Ориентиры покаяния

Ориентиры покаяния
Ю. А. Шрейдер
1. Счет совести
Перед тем, как приступить к таинству покаяния рекомендуется осознать, какой
счет предъявляет совесть к кающемуся. По-русски эти размышления
называются "испытание совести".
Польское название "счет совести" мне нравится больше, ибо оно подчеркивает,
что совесть - наш верный страж -предъявляет нам счет, тогда нам остается лишь
осознать, что именно она нам вменяет, а не мы испытываем совесть. Чтобы
понять, из чего складывается счет, который нам предъявляется, его нужно
прежде всего структурировать подобно тому, как разносятся по графам
отдельные позиции счета за телефонные переговоры или за обед в ресторане.
Для этого в молитвеннике приводятся позиции, к которым могут относиться
наши грехи. Легко заметить, что основная часть этих позиций конкретизирует
нарушения той или иной заповеди из Декалога. Правда, в сборнике "Вознесем
сердца" отдельно
перечисляются семь "главных грехов" (гордыня, скупость, блуд, зависть,
чревоугодие, гнев, лень), но они не составляют самостоятельных позиций "счета
совести". В более позднем молитвеннике эти грехи вообще не указываются. В
новом "Катехизисе", опубликованном по-латыни в 1992 г., семь "главных грехов"
упоминаются (п. 1866), но не как собственно грехи, а как определенного типа склонности ко греху,
провоцирующие другие грехи и дополнительные греховные импульсы. Этим, скорее всего, и вызвано
отсутствие "главных грехов" в русском молитвеннике 1994 г. Речь ни в коем случае не идет о реабилитации
гордыни и других шести "главных грехов". Конечно, просто была проведена более отчетливая граница
между собственно греховным поступком и состоянием души, влекущим ко греху и утяжеляющим
совершаемый грех.
Г. К. Честертон заметил, что "гордыня - столь сильный яд, что он отравляет не
только добродетели, но и грехи". Маленькие повседневные грешки, когда они
оказываются замешанными на гордыне, превращаются в смертные грехи. Честертон верно обратил внимание, что люди обычно снисходительно относятся к
греховным слабостям ближних - беспутности, склонности приврать и т. п., но
очень не любят гордецов, о которых говорят: "он строит из себя Господа Бога".
Здесь действует здоровый нравственный инстинкт - ощущение моральной
опасности гордыни. Сам человек, обуянный гордыней, обычно не замечает
своего состояния, оценивая его как "здоровое честолюбие" или "понимание
собственных возможностей".
Гордыня - это не греховный поступок, но внутреннее состояние,
способствующее таким поступкам. В частности, гордыня, кроме всего прочего,
это нарушение правильного функционирования совести - слепота совести,
проявляющаяся как презумпция собственной непогрешимости. Счет совести не
вменяет нам гордыню, ибо последняя делает этот счет неадекватным нашим
прегрешениям. Это тот самый случай, когда совесть сама оказывается
дефектной.
Тем не менее, совесть замечает конкретные прегрешения, а таинство покаяния,
кроме всего прочего, исцеляет совесть, ориентируя ее на распознание греховных
состояний души. И все же, то, что совесть обнаруживает прежде всего
греховные поступки и намерения и лишь во вторую очередь - греховные
состояния, описываемые списком семи "главных грехов", показывает, что счет
совести следует структурировать по поступкам и намерениям, а не по
состояниям души. Именно так и строится вопросник для испытания совести в
молитвеннике "К Тебе взываю!". Этот вопросник членится по четырем основным разделам: 1) обязанности перед Богом и Церковью; 2) обязанности по
отношению к себе; 3) обязанности по отношению к ближнему; 4) обязанности
ко всему Божиему творению.
Первый раздел вопросника раскрывает первую или "левую" часть Декалога,
относящуюся к проблеме любви к Богу. Второй раздел показывает практически
всю сферу, связанную с семью "главными грехами", в том числе содержит
вопросы, связанные с гордыней. Третий раздел раскрывает вторую часть
Декалога, относящуюся к сфере любви к ближнему. Наконец, очень краткий
четвертый раздел содержит вопросы, связанные с моральным долгом перед
природой.
Следует заметить, что указание на семь "главных грехов" теснейшим образом
связано с Декалогом. Гордыня - это грех против заповеди "не сотвори себе
кумира", корыстолюбие - грех одновременно против той же заповеди и
последней заповеди. Блуд - прямой грех против шестой заповеди, зависть относится к последним трем заповедям.
