Идеология и мотивация в Красной армии в период Великой Отечественной войны" "Боевой дух и идеологические основы Советской армии в годы Великой Отечественной войны" 4 ФОРМА ПОЗИТИВИЗМА Общее понятие о постпозитивизме. Основные идеи постпозитивистской философии науки. Постпозитивизм возник как критическая реакция на логический позитивизм. Постпозитивисты исследуют развитие научного знания и обосновывают его относительность. Главными представителями постпозитивизма считаются Карл Поппер (1902 - 1994) и Томас Кун (1922- 1996). ПОСТПОЗИТИВИЗМ – общее название множества концепций философии науки, пришедших на смену неопозитивизму, начиная с середины XX в. Общими чертами постпозитивизма являются: 1) стремление раскрыть реальные механизмы функционирования и развития науки на основе изучения ее истории (начинается история конкретных наук); 2) попытка соединения эмпирических опытных исследований с теоретическими выводами, предложениями; 3) интерес к изучению внеэмпирических критериев отбора гипотез, роли ценностей и норм, присущих научному сообществу, в структуре научной рациональности; 4) анализ метатеоретических оснований научного знания. Постпозитивизм реализуется в концепциях парадигмальной структуры науки Т. Куна, методологии исследовательских программ И. Лакатоса, концепции «неявного знания» М. Полани, методологическом анархизме П. Фейерабенда и др. Их объединяет общая идея – проблема роста науки. При этом наука рассматривается как социокультурное явление, связанное с мировоззрением. В рамках постпозитивизма условно можно выделить два основных направления (естественно, обнаруживающих между собой общность): 1) фаллибилистское (Карл Поппер (1902 - 1994), Имре Лакатос (1922- 1974) и др.); 2) релятивистское (Томас Кун (1922 - 1996), Пол Фейерабенд (1924 -1994) и др.) Особенности постпозитивизма: - Постпозитивизм обращается к истории науки; - По мнению постпозитивистов, нет обязательной взаимосвязи между истинностью теории и ее верифицируемостью (возможностью проверки на опыте), как нет жесткого противоречия между общим смыслом науки и языком науки, а также не обязательно исключать неверифицируемые (метафизические, ненаучные) проблемы из философии; - Что касается проблемы развития науки, то, по мнению постпозитивистов, наука развивается не строго линейно, а скачкообразно, имеет взлеты и падения, но общая тенденция направлена к росту и совершенствованию научного знания. КРИТИКА К. ПОППЕРОМ ОСНОВНЫХ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ УСТАНОВОК НЕОПОЗИТИВИЗМА. Про Поппера. К. Поппер (1902 - 1994) одним из первых приступает к разработке теории роста научных знаний. Он отказывается рассматривать эти знания как абсолютно достоверные и полагает, что вся наука имеет гипотетический (предположительный) характер, а, следовательно, не застрахована от ошибок. Как же развивается наука? Ученые выдвигают гипотезы, в которых эмпирические и теоретические знания неразрывно связаны. Постепенно они опровергаются новыми фактами, и им на смену приходят новые, более смелые гипотезы. Так происходит расширение и углубление научного знания. Теория является научной не за счет своих гипотез, догадка может быть высказана в научной или художественной форме, а за счет того, что выдерживает тесты, направленные на ее опровержение. Теория, которая не может быть проверена (т.е., верифицируема), не является научной. Крупный английский философ, социолог, логик Карл Поппер свою философскую концепцию критического рационализма разрабатывал путем преодоления логического позитивизма. Его идеи стали исходными для постпозитивизма. К их числу относятся: 1. Проблема демаркации - понятие из философской концепции К. Поппера, где эта проблема рассматривается как одна из основных задач философии, заключающаяся в отделении научного знания от ненаучного. Методом демаркации, по Попперу, является принцип фальсификации. 2. Принцип фальсификации - принцип, предложенный Поппером в качестве демаркации науки от «метафизики», ненауки, как альтернатива принципу верификации, выдвинутому неопозитивизмом. Этот принцип требует принципиальной опровержимости (фальсифицируемости) любого утверждения, относимого к науке. По мысли философа, научная теория не может согласовываться со всеми без исключения фактами. Необходимо исключить факты, не согласующиеся с ней. Причем чем большее количество фактов опровергает теория, тем более она соответствует критерию достоверного научного знания. Принцип фальсификации Поппера выгодно отличается от неопозитивистского принципа верификации, поскольку позволяет анализировать релятивное знание - знание, находящееся в стадии становления. 3. Принцип фаллибилизма - принцип концепции Поппера, утверждающий, что любое научное знание носит лишь гипотетический характер и подвержено ошибкам. Рост научного знания, по Попперу, состоит в выдвижении смелых гипотез и осуществлении их решительных опровержений. 4. Теория «трех миров» - теория философской концепции К. Поппера, утверждающая существование первого мира - мира объектов, второго мира - мира субъектов и третьего мира - мира объективного знания, который порожден первым и вторым мирами, но существует независимо от них. Анализ роста и развития знания в этом независимом третьем мире и есть, по Попперу, предмет философии науки. Про критику Поппер пишет в «Нищете историцизма»: «Когда мы говорим, что социология является теоретической дисциплиной, то имеем в виду, что она должна объяснять и предсказывать события с помощью теорий или универсальных законов; именуя социологию эмпирической дисциплиной, мы подразумеваем, что в ее основе должен лежать опыт; что события, которые она объясняет и предсказывает, являются наблюдаемыми фактами, а любая теория принимается или отвергается в зависимости от наблюдения» [6, а 44]. Иными словами, по мысли Поппера, социология должна быть, как и физика, одновременно и теоретическим, и эмпирическим знанием. К слову, заметим, что Конт бы очень порадовался этому утверждению, произнесенному в ХХ веке. Постпозитивизм отказывается видеть жесткие границы между наукой и философией, признает осмысленность философских положений и неустранимость их из научного знания. Характерной чертой постпозитивизма является и его стремление опереться на историю науки, на развитие знания. В отличие от неопозитивизма, постпозитивизм отказывается от кумулятивизма в понимании развития знания и признает существенные, революционные преобразования, когда происходит пересмотр ранее признанного (теорий, фактов, методов). Поппер в «Нищете историцизма» вскрывает ненаучность и ложность «истори-цизма», предполагающего, что историческое предвидение составляет главную цель социальных наук, которая может быть достигнута путем раскрытия законов или тенденций, лежащих в основе эволюции истории. Критикуя историцистов, Поппер, однако, разделяет некоторые важные их позиции: социология и физика — отрасли знания, которые стремятся быть одновременно и теоретическими, и эмпирическими; существует единство естественнонаучных и социологических методов познания. Выступая против «глобальных законов развития истории», признаваемых историцистами, Поппер утверждает невозможность какого-либо