Культура личности и трансформации университетского образования в современной России Большаков Валерий Павлович,
реклама
1 Культура личности и трансформации университетского образования в современной России Большаков Валерий Павлович, Доктор философских наук, профессор Кафедра теории и истории культуры Санкт-Петербургского государственного Университета культуры и искусств, профессор Уже давно С.Л.Рубинштейн отметил, что: «человек есть личность в силу того, что он сознательно определяет свое отношение к окружающему».1 Сознательно и. конечно, свободно. Развитие личностного начала происходит в процессах социализации и инкультурации. Характер и степень его развитости определяется воздействиями условий жизни, окружающей среды и собственных ответов человека на эти воздействия. Существенное влияние на становление личности оказывают системы воспитания и образования. Личность и ее культура формируются в обществе, но именно личностное выражено в самосознании человека , самостоятельности осмысления, оценок происходящего, выбора решений и осуществления действий. Фундамент культуры личности закладывается в семье, ближайшем социальном окружении в дошкольные годы, а также при обучения в школе. Однако, некоторую завершенность процесса своего развития личность обретает тогда, когда она продолжает развиваться в системе высшего образования. Недаром наличие высшего образования и до сих пор считается признаком высокого уровня культурности. И хотя культурность и образованность не одно и то же, хорошее образование (неотделимое от воспитания), в 1 Рубинштейн С.Л. Теоретические проблемы психологии и проблема личности. // Психология личности. Тексты. М., 1982, с..81. 2 значительной мере определяет богатство культуры личности. Особенно это относится к университетскому образованию, образованию универсальному. Культурная элита современных обществ составляется из интеллектуалов, получивших высшее образование Как считалось, да и теперь считается, именно университет среди всех высших учебных заведений обеспечивает наилучшее качество образования. Университетский диплом всегда свидетельствовал о высоком уровне культуры, образованности, интеллигентности выпускника. Притом. что и среди университетов были самые знаменитые, лучшие. Диплом любого университета свидетельствовал и о хорошей подготовке по конкретной специальности. Не случайно в момент и после перестройки в России подавляющее большинство вузов назвались университетами. Повсеместно создавались и новые университеты в самых разных регионах страны. Во время, когда все учебные заведения выживали в условиях государственного недофинансирования, а новые, чисто коммерческие, стремились как можно быстрее и больше заработать, было очень важно привлечь как можно больше абитуриентов, согласных платить за обучение. Вывеска «университет» работала на это. И не только вывеска, а и открытие во всех вновь названных и вновь созданных университетах множества новых специальностей, которых в рамках специального образования быть не могло. Технические и не технические университеты стали выпускать юристов, экономистов, культурологов. Разнообразие востребованных на рынке труда специальностей позволяло резко увеличить количество «студентовплатников» Притом, что они поступали в университет фактически без конкурса при любом уровне подготовленности к получению высшего образования. Отсев не успевавших или едва успевавших студентов не приветствовался и в советское время, а теперь стал крайне невыгодным. Ведь отчисленные из вуза переставали платить за обучение. В результате, университеты, как отметил один из авторов книги «Идея университета и топос мысли», «более «напоминают народные земские школы или кафкианские фабрики по выдаче и продаже дипломов. Современные университеты ориентированы на «европейскую» методику 3 преподавания, на массовый прием студентов, на новые «модные» востребованные специальности, на тесты, опросы, на плюрализм мнений и истин, на толерантность учебников и позиций… И если традиции двадцатитридцатилетней давности еще как-то сохранены, то традиции дореволюционного императорского времени давно утеряны».2 И все это сказывается на общем снижении уровня образования, его качества. Оно, вот это качество, стало и дальше снижаться не только поэтому и не только во вновь созданных или назвавшихся университетах, но и в так называемых классических. И это притом, что еще в советское время, а еще более в перестроечное, качеству образования стали уделять все более пристальное внимание. Об этом не только говорили и писали, но создавали в вузах целые отделы качества обучения, разрабатывали методики оценок этого качества. Позже педагогические университеты начали отрабатывать модели направленности образования на формирование не целостной культуры личности, а определенных компетентностей у студентов и на контроль за этим процессом, начиная со все более громоздких стандартов обучения и его программ, вплоть до развернутых учебно-методических комплексов. Желание контролировать качество привело к потребности в формализации и самого учебного процесса и его методик. По каждой преподаваемой дисциплине фиксируется, что, и на каком этапе изучения, должен студент знать, уметь, чем владеть, и как именно преподаватель этого должен добиваться. И как следует контролировать деятельность самого преподавателя. Слов, бумаг, степеней внешнего контроля за качеством никогда. Преподавателя при этом как будто недобросовестности и некомпетентности: за бюрократического сопровождения учебного процесса он раз расписаться. стало много, как подозревают в каждую букву должен не один Проблема, однако, в том, что качество образования по-прежнему определяется количеством (выделяемых средств, отрабатываемых часов, количеством студентов, обучаемых каждым преподавателем и т.