1. Мигунова Т.Л. Идеи «Наказа» Екатерины II и
реклама
Идеи "Наказа" Екатерины II и особенности правосознания российского общества во второй половине XVIII века Мигунова Т.Л., кандидат исторических наук, доцент Любая правовая реформа, проводимая государством, становится жизнеспособной, если она получает поддержку общества. Русский теоретик права И.А. Ильин писал: «Право нуждается в правосознании для того, чтобы стать жизненной силой». Власть должна стимулировать сознание своих граждан, чтобы через общественное согласие решать вставшие перед государством и социумом проблемы. Теоретики, дабы подтвердить эти суждения, в наши дни обычно обращаются к историческим примерам. Одним из таких исторических примеров правовой коллизии, яркой и остро очерченной, являлись события в России 60-х годов XVIII в. Они были связаны с незаурядной волей императрицы Екатерины II и тем памятником, который ее правотворчество нашло в российском обществе. Данный крупномасштабный историкоправовой феномен надежно обеспечен источниками. Это знаменитый «Наказ» (или «Большой Наказ») императрицы (1767 г.) и материалы Большой Уложенной комиссии (в том числе и «малые» наказы), там обсуждавшиеся в 1767-1768 гг. Оценка «Наказа» может быть сформулирована предельно ясно — это не только реформистский (реформационный) памятник монаршей мысли, а революционноправовой, с политическими идеями и программой документ. Позднейшая критика XIX—XX вв. во многом изменила смысл «Наказа», но современники понимали его экстраординарность. Понимали это и сама императрица, и близкий ей круг лиц. «Наказ Ея императорского Величества Екатерины Вторыя самодержицы Всероссийския данный Комиссии о сочинении проекта нового Уложения» — это обширное произведение философско-юридического содержания, в котором были рассмотрены наиболее значимые политико-правовые проблемы государственной организации и общественного устройства, важнейшие задачи правовой и внутренней политики Российского государства. «Наказ» был написан в период 1765-1766 гг. Большинство исследователей считают, что текст «Наказа» во многом заимствован из работ представителей европейского Просвещения — Д. Дидро, Де Аламбера, Ш.Л. Монтескье, Ч. Беккария и др. O.A. Омельченко4 пишет, что до 80 процентов числа статей от текста «Наказа» носили заимствованный характер, но это не означало полную компиляцию политических и правовых идей европейского просвещения. По своей концепции «Наказ» вошел в историю как самостоятельное произведение, написанное в рамках официальной идеологии русского абсолютизма. Основной текст «Наказа» состоял из 20 глав (526 статей), которые условно исследователи делят на пять разделов. 24 сентября 1 767 г. через Сенат прошел указ о рассылке 57 экземпляров «Наказа» в высшие управленческие учреждения «с таковым от Сената подтверждением, чтобы они содержаны были единственно для сведения одних тех мест присутствующих, и чтоб оные ни к кому, ни из низших канцелярских служителей, из посторонних не только для списывания, но ниже (даже. — Авт.) для прочтения даны были, для чего и иметь их всегда на судейских столах при зеркалах (под наблюдением. — Дат.)». «Наказ» также получили все члены Комиссии для сочинения проекта нового Уложения. Конечно, следует, наверное, согласиться с А.Б. Каменским, что «Наказ» не имел статуса закона. «Наказ», на наш взгляд, следует рассматривать выполненным в форме манифеста. Хотя следует заметить, что авторы работы «Законодательство Екатерины II» не считают «Наказ» манифестом, так как он не стал общедоступным документом для всего народа и «не был оглашен во всех церквях империи» . Тем не менее информация о «Наказе» проникала в разные слои населения и вызывала среди него волнение — радостное волнение, о чем свидетельствует историк В.О. Ключевский со ссылками на своих предшественников (среди которых Н.М. Карамзин). «Наказ» стал документом не только служебного пользования. Следует заметить, что «Наказ» свободно распространялся в продаже. А по форме он соответствовал манифесту, который, как правило, не содержал конкретных правовых норм, а выражал политическую или общеправовую программу, которая должна развиваться в дополнительных законодательных актах и постановлениях. В чем причины радости общества, откуда взялся этот эмоциональный подъем, это радостное успокоение? Ответить современному читателю на такие вопросы отнюдь непросто. «Наказ» явился невиданным и нежданным событием в истории не только российского, но и европейских государств. Императрица, Богом установленная править «государевым людом», решила советоваться с этим людом (ее «холопами», ее «людями»), чтобы создать справедливый порядок жизни. Напомним ст. 520 «Наказа», выбивавшую слезы у читателей (и слушателей): «Боже сохрани, чтобы после окончания сего законодательства был какой народ больше справедлив и, следовательно, больше процветающие на земле; намерение законов наших было бы не исполнено — несчастия до которого я дожить не желаю». Однако дожить пришлось, и долгое время еще жила Екатерина II после того, как общество, точнее — определяющие общественные группу гегемоны общества, отвергли многие ее добрые намерения, изложенные в «Наказе». В основе «Наказа» императрицы лежали основные положения так называемой теории естественного права. Екатерина уравнивала людей перед законом, обозначая представителей разных сословий одним словом «граждане» — граждане империи. Жесткость феодальных судов должна была быть смягчена гуманностью «гражданских» судов, предполагалось смягчить уголовное законодательство (против казней, пыток, конфискаций, чрезвычайных судов и т.