предсказания или предвидения в истории, так как наблюдать можно лишь уникальные процессы. Всеобщие законы формируют положения относительно всех процессов определенного рода, но такая гипотеза не может рассчитывать на проверку. В работе «Открытое общество и его враги» автор анализирует социальнофилософские системы Платона (т. 1 — «Чары Платона»), Гегеля и Маркса (т. 2 — «Лжепророки: Гегель и Маркс»). В этой работе повторяются основные критические замечания в адрес историцизма. Суть этих идей сводится к тому, что истори-цизм — реакционная философия, защищающая «закрытое общество»; «закрытое общество» — общество, организованное по тоталитарному принципу на основе авторитарно установленных и неизменных норм; «открытое общество» напротив, основано на мощном критическом потенциале человеческого разума, где всячески стимулируют при содействии демократических институтов инакомыслие, интеллектуальную свободу индивидов и социальных групп, направленную на решение социальных проблем и непрерывное реформирование общества. К. Поппер один из первых отказывается от стандартной эпистемологии и занимает позиции эволюционной эпистемологии, главным тезисом которой является допущение, что люди, как и другие живые существа, являются продуктом живой природы, результатом эволюционных процессов, и в силу этих обстоятельств их когнитивные и ментальные способности и даже познание и знание (включая его наиболее утонченные аспекты) направляются в конечном итоге механизмами органической эволюции. Ядро своих воззрений Поппер формулирует в виде двух тезисов. В первом из них утверждается, что «специфически человеческая способность познавать, как и производить научное знание, является результатами естественного отбора» [6, с. 44]. Согласно второму тезису, «эволюция научного знания представляет собой, в основном эволюцию в направлении построения все лучших и лучших теорий. Это — дарвинистский процесс. Теории становятся лучше приспособленными благодаря естественному отбору; они дают нам все лучшую и лучшую информацию о действительности [6, с. 44]. В работе «Открытое общество и его враги» Поппер допускает, что «у нас есть нечто, что может быть охарактеризовано, как “интеллектуальная интуиция”». Вместе с тем он настаивает на том, что «такие восприятия никогда не могут служить установлению истинности какой-либо идеи или теории» [8, с. 24]. Это вполне согласуется с позицией «критического рационализма» позднего Поппера. Его «третий мир» — это мир объективного содержания мышления. Отсюда его понимание задач гносеологии — изучение научного познания или мира объективных теорий, проблем, решений. Такое знание не зависит от чьей-либо веры или согласия, от признания или деятельности. По Попперу, знание в объективном смысле -есть знание без знающего: это знание — вне познающего субъекта. Подведем итоги. «Ранний» Поппер может быть причислен к логическому позитивизму, а его методологическая концепция может быть рассматриваема как один из вариантов неопозитивистской методологии. Как отмечает А.Л. Никифоров в своей работе «Философия науки: история и методология», разногласия между Поппером, с одной стороны, Карнапом, Рейхенбахом и др. — с другой, кажутся «семейными ссорами», между ними нет значительных отличий [4]. В более поздних своих работах Поппер далеко отходит от логического позитивизма и вступает в резкую полемику с его представителями по важнейшим методологическим вопросам: по источнику знания (чувственное восприятие — любой способ увеличения знаний); по эмпирическому базису (твердая основа науки — отрицание дихотомии эмпирического - теоретического); по демаркации (верифицируе-мость — фальсифицируемость); по отношению к философии (дискредитация метафизики — признание влияния метафизики на развитие науки); по методу науки (индукция — дедукция); по модели научного развития (кумулятивизм — антику-мулятивизм); по задачам философии науки (логический анализ языка науки — анализ развития знания). В 1908 в работе «О недостоверности логических принципов» (De onbetrouwbaarheid der logische principes) Брауэр обосновывал тезис, что классическая логика является результатом неправомерного обобщения на бесконечные совокупности тех законов, которые были получены на небольших конечных множествах. Там же он впервые рассмотрел класс контрпримеров, зависящих от нынешнего состояния человеческого знания, а не от «принципиальных возможностей». Напр., мы не можем принимать закон A v ˥ А, поскольку мы для многих точно сформулированных утверждений не знаем их истинности и ложности и даже не имеем мысленного процесса, который с гарантией приводил бы к решению данной проблемы. До 1912 Брауэр интенсивно занимался топологией и получил ряд результатов, давших начало современной топологии. Этими работами и своим личным участием Брауэр способствовал становлению российской топологической школы. Затем в течение 15 лет он пытался перестроить классическую математику на основе другой логики и другой интерпретации формул как задач на мысленные построения. Брауэр отрицательно отнесся к огульному принятию тезиса Чёрча, считая, что алгоритмическая вычислимость не исчерпывает умственных построений, и в ходе полемики с теми, кто безоговорочно принял данный принцип, выдвинул ряд идей, ставших популярными в современной логике, в частности, идею последовательностей, зависящих от решения проблем (прообраз моделей Крипке) и «беззаконных последовательностей». Брауэр впервые показал, что математика и соответственно точные науки могут опираться не только на «позитивные» знания, но и на осознанное незнание, обосновав, т.о., альтернативу позитивной методологии науки в рамках точных наук. Он же в статье «Пространство и точки» (Points and Spaces) наметил новый путь решения парадоксов Зенона на базе бесконечной делимости пространства, не состоящего из точек. Личность Брауэра отличалась глубиной, сложностью и противоречивостью. Он субъективно характеризовал работы по классической математике как не имеющие никакого смысла, но объективно оценивал их и поддерживал, будучи редактором ведущего математического журнала. Брауэр не допускал вопросов студентов, но вместе с тем терпимо относился к «различиям во взглядах» внутри интуиционистской школы и внимательно выслушивал критику противников. Он высоко оценивал программу Гильберта и, однако, подчеркивал те ее стороны и следствия, о которых предпочитал умалчивать Гильберт. Когда мировая научная и философская общественность расценила теорему Гёделя как провал программы Гильберта, Брауэр выступил в защиту Гильберта, подчеркнув, что эта теорема никак не касается существа программы и означает лишь неудачу одной из попыток реализовать ее. Брауэр еще до Гёделя подчеркивал неформализуемость любого нетривиального человеческого знания, доводя это до идеи неформализуемости интуиционистской логики, и сам же инициировал работы по ее формализации. Он выдвигал радикальнейшие возражения против классической математики и вместе с тем максимально осторожно подходил к задаче ее перестройки, пытаясь сохранить все, что можно переинтерпретировать на новой основе (это стало ясно сейчас; современники воспринимали любые изменения в привычном математическом мире столь же враждебно, как в свое время неевклидову геометрию). Брауэр отличался глубоким радикальным критическим мышлением и формулировал свои идеи в столь острой форме, что они стимулировали развитие альтернативных концепций. Он отдал дань радикальным политическим увлечениям, поддерживая нацистов вплоть до момента, когда они предательски оккупировали его родину. .