д.). А характер и уровень образования все большей стандартизацией, 2 Идея университета и топос мысли. Самара: Самарский ун-т, 2005, с.136. 4 формализацией учебного процесса. В министерских бумагах «явно или неявно прописаны такие критерии оценки образовательных и научных учреждений, как самоокупаемость, количество связей со сторонними организациями, количество конференций и публикаций, количество применения мультимедийных средств в обучении».3 Вообще-то говоря, качество, да и характер образования не в последнюю очередь определяется преподавательскими кадрами, их качеством и условиями, в которых эти качества могут быть вполне реализованы. Но на первом плане опять-таки количество: количество преподавателей со степенями, количество часов (педагогическая нагрузка), количество студентов, приходящихся на каждого преподавателя. Причем, «горловая», аудиторная нагрузка не сокращается, а растет. В условиях низкой заработной платы преподаватели вузов вынуждены работать на 2 ставки, или полу нищенствовать. И если раньше преподавателям просто не платили гонорар за научные статьи или книги, написанные ими, то теперь преподаватели сами платят за свои публикации, количество которых, по мнению министерского и вузовского руководства должно быть значительным. Поэтому первое, с чем связано повышение качества образования – это отказ от количественных критериев его оценки и обеспечение нормальных условий и обеспеченности квалифицированных кадров. Но это только первое. Снижение уровня университетского образования определено тем, что : « Наука и университет, имевшие прежде целью Истину, становятся научным производством, главным критерием которого становятся полезность, практичность и эффективность, рассматриваемые опять же с точки зрения практичности».4 Но для последнего, для обеспечения кадрами определенных сфер народного хозяйства и решения прикладных практических задач раньше вполне хватало институтов и высших технических школ. Университеты исходно на другое нацелены, и образование в них не столько специальное, сколько универсальное. Именно они, в первую очередь, должны отвечать цели высшего образования, означенной в современной конституции страны: удовлетворение потребностей личности, 3 4 Там же, с.125 Там же, с. 194 5 не государства, не общества. а личности. И университетская наука преимущественно имеет фундаментальный характер. Как-то чиновник из министерства спросил ректора МГУ зачем у него в университете какая-то лаборатория, то есть, какая от ее изысканий практическая польза? Ответ был запальчивый и совершенно правильный: а ни зачем, интересно! Нельзя сказать, что полноценное университетское образование не давало хороших специальных знаний или, что университетская наука была мало полезной. Но университет помимо специальных знаний и навыков научных исследований (и их результатов) главным образом был культурным центром. Университетское образование свидетельствовало о высоком уровне культуры общей и специальной. И именно поэтому университеты всегда боролись за академические свободы. Конкретный университет в частности всегда лучше знал, чем чиновники из министерств и ведомств, как обеспечивать хорошее качество образования. А развитие университетского образования сегодня идет по линии роста и так имеющейся перегруженности преподавателей и студентов, бюрократизации, формализации учебного процесса, его стандартизации Как от учебного процесса в целом, так от преподавателя и от студента требуется максимальное соответствие стандартам. Стандартизуются процедуры контроля за освоением учебных программ и самоконтроля по содержанию и по формам (тесты). В плане выражения все более стандартизуется выполнение вроде бы творческих работ (курсовых, дипломных). Все более наукообразно требуемое от студента (и от преподавателя) языковое выражение. На деле качество обучения связано с реализацией свободы преподавателя и студента, при которой только и возможна действительная профессиональная и интеллектуальная, личная ответственность того и другого за результат образовательного и воспитательного процесса. Стандартизация предполагает максимально возможное единомыслие в преподавании и единую, удобную для государства направленность воспитания, особенно, когда речь идет о развитии мировоззрения, ценностных ориентаций. Недавняя дискуссия по поводу создания единых учебников истории . отечественной прежде всего, прекрасно иллюстрирует эту тенденцию. Ничего особенно хорошего в том, что сейчас существуют 6 сотни разных учебников истории, конечно, нет. По-видимому, министерство могло бы организовать отбор лучших по уровню (а не по позиции!) и рекомендовать их к преимущественному использованию. Но речь зашла не об этом, а об изложении истории, прежде всего недавней истории России, с тем, чтобы ее изучающие проникались гордостью за историческое прошлое нашей страны и, соответственно уверенностью в ее замечательном будущем, и, стало быть, вполне приличным настоящим. Все бы неплохо, если бы эти пожелания выражались не в то время, в которое средства массовой информации, почти в один голос занимаются «реабилитацией» сталинских репрессий, обоснованием необходимости в прошлом всех «прелестей» тоталитарного режима. В одной из недавних перепечаток в газете «24 ЧАСА» автор текста утверждал, что именно приказ Сталина «ни шагу назад», угроза расстрела отступающих и заградотряды, реально осуществлявшие эту угрозу, определили исход Великой Отечественной войны. И что именно за это надо ставить памятник Сталину! В перепечатке из «Литературной газеты» от 28 марта сего года содержится интервью с Ю.