п.). Более того, признавалась ответственность власти перед гражданами. В «Наказе» провозглашался принцип религиозной терпимости и толерантности и т.д. Комментаторы в качестве принципиальных положений «Наказа» выделяли такие: «вольность» российских граждан состояла в том, чтобы делать все то, что законы дозволяют (не запрещают), спокойствие духа «гражданина» происходит от уверенности в своей безопасности, слова сами по себе не могут составлять преступления по оскорблению величества. Особенно выделялась глава XI «Наказа» под вызывающим названием «О крепостном состоянии», содержавшая свыше двадцати статей о мерах против злоупотребления помещичьей господской властью, о способах освобождения крепостных и др. Эта статья уже при первых чтениях «Наказа» встретила сопротивление ближайших советников императрицы, которые выбросили большую часть одиннадцатой главы" . Но это было только начало... Разгром идей «Наказа» произошел на так называемой Большой Уложенной комиссии (1767—1768). Известно, что Земский собор 1648—1649 гг. утверждал уже готовый текст Уложения. Черновая работа съехавшихся на собор была сведена к минимуму. Правительство Екатерины II поступило иначе: новое Уложение должно было выработать все собрание. Это соответствовало презумпции гражданского общества, но было малореально по техническим (или технологическим) причинам. 24 июля 1767 г. был издан указ Сената о том, что 30 июля должно состояться открытие Комиссии для сочинения проекта нового Уложения. Число депутатов, участвовавших в работе комиссии, точно не установлено. На этот счет в историко-юридической литературе существуют различные мнения. Анализируя точки зрения различных авторов, материалы «малых» наказов, представленных в Уложенную комиссию, следует сделать вывод, что социальный состав делегатов был достаточно разнообразен. Дворянство и купечество составляло самые большие сословные группы в Комиссии. В малые социальные группы входили свободные сельские обыватели: 1) однодворцы; 2) пахотные солдаты и разных служб служивые люди, содержащие ландмилицию; 3) черносошные крестьяне; 4) ясашные крестьяне; 5) инородцы (крещеные, некрещеные); 6) казацкие запорожские войска. Некоторые социальные слои оказались не выделены в определенные группы, которые представляли своих делегатов в Комиссию, но в выборе депутатов и составлении наказов принимали участие. Например, канцелярские приставы, отставные унтерофицеры и солдаты, засеченные сторожа, служивые мурзы, священнослужители, в том числе и старообрядцы. Пестрота этих социальных групп как бы оттеняет «безмолвную», не вовлеченную в процесс создания наказов, массу сельского (преимущественно русского по своим этническим характеристикам) населения. Дискуссию о численности и социальной принадлежности можно продолжить, но ни качественный, ни количественный состав Комиссии не мог обеспечить необходимый результат. 8 апреля 1768 г. было создано 15 малых комиссий для разработки отдельных правовых вопросов. Некоторые из них работали долго, уже после роспуска Большой комиссии. Но результат их был невелик. По всей видимости, Екатерина II провела все же социальный эксперимент грандиозного масштаба, дабы выявить у своих подданных то, что современная наука называет правосознанием . Это одна из задач, которая была поставлена Екатериной. Многие исследователи считают, что Екатерина хотела таким сложным путем узнать нужды и чувствительные недостатки нашего народа. Конечно, она была заинтересована, чтобы собрать многообразные сведения «о всей империи» и партикулярных потребностях в различных регионах страны. Это была одна из ее забот, но не главная.. Созвав более пятисот человек, Екатерина II предложила им не вопросник, а программу действий по преобразованию существовавшего общественного и государственного порядка. В первую очередь ее волновало будущее огромного государства, которое императрица видела через призму передовых общественных идей европейского Просвещения. Депутаты привезли из разных мест свои наказы («малые» наказы) и предложения. Тем самым они осведомили центр о своих надеждах, стремлениях, оценках и др. Этих наказов было около полутора тысяч. Анализ «наказных» текстов дает возможность сделать