборот культурологических и исторических исследований новых, преданных забвению имен. Так, по результатам исследований в 2002 г. был выпущен альбом «Когда искусство уходило из памяти…»1, посвященный первым страницам истории города. Он представлял справочник по художникам, сопровождающийся дополнительной информацией в виде документов, воспоминаний, небольших по формату репродукций, фотографий. Однако сегодня наступило время заняться рассмотрением более специфических вопросов. Так, например, необходимо глубокое монографическое исследование жизни и творчества В. Эйферта. Большой интерес представляет собой карагандинский период в судьбах художников русского авангарда, отбывавших заключение в КарЛАГе. Требует исследования вклад депортированных художников-немцев в формирование культурной ситуации региона. Так случилось, что пенетрация профессионального искусства на карагандинскую землю осуществлялась именно немцами. Все немногочисленные изостудии и изокружки, из которых впоследствии вышел целый ряд профессиональных художников, велись ими. Особенно существенна в этой связи роль В. Эйферта, П. Фризена. Меньше известно о педагогической деятельности Л. Гамбургера. Все эти художники оказались в Караганде в ходе репрессий: П.П. Фризен был в КарЛАГе в 1935–1946 гг.; В.А. Эйферт и Л.Э. Гамбургер были депортированы в Караганду в 1941 г. Известно, что в конце 1940 гг. (именно к тому времени относятся первые упоминания о деятельности художников-педагогов) в городе существовали две изостудии. Небольшую по численности студию вел Л.Э. Гамбургер, а вторая, с большим количеством учеников существовала при ДК шахты им. Кирова под руководством В.А. Эйферта. Про студию Гамбургера, к сожалению известно очень мало. Очевидно, просуществовала она недолго. Студия Эйферта, напротив, стала «кузницей художественных кадров» для города, а сам он преподавательскую деятельность начал еще в 1942 г., когда ему предложили работу учителя черчения и рисования в неполной средней школе совхоза им. Пушкина. Лишь в 1944 г. Эйферт был отозван в Караганду для работы художником в клубе шахты им. Кирова, где им в 1947 г. и была организована студия. Как вспоминал один из учеников – Г.Г. Гилевский: «Днем (В.А. Эйферт – прим. авт.) писал плакаты и афиши, а вечером занимался с любителями живописи. Примечательно, что на занятиях можно было видеть разных людей. Вспоминаю пожарного Сатаева, шахтеров Тускаева и Егорова, чеченца Абдуллу, административно высланного Хинака, фронтовика Кулинича. Ко всем он относился крайне доброжелательно…»2. Изостудия, руководимая Эйфертом, сыграла видную роль в истории культуры города. Из нее вышел целый ряд профессиональных художников. Среди них: Ю. Евсеев, Г. Гилевский, Н. Жирнов, И. Хегай, А. Цой, Ю. Коренец, Ю. Перепелицын, В. Буш (впоследствии сам вел изостудии и в свою очередь, также воспитал много учеников, ставших профессиональными художниками) и др. 115 «У Эйферта, – вспоминал Г. Гилевский, – был абсолютный глаз. С каждым из своих учеников он работал персонально, давал задания и следил за точностью их выполнения. Много писали мы тогда автопортретов, натюрмортов. Директор клуба В.Н. Березняцкий Эйферта очень уважал. Картины самого художника, картины учеников часто демонстрировались в фойе клуба. Наверное, в Караганде тогда это было единственное место, где образовалась художественная галерея. Нас, молодых художников, этo как-то стимулировало, мы видели, как ежедневно люди рассматривали наши работы...»3. Преподавание в студии Эйферта велось основательно – учащиеся не только работали с постановками, но и выполняли упражнения по анатомии, составляли таблицы по цветоведению. Много внимания уделялось копированию. Так как в Караганде в те годы не было музея, да и с репродукционным материалом были большие трудности, студийцы часто копировали работы учителя. У некоторых из них до сих пор хранятся копии с давно утраченных подлинников. Часто выходили на этюды в город. Картины, хорошо передавали атмосферу тех лет. Посвященные старой Караганде 1950 гг., они изображали теперь уже исчезнувшие улицы пришахтных поселков, терриконы. Было организовано несколько выставок молодых художников, в т.ч. в Алма-Ате и Москве. О достижениях самодеятельных художников не раз писала областная газета. Так, 15 февраля 1953 г. сообщалось, что студию В.А. Эйферта посещают 60 чел., а на одну из выставок было предоставлено более 200 картин, из них 22 работы отобраны на республиканскую выставку самодеятельного изоискусства4. Последние годы жизни, уже не работая в качестве руководителя изостудии, В.А. Эйферт, как мог, заботился о своих питомцах, со многими переписывался, давал советы. В частности, 29 ноября 1957 г. он писал Ю.С. Евсееву и Г.Г. Гилевскому, поступившим с Пензенское художественное училище: «Чтобы думали о поступлении в Художественный институт, посетите в Москве Всесоюзную художественную выставку. Из Караганды Жирнов, Шамшин и другие летали на эту выставку»5. Прожив в Караганде на поселении как спецпереселенец, В.А. Эйферт так и не вернулся в Москву. Он скончался здесь в 1960 г., оставив после себя учеников и большое наследие в виде картин. Его изостудия была настоящей школой для первых художников края. Вторым по значимости в педагогической деятельности на ниве искусства Караганды стало имя П.П. Фризена – бывшего узника КарЛАГа. Известно, что после освобождения он работал оформителем в с. Литвиновском, затем руководил (в 1955–1966 гг.) изостудией при ДК горняков. Как писала в воспоминаниях поэтесса Э. Пичугина-Белицкая: «Фризен давал уроки рисунка и живописи ученикам от 12 до 60 лет. Весомый багаж: знаний, мягкость в обращении привлекали к нему сердца от мала до велика. Для него не существовало безликой массы учащихся... Каждого, кто приходил к нему за помощью, Павел Петрович вглядывался пристально, испытующе, искал и, если находил способности к творчеству, отдавал все силы для развития и становления будущего живописца, графика, скульптора [...] Не столько слова, сколько пример самого учителя благотворно влиял на воспитанников. П. Фризен стремился сберечь время урока для каждого из них - он сам, хотя обычно это делают учащиеся, позировал им в качестве натурщика. Листы с зарисовками стали потом подспорьем в создании портретов Павла Петровича, подаренных ему учениками в часы прощания со студией. Многие из них, благополучно выдержав экзамены, поступили в художественные вузы и училища страны»6. Среди воспитанников П.П. Фризена – известные художники А. Сыров, Л. Смаглюк, Ю. Вольф, С. Конуров. Как и В.А. Эйферт, П.П. Фризен остался жить в Караганде и умер здесь в 1978 г. На сегодняшний день роль художников-педагогов на карагандинской земле, как и их творческая судьба в целом, еще недостаточно изучены. Несомненно, если мы хотим иметь объективную картину того, что происходило в нашей истории, надо, наконец, отдать должное 116 тем людям, которые, несмотря на все гонения и лишения, находили в себе силы делать свое дело. Именно благодаря их творческому и человеческому дару в 1940–1950 гг. произошло становление изобразительного искусства Казахстана. Плетникова Л.Н., Сафарова Г.М. Когда искусство уходило из памяти. Караганда, 2001. Цит. по: Попов Ю. Картины Владимира Эйферта // Шахтерская неделя. 1990. 8 декабря. 3 Там же. 4 Горняки за мольбертом // Социалистическая Караганда. 1953. 15 февраля. 5 Цит. по: Попов Ю. ... 6 Белицкая-Пичугина Э. Разнотравье. Караганда. 1995. 1 2 117 Рощевская Л.П. /Сыктывкар, Россия/ ДИАЛОГ КУЛЬТУР: К ИСТОРИИ МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ ЗАУРАЛЬЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХIX В. Влияние западноевропейской музыкальной культуры в Зауралье в первой половине ХIХ в. хорошо отражают мемуары, в т.ч. коренных сибиряков и ссыльных. В совокупности они достаточно информативны, отражают историю повседневности и усвоение иных культурных ценностей. К сожалению, не обнаружены пока достаточно обстоятельные документы, раскрывающие эту проблему на материале Зауралья первой половины ХVIII в. – времени пребывания здесь Г.В. Стеллера за исключением того небольшого периода, когда усилиями военнопленных армии Карла ХII в Тобольске была создана «европейская музыкальная атмосфера». Более поддается реконструкция ситуация первой половины ХIХ в., и тоже благодаря участию европейских музыкантов: любителей и, что немаловажно, первых профессионалов. Один из них – К. Волицкий, окончивший консерваторию, рассказывал о великолепном симфоническом оркестре, который действовал в Тобольске в 1840 гг. при А. Алябьеве. После освобождения Алябьева место капельмейстера оказалось вакантным. Его и занял поляк Волицкий. Оркестр имел в своем составе десять первых и шесть вторых скрипок, по четыре альта, виолончели и валторны, по три контрабаса и тромбона, по две флейты, кларнета, гобоя, фагота, трубы, флейту-пикколо. Были в оркестре литавры «и другие побрякушки». Всего в оркестре насчитывалось 48 чел.: «Для Тобольска, – писал Волицкий, – это был хорошо укомплектованный оркестр. В военном отношении им командовал хорунжий». Играли в оркестре казацкие музыканты, ссыльные поляки и поселенцы, бывшие крепостных, музыканты московских и польских оркестров, исполнители из Волыни и Подолии, несколько российских военных. В репертуаре оркестра были произведения Алябьева, значительную часть составляли «увертюры Фрейшюца», «шедевры Вебера» и Бетховена. «Концерты бывали довольно часто, и хотя не приносили никакого дохода, но сильно меня занимали, поскольку я хотел доказать, что при усердии и искреннем желании можно достичь всего, поскольку действительно вывел оркестр на такой уровень исполнения, что не стыдился бы его даже в Варшаве», – писал Волицкий. Оркестр играл под руководством К. Волицкого более семи лет. Среди почитателей музыки в Тобольске мемуарист называет «генерала коменданта де Жерве, москаля, но, видимо, происходившего из французских эмигрантов», супругу одного из чиновников Аделаиду «урожденную Зеброни ди Розетти из итальянской семьи, поселившейся в Москве еще во времена Екатерины». В домах тобольской знати часто звучала музыка. Некоторые исполнители поразили Волицкого: «Они отличались высоким уровнем игры на фортепиано. Метод игры и исполнение были отличными, особенно когда они играли в четыре руки, игра их была такой ровной и точной, притом нюансы так тонки и отработаны, что ничего подобного я никогда не слышал». К. Волицкого приглашали давать уроки пения и игры на фортепиано, которые «хотя и не слишком щедро оплачивались (потому что плата никогда не превышала 50 грошей за час), но все же составляли значительный доход». На частных уроках ему «удалось выучить нескольких очень талантливых девушек», которых он «из начинающих довел до уровня виртуозности». По-видимому, неплохие исполнители в Тобольске этого времени происходили из семьи немецкого композитора Гесслера. Среди немецких композиторов конца XVIII–начала XIX вв. большую известность получил крупнейший немецкий музыкант баховской школы Иоганн Гесслер (Hässler) (1742–1822). Только в конце жизни композитор стал писать свою фамилию через два «с». Поэтому в русской печати его фамилия писалась по-разному. 118 Деятельность Гесслера как исполнителя (пианиста и органиста), педагога и композитора развернулась в Германии и России. Гесслер выступал в Германии, гастролировал в Лондоне. В 1789 г. в Дрездене встретился с Моцартом, состязался с ним, был побежден, но остался его восторженным поклонником. Современники отмечали выдающиеся исполнительские таланты пианиста и органиста Гесслера. Так как игра на органе требует сложной и слаженной работы руками и ногами, то слушатели говорили, что Гесслер играет руками как ангел, а ногами – как черт. Как композитор И. Гесслер был необычайно плодовит. Большинство его пьес сочинено для учеников, они не потеряли своего значения и в наше время. Его богатое композиторское наследство насчитывает 52 сонаты для фортепиано, 50 пьес для начинающих, 360 прелюдий во всех тональностях и другие сочинения. В его музыке баховские интонации сочетаются с моцартовским изяществом и виртуозностью. Еще в Германии Гесслер стал первоклассным виртуозом органистом. В 1792 г. из Англии композитор приехал в Петербург капельмейстером придворного театра, а в 1794 г. переселился в Москву. Уже первые его концерты в Москве были встречены с таким трепетом, что он бросил успешную службу в придворном театре, и навсегда остался в Москве, где выступал с блестящими концертами пианиста-виртуоза до 1812 г. Первый светский концерт органной музыки дал в Москве именно Гесслер еще в 1795 г. Очень велика музыкально-просветительская деятельность Гесслера. В Москве он приобрел славу выдающегося фортепианного педагога и занял первое место среди московских учителей музыки. Многолетняя педагогическая деятельность позволила создать фактически энциклопедию фортепианной техники. У него было множество учеников в самых разных городах России. Композитор писал вариации и на русские народные песни. В некрологе И. Гесслер был назван «одним из знаменитейших виртуозов нашего времени», для которого были характерны: «глубокие сведения в музыке, живое чувство, неистощимое воображение, очаровательная приятность игры его и классическое достоинство сочинений по справедливости прославили имя его во всех странах просвещенной Европы. Сей великий художник был вместе превосходный человек: редкое добродушие и примерная скромность составили отличительные черты его характера». Известно, что Гесслер был похоронен в Москве. Пока не выяснено, по каким причинам дети столь блистательного композитора и педагога оказалась в Сибири. Одна из них – «хорошенькая немочка», как говорили современники, стала гувернанткой, а позже зарабатывала на жизнь уроками музыки. Окружавшие высоко ценили эрудицию и художественный вкус учительницы. Вечерами знакомые посещали ее дом. Благодаря гостеприимству радушной хозяйки, здесь часто музицировали. Современники вспоминали: «Вечером – шоколад и гости, немецкий диалект», «опять-таки речь живая, неумолкаемая о музыке, квартет, первая скрипка, Моцарт, сурдина»; «у нас сегодня преобладание немецкого языка». Выявленные факты и процессы развития музыкальной культуры Сибири свидетельствуют о продолжительных и прочных культурных контактах немецкой, польской и российской музыкальной культуры. Riabkova A.V., Templing W. J. /Тюмень, Россия/ AUS DER GESCHICHTE DER KRIEGSGEFANGENEN IN WESTSIBIRIEN Данная работа предполагает краткое описание факта существования на территории Западной Сибири лагерей для военнопленных второй мировой войны. Авторы, опираясь на исследование архивных источников, дают сжатую информацию об истории лагерей для немецких военнопленных, находившихся непосредственно в Тюмени и близ неё, о режиме работы лагерей, о распоряжениях по лагерям, о захоронениях умерших военнопленных во время их пребывания в лагере, что создаёт общее представление о жизни и функционировании этой необходимой в военное время структуре. 119 Viele Jahre sind vergangen, seitdem die letzten Schlachten des II. Weltkrieges geschlagen worden sind. Schon seit langem sind die Schlachtfelder wieder mit Gras bedeckt, aber der Krieg hat in das Schicksal vieler Menschen blutende Wunden geschlagen. Tausende von Menschen kehrten von der Front nicht zurück und blieben vermisst. Über das Schicksal der Kriegsgefangenen auf dem Territorium der Sowjetunion ist nicht viel bekannt. Von 1943 bis 1948 befand sich solch ein Lager in Westsibirien in der Stadt Tjumen. Das Ziel unserer Arbeit bestand darin, einen geschichtlichen Überblick über das Lager zu geben und die Namen der Kriegsgefangenen festzustellen. Als eine Beilage zum Bericht gibt es eine Liste der Kriegsgefangenen, die im Lager in Tjumen gefangen gehalten worden waren, einen Lageplan des Kriegsgefangenfriedhofs und eine Liste jener Kriegsgefangenen, die nach den Artikeln des Strafgesetzbuches und Kriegsstrafgesetzetzbuches verurteilt worden waren. Unsere Arbeit beruht auf den Dokumenten, die im Archiv der Tjumener Stadtverwaltung aufbewahrt werden. Die Akte unter der Aktenbezeichnung «Protokol über die Auflösung des Kriegsgefangenenlagers» liegt im Archivfundus № 12. Laut Hauptverzeichnis № 20 des Archives «Aufzeichnungen über das Kriegsgefangenenlager № 93 des NKWD der UdSSR», befinden sich noch 12 weitere Akten im Archiv, von denen nur 11 eingesehen werden konnten, weil die Akte № 7 nicht erhalten blieb. Ihr Inhalt und ihr Verleib ist den Mitarbeitern des Archivs leider unbekannt. Die Akten № 1 bis 6 enthalten die Befehle und Anordnungen vom 28.12.43 bis zum 24.11.48, also tatsächlich von der Gründung an bis zur Auflösung des Lagers. In den Akten № 8, 9 und 11 befinden sich die Angaben über den Tod und die Beerdigung der Kriegsgefangenen vom 01.06.43 bis zum 30.12.44, vom 01.01.45 bis zum 31.12.45 und vom 01.09.46 bis zum 16.05.48. In der Akte № 10 befindet sich das Friedhofsbuch. Dieses wird seit dem 4.Januar 1945 bis zum 16. Mai 1946 geführt. Die Akte № 12 enthält die Namen jener sowjetischen Bürger, die im Lager zu dieser Zeit beschäftigt waren (1947–1948). Unterlagen über die Aufteilung des Lagers in verschiedene Abteilungen, die von Interesse sein könnten, sind leider nach Auskunft des Archivpersonals nicht mehr erhalten und wurden vernichtet. Hinweise können folgenden Dokumenten entnommen warden: Sterbeurkunden und Beerdigungsnachweisen, Friedhofsbuch, Befehlsverzeichnis. Diese Akten existieren in 3 Exemplaren. Eines der Exemplare blieb in der statistischen Abteilung, das zweite ging in die Lagerverwaltung und das dritte Exemplar verblieb in der aufstellenden Abteilung. Die Todesakten wurden vom Arzt ausgefüllt und von der Lagerleitung gekennzeichnet. Die Todesakten wurden vom Kommandanten, vom Lagerleiter und vom verantwortlichen Zeugen des Beerdigungsvorgangs unterzeichnet. In den Akten wurde auf Folgendes hingewiesen: Name, Vorname, Name des Vaters, Geburtsdatum, Nationalität, Dienstrang, Sterbedatum und Todesursache. In der Beerdigungsakte werden diese Angaben bis auf die Diagnose wiederholt. Weiterhin wird hier Grabnummer und Grabstelle angegeben. In den Beerdigungsakten von 1943–1944 wird auf verschiedene Begräbnisstätten hingewiesen, denn bis Ende 1944 wurden die Toten einer jeden Lagerabteilung getrennt beerdigt. Nachfolgend einige Begräbnisstätte: 1) auf dem Gelände der 2 – en Lagerabteilung 2) hinter dem Gelände dieser Abteilung 3) auf dem Gelände der 1 – en Lagerabteilung 4) auf einem abgegrenzten Bereich vor dem Naturschutzgebiet und einige Kriegsgefangene wurden auf dem städtischen Friedhof (Tjekutjewskoje) beerdigt. Seit November 1944 wurde die Kriegsgefangenen auf einem eigenen Friedhof beerdigt, wobei wieder Grabnummern vergeben wurden. Die Angaben des Friedhofsbuches entsprechen denen im Sterbebuch des Lagers. Das Friedhofsbuch enthält auch einen Lageplan der Begräbnisstellen. Die Grabnummern wurden seit Juli erteilt. Mitunter widersprechen sich die Angaben jedoch (vgl S. 1 und der Lageplan den Friedhofes). Dafür gibt es 2 Erklärungen: erstens das formalle Ausfüllen der Sterbeurkunde und zweitens gab es keine festgeschriebene Vorschrift über den Vorgang der Beerdigung. 120 Im Tagesbefehl für das Lager vom 29.01.46 wurde vom NKWD angeordnet, dass die toten Kriegsgefangenen nicht mehr in den ausgewiesenen Friedhöfen beerdigt werden und dass die Grabstellen nicht mehr namentlich gekennzeichnet werden. Die Dokumente geben uns einen guten Überblick über das Lagerleben. Der größte Teil der Befehle ist den Verwaltungsaufgaben gewidmet, so zum Beispiel: Beförderung von Wachmannschaften, Disziplinarstrafen an Mannschaften und Gefangenen, sowie Strafen wegen Verstoßes gegen die Lagerautorität. Weiter ist aus den Unterlagen etwas über die Verwendung von Kriegsgefangenen bei verschiedenen Arbeitseinsätzen zu erfahren, weiterhin ist den Akten die Zahl der eingesetzen Gefangenen und die Nationalität zu entnehmen. An gleicher Stelle können Urteile des Militärgerichtes entnommen werden, die wegen diverser Vergehen gegen die Militärgesetzgebung verurteilt wurden. Seit Januar 1945 erscheinen die ersten Befehle über Freigänger. An dieser Stelle werden Name, Vorname, Name des Vaters, Geburtsdatum, Dienstrang und Nationalität der Gefangenen erwähnt. Seit Juli 1945 erscheinen die ersten Befehle bezüglich der positiven Führung einzelner Gefangener und der damit verbundenen Betreuung mit Aufsichtsfunktionen dieser Personen. Im August des gleichen Jahres entstehen die ersten Strafabteilungen, in die jene Gefangenen verlegt worden, die gegen die Lagervorschriften verstoßen haben oder auch als schlechte Arbeiter eingestuft wurden. Die Urteile geben einen guten Einblick in das Leben im Straflager, die Beziehungen zum Wachpersonal, der Gefangenen untereinander, sowie zur Zivilbevölkerung. Dabei konnten einige ergreifende menschliche Schicksale nachvollzogen werden. Insbesondere die Geschichte einer Liebesbeziehung zwischen einem Gefangenen und einer einheimischen Krankenschwester, die gegen das Fraternisierungsverbot verstieß und zum Selbstmord des Gefangenen und der Strafversetzung der Krankenschwester führte. Aus heutiger Sicht fällt es schwer, über den obengenannten Vorgang eine Bewertung zu treffen. Wir wissen nicht, was in dem Paar vor sich ging und den Gefangenen zum Selbstmord trieb. Wir wissen nur, dass sowohl die Krankenschwester als auch der Gefangene strafversetzt worden sind. Der Selbstmord des hier erwähnten Gefangenen ist der Einzige, der aktenkundig geworden ist. Heute ist das Schicksal der Gefangenen mit unterschiedlichen Haftzeiten unbekannt. Über diese Strafgefangene ist den Akten nichts zu entnehmen. Gleiches gilt für den Ort ihrer Haftstrafe. Das Kriegsgefangenenlager № 93 wurde (Anfang 1942 Ende 1943) von NKWD der UdSSR in Tjumen gegründet. Durch den Befehl № 1 des Lagerkommandanten wurde die Lage des Geländes und die Anzahl der Lager bestimmt. Zuerst sah man vor, nur 4 Plätze für die 4500 Gefangenen zu bilden. Zuerst dachte man daran, 1200 Gefangene in das Lager № 1 zu schicken, die für die Arbeit im Furnierkombinat bestimmt waren, für den holzverarbeitenden Betrieb «Roter Oktober» waren 1 150 Gefangene bestimmt, für die Arbeit in einer Granatwerferfabrik wurden 1 000 Gefangene bestimmt, für den Torfabbau waren 1 300 Menschen vorgesehen. Laut Befehl № 13 vom 08.02.43 wurden die Leiter der Verwaltung der Wachmannschaften und der Buchhalter bestimmt. Im April 1943 sollten für die Aufnahme der Gefangenen der Planung nach, 1 200 Gefangenen des Lagers, die Aufnahme der anderen Gefangenen vorbereiten. Ausführliche Angaben über die Lage des Lagers sind nicht mehr vorhanden. In den Dörfern Tscherwischewo und Posuchowo wurden Gefangene für die Landwirtschaft eingesetzt. Die ersten Kriegsgefangenen kamen wahrscheinlich zwischen dem 20-30. Mai und dem 3. Juni 1943 an. Dies ist durch vorhandene Unterlagen belegt. Durch den Befehl № 50 vom 20. Mai 1943 wurde eine Abnahmekomisson entsandt, die die Fertigstellung der Lager überprüfen sollte. Das Ergebnis dieser Überprüfung sollte bis zum 28. Mai 1943 vorlegen. Am 3. Juni 1943 taucht die erste Sterbeeintragung (Rumänien Georg Yong Mill) in den Akten auf. In den Akten ist der Todangehöriger folgender Nationen enthalten: Italien, Deutschland, Österreich, Norwegen, Polen, Rumänien, Ungarn, Serbien, Kroatien, Slowakei. Im Lager befanden sich bis auf wenige Soldaten nur die Unteroffiziere. Ab Herbst 1943 verringerte sich die Anzahl der Gefangenen. Mit dem Befehl 50611 vom 10.08.1943 wurde ein großes Kontingent italienischer Gefangener zur Siedlung Syr-Darja (Usbekistan) verlegt. Im September des gleichen Jahres wurden auch alle Ungarn verlegt. Das Ziel 121 der Verlegung wurde in den Akten nicht genannt. Seit Oktober 1943 wurde damit begonnen, aus rumänischen Kriegsgefangenen Soldaten für den Kampf gegen Hitler anzuwerben. Am 15. November des gleichen Jahres wurden 200 Gefangene in die Siedlung Diwowo in der Gegend Moskau – Rjasan verlegt. Ein bisschen früher wurden 6 Gefangene (Serben, Kroaten, Slowaken) in die Siedlung Pawaschiwo des Kaningebietes ins Krasnogorski Lager № 27 verlegt. Vom 24. Bis 29. November 1943 wurden 150 kranke Gefangene in die Stadt Slawgorod verlegt. Jene Gefangene, die einen länger andauernden Heilungsprozeß benötigten, wurden ins Hospital № 3757 der Stadt Schumicha des Gebietes Kurgan verlegt. Die nächste Aufnahme von Gefangenen geschah wahrscheinlich Ende 1944. Im Mai 1945 wurde laut Befehl NOO369 vom 25.04.45 und laut Befehl von NKWD der UdSSR № 238 vom 5.05.45 zwei Lagerabteilungen gebildet: das Lager № 3 als Holzfällerlager namens «Winsili» (30 km von Tjumen) mit 1 000 Gefangenen gebildet und das Lager № 4 als Torfabbaulager namens «Borowoje» (20 km von Tjumen) mit 1 000 Gefangenen gebildet. Gemäß Akte № 3, S. 214-226 wurden folgende Lager wie folgt belegt: № 1 – 750, № 2 – 750, № 3 – 1 000, №4 – 1 000, № 5 – 700, № 6 – 500. Am 16.07.45 kamen noch 1 200 Gefangene hinzu, die wie folgt verteilt wurden: № 3 – 300, № 4 – 400, № 5 – 200, № 8 – 200 (Akte 3, S. 264). Im September 1945 wurden alle rumänischen Staatsangehörigen in ihre Heimat entlassen. Ende Oktober wurde das Lager № 3 aufgelöst, diese Gefangene ins Lager № 1 verlegt. Laut Befehl № 001870 vom 16.09.45 wurden die Lager № 5, 8 auch aufgelöst und in das Lager № 2 verlegt. Zum Kriegsende wurde die Lagerdisziplin gelockert, viele Gefangene durften sich außerhalb des Lagers frei bewegen. 1947–1948 wurden einige Kriegsgefangene in die Wachtmannschaften übernommen. Der Grund dafür liegt in der Abnahme der Zahl russischer Wachmannschaften bis auf die Anzahl von 45 Personen. Im Zeitraum 1946–1948 schrumpft die Anzahl der Kriegsgefangenen erheblich. Im September 1947 wurde laut Befehl № 08-5-03500 das Lager № 3 aufgelöst. Im Juni 1948 wurde das Lager № 2 auch aufgelöst. Im Oktober 1948 wurden fast alle Gefangenen laut Befehl des Innenministeriums № 35656 vom 25.09.48 mit unbekanntem Ziel verlegt. 45 Gefangene blieben bis zur Verlegung in der Stadt Asbest des Swerdlowsker Gebietes, in Tjumen. Ab November 1948 gab es somit keine Kriegsgefangenenlager mehr in Tjumen. Рябова Н.Д. /Тюмень, Россия/ О ТОЛЕРАНТНОСТИ И НАЦИОНАЛЬНОМ ХАРАКТЕРЕ Мое поколение помнит прямые последствия войны и то, каким испытаниям подверглись советские (российские) немцы, никак не причастные к тому, что сотворил немецкий фашизм. Но время проходит, а с социальными изменениями меняется и отношение к немцам – органичной части российского общества. Для современной молодежи (а по роду занятий мне приходиться много с ними общаться) зло уже не имеет национального облика. Оно персонифицируется по другому признаку: фашист, скинхед, террорист, шовинист, шахид… Убеждают меня в этом и высказывания детей, родившихся через пятьдесят лет после окончания войны, редко (к сожалению) уже встречающихся с ее участниками и свидетелями. Пример тому – опыт 72-й тюменской школы, где обучаются дети 22 национальностей, а учителя стремятся к тому, чтобы их ученики выросли людьми совестливыми и порядочными, чтобы они любили жизнь и уважали мнение других людей, чтобы ценили человеческое достоинство в себе и других, независимо от происхождения. Так, в апреле 2005 г. на уроке литературы мальчишки и девчонки прочитали отрывок о гибели Пети Ростова из романа Льва Толстого «Война и мир». И вот какие мысли пришли в их головки: белые, рыжие, черные… Лена Попова: «Мир, в котором мы живем, огромен и прекрасен. Но, к сожалению, постоянные войны, которые вспыхивают в разных уголках планеты, разрушают его красоту. А война – это слезы, горе, смерть, разрушенные дома, невспаханные поля…» Руслан Закиев: «Все в жизни можно решить мирным путем…» 122 Раис Зиганшин: «… В моем городе живут родные и близкие мне люди. Если будет война, я опасаюсь за них… Разве мир без войны – это плохо?» Нарине Багумян: «Война – это зло…» Аня Завьялова: «…Даже дети понимают, что война – это плохо…» Таня Петрова: «В нашей стране никто не хочет войны, от нее нет ни какой пользы» Настя Анищенко: «…Всем тяжело от войны. Давайте жить в мире и согласии». Кристина Загидулина: «…Я за то, чтобы в мире никогда не было войны, чтобы люди жили дружно…» Кемран Тагиров: «…Войной ничего не решить. Даже в сказках начало бывает не ладное, а заканчивается все мирно и хорошо». Арслан Есеналинов: «Лучше всего будет, если все будут не воевать, а мириться…» Нурлан Гулиев: «А сколько людей погибает на войне!» Катя Афанасьева: «Мы все братья и сестры! Для чего воевать?» Дима Тимошенко: «Война – это зло, и никакое хорошее слово не встанет рядом с этим словом…» Азат Фатхутдинов: «Разве война приносит радость или счастье?» Даниил Краупа: «Мне только 11 лет, но я уже понимаю что война – зло для всех…» Альвард Хачикян: «…Все время помните слова Еврипида: «Если ты ценишь свою жизнь, то помни, что и другие не меньше свою…» Арам Григорян: «…Люди, если вы слышите мой голос, пожалуйста, не воюйте больше». Герман Кортосов: «…Мне кажется, можно сделать выводы: 1. Когда войны нет, всем хорошо. 2. Когда война есть, всем плохо». Мне представляется, что на таких уроках учатся не только дети, но и мы, взрослые. Толерантность присуща всем людям, зависит не от национальности, а от воспитания. И от нас, старшего поколения, особенно видевшего войну и ее последствия, зависит многое в создании условий для того, чтобы толерантность стала постоянным качеством нашего общества. Свинина Н.М. /Тюмень, Россия/ ЯПОНСКИЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ В СИБИРИ В год окончания Второй мировой войны не все осведомлены об одной из драматических страниц в истории взаимоотношений россиян и японцев – о том, что происходило на восточных границах СССР после капитуляции Германии, когда Советская Армия начала военные действия против Японии. В забвении находятся и последствия пленения Квантунской армии, трагически закончившегося для тысяч японцев. История российско-японских отношений насчитывает не одно столетие и знает разные времена. Более чем за 300 лет развития российско-японских отношений можно выделить лишь незначительные временные отрезки, когда эти отношения можно было с уверенностью назвать добрососедскими. Неурегулированными они остаются и по сей день. Широкоизвестным фактором, отрицательно влияющим на установление дружелюбных отношений России и Японии, принято считать проблему «северных территорий». Позицию японской стороны в этом вопросе можно назвать однозначной – она непременно связывает перспективы нормализации отношений с возвращением Японии Южно-Курильских островов: Хабомаи, Шикотан, Кунашир и Итуруп. Интернирование более 600 тыс. японских военнопленных в Сибири также нанесло удар по взаимоотношениям обеих стран. Невозможно однозначно определить причины захвата японских военнопленных Советским Союзом, но основными целями принято считать следующие – максимальное использование трудового потенциала военнопленных и препятствие дальнейшему использованию Квантунской армии в потенциальных военных конфликтах на Дальнем Востоке. Исследователи также выделяют такие причины как: стремление наказать противника; попытку советских властей посредством идеологической обработки пленных внедрить идеи социализма в Японии. Данная точка зрения является в какой-то мере спорной, поскольку за все годы войны СССР с Германией, Япония оставалась 123 верной Пакту о нейтралитете между нашими странами. В первые месяцы войны Сталин принял рискованное решение – снял свежие дивизии с Дальнего Востока и перебросил их в самое пекло сражений. Если бы Япония в тот момент разорвала подписанный Пакт о нейтралитете и предприняла какие-либо военные действия на Дальнем Востоке (как того требовал Гитлер), положение Советского Союза можно было бы назвать отчаянным. Вопреки вышеуказанному Пакту о ненападении, 9 августа 1945 г. СССР начал наступление. По рескрипту японского императора Хирохито, Квантунская армия, кроме отдельных районов (куда приказ о капитуляции не поступил вовремя), добровольно сложила оружие. Согласно Потсдамской декларации союзников (ст. 9), где говорится о возвращении военнослужащих домой по окончании военных действий, Квантунская армия должна была быть выслана на родину после подписания акта о капитуляции Японии от 2 сентября 1945 г. Однако, приказом Сталина № 9898 (еще 23 августа 1945 г.) постановлялось: отобрать до 500 тыс. пленных солдат и офицеров, перебросить в Сибирь и другие регионы СССР, а статус военнослужащих Квантунской армии был изменён на статус военнопленных. Таким образом, несмотря на официальное признание окончания военных действий 2 сентября 1945 г, военнослужащие Квантунской армии не были высланы домой. В настоящее время почти невозможно установить точное количество военнопленных, размещавшихся в лагерях на территории бывшего СССР, а ещё сложнее установить имена погибших. По данным японского правительства на 1946 г. под контролем СССР находилось около 2 млн. военнопленных. Как ни странно, но до 1947 г. на все запросы Японии Советский Союз отвечал, что японских военнопленных на его территории нет. Между тем есть данные о том, что и в Тюменской области – в лагпункте № 34 (находился в устье реки Объ в Новом Порту) в то время содержались японцы. По данным японского МИД, около 234 тыс. японских военнопленных умерли в лагерях, 29 тыс. пропали без вести, и на начало 1952 г. в Советском Союзе оставалось примерно 350 тыс. чел. В настоящее время не существует однозначных и исчерпывающих ответов на такие вопросы, как численность интернированных в Советском Союзе, их трудоиспользование, продовольственное, медицинское и иное обеспечение лагерей и т. д. Основными причинами этому является относительная недоступность архивных материалов МВД, ФСБ, Министерства обороны, Особого архива, а также разногласия в существующих документах. Следует также отметить, что точному установлению численности и имён пленных препятствует такой факт, как смешанность контингента направленных в лагеря военнопленных: военнослужащие различных подразделений, японские полицейские и жандармские чины, корейцы, русские и монголы, мобилизованные в японскую армию, а также гражданские лица, в т.ч. и подростки. Труд японских военнопленных использовался в промышленном производстве, в гражданском и промышленном строительстве, на лесоразработках, в сельском хозяйстве, угольных шахтах и рудниках по добыче цветных металлов и полезных ископаемых. В действительности, труд военнопленных не всегда был организован, отчасти и из-за того, что в послевоенные годы стране не хватало материальных средств, оборудования, инструментов. Руководство лагерей призывало «организовать труд военнопленных так, чтобы стоимость содержания была оправдана и возмещены государственные расходы», вследствие чего заработки японских военнопленных были крайне низкими. Методы принуждения к труду во всех лагерях были схожи – сокращение хлебного пайка невыполнившим дневную норму работ. Важно отметить, что норма выработки была единой для всех военнопленных, независимо от возраста и состояния здоровья. Голод стал одним из самых ужасных и распространённых явлений в лагерях для военнопленных. Питание было недостаточным уже во время транспортировки военнопленных в Сибирь, а в лагерях ситуация и вовсе была катастрофической. Годы плена стали тяжёлым испытанием для интернированных японцев. Однако, вспоминая о взаимоотношениях с сибиряками, бывшие военнопленные отмечают доброе, 124 сочувственное отношение с их стороны. Президент Всеяпонской ассоциации бывших военнопленных С. Ракуро подтверждал, что взаимоотношения с гражданским населением никогда не омрачались случаями неприязненного или враждебного отношения: «За редким исключением, мы сохраняем к советским людям самое тёплое отношение, но никогда не согласимся оправдать политику Сталина не только в отношении нас, но и в отношении самих советских людей. А ведь в те тяжёлые годы ваши люди находили в себе силы, чтобы поддерживать, подкармливать нас, проявляли к нам заботу и тепло. Это не забывается, этого никто из нас не забудет никогда». Тяжелый труд, скудное питание, суровый сибирский климат, болезни и несчастные случаи стали причинами высокой смертности среди японских военнопленных. Большинство кладбищ японских военнопленных находятся в труднодоступных местах, вдали от населённых пунктов. Но, несмотря на географическую удалённость, родственники и друзья погибших в плену японских военнослужащих ежегодно посещают их могилы, совершают службы и проводят религиозные обряды, отдавая дань уважения погибшим. В 1990 гг. Министерство здравоохранения Японии начало работы по перезахоронению погибших (кремации), после чего прах отправляется в Японию. Важно отметить, что труд японских военнопленных так и не был оплачен ни Советским Союзом, ни Японией. Полемика по вопросу материально-правовой компенсации длится уже долгие годы. Многие японцы считают Сибирь не «пленом», а незаконным интернированием, а японских военнослужащих и гражданских лиц, бывших в плену, – бесплатной рабочей силой, так требовавшейся Советскому Союзу в послевоенное время. Однако международное право не считает плен основанием для выплаты компенсаций. Несмотря на то, что Россия и Япония являются ближайшими соседями, в послевоенные годы и период «холодной войны» человеческие контакты между народами двух стран были затруднены, а отношения стран были весьма напряжёнными. В настоящее время открывается всё большее количество путей нормализации отношений между нашими странами, а преодоление тяжёлого наследия прошлого – одна из важных задач и потребностей народов двух великих держав – России и Японии. 1. Кузнецов С.И. Японские военнопленные в Иркутской области // Страны – соседи, города – побратимы: Сборник статей. Иркутск, 1996. 2. Базаров О.Д., Кузнецов С. В сибирском плену. Улан-Удэ, 1994. 3. Richard Daehler Японские военнопленные на работах в Сибири // Neue Zuercher Zeitung. 2003. 20 января. 4. Волгин В. Русский плен // Красноярский рабочий. 1997. 1 ноября. 5. Липский А. Пропавшая армия / Интервью с президентом российско-японского фонда «Покаяние» В. Архангельским // Новая газета. 2004. 9 августа. Семенова Л.А., Алексюк В.А. /Тюмень, Россия/ СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ПЛАНКТОНА ОБСКОЙ ГУБЫ Участники Великих Северных экспедиций в ХVIII в. только начали «подступаться» к исследованию той темы, что вынесена в название данной статьи. Попробуем выстроить некую параллель между тем, что являлось одной из целей экспедиции – разведать потенциальные возможности Сибири и тем, что стало одной их задач современности, особенно в связи с планируемым освоением запасов природного газа в акватории Обской губы. Очень актуально является получение полной информации об экологическом состоянии водоема с учетом изменений под влиянием антропогенных факторов. Сведения подобного рода будут способствовать разработке мер по компенсации наносимого ущерба, а также принятию решений по его минимизации. Не менее важно при создании будущего «Виртуального памятника Г. Стеллеру» показать природный фон, который могли видеть участники Великих Северных экспедиций в ХVIII в. Фитопланктон. Анализ материалов исследований за ряд лет позволил выявить в Обской губе в 2002 г. 95 таксонов водорослей из 6 отделов; в 2003 г. и 2004 г. по 165 таксонов из 8 125 отделов. В фитопланктоне ведущее положение занимают диатомовые, зеленые и сине-зеленые водоросли, составляющие 89-94 % от всего состава. В состав фитопланктона входят пресноводные формы речного происхождения, немало пресноводных форм галофильной природы. Характерно преобладание планктонных видов. В 2002 г. в планктоне южной части Обской губы (б. Опасная – пос. Ныда, пос. Новый Порт – пос. Ямбург) обнаружено 76 таксонов водорослей из 6 отделов. Наиболее богато представлены диатомовые (46 %), зеленые (37 %) и сине-зеленые (11 %). Им значительно уступают криптофитовые, эвгленовые, золотистые, составляющие 6 % от общего состава. В летне-осенний период основу численности (70-90 %) и биомассы (88-96 %) фитопланктона составляли диатомовые водоросли. Им сопутствовали зеленые (до 25 % и до 5 % соответственно) и сине-зеленые (до 20 % и до 2 % соответственно). Доминирующий комплекс был представлен Aulacosira, Stephanodiscus, Synedra, Aphanizomenon и протококковыми. Летом в районе населенных пунктов (пос. Новый Порт, пос. Ямбург) развивались в заметном количестве представители криптофитовых водорослей (до 2 % и до 9 % соответственно). Биомасса в русловой части находилась в пределах 1,4-2,1 г/м3, численность – 4,3-10,1 млн. кл./л (табл. 1). В средней части Обской губы в 2002 г. (пос. Мыс Каменный – м. Парусный, пос. ЯптикСале – пос. Котельниково) в летний период выявлено 76 таксонов водорослей из 6 отделов. Преобладали по составу диатомовые (54 %) и зеленые (33 %) водоросли. В небольшом количестве встречались сине-зеленые, криптофитовые, золотистые, единично эвгленовые. Таблица 1. Количественные показатели планктона в Обской губе за ряд лет Зоопланктон Фитопланктон Участок Южный Год Сезон Численность, млн. кл./л Биомасса, г/м3 Численность , тыс. экз./м3 12,4-30,8 Биомасса, мг/м3 лето 4,3-10,1 1,4-2,1 осень лето лето 4,8 1,1-74,3 10,6-18,1 1,7 0,5-7,3 4,0-8,3 7,4-33,4 6,5-103,3 23,1-33,0 17,4-112,8 69,3-1195,7 184,3-609,9 осень лето лето осень 8,6-67,9 5,2-8,2 6,5-19,3 2,1-8,2 4,9-7,7 4,2-14,8 0,3-36,7 4,5-83,7 47,5-264,0 2,7-18,7 70,8-397,5 44,8-1061,6 41,3-318,1 11,9-217,9 46,6-101,2 2002 2003 2002 Средний 2003 2004 Основу летнего планктона составляли характерные для Обской губы пресноводные диатомовые виды рода Aulacosira (до 96 % численности и до 99 % биомассы). Им значительно уступали зеленые (до 3 % и до 1 % соответственно) и сине-зеленые (до 5 % и до 0,3 % соответственно) водоросли. Биомасса в русловой части изменялась от 4,0 до 8,3 г/м3, численность – от 10,6 до 18,1 млн. кл./л (см. табл. 1). Таким образом, в период наблюдений 2002 г. фитопланктон, как и в прошлые годы (80-е, 90-е) носил диатомовый характер. Из диатомовых следует выделить род Aulacosira, активно принимающий участие в сложении численности и биомассы, что вполне согласуется с прошлыми данными. Другие отделы водорослей, кроме зеленых и сине-зеленых играют подчиненную роль в разнообразии видов. В 2003 г. в фитопланктоне южной части Обской губы (пос. Ямбург) обнаружено 102 вида, разновидностей и форм из 7 отделов. Первое и второе место по разнообразию делят диатомовые (47 % от общего состава) и зеленые (31 %) водоросли. Далее места распределяются в следующей очередности: сине-зеленые, криптофитовые, эвгленовые, золотистые, желто-зеленые. Сравнение доминирующих комплексов водорослей показало, что для них характерно преобладание из диатомовых Aulacosira, из сине-зеленых – Aphanizomenon, Anabaena, из зеленых – Monoraphidium, Scenedesmus, Pediastrum, из криптофитовых – Cryptomonas. 126 В конце лета численность и биомасса фитопланктона в толще воды находилась в пределах 1,1-74,3 млн. кл./л и 0,5-7,3 г/м3 соответственно (см. табл. 1). Численность определялась диатомовыми (до 48 %), зелеными (до 44 %) и сине-зелеными водорослями (до 98 %), биомасса – диатомовыми (до 69 %) и сине-зелеными (до 78 %). На отдельных станциях наблюдалось цветение Aphanizomenon. В альгоценозе среднего участка Обской губы в 2003 г. (пос. Мыс Каменный) обнаружено 160 видов, разновидностей и форм из 8 отделов. Наиболее разнообразно представлены диатомовые (44 % от общего состава), зеленые (32 %) и сине-зеленые (14 %) водоросли. Золотистые, криптофитовые, динофитовые, эвгленовые, желто-зеленые малочисленны. Из диатомовых встречались Aulacosira, Stephanodiscus, из сине-зеленых –Aphanizomenon, Anabaena, из зеленых – Monoraphidium, Scenedesmus, из криптофитовых –Cryptomonas, Chroomonas. В летний период численность в толще воды изменялась от 8,6 до 67,9 мл. кл./л, биомасса – от 2,1 до 8,2 г/м3 (см. табл. 1). По численности доминировали сине-зеленые (до 97 %), по биомассе преобладали диатомеи (до 85 %). Отмечена усиленная вегетация сине-зеленых, которая определяла на отдельных станциях не только численность, но и биомассу (до 71 %). Таким образом, в период наблюдений 2003 г. фитопланктон имел диатомово-сине-зеленый тип. Из диатомовых, как и в прошлые годы, выделяется род Aulacosira. Из сине-зеленых отмечена усиленная вегетация Aphanizominon flos-aquae. В 2004 г. в альгофлоре среднего участка Обской губы обнаружено 165 видов, разновидностей и форм из 8 отделов. Наиболее разнообразно представлены диатомовые (43 % от общего состава), зеленые (33 %) и сине-зеленые (14 %) водоросли. Золотистые, криптофитовые, динофитовые, эвгленовые, желто-зеленые малочисленны В летний период численность в толще воды изменялась от 5,2 до 8,2 млн. кл./л, биомасса – от 4,9 до 7,7 г/м3 (см. табл. 1). По численности доминировали диатомеи (33-84 %), на отдельных станциях – сине-зеленые (до 64 %), по биомассе – диатомовые водоросли (92-99 %). Основу планктона составляли Aulacosira, Anabaena, Aphanizominon. В осенний период численность и биомасса в толще воды находилась в пределах 6,5-19,3 млн. кл./л и 4,2-14,8 г/м3 соответственно. Доминировали диатомеи (47-95 % численности, 78-99 % биомассы), которым сопутствовали сине-зеленые (до 50 % численности) и зеленые (до 25 % численности) за счет Aulacosira, Aphanizominon, частично Fragillaria и протококковых. Таким образом, в период наблюдений 2004 г. фитопланктон, как и в 2003 г. носил диатомово–сине-зеленый характер. Из диатомовых интенсивно вегетировала Aulacosira, из синезеленых – Aphanizominon. Зоопланктон. По исследованиям 2002–2004 гг. планктон представлен 126 видами зоопланктеров, из них коловраток – 58, ветвистоусых рачков – 25, веслоногих рачков – 43. Зоопланктон экологически весьма разнообразен. Здесь можно встретить типичных реофилов и большую группу лимнофилов, присутствовали зарослевые виды. Наибольшее число видов принадлежит к северному планктическому комплексу, многочисленна группа эврибионтов, встречаются типично арктические виды. В северной части отмечен реликтовый рачок Limnoclanus macrurus. Наибольшим разнообразием характеризуются коловратки от 33 до 58 % от общего числа видов. Ведущими родами по числу видов являются Asplanchna, Brachionus, Polyarthra, Keratella, Notholca. В южной части Обской губы обнаружено 72 вида зоопланктеров, из них коловраток 45 %, ветвистоусых рачков 33 %, веслоногих рачков 22 %. Численность зоопланктона в летние месяцы 2002 г. изменялась от 12,4 до 30,8 тыс. экз./м3, а биомасса от 46,6 до 101,2 мг/м3 (см. табл. 1). В осенний период плотность планктона изменялась от 7,4 до 33,4 тыс. экз./м3 при биомассе от 17,4 до 112,8 мг/м3. В летне-осенний период численно преобладали коловратки (от 63 до 93 %) за счет Keratella, Asplanchna, Polyarthra, Synchaeta. По биомассе коловратки продолжают доминировать, но на некоторых станциях осенью превалируют ветвистоусые рачки (Ceriodaphnia, Daphnia, Bosmina) и летом к вышеперечисленным видам добавляется Leptodora. В осенний период 2003 г. колебания плотности зоопланктона по станциям выше (см. табл. 1) в основном доминировали 127 ветвистоусые рачки – от 57 до 95 % от общей численности и от 53 до 97 % от общей биомассы за счет Bosmina, которые занимали от 51 до 63 % от общей численности и от 45 до 70 % от общей биомассы. В средней части Обской губы определено 118 видов и разновидностей зоопланктеров, из них: 47 % коловратки, 36 % веслоногие рачки и 18 % ветвистоусые рачки. Количественные показатели зоопланктона в летний период 2002–2004 гг. изменялись от 4,5 до 264,0 тыс. экз./м3, биомасса – от 41,3 до 1061,6 мг/м3, в осенний период – от 0,3 до 36,7 тыс. экз./м3 и от 11,9 до 397,5 мг/м3 соответственно (см. табл. 1). В 2002 и 2004 гг. численно доминировали коловратки (от 20 до 99 %) за счет Notholca, Asplanchna Keratella, Trichocerca, Polyarthra. Только летом 2003 г. массового развития достигали ветвистоусые рачки рода Bosmina (до 82 % численности). Биомасса во все года носила ротаторно-копеподитный характер. В целом анализ материалов исследований 2002–2004 гг. свидетельствует, что в фитопланктоне, как и в прошлые годы, преобладают диатомеи (Aulacosira), в теплый период отмечается усиленная вегетация сине-зеленых (Aphanisomenon). Зоопланктон Обской губы достаточно разнообразен и носит рототорно-копеподитный тип. 128 Солодкин Я.Г. /Нижневартовск, Россия/ К ИЗУЧЕНИЮ СУДЬБЫ РОТМИСТРА СТАНКЕВИЧА И ЕГО «ИСТОРИИ» Неправильным будет утверждение, что в начале ХVIII в. изучение Сибири подвигалось только усилиями иностранных (в т.ч. немецких) ученых, хотя их вклад, бесспорно, очевиден. Представляется необходимость объективного выявления всех обстоятельств и вклада в научное исследование края россиянами и иностранцами (хотя многие вскоре стали гражданами Российской империи и ее славой). Одной из загадок позднего русского летописания служит «История Сибирская», находившейся в распоряжении В.Н. Татищева. Будучи в начале 1720 гг. в Далматовском Успенском монастыре, выдающийся ученый снял копию с этого «Летописца Тоболского», а спустя полтора десятилетия получил и его рукопись, которую вскоре подарил Екатеринбургской горной школе. Судьба оригинала «Истории» остается неясной. Список же этого сочинения, как обычно считается, погиб вместе с другими книгами татищевской библиотеки уже после смерти ее владельца. Польская фамилия автора утраченного летописца и чин ротмистра, который носил Станкевич, позволили М.Д. Каган и А.Т. Шашкову усмотреть в нем участника польсколитовской интервенции в Россию, попавшего в плен к русским и сосланного в Сибирь. Впрочем, не исключено, что создатель «Истории», который по словам В.Н. Татищева «был во времена Годунова, Шуйского и царя Михаила», служил в Московском государстве еще накануне Смуты и в последующие годы. Заметим, что Н.А. Дворецкая почему-то относит процитированное свидетельство к самому «Летописцу Тоболскому». Затруднительно согласиться и с мнением той же исследовательницы, повторенным В.Г. Вовиной-Лебедевой, будто Станкевич являлся не автором, а лишь владельцем «Истории». Утверждение, что Станкевич был только переписчиком утраченного произведения1, тоже маловероятно. Известно, что в третьей четверти XVII в. в Сибири поневоле оказалось немало Станкеевых, Станкеевичей, Станковских2, взятых в плен в ходе русско-польской войны. Но едва кого-то из них можно отождествить с автором «Истории», которую В. Н. Татищев приурочил к 1626 г. (замечание Е.К. Ромодановской о появлении сочинения Станкевича в начале 1620 гг. не отличается точностью). Возникла же эта «топография» (по классификации В.Н. Татищева), т.е. местная летопись, не ранее 1618 г., ибо в ней упоминался Енисейск. Однако вряд ли подобно А.И. Андрееву, И.Л. Маньковой, А.Т. Шашкову и М.Д. Каган стоит утверждать, что Станкевич жил в этом городе. Быть может, ротмистр находился там по служебным делам, либо слышал о том, что в Енисейске «показались» воробьи, которых до прихода русских в тех местах не видели. Станкевич, сочинение которого рассматривается как вариант «частного летописного предпринимательства»3, – возможно, одно лицо с ротмистром Бартошем Станиславовым, который долго (до смерти в 1628 г.) возглавлял в Тобольске «литву» и казаков «литовского списка»4. В 1621 г. этот ротмистр возил в Москву архиерейскую отписку, а вскоре принял участие в экспедиции за солью к Ямышевскому озеру. В.Н. Татищев включал пропавший затем труд в круг «участных историй»5, т.е. произведений, посвященных судьбам отдельных территорий. Мысль, будто первооткрыватель причислял его к «конкретным» сочинениям6, должна считаться заблуждением. Взгляд, что произведение Станкевича основывалось на сибирских летописях7, – не более чем догадка. В представлении Д.Я. Резуна «История», сведения о которой сохранены В.Н. Татищевым, является первым памятником сибирского городового летописания. Такая оценка кажется натяжкой, поскольку в сочинении Станкевича говорилось, между прочим, о борьбе русских с монголами, происхождении названия «Сибирь». 129 Если верить В.Н. Татищеву, он дополнил «Историю» «продолжением о воеводах», надо думать, по Сибирскому летописному своду (далее – СЛС). Это лишнее основание считать (вслед за А.И. Андреевым), что произведение Станкевича представляло собой повесть о присоединении «Кучумова царства» к России на рубеже XVI–XVII вв.8. Сомнительна оценка Н.А. Дворецкой «Истории» как списка СЛС, тем более что свидетельства, которые В.Н. Татищев приписал служившему в Сибири ротмистру, почти не имеют аналогий в распространенной редакции Есиповской летописи (далее – ЕЛ), открывающей большинство разновидностей упомянутого свода. Главным источником ЕЛ основной редакции, по признанию ее автора, стало некое «писание», за которое принимаются: казачье «написание» (или протограф Погодинского летописца), синодик ермаковцев, ранняя тобольская летопись. Последнее суждение, высказанное Р.Г. Скрынниковым, нам представляется наиболее вероятным. Не является ли гипотетическая летопись «Историей», тем более что известие Станкевича (в передаче В.Н. Татищева) об основании города Сибири близко к сообщению Есипова? Книги старого Урала. Свердловск, 1989. С. 20. Белокуров С.А. Из духовной жизни московского общества XVII в. М., 1903. С. 43, 47, 57, 59, 65, 70 и др. 3 Дергачева-Скоп Е.И. Генеалогия сибирского летописания: Концепция, материалы. Новосибирск, 2000. С. 10. 4 Александров В. А., Покровский Н. Н. Власть и общество: Сибирь в XVII в. Новосибирск, 1991. С. 94. 5 Мирзоев В. Г. Историография Сибири (XVIII век). Кемерово, 1963. С. 79. 6 Софронова А.М. Книги по истории России в библиотеке В.Н. Татищева в Екатеринбурге в 1730-е гг. // Документ: Архив: История: Современность. Екатеринбург, 2003. Вып. 3. С. 39. 7 Мирзоев В.Г. Историография … С. 68. 8 Татищев В. Н. Избранные труды по географии России. М., 1950. С. 75. 1 2 130 Смирнов Ю.В. /Тюмень, Россия/ ПЛЕННЫЕ ЯПОНСКОЙ АРМИИ В ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ Тема плена 1945–1956 гг. в истории российско-японских отношений занимает особое и очень важное место как предмет противоречий в двусторонних отношениях. В бывшем СССР о ней молчали, полагая, что в ней нет предмета не только для изучения, но и для переговоров. Тем самым отношения еще более обострялись, а обиды японцев продолжали копиться – СССР ничего не сообщал о судьбе бывших солдат Квантунской армии, навсегда оставшихся в сибирской земле. Собственно говоря, СССР признавал, что кое-кто из японцев умер в лагерях военнопленных и был там похоронен. Обычно фигурировали 26 кладбищ на территории СССР (позднее выяснилось, что только в Иркутской области 81 кладбище). Но дело не сводилось только к умершим. Японцы всегда считали, что их неправомерно и несправедливо удерживали в советских лагерях, в то время как немецкие военнопленные давно вернулись домой. Советские власти не выдали репатриантам справки о труде, как это было принято в международной практике. В итоге годы плена никак не засчитывались при начислении пенсии. Многие были осуждены в лагере (в основном по 58-й статье «антисоветская деятельность»). В большинстве случаев осуждение было несправедливым, однако, их реабилитация началась лишь во второй половине 1990 гг. Как правило, военнопленные в СССР не получали зарплаты за свой труд. И эти деньги, хотя и незначительные, также оставались предметом споров. Пленные – одна из категорий потерь, которые обязательно сопровождают любую войну, вооруженные конфликты и т.д. Богатый на войны ХХ в. оставил массу воспоминаний, дневников и иных свидетельств. Для всех без исключения бывших пленных годы плена были настоящей жизненной трагедией. В этом – общность судьбы пленных всех стран и народов. Но сибирский плен японцев стоит особняком. Его уникальность обусловлена самим отношением бывших пленных к стране, где им временно пришлось быть, ее населению, обычаям, культуре. Из докладной записки НКВД СССР на имя Сталина о приеме и размещении военнопленных японцев (Москва. 26 февраля 1946 г. Сов. секретно) За время операции против Японии частями Красной Армии, по данным Генерального штаба, взято 594 000 военнопленных, из них принято НКВД СССР для отправки в СССР 499 807 чел., в том числе: Генералов – 166, офицеров – 21 345, унтер-офицеров и рядовых – 478 296.Остальные 94 193 чел. – больные, раненые и длительно нетрудоспособные военнопленные, а также военнопленные не японской национальности — остались в распоряжении командования Красной Армии для освобождения их и передачи китайским властям. Военнопленные японцы, сосредоточенные в тыловых л агерях НКВД, по районам Советского Союза распределяются: Хабаровский край – 154 017, Примоский край – 45 047, Читинская обл. – 32 922 чел. Для трудового использования наибольшее количество военнопленных японцев выделено следующим наркоматам: НКВД – строительство Байкало-Амурской магистрали – 112 444 Наркомстрой – строительство портов и заводов – 52 592 Наркомуголь – Дальний Восток, Кузбасс, Караганда – 51219 Наркомлес – лесозаготовки – 27 312 Парадокс «сибирской истории» японских солдат и офицеров заключается в том, что очень многие бывшие военнопленные с изрядной долей ностальгии, а иногда и с умилением вспоминают этот тяжелейший период жизни. При этом они никак не симпатизировали советской власти, хотя большинство отчетов начальников лагерей, где содержались японские военнопленные, в основном, свидетельствовали об обратном. 131 Сопроводительное письмо Чернышева и первого Зам. начальника ГУПВИ МВД СССР Кобулова на имя Круглова к тексту обращения военнопленных семеновского лагеря и заявлению 11 военнопленных офицеров лагеря № 188 (Москва 29 мая 1946 г. Сов. секретно) Начальник УМВД Приморского края генерал-майор т. Шишкарев сообщил, что военнопленные японские солдаты и офицеры Семеновского лагеря МВД в количестве 782 чел. написали обращение ко всем военнопленным японцам, находящимся в CCCР и к японскому народу, которое просят опубликовать в газете «Ниппон-Симбун», издающейся в СССР для военнопленных японцев, и в газетах Японии. В этом обращении военнопленные разоблачают агрессивную политику японского правительства, требуют предания суду военных преступников, в том числе и императора как главного виновника войны, и призывают всех находящихся в СССР военнопленных японцев и весь японский народ к организованному выступлению за создание в Японии демократического правительства. Военнопленные японские офицеры лагеря МВД № 188 Тамбовской обл. в количестве 11 чел. написали заявление в Международный Военный трибунал, в котором разоблачают агрессивную деятельность военных преступников – бывших премьер-министров Японии Тодзио, Коисо, Хирота, бывшего министра внутренних дел Абе и требуют сурового их наказания. «Мы военнопленные японские солдаты и офицеры, находясь в Советском Союзе, много передумали о судьбе нашей родины и убедились в том, что японское агрессивное правительство на всем протяжении своего существования ставило своей целью захват чужих земель и порабощение народов. Мы порываем всякую связь с японским правительством и требуем создания нового демократического правительства, обращаемся ко всем военнопленным японским солдатам и офицерам и японскому народу поддержать наше обращение и организованно требовать создания нового демократического правительства, а также предания военному суду всех военных преступников, в том числе и императора как основного преступника возникновения этой войны». Обращение подписали 782 военнопленных солдата и офицера. Бывшие военнопленные японцы прекрасно знали и о десятках тысяч умерших в сибирских лагерях соотечественниках. В плену умерло 61 855 японцев, в т.ч. 31 генерал и 607 офицеров. Правительством СССР были регламентированы условия захоронения военнопленных: «Не допускать захоронения трупов умерших военнопленных в общие могилы (по несколько трупов в одну могилу) и без нательного белья. Умерших военнопленных офицеров хоронить в белье и верхней одежде. В смешанных лагерях, где содержатся военнопленные германской и японской армий, захоронение умерших военнопленных японской армии производить отдельно от военнопленных германской армии, выделив для этого отдельные кладбища» Не смотря на то, что японцы помнят нечеловеческие условия труда при 50-градусных морозах в сибирской тайге или на Крайнем Севере годы плена пришлись на их молодость, то есть на лучший период их жизни и может быть по этому многие японцы вспоминают их с ностальгией. Именно так объясняют свои чувства. «Я давно мечтаю посетить и осмотреть те места, где я провел самое трудное время своей юности», – говорил бывший военнопленный Оно Юдзо. Приказом МВД СССР военнопленным японцам было разрешено вести переписку с их семьями, проживающими в Японии и Корее, для чего было предписано организовать в составе оперативного отдела УМВД отделение военной цензуры для проверки входящей и исходящей почтовой корреспонденции военнопленных. Были определены условия и порядок переписки: Каждому военнопленному японцу, находящемуся в СССР, разрешается отправить своим родственникам в Японию, Манчжурию и Корею 1 письмо в 3 месяца. Как мера поощрения предоставляется право начальникам лагерей военнопленным японцам, перевыполняющим нормы выработки, являющимся примерными на работах, а равно по оперативным соображениям, разрешить отправку 2 письма в 3 месяца. За систематическое нарушение лагерного режима, а равно и другие проступки военнопленные японцы могут лишаться права переписки с их семьями сроком от 3 до 5 месяцев. Печатание почтовых открыток для военнопленных японцев обеспечить в г. 132 Хабаровске в типографии редакции газеты «Ниппон-Симбун» Политического управления Забайкальского военного округа. В тексте письма военнопленным разрешается писать только данные о себе (состояние своего здоровья, бытовые условия и свои политические настроения). Сообщать сведения о других военнопленных, как содержащихся в лагерях, спецгоспиталях и рабочих батальонах, так и умерших и погибших во время пребывания в лагерях, спецгоспиталях и рабочих батальонах, категорически воспрещается. Также категорически воспрещается писать о месте дислокации лагеря, спецгоспиталя и рабочего батальона, предприятий, где работают военнопленные, и характере выполняемой работы. Указание в адресе слов: «лагерь, спецгоспиталь и рабочий батальон» воспрещается. Подлежат конфискации как входящие, так и исходящие письма военнопленных: а) антисоветского и профашистского содержания; б) с изложением данных о месте дислокации промышленных объектов и характере выполнявшей работы военнопленным; в) с указанием отправителем сведений о других военнопленных, содержащихся в лагерях, госпитале, рабочем батальоне, а также умерших за время пребывания в плену; г) вне зависимости от содержания подлежат конфискации письма военнопленных японцев, направляемые в другие страны. Многие бывшие военнопленные сейчас говорят, что сибирские лагеря стали для них настоящим университетом жизни, закалившим их характер и научившим выживать в любых условиях. Что же касается самих заключенных, то естественно подавляющее большинство из них находилось, в Советском Союзе только с одной мыслью – «Домой». Это была единственная мечта и надежда узников сибирских лагерей. Была на территории Советского Союза еще одна группа японцев – по состоянию на 1 января 1956 г. в стране проживало 713 японцев, из которых 577 чел. – в Сахалинской обл. и 103 – в Красноярском крае. Среди этих японцев было 419 женщин. Большинство отказалось выехать в Японию, т.