Дедукционизм к.Р. Поппера : преимущества и недостатки в сравнении с индивидуальным методом. Дедукция обеспечивает выведение из простых истин более сложного знания. И если она проводится по строгим правилам, то всегда будет приводить только к истине, и никогда - к заблуждениям. Индуктивные же рассуждения, конечно, тоже бывают хороши, но они не могут приводить ко всеобщим суждениям, в которых выражаются законы. Индуктивизм - (традиционная) методологическая доктрина, основанная на убеждении, что [научное] знание прогрессирует путем накопления эмпирических фактов: получение достаточно большого количества фактов приводит к формированию эмпирических закономерностей, сочетание которых, в свою очередь, ведет к оформлению теории, описывающей ту или иную область реальности. Дедуктивная стратегия ( дедуктивизм , или гипотетико-дедуктивистский метод у Поппера ) основана на представлении и наличии, т.с, обратной связи между теорией и эмпирическими фактами: всегда существует возможность на основе теории сформулировать дедуктивную гипотезу относительно, напр, связи между двумя переменными, которую затем можно подвернуть эмпирической проверке. подтверждение гипотезы означает подтверждение теории, в противном случае теория отвергается как ложная. Понимание дедуктивизма в качестве логического инструмента выявления правильных рассуждений состоит в использовании правил дедуктивного вывода в качестве норм построения рассуждений. При этом, очевидно, индуктивное илитрадуктивное рассуждение может быть логически правильным, однако, не являясь дедуктивным, оно не может соответствовать нормам дедуктивных рассуждений. дедуктивизм неприемлем для целей аргументации, в процессе которой должен происходить обмен аргументами, представляющими собой доводы разной степени приемлемости. недостаток дедуктивизма , отсутствие обоснования введения посылок, в рамках риторического подхода также сводится к конвенционализму и является предметом соглашения дискутирующих сторон. 4.Критика п.К. Фейерабендом взглядов к.Р. Поппера и теория эпистемологического анархизма. Наконец, самым решительным критиком Поппера был Пол Фейерабенд (1924 – 1994 гг., «Против метода») – автор концепции «методологического анархизма». Более всего в концепции Поппера его не устраивало то, что центральное место в процедуре научной критики отводится попыткам опровергнуть теорию. Вообще требование формулировать свои теории так, чтобы их можно было опровергнуть, представляется Фейерабенду абсурдным. Кроме того, он не считает возможным свести историю науки в прошлом к линейному процессу приращения знания и нежелательным осуществление подобного проекта в будущем. Науку, как полагает Фейерабенд, можно развивать контриндуктивно, т.е. «выдвигая гипотезы, противоречащие признанным теориям и экспериментальным данным». Без таких отчаянных шагов научное знание никогда не получало бы подлинного обновления и научные революции, подобные коперниканской, по-просту никогда бы не произошли. История науки – это не постепенное приближение к истине, а расширение взаимно несовместимых и даже несоизмеримых альтернатив. В конце концов задача ученого не в том, чтобы «искать истину», а в том, чтобы «делать слабое более сильным и благодаря этому поддерживать движение целого ». Теория эпистемологического анархизма релятивистская концепция. Этот подход провозглашает отсутствие каких-либо универсальных критериев истинности знания, а навязывание таких критериев государством или обществом рассматривает как препятствие для свободного развития науки. Каждый ученый волен развивать свою идею, какой бы абсурдной или устаревшей она ни казалась, а каждый из нас, в свою очередь, должен быть свободен в выборе, с какими из этих теорий соглашаться и каких взглядов придерживаться. Приверженец эпистемологического анархизма не обосновывает никакой своей позиции и не заявляет о приверженности какой-либо общественной организации или типу идеологии. Он против всяких программ вообще. Методологически концепция эпистемологического анархизма отражена в двух основных принципах. Принцип пролиферации. Термин «пролиферация» взят Фейерабендом из биологии, где он означает разрастание ткани организма путем размножения клеток. Согласно этому принципу, от учёного требуется изобретать («размножать») и развивать различные концепции и теории, причем он не обязан согласовывать их с общепризнанными теориями. Фейерабенд предлагает действовать контриндуктивно— использовать гипотезы, противоречащие хорошо подтвержденным теориям или обоснованным экспериментальным результатам. Таким образом, по мнению автора, можно избежать ограничения научной мысли догматами, авторитетом старых теорий, стандартизированным подходом к анализу фактов и т. д. А также, создание таких гипотез поможет лучше понять общепринятые теории, которые на данный момент считаются истинными. Многие свойства и слабые места теорий обнаруживаются не при сравнении их с фактами, а при сравнении их между собой. Принцип несоизмеримости. Здесь концепция эпистемологического анархизма гласит, что различные теории невозможно сравнивать друг с другом с точки зрения истинности научного знания. Фейерабенд считает, что создание четких универсальных стандартов в отделении истинного знания от ложного является искусственным и пагубно влияет на развитие знания. «Идея метода, содержащего жесткие, неизменные и абсолютно обязательные принципы научной деятельности, сталкивается со значительными трудностями при сопоставлении с результатами исторического исследования. При этом выясняется, что не существует правила — сколь бы правдоподобным и эпистемологически обоснованным оно ни казалось, — которое в то или иное время не было бы нарушено». За этой критикой скрывается вполне определенная попытка одновременно отмежеваться и от материализма, и от иррационализма, преследующего современную буржуазную логику науки по пятам и разрушающего ее. По существу «полагания» или «решения», иррациональны. Иррациональными оказываются и переходы от одной научной «парадигмы» к другой. Тем более иррациональны по мотивам методы «спасения» прежних теорий, «изобретения» новых, которые изображает как вывод из истории науки от эпистемологии П. Фейерабенд. Когда Поппер провозгласил единственным методом философии «рациональную критичность», он имел в виду именно консолидацию буржуазных теоретических концепций для указанной цели. ФИЛОСОФСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ Т.