ряд выводов. Миропонимание российского общества (иначе — общественное сознание), в том числе и юридическое (правовое), проявившееся в наказах, не имеет ничего общего с прогрессивными, чисто гражданско-буржуазными идеалами западноевропейского Просвещения. Общественные институты России и их оценки со стороны различных групп населения еще не выходили за традиционные, веками сложившиеся границы феодальных способов и форм существования. Сословность, партикуляризм, главным образом локальный, полная зависимость от могущества монархической власти — вот характерные особенности «малых» наказов. Важно также отметить, что все слои общества, особенно купечество, идеализировали Петровские реформы, особенно касавшиеся организации государственной службы и городского самоуправления. Однако Петровские реформы в условиях XVIII в. не могли реализоваться в полном объеме — мешало отсутствие судебной практики и юридических навыков у населения. «Словесный» суд российские жители еще как-то принимали, а более сложная процедура судебного расследования, в основном из-за отсутствия юридической грамотности, доставляла населению тяжелые проблемы. Кроме того, в условиях абсолютистско-феодального режима административно-волевое давление сверху вниз, сословная традиция по «отечеству», «наследству» и т.п. лишали суд самостоятельности, а участников процесса — независимости и равенства, без чего гражданский суд невозможен. Если «Наказ» Екатерины II — теоретический трактат, то наказы депутатам — выражение практических нужд и интересов отдельных общественных групп. Отсюда понятна разница в их содержании. Что же касается якобы «бедности содержания» депутатских наказов, то против этого говорит почти вся последующая история нашего законодательства, черпавшая часто материалы для своих положений из этих наказов. Из них же, по признанию самой императрицы, между прочим, подавался ей «свет и сведение о всей Империи». Вообще, наверное, не может быть и речи о «крайней бедности содержания» наказов, поскольку признаем (а этого нельзя не признать), что, будучи вполне свободно составлены, наказы полно отразили в себе интересы и нужды сословий, их писавших. Можно говорить о бедности содержания жизни этих сословий, ее отсталости от европейских идей и пр., но сословная жизнь, такая, какая она была во второй половине XVIII в., достаточно богато отразилась в наказах. Что касается «полнейшей ограниченности политической жизни» наказов, то едва ли за эту «полнейшую ограниченность» говорит очень ясно выраженное в наказах стремление дворянства и горожан к самоуправлению, хотя бы и основанному первоначально на чисто сословном духе. Тексты малых наказов позволяют утверждать, что в них отразились либо местные интересы и обиды, либо (и это очень четко просматривается) признавались существующие феодально-крепостнические порядки при полном отсутствии намерений эти порядки изменить. Сословное мышление преобладало, а его узкое традиционное своекорыстие заслоняло депутатам принципиальные проблемы конституционного строя России и общественного движения Российской империи, поставленные Екатериной II. Осознание этого пришло уже вскоре. Обратим внимание на вышедшие первым изданием в 1 817 г. в Северной столице «Записки о жизни и службе Александра Ильича Бибикова», который был «маршалом» Уложенной комиссии, т.е. практически по поручению императрицы руководил ею. Во многом «Записки» были зафиксированы с его слов сыном, который и подготовил их к изданию. Вот какую оценку дает Комиссии ее глава: «Должно признаться чистосердечно, предприятие сие было рановременно (преждевременно. — Авт.), и умы большей части депутатов не были еще к тому приготовлены и весьма далеки от той системы просвещения и знания, которые требовались по столь важному делу» Отсталая масса народных представителей, собравшихся в Москве в 1767 г., не в состоянии была сориентироваться в хитросплетениях политики Екатерины II. Императрица опередила жизнь России на три-четыре поколения. Вероятно, Екатерина потому и заслуживала эпитета «Великая». Однако эпитет, даже самый торжественный, остается пустым звуком, если воля его носителя не стала волей массы. Говорят, что народы не ошибаются, ошибки делают их представители или, что чаще, вожди. Однако, оценивая события в России 60-х годов XVIII в., следует признать этот последний тезис ошибочным. Факел гениального разума потух в тумане сословных предрассудков и партикулярных интересов господствующих социальных групп. Дворянство с согласия или при малом сопротивлении народа остановило движение русского общества в единственно исторически перспективном направлении — буржуазном. Народ отверг Екатерину и обрек себя на отставание, результатом которого стали драматические события конца XIX — начала XX в. Иначе говоря, народ совершил грубую политическую ошибку, а не императрица. И за эту ошибку народ дорого, исторически дорого, заплатил.