к. многие обзавелись семьями и хозяйством. Из докладной записки Министра внутренних дел СССР Дудорова Хрущеву о количестве японских подданных, содержащихся в местах заключения МВД СССР, и о мероприятиях по подготовке их репатриации: Японские подданные перед отправкой будут обмундированы в новое обмундирование, а генералам будет выдано гражданское платье (демисезонное пальто, костюм, шляпа, сорочка с галстуком, ботинки, две пары носков, две пары нижнего белья). Со всеми японцами перед отправкой на родину будет произведен полный денежный расчет за) работу в лагерях, и им будет предоставлена возможность приобретать по их желанию промышленные и продовольственные товары через специально организованные в лагерях торговые палатки. За 10 дней до отправки на родину все японские подданные будут освобождены от всяких работ, им будет разрешено кроме личных вещей вывозить с собой приобретенные ими промышленные и продовольственные товары, художественную литературу, художественные и почтовые открытки. По просьбе японцев непосредственно перед их репатриацией им будет предоставлена возможность ознакомиться с достопримечательностями г. Хабаровска, а содержащимся в лагере № 48 – с достопримечательностями г. Москвы. Японцы с немалым удивлением узнавали, что в СССР проживают люди огромного количества национальностей. В Сибири они столкнулись с большим количеством ссыльных, спецпоселенцев, среди которых было множество украинцев, белорусов, прибалтов. Обнаруживалось также, что отношения между ними далеки от той радужной картины, которую рисовала официальная советская пропаганда. Тяжелые жизненные условия заставляли людей приспосабливаться и идти на такое, что для японца немыслимо в нормальной жизни. В 1959 г. японское посольство в Москве обратилось в МИД СССР с просьбой предоставить сведения об умерших в Советском Союзе, списки японцев и членов их семей, проживающих в СССР на положении лиц без гражданства, как желающих вернуться, так и отказавшихся от возвращения в Японию. Кроме того, Посольство просило сообщить, на каких кладбищах захоронены японцы, и копии кладбищенских книг, а также разрешить родственникам умерших посещать такие кладбища в целях совершения религиозных обрядов и перенесения останков умерших в Японию. 133 В течение 1957–1959 гг. в Японию было отправлено свыше 2 тыс. японцев и членов их семей, проживающих в СССР на положении лиц без гражданства. В предоставлении списков японцев, не желающих вернуться в Японию, Посольству было отказано. Посольству переданы также списки на 908 умерших в СССР пленных. Некоторым японцам, приезжавшим в СССР по тем или иным делам, разрешалось посещение кладбищ в гг. Иванове и Хабаровске, где захоронены японцы. Было указано до конца 1959 г. подготовить для передачи Посольству Японии через Исполком Красного Креста и Красного Полумесяца СССР списки на 3-4 тыс. умерших в Советском Союзе японцев и заявить, что советская сторона более не располагает какими-либо сведениями об умерших и без вести пропавших. Поручить МВД СССР и КГБ при Совете Министров СССР определить перечень кладбищ захороненных японцев, которые необходимо поддерживать в должном порядке с учетом возможного посещения этих кладбищ родственниками умерших или представителями религиозных общин. Копии кладбищенских книг Посольству не передавать. Таким образом, «сибирский плен» стал существенной страницей российско-японских отношений, а восприятия военнопленными советской действительности, советского режима, советских людей, отложившиеся в их памяти и частично обнародованное, стали важным фактором формирования общественного мнения в отношении СССР и России в послевоенной Японии. 1. Кузнецов С.И. Россия глазами японских интернированных (1945–1956 гг.) Окно в Японию: http://russiajapan.nm.ru 2. Дэлер Р. / перевод В. Синица Японские военнопленные на работах в Сибири http://www.inosmi.ru/translation/169355.html 3. Букин С.С., Долголюк А.А. Формирование лагерей военнопленных и интернированных в Сибири http://www.philosophy.nsc.ru/journals/humscience/2_00/11_bukin.htm 4. Материалы 9-го российско-японского симпозиума по проблемам японского интернирования (военнопленных) http://www.imemo.ru/conf/2001/conf002.htm 5. Военнопленные в СССР 1939–1956. Документы и материалы под редакцией М.М. Загулько, М., 2000. Суржикова Н.В. /Екатеринбург, Россия/ РУССКИЕ ЯЗЫКОВЫЕ ВКРАПЛЕНИЯ В РЕЧИ НЕМЕЦКО-ГОВОРЯЩИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ Проблема взаимоотношений победивших и поверженных неизбежно сопутствует военному плену. В годы Великой Отечественной войны и в первое послевоенное десятилетие, когда на территории СССР оказалось более 4 млн. иностранных военнопленных, НКВД-МВД СССР пыталось решить эту проблему путем изоляции бывших солдат и офицеров противника от советских граждан. Однако успешной эта попытка не стала, о чем свидетельствуют многочисленные архивные документы и воспоминания очевидцев. По объективным причинам оградить военнопленных от общения с советскими гражданами было просто невозможно: они контактировали не только с лагерным персоналом и охраной, но и с гражданским населением за пределами лагерей. Ситуация социального взаимодействия людей способствовала возникновению языковых контактов, которые привели к появлению в разговорной речи немецко-говорящих пленных русских языковых вкраплений. Язык военнопленных на время оказался полем активного словотворчества, где возникли словообразования, которые можно квалифицировать как окказионализмы и приближающиеся к ним слова, как правило, официально не санкционированные, не зафиксированные в словарях, способные исчезать и снова возникать как новые. При этом инкрустации русизмов в разговорной речи военнопленных в силу закона экономии речевых усилий ограничивались в основном несложными образованиями. Об этом свидетельствует изучение только одного источника – воспоминаний бывшего военнопленного И. Пехмана1, – обнаруживших целый пласт элементов русскоязычного влияния: «Nahe am Feuer stehend, knöepfen wir den Mantel, oder die G i m n a s t j o r k a (Wattejacke) auf…» «Jeden Abend hat der N a t s c h a l n i k die Stapel vermessen…» 134 «Zum Teil wurden sie als ‘B r i g a d i e r e ’ eingesetzt und führten uns zur Arbeit». «Dazu gab es dann also eine zweite Portion Suppe und K a s c h a …» «Aber wie wir in Istok gesehen hatten, waren die Kirchen zu M a g a s i n e n unfuktioniert…» «… denn obwohl die W a l e n k i (Filzstiefel) einen guten Kälteschutz boten…» «Die Brotteilung erfolgte in der C h l e b e r e s k a . In diese Brotschneiderei als Helfer kommandiert zu werden, war der Traum jedes P l e n n i , denn hier konnte man sich an Brot sattessen». «D a w a i , d a w a i » – das waren die ersten russischen Woerter, die bei einem Gefangenen «haengenblieben». Und man brauchte keinen Dolmetscher dazu, um zu verstehen, was das bedeutete, naemlich «Los, los!». Man hoerte diesen Ruf x-tausend Mal und immer wieder- vom ersten «R u k i w e r c h , d a w a i , d a w a i !» bis zum letzten «D o m o j , d a w a i , d a w a i !» «… und der fesche, junge und relativ gut genaehrte Hamburger Burmeister antwortete: “N e t , o d i n - t r i ! T s c h o e t o ? ”» «Und schon wieder hiess es: “R a b o t i , d a w a i !”» «Unsere M a c h о r k a rationen tauschten wir gegen Brot um…» «… auf dem Ofen geroestetes C h l e b und Weissbrot, darauf Butter und Zucker». «… und dort in den Wohnbaracken war es sicher warm und es gab etwas warmes zum Essen und einen Tschei». «… und erst dann gab es “Nachtmal” – einen Schöepfer duenne K a p u s t a s u p (Kohlsuppe) und eine kleine Kelle K a s c h a …» «… in der S t o l o w a j a (Speiseraum) eine der öden Politveranstaltungen staff…» «Wir hatten inzwischen auch zu unterscheiden gelernt s a p r a l i und z a p z e r a p » . «Wer etwas kann, was von der gewöhnlichen Hilsarbeit abweicht, ist “S p e z i a l i s t ” und steht beim Iwan hoch im Ansehen». «…nur mit dem «ВП» (Abkuerzung fuer “W o i n a P l e n n i ”) auf der Jacke». «Jch kann mich nicht erinnern, um wieviel Prozent man die Norm ueberbieten musste, um als “S t a c h a n o w t s c h i k gefeiert zu werden”». «Die K o l c h o s e n wirtschaft in Verbindung mit dem S t a c h a n o w s y s t e m produzierte geradezu Scheinerfolge mit angeblicher Norm-Ueberfuellung…» «Den von den russischen Maennern unentwegt gebrauchte grausliche Fluch “J u p t w o j u m a t i ”». «Eigentlich war es keine K o l c h o s e , sondern eine S o w c h o s e » . «So haben wir gerade das an russischen Wörtern und Redewendungen gelernt, was wir immer wieder gehört haben und was für uns das wichtigste war: chleb, kascha, k u c h n a j a , stolowaja, k u s c h a t – also Brot, Brie, Küche, Speisesaal, essen, dazu p o s c h a l u i s t a und s p a s i b o (bitte und danke), i d i s j u d a (komm her) und – ganz wichtig (und immer wieder ein Bluff): s k o r o d o m o i (bald nach Hause)». Из приведенных текстовых фрагментов явствует, что наряду с отдельными русскими словами на лексическом уровне наблюдалось использование пленными фразовых и инвентарных выражений, вклинивавшихся в речевое произведение. Эти непривычные языковые конструкции, безусловно, придавали определенный колорит языку общения военнопленных, и отрицать их уместность в данном контексте трудно. Однако даже самый поверхностный взгляд на указанные вкрапления инородных языковых единиц с разговорной окраской показывает, что факт их возникновения был главным образом связан с особенностями материальной, социальной и культурной жизни говорящего коллектива. Появление русских языковых вкраплений в речи военнопленных прежде всего было вызвано процессом адаптации бывших вражеских солдат и офицеров к условиям реальности. Сама логика «вживания» в советскую действительность и выживания в ней потребовали, чтобы пленные выучили те русские слова и выражения, которые были для них жизненно важными. Несложные подсчеты дают следующую статистику повторяемости русских лексических единиц в речи немецко-говорящих пленных: Лексическая единица Частота встречаемости, % от остальных русизмов Natschalnik 13.87 % Kascha 10.61 % Domoi 9.79 % Dawai 8.57 % Ruki werch 6.53 % Лексическая единица Частота встречаемости, % от остальных русизмов Walenki 1.8 % Machorka 1.63 % Paschalsta 1.22 % Spasibo 1.22 % Plenni 0.81 % 135 Chleb Kolchose-Sowchose Spezialist Brigadire Kartoschki Da=Net Tschai Dokument Stolowaja Raboti dawai Ja ne ponimaju Zapzerap Fufaika=Gimnastjorka 6.12 % 3.67 % 3.67 % 3.45 % 3.26 % 3.26 % 2.85 % 2.44 % 2.04 % 2.04 % 2.04 % 2.04 % 2.04 % Ukaz Stachanowtschik Chleboreska Kuchnja … twoju mati Kapustasup Kuschat Tscho Eto Idi Sjuda Saprali Potschemu Stoi Kuda 0.81 % 0.81 % 0.408 % 0.40 % 0.40 % 0.40 % 0.40 % 0.40 % 0.40 % 0.40 % 0.40 % 0.40 % 0.40 % Предпринятая нами систематизация словарных вкраплений свидетельствует, что наиболее «популярными» являлись лексические единицы, по своему смысловому значению составляющие совокупность слов и выражений на тему питания и связанных с ним фактов факторов. На их долю приходится почти треть всех русизмов, встречающихся в живом языке военнопленных. Типологически с данной группой связаны также словарные вкрапления типа «фуфайка», «гимнастерка», «валенки», то есть обозначающие предметы обмундирования. Едва ли нужно объяснять, почему именно к этим словам русского языка пленные прибегали чаще всего. Вторую по повторяемости группу русизмов образуют языковые единицы типа «начальник», «специалист», «бригадир», «стахановец», «колхоз», «совхоз» и им подобные, чья доля в общей совокупности вкраплений составляет более 25 %. Пополнение лексикона пленных перечисленными словами было обусловлено тем, что в их подневольном существовании труд занимал далеко не последнее место. Запоминание терминов, характеризующих экономику социализма, облегчалось не только их специфическим звучанием. Проявления их не менее специфического содержания пленные имели возможность воочию увидеть и даже прочувствовать на собственном опыте. Тройку «лидеров» замыкает группа русизмов нормативно-командной окраски. Сюда мы отнесли приказы и распоряжения, которым была подчинена организация повседневной жизни пленных. Реакция на десятки раз повторявшиеся в течение дня в разных вариантах команды «давай, давай!», «стой!», «иди сюда!», «домой!» и т.п. была доведена до автоматизма, поскольку их смысл передавался не только и не столько за счет языковых средств. Особое значение в данной ситуации имела интонация и прочие инструменты звуковой выразительности, а также жесты, мимика, взгляд (то, что можно назвать экстралингвистическими компонентами общения). Как представляется, в общем и целом русские языковые вкрапления в разговорной речи немецкоязычных военнопленных носили поверхностный характер, будучи своего рода вторжением извне, не обусловленным никакими собственно лингвистическими процессами. Более того, те языковые контакты, которые были налажены между русскоязычным населением СССР и пленными немецко-говорящими иностранцами, вряд ли можно считать массовыми. Шансов превратиться в иноязычные заимствования у рассмотренных нами русизмов было не много, поскольку, во-первых, для их закрепления требовался длительный период выкристаллизации, а во-вторых, большинство из них имело свои аналоги в немецком языке. Очевидно, с определенной долей условности лексика бывших военнопленных может классифицироваться как суперстрат или как корпоративная лексика, выработанная в коллективе людей, объединенных общим прошлым. Так или иначе, но «экспортированные» из СССР в Европу в результате второй мировой войны русизмы в определенной степени повлияли на развитие разговорного немецкого языка, однако вопрос о степени этого влияния остается сегодня отрытым. Pechman J. Dawai, dawai! Meine Kriegsgefangenschaft in Ural 2 Mai 1945–17 Dezember 1947. Wien, 1997. S. 5. Далее ссылки на этот источник опущены. 1 136 137 Темплинг В.Я. /Тюмень, Россия/ ЛИНИЯ СУДЬБЫ (О ПРИВЛЕЧЕНИИ СОВЕТСКИХ НЕМЦЕВ К РАБОТЕ С ВОЕННОПЛЕННЫМИ) С тех пор, как Сибирь стала частью Московского государства, она превратилась во всероссийскую «штрафную колонию» и приняла в свое лоно значительное число неугодных государству людей. Здесь находили приют религиозные вольнодумцы, государственные преступники, революционеры, «враги народа», кулаки-«мироеды», пособники оккупантов и целые народы-изгои, кому «не повезло» с национальностью, военнопленные. Всем находилось место на широких сибирских просторах. Ирония судьбы заключалась в том, что эти люди – все ущемленные в своих правах – здесь в Сибири подчас оказывались по разные стороны колючей проволоки. Один из примеров – использование труда репрессированных советских немцев. В предисловии к публикации доклада начальника ГУЛАГа НКВД СССР комиссара госбезопасности 3-го ранга В. Наседкина о работе главного Управления исправительнотрудовых лагерей и колоний НКВД СССР за годы Великой Отечественной войны, В.А. Пронько и В.Н. Земсков отмечали, что заключенные ГУЛАГа добывали не только уголь Воркуты, лес Сибири, руду и золото Магадана, «они также производили танки, самолеты, боеприпасы, вооружения, средства связи, спецукупорку, полностью одевали армию…» 1. Был и еще один вариант приложения потенциала немцев, более редкий и избирательный. Заключался он в том, что государство использовало их знания, как специальные профессиональные, так и естественное – знание немецкого языка. В частности, и то и другое было необходимо для обеспечения работы лагеря для военнопленных № 93, действовавшего на территории края в 1943–1948 гг. Как известно, национальный состав лагеря был очень пестрый. Здесь находились представители многих европейских государств – австрийцы, итальянцы, поляки, югославы, венгры, но преобладали, безусловно, немцы и румыны. Для организации нормальной деятельности лагеря, а также для ведения оперативной работы среди пленных необходимы были специалисты, хорошо знающие язык. Сохранившиеся приказы по управлению лагеря позволяют предположить, что к работе в лагере были привлечены 12 выходцев из среды советских немцев. Эта цифра приблизительна, поскольку установить точную этническую принадлежность служащих пока не представляется возможным. Приказы такой информации не содержат, документов оперативного отдела в Тюмени нет2. Работа с личными делами затруднена в силу ряда причин и в архиве нет личных дел на репрессированных, которые выехали с территории области до 1956 г. Их личные дела хранятся в архивах по месту проживания на момент снятия со спецучета. Условно говоря, если сотрудник лагеря из числа спецпереселенцев немцев в период с 1943 г. по 1955 г. покинул Тюменскую область, то его личного дела в Тюмени нет. Тем не менее, имеющиеся в нашем распоряжении документы позволяют проследить некоторые общие и специфические черты в развертывании судеб спецпереселенцев. Четверо из привлеченных – Д.К. Шефер, П.Я. Реймер, Е.К. Кнауб, И.Ф. Гак – работали переводчиками при оперативном отделе. Г.Я. Риккер – бухгалтером, Э.А. Шеффер – санитаркой в центральном лазарете, Ф.А. Кейль – кладовщицей в подсобном хозяйстве, Э.Д. Нейверт – начальником подсобного хозяйства3. Судьбы у всех были разными и похожими одновременно. Д.К. Шефер – кадровый служащий внутренних органов. Родился на Волге в селе Сусаненталь Унтервальденского района Саратовской области в 1904 г. С ранней юности занимался активной политической деятельностью. В возрасте 16 лет поступил в рабочекрестьянский университет г. Маркса, был организатором комсомольской ячейки. С 1925 г. – член Коммунистической партии, с 1929 г. – на службе в органах. Начинал службу оперуполномоченным ОГПУ г. Маркса и Советского района, затем был переведен в г. Голый Карамыш (Красноармейск). Здесь он отличился успешным проведением массовой операции 138 – обеспечил своевременную доставку этапа раскулаченных во время весенней распутицы на станцию Ададурово (возле Камышина). За эту операцию он был премирован ценным подарком и назначен на должность начальника ОГПУ Советского района. По свидетельству Шефера Советский район был одним «из самых серьезных районов в то время… сильно заражен бандитизмом и сектантским движением, где банды поголовно вырезали коммунистов и ряд активных общественных деятелей». Предшественник Шефера на этом посту был арестован за разглашение списка негласного аппарата районного отделения. За успешную пятилетнюю службу на этом посту Шефер был награжден «солидной денежной премией», путевкой в Кисловодск, званием младший лейтенант госбезопасности и переведен начальником районного отделения НКВД в Красноармейск, затем Федоровский район. После очередной «успешно» проведенной массовой операции в 1937 г. был откомандирован в распоряжение управления НКВД Омской области для работы в одном из районов с преобладанием немецкого населения, где вновь отличился массовой операцией в Любинском районе, после чего был переведен в 5 отдел областного управления оперуполномоченным. Изменившаяся внешнеполитическая обстановка и начавшаяся затем война приостановили карьерный рост Шефера. Осенью 1938 г. на него был распространен приказ НКВД об отчислении из органов лиц иностранного происхождения, но репутация и очевидно личностные качества, профессиональный опыт и умения Шефера, способствовали тому, что после личного собеседования с начальником областного управления НКВД он был оставлен на службе в должности старшего инспектора. В 1940 г. его перевели на оперативную работу во 2 спецотдел управления НКВД по Омской области. В 1941 г. он недолго прослужил в особом отделе 362 стрелковой дивизии переводчиком I категории, но затем был возвращен во 2-й спецотдел омского управления НКВД, откуда в конце 1942 г. ушел в отставку. Пребывание в бездействии было недолгим, буквально через несколько месяцев он вновь был призван в органы внутренних дел с присвоением очередного звания старший лейтенант госбезопасности и направлен на должность переводчика I категории в лагерь для военнопленных № 93. Так Шефер и его довольно многочисленная семья (шесть человек, из них четверо – дети) весной 1943 г. попали в Тюмень. В лагере работали оба супруга. Д.К. Шефер на первых порах до прибытия военнопленных преподавал немецкий язык офицерскому составу лагеря, затем до расформирования по специальности в оперативном отделе. В 1943–1948 гг. он являлся также заместителем секретаря парторганизации лагерного отделения, осенью 1948 г. он также являлся членом комиссии по ликвидации лагеря 4. Его супруга Э.А. Шефер трудилась санитаркой в центральном лазарете, который располагался на территории первого лагерного отделения на фанерокомбинате. Однако безупречная и добросовестная служба режиму не спасла семью Шефер от ограничений наложенных на советских немцев указом ПВС СССР 26 ноября 1948 г. о вечном выселении без права возврата к месту прежнего жительства. Таким образом, в правовом отношении Шефер оказались уравнены всем остальным немцам, выселенным по указу 28 августа 1941 г. После ликвидации лагеря Д.К. Шефер недолгое время проработал на оперативной работе в ИТК № 55, а в начале 1949 г. уволен из органов и всей семьей был поставлен на спецучет в комендатуру. После увольнения из органов Давыд Карлович пытался работать преподавателем. Специально для этого он прослушал курс повышения квалификации учителей иностранных языков 5-10 классов и даже проработал преподавателем три года. Но перед началом 1952/53 учебного года был уволен под предлогом отсутствия у него законченного языкового образования. Несмотря на то, что к началу 1953 г. он получил удостоверение об окончании 4х годичных Государственных центральных курсов заочного обучения иностранным языкам по отделению немецкого языка, которые давали знания по языку в объеме программ высших учебных заведений, работы для него так и не нашлось. Райком смог предложить только временную работу в тюменском гортопе, а летом 1953 г. Шефер вынужден был содержать 139 семью за счет «временных физических работ». В это же время (в июне 1953 г.) он подает заявление об освобождении его из спецпоселения. Вопрос был решен быстро и положительно. Уже в сентябре 1953 г. его личное дело было возвращено в Тюмень, после рассмотрения в отделе «П» МВД СССР. Судьба Р.Г. Яковлевича – пример другого типичного варианта развертывания судьбы спецпоселенца. Семья его отца была раскулачена в 1930 г. и выселена в с. Березово из д. Адаргин Джанкойского района Крымской области. Здесь в Сибири через два года умирает отец и один из старших братьев Герберта, но остальным удалось выжить в суровых северных условиях. Г.Я. Риккер в 1941 г. закончил Березовскую среднюю школу, а в 1942 г. был мобилизован на трудовой фронт. До 1945 г. работал в Омске в тресте «Мостпромстрой» счетчиком, в мае этого года был переведен в Тюмень в лагерь № 93 на должность главного бухгалтера и начальника финансовой части 2-го лагерного отделения, где и проработал до лета 1948 г., когда был уволен по сокращению штатов. Впоследствии работал на электростанции. В октябре 1953 г. Г.Я. Риккер обратился с заявлением с просьбой о снятии со спецучета. Процедура его реабилитации растянулась почти на целый год и решилась, в конце концов, положительно, но для этого понадобились два обращения на имя министра внутренних дел Круглова, заявление председателю Президиума Верховного Совета СССР К. Ворошилову и личная поездка в Москву. В сентябре 1954 г. Г.Я. Риккеру было официально объявлено об освобождении из ссылки. Э.Д. Нейверт, П.Я. Реймер и Ф.Г. Кейль – повторили судьбу полутора миллионов немцев выселенных из мест проживания по указу 28 августа 1941 г. все они выходцы из Поволжья. Нейверт был выселен из деревни Кратцке Франкского района АССР НП в Тюкалинский район Омской области, Реймер – из с. Пролетарское Аркадакского района Саратовской области в Исетский район, Кейль – из с. Ней-Цюрих Кнаденфлюрского кантона в Велижанский район. Обращает внимание тот факт, что Реймер П.Я. – будущий преподаватель немецкого языка Тюменского пединститута, был взят на работу в лагерь в довольно юном возрасте – на 15 году жизни он был определен переводчиком немецкого языка на 8 лаготделение. В анкете Петра Яковлевича годом рождения указан 1931, а на работу он был зачислен по приказу с 1 августа 1945г. Более старшие по возрасту Э.Д. Нейверт (1921 г.р.) и Ф.Г. Кейль (1916 г.р.) образование получили еще на родине. Кейль закончила 7 классов неполной средней школы и медицинский техникум по специальности фельдшер. За плечами Нейверта – 10 классов средней школы и 2 курса педагогического вуза по специальности физика и математика. Несмотря на то, что все они работали в лагере для военнопленных, в том числе и на ответственных должностях как, например, Реймер, надеяться на послабления в послевоенное время для них было невозможно. А положение было часто отчаянное. В марте 1950 г. Нейверт обратился к коменданту спецкомендатуры Тюменского РОВД майору Нагибину с просьбой принять в детский дом его младшего брата Владимира 1937 г.р. В своем заявлении он писал (орфография источника сохранена): «так как я материално не в состояние его поддержать в учебе, питание и обмундирование, в виду, что я часто болею и не работал долгое время, также в настоящее время [являюсь] больным, так например в 1949 я болел 11 м-цев, сейчас к физическ[ому] труд не годен. При этом прошу принять меры в приеме брата в дет. дома. 23/III.50». В просьбе было отказано «в виду того, что есть родственники». О дальнейшей судьбе В.Д. Нейверта в личном деле его старшего брата сведений нет. В справке о снятии со спецучета детей Э.Д. Нейверта, датированной 30 апреля 1954 г., упоминается один Владимир 1952 г.р. Возможно, что к тому времени молодой человек, которому в 1953 г. было уже 16 лет, учился в ремесленном училище или еще как-нибудь устроился. В июне 1945 г. в 3-е отделение лагеря, которое в то время располагалось в п. Винзили6, переводчиком была принята Е.Г. Кнауб. Проработала в этой должности она недолго. 17 сентября 1945 г. приказом начальника лагеря уже делопроизводитель-машинистка Е.Г. Кнауб за нарушение лагерного режима подверглась 5-ти суточному аресту и увольнению. 12 140 сентября, будучи дежурной по лагерю, она за бутылку водки купила часы у военнопленного Кловинского. Более подробных сведений о Е.Г. Кнауб разыскать не удалось, очевидно, она выехала за пределы области до снятия с учета спецкомендатуры. Также трудно сказать чтолибо конкретное о Грауберте Г.И. и Гаке И.Ф. В 1947 г. Гак числился переводчиком на 2-м лаготделении (ДОК «Красный Октябрь»), в 1948 г. – инспектором по учету7. В отношении Грауберта, работавшего инспектором хозяйственного отделения, лишь можно предположить, что его судьба, вероятно, более близка к жизненному пути Д.К. Шефера, поскольку имел звание старшего лейтенанта госбезопасности. В 1944 г. он был откомандирован в распоряжение УПВИ НКВД СССР8. Таким образом, приведенные материалы позволяют нам более подробно рассмотреть вопрос о привлечении советских немцев к труду во время Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы и отметить одну закономерность. В годы войны к работе с военнопленными допускались только кадровые служащие внутренних органов из советских немцев, с безупречной репутацией, разумеется, с точки зрения господствующего политического режима. Привлечение представителей других категорий – раскулаченных, выселенных по указу 28.8.1941 – отмечается только в конце войны, когда режим содержания как спецпереселенцев, так и военнопленных был несколько смягчен 9. Но более важно, на наш взгляд, человеческое измерение истории. Личные дела репрессированных содержат уникальные документы, которые позволяют увидеть историю глазами человека непосредственно погруженного в события, почувствовать всю напряженность и весь трагизм конкретной судьбы на переломном ее этапе, когда стоял один лишь вопрос – жить или не жить и как жить10, чтобы выжить? Вклад заключенных ГУЛАГа в победу в Великой Отечественной войне // Новая и новейшая история. 1996. № 5. С. 132. 2 По утверждению В.П. Мотревича материалы этих отделов в начале 1960 гг. были вывезены в Москву и сосредоточены в специальном архиве Главного архивного управления СССР / См.: Мотревич В.П. Иностранные воинские кладбища в Тюменской области // Культурное наследие азиатской России: Материалы I Сибиро-уральского исторического конгресса. Тобольск, 1997. С. 52. 3 Архив Управления внутренних дел Тюменской области (Далее АУВД ТО). Ф. 12. Оп. 20. Д. 1. Л. 38 (об.); 184; Д. 3. 274; Д. 12. Л. 1 (об.), 3. 1 АУВД ТО. Ф. 12. Оп. 20. Д. 6. Л. 191. Исправительно-трудовая колония № 5 была организована в 1948 г. и сюда перешел почти весь состав управления лагеря для военнопленных. В декабре 1948 г. члены партийной ячейки лагеря были приняты на учет в организации ИТК. См.: ГАОПОТО. Ф. 7. Оп. 6. Д. 9. Л. 499. 6 Заметим также, что в Винзилях на той же лесобирже располагался и батальон Трудовой армии (см.: Эйхельберг Е.А. Немцы в Тюменской области: история и современное положение. Тюмень, 1999. С. 42). Но общение трудармейцев и военнопленных пресекалось. По воспоминаниям моей мамы, Олинды Иоганнесовны Темплинг (урожд. Майер), которая тоже работала на лесобирже, трудармейцы и военнопленные работали отдельно и только самые смелые могли иногда, при случайной возможности, перекинуться словом, но не более. 7 АУВД ТО. Ф. 12. Оп. 20. Д. 12. Л. 1(об.), 3. 8 Там же. Д. 2. Л. 86. 9 Эйхельберг Е.А. Немцы … С. 49; Темплинг В.Я. Военнопленные Второй мировой войны в Тюмени // Ежегодник Тюменского областного краеведческого музея 1999. Тюмень, 2000. С. 107. 4 5 141 Thiede W. /Köln, Deutschland/ DIE ERGEBNISSE DER WESTSIBIRIENREISE ALFRED EDMUND BREMS 1976 UND DIE DARAUS RESULTIERENDEN KENNTNISGEWINNE FÜR DEUTSCHLANDS VOLKSAUFKLÄRUNG UND WISSENSCHAFT Alfred Edmund Brehm (2.Febr.1829–11.Nov.1884) kann mit Fug und Recht als populärster und wirkungsvollster Zoologe Deutschlands der zweiten Hälfte des 19.Jahrhunderts markiert werden. Mutter- wie vaterseits aus evangelischen Pfarrhäusern stammend (6 bzw. 4 Generationen hintereinander), war er zugleich der Sohn des beruhinten Pfarrers und Ornithologen Christian Ludwig Brehm (1787–1864). Alfred Brehms immer wieder bis in die Neuzeit aufgelebtes Werk "Brehms Thierleben" 1 erschien in der wohl authentischsten 2. Auflage in 10 Bänden von 1876 bis 1878. Doch schon die 1.Auf1age von 1865 bis 1869 in 6 Bänden machte ihn weit über "die Landesgrenzen bekannt. Und die erste ausländische Übersetzung war schon 1865 eine russische, und zwar der ersten von zwei Säugetierbänden. Schon 1874–1876 waren alle 6 Bänder der I. Auflage ins Russische übersetzt. Kein Wunder, daß Alfred Brehm in Rußland wohlbekannt war. Alfred Brehm war voll des Lobes über Rußland und Sibirien und seine Menschen, sie hätten «allerorten eine Aufnahme gefunden, welche uns ebenso überraschen und beglücken mußte» (Brief vom 13-7,76 von Obdorsk an seine Ehefrau Mathilde). Mit ihm waren in Westsibirien zusammen: Der Direktor des Naturhistorischen Museums in Bremen, Dr.Otto Finsch (1839–1917) (dem späteren Gründer der deutschen Kolonie Neuguinea J'heute Papua-Neuguinea) und der Graf Karl von Waldburg-Zeil-Trauchburg (1841–1890) aus Württemberg. Die wissenschaftliche Ausbeute der Spedition unternahm Otto Finsch. Sein gewaltiges Werk «Reise nach Westsibirien im Jahre 1876»2 erschien schon 1879 in den «Verhandlungen der Kaiserlich und Königlich zoologischen und botanischen Gesellschaft in Wien» und gleichzeitig und identisch im Verlag Erich Wallroth in Berlin. Zu Beginn der Reise wurde die Reisegesellschaft in St.Petersburg am 15.März 1876 von Zar Alexander zu einer Audienz empfangen. Schließlich war die Großmutter des Zaren eine geborene Württembergerin, und die Königin von Württemberg ist schließlich die Schwester des Zaren: Olga Nikolajewna. So konnte Graf Waldburg-Zeil- als Württemberger Standesperson eine Empfehlung seiner Königin bei ihrem Bruder erreichen. «Die Empfehlung, der Königin hatte auch zur Folge, daß persönliche Befehle des Zaren an die Generalgouverneure jener Regionen, welche die Forscher bereisen wollten, ergingen. Durch diese Befehle wurde die Erreichung der vorgestreckten Ziele wesentlich erleichtert»3. In Tjumen gewissermaßen der ersten Etappe in Westsibirien kam man am 10.April an. In Tjumen blieb man bis zum 13.April. Die Reise führte im Süden bis Saissen (27.-29.Mai) und im Norden über Obdorsk (13. Juli) bis zum Karischen Meerbusen (4.August); von dort zurück über Tobolsk (7.Oktober) und wiederum Tjumen (11.Okt.) nach Moskau und St.Petersburg (3.-15.Nov.). Alles in allem war man 6 Monate unterwegs in Westsibirien und hatte rund 7000 km dort «zu Schlitten, Wagen und Pferde zurückgelegt, dabei konnten die Arbeiten nur einen ganz oberflächlichen Rekognoszierungscharakter tragen... Es ist verblüffend, wieviele Arten (an Vögeln) trotzdem konstatiert wurden und wie viele treffende Einzelbeobachtungen gemacht werden konnten»4. An den kurzen Aufenthalten im Herbst in Tobolsk und Tjumen ersehen wir, daß der Drang endlich wieder heimzukommen stark war. Der nahende Winter hätte wohl nach damaligem Selbstverständnis wenige Forschungsergebnisse erbracht. 6 Jahre hatte Alfred Brehm von 1847 bis 1852 ununterbrochen in Nordostafrika gelebt, gelitten und zoologisch geforscht. Die fremde Welt des Orients, des Islams und der dortigen Mentalitäten wurden ihm vertraut, und er lernte fließend Arabisch zu sprechen. Ohnehin recht freidenkerisch aufgewachsen, wurde es ihm nach der Heimkehr nach Deutschland zur zweiten 142 Natur, aufklärend gegen das Unwissen und den Obskurantismus weiter gebildeter und ungebildeter Kreise anzukämpfen. In dem ehemaligen Theologen, späteren Professor der Forstakademie in Tharand und Volksschriftsteller Emil Adolf Roßmäßler (1806–1867), fand Alfred Brehm den genialen Freund gleicher Gesinnung. Beide favorisierten für ihre volkstümlichen und dennoch wissenschaftlich unanfechtbaren Beiträge die Wochenzeitschrift «Die Gartenlaube» (1853 bis etwa 1918). In ihr erschienen ab 1858 82 Beiträge in 102 Folgen, einige davon sogar nach dem Tode Brehms. Es ist mit weitem Abstand jene Zeitschrift, der Alfred Brehm die meisten Artikel anvertraute. Nun muß man wissen, daß die «Gartenlaube nicht nur das Illustrirte Familienblatt» war, wie es sich im Untertitel nannte, sondern «sie war ja nicht das betuliche Unterhaltungsblatt, als das sie gerne hingestellt wird. Sie war auch Sprachrohr der freigeistigen und freisinnigen Bewegung»5 und als solche von immenser Durchschlagskraft und Einfluß in weiten Teilen des lesenden Publikums. Von seinen Reisen, namentlich auch von der Westsibirienreise, schrieb Brehm nahezu täglich seiner Ehefrau Mathilde Postkarten. Ehefrau Mathilde sorgte dann dafür, daß ihr Inhalt den deutschen Sages- und Wochenzeitungen zur Kenntnis kam und von ihnen abgedruckt wurde. Diese Postkarten befinden sich in der Brehm-Gedächtnisstätte in Renthendorf in Thüringen und sind leider bis heute nicht veröffentlicht worden, sieht man von den eben erwähnten Nutzungen durch die aktuelle Tagespresse ab: so erschienen 1876 bereits die ersten Berichte aus Westsibirieii in der St.Petersburger Zeitung, in der Wiener Neuen Presse, der Schlesischen Presse und in der Kölnischen Zeitung. Vorträge- und Vortragsreisen waren ein weiteres Mittel sein Wissen und seine Botschaft breiten Kreisen im In- und Ausland zu vermitteln, wodurch indirekt auch wieder die Sagespresse profitiert, und so als Verstärker wirkte. Allein auf seiner letzten Vortragsreise, die ihn im Winter 1883/84 in die USA führte, hielt er 50 Vortrage . Warum leistete er diesen gewaltigen Einsatz?! Einen Einsatz, an dem er schließlich nach seiner USA-Reise zugrunde ging! Strehlow (1986) formulierte die Antwort folgendermaßen: "Die Vorstellung der Freisinnigen, über eine Hebung der Bildung, besonders der naturwissenschaftlichen Bildung, des Volkes eine Änderung der gesellschaftlichen Verhältnisse anzustreben, war .. für Brehm ein Leitfaden." Björn Dal (1996), der die Geschichte, der zoologischen Literatur Schwedens geschrieben hat, nennt Alfred Brehm als Verfasser des populärwissenschaftlichen Hauptwerkes des 19. Jahrhunderts6. Alfred Brehm hat seine dortigen Tierbeobachtungen im "Brehms Thierleben", und zwar in der wohl wichtigsten 2.Auflage, eingearbeitet, die von 1876 bis 1879 erschien. Als Ornithologe möchte ich mich heute auf die drei Vogel-Bände beschränken. Mit der immensen Felderfahrung Alfred Brehms konnte er in der äußerst knappen Zeit, die ihm in Westsibirien zur Verfügung stand, optimal Ergebnisse erzielen. Er hat mehrfach über den Zeitmangel geklagt, so auch im "Thierleben". Dort erwähnt er einmal "während unserer eiligen Reise durch Westsibirien" zieht man alle gesellschaftlichen und sonstigen Verpflichtungen und natürlichen Hindernisse auf der Reise ab, so war die Anzahl der Sage, an denen wirklich beobachtet werden konnte, äusserts gering. Es ist erstaunlich, daß Alfred Brehm seine Westsibirien-Ergenisse in allen drei Vogelbänden, die 1878-79 erschienen, bereits voll eingearbeitet hat. Liest man heute seine Detailstudien, so unterscheiden sich diese nicht von modernen, heute geschriebenen. Das Wenige also, was er Gelegenheit hatte zu beobachten, floß in sein "Breams Thierleben" 2.Auflage, auch negative Ergebnisse, so (Vogel 2:97) beim Waldkauz Strix aluco, wo er mitteilt, daß "er in Sibirien fehlt, soweit bisher jetzt bekannt, gänzlich." Oder beim Rubinkehlchen Luscinie calliope ( Vogel 2:130), das in sehr geringer Dichte auch heute in Teilen Westsibiriens brütet. Sehr interessant ist das Fehlen des Waldkuckucks Guculus saturatus in "Brehm“! (Bd.Vogel 2 3.210-211). Wahrscheinlich liegt es am Zeitpunkt der Reise: Alfred Brehm weilte vom 5. bis 23.April im Raum Jekaterinburg – Tjumen - Omsk, ehe er über Pawlodar weiter nach Ssemipalatinsk ging, wo er vom 19.April bis 25.Mai Standort nahm. Der Waldkuckuck kommt aber 143 im Mittel etwa für Tomsk erst am 28.Mai dort an, im nördlichen Ural hörte ihn Leonid Portenko sogar erstmals ein 11.Juni. Alfred Brehm hatte keine Chance ihn zu hören! Auf der weiteren Reise wird er ihn vielleicht einmal gehört haben, aber verwechselt haben mit dem sehr ähnlichen Rufen des Wiedehopfs Upupa epops, der als Charaktervogel der Waldsteppen und Steppen etwa bei Ssemipalatinsk schon Mitte April ankommt. Der Waldkuckuck als charakteristischer, ausgesprochen heimlicher Bewohner der dichten, undurchdringlichen Nadeltaiga kommt in den Birkenwaldinseln der Waldsteppe ja nur gelegentlich vor. Zwei nachvollziehbare Gründe, daß ihn Alfred Brehm nicht erleben und nicht hören konnte. Hans Johansen der Jüngere (1897–1975), dessen Vogelfauna Westsibiriens ich hier zu Rate zog, schreibt zudem: "er fehlt z.B. bei Tjumen .Ja, auch unser Kuckuck Cuculus canorus kommt in Westsibirien erst spat an! Bei Tobolsk im Mittel am 17.Mai (frühestens am 11.Mai), bei Omsk ist es der 11. Mai (frühestes Datum 5.Mai). An beiden Orten war Alfred Brehm schon davor, im April gewesen. Für uns alle ist es interessant zu erfahren, was der Altmeister der westsibirischen Ornithologie, Professor Hans Johansen, zu den Brehmschen Feststellungen indirekt zu sagen hat. Daher vergleiche ich Johansens Angaben (erschienen im Journal für Ornithologie von 1943 bis 1962) mit Brehm rund 60 Jahre davor. Von den 34 Vogelarten, über die Alfred Brehm aus Westsibirien im «Thierleben» 1876/79 berichtet, stimmen nur 4 Arten nicht überein: Kolkrabe, Dohle, Waldkuckuck, Waldkauz. Den Waldkuckuck haben wir bereits besprochen. Beim Waldkauz Strix aluco liegt es ein wenig anders: Es ist laut Johansen «nur im westlichen Teil Sibiriens, etwa zwischen dem 55 und 58°n.Br., ostwärts bis zum Irtysch verbreitet. Stellenweise ist er nicht selten». Brehm hätte ihn nur südlich Tobolks erleben können, und bei «Omsk ist er nicht mehr vorhanden». So standen die Chancen schlecht, und als Waldvogel war er wie der Waldkuckuck auf die Schnelle nicht zu finden. So bleiben nur noch Kolkrabe und Dohle, wo wir wirklich einen echten Gegensatz zwischen den beiden Autoren finden können. Daß es gerade die beiden Corviden sind, die sich anders verhalten, überrascht wenig. Ihre Menschennähe bzw. -ferne bringt für sie Gefahren und Chancen. Und dies ändert sich im Takt mit der Art, wie die Menschen leben, handeln und denken. Uns ist gegenwärtig, welche gewaltigen gesellschaftlichen Umbrüche in diesen 60 Jahren stattgefunden haben; wie könnten dabei diese zwei so auffälligen Arten ungeschoren davon gekommen sein! Alfred Brehms Beobachtungen halten also den Zeittest völlig stand; ein besseres Zeugnis kann es für ihn nicht geben. Dr.Horst Brehm, der Sohn Alfred Brehms, gab 1890 eine Reihe der populären Vorträge in Buchform heraus: «Vom Nordpol zum Aequator» heißend. Die Halfte dieser Vorträge erschienen auch in der Zeitschrift "Gartenlaube". Von den 17 Beiträgen befassen sich 8 mit westsibirischen Themen. Von 471 Seiten beziehen sich 221 auf Westsibirien, ein stattlicher Anteil! Hier möchte ich einflechten, wie sehr Alfred Brehm bemüht war, die vielen unsinnigen Anschauungen über Rußland und Sibirien zu korrigieren, die Gruselgeschichten in das Reich der Fabeln zu verweisen und den Russen Gerechtigkeit widerfahren zu lassen. Über die Stadt Tjumen ist er ohnehin des Lobes voll. Auf der Postkarte Nr.34, die Alfred Brehra am 10.April von Tjumen an seine Frau Mathilde schrieb, schildert er über die Stadt und ihre Bewohner: «Gästehäuser gibt es hier nicht; alle Fremden werden daher bei Gastfreunden untergebracht, beziehentlich solchen zugewiesen. Die Leute sind hier überall besser eingerichtet als im Durchschnitt bei uns im Lande; ihre Möbel sind zum Teil schön; reizende Teppiche, hier in der Umgebung gewebt,... das ganze Haus ist gleichmäßig warm, das Essen gut, ein mir sehr mundendes Bier vorhanden: kurz es fehlt an gar nichts, und alles ist jedenfalls anders, als wir uns es gedacht (haben). Dabei sind die Menschen überaus liebenswürdig, gastfreundlich wie die Araber, behilflich, kurz ganz ausgezeichnete Gastfreunde»7 . Alfred Brehm war und blieb sein Leben lang in erster Linie Ornithologe. Die schnelle Reise und die Konzentration auf «Sichtbares» mußte dazu führen, dsß die ja weitgehend unsichtbaren Amphibien und Reptilien übersehen bzw. bewußt vernachlässigt wurden. Fische waren da schon interessanter, man konnte sie essen und ihren Fang beobachten. 144 Es gibt eine weitere interessante Tatsache: Der berühmte russische Paläontologe Wladimir Kowalewski (1842–1883) übersetzte 1867/68 Charles Darwins Werk «The Variation of Anirmals and Plants under Domestication» ins Russische und illustrierte sie mit Tafeln aus «Brehms Thierleben». Am 3. Juni 1867 bedankte sich Darwin bei Kowalewski brieflich und brachte zum Ausdruck, daß «ich glaube, daß es ein hervorragender Plan ist». Kowalewski hat dann auch «Brehms Thierleben» ins Russische übersetzt8. Hiermit kommen wir ans Ende meines Vortrages. Ich bin sicher, daß der tiefe Eindruck, den Alfred Brehm durch seine publizistische Arbeit nicht nur auf das deutsche Publikum, sondern auf viele Nachbarländer gehabt hat, auch der Aufklärung über West sibirien sehr genützt hat. Manch queres Urteil wurde so zurechtgerückt, ohne das Besondere dieser Welt zu verleugnen oder schön zu reden. 1 Brehm A.E. (1878-1879): Brehms Tlierleben. Große Ausgabe, 2.umgearbeitete und vermehrte Auflage. Leipzig, Bibliographisches Institut. 1878. 2 Finsch 0. (1879): Reise nach West-Sibirien im Jahre 1876. Wissenschaftliche Ergebnisse. Wirbelthiere. Verhandlungen der U tg. Kaiserlich & Königlichen zoologisch-botanischen Gesellschaft in Wien, 1879. 3 Brustgi F.G. Forschungareisen des Grafen Karl von Waldburg-Zeil nach Spitzbergen und Sibirien 1870,1876, 1987. 4 Johansen H. Die Vogelfauna Westsibiriens // Journal für Ornithologie 9l. bis 102. 5 Streblow H. Die Weltanschauung Alfred Edmund Brehms. Milu 6: 500-505. 1989. Dal,Björn (1996): Sveriges Zoologiska Litteratur. En berättande översikt om svenska zoologer och deras tryckta verk 14-83 -1920. 7 Brehm-Gedenkstätte (1995): Brehm-Gedenkstätte Renthendorf/fhür. 1995. 8 Schneider, Bernhard: Darwin und «Brehms Shierleben»7. Brehm-Blätter j: 54-57. 6 145 Трофимов Я.Ф. /Караганда, Казахстан/ ОСОБЕННОСТИ РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯ НЕМЦЕВ КАЗАХСТАНА Религия, как один из важнейших элементов духовности, сыграла огромную роль в сохранении культуры немцев России и Казахстана, их национальной идентичности. При этом в религиозном отношении немцы в России и Казахстане, как и в Германии, не были монолитны; они были лютеранами, католиками, меннонитами, баптистами, пятидесятниками, адвентистами, свидетелями Иеговы и т.д. Были единичные случаи принятия немцами православия, но это были именно единичные случаи, в целом немцы оставались «инославными». Поликонфессиональность немецкого этноса берет начало со времени реформ М. Лютера, И. Кальвина, Т. Мюнцера, М. Сименса и др. Реформация и вызванные ей межконфессиональные столкновения привели к тому, что «В Германии и прилегающих политических образованиях в соответствии с принципом: cois regio, eius regio (чья территория, того и религия), провозглашенным в 1555 г. в Аугсбургском мирном договоре, князья или городские советы были уполномочены устанавливать для своих подданных подходящие формы религиозных доктрин, литургии, благотворительности и образования; сектантам же гарантировалось право частных богослужений в своих домах или право эмигрировать из государства. К таким подходящим доктринам относились католическая, лютеранская и реформаторская, все остальные вероисповедания признавались сектами»1. Поэтому уже с ХVI в. формирование немецкой нации происходило в условиях поликонфессиональности. Толерантность обеспечивалась, главным образом, территориальным размежеванием конфессий по отдельным княжествам. Вестфальский мир 1648 г. закрепил деление германских земель, установил принцип веротерпимости. При переселении немцев в Россию, учитывая ее большую территорию, это территориальное размежевание смогло сохраниться. В. Дик отмечал, что «по давним установлениям и правилам переселенческого управления поселенцы должны были водворяться по конфессиональному признаку. Независимое от властей переселение также, в основном, приводило к образованию сел, хуторов, заимок, жители которых относились к одной конфессии»2. Яркими примерами этого являлись Лютеранская слобода в Санкт-Петербурге при Петре I, меннонитские поселения в Запорожье при Екатерине II, последующее расселение их в компактные моноконфессиональные поселения в Екатеринославской, Таврической, Херсонской и Самарской губерниях, на Кавказе, в Сибири и в Казахстане. Эта тенденция сохранялась примерно до 1930 гг. Так, в Павлодарском Прииртышье: «новые селения немцы основывали строго по вероисповеданию: 5 лютеранских (с. Акимовка, с. Федотовка, с. Луганск, с. Анастасьевка, с. Розовка) и 12 меннонитских и баптистских (с. Равнополь, с. Константиновка, с. Ольгино, с. Наташино, с. Борисовка, с. Надаровка, с. Милорадовка, с. Чистополь, с. Забаровка, с. Софиевка, с. Доминка, с. Раевка)»3. Насильственные переселения народов во времена сталинского режима уничтожили моноконфессиональные поселения, но разграничения немцев по конфессиональной принадлежности сохранялись еще длительное время. При самоидентификации немцы на первое место ставили религиозную принадлежность, а лишь затем национальную. В. Буковинский писал: «Старшие немцы-католики чувствуют себя, прежде всего, католиками, а потом уже немцами. Так, старый немец-католик говорит о себе: «Я немец-католик», и реже «Я немец». У молодежи уже нет этого перевеса католицизма над национальностью. Старшие немцы-католики не очень признают немцев-лютеран или баптистов за своих соотечественников»4. Отметим, что и немцы-протестанты (лютеране, баптисты, пятидесятники и др.) тоже не воспринимали немцев-католиков за «настоящих» немцев. В настоящее время это межрелигиозное противостояние сохраняется, хотя и не в столь острой форме. 146 Специфичным моментом в функционировании немецких религиозных общин являлось и то, что они практически до конца ХIХ–начала ХХ вв. не занимались миссионерской деятельностью среди населения России. Это было обусловлено как их замкнутым проживанием в этноконфессиональных поселениях, так и политикой царского режима. В частности, по Уголовному кодексу Российской империи за вовлечение православных в инославную общину миссионерам угрожал приговор о направлении их на каторжные работы. В договоре меннонитов с Екатериной II было специальное положение о том, что они не будут распространять свою веру среди других народов России. И они это соглашение выполняли вплоть до начала ХХ в. Только в 1908–1923 гг. выпускники Берлинской библейской школы М. Тильман и Р. Бон, опираясь на поддержку местных меннонитских общин, стали проводить активную миссионерскую деятельность в Туркестане среди местного населения, хотя и не слишком успешно. Р. Бон в письме от 5 февраля 1909 г. писал: «Люди, с которыми мы имеем здесь дело – кроме немцев – русские, сарты, киргизы; преимущественно киргизы. Хотя мы приехали преимущественно из-за работы среди киргизов, у нас на данный момент еще много другой работы, и прежде всего много времени и сил мы посвящаем немецким братьям и сестрам»5. В годы советской власти миссионерская деятельность почти прекратилась, т.к. жестоко преследовалась правоохранительными органами. Частично, это было связано и с тем, что богослужения (катакомбные) проводились только на немецком языке. Немцы-католики не всегда могли полноценно удовлетворять религиозные потребности даже в царской России. Г. Штрикер отмечал, что немецким «Католическим деревням очень трудно было найти священников. Из епископства в Могилеве им направлялись польские и литовские священники, которые не только не говорили по-немецки, но и не пытались его учить… По настойчивым просьбам колонистов из императорского правительства в 1803 г. туда были направлены немецкоговорящие иезуитские наставники (11 – на Волгу, 20 – в Южную Россию), они способствовали духовному подъему, однако в 1820 г. они были вынуждены вновь покинуть Россию, и все вернулось в прежнее состояние: польские и литовские священники очень редко заботились о духовных потребностях немецких членов из общин. Количество священников было постоянно недостаточным… Последствием этого было то, что многие поселения редко посещались священниками (3-4 раза в году)… Позднее в католических деревнях была создана прованская община “Третьего ордена Святого Франциска”, в рамках которой набожные женщины добивались углубления веры в колониях»6. В годы коммунистического режима священников стало еще меньше, но вера сохранялась, проводились нелегальные богослужения и отправления обрядов. В. Буковинский писал: «Я работал среди немцев не только в Караганде и ее ближайшей округе. Я вел душепасторскую работу во время своих путешествий в разных районах, а особенно в Таджикистане… Могу утверждать с полной уверенностью, что хорошо быть душепастырем среди немцев, или, как говорят местные атеисты, “немецким попом”»7. Необходимо подчеркнуть, что в годы советской власти католические общины в Казахстане управлялись Ватиканом не напрямую, а через монашеские ордена и конгрегации. Естественно, что приезды священников в католические общины в то время были крайне редкими. Основой сохранения веры являлось религиозное воспитание в семье. Важную роль в этом выполняли матери, особенно в период войны, когда все мужчины находились в трудовых лагерях. Это же было характерно и для немцев-протестантов. Немцы, исповедовавшие протестантские вероучения (меннониты, евангелисты, баптисты и др.), практически мало ощущали ограничения на свою религиозную деятельность до 1929 г. К тому же во всех общинах в это время были рукоположенные священнослужители – пресвитеры и дьяконы, что позволяло своевременно совершать религиозные обряды. В 1930–1940 гг. немцы-протестанты также были вынуждены перейти на «катакомбное» исповедание веры, а подпольными богослужениями (без совершения обрядов) руководили женщины. 147 Советская власть однозначно рассматривала Библию, а также все другие религиозные книги, как подрывную, антисоветскую литературы. При обысках, а они в 1930–1940 гг. проводились часто, вся религиозная литература изымалась и уничтожалась. Это, естественно, привело к тому, что Священное Писание было не в каждой семье верующих. Поэтому верующие, испытывая духовную жажду, вручную переписывали библейские тексты, а во многих случаях совершали поистине подвиг – переписывали всю Библию. «Железный» занавес, установленный властями, привел к прекращению контактов верующих со своими западными единоверцами. Это обусловило консервацию религиозной теологии на уровне 1920–1930 гг. Поэтому даже в настоящее время в протестантских общинах Казахстана не воспринимаются либеральные богословские идеи протестантов Запада, а верующие, выехавшие в Германию, стремятся там консолидироваться со своими братьями и сестрами из бывшего СССР. Массовая эмиграция немцев из Казахстана привела к тому, что все бывшие мононациональные общины стали многонациональными. Немецкий язык, как язык богослужения, используется лишь на некоторых богослужениях в лютеранских церквях. Однако прихожане, выехавшие в Германию, поддерживают активные связи со своими прежними общинами, оказывают им духовную и материальную поддержку. Подопригора Р.А. Государство и религиозные организации. Административно-правовые вопросы. Алматы, 2002. С. 30. 2 Дик В. Свет Евангелия в Казахстане. История возвещения Евангелия и распространения общин баптистов и меннонитов в Казахстане (первая половина ХХ века). Штайнхаген, 2003. С. 72-73. 3 Яковенко Ю.И. Этноконфессиональный состав немцев Павлодарского Прииртышья: история формирования // Роль религиозных конфессий в жизни немцев Центральной Азии. Сборник материалов международной научно-практической конференции (30-31 октября 2002 г.). Алматы, 2002. С. 240. 4 Буковинский В. Воспоминания о Казахстане // о. Анджей Шченсный. Отцы Церкви. Отцы наших отцов. Мы дети нашего Отца. Караганда, 2000. С. 226. 5 Раймер Й. Евангельские первопроходцы в Кыргызстане. Из жизни и деятельности Мартына Тильмана. Logos Verlag Gmb, Lage. С. 65. 6 Штрикер Г. Между стульев: к трагической судьбе российских немцев // Лютеране в Сибири. Сборник научных трудов. Омск–Эрланген, 2000. С. 117 7 Буковинский В. ... С. 225. 1 148 149 Уразакова Б.Ж., Байчиков Н.И. /Астана, Казахстан/ ИЗ ИСТОРИИ НЕМЕЦКОЙ ДИАСПОРЫ АКМОЛИНСКОЙ ОБЛАСТИ Первые немецкие села в крае появились, когда вследствие избытка рабочей силы в европейский части Российской империи крестьяне в поисках свободных земель выехали на восток страны. В Акмолинском уезде, территория которого составляет значительную часть современных Акмолинской и Карагандинской областей, первое немецкое село Рождественское было образованно в 1885 г.1. В последующие годы, особенно после столыпинской реформы, в Акмолинском уезде (до революции 1917 г.) было образованно еще около 18 немецких сел из переселенцев Поволжья, большинство из них находится на территории нынешней Карагандинской области, а часть сел (Павловка, Романовка, Жандызкудук и др.) – на территории Акмолинской области. Согласно данным Переписи населения Российской империи 1897 г. на территории Акмолинского и Атбасарского уездов проживало немцев 1 421 чел., из них: в Акмолинской уезде – 1 383, в Атбасарском – 38, в т.ч. в г. Акмолинске – 205, в г. Атбасаре – 37 чел.2. Первые переселенцы конца XIX–начала ХХ вв. в абсолютном большинстве были земледельцами. Колонисты принесли в приишимские степи свой опыт земледелия, благодаря чему стабильно получали хороший урожай, исключая, конечно, годы засухи. В первые годы советской власти миграция немцев регион была незначительной. В 1928 г. в Казахской АССР была проведена реформа административно-территориального деления: уезды и волости ликвидированы, образованы районы и округа, в т.ч. Акмолинский – в составе 15 районов, в которые входили 295 сельских и аульных Советов, из них и 4 немецких сельсовета. На момент образования округа в нем проживало 7 856 немцев из общей численности населения в 431 775 чел.3. В 1930 гг. большинство немцев проживало компактно в отдельных селах Акмолинского и Еркеншиликского районов. В Акмолинском районе, например, такими были Рождественка, Романовка, Красноярка, Жангызкудук, в Еркеншиликском – Павловка, Новодолинка. Председателями сельсоветов и колхозов в них работали немцы, а все колхозы работали стабильно, постоянно улучшая экономику хозяйств. И не случайно большинство кандидатов в участники Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, например в 1939–1940 гг., от Акмолинской области было выдвинуто из немецких колхозов. Вместе со всеми немцы строили новую жизнь, но 22 июня 1941 г. фашистская Германия вероломно напала на СССР. Среди тех, кто с первых дней войны приходили в партийные и комсомольские комитеты, военкоматы, с заявлениями направить на фронт, были и немцы. Даже тогда, когда начались репрессии тоталитарного режима против немцев Советского Союза, такие заявления продолжали поступать. В областном госархиве сохранилось заявление группы девушек – немок трудового поселка № 32 Акмолинского района от 28 мая 1942 г. В нем О. Герт, А. Конради, В. Фервари и Н. Рецлова писали: «… просим Вас зачислить нас в ряды действующей рабочее-крестьянской Красной Армии. Мы хотим быть защитниками своей любимой Родины и защитить ее от озверелого фашизма до последней капли крови… Одна из нас умеет хорошо стрелять из винтовки, остальные трое прошли курсы боевых сандружинниц. Мы хотим быть такими, как была наша любимая подруга Зоя Космодемьянская…»4. Однако на фронт они не попали. Указом Президиума Верховного Совета СССР в августе 1941 г. была ликвидирована немецкая автономия на Волге. К сожалению, пока не найдены данные о количестве немцев, депортированных в Акмолинскую область, а всего же за годы войны в Казахстан было депортировано 462 тыс. немцев5. Расселялись они властями не компактно, а небольшими группами по многим селам. За счет депортированных численность диаспоры резко возросла. Репрессии тяжелыми катками прошлись и по тем немцам, которые проживали в области с давних времен. Они также состояли на учете спецкомендатур. Многие из депортированных были мобилизованы в «рабочие колонны», в т.ч. на строительство железнодорожной линии Акмолинск–Карталы. Всего из области было направлено в Трудармию – 32 415 чел.6, большинство которых составили немцы. Казалось бы, репрессивные меры должны озлобить немецкое население, сделав его противником в тылу, как это стремился показать репрессивный режим. Однако этого не случилось. В условиях депортации, находясь под бдительным оком спецкомендатур, немцыакмолинцы оставались патриотами, вместе со всеми переносили суровые реалии военного времени, жили и работали, как вся страна, под девизом «Все для фронта, все для Победы». Акмолинские немцы дружно подписывались на государственные военные займы. Так, колхозники сс. Рождественки, Романовки, Красноярки, Жангызкудука купили облигации займа 1942 г. на 1,5 млн руб.7. Фронтовики получили от акмолинцев 6 346 полушубков, более 21 тыс. пар валенок, 19 тыс. шапок, около 140 тыс. других вещей, много продовольственных подарков, а в сборе их участвовали и немцы. Так, жители Рождественки Акмолинского района к Новогоднему празднику 1942 г. собрали и отправили (помимо подарков от колхоза) 87 кг сухарей, 11 кг сала, 1 кг махорки, посылки с мылом, зубными щетками и др. Несмотря на то, что в годы войны немцы внесли достойный вклад в дело Победы, их труд не получил должной оценки. Лишь немногие были награждены медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». В послевоенные годы немцы вместе со всеми трудящимися области участвовали в осуществлении пятилетнего плана: на рудниках треста «Каззолото» (особенно их было много на руднике Бестюбе); на строительстве железнодорожной линии Акмолинск–Павлодар и др. Из года в год расширялись посевные площади колхозов, росли поголовье скота и его продуктивность. В апреле 1948 г. за получение высоких урожаев в 1947 г. было награждено около 300 тружеников сельского хозяйства, в т.ч. орденом Трудового Красного Знамени 8 немцев. Немецкая диаспора области приняла активное участие в освоении целины, т.к. это совпало по времени с принятием Указа Президиума Верховного Совета СССР от 13 декабря 1955 г. «О снятии ограничений в правовом положении немцев и членов их семей, находящихся на спецпоселении». Этим Указом снимались обвинения с немецких граждан СССР, они освобождались из-под административного надзора, но без права возврата в места, откуда они были депортированы. Указ создал условия для жизни 40 508 немцев-спецпереселенцев, проживавших в Акмолинской области на 1 августа 1955 г.8. В последующие годы за счет естественного прироста численность диаспоры увеличивалась. По данным Всесоюзной переписи населения 1959 г. немцев в области – 96 562 чел. или 15,2 % от общей численности9. Как свидетельствуют данные последующих Всесоюзных переписей населения, абсолютная численность диаспоры постоянно возрастала. Значительную роль в полной реабилитации сыграли Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 августа 1964 г. о внесении изменений в Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. В 1970 г. немцев в области уже было 99 812 чел.10, в 1979 г. – 103 тыс. чел., или 12,7 % от общей численности, а в Целиноградском районе они даже составляли более четверти населения. С принятием названных Указов и других Постановлений Правительства процесс вовлечения немецкого населения в партийные, советские, профсоюзные органы, управленческие и другие структуры проходил интенсивно. Так, если в 1961 г. немцы составляли 2,7 % от общей численности членов областной партийной организации, то в 1981 г. уже 6,9 %. Если в 1966 г. в составе членов обкома насчитывалось 4 немца, то на областной партийной конференции в 1979 г. в члены обкома их было избранно 9; в кандидаты членов обкома – 311. Депутатов областного Совета народных депутатов в 1965 г. из немцев было 8, в 1974 г. – 11; городских Советов в 1965 г. – 7, в 1974 г. – 3612. Следует отметить, что большие подвижки произошли в численности директоров совхозовнемцев. Если в первые годы освоения целины их почти не было, то через 20 лет, в 1974 г. насчитывалось 14 чел. В их число вошли и те немцы, которые до преобразования колхозов в совхозы в 1961 г. работали председателями колхозов. В 1974 г. из 610 работников учреждений культуры 136 чел (22 %) – немцы. Известна общая численность преподавателей вузов и техникумов-немцев в 1965 г. – их было 24 чел. В сельскохозяйственном институте профессоры и преподаватели-немцы были уже в первые годы его существования (открыт в 1957 г.); в 1975 г. их насчитывалось 16, а в 1980 г. уже 32 чел.13. Подавляющее же большинство немцев области всех поколений составляли рядовые труженики – прежде всего крестьяне, сначала единоличники, затем ставшие колхозниками, 150 рабочие МТС, совхозов, работники промышленности, строительства, железнодорожного транспорта. Они, а также руководители, специалисты, ученые и другие внесли неоценимый вклад в социально-экономическое развитие региона. Основой экономики области является агропромышленный комплекс. Понятно, что нет возможности назвать отличившихся рядовых тружеников-немцев, работавших в этом комплексе. Но нельзя не назвать такую яркую личность, как Н.В. Геллерт. Она начала свою трудовую деятельность в 1969 г. трактористкой совхоза имени Амангельды Кургальджинского района, а через несколько лет ее имя стало широко известно во всем СССР. Она избиралась депутатом Верховного Совета СССР двух созывов, кандидатом в члены ЦК КПСС. Работая, она закончила Акмолинский совхоз-техникум, а затем Акмолинский сельскохозяйственный институт. С 1991 г. – слушатель Высшей дипломатической школы МИД СССР, по окончании которой была направлена на работу в Посольство Казахстана в ФРГ, затем работала в МИДе, а сейчас работает в посольстве Республики Казахстан в Республике Беларусь. Награждена несколькими орденами Ленина, другими наградами. В списке Героев Социалистического труда – К.К. Егель. В 1943 г. девушкой она стала трактористкой колхоза (потом совхоза) «Хлебороб» Алексеевского района, заменив ушедшего на фронт механизатора. За большие заслуги ей в 1966 г. присвоено звание Героя Социалистического труда. Много немцев в Акмолинской области работало председателями колхозов, начиная с первых лет коллективизации. Особо хотелось бы назвать одного из них – Ф.Х. Вильгельма. Вступив рядовым колхозником в 1931 г. в сельхозартель имени Тельмана в с. Рождественка Акмолинского района, он сразу был избран ее председателем, проработал бессменно до 1958 г. В 1957 г., учитывая его долголетний председательский труд и успехи в освоении целинных и залежных земель, ему присвоили звание Героя Социалистического труда. Представители немецкой диаспоры работали и работают в сфере науки. Широко известно имя Э.