Несколько труднее соотнести с конкретными заповедями чревоугодие и лень, но
их связь с умонастроением Декалога достаточно очевидна. Эти грехи (или
точнее, греховные состояния) ориентируют человека на культивирование
собственных слабостей - на угождение самому себе, смещая ориентацию
личности с почитания Бога на служение своим прихотям.
Фактически чревоугодие и лень способствуют нарушению первой заповеди. Эти
пороки могут существовать как сравнительно невинные слабости, но, если на
них не обращать внимания, они могут стать источником серьезных грехов.
Наконец, гнев явно связан с грехом против пятой заповеди.
Последние замечания показывают, что основным ориентиром для таинства
покаяния служат именно десять заповедей, составляющие центр ветхозаветного
учения и приводящиеся в Ветхом Завете двукратно (Исх 20.2-17, Втор 5.6-21). К
ним следует добавить заповедь любви к Богу (Втор 6.5) и ближнему (Лев 19.18).
2. Парадоксальность Декалога
Из предыдущего рассуждения, казалось бы, можно сделать вывод, что
пунктуальное исполнение всех десяти заповедей есть необходимое условие
спасения. Однако в Священной истории мы найдем массу примеров вопиющих
нарушений этих заповедей со стороны тех, кто составляет живую ткань этой
истории и которых почитает наша Церковь. Обман, с помощью которого
праотец Иаков получил у Исаака благословение, явно нарушает заповедь "не
лжесвидетельствуй". Готовность Авраама принести в жетву единственного сына
противоречила заповеди "не убий". История Иуды и его невестки Фамари
непосредственно подходит под понятие прелюбодеяния, хотя сегодня мы знаем,
что эта история соответствовала Божиему замыслу о рождении Спасителя. Еще
более компрометирующей оказывается история Давида с женой Урии
Вирсавией (2 Цар 11), хотя и это прелюбодеяние, связанное фактически с
убийством Урии, вошло как неотъемлемое звено в родословную Иисуса. Тем не
менее в Ветхом Завете говорится: "И было это дело, которое сделал Давид, зло в
очах Господа" (2 Цар 11.27). Грех Давида осудил пророк Нафан, на что "сказал
Давид Нафану: согрешил я пред Господом" (2 Цар 12.13).
В родословную Иисуса входит и блудница иерихонская Раав (Рахава) - мать
Вооза, прадеда царя Давида. О тождестве Рахавы, матери Вооза (Мф 1.5), и
блудницы Раав (Ис Нав 6.22-25) говорится в именном указателе к брюссельской
Библии. Само это имя означает по-еврейски "буйство". Интересно, что
раввинистическое предание отрицает это тождество. Согласно этому преданию
блудницу Раав взял в жены Иисус Навин, который не принадлежал колену Иуды
и не входил в родословную царя Давида. Правдоподобно предположить, что
официальная иудаистская версия возникла из желания затушевать факт,
бросающий тень на происхождение царя-псалмопевца. Было бы интересно
выяснить, существует ли неофициальная версия, послужившая основой для
евангельского предания?
Во всяком случае приведенные выше и другие примеры свидетельствуют, что
нарушения заповедей Моисея не составляли абсолютного препятствия к
спасению. Подчинение воле Господней оказывается в конкретной ситуации
важнее выполнения буквы Закона. Этот принцип позволяет осознать смысл про-
исходившего в Священной истории, но его нельзя рассматривать как моральную
заповедь, снимающую абсолютизм Закона.
Важно только помнить, что самая главная опасность греха в том, что он
разрывает связь человека с Богом и ведет к нарушению Божией воли. Пока в
душе человека сохраняется любовь к Богу, он еще не попал целиком во власть
греха. Именно эта любовь есть основа серьезного отношения к Закону как
установлению Бога, то есть абсолютному мерилу нравственного состояния
человека.
Более того, исполнение Закона не является достаточным для спасения, что
показывает евангельская история о богатом юноше, который спросил Иисуса:
"что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?" (Мф 19.16). Иисус велит
ему соблюдать заповеди. На вопрос юноши "какие?", Учитель перечисляет: "Не
убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и
мать; и люби ближнего твоего как самого себя." (Мф 19.18-19).
Но юноша не удовлетворен ответом Иисуса, он спрашивает: "чего еще не
достает мне?" (Мф 19.20). Этот вопрос Иисус интерпретирует как вопрос о том,
как достичь совершенства, и требует от юноши продать все имение, раздать
нищим и следовать за Ним.
