Юлия Антонян Роль понятийных терминов в армянском народном религиозном сознании Каким образом религиозное сознание и самосознание народа позволяет бесконфликтно для отдельно взятой личности соединять разные уровни верований и ценности различных религиозных систем? Анализ собранного нами материала в рамках армянской действительности позволяет выявить существование ряда универсальных образов, понятий, которые позволяют народу реализовывать свою «религиозность» в широком диапазоне: от архаических культов и ритуалов до канонизированной христианской церковью обрядности и идеологии. На лексическом уровне это зачастую проявляется в наличии терминов, которыми дают возможность обобщать даже идеологически противопоставленные друг другу предметы, явления и действия, так как в народном восприятии их симбиоз и составляет то богатство представлений, верований и ритуалов, на которые опирается человек, когда ему нужно каким-то образом выразить свои взаимоотношения с миром сверхъестественного. Из таких понятий складывается, к примеру, образ посредника, который, с характерными для него функциями, присутствует на всех уровнях религиозного сознания в самых разных проявлениях, начиная от шамана и кончая священнослужителем в развитых религиозных системах. В современной армянской народной среде функция посредника закреплена, с одной стороны, за целым рядом разнотипных гадателей и целителей (корни которых лежат в архаическом армянском шаманстве), с другой стороны, за священнослужителями христианской церкви. Соединение в народном сознании этих идеологически противопоставленных персонажей проявляется в заимствовании функций друг друга. Так, например, священники могут отправлять целительские ритуалы, характерные для традиционных целителей и гадателей, а те, в свою очередь (гораздо реже, впрочем), исполнять некоторые обряды, находящиеся в сфере обязанностей священника (к примеру, нами зафиксирован материал, когда целительницу просили благословить жертвенное животное, что, по правилам, должен делать священник). Одна из причин подобного восприятия в том, что тот сонм сверхъестественных существ, посредством которых действуют и священник и целитель, выражается одним собирательным словом «святые», которое, хотя и интерпретируется в зависимости от контекста (этим словом выражаются основные христианские божества (Христос, Богоматерь), отдельные святые (св. Геворк, Св. Саргис и другие), а также и безымянные духи-помощники), тем не менее сообщает практически одинаковую ценность посредникам, действующим через них. Еще одной важной деталью, характеризующей как традиционного целителя, который не может получить дар, не пройдя через физические или душевные страдания, так и набожного христианина, чей идеальный образ должен уподобляться страдающему Христу, является состояние жертвенности (интересно, что мотив жертвы заложен и в самосознании армянского народа). Обобщен также диапазон представлений о святом месте, где можно отправлять сакральные ритуалы. В народе бытует ряд терминов, в целом обозначающих «святое место», «святилище» (например, «хач» (дословно «крест»), 1 «србер» (дословно «святые»), то есть всевозможные сакральные объекты и места, среди которых может быть и действующий храм, и заброшенный монастырь, и развалины мечети, и хачкары (кресты-камни), и священное дерево или родник, и даже просто камень-валун (иногда символизирующий собой чудесно найденную святыню), почитание которых заложено еще в архаической системе верований, хотя и входит в систему народного христианства. На локальном уровне они все несут очень близкую смысловую и функциональную нагрузку, одни и те же ритуалы могут отправляться в любом из означенных мест. Кроме того, обращает на себя внимание их схожее оформление, складывающееся из подарков и подношений, которые с течением времени образуют определенным образом заставленное пространство (в центре храма, на алтаре, у стены небольшого святилища, у священных камней/дерева, уголок в доме целителя), в центре которого находятся «образы» (самодельные, имитированные, символические) святых. Эти дары «святым» (или жертвоприношение в более судьбоносных случаях) составляют часть ритуала посещения святилища. Подарки также обозначаются обобщенными терминами («шушпа», «халат'»), под которыми подразумевается меняющийся со временем некий набор предметов самого разного спектра (репродукции с изображений «святых» (ими может быть, например, Сикстинская Мадонна Рафаэля или Тайная вечеря Леонардо да Винчи), расшитые крестами полотенца или просто полотнища ткани, фигурки, статуэтки, продукты питания, в частности, национальный хлеб лаваш, сыр, сладости, предметы обихода, такие как посуда или алюминиевое ведро, расписанное крестами). Семиотичность этих предметов в том, что они представляют собой не реальные дары, а некий символ, частная интерпретация которого может быть различна в зависимости от цели дарителя (жертва, дар, кормление, умилостивление). Периодичность их подношения символизирует собой степень набожности дарителя. В народном восприятии даже ритуальное возжжение свечи есть дар, который могут пообещать во исполнение какого-нибудь желания (то есть ожидать взамен «отдарок»). К единому понятию сведен также целый ряд вербальных жанров, обозначаемых словом «молитва». В армянской культуре этим термином обобщаются и христианская молитва, и заговор, и заклинание, и магические формулы, и просто призывы духов-помощников при целительско-гадательном акте. Существование подобных понятийных терминов позволяет народному сознанию вбирать в себя новые элементы, продолжать культивировать или возрождать из забытья старые, сочетать то и другое практически без длительного периода адаптации, что подтверждает почти мгновенное распространение и вживление в религиозное сознание множества явлений (новых или обновленных старых - таких как сектантство, новые целительские практики, дополненная церковная обрядность, появление новых святынь и ритуалов), отмечаемое в последние годы. 2