Ф. Госсена, работавшего во Всесоюзном НИИ зернового хозяйства пос. Шортанды Акмолинской области. За участие в разработке почвозащитной системы земледелия ему вместе с группой ученых была присуждена в 1972 г. Ленинская премия. Ныне академик Э.Ф. Госсен живет и работает в Алматы. Его имя широко известно в научном сообществе. Многие тысячи людей немецкой национальности уехали из Акмолинской области, в основном, на историческую родину, но их вклад в развитие региона останется в истории Акмолинского Приишимья. Акмола. Энциклопедия. Алматы, С. 268. Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г., т. LXXXI, СПБ., 1904, С. 50. 3 Государственный архив Акмолинской области (ГААО). Ф. 114. Оп. 1. Д. 320. Л. 171. 4 Там же. Ф. 780п. Оп. 1. Д. 71. Л. 18. 5 См.: Казахстанская правда. 1997. 9 сентября. 6 Акмола. Энциклопедия … С. 55. 7 ГААО. Ф. 141. Оп. 1. Д. 66. Л. 8. 8 Там же. Д. 2260. Л.10. 9 Там же. Ф. 1п. Оп. 1. Д. 5120. Л. 93. 10 Л. 91. 11 Там же. Д. 3714. Л. 111; Д. 5907. Л. 290-298. 12 Там же. Ф. 268. Оп. 8. Д. 647. Л. 7-17; Ф. 1п. Оп. 1. Д. 5120. Л. 16-17. 13 Там же. Ф. 1012. Оп. 1. Д. 3176. Л. 1-65. 1 2 151 Хабибрахманова А.Р., Саморокова А.С., Чайникова Е.С. рук. Черезова Е.М. /Тюмень, Россия/ «ОБРЕЧЕННЫЕ ТРИУМФАТОРЫ» (ЗАХОРОНЕНИЯ НА ПАРФЕНОВСКОМ КЛАДБИЩЕ ТЮМЕНИ) Из письма рядового 233-го пехотного полка 102-й пехотной дивизии германской армии К. Франка из госпиталя семье (10 июля 1941 г.): «… 4 июня наш полк выступил в поход. Мы не знали, куда направляемся. Первоначально нам было указано направление на Польшу, а затем – Восточную Пруссию. Но 19 июня мы подошли к русской границе. Каждый из нас задавался вопросом, что мы здесь ищем. Начали говорить, что в России нас погрузят и повезут в Ирак, чтобы вместе с русскими ударить под коленки англичанам… 21 июня около 8 часов вечера роту собрали на политическое занятие. Наш ротный сказал о ходе войны с Англией и о международном положении, потом заговорил о нашей работе у русской границы. А в конце занятия наш капитан произнёс настоящую речь. Он сказал: «Советский Союз намерен 18 июля напасть на наше Отечество. Благодаря нашему фюреру и его мудрой дальновидной политике мы не будем дожидаться нападения, а сами перейдём в наступление…». В 24.00 мы заняли исходные позиции. Теперь нам указали время начала наступления: 3.05…». Фрагмент текста письма убедительно доказывает, что простые рядовые немецкой армии не предполагали, что они вероломно нападают на Советский Союз. Время всё расставляет на свои места. Мы знаем правду о той страшной войне. Немецкая нация покаялась перед всем миром за злодеяния фашистов. К 60-летию окончания второй мировой войны в Германии восстанавливают памятные исторические здания. Реставрирован монумент советскому солдату в Трептов-парке (который в апреле 2005 г. посетила и делегация ветеранов из Тюменской области); действует музей под открытым небом «Топография нацизма» в Центре Берлина; обеспечен бережный уход за могилами советских солдат на территории Германии. А как обстоят дела с захоронениями немецких военнопленных на нашей земле? Этот вопрос подтолкнул нас к поиску. Мы изучили источники по интересующей нас теме, но литературы не так много. Наиболее интересные сведения, основывающиеся на архивных документах, содержатся в статьях В.Я. Темплинга и А.С. Иваненко. Мы решили сверить их данные с показаниями очевидцев тех событий. Встречи со старожилами деревни Парфеновой, настоятелем храма Трёх святителей при Парфеновском кладбище отцом Сергием, осмотр захоронения – все это способствовало успешному поиску. Вот что рассказала уроженка деревни Парфеновой – Парфенова В.В. (1925 г.р.): в 1941 г. ей было 16 лет. В годы войны училась в педагогическом техникуме, где всех привлекали к сельскохозяйственным работам. В колхозе «Красный Октябрь» работали немецкие военнопленные. Общения не было, издалека она видела работающих немцев, им привозили еду в термосах, и колхозники между собой переговаривались: «Этих кормят лучше нас». Справедливости ради необходимо отметить, что колхозников кормили также. Работали немцы на фанерном комбинате, строили цеха. Умерших пленных привозили хоронить на Парфёновское кладбище. Брат Валентины Васильевны лично видел, как их хоронили в гробах, священник (или тот, кто его заменял) из пленных читал молитвы, на могилах ставили католические кресты из берёзы, надписей не делали. Отдельные могилы располагались в большом количестве в строгом порядке, не как у русских, этот порядок удивлял ребятишек, бегавших по кладбищу. Могил было очень много. В 1979 г. возникла угроза наводнения Зареки. Прислали экскаватор и начали грузить грунт (песок с глиной) в машины для отсыпки дамбы (вал в Заречной части) и брали грунт рядом с кладбищем, затем начали забор грунта прямо по захоронениям пленных немцев, на что отец Валентины Васильевны, сам прошедший германскую войну, сокрушался: «Разве можно, ведь они люди, не все по своей воле судьбу такую приняли». 152 Позднее была оформлена братская могила военнопленных. Здесь погребено около 700 чел. (по утверждению краеведов), но умирали они с 1942 и по 1948 гг., так что утверждение, что существовали отдельные захоронения – справедливо. Данную информацию старожилы деревни Парфёновой в ходе поисковой работы подтвердили. В энциклопедии Тюменской области приведены следующие сведения: «С 1943 по 1948 на территории Тюменской области действовал лагерь для военнопленных № 93 на 4,5 тыс. чел., который в разное время состоял из 3-8 лагерных отделений. Первое и второе располагались в черте города и на его окраинах (фанерокомбинат, ДОК «Красный Октябрь», торфопредприятие «Боровое»)». Известно, что в лагере содержался только рядовой и унтер-офицерский состав. Подавляющее большинство военнопленных были немцами и румынами, но были там австрийцы, итальянцы, венгры и др. Кроме работы на предприятиях базирования военнопленные также были задействованы на сельскохозяйственных работах, а по мере необходимости и на других предприятиях Тюмени. Несмотря на жесткий режим содержания, непривычные для военнопленных климатические условия, плохую пищу и обслуживание, руководству лагеря и медперсоналу удалось обеспечить сносные условия жизни военнопленных. За все годы работы лагеря была зафиксирована смерть только 300 военнопленных. Самыми тяжелыми были 1945–1946 гг., когда, в основном от простудных заболеваний и недоедания, умерли почти 200 чел., а 28 военнопленных погибли от несчастных случаев. До ноября 1944 г. военнопленных хоронили в разных местах (на территории лагерных отделений, питомника, на городском кладбище), а затем было выделено место на Заречном кладбище, где в 1995 г. установлен памятный знак. С окончанием боевых действий число военнопленных, после кратковременного роста летом 1945 г., постепенно сократилось. Сначала на родину были отправлены румыны, в сентябре 1946 г. ликвидировано третье отделение в Боровом, в июне 1948 г. – второе отделение на ДОКе, а 10 ноября 1948 г. оставшиеся 45 чел. были отправлены в лагерь № 314 на ст. Асбест». Необходимо отметить и противоречия, встретившиеся в ходе поисковой работы. Они касаются количества умерших военнопленных за годы существования лагеря № 93. А. Петрушин и А. Иваненко отмечают смерть 700 чел., а в работе «Военнопленные второй мировой войны в Тюмени» В.Я. Темплинг приводит цифру – 300 чел. Причём В.Я. Темплинг всё обстоятельно объясняет, основываясь на материалах Тюменского областного центра документации новейшей истории: «Согласно сохранившимся документам, за все годы существования лагеря была зафиксирована смерть порядка трёхсот военнопленных. В 1943 г. умерло 50 чел., в 1944 – 31, в 1945 г. – 118, в 1946 г. – 81, в 1947 г. – 19 и в 1948 г. – 6 чел. Пик смертности приходился на осенние и зимние месяцы. Отмечено 28 смертей, наступивших в результате несчастных случаев. Самая большая трагедия произошла 14 ноября 1946 г., когда грузовик с военнопленными столкнулся на железнодорожном переезде с поездом. Тогда погибло 14 чел. и все они похоронены в Боровом. Два человека утонули, трое скончались в результате отравления дихлорэтаном, и 6 чел. погибло непосредственно на производстве». Мы склонны доверять именно архивным материалам, приведённым Темплингом. Служащие Трёхсвятительской церкви поведали о том, что в 2001 г . захоронение военнопленных на Парфеновском кладбище подверглось акту вандализма со стороны подростков, но тогда же надгробие было восстановлено. Изучив имеющиеся печатные источники, проанализировав данные поисковой работы, мы пришли к выводу: люди старшего поколения, умудрённые житейским опытом, относятся к солдатам неприятельской армии терпимее, жалостливее, нежели молодёжь. Чтобы подростки не испытывали ненависти к людям других национальностей, правильно оценивали прошлое, они должны хорошо знать мировую историю, ценить человеческую жизнь. 1. Большая Тюменская энциклопедия. В 3 тт. Тюмень, 2004. 2. Иваненко А.С. Четыре века Тюмени. Тюмень, 2004. 3. Петрушин А.А. Мы не знаем пощады. Тюмень, 1999. 153 Хеделер В. /Германия/ КАРАГАНДИНСКИЙ ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВОЙ ЛАГЕРЬ В 1931–1957 гг. (АНАЛИЗ ИСТОРИИ ЛАГЕРЯ, ЕГО ЗАКЛЮЧЕННЫХ И ПЕРСОНАЛА) Доклады различных конференций, проходящих ныне на пространстве России и других странах СНГ, отражают тот факт, что не только возможно, но и необходимо при исследовании биографий людей (в т.ч. бывших эмигрантов) выходить за рамки Фонда отдела кадров Коминтерна, хранящегося в Российском государственном архиве социально-политической информации (РГАСПИ). Так, Р. Мюллер опирается на протоколы допросов и оперативные приказы НКВД (из Центрального архива ФСБ РФ), А. Ватлин – на следственные дела райотделов НКВД Московской области, которые переданы в Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), С. Журавлев – на материалы архива Московского электрозавода, где трудилось немало иностранных рабочих. Однако этими источниками не ограничивается описание скорбного пути тех заключенных, которые пережили период следствия в тюрьмах НКВД. Согласно публикациям Мемориала и Фонда Яковлева система исправительно-трудовых лагерей СССР с 1923 по 1960 гг. состояла из 476 лагерных управлений, которые подчинялись непосредственно московскому Главному управлению лагерей (ГУЛАГ) НКВД-МВД и в свою очередь включали в себя производственные отделения и лагерные пункты (командировки). Наше изучение истории КарЛАГа, сообщества заключенных и его администрации, опиралось на источники из архива КарЛАГа в Караганде, в т.ч. 800 тыс. карточек заключенных, 60 тыс. личных дел заключенных, 20 тыс. личных дел сотрудников лагеря, а также приказы начальников производственных участков лагеря, существовавшего с 1931 по 1959 гг. В 1930 г. начальник лагеря издал 145 приказов, в 1931 г. уже 240, в 1934–1935 гг. – 451. Эта цифра мало менялась в годы «Большого террора» – с 1936 по 1938 гг. В военные годы (1943 и 1944 гг.) издано 700 приказов. В дальнейшем военная администрация КарЛАГа укреплялась. В 1952 г. начальник лагеря ежедневно издавал по три приказа. Структура администрации этого исправительно-трудового лагеря отражала структуру московского ГУЛАГа. В ней также были: отдел культурно-воспитательной работы, административно-хозяйственный отдел, строительный отдел, финансовый отдел, главная бухгалтерия, инспекция, отдел кадров, лагерные суды, сельскохозяйственный отдел, оперативно-чекистский (т.н. третий отдел), отдел планирования, политотдел, прокуратура, санитарный отдел, отделы обеспечения, охраны и режима, технический отдел, транспортный отдел, учетно-статистические отделы и ветеринарный отдел. ИТЛ был разделен на отделения, т.е. самостоятельные хозяйственные единицы, работавшие на основе хозрасчета и имевшие собственный производственный и финансовый план. Единицы внутри лагеря имели аналогичную структуру. Постоянное расширение лагерного комплекса в Казахстане вело к увеличению числа заключенных. В начале 1940 г. на территории в 17 тыс. кв. км располагались 22 производственных отдела и около 200 производственных пунктов. Количество заключенных КарЛАГа росло не только в связи с масштабами террора в Казахстане и в СССР, но и в связи с развитием сельского хозяйства в лагере и приказами ГУЛАГА на отправку заключенных из КарЛАГа в СибЛАГ. Так, в 1934 и 1935 гг. состав заключенных дважды в год полностью менялся. Число заключенных КарЛАГа колебалось от 10 тыс. – в мае 1930 г. и 17 тыс. – накануне закрытия лагеря в 1959 г. В годы «Большого террора» число заключенных колебалось от 20 до 40 тыс., а в военные годы насчитывало 50 тыс. чел. В 1948 г. оно достигло своего пика: статистика называет цифру в 65 тыс. заключенных. Возможно, в будущем уточнить число осужденных мужчин, женщин, несовершеннолетних и рожденных в лагере детей. Наряду с изучением судеб отдельных заключенных, гражданского персонала, охранников и сотрудников администрации, в т.ч. из бывших заключенных, при помощи программы «Аксесс» подвергнуто обработке (по 30 и 20 аспектам) до 1 000 личных дел заключенных и сотрудников лагерной администрации, хранящихся в архиве. Тем самым возможно не только проверить 154 статистику лагерной администрации, но и получить дополнительную информацию о сообществе заключенных: возраст к моменту прибытия в лагерь; национальность; образование; политическая и религиозная ориентация; предыдущие репрессии; выполнение рабочих норм; поощрения и нарушения режима; наказания или новый срок заключения; а также болезни в лагере, причины смерти и место захоронения. Информация, полученная на основе изучения картотеки заключенных, составляет основу банка данных, позволяющего дать репрезентативную оценку состава сообщества заключенных, судимости, работы, смерти и выживания в лагере. На каждого из заключенных заводилась карточка формата А-6, в ней фиксировались данные по 20 пунктам, в т.ч. имя, дата и место рождения, социальное происхождение, национальность, гражданство, образование, партийность, место жительства, профессия, специальность, кем, когда и по какой статье был осужден, начало и окончание срока, откуда и когда прибыл, пребывание в отдельных лагерях, а также убытие из лагеря: освобождение, смерть или бегство. При отправке в другой лагерь карточка копировалась и вместе с личным делом заключенного отправлялась вместе с ним. Вверху слева находился номер, указывавший сотрудникам лагерной администрации на личное дело заключенного. В последующие годы значительная часть личных дел была уничтожена. Сохранившиеся в архиве дела заключенных, сотрудников НКВД, ВОХР, а также административные отчеты КарЛАГа и центральные директивы открывают возможность дифференцированного изучения жертв и исполнителей. Личные дела сотрудников НКВД в управлении лагеря содержат информацию не только о происхождении, партийности, но и данные о поощрениях, наказаниях, характеристики. Личные дела заключенных содержат, наряду с ордером на арест и приговором, данные о бюрократическом механизме, состоянии здоровья и рабочей категории во время пребывания в лагере. Отчеты отдельных лагерных отделений в управление КарЛАГа и в московский ГУЛАГ также содержат в себе картины жертв и исполнителей. Заключенных «статистически сортировали» по различным категориям: сроку, возрасту, годности к труду, при этом редко дифференцировали по полу. Отчеты администрации содержат данные о составе управления лагеря и охраны, их численности, состоянии дисциплины, а также о «морально-политическом состоянии». В ходе исследования личные дела заключенных и персонала КарЛАГа изучались как качественно, так и количественно, чтобы представить репрезентативный срез сообщества заключенных и их охранников. 155 Хозяинова Н.В. /Тюмень, Россия/ К ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ ФЛОРЫ ТЮМЕНСКОГО КРАЯ Как известно, сбор материалов по Сибири, положивший начало ее научному изучению, происходил в XVII в. усилиями казаков-первопроходцев. По их данным были составлены географические карты и получены первые сведения о природе края. В 1720 г. Петром I была направлена первая научная экспедиция в Сибирь и особенно большой вклад в изучение этого региона в XVIII в. сделан выдающимися учеными и путешественниками, немцами по происхождению: Д.Г. Мессершмидтом, И.Г. Гмелиным, П.С. Палласом1 и, безусловно, Г.В. Стеллером, которому посвящена данная конференция. Однако, Тюменский край (бывшая Тобольская губерния) оказался практически в стороне от планомерных ботанических исследований: многие естествоиспытатели проезжали через Тюмень и Тобольск, но основной интерес их был сосредоточен на Алтае, в Средней и Восточной Сибири. Только ученик П.С. Палласа – В. Зуев изучал флору в устье Оби и на Полярном Урале в 1771 г2. Флористические исследования в регионе до начала XX в. носили фрагментарный характер. Известно, например, что декабрист И.Д. Якушкин увлекался ботаникой и собирал гербарий в окрестностях г. Ялуторовска3. С 1871 г. растительный покров Сибири начал планомерно изучать П.Н. Крылов. Он посетил Забайкалье, различные районы Западной Сибири (включая территории современной Тюменской области), Туву, Саяны. Под его руководством было начато издание «Флоры Западной Сибири»4, которая до конца XX в. являлась единственным относительно полным источником информации по флоре нашего края. Северные границы ареалов лесообразующих пород в низовьях Оби в 1880 г. изучал топограф Н.К. Хондажевский, а флору юга Западной Сибири в конце XIX–начале XX вв. – М.М. Сиязов. Основатель краеведческого музея в г. Тюмени И.Я. Словцов в тот же период исследовал особенности плодоношения и фенологии растений в бассейнах рек Тобол, Тавда, Исеть, а тобольский агроном Н.Л. Скалозубов опубликовал около 200 статей по флоре Тобольской губернии. Не прерывались исследования и в советский период. В 1923 г. вышла работа И.М. Крашенинникова по генезису ландшафтов лесостепного Зауралья. На Северном Урале и в бассейнах рек Пура и Таза с 1923 по 1928 гг. работали экспедиции с участием Б.Н. Городкова и В.Б. Сочавы, собравших большой гербарий цветковых и споровых растений. В течение 60 лет (1920–1980 гг.) в окрестностях г. Тюмени и южных районах области вела сборы растений Е.В. Царевич. Её гербарий хранится в Тюменском областном краеведческом музее (ТОКМ) 5. В 1980 гг. появились публикации А.Л. Васиной по флоре заповедника «Малая Сосьва» и других особо охраняемых территорий Кондо-Сосьвинского Приобья6 и единичные статьи о редких видах растений и флоре Тазовского полуострова7. В это же время выходят из печати первые тома «Флоры Сибири», подготовленные коллективом авторов Сибирского отделения РАН8. Материалы по флоре восточных склонов Северного, Приполярного и Полярного Урала в пределах Тюменской области содержатся в работах сотрудников Института экологии растений и животных УрО РАН9. В начале 1990 гг. активизировались флористические исследования, проводимые сотрудниками областного музея, институтов ИПОС СО РАН, ТюмГУ, ТГПИ, КГПИ в южной зоне Тюменской области и на Ямале; заповедников «Малая Сосьва», «Юганский» и «ВерхнееТазовский» в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком автономных округах. К настоящему времени относительно полно изучена флора и растительность Ямала, восточная часть ХантыМансийского автономного округа, лесостепь и подтайга Тюменской области. На остальной территории ботанические исследования ведутся, в основном, в особо охраняемых природных территориях (заповедниках «Верхнее-Тазовский» и «Юганский», природном парке «Нумто»). Однако и в изученных районах постоянно обнаруживаются новые виды растений, не учтенные предыдущими исследователями. Планомерные флористические исследования Исетского района, расположенного в подзоне северной лесостепи, проводились в 1995–2002 гг. При анализе гербарного материала, 156 собранного студентом ТюмГУ А.А. Обогреловым в 2000 г. на территории государственного заказника «Рафайловский», выявлено 19 видов растений (10 – однодольных, 9 – двудольных), дополняющих список произрастающих на территории Исетского района видов, опубликованный ранее. Собранные образцы хранятся в гербарии ТюмГУ. Характеристики обнаруженных видов приведены ниже10. Три представителя семейства Orchydaceae включены в Красную книгу Тюменской области с указанием местонахождений в Исетском районе: дремлик зимовниковый Epipactis helleborine (L.) Crantz; гнездовка настоящая Neottia nidus-avis (L.) Rich.; ятрышник шлемоносный Orchis militaris L. Единственное местонахождение редкого вида осоки Арнелля Carex arnellii Christ (сем. Cyperaceae) в заказнике «Рафайловский» приводится впервые. Из однодольных отмечены также осоки островидная Carex acutiformis Ehrh., Буксбаума C. buxbaumii Wahl. и большехвостая С. macroura Meinsh.; овсяница бороздчатая Festuca rupicola Heuffel, бровник одноклубневый Herminium monorchis (L.) R. Br., рдест пронзеннолистный Potomogeton perfoliatus L. Представители двудольных, выявленные при анализе гербарных сборов, относятся к семействам Asteraceae, Boraginaceae, Brassicaceae, Cariophyllaceae, Illecebraceae, Scrophulariaceae. Кроме солонечника узколистного Galatella angustissima (Tausch) Novopokr. из представителей Asteraceae определены ястребиночки cкученная Pilosella glomerata (Froel.) Arv.-Touv. и широкоголовая Pilosella laticeps Norrl. В связи с разделением рода ястребинка на два самостоятельных рода и сложностью их определения, гербарные экземпляры идентифицированы Тупициной Н.Н., которая занималась обработкой родов Hieracium и Pilosella для «Флоры Сибири»11. Грыжник голый Herniaria glabra L. (сем. Illecebraceae) найден на старой залежи на западной границе заказника «Рафайловский» и Курганской области. Ранее для Тюменской области не указывался, ближайшее местонахождение вида – с. Мыльникова Курганской области12. Семейство Cariophyllaceae пополнилось двумя видами: гвоздика травянка Dianthus deltoides L. и мшанка лежачая Sagina procumbens L. Cиняк обыкновенный Echium vulgare L. (сем. Boraginaceae), резуха стреловидная Arabis sagittata (Bertol.) DC. (сем. Brassicaceae) и мытник сибирский Pedicularis sibirica Vved. (сем. Scrophulariaceae) встречаются в южных районах Тюменской области, а для Исетского района также приводятся впервые. Работа по изучению флоры и растительности Тюменского региона продолжается, сведения о распространении видов растений пополняются с каждым экспедиционным выездом. В настоящее время назрела необходимость обобщения накопленного материала: подготовки к изданию определителя растений или флористической сводки по Тюменской области. 1. 2. 3. 4. Коропочинский И.Ю., Встовская Т.Н. Древесные растения Азиатской России. Новосибирск, 2002. Сытин А.К. Петр Симон Паллас – ботаник. М., 1997. Макеева Т.В. Особо охраняемые природные территории Ялуторовского района. Ялуторовск, 2005. Крылов П.Н. Флора Западной Сибири. Томск, 1927-1949. Вып. 1-11. 5. Маракулина О.И. Новые поступления в ботаническую коллекцию ТОКМ за 1990-97 гг. // Ежегодник Тюменского областного краеведческого музея: 1998. Тюмень, 1999. С. 169-178. 6. Васина А.Л. Флористическая характеристика пойменных водоемов среднего течения реки Малая Сосьва // Ботанические исследования в заповедниках РСФСР. М., 1984. С. 66-73; она же – Арктические, арктоальпийские и гипоарктические виды растений во флоре заповедника «Малая Сосьва» // Ботанические исследования на Урале (информ. материалы). Свердловск, 1986. С. 35; Лесостепные, неморальные и южнотаежные виды в составе флоры среднетаежного Зауралья // Ботанические исследования на Урале: Информационный материал. Свердловск, 1988. С. 15; она же – Сосудистые растения заповедника «Малая Сосьва» (аннотированный список сосудистых растений) // Флора и фауна заповедников СССР. – Москва, 1989; она же - Редкие аборигенные сосудистые растения КондоСосьвинского Приобья //Флора и растительность Сибири и Дальнего Востока. – Красноярск, 1991. С. 21-23; она же – Редкие сосудистые растения заповедника «Малая Сосьва» // Охрана и изучение редких видов растений в заповедниках. М., 1992. С. 6-19. 7 Зарубин С.И., Мальцев В.И., Караваева З.И. Новые виды растений для Тюменской области // Ботанический журнал. 1979. Т. 64. Вып. 2. С. 246-247; Зарубин С.И., Нешта И.Д., Малова А.А., Донскова А.А., Караваева З.И. Редкие и исчезающие виды флоры Тюменской области // Ботанический журнал, 1983. Т. 68. № 9. С. 1264-1269; Ребристая О.В., Творогов В.А., Хитун О.В. Флора Тазовского полуострова (север Западной Сибири) // Ботанический журнал. 1989. Т. 74. № 1. С. 22-35. 157 Флора Сибири. Новосибирск. 1987–1997. Т. 1-13. Игошина К.Н. Флора горных и равнинных тундр и редколесий Урала // Растения Сибири и Дальнего Востока. М.– Л., 1966. С 135-223; Горчаковский П.Л. Основные проблемы исторической фитогеографии Урала и Приуралья. М., 1969. С. 162-167; Горчаковский П.Л. Растительный мир высокогорного Урала. М., 1975; Горчаковский П.Л., Шурова Е.А. Редкие и исчезающие растения Урала и Приуралья. М., 1982. 10 Хозяинова Н.В., Глазунов В.А. Флора и растительность Исетского района Тюменской области //Вестник экологии, лесоведения и ландшафтоведения. Тюмень, 2000. Вып. 1. С. 27-36; Хозяинова Н.В., Ситников П.С., Обогрелов А.А. Особенности флоры и энтомофауны Исетского района (по результатам экспедиций 2000 года) // Ежегодник Тюменского областного краеведческогомузея. Тюмень, 2002. С. 338-352. 11 Тупицина Н.Н. Род Hieracium L. - Ястребинка; род Pilosella Hill. - Ястребиночка // Флора Сибири: Asteraceae (Compositae). Новосибирск, 1997. Т. 13. С. 308-353. 12 Ковтонюк Н.К. Сем. Illecelebraceae – Кудрявоцветные // Флора Сибири. Portulacaceae - Ranunculaceae. Новосибирск, 1993. Т. 6. С. 10-11. 8 9 158 Цыганкова С.П. /Тюмень, Россия/ НЕОКОНЧЕННАЯ ВОЙНА? (ПРОБЛЕМА ЮЖНЫХ КУРИЛ В РОССИЙСКО–ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ: ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ) В 2005 г. исполняется: 150 лет со времени подписания Симодского трактата о торговле и границах между Россией и Японией; 100-летие Портсмутского договора по итогам японо-русской войны 1904–1905 гг.; 80-летие дипломатического признания Японией СССР. Наконец, 2005 г. – это год 60-летнего юбилея окончания Второй мировой войны, который применительно к российско-японским отношениям можно считать юбилеем состояния «ни войны – ни мира». Россия – единственная из воевавших Японией стран, с которой Токио отказывается подписать мирный договор, требуя возвращения «северных территорий»: Шикотан, Кунашир, Итуруп и группу о-вов Хабомаи. На картах они обозначены как японские; на них назначаются японские мэры; 7 февраля ежегодно (с 1981 г.) отмечается день «северных территорий»; в учебниках утверждается о «миролюбивом» характере политики Японии в отношении СССР. Подрастающее поколение японцев убеждают в том, что СССР вступил в войну с Японией, стремясь к экспансии, захвату территорий. Японские аргументы о суверенитете над этими островами сводятся к следующему: 1. до окончания Второй мировой войны все Курильские острова принадлежали Японии; 2. по Ялтинскому соглашению 1945 г. Курильские острова отдавались СССР, но поскольку соглашение было секретным (и Япония в нем не участвовала), оно не имеет обязательной силы; 3. на мирной конференции в Сан-Франциско в 1951 г. Япония отказалась от права владения Курильскими островами, но в тексте мирного договора не определена принадлежность островов. Кроме того, 4 острова, о которых идет спор, не входят в состав Курильского архипелага, а являются исконно японской территорией; 4. СССР не подписал договор 1951 г., поэтому не может владеть Курильскими островами. По проблеме спорных территорий написано много. Большинство российских исследователей доказывало приоритет России в открытии и освоении Курильских островов и Сахалина1. Иного мнения придерживается А.В. Загорский, утверждавший: «максимальная граница японской экспансии на север проходила по линии о. Итуруп – южная половина не оспаривался Россией»2. И далее автор писал: «Южные Курилы на протяжении всей своей истории до 1945 г. считались частью Хоккайдо. Остальная же территория Курильской гряды как практически незаселенная и не имевшая самостоятельного значения была присоединена к Хоккайдо в 1875 г. Соответственно, позиция Японии не имеет под собой оснований»3. Загорский признавал приоритет Японии в открытии и освоении Южных Курил и Сахалина и считает их исконной территорией Японии. Беспочвенность суждений Загорского была приведена Л.Г. Арешидзе и М.И. Крупянко, обнаруживших документы МИД Японии от ноября 1946 г., которые проливают свет на тогдашнюю позицию ее официальных кругов в трактовке понятия «Курильского острова». Официально Япония включала Кунашир и Итуруп в состав Курил и: «Требование японской стороны о возвращении этих островов, как не входящих в состав Курил и тем самым являющихся территорией собственно Японии, выглядят некорректными»4. Пограничное размежевание между странами зафиксировано в Симодском трактате от 26 января (7 февраля) 1855 г., где говорилось, что «отныне границы между Россией и Японией будут проходить между Утуруп и Уруп. Весь о. Итуруп принадлежит Японии, а весь о. Уруп и пр. Курильские острова к северу составляют владения России. Что касается о. Карафуто (Сахалин), то он остается неразделенным между Россией и Японией, как было до сего времени»5. 25 апреля (7 мая) 1875 г. в Петербурге был подписан договор об обмене Курильских островов на Сахалин, т.е. все Курильские острова становились японскими, а о. Сахалин – российским. 8 февраля 1904 г. 159 Япония вероломно начала войну с Россией на Дальнем Востоке, тем самым нарушила трактаты, подписанные с Россией в 1855 и 1875 гг., и лишила себя права ссылаться на них в будущем. В соответствии с условиями Портсмутского мирного договора 1905 г. Россия, как проигравшая войну, уступила Японии южную часть Сахалина. 13 апреля 1941 г. между СССР и Японией был подписан Пакт о нейтралитете, однако страны оказались в различных коалициях: Япония – в числе агрессоров в союзе с Германией и Италией, а СССР стал участником антифашистской коалиции. На конференции СССР, США и Великобритания в Ялте (февраль 1945 г.) было достигнуто соглашение: «Советский Союз вступит в войну против Японии на стороне союзников при условии: … 2. Восстановления принадлежащих России прав, нарушенных вероломным нападением Японии в 1904 г., а именно: а) возвращения Советскому Союзу южной части острова Сахалина и всех прилежащих к ней островов; … 3. Передачи Советскому Союзу Курильских островов»6. В Потсдамской декларации (июль 1945 г.), которая была принята Японией отмечается, что «Японский суверенитет будет ограничен островами Хонсю, Хоккайдо, Кюсю, Сикоку и теми менее крупными островами, которые мы (т.е. союзные державы) укажем»7. Это означало, что союзники подтвердили в ней условия Крымского соглашения о возвращении СССР южной части Сахалина и Курильских островов, которые не упоминаются в перечне территорий, подпадающих под юрисдикцию Японии. Отказ Японии от Курильских островов и южной части о. Сахалина зафиксирован и в подписанном ею Сан-Францисском мирном договоре, где говорится: «Япония отказывается от всех прав, правооснований и претензий на Курильские острова и на ту часть о. Сахалин и прилегающих к нему островов, суверенитет над которыми Япония приобрела по Потсдамскому договору от 5 сентября 1905 г.»8. Таким образом, в международных документах содержится основа для мирного урегулирования проблем на Дальнем Востоке, в т.ч. и российско-японских отношений. Однако США начали отходить от согласованных позиций, в т.ч. и по территориальному разграничению. В проекте договора, подготовленного американцами, не говорилось, в чью пользу Япония отказывается от прав на Курилы и Южный Сахалин. По этой причине СССР не подписал мирный договор с Японией в 1951 г. В 1990 гг. появилось мнение, что отказ СССР подписать договор был дипломатической ошибкой, т.к. оставлял не урегулированным территориальный вопрос, что является до препятствием для полной нормализации российско-японских отношений9. Советско-японские переговоры о нормализации отношений начались еще в Лондоне 3 июня 1955 г., но вскоре переговоры зашли в тупик, поскольку Япония потребовала передачу ей Курильских островов и Южного Сахалина. Желая ускорить нормализацию отношений с Японией, СССР согласился передать Японии о-ва Хабомаи и Шикотан, расположенные близко к японскому острову Хоккайдо. В октябре 1956 г. в Москве была подписана советско-японская декларация, которая предусматривала прекращение состояния войны между Японией и СССР и восстановление дипотношений. В Совместной декларации содержится положение о передаче Японии островов Хабомаи и Шикотан после заключения мирного договора между СССР и Японией, чем должна быть подведена черта под территориальным вопросом 10. С.Л. Тихвинский (в то время советник посольства СССР в Великобритании) негативно оценивал уступку островов, называл это «непродуманным, волюнтаристским поступком Хрущева, который, не считаясь с общественным мнением внутри страны и нормами международного и отечественного права, произвольно менял также и границы»11. С заключением в 1960 г. американо-японского Договора о безопасности Советское правительство заявило об отказе от соблюдения Декларации 1956 г. о территориальных уступках Японии. Было заявлено, что этот вопрос решен в результате Второй мировой войны «соответствующими международными соглашениями, которые должны соблюдаться»12. До конца 160 1980 гг. о территориальном споре с Японией не могло быть и речи. Мнение о незыблемости послевоенных границ существовало как на официальном уровне, так и среди специалистоввостоковедов. Свидетельством тому являются советско-японские рыболовные переговоры 1977 г. В связи с введением СССР 200-мильной зоны, которая распространялась на акваторию вокруг Курильских островов, в японской печати была развернута широкая кампания. Обвиняя СССР, что он стремится навязать свое решение территориального вопроса, привнося его в чисто рыболовные переговоры, инициаторы антисоветской кампании пытались убедить японцев, что решение рыболовных проблем невозможно без передачи Японии «северных территорий». Отвечая на вопрос главного редактора газеты «Асахи», Л.И. Брежнев ответил: «В Советском Союзе обратили внимание на то, что кое-кто в Японии – явно не без влияния извне – пытался использовать эти переговоры для развертывания недружественной Советскому Союзу кампании и выдвижения незаконных территориальных претензий к СССР. Такие действия ничего, кроме ущерба советскояпонским отношениям, принести не могут»13. О позиции СССР заявлял и М.С. Горбачев в мае 1986 г.: «отношения с Японией могут строиться только на основе взаимности, при том понимании, что никто не будет посягать на итоги Второй мировой войны и нерушимость границ»14, но на рубеже 1980–1990 гг. под разговоры о «новом политическом мышлении» стала расшатываться позиция СССР. На научной конференции в июле 1988 г. министр иностранных дел СССР Э.А. Шеварднадзе призвал ученых внести вклад в разблокировку сложных узлов международных отношений, заполнение «белых пятен» в истории внешней политики. По словам С.Л. Тихвинского «с начала 1990-х годов в СМИ стали активно выступать сторонники передачи Японии российских Южно-Курильских островов, и даже извинения перед Японией за вступление СССР в войну на Тихом океане. Нападки на нашу страну в связи с Пактом о нейтралитете до сих пор появлялись лишь в японских официальных изданиях»15. О расколе в японоведении писал И.А. Латышев: «часть японоведов в лице сотрудников ИМЭМО, ИДВ, ИВ РАН, включая В. Зайцева, Б. Рамзеса, А. Загорского, Б. Славинского, К. Саркисова, В.Еремина, стали весной 1991 г. открыто ратовать за безотлагательную передачу Японии Южных Курил – самых крупных, самых удобных для хозяйственного освоения и самых важных в военно-стратегическом отношении островов Курильской гряды»16. Весной 1991 г. в связи с визитом М.С. Горбачева в Токио японский МИД принял решение о создании в Москве представительства фонда, задача которого – в субсидировании работ советских японоведов для распространения знаний. «Но скрытая цель учредителей фонда, – писал И. Латышев, – заключалась в стимулировании таких исследований советских японоведов, которые подкрепляли бы заведомо предвзятые взгляды правящих кругов Японии на историю и политику своей страны – и что самое существенное – оправдывали бы японские притязания на т.н. «северные территории, под которыми японская пропаганда имела в виду в одних случаях четыре южных острова Курильского архипелага, а в других случаях все Курилы и даже Южный Сахалин»17. Значительная часть российских востоковедов отказалась от сотрудничества с Японским фондом. Среди них: И.А. Латышев, И.И. Коваленко, Л.Н. Кутаков, А.А. Кошкин, И.А. Сенченко, А.С. Савин, Б.П. Полевой, М.И. Крупянко и некоторые др.18. Размежевание между российскими учеными на два течения: японофилов и русофилов отчетливо проявилось в период подготовки визита Президента Б.Н. Ельцина в Японию, намечавшегося на сентябрь 1992 г. Летом 1992 г. на средства Японского фонда была издана работа «Знакомьтесь – Япония. К визиту Б.Н. Ельцина». Основная ее цель – оправдать те территориальные уступки, которые как тогда предполагалось, Б.Н. Ельцин должен был сделать в ходе визита. К. Саркисов писал: «общественное мнение расколото. Обширному, хотя и пестрому лагерю тех, кто выступает за то, чтобы не отдавать японцам ни камешка «исконно русской территории», противостоит небольшая, но увеличивающаяся группа тех, кто считает, что вопрос необходимо решать, вернув острова японцам»19. В 1992 г. в Москве большим тиражом была издана работа О. Бондаренко 161 «Неизвестные Курилы», спонсором выступила одна из японских газет. Автор пытался убедить курильчан в необходимости скорее перейти под власть Японии. В защиту российских интересов выступил И. Латышев, опубликовавший в 1992 в при поддержке сахалинского губернатора В.П. Федорова книгу «Покушение на Курилы», где показал несостоятельность как исторической, так и юридической аргументации поборников территориальных уступок России Японии. 8 сентября 1992 г. в газете «Советская Россия» было опубликовано открытое письмо к Президенту, подписанное 20 профессорами, где подчеркивалось – потакание притязаниям неправомерно ни с исторической, ни юридической, ни с политической, ни с экономической точки зрения: «Мирный договор с Японией как и вообще развитие добрососедства должны стать результатом признания обеими странами стабильных и четких границ, сложившихся в итоге Второй мировой войны. Иного пути решения территориального спора двух стран нет и быть не должно»20. В октябре 2003 г. в ходе переговоров Б.Н. Ельцина в Токио было признано наличие территориальной проблемы в российско-японских отношениях, обозначены объекты спора – 4 южнокурильских острова и признана Совместная декларация 1956 г. в качестве основы для дальнейших переговоров. Последующее обсуждение территориальной проблемы рассматривалось в двух ракурсах: «Сторонники нерушимости послевоенных границ ссылаются на Ялтинскую декларацию, исторические прецеденты освоения этих земель русскими моряками и первопроходцами. И, наконец, на то, что 4 острова являются военным трофеем для нашей страны и не подлежит возврату (что вполне легитимизировано мировым опытом21. В качестве аргументов невозвращения Японии островов называется часто опасность создания прецедента для многих других территориальных притязаний к России, что осложнит ее геополитическое положение22. Передача каких-либо территорий Японии вопреки общественному мнению Росси невозможна. В настоящее время россияне негативно реагируют на японские территориальные домогательства. Только ощутимые результаты российско-японского сотрудничества могут преодолеть исторически сложившиеся недоверие к Японии, изменить общественное мнение России в отношении этой страны. . Русская тихоокеанская эпопея. Хабаровск, 1979; Файнберг Э.Я. Русско-японские отношения в 1697-1875 гг. М., 1960; Русские Курилы: история и современность. М. 2002. Кошкин А.А. Курилы: биография островов. // Вопросы истории. 1995, №1 2 Загорский А. Освоение Хоккайдо: формирование северной границы Японии // Мировая экономика и международные отношения. 1996. № 8. С .381. 3 Там же. 4 Арешидзе Л.Г., Крупянко М.И. Старые и новые факты о «Курильской проблеме» в российско-японских отношениях. // Восток. 2002. № 5. С. 87. 5 Гримм Э.Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке. М., 1927. С. 52. 6 Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Крымская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании (4-11 апреля) 1945). Сборник документов Т. IV. М., 1984. С. 254-255. 7 Сборник действующих договоров, конвенций и соглашений СССР с иностранными государствами. М., 1955. Вып. XI. С. 105-106. 8 История войны на Тихом океане (пер. с япон.). М., 1958. Т. V. С. 339. 9 Славинский Б.Н. На пути к советско-японскому мирному договору. // Проблемы Дальнего Востока. 1989. № 33. С. 140. 10 Правда. 1956. 20 октября. 11 Тихвинский С.Л. Послевоенная нормализация отношений с Японией. // Проблемы Дальнего Востока. 1995. № 4. С. 114; Тихвинский С.Л Россия – Япония. Обречены на добрососедство. М., 1996. С. 142. 12 Правда. 1960. 24 апреля. 13 Правда. 1977. 7 июня. 14 Правда. 1986. 12 июля. 15 Тихвинский С.Л. Об этике использования архивных документов // Проблемы Дальнего Востока. 1996. № 3. С. 141. 1 162 Латышев И.А. Япония, японцы и японоведы. М., 2001. С. 749. Там же. 18 Там же. С. 751. 19 Там же. С. 752. 20 Там же. С. 771. 21 Титаренко М.Л. Россия и Восточная Азия. М., 1994. С. 162. 22 Арин О.А. Россия: ни шагу вперед. М., 2003; Гайдар В. Еще несколько слов о Курильских островах // Мировая экономика и международные отношения. 1996 № 4; Кошкин А.А. Проблема мирного урегулирования с Японией // Вопросы истории. 1997 № 4; Кошкин А.А. Ялтинская конференция и Япония // Азия и Африка сегодня. 2003. № 4; Кошкин А.А. Японский фронт маршала Сталина. Россия и Япония: тень Цусимы длиною в век. М., 2004; Крупянко М.И. Япония 90-х в поисках модели отношений с новой Россией. М., 1997; Латышев И. Япония, японцы и японоведы. М., 2001; Латышев И. Покушение на Курилы. Южно-Сахалинск, 1992; Латышев И. Кто и как продает Родину. М., 1994; Макеев Б. Курильская проблема: военный аспект. / МЭМО, 1993 № 1; Марков А. Проблемы российско-японских отношений // Международная жизнь. 1995. № 10; Марков А. Россия и Япония (в поисках согласия). М., 1996; Русские Курилы: история и современность. Сборник документов по истории формирования русско-японской и советско-японской границы. М., 2002. Тихвинский С.Л. Россия и Япония: обречены на добрососедство. М., 1996. 16 17 163 Чернова Т.Н. /Казахстан/ ПРОБЛЕМА МИГРАЦИЙ И МЕННОНИТСКИХ ПОСЕЛЕНИЙ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ И СЕВЕРНОМ КАЗАХСТАНЕ В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ Die Binnenmigrationen der Mennoniten der Molotschnaja – und Chortitzer Kolonien in andere Regionen Russland, führten dazu, dass sie neue Nachbarn erhielten. Die Geographie der Besiedelung von Mennoniten – Westsibirien, Orenburger Gebiet, Wolga-Region und Nordkaukasus – bestimmt auch die «Forschungszentren». Die Erforschung dieser Problematik im vergangenen Jahrzehnte ging aktiv, im Rahmen der Untersuchung der Russlanddeutsche- Geschichte mit unterschiedlicher Gründlichkeit wurden verschiedene Aspekte und die regionale Spezifik der mennonitischen Siedlungen herausgearbeitet. Die vor der 1917 gereifte historiographische Tradition zur Erforschung der Geschichte der Mennoniten-Kolonien, die Anerkennung der Theorie der ethnokonfessionellen Gemeinschaft von Mennoniten dienen als Fundament für die moderne Untersuchung. Dazu sei die Erweiterung der Quellenbasis und die Herausgabe der Sammelbände von Dokumenten und Materialien, darunter zur Mennoniten-Geschichte vor 1917 und in der Sowjetzeit, erwähnt. Die vielfältigen Aufsätze weisen die verschiedenen Problemen im Schnitt der Regionalgeschichte auf. Es existiert allerdings weder eine historiographische Übersicht noch eine komplexe gründliche Publikation zum Thema «Mennoniten» in Russland. Eine Problemanalyse trägt zur Hervorhebung folgender Grundrichtungen der Forschung bei: die Migrationsprozesse und die Ursachen der Binnenmigration von Mennoniten aus Ukraine, die Übersiedlungspolitik der Regierung und die Haltung der Administration zur Gründung von Siedlungen der Deutschen und Mennoniten in Sibirien und im Altaj-Gebiet; die Aspekte des sozial-ökonomischen und religiösen Lebens, das System der Grundbesitzung und Bodenausnutzung, das Verhältnis zwischen der Tochterkolonien und «Metropolien», die Lage der deutschen Bevölkerung und Mennoniten während des 1. Weltkrieges und ihre Aktivitäten zur Selbstorganisation, z.B. Schaffung der nationale-kulturelle Autonomie (Malinowski, Wiebe, Baach, Scheidurow, Nam). Die Probleme und Spezifik der mennonitischen Schule in Sibirien, ihr Schichsal und volle Unifizierung 1938 hat Tscherkasjanowa erfolgreich geschildert. Dazu auch die Aufsätze von Savin und Belkowetz über die Folgen der «Sowjetisierung» der deutschen Schulen von Bedeutung. Zur Untersuchung der Lage der deutschen und mennonitischen Minderheiten unter dem Druck der Partei- und Sowjetorganen 1919–1938 verdient besondere Herforhebung die Monographie von Savin (mit D. Brandes): Charakteristika der Tätigkeit der Sibirischen Abteilug des Allrussischen Landwirtschaft-Verbandes der Mennoniten, die Hilfe in den Hungerjahren der Amerikanischen Organisation von Mennoniten, Emigration von 1929 u.a. Heute sind die Fragen der Erhalt der Eigenständikeit und Selbstidentifikation, des kulturellen Erbes und Traditionen unter den Bedingungen der Annäherung aller Gruppen der deutschen Bevölkerung in Westsibirien, von grossen Relevanz. Fazit: unser erste Versuch der Bewertung der Forschungsergebnissen in der historisch so kurzen Periode gestattet, die Schlussfolgerung ernshaft geleisteter Arbeit der Wissenschatler in Russland zu ziehen. За прошедшее десятилетие в российской исторической науке с разной степенью глубины были разработаны различные аспекты истории и культуры немцев 1. В ходе этих исследований проблема миграций меннонитов в России изначала оказалась в поле зрения ученых. Большую роль при этом сыграли региональные и международные научные конференции, в частности, ежегодно проводимые в Анапе и Москве под эгидой Международного союза немецкой культуры, Геттингенского исследовательского центра (Германия) и Международной ассоциации исследователей. География расселения меннонитов Хортицких и Молочанских колоний на Украине в другие регионы Россиийской империи: Западная Сибирь, Оренбуржье, Поволжье, Северный Кавказ – определила условно размещение современных «центров» исследований. В новейшей российской историографии тема «Меннониты» рассматривается в контексте истории немецкого этноса, в разрезе региональной истории. Многочисленные статьи, затрагивающие проблему, имеют разноплановые сюжеты. Историографическая традиция по изучению истории меннонитских колоний, заложенная в дореволюционной литературе и периодике (А. Клаус, Я. Штах, Г. Писаревский, П. Фризен, С. Бондарь и др.), служит фундаментом и для современных исследований. Своеобразие и особенность изучения темы состоят в том, что, при всем забвении (табуиировании) истории одного из репрессированных народов – немцев, меннониты «продолжали быть» в историографии. Во-первых, как зловещая, вредная и опасная для общества религиозная секта мракобесов – это главный постулат атеистической пропаганды. Во-вторых, в 1960–1970 гг. появились известные монографии В.Ф. Крестьянинова, А.Н. Ипатова, привлекательные с научной точки зрения как попытка рассмотрения меннонитской истории и идеологии. С ростом национального самосознания вновь встал вопрос «Кто такие меннониты?» Задача – пробудить память, решалась в новейшей историографии с исторических очерков, статей общего плана, об истоках меннонитства. Обратившись к колонизационной политике и законодательству Екатерины II и Павла I, В. Чеботарева подчеркнула преемственность в его отношении к меннонитам. «Отеческая забота» Павла трактовалась как предпосылка высокой эффективности их колоний на юге России2. В начале 1990 гг. не было однозначной интерпретации категории «меннониты». Л. Малиновский определял их как особую языковую и этноконфессиональную группу в составе немцев; Е. Нейфельд писала о «немцах-меннонитах»; в научно-популярном очерке Брейзе и Колоткина о немецкой диаспоре в Сибири речь шла о меннонитах как об «особом этносе», историческое ядро которого составляли выходцы из Нидерландов. Чеботарева отмечала общение меннонитов на нидерландских диалектах и использование немецкого языка для богослужения и обучения. Новый подход к теме требовал разобраться в этом вопросе: в целом получила признание теория этноконфессиональной общности. И лишь с 1999 г., под влиянием дискуссии на международной конференции в Запорожье «Хортица-99: Меннониты в царской России и Советском Союзе», в отечественной историографии появилась формулировка «немцы и меннониты». Важным моментом было акцентирование внимания первых научных конференций в Омске (1993, 1995 гг.) на вопросе об источниках истории немецких и меннонитских, поселений в Сибири (Л. Малиновский, П. Вибе). Итогом работы в этом направлении стал выпуск сборников документов и материалов дореволюционного и советского периодов о немцах и меннонитах Прииртышья и Оренбуржья3. Следует отметить расширение источниковой базы новых исследований, роль полевых этнографических экспедиций в сборе материала, умелую научную обработку сведений респондентов, публикации на этой основе. Выделяя основные направления исследований, остановимся лишь на отдельных работах из обширного круга научной литературы. При этом выделяется сложившийся центр изучения проблемы в Западной Сибири. В центре внимания ученых оставались миграционные процессы среди меннонитов – причины и последствия, региональная специфика и история их поселений, аспекты социально-экономической и религиозной жизни (государственная политика плановых переселений меннонитов в империю как бы отступает на второй план). Работы о положении меннонитов в годы советской власти группируются в отдельный блок. Основными побуждающими факторами внутренних миграций меннонитов с Юга России были рост малоземелья и религиозные разногласия. С этой позиции И. Черказьянова глубоко освещает мотивацию расхождений, последствия вражды и раскола в среде меннонитов на религиозной почве: новые группы отличали различия в толковании Библии, совершении обрядов и более строгие нравственные требования. Но в основе церковного раскола автор видит социальноэкономические причины, ущемление прав безземельных внутри общины. Комплексный подход к проблеме позволил показать суть раскола в 1860 гг. на староменнонитов (церковных) и новоменнонитов (братских) и эволюцию последних в сторону баптизма, в частности, на примере меннонитских общин в Сибири и на Алтае; взаимовлияние, вплоть до официального объединения с баптистами в 1963 г. в единую организацию4. Например, именно совокупность причин привела группы молочанских новоменнонитов в Крым (петерсовцы) и оттуда – в Западную Сибирь. Можно проследить эволюцию мотивации миграций: от доминирования религиозных – в силу преследований в 1860 гг. – к преобладанию экономических причин, особенно под влиянием столыпинской реформы (также миграции с Кавказа, из Поволжья и Оренбуржья в Сибирь). История становления и положение меннонитских поселений в Западной Сибири глубоко рассмотрены П. Вибе. Убедительно показана откровенно прагматичная, противоречивая политика жесткой регламентации центральных и местных властей в отношении переселений немцев и меннонитов, вплоть до настроя против водворения их на казенных землях как «не отвечающих задачам русской колонизации». Мероприятия властей по ограничению миграций немцев объясняются автором как следствие усиленно насаждавшейся шовинистическими кругами теории «немецкого засилья». Именно это наложило отпечаток на условия формирования немецкой диаспоры в Западной Сибири и на Алтае. Четко обозначив исходные точки миграционных этапов с конца ХIХ в., Вибе раскрыл ареалы выхода, трудности образования около 300 поселений и хуторов в Степном крае, Тобольской и Томской губерниях (меннониты активно селились вдоль Транссибирской магистрали), процесс формирования немецкого населения и влияние на него столыпинской аграрной реформы5. Так, именно в годы реформы образовалась самая крупная компактная группа немецкого населения в Барнаульском уезде в Кулундинской степи. Полностью меннонитской была Орловская волость; историю с. Орлово запечатлел И. Шеленберг6. К этому жанру можно отнести и написание истории двух Немецких национальных районов. Особый интерес в исследовании социально-экономической жизни меннонитов в Сибири вызвали традиционные элементы материальной культуры, в том числе хозяйства. Выявляя особенности хозяйственного уклада в меннонитских селениях, на богатом конкретном материале, в статьях и диссертации, А. Бетхер рассмотрел систему землевладения и землепользования (традиционно подворного), виды аренды земли, в частности, с целью заведения племенных скотоводческих хозяйств. Он подчеркнул роль меннонитов в разведении известной породы коров – «красной немецкой», которая в 1940 гг. «по идеологическим мотивам» была переименована в «красно-степную»7. Развитию немецкого хозяйства в Сибири большое внимание уделил Л. Малиновский, подчеркнув социальное расслоение среди колонистов, наличие помещичьих и фермерских хозяйств (с использованием наемного труда), втягивание их в товарное производство с развитием капиталистических отношений. Специалист широкого профиля, он изучал специфику поселения и земельных отношений меннонитов в Сибири и на Алтае, образование их дочерних колоний, раскрыл позицию П. Столыпина в отношении немцев-колонистов («секрет двуличия», по определению Малиновского)8. Истории поселений немцев на Алтае посвящены работы В. Шайдурова. Он изучил динамику и географию расселения немецких переселенцев с конца ХIХ в., выделив массовое переселение с 1907 г. и пик переселений в 1913 г.; социально-экономическое и демографическое развитие немецкой сельской диаспоры. Одним из первых он затронул вопрос о юридическом статусе колонистов в конце ХIХ–начале ХХ вв. и охарактеризовал переселенческое законодательство. Процесс переселения в Сибирь из южнорусских метрополий, по его мнению, был в значительной степени организован, что прослеживалось особенно четко в среде меннонитов. Так, им было характерно выделение переселенцам финансовой помощи из специального фонда от метрополий (конкретно из Гальбштадской и Гнаденфельдской волостей Таврической губернии – беспроцентная ссуда в 450 руб. на 19 лет) и возможность ссуды под 5 %9. В ряде работ поднимались методологически важные вопросы отказа от старых стереотипов мышления, необходимости сравнительного анализа социально-экономического положения меннонитов с другими группами населения и самих меннонитских групп (омских, алтайских и др.) с целью выявления их внутрирегиональных особенностей10. Таким образом, российские исследователи непосредственно затрагивают круг вопросов поселения немцев и меннонитов в Степном крае (согласно дореволюционному административному делению), а в новых исторических условиях – на территории Северного Казахстана (Акмолинской и Семипалатинской областей). В особый блок можно выделить многочисленные наработки по периоду первой мировой войны и революционных потрясений. П. Вибе и С. Баах на новых архивных материалах впервые раскрыли действия сибирской администрации в борьбе с «немецкой обособленностью», за расширение действия «ликвидационных законов» 1915–1916 гг. на территорию Сибири (убедителен пример усердия генерал-губернатора Степного края, наказного атамана Сибирского казачьего войска Н.А. Сухомлинова). Вырисовывается картина, что если переименование населенных пунктов, арест иностранных подданных, сбор сведений о немцах и меннонитах и занимаемых ими землях проходили по инициативе «сверху», от МВД, то предложения расширить действие «ликвидационных законов» на 100-верстную полосу вдоль Сибирской ж.д. инициировались «снизу» в Особый комитет по борьбе с немецким засильем. Наконец решением Совета Министров от 8 сентября 1916 г. и 6 февраля 1917 г. действие этих законов было распространено на ряд уездов Томской, Тобольской губерний, затем Акмолинской и Семипалатинской областей, был разработан порядок ликвидации частновладельческих хозяйств11. Поворот от патриотического настроя колонистов до враждебного, приветствия Временному правительству, приостановившему действие «ликвидационных законов», интерпретируется авторами как результат правительственной политики царизма. Весомый вклад в разработку вопроса о самоопределении и попытках самоорганизации колонистов в 1917 г. – на региональном и всероссийском уровне внесла И. Нам. Рассмотрев роль их съездов и конгрессов в Москве, Одессе, Саратове, образование Всероссийского союза немцев и меннонитов, она отметила особую позицию меннонитов. Они пошли на объединение с колонистами протестантского и католического вероисповеданий при условии автономии, которую они рассматривали как «наследие своих предков». Решение вступить во Всероссийский союз при безусловном сохранении в нем особого положения, принятое в июне на собраниях в Хальбштадте, единодушно подтвердил состоявшийся в августе 1917 г. в Орлове Всеобщий конгресс меннонитов. Были раскрыты специфические черты процесса самоорганизации немцев в Сибири, роль Славгородского Комитета в создании национально-культурной (персональной) автономии, логику изменения настроения и поведения колонистов, активное участие меннонитов. Отбросив устаревшую стереотипную трактовку немецкого национального движения 1917–1918 гг. (с центром в Славгороде) как буржуазно-поповское, она пришла к выводу, что «самочинная» немецкая автономия в Сибири являлась «фактором» пробудившегося национального самосознания12. Этот исторический опыт важен для деятельности современной национально-культурной автономии российских немцев, о которой пока нет научных статей. Нет и аналитических статей, специально посвященных меннонитам, материал о них зачастую идет в контексте проблем этнических немцев или как иллюстративный. Но в фундаментальной монографии И. Черказьяновой о становлении и развитии немецкой национальной школы в Сибири выделен раздел о положении меннонитских школ (вопрос правомочности существования которых не был окончательно решен вплоть до 1917 г.), разделивших общую судьбу национальных школ в 1938 г. Впервые (как и в ряде ее статей) проблема русификации и советизации рассматривается на примере гонения и уничтожения традиционной школы меннонитов. Автор анализирует интереснейший фактический материал, выявляет роль религии меннонитов в развитии образования, подчеркивает самый высокий уровень грамотности у них (до 70 %). Роль партийных и советских органов в деле советизации немецкой школы в 1920 гг. и активное противодействие властям колонистов рассмотрели Л. Белковец и А. Савин, затронув аспект последствий борьбы с религией для школьного образования. Так, Савин показал усилия партократов вырвать из-под влияния меннонитов главную школу в с. Маргенау. С 1928 г. был прекращен выпуск ею учителей, воспитанных в ином духе. Последний акт унификации немецких школ был в 1938 г.13. Положение меннонитов в годы советской власти абсолютно адекватно судьбе немецкого этноса, и вопросы их истории неотделимы друг от друга. Среди работ по данному периоду можно выделить глубокое исследование А. Савина (в соавторстве с Д. Брандесом) о немцах Сибири в 1919–1938 гг. Книга, вышедшая в Германии на немецком языке, к сожалению, мало доступна читателю. В ней анализируются роль и деятельность Сибирского отделения Всероссийского сельскохозяйственного союза меннонитов, вплоть до роспуска его в 1928 г.; противостояние антирелигиозной кампании; помощь Американской организации меннонитов во время голода 1923–1924 гг.; причины эмиграции меннонитов в 1929 г. (проблему эмиграции затрагивали также Л. Малиновский, Л. Белковец, О. Гербер)14. Вопрос о последствиях репрессий, в том числе депортации, непосредственно среди меннонитов в историографии пока не ставился, проблема репрессий в отношении немецкого населения в СССР рассмотрена нами ранее15. Особо следует выделить изучение культурного наследия меннонитов, их религии, образования и языка, семейного уклада и быта, культурных традиций и календарной обрядности. Брейзе и Колоткин предложили способ графической записи текстов – говор меннонитов Алтая. Диалекты немецкого населения Алтая глубоко изучает Л. Москалюк. Особенности культуры и диалекта «немцев-меннонитов» в Оренбуржье рассмотрели Герасименко и Нуждина на материале этнографической экспедиции по немецким селам Переволоцкого района. На той же основе Е. Фурсова раскрыла календарные обычаи и обряды потомков голландцев-меннонитов юга Западной Сибири в ХХ в., их современные представления о себе. И. Чернова исследует влияние религиозного фактора на семейные отношения. Однако пока нет обобщающей работы16. Важной проблемой на сегодня остается исследование сохранения самобытности и самоидентификации в условиях сближения разных конфессий в результате массовой депортации и современных этнических процессов у сибирских немцев. Изучив особенности сложения состава немецкого населения Западной Сибири в конце ХIХ–ХХ вв., Т. Савранина пришла к заключению, что меннониты (несмотря на притеснения) не отреклись от веры. В первом комплексном исследовании современных этнических процессов у немцев Т. Смирнова подводит нас к выводу о формировании этнотерриториальной группы – сибирские немцы17. Тем сложнее стало отыскать здесь потомков меннонитов, двести лет назад поселившихся на территории Российской империи. Рассмотрев сюжетные линии и основные направления исследований, можно сделать вывод о серьезной проделанной работе, на уровне монографий и кандидатских диссертаций. Но, говоря о столь коротком периоде – творческом десятилетии, на наш взгляд, следует избегать категоричности оценок. Это первая попытка обобщить, подвести итог, дать контур историографии проблемы. Общее количество работ свидетельствует о неиссякаемом интересе и сформировавшейся проблематике, но лишь в контексте историописания российских немцев. В целом тема «Меннониты» не рассмотрена как самостоятельная и еще ждет своего исследователя в России. Только комплексный подход помог бы воссоздать целостную картину развития меннонитских, в основном дочерних, поселений на территории современной России. Чернова Т.Н. Российские немцы. Отечественная библиография 1991–2000 гг. М., 2001 Чеботарева В.Г. Меннониты (краткий исторический очерк) // Российские немцы. Политика, культура, образование. Информационный бюллетень Международного союза российских немцев. М., 1997. № 10, С. 67-70; она же: Политика колонизации в Российской империи: от Екатерины II до Павла I (1763–1800 гг.) // Оренбургские немцы: Этническая история и духовная культура. Материалы научно-практической конференции. Оренбург, 1998. С. 156178. 3 Немцы в Сибири. Сборник документов. и матер. по истории немцев в Сибири. 1895–1917 / Сост. П.П. Вибе - Омск, 1999; Материалы по истории немецких и меннонитских колоний в Омском Прииртышье. 1895–1930. Сост. Вибе П.П. Омск, 2002; Из истории оренбургских немцев: Сборник документов (1817–1974 гг.) Отв. ред. В.В. Амелин. Оренбург–М., 2000. 4 Черказьянова И.В. Религиозные общины меннонитов и баптистов в Западной Сибири // Немцы, Россия, Сибирь: Сборник статей. Ред. П. Вибе и др. Омск, 1997. С. 80-84. 1 2 Вибе П.П. Образование и становление немецких колоний в Западной Сибири в конце ХIХ–начале ХХ веков // Немцы, Россия… С. 5-57; он же: Основные районы немецкой крестьянской колонизации в Западной Сибири в конце ХIХ–начале ХХ вв. // Миграционные процессы среди российских немцев: исторический аспект. М.,1998. С. 134-144; он же: Переселение немцев-колонистов в Степной край в конце ХIХ–начале ХХ вв. // История немцев Центральной Азии. Материалы международной научной конференции. Алматы, 1998. С. 19-30. 