Внимательное чтение Евангелия показывает, что Иисус далеко не всегда
предъявлял такие максималистские условия. Дело в том, что юноша спросил не
о том, что ему следует делать, а о том, чего ему не достает, то есть как достичь
совершенства. После ответа Учителя "ученики Его весьма изумились и сказали:
так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это
невозможно, Богу же все возможно." (Мф 19.25-26). В этом ответе выявляется
другая парадоксальная сторона Закона. Исполнение Закона не всегда
необходимо, но всегда.недостаточно. Оно не гарантирует спасения, если не
отдавать Богу всего себя. Возможно, что юноша обрел бы путь к спасению,
исполняя Закон, который он знал от юности своей. Но ему было недостаточно
надежды, он жаждал гарантий. А это "человекам невозможно", ибо в деле
спасения человек не может полагаться на собственные силы. Закон дает ориентиры для покаяния, но не гарантии спасения.
Закон, данный в Священном Писании, предъявляет человеку требования от лица
Бога, и попытаться снизить для себя эти требования - это еще более сильное
нарушение, чем не соблюсти их по слабости. Парадоксальность Закона в том,
что сам по себе он не дает гарантии спасения, ибо в своем полном объеме не под
силу человеку. Однако Бог дал нам таинство покаяния, чтобы мы получили
возможность примириться с Ним, несмотря на нарушение Закона. Как сказал
Иисус "Богу же все возможно".
Было бы слишком самонадеянно для человека рассчитывать на собственные
силы выполнить требования Закона и тем спастись. Это было бы неуместной
гордыней. Но не меньшим грехом было неверие в возможность примирения с
Богом в таинстве покаяния.
Не верить в действительность таинства покаяния - значит не доверять словам
Самого Иисуса, сказавшего "Я пришел не судить мир, но спасти мир" (Ин
12.47). В таинстве покаяния Сам Иисус через Свою Церковь дает нам
возможность примириться с Ним и освободиться от тяжести совершенных
грехов. Важно только помнить, что на исповедь мы приходим не для беседы со
священнослужителем о своих проблемах, но для принятия от него таинства
примирения с Господом, которое через священника как подателя таинства
совершает Сам Иисус, спасая нас из рабства собственных грехов и
восстанавливая в нас первоначальную неповрежденность человеческой
природы.
3 . Содержание греха и его тяжесть
Десять заповедей классифицируют грехи по содержанию. В молитвенниках
раздел "Испытание совести" указывает разнообразие поступков, чреватых
нарушением той или иной заповеди. Человеку гораздо легче увидеть
собственное греховное состояние через совершаемые и задуманные поступки,
чем непосредственно анализируя их мотивы и порождающие причины,
связанные с утратой прочной связи с Богом.
Человеческая совесть реагирует на совершенные поступки, за которые она не
стыдится, и на соблазны, толкающие на греховные действия. Она предъявляет
человеку счет за действия и намерения. Но она не различает внутренние состояния души. Более того, дурные состояния души искажают совесть, как
инструмент души. Бог невидим, и нам трудно оценить те повреждения души,
которые нарушают нашу связь с Богом. Мы судим об этой связи косвенно, через
совершаемые поступки и возникающие в душе намерения тех или иных
действий. Вопросы священника на исповеди позволяют лучше осознать
состояние собственной души.
В бытовом поведении мы используем некоторую, частично выработанную
личным опытом, а частично полученную от окружения шкалу ценностей,
позволяющую оценивать поступки как хорошие или дурные и судить о том,
сколь они дурны. При этом на первый план выходит конкретное содержание
этих поступков. Некоторые виды обмана ближних и непочтения к родителям
нам представляются несущественными, ибо их последствия не выглядят в
наших глазах существенными. Часто нам кажется, что зависть к благополучию
ближнего не приносит ни ему, ни нам видимого вреда. Аборт эмоционально не
воспринимается как настоящее убийство, а эвтаназию мы часто готовы признать
благом.
Общее во всех этих заблуждениях состоит в том, что в бытовом поведении у нас
обыкновенно преобладают прагматические оценки: мы пытаемся исходить из
того, наносит ли данный поступок ощутимый вред конкретному лицу. Это
прагматическое отношение к собственным поступкам мы порой бездумно
переносим на подготовку к таинству покаяния, совершая испытание совести.
Мы пытаемся разделить проступки на тяжелые и пустяковые, исходя только из
их содержания, определяющего вред, нанесенный окружающим.
Такое деление неправильно - оно не соответствует церковному учению о
различии тяжелых (смертных) и повседневных (обычных) грехов. В первом
послании Иоанна сказано: "Если кто видит брата своего согрешающего грехом
не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь. Всякая неправда есть грех,
но есть грех не к смерти" (5.16-17).