Емельяновым по заголовком «Вождь и эпоха», в преамбуле к которому задается вопрос: «Но можно ли считать сугубо негодной систему, которая создала одну из лучших в мире армий, мощнейший военно-промышленный комплекс?». Да кто же считает систему негодной в этом плане? Что касается военно-промышленного комплекса, и не только, - система, в конце-концов, была столь же, если не более действенной, сколько и фашистская. И ради этого, как и ради индустриализации, коллективизации, якобы гробить и держать в «рабстве» миллионы людей было не просто необходимо, а прямо-таки высоконравственно? Нет. Слова «мы за ценой не постоим» из замечательной песни, которую поют в кинофильме «Белорусский вокзал» имеют благородный смысл только в устах солдат и офицеров, не жалеющих ни своего здоровья , ни своей жизни ради победы при защите Родины. У всех остальных в армии, в государстве должно быть ясное понимание бесценности человеческих жизней. И гордиться надо их сохранением, улучшением жизни людей. А гордиться тем, что ты или кто-то жертвует чужими жизнями (чем бы это ни оправдывалось) вряд ли стоит. 7 Я не о том. что надо заниматься очернением всего и вся, что было при советской власти. Но, «Постигая нравственную правду истории, нельзя отказываться от исторической правды нравственности. Это значит ,что в прошлом надо видеть и хорошее и плохое. И законно гордясь всем хорошим, нельзя делать вид, будто плохое не имеет к нам касательства. Имеет! И еще какое!».5 Нельзя игнорировать того, что оценки исторических событий и свершений не могут быть нивелированными, удобными для формирования якобы патриотизма, при котором по-прежнему отождествляются понятия «родина» и «государство». Есть в нашей истории ближайшей, чем гордиться? Есть. Но ведь есть и то, чего надо бы стыдиться. Тенгиз Абуладзе в своем фильме призывал к покаянию. А нам сейчас советуют учебники истории строить так, что каяться не в чем, стыдиться нечего, «все хорошо прекрасная маркиза». Что касается гордости, то: многие убеждены – писал Д.С.Лихачев, что «любить Родину – это гордиться ею. Нет! Я воспитывался на другой любви – любви – жалости.».6 Даже если не все могут с этим согласиться, главное в оценках наших прошлого и настоящего должно сохраниться разномыслие. В.А.Тишков как-то подчеркнул: «Если мы сейчас начнем бороться с разномыслием, мы потеряем и толерантность и миролюбие, и т.д.».7 Государству выгодно определенным образом представить историю великой России. При этом невольно вспоминаешь оценку Пушкиным Истории государства российского, написанной Карамзиным. Пушкин конечно знал, что Карамзин никаким крепостником никогда не был. Но в изложении им истории увидел, что оно доказывает без всякого пристрастья «необходимость самовластья и прелести кнута». Очень похоже, что наше государство не прочь иметь историю с такой же направленностью. Но тогда это будет «работать» на развитие не личностного начала, а рабского. 5 Этическая мысль. Научно-публицистические чтения. М., 1988, с.7 6 Цит. по: Запесоцкий А.С., Марков А.П.. Становление культурологической парадигмы. СПб. СПбГУП, 2007, с.45. 7 Тишков В.А. Национальная идентичность и духовно-культурные ценности российского народа. СПб. СПбГУП, 2010, с.22. 8 Если в образовании, в частности в университетском, хотим сохранить его нацеленность на обогащение культуры, надо сохранять, по возможности , академические свободы университетов и их гуманистический потенциал. Надо, чтобы процессы образования и воспитания (в создаваемых в государстве социально-экономических условиях) обеспечивали возможность развития хотя бы среднего уровня культурности, на котором только и появляется (или укрепляется) стремление к культурному саморазвитию, личностное стремление. Ибо, если такое стремление становится нормой для достаточно широкого слоя людей (с университетским образованием), тогда этот слой начинает оказывать воздействие на все поле культуры общества. Чтобы такое стало возможным, процессы образования должны быть направлены не только и не столько на развитие полезных для общества , разумных гражданских добродетелей, а на становление человечности, формами которой выступают реализуемые в жизни ценности культуры. Так как не о порядке, не о благе государства, общества или даже народа следует человеку (личности!) заботиться прежде всего. По мнению Конфуция, каждому из нас, от императора до простолюдина, следует заботиться прежде всего о своем нравственном совершенстве. Ибо от этого зависит благо народа! Если обществу надобно, чтобы университетское образование отличалось высоким уровнем, необходимо менять отношение к университетам (да и вообще к высшему образованию). К университету нельзя относиться как к элементарной «кузнице кадров», «фабрике производства специалистов». Университет должен функционировать как действительный феномен культуры общества, необходимый для обеспечения этого общества личностями, реальными носителями ценностей культуры. Д.С.Лихачев считал, что государству необходимо иметь действенную и гибкую концепцию сохранения (в смысле и развития!) культуры, основанную на идеалах свободы, приоритетной ценности личности перед обществом, перед государством. Но это возможно, когда государство становится действенно демократичным, «поднадзорным», если угодно, гражданскому обществу, которого в России пока что нет.