6 Шеленберг И. История села Орлово. М., 1966 7 Бетхер А.Р. Землевладение и землепользование в меннонитских колониях Западной Сибири в конце ХIХ–начале ХХ веков // История и культура немцев Алтая. Вып. 3 (по материалам этнографических экспедиций). Барнаул, 2002. С. 8-25; он же: Состояние животноводства в хозяйстве немецкого населения Западной Сибири в первой трети ХХ века (на примере меннонитов) // Немцы России: социально-экономическое и духовное развитие 1871–1941 гг. Материалы 8-й международной научной конференции. М., 2002. С. 138. 8 Малиновский Л.В. Немцы в России и на Алтае. Барнаул, 1995; он же: Deutsche in Russland und in Sibirien. Barnaul, 2000; он же: Причины и обстоятельства миграции немецких колонистов на Восток в ХIХ–начале ХХ вв. // Миграционные процессы. М., 1998. С. 89-96; он же: Безземельные – ключевая проблема истории немецких колонистов в России ХIХ в. // Немцы Сибири. История и культура. Материалы 4-й международной научнопрактической конференции. Омск, 29-31 мая 2002 г. Новосибирск, 2003. С. 49 и др. 9 Шайдуров В.Н. Формирование и социально-экономическое развитие немецкой диаспоры на Алтае: конец ХIХ– начало ХХ вв. Барнаул, 2003. С. 75; он же: География расселения и численность немецких переселенцев на Алтае: конец ХIХ–начало ХХ в. // Немцы Сибири: история и культура. Новосибирск, 2003. С. 79-84; он же: Дочерние колонии меннонитов в Сибири и их социально-экономическое развитие (на примере Алтая) // Вопросы германской истории. Днепропетровск, 2000. С. 110, 114. 10 Малиновский Л.В. Заблуждения и ходячие стереотипы в истории российских немцев // Российские немцы. Проблемы истории, языка и современного положения. Материалы международной научной конференции. Анапа, 2025 сент. 1995 г. М., 1996. С. 127-128; Вибе П.П. Сравнительный анализ социально-экономического положения немецких переселенцев Омского уезда на родине и в Сибири в начале ХХ века // Немцы России в контексте отечественной истории: общие проблемы и региональные особенности. Матер. межд. науч. конф. М., 1999. С. 88-94. 11 Вибе П.П. Немецкие и меннонитские колонии в Западной Сибири в годы первой мировой войны // Известия ОГИК музея. № 10. Омск, 2003. С. 193-198; Вибе П., Баах С. Антинемецкая кампания в Сибирском регионе в начале ХХ в. // Немцы России: социально-экономическое и духовное развитие… С. 54-57; 12 Нам И.В. Культурно-автономистское движение российских немцев в условиях революций 1917 года // Немцы России в контексте отечественной… М.,1999. С. 260; она же: Сибирские немцы в условиях первой мировой войны и революции // Немцы, Россия… С. 140; она же: Немецкие колонии в России и Сибири в начале ХХ века в контексте проблемы диаспоральности // Немцы России и СССР: 1901–1941 гг. Матер. межд. науч. конф. М., 2000. С. 17 – 30 и др. 13 Черказьянова И.В. Немецкая национальная школа в Сибири (ХVIII в.–1938 г.). М., 2000. С. 87-104; Савин А.И. Борьба за будущее. Немецкие школы Сибири и политика советизации колоний в 1920-е годы // Российские немцы. Проблемы истории, языка и современного положения. М., 1996. С. 419-420; Белковец Л.П. Политика советской власти в отношении немецкой национальной школы в Сибири в 20-е годы // Российские немцы. Проблемы культуры и образования. Новосибирск, 1996, С. 89-105 и др 14 Brandes D., Savin A. Die Sibiriendeutschen im Sowjetstaat 1919–1938. Essen, 2001; см. также: Бруль В.И. Немцы Западной Сибири. Ч. 1, 2. Топчиха, 1995. 15 Чернова Т.Н. Проблема политических репрессий в отношении немецкого населения в СССР (обзор отечественной историографии) // Наказанный народ…18-20 ноября 1998 г. М., 1999. С. 261-278. 16 Брейзе АА., Колоткин М.Н. Немецкая диаспора Сибири: 1920–1930-е гг. Отв. ред. Шиловский М.В. Новосибирск, 1997. 120-124. Герасименко Т.И., Нуждина Е.Ю. Немцы-меннониты Оренбургской области: культурный след в истории и географии. Оренбург, 2000; Фурсова Е.Ф. Календарные обычаи и обряды голландцев-меннонитов юга Западной Сибири в ХХ в. // Немцы Сибири: история и культура. Матер. 3-й межд. науч.-пр. конф. Омск, 2002. С. 254-260; Чернова И.Н. Религиозный фактор в социальных отношениях у немцев Алтайского края // Там же, С. 261270 17 Савранина Т.В. Этнический и конфессиональный состав немцев Западно-Сибирской равнины (конец ХIХ–ХХ вв.): автореферат дис. … к.и.н. Новосибирск, 1997; Смирнова Т.Б. Немцы Сибири: этнические процессы. Отв. ред. Н.А. Томилов. Омск, 2002. 5 Шкаревский Д. /Сургут, Россия/ О ПРИВЛЕЧЕНИИ НЕМЕЦКИХ ВОЕННОЛЕННЫХ В СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО СИБИРИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ К началу первой мировой войны российское общество было довольно хорошо знакомо с представителями немецкой национальности. В середине XVIII в. их численность в России составляла около 140 тыс. чел.1 К 1897 г. их количество на территории Российской империи составляло уже 1 790 489 тыс. чел.2 и основная часть проживала в Поволжье, Прибалтике, Новороссии, на Кавказе, в Сибири. В Тобольской губернии в 1915–1916 гг. проживало три категории немцев. Во-первых, это «местные» немцы, то есть те, кто жил на данной территории до 1914 г. К ним относились колонисты, число которых на 1895 г. составляло не более 5 тыс. чел. Их основными занятиями являлись «хлебопашество и скотоводство»3. Кроме того, в г. Тобольске проживало 11 подданных Германии и Австро-Венгрии. Большинство из них занималось пивоварением и изготовлением колбас. Во-вторых, это были депортированные немцы. В официальных документах данную категорию называли «военнообязанные». К ним относились лица призывного возраста, имеющие подданство Германии, Австро-Венгрии. Количество депортированных подданных Германии, находившихся только в г. Тобольске в ведении полиции составляло на протяжении 1915–1916 гг. от 306 до 543 чел. и до 179 подданных Австро-Венгрии4. Численность «военнообязанных», находившихся в ведении «военного начальства» колебалась от 4 до 542 чел. В-третьих, существенной частью были и военнопленные немцы. В данной работе именно эта категория населения и будет нас интересовать. Отчеты об их численности в Тобольске появляются с 1916 г. Согласно этим документам их количество колебалось от 3 054 до 3 102 чел.5 Известно, что российская экономика не могла стабильно и эффективно работать продолжительное время в условиях военного времени и стала давать сбои уже через очень короткое время после начала войны. Практически сразу же сказался массовый призыв квалифицированных работников в ряды вооруженных сил. Поэтому местные предприниматели, быстро оценив, работоспособность военнопленных и «военнообязанных», стали подавать прошения об их привлечении на работу. Только в г. Тобольске немцы трудились на предприятиях О.Н. Холиной и Е.Т. Новицкого, торгового дома «М.В. Фофанов и сыновья». На «рыбных ловлях» фирмы «Мейер и К» работало до 10 «военнообязанных» немцев. На кожевенных, лесопильных предприятиях, мыловаренном заводе, городском водопроводе трудились 8 военнопленных и 21 депортированный. Некоторые привлекались администрацией для «исполнения дорожностроительных работ», в т.ч. в качестве «техников». В имении «просителя Мазаева» работало 30 немцев, т.е. они использовались на сельскохозяйственных работах6. Ситуация в сельском хозяйстве сложилась особенно остро. Поэтому правительство и сельские хозяева стали возлагать большие надежды на труд военнопленных. Разрешив привлекать для сельских работ пленных, власти не позаботилось о надзоре за ними. По словам самих нанимателей: «в нормах царил полный хаос», а «принуждать к труду» военнопленных «не всегда представлялось возможным»7. Складывается такое впечатление, что пленные в деревне были оставлены один на один с нанимателями, т.к. стражников, которые должны были следить за ними, не хватало. К тому же они не могли быть серьезной силой из-за отсутствия у них оружия. Например, в Волочанском уезде Херсонской губернии в декабре 1916 г. на 5 988 чел. пленных приходилось всего 199 безоружных сторожей8. Кроме того, по оценкам полиции, сами крестьяне зачастую переманивали пленных, «обещая им, лучшие условия труда, чем у соседей», что ухудшало контроль за ними. Видимо поэтому продуктивность их работы была низкой. К примеру, в одном из имений до 1/3 «кормовых (рабочих) дней были прогульными», а из-за «бесконечных отдыхов пленные превращали рабочий сельскохозяйственный день в семичасовой». Тем не менее, немецкие пленные, работавшие в деревнях, достаточно хорошо обеспечивались. По утвержденным нормам в их ежедневный рацион обязательно должны были входить мясо и сахар, которых часто не хватало местному населению. В результате, в народе «были сделаны следующие выводы: военнопленных кормят лучше, чем своих солдат, одеты они в полушубки, которых и у солдат нет на позициях»9. Несмотря на это, не редки были и побеги военнопленных, в основном, из-за «тоски по родине» и безнаказанности, т.к. после их задержания они передавались воинскому начальнику и «смешивались с другими пленными». Например, только в Челябинском уезде было зафиксировано 39 побегов военнопленных за лето 1916 г. Вследствие этого и под давлением общественного мнения, правительство идет на ужесточение режима содержания пленных. Были даже разработаны специальные «Правила о содержании военнопленных-рабочих». Согласно которым «рабочего нельзя было передавать; лицо, взявшее военнопленного на работы, должно было иметь своих стражников (которых утверждал местный уездный исправник) из расчета – на 20 пленных по 3 сторожа». При оставлении работ пленными хозяин должен был донести в полицию и земскую управу. Пленным запрещалось «ходить в другие деревни и села». Питание военнопленных должно было соответствовать питанию русских рабочих, им выплачивалось жалование – 3 рубля в месяц. Продолжительность рабочего дня и перерывов на обед русских рабочих должны были соответствовать по времени продолжительности у рабочих-немцев. Каждый военнопленный должен был быть обеспечен парой сапог (летом легкой обувью – постолами), курткой и иметь по две пары шаровар, кальсон, верхних и нижних рубах. При отказе от работ военнопленные, как правило, «ссылались на рудники». Кроме того, их обязывали работать «в свои праздники и в воскресенья, если в эти дни производятся работы прочими лицами в хозяйстве». За нерадивость и непослушание полагался семидневный арест «на хлеб и воду». С 26 мая 1916 г. полномочия губернского начальства в отношении дисциплинарных взысканий с сельскохозяйственных рабочих-военнопленных были расширены. С этого момента вводилось три категории ареста: простой (содержание в «светлом карцере» до одного месяца с исполнением всех работ); строгий (содержание в светлом карцере до 20 суток на хлебе и воде, горячая пища полагалась через 2 дня); усиленный (содержание в темном карцере на хлебе и воде до 8 суток). Отметим, что за положением военнопленных и депортированных немцев в России бдительно наблюдали сотрудники «бюро помощи» при посольстве США, которые совершали объезды и оказывали материальную помощь. Члены «шведского общества Красного креста» также нередко допускались «к посещению мест внутреннего водворения военнопленных для ознакомления с их нуждами и передачи доставленных из-за границы подарков»10. К примеру, ими было передано 7 вагонов с одеждой только для военнопленных Волочанского уезда Херсонской губернии в 1916 г. Конечно, нельзя утверждать, что все немецкие военнопленные чувствовали себя настолько комфортно в плену, что даже могли «посещать женщин». Среди них были и те, кто не мог найти работу, чья одежда «представляла груду лохмотьев». Тем не менее, представляется очевидным, что российское правительство очень мягко относилось к военнопленным германской армии, по крайней мере, на первых порах. Центральная и местная администрации старались обеспечить их необходимым набором продуктов питания, даже в ущерб собственному населению и одеждой. Отметим, что пленные получали материальную помощь международных организаций и бесплатные переводы от родственников. Все это позволяло многим из них «покупать в лавках нарасхват продукты, чем они усиливали дороговизну»11. Ужесточение условий их содержания относится к весне-лету 1916 г., когда привлеченные к сельскохозяйственным работам пленные своим отношением поставили под угрозу сбор урожая. Кабузан В. Немецкое население в России в XVIII-начале XX века // Вопросы истории. 1989. № 12. С. 22. Первая всеобщая перепись населения по Российской империи 1897 г. Общий свод по империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 г. СПб., 1905. С. 12. 3 Статистика Российской империи. Волости и населенные места. Тобольская и Енисейская губернии. СПб., 1895. С. 527. 4 ТФ ГАТО. Ф. И-1. Оп. 1. Д. 1152. Л. 39, 89. 5 Там же. Л. 62. 1 2 Там же. Д. 1154. Л. 202. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 102. Оп. 307. Д. 154. Л. 62. 8 Там же. Д. 156. Л. 5. 9 Там же. Л. 8. 10 Там же. Д. 122. Л. 31. 11 Там же. Д. 156. Л. 12. 6 7 Эйхельберг Е. /Düsseldorf, Deutschland/ ВОЕННОПЛЕННЫЕ В ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ Во время второй мировой войны Тюменская область стала местом заключения для многих военнопленных и мирных жителей Германии. Широко известен действовавший в г. Тюмени с мая 1943 по октябрь 1948 гг. лагерь № 93 Управления лагерей для военнопленных и интернированных НКВД СССР, в котором находилось свыше 4 тыс. военнопленных, в основном румыны, немцы, итальянцы, а также австрийцы, венгры, сербы, хорваты, словаки, югославы, поляки и даже норвежцы. В течение 1943 г. сюда поступило 2 373 чел., которые распределялись по трем лаготделениям. Военнопленные были заняты: в г. Тюмени на: фанерокомбинате, деревообрабатывающем комбинате, минометном и мотозаводе; в пос. Боровое – на строительстве торфоразработок; в пос. Винзили – на лесобирже; в г. Ялуторовске, д. Лебедевка – на лесоучастках, сельскохозяйственных работах – в подсобном хозяйстве лагеря в д. Червишево и Подсохово. Некоторые свидетельства об использовании труда военнопленных сохранились в архиве фанерокомбината. Тяжелые условия труда и жизни приводили к высокой смертности военнопленных. Только в Тюмени умерло около 700 чел.1, что составляло примерно 15 %. Для сравнения: смертность военнопленных на Урале составляла 100 тыс., или 11,6 %2. Хоронили на ДОКе, у фанерокомбината, на городском (Текутьевском) кладбище, а с января 1945 г. – на Парфеновском кладбище в Тюмени, где, по данным кладбищенской книги, похоронено 226 военнопленных3. Другое немецкое воинское захоронение находится в пос. Боровский Тюменского района, где было захоронено 17 немецких военнопленных4. Интерес к захоронениям военнопленных возник спустя 40 лет после войны – в начале 1990 гг. В 1991 г. появилась первая публикация о лагере № 935, а в мае 1995 г. на Парфеновском кладбище была установлена сотрудниками «Сибнефтебанка» памятная доска. На некоторые аспекты послевоенной жизни военнопленных указывают и воспоминания росийских немцев6, хотя те и эти содержались отдельно друг от друга и в разных условиях. После войны режим стал, в целом, полегче и, по воспоминаниям М.М. Кильтау, военнопленные, как и наши немцы, уже свободно, без охраны ходили по улицам областного центра, в кино, и даже в гости к женщинам. Про них дети сочинили частушку-дразнилку: «Немцы-германцы – черти-оборванцы», которую пели с разными вариациями. Военнопленные были ценной рабсилой, с которой, тем не менее, приходилось расставаться под давлением мирового сообщества. Их место заняли русские немцы, которые во время войны избежали мобилизации из-за маленького возраста. В начале сентября 1948 г. со всей области собрали всех одиноких или с одним ребенком для работы на стройках Тюмени. Одна из них – М.Я. Шварц (урожденная Гофман) рассказала об одной встрече с военнопленными на Тюменской электростанции. В начале октября 1948 г. она вместе с И. Шварц работала на электростанции (отгружала сажу) и вдруг услышала немецкую речь. Она подошла к трем другим заключенным и спросила: «Вы – немцы?». «Да, немцы, но не ваши немцы. Мы – военнопленные…». Работали они без охраны, но за ними всегда наблюдал мастер. Увидев непорядок, мастер подошел и спросил у Марии: «Что ты здесь делаешь?» Ей пришлось соврать, что она попросила их бросать сажу подальше. Через три дня М. Шварц окликнул ее тогдашний собеседник и радостно сообщил ей об отправке домой. С ним было еще шестеро отьезжавших. В 1949 г. подавляющая часть военнопленных получила разрешение возвратиться на родину. ГУЛАГ оставался без квалифицированной рабсилы, которой теперь сильно не доставало. Поэтому значительная часть военнопленных была осуждена в конце 1949 г. за преступления во время войны. К 25 годам лагерей приговаривались военнопленные без особых доказательств их личной вины за принадлежность к полиции, полевой жандармерии, СС и другим подразделениям. Некоторым обвиняемым ставилось в вину, например, и то, что они закупали у русского населения продукты питания для немецкой армии и не всегда расплачивались за них. В конце1940–начале 1950 гг. военнопленные содержались на севере Тюменской области. Одно из лагерных управлений находилось в Салехарде. В его подчинении находился печально известный строительный объект № 501. Он простирался от железнодорожной станции Печора через Урал и Обь до реки Таз и охватывал 4 отделения: Елецкое, Обское, Лабытнангское и Салехардское, каждое из которых имело различное количество лагерных пунктов – режимных лагерей и исправительнотрудовых лагерей. К 1950 г. появились еще 3 отделения: Надымское, Аксарка и Новый порт. С июля 1946 по январь 1949 гг. при Чуме существовал регулярный исправительно-трудовой лагерь на 400 женщин – из Белоруссии, Литвы, Восточной Германии и фольксдойче (Volksdeutsche)7. В воспоминаниях немцев нашли отражение многие неизвестные события, происшедшие в гулаговской системе. Так, в многотомном издании научной комиссии немецких военнопленных приводятся результаты опросов о многочисленных лагерных пунктах 501 стройобъекта. Один из них – специальный лагпункт № 34, находился в устье реки Объ в Новом Порту. В нем насчитывалось 1 600 заключенных, в т.ч. 30 немцев8, а также японцы, испанцы и даже американцы. Находившийся в нем с октября 1951 по декабрь 1953 гг. военнопленный рассказывал: «Заключенные живут в землянках и спят на нарах. Горючим материалом служит олений навоз. 70 % заключенных тяжело больны туберкулезом и цингой. Смертность высока. Во время моего плена умерло 10 немцев. Прежде всего, недостает пищи»9. Кроме смешанных, специальный лагерь для военнопленных находился на станции Лабытнанги – конечном пункте участка Печора–Урал–Обь: «Ежедневно отсюда отходили транспорты с 300-600 военнопленными в разных направлениях»10. В лагерях работали не только военнопленные, но и насильственно высланные мирные жители Германии, в особенности женщины. Одна из заключенных немок оставила свидетельства о том, как она с июня 1949 до 28 мая 1951 г. работала в районе Салехарда в 8 разных женских колоннах 501 стройки: «Начало каждой колонны было всегда таким: останавливались посреди леса и сначала жили в палатках, пока строили бараки. Лагерь колонны обычно состоял из больших бараков, в которых размещалось от 300 до 500 женщин. Путь к рабочему месту составлял до 14 км. Нас строго охраняли два вооруженных солдата, иногда со сторожевыми собаками». В конце мая им сказали, что они могут возвращаться домой. Но сначала их ждал мужской пересыльный лагерь в Лабытнангах, в котором были и немцы: «Особую опасность для жизни женщин представляла банда из 78 русских уголовников, которая хозяйничала в лагере. Они разместились во второй половине барака и всеми способами пытались проникнуть в женскую половину»11. Женщин вывезли из лагеря только спустя 12 дней. Другая военнопленная оставила описание пересыльного лагеря в Салехарде. В августе 1950 г. там насчитывалось примерно 2 000 мужчин и 700 женщин: «Спустя несколько дней после прибытия в пересылку Салехарда нас объединили в команду из 40 женщин, среди них находилось 12-15 немок. Нас повезли на реку Полуй – правый приток Оби, юго-восточнее Салехарда. ... В 401 колонне было 500 женщин, среди них в то время 3 немки. Ежедневное рабочее время составляло до 12 часов при месячной зарплате от 7 до 10 рублей». Еще одна женщина сообщала: «В пересылке Лабытнанги в мае 1949–июне 1951 гг. одновременно находилось 17 немок из Кенигсберга. Особым переживанием в лагере для них была поножовщина среди русских женщин в 1949 г.»12. Данные о возвращении последних военнопленных и интернированных из Тюменской области неизвестны. Предположительно они оставались здесь не позднее 1955 г., когда правительство СССР во время визита Аденауэра в Москву после долгих переговоров согласилось отпустить последних военнопленных. Таким образом, в течение десяти лет военнопленные оставались частью «трудового фонда» в отлаженном механизме ГУЛАГа, на котором базировалось народное хозяйство СССР. Очерки истории Тюменской области. Тюмень, 1995. С. 198. Die deutschen Kriegsgefangenen in sowjetischen Hand. Eine Bilanz von K.W. Boeme. B. 7. Muenchen, 1966. С. 124. 3 Очерки истории … 4 Мотревич В.П. Иностранные воинские кладбища в Тюменской области // Культурное наследие Азиатской России: материалы I Сибиро-Уральского исторического конгресса. Тобольск, 1997. С. 53. 5 Петрушин А. Здесь когда-то лагерь был // Столица. 1991. 20 сентября. 6 Эйхельберг Е.А. Немцы в Тюменской области: история и современное положение: монография. Тюмень, 1999. 7 Deutsche in Straflagern und Gefaengnissen der Sowjetunion von K. Baerens. B. 2. Muenchen, 1965. С. 155. 8 Там же. С. 144. 1 2 Там же. С. 157. Там же. С. 147. 11 Там же. С. 149. 12 Там же. С. 153. 9 10 Эртнер Е.Н. /Тюмень, Россия/ ТРАДИЦИЯ ВОСПРИЯТИЯ СИБИРИ КАК «ЦАРСТВА» И «СТРАНЫ» Г.Ф. МИЛЛЕРА В ЛИТЕРАТУРЕ ТЮМЕНСКОГО КРАЯ XVIII–XIX СТОЛЕТИЙ Приступая к историографическому описанию Сибири, Миллер использует метафорическую образность для определения ландшафтной параметризации территории: «царство» и «страна» (или «страны», в значении: части «материка», «царства»). Так, известнейший труд исследователя носит название «Описание Сибирского царства и всех происшедших в нем дел от начала, а особливо от покорения его Российской державе по сии времена». Как представляется, пространственные метафоры Миллера воплощают, с одной стороны, «переживание простирания» сибирских земель субъектом «иного географического менталитета» (Д. Гачев), или «пораженность» (М. Хайдеггер) субъекта пространством. Не случайно Ф. Ницше говорил о том, что «Германию тянул груз сельской земли – Land». С другой стороны, в работе Миллера явственно прослеживается библейская образность: и «царство» как «царство Божие» и «страны», подобные библейским сторонам света, что явствует уже из предпосланного автором вступления, обращенного к императрице Елизавете Петровне. Кроме того, Миллер воссоздает описание владений русской царицы, и масштабы «царства» служат ее прославлению. Можно сказать, что труды Миллера входят в «тюменский текст» («тобольский» – в литературе XVIII–XIX вв.) русской культуры и могут быть изучены с этой точки зрения. С описаний Миллера начинается традиция изображения Тюмени как красивого и «веселого» места: «Город Тюмень стоит по правую сторону, или на полуденном берегу реки Туры, которой берег хотя нарочито высок и крут, однако оной по верху ровен и плоск… Редко какое место красотою ему подобно. Плоскость земли от города простирается во все стороны весьма далеко, и она от благословения натуры чрезвычайно плодоносна»1. «Сибирское царство» и его «страны» имеют уже в литературе XIX в. свои относительно устойчивые черты, определяемые во многом географическим пространством: ландшафт на протяжении долгого времени остается неизменным, равно как и климатические условия, биологический мир, – но и традицией историографического описания Миллера. Кроме того, с образом Сибири, благодаря исторической обусловленности – более позднему присоединению сибирских территорий к Центральной России, намеренно связывают в литературе мотивы «открытия», «постижения», «узнавания» «чужого» и «нового» мира. И в этом смысле на протяжении многих веков Сибирь воспринималась писателями и художниками, во многом вслед за Миллером, как «новая земля» или «новое царство». Образ Сибири – понятие широкое даже в географическом отношении. В нашем случае мы имеем в виду образ Западной Сибири, связываемый с тюменской территорией (с современным положением Тюменской области), а если говорим о прошлом – Тобольской губернией. Временные и пространственные параметры образа Сибири можно исследовать в литературе XVII–XX вв., и тогда становится понятным, как складывался образ края, что называется, исторически. Образ Сибири в литературе региона – сложен и во многом противоречив, его константы чрезвычайно многообразны. Как отмечает П. Головачев в статье «Изящная литература и искусство на сибирской почве»: «В ней (литературе) преобладают описания сибирской природы: гор, рек, тайги, обыкновенно довольно искусные...»2. Функции пейзажа в прозе края постоянно варьируются, а традиционность приемов его воспроизведения заставляет писателей вести постоянный поиск, обновлять свою художественную палитру. В литературе Тюменского края тема природы, ландшафта становится доминантной. В восприятии П.А. Словцова, ссыльных декабристов, П.П. Ершова, М.С. Знаменского, Д.Н. Мамина-Сибиряка, К.Д. Носилова, Н.А. Лухмановой, Н.М. Чукмалдина и других писателей «Сибирское царство» предстает как самоценное начало. Часто понятие «мира» в региональной литературе исчерпывается образом природы. Его «составляющие» характеризуют географические и биологические основы жизни края, формируют этнический уклад бытия и менталитет коренного жителя. Традиционным приемом поэтики региональной литературы становится одушевление мира природы – своеобразная попытка человека приблизить природу к себе и, одновременно, представить ее как самостоятельное начало. Но так ли это? Скорее всего, нет, поскольку персонификация, подобно тому, как это происходит в фольклоре, позволяет человеческому сознанию обрести внутреннюю устойчивость в отношениях с тем, что сильнее его. Феноменологизация природы (или другого «объекта») всегда возникает, как только человек признает ее власть над собой. «Втянутость» в пространство места субъекта объективирует его изначально, порождая новую парадигму отношений. В литературе ХIХ в. складываются два основных, противоположных друг другу, образа Сибири и ее природного мира. Один из них олицетворяет «глухое», «гиблое», во всяком случае «чужое» начало; другой – «родное» место, прекрасную, близкую землю, «страну – дом». Убедительно поясняет, как складывался образ Сибири – «глухого», «дикого» места, М. Азадовский: «Сибирь воспринималась главным образом как страшная и суровая страна, как мрачный край изгнания и ссылки»3. Традиция этого литературного образа, с его точки зрения, утвердилась еще в «Житии протопопа Аввакума»: «Природа Сибири для Аввакума не только фон, на котором протекают его тяжелые испытания, но неотделимый элемент последних и их орудие. “Житием” Аввакума открывается история сибирского пейзажа в русской литературе, и с него же ведет начало та интерпретация сибирской жизни и природы, которая станет надолго основной в русской литературе»4. Сибирь в восприятии Аввакума – земля ссылки, страна нужды. И вновь автор употребит определение Сибири – «страна»: «Страна варварская, иноземцы немирные, отстать от лошадей не смеем, а за лошадьми идти не поспеем, голодные и томные люди»5. Сибирь представала в литературе как: «страна угрюмая и глухая», «царство вьюги и мороза, где жизни нет ни в чем» (К.Ф. Рылеев); «страна молчания» (Г.А. Мачтет); «безголосая Сибирь» (П.М. Головачев); «страна изгнания» (название, более чем распространенное. См.: Н.Э. Гейнце «Страна изгнания», С. Турбин «Страна изгнания. От Осы до Иркутска»); «страна “пустынных берегов”» (Н.В. Шелгунов). Нам представляется, что столь часто Сибирь называется писателями то «царством», то «страной» вовсе не случайно. Явление существует и как традиция, во многом созданная путешественниками и исследователями края, в т.ч. и Миллером, и отсылает к общности «переживания» человеком великого пространства под названием Сибирь и его «нравственного смысла» («божественный», «святой» присутствует уже у Миллера). Сибирь открывается как страна, мифологизируется. Иронизировать по ее поводу трудно. Жители этого края видятся еще П.А. Словцову «какими-то сиротами на чужбине», а Г.И. Успенский позже скажет, что в Сибири пребывает «вся виноватая Россия». Так, создается миф о Сибири, репрезентируемый русским художественным сознанием. Противостоят друг другу в произведениях писателей ХIХ в. образ «страны – дома» (родины) и Сибири – чужой стороны. Но весьма значимым в искусстве XVIII–XIX вв. останется и концепция Сибири как «вольной» и «новой страны», «завоеванного и освоенного русскими пространства» – «царства», разрабатываемая Миллером. В «Письмах» А. Радищева, «Поездках к переселенцам» Г. Успенского, в книге Н. Чукмалдина «Мои воспоминания», очерках Н. Лухмановой «В глухих местах» и многих других образ Сибири предстанет вне мифологии, связанной с негативной оценочностью территории. Так, размышляя о формировании в литературе некоего «типического» образа Сибири, Радищев пишет: «Издавна не нравилось мне изречение, когда кто говорил: – Так водится в Сибири; то или другое имеют в Сибири – и все общие изречения о осмитысячном пространстве верст; теперь нахожу сие вовсе нелепым. Ибо как можно одинаково говорить о земле, которой физическое положение представляет толико разнообразностей, которой и нынешнее положение толико же по местам между собою различествует, колико различны были перемены, нынешнее состояние ее основавшие; где и политическое положение и нравственность жителей следует неминуемо положению естественности»6. Подобно исследовательской позиции Миллера, автор выстраивает собственную, основанную на новом, беспристрастном взгляде «наблюдателя». Сибирь более не миф, а территория, «страна», изменяющая само авторское сознание. Миллер Г.Ф. Описание Сибирского царства и всех происшедших в нем дел от начала, а особливо от покорения его Российской державе по сии времена. Кн. первая. М., 1998. С. 168. 2 Головачев П.М. Изящная литература и искусство на сибирской почве // Календарь Тобольской губернии на 1893 год. Тобольск, 1892. С. 118. 3 Азадовский М.К. Поэтика «гиблого места» // Очерки литературы и культуры в Сибири: Вып.1. Иркутск, 1947. С. 185. 4 Там же. С. 166. 5 Житие протопопа Аввакума // Житие протопопа Аввакума и другие его сочинения. М., 1991. С. 47. 6 Радищев А.Н. Письма из Сибири // Радищев А.Н. Избранные произведения. М., 1950. С. 246. 1 Ярков А.П. /Тюмень, Россия/ О СУДЬБЕ НЕМЦЕВ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В КОНТЕКСТЕ СОБЫТИЙ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ ХVIII В. В 1996 г. в ФРГ была организована выставка «Великая Северная экспедиция. Георг Вильгельм Стеллер (1709–1746) – лютеранин изучает Сибирь и Камчатку»1. Это программное название выставки подвигло нас к рассмотрению всего комплекса факторов, обусловивших: 1. интерес уроженцев немецких земель к Азии; 2. выявление здесь носителей протестантской этики; 3. исследование европейского воздействия на культуру региона, который не случайно называют «Воротами Сибири». Заметим, что уроженцы германоязычных земель Европы активно осваивали это пространство еще с начала ХV в., но ко времени пребывания здесь Стеллера – в первой половине ХVIII в. они составляли различные группы, где наряду со ссыльными и военнопленными были: служилые немцы, священники, торговцы, ремесленники. Их статус мог существенно меняться под влиянием обстоятельств и местных потребностей. Например, еще с ХVII в. к Тобольскому и Тюменскому гарнизонам «причисляли и пленных немцев, сосланных в Сибирь и поверстанных там на службу»2. Важнее иное обстоятельство – еще не было «Петровского окна» в Европу, а ее уроженцы уже выполняли в Сибири культуртрегерские функции, внедряя инновационные технологии, европейский образ мышления, ответственное отношение к труду. А в это время в немецких княжествах протестантская религия (и соответствующий тип морали, этики) в борьбе с католицизмом «отвоевала место под солнцем», внедряя в умы верующих идею построения «рая» не только на небесах, но и на Земле. Отсюда и новый характер деятельности протестанта, стремившегося не только удовлетворить свои утилитарные потребности (в России их знания высоко ценились и оплачивались), но и расширить границы познаваемого мира. Поэтому глубоко логично, что немало немцев-протестантов оказывалось среди тех, кто стремился «Drank nach Osteen». Уже ХVII в. Тобольск превращался в «сибирский Вавилон» не только по составу населения, но и по различным культурным ориентациям его населения. Если основная часть принадлежала к носителям традиционной православной и мусульманской ментальности, то немало здесь было и людей, ориентированных на европейскую культуру. Более того, некоторые иностранцы уже в то время постоянно получали в Тобольске европейские газеты, а уроженец Ростока капитан А. Доббин даже создал «Генеральное описание Сибири», изданное в 1673 г. И.А. фон Брандом вместе со своими путевыми записками3, способствуя тем самым (вместе с другими соплеменниками) внедрению в России европейской книжной культуры, о которой спустя десятилетия еще только мечтал Петр I. Побыв в Европе, Петр I увидел, каких успехов достигли мировая наука. И не случайно по приглашению царя стали приезжать в Россию представители немецкой науки, оказавшиеся в ряде случаев на передовых рубежах естествознания, истории, лингвистики... Здесь надо отметить, что внимание Петра I привлек опыт воспитания в Franckesche Stiftungen в городе Галле земли Саксония-Ангальт (родины Софии Фредерики Августы – будущей Екатерины II). Петр I посылал в Галле эмиссаров собирать сведения о методике А.Г. Франке (1663–1727 гг.), основавшего в 1698 г. Franckesche Stiftungen4. Взгляды Франке на совместное обучение детей из разных сословий были созвучны идеям Петра I. Российский царь-реформатор и пастор контактировали между собой, а в Franckesche Stiftungen получили образование сотни русских, украинцев, литовцев, латышей и эстонцев. Именно в Галле получили образование исследователи Сибири Д.Г. Мессершмидт, П.С. Паллас. А сам Г.В. Стеллер в 1731–1734 гг. учился теологии у Франке, преподававшего и в университете Галле. К тому времени университет стал центром россиеведения5. Любопытно, что Стеллер оплачивал обучение в университете, работая помощником учителя в Franckesche Stiftungen. До сих пор фигурирующее в научной литературе понятие «русская колонизация» Сибири6 условно, поскольку состав «колонизаторов» был достаточно пестрым. Так, кроме казаков, активно и относительно самостоятельно заселяли край крестьяне и охотники-промысловики (часто совмещая эти занятия), и не только русские из европейской части страны, но и украинцы, белорусы, которых обобщенно называли черкасы. Вторыми «колонизаторами» в крае оказались европейцы: наемники и плененные участники войн на границе Московского государства различного этнического происхождения, которые все-же разделялись на «немцев» (включая всех уроженцев Западной Европы) и близких по славянским корням бывших подданных Речи Посполитой (литва, служилая литва, казаки литовского списка). Литвины сначала содержались в острогах 7, а потом жили вместе со служилыми татарами и казаками, но не смешивались с ними, подчинялись своему ротмистру. По конфессиональному происхождению литвины, скорее всего, были католиками, но абсолютное их большинство позже насильно крещено. Заметим, что за Уралом в ХVI–ХVII вв. насчитывалось 5-6 тыс. литвинов, окончательно обрусевших (ассимилировавшихся) благодаря диффузному расселению и смешанным бракам, о чем свидетельствует исчезновение в документах их упоминания8. Немцы, напротив, несмотря на меньшую (чем литвины) численность в ХVII–ХVIII вв., не исчезли. Во-первых, немцы входили в число служилых людей, занимавших, чаще всего, административные и офицерские должности9. К тому же большие группы немцев появились в Сибири в тот период, когда усилиями Петра I изменилось отношение к иноземцам. Более того, политическое право – состоять иностранцем на государственной (военной) службе продержалось с того времени в России до 1890 г. Петр I вынашивал планы приобщения населения Сибири к цивилизации через более близкую к его пониманию западную культуру, для чего привлекал к культурному освоению края многих образованных людей, в т.ч. уроженцев России. Примером является тобольский сын боярский С.У. Ремезов – потомок сибирского казака, обогатившийся европейскими знаниями. Как известно, по заказу Посольского приказа в 1701 г. он составил «Чертежную книгу Сибири». Российская картография тогда еще продолжала следовать арабской традиции, где север изображался внизу карты, и наоборот, юг – вверху. На трех картах: «Чертеж земли Нерчинского города» (Л. 19), «Чертеж всех Сибирских городов и рек и земель» (Л. 21), «Чертеж и сходство наличие земель всей Сибири Тобольского города и всех разных градов и жилищ и степей» (Л. 23) есть изображение Дальнего Востока, куда европейцы стремились, но не смогли попасть. «Чертежная книга Сибири» послужит реальной базой для создания «Виртуального памятника Г. Стеллеру», где будет отражено участие в освоении края и уроженцев Сибири. Около 9 тыс. (из них 1 тыс. офицеров) плененных под Полтавой уроженцев Швеции, Польши, Прибалтики, Голландии, Фландрии, германских княжеств были расквартированы в Сибири и оказались «полезными» в реализации идей Петра I по приобщению сибиряков к европейской системе ценностей10. Они «завели там всякого рода фабрики и мануфактуры»; занимались коммерцией; обучали иностранным языкам, математике, музыке, танцам; давали концерты. А «один лейтенант из Бремена» организовал в Тобольске «кукольную комедию, на представления которой стекается множество горожан, не видавших никогда ничего подобного»11. В становлении местного косторезного промысла также есть «германский след». Капитан К.Ф. фон Вреех создал в Тобольске в 1711 г. частную немецкая школу – первое светское учебное заведение за Уралом и одно из немногих в России, где обучение детей (не только военнопленных, но и тоболяков) строилось по методике Франке. Из Галле школа получала существенную поддержку. Есть еще одно обстоятельство, которое способствовало внедрению здесь европейских традиций: российское государство пошло на существенное послабление – в 1721 г. вышел указ, разрешавший военнопленным жениться на православных, не меняя своей веры. Первая в Сибири лютеранская община существовала в Тобольске в 1718–1722 гг., а пастором ее был ученик упомянутого профессора Франке из Галле Г.Ф. Вайзе. Вейзе был ревностным сторонником пиетизма (pietas – благочестие /лат.) – течения в лютеранстве, придававшего большее значение личному переживанию общения с Богом и самостоятельному изучению Писания, а не соблюдению обрядов: «Бога, Его присутствие, надо ощутить самому. Это важнее, чем ходить в церковь. И читать Библию самому полезнее, чем слушать проповедника». Надо ли говорить, что для дисперсно живущих на просторах Сибири лютеран эта сторона пиетизма была весьма привлекательной, тем более что статус военного в далеком гарнизоне или ссыльного не располагали к частым посещениям храма или совместного богослужения с единоверцами. К тому же Франке проявлял искреннюю заботу о своих последователях в Сибири, присылая сюда как деньги, так и религиозную литературу на немецком языке, поддерживая среди них не только религиозное чувство, но и этническое самосознание. Протестантов, разбросанных по сибирским просторам, духовно соединяли разъездные священники. Уникальным фактом является то, что к находившемуся в 1742–1747 гг. в ссылке в Березове бывшему вице-канцлеру Российской империи графу Г.И (А.И.) Остерману власти прикрепили пастора. После смерти Остермана на его могиле поставили часовню из кедра с вырезанными скульптурами12, таким образом, начав историю лютеранских культовых сооружений в азиатской части России. Немецкое присутствие в крае было отмечено именами и других ссыльных – бывших вельмож: регента Российской империи графа Э.И. Бирона, генералфельдмаршала графа Б.-Х. Миниха, рижского губернатора Бисмарка и др. Протестантская община стала фактором сохранения этнического и конфессионального самосознания и саморазвития, но не согласны с утверждением Е.А. Эйхельберга, что только протестантизм оказался «духовной основой сформировавшейся здесь позднее этнической группы российских немцев»13. В Западной Сибири жили и немцы-католики, хотя ратовавший за присоединение Украины и славянское единство католический миссионер и богослов хорват Ю. Крижанич (провел 16 лет в ссылке в Тобольске) в своем труде «Политике» рекомендовал избавить край от всех «немцев», считая их противниками христианства – протестантами14. Заметим, что только спустя столетие – в 1815 г. с разрешения МВД России иезуитами в Томске была основана римско-католическая миссия, а поляки М. Каменьский и Т. Дроздович стали первыми духовными пастырями католиков всей Западной Сибири. К тому же среди немцев появились и православные, т.к. они настолько органично восприняли русскую культуру, что решили навсегда связать себя с нею. А когда тобольской епархией был введен институт надзирателей за регулярным и правильным отправлением обрядов новообращенными из числа аборигенов края, то первыми надзирателями оказались сами перешедшие в православие из лютеранства военнопленные А. Эск (принявший фамилию Андреев), и К. Берх15. Но большая часть «невольных странников» не отказалась от религии предков, заведя «свои церкви»16. Иноземцы стремились познать Сибирь и в научном отношении. Через Тобольск проходило немало российских дипломатов из числа образованных иностранцев, ставших первыми востоковедами. Среди них был и голландец Э.И. Идес, который в 1695 г. издал «Записки о русском посольстве в Китай (1692–1695)»17. Бывший капитан шведской армии И.Б. Мюллер вошел в угроведение брошюрой 1720 г. «Жизнь и обычаи остяков, народа, живущего почти до самого Северного полюса...». Уже упомянутый К.П. фон Вреех издал в 1725 г. труд под названием «Подлинная и обстоятельная история шведских пленных в России и Сибири...». Жизнь пленных мог наблюдать в 1719 г. Тобольске и Д.Г. Мессершмидт, по приглашению Петра I изучавший природу, народы, историю и географию Сибири. Не будем абсолютизировать вклад Тобольска, его временных и постоянных жителей, но попробуем определить, что же лежало в основе социально-культурной активности тоболяков. Одна из причин – исторически и административно сложившееся положение этого города в ХVIII в. как общесибирской столицы, которую не мог миновать ни один ссыльный и служилый, а иностранец – тем более. Эта причина сформировало второе обстоятельство – благодаря многим образованным мигрантам из Европы: ссыльным, российским промышленникам, служащим, там была создана особая атмосфера, способствовавшая появлению важного обстоятельства – «тобольского типа культуры»18. Этот тип культуры, впрочем, распространялся не только на губернский центр. В нем можно увидеть отголоски европейской рациональности (основанной на протестантской этике), которая сочетает трезвый рассудок, четко соизмеряющий цели и средства его достижения, но стремящейся познать реальный, земной мир. Примером тому является деятельность немецкого барона – бывшего офицера шведской армии И.Т. фон Страленберга (Табберта), который в 1711–1722 гг. находился в плену в Западной Сибири и после возвращения в Европу опубликовал книгу «Северная и восточная часть Европы и Азии»19, где заметил: «Коренные народы – естественные, искренние и благочестивые люди, которые мало знают о ложных клятвах, воровстве, блуде, чревоугодии, обмане и тому подобных пороках». Будучи очень наблюдательным исследователем, Страленберг оказался надежным спутником ученого из Данцига Д.Г. Мессершмидта в его путешествиях по региону. Мессершмидт был здесь в 1719–1727 гг., но уже в 1719 г. он составил «Карту путешествия от Москвы до главного города Сибири Тобольска и всего того, что лежит по обе стороны дороги». К тому времени в Тобольске, Тюмени, Березово, Пелыме уже проживало немало российских немцев: врачей, офицеров. Эти люди стали «немецким культурным фоном» Сибири первой половины ХVIII в., безусловно, украшенном именами участников Великой Северной (I Академической) экспедиции 1733–1743 гг., которые отправлялись для исследования по указанию своих соотечественников на российской службе, в то время руководивших Российской Академией наук: Г.К. фон Кайзерлинка, И.А. фон Корфа, К. фон Броверна. Путешественники не только знали о существовании здесь соплеменников – ссыльных или обычных жителей. С ними они встречались и говорили на родном языке, совместно (не всегда имея священников) отправляли католические или лютеранские обряды, читали Библию20. Целью Великой Северной экспедиции, как известно, было исследование Ледовитого и Тихого океанов, изучение возможностей плавания вдоль азиатских берегов. Но значение научных открытий экспедиции распространяется далеко за рамки географии и за пределы Западной Сибири, хотя именно с нее в 1734 г. началось исследование континента. В маедекабре 1734 г. Гмелин и Миллер путешествуют от Тобольска вверх по Иртышу, добираясь затем до Енисейска. Для выполнения ответственного поручения Миллер в состав экспедиции включил известных немецких ученых: естествоиспытателя И.Г. Гмелина, историка И.Э. Фишера, этнографа И.П. Фалька, переводчика Я. Линденау21, прошедших трудными дорогами Сибири. Сам Г.Ф. Миллер собрал немало информации «по словесному объявлению татар и бухарцев» о культе местных святых – когда-то пришедших сюда исламских миссионеров. Миллер заложил основу для последующего научного исследования культовых построек на месте их захоронений – астана. Заметим, что в силу конфессиональных факторов уроженцы православной России еще не были подготовлены объективно оценить культурно-историческое значение самого факта принятия ислама народами Сибири – это первыми сделали уроженцы Европы. Совокупная группа переселенцев из европейской части (русские, украинцы, белорусы, литва, немцы, казанские татары, бухарцы, чуваши, коми-ижемцы и др.) формировала пришлое старожильческое население, вырабатывая механизмы естественной физиологической, психологической, социальной адаптации. Как бы ни относиться к крупным социальным явлениям в жизни различных регионов, очевидно, что за политическими факторами, как правило, исчезает из поля зрения один вопрос – о личности, судьбе конкретного человека. Его «малый жизненный мир» включал соседство земледельца и кочевника, чиновника и мещанина, в процесс взаимодействия выработавших принципы толерантности. В этом мире часто все политические катаклизмы и попытки властей выстраивать «границы» между индивидами и группами, отступали на второй план, заслоняемые обычными жизненными проблемами человека, больше зависящего от природного и социального окружения, нежели от своих антропологических, языковых, культурных особенностей. Известно, что у каждого индивида есть психическая модель пространства своей жизнедеятельности и положения в этом пространстве», которые проявляются повсеместно. Отсюда и меняющаяся система самоидентификации, где на основе структурированных ценностей, норм, традиций, образов и этнической картины мира, наряду с базисным политикосоциальным элементом – россиянин (отражающим российскую нацию), существуют элементы: суперрегиональный – сибиряк; субрегиональный – тюменец; узко-территориальный – сургутянин, ишимец. Со временем, в Западной Сибири действительно сформировалась особая региональная этническая группа – российские немцы, представляющая собой общность людей, которые осознают единство своего происхождения и объединены общей культурой, воспроизводимой в процессе совместной их деятельности22. Эта группа в своем развитии прошла несколько этапов, существенным из которых была и первая половина ХVIII в. – время пребывания здесь Г.В. Стеллера, составляющего гордость Германии и России. 1 Terra inkognita Sibirien. Halle, 1999. B. 8. Гезенвинкель К.Б. Книги разрядныя в официальных списках как материал для истории Сибири XVII века. Казань, 1892. 3 Эйхельберг Е.А. Немцы в Тюменской области: история и современное положение. Тюмень, 1999. С. 7. 4 Terra … B. 5. 5 Там же. В. 17. 6 Ямал: Энциклопедия Ямало-Ненецкого автономного округа. В 3 тт. Тюмень, 2004. Т. 3. С. 37. 7 Большая Тюменская энциклопедия. В 3 тт. Тюмень, 2004. Т. 1. С. 259. 8 Резун Д.Я. Родословная сибирских фамилий. Новосибирск, 1993. 9 Тобольск. Материалы для истории города XVII и XVIII столетий. М., 1885. 10 История религий в России. М., 2002. С. 134. 11 Цит. по: Эйхельберг Е.А. Немцы … С. 7. 12 Елфимов В.И. О предлагаемом проекте памятника А.И. Остерману // Словцовские чтения–2003: Материалы докладов и сообщений ХV Всероссийской научно-практической краеведческой конференции. Тюмень, 2003. С. 36. 13 Эйхельберг Е.А. Методологические аспекты изучения немецкой этнической группы в Тюменском регионе. Вестник ТГУ. Тюмень, 1999. № 2. С. 96-112. 14 Югория: Энциклопедия Ханты-Мансийского автономного округа. В 3 тт. Ханты-Мансийск, 2000. Т. 2. С. 131. 15 Кодинский (Кондинский) Свято-Троицкий монастырь в первой половине ХVIII в.: люди и стены сибирской обители накануне секуляризации (Сборник документов). Тюмень, 2003. С. 188-189. 16 Эйхельберг Е.А. Немцы … С. 7. 17 Эйхельберг Е.А. Немцы ... С. 7. 18 Сибирская Советская Энциклопедия. Т. 3. С. 168. 19 Эйхельберг Е.А. Немцы … С. 8. 20 Копылов В.Е. Окрик памяти. Книга первая. Тюмень, 2000. С. 15. 21 Эйхельберг Е.А. Немцы … С. 10. 22 Эйхельберг Е.А. Методологические … 2 Министерство образования и науки Российской Федерации Ministry of Education and Sciences of Russian Federation Ассоциация европейских исследований / Association of European Studies Тюменский государственный университет / Tyumen State University ЕВРОПА/EUROPE Международный альманах / International Almanac Выпуск V-bis / Part V-bis 5 ЕВРОПА: Международный альманах. Вып. V-bis / Ред. колл.: С.В. Кондратьев (отв. ред.) и др. Тюмень, 2005. EUROPE: International Almanac. Part V-bis. / Ed. by Serguey Kondratiev. Tyumen, 2005. В альманахе представлены оригинальные исследования в области европеистики истории Европы, начиная с древнейших времен до нашего времени, международных отношений в Европе, культурных, политических, социальных, экономических и вообще гуманитарных аспектов развития современной Европы. К освещению европейских проблем привлечены ученые не только России, но и зарубежных стран. Альманах продолжает артикулировать позиции провинциальных ученых. Издание рассчитано на специалистов-гуманитариев и всех тех, кто интересуется международной проблематикой. Имеются резюме статей на русском, английском, немецком или французском языках. The Almanac introduces original researches in the area of European Study: the History of Europe, covering the period from ancient times up to the present time, International relations in Europe, cultural, political, social, economic and humanitarian aspects of the development of Europe today. Russian researches as well as their colleagues from oversea countries highlight the European problems. The Almanac continues to articulate positions of provincial scientists. The Edition is addressed to humanists and all those who are interested in international problematics. Summaries of the articles in Russian, English, German, and French are enclosed. РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ М. Джэнсон, доктор, проф. А.Г. Еманов, д.и.н., проф. (зам. отв. ред.) С.В. Кондратьев, д.и.н., проф. (отв. ред.) С.С. Пашин, д.и.н., проф. А.В. Чудинов, д.и.н. В.В. Яковлев, к. культурол., доц. (отв.секретарь) EDITORIAL BOARD Maija Jansson, Ph. Dr, Prof. Alexander Emanov, Dr in History, Prof. (Co-editor) Serguey Kondratiev, Dr in History, Prof. (Editor-en-Chief) Serguey Pashin, Dr in History, Prof. Alexander Chudinov, Dr in History Valentin Yakovlev, Ph. Dr (Secretery) 6 Очередной выпуск международного альманаха «Европа» продолжает придерживаться своей определившейся идеологии: свободное, независимое обсуждение европейских проблем с отдаленной древности до современности как российскими, так и зарубежными специалистами различных гуманитарных специальностей, презентация наиболее оригинальных результатов исследований в области европеистики гуманитариев российской провинции, а также публикация наиболее ярких аналитических материалов по проблеме европейского статуса России зарубежными экспертами и аналитиками. Идейной доминантой данного выпуска выступает поиск консенсуса еще недавно расколотой Европы, достижение взаимопонимания между западноевропейской и восточноевропейской традициями. Отсюда столь часто звучащие в материалах альманаха идеи диалога, взаиморефлексии, единства. Особую тональность тематике представляемого читательской аудитории нового выпуска альманаха «Европа» задает главная дата 2005 г. – 60-летие окончания Второй мировой войны, воспоминание о ее неисчислимых жертвах, необходимости покаяния и примирения новых поколений европейцев. В том же смысловом контексте оказываются и прежние войны, раскалывавшие Европу и требовавшие новых колоссальных усилий по воссозданию ее целостности. Отсюда и относительно больший удельный вес публикаций о войнах – Северной, Первой мировой, Гражданской и др., о судьбах военнопленных, заложников и т.п. Несмотря на необычный формат выпуска, он сохраняет сложившуюся структуру. В разделе «Статьи» публикуются исследования о феномене паломничества в Западной и Восточной Европе (А.В. Латышева, Ф.С. Корандей), покаянной дисциплине, отразившейся в монастырской эпиграфической поэзии (А.Г. Авдеев), о восприятии Европы и Германии в интеллектуальных традициях средневековья и Возрождения (М.С. Деминцев, О.А. Попова), о федералистских традициях в Австрии (Е.В. Петров). Кроме этого, дается сравнительный анализ европейского и неевропейского города (А.Г. Еманов). Важное место в данном разделе занимают статьи шведского профессора Х. Остера о войне между Швецией и Россией в начале XVIII в., Полтавской битве 1709 г., пленении 25 000 шведских воинов и высылке их в Сибирь, где главным местом их размещения стал Тобольск, а также немецкого профессора В. Хинтцше об открытии дневника немецкого натуралиста Г. Стеллера 1730–1740 гг., совершившего путешествие через всю Сибирь до Камчатки и Аляски. Европейская проблематика ХХ в. нашла отражение в статьях А.А. Кононенко, давшего критический анализ немецкой историографии левоэссеровского движения в России, и А.А. Черкасова о заложничестве в гражданской войне. Завершает раздел статья В.В. Соломатина о российско-итальянских отношениях начавшегося XXI в. В разделе «Переводы» дается перевод со средневекового немецкого языка описания Сибири немецкого военнопленного начала XV в. И. Шильтбергера. В разделе «Сообщения» важное место занимают публикация бельгийского ученого Г. Хельга о европейской премии имени Карла Великого, вручаемой за исключительный вклад в дело объединения Европы, где характеризуется ее лауреаты с 1950 по 2004 г., когда премия была вручена недавно покинувшему мир Римскому папе, а также венгерского политического аналитика О. Шётта об отношениях между Россией и НАТО после катастрофы 11 сентября. В разделе «Научная хроника» дается разбор крупных международных и всероссийских конференций, посвященных диалогу культур между Украиной и 7 Сибирью, между Россией, Крымом и Балканами, противоречиям между тенденциями глобализации и регионализации и др. В заключительном разделе «Юбилеи» помещен материал об европейских исследований в Тюменском университете, посвященный 75-летию вуза. СОДЕРЖАНИЕ СТАТЬИ ЛАТЫШЕВА А.В. ФЕНОМЕН ПАЛОМНИЧЕСТВА НА ПРИМЕРЕ ВИЗАНТИЙСКИХ ПАМЯТНИКОВ ХЕРСОНА КОРАНДЕЙ Ф.С. МЕНТАЛЬНАЯ СТРУКТУРА ИРЛАНДСКОГО ПАЛОМНИЧЕСТВА В УЛЬСТЕРСКИХ АННАЛАХ ДЕМИНЦЕВ М.С. ИСТОРИЧЕСКАЯ СХЕМА МИРА В ПРЕДСТАВЛЕНИИ ГЕОРГИЯ ПАХИМЕРА ПЕТРОВ Е.В. НАСЛЕДОВАНИЕ ГЕРЦОГСТВА АВСТРИИ В СРЕДНИЕ ВЕКА ЕМАНОВ А.Г. ЕВРОПЕЙСКИЙ И СЕВЕРНЫЙ УРБАНИЗМ В КОМПАРАТИВНОМ КОНТЕКСТЕ ПОПОВА О.А. ПОНЯТИЕ «ОТЕЧЕСТВО» В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКЕ УЛЬРИХА ФОН ГУТТЕНА АВДЕЕВ А.Г. К ВОПРОСУ О РОЛИ ЭПИГРАФИЧЕСКОГО «ПРОСКИНИТАРИЯ» В СОЗДАНИИ ИКОНОТОПОСА НОВО-ИЕРУСАЛИМСКОГО МОНАСТЫРЯ ØSTER H.С. FROM SWEDEN TO TOBOLSK AND RETURN HINTZCHE W. DIE REISEJOURNALE GEORG WILHELM STELLER VON DER 2. KAMCATKA EXPEDITION КОНОНЕНКО А.А. ПАРТИЯ СОЦИАЛИСТОВ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ КАК ОБЪЕКТ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ В ГЕРМАНИИ ЧЕРКАСОВ А.А. ЗАЛОЖНИЧЕСТВО В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ: ИСТОРИЯ, ФОРМЫ ПРОЯВЛЕНИЯ СОЛОМАТИН В.В. ИТАЛО-РОССИЙСКОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ (2001–2004 гг.) ПЕРЕВОДЫ ЕМАНОВ А.Г. ИОГАНН ШИЛЬТБЕРГЕР В СИБИРИ (НАЧАЛО XV ВЕКА) СООБЩЕНИЯ БОНДАЧ А.Г. К ВОПРОСУ ОБ ИЗДАНИИ НОМОКАНОНА XIV ТИТУЛОВ HELG G. DER INTERNATIONALE KARLSPREIS ZU AACHEN SCHUETT O. RELATIONS BETWEEN RUSSIA AND NATO AFTER THE 11th OF SEPTEMBER НАУЧНАЯ ХРОНИКА МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «РОССИЯ – КРЫМ – БАЛКАНЫ: ДИАЛОГ КУЛЬТУР» (г. СЕВАСТОПОЛЬ, 6-10 СЕНТЯБРЯ 2004 г.) МЕЖРЕГИОНАЛЬНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «УКРАИНА – ЗАПАДНАЯ СИБИРЬ: ДИАЛОГ КУЛЬТУР» (г. ТЮМЕНЬ, 16 ИЮНЯ 2004 г.) ВСЕРОССИЙСКАЯ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И РЕГИОНАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ» (г. ТЮМЕНЬ, 29 ОКТЯБРЯ 2004 г.) КРУГЛЫЙ СТОЛ «МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ ФИЛОСОФСКОЙ КОНЦЕПЦИИ Ю.М. ФЕДОРОВА» (г. ТЮМЕНЬ, 29 ОКТЯБРЯ 2004 г.) ЮБИЛЕЙ ЕВРОПЕЙСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В ТЮМЕНСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ [К 75-ЛЕТИЮ ВУЗА] CONTENTS ARTICLES LATYSCHEVA A. PHÄNOMEN DER PILGERFAHRT AM BEISPIIEL DER BYZANTINISCHEN DENKMÄLER CHERSONS KORANDEJ F. DIE MENTALE STRUKTUR DER IRLÄNDISCHEN PILGERFAHRT IN ULSTERER ANNALEN DEMINZEV M. DAS HISTORISCHE SCHEME IN DEN VORSTELLUNGEN VON GEORGIOS PACHYMERES PETROV J. DIE ERBFOLGE DES HERZOGTUMS ÖSTERREICH IM MITTELALTER EMANOV A. DAS EUROPÄISCHE UND NÖRDLICHE URBANISMUS IM KOMPARATIVEN KONTEXT AVDEEV A. ZUR FRAGE DER ROLLE EPIGRAPHISCHER PROSKINITARIUMS IN DER SCHAFFUNG DES IKONOTOPOSES AUS DEM NEU-JERUSALIMISCHEN KLOSTERS ØSTER H.С. CONFLICTS BETWEEN SWEDEN AND RUSSIA – THE DEFEAT AT POLTAVA – THE PRISONS 8 HINTZCHE W. DIE REISEJOURNALE GEORG WILHELM STELLER VON DER 2. KAMCATKA EXPEDITION KONONENKO A. DIE PARTEI DER SOZIALISTEN-REVOLUTIONÄRE ALS OBJEKT DER WISSENSCHAFTLICHEN FORSCHUNGEN IN DEUTSCHLAND TSCHERKASSOV A. DIE GEISELSCHAFT IM BÜRGERKRIEG: DIE GESCHICHTE UND DIE ERSCHEINUNGSFORMEN SOLOMATIN V. DAS RUSSISCH-ITALIENISCHE ZUSAMMENWIRKEN AUF DER HEUTIGEN ENTWICKLUNGSSTUFE TRANSSLATIONS EMANOV A. IOHANNES SCHILTBERGER IN SIBIRIEN (ANFANG DES XV JH.) MESSAGES BONDACH A. ZUR FRAGE DER AUSGABE VON NOMOKANON DER XIV TITULEN HELG G. DER INTERNATIONALE KARLSPREIS ZU AACHEN SCHUETT O. RELATIONS BETWEEN RUSSIA AND NATO AFTER THE 11 th OF SEPTEMBER SCIENTIFIC CHRONICLE INTERNAZIONALE KONFERENZ «RUSSLAND – KRIM – BALKAN: DIALOG DER KULTUREN» (SEWASTOPOL, 6-10 SEPTEMBER 2004) INTERREGIONALE KONFERENZ «UKRAINE – WESTSIBIRIEN: DIALOG DER KULTUREN» (TYUMEN, 16 JUNI 2004) ALLRUSSISCHE PRAKTISCH-WISSENSCHAFTLICHE KONFERENZ «GLOBALISIERUNG UND DIE REGIONALE KULTUR: METHODOLOGISCHE PROBLEME DES STUDIUMS» (TYUMEN, 28 OKTOBER 2004) RUNDER TISCH «DAS WELTANSCHAUUNGS-METHODOLOGISCHE POTENZIAL DER PHILOSOPHISCHEN KONZEPTION VON J. M. FJODOROV» (TYUMEN, 29 OKTOBER 2004) JUBILEUM EUROPÄISCHE STUDIEN IN TYUMENER UNIVERSITÄT (ZUM 75-JAHRIGEN JUBILEUM) СТАТЬИ Латышева А.В. /Харьковский университет им. В.Н. Каразина/ ФЕНОМЕН ПАЛОМНИЧЕСТВА А ПРИМЕРЕ ВИЗАНТИЙСКИХ ПАМЯТНИКОВ ХЕРСОНА Паломничество верующих к святым местам играло важную роль в жизни раннесредневековой Византийской Церкви и получило большую популярность в христианском мире. Начало традиции поклонения христианским святыням положило путешествие в Святую Землю матери Константина Великого, св. царицы Елены. Затем паломничества в Святую Землю совершали и другие императрицы. Так в 438 г. жена императора Феодосия II августа Евдокия совершила паломничество в Иерусалим1. Целью таких путешествий было не только стремление верующих увидеть своими глазами христианские святыни, прикоснуться к ним. Часто паломничество совершалось как исполнение обета, данного при каких-либо чрезвычайных жизненных обстоятельствах, покаяние, или искупление. Вместе с этим одной из главных причин развития паломнического движения была надежда на чудо, чаще всего - чудо исцеления. Со временем Александра Латышева, аспирант кафедры истории Древнего мира и Средних веков Харьковского национального университета. Специалист по истории ранневизантийского Херсонеса. 1 Zias J. Was Byzantine Herodiium a Leprosarium? // Biblical Archeaeologist. 1986. Vol. 49. № 3. P. 182-186. 9 для некоторых верующих путешествия к христианским святыням становились образом жизни. Приходя из одного странствия, они сразу отправлялись в другое. Наряду с такими значимыми центрами христианского паломничества, непосредственно связанными с культом Иисуса Христа, как Иерусалим и Константинополь, существовали центры так называемого «малого паломничества», к которым относились места, где находились христианские реликвии или гробницы христианских мучеников, святых, проповедников и последователей христианства. Одним из традиционных центров «малого паломничества» был Херсонес Таврический. Для того чтобы в полной мере отразить все стороны паломнического движения в отдельно взятом городе, на наш взгляд, необходимо уделить внимание таким вопросам как роль Херсона в системе паломнических центров, сложившихся в период раннего средневековья в Византии и Западной Европе, локализация херсонских святынь как объектов паломничества в городе и его округе, их развитие и значение. Следует также осветить деятельность Херсонской церкви, направленную на развитие паломнического движения и связанных с ним сторон духовной и религиозной жизни города. Чтобы воссоздать основные элементы паломнического движения в Херсоне необходимо обратиться к свидетельствам письменных и археологических источников. Херсон как крупнейший город Юго-Западной Таврики не стоял в стороне от паломнического движения, связывая между собой отдаленные провинции Византийской империи. В качестве транзитного пункта для паломников, следующих из Северного Причерноморья в Иерусалим, о Херсоне говорит автор первой трети VI в. архидиакон Феодосий в своем сочинении “De situ Terra Sancta”2. На Западе (в Риме и г. Велетери) Херсон был известен благодаря одной из своих древнейших христианских святынь – мощам св. Климента, о чем свидетельствует интерес, проявленный Западной церковью к истории вторичного обретения мощей. Одним из условий зарождения и развития паломнического движения является существование устойчивой местной традиции почитания конкретной святыни (не обязательно первичной, т.