С. КУНА Наиболее известной работой Томаса Куна считается - «Структура научных революций» (1962 г.), в которой рассматривается теория, что науку следует воспринимать не как постепенно развивающуюся и накапливающую знания по направлению к истине, но как явление, проходящее через периодические революции, называемые в его терминологии «сменами парадигм». Изначально «Структура научных революций» была опубликована в виде статьи для «Международной энциклопедии унифицированной науки». Огромное влияние, которое оказало исследование Куна, можно оценить по той революции, которую она спровоцировала даже в тезаурусе истории науки: помимо концепции «смены парадигм», Кун придал более широкое значение слову «парадигма», использовавшемуся в лингвистике, ввёл термин «нормальная наука» для определения относительно рутинной ежедневной работы учёных, действующих в рамках какой-либо парадигмы, и во многом повлиял на использование термина «научные революции» как периодических событий, происходящих в различное время в различных научных дисциплинах, - в отличие от единой «Научной Революции» позднего Ренессанса. Во Франции концепция Куна стала соотноситься с теориями Мишеля Фуко (соотносились термины «парадигма» Куна и «эпистема» Фуко) и Луи Альтюссера, хотя те скорее занимались историческими «условиями возможного» научного дискурса. (В действительности мировоззрение Фуко было сформировано под влиянием теорий Гастона Башляра, который независимо разработал точку зрения на историю развития науки, схожую с кунновской.) В отличие от Куна, рассматривающего различные парадигмы в качестве несопоставимых, по концепции Альтюссера, наука имеет кумулятивную природу, хоть данная кумулятивность и дискретна. Работа Куна весьма широко используется в социальных науках - например, в постпозитивистско-позитивистской дискуссии в рамках теории международных отношений. 3. Этапы научной революции Ход научной революции по Куну: нормальная наука - каждое новое открытие поддаётся объяснению с позиций господствующей теории; экстраординарная наука. Кризис в науке. Появление аномалий - необъяснимых фактов. Увеличение количества аномалий приводит к появлению альтернативных теорий. В науке сосуществует множество противоборствующих научных школ; научная революция - формирование новой парадигмы. 5. Понятие парадигмы По определению Томаса Куна, данному в «Структуре научных революций», научная революция эпистемологическая смена парадигмы. «Под парадигмами я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу». (Т. Кун) Согласно Куну, научная революция происходит тогда, когда учёные обнаруживают аномалии, которые невозможно объяснить при помощи универсально принятой парадигмы, в рамках которой до этого момента происходил научный прогресс. С точки зрения Куна, парадигму следует рассматривать не просто в качестве текущей теории, но в качестве целого мировоззрения, в котором она существует вместе со всеми выводами, совершаемыми благодаря ей. Можно выделить, по меньшей мере, три аспекта парадигмы: Парадигма - это наиболее общая картина рационального устройства природы, мировоззрение; Парадигма - это дисциплинарная матрица, характеризующая совокупность убеждений, ценностей, технических средств и т.д., которые объединяют специалистов в данное научное сообщество; Парадигма - это общепризнанный образец, шаблон для решения задач-головоломок. (Позднее, в связи с тем, что это понятие парадигмы вызвало толкование, неадекватное тому, какое ему придавал Кун, он заменил его термином «дисциплинарная матрица» и тем самым ещё более отдалил это понятие по содержанию от понятия теории и теснее связал его с механической работой ученого в соответствии с определенными правилами.) 6. Теория научных революций Т. Куна Работа Т. Куна «Структура научных революций», этой работе исследуются социокультурные и психологические факторы в деятельности как отдельных ученых, так и исследовательских коллективов. Т. Кун считает, что развитие науки представляет собой процесс поочередной смены двух периодов - «нормальной науки» и «научных революций». Причем последние гораздо более редки в истории развития науки по сравнению с первыми. Социально-психологический характер концепции Т. Куна определяется его пониманием научного сообщества, члены которого разделяют определенную парадигму, приверженность к которой обуславливается положением его в данной социальной организации науки, принципами, воспринятыми при его обучении и становлении как ученого, симпатиями, эстетическими мотивами и вкусами. Именно эти факторы, по Т. Куну, и становятся основой научного сообщества. Центральное место в концепции Т. Куна занимает понятие парадигмы, или совокупности наиболее общих идей и методологических установок в науке, признаваемых данным научным сообществом. Парадигма обладает двумя свойствами: 1) она принята научным сообществом как основа для дальнейшей работы; 2) она содержит переменные вопросы, т.е. открывает простор для исследователей. Парадигма - это начало всякой науки, она обеспечивает возможность целенаправленного отбора фактов и их интерпретации. Парадигма, по Куну, или «дисциплинарная матрица», как он ее предложил называть в дальнейшем, включает в свой состав четыре типа наиболее важных компонентов: 1) «символические обобщения» - те выражения, которые используются членами научной группы без сомнений и разногласий, которые могут быть облечены в логическую форму, 2) «метафизические части парадигм» типа: «теплота представляет собой кинетическую энергию частей, составляющих тело», 3) ценности, например, касающиеся предсказаний, количественные предсказания должны быть предпочтительнее качественных, 4) общепризнанные образцы. Все эти компоненты парадигмы воспринимаются членами научного сообщества в процессе их обучения, роль которого в формировании научного сообщества подчеркивается Куном, и становятся основой их деятельности в периоды «нормальной науки». В период «нормальной науки» ученые имеют дело с накоплением фактов, которые Кун делит на три типа: 1) клан фактов, которые особенно показательны для вскрытия сути вещей. Исследования в этом случае состоят в уточнении фактов и распознании их в более широком кругу ситуаций, 2) факты, которые хотя и не представляют большого интереса сами по себе, но могут непосредственно сопоставляться с предсказаниями парадигмальной теории, 3) эмпирическая работа, которая предпринимается для разработки парадигмальной теории. Однако научная деятельность в целом этим не исчерпывается. Развитие «нормальной науки» в рамках принятой парадигмы длится до тех пор, пока существующая парадигма не утрачивает способности решать научные проблемы. На одном из этапов развития «нормальной науки» непременно возникает несоответствие наблюдений и предсказаний парадигмы, возникают аномалии. Когда таких аномалий накапливается достаточно много, прекращается нормальное течение науки и наступает состояние кризиса, которое разрешается научной революцией, приводящей к ломке старой и созданию новой научной теории - парадигмы. Кун считает, что выбор теории на роль новой парадигмы не является логической проблемой: «Ни с помощью логики, ни с помощью теории вероятности невозможно переубедить тех, кто отказывается войти в круг. Логические посылки и ценности, общие для двух лагерей при спорах о парадигмах, недостаточно широки для этого. Как в политических революциях, так и в выборе парадигмы нет инстанции более высокой, чем согласие соответствующего сообщества». На роль парадигмы научное сообщество выбирает ту теорию, которая, как