"Нарочитый воевода и полководец" московский (Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский) Волков В. А.

"Нарочитый воевода и полководец" московский (Дмитрий
Михайлович Боброк-Волынский)
Волков В. А.
Один из главных героев Куликовской битвы Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский
(? — ок. 1389) был служилый московский князь и боярин, знаменитый русский
военачальник. Автор "Сказания о Мамаевом побоище" назвал его "нарочитым воеводой и
полководцем и изрядным во всем". Дата рождения его неизвестна. Он был сыном
принявшего православие литовского князя Кориата (Михаила) Гедеминовича. По-видимому
между 1366 и 1368 годами Дмитрий Михайлович выехал из Волыни (отсюда прозвание
"Волынский") в Москву. Однако с правителями быстро крепнувшего Московского княжества
Боброк был связан задолго до этого. В 1356 году Дмитрий Михайлович женился на сестре
великого князя Дмитрия Ивановича Анне и как ближайший родственник занял одно из
первых мест в окружении московского государя, стал его ближним боярином.
Боброк-Волынский участвовал во многих походах и сражениях московского войска,
предводительствовал и всем войском, и отдельными его полками. В 1371 году Дмитрий
Михайлович воевал с Рязанским княжеством, в 1376 году вместе с ходил в поход против
Волжской Булгарии, при осаде города Булгара захватил появившиеся у татар первые пушки
и доставил их в Москву. В 1379 году московское войско под стягом Дмитрия Боброка
совершило поход на Великое княжество Литовское.
Наиболее значительным эпизодом в жизни этого "нарочитого" полководца стало
участие в битве на Куликовом поле. Накануне сражения он, вместе с великим князем
Дмитрием Ивановичем ездил "слушать землю" — эпизод этот был многократно описан в
нашей исторической литературе, но наиболее полно изобразил его Юрий Лощиц:
"…к шатру великого князя тихо подъехал верхом Дмитрий Михайлович Боброк.
Накануне они уговорились, что с наступлением ночи отправятся вдвоем, никого не
предупреждая, на поле и Волынец ему "некие приметы". Зная, что о Боброке поговаривают
как о ведуне, который-де не только разбирает голос птиц и зверей, но и саму землю умеет
слушать и понимать, он поневоле дивился этому таинственному языческому дарованию
волынского князя и без особых колебаний согласился с ним ехать. Душа его жаждала сейчас
всякого добра, пусть косвенного, пусть языческого, но хоть чуть-чуть приоткрывающего
завесу над тем, что теперь уже не могло не произойти.
Они ехали медленно, почти на ощупь, и, как казалось, довольно долго. Земля под
копытами звучала глухо и выдыхала остатки накопленного за день тепла. Потом заметно
посвежело. По этому, а также по наклону лошадиных спин седоки догадывались, что
спускаются в низину. Они пересекли неглубокий ручей и стали взбираться наверх, и опять
лица их обвеяло едва уловимым дуновением теплоты.
Тут они придержали коней и прислушались. Дмитрий Иванович знал уже, что пока его
полки переправлялись через Дон, ордынцы тоже не стояли на месте. До их ночного
становища было сейчас, судя по всему, не более восьми — десяти верст. Он затаил дыхание
и напряг слух до предела.
Да, то, что он услышал, не вызывало никакого сомнения: перед ними посреди ночи
безмерно простиралось скопище живых существ, невнятный гул которых прорезывался
скрипом, вскриками, стуком, повизгиванием зурны. Но еще иные звуки добавлялись к этому
беспрерывному гомону: слышалось, как волки подвывают в дубравах; справа же, где должна
была протекать Непрядва, из сырых оврагов и низин вырывались грай, верещание, клекот и
треск птичьих крыл, будто полчища пернатых бились между собой, не поделив кровавой
пищи.
Глуховатый голос Боброка вывел Дмитрия Ивановича из оцепенения:
- Княже, обратись на русскую сторону.
То ли они слишком далеко отъехали, то ли угомонились уже на ночь в русском стане,
но тихо было на той стороне, лишь в небе вздрагивали раз от разу слабые отблески, словно
занималась новая заря, хотя и слишком рано было бы ей заниматься.
- Доброе знамение — эти огни, — уверенно произнес Волынец. — Но есть еще у меня и
другая примета.
Он спешился и припал всем телом к земле, приложив к ней правое ухо. Долго пролежал
так князь, но Дмитрий Иванович не окликал его и не спрашивал.
Наконец Боброк зашевелился.
- Ну что, брате, скажешь? — не утерпел великий князь.
Тот молча сел на коня и тронул повод. Так они проехали несколько шагов, держа путь к
своему стану, и Дмитрий Иванович, обеспокоенный упорным молчанием воеводы, спросил
опять:
- Что же ты ничего не скажешь мне?
- Скажу, — придержал коня Боброк. Только прошу тебя, княже, сам ты никому этого не
передавай. Я перед множеством битв испытывал приметы и не обманывался ни разу. И
теперь, когда приложился ухом к земле, слышал два плача, от нее исходящих: с одной
стороны будто бы плачет в великой скорби некая жена, но причитает по-басурмански; и
бьется об землю, и стонет, и вопит жалостливо о чадах своих; с другой стороны словно дева
некая рыдает свирельным плачевым гласом, в скорби и печали великой; и сам я от того гласа
поневоле заплакал было… Так знай же, господине, одолеем ныне ворога, но и воинства
твоего христианского великое падет множество" (Лощиц Ю.М. Дмитрий Донской. М., 1989.
С. 280-282.).
Перед битвой именно Дмитрию Михайловичу Боброку было доверено расставлять
русские полки на Куликовом поле. В этой связи вполне допустимо предположение, что
именно этот воевода был инициатором формирования Засадного полка, который он и
возглавил вместе с князем Владимиром Андреевичем Серпуховским. Полк был спрятан в
Зеленой дубраве на левом краю Куликова поля и в сражении поначалу участия не принимал.
Однако впоследствии, в критическую минуту столкновения двух армий, князь Боброк повел
своих воинов в битву. Чутко внимающий малейшим изменениям в сопутствующих схватке
обстоятельствах, воевода уловил нужный ему момент — изменение направления ветра на
поле боя. Всю первую половину битвы он дул со стороны татар, но внезапно ударил им в
лицо, в тоже мгновение витязи Боброка с громким кликом пошли вперед. И ветер
многократно усилили этот победный клик, разнеся его по всему полю брани. Ошеломленные
враги были опрокинуты и бежали, все попытки Мамая остановить бегство оказались
безуспешными. Уходить от русской погони пришлось и ему. Именно удар Засадного полка
во фланг атакующей русские войска татарской коннице и решил исход великой битвы за
Доном на реке Непрядве.
Заслуги Дмитрия Волынца признал и великий князь, после сечи сказавший, что ему
"подобает всегда воеводствовати".
Точная дата смерти Дмитрия Михайловича не установлена, хотя некоторые историки
полагают, что он погиб во время неудачной битвы с татарами на реке Ворскле 12 августа
1399 года, когда ордынским ханом Темир-Кутлуем было разбито войско литовского
властителя Витовта, собравшего под свое начало немало русских князей. Последнее
упоминание его в московских источниках относится к 1389 году.