е., в данном случае, собственно мощей христианских святых) и связанным с ней комплексом легенд и преданий. Так константинопольский монах Епифаний, повторяя в первой трети IX в. путь апостола Андрея в Малую Азию и Крым включил в свое сочинение «Деяния и хождения святого и всехвального апостола Андрея, соединенные с похвалой» местное предание о посещении апостолом окрестностей Херсонеса3. Скорее всего, речь идет не о реальных событиях, а о местных легендах, поддерживающих почитание реликвий, «связанных» с первым христианским апостолом. К таким реликвиям можно отнести камень с отпечатками ступней апостола, о котором упоминается в Степенной книге. Воду, собиравшуюся в них, паломники использовали для лечения различных недугов 4. Традицию почитания Андрея Первозванного в Херсоне, которую наблюдал Епифаний, можно считать следствием политики Херсонской епархии и городских властей в 560-570 гг. направленной на поиск местных христианских святынь, вторичных реликвий и связанной с массовым сакральным строительством. В качестве такой реликвии могли быть использованы следы ступней на постаментах античных статуй, например на постаменте, находящемся рядом с кварталом III на Главной улице. Следы языческих божеств свободно трансформировались в следы первого христианского апостола. С Херсонесом-Херсоном связаны легенды о жизни и мученической смерти ссыльных римских понтификов Климента и Мартина. Большую роль в организации паломнического Феодосий. Описание Святой Земли // Палестинский сборник. СПб., 1891. Вып. 28. С. 5-6. Хождение апостола Андрея в стране мирмидонян // Васильевский В.Г. Труды. СПб., 1909. Т. 2. Вып. 1. С. 213295. 4 Степенная книга. I, 96. 2 3 10 движения играли и культы местных святых епископов: Ефрема, Василия, Евгения, Елпидия, Агафодора, Еферия и крестителя Херсона, Капитона, также сформировавшиеся к последней трети VI в. Особое место среди херсонских святынь занимали мощи св. Климента. После мученической гибели папы римского его ученикам, Корнилию и Фиву, было откровение, чтобы не переносили они мощей со дна моря на сушу. Для того же, чтобы верующие могли поклониться святыне, в день памяти святого совершалось чудо: море отступало на семь дней «грядущим сухошествие дая»5, «открывая доступ для приходящих к мощам пешком шаг за шагом» и «великое множество христиан устремилось тогда видеть мощи»6. К первым упоминаниям о существовании паломничества к мощам св. Климента можно отнести свидетельство Феодосия. В своем «Описании Святой земли» он приводит сведения о поклонении могиле св. Климента во время «чуда морского отлива»: «все, и народ и священники, садятся в ладьи, и когда приплывают туда (к гробнице святого на островке в Казачьей бухте – А.Л.) море высушивает шесть миль, и на месте, где находится самая гробница (arca), раскидываются шатры, и сооружается алтарь, и в течение восьми дней служатся там литургии»7. Источники сообщают о чудесах и знамениях, совершавшихся у гробницы мученика: для исцеления от «тяжких болезней» паломники, пришедшие к гробнице мученика, использовали воду агиасмы, выпивая и окропляясь ею. Это сообщение объясняет то, что рядом с гробницей св. Климента в алтарной части церкви на островке в Казачьей бухте во время исследования памятника был обнаружен фиал, накрытый мраморной плитой с вырезанным на ней рельефным крестом и небольшим круглым отверстием по центру, очевидно, служившим для поднятия плиты8. Первоначальное предположение о том, что под ней может находиться могила или костница не подтвердились, т.к. углубление под плитой было заполнено чистой пресной водой, которая, судя по символам на плите, использовалась в ритуальных целях. Аналогом западноевропейских миракул – самостоятельных рассказов о чудесах, совершенных святыми после смерти – в херсонской традиции можно считать «Чудо св. Климента о отрочати» известное во многих списках9. Оно еще не полностью восприняло характер традиционных «каталогов чудес», распространенных в Западной Европе в X–XIII вв., являясь как частью «Мучения св. Климента», так и вполне самостоятельно оформленным произведением. Эта часть легенд, связанных с именем св. Климента повествует о чуде, свершившимся после смерти мученика. Во время морского отлива возле гробницы святого мальчик, пришедший с родителями к святыне, спрятался возле нее, а когда родители спохватились, было уже поздно – море вернулось на место, сокрыв и раку с мощами и мальчика. Однако, возвратившись через год, во время очередного отлива, родители увидели сына живого и веселого10. Мучение св. Климента / Греч. текст, русс. пер. // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1877. Т. 10. С. 169. 6 Там же. С. 158-159. 7 Феодосий. Указ соч. С. 6. 8 Косцющко-Валюжинич К.К. Раскопки Херсонеса // Отчет императ. археологической комиссии за 1890 г. СПб., 1893. С. 36; Айналов Д.В. Развалины храмов // Памятники христианского Херсонеса. М., 1905. Вып. 1. С. 140. 9 Святого священномученика Ефрема, епископа херсонского (сказание) о совершившимся над отроком чуде священномученика и апостола Климента / Пер. Зикоса // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1875. Т. 9. С. 134-148; Чудо св. Климента о отрочати // Лавров П. Жития Херсонесских святых в грекославянской письменности / Памятники христианского Херсонеса. М., 1911. Вып. 2. С. 36-46. 10 Мучение св. Климента // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1877. Т. 10. С. 172 5 11 Сюжет, избранный автором не является традиционным для миракул, повествующих в основном об исцелении верующих от различных недугов. О таких случаях в «Мучении св. Климента» вскользь упоминается, но центральное место все же занимает рассказ о спасении мальчика, более значимый, т.к. речь идет о сохранении человеческой жизни в совершенно не подходящих условиях – в затопленной морем гробнице. Автор даже называет это чудо превышающим все другие, даже чудеса пророков11. На основе содержащихся в «Слове» сведений можно заключить, что в Херсоне существовала устойчивая традиция совершать паломничество к гробнице мученика в дни его памяти: «Все Херсонские христиане ежегодно собирались к празднованию чуда» 12. Придя к гробнице святого, верующие «хваляще и славящее» просили отпущения грехов, молились за свое здоровье и здоровье своих родственников, просили помощи и покровительства мученика и целовали мощи. Исходя из самого факта создания «Сказания о совершившимся над отроком чуде священномученика и апостола Климента» приписываемого «святому священномученику Ефрему, епископу херсонскому» можно сказать, что т.о. был увязан комплекс легенд о св. Клименте и предания о подвижничестве семи Херсонских епископов. Еп. Ефрем таким образом стал одним из популяризаторов христианства в этом городе 13. И.Я. Франко относит создание «Псевдо-Ефремового» сказания к довольно продолжительному периоду начала VII–конца IX вв., что совпадает с периодом активности христианской Церкви, направленной на популяризацию и внедрение христианства во все сферы жизни населения Херсона14. Житийные сообщения о месте кончины св. Климента и пребывании его мощей исследователи Херсона связывают с остатками каменной церкви и окружающего ее комплекса построек на островке в Казачьей бухте15. В мае 1253 г. францисканский монах Гийом де Рубрук во время своей поездки из Константинополя в Сугдею недалеко от Херсонеса видел остров с храмом, построенным “ангельскими руками” на месте кончины св. Климента16. После гибели Херсона и покорения Крыма татарами гробница святого была забыта. Интерес к местам, связанным с христианскими святынями Крыма возник лишь после присоединения Крыма к России. Развалины в Казачьей бухте видели академик Паллас и в 1820 г. Муравьев-Апостол17. Церковь с подземной гробницей-криптой с отдельным входом входила в комплекс построек, в числе которых, видимо, были и помещения, где жили монахи-смотрители. Двор монастыря и пол крипты находились на уровне моря и часто затапливались, поэтому церковь была перенесена во второй ярус. Для удобства верующих в крипту с могилой вел отдельный вход. То, что море часто заливало двор и крипту отчасти объясняет происхождение легенды о подводном храме. Среди последователей ортодоксального христианства и на Востоке и на Западе почиталась усыпальница римского папы Мартина I, сосланного в Херсон в VII в. Понтифик Святого священномученика Ефрема ... С. 147. Мучение св. Климента … С. 159. 13 Святого священномученика Ефрема... С. 134-148; Лавровский П. Итальянская легенда. Критический обзор исследований и мнений о ней // Журнал Министерства народного просвещения. М., 1886. Ч. 246. С. 46. 14 Франко І. Сьвятий Климент у Корсуні; Причиники до історії староруської легенди // Записки наукового товариства ім. Т. Шевченка. Львів. 1903. Т. 56. Кн. 6. Ч. 8-9. С. 179. 15 Бертье-Делагард А.Л. Раскопки Херсонеса // Материалы по археологии России. СПб., 1893. № 12. С. 58-64; Маркевич А.И. Островок в Казачьей бухте как предполагаемое место кончины святого Климента, папы римского // Известия Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь, 1909. Т. 43. С. 105-115; Айналов Д.В. Мемории св. Климента и св. Мартина в Херсонесе // Древности ТМАО. 1916. Т. 25. С. 69-76. 16 Бертье-Делагард А. Л. Указ. соч. С. 59. 17 Путешествия по Крыму академика Палласа в 1793 и 1794 годах // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1881. Т. 12. С. 93-110; Муравьев-Апостол И.М. Путешествие по Тавриде в 1820 г. СПб., 1823. С. 73 11 12 12 прожил в этом городе всего 124 дня, умерев 16 сентября 655 г. (день памяти 27 /14/ апреля)18. Больной, одинокий старик, не знающий греческого языка, на котором изъяснялись херсониты, к тому же сосланный как политический преступник, что вполне могло вызывать настороженное к нему отношение, не сумел наладить с горожанами тесных контактов и достичь взаимопонимания19. Тем не менее, после его смерти память о римском папе Мартине I, причисленном к лику святых, на протяжении ряда веков сохранилась не только в Херсоне, но и далеко за его пределами. Косвенным подтверждением этому является прижизненное создание мартирия, посвященного «подвижничеству папы», что нашло отражение в композиции произведения: известие о смерти папы находится уже после заключительного обращения к читателям, свойственного житийной литературе 20. Паломничества к его гробнице начались практически сразу после смерти мученика: по словам папы Григория II к месту погребения папы Мартина I (μνήμα, memoria) «стекается весь Боспор и весь Север и обитатели Севера, чтобы исцелиться от болезней»21, что могло быть связано не только с поклонением гробнице мученика, но и с культом целебной воды. Согласно житию св. Мартина, его гробница находилась на территории богато украшенного Влахернского монастыря Богоматери св. Девы Марии, который исследователи связывают с комплексом Южного загородного крестообразного храма Херсона22. В комплексе этого загородного монастыря исключительное значение носил культ воды. Д.В. Айналов отмечал наличие под храмом нескольких усыпальниц, связанных проломами 23. Под этими «катакомбами» находился узкий подземный ход длиной около 40 м. Скорее всего, он играл роль водосборной галереи, обеспечивавшей функционирование и интенсивную эксплуатацию не менее трех колодцев. Вода, поступавшая в эти колодцы, регулярно освящалась при свете светильников, лампад или свечников, установленных в стенных нишах. Для проведения обряда водосвятия священники спускались в галерею по ступеням в юго-восточном конце галереи. На территории монастыря было еще четыре фиала, не связанных с подземной галереей. Такое обилие фиалов можно объяснить необходимостью обеспечивать многочисленных паломников целебной водой агиасмы, которую они могли не только использовать на месте, но и брать с собой в глиняных, стеклянных или свинцовых ампулах. Здесь прослеживается связь херсонского монастыря с одним из старейших храмов Константинополя, расположенном во Влахернах, рядом с оконечностью бухты Золотой рог, который был центром почитания Богоматери-целительницы и имел соответствующую агиасму24. Недалеко от Загородного храма на территории монастыря, обнесенной стеной, находилась небольшая одноапсидная молельня с гробницами широким входом и пятью сиденьями в апсиде25. В ней паломники могли проводить время в молитвах и ожидании чуда исцеления. Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. История христианства в России до равноапостольного князя Владимира как Введение в Историю Русской церкви. М., 1994. С. 158. 19 Бородин О.Р. Римский папа Мартин I и его письма из Крыма (статья, перевод, комментарий) // Причерноморье в средние века. М., 1991. Вып.1. С. 174. 20 Там же. С. 174, 177. 21 Айналов Д.В. Мемории... С. 82. 22 Там же. С. 588; Якобсон А. Л. Раннесредневековый Херсонес // Материалы и исследования по археологии СССР. 1959. № 63 С. 202; Сорочан С. Б. К вопросу о датировке и интерпретации херсонского Загородного монастыря Богоматери Влахернской // Херсонесский сборник. Севастополь, 2004. Вып. XIII. С. 211-232; Сорочан С. Б. К вопросу о датировке и интерпретации херсонского Загородного монастыря Богоматери Влахернской // Херсонесский сборник. Севастополь, 2004. Вып. XIII. С. 211-232. 23 Айналов Д.В. Мемории... С. 67. 24 Иоанн, иеромонах. Обрядник византийского двора как церковно-археологический источник. М, 1895. С. 66. 25 Косцюшко-Валюжинич К. К. Отчет за 1902 г. Отчет о раскопках городища (акрополь), крестообразного храма и некрополя // Научный архив Национального заповедника «Херсонес Таврический». Д. 11. Л. 35. 18 13 В качестве объекта херсонского паломничества следует отметить также гробницу одного из первых херсонских епископов – св. Василея, тело которого согласно «Житиям св. епископов Херсонских» христиане «похоронили вне города на западе близ стены»26. Местом погребения св. Василея мог быть подземный мавзолей с уникальным “четырехгранным” сводом рядом с Западной базиликой. Сам факт строительства обширного комплекса с большой базиликой № 13, требующий проведения масштабных работ, на западном участке городища - на неустойчивом грунте с перепадом высот около 10 м – можно объяснить лишь привязкой комплекса к уже существующей святыне – могиле епископа Василея27. Этот факт является косвенным подтверждением того, что этой святыне херсонские иерархи придавали исключительное значение. Монастырский комплекс на краю города, за античной стеной фактически является единственным строением таких размеров на участке между античной и средневековой оборонительными стенами. Наличие в комплексе Западной базилики мемориальных построек (крестообразного мартирия и гробничной церкви – «часовни Г») позволяет предположить, что гробница местного святого пользовалась популярностью среди верующих. Она была удобна для доступа паломников поскольку имела отдельный вход-дромос (1,8 м длиной и 0,84 м шириной). Напротив входа находилась низкая широкая лежанка, на которой, вероятно, полагались мощи. Заслуживает внимания красивый потолок склепа, из кирпичей-плинф, поставленных ребром и образующих четырехгранный свод. «Склеп св. Василия», с которым увязана постройка молитвенной церкви с алтарной преградой, отгораживающей пространство апсиды, можно считать одним из первых сооружений на этом участке, «с которого началось строительство здешнего архитектурного комплекса «дома св. Леонтия» и организация монастыря” 28. Возможно, не следует прямо отождествлять этот склеп с реальной гробницей этого херсонского мученика. Несомненно, что его появление, или, точнее, обнаружение, связано с деятельностью Херсонской церкви, особенно активной в последней трети VI в., связанной с поиском местных святынь для привлечения в Херсон новых паломников и укрепления авторитета Церкви в глазах горожан. Но если в отношении «склепа св. Василея» такое предположение не бесспорно, то строительство не ранее второй половины VI в. четырехапсидного храма (№ 47) над остатками известеобжигательной печи можно с полной уверенностью считать строительством «в память о чуде епископа Капитона» над «подходящей» печью, напоминающей о крещении жителей Херсона29. В нем не было обнаружено следов престола или синтрона, что свидетельствует о том, что храм изначально предполагался не как «функциональный», приходской, а как «мемориальный». Некоторые исследователи считали четырехапсидный храм № 47 баптистерием. Впервые эта мысль в качестве предположения была высказана Р. Х. Лепером, однако, впоследствии автор не развил ее30. Затем, уже как утверждение, она встречается в работе А.Л. Якобсона «Крым в средние века»: «...крещальня, четырехлопастная в плане и также завершенная куполом, находилась в... западной части города»31. Однако, учитывая особенности византийского богослужения, когда после крещения и обряда миропомазания новокрещенные шли в белых одеждах прямо в храм и Жития свв. Ефрема, Василия, Елпидия, Агафодора, Еферия, Капитона в новом позднем переводе // Лавров П. Жития Херсонских святых в греко-славянской письменности / Памятники христианского Херсонеса. М., 1911. Вып. 2. С. 166. 27 Сорочан С. Б. О храме Созонта, «доме св. Леонтия» и мартирии св. Василия в раннесредневековом Херсоне // Античная древность и средние века. Екатеринбург, 2003. Вып. 34. С. 164-165. 28 Там же. С. 168. 29 См.: Сазанов А.В. К вопросу о времени сооружения четырехапсидного храма Херсонеса // Херсонесский сборник. Севастополь, 2004. Вып. XIII. С. 202-210. 30 Лепер Р.Х. Из раскопок в Херсонесе в 1906-1909 гг. // Известия императ. археологической комиссии. СПб., 1911. Вып. 42. С. 92. 31 Якобсон А.Л Крым в средние века. М., 1973. 26 14 принимали причастие, крещальня должна находиться при храме, предназначенном для отправления литургии и связанного с ней таинства Евхаристии32. Поэтому строительство крещальни на большом расстоянии от ближайшего храма невозможно с точки зрения византийской богослужебной традиции. Кроме того, в большом центрическом помещении, если оно задумывалось как баптистерий, должна находиться стационарная купель (скорее всего – в центре здания), а при раскопках не найдено даже намека на ее существование. Поэтому наиболее достоверной является версия о строительстве этого храма над остатками известеобжигательной печи в качестве «мемория» в память о чуде святого Капитона. Позднее, уже в ХIХ в., по аналогичным соображениям для строительства собора св. Владимира были избраны развалины раннесредневекового крестообразного храма № 27: «...не как подлинное место крещения Владимира, а как память этого события...»33 Значительное место в ряду херсонесских паломнических центров занимал крестообразный храм № 19. О почитании здесь мощей (косточек пальцев) святого, или святых, возможно, имевших сирийское происхождение, говорит находка в нише под престолом серебряного ларца в виде саркофага, изготовленного период правления Юстиниана I и сохранившегося, как и сокрытая в нем святыня до конца жизни города34. Судя по изображениям на медальонах ларца-ковчега свв. Сергия и Вакха, можно предположить, что храм № 19 был посвящен этим святым35. Следует отметить, что храм Сергия и Вакха был одним из древнейших и почитаемых храмов столицы, а, значит, в Херсоне имеем дело с еще одной стороной политики христианизации. Она заключалась в постройке церквей, посвященных традиционным константинопольским святым и мученикам, при этом сохранялась преемственности и в выборе главной святыни нового храма. В херсонском храме Богоматери св. Девы Марии, как и в константинопольском такой святыней была агиасма, а в храмах свв. Сергия и Вакха – святые мощи. Возможно, для освящения храма № 19 был использован важный элемент миссионерской деятельности христианской Церкви – разделение и перенесение мощей36. О ранней традиции почитания среди населения Херсонеса св. великомученицы Анастасии Узорешительницы свидетельствует находка памятника VI–VII вв. в виде невысокого греческого креста грубой работы с надписью «Памятник св. мученицы Анастасии» (+ Mnem(e)ion tes ag(i)as martur[o]s Anastas(i)[a]s +)37. Римлянка Анастасия претерпела мучения во время гонений при Диоклетиане. В V в. мощи святой Анастасии были перенесены из Рима в Константинополь, где во имя ее был построен храм. Позднее главу и десницу великомученицы перенесли в созданный неподалеку от горы Афон монастырь святой Анастасии Узорешительницы. Видимо среди почитателей этой святой были если на обитатели тюрем, то сосланные в Херсон как политические преступники и инакомыслящие, как деятели церкви, так и императоры и члены их семей38. Изображения святых, найденные на городище говорят о популярности христианских заступников среди херсонитов. Однако эти изображения имели в этот период «полулегальный» характер, будучи скорее оберегами, чем «полноценными» иконами, освященными Церковью. Если первичные святыни (частицы мощей, одежда и предметы, окружавшие святого или мученика при жизни) чаще всего были достоянием Церкви и Алмазов А. История чинопоследований крещения и миропомазания. Казань, 1884. С. 45. Иванов Е.Э. Херсонес Таврический. Историко-археологический очерк // Известия Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь, 1912. № 46. С. 1-375. 34 Сорочан С.Б., Зубарь В. М., Марченко Л. В. Херсонес-Херсон-Корсунь. Киев, 2003. С. 226. 35 Сорочан С.Б. О датировке и интерпретации храмового архитектурного комплекса на месте античного театра Херсонеса // Вестник Харьков. нац. университета. Харьков, 2003. № 594: Історія. Вип. 35. С. 58-72. 36 Арнаутова Ю.В. Колдуны и святые: Антропология болезни в средние века. СПб., 2004. С. 322. 37 Византийский Херсон... С. 32. 38 См.: Сорочан С.Б. Государственное устройство Раннесредневекового Херсона и «призраки самоуправления» // Византийский временник. М., 2003. Т. 62 (87). С. 43-46. 32 33 15 находились в храмах и часовнях, освящая их и становясь объектами поклонения, то на долю паломников приходились «вторичные» реликвии. К ним можно отнести пыль с надгробия, землю с могилы, освященные на гробницах мучеников воду и елей, которые паломники уносили с собой39. Среди прочих предметов на память о посещении святых мест паломники брали с собой евлогии, которые были для странников не только памятными знаками, напоминающими о посещении святынь, но и наделялись в их глазах чудодейственной силой, являясь благословением. Об этом говорят надписи на штампе и оттиске евлогии св. Фоки-Навта: «Благословение св. Фоки птохиона Херсона» (Eulogia toy agioy Phoka toy ptocheioy Chersonos)40. Евлогии в таком случае являлись вторичными реликвиями и в случае необходимости могли быть использованы для призвания святого41. Оттиск и штамп с изображениями св. Фоки Навта, стоящего в лодке в позе оранта (диаметр 9,8 см) были найдены при раскопках портового района Херсона в 1896 и 1963 гг. 42 Существуют различные мнения по поводу их назначения. Например, штамп мог использоваться для изготовления просфор для таинства Евхаристии или медальонов на глиняных ампулах для воды и елея, однако преобладает мнение, что штамп употреблялся для изготовления евлогий, образцом которых является оттиск43. Возможно, также, что такая евлогия представляла собой глиняную копию просфоры. В районе около городского водохранилища в конце 1898 г. был найден аналогичный глиняный штамп диаметром 9 см. с круговой надписью «Евлогия св. великомученика…» и голгофским крестом с расширяющимися концами44. Для изготовления евлогий, возможно, употреблялась и глиняная форма IV–V вв. для оттиска с надписью «Благословение св. Лу[п]а» (диаметр 9,8 см.), найденная в портовом районе45. Культ св. Луппа-воина, видимо, был популярен среди солдат херсонского гарнизона. С культом воина связан и херсонский штамп с изображением святого в воинском облачении, относящийся, по мнению В.Н. Залесской, к иконографическому типу святого воина Лонгина46. О том, что изготовление евлогий в Херсоне было распространенным явлением, говорит унификация их внешнего вида, формы и размеров (св. Фоки-Навта – 9,8 см., св. Луппа-воина – 9,8 см.)47 Евлогии были теми памятными предметами, изготовление которых было Катанский А. Очерк истории обрядовой стороны таинства елеосвящения // Христианское чтение. 1880. Ч. 2. С. 92. 40 Отчет заведующего раскопками в Херсонесе К.К. Косцюшко-Валюжинича за 1896 г. // Отчет императ. археологической комиссии за 1896 г. СПб., 1898. С. 165-166; Латышев В.В. Греческие и латинские надписи, найденные в Южной России в 1895-1898 гг. // Материалы по археологии России. СПб., 1899. № 23. С. 30-34; Сводный отчет о раскопках в Херсонесе Объединенной экспедиции в 1963-1964 гг. // Античная древность и средние века. Свердловск, 1971. Вып. 17. С. 50, рис. 16; Колесникова Л. Г. Храм в портовом районе Херсонеса (раскопки 1963-1965 гг.) // Византийский временник. М., 1978. Т. 39. С. 172; Византийский Херсон. Каталог выставки. / Отв. ред. И.И. Чичуров. М., 1991. С. 30. 41 Vikan G. Byzantine Piligrimage Art. Washington, 1982. P. 30. 42 Косцюшко-Валюжинич К.К. Раскопки Херсонеса // Отчет императ. археологической комиссии за 1896 г. СПб., 1898. С. 166; Византийский Херсон. Каталог выставки. / Отв. ред. И.И. Чичуров. М., 1991. С. 30; Иванов Е.Э. Указ. соч. С. 72. 43 Ошарина О.В. Глиняная евлогия св. Фоки из собрания Эрмитажа // Херсонес Таврический. У истоков мировых религий. Севастополь, 2001. С. 29-33; Ошарина О.В. О символическом замысле глиняной евлогии с изображением св. Фоки из собраний Эрмитажа // Античная древность и средние века. Екатеринбург, 2003. Вып. 34. С. 54-66. 44 Латышев В.В. Этюды по византийской эпиграфике // Византийский временник. Т. 6. Вып. 1-2. С. 350. 45 Византийский Херсон... С. 32. 46 Залесская В.Н. Литургические штампы-евлогии (св. Лонгин Криний и св. Мамант Кипрский) // Византинороссика. Литургия, архитектура и искусство византийского мира. СПб., 1995. Т. 1. С. 238. 47 Косцюшко-Валюжинич К.К. Раскопки Херсонеса // Отчет императ. археологической комиссии за 1896 г. СПб., 1898. С. 166; Византийский Херсон... С. 30; Иванов Е.Э. Указ. соч. С. 32, 72. 39 16 характерно для раннесредневековой восточнохристианской культуры. Позднее, в XII в., как отмечает В.Н. Залесская, евлогии стали восприниматься западноевропейской культурой48 По мнению О.В. Ошариной, существование евлогий херсонского происхождения «…не исключают возможности посещения Херсонеса как святого места паломниками»49. На наш взгляд, эти находки даже подтверждают наличие паломнических традиций, связанных с христианскими святынями Херсона. Кроме вышеупомянутых штампа и оттиска в Портовом районе Херсонеса было найдено навершие архиерейского жезла из дорогой слоновой кости с монограммой одного из херсонских епископов, датированное концом IV–началом V вв. Это позволило исследователям предположить, что здесь существовали приют и церковь св. Фоки Навта. Возможно, в ней первоначально размещалась резиденция епископа, тем более, что портовый район можно отнести к восточному району Феоны, где были размещены воины, пришедшие со св. епископом Капитоном50. Птохион св. Фоки мог выполнять и функции гостиницы, обеспечивая крышей над головой паломников, пришедших издалека51. Надпись «ксенодох и куратор»(?) на обломке свинцовой печати можно считать свидетельством существования в раннесредневековом Херсоне должностей куратора и управляющего странноприимным домом52. Т.к. птохион, находился при церкви св. Фоки, а также, учитывая, что содержание таких благотворительных заведений входило в обязанности Церкви, точнее, епископальных властей, эта печать могла принадлежать представителю клира, возможно, из ближайшего окружения епископа (с начала IX в. – архиепископа)53. Если эти две должности разделялись, то куратором мог быть и сам епископ (архиепископ), а управляющим, «хозяйственником»– птохотрофом назначали представителя духовенства. Управляющий мог распространять среди своих постояльцев различные паломнические реликвии, в т.ч. и евлогии с изображением святого – покровителя приюта54. Несомненно, паломничество было постоянным источником доходов, а, значит, и объектом постоянной заботы епархии Надзор за святынями традиционно осуществлялся духовными лицами, чаще всего – монашествующими. Так усыпальница св. Василея находились на территории женского монастыря св. Леонтия (комплекс Западной базилики), гробница римского папы Мартина I – на территории монастыря Богоматери Влахернской (комплекс Южного Загородного крестообразного храма). В постройках, окружавших церковь с гробницей св. Климента на островке в Казачьей бухте, могли жить монашествующие, надзирающие за святыней. В их функции входила не только организация поклонения и сбор пожертвований и приношений. При необходимости такие “смотрители” заботились о предоставлении крова и пищи прибывшим издалека паломникам. Источники средств для содержания святынь и объектов паломничества были разнообразны. Прежде всего, это были сборы с паломников и пожертвования прихожан и частных лиц. Небольшую часть расходов покрывали за счет отчислений из епископской казны и средств, выделяемых на эти цели из казны государственной. Многочисленный Залесская В.Н. Евлогии эпохи крестоносцев // Византия и Запад. М., 2004. С. 69. Ошарина О.В. Глиняная евлогия св. Фоки из собрания Эрмитажа // Херсонес Таврический. У истоков мировых религий. Материалы научной конференции. Севастополь, 2001. С. 33. 50 Матанцева Т.А., Сорочан С.Б. Наведшие архиерейского жезла с надписью // Вестник Харьеков. нац. университета. Харьков, 1992. № 362. С. 90-96. 51 Латышев В.В. Этюды по византийской эпиграфике // Византийский временник. Т. 6. Вып. 1-2. С. 349; Сорочан С.Б., Зубарь В.М., Марченко Л.В. Жизнь и гибель Херсонеса…С. 546-547.; Яшаева Т.Ю. Средневековый Херсонес как центр Малого паломничества… С. 157. 52 Соколова И.В. Византийские печати из Херсонеса // Византия и средневековый Крым. Барнаул, 1992. С. 194195. 53 Алексеенко Н.А. Печать херсонского епископа эпохи иконоборчества// Культовые памятники в мировой культуре: археологический, исторический и философский аспекты. Севастополь, 2003. С. 3. 54 Сорочан С.Б. Византия IV-IX веков: этюды рынка. Структура механизмов обмена Харьков, 2001. С. 272. 48 49 17 эпиграфический материал позволяет говорить о том, что пожертвования частных лиц играли значительную роль не только в поддержании святынь в хорошем состоянии, но и в строительстве храмов и церквей и их оформлении55. Большую часть расходов, связанных с храмовым строительством, брало на себя государство, т.к. это прямо диктовалось официальной политикой преемников Юстиниана I. Руководство и финансирование этих мероприятий в основном осуществлялось из центра56 Плиты-экраны, составляющие алтарную преграду, украшались различными христианскими символами, изображениями крестов, геометрическими орнаментами, декоративными листьями аканфа, хризмами, розетками, иногда монограммами и надписями, содержащими имена дарителей. Например, на одном из фрагментов алтарной преграды V–VII вв. (0,89 × 0,62 × 0,7), найденном в 1870 гг., изображены рельефные изображения креста и надпись «о молитве за Мартирия и всех сродников его»57. Продажа мест для погребения также было постоянным доходом Херсонской церкви. Начиная с VII в., в городе появляются индивидуальные могилы. «Мир мертвых» утратил свое единство. Более того, наблюдается резкая дифференциация погребений этого периода в зависимости от богатства, знатности, «святости», и даже характера смерти умершего58. Были также предусмотрены и места для погребения умерших из числа постояльцев городских приютов. Так, склеп с внешней стороны 1 куртины оборонительной стены, который использовался на протяжении нескольких столетий вплоть до IX века 59, очевидно, имел отношение к богадельне – носокомиону (nosokomeion), которая размещалась в южной галерее Западной базилики – «дома св. Леонтия»60. Практически все найденные в нем костяки отличались врожденными или приобретенными дефектами: искривлением позвоночника, сросшимися позвонками, недоразвитыми или неправильно сросшимися костями и суставами. В качестве более поздней аналогии можно отметить комплекс птохиона или ксенодохиона, остатки которого были открыты в Х квартале Северного района Херсона в 1986 г. Кроме двухэтажной усадьбы X–XIII вв. в комплекс входили два двора. Один из дворов, судя по находящимся в нем постройкам, связным с обработкой зерна и выпечкой хлеба, имел «хозяйственное» значение. Второй двор занимали колодец и часовня, под полом которой размещались могилы обитателей богадельни, о чем свидетельствует то, что найденные здесь скелеты также носили следы аналогичных дефектов 61. Обитателями этих приютов могли быть не только уроженцы Херсона, но и паломники, приходившие к херсонским святыням за исцелением, но так и не дождавшиеся его. Придя в Херсон с надеждой на выздоровление и на возможность жить в родных местах полноценной жизнью, потерпев неудачу, они могли оставаться здесь, среди подобных себе, до конца жизни. Возможно, что более обеспеченные паломники могли даже покупать себе «места на кладбище» поближе к святыням. Наибольшую ценность с этой точки зрения представляли участки рядом со «святыми могилами». За городскими стенами такие участки совпадают с См.: Беляев С.А. Из истории социальной жизни Херсонеса второй половины IV-VI вв. // Палестинский сборник. 1987. Вып. 29 (92). С. 74-84. 56 См.: Зубарь В. М., Павленко Ю. В. Херсонес Таврический и распространение христианства на Руси. Киев, 1988. С. 69. 57 Латышев В.В. Сборник греческих надписей христианских времен из Южной России. СПб., 1896. С. 28.; Византийский Херсон. Каталог выставки. / Отв. ред. И.И. Чичуров. М., 1991. С. 20. 58 Культура Византии (вторая половина VII-XII вв.). М., 1989. С. 575. 59 Антонова І.А., Рижов С.Г. Оборонний рів та могильник поблизу першої куртини стін Херсонеса // Археологічні дослідження на Україні в 1969 р. Кіев, 1972. Вип. 4. С. 261-264. 60 Романчук А.И., Шандровская В.С. Введение в византийскую археологию и сфрагистику: Учеб. пособ. Екатеринбург, 1995. С. 45-47. 61 Рыжов С.Г. Отчет о раскопках Х квартала в Северном районе Херсонеса в 1986 году // Научный Архив Национального заповедника «Херсонес Таврический». Д. 2701. Л. 3-23, 29; Он же. Отчет о раскопках в Северном районе Херсонеса в 1992 году // Там же. Д. 3114. Л. 1; Он же. Отчет о раскопках усадьбы в Х квартале в Северном районе Херсонеса в 1993 году // Там же. Д. 3161. Л. 1-2. 55 18 местами постройки загородных крестообразных храмов: Южного и Западного. Кроме того, К.К. Косцюшко-Валюжинич, отмечал, что к северу от баптистерия № 24 были обнаружены две высеченные в скале могилы и, т.к. на этом месте не найдено каких-либо следов пола, он предположил, что здесь находилась открытая площадка с могилами, наличие которой он отмечал при многих херсонских храмах и часовнях62. Видимо такие площадки возле храмов появлялись со временем для захоронения ктиторов, одной из привилегий которых было право погребения рядом с храмом или «опекаемой» святыней. Такие привилегии могли получать и паломники, порой жертвовавшие на храм значительные суммы. Развитие паломничества оказало значительное влияние на духовную, культурную и экономическую жизнь Херсона. С ним связаны некоторые особенности культа местных святых и организационные стороны жизни местной Церкви. Прежде всего, это движение стимулировало развитие сферы деятельности, связанные с организацией паломничества и поклонения святыням: надзора за святынями, сбором пожертвований, распространение евлогий и других реликвий, освященной воды и елея среди паломников. В обязанности христианской Церкви также лежала забота о странниках. Очевидно, на популяризацию Херсонских святынь как объектов поклонения было направлено развитие в этом городе собственной школы агиографии и создание к 570 гг. «Житий св. епископов Херсонских» и составление «Сказания о совершившимся над отроком чуде священномученика и апостола Климента» приписываемого «еп. Ефрему, епископу Херсонскому». SUMMARY In this article the attempt on example Byzantian monuments of Cherson was made to consider the basic features piligrimage to establish relic of Cherson, which were objects piligrimage, their development and importance. The activity of the Cherson Church directed on development of a piligrimage movement and connected with it, parties religious life of city is covered. Косцюшко-Валюжинич К. К. Отчет о раскопках в Херсонесе Таврическом в 1904 г. // Известия императ. археологической комиссии. СПб., 1906. Вып. 20. С. 175. 62 19 5 Корандей Ф.С. /Тюменский университет/ МЕНТАЛЬНАЯ СТРУКТУРА ИРЛАНДСКОГО ПАЛОМНИЧЕСТВА В УЛЬСТЕРСКИХ АННАЛАХ Важные аспекты практики паломничества в Ирландии возможно рассмотреть на примере свидетельств ирландских Анналов. Установлено, что важнейшие своды Анналов восходят к общему источнику, хронике, которую, например, К. Хьюс предлагала называть «Хроникой Ирландии»1. Составление первоначальной хроники относят к началу2 или к середине VIII в.3, и она, очевидно, продолжала оставаться единой до начала X в4. Наиболее полной версией ирландских Анналов являются «Анналы Ульстера», дошедшие в некоторых позднейших манускриптах5. Учитывая вышеуказанные обстоятельства, мы предполагаем, что свидетельства «Анналов Ульстера», в известной мере отражают общие тенденции паломнической практики ирландцев периода раннего средневековья. На момент написания этих строк, нам, к сожалению, была доступна лишь электронная публикация издания «Анналов Ульстера»6. В основу публикации, выполненной в рамках сетевого проекта Коркского университета, легло академическое издание Анналов Мак Айрта и Мак Ниокайлла 1983 г. с прилагающимся английским переводом7. Известия Анналов лаконичны, и как отмечалось исследователями проблемы, «зачастую из них можно заключить лишь, что определенный человек умер, отправившись в паломничество, в определенном месте»8. Тем не менее, исследование данных Анналов в сочетании с археологическими изысканиями, позволяет делать выводы о расположении, устройстве и степени важности паломнических центров раннесредневековой Ирландии9. Исследователи ирландского паломничества, сетуя на указанную лаконичность, помещают сведения Анналов на периферию своих обстоятельных обзоров, предпочитая задействовать более красноречивые свидетельства агиографии10 или археологических раскопок. Между тем, немногочисленные записи Анналов, касающиеся практики паломничества, уже в силу одной своей методичности открывают любопытную возможность реконструкции паломнического образа Ирландии периода VIII-XII вв. Первое свидетельство, которое возможно однозначно определить как свидетельство о паломничестве, если не считать знаменитого удаления Колумбы на остров Иону11, относится к 707 г.12, и, как представляется, важно рассмотреть феномен в рамках всего последующего «кельтского» периода ирландской церкви, ограниченного Федор Сергеевич Корандей, аспирант кафедры истории Древнего мира и Средних веков факультета истории и политических наук Тюменского государственного университета. Область научных интересов – медиевистика, ментальная география раннего средневековья, медиевистическое источниковедение. 1 Hughes K. Early Christian Ireland: Introduction to the Sources. N.-Y., 1972. P. 101. 2 MacNeill E. The authorship and structure of the Annals of Tigernach // Eriu. 1914. Vol. VII. P. 92, 101. 3 O'Rahilly T. F. Early Irish history and mythology. Dublin, 1946. P. 235-259, 501-512. 4 Hughes K. Early Christian Ireland… P. 114; Kelleher, J. Early Irish history and pseudo-history // Studia Hibernica. 1963. Vol. 3. P. 126. 5 Важнейшая рукопись, см.: Dublin, Trinity College Library, MS 1282 Dublin, Trinity College Library, MS 1282; датируется XV в.; о датировке см.: T. Abbott and E.Gwynn. Catalogue of Irish manuscripts in Trinity College Library. Dublin, 1921. P. 20. 6 The Annals of Ulster / CELT: Corpus of Electronic Texts: a project of University College, Cork // http: // www.ucc.ie/celt/published/G100001A/index.html; английский перевод, см.: The Annals of Ulster / CELT: Corpus of Electronic Texts // http: // www.ucc.ie/celt/published/T100001A/index.html; 7 The Annals of Ulster / Ed. S. Mac Airt & G. Mac Niocaill. Dublin, 1983. 8 Harbison P. Early Irish Pilgrim Archaelogy in the Dingle Peninsula // World Archaelogy. 1994. Vol. 26. № 1. P. 90. 9 Harbison P. Pilgrimage in Ireland. The Monuments and the People. L., 1991. P. 51-54. 10 Bitel L. Isle of Saints. Monastic Settlement and Christian Community in Early Ireland. N.-Y.; L., 1990. P. 233. 11 The Annals of Ulster. 563, 4 (далее, см.: AU). 12 AU 707, 6. 6 переходом островных архиепископств под юрисдикцию Рима, и захватом Ирландии норманнами (вторая половина XII в.) Может быть, в данном случае уместно говорить о возможности построения ментальной карты ирландского паломничества, памятуя о том, «что не только индивидуумы создают свою субъективную внутреннюю картину окружающего их пространства, сведения о котором они могут получить непосредственно. Группы людей, сообщества и коллективы также создают специфические в историческом и культурном отношении представления о пространственной структуре окружающего мира»13. Не говоря о фактологической, географической ценности такого подхода, в чем мы едва ли можем видеть задачу нашей нынешней работы14, мы, тем не менее, видим здесь возможность комплексного описания феномена ирландского «peregrinatio» (в общепринятом значении паломничества). Практика раннесредневековых путешествий к святыням всегда оставалась в тени знаменитого «exile» ирландцев. В известных нам работах, посвященных эволюции ирландского паломничества, исследователи, такие как, например, М. Нолан15, повествуя о паломничествах периода раннеирландской церкви, ограничиваются несколькими абзацами, справедливо полагая, что пик расцвета паломнического культа святынь острова относится ко времени, далекому от раннего средневековья16. И действительно, ни одно из тройки вошедших в историю самых знаменитых, доныне почитаемых паломнических мест Ирландии, ни Кроаг Патрик (Croagh Patrick) в гр. Майо, ни Аббатство Св. Креста (Holy Cross Abbey) в графстве Типперэри, ни даже Луг Дерг (Lough Derg) в графстве Донегал (европейски известное в средневековье Чистилище Св. Патрика), не упоминаются в качестве таковых в «Анналах Ульстера» исследуемого периода. Между тем, также оказывается весьма перспективным исследование проблем взаимоотношения рассмотренного выше монашеского «exile» ирландцев с разнообразными паломническими практиками, обозначаемыми в Анналах целым рядом терминов. Ставя проблему именно таким образом, Дж. Вудинг в своей работе17 рассматривает ирландское «peregrinatio» в контексте персональных, духовных и экономических обстоятельств путешествия каждого отдельного «peregrini», ограничиваясь, однако, анализом лишь монашеских паломничеств. Действительно, как мы уже видели, в монашеской идеологии ирландцев термин «peregrinatio» включал в себя круг значений несравненно больший, нежели просто паломничество к святому месту. Именно поэтому нам кажется необходимым сопоставление пространственных представлений монашеского «peregrinatio» c реалиями паломнических культов на острове. Ограничивая наш анализ практически свидетельствами одних Ульстерских Анналов, мы, таким образом, будем вынуждены смотреть на паломническую карту Ирландии с определенных позиций. С особенностями происхождения Анналов, которые частично были затронуты выше, связаны предпочтения составителей хроник (так, например, в «Анналах Ульстера» весьма редки Шенк Ф.Б. Ментальные карты: конструирование географического пространства в Европе от эпохи Просвещения до наших дней // НЛО. 2001. № 52. С. 52-55. 14 Ряд работ о ментальных установках ирландских географических сочинений принадлежит Т. O’Лахлину: О’Loughlin T. The view from Iona: Adomnan’s mental maps // Peritia. 1996. Vol.10. P. 98-122; О’Loughlin T. An early thirteenth-century map in Dublin: a window into the world of Giraldus Cambrensis // Imago Mundi. 1999. Vol. 51. P. 2439. 15 Nolan M. L. Irish pilgrimage // Annals of the Association of American Geographers. 1983. Vol. 73. P. 421-438. 16 Ibid. P. 424; также, см.: Carroll M. Irish Pilgrimage: Holy Wells and Popular Catholic Devotion. Baltimore, 1999; Cunningham B., Gillespie R. The Lough Derg Pilgrimage in the Age of the Counter-Reformation // Eire-Ireland. 2004. Vol.39. № 3 & 4. P. 167-179; Lehrhaupt L. Processional Aspects of Irish Pilgrimage // The Drama Review. 1985. Vol. 29, № 3. P. 48-64; Mould D. Irish pilgrimage. N.-Y., 1957. 17 Wooding J. Early Irish Peregrinatio – «Pilgrimage» or «exile»? // Jerusalem, Rome, Santiago, Ireland / International Сonference (Cork, July 26-29, 2000): Abstr. of Pap. // www.ucc.ie/acad/classics/pilgrimage/abstracts.html. 13 7 упоминания о собственно Ульстере, северной провинции острова)18. Роль Армага (Armagh), церковной столицы Ирландии рассматриваемого периода, в создании Анналов совершенно определенным образом повлияла на иерархию церковных территорий и священных мест, предстающую в свидетельствах «Анналов Ульстера». К. Хьюс отмечает проявившийся интерес Анналов к Армагу 780 г.19. Несомненно, отбор материалов, помещавшихся в хронику, велся из самого Армага. Наконец, политические интересы тесно связанной с Армагом династии Уи Нейлов, контролировавшей Ульстер до начала XII в., также в некоторые периоды оказывали воздействие на факт записи тех или иных событий20. Впрочем, указав на это, мы лишь фиксируем очевидный факт, что одновременный взгляд со всех сторон невозможен. Целесообразным в рамках поставленной задачи является исследование терминов, служащих в «Анналах Ульстера» определению тех или иных паломнических практик. Как кажется, в этом аспекте важен вопрос о различении Анналами рассмотренного выше монашеского «exile» и собственно паломничества, а также некоторых других практик, чья близость к семантике понятия позволяла авторам хроники определять их в сходных терминах. Затрагивая эту проблему, следует отметить, что «Анналы Ульстера», несколько раз несомненно сообщают о случаях монашеского «exile». Авторы записей, относящихся к 817, 818 и 849 гг., оперируют производными от латинского «exsilio»21, и также происходящим от латинского «longus, a, um» ирландским существительным «longais», что переводится как «удаление». Факты, изложенные, по крайней мере, в двух упомянутых записях (817, 849) очевидно могут трактоваться как случаи добровольного «exile» аббатов монастырей. На мысль об этом наводит, помимо употребления соответствующего термина, и отсутствие сообщения о конечном пункте пути странствующего аббата. Второй термин, «longais», на первый взгляд, близок по значению рассмотренному выше. Во всяком случае, издателями Анналов Ульстера, которым мы предпочитаем следовать, он переводится на английский тем же словом «exile», «удаляться в изгнание». Однако, события, изложенные в представленных записях Анналов, на наш взгляд, являют собой отражение процессов иных, нежели добровольное изгнание или «exile». В случае с записью под 796 г. сообщающей об «удалении» Кайпре, сына Фогертаха22, очевиден его насильственный характер. В данном случае это одна из многочисленных побед верховного короля Ирландии из рода Уи Нейлов, Доннхада, сына Домналла. Собственно, некоторые герои самого знаменитого произведения ирландского эпоса «Похищения Быка из Куальнге» повествуют о своем изгнании в тех же терминах23. Особый интерес представляет запись, помещенная под 818 г. и cообщающая об удалении в Мюнстер с реликвиями св. Мохтея аббата монастыря Лугмад (гр. Лоут)24. В Ирландии периода, предшествующего набегам викингов, была распространена практика, обозначаемая в Анналах термином «commotatio», от лат. «сommotio, onis» – движение, выступление в поход. Записи под 734 или 785 гг.25 сообщают о перемещении реликвий тех или иных святых в рамках определенной территории для обозрения. Как указывают исследователи, «сommotatio» Hughes K. Early Christian Ireland… P. 121. Ibid. P. 124. 20 Ibid. P. 124. 21 AU 817, 6; 849, 8. 22 AU 769, 5. 23 Táin Bó Cúalnge from the Book of Leinster // CELT: Corpus of Electronic Texts: a project of University College,Cork // http: // www.ucc.ie/celt; http: // www.ucc.ie/celt/published/G301035/index.html. P. 21: “Cia 'táim ane ar longais riam reme, dabiur bréthir, (ar Fergus), ná fuil i nHérind nó i nAlbain óclach mac samla Conchobuir” (ср. русс. пер. C. Шкунаева: «Хоть я и был изгнан оттуда, - молвил Фергус, - но клянусь, что в Ирландии и Щотландии не сыскать подобного Конхобару!»; цит. по кн.: Похищение Быка из Куальнге / Под. ред. T.А. Михаловой, C.В. Шкунаева. М., 1985. С. 150. 24 AU 818, 4. 25 AU 734, 3; 785, 2. 18 19 8 cовершалось в случае неких экстраординарных событий, постигших ту или иную территорию, в связи с чем, монастырские центры, являвшиеся хранителями реликвий, даже взимали определенную плату с жителей земель, испытывавших нужду в покровительстве святого 26. К. Хьюс, также указывала на возможные ритуальные, языческие по происхождению, истоки практики27. Не смотря на то, что случаи «сommotatio» постоянно фиксируются в «Анналах Ульстера» на протяжении предшествующего рассматриваемому событию столетия (несомненно под 668, 734, 743, 776, 784, 785, 790, 793, 794 гг.), существует иная возможность интерпретации записи под 818 г. Дело в том, что в ситуации постоянной опасности, связанной с началом агрессии викингов (с конца VIII в.), монастыри испытывают необходимость перенесения реликвий своих святых в более защищенные места «ne essent [reliquie] inter peccatores»28. Случай монастыря Лугмад в графстве Лоут29, на восточном побережье острова, может являться одним из первых свидетельств такого опыта. Действительно, в записях после 794 г. более не используется термин «commotatio», а после 818 г. зафиксирован ряд других сообщений (см. записи 824, 878 гг.) в которых говорится о реликвиях, оскверненных, или спасенных от осквернения язычниками 30. Однако, путешествие аббата Куану, отраженное в записи 818 г., скорее, находится в ряду других сообщений 811, 818, 829 гг., которые также повествуют о приходе глав крупнейших монастырей (Армага и Ионы) в те или иные области (Коннахт и Шотландия) с реликвиями их святых покровителей31. Логично усматривать в этих свидетельствах отражения той же самой практики «commotatio», если учитывать, что именно на этот период приходится окончание господства в «Анналах Ульстера» латинских записей. До 810 г. ирландский язык встречается в Анналах лишь вкраплениями, но затем, за период до 830 г. приобретает значение, по крайней мере, равного латыни. В записи 811 г. о путешествии Нуаду, аббата Ард Махи (Армага), говорится еще на латыни (migravit), но записи 818 и 829 г. сделаны уже на ирландском. С этой тенденцией можно связать исчезновение термина, обозначавшего практику, существовавшую и в дальнейший период. Таким образом, термин «longais» в Анналах Ульстера применяется к вынужденным путешествиям, не имеющим целью ни известное нам монашеское «странствие», ни, тем более, совершение традиционного паломничества. Наиболее ранним термином, встречающимся в Анналах Ульстера и имеющим непосредственное отношение к практике паломничества, является термин «bachall», «посох». Слово представляет собой плод заимствования и соответствующего преобразования латинского «baculus, i»32. В Анналах рассматриваемого периода, в контексте паломничества термин встречается четырежды (под 707, 782, 784 и 911 гг.)33. Контекст его употребления неизменен, «принятие посоха» обозначает удаление в паломничество. Первая и самая лаконичная запись, состоящая всего из трех слов, сообщает под 707 г., что Бекк Бойрьхе принял посох (Bachall Beicce Bairche)34. O‘Brian F. Hagiography of Leinster // MacNeill E. Essays and Studies. Dublin, 1940. P. 457. Hughes K. The Church in Early Irish Society. L., 1966. P. 168-169. 28 Vita sancti Ciarani de Saigir //Vitae Sanctorum Hiberniae / Ed. C.Plummer. Oxford, 1910. Vol.I. P. 355. 29 Ср.: «…Главные монастыри в графстве Лоут (Louth) лежали внутри контролируемых викингами территорий» (пер. наш по изд.: O’Corrain D. The Vikings & Ireland // CELT: Corpus of Electronic Texts: a project of University College, Cork /www.ucc.ie/celt/General%20Vikings%20in%20Ireland.pdf. P. 52). 30 AU 824,2; 878, 9. 31 AU 811,1; 818,5; 829,3. 32 Льюис Г., Педерсен Х. Краткая сравнительная грамматика кельтских языков. М., 2002. C. 79. 33 AU 707, 6; 782, 2; 784, 5; 911, 4. 34 В транскрипции имени короля Ульстера (ум. 718), мы следуем Г. В. Бондаренко // Бондаренко Г. В. Мифология пространства Древней Ирландии. M., 2003. С. 258. 26 27 9 Посох, или жезл, как символ пастырской власти священника имел чрезвычайно важное значение в символике ирландской церкви. Впрочем, в большинстве случаев, а самый важный материал для понимания контекста употребления термина содержится в агиографии ирландских святых, термин «bachall», или «bachail» «лучше трактовать как «жезл» (staff), чем как «посох» (crosier)35. Ч. Пламмер в обширном предисловии к своему изданию «Vitae Sanctorum Hiberniae» посвятил символике посоха несколько страниц, продемонстрировав ее специфически ирландское преломление36. В житиях ирландских святых властной и страннической символикам посоха неизменно сопутствует языческая по происхождению магическая символика. Тот же Пламмер, или недавний «Указатель мотивов житий ирландских святых»37 иллюстрируют это положение десятками примеров. Нас более всего интересуют случаи, когда в житиях невозможно провести разграничения между символиками «жезла» и «посоха», и эти символические функции словно бы наслаиваются друг на друга в различных пропорциях. Несомненно, наибольшую важность для нашего исследования представляют примеры, актуализирующие в качестве основной символики символику странствия. В этом смысле замечательным, например, является рассказ агиографа об одном эпизоде паломничества Св. Аббана в Рим 38. В XVII главе жития описывается возвращение святого в Гибернию после первого посещения Рима. В данном случае функция посоха как средства опоры странника, помогающего ему преодолевать реальное, земное пространство, совмещается с функцией преодоления пространства сакрального, посох одновременно является орудием Божьей воли, тем самым чудесным объектом, «marvellous object»39, в котором легко угадывается его языческое происхождение. «… и увидел [святой] огромную волну уже направляющуюся к нему из средины моря, и в высоту в образе гор (in modum collis) поднявшуюся, и угрожающую [на] близлежащую землю перейти. Увидевший эту опасность святой, вспомнил слова Господа, сказавшего: «Когда же услышите войны, то не ужасайтесь…»40. Хотя по правде, тем, что видится, [человек] устрашается несколько более, чем тем, что слышится, и его человеческая природа была слаба к ужасному смятению, видеть вздымающуюся бездну и не бежать ее. И был он вынужден крепко поставить себя в сражение против волны. Блаженный муж, подняв руки к небу, поместил свой посох под свои стопы [sub plantis]. И, не заботясь более об опасности, просил Христа, чтобы тот в море землю пригодную для нужд человеческих явил. Что же еще? Волна близкого берега не достигла, но раба Божия на посохе его увлекла в море…». Далее св. Аббан не просто преодолевает на посохе пространство моря, отделяющего Рим от Ирландии, но вступает в его сакральное измерение, подвергаясь искусительным нападкам «толпы демонов» (turba demonum) и принимая защиту Ангела, который предсказывает Аббану свершение еще трех паломничеств в Рим. В житиях важна функция посоха как символа епископской власти, и духовной власти в широком смысле, способности сотворения чудес во имя Господне. В некоторых случаях, святой, 35 Towill E.S. The Isle of Youth and the Baculus Iesu // Folklore. 1979. Vol. 90. P. 56. Plummer C. Heathen folk-lore and mythology//Vitae Sanctorum Hiberniae. Oxford, 1910. Vol.I. P. 174-175. 37 Bray D.A. A list of motifs in the Lives of the Early Irish Saints. Helsinki, 1992. P. 30. 38 В ирландской традиции можно обнаружить двух святых с таким именем, причем первый признается современником св. Патрика (V в.), а второй – св. Брендана и Колумбы (конец VI в.). Чарльз Пламмер был склонен относить героя изданного им латинского жития, скорее, ко второму периоду. Создатели же самого жития, дошедшего в манускрипте XVII в., приписывали своему герою факты из жизни обоих, заявляя, что он прожил 310 или 317 лет. См.: Plummer C. The separate Lives // Vitae Sanctorum Hiberniae. Oxford, 1910. Vol.I. P.25. 39 Bray D.A. A list of motifs…P. 30. 40 Лк 21,9. Это место в синодальном переводе звучит как: «Когда же услышите о войнах и смятениях не ужасайтесь, ибо этому надлежит быть прежде: но не тотчас конец…». 36 10 утративший посох, утрачивает и способность передвигаться, и в этом возможно усматривать не только факт физической немощи, но и немощи статусной. Адамнан в «Житии Колумбы» (VIII в.) рассказывает о св. Кайннехе, забывшем свой посох на острове Иона, в обители св. Колумбана. Кайннех не двигался с места до тех пор, пока не вернул себе посох молитвой 41. Посох, таким образом, неизменный атрибут святого. Самым знаменитым посохом являлся посох св. Патрика – bachall Isa, называемый так, потому что был дан святому самим Иисусом. Он входил в число самых почитаемых реликвий Армага и, как символ церковного сюзеренитета, в разное время служил объектом притязаний различных династий42. Об этом неоднократно (789, 1013, 1015) повествуют «Анналы Ульстера»43. Выше обозначенные контексты, кажется, важно учитывать при рассмотрении нашего термина. Впрочем, лаконичность Анналов не предоставляет возможностей для широких интерпретаций, и мы можем фиксировать под термином «bachall» лишь отречение королей от земного правления в пользу паломнического путешествия в места, славные своей святостью. Вторым по хронологии и частоте использования паломническим термином, встречающимся в «Анналах Ульстера» является собственно латинский термин «peregrinatio». Мы встречаем его в записях интересующего нас периода под 714, 782, 929, 1004, 1063, 1073, 1098 и 1103 гг44. В абсолютном большинстве случаев термином обозначается уже рассматривавшаяся практика удаления в паломничество представителей знати, и, на первый взгляд, между исследуемыми терминами, кажется, невозможно усмотреть принципиального различия. Однако, существуют случаи, когда термины носят взаимодополняющий характер. Именно таким образом, под 782 г. «Анналы Ульстера» повествуют об удалении в паломничество короля Коннахта Артгейла (ум. 791) (Bachall Artgaile m. Cathail regis Connacht & perigrinatio eius in sequenti anno ad insolam Ie)45. Важно отметить, что «принятие посоха» (bachall) Артгейлом не означает немедленного его удаления в «peregrinatio», которое происходит лишь «на следующий год» (sequenti anno), но свидетельствует лишь о принятии статуса паломника, то есть об отречении. В Анналах нам неизвестны также случаи, когда термин «bachall» в его паломническом контексте применялся к представителям духовной власти 46. Cвидетельства Анналов о паломничествах глав монастырских общин (714, 929, 1004, 1098, 1103), впрочем, как и представителей королевских родов (782, 1063, 1073), оперируют термином «peregrinatio». Сообщения стереотипны, паломничество предпринимается в конце жизни, и паломник, как правило, обретает покой (in perigrinatione quieuit) в одной из священных обителей Ирландии, например, как в овеянных особым трепетом сообщениях, связанных с паломничеством в Рим. Сообщение под 929 г. гласит: «Кейле, наследник Комгейлла, писатель и анахорет и апостольский доктор всей Гибернии, на пятьдесят девятом году жизни своей, в восемнадцатый день до октябрьских Календ, счастливо упокоился в паломничестве, в Риме». «Ailithre» – третий термин, употребляемый «Анналами Ульстера» для отражения паломнической практики, включается в наиболее широкий повествовательный контекст. 41 The Life of Columba, written by Adamnan / Ed.W. Reeves / CELT: Corpus of Electronic Texts: a project of University College Cork // http: // www.ucc.ie/celt/published/L201040/index.html. 42 Doherty C. The cult of St. Patrick and the politics of Armagh in the seventh century // Ireland and northern France AD 600-850. Dublin, 1991. P. 53-94. 43 AU 789, 17; 1013,1; 1015,7. 44 AU 714, 8; 782, 2; 929, 3; 1004, 1; 1063, 1; 1073, 1; 1098, 7; 1103,8. 45 AU 782, 2. 46 Авторы Анналов, сообщая известия о паломничествах церковных иерархов, упоминали глав монастырских общин в Анналах Ульстера, используя термины «comarba (corab)», «наследник», и «aircinnech (erenagh)», «глава». Джеймс Кенни в своем классическом труде объяснял эти термины следующим образом: «К одиннадцатому веку… в церкви, аббат… понимался как «comarba», «наследник» святого основатель, или, если церковь не была основана непосредственно святым, как «aircinnech» или ее «глава», см.: Kenney J.F. Sources for the Early History of Ireland. N.-Y., 1929. P. 747. 11 Этимологически термин восходит к двум древнеирландским основам – «aile», «другой, еще один», и «tнr» «земля», и обыкновенно употребляется в ирландских текстах в качестве эквивалента латинскому «peregrinatio»47. Термин впервые фиксируется в Анналах позже двух предыдущих (871 г.), и, как можно видеть, впоследствии доминирует, принимая на себя их значения. Производными «ailithre» обозначаются рассмотренные выше паломничества королей и членов королевских семей (975, 1026, 1027, 1030, 1037, 1043, 1051, 1060, 1064, 1118, 1186, 1188)48, а также паломничества духовных особ (871, 928, 989, 1057, 1122, 1123, 1168, 1173)49. Из контекста употребления термина можно сделать некоторые выводы относительно характера паломнической практики королей Ирландии: часто под обозначением «ailithre», таковой практикой, однако, отнюдь не исчерпываясь, скрывается насильственное удаление свергнутого короля в монастырь50. Итак, мы установили, что составители «Анналов Ульстера» понимают под соответствующими терминами, по крайней мере, несколько видов практик, так или иначе, определяемых как паломничества. Выполненный выше очерк групп паломнических терминов, как кажется, дает некоторое представление об участниках и об историческом контексте таких путешествий, в свою очередь, важном для составителей Анналов. В некоторых случаях, мы можем с уверенностью констатировать внешние факторы, побудившие ту или иную персону принять паломнический статус и двинуться в путь, однако, мы едва ли можем быть точны, когда внешняя причина путешествия для нас скрыта. Анналы, кажется, не предоставляют нам свидетельств самих паломников об их опыте, впечатлениях и побудительных мотивах. Обращаясь, далее, непосредственно к отражению практики паломничества в Анналах, мы, конечно, должны понимать, что по самой своей природе источник этот содержит в себе информацию лишь об определенных стратах существования социума, и, в этом аспекте, ценен, прежде всего, свидетельствами об институте королевских паломничеств. Исключительный характер такой практики обращает на себя внимание, прежде всего принципиальной несводимостью к тем особенностям ирландского паломничества, которые мы рассматривали раньше. Королевское паломничество невозможно рассматривать в контексте, например, теории массовых паломнических движений, в особенности, столь важной для западного понимания вопроса теории Тернеров, исходящей из рассмотрения, в т.ч., и христианского паломничества, как «лиминального» процесса, восходящего к доисторическим ритуалам инициации51. Совершенно очевидно, что основная идея Тернеров об исчезновении социальной иерархии внутри группы пилигримов, погруженных в чуждую территориальную среду, и состоянии «communitas»52, которую консолидированная таким образом группа, испытывает в акте приближения к сакральному, не выдерживает критики в аспекте королевских паломничеств, ориентированных, прежде всего, на осуществление существующего социального порядка53. 47 Rekdal J-E. The Irish Ideal of Pilgrimage as Reflected in the Tradition of Colum Cille (Columba) // Procеedings of the Third Symposium of Societas Celtologica Nordica (Oslo, 1-2 November 1991). Uppsala, 1994. P. 69. 48 AU 975, 2; 1026, 5; 1027, 1; 1030, 7; 1037, 1; 1043, 1; 1051, 4; 1060, 8; 1064, 4; 1118, 7; 1118, 9; 1186, 9; 1188, 4 ; 1188, 7. 49 AU 871, 8; 928, 7; 989, 1; 1057, 4; 1122, 6; 1123, 3; 1168, 2; 1173, 2. 50 AU 1064, 4; 1118, 9. 51 См. важнейшую работу: Turner V. & E. Image and Pilgrimage in Christian Culture: Anthropоlogical Perspectives. N.Y., 1995. 52 Turner V. The Center out There: Pilgrim’s Goal // History of Religions. 1973. Vol. 12. № 3. P. 192: «...это свойство в продолжительных паломничествах становится отчетливым в той мере, в какой окружающая социальная среда проникает в существующую в группе социальную иерархию» (пер. наш – Ф.К.). 