представляется, обеспечивает «нормальное» функционирование науки. Смена основополагающих теорий выглядит для ученого как вступление в новый мир, в котором находятся совсем иные объекты, понятийные системы, обнаруживаются иные проблемы и задачи: «Парадигмы вообще не могут быть исправлены в рамках нормальной науки. Вместо этого… нормальная наука в конце концов приводит только к осознанию аномалий и к кризисам. А последние разрешаются не в результате размышления и интерпретации, а благодаря в какой-то степени неожиданному и неструктурному событию, подобно переключению гештальта. После этого события ученые часто говорят о «пелене, спавшей с глаз», или об «озарении», которое освещает ранее запутанную головоломку, тем самым приспосабливая ее компоненты к тому, чтобы увидеть их в новом ракурсе, впервые позволяющем достигнуть ее решения». Таким образом, научная революция как смена парадигм не подлежит рациональнологическому объяснению, потому что суть дела в профессиональном самочувствии научного сообщества: либо сообщество обладает средствами решения головоломки, либо нет - тогда сообщество их создает. Мнение о том, что новая парадигма включает старую как частный случай, Кун считает ошибочным. Кун выдвигает тезис о несоизмеримости парадигм. При изменении парадигмы меняется весь мир ученого, так как не существует объективного языка научного наблюдения. Восприятие ученого всегда будет подвержено влиянию парадигмы. По-видимому, наибольшая заслуга Т. Куна состоит в том, что он нашел новый подход к раскрытию природы науки и ее прогресса. В отличие от К. Поппера, который считает, что развитие науки можно объяснить исходя только из логических правил, Кун вносит в эту проблему «человеческий» фактор, привлекая к ее решению новые, социальные и психологические мотивы. Книга Т. Куна породила множество дискуссий, как в советской, так и западной литературе. Одна из них подробно анализируется в статье, которая будет использована для дальнейшего обсуждения. По мнению авторов статьи, острой критике подверглись как выдвинутое Т. Куном понятие «нормальной науки», так и его интерпретация научных революций. В критике понимания Т. Куном «нормальной науки» выделяются три направления. Во-первых, это полное отрицание существования такого явления как «нормальная наука» в научной деятельности. Этой точки зрения придерживается Дж. Уоткинс. Он полагает, что наука не сдвинулась бы с места, если бы основной формой деятельности ученых была «нормальная наука». По его мнению, такой скучной и негероической деятельности, как «нормальная наука», не существует вообще, из «нормальной науки» Куна не может вырасти революции. Второе направление в критике «нормальной науки» представлено Карлом Поппером. Он, в отличие от Уоткинса, не отрицает существования в науке периода «нормального исследования», но полагает, что между «нормальной наукой» и научной революцией нет такой существенной разницы, на которую указывает Кун. По его мнению, «нормальная наука» Куна не только не является нормальной, но и представляет опасность для самого существования науки. «Нормальный» ученый в представлении Куна вызывает у Поппера чувство жалости: его плохо обучали, он не привык к критическому мышлению, из него сделали догматика, он жертва доктринерства. Поппер полагает, что хотя ученый и работает обычно в рамках какой-то теории, при желании он может выйти из этих рамок. Правда при этом он окажется в других рамках, но они будут лучше и шире. Третье направление критики нормальной науки Куна предполагает, что нормальное исследование существует, что оно не является основным для науки в целом, оно так же не представляет такого зла как считает Поппер. Вообще не следует приписывать нормальной науке слишком большого значения, ни положительного, ни отрицательного. Стивен Тулмин, например, полагает, что научные революции случаются в науке не так уж редко, и наука вообще не развивается лишь путем накопления знаний. Научные революции совсем не являются «драматическими» перерывами в «нормальном» непрерывном функционировании науки. Вместо этого она становится «единицей измерения» внутри самого процесса научного развития. Для Тулмина революция менее революционна, а «нормальная наука» - менее кумулятивна, чем для Куна. Не меньшее возражение вызвало понимание Т. Куном научных революций. Критика в этом направлении сводится прежде всего к обвинениям в иррационализме. Наиболее активным оппонентом Т. Куна в этом направлении выступает последователь Карла Поппера И. Лакатос. Он утверждает, например, что Т. Кун «исключает всякую возможность рациональной реконструкции знания», что с точки зрения Т. Куна существует психология открытия, но не логика, что Т. Кун нарисовал «в высшей степени оригинальную картину иррациональной замены одного рационального авторитета другим». Как видно из изложенного обсуждения, критики Т. Куна основное внимание уделили его пониманию «нормальной науки» и проблемы рационального, логического объяснения перехода от старых представлений к новым. В результате обсуждения концепции Т. Куна большинство его оппонентов сформировали свои модели научного развития и свое понимание научных революций. Заключение Концепция научных революций Т. Куна представляет собой довольно-таки спорный взгляд на развитие науки. На первый взгляд, Т. Кун не открывает ничего нового, о наличии в развитии науки нормальных и революционных периодов говорили многие авторы. В чем же особенность философских взглядов Т. Куна на развитие научного знания? Во-первых, Т. Кун представляет целостную концепцию развития науки, а не ограничивается описанием тех или иных событий из истории науки. Эта концепция решительно порывает с целым рядом старых традиций в философии науки. Во-вторых, в своей концепции Т. Кун решительно отвергает позитивизм - господствующее в с конца XIX века течение в философии науки. В противоположность позитивисткой позиции в центре внимания Т. Куна не анализ готовых структур научного знания, а раскрытие механизма развития науки, т.е., по существу, исследование движения научного знания. В-третьих, в отличие от широко распространенного кумулятивисткого взгляда на науку, Т. Кун не считает, что в наука развивается по пути наращивания знания. В его теории накопление знаний допускается лишь на стадии нормальной науки. В-четвертых, научная революция, по Т. Куну, сменяя взгляд на природу, не приводит к прогрессу, связанному с возрастанием объективной истинности научных знаний. Он опускает вопрос о качественном соотношении старой и новой парадигмы: является ли новая парадигма, пришедшая на смену старой, лучше с точки зрения прогресса в научном познании? Новая парадигма, с точки зрения Т. Куна, ничуть не лучше старой. КОНЦЕПЦИЯ РАЗВИТИЯ НАУКИ И. ЛАКАТОСА Изучая закономерности развития научного знания, британский философ и историк науки Имре Лакатос (1922— 1974) цель своих исследований видел в логико-нормативной реконструкции процессов изменения знания и построения логики развития научных теорий на основе изучения реальной эмпирической истории науки. В своих ранних работах (из которых наиболее известная «Доказательства и опровержения») Лакатос предложил вариант логики догадок и