rus_03

3. Литературная позиция Аввакума в контексте литературной ситуации XVII века
1. Литература XVII века является переходным этапом от «старого» к «новому», что связано не
только и не столько с постепенной европеизацией русской жизни, так как русская средневековая
литература всегда ориентировалась на заграничный опыт, сколько с внутренними глобальными
(культурными) изменениями. Во многом обновление литературы осуществлялось за счет
трансформации традиционных жанров, которые, в первую очередь, приобретают иные функции. В
средневековой литературе жанры, несмотря на наличие канона и прочих жестких границ, тоже
постоянно вылезали за собственные рамки, однако в XVII веке принципиально меняется сама суть
жанровой системы: функциональный принцип (разделение на жанры по принципу сферы
употребления и предмета повествования) практически уходит вместе с появлением разграничения
сфер художественной и научной литературы, а также с активным пародированием
существовавших жанров. Кроме того, развиваются жанры внутри силлабического стихотворства и
драматургии. Из важных изменений необходимо отметить рост индивидуального авторства: если в
древнерусской литературе авторское «я» поглощается жанровым каноном, то теперь (хотя
началось это еще в XVI в.) активизируется элемент автобиографизма и начинают проступать
черты индивидуального стиля.
2. Эволюция агиографической литературы:
1) Было: а) святость – религиозная категория (манифестируется в прижизненных/посмертных
деяниях, в нетлении мощей и т.д.). Святому необходимо житие; б) изначально житие как жанр
определялось лишь предметом повествования, и только около XVI в. это слово начинает
обозначать определенный жанр повествовательной литературы.
2) Изменения в XVII в.: а) Уход от застывшей композиции в сторону свободного повествования;
б) усиление личностного начала за счет увеличения количества сведений об авторе; в)
допускается смешение в рамках одного жития разных типов житийного повествования и вообще
выход за границы жанра: традиционно было несколько типов святых (святитель, благоверный,
равноапостольный, страстотерпец, мученик, юродивый, преподобный и т.д.) и, соответственно,
несколько типов житий. В XVII веке житие преподобного может обретать черты жития юродивого,
пустынника, включать мотивы хождения и странничества; г) отказ от традиционного стиля
«плетения словес»
3. Житие протопопа Аввакума: 1) автобиографизм: не стоит думать, что тот факт, что Аввакум не
просто пишет житие живого еще человека, но к тому же свое собственное, был настолько
вопиющим. Такая ситуация вполне характерна для старообрядческой литературы (например,
«Житие Епифания»), поскольку старообрядцам необходимо было засвидетельствовать гонения со
стороны официальной церкви. 2) выход за рамки житийной традиции односложного толкования
человека (либо грешник, либо святой); 3) совмещение комического и трагического: поиск
комического, см. про смех 4) сочетание двух планов повествования: торжественной авторской
проповеди и покаянной исповеди; 5) наличие сатирического пласта – «злой смех» (исключение из
его религиозной системы смеха); 6) черты юродства: стиль поведения Аввакума отчасти
напоминает собой юродство – это стиль, в котором Аввакум всячески унижает и умаляет себя,
творит себя бесчестным, глупым; 7) нарушение границ жанра: комментируя библейские рассказы,
Аввакум не только превращает их в своих пересказах в бытовые жанровые картинки, но и
сопровождает их своеобразными параллелями из современной ему жизни (см. рассказ о
грехопадении Адама и Евы, где искусивший (и раздевший) из змий сравнивается с «лукавым
хозяином», который «накормил, напоил, да и з двора спихнул»); 8) Частично Аввакум соблюдает
агиографический канон: в экспозиции, как и полагалось, рассказывал о детстве и родителях, о
первом «знамении», однако он, конечно, принципиально реформирует заданную схему,
объединяя автора и героя в одном лице.
Ниже – важные для этого вопроса статьи в конспектах
Лихачев. Юмор протопопа Аввакума
 Юмор для Аввакума – существенная часть его жизненной позиции, отношение к себе и к
окружающему миру.
 Самый страшный грех – гордыня, сознание своей праведности. Аввакум выказывает свое
смирение, его мучения – не мучения, а сам он греховен, то есть юмор является средством отделения
переносимых мучений от личности, взгляд на них сторонним взглядом. Отсюда смех над самим собой,
примиряющий смех над врагами вместе с жалостью, как будто они и есть мученики. Смех имеет
религиозную, очистительную функцию, утверждает бренность всего земного. Смех -– средство против
1
страха – изображение мученичества как ничтожного явления. Аввакум не довольствуется имеющимися
в житийном арсенале этикетными формулами для обозначения смирения, ему необходимо
самоуничижение не этикетное, а глубинное как часть религиозного самосознания.
 Житие должно указывать на ничтожность переносимых и мук и тщетность усилий властей
запугать сторонников старой веры.
 Стиль поведения Аввакума отчасти напоминает юродство, сюда же можно отнести
просторечие. Наличие раешной рифмы (двустишие).