53 Vinsent N. The pilgrimages of the Angevin kings of England 1154–1272 // Pilgrimage. The English Experience from Becket to Bunyan. Cambridge, 2002. P. 14-16: «очевидно, что такие концепты, как «transience» и «communitas» не могут быть столь просто применены к опыту паломничества английских королей»; «Свидетельства, относящиеся еще к дописьменному периоду, позволяют утверждать, что социальным элитам доисторической (prehistoric) 12 В этом аспекте, важной кажется возможность реконструкции восприятия феномена паломничества составителями Анналов, обнаруживающаяся в представлениях последних о пространстве, в котором оно происходит. Анализ сообщений Анналов позволяет реконструировать несколько образов паломнического пространства, лежащих, прежде всего, в сфере социально-политического устройства Ирландии, и именно с этой, не столь часто рассматриваемой позиции, отражающих, на наш взгляд, фундаментальные установки практики паломничества внутри острова. Образ паломнической Ирландии в Анналах удобно укладывается в систему оппозиций, касающихся, в первую очередь, направления движения пилигримов. Сообщаемые анналистами сведения об отправляющихся в паломничество жителях острова и, наоборот, о паломниках, приходящих извне54, cоотносятся с ключевым для ментальной географии положением, что пространственная информация, сообщаемая респондентами, зависит от «расстояния респондентов от источника информации, физико-географического характера исследуемого пространства, силы (размера) информативного сигнала и близости источника информации к побережью или границе исследуемой области»55. В системе ирландского паломничества передвигаются, прежде всего, жители острова, определяемые своеобразным адресом, состоящим из личного и родового имен, а также топографически и / или генеалогически привязанного титула, отражающего высокое социальное положение человека. Адрес, зачастую не меняется вместе с обстоятельствами жизни его носителя, являясь словно бы постоянной идентификационной единицей. «Артгейл, сын Катала, король Коннахта, принял посох и отправился в следующем году на остров И(она)» (AU 782, 2). Напротив, не включенные в систему сложного племенного устройства острова пришлые пилигримы, которые появляются на страницах Анналов в единичных записях (887, 913, 1118), естественно, не имеют идентификационного адреса и представляют для составителя записи интерес не как паломники, но как носители опосредованной, добавочной информации, приносимой путешественником извне56. Пространство, в котором совершаются путешествия, определяется в Анналах двумя полюсами – местом, откуда отправляется паломник и, соответственно, местом его назначения. Очевидно, можно утверждать, что составителей Анналов интересуют, в первую очередь, имя человека, отправляющегося в паломничество, и, неразрывно с этим, его родовая принадлежность, определяющая место проживания и социальный статус. Поэтому, иногда приходится приложить некоторые усилия (в нашем случае, не всегда успешные), для того, чтобы предположить географическое положение, местность, из которой тот или иной паломник отправляется в свое путешествие. Место исхода паломников (королей, представителей королевских династий и церковных иерархов), интегрированных в социальную систему острова, заменяется их идентификационным адресом. «Катал, сын Руадри (Cathal m. Ruaidri), король западного Коннахта, умер в своем паломничестве в Ард Махе» (AU 1043, 1). Хотя Анналы повествуют, главным образом, об исторической персоне, совершающей, или вынужденной принять паломничество, и, не всегда упоминают место, в которое она Британии был гарантирован совершенно отдельный от всего остального потока паломников доступ к святыням» (пер. наш – Ф.К.). 54 Такие случаи единичны, см.: AU 887, 3; 913, 8; 1118, 7; 55 Пацион М. Информативность и морфология когнитивных («ментальных») карт // Картография. Вып. 1. Зарубежные концепции и направления исследований. Сб. пер. стат. М., 1983. C. 17. 56 AU 887, 3: «Письмо пришло в Ирландию (n-Erenn) с пилигримом с «Законом Воскресенья» (Cain Domnaigh) и другими добрыми наставлениями» (пер. здесь и далее, наш – Ф.К.); AU 1118, 7: «Примечательную историю рассказали пилигримы, что было в Альпах великое трясение, что разрушило много городов, и людей в них убило. Другая примечательная история в Ирландии, о том, что морская женщина была поймана в Корах Лисайрглинн в Осрайге, и другая в Порт Лайрге». 13 направляется57 (пример 1027 г.: «Руадри, сын Фогертаха, король Южной Бреги, умер в своем паломничестве».), все же, в большинстве случаев, место паломничества имеет важнейшее значение. Следующая оппозиция, формирующая в Анналах образ паломничества - оппозиция между разнообразным множеством идентификационных адресов паломников и названиями нескольких ирландских обителей, в которые они направляются. Высокопоставленный паломник в Анналах выступает, как правило, представителем некоторой области, размеры которой варьируются от одного монастыря (как в случаях с представителями монашеских общин) до главенства над целой пятиной58, или, в последний период независимости острова, даже частью Ирландии59. Свидетельства же о местах паломничества ограничиваются собственно названиями обителей, выступающими на протяжении столетий константами в бурной истории острова. Географический образ ирландского паломничества, в этом смысле формируется по центро-периферийной схеме, и здесь уместно вспомнить предложенную Н. Замятиной типологизацию контекстов географической информации60. В нашем случае, кажется, контекст упоминания географических названий в Анналах дрейфует от планиметрического контекста, в котором географические образы представимы как геометрические элементы плоскости, к рельефному или гравитационному контексту. В нем, как известно, «образ одного географического объекта (периферия) формируется информацией, как бы «скатывающейся» с вершины другого (центр)»61. Наиболее очевидным такое положение вещей предстает в свидетельствах Анналов о путешествиях ирландцев в Рим. Ореол престола Св. Петра придает значительности предсмертным паломничествам властителя небольшого королевства Гайленги62, свергнутого короля Мюнстера63 и «наследника» Армага64. Обращаясь непосредственно к географии паломничеств в «Анналах Ульстера», следует снова отметить, что сведения об их маршрутах ограничены предполагаемым районом отправления, с одной стороны, и местом, куда паломничество совершается, с другой. Исследование направлений паломнических маршрутов в Анналах Ульстера возможно на основе рассмотрения содержащихся в свидетельствах топонимов и этнонимов, в тех случаях, когда есть возможность соотнести их с определенной территорией. В этом аспекте, мы исходим из несомненного интереса составителей Анналов к обозначению родства и племенной принадлежности паломника и, соответственно, к обозначению места, из которого он происходит. Как можно видеть, преобладание тех или иных направлений в ирландском паломничестве связано с основными этапами развития и усложнения территориального деления церкви острова. Первые свидетельства, сообщающие географическую информацию о паломничествах, относятся к последней трети VIII в.65., но подавляющее большинство их ограничивается лишь фактом паломничества представителя определенной территории и, таким образом, может гипотетически рассматриваться в рамках практики «exile». AU 707, 6; 782, 2; 784, 5; 911, 4; 1026, 5; 1027, 1; 1057, 4; 1060, 8 и др. AU 1064, 4. 59 AU 1173, 2. 60 Замятина Н. Форпост в центре окраины. Социально-политическая контекстность географической информации // Логос. 2005. № 1. С. 245-256. 61 Замятина Н. Форпост в центре окраины… С. 246-247. 62 AU 1051, 4: «Лайдкнен, сын Маэлана, король Гайленги, со своей королевой, то есть с дочерью Гота, ушел в паломничество в Рим и [там] умер». 63 AU 1064, 4: «Доннхад, из рода Брианов, верховный король Мюнстера, был свергнут и умер в Риме в паломничестве (do athrigadh & do ec i Roim ina ailitr)». 64 AU 1157, 5: «Конхобар, сын Мак Конайле, аббат монастыря св. Петра и Павла и наследник Патрика, умер в Риме, после исповеди у наследника Петра». 65 AU 782, 2. 57 58 14 Как бы то ни было, следующее свидетельство, несущее отчетливую географическую информацию как о территориальной идентичности паломника, так и месте, в которое он направляется, относится лишь к X в.66 (сообщения о путешествии в Рим и смерти в Риме Кейле «наследника Комгейла», епископа монастыря Бангор на северо-востоке Ирландии). Сообщения открываемого этим известием периода отражают ключевую роль Армага в церковной иерархии Ирландии. По количеству свидетельств в «Анналах Ульстера», Армаг может поспорить в своей роли паломнического центра лишь с Римом. Прежде всего, необходимо отметить разнообразие территорий, представители которых посещают, принимая предсмертное отпущение грехов, Армаг на протяжении всего XI–начала XII вв. Мы встречаем представителей монастырей Клонмакнойс (comarba Ciarain) 67(гр. Оффали), Килкенни (comarba Cainnigh)68 и Ард Бо (airchinnech Arda Bó) (гр. Тирон)69, а также королей и представителей королевских родов из Коннахта70 и Мюнстера71. Исторический пример Армага (Анналы именуют церковную столицу острова Ard Macha, хорошо известен еще более говорящий, латинизированный вариант Altum Machae72) подтверждает наши предположения о «рельефной» природе ирландского ментального ландшафта. В самом деле, оба варианта (в имени Ард Махи скрыто имя известной в эпосе ирландской богини войны73) указывают на возвышенное, как в ландшафтном, так и в сакральном смысле, положение города. Сакральное значение холма Махи, безусловно, происходит из времен, предшествующих основанию Ард Махи св. Патриком74. Практика возведения монастырских центров в местах, наследующих культовые традиции языческой эпохи определялась самим характером христианизации «племенного, сельского, иерархического и родового» общества Ирландии 75. О возможности «если и не абсолютно точно доказать это в каждом конкретном случае, то все же подтвердить важными наблюдениями» говорил С.В. Шкунаев, указывавший на факты расположения большинства ирландских монастырей в тех же местах, где находились священные места и центры друидов, «имевшие общенациональный надплеменной характер»76. Церковная столица Ирландии была основана св. Патриком в непосредственной близости от места расположения Эмайн Махи, легендарной, воспетой во множестве эпических сказаний столицы уладов, на месте священной рощи, извеcтной последующей традиции (эпос сообщает об Ард Махе, бывшей «в те дни лесом») 77. Для нас важна «консолидирующая» функция Эмайн Махи как священного места: традиция предписывала обязательное присутствие уладов в Эмайн Махе в праздники, что обеспечивало сакральную сохранность племени как единого целого. 66 AU 928, 7; 929, 3. AU 989, 1. 68 AU 1004, 1. 69 AU 1103,8. 70 AU 1037, 1; 1043, 1; 1063, 1. 71 AU 1073,1. 72 Cм. определяющий справочник по ирландской топонимике: Hogan E. Onomasticon Goedelicum. Dublin, 1910 // http: // minerva.ucc.ie:6336 / dynaweb / locus / dictionary; Также ср.: ardd macha; Á. Machae, Á Mache, A. Mathe, Art Mache, Altitudo Machae, Altum Machae. 73 См., например, сагу «Сватовство к Эмер»: «…от имени Махи и говорится Эмайн на равнине Махи» (цит. по кн.: Похищение Быка из Куальнге / Под. ред. T.А.Михаловой, C.В. Шкунаева. М., 1985. С. 39. 74 АU 444,1. 75 Binchy D. A. Celtic and Anglo-Saxon kingship. Oxford, 1970. P. 5 (цит. по: Бондаренко Г. В. Мифология пространства… С. 50). 76 Шкунаев С.В. Герои и хранители ирландских преданий // Предания и мифы средневековой Ирландии. М., 1991. С. 13. 77 Irishe Texte / ed. by Windish & Stokes. Leipzig, 1887.Vol. II. P. 178 (цит. по кн.: Plummer C. Heathen folk-lore and mythology // Vitae Sanctorum Hiberniae. Oxford, 1910. Vol.I. P. 155). 67 15 «Тот из уладов, кто в канун праздника не придет в Эмайн Маху, теряет разум, и уже на следующий день быть ему погребенным в могиле, под курганом и могильной плитой»78. Преемственность Ард Махи (Армага) как священного центра всей Ирландии от предыдущих, языческих столиц также подчеркивается традицией. Св. Патрик, устремившийся перед смертью в Армаг, и этот пример, как мы видим в Анналах, был в полной мере воспринят его соотечественниками, ставит любезную его душе обитель в пару с «Эмайн героев», которая «должна была опустеть»79. Известны также слова Энгуса Келе Де: «Cгинула мощная крепость Тары со смертью ее владык; с книгами мудрецов живет великая Арма»80. Указанные слова Патрика звучат в разговоре с Ангелом, явившимся святому на дороге в Армаг. Легенда воспроизводится также в законодательном документе VII – начала VIII вв., «Liber Angeli», cлужившем юридическим основанием церковной прерогативы Армага. Хотя в период создания документа книжные претензии Армага на полное главенство в ирландской церкви несколько расходились с реальным положением дел 81, «Книга Ангела» содержит в себе основание той идеологии, которая приведет этот духовный центр к отраженной в Анналах славе периода XI–начала XII вв.82. Ангел подтверждает претензии столицы «наследников Патрика» в территориальном смысле. Епископ Армага, называемый в источниках также archiepiscopus, что не имело привычного смысла в рамках автономной и не подчиненной иерархии Рима ирландской церкви83, мыслился, тем не менее, главой всей ирландской церкви как единой парохии 84, подобно тому, как сюзеренитет не имевших до начала XI в. реальной власти верховных королей Ирландии признавался королями провинций85. «Сверх того, каждая свободная церковь, и (ee) город, основанный властью епископа, на всем острове Ирландцев, и каждое место там которое называется domnach86, соответственно с милостью Всемогущего Бога святому доктору и соответственно словам Ангела должны быть в особом единстве (speciale societate) с понтификом Патриком и наследниками престола его (heredis cathedrae eius) в Ард Махе, потому что Господь даровал ему весь остров»87. Армаг в «Книге Ангела» выступает верховной инстанцией в церковных делах всей Ирландии и находится лишь ступенью ниже самого Рима: «Если же будет поднят весьма сложный вопрос, и все судьи племен ирландцев не будут знать его решения, то по правде следует отнести его к престолу ирландского архиепископа, т. е. Патрика, к расследованию этим епископом. Однако же, если и этим мудрым человеком суть вышеуказанного спора не будет легко решена, мы указываем, что дело должно быть отослано к епархии апостольской, какая есть престол апостола Петра, власть которого в городе Риме»88. В утверждении церковного сюзеренитета, помимо находящейся в кафедральном соборе Армага могилы «апостола Ирландии» Патрика, весьма важны также принесенные 78 Tidings of Conchobar mac Nessa / Ed. W.Stokes // Eriu. 1910. Vol. IV. P. 26. On the Life of St. Patrick (Leabhar Breac) / Trans. by W. Stokes // CELT: Corpus of Electronic Texts: a project of University College, Cork/ http: // www.ucc.ie / celt / published / T201009/index.html. P. 45-47. 80 Felire Oengusso Celi De /Ed. by W. Stokes. Dublin, 1984. P. 10 (цит по кн.: Бондаренко Г. В. Мифология пространства Древней Ирландии. М., 2003. С. 28-29). 81 Hughes K. The Church …. P. 113. 82 Howlett D. The structure of the Liber Angeli // Peritia. 1998. Vol. 12. P. 253. 83 Hughes K. The Church…P. 114. 84 Liber Angeli // Hughes K. The Church…P. 276: «Господь Бог дал все племена Ирландцев образом парохии (paruchia) тебе и городу твоему, что зовется Ardd Machae на языке ирландцев». 85 Hughes K. The Church…P. 112. 86 Термин происходит от лат. «dominicum», «церковное здание»; ср.: Бондаренко Г. В. Мифология пространства… С. 339. 87 Bieler L. The Patrician texts in the Book of Armagh. Dublin, 1979. P. 188; также, см.: Hughes К. The Church… P. 278. 88 Ibid. P. 279. 79 16 «пилигримами из-за моря» реликвии Св. Петра и Павла, Св. Стефена и Св. Лаврентия89. В XI в., когда Анналы фиксируют пик паломничеств в Армаг, церковный сюзеренитет церкви Св. Патрика признаваем современниками очевиднее, чем когда бы то ни было. Окончание тяжелейшей поры викингов в истории Ирландии ознаменовалось тем, что верховный статус Армага был подтвержден Брианом Бору (941–1014), верховным королем Ирландии, возглавившим ирландцев в битве при Клонтарфе (1014). В данный период Анналы фиксируют также беспрецедентное увеличение числа паломничеств в Рим. Главным, привлекающим к этому факту внимание обстоятельством является большое количество королевских паломничеств90. Действительно, как писала К. Хьюс, представители церкви и раньше находили возможность совершить паломничество к престолу Св. Петра, но лишь в XI в. обычай королевских паломничеств к местным святыням Ирландии проложил путь новому обычаю – путешествию в Рим 91. Сопоставление данных записей со свидетельствами других Анналов приоткрывает некоторые аспекты практики королевских паломничеств в Рим этого периода. Так, например, кажется очевидным, что на время отсутствия паломников власть в королевствах возлагалась на их сыновей. Под 1028 г. «Анналы Ульстера» сообщают об удалении в паломничество короля Дублина Ситрика, и короля Бреги Фланнагана Уа Келлайг (AU 1028, 7). Другие Анналы (Анналы Лох Ке)92 сообщают затем, что сын Ситрика, Амлайб, был захвачен королем из династии Уа Риагайн, также королем Бреги. Последний, в дальнейшем, был убит Домналлом Уа Келлайг93 в процессе возвращения династией королевской власти, утраченной вследствие отправления в паломничество Фланнагана Уа Келлайг. «Анналы Ульстера»94 под 1030–1031 гг. также весьма лаконично сообщают о путешествии в Рим короля Айлеха Флайбертаха из династии Уа Нейл. Однако Анналы Инисфаллена95 содержат в сообщении о возвращении короля слова – «взял Айлех снова»96, что можно рассматривать как утрату им на время путешествия королевской власти. О. Гвинн указывал, что распространение практики связано с освобождением в 1027 г. пути в Рим через посредничество императора Священной Римской Империи Конрада II97. Возрождение в этот период обычая королевских паломничеств в Рим способствовало установлению контактов ирландских дворов с реформаторами католической церкви, Львом IX и его последователями, повлиявших, в свою очередь, на проведение реформы самой ирландской церкви. Паломническая карта следующего, XII в., отражает изменения территориального деления и иерархии монастырей на острове, связанные с реформаторскими решениями синодов в Ратбреасайл (1111) и Келлс (1152). Важнейшей иллюстрацией развития реформаторских идей в среде самих ирландцев, без сомнения, связанной с вышеупомянутой тенденцией, может служить трактат епископа Лимерика Гильберта, бывшего папским легатом и выступавшего перед синодом в Ратбреасайл. Трактат «De statu Ecclesiae» (о строении Церкви), являвшийся, по словам Дж. Уотта, на тот момент, «единственным образцом григорианской литературы в Ирландии»98, сопровождается письмом к главам ирландской церкви, и, кажется, содержит в себе 89 Ibid. P. 278; Doherty C. The cult of St. Patrick and the politics of Armagh in the seventh century // Ireland and northern France AD 600-850. Dublin, 1991. P. 53-94; Ryan J. The Early Irish Church and the See of Peter // Medieval Studies presented to Abrew Gwynn. Dublin. 1961. P. 4. 90 AU 1028, 7; 1031, 1; 1054,4; 1034, 2; 1064, 4. 91 Hughes K. The Church…P. 255, 256. 92 Annals of Loch Cé A.D.1014-1590 / CELT: Corpus of Electronic Texts: a project of University College Cork / http: // www.ucc.ie/celt/published/T100010A/index.html. 93 LC 1032, 1. 94 AU 1030, 4; 1031, 1. 95 Annals of Inisfallen / CELT: Corpus of Electronic Texts: a project of University College Cork // http: // www.ucc.ie/celt/published/T100004/index.html. 96 AI 1034, 8. 97 Gwynn A. Ireland and the Continent in the eleventh century // Irish Historical Studies. 1953. Vol. 8. Р. 197. 98 Watt J.A. The Church and the two Nations in Medieval Ireland. Cambridge, 1970. P. 13. 17 ключевую для понимания момента идею. Целью реформаторов объявляется изменение «противоречивых и раскольных порядков, которыми вся почти Гиберния одурачена» и подчинение их единому Римскому католическому обряду (ut diversi et schismatici illi ordines, quibus Hibernia pene tota delusa est, uni catholico et Romano cedant Officio)99. По решению Синода в Ратбреасайл были установлены «eпархии или диоцезы»100 епископов Ирландии. Каждое из двух архиепископств, образованных вокруг Армага и Кашеля (столицы Мюнстера) было поделено, в свою очередь, на двенадцать епископств. Причину выбора этого, в достаточной мере, произвольного числа некоторые исследователи усматривают в идеологическом воздействии на творцов реформы представителей Кентербери. Таким образом, на Ирландию был перенесена схема, по которой некогда были созданы епископства Британии. Григорий I наставлял Августина разделить остров на две части и назначить в каждой двенадцать епископов. Перенесение это, впрочем, оказалось не совсем удачным и потребовало собрания в Уснехе, где были внесены изменения в деление области Миде101. Практически неколебимая доселе паломническая монополия Армага сменяется разнообразием монастырских центров, большинство из которых приобретает во время реформы значение центра епископства. Так, в 1122 г.102 впервые встречаем упоминание о внутриирландском паломничестве епископа Армага, который «в торжестве умерщвления плоти и раскаяния» отправляется в пустынь Дайре. С изменением структуры территории и появлением множества центров взгляд составителей Анналов из Армага словно бы становится четче, и позволяет рассматривать недосягамые до того момента территории. Так, анналист отмечает путешествия 1123 г.103 и 1168 г.104, соответственно, в Лисмор и Кунг. Впрочем, последнее сообщение относится уже к периоду после реформы Синода в Келлс (1152), фактически завершившего создание структуры диоцезов Ирландии. «Мы находим в анналах упоминание лишь о двух архиепископах Ирландии, а именно, об архиепископе Ард Махи и архиепископе Кашеля, вплоть до тех времен, покуда не прибыл в Ирландию в году Христовом 1152 Кардинал Иоаннесс Папирон» писал, на основаниии сообщения в «старинной книге из Клуайн Эйднах (Clonenagh)» знаменитый ирландский историк XVII в.105 «Хотя для Ирландии было бы достаточно иметь паллиум в Ард Махе и паллиум в Кашеле, и частично это было не согласно с церковью в Ард Махе и церковью в Дун да Леатглайс (гр. Даун), что другие паллии были даны, кроме одного Ард Махе и одного Кашелю, как старинная книга из [Клуайн Эйднах] … объясняет дело». Вручение паллиумов четырем архиепископствам (в Армаге, Дублине, Туаме (Коннахт) и Кашеле) и новое территориальное деление, совпадавшее с территорией ирландских провинций, отразилось и в паломнической карте, реконструируемой на основе «Анналов Ульстера». Сообщения 1168 и 1173 гг.106. отмечают в статусе высокопоставленных паломников, о путешествиях которых повествуют, их епископскую власть над частями Ирландии, соответствующими делению 1152 г. Епископ монастыря в [Эльфине Elphin] (Roscommon) именуется «старшим в мудрости и старине всего Запада Ирландии» (sui 99 Gilberti Lunicensis ad episcopos Hiberniae de usu ecclesiastico // Patrologia Latina cursus completus / Acc. J. Mighe. Vol.159. P. 996. 100 Keating G. The History of Ireland // CELT: Corpus of Electronic Texts: a project of University College, Cork // http: // www.ucc.ie/celt/published/T100054/index.html. Book I-II, XXVIII. P. 299-301. 101 Chronicon Scotorum // CELT: Corpus of Electronic Texts: a project of University College, Cork // http: // www.ucc.ie/celt/published/ Annal 1111. P.267; также, см.: Hughes K. The Church…P. 268. 102 AU 1122, 6. 103 AU 1123, 3. 104 AU 1168, 2. 105 Keating G. The History of Ireland // CELT: Corpus of Electronic Texts: a project of University College, Cork // http: // www.ucc.ie/celt/published/T100054/index.html. Book I-II, XXVIII. P. 25. 106 AU 1168, 2; 1173, 2. 18 ecnai & senchais Iarthair Erenn uile), а епископ Кенель-Эогайн также – «епископом всего Севера Ирландии» (espoc Ceneoil Eogain & Tuaisceirt Erenn uile). Выше мы проследили связь образа ирландского паломничества с рядом культовых мест, имевших, в абсолютном большинстве случаев, восходящую к дохристианским временам историю поклонения. «Анналы Ульстера», конечно же, не дают достаточного числа свидетельств, для того, чтобы сделать следующие выводы менее гипотетическими, однако, думается, все же отражают тенденцию. Представляется важным единственный аспект – Анналы практически не обнаруживают в свидетельствах о паломничествах связи места, в которое отправляется паломник, с культом святого (или святых). Очевидно, что в христианский период в каждом конкретном случае, место было связано с именем и реликвиями определенного святого, однако этот факт никак не отражался в той реальности, которую рисуют нам свидетельства Анналов. Первое из известных нам свидетельств относится к 1173 г. и повествует о путешествии епископа монастыря КенелЭогайн на севере Ирландии в монастырь Дайре, и, в частности, тот факт, что епископ умер в монастыре Колум-Килле, или св. Колумбы107. Кажется, что обозначение места, или территории, тесно связанных в ирландской традиции с населяющими их этническими группами, представляется для составителей Анналов предпочтительной альтернативой иным компонентам (в т.ч. и культу определенного святого), формирующим географический образ. Кардинальное изменение устройства ирландской церкви в XII в., несколько изменяет эту практику. Так, например, в 1171 г.108. мы обнаруживаем запись, которая противопоставляет географические образы двух культур – собственно ирландской, и унифицирующего римского обычая. «Петер Уа Мордха, епископ Уи Майне в Коннахте или, иначе, епископ Клуайн-ферта Св. Брендана, благочестивый монах, и муж, облеченный властью, утонул в Шэннон, а именно, в 6 день до январских календ». Принадлежность епископа к территории проживания племени, тесно связанная с пониманием самого института епископства в классической ирландской церкви, таким образом, оказывается предпочтительнее его положения как главы диоцеза. Восприятие паломнического пространства Ирландии опирается в Анналах именно на образы мест, детерминированных их вовлеченностью в единую социально-политическую и религиозную структуру острова, и в исторический период в реальной Ирландии не существует «дискретных» регионов109. В контексте паломнических отношений пространство Ирландии осмысляется как ряд сакральных мест, тесно связанных друг с другом, и, в конечном, итоге, образующих единое сакральное пространство, что отмечал в своей трактовке Ирландии как «Предела Запада» (по существу, противоположности Св. Земли 110) Геральд Камбрийский, английский автор XII в., по сути, первый внешний наблюдатель, обративший на жителей и географию острова более чем поверхностный взор. ZUSAMMENFASSUNG Im Artikel von Fjödor Korandey «Mentale Struktur der irländischen Pilgerfahrt in „Ulsterer Annalen“«werden Vorstellungen vom Sinn und Vorbestimmung der Pilgererfahrungen im mittelalterlichen Irland betrachtet. Es werden, auch Schlüsselbegriffe, die mit dem Verständnis «der Heiligtümer», ihrer Hierarchie, Reinigung und Gnadenerwerbs verbunden sind, erört 107 AU 1173, 2. АU 1171,11. 109 Horner A. Geographical regions in Ireland – Reflections at the Millenium // Irish geography. 2000. Vol. 33. P. 158-159. 110 Кобрин К. Имперские книги Геральда Камбрийского // www.cymraeg.ru / geralt / ymerodraeth.html 108 19 Деменцев М.С. /Тюменский университет/ ИСТОРИЧЕСКАЯ СХЕМА МИРА В ПРЕДСТАВЛЕНИИ ГЕОРГИЯ ПАХИМЕРА Согласно мнению большинства ученых, географические представления Г. Пахимера, в целом, соответствовали уровню знаний эпохи. Как и некоторым другим его современникам, Пахимеру была известна идея сферичности земли1. Под понятием «ОЙКУМЕНА» 2 , как и прежде, понималась известная территория земли, населенная людьми. Пахимер, однако, подобно многим своим предшественникам, да и последователям, по-прежнему оставался на позициях превосходства империи «ромеев» над всеми прочими народами. И пусть данное превосходство не было обеспечено военным присутствием во всем «круге земель», это отнюдь не вызывало сомнений в ее культурном, цивилизованном преобладании. Обитаемый мир, находящийся по ту сторону границ империи, населен по преимуществу «ВАРВАРАМИ» 3 . Исходя из этого, наблюдается четкая дифференциация обитаемого мира и его населения на жителей империи «РОМЕЕВ» 4 и, как мы уже упомянули, «варваров». Причем, Пахимер часто называет варварами население христианских стран, а их обычаи варварскими. Хотя автор не забывает напомнить своим читателям, что западные христиане называют византийцев не иначе, как 5, т.е. «белыми агарянами», это относится, например, к таким православным государствам, как Болгария и Сербия. Но надо также отметить, что византийскому историку вовсе не чужд и принцип этнической идентификации народов, хотя и здесь тоже ярко проявилась антикизирующая манера. Нередко современные ему этносы названы настолько архаичными этнонимами, которые уже давно вышли из оборота. Уместно привести и соответствующие примеры. Как этнос болгары, 6 , называются иногда 7 , «МИЗЯНАМИ». В отношении сербов наблюдается сходное явление, т.к. жители Сербии, 8 , получают не менее древнее название – 9 , 10 «ТРИБАЛЛОВ» . Населяющие «Священную Римскую империю» народы, преимущественно германцы, названы Пахимером – 11 , «АЛАМАНАМИ». Венгры поименованы либо «ИЛЛИРИЙЦАМИ» , 12 , либо 13 , «УГРАМИ». Михаил Сергеевич Деминцев, кандидат исторических наук, ассистент кафедры истории Древнего мира и Средних веков Тюменского государственного университета. Сфера научных интересов – византиноведение, история Византии Палеологовской эпохи. 1 Бородин О. Р. Развитие географии в поздней Византии // Культура Византии. М., 1991. Т. 3. С. 376-394; Бородин О. Р., Гукова С. Н. История географической мысли в Византии. СПб., 2000. С. 123; Tannery P., Stephanou E. Quadrivium de Georges Pachymère. Vatican, 1940. 2 Pachym. Vol. I. P. 387. 3 Ibid. II. P. 190, 309, 310. 4 Ibid. I. P. 145, 149, 154. 5 Ibid. I. P. 367. 6 Ibid. II. P. 448; Failler A. Une dermiere mention du Bulgare Vojsil dans ľ Histoire de Pachymérès // Revue des études byzantines. P., 1985. Vol. 43. P. 227-230; Карышковский П.О. Восстание Ивайла // Византийский временник. М., 1958. Т. 13. С. 107-135; Heath I., Macbrid A. Late Byzantine … P. 22. 7 Pachym. Vol. I. P. 310. 8 Ibid. I. P. 350, 351; II, 257; Heath I., Macbrid A. Late Byzantine … P. 33-34. 9 Pachym. Vol. I. P. 154. 10 Литаврин Г. Г. Некоторые особенности этнонимов в византийских источниках // Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. Методология и историография. М., 1976. С. 198-217. 11 Pachym. Vol. I. P. 181; 12 Ibid. I. P. 508. 13 Pachym. II. P. 153, 280; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 24. 20 Обратившись к западным этносам, мы увидим, что и здесь наблюдается немалое разнообразие. В самом деле, по отношению к 14 , венецианцам, 15 , генуэзцам, а также 16 , пизанцам, 17 , франкам, византийский историк применяет два универсальных термина: это либо 18 , »ЛАТИНЯНЕ», либо итальянцы – 19 . Пиринейский полуостров и находящиеся на нем христианские и мусульманские государства имеют название 20 , Испания. Сюда 21 же следует отнести и , «АМОГАВАРОВ», или иначе называемых 22 , «КАТАЛАНАМИ», знаменитых испанских наемников, приглашенных Андроником II в империю для борьбы с турецким нашествием. За годы латинского господства на Босфоре (1204–1261) от смешанных браков, происходивших между латинянами и греками, появилось новое племя, так называемые 23 «ГАСМУЛЫ». Участников крестоносного движения (в первую очередь, применительно к тем, кто находился в тунисском лагере короля Людовика Святого) византийский историк называет 24 , «подвергающими себя опасности во имя креста». Из восточных народов, живущих в 25 , Азии, и Африке, упоминаемых в «Истории» Пахимера, мы можем найти сведения об 26 , эфиопах (Эфиопией историк называет военизированную монархию египетских мамлюков), 27 , АРАБАХ и, собственно, жителях североафриканских стран Магриба. Встречаем упоминание о 28 , куманах-половцах, естественно о 29 , турках-сельджуках, 30 – турках-османах, о 31 , »тохарах», или монголах, которых Пахимер называет – 32 «МОГУЛИОН». Единственный раз в источнике упоминается, между прочим, 33 , Индия. Есть вполне определенные сведения и о ближневосточном регионе где, прежде всего, 14 Ibid. Vol. I. P. 162, 419; II, 237, 286, 496. Ibid. II. P. 232, 242, 398, 449, 489. 16 Ibid. I. P. 162. 17 Ibid. I. P. 317, 361. 18 Ibid. I. P. 325, 365; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 24. 19 Pachym. Vol. I. P. 85, 186, 329, 363, 508, 509. 20 Ibid. II. P. 87. 21 Ibid. II. P. 500, 535, 557, 562, 563, 578, 585; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 22. 22 Pachym. Vol. II. P. 500, 514, 517, 527, 544, 550, 554. 23 Pachym. I. P. 309; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 17. 24 Pachym. I. P. 363. 25 Ibid. I. P. 220; II, 388. 26 Ibid. I. P. 153. 27 Ibid. II. P. 86. 28 Ibid. I. P. 175, 318, 265; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 23. 29 Pachym. Vol. I. P. 153, 219, 220. 30 Ibid. II. P. 587, 621, 627; Zachariadou E. Observations on some Turcica of Pachymeres // Revue des études byzantines. P., 1978. Vol. 36. P. 261-267; Tinnefeld F. Pachymeres und Philes als Zeugen für ein frühes Unternehmen gegen die Osmanen // Byzantinische Zeitschrift. Leipzig, 1971. Bd. 64. S. 46-54; Жуков К. А. Эгейские эмираты в XIV–XV вв. М., 1988; Шукуров Р. М. Тюрки на православном Понте в XIII–XV вв. Начальный этап тюркизации? // Причерноморье в средние века. М., 1995. Вып. 2. С. 68-104; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 34-35. 31 Pachym. Vol. I. P. 432, 524, 527; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 24-25. 32 Pachym. Vol. II. P. 620, 637; См.: Успенский Ф. И. Византийские историки ... С. 1-16. 33 Pachym. Vol. II. P. 459; Ирмшер И. Византия и Индия // Византийский временник. М., 1984. Т. 45. С. 66-71. 15 21 уместно выделить 34 , ИУДЕЕВ, а также , Палестину, и , Сирию. Группа народов, обитающих в зоне Кавказского региона, в «Истории» Пахимера представлена следующими этносами: 37 , АЛАНЫ, 38 , княжества Армении и АРМЯНЕ, 39 , 40 41 ГОТЫ, , ЗИКХИ, , Грузия и ГРУЗИНЫ. В районе Северного Причерноморья и Южно-Русских степей, по представлению византийского историка, обитают такие народы, как 42 , СКИФЫ, затем 43 , САВРОМАТЫ. Гораздо севернее обитают, конечно же – 44 , РОСЫ. Под этнонимом скифы, Пахимер чаще всего понимает половецкие племена, а росы – это, конечно же, жители княжеств Руси. Балканский полуостров у византийского историка носит название либо 45 , Гемус, либо 46 , Эллада. Населяют его, помимо коренного греко-язычного населения и пришлых жителей латинских сеньорий 47, как известно, еще 48 , АЛБАНЦЫ, упоминаются и 49 50 , ВЛАХИ, , МЕГАЛОВЛАХИТЫ. Конечно, познания Пахимера в области географии отнюдь не исчерпываются вышеуказанной терминологией. Но всегда следует помнить, что его историческое произведение содержит нередко «уникальные … сведения» 51, например, об этнической истории раннего Османского периода. Византийский историк – один из немногих средневековых писателей, развивающих высказанную еще античными авторами мысль о влиянии климатических условий на психофизиологические особенности людей. 35 36 ZUSAMMENFASSUNG Im Artikel von Doktor Demintzev «Das historische Weltschema in Vorstellungen Georgij Pachimers» werden Ideen der Eukumenie, Taxis, die christliche Völker Europas und Byzanz in Betrracht gezogen. Es werden auch Beziehungen der Romeen, eukumenischer Völker, mit Barbaren behandelt 34 Pachym. Vol. I. P. 160, 179. Ibid. II. P. 229, 265. 36 Ibid. I. P. 369; II, 56, 86. 37 Pachym. I. P. 345; II, 314, 316; Кулаковский Ю. А. Избранные труды … С. 154-156; Михайленко С. В. Аланы в «Истории» Георгия Пахимера // Из истории народов Северного Кавказа. Ставрополь, 2002. Вып.5. С. 98-104; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 21. 38 Pachym. Vol. I. P. 429; II, 56, 121; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 21-22. 39 Pachym. Vol. I. P. 345; О готах см.: Байер Х.-Ф. История крымских готов … Екатеринбург, 2001. 40 Pachym. Vol. I. P. 345. 41 Ibid. I. P. 216; II, 592, 620; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 23-24. 42 Pachym. Vol. II. P. 107; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 33. 43 Pachym. Vol. II. P. 458. 44 Ibid. I. P. 345; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 33. 45 Pachym. Vol. I. P. 181; Asdracha C. La terme «Haemos» chez Pachymère // Studi Byzantini. 1975. Vol. 10. P. 137-142. 46 Pachym. Vol. I. P. 205; II, 444. 47 Карпов С. П. Латинская Романия… С. 8-35. 48 Pachym. Vol. I. P. 357; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 21. 49 Pachym. Vol. II. P. 549; Литаврин Г.Г. Влахи византийских источников X–XIII вв. // Византия и славяне. СПб., 1999. С. 130 – 166; Heath I., Macbrid A. Op. cit. P. 35-36. 50 Pachym. Vol. I. P. 83. 51 Коробейников Д. А. Восстание в Кастамону … С. 74-111. 35 22 Петров Е.В. /Нижневартовский педагогический институт/ НАСЛЕДОВАНИЕ ГЕРЦОГСТВА АВСТРИЯ В СРЕДНИЕ ВЕКА В XII–XIII вв. Германия начала распадаться на ряд территориальных княжеств. Первым получило этот статус Австрийское герцогство. В отличие от славянских государств, с присущим им разделением наследства между всеми сыновьями, в Германии существовала практика передачи всего наследства исключительно старшему сыну с предоставлением остальным, младшим сыновьям, только коня и оружия (право майората). В германском герцогстве Австрии такого обычая до середины XIV в. не существовало, что можно объяснить преобладанием в герцогстве славянского населения (до XI в.) и славянского языка (до XIV в.)1. Необходимо, на наш взгляд, рассмотреть вопрос о причинах такого позднего развития права майората в австрийских землях. Австрийское герцогство развилось из пограничной марки. 17 сентября 1156 г. оно было преобразовано императором Фридрихом II в герцогство Австрия с предоставлением ему исключительных прав. Данная статья не позволяет рассматривать вопрос о причинах этого решения. Марка (в австрийской историографии принято называть ее Восточной маркой) была образована на месте прежней каролингской марки примерно в 970–972 гг. во время правления императора Оттона II. Первым известным из источников маркграфом Восточной марки был Буркхард, родом, вероятно, из Тюрингии. Он упоминается впервые в 972 г. 2 О его деятельности как маркграфа почти ничего неизвестно. Буркхард принял участие в заговоре баварского герцога Генриха Сварливого против императора Оттона II. Заговор окончился неудачей, и Буркхард был смещен со своего поста маркграфа. С целью ослабить Баварское герцогство Оттон II выделил из него и превратил в самостоятельные имперские лены герцогство Каринтию, баварское пфальцграфство на Рейне и бургграфство Регенсбург. Во главе Восточной марки был поставлен Леопольд Бабенберг (976–994), основатель династии Бабенбергов, позднее герцогов Австрии, которая правила с 976 г. по 1245 г. По все вероятности, Бабенберги происходили из Нижней Франконии, где они имели родовые владения. Во всяком случае, маркграф Адальберт в 1018 г. передал императору Генриху III за свое утверждение в должности часть своего родового владения в Хасбурге, которое находилось в Нижней Паннонии3. После смерти Леопольда I должность маркграфа перешла по наследству его сыну Генриху (994–1018). В конце IX–середине XII в. власть в марке почти всегда передавалась по наследству по мужской линии, причем, как правило, по принципу старшинства. Подобный факт наследования марки представляется несколько непривычным, т.к. подобная практика германскими императорами тогда не осуществлялась. Австрийские ученые объясняют это исключительной верностью Бабенбергов центральной власти4. Но Бабенберги не имели правовых претензий на наследственное владение до 1156 г. Скорее всего, Бабенберги реально держали эти земли в своих руках, и королевская власть, будучи свободной в своем решении, при наследовании марки, из политических и военных соображений, считала необходимым не уменьшать ее территорию и оставлять в составе Евгений Васильевич Петров, доктор исторических наук, профессор кафедры всеобщей истории Нижневартовского государственного педагогического института. Медиевист, специалист по истории средневековой Австрии, автор монографий, учебных пособий по этим проблемам. 1 Петров Е.В. Становление австрийкой народности // Тюменский исторический сборник. Тюмень, 2005. Вып. VIII. 2 Diplomata imperatorum, Authentica // Monumenta Boica. Monachii,1829. Bd. 28. H. 1. S. 192. 3 Luschin von Ebengreuth A. Handbuch der österreichischen Reichsquellen und des öffentlichen Rechts. Bamberg, 1914. Bd. I. S. 192. 4 Полтавский М.А. Становление и развитие австрийской народности (до середина XIXв.) // Вопросы истории. М., 1983. С. 47 и сл. 23 одного рода5. Королевская власть считала род Бабенбергов наиболее пригодным для этих целей6. В 1156 г. император Фридрих II Барбаросса преобразовал Восточную марку в герцогство Австрию, что было зафиксировано в «Privilegium minus»7. По этому акту император отдавал «герцогство Австрия Генриху Язомирготту и его супруге Феодоре в совместный лен» (ducatum cum jure... Heinrico at... uxori sue Theodore in beneficium concessimus perpetuali lege sanecientes). Австрийские ученые отмечают нетрадиционность подобного решения в государственно-правовой практике Германии того времени. Это тем более необычно, что «знамя, военный символ, находились в руках женщины»8. Часть австрийских исследователей считает появление этого постановления следствием влияния византийского права, по которому жена наделялась такими же правами в отношении собственности, как и ее супруг9. Но брак Генриха с племянницей византийского императора был заключен за 10 лет до преобразования Австрии в герцогство, и в источниках нет сведений, что в этом отношении был заключен договор между византийским и германским императором. Кроме того, данная привилегия герцогской фамилии неизбежно должна была послужить предметом притязаний со стороны других крупных феодалов, но впервые после Австрии подобную привилегию получил баварский герцог лишь в 1208 г. В 1184 г. при образовании маркграфства Геннегау император Фридрих I Барбаросса пожаловал Балдуину привилегию, по которой маркграфу наследовали его сыновья или братья. В случае, когда они отсутствовали, в наследство вступала его дочь, но потом он был обязан получить маркграфство в лен от императора10. Другими словами, через определенное время женщина отстранялась от наследования имперского лена. В «Privilegium minus» отсутствует постановление столь детального характера, но оба документа отделяют друг от друга почти 20 лет. Вполне возможно, что подобные условия были выработаны в период личных переговоров между императором и Генрихом Язомирготтом, и в то время не существовало необходимости вносить более детальную регламентацию в итоговый документ. В 1235 г. император Фридрих II при аналогичном преобразовании герцогства Брауншвейг постановил передать новому сеньору «герцогство как имперский лен с тем, чтобы оно перешло затем по наследству сыну или дочери» (ducatus ipsum in feodum imperii ei concessimus ad heredas suos filios et filias hereditarie devolvendus»11). В этот период политическая обстановка в Германии из-за растущего сепаратизма князей была значительно сложнее для центральной власти, чем во времена Фридриха Барбароссы, но именно здесь говорится, в первую очередь, о сыновьях, и только потом уже о дочерях. То есть и в первой половине XIII в. наследование имперских ленов по женской линии не получило в Германии дальнейшего развития. Таким образом, можно отметить, что в ленно-правовой практике Германии XII-XIII вв. случаи наследования имперских ленов по женской линии были редкими, и в источниках особо оговаривались условия, в которых эти случаи имели место. В 1299 г. император Обычно наследовал старший сын, Леопольд III (1095–1136); после него сначала третий, Леопольд IV, и после его смерти (1141) второй сын Генрих II. 6 Schwind E., Dopsch A. Ausgewählte Urkunden zur Verfassungsgeschichte der deutsch-österreichischen Erblände im Mittelalter. Innsbruck, 1895. S. 10. 7 Fichtenau H. Von der Mark zum Herzogtum. Grundlagen und Sinn des „Privilegium minus“ für Österreich. Wien, 1958. S. 41. 8 Görlich S. Geschichte Österreichs. Innsbruck, 1977. S. 68; Hantsch H. Die Geschichte Österreichs. Graz, 1259. Bd. I. S. 40. 9 Diplomata imperatotum Authentica // Monumenta Boica. Vindobonae, 1931. S. 483. № 897. 10 Appelt H. Die Libertas affectandi des Privilegium minus // Mitteilungen des oberösterreichishcen Landesarchivs. Innsbruck, 1972. S. 55. 11 Appelt H. Privilegium minus. Das staufische Keisertum und die Babenbrger in Österreich. Wien, 1973. S. 56. 5 24 Альбрехт I Габсбург постановил, что «ничья жена или дочь не могут наследовать лен иначе, чем только по доброй воле и с согласия сюзерена» (quod nulla filia vel mulier possitui bonis feudelibus succedere nisi de planeria voluntate domini feudi et consensu)12. Исходя из вышесказанного, можно со всей очевидностью предположить, что в «Privilegium minus» речь идет не о передаче герцогства Австрия в лен Феодоре, а о праве временного наследования ею в случае смерти герцога до подрастания наследника. Это предположение отчасти подтверждается тем, что в 1156 г. герцогская семья еще не имела сыновей, а Генрих Язомиргогтт стремился сохранить за своей семьей герцогство в будущем на случай своей преждевременной смерти. В целом, следует отметить, что практического значения это постановление «Privilegium minus» для Бабенбергов не имело. Актуальной проблема наследования стала лишь в связи с гибелью последнего представителя этой династии Фридриха II Бабенберга, который пал в битве с венграми в 1246 г. Фридрих II не был женат и не имел наследников. В строгом смысле «Привилегии минус» и в русле правовой политики того времени ни сестра герцога Маргарита, вдова короля Генриха VII, ни племянница его Гертруда, не имели законного права наследования герцогства. В силу этого, король как сюзерен взял Австрийское герцогство в свои руки и передал его чешскому королю Отакару Пшемыслу, а затем Австрия была захвачена Габсбургами. С вопросом наследования по женской линии тесно связано другое постановление «Privilegium minus». Император предоставил «австрийскому герцогу и его супруге право в случае бездетной смерти передать герцогство тому, чью кандидатуру они предложат» (si autem in dux Austrie... et uxor eius absque liberis decesserint, libertatem habeant eundem affectandi cuiscunque voluerint). Это постановление тоже выходит за рамки ленно-правовой практики Германской империи того времени. Вассал не имел права распоряжаться своим леном в такой степени. Подобным образом распоряжались только свободно отчуждаемой собственностью. Очевидно, под “Libertas affectandi“ следует понимать не полную свободу распоряжения герцогством, а свободу предложения (а не назначения) кандидатуры преемника. Окончательное решение оставалось за императором и имперскими князьями. В любом случае, наследник был в ленной зависимости от императора и не только мог, но и обязан был получить герцогство в качестве лена. Император сохранял свои права сюзерена, хотя и обязывался предоставить инвеституру претенденту, выдвигаемому герцогской семьей. В этом пункте «Privilegium minus» хорошо заметна компромиссная политика германского императора, который старался сохранить хорошие отношения с крупными феодалами, одновременно удерживая их под своим контролем. Насколько ему это удалось в отношении Бабенбергов, иллюстрирует пример с Леопольдом IV, сыном Генриха Язомирготта. В 1177 г. после гибели отца он с австрийским ополчением отправился к императору в Италию с единственной целью: получить из рук императора инвеституру, подтверждающую его вступление в управление герцогством13. Как и наследование по женской линии, «Libertas affectandi» – первый пример такого рода в средневековой Германии, касающийся герцогства. Его появление ряд австрийских историков также связывает с влиянием византийского права. Но Г. Аппельт убедительно доказал, что аналогичные случаи были в Германии и раньше, до брака Генриха Язомирготта с племянницей византийского императора14. В 1150 г. епископ Вернгард Хильдесхаймский передал в лен графу Герману Винценбургскому его родовой бург Винценбург, которого граф лишился при Лотаре III, а также бург Хомбург15. Как и австрийский герцог, граф Винценбургский имел тогда только Urkunden zur erwählände Quellen zur deutschen Ostsiedlund in Mittelalter. Darmstadt, 1968. S. 182. № 849. Appelt H. Privilegium minus. Die staufische Keisertum und die Babenderger in Österreich. Wien, 1973. S. 61-62. 14 Ibid. 15 Ibid. S.63. 12 13 25 дочерей. Поэтому его супруга вместе с ним получила в лен оба бурга, и дочерям графа было обеспечено епископом право наследования этих бургов. Если в браке появятся сыновья, то один из них по праву первого рождения вступал в наследство. Хотя здесь идет речь не о герцогстве, а о владениях имперской церкви, Г. Аппельт считает возможным провести параллель с «Privilegium minus». В обоих случаях ленники не имели сыновей и пытались обеспечить тем самым возможность совместного права для супруг и дочерей, что было возможно путем совместного ленного пожалования супругам и сохранения права наследования по женской линии. Епископ Хильдесхаймский в данном случае постановил отдать оба бурга в лен графу, его супруге и дочерям. Таким образом, подобные случаи не могли являться следствием влияния византийского права. Если бы герцогская семья в 1156 г. имела наследника, то подобное постановление «Privilegium minus», по-видимому, отсутствовало бы. В 1151 г. граф Винценбургский заключил подобный договор с архиепископом Генрихом Майнцским, которому он подарил построенный бург и получил его в лен для супруги и наследников16. Этот договор точно соответствует договору графа с епископом Хильдесхаймским, но в одном пункте идет дальше предыдущего. Архиепископ постановил отдать бург «в лен тому, кого граф для этого укажет, если у того не родится сын» (Habuit etiam, ut hec donacione iam dictus fidelis homo talem convencionem, ut ei filius non nasceretur, castrum illud, cui ipse expeteret, a Moguntine sedis antistite concenderetur). В данном случае перед нами очевидное свидетельство о праве назначения ленником своего наследника, свидетельство о «Libertas affectandi». Оба приведенных примера показывают, что подобная практика в ленно-правовой жизни Германии того времени уже проявилась независимо от влияния Византии, но не касалась еще имперского лена. Предоставление права назначения наследника для герцогской семьи Австрии явилось первым случаем такого рода. В целом, можно сказать, что постановления «Privilegium minus» о праве наследования герцогства по женской линии и назначении наследника носят в ленно-правовой практике Германии того времени единичный характер и для австрийского герцогства являются исключительными. Цель этих постановлений – обеспечить Бабенбергам сохранение герцогства для их династии. Если для Германии, в целом, подобные постановления были необычны, то для австрийского герцогства они просто закрепили ранее уже достигнутое положение. Если до этого маркграфы наследовали марку как имперский лен по милости императоров, расплачиваясь за это частью своих владений, то теперь наследование было оформлено и зафиксировано в законодательном порядке. Другими словами, Бабенберги сделали попытку установить в Австрии порядок наследования, близкий к порядку наследования в славянских странах, учитывая, очевидно, этническое большинство Австрийского герцогства, но эта попытка закончилась неудачей. Во всяком случае, среди герцогов Бабенбергского дома сложилось единое правило, и оно обеспечивалось наличием среди потомков большинства сыновей, старший из которых получал герцогство после отца в качестве имперского лена от императора уже при жизни родителя. Например, при герцоге Леопольде V, брат которого имел большое владение, жил в Мёдлинге в качестве землевладельца, однако не мог участвовать в делах управления17. После смерти Леопольда V дело дошло, вероятно, согласно его желанию18, до разделения Австрии на некоторое время, между старшим сыном, Фридрихом I, получившим права на Австрию, и младшим сыном, Леопольдом, которому была определена Штирия. Уже через Леопольд V, хотя был пожалован леном в качестве «agentis in curia celebri Ratisponensi», после смерти своего отца в 1077 г. он должен был вступить в права обладания леном еще раз. 17 О церковной линии герцогов Мёдлинга (с 1277 по 1334 гг.); Heinrich Ältere умер в 1273 г., названный на печати Генриха dei gracia de Medeliceno. 18 principum imperii numero concorcio et collegio aggregantes eosdem et ipsis ius principium concedentes. Документ ленного пожалования от 1282 г., см.: Schwind E. und Dopsch A. Ausgewählte Urkunden zur Verfassungsgeschichte der deutsch-österreichischen Erblände im Mittelalter. Innsbruck, 1895. S. 132. № 67. 16 26 четыре года (1198) Леопольду (VI) все же удалось вновь объединить обе части герцогства, которые он в 1230 г. передал единственному пережившему сыну Фридриху II Сварливому. Генрих Язомирготт к моменту пожалования «Privilegium minus» оставался маркграфом и принадлежал к сословию князей. Поскольку ленные пожалования в случаях, когда имелись большие наследства, были сосредоточены в одних руках, постольку для Австрии было характерно наибольшее число князей. Владения были разделены, но старший брат, ставший герцогом, а также сильные союзники и представители от имени других братьев имели большое влияние на управление герцогством. Фамильный порядок Альбрехта II 1355 г. подчеркивает это единство власти и постановляет, что четыре сына герцога не делят власти между собой, и все братья должны жить в дружбе между собой во время правления старшего брата19. Уже в раннее время существования герцогства становится все более очевидным, что такое общее правление правящего дома, несмотря на совместное пожалование в пользу всех братьев, но с преобладанием в управлении старшего с отказом остальных братьев от участия в управлении, оставляет за остальными братьями основания стремиться к герцогскому титулу. Совместное ленное пожалование короля Рудольфа I Австрии и Штирии в 1282 г. привело к опасению земских сословий в обоих герцогствах, что это может в итоге привести к делению единой Земли, и штирийцы окажутся между двумя господами. Это стало поводом к домашнему договору в Райнфйельде 1283 г., в котором Рудольф I постановил, что власть в Австрии и Штирии должна оставаться в совместном ленном пожаловании с Альбрехта I и его потомков по мужской линии до их вымирания20. Другим способом являлось наследование власти двоюродными братьями, детьми их сестер или дочерей. В переговорах по поводу двойного брака между Габсбургами и французским королевским домом (1299) король Альбрехт I должен был постановить, что его наследниками могут считаться дети от брака его сына Рудольфа III с немецкой принцессой Бланкой, к которым переходят по наследству герцогства Австрия и Штирия вместе с Крайной, Вендской маркой и Портенау в качестве наследного владения. Младшие братья Рудольфа должны были отказаться от этих земель с согласия своего отца и курфюрстов, правда, с оговоркой настаивания на своем ленном праве, если брак Рудольфа не даст наследников. Подобные условия выдвигались королем Джакобо Арагонским во время сватовства герцога Фридриха Красивого к его дочери Елизавете (1313–1314), однако оба плана остались нереализованными, т.к. принцессы умерли без мужского наследства21. Иной путь предложил Рудольф IV. В результате так называемой Privilegium majus22, которая по его распоряжению была составлена в 1358 г., Австрия оставалась неделимой и передавалась происходящей от него старшей линии по праву первородства. При угасании мужского рода герцогство должна была наследовать старшая дочь последнего господина. Т.к. император отказал в подтверждении этой привилегии и пригласил молодого герцога для подтверждения его прав23, Рудольф IV пытался обеспечить свое господство договором и 18 ноября 1364 г. вступил со своими выросшими братьями в союз, согласно которому, в соответствии с фамильным соглашением его отца 1355 г., сохранялась общность земских владений, но управление передавалось в руки самого старшего. Старший должен был от имени своих братьев представлять Австрию за ее пределами, получать и ссужать лены рода, 19 Ibid. Ibid. Так было в 1298, 1309, 1330, 1335, 1348, 1360 гг. 21 Ibid. Эти переговоры велись с королем Филиппом Красивым. 22 Schwind E., Dopsch A. Ausgewählte Urkungen zur Verfassungsgeschichte der deutsch-österreichischen Erblände im Mittelalter. Innsbruck, 1895. S. 10. № 7. 23 Ibid. Videant fratres duces, si velint sub tali exhereditationes sue periculo remanere. Protokoll der Entscheidungen Kaiser Karl IV. uber die österreichischen Freiheitsbriefe. 20 27 должен был иметь большие доходы и содержать блестящий двор и т.д.24 Отмечалось, что намерение герцога Рудольфа IV ввести в доме первородство после признания государством Privilegium majus (1453), не было реализовано. Знаменательно, что император Максимилиан в своем завещании в противоположность постановлению Privilegium majus назначил своих внуков Карла и Фердинанда наследниками своей земли25. Мнение, что власть должна передаваться по праву первородства и в его интересах, встречает противоборствующее движение среди более молодых членов дома, которые выводят претензию всех на правление из совместного ленного пожалования. Уже при короле Альбрехте I зародился обычай, обеспечивающий двум старшим по возрасту членам семьи преимущество на получение прав на швабское предгорье. Известно, что герцог Оттон после смерти герцогов Леопольда и Генриха в 1326–1327 гг. потребовал от своих старших братьев равного права на управление и справедливый раздел, но, несмотря на серьезные недоразумения, дело пришло к соглашению без раздела. Вероятно, результаты этого года вынудили герцога Альбрехта II к подписанию фамильного соглашения 1355 г., которое признало претензии всех членов дома на управление, что должно было привести к действительному делению земства, как только внутри дома возникнут противоречия. Подобное последствие наступило после смерти герцога Рудольфа IV, т.к. его братья Альбрехт III и Леопольд III в своих установках и желаниях были различны, чтобы долго править совместно: все попытки устранить трудности посредством деления земского управления или доходов были тщетны. После ряда неудачных соглашений был достигнут договор в Нойбурге 29 сентября 1379 г., который был подтвержден королем Венцелем 17 января 1380 г. Согласно ему, объявлялся раздел общего земского владения на две части, которыми управляли две самостоятельные линии рода с отдельным правом наследования и отдельным получением земства. От единства дома и владения не осталось почти ничего – только титулатура, гербы и штандарты. Итоговый договор передавал опекунское правление в случае несовершеннолетия наследника другой родственной линии. Осуществление Нойбургского договора о разделе произошло через столетие. Старшая, отходящая от Альберта (альбертинская или австрийская) линия, развившаяся благодаря сыну, угасла с Владиславом Постумом в 1457 г. и была сменена другой, более молодой, лепольдинской линией, более многочисленной мужским потомством. Дело вновь дошло до разделения власти: после смерти его брата, герцога Леопольда (1411), герцогу Эрнсту досталась внутренняя Австрия, а герцогу Фридриху IV – Тироль и Форланд. Этот порядок был закреплен решением третейского суда герцога Альбрехта V (24 мая 1435 г.), когда Внутренняя Австрия перешла наследникам Эрнста Железного, а Тироль – Фридриху IV и его сыну Сигизмунду. Потому говорят о штирийской и тирольской линиях Леопольдинов. Опекунство было обычаем дома и применялось по отношению к старшим агнатам. Если после смерти родителя оставались его братья и дети, то опекунство со всеми правами управления герцогством переходило именно к братьям, если дети были еще несовершеннолетними; только по достижении возраста совершеннолетия они получали причитающуюся им долю. До 1379 г. подобный порядок сохранялся неукоснительно, но по Нойбургскому договору опекунство могло перейти к другой родственной линии, в частности, к роду Габсбургов, к которому принадлежал старший агнат. Так, Альбрехт III взял опекунство над своим племянником после того, как герцог Вильгельм призвал его от имени своих братьев Леопольда, Эрнста и Фридриха 10 октября 1376 г. взять их вместе со своими детьми под опеку вместе с управлением австрийскими землями. По возвращении Ibid. S. 102 (…землей совместно владеть и управлять должны, чтобы они всегда объединялись братской любовью и чтобы старшие с младшими жили между собой в любви, добродетельно и по-братски в любых делах); Hellbling E. Österreichische Verfassungs- und Verwaltungsgeschichte. Wien, 1956. S. 68. 25 Schwind E., Dopsch A. Ausgewählte Urkungen... Первый случай, когда первородный сын выдвинул свое право против младших братьев и сестер, произошел в 1526 г. 24 28 Леопольд V и его сын Ладислав состояли под опекунством Леопольдинов. После смерти герцога Эрнста Железного (1424) опекунство осталось также у Лепольдинов, т.к. герцог Фридрих IV был сеньором того же дома. Ограничением продолжительности опеки служило совершеннолетие, согласно австрийскому Земскому праву второй половины XIV в26. На этой законодательно закрепленной опеке с 16 лет основывалась власть Леопольдинов, как это подтверждают письма герцога Сигизмунда от 29 июля и 8 августа 1445 г. императору Фридриху IV. Генриху Эрнсту удалось добиться, чтобы опекаемое правление над Альбрехтом V длилось до полных 16 лет, несмотря на то, что король Сигизмунд в своем третейском решении от 30 октября 1411 г. высказался о полных 14 годах на основании рекомендаций знатоков права (daz ain gemain lantrecht in Oesterreich say , das ain vater seinen sun uber vierzehn jar desselben suns alter nicht verschreiben mug). Австрийское общество поддержало позицию короля Сигизмунда. В результате, в земских судах стал нормой возраст совершеннолетия с 14 лет27. Давление новой власти на правящий дом в Австрии послужил предпосылкой новых наследственных договоров и переговоров нового типа, касающихся приобретения новых владений для правящего австрийского дома. Первые шаги предпринял Рудольф IV, основываясь на постановления Privilegium majus: “Dux Austriae donandi et deputandi terras suas cuincuimque voluerit habere debet potestatem liberam“. Ему удалось достичь договоры с Анжу, Люксембургами (1364), графами Гёрца, позволяющие наследовать их владения по выморочному праву. Подобным же образом было вытребовано у императора Фридриха III богатое наследство графов Цилли на основании «письма» и было удовлетворено. Затем последовал черед Венгрии, которая переходила под опеку Гасбургов по договорам в Ёденбурге (1463) и Пресбурге (1491), хотя здесь претензии Габсбургов на выморочные владения вследствие бездетности королей Венгрии не получили юридического оформления. Начались переговоры о браке эрцгерцога Максимилиана с Марией Бургундской (1477), эрцгерцога Филиппа Красивого с Иоанной Кастильской (1496) и эрцгерцога Фердинанда I с ягеллонской принцессой Анной (1516 или 1521), которые принесли Габсбургам власть в Бургундии, Испании и Чехии. ZUSAMMENFASSUNG Im Artikel vom Professor Petrov «Die Erbfolge des Herzogtums Österreichs im Mittelalter» werden gesetzgebende Akte im XII-XV. Jahrhundert, und zwar «Privilegium mirus» (1556) «Privilegium majus» (1358, 1453) und andere untersucht. Es werden auch die Entstehung und die Entwicklung der Traditionen des Maiorats, der Bevormundungsrechte, die Erbfolge von weiblicher Seite, Rechte der Herrscher auf erblose Länder erforscht. Ibid. Есть указание на период 1314–1364 гг. Ibid. Когда Айцинги и их приверженцы захватили молодого короля Ладислава Постума, они хотели править от его имени, а самого его оставить под опекой до достижении 20 лет. Граф У. Цилли заметил относительно своего письма к ландтагу в Кремсе (25 октября 1453 г.) «wenn so sein kunigelich gmad nicht munddich ist, das gemelt sein land Osterreich zu regirn, hat sein gnad auch nicht macht dasselb yemand zu hebhelhen». 26 27 29 Еманов А.