опровержений, применив ее в качестве рациональной реконструкции развития знания в математике XVII—XIX вв. Уже в этот период он четко заявил о том, что «догматы логического позитивизма гибельны для истории и философии математики... История математики и логика математического открытия, т. е. филогенез и отнтогенез математической мысли не могут быть развиты без критицизма и окончательного отказа от формализма». Последнему (как сути логического позитивизма) Лакатос противопоставляет программу анализа развития содержательной математики, основанную на единстве логики доказательств и опровержений. Этот анализ и есть не что иное как логическая реконструкция реального исторического процесса научного познания. Линия анализа процессов изменения и развития знания продолжается затем философом в серии его статей и монографий, в которых изложена универсальная концепция развития науки, основанная на идее конкурирующих научноисследовательских программ. В данном реферате далее будет рассмотрены основные моменты данной концепции. Целью данной работы является освещение основных идей философии науки Имре Лакатоса, а также исследование закономерностей роста научного знания, согласно идеям Имре Лакатоса. 1. ОСНОВНАЯ ИДЕЯ МЕТОДОЛОГИИ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ И ЕЕ ЦЕЛЬ В результате постпозитивистской критики, особенно историцистской критики Куна и Фейерабенда, «рационалисты» получили существенный удар. «Раньше, – говорит В. Ньютон-Смит, – очень мало говорилось о нерационалистических моделях объяснения перемен в науке...» [4, 168], ибо царили рационалисты. Теперь ситуация кардинально изменилась. «Как себя чувствует наш рационалист?, – спрашивает он. – Затравленный, поверженный и побитый за то, что он едва ли может принять, он тем не менее выжил» [4, 193]. Это выживание В. Ньютон-Смит связывает с программой «умеренного рационализма» Поппера, продолженной Лакатосом, с отступлением от классического понимания истины в сторону «приближения к истине», «возрастания правдоподобия», роста «предсказательной мощи». Так, Лакатос неоднократно утверждает, что теории изобретаются, а его критерий «прогрессивного сдвига проблем», по сути, вводит конструктивистский критерий эффективности при отборе исследовательских программ. Однако, вслед за Поппером он провозглашает веру в то, что истина существует и что научные теории приближаются к ней, опираясь на опыт, хотя у нас нет критериев, опираясь на которые мы могли бы утверждать, что данная последовательность теорий движется к истине. Основной единицей модели науки Имре Лакатоса (1922–1974) является «исследовательская программа», состоящая из «жесткого ядра» и «защитного пояса». Модель науки И. Лакатоса (как и модель Т.Куна) имеет два уровня: уровень конкретных теорий, образующих меняющийся «защитный пояс» «исследовательской программы», и уровень неизменного «жесткого ядра», которое определяет лицо «исследовательской программы». Разные исследовательские программы имеют разные «жесткие ядра», т.е. между ними имеется взаимнооднозначное соответствие. Появление этой модели обусловлено тем, что Лакатоса, с одной стороны, не удовлетворяет куновское «сведение философии науки к психологии науки». «С точки зрения Куна, – говорит он, – изменение научного знания – от одной «парадигмы» к другой – мистическое преображение, у которого нет и не может быть правил. Это предмет психологии (возможно, социальной психологии) открытия. (Такое) изменение научного знания подобно перемене религиозной веры» [1, 274–275]. Поэтому позицию Куна он относит к иррационализму. С другой стороны, Лакатос поддерживает тезис Куна и Фейерабенда об отсутствии «решающих экспериментов» как критерия выбора между теориями [2]. «Нет ничего такого, – говорит он, – что можно было бы назвать решающими экспериментами, по крайней мере, если понимать под ними такие эксперименты, которые способны немедленно опрокидывать исследовательскую программу. На самом деле, когда одна исследовательская программа терпит поражение и ее вытесняет другая, можно – внимательно вглядевшись в прошлое – назвать эксперимент решающим, если удастся увидеть в нем эффектный подтверждающий пример в пользу победившей программы и очевидное доказательство провала той программы, которая уже побеждена» [2, 368] «Решающие эксперименты признаются таковыми лишь десятилетия спустя (задним числом)» [2, 352] «Статус «решающего» эксперимента зависит от характера теоретической конкуренции, в которую он вовлечен» [2, 367]. Лакатос показывает это на примере эксперимента Майкельсона-Морли и ряде других [2, 353–359]. Ему близок и куновский тезис о том, что »отказ от какой-либо парадигмы без замены ее другой означает отказ от науки вообще» [5, 107]. »Не может быть никакой фальсификации прежде, чем появится лучшая теория» – говорит Лакатос, [Лакатос, с. 307]. Поэтому Лакатос ставит своей целью развить тезис попперовского «критического рационализма» о рациональности изменений научного знания, «выйти из-под обстрела куновской критики, и рассматривать научные революции как рационально конструируемый прогресс знания, а не как обращение в новую веру» [1,275]. Для этого он разрабатывает свою методологию «исследовательских программ» 2. «ЛОГИКА ОТКРЫТИЯ» И ЕЕ ЧЕТЫРЕ ФОРМЫ Лакатос выделяет четыре различных «логики открытия»: индуктивизм, конвенционализм, методологический фальсификационизм (Поппер), методологические научно-исследовательские программы (Лакатос). Рассмотрев особенности этих методологических концепций, он подчеркивает, что, «исследовательские программы являются величайшими научными достижениями и их можно оценивать на основе прогрессивного или регрессивного сдвига проблем; при этом научные революции состоят в том, что одна исследовательская программа (прогрессивно) вытесняет другую» [1]. Выступая против априористского и антитеоретического подходов к методологии науки, Лакатос, в частности, отмечает, что мудрость научного суда и отдельные прецеденты не могут быть точно выражены общими законами, сформулированными философом — будь то Ф. Бэкон, Р. Карнап или К. Поппер. Дело в том, что, по его мнению, наука вполне может оказаться «нарушительницей правил научной игры», установленных этими и другими философами. Поэтому, во-первых, необходима «плюралистическая система авторитетов», а, во-вторых, при выработке методологических рекомендаций (которые Лакатос отличает от методологических оценок) следует шире опираться на историю познания (философского и научного) и ее результаты. Любая научная (рациональная) методология не есть замкнутое в себе самом образование, а всегда, по мнению Лакатоса, нуждается в дополнении социально-психологической, «внешней историей» — и в этом широком контексте разрабатываться и функционировать. Это относится к любым методологическим концепциям, а потому и методология исследовательских программ должна быть дополнена «эмпирической внешней историей», т. е. внерациональными, социокультурными факторами. Их изучение — важная задача социологии познания и социальной психологии. В этой связи Лакатос указывает, что представители этих наук должны понимать фундаментальные научные идеи, ибо «социология познания часто служит удобной ширмой, за которой скрывается невежество: большинство социологов познания не понимают и даже не хотят понимать эти идеи» [1]. 3. РАЦИОНАЛЬНАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ ИСТОРИИ НАУКИ И ЕЕ ОГРАНИЧЕННОСТЬ Термин «реальная история» у Лакатоса совпадает по существу с тем, что можно выразить термином «реальная эмпирическая история науки». Последнюю он рассматривает в более широком контексте — в рамках истории как науки, которая, с его точки зрения, представляет собой теорию и реконструкцию истории как множества исторических событий и имеет оценочный характер. Соответственно этому для Лакатоса история науки есть история «научных событий», выбранных и интерпретированных некоторым нормативным образом. Основные шаги, моменты этой интерпретации он представляет следующим образом: «(а) философия науки вырабатывает нормативную методологию, на основе которой историк реконструирует «внутреннюю историю» и тем самым дает рациональное объяснение роста объективного знания; (в) две конкурирующие методологии можно оценить с помощью нормативно интерпретированной истории; (с) любая рациональная реконструкция истории нуждается в дополнении эмпирической (социально-психологической) «внешней историей»» [2]. Методологический анализ, проводимый в целях выявления научности той или иной исследовательской программы, распадается, по мнению Лакатоса, на следующие этапы: выдвижение рациональной реконструкции; сравнение последней с действительной (реальной, эмпирической) историей соответствующей науки; критика рациональной реконструкции за отсутствие историчности и действительной истории науки — за отсутствие рациональности. Важное методологическое требование, которое при этом надо соблюсти, состоит в том, что «история без некоторых теоретических установок невозможна»; все истории — хотят они того или нет — имеют некоторые теоретические установки, которые и направляют определенным образом процесс реконструкции науки в рациональном ее «измерении». Однако данное «измерение» для научной деятельности и ее результатов, хотя и архиважное, но не единственное, ибо есть еще и социокультурный фон. В этой связи Лакатос вводит понятия «внутренняя история» — сама рациональная реконструкция как таковая, и «внешняя история» — все внерациональное, где наибольший (и главный) интерес представляют именно «субъективные факторы», выпадающие из поля зрения внутренней (рациональной) истории. Поскольку, по его мнению, наиболее важные проблемы внешней истории определяются внутренней историей, то последняя является первичной. Заслуга Лакатоса состоит в том, что он совершенно четко осознавал то обстоятельство, что рациональная реконструкция истории науки «не может быть исчерпывающей в силу того, что люди не являются полностью рациональными существами, и даже тогда, когда они действуют рационально, они могут иметь личные теории относительно собственных рациональных действий» [1]. Разъясняя это свое утверждение он указывает, что никакая совокупность человеческих суждений не является полностью рациональной и поэтому рациональная реконструкция никогда не может совпасть с реальной историей. В силу данного обстоятельства, Лакатос отмечает, что его историографическая исследовательская программа не может и не должна объяснить всю историю науки как рациональную. Поясняя эту мысль, он напоминает, что даже выдающиеся ученые совершают ложные шаги и ошибаются в своих суждениях. За рамками рациональных реконструкций есть еще и «океан аномалий» (субъективных, ценностных и т. П.), куда эти реконструкции погружены. Но как данные «аномалии» объяснить? Согласно Лакатосу, это можно сделать двумя путями: либо в помощью лучшей рациональной реконструкции, либо с помощью некоторой «высшей» эмпирической теории, т. Е. с помощью социокультурных факторов развития науки и их обобщающих характеристик. При этом надо иметь в виду, что «рациональность работает гораздо медленнее, чем принято думать, и к тому же может заблуждаться» [1]. 4. НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ПРОГРАММА «Научно-исследовательская программа» — основное понятие концепции науки Лакатоса. Она, по его мнению, является основной единицей развития и оценки научного знания. Под научно-исследовательской программой философ понимает серию сменяющих друг друга теорий, объединяемых совокупностью фундаментальных идей и методологических принципов. Любая научная теория должна оцениваться вместе со своими вспомогательными гипотезами, начальными условиями и, главное, в ряду с предшествующими ей теориями. Строго говоря, объектом методологического анализа оказывается не отдельная гипотеза или теория, а серия теорий, т. е. некоторый тип развития. В этой программе выделяется ядро - основные принципы или законы и «защитные пояса», которыми ядро окружает себя в случаях возникновения эмпирических затруднений (при наличии противоречащих данных законы Ньютона не опровергаются, а создается дополнительная теория, развивающая эти законы). Теория никогда не фальсифицируется, а только замещается другой, более рациональной. Исследовательская программа: либо прогрессирующая (если ее теоретический рост опережает рост эмпирический - выполнение прогностических функций), либо регрессирующая (если теоретическое развитие отстает от эмпирического; в этом случае первая программа заменяет вторую). В концепции Лакатоса через деятельность ученого выступает некий глобальный надличностный процесс, природа которого не выявлена, но он присутствует, ибо, если мы сами не способны осуществить выбор, - говорит Лакатос, - то, как же этот выбор программ все же осуществляется в истории развития науки? Применяя свой метод, философ стремился показать (и это было его главной целью), что всякая методологическая концепция функционирует в качестве историографической (или метаисторической) теории (или исследовательской программы) и может быть подвергнута критике посредством критического рассмотрения той рациональной исторической реконструкции, которую она предлагает. В реализации данной цели нашла свое воплощение основная идея концепции Лакатоса, которая, по его словам, «заключается в том, что моя «методология» в отличие от прежних значений этого термина лишь оценивает вполне сформировавшиеся теории (или исследовательские программы) и не намеревается предлагать никаких средств ни для выработки хороших теорий, ни даже для выбора между двумя конкурирующими программами. Мои «методологические правила» обосновывают рациональность принятия эйнштейновской теории, но они не заставляют ученых работать с исследовательской программой Эйнштейна, а не Ньютона». Тем самым концепция Лакатоса лишь оценивает совокупность теорий (исследовательские программы) в их сформировавшемся «готовом» виде, но не сам механизм их становления и развития. Знание этого механизма «остается в тени», он не является предметом специального анализа, но и не игнорируется полностью. Основное внимание обращается на критерии оценки результатов развития научного знания, а не на сам этот процесс. При этом Лакатос подчеркивает, что «всякому историческому исследованию должна предшествовать эвристическая проработка: история науки без философии науки слепа». Структура