В новом "Катехизисе" Католической Церкви смертный грех определяется как
грех, уничтожающий в сердце человека любовь из-за значимого нарушения
божественных установлений. Это грех, отвращающий человека от Бога в
стремлении получить второстепенные блага. Грех обычный оставляет любовь в
сердце человеческом, хотя и оскорбляет его. Смертным является грех,
касающийся важных предметов, совершаемый осознанно и с полным согласием.
Под важными предметами в "Катехизисе" понимаются грехи, упоминаемые в
Декалоге. Однако кроме конкретного содержания существенную роль играет
осознанность греха и добровольное согласие совершающего. То есть смертный
грех имеет место тогда, когда человек добровольно совершает поступок, о
котором он знает, что это смертный грех. Тем самым подчеркивается, что для
отнесения греха к разряду смертных существенно не только его предметное
содержание. Последнее остается как ориентир, но подчеркивается, что тяжесть
греха связана с тем, сколь разрушительно он действует в душе согрешившего.
Смертный грех требует обязательного примирения с Богом через таинство
покаяния. Грех обычный не разрывает союза и не требует исповеди, ибо может
быть исправлен человеком при поддержке Божией благодати. Однако на
исповеди рекомендуется принести покаяние и в обычных грехах.
Из сказанного выше можно сделать вывод, что смертный грех всегда связан с
нарушением одной из заповедей Декалога. Однако такое нарушение может
оказаться и обычным (повседневным) грехом в случаях, когда заповедь
нарушена только в слабой степени, или неосознанно, или под сильным давлением извне (не добровольно), когда избежать нарушения можно было лишь
ценой не менее тяжких нарушений. Разумеется, решение вопроса о тяжести
совершенного греха следует предоставить священнику, по крайней мере, в
случаях допустимого сомнения.
Все это означает, что заповеди Моисея остаются абсолютным ориентиром для
человека, приступающего к таинству покаяния. Хотя тщательное их выполнение
не гарантирует спасения и отнюдь не делает излишним участие в таинстве покаяния, ибо приступающий к таинству мог в силу гордыни или умственной лени
не осознать своих нарушений. В частности, по этой причине Церковь
настоятельно рекомендует всем верным приступать к таинству покаяния
достаточно регулярно.
Требуемый от всех минимум состоит в том, чтобы исповедаться ежегодно на
Пасху и Рождество, хотя желательно делать это чаще и, во всяком случае, после
каждого совершения тяжкого греха, препятствующего участию в Евхаристии.
Таинство покаяния называют иногда "вторым обращением". Св. Амвросий в
одном из своих писем говорит о двух видах обращения в Церковь: через воду (в
крещении) и слезы (в покаянии).
В "Катехизисе" Католической Церкви и в молитвенниках дается подробное
разъяснение широкого спектра поступков, совершая которые человек нарушает
ту или иную заповедь из Декалога. И все же Декалог не является единственным
ориентиром для испытания совести. Есть еще, если можно так выразиться,
"метаориентиры", связанные с нарушением церковного порядка покаяния.
Например, таким нарушением оказывается откладывание примирения с Богом
на конец жизни. Конечно, можно и должно уповать на безграничность
милосердия Бога, но такое откладывание основано не столько на доверии к
Богу, сколько на желании отдалить неприятный момент "второго обращения",
как бы увильнуть от самой мысли о покаянии.
Затем, человек несет ответственность за участие в чужих грехах, за
потворствование им. Здесь содержанием греха является отношение к чужому
греху независимо от содержания последнего.
Наконец, важно в качестве "метаориентира" для покаяния помнить, что само
сомнение, как в абсолютизме и непререкаемости Закона, так и в
действительности таинства покаяния, как освобождающего от греха и
примиряющего с Богом, по сути своей греховно и может привести к разрыву с
Богом и Церковью.
Общее для всех "метаориентиров" состоит в том, что они обращают внимание
не на содержание тех или иных греховных поступков, а на неправильность в
отношении к таким поступкам - своим или чужим. "Метаориентиры" связаны с
большей глубиной рефлексии, чем обычная рефлексия о греховных мыслях, а
нарушение верной установки к греху и покаянию составляет источник тяжелых
грехов вплоть до грехов против Святого Духа, закрывающих путь к
примирению с Богом. Впрочем, здесь мы имеем дело со сферой, в которую лучше не вдаваться. Достаточно напомнить о ее существовании.
ТЕОЛОГИЯ. Изд. Колледжа католической теологии им. св. Ф.Аквинского в
Москве.