Г. /Тюменский университет/ ЕВРОПЕЙСКИЙ И СЕВЕРНЫЙ УРБАНИЗМ В КОМПАРАТИВНОМ КОНТЕКСТЕ В то время как история северного города делает первые шаги, мировая и европейская историческая наука накопила колоссальный опыт в изучении городского развития, игнорировать который – значит проходить тот же долгий путь исканий, ошибок и установления очевидных истин, заблуждений и озарений, что проделала мировая историография за последние два столетия. Думается, что исследователь северного города не только вправе, но и обязан учитывать этот историографический опыт; только при этом и возможно подлинное уяснение всего исключительного своеобразия феномена северного урбанизма, только при преодолении узких пределов краеведческого знания и включении локальной истории в более широкий историко-культурный контекст и становится возможным действительно оценить всю уникальность, непреходящую ценность местных форм городской жизни. Первый шаг, который необходимо сделать, прежде, чем приступить к анализу исторических сведений об основании урбанизированного поселения, это уяснение смысла самого понятия «город», его коренной сути, критериев, позволяющих осознанно утверждать, что с такого-то момента поселение городского вида стало городом. Этот вопрос оказывается далеко не столь простым. Существуют десятки, если не сотни определений «города». По мнению первых теоретиков урбанизма, O. Тьерри1 и Ф. Гизо2, городом являлся центр неаграрного производства, отличающийся неземледельческим характером жизни. К. Эйхгорн3, В. Арнольд4, К. Нич5 и др. акцентировали внимание на том, что город выделялся высокой численностью и плотностью населения, узкой и разнообразной специализацией его хозяйственных занятий, главным образом, ремесленных и торговых. На этой эмпирической основе возникло и марксово определение города как центра ремесла и торговли, как результата второго великого разделения труда – отделения ремесла от земледелия, надолго ставшее аксиоматичным в постреволюционной русской историографии6. Впрочем, и для значительной части западной историографии город представлялся ассоциацией неземледельческого населения, сконцентрированного на одной, строго определенной и отграниченной территории, достаточно вспомнить высказывания таких мэтров урбанистики ХХ в., как А. Сапори и Э. Сестан7. Но уязвимость этого понимания обнаруживается при взгляде на абсолютное большинство городов, лежавших за пределами высоко урбанизированных областей Центральной и Северной Италии, на основе изучения которых были сформированы первые теоретические постулаты о городе: для большинства городских поселений отделенность от аграрного окружения оказалась явно преувеличенной; в городском пейзаже в большинстве случаев были привычны виды Александр Георгиевич Еманов, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории Древнего мира и Средних веков Тюменского государственного университета. Сфера научных интересов – медиевистика, византиноведение, урбанистика, сравнительная история мировых цивилизаций. Автор книг, учебников и учебных пособий по этим проблемам. 1 Тьерри О. Городские коммуны во Франции в средние века / Пер. с фр. СПб., 1901. 2 Гизо Ф. История цивилизации в Европе. СПб., 1891. 3 Eichhorn K.F. Uber den Ursprung der stadtischen Verfassung in Deutschland // Zeitschrift fur geschichtliche Rechtswissenschaft. B., 1815–1816. Bd. 1-2. 4 Arnold W. Verfassungsgeschichte der deutschen Freistadte. B., 1854. 5 Nitsch K. Ministerialitat und Burgertum im 11. und 12. Jh. B., 1859. 6 Кулишер И.М. История экономического быта Западной Европы: В 2 чч. М.-Л., 1931; Поршнев Б.Ф. Очерк политической экономии феодализма. М.: Соцэкгиз,1954; Левицкий Я.А. Города и городское ремесло в Англии в X–XII вв. М.-Л., 1960; Стоклицкая-Терешкович В.В. Основные проблемы истории средневекового города X–XV вв. М., 1960; Каждан А.П. Деревня и город в Византии IX–X вв. М., 1960; Стам С.М. Экономическое и социальное развитие раннего города. Саратов, 1969. 7 Sestan E. La citta medievale. Padova, 1954. 30 садов, огородов, стойл для скота и даже лугов; горожане в основной массе совмещали ремесленные и торговые занятия с садоводством и огородничеством, с разведением скота; названия многих улиц первых городов явно обнаруживали земледельческое происхождение и сохраняющиеся земледельческие и скотоводческие занятия их обитателей – Садовая, Конюшенная, Сенная, Луговая, Полевая, Воловья, Свиная и т.п.; свиньи, к примеру, в средние века были привычны для улиц даже столичных городов, как скажем Париж, или Лондон, не говоря о провинциальных. И этот образ, кстати, не чужд сибирскому городу, даже современному. Впоследствии вообще акцент в понимании урбанизации сместился на установлении особого симбиоза города и деревни8; особого урбанизированно-аграрного дуализма, в котором городу принадлежало ведущее начало, но деревне отводилась роль живительной и питательной среды; город не только получал ежедневно средства к существованию в виде регулярных продовольственных поставок либо в форме натуральных повинностей и продовольственной ренты, когда город утверждался в качестве коллективного феодала, либо в форме товарноденежного обмена. Начиная с античности, город обязательно включал в свою структуру сельскохозяйственный пригород: в частности, состоял из ακρο, его центральной, укрепленной части, верхнего города, где были сосредоточены властные учреждения, казна, храмы, προαστον, нижний город, где находились места торговой и ремесленной активности, и χωρα, земледельческая округа. Точно так же и в средние века город имел тройственную структуру: civitas состоял из urbs, верхнего города, где находились площадь народных собраний, ратуша, собор, suburbium, нижний город, где было средоточие экономической деятельности ремесленников и купцов, и territorium, сельские предместья и пригороды, снабжавшие город продовольствием. Кроме того, город пополнялся и получал импульсы роста только благодаря сельской местности, благодаря непрерывной миграции селян. Известно, что в городе совершенно иной тип демографического поведения, там преобладали малодетные семьи; в силу только естественного прироста город был не в состоянии развиваться, он рос и увеличивался не благодаря рождаемости, а благодаря непрерывной миграции извне, и чем населеннее окружающая периферия, чем она шире, тем быстрее развивался город в количественном отношении. А если город не располагал достаточно обширной сельской периферией, то он был обречен на застойное, периферийное существование, а то и на вымирание вследствие эпидемий и других стихийных бедствий. Разумеется, полное понимание сути города без осмысления его взаимоотношений с окружающей периферией невозможно. Однако едва ли эта периферия могла иметь только земледельческий характер, как скажем, в степных, пустынных и полупустынных регионах Евразии, Афразии и Южной Америки. Г. Маурер9, О. Гирке10 и др. воспринимали город как средоточие социальной свободы и равенства, опять же противопоставляя его как тип поселения деревне с ее неизбежной дифференциацией хозяев и работников. Здесь вспоминалась общая для европейских городов норма: «Городской воздух делает свободным», согласно которой каждый человек, проживший в городе один год и один день, становился свободным, даже если он прежде был зависимым или рабом. Но и это представление оказалось чересчур идеальным, совместившим абстрактные характеристики античного полиса с его демократией, средневековой коммуны с присущим ей Котельникова Л.А. Итальянское крестьянство и город XI–XIV вв. (По материалам Средней и Северной Италии). М., 1947; Vercauteren F. Die Spatantike civitas im fruhen Mittelalter // Die Stadt des Mittelalters. Darmstadt, 1971. Bd. 1. 9 Maurer G.L., von. Geschichte der Stadteverfassung in Deutschland. Erlangen, 1869–1873. Bd. 1-4. 10 Gierke O., von. Das`deutsche genossenschaftsrecht. B.,1868. Bd. 1. 8 31 республиканским устройством и идеалы буржуазного урбанизма, придав им кажущуюся основательность в опыте прошлого11. В действительности, именно город начинает свое существование с градации бедности и богатства, именно в городе появляется такое явление, как нищенство, незнакомое сельскому миру; города, в особенности крупные и столичные, становятся центром притяжения нищих, где им легче выжить и как-то существовать; как раз в городах образуется не свойственная сельской социальности маргинальная среда, паразитирующая на страхах и суевериях, низких инстинктах простолюдинов, склонная к мошенничеству и криминалу. И эти социальные реалии подлинной урбанизации с неменьшей силой обнаруживаются в судьбах сибирских городов, начиная с самого их основания. Г. фон Белов12, С. Ричел13 и др. трактовали город как зону действия особого права, разрабатываемого и принимаемого всем городским сообществом; подобное понимание требовало признания, как минимум, факта существования письменности, письменной культуры и образованности, опять же отличающих городское поселение от сельского. Однако и это заключение оказалось излишне модернистским, отразившим понимание городского статуса конца средневековья и начала нового времени. Известны весьма значительные и влиятельные города, как, к примеру, Константинополь, которые так и не выработали своего городского права; равно как известно образование множества городов до складывания развитой письменности и законодательной кодификации, таковы первые города древневосточных цивилизаций – Мемфис, Фивы, Ур, Урук, Мохенджо-Даро, Хараппа и др., где первые кодификации появляются спустя тысячелетия после основания города. То же самое можно сказать и о сибирских городах прошлого, знавших либо обычное право, не фиксировавшееся ни в каких кодексах, либо общегосударственное, или, лучше сказать, общеимперское законодательство. Существует топографическое определение города14, согласно которому городом является поселение с правильной, регулярной планировкой, выделением центральной площади, каменной застройкой, домами, превышающими один этаж, мощенными улицами; для средневековья эмблематическим символом города становятся крепостные стены, отделяющие его от окружающей земледельческой территории. При всей ценности историко-топографического изучения урбанизационных процессов приходится возразить словами средневекового интеллектуала Исидора Севильского, что «города – это не камни, а люди», и главным в понимании города оказывается не столько его особая архитектоника, не похожая на правила строительства в сельской местности, сколько специфическое сознание его жителей, особая социальная психология горожан, иной ментальный социум, заполняющий городское пространство; неотъемлемыми атрибутами последнего оказываются и привычка к «скученной» жизни, когда горожане живут в переполненных домах, снимая комнаты и спальные места, когда ежедневно сталкиваются локоть к локтю в толпе на рынке, торговых площадях, храмах и просто на центральных улицах, и стремительный перелив эмоциональных состояний от страхов перед завтрашним днем до эйфории успеха и последующего краха, и постоянные психические перегрузки, и жесткая конкуренция, и стрессы, и отсутствие поддержки родственников, и изменчивость друзей и т.п.; город усилил осознание отдельного существования, индивидуальности и одновременно выработал новые принципы солидарности, компенсировавшие ослабление родовой связанности, присущей окружающему негородскому миру. К тому же, образ каменного города 11 Clark P. and Reed D. Reading in Urban History. L., 1990. Белов Г., фон. Городской строй и городская жизнь средневековой Германии. М., 1912. 13 Rietschel S. Markt und Stadt im ihrem rechtlichen Verhaltnis // Die Stadt des Mittelalters. Darmstadt, 1975. Bd. 2. 14 Tomlinson R. Urban Structure: The social and spatial Character of Cities. N.-Y., 1969. 12 32 оказался чужд немалой части человечества – славянству, некоторым народам Востока, кочевникам и, конечно же, населению Севера прошлых эпох. Еще оригинальней видение города как особого рода ландшафта15, в котором сочетаются естественные и искусственные географические преимущества, возвышающие город над окружающей природной средой. Город, согласно этой концепции, всегда возводился на возвышении, что обеспечивало ему доминирование в окружающем мире. Действительно, можно обнаружить, что многие древние народы начинали строить города на горе, обрывистой скале, холме, возвышенности, высоком берегу реки; отсюда и обозначения древних и вообще исторических городов: ακροπ - верхний город, urbs, burg – также верхний город; порой даже термины «город» обнаруживают этимологическую связь со словом «гора». Действительно, и на Востоке нередко делалось искусственное возвышение для разбивки будущего города. И все же, подобный подход нельзя признать универсальным, поскольку кочевники, к примеру, руководствовались иными принципами при выборе места для устроения города; некоторые народы, сакрализовавшие горы, считали недопустимым осквернением горного божества устройство обычного поселения на них с неизбежными отходами, фекалиями и другими профанациями. В.Зомбарт16 усилил экономическое понятие города, впервые выделив его различные социально-экономические типы: «город потребляющий» (это относилось, прежде всего, к столицам) и «город производящий», «город ремесленный» и «город торговый». Десятилетия спустя началась разработка всевозможных типологий городского развития; стали выделяться города по экономическим критериям – промышленные, промысловые, горнозаводские, аграрные, торговые, морские и т.п.; по социальным показателям – банкирские, купеческие, ремесленные, «богатые», «бедные» и т.д.; по демографическим признакам – большие, средние, малые, «карликовые»; по культурному статусу – университетские, епископские и др.; стали различаться региональные и локальные типы городов, древние, средневековые, новоевропейские и современные города17. Дань этой общей моде отдали и отечественные историки18. Конечно, конструктивный разговор о городе возможен только в контексте четко обозначенного пространства и времени, но при бесконечной диверсификации локальных и временных инвариантов урбанистического существования способно исчезнуть то главное, что отличает город от любого негородского поселения. М. Вебер19 впервые предложил учитывать в дефиниции города, прежде всего, средневекового, ряд признаков: укрепление, рынок, суд, городскую общину с присущими ей традициями автономии и автокефалии, т.е. самоуправления в политической и религиозной сферах. Этот подход в дальнейшем стал доминирующим, определив как необходимость многофункционального определения города, так и признание в качестве основных признаков города самоуправление и суверенность. Несомненно, ценным выступает в концепции Вебера 15 Denecke D. Der geographische Stadtbegriff und die raumlich-funkzionale Betrachtungsweise bei Siedlungstypen mit zentraler Bedeutung in Anwendung auf historische Siedlungsepochen // Vor- und Fruhformen der europeischen Stadt im Mittelalter. Gottingen, 1974. Bd. 1. 16 Sombart W. Der moderne Kapitalismus: Historisch-systematische Darstellung von seinen Anfangen bis zur Gegenwart. Munchen–Leipzig, 1922. 17 Haase C. Stadtbegriff und Stadtentstehung in Westfalen: Uberlegungen zu einer Karte der Stadtentstehungsschichten // Die Stadt des Mittelalters. Darmstadt, 1972. Bd. 1. 18 Курбатов Г.Л. Ранневизантийский город (Антиохия IV–VI вв.). Л., 1966; Он же. Основные проблемы внутреннего развития византийского города. Л., 1971; Сюзюмов М.Я. Византийский город (сер.VII–сер. IX вв.) // Византийский временник. М., 1967. Вып. 27; Сванидзе А.А. Средневековый город и рынок в Швеции. М.,1967; 2-е изд. М., 1980; Котельникова Л.А. Феодализм и город в Италии вVIII–XV вв. М., 1987; Рутенбург В.И. Итальянский город: От раннего средневековья до Возрождения. Л., 1987. 19 Weber M. Die Stadt: Begriffe und Kategorien // Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. B., 1921. Bd. 47. 33 установление внутренней взаимосвязи между политическими, социальными и экономическими структурами городского развития, открытие самого факта урбанистической динамики: от городской общины, подавленной как внутренними ограничениями и регламентами цеховой организации, так и внешним авторитетом сеньориальной власти, до свободной самоуправляющейся коммуны. Но в то же время, веберовское понимание города оказывается слишком ригористичным: подобного названия заслуживают лишь несколько сотен самоуправляющихся коммун Италии и Франции, да и то лишь в XIII–XV вв., прочие же поселения, даже отличающиеся многочисленным населением, развитыми ремеслами и торговлей, но не имеющие городской автономии, оказываются не достойными называться городами. И уж вовсе не знакомыми с городским развитием оказывались народы Востока и Севера. К. Хаазе20, продолжая поиски Вебера, предложил комбинированное понятие города, которое включает наличие большого замкнутого поселения, существовавшего за счет несельскохозяйственного производства, осуществление регулярного рыночного обмена, присутствие крупных потребителей – властной и интеллектуальной элит, чиновничества; город, наконец, виделся как союз, регулирующий свою экономику, обеспечивающий свою безопасность путем устройства фортификации и формирования военного гарнизона. Увы! Большая часть отмеченных немецким историком признаков города не является очевидной. Скажем, производственную сущность не проявляли такие крупные города, как Рим и Константинополь, являвшиеся административно-управленческими и культурнорелигиозными центрами. Едва ли возможно отыскать такие признаки в характеристике городов Востока и Севера. Точно так же и фортификация не является нормативным качеством средневекового города. К примеру, Венеция, в городском статусе которой вряд ли кто усомнится, не имела никаких крепостных стен. И уж вовсе не строили крепостных стен и башен кочевники, создавая свои города, ибо считали их признаком малодушия и трусости. Ф. Рериг21 из наметившегося множества признаков города выделил по рейтинговой значимости три главных: относительно большое число жителей, создание большой массы прибавочного продукта, способного опосредовать рыночный обмен, и наличие значительного слоя потребителей. Но численность населения города оказалась самым неопределенным признаком. Те законодательные нормы, которые сложились применительно к городскому статусу, оказались очень подвижными и весьма поздними. В то же время, в Северной Европе, Англии, Ирландии и даже в Западной Европе, горной части Испании и Швейцарии сложилось бессчетное множество малых городов с численностью населения менее 1 тыс. чел., в пределах всего лишь одной-двух сотен жителей (Stoob H., 1970). Во второй половине ХХ в. в урбанистике получила всестороннее обсуждение проблема «малого города»22 как основной, наиболее распространенной формы городского развития, в особенности в средние века; крупных городов, в действительности, было немного, единицы, малых же городов было в тысячи раз больше; основная масса горожан в средневековую эпоху проживала отнюдь не в больших городах, а в малых. «Малый город» оказывался центром локальной экономики самого различного характера – аграрной, скотоводческой, промысловой. «Малый город» определял структурные хозяйственные взаимосвязи в пределах какого-то определенного, обладавшего культурноисторической целостностью района, области, региона; он выступал носителем локального обмена, но одновременно оказывался очень важным звеном межлокальной коммуникации. 20 Haase C. Stadtbegriff und Stadtentstehung in Westfalen: Uberlegungen zu einer Karte der Stadtentstehungsschichten // Die Stadt des Mittelalters. Darmstadt,1972. Bd. 1. 21 Rorig F. Die Stadt in der deutschen Geschichte // Die Stadt des Mittellaters. Darmstadt, 1972. Bd. 1. 22 Ястребицкая А.Л. Европейский город (Средние века – раннее Новое время). Введение в современную урбанистику. М., 1993. 34 Подобные контраргументы в особенности важны при изучении городского развития Севера с их обычной малочисленностью населения. Отчетливее всего намеченная Вебером тенденция многофункциональной интерпретации города выражена в трудах наиболее влиятельного представителя современной урбанистики – Э. Эннен23. Согласно ее определению город является сосредоточием военных, политикоадминистративных, правовых, фискально-экономических, социальных и культово-культурных функций; т.е. в городе была сосредоточена власть над окружающей периферией, обладавшая принудительной силой в лице войска, вооруженных отрядов; в городе находился суд, также способный применить силовые санкции в виде взятия под стражу, заключения; там же действовали налоговые инстанции, институты социальной стратификации, соответствовавшие той или иной сумме прав и привилегий, центры образования, досуга и отправления религиозного культа. В дальнейшем, среди нормативных признаков города стали называть обособление не только управленческой, но и интеллектуальной деятельности, наличие светской системы универсального и профессионального образования, венчающейся городским университетом, создание системы открытой коммуникации, средств массовой информации, формирование самостоятельных институтов социальной памяти, первоначально – в виде городской хронистики, архивов, библиотек и т.п., позднее – в виде метрик, фиксации актов гражданского состояния – рождений, бракосочетаний, смерти, списков почетных и иных категорий граждан; выделялись также в качестве обязательных признаков города действие коммунальной службы, поддерживающей чистоту и порядок, образование городской милиции, т.е. вооруженных отрядов горожан, поочередно несущих службу по охране общественного спокойствия и т.д. Подобное «суммирование» критериев города стало считаться универсальным, превзошедшим прежние, неизбежно односторонние попытки толкования сути градообразования. Несомненно, многофакторные теории перспективнее монофакторных, однако за множественностью отдельных качеств городской жизни, пусть и весьма значимых, распадается целостное представление о городе, как происходит утрата образа в разбитой мозаике. К тому, же последовательное выделение одного за другим множества качеств бесспорно городского статуса способно привести к «регрессу бесконечности», когда определение одного признака неизбежно влечет за собой необходимость определения другого, и тогда сущность понятия «город» окажется ускользающей. Понимание этой познавательной трудности породило определенный кризис в современной урбанистике24. Стали раздаваться голоса о невозможности толкования понятия «город» (Mumford L., 1966). Интеллектуальный пессимизм выразился даже в отказе от любых теоретических конструктов, претендующих на полное, исчерпывающее определение города. Э. Кейзер25 предложил в качестве выхода считать и называть городами только те поселения, которые именовались «городами» в средневековых официальных источниках, т.е. самоопределялись в соответствующей урбанистической терминологии как urbs, civitas, polis, burg и т.п. Продуктивность этой идеи несомненна. Вместе с тем, необходимо обратить внимание как на неустойчивость и изменчивость средневековой терминологии, так и на ее многосмысленность. Есть вообще тенденция объединять понятия «город» и «государство», «город» и «цивилизация»26, исходя из этимологии самых ранних европейских терминов для их 23 Ennen E. Die Stadt des Mittelalters. Darmstadt, 1976. Haynes B. and Clark P. Studies in international urban History. P., 1991. 25 Kaiser R. Bischofsherrschaft zwischen Konigtum und Furstenmacht: Studien zur bischoflichen Sdtatherrschaft im westfrankisch-franzosischen Reich im fruhen und hohen Mittelalter. Bonn, 1981. 26 Sjoberg G. The preindustrial city. N.-Y.,1965; Hall P. Cities in Civilisation. L.: Phoenix,1999. 24 35 обозначения: о и civitas, одновременно обозначающих и огороженное место, город, городское пространство, и государство, сообщество граждан, правовое общество; такое отождествление усилили и установленные востоковедами данные об обозначении города и государства в древнеегипетской и шумерской терминологии, соответственно «фи» и «ур», значившие одновременно и городское пространство с правильной планировкой и окруженное стенами и государство с присущими ему властными и принудительными инстанциями. Таким образом, в мировой исторической науке сложились самые различные подходы в понимании сущности города: от предельно ограниченных, требующих фокусировать внимание на одном главенствующем признаке отдельно взятого типа городского поселения определенного региона и периода времени, до предельно расширительных, предполагающих существование универсального города, города вообще, вне времени и пространства. Главной трудностью всех обозначенных пониманий «города» является сведение его существования к одной единственной, по сути, европоцентристской модели: город является результатом прогрессивной эволюции земледельческой экономики, он возникает вследствие обособления ремесленной деятельности и потребностей обмена между различными сферами хозяйствования; собственно он исторически утверждается как поселение земледельцев и землевладельцев, возвышается как центр, регулирующий земледельческое производство и распределение; таковы первые города, как Иерихон, Ур в Месопотамии, Мемфис в Египте, действительно отмечавшие одновременное возникновение государства и цивилизации; интересы землевладельцев представляли древнегреческий полис и древнеримская цивитас. Однако подобное видение проблемы отказывает в урбанистическом развитии большей части народов земного шара, в особенности кочевникам, населявшим едва ли не 4/5 пространств Евразии, Афразии и Америки. Между тем, даже самый беглый взгляд на исторические судьбы номадов убеждает в том, что им были известны развитые урбанистические традиции, стоит лишь вспомнить сарматскую Ольвию, скифский Пантикапей, существовавшие с древности арабские города Мекку и Медину, тюркские Самарканд и Хорезм, татарские Каракорум и Сарай и многие другие. И уж тем более, подобное видение проблемы исключает из сферы урбанизированности и цивилизованности народы Севера, не знавшие даже зачатков земледелия. Еще более жестко звучит требование выделять «город в строгом смысле слова» как обладающий непременно автономией, самоуправлением и суверенитетом, что отчетливо ощутимо по работам Вебера. В таком толковании называться городами, по существу, могли лишь коммуны Северной Италии и Фландрии, остальная же масса урбанизированного мира даже Европы должна была считаться словно бы остановившейся на полпути к городу. Что же касается бескрайнего Востока, то он как будто бы оказывался не доросшим до городского развития, несмотря на существование почти миллионных городов Индии и Китая с мощным ремесленным производством, с гигантским размахом торгового обмена, стоит лишь вспомнить индийский Куилон или китайский Ханчжоу. Ну а о Севере в такой логике и вовсе говорить не приходиться. Не претендуя дать полное исчерпывающее определение города, не противоречащее самым различным формам городского развития, попытаемся выделить то сущностное его содержание, которое было бы приемлемо и для характеристики весьма специфического феномена северного города. Город, по нашему мнению, является более или менее стабильным поселением, занимающим высшее место в иерархии других поселений определенной территориальной общности; он занимает центральное положение по отношению к прочим поселениям, ко всей окружающей его земле; город выступает средоточием упорядочивающей и распорядительной власти в пределах контролируемой им территории. 36 То есть город, в отличие от прочих форм и типов стабильных поселений, оказывается с самого начала своего существования политическим центром, призванным регулировать отношения между различными этно-религиозными и социальными группами окружающей периферии, оказывается особого рода союзом с местным населением подвластной ему области; в подобном союзе город признается обязанным защищать все это население от любой третьей политической силы, а жители подчиненной ему земли обязываются совершением определенных служб и платежей (не обязательно в денежной форме) за оказываемое военное, административное и правовое покровительство. Центральный статус города мог усиливаться не только его политической, административной и правовой функцией, но и его военной, оборонительной, торгово-меновой, ремесленно-хозяйственной и культовой ролью. Итак, среди признаков европейского города наиболее существенными оказываются: связь с земледелием; политическая автономия; саморегуляция экономики; правовая и судебная самостоятельность; свобода и равноправие граждан; военная самоорганизация; рыночные отношения; денежное хозяйство; ремесленное производство; коммунальная служба; каменная архитектура; письменная культура. Однако урбанистика ХХ в. вышла далеко за пределы европейского опыта. Сегодня существуют ничуть не менее представительные восточная, африканская и американская урбанистические исследовательские традиции. Города зародились именно на Востоке еще в эпоху дописьменной истории. Согласно современным данным востоковедов27, «первая урбанистическая революция» свершилась еще в VII тыс. до н.э. одновременно с переходом к земледельческому хозяйству; одним из самых первых городов Земли признается Иерихон. В IV тыс. до н.э. произошла «вторая урбанистическая революция», когда возникли десятки и сотни городов в нижнем течении Нила, в Междуречье Тигра и Евфрата, в долине реки Инд и в долине р. Хуанхэ одновременно с образованием первых цивилизаций – древнеегипетской, месопотамской, древнеиндийской и древнекитайской. По экономическим параметрам традиционные города Востока и отдаленной древности и средневековья ничем не отличались от сельских поселений; даже архитектонически они были весьма похожи – восточные деревни также нередко имели каменную архитектуру, мощеные улицы, канализационные стоки и порой крепостные укрепления28. Экономические и военно-стратегические критерии города, выработанные европейской урбанистикой, в приложении к восточной действительности утрачивают всякий смысл. Это обстоятельство даже ввело в заблуждение европейских урбанистов начала ХХ в.29, склонных заключать об однотипности города и деревни на Востоке и даже об отсутствии самостоятельного городского устройства в восточных странах. В действительности же, восточные города отличались от окружающей периферии не столько автономией, самоуправлением или торгово-ремесленной ролью, все это было присуще уже простым формам социальности – сельской общине, и даже не численностью и плотностью населения, но весомостью и значимостью централизаторских функций. В древности это были храмовые города, города-государства, царские города, доминировавшие над окружающими землями, выступавшие коллективными собственниками земли, регулировавшие ирригационные работы, строительство каналов и дамб, контролировавшие трудоемкий земледельческий процесс и т.п.30 В средние века это - центры районов, областей и провинций, обозначавшиеся 27 Mumford L. The City in History. Its Origins, its Transformations and its Prospects. L., 1966. Пигулевская Н.И. Города Ирана в раннем средневековье. М.-Л., 1956; Чилашвили А.А. Города феодальной Грузии: Автореф. дисс. ... к.и.н. М., 1967; Кокаш И.Р. Города Сирии в X-XI вв.: Автореф. дисс. ... к.и.н. М., 1968. 29 Sombart W. Op.cit.; Weber M. Op.cit. 30 Фихман И.Ф. Оксиринх – город папирусов. М., 1976. 28 37 терминами «шахр», «мадина», в отличие от прочих поселений – «кариа» и «балад»31; в них находились резиденции правителей соответствующих территорий, казна, войска, суд, тюрьмы, чиновничество, храмы, чего не было в сельских поселениях. Восточный город, по крайней мере, Ближнего Востока, таким образом, и в древности, и в средние века выступал центром, где концентрировался и перераспределялся прибавочный продукт, созданный на определенной подвластной только ему территории; эта концентрация осуществлялась в виде сбора ренты, налогов, пошлин, или дани, а перераспределение производилось в форме обмена, торговли, выплат жалованья солдатам, судьям, чиновникам и т.д. Благодаря этой централизаторской роли в движении и трансформации прибавочного продукта целых районов, областей и провинций, город получал возможность вести строительство, более масштабное, нежели в сельской местности, осуществлять благоустройство улиц и площадей, обеспечивать, в целом, более высокие жизненные стандарты, нежели в сельских поселениях. Исследования по истории более отдаленных восточных типов урбанизма вполне согласуются с только что сформулированным определением. Индийский город древности и раннего средневековья еще более явно противоречил примату экономического критерия; он не мог быть центром ремесла и торговли уже потому, что древнеиндийскими шастрами в нем запрещалось не только проживать, но и находиться купцам и ремесленникам32; требования ритуальной чистоты не позволяли представителям низких варн переходить границы города и заставляли их останавливаться у городских ворот. Но в то же время, эти города обладали большой численностью и высокой плотностью населения, в десятки раз превышавших масштаб европейских городов; выделялись каменной архитектурой, многоэтажными домами, великлепно отлаженной канализацией, системой водоснабжения и, в целом, благоустройством и процветанием. Город Древней Индии был средоточием военно-политической и сакральной власти. Только в дальнейшем, под воздействием исламизации, в Индию был осуществлен транзит ближневосточных урбанистических форм, и город сделался центром концентрации производительного населения, ремесла и торговли. Но и в этом случае более существенным признаком оказывается централизаторская и иерархизаторская роль города: сложилась бесчисленная сеть мелких городков (касаба), объединявших небольшие территории; над ними возвышались средние города (саркар), выступавшие центрами областей, и над этими последними высились крупные города (суб), являвшиеся столицами провинций33. Китайский город отличался, кажется, по всем признакам от западного, начиная с внешнего вида: в нем не практиковалась каменная архитектура, не было каменных крепостных стен и башен; лишь северные пограничные города укреплялись глинобитными заслонами; вместе с тем, все городское пространство делилось на множество кварталов, отделявшихся один от другого стенами, и передвижение строго ограничивалось по времени. Город в Китае находился на государственной земле, получал городской ранг по императорскому пожалованию и обладал военно-политическими, административными, экономическими и культурными функциями. В китайском урбанизме также можно заметить иерархизацию городских поселений: самую низшую ступень занимали периферийные городки (ло), чуть выше стояли города – центры округов (чэн), над ними возвышались большие города – Беленицкий А.М., Бентович И.Б., Большаков О.Г. Средневековый город Средней Азии. Л., 1973; Большаков О.Г. Средневековый город Ближнего Востока. VII–середина XIII вв. М., 1984; Михайлова И.Б. Средневековый Багдад: (Некоторые аспекты социальной и политической истории города в середине X–XIII вв.). М., 1990. 32 Ильин Г.Ф. Древнеиндийский город Таксила. М., 1958. 33 Ашрафян К.З. Средневековый город Индии XIII–середины XVIII вв. М., 1983. 31 38 административные центры областей и провинций (да чэн) и венчали урбанистическую пирамиду столицы царств и империи (ду, нэй)34. Японский город древности и средневековья также был центром концентрации и перераспредления прибавочного продукта, что осуществлялось посредством силового давления на местное население со стороны вождества. Поэтому города (мати) там с самого начала носили политический характер, имели замковые и крепостные укрепления; исследователи, описывая действительность Японии эпохи средневековья, не случайно порой оперируют категорией «замковые города»35. Не удивительно, что средневековые японские города выступали центрами территориальной суверенизации. Однако рассматривавшийся до сих пор опыт восточной урбанистики касался исключительно аграрных цивилизаций, в силу чего он мало пригоден для сопоставительного анализа северного урбанизма. В то же время, значимыми для решения наших задач моментами здесь являются отход от жесткой экономической предопределенности понимания сути города, выдвижение в качестве смыслового ядра характеристики города как центра концентрации и перераспределения прибавочного продукта с подчиненной ему территории, а также формулирование принципа иерархизации городских поселений, включавших «городки», «замковые города» и «столицы суверенных территорий». Более ценным для целей нашего исследования оказывается оригинальный опыт того направления восточной урбанистики, которое обращено к истории номадической цивилизации, в частности, тюрков, арабов, монголов и некоторых других кочевых народов. Многочисленные исследования тюркологов и арабистов36 показали формирование у номадов достаточно развитой урбанизации. Речь здесь шла не столько о шатровых ставках вождей, которые порой описывались как своеобразные «города с войлочными стенами», способные перемещаться в пространстве вместе с кочевьем, сколько о стабильных поселениях с четкой, очень часто концентрической, планировкой, явно выделенным центром в виде дворца правителя и храмового комплекса, с базарными площадями, с развитыми предместьями торговцев и ремесленников. В отличие от европейских, да и, пожалуй, традиционных восточных городов они не имели мощных фортификационных укреплений, что, между прочим, долго было трудно преодолимой сложностью в открытии городов кочевников, даже прославленных столиц. Эти города находились под защитой многотысячной гвардии и постоянного конного войска, располагавшегося прямо в поле в традиционных шатрах вокруг городской черты. Другим серьезным отличием был иноэтнический состав торгово-ремесленного населения, очень часто формировавшегося из числа насильственно приведенных пленников и в силу этого не обладавших полной свободой и полноправием. Еще одним немаловажным отличием кочевнической урбанизации была сезонная миграция большей части населения города вслед за перемещавшимся конным войском с зимних кочевий на летние и обратно. Это обстоятельство обусловило сосуществование городов-двойников на Севере и Юге с одним и тем же названием, к которым лишь добавлялось определение «старый» или «новый»; таковы «Старый Сарай» и «Новый Сарай» в нижнем и среднем течении Волги, возможно, такой же смысл имеют названия «Старая» и «Новая Сибирь» и др.37 Стужина Э.П. Китайский город XI–XIII вв.: Экономическая и социальная жизнь. М., 1979. Искендеров А.А. Феодальный город Японии. М., 1961. 36 Маргулан А.Х. Из истории городов и строительного искусства Древнего Казахстана. Алма-Ата, 1950; Киселев С.В., Евтюхова Л.А. и др. Древнемонгольские города. М., 1965; Кумеков Б.Е. Города кимаков // Вестник АН КССР. Алма-Ата, 1969. № 1; Чимитдоржиев Ш.Б. Средневековая культура монгольских народов. Новосибирск: Наука,1995; Fedorov-Davydov F.A. Die Stadte der Goldenen Horde. Munchen, 1986; Eadem. The Silk Road and the Cities of the Golden Horde. Berkeley: ZP, 2001. 37 Егоров В.Л. Золотоордынский город: (Причины возникновения, историческая география, домостроительство): Автореф. дисс. ... к.и.н. М., 1973; Смирнов А.П., Федоров-Давыдов Г.А. Города Поволжья в средние века. М., 34 35 39 Несмотря на эту специфику, города кочевников выступали центрами военнополитической и административной власти; там находилась резиденция территориального правителя; именно там решались важнейшие вопросы регулирования кочевий в степи, распределения пастбищ между племенами и родами, права собственности, распоряжения и пользования источниками питьевой воды, водопоев и пр.; там разбирались споры, вершился суд; там находился чиновничье-бюрократический аппарат, ведавший учетом населения, различных служб, повинностей, сбором налогов и пошлин; там находилась канцелярия, образовательные и религиозные учреждения. Некоторые из городов тюрков выделялись великолепной монументальной архитектурой, дворцами, храмами, школами, астрономическими обсерваториями и т.п. Таковы монгольская столица, прославленный Каракорум, столица Золотой Орды, уже упоминавшийся Сарай, столица Крымского ханства, Солхат, или более поздний Бахчисарай, и многие другие. Показателем развитости городского сознания кочевых народов была и своя собственная, а отнюдь не заимствованная из других, более древних культур, урбанистическая терминология. У тюрков, к примеру, город как военно-политический центр, осуществлявший властные полномочия в регулировании сезонных кочевий, назывался «балык»; горожане, причастные к этим регулятивным функциям, а отнюдь не бесправные ремесленники и торговцы, назывались «балыкдаки». Город же в традиционном для европейской и древних восточных культур смысле, т.е. как центр земледельческой области, именовался «кенд». Тюркский термин «сарай», приобретший в русской огласовке травестийный смысл, обозначал дворец, причем монументальный, а не сборно-разборный шатер. Близкий смысл имели города кочевников Южной Америки, к примеру, мешиков, теночков, более поздних ацтеков. Они выступали центрами регулирования кочевого хозяйства, требующего огромных площадей, центрами военно-политического и социальноэкономического доминирования над завоеванным местным населением, очень часто более развитым, занимавшимся высокопродуктивным земледелием и обращенным в полусвободное и несвободное состояние. Легендарный Мешико-Теночтитлан был городом бюрократии, чиновничества, знати; располагаясь на искусственных островах большого озера, этот город не знал фортификационных укреплений; дома представляли собой легкие каркасные конструкции, вход в которые не закрывались привычными дверями, а завешивались занавесью, напоминая прикрытия юрт и чумов. То есть, главной особенностью кочевого урбанизма была регуляция сложного кочевого хозяйства, связанного с последовательным занятием и сменой обширных пространств для пастбищ и угодий в сотни и даже тысячи километров, закрепление пастбищных территорий и водопоев за теми или иными родами и племенами, определение маршрутов кочевий, разбор межродовых и межплеменных конфликтов и споров, улаживание взаимоотношений с местным и новым пришлым населением и т.д. Подобное качество города как центра регуляции особой кочевой экономики было не чуждо и народам Севера. Не столь экзотичными, но все-таки обладавшими серьезной спецификой были древнерусские города38. Прежде всего, первые столетия эти города существовали вне письменной культуры, и их первоначальная история фиксируется только археологическими источниками. Далее, торгово-ремесленная функция древнерусского города не была определяющей и первенствующей; он выступал прежде всего военно-политическим ядром достаточно большой сельской округи, позднее соотнесенной, как минимум, с уездом (позже 1974; Зиливинская Э.Д. Монументальное строительство в городах Золотой Орды: Автореф. дисс. ... к.и.н. М., 1991; Федоров-Давыдов Г.А. Золотоордынские города Поволжья. М., 1994. 38 Сахаров А.М. Города Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. М., 1959; Колчин Б.А. Археология СССР: Древняя Русь. Город, замок, село. М., 1985; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988; Толочко П.П. Древнерусский феодальный город. Киев, 1989. 40 даже сформировался принцип: «нет уезда без города»), был административно-хозяйственным центром, выделялся особой ролью в религиозно-идеологическом воздействии на окружающую периферию, благодаря обязательному наличию церкви. Соответственно и население города Древней Руси с самого начала составляли не торговцы и ремесленники, а военно-родовая знать окружающей территории, дружинная среда. Купцы и ремесленники появились в городской черте вслед за знатью, видя в ней возможного и реального потребителя товаров и услуг; русский город был агломерацией, где сосредотачивался, перераспределялся и перерабатывался прибавочный продукт, поступавший как в виде добровольных приношений, общественных взносов, так и в виде принудительной дани, военных контрибуций, фискальных сборов, судебных пошлин, земельной ренты и пр. Поэтому и богатство и процветание города в Древней Руси и России основывалось не на собственном производстве, а на обложении различными поборами хозяйственной деятельности окружающего земледельческого населения. Не знал русский город на протяжении почти всего средневековья и каменной архитектуры, мощенных камнем улиц и площадей; для застройки и фортификации использовались дуб, сосна, кедр; для мостовых применялась осина. Собственно сам термин «город», производен от глагола «городить», т.е. огораживать деревянной оградой поселение. С точки зрения внутренней структуры древнерусский город делился на две части: вопервых, кремль, занимавший центральное место, очень часто возвышенное и специально укрепленное, где находились двор князя, или воеводы, приказы с дъяками и подъячими, канцелярия, архив; там хранились казна и печать; там были съезжая изба, тюремный острог, площадь общегородских собраний; там же обязательно находился собор; во-вторых, посад, где расселялись ремесленники со своими мастерскими и лавками, а также торговцы; там же устраивались и рынки; посад также обносился укреплениями либо земляными в виде рва и вала, либо стенами. Сибирский город был региональной разновидностью русского города. Его существование начинается, согласно сложившейся историографии39, только со времени русской колонизации Сибири. Известны высказывания лидера современной сибирской урбанистики Д.Я. Резуна о том, что «... урбанизация Сибири ... начинается с нуля», что Сибирь «до прихода русских не знала таких форм поселений, как города». И город соответственно представляется как военно-административный и фискальный центр, проводивший политику русского государства по присоединению сибирских окраин, их объясачивания, т.е. сбора ясака с подвластного местного населения в фиксированной натуральной или денежной форме, и христианизации. Обязательными чертами такого города были воеводское управление, отряды стрельцов, служилых людей и казаков, канцелярское и судебное делопроизводство, церковь, кабак, каталажка, аманатская изба, где содержались заложники из числа местной родоплеменной знати. Города Сибири отличались жестким, порой двойным соподчинением: уездные города подчинялись губернскому Тобольску и столице – Москве; воеводы назначались самим царем, действовали на основе царского указа или наказа, обладали полномочиями в течение короткого срока, как правило, в течение одного года, и, закончив исполнение обязанностей, несли ответственность перед царем. Особенностью северного города, в отличие от традиционного русского, было, в первую очередь, отсутствие постоянного населения; все служилые люди Резун Д.Я. Очерки истории изучения сибирского города конца XVI–первой половины XVIII вв. Новосибирск, 1982; Он же. Очерки истории изучения сибирского города, XVIII в. Новосибирск, 1991; Он же. Урбанизация и история Сибири конца XVI–XVIII вв. // Известия СО АН СССР. Сер.: ист., филол, филос. Новосибирск, 1983. Вып. 3. С. 44; Вилков О.Н. Город Сургут и его торговля в XVII в. Новосибирск, 1997. 39 41 набирались воеводой, и с назначением преемника почти полностью сменялись. Другой особой чертой северного урбанизма было отсутствие сколько-нибудь развитого ремесла и вообще производства. Спецификой являлась также сезонная концентрация промысловых людей, промышлявших на скупке у аборигенов пушнины и извлекавших значительные прибыли из последующей ее перепродажи в городах центральной России. Наконец, города Севера отличались от обычных русских городов отсутствием земледельческой округи, пригодных для земледелия земель и, соответственно, отсутствием хоть какого-нибудь земледельческого населения, способного осуществлять продовольственное снабжение городского населения, зависевшего с самого начала от поставок продовольствия из южных районов Сибири - Тюмени, Тары, Тобольска, и способного обеспечивать непрерывность городского существования в ходе естественных миграций. Поэтому северные города могли легко прекратить свое существование, как это произошло, к примеру, с Мангазеей. Разумеется, созданная усилиями сибиреведов концепция города вносит много нового в понимание процесса региональной урбанизации, однако она оставляет глубокие сомнения в том, что формы урбанизма утвердились в Сибири в результате русского военноколонизационного транзита. Результаты археологических исследований последних лет на Севере Западной Сибири40 показывают существование десятков, если не сотен, урбанистических поселений дорусской эпохи. Это были поселения порой достаточно внушительные по площади, достигая десяти тысяч квадратных метров; они имели правильную регулярную планировку, кольцевую или линейную застройку, имели четко выраженный центр, занятый постройками вождя и его ближайшего окружения – свиты или даже двора; эти поселения имели древесно-земляные укрепления, были окружены рвами и валами в два – три ряда, а в отдельных случаях даже больше – до шести кольцевых укреплений; существенной была и высота фортификационных сооружений: валы достигали до шести метров высотой и бревенчатые стены - до трех метров высотой. Из таких городов наиболее известен Эмдер, воспетый в древних югорских песнях и преданиях. Проблема определения города неразрывно связана с проблемой его происхождения. И здесь также существует множество самых разнообразных теорий. Э. Гауп41, Г. фон Маурер42, Г. фон Белов43 объясняли возникновение города эволюцией сельской общины, усматривая источник городской самоорганизации в традиционных формах общинного быта, с присущими ему демократизмом, выборностью старост, общим судом. Р. Зом, С. Ричел44 и многие другие особенно настойчиво развивали «рыночную теорию», по которой города возникли в местах стихийного рыночного обмена, на пересечении важных торговых путей, около водных переправ, речных бродов, у мостов, близ удобных естественных гаваней, где могли приставать корабли и разгружаться и т.п. А. Пиренн45, продолжая обоснование этой теории, выдвинул идею о том, что не просто торговля стала главным движущим фактором возникновения и развития города, но преимущественно крупная, международная, морская торговля; международный обмен получил развитие в средневековой Европе с началом Первого крестового похода, не случайно тогда стали оформляться как самоуправляющиеся города-государства приморские поселения Генуя, Венеция, Анкона, Пиза, Марсель и др. Зыков А.П. Раскопки городища Искер // Археологические открытия Урала и Поволжья. Сыктывкар, 1989; Кардаш И. Надым-вош // Лукич. Тюмень,1998. Ч. 3; Иванов И. Лесные замки // Югра. Ханты-Мансийск, 2001. № 9. 41 Gaupp E.-Th. Uber deustche Stadtegrundung, Stadteverfassung und Weichbild im Mittelalter // Die Stadt des Mittalalters. Darmstadt, 1975. Bd. 2. 42 Maurer G.L., von. Geschichte der Stadteverfassung in Deutschland. Erlangen, 1869–1873. Bd. 1–4. 43 Белов Г., фон. Указ. соч. 44 Rietschel S. Op.cit. 45 Пиренн А. Средневековые города Бельгии. М., 1937. 40 42 Есть суждения о том, что города возникли в зонах зарождения первых цивилизаций и распространились повсеместно в результате заимствований, транзита и колонизации. Наконец, высказывались мысли о врожденном инстинкте человека к ассоциации, солидарности, совместной деятельности, что и стало определяющей причиной возникновения городских форм жизнеустройства. Все эти теории подвергались серьезной критике за преувеличение какого-то одного фактора процесса градообразования. В противовес им стали развиваться многофакторные теории. Ф. Рериг46, Г. Планиц47, Э. Штайнбах48, Э. Эннен49 и др. выделяли факторы естественно-географические, демографические, политические, экономические, социальные в качестве обусловивших генезис города. Здесь имелись в виду и моменты выбора стратегически выгодного месторасположения будущего города на горе, возвышенности, высоком берегу, мысу; учитывались также процессы роста рождаемости, значительно возросшего прироста сельского населения, миграций других народов, обострение конфликтогенности, вызвавших потребность в создании укрепленных центральных поселений; брались в расчет также тенденции усиления родоплеменной знати, формирования потестарной организации в лице вождей и князей, опирающихся на дружину, которые стали выступать основателями замков, крепостей, укрепленных городов; ну и, конечно же, не игнорировались изменения в социальных отношениях, когда однородная сельская община приобретала более сложную структуру, когда появлялись социальные группы купечества, ремесленников, чиновничества, воинов, священников, средоточием жизнедеятельности которых и становился город. В то же время, нельзя не признать множественности путей урбанизации, и рассмотренные теории репрезентировали лишь какой-то один из них. Это представление о многообразии урбанизационного процесса еще более усиливается при соприкосновении с опытом восточной и южно-американской урбанистики. Если же попытаться выделить некие общие глубинные факторы перехода к городским формам социальности, то придется указать не столько на прогрессивную эволюцию земледельческого хозяйства, констатация каковой оказывается бессмысленной при описании кочевого и северного урбанизма, не столько на отделение ремесла от земледелия, сколько вообще на возникновение новых типов массовой, хозяйственной деятельности, в частности, кочевого скотоводства, или рыбного и охотничьего промысла, имеющего особое значение на Севере, на новые формы социальной организации, где наряду с кровнородственной связанностью появляется псевдо-родственная (вождеско-дружинная) связанность и господскослужилая соподчиненность; важным оказывалось и утверждение нового типа миросозерцания, доминантами которого были представления об упорядоченности пространства, иерархизированности его значимых для обитания человека мест, об авторитете и власти; город оказывался результатом сложной социо-культурной метаморфозы, выражавшейся в разрыве с традиционными формами бытия, которые продолжали удерживаться в окружавшем его мире. Возникновение города оказалось не одномоментным актом. Формированию города предшествовали порой достаточно длительные стадии предгородского (протогородского, догородского) существования. В современной, западной урбанистике достаточно широко оперируют понятиями «урбанистический нуклеус», «урбанистическое ядро», «город-эмбрион», призванными описать это предгородское состояние. Нельзя сказать, что эти понятия оптимальны. Может быть, наиболее универсальным из них оказывается сам термин «предгород», позволяющий объединить самые различные формы протогородского и раннегородского существования, а именно: укрепленный лагерь, крепость, замок, место ярмарочного и рыночного обмена, культовое святилище, религиозный центр и т.п. Предгород 46 Rorig F. Op.cit. Planitz H. Op.cit. 48 Steinbach F. Stadtgemeinde und Landgemeinde // Rheinische Vierteljahrsblatter. Koln, 1950. № 13. 49 Ennen E. Op.cit. 47 43 отличается от города проявлением, как правило, какой-то одной функции, будь то военная, экономическая, религиозная, или какая-то иная. Предгород мог возникнуть в отдаленном прошлом, в древности, мог развиваться, то усиливаясь, то ослабевая, мог привести, а мог и не привести к оформлению в город. Критериями трансформации предшествующих предгородских поселений в собственно город является выявленная нами прежде многофункциональность городского центра, т.е. сосредоточение в нем основных политических, правовых, экономических, социальных и культурных функций. Определяющим маркером городского статуса поселения (независимо от его топо-культурной и этно-конфессиональной природы) является допущение к властным полномочиям горожан, или, по крайней мере, той их активной части, которая имела право ношения оружия, участия в собраниях и городском ополчении. Город и предгород достаточно отчетливо различались и различаются в исторической терминологии. Поселения городского статуса на Западе, испытавшие влияние римской цивилизации, обозначались терминами civitas, urbs, communitas, respublica. В германском мире подобные поселения назывались burg. В славянских землях для их обозначения применялись термины грод, град, город. Предгородские поселения на Западе обозначались castrum, если речь шла об укрепленном поселении, крепости; castellum, если дело касалось укрепленного места какого-то территориального властителя; emporium, если это было место склада товаров, обмена; locus, если это поселение хоть как-то отграничивалось от окружающей местности; colonia, новое поселение в осваиваемых землях; monasterium, поселение культового характера. В славянском мире предгородские поселения назывались посад, слобода, ям и т.п. Особый вопрос, не находивший до сих пор специального изучения, представляет урбанистическая терминология средневековой Сибири. Для западных авторов, писавших о Северной Азии, обычным было представление об отсутствии оседлых поселений у аборигенов. Франческо да Колло50, дипломат императора Максимилиана I, пользовавшийся рассказами Угрина Базеровича о Югории и Обдории, писал в своем «Доношении о Московии» в 1519 г. о «Югорском княжестве» (Ducato di Jugoria), утверждал, что его земли заселены «людьми совершенно чуждыми всякой чистоты, человечности и обхождения ..., не знают они употребления ни золота, никакого иного металла; не имеют кровли, никакого жилища, кроме лесов и хижин из ветвей и листьев; не умеют ни пахать, ни сеять, не знают хлеба ...». Джакомо Гастальди51, автор «Новой карты Московии», упоминал «вогульскую орду» (vavslrzani), отождествляя ее с северными татарами, и отмечал, что «... (они) не имеют никакого обитания, кроме (того), что они возят на своих повозках, покрытых кожами» (пер. сo средневек. ит. наш – А.Е.). В подтверждение этой мысли он помещал изображение в междуречье Оби и Иртыша шатров татарского типа. Александр Гваньини52, итальянец, состоявший на службе польского короля Сигизмунда, также утверждал в своем «Описании Московии» середины XVI в., что в областях у Северного океана «... нет ни городов, ни крепостей, ни сел ...». Юрий Крижанич53, проживший в Тобольской ссылке 15 лет, в 1680 г. сообщал в латиноязычном «Relatio de Sibiria» о городе Березове (Bresovia) в пределах крайнего «Северного климата», обозначая его термином oppidum, каким на Западе отмечались малые укрепленные города, небольшие крепостцы; поселения же аборигенов он обозначал термином villa, т.е. селение, включая и те, которые были резиденциями «десятников, которых называют князьями» (decanis quos knezios vocant) (пер. с лат. наш – А.Е.). Франческо да Колло. Доношение о Московии. М., 1996. Giacomo Gastaldi. Moschovia nuova tavola. Roma, 1548. f.10b. 52 Александр Гваньини. Описание Московии. М., 1997. C. 51. 53 [Крижанич Ю.] Повествование о Сибири: Лат. рук. XVII в. СПб., 1822. C. 5-7. 50 51 44 Милеску Спафарий54, молдавский грек, состоявший на службе царя Алексея Михайловича, в 1675 г. посетивший Сибирь, знал Самаровский ям, видел остатки укрепления князя Самара на вершине горы. В латинском тексте он называл это укрепление Samaris oppidum, а в авторском славянском переводе «Самаровский городок». «А Самаровский ям потому словет, – писал Спафарий, – что был остяцкий князь в том месте, именем Самары, также и городок выкопан на высоких горах и шанцы по се время видятся. А Самаровские горы зело высоки и круглы, будут кругом верст с 20, а дале не идут. И горы неплодны, и на них болота и озера есть, и камень мелкий, и лес непотребный». Спафарий, далее, отмечал древность местного населения: «Народ остяцкий древний … Жители все те от скифов произведены суть … А жилище их начинается от Иртыша и до устья реки Иртыша, где впадает в Обь … Сей народ есть, который от греческих и латинских историков именуются ихтиофаги, се есть рыбоядцы, потому что все остяки ловят рыбу всякую множество много. И иные и сырую едят, а иные сушат и варят; однако же соли и хлеба они не знают, опричь рыбы, да корень белый – сусак, который они летом собирают в запас, сушат и зимой едят. А хлебом не могут жить. А которые насытятся хлебом, и те помрут. А жилище их – юрты». В русских и сибирских летописях чаще всего употребляются термины «городки» для обозначения поселений местной знати, реже – «крепости». В частности, в «Кунгурском летописце» упомянута «Колпухова крепость», расположенная между Циньялами и резиденцией Самара. Циньялы отчетливо отождествляются с Цингалами, а «Колпухова крепость» - с Кульпугол. В этом же летописце используется и термин «город» для обозначения центра Демьянского княжества; там, в частности, отмечается максимальная численность этого поселения, собравшего 2000 вооруженных татар, вогулов и остяков; отмечается высота и мощность фортификации, которую после трехдневного штурма не смогли одолеть казаки, вооруженные огнестрельным оружием. Не меньшим было и поселение князя Самара, под главенством которого собрались 8 князьцов55. Термин «город», а отнюдь не протогородская терминология, встречается порой в русских летописях и публичных актах в обозначении всей совокупности княжеских укрепленных резиденций Приобья. Так, в Патриаршией летописи, повествующей о походе московских воевод 1499 г., говорится о главном итоге похода – о взятии 33 обских «городов». Несколько позднее говорилось о 40 «городах». В грамоте 1587 г. провозглашалось о наложении ясака царем «на все городы Обские, на девяносто на четыре городы». Сверка с поселенческой номенклатурой «Книги Большого Чертежа» позволяет говорить о том, что в это число должен был входить и Самаровский городок. В обско-угорских диалектах предгородские поселения обозначались терминами курт, пухал, пугол, павыл. Для обозначения города, отличавшегося крепостными укреплениями, вооруженными отрядами, княжеской резиденцией, наличием казны, меновых функций, близостью к святилищам, применялись термины ваш, вач, вож, вош, вос, ус 56. Трансформация предгорода в город была настолько значительным в сознании современников актом, что она неизбежно сакрализовалась и связывалась с именем великого реформатора, основателя города. Подобными примерами полна история образования всех сколько-нибудь значительных городов: Мемфис, грецизированное название которого скрывает имя основателя Мины; Селевкия, от имени основателя Селевка; многочисленные Александрии и Антиохии, основанные Александром Великим и Антиохом; Рим и Константинополь, Спафарий Н.Г. Описание первыя части Вселенныя, именуемой Азии, в ней же состоит Китайское государство с прочими его городы и провинции. Казань, 1910. С. 31, 68. 55 Летописи Сибирские / Ред. Е.И. Дергачевой-Скоп. Новосибирск,1991. С. 257-261. 56 Баландин А.Н. Русско-мансийский словарь. М., 1946; Скамейко Р.Р., Сязи З.И. Словарь хантыйско-русский и русско-хантыйский. Л., 1985; Терешкин Н.И., Сподина В.И. Словарь хантыйско-русский и русско-хантыйский: Ваховский диалект. Нижневартовск, 1997; Шешкин П.Е., Шабалина И.Д. Мансийско-русский словарь. М., 1998. 54 45 распланированные Ромулом и Константином Великим; Теночтитлан, построенный Теночом; Киев, место строительства которого было определено славянским вождем Кием и др. Как же возникали города? Афины, согласно эллинской мифологии, образовались в результате синойкии, т.е. насильственного сселения жителей области Аттики в одно, заранее очерченное место. Инициатива сселения, равно как и определение границы будущего полиса, охватившей по преданию 5 холмов, принадлежала легендарному Тесею. В афинском календаре, позднее, установился особый праздник – синойкии – в честь этого события. Анализ календарной системы и легендарной генеалогии афинских правителей – архонтов позволили отнести основание этого эллинского города к IX в. до н.э. Однако, как показали археологические исследования, город существовал уже задолго до этого, еще в XIX в. до н.э., когда на холме Акрополе была возведена укрепленная царская резиденция. Позднее, в эпоху дорийского завоевания, Афины пережили полное разрушение, и в IX в. до н.э. их пришлось отстраивать заново. Вот это-то событие и отложилось в памяти потомства как подлинное рождение Афин. Рим, по легенде, основан весьма похожим образом в результате объединения трех родов – триб, обитавших на 7 холмах. Основатель города, Ромул, как гласит предание, на бычьей упряжи провел плугом священную границу поселения, где могли проводиться гадания и приниматься политические решения. На основе изучения римского календаря, данных генеалогии правителей Рима Варроном была определена дата основания Вечного города, от которой велось летоисчисление римской истории; в переводе на современную шкалу хронологии она приходится на 753 г. до н.