программы: согласно Лакатосу, каждая научно-исследовательская программа, как совокупность определенных теорий, включает в себя: «жесткое ядро» — целостная система фундаментальных, частнонаучных и онтологических допущений, сохраняющаяся во во всех теориях данной программы; «защитный пояс», состоящий из вспомогательных гипотез и обеспечивающий сохранность «жесткого ядра» от опровержений; он может быть модифицирован, частично или полностью заменен при столкновении с контрпримерами; нормативные, методологические правила-регулятивы, предписывающие, какие пути наиболее перспективны для дальнейшего исследования («положительная эвристика»), а каких путей следует избегать («негативная эвристика»). Характеризуя научно-исследовательские программы, Лакатос указывает такие их особенности: соперничество; универсальность — они могут быть применены, в частности, и к этике и к эстетике; предсказательная функция: каждый шаг программы должен вести к увеличению содержания, к «теоретическому сдвигу проблем»; основными этапами в развитии программ являются прогресс и регресс, граница этих стадий — «пункт насыщения». Новая программа должна объяснить то, что не могла старая. Смена программ и есть научная революция. 5. ЭФФЕКТИВНОСТЬ ПРОГРАММЫ Относительно данного параметра последней Лакатос замечает, что, во-первых, ученый не должен отказаться от исследовательской программы, если она работает неэффективно: такой отказ не является универсальным правилом. Во-вторых, он высказывает мысль и том, что «методология исследовательских программ могла бы помочь нам сформулировать законы, которые стали бы на пути у истоков интеллектуальной мути, грозящей затопить нашу культурную среду еще раньше, чем индустриальные отходы и автомобильные газы испортят физическую среду нашего обитания» [2]. В-третьих, Лакатос считает, что понимание науки, как поля борьбы исследовательских программ, а не отдельных теорий, предполагает новый критерий демаркации между «зрелой наукой», состоящей из исследовательских программ и «незрелой наукой», состоящей из «затасканного образца метода проб и ошибок». В-четвертых, «мы можем оценивать исследовательские программы даже после их элиминации по их эвристической силе: сколько новых фактов они дают, насколько велика их способность объяснять опровержения в процессе роста» [1]. ЗАКЛЮЧЕНИЕ В своих работах Лакатос показывает, что в истории науки очень редко встречаются периоды, когда безраздельно господствует одна программа (парадигма), как это утверждал Кун. Обычно в любой научной дисциплине существует несколько альтернативных научно-исследовательских программ. По Лакатосу история развития науки это история борьбы и смены конкурирующих исследовательских программ, которые соревнуются на основе их эвристической силы в объяснении эмпирических фактов, предвидении путей развития науки и принятии контрмер против ослабления этой силы. П. ФЕЙЕРАБЕНД Исходным является утверждение Фейрабенда, что наука по своей сути есть анархистское предприятие. Анархистская суть науки подтверждается, как полагает Фейерабенд, анализом конкретных исторических событий в ней. Из этого анализа должно быть видно, настаивает он, что только принцип «допустимо все» не препятствует прогрессу. Так, в науке оказываются возможными гипотезы, противоречащие эмпирически подтвержденным теориям или обоснованным экспериментальным результатам. То есть наука развивается не только на пути использования метода индукции, но и контр-индуктивно. Гипотезы, даже если они противоречат эмпирически подтвержденным теориям, оправданы, поскольку посредством их обнаруживаются факты, которые не могут быть обнаружены никаким иным способом. Наука, считает Фейерабенд, - лишь одна из форм мышления, культивированных человечеством; притом не обязательно лучшая. Она является идеологией, которая представляется наиболее совершенной формой отражения мира только в силу укрепляемой современным обществом и государством предвзятого мнения. Поэтому, призывает Фейерабенд, - необходимо добиваться того, чтобы отделение государства от церкви в современном обществе было дополнено отделением государства также и от науки. Лишь в этом случае удастся создать поистине гуманистическое общество. Правила не обладают какой-либо истинностью. Их убедительность имеет не эпистемологические (эпистемология раздел философии, изучающий источники, формы и методы научного познания, условия его истинности, способности человека познавать действительность), а психологические и культурные корни, - правдоподобным нам кажется то, что привычно, а привычно то, что было навязано в процессе прохождения через систему пропаганды существующей традиции. Поэтому руководствоваться правилами в научном исследовании нецелесообразно. Отсюда требование ГІ. Фейерабенда заменить все методологические рекомендации одной - «все дозволено!». В противовес методологии принуждения П. Фейерабенд формулирует собственные «методологические» установки: 1. Контриндукция. Фейерабенд рекомендует «вводить и обосновывать гипотезы, которые несовместимы с хорошо обоснованными теориями или фактами», т.к. это работает на расширение научного кругозора: сопоставление альтернативных теорий позволяет лучше оценить каждую из них - со всеми ее достоинствами и недостатками. С этой же целью ученому стоит сохранять в поле зрения теории, давно утратившие свой авторитет. 2. Пролиферация (неконтролируемое размножение) теорий. Наличие многих конкурирующих теоретических систем гарантирует их постоянное совершенствование, а отсутствие «оппозиции» превращает доминирующую теорию в подобие мифа. Кроме того, размножение теоретических концепций влечет за собой и увеличение фактического материала. 3. Иррациональность обоснования. Цель - уравнять в правах логику обоснования теории и логику открытия. В позитивизме производство нового знания не подлежит никакому нормированию, тогда как на его обоснование накладывается ряд методологических норм и стандартов. Согласно П. Фейерабенду эта ситуация в корне несправедлива, поскольку каждая новая теория диктует свою собственную (а не стандартно традиционную) процедуру доказательства, в том числе и эмпирического. Специфика теории влечет за собой аналогичную специфику своего эмпирического содержания и наоборот. 4. Принцип несоизмеримости (строгой взаимосвязи логического аппарата теории и решаемых ею проблем и невозможность использовать их отдельно друг от друга или «привить» теоретический аппарат к неродственной ему проблематике) распространяется не только на различные научные теории, но и на сравнение науки с другими типами дискурса - мифом, религией и т. п. Критика Комментируя трактовку П. Фейерабендом науки и научного метода, нужно сказать, что свой скептицизм в отношении рациональности и обоснованности научного знания сам он находит нужным именно обосновывать и именно посредством того самого научного «метода», который он считает неработающим в реальной науке. То есть, он изыскивает факты, обобщение которых должно подтвердить его вывод об эмпирической и теоретической необоснованности научных теорий. Тем самым он уже, по крайней мере - косвенно, обесценивает свой скептицизм. Но мы не думаем, что и по существу