Виноградов В.В.
 Житие построено в форме речевой импровизации – «беседы», «вякания». Отсюда постоянные
обращения к слушателям – старцу Епифанию и «рабу Христову».
 Аввакум следит за впечатлениями собеседников и пересекает его вводом просьб и извинений.
 Личный тон простодушно-доверчивого рассказчика, обилие словесных ассоциаций и
лирических отступлений.
 «Житие» – интимная, дружеская «беседа» о замечательных случаях из жизни рассказчика,
которые следуют один за другим в порядке скитаний гонимого протопопа.
 Сказ сменяется торжественной проповедью, поэтому в текст вкраплены лирические воззвания
к «правоверным» и «никонианам». Разговорная речь сменяется архаически-церковными
стилистическими построениями.
 Таким образом, 2 стилистических слоя:
1. Повесть Аввакума о его «волоките» по житейскому морю.
2. Богатый запас библейских схем и стилистических формул (параллелизм с библейскими
сюжетами): «Случаи из жизни» в процессе их художественного воспроизведения апперципируются
богатым запасом библейских сюжетных схем и стилистических формул и расцвечиваются словесными
красками церковно-богослужебного и житийного материала.
Вывод:
1. Основу составляет «вякание», сказ, т.е. разговорно-речевая стихия с яркой эмоциональной
окраской => частый перебой интонации.
2. В частях повествования она органически сплетается с элементами церковно-книжного,
библейского стиля.
3. В замыкающих сказ поучениях этот торжественно-риторический слой обнаруживается в
наиболее чистом виде (библейские рассказы часто образуют первую часть параллелизма, в
значительной степени определяющую изложение эпизода из Жития Аввакума).
Символика жития
Нет традиционного «извития словес», поэтому слабо представлены слова сложные и сочетания с
торжественными эпитетами. Для церковно-книжной символики Аввакума характерно, что она
практически полностью слагается из наиболее употребительных церковно-библейских фраз
 Особенно многочисленны в церковно-книжной речи Аввакума традиционные символыпредложения: буквальные перенесения изречений из священного писания и из церковных книг,
обычно без указания источника. Их содержание приурочено к описываемым событиям.
 Сближение уже разошедшихся семантических рядов, когда одно слово вызывает в сознании
другое – фонетически близкое, этимологически родственное, но уже успевшее дифференцировать
свое значение. Получается каламбур (обедня – обедать).
 Ряды семантических преобразований:
1. В традиционной церковно-книжной формуле нередко наблюдается подстановка на место
торжественного слова другого, разговорно-народного, происходит перевод из высокого плана в
низкий. От этого фраза изменяет семантический облик, приобретая житейское содержание. (держись
за Христовы ноги – припади к ногам Христовым)
2. Соединение церковно-славянских словосочетаний с народными символами или внезапный
переход от высоких фраз к низким (Логин же разжегся ревностию божественного огня, Никона
порицая, и чрез порог в алтарь в глаза Никону плевал).
3. Библейские символы служат толчками к возбуждению словесных ассоциаций из области
разговорно-народной символики (На нем же камень падет, сотрыет его… Слушай, что пророк говорит
со апостолом, что жернов дурака перемелет).
 Разговорно-речевая символика:
1. В раскольничьем кругу XVII в. была очень любима традиционно церковная метафора –
утопающие пловцы на корабле среди бурного моря в лютую зиму и бедные странники на земле.
(Видение). Аввакум путешествует зимой.
2. Антитеза мучители-звери людям божиим (Никон – адов пес, волк, лис).
2
3. Намечаются новые тенденции архитектоники смыслов в стиле Аввакума, хотя общее
направление к реализации и развитию в привычном плане библейских символов сохраняется.
(Выпросил у Бога светлую Россию сатана, да же очервленить ю кровию мученическою). Мотивировка
введения символов войны, которые сливаются с терминологией драк, пыток, мучений. Уменьшит.ласкат. Суффиксы в словах религиозных – свечка, сосудец.
Композиционный анализ
1. Преобладают короткие глагольные предложения с глагольным стержнем, окруженным
двумя-тремя второстепенными членами, или они объединяются в слитные предложения с несколькими
глаголами. Нет скопления синонимичных выражений. Односоставные определенно-личные
предложения (остриг, отвел). Эмоциональные восклицания и короткие молитвы.
2. Стремление к более сложным синтаксическим конструкциям и к закономерному
расположению их параллельными рядами с сопоставлением или противопоставлением этих рядов.
(Христос меня пронес, и Пречистая Богородица провела – сопоставление; я не боюсь никово, одново
боюсь Христа – противопоставление; Как бабы бывают добры, так и все о Христе бывает добро –
сравнение).
3. Введение ритмических элементов. (Ево исцелил, а меня развеселил!; Аще бы не были борцы
не бы дан быша венцы.) Молитва на поход сына Пашкова.
3