э. Самое удивительное, что археологические исследования 1980 гг. на Палатинском холме позволили выявить не только ров, вал, крепостные сооружения, относящиеся действительно к VIII в. до н.э., но и установить масштабность значительных градостроительных работ, изменивших местный ландшафт: заболоченная, торфяная поверхность холма была перекрыта мощной насыпью из камня, щебня, глины, песка, на которой затем была осуществлена регулярная планировка мощеных улиц и площадей57. Если продолжить эту линию наблюдений, обратившись к древнейшему славянскому городу, то следует вспомнить об основании Киева. По традиции, приведенной Несторомлетописцем: «И быша три братья: единому имя Кий, а другому Щек, а третьему Хорив, и сестра их Лыбедь … створише град во имя брата своего старейшего и нарекоша имя ему Киев». Этот город также был построен на холмах, по преданию, на 7, хотя, в действительности, число их больше. Родословие киевских князей, с примерным расчетом смены трех поколений за сто лет, позволило Б.А.Рыбакову относить основание Киева к рубежу VI–VII вв.58. Археологические изыскания в этом районе говорят о его более давней обитаемости, однако превращение предгородских поселений в собственно город действительно относится к самому концу VI– началу VII вв. Именно этим временем датируются деревянная крепость с глубоким рвом и мощным валом, отождествляемая с легендарным «градом Кия». Примечательно в этом контексте основание Москвы. Впервые она упомянута в Лаврентьевской летописи под 1147 г. Там была усадьба боярина Кучки, который был убит Суздальским князем Юрием, впоследствии Долгоруким. Именно им было отдано распоряжение возвести деревянную крепость, что было зафиксировано в Тверской летописи под 1156 г.: «Заложили Москву на устии же Неглинны, выше реки Яузы»59 (Москва, 1984). С его именем связаны грандиозные земляные работы, изменившие лесной и сельский пейзаж 7 московских холмов и приведшие к становлению города. Рим: Эхо имперской славы. М., 1997. Толочко П.П. Древний Киев. Киев, 1970. 59 Москва: иллюстрированная история. В 2 тт. М., 1984. 57 58 46 Момент превращения догородского поселения в собственно город в результате колоссальных усилий значительной массы населения, направленного одной волей, позволяет увидеть судьба Болгара. Как поселение центрального типа, но без укреплений, Болгар археологически известен уже с IX в. Как город он начинает свое существование с 920 г., когда правитель Болгара Джафар ибн Абдаллах принял ислам, а вместе с ним и новое мусульманское имя, пригласил из Багдадского халифата строителей и мастеров, начавших возведение самой большой мечети на Севере, строительство дворца, других городских зданий и крепостных стен, что нашло свое отражение в письменных источниках, в чеканке монеты, в новом летоисчислении. Своеобразием Болгара, позволяющим проводить параллели с северными городами, является его сохранявшаяся связь с кочевым укладом жизни: «Дома деревянные и служат зимними жилищами, – отмечал ал-Балхи, арабский автор Х в., – летом же жители расходятся по войлочным юртам»60. То есть в возникновении городов, несмотря на их различное положение во времени и пространстве, можно выделить некоторые общие правила: объединение нескольких родовых групп какой-то одной, достаточно компактной территории; создание единого, отделенного четкой границей поселения центрального типа, возвышающегося над окружающим социальным миром; аккумуляция значительных усилий, преобразующих местную среду обитания, создающих искусственное пространство, укрепленное и подчиняющееся регулярной планировке; выделение лидера, способного объединить под своим началом местное сообщество, организовать совместную деятельность в интересах «общего блага», ввести и поддерживать определенный регламент, вследствие чего этот лидер воспринимался в архаической социальной психологии основателем города, создателем его политического устройства, учредителем социальной структуры, норм поведения, регулятором религиозного культа, от которого брали начало все политико-правовые, социально-экономические и этические основы вплоть до начала летоисчисления. Междуречье Конды, Иртыша и Оби, как уже отмечалось, принадлежало к местности с давними традициями урбанизации, уходящими в дорусское прошлое. Здесь находился воспетый в угорском фольклоре Эмдер, и он был далеко не единственным. В Патриаршей летописи, повествующей о походе воевод Ушатого и Курбского в Югорию, под 1499 г. сообщалось о 33 городах: «От Печоры шли до Камени (Уральских гор – А.Е.) и тут развелися – воеводы через Камень … от Камени шли неделю до первого городка Ляпина … и поимали 33 города»61. В последующих летописных свидетельствах упоминалось о 40 городках и даже о 90. Современные археологические исследования на территории Ханты-Мансийского автономного округа выявляют порядка 200 городищ, существовавших на протяжении I – середины II тысячелетий нашей эры62. Некоторые из них существовали довольно продолжительное время, на протяжении нескольких веков, другие, напротив, совсем недолго. Одни были великолепно укреплены, другие, по существу, были лишены какой-либо фортификации. Характерно появление символических изображений городских поселений в областях Кондора (Конда – А.Е.) и Обдора (Нижнее Приобье – А.Е.) на западноевропейских картах середины XVI в.63, причем таких же, как на месте Тюмени и Сибири, где позже возникнет Тобольск. Конечно, это условные изображения внешнего облика города, как его себе Город Болгар: Монументальное строительство, архитектура, благоустройство. М., 2001; Город Болгар: Очерки истории и культуры. М., 1987. 61 Городские поселения в Российской империи. СПб.,1865. Т. 5. Ч. 1. С. 141. 62 Licini P. La Moscovia rappresentata: Ľ imagine «capovolta» della Russia nella cartografia rinascimentale europea. Milano: Guerini, 1988. 62 Кызласов Л.Р. Письменные известия о древних городах Сибири. М., 1992. 60 47 представляли европейцы, с монументальными зданиями, каковых на самом деле не могло быть в Югории. В частности, на карте немецкого географа С. Мюнстера64 1540 г. таким образом, отмечены Co[n]dori, Abdori, и, кроме того, под надписью Abt gote (Золотая Богиня – А.Е.) изображена женская фигура, принимающая рыбные жертвоприношения, перед которой в различных позах поклонения предстали югорские язычники65. Последнее изображение весьма симптоматично: главное культовое святилище Югории также оказывалось соотнесенным с междуречьем Конды, Иртыша и Оби, предопределяя доминирующую культово-религиозную роль будущего городского центра в этой местности. Те же номенклатура и изображения представлены на многократно издававшихся картах польского географа А. Вида66 1542 г., сохранивших наряду с латинскими названиями русский перевод. В составлении этой карты участвовал русский знаток земельных чертежных работ И. Ляцкой67, бывавший в восточных областях тогдашнего русского государства, которому и обязаны появлением в Европе первые географические сведения о Югории. На карте австрийского дипломата З. Герберштейна68 1546 г., помещенной в приложении к его знаменитым «Запискам о делах московитов», впервые отмечен топоним «Obea Cast[rum, или ellum]» (прочтение, транскрипция и возможное восполнение отсутствующего окончания наши – А.Е.), который может быть понят как «Обская крепость», или «Обский замок». Поскольку этот пункт обозначен за сорок лет до устройства Иваном Мансуровым небезызвестного острога в устье р. Иртыша, получившего название «Обский городок», то под ним следует подразумевать не русский город острожного типа, а укрепленную резиденцию местного князца. Рядом с этим укрепленным пунктом изображена «Золотая Баба» (Slatababa), не стоящей, как на картах Мюнстера и Вида, а сидящей на престоле, к тому же не с рыбой, но с жезлом в руках. «Рассказывают, – писал Герберштейн, – или вернее сказать, болтают, этот идол «золотая баба» есть статуя в виде некоей старухи, которая держит сына в утробе, что видно также там другого ребенка, которого называют внуком ее; что, кроме того, она положила там некоторые инструменты, которые издают постоянный звук, наподобие труб. Если это так, то я со своей стороны думаю, что это происходит от сильного и беспрерывного дуновения ветров на эти инструменты»69. Топоним Obea Cas, то есть «Обская крепость», присутствует также на картах английского географа Э. Дженкинсона 1562 г., в атласе фламандского картографа Г. Меркатора 70 1569 г., в Себастьян Мюнстер (1489, г. Ингельхейм, Германия – 1552, г. Базель, Швейцария), францисканец, позднее принявший цвинглианство, немецкий гуманист; окончил Гейдельбергский университет, учился у Рейхлина и Агриколы; географ, картограф, филолог, преподавал в Базельском университете. При составлении своей космографии использовал рукописные, неизданные чертежи Антония Вида и Ивана Ляцкого. 65 Münster, Sebastian. Typus cosmographicus universalis. Basileae, 1540. 66 Антоний Вид (первая половина XVI в.), польский художник, гравер, картограф из Данцига, автор карт Московии, составленных на основе опросов и чертежей русских землепроходцев, в частности Ивана Ляцкого. 67 Иван Васильевич Ляцкой († после 1534), боярин, русский военачальник, дипломат; участвовал в походе 1524 г. на Казань; в 1527 г. возглавлял посольство Василия III к польскому королю Сигизмунду, подвергся опале, бежал в 1534 г. в Литву. Консультировал Антония Вида при составлении им карты Московии. Был одним из информаторов Зигмунда Герберштейна о положении сибирских земель. 68 Зигмунд (Сигизмунд) Герберштейн (1486–1566), барон, австрийский дипломат, возглавлял посольства императора Максимилиана I в Турцию и Россию, дважды посетил Москву, в 1517 и 1526 гг. Автор «Записок о московитских делах», впервые изданных в 1546 г. Его информаторами при составлении описаний отдаленных русских земель на Востоке, в частности, Югории, были Д.Герасимов, И.Ляцкой, И.Воротынский. Авторами использовано более позднее, венское издание 1557 г. 69 Herberstein, Sigmund. Rerum moscovitarum commentarii. Vindobonensis,1557. 70 Герард Меркатор (подлинная фамилия – Кремер) (1512–1594), фламандский географ, составитель первого атласа мира 1569 г., в котором впервые применил градусную сетку, сочетавшую меридианы и параллели, долгое время называвшуюся «меркаторовой сеткой». Для отображения Сибири источниками послужили сведения и чертежи А. Вида и З. Герберштейна. Авторами использовано издание 1595 г. См.: Mercator, Gerardus. Atlas maior. Amsterodami, 1595. 64 48 «Обозрении земель мира» фламандского географа А. Ортелия71 1570 г. и некоторых других. Характерно, что здесь наряду с реальной географической номенклатурой, обозначением городов Тюмени, Сибири, Ляпина, встречаются ирреальные места, например, «Лукоморье», несуществующие города на Оби, в частности, «Серпонов», «Грустина», словно бы населенные «серпоновцами» и «грустинцами»; по поводу последнего даже дается пояснение: «Грустина – посещаемый город, куда приходят татары и русские» (перевод с лат. наш – А.Е.). Рядом с изображением «Золотой Бабы» также дается пояснение: «Золотая Баба – идол старухи из золота, которому поклоняются жители Обдории и Югории. Жрец спрашивает у этого идола совета, что им делать, или куда кочевать, а идол чудесным образом отвечает вопрошающему, чему строго следуют» (перевод с лат. наш – А.Е.). Есть еще и такое дополнение: «Жители этих стран поклоняются солнцу …, жизнь проводят в шатрах, питаются мясом всяких животных, змей и червей, имеют свой особый язык» (перевод с лат. наш – А.Е.). Здесь важным оказывается фиксирование городской жизни в области Югории до присоединения Сибири к России и основания первых русских городов. Локализация «Обской крепости» остается неопределенной; конфигурация рек Оби и Иртыша на приведенных картах допускает достаточно широкое варьирование ее возможного местоположения от устья Иртыша до устья Оби, по крайней мере, до «Великой Оби», как обозначалась тогда Обская губа. Не удивительно, что в прошлом «Обскую крепость» считали то предшественницей Обдорска72, то предшественницей Самарова73. Рискнем предположить, что латинское обозначение Obea cas соотносится с Самаровыми горами в низовьях Иртыша и со святилищем «Обского Старика». Оно достаточно долго сохранялось в этой местности, вплоть до знаменитой миссии Филофея (Лещинского) 1715 г. и разрушения, учиненного Г. Новицким. Как раз им было оставлено последнее описание священного остяцкого места: «Старик Обский имеюще скверное свое хранилище на усть Иртиша, недалече Самарова града. Бысть же сей по их зловерию бог рыб, изображен безстудне: дска некая, нос аки труба жестяны, очеса стекляны, роги на главе малые, покрит различными рубищы, сверх одет червленою одеждою с золотою грудью; оружие – лук, стрелы, копие, панцеры и иная – около его бяху положенная. Вину собраннаго оружия, по мнению зловерия их, сию сказуют, яко сей в водах бран часту имеет и прочия подручные себе побеждает»74. Для установления собственно остяцкого названия этого пункта попробуем обратиться к другому виду исторических источников – древнеугорскому фольклору. В остяцком богатырском эпосе, записанном С.К. Паткановым в конце XIX в. и восходящем к эпохе дорусской колонизации и порой к дотатарскому завоеванию Сибири, к XIV–XVI вв., достаточно широко распространена урбанистическая терминология75. Городки, по-остяцки «вош», «ваш», «вож», «воч», по-вогульски «уш», по-зырянски «кар», выступали центрами родовых владений (авыт). Вокруг них располагались неукрепленные селения из нескольких земляно-деревянных жилищ, по-остяцки «пигот», по-вогульски «пауль». Городки находились под управлением родовых предводителей, называвшихся по-остяцки «ур», или «урт», а по-вогульски «атер», или «отер»; иногда они прямо назывались «главой города» (воч-ух); в русских источниках подобные правители назывались «князцами». В их Абрахам Ортелий (1527–1598), фламандский картограф, издатель карт. В 1570 г. издал «Обозрение земель мира», в которое вошли 53 карты с рисунками и текстовыми описаниями. См.: Ortelius, Abrahamus. Theatrum orbis terrarum. Amsterodami, 1570. 72 Алексеев М.П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. Иркутск, 1941. С. 109110. 73 Лопарев Х. Самарово: Село Тобольской губернии и округа. Тюмень, 1997. 74 Новицкий Г. Краткое описание о народе остяцком. СПб.,1884. 75 Патканов С.К. Сочинения. Т. 1: Остяцкая молитва. Тюмень, 1999; Он же. Т. 2: Очерк колонизации Сибири. Тюмень, 1999. 71 49 подчинении находились подданные – мыгдат, буквально – «земляные люди», ибо они жили в полуземляных жилищах и ибо на их плечи возлагались значительные объемы земляных работ. В угорском героическом эпосе и былинах проявляются довольно характерные черты урбанистической микросреды: городки всегда имели рвы и валы (урам), деревянные стены (ситтан-вош), порой покрытые медным листом, своеобразные «медные города» (пытыр-вахвош), укрепленные крепостные врата города (вош-хотон); проход в городки осуществлялся по специальным, узким подъемам, которые перекрывала обычно невидимая нить, порой золотая, своеобразная звуковая струна, предупреждавшая о путнике. Городки, находившиеся на берегах рек или озер, обязательно имели досщатые пристани (нырын каттын) и причалы (нарпан-вош), где были привязаны остяцкие суда и лодки. Центральную часть городков занимало жилище князца, деревянное, обсыпанное землей, имевшее деревянные полы и скамьи. Рядом располагался «большой дом» для собраний воинов (тат танкта ене хот), представлявший собой большую юрту, составленную из жердей, поверх которых настилались либо шкуры животных – в холодные сезоны, либо береста – в сезоны теплые. Поблизости находились священный и хозяйственные амбары на сваях. Эпос отражает примечательный городской образ жизни князцов и знати: они носили одежды из сукна и порой из шелка, недоступные простолюдинам; имели дорогое вооружение – украшенные резной костью мечи, кольчуги, шлемы, луки и колчаны со стрелами; проводили свободное время в пирах, на которых пили особый, алкогольный напиток – «пуса», изготавливавшийся либо из березового сока, либо из древесных грибов. Характер подобных городков, вполне корреллирующий с данными эпоса, подтверждается археологическими изысканиями. Укрепленные поселения остяков, действительно, всегда строились на возвышении, холме, мысу, или яру, доминирующем над окружающей низинной местностью, как правило, заболоченной, или окруженной водоемами. Городок окружался рвом и двумя валами перед рвом и за ним, использовались также природно-ландшафтные укрепления – крутые обрывы речного берега, овраги. Над валом устраивался деревянный частокол. Характерны также искусственные, пологие подъемы в город, с обеих сторон которых шли крутые откосы; в случае опасности по этим откосам сверху сбрасывались стволы деревьев, преграждавшие доступ к городу неприятелю. Улицы города порой мостились деревянными мостовыми. Дома в городках были полуземляного типа: выкапывалась квадратная в плане яма; вдоль стен устанавливались несущие бревна, сверху устраивалось перекрытие из бревен; кровля обязательно засыпалась землей. В княжеских домах полы, действительно, были деревянными. На месте угорских городков находят фрагменты кольчуг, мечей, луков и стрел, большое количество узорчатой керамики, являющейся отчетливым признаком средневековья. Судя по археологическим данным, городки, действительно, выступали княжескими резиденциями, в которых находились княжеская семья, слуги, казна; кроме этого, городки выступали культовыми, а также до известной степени ремесленно-торговыми центрами, где развивались гончарное и кузнечное ремесла, совершался обмен. Древнеугорский эпос представляет также интерес богатой урбанистической топонимией; именно в нем встречаются названия многих городков Югории: Эмдер-вош, Кары-поспат-вош, что значит «богатырский город при стерляжьей протоке», Карта-вош, то есть «городок с изгородью», «высотой в семь лиственниц», на реке Евре (в русской огласовке – Картауж), Нимньян-вош (в русифицированной версии – Демьянск), Сонг-уш, «городок на песчаном яру», Куш-ават-вош, «городок на песчаном, высоком мысу», Кий-ават-вош, «городок на каменном, высоком мысу», Кун-ават-вош, «городок на высоком мысу» и др.76. Среди них для нас особый интерес представляет Тунк-пох-вош, «городок Тунк-поха», седьмого сына верховного божества Нуми-Торума, изображавшегося в виде божественного всадника; он был ответственен за поддержание порядка в мире, выступая своеобразным 76 Патканов С.К. Указ. соч. 50 цивилизующим божеством; именно ему приносились жертвоприношения рыбой. Топоним «Тунк-пох-вош» как раз и выступал наиболее ранним самоназванием городка на Самаровых горах в устье Иртыша, который может соотноситься с местом расположения святилища Обского Старика, уничтоженного Новицким, сподвижником Лещинского. Этот городок, по нашему мнению, упоминался и в западных картографических и географических источниках в латинском переводе как Obea cast[rum]. Рядом с ним всегда изображалась Золотая Баба, находившаяся чуть севернее, в Белогорье. В XV–первой половине XVI вв. Тунк-пох-вош выделялся среди прочих городков Югории разве только сакрально-культовой ролью. В административном, военно-политическом отношении он едва ли был более значим, чем Карыпоспат-вош, Эмдер-вош, Карта-вош, или Тапыр-вош. Возвышение городка Тунк-пох-вош в ряду других таких же городков должно было произойти во второй половине XVI в., что связано с именем князца Самара. Имя это нельзя признать угорским, ибо оно имеет тюркскую, точнее татарскую этимологию: оно означает «мешок», «кожаную сумку»77. Возможно, подобный антропоним отразил свойственное этому району смешение угорских и татарских этносов и, как следствие, известную тюркизацию проживавших здесь остяков. Самар выдвинулся как военачальник (тат-ух), объединивший под своей властью весь район Низовьев Иртыша и примыкающей части Оби, по существу все Белогорье. Его верховенство признали правители 8 городков, ставших считаться «младшими князцами» (ай-урт), а сам Самар стал величаться как «большой князь» (ене-урт). В соответствии с его возросшим статусом был перестроен и заново укреплен Тунк-похвош, ставший именоваться по-новому – Самар-вош, или «Самаров городок» русской традиции. Строительные работы были проведены как никогда масштабные: гора была снивелирована, заболоченные места были засыпаны землей; были прорыты рвы, насыпаны валы, возведены деревянные крепостные стены, сооружены укрепленные въездные врата, построены княжеская резиденция и дома приближенных, устроен подъем в гору. Развалины Самарова городка спустя сто лет, в 1675 г., осматривал Милеску Спафарий78, посетивший Самаровский ям: «А Самаровский ям потому словет, что был остяцкий князь в том месте, именем Самары, также и городок выкопан на высоких горах и шанцы по се время видятся. А Самаровские горы зело высоки и круглы, будут кругом с верст 20, а дале не идут. И горы неплодны, и на них болота и озера есть, и камень мелкий, и лес непотребный» 79. «Шанцами» здесь европейский автор назвал остатки деревянных фортификационных сооружений. В первой половине XVIII в., в 1738–1739 гг., Самаров городок имел возможность осмотреть и в какой-то мере археологически обследовать Г.Ф. Миллер: «… там жил знатнейший князец над всеми по рекам Иртышу и Оби находящимися остяками. Сей князец назывался Самар. По нем именуется село Самаровский ям, понеже оное заведено на том же месте, где князец имел свое жилище. Сверх того был у сего князца для убежища в нужном случае еще небольшой городок, которого следы и теперь видны. Оной городок находился на высокой и крутой горе, которая от Самаровского яму вниз по реке Иртышу хотя и близко кажется, однако по дороге берегом конечно будет версты с две расстоянием. Я на оную гору с той стороны взошел с великим трудом, а с реки, также и с той стороны, которая лежит вниз реки, никоим образом взойти невозможно. Может статься, что с горной стороны долинами промеж прочих гор вход был несколько способнее … Понеже вершина была нарочито остра, то Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1971. Т. 3. С. 552-553. Милеску Спафарий (1635–1708), дипломат; молдавский грек, учился в Стамбуле у Гавриила Власия, в Падуанском университете, в Италии, владел латинским, греческим, тюркским, арабским, славянскими языками; был придворным молдавского господаря, выполнял дипломатические миссии в Швеции, России, Китае. С 1671 г. на службе царя Алексея Михайловича; возглавил посольство в Китай, посетил Сибирь, совершил плавание по Иртышу и Оби, посетил Самаровский ям. См.: Спафарий Н.М. Сибирь и Китай. Кишинев, 1960. 79 Спафарий Н.М. Указ. соч. С. 31. 77 78 51 от оной несколько убавлено, и тою землею в округе осыпано, как еще и ныне видно. На сем ровном месте был городок … Внутри видны следы двух изб по двум ямам, над которыми те избы до половины в земле, и до половины сверх земли из досок были сделаны и землею осыпаны, как то в старину у остяков в обыкновении было …»80. Эти натурные описания подтверждают грандиозность градостроительного проекта Самара: устройство искусственно выровненного пространства на самой высокой горе Югории, когда были перемещены значительные массы земли; возведение фортификационных и иных городских сооружений; связь верхнего города с посадами у подножия горы и пристанью; защита наиболее чтимых святилищ и др. Совсем не случайно городок был наречен именем Самара, закрепившемся одновременно в названии гор, мыса, протоки, а позднее в названии основанного русскими яма и села. Очевидно, что Самар-вош к 1580 гг. стал главным центром всего междуречья Конды, Иртыша и Оби. К этому времени он возвышался не только сакрально-культовой ролью, но и административной, военно-политической и, как можно предположить, экономической. Самые ранние сведения о Самаровом городке в русскоязычных источниках встречаются относительно поздно, в короткий период угорско-русского противостояния, и отражают, по сути, финальную стадию его существования. В частности, наиболее подробные сведения о Самаре отыскиваются в «Краткой сибирской летописи», называемой еще «Кунгурской», по месту нахождения ее первоначального списка, или «Кунгурским летописцем»81. В этом источнике сообщается о походе Ермаковых казаков к устью Иртыша: «90, марта 5 день, послаша Ермак вниз по Иртышу реке в Демьянские и Казымские городки и волости пятидесятника Богдана Брязгу с пятьюдесятью человечи все Казымские волости пленить и привести к вере …». Указание года – «90»82 – является характерной формой для русской летописной и документальной традиции и требует дополнения – «7090», согласно летоисчислению от сотворения мира, принятому в Древней Руси. Этот год соответствовал 1582 г. от рождества Христова. Вслед за этим летописец сообщал о выступлении казаков против остяцкого князя Нимньяна (в русской огласовке – Демьяна), правившего в достаточно большом городке, расположенном в устье реки Демьянки; о величине и укрепленности Нимньян-воша, или порусски – Демьянского городка (современное с. Демьянское) свидетельствует хотя бы факт о концентрации в нем значительной военной силы – 2000 татарских, остяцких и вогульских воинов. Даже допуская возможное преувеличение летописца, опиравшегося на приблизительные визуальные оценки участников похода, приходится признать существенную мощь этого укрепления, которое казаки «приступом брали 3 дня, не могли одолеть высоты крепости …»83. Затем летописец поведал о взятии других укрепленных городков – Циньял (современное с. Цингалы), Нарыма, Колпухова: «Прияше же ясак мая в 9 день, и поплыша вниз до Колпуховы волости, и сотника их и молбища шейтанского, и учиниша бой часа с три. И видеша убиенны и сдашася, и ясак даша доволна. И того числа поплыша до Колпухова городка, беруще ясак с боем и без бою»84. Название «Колпухов городок» может восприниматься как русификация остяцкого названия «Куль-пугол». Миллер Г.Ф. Описание Сибирского царства. М., 1998. Кн. 1. С. 129-130. «Краткая сибирская летопись» представляет собой список 1620–1640 гг., известный фрагментарно в копии Семена Ремезова 1703 г. найдена Г.Ф. Миллером в Тобольске и передана в 1744 г. в Российскую императорскую Академию Наук. См.: Краткая Сибирская летопись (Кунурская) / Изд. А. Зост. СПб., 1880. С.20-21; Летописи Сибирские / Под ред. Е.И.Дергачевой-Скоп. Новосибирск, 1991. С. 259-261. 82 Здесь историк соприкасается с ошибкой Ремезова, сделавшего копию «Кунгурской летописи», который вместо «90» года записал «190» год, перенеся поход Ермака из XVI в. в XVII в. 83 Краткая Сибирская летопись (Кунурская) ... С.20. 84 Там же. С.21. 80 81 52 После казаки выступили против самого Самара, главного, или «большого» князя этой местности: «И мая в 20 день, доплыша до Самара княжца, и ту в сборе 8 княжцов ждуще побити силою. Богдан же с товарищи моляся Богу в день неделный, приплыша протокою под самой Самар и засташа многих остяков, на карауле спящих, твердо без опасения. Егда же на стоящих удариша из ружья и убиша княжца Самару с родом его. Прочии же в собрании в разбег разлучишася по своим жильям а жителей осталось малое число, и принесоша ясака поклоном и шертвоваша ту. Богдан же пожив неделю, и поставиша князя болшего Алачея болшим, яко богата суща и отпустиша со своими честию»85. В этом фрагменте представляет интерес указание о резиденции Самара, довольно крупной, способной принять восемь князцов с их воинами; если у каждого из князцов было в подчинении 200-300 воинов, то общее число собравшихся в Самар-вош, включая дружину самого Самара, достигало 1800-2700 чел.; к тому же его поселение, имеющиеся жилища оказались вполне приемлемыми для остановки на постой русского казачьего отряда в пятьдесят человек на неделю. Центральный характер основанного Самаром городка проявился и в его выборе для последующего заключения мира, по-остяцки «шерть» («шертвоваша»), между Богданом Брязгой, предводителем русского воинства, и многочисленными местными князцами. Характерно, что и объявление преемником Самара, большим князем Алачея произошло именно здесь. Примечательно и отсутствие сведений о разрушении Самарова городка русскими. По преданию, записанному в конце XIX в. Х.М. Лопаревым, Богдан Брязга взял укрепленный Самаров городок хитростью: он приказал наделать чучел, нарядить их в доспехи и поставить на судах в первых рядах; и так русские подошли к берегу; остяки обстреливали суда стрелами, но стрелы не поражали стоящих, приводя остяков в еще больший ужас; русские же отвечали стрельбой из огнестрельного оружия и даже пушек; в результате остяцкие воины разбежались, оставив без зашиты женщин и детей86. Важным оказывается и указание о времени произошедших, драматичных событий: «20 мая», «день неделный», то есть – воскресенье 20 мая; такое сочетание месяца, числа и дня недели случается один раз в семь лет и вновь подтверждает дату – 1582 год. После покорения Самарова городка казаки направились в Белогорье: «… и присташа на Белогорье; ту бо у них молбище болшее богыне древней, нага с сыном на стуле седящая, приемлюще дары от своих, и дающе ей статки во всяком промысле; а иже кто по обету не даст, мучит и томит; а кто принесет жалеючи к ней, тот пред нею пад умрет, имяще бо жрение и съезд великий. Егда же вниде им слухи приезд Богдана, велел спрятатися и всем бежати, и многое собрание кумирское спряташа и до сего дни»87. Здесь летописец еще раз подчеркивает принадлежность Самарова городка и главного святилища Югории, легендарной Золотой Бабы, одному и тому же району. Как сложилась судьба Самарова городка в первые годы присоединения Сибири к России, остается во многом неясным. Сомнительно, чтобы его исключительно выгодное положение на путях вглубь Югории оставалось невостребованным новой русской администрацией Сибири. В одной из царских грамот 1586 г., представляющей собой наказ русским приставам, направленным для встречи польского посла, сообщалось об устройстве русских городов острожного типа на месте прежних татарских и угорских центров: «… а поделал государь городы в Сибирской земле в Старой Сибири (Искер – А.Е.) и в Новой Сибири (будущий Тобольск – А.Е.), на Тюменском городище (будущая Тюмень – А.Е.), и на Оби на усть Иртыша тут город те государевы люди поставили и сидят по тем городам и дань со всех тех земель емлют на государя…»88. Возможно, здесь под городком «на усть Иртыша» подразумевался Там же. Лопарев Х.М. Указ. соч. С. 2-3. 87 Краткая Сибирская летопись (Кунгурская). С. 21. 88 Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI–начале XVII вв. М., 1972. С. 49. 85 86 53 Самаров городок; во всяком случае, едва ли составители грамоты знали об основании воеводой Иваном Мансуровым Обского городка в том же самом году, по сути небольшого острога, предназначенного для зимовки и вскоре разобранного, учитывая отсутствие царского разрешения на его строительство в отличие от устройства Тюмени и Тобольска и учитывая скорость распространения новостей в XVI в. В царской грамоте 1587 г. предписывались ясачные обязанности завоеванных сибирских земель: «Ясаку положил государь на Сибирское царство: на Койду Большую (Большую Конду – А.Е.) и на Койду Малую (Малую Конду – А.Е.) и на Пелымское государство, и на Туру реку, и на Иртыш, и на Иргизское царство (Казахские степи – А.Е.), на Пегие калмыки (Пегая Орда – А.Е.), и на Обь-великую (Обскую губу – А.Е.), и на все городы Обские, на девяносто на четыре города»89. Подсчеты «городков» по более поздним «Чертежам Сибири», XVII в.90, позволяют утверждать, что в названное число определенно входил Самаров городок, призванный играть важную роль в сборе ясака во всей близлежащей округе. Однако в русских картографических и хорографических источниках конца XVI–XVII вв. Самаров городок упоминался редко. Он отсутствовал в «Большом чертеже всего Московского государства по все соседние государства», составленном Афанасием Мезенцевым в 1598 г.91, а равно в хорографическом, текстовом дополнении к нему, написанном по распоряжению Бориса Годунова около 1600 г. 92. В последнем источнике в устье Иртыша назывался лишь «Обской-Большой [городок]»93. В «Книге Большому Чертежу»94, составленной в разрядном приказе в 1627 г. о Самарове также нет упоминания; в несколько более позднем дополнении появляется Самаровский ям: «От Тобольска ж вниз по Иртышу реке мимо Демьянской Ям вниз до Самаровского Яму дощаником две недели, а от Яму до усть Иртыша пол дни»95. На «Чертеже Сибири», выполненном Милеску Спафарием в 1678 г. и приложенном к его «Дневнику путешествия в Китай», приведено название «Ям Самаров», иногда прочитываемое просто «Самаров»96. В самом же «Дневнике» говорится о Самаровском яме и сообщается о расстояниях до него и от него дальше на Север: «Да на правой стороне Иртыша – протока Самаровская, от юрт Тимошкиных – пол три версты. Да на левой стороне Иртыша – речка Холодилова, от юрта Тимошкина – три версты. Да на правой стороне Иртыша – речка Казенная, от речки Холодиловы – верста, а под тою речкою – Самаровский ям, с четверть версты … А против Самаровского яму – два острова … А от Самаровского яму по левой стороне, против яму, течет протока Казенная, а выйдет против Белогорских юрт, едучи к Березову. И от Самаровского яму до Березова доходят дощаником вниз по реке, сперва по Иртышу, а потом Обью, в шесть дней. А река Иртыш от Самаровского яма еще верст пятнадцать течет до Белогорской горы и там падет Иртыш в Обь реку»97. Этот фрагмент важен обозначением топографических особенностей положения Самарова, его пространственной соотнесенности с Белогорьем и устьем Иртыша, разумеется, с осознанием архаичности ориентации правой и левой сторон рек. Городские поселения в Российской империи. СПб., 1865. Т. 5. Ч. 1. С. 146. Кусов В.С. Чертежи земли Русской XVI–XVII вв. М., 1993. 91 Постников А.В. Карты земель российских: Очерк географического изучения и картографирования нашего отечества. М., 1996. С. 17-18. 92 Книга, глаголемая Большой Чертеж / Изд. Г.И. Спасский. М., 1846. 93 Там же. С. 204. 94 Книга Большому Чертежу представляет собой текстовое пояснение к Большому Чертежу; составлена по указу царя Михаила Федоровича на основе «старого» и «нового» чертежей; предназначалась для государственных чинов. Оригинал не сохранился. Известна по 37 копиям, самая ранняя из которых датируется 1660 гг. Самаровский Ям упоминается в дополнении к Тобольской редакции, хранящейся в Ростовском краеведческом музее (№ 4171). 95 Книга Большому Чертежу / Изд. К.Н.Сербиной. М.-Л., 1950. С. 187. 96 Кусов В.С. Указ. соч. № 958. 97 Спафарий Н.М. Указ. соч. С. 31-32. 89 90 54 На другом «Чертеже Сибири» из коллекции Л.С. Багрова примерно того же времени отмечен топоним «Самаров»98. Приведенные данные заставляют признать в легендарной фигуре остяцкого князя Самара действительного объединителя земель Нижнего Прииртышья и основателя их подлинного центра, получившего название по его имени – Самар-вош, или Самаров городок. По всей вероятности, это произошло в 1570 гг., когда Самар-вош возвысился как резиденция большого князя (ене-урт), военно-политический, экономический, а также наиболее авторитетный во всей Югории сакрально-культовый центр. После захвата Самарова городка русскими и гибели князя Самара в 1582 г. его значение, очевидно, снизилось, уступив ведущую административную роль в устроении новой Сибири Березову и Сургуту. ZUSAMMENFASSUNG Im Artikel des Professors Jemanov wird die Vergleichanalyse von Phänomen der europäischen und nichteuropäischen Stadt durchgeführt und wird auch Terminologie, Inhalt und Sinngebung der die Stadt in verschiedenen Traditionen bezeichnende Termini analysiert. Der Autor zeigt, dass der Nordstadt viele Merkmale und Kriterien des europäischen Urbanismus nicht charakteristisch waren. Als bemerkenswertestes Beispiel werden Angaben über die Entstehung der Altstadt am Ort des heutigen Chanti-Mansijsk, dessen Gründer der ugorische Fürst Samar war, angeführt. Er spielte in der Geschichte der Nordregion auch eine ähnliche Rolle wie Romulus in Italien, Tessej in Athen, Tenotsch in Südamerika. 98 Кусов В.С. Указ. соч. № 959. 55 Попова О.А. /Тюменский университет/ ПОНЯТИЕ «ОТЕЧЕСТВО» В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКЕ УЛЬРИХА ФОН ГУТТЕНА Одной из доминант гуттеновой политической доктрины представляется идея патриотизма. И её оценки оказываются столь же остро дискуссионными и порой взаимно исключающими, как и оценки империи. Одни исследователи1 склонны воспринимать патриотические рассуждения Гуттена в контексте либерально-демократических ценностей, у истоков формулирования которых оказался немецкий гуманист, другие2, напротив, доходили до усматривания в сочинениях Гуттена крайне националистических, пангерманских убеждений, которым свойственно признание Германии высшей нацией, призванной господствовать в мире. Понятие «отечества» было новым для Германии начала XVI в; оно получило широкое распространение и быстрое укоренение в немецком языке и сознании во многом благодаря Гуттену и его окружению. В сочинениях Гуттена оно передавалось термином «vatter landt» (vatterlannd, vater land)3 и являлось едва ли не центральным, уступая по частоте употребления разве что термину «Reich». Что же такое «vatter landt» гуттеновской лексики? Этот немецкий термин использовался как эквивалент латинского слова «patria» – «отчизна», ставшего весьма актуальным в гуманистической среде Италии ещё за полтора столетия до этого и в начале XVI в. уже испытавшего отторжение как показатель ограниченности ума и слабости воли. У Гуттена же понятие «отечество» ещё сохраняло здоровый, полный позитивной энергии смысл. «Vatter landt» – это, прежде всего, земля отцов, доставшаяся в наследство от предков. Главными признаками отечества, как можно судить по гуттеновским сочинениям4, являлись единство вероисповедания, обычаев или норм поведения, или иначе – Бог и право. «Отечество» вообще постигается, по Гуттену, не разумом, но сердцем; связь, которая существует между гражданином и отечеством, определяется любовью и верностью: «…кому это не трогает сердце, у того нет любви к своему отечеству, тому не известны ни Бог, ни право»5. Другим важным признаком отечества выступают этническое и языковое единство, также отчётливо фиксируемое Гуттеном6. В этом смысле отечеством обладал любой народ (alle volcker), любой страны (landen), и Гуттен говорил о французах (frantzoßen), преданно Ольга Андреевна Попова, кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры иностранных языков факультета истории и политических наук Тюменского государственного университета. Сфера научных интересов – германистика, интеллектуальное наследие Ульриха фон Гуттена. 1 Flake O. Ulrich von Hutten. B., 1929; N. Aufl.: B.: Buchverl. Der Morgen, 1983; Grimm H. Ulrich von Hutten, Wille und Schicksal / Hrsgb. von G. Franz. Göttingen, 1971; Grimm H. Ulrichs von Hutten Lehrjahre an der Universität Frankfurt-an der-Oder und seine Jugenddichtungen: Ein quellenkritischer Beitrag zur Jugendgeschichte des Verfechters deutscher Freiheit. Frankfurt an-der-Oder; B., 1938; Strauβ D.F. Ulrich von Hutten. Leipzig: Insel, 1938. 2 Krogmann W. Das Arminiusmotiv in der deutschen Dichtung. Wismar, 1933; Kreutz W. Die Deutschen und Ulrich von Hutten. München, 1984; Schulz F. Hutten: Ein Kampf ums Reich. B., 1942. S. 89; Schneegans W. Ulrich von Hutten und Franz von Sickingen. Kreuznach, 1887. S. 45-46; Spitz L. The Religious Renaissance of the German Humanists. Cambridge, 1963. P.I; Könneker B. Deutsche Literatur im Zeitalter des Humanismus und der Reformation // Renaissance und Barock. Frankfurt am Main, 1972; Kreutz W. Die Deutschen und Ulrich von Hutten: Rezeption von Autor und Werk. München: Fink, 1984; Gräter C. Ulrich von Hutten: Ein Lebensbild. Stuttgart: Theiss, 1988; Bernstein E. Ulrich von Hutten. Reinbeck bei Hamburg: Rowolt, 1988. 3 Hutten, Ulrrich, von. Deutsche Schriften: In 2 Bde. / Hrsgb. von H. Mettke. Leipzig:VEB, Bibliogr. Inst., 1972. Bd. I. S. 44, 56, 70, 78, 85, 86, 88, 94, 99, 111, 120, 132, 140, 145, 147, 160, 163, 168; Bd. II. S. 207, 210, 211, 212, 217, 249. 4 Hutten, Ulrrich, von. Deutsche Schriften: In 2 Bde. / Hrsgb. von H. Mettke. Leipzig:VEB, Bibliogr. Inst., 1972. Bd. I. S. 111. etc. 5 Ibid. Bd. I. S 78: «dann wem diß nit zu hertzen geet, der hatt nit lieb sein vatterlandt, jm ist auch gott nit recht bekant». 6 Ibid. Bd. I. S. 44. etc. 56 отстаивавших свою Францию (Frankreich)7, писал об итальянцах, жаждавших единства и свободы Италии (welschen Landen, Italien)8. Но, будучи немцем, он более всего страдал о судьбе своего немецкого отечества. Этническая и языковая общность передавалась Гуттеном немецким термином «nation»9, производным от латинского слова «natio, nationis» – племя, род, народ. Этот термин также был достаточно новым для Германии того времени, но, вместе с тем, бесконечно далёким от его новоевропейского, националистического осмысления и, тем более, от позднейших, крайних нацистских и шовинистических интерпретаций. «Nation» гуттеновских размышлений располагает общей территорией (land), ещё точнее – родиной, т.е. землёй, где начали действовать героические первопредки; «nation» имеет общую историческую судьбу, которая особенно глубоко волновала Гуттена, заставляя его погружаться в анналы и хроники университетских библиотек Кёльна, Эрфурта, Франкфурта на Одере, Лейпцига, Ростока, Грайсвальда, в архивы старейшего в Германии бенедиктинского монастыря в Фульде. Неотъемлемым достоянием каждой «nation», дарованным Богом, являются свобода (freyheit), право (recht) самостоятельно определять свою судьбу10. Каждая «nation» создаёт своё государственное устройство, достаточное для отстаивания исконных свобод. Термин «nation» изначально нейтрален и прилагается в равной степени и к французам, и к итальянцам, и к др. народам. По объёму признаков понятие «nation» в сочинениях Гуттена оказывается равновеликим понятию «vatter landt»; порой они выступают как синонимы. Однако для его речей, посланий, рассчитанных на устное публичное оглашение, свойственно порой одновременное использование и того, и другого понятий; причём это происходит тогда, когда Гуттен говорит о «немецком отечестве» (teütsch vatter landt) и «немецкой нации» (teütsch nation)11. «Сейчас я кричу отечеству немецкой нации на её языке»,- восклицал Гуттен12. Подобный приём вызван требованиями риторики, желанием пробудить активную реакцию аудитории резко повышенной экспрессией чувств, эмоций. Оратор стремился выделить «немецкое отечество» из множества других отечеств, «немецкую нацию» из множества других наций, в отличие от прочих впавшую в сонное, пассивное состояние, забывшую о былых доблестях и подлинных ценностях, каковыми являются свобода и право. В этом контексте требует иного понимания ряд характерных высказываний Гуттена: «Наше отечество немецкой нации достойно свободы более, чем все другие»13, именно «немецкая нация должна править и господствовать над всем миром»14 и т.п. В отличие от других наций, обладавших территориальной и политической целостностью, teütsch nation была разобщена, разделена на множество земель, множество народов, отличавшихся языковыми особенностями, правовым укладом. Гуттен отмечал «вестфальское правосудие» (westvelischer gericht), «вестфальский порядок» (ordnung)15, выделял саксонцев как «как самый могущественный народ немецкой нации» (mächtigest volck teütscher nation)16. Именно поэтому «немецкая нация» оказывается ослабленной и беззащитной перед 7 Hutteni, Ulrichi, equitis Germani. Opera quae reperiri potuerunt omnia / Hrsgb. von E. Böcking. Lipsiae, 1859–1870. Vol. 1. P. 106-113. 8 Ibid. Bd. II. S. 189, 227, 235. 9 Ibid. Bd. II. S. 37, 50, 62, 70, 121, 132, 212, 246. 10 Hutten, Ulrrich, von. Deutsche Schriften: In 2 Bde. / Hrsgb. von H. Mettke. Leipzig:VEB, Bibliogr. Inst., 1972. Bd. I. S. 132 (bei allen volckern und Nation für ... recht ... umb freiheit ... ). 11 Ibid. Bd. I. S. 68, 87, 103, 120, 127, 131, 147, 170, 183, 184, 215, 237, 239. 12 Ibid. Bd. I. S. 44 f: «Yetz schrey ich an das vatterlandt Teütsch nation in irer sprach». 13 Hutten, Ulrrich, von. Deutsche Schriften: In 2 Bde. / Hrsgb. von H. Mettke. Leipzig:VEB, Bibliogr. Inst., 1972. Bd. I. S. 99 (vnser vatterlannd teütsch nation, der doch vor anderen allen freyheit gebürt). 14 Ibid. Bd. I. S. 102. (...ein nation die über alle welt regieren und herrschen sol). 15 Ibid. S. 20. 16 Ibid. S. 228. 57 иностранцами (außländer), в особенности перед Римом, облагается многочисленными пошлинами, налогами, поборами, по существу, лишается свободы и самостоятельности17. Немцы изображаются Гуттеном как страдающие от римского диктата многократно больше, чем все другие христианские народы18. Даже широко пропагандировавшаяся борьба с Турцией, вторгнувшейся в австрийские земли, ему видится не способной привести к консолидации «немецкой нации», а выгодной исключительно для Рима, поскольку вела к ещё более интенсивному ограблению немцев19. Гуттен апеллировал к национальной гордости немцев, весьма ущемлённой подобным положением: «где ваша сила и мужество, о котором слагают песни и сказания все нации и народы?» – вопрошал он20; «что подумают иностранцы о нашей власти, если мы не имеем власти признать тебя, императора, нашим верховным правителем, если нам запрещается иностранцами творить благо и пользу нашему отечеству?»21 – с ещё большей резкостью возмущался мыслитель (Пер наш – О.П.). Вслед за этой, сознательно усиленной демонстрацией крайней униженности Германии, призванной вызвать негодование засильем иностранцев, прежде всего, римлян, Гуттен переходил к акцентированию великого прошлого немцев, первыми одержавшими победы над римлянами, сделавшими сам Рим столицей «империи немецкой нации». Как раз в этой связи появляются доведённые до формы лозунга фразы о необходимости господства немцев в мире. Они имели не проективный, но ретардивный смысл, поскольку обозначали восстановление былой мощи германцев. Сделанные наблюдения убеждают в безосновательности националистической интерпретации подобных гуттеновских высказываний, когда немецкий интеллектуал первой четверти XVI в. рассматривается как родоначальник идеологии сильной немецкой нации со всеми её расистскими и фюрерскими постулатами. Вместе с тем, нельзя не признать, что именно Гуттену принадлежит приоритет в использовании понятия «teutschland» (teutsch land, teütsches land, tütsch land)22, т.е. «земля немцев», «немецкая страна». Гуманист не склонен был оперировать хорошо известным со времён Римской империи и приобретшим вторую жизнь в связи с ренессансным открытием тацитова сочинения о германцах термином «Germania», поскольку он отражал римский имперский взгляд на эту часть Северной Европы как римскую провинцию, как пограничную периферию римской имперской государственности. Гуттен предпочитал передавать казавшийся ему латинизированным термин «Germania» более адекватным немецким словосочетанием «teutsch land», впоследствии давшим современное понятие «Deutschland», т.е. Германия. Ещё не определившаяся нормативность, не устоявшаяся орфография понятия «Германия» проявляется во множественности вариантов его написания в гуттеновских сочинениях. Примечательно нередкое употребление его не в одно, а в два слова, причём во множественном числе «teütschen landen»23, т.е. «немецкие земли». И в этом, пожалуй, следует видеть не только орфографическую неустойчивость, но и отражение реальной для XVI в. разделённости Германии на множество земель, которые образовывали и светские королевства, 17 Ibid. S. 120 (zum ersten fürnämlich vnderdruckung...zu voran unsers vatter lands teütscher nation, freiheit, vnd die manigfaltige beschwerung). 18 Ibid. S. 120 (aber mer dann andere wir teütschen on zal vnnd maß). 19 Hutteni, Ulrichi, equitis Germani. Ad principes germanes ut bellum turcis inferant exhertateria // Opera quae reperiri potuerunt omnia / Hrsgb. von E. Böcking. Lipsiae, 1859–1870. Vol. 5. P. 112-126. 20 Ibid. S. 212 (wo ist ire sterck vnnd manheit, dar von alle nation alle volker singen und sagen). 21 Ibid. S. 85 (vnd was werden außlender von unser macht halten, wenn wir nitt dich unsern obersten regier zu eeren macht haben, vnnd würt uns von außlanderen vnsers vatterlands nutz vnd frommen zuschaffen verbotten). 22 Hutten, Ulrrich, von. Deutsche Schriften: In 2 Bde. / Hrsgb. von H. Mettke. Leipzig:VEB, Bibliogr. Inst., 1972. Bd. I. S. 37, 44, 53, 57, 69, 85,90,93, 97, 132, 143, 144, 149, 150, 151, 158, 161, 163, 164, 165, 189, 208, 212, 215, 228, 229, 231, 233, 237, 239, 249. 23 Ibid. Bd. I. S. 57, 132, 158, 189, 212. 228, 229, 231, 233, 237. 58 княжества, герцогства, графства, церковные архиепископства, епископства, приоратства, и свободные, самоуправляющиеся города с подвластной им округой. Определённое единство этим землям сообщали однотипная церковная организация и имперское политическое устройство. И здесь понятие «отечество» становится в гуттеновой политической лексике коррелятом понятия «империя». Возглавляет немецкое отечество император, представлявший его территориальную целостность, хотя и достаточно зыбкую. Император, как подчёркивал Гуттен, ставится править отечеством самим Господом Богом1. Кроме этого, в признании императора главой отечества немалую роль играет единое волеизъявление немцев24. Он сам – лучший из немцев, «имеет немецкое сердце»25, воспринимается «отцом отчизны» (vater des vaterlandß)26, «защитником родины» и «общей свободы» (beschirmer deß vaterlandß gemeiner freyheit)27 и даже – воплощением самого отечества28. Однако чтобы Германия в полной мере стала единым политическим целым и заняла достойное её в христианском мире положение, требовалось, по убеждению Гуттена, объединение воли всех немцев. И здесь не избежать открытой войны, с оружием в руках 29. Поэтому гуттеновы сочинения полны воззваний «отвоевать свободу отечества»30, «изгнать римлян, возвратить свободу»31, «восстановить право»32, «спасти отечество от порчи»33, «вновь вернуть немецкую нацию к свободе»34, «вновь обрести единство, усилить веру, улучшить церковь, принести тем самым великую, несравнимую пользу и благочестие не только нашему отечеству, но и всему христианству»13. «Vatterlandt» в понимании немецкого гуманиста первой четверти XVI в. является не только пространственно-политической, религиозно-культурной общностью, но и важной этической категорией. Отечество выступает, словно бы, высшим родителем; здесь стоит ещё раз напомнить о гуттеновом восприятии правителя как «отца отечества»; поэтому взаимоотношения между отечеством (т.е. правителем) и гражданами приобретают патерналистско-патриотический характер: для гражданина естественными чувствами являются любовь к отечеству, желание служить ему, готовность пожертвовать за него своей жизнью, а со стороны отечества столь же естественным является попечение о гражданине, защита его жизни и собственности35. Высшими нравственными ценностями здесь выступают «свобода отечества» (freyheit des vatterlands), его «общее благо» (wol des vatterlands), «общая польза» (gemein nutz), «общая воля нашего отечества немецкой нации» (wolmeinung vnseres vatterlands teütscher Nation), «любовь к христианской истине» (lieb der christlichen warheit), «истинная вера» (rechte 1 Hutten, Ulrrich, von. Deutsche Schriften: In 2 Bde. / Hrsgb. von H. Mettke. Leipzig:VEB, Bibliogr. Inst., 1972. Bd. I. S.94. (hat dich vnser her Christus, in dises vater land zu regieren gesetzt ). 24 Ibid. S. 85. 25 Ibid. S. 147 (er nurnt ein deutsch hertz). 26 Ibid. 27 Ibid. S. 217. 28 Ibid. S. 160 ( er sey dan auch unsers vaterlands). 29 Ibid. S. 121, etc. 30 Ibid. S. 132 (vmb freiheit des vatterlands zu kriegen). 31 Ibid. S. 70 (und wurdent Römer gtrieben auß, das vatterland in freiheit gesetzt ). 32 Ibid. 33 Ibid. S. 88 (vatterlandt auß verdorbnuß ... erlosen werden). 34 Ibid. S. 104 ( teütsch nation wider in freyheit gesetzt werd). 13 Ibid. S. 111 ( das würt sein, rechte früntliche lieb vnnd einigkeit wider bringen, den glauben meeren, die Kirchen besseren vnnd nit allein der gantzen Christenheit in gemein raten,sonder auch darneben unseren vatterlandt, einen grosszen vnverglichen nutz und frommen schaffen). 35 Hutten, Ulrrich, von. Deutsche Schriften: In 2 Bde. / Hrsgb. von H. Mettke. Leipzig:VEB, Bibliogr. Inst., 1972. Bd. I. S. 78 ( lieb sein vatterlandt), 87 (so ist natürlich dem vatterland wol wollen), 140 ( vmb aller teutschen und vnsers vatterlands willen, auch in den todt zu geben erbiete), 168, 207. 59 glauben), «подлинная духовность» (ware geistlichheit), «общее наследие» (alle erberkeit) и вообще «благополучие отечества» ( wolfart des vatterlands)36. В целом, категория «vatterlandt» в гуттеновской политической теории оказалась отнюдь не столь простой. Однако анализ сочинений немецкого мыслителя не даёт оснований для её интерпретации ни в либеральном, ни в националистическом контекстах. Гуттеновскому пониманию этого термина был свойственен, скорее, немецкий традиционализм, с его обращением к германскому прошлому и игнорированием модных ренессансных веяний, идущих из Италии. ZUSAMMENFASSUNG Im Artikel von Olga Popova «Der Begriff «vatter landt» im politischen Wortschatz Ulrichs von Hutten» wird die Definition in der Bedeutung des Wortes «vatter landt» im Bewusstsein des deutschen Denkers des XVI. Jahrhunderts analysiert und Unterschiede zwischen den Begriffen «nation» und «vatter landt» herausgestellt. Diese Begriffe werden hier nicht nur als eine politische, religiose und kulturelle Erscheinung des gesellschaftlichen Lebens, sondern auch als eine der wichtigsten ethischen Kategorien behandelt. 36 Ibid. Bd. I. S. 168, 207, 210-212, 217, 249. 60 Авдеев А.Г. /Православный Свято-Тихоновский гуманитарный институт/ К ВОПРОСУ О РОЛИ ЭПИГРАФИЧЕКСКОГО «ПРОСКИНИТАРИЯ» В СОЗДАНИИ ИКОНОТОПОСА НОВО-ИЕРУСАЛИМСКОГО МОНАСТЫРЯ Комплекс надписей из Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря – не имеющий себе равных памятник «русского барокко» второй половины XVII–начала XVIII в. Как своеобразный эпиграфический «путеводитель» по святым местам обители, он стал составной частью идейно-художественного комплекса, призванного служить религиозно-государственной идее о главенствующем положении Русской Церкви в христианском мире. Входящие в него надписи составляли единое целое с архитектурно-ландшафтным ансамблем обители и осуществляли связь между входящими в него элементами духовно-образной среды, объясняя реалии сакрализованного пространства и одновременно закрепляя в слове сакральное значение его реалий1. Древнерусская книжность не выработала обобщающего определения для обозначения этого уникального «путеводителя», хотя и воспринимала его как единое целое. В древнейших списках входящие в него надписи именуются «подписями», что отражает лишь внешнее содержание «путеводителя». Первый публикатор «путеводителя» архимандрит Леонид вообще не затрагивал этой проблемы. Г.М. Зеленская, опубликовавшая надписи, находящиеся в Воскресенском соборе, впервые назвала их «каменным путеводителем»2. Этого же термина – применительно ко всему комплексу ново-иерусалимских надписей – придерживался и я3. Однако анализ всего комплекса надписей показал, что его определение как «путеводителя» является слишком узким. В него входят разные по типу произведения – белокаменные плиты и изразцовые фризы, устанавливающие топографию Святых Мест, учительные тексты, сказания об иконах, строительные надписи, стихотворные эпитафии и «летопись» и др. В сложном диалектическом единстве они раскрывают внешнюю и внутреннюю сущность подобия образа – Нового Иерусалима – его первообразу – дольнему Иерусалиму, который, в свою очередь, является земной проекцией Иерусалима горнего. По этой причине наиболее верным термином, отражающим суть комплекса надписей, как кажется, является проскинитарий – тот же, что избрал для определения характера своих путевых записей по Святым местам Востока иеромонах Арсений (Суханов). Термин «проскинитарий» – в значительной мере искусственного, книжного происхождения. По-видимому, он соединил греческое существительное proskunht»q (proscynetes)– «благоговейный почитатель» [Ин. 4: 23], образованное от глагола proskunšw (proscyneo)– в ветхо- и новозаветной литературе означающего «благоговейно поклоняться», «почитать» [Быт. 26: 24; Мф. 2: 2, 11; Ин. 4: 23] с латинскими суффиксом -ari- и окончанием – um4. Этот термин, образованный по аналогии с термином itinerarium – «дорожник», повидимому, понимался не как обычные путевые заметки, но как подробное описание святых мест, о которых будущий паломник должен иметь максимально полное представление. В раннехристианской литературе этот термин отсутствует. Нет его и в святоотеческих творениях5. Однако в Хронологии византийского историка Феофана, жившего во второй Александр Григорьевич Авдеев, кандидат исторических наук, старший преподаватель Православного СвятоТихоновского гуманитарного института (г. Москва). Область научных интересов – вспомогательные исторические дисциплины, эпиграфика, ставрография, источниковедение. 1 Сазонова Л.И. Поэзия русского барокко (вторая половина XVII–начало XVIII в.). М., 1991. С. 113-114. 2 Зеленская Г.М. «Каменный путеводитель» XVII в. по Воскресенскому собору Ново-Иерусалимского монастыря // Искусство христианского мира. М., 1999. Вып. III. 3 Авдеев А.Г. Елеонский крест патриарха Никона // Ставрографический сборник. М., 2001. Кн. 1. С. 274. 4 А Greek-English Lexicon / Compl. by H.G. Liddell and R. Scott: А New Edition / Rev. by H.S. Jones. Oxford, 1961. Р. 1518. s.v. 5 Lampe G.W.H. А Patristic Greek Lexicon. Oxford, 1961. P. 1175-1177 61 половине VIII–начале IX в., появился близкий по значению и звучанию термин «proskunht»rion» (proscyneterion) – «место почитания»6. В полной мере значение проскинитария как «дорожника по святым местам» отражает одноименное сочинение Арсения (Суханова), включившее в себя не только описание Святых Мест, но и соответствующие им экскурсы в Священную историю, извлечения из Священного Писания, апокрифов, святоотеческих сочинений, которые носят учительный или назидательный характер. По этой причине термин «проскинитарий», на мой взгляд, весьма точно отражает внешнюю и внутреннюю (духовную) сущность комплекса эпиграфических памятников из Ново-Иерусалимского монастыря. Надписи проскинитарного типа играют не последнюю роль в организации иконотопоса храма. Данный тип эпиграфических памятников обычно включает в себя целый комплекс разнообразных по содержанию надписей, которые организуют пространство храма и призваны не только и не столько помочь паломникам ориентироваться в посещаемых ими святынях. Главная задача эпиграфического «проскинитария» на-поминать паломникам о на-значении как постройки в целом, так и отдельных ее частей, шире – фиксировать словесную основу образа храма. Поэтому среди надписей, включаемых в «проскинитарий», можно найти строительные надписи, фиксирующие даты строительства, имена его инициаторов, жертвователей и лиц, принимавших участие в церемонии освящения, а также обозначения отдельных частей храма. С другой стороны, в состав «проскинитария» включаются цитаты из Священного Писания, учительные и стихотворные тексты, соединяющие архитектурные формы со Словом. И надпись в этом контексте становится идеальной моделью единения Камня и Слова. Так, по словам Ш.М. Шукурова, «семантическое и нацеленное сопряжение двух реалий – камня и Слова – рождают образ Храма, новый и знаменательный образ в религиозном, философско-поэтическом и архитектурном сознании многих культур. Редуцируя двуединый образ, можно сказать, что Камень и есть Слово»7. Эпиграфический «проскинитарий» по Ново-Иерусалимскому монастырю оказался в русле мусульманской и христианской традиции украшения Святых Мест надписями и, без сомнения, возник не без ее влияния. Красноречивый пример этому – мечеть Куббат-ас-Сахра (Купол скалы) в Иерусалиме, связываемая мусульманами с местом, откуда пророк Мухаммед был вознесен архангелом Джебраилом на небеса к престолу Аллаха. Когда крестоносцы захватили Иерусалим, они были поражены красотой мечети и сочли ее подлинным ветхозаветным храмом. Преображенная в христианскую церковь, мечеть стала именоваться храмом Соломона или храмом Господа (по его имени был назван основанный в 1119 г. орден тамплиеров). Ее купол увенчал золотой крест. И, если мусульманская строительная надпись, шедшая по периметру здания, крестоносцы не тронули, то о христианской принадлежности святыни свидетельствовали многочисленные стихотворные надписи. Сделанные на латинском языке, они напоминали о важнейших событиях ветхо- и новозаветной истории, организуя своеобразный путеводитель по храму. «Проскинитарий», созданный крестоносцами в бывшей мечети, словесно преобразовывал ее пространство в католический храм, раскрывая священное значение мест, связанных с важнейшими событиями ветхо- и новозаветной истории. После того, как в 1187 г. Иерусалим вновь оказался в руках мусульман, крест на куполе вновь сменил полумесяц, надписи были стерты со стен мечети, а сами стены были омыты розовой водой, привезенной на 500 верблюдах. Акт сам по себе символический, но вовсе не свидетельствующий об отрицании мусульманами идеи эпиграфического «проскинитария». Когда в 1453 г. турки захватили Константинополь, главный храм Византии – св. Софии – был обращен в мечеть. Но завоеватели, если можно сказать, сами оказались в положении крестоносцев, встав перед задачей преобразования православного храма в мечеть. Причем Theophos. Chronikon // Patrologiae cursus completes. Serie greca / Acc. J.-P. Migne. T. 108. Р. 693 C; Lampe G.W.H. Op. cit. Р. 1177. s.v. 7 Шукуров Ш.М. Образ храма. Imago templi. М., 2002. С. 99. 6 62 задача эта осложнялась еще и тем, что храм св. Софии был насыщен мозаичными и фресковыми изображениями, недопустимыми по мусульманским канонам. Выход был найден совмещении Слова – коранических цитат – с изображениями или замене изображений Словом. Именно Слово организовывало новое – иноверческое – пространство храма. Архитектурно-богословский замысел патриарха Никона включал задачу двоякого типа – создать точное подобие палестинских святынь и одновременно «воплотить историческую память Вселенского Православия»8. По мнению Г.М. Зеленской, богословскую основу замысла патриарха Никона создать под Москвой образ Святой земли составили труды отцов церкви – прежде всего свв. Афанасия Великого и Иринея Лионского, в свою очередь, опиравшихся на тексты Священного Писания9. Однако, как кажется, термин «Новый Иерусалим», предложенный главой Русской Церкви, в меньшей степени совпадает со святоотеческими трудами, трактующими это понятие в эсхатологическом смысле. Замысел патриарха Никона не совпадает с ними в главном: Новый Иерусалим для отцов церкви являлся образом Царствия Небесного. В большей степени замысел патриарха соответствует ранневизантийской исторической традиции, называвшей Новым Иерусалимом основанный императором Константином Великим храм Гроба Господня и видевшей в нем символ обновления человеческого духа. Так, например, термин «Новый Иерусалим» Евсевий Кесарийский употребляет по отношению к храму Гроба Господня: «на месте спасительного страдания воздвигнут новый Иерусалим, в противоположность так называемому древнему, который после беззаконного господоубийства, для наказания нечестивых его жителей, подвержен крайнему опустошению» (kaˆ d¾ kat' aÙtÕ tÕ swt»rion martÚrion ¹ nša kateskeu£zeto 'Ierousal»m, ¢ntiprÒswpoj tÍ p£lai bowmšnV, ¿ met¦ t¾n kurioktÒnon miaifon…an ™rhm…aj ™p' œscata peritrape‹sa d…khn œtise dussebîn o„khtÒrwn) [Euseb., Vita Const., III, 33]. При этом «отец истории Церкви» отмечает: «может быть», это «тот самый храм, который пророческое слово называет новым и юным Иерусалимом, и во славу которого, по внушению Духа Божьего, так много говорится в Писании» (t£ca pou taÚthn oâsan t¾n di¦ profhtikîn qespism£twn kekhrugmšnhn kain¾n kaˆ nšan 'Ierousal»m, Âj pšri makroˆ lÒgoi mur…a di' ™nqšou pneÚmatoj qesp…zontej ¢numnoàsi) [Euseb., Vita Const., III, 33]. Этот же термин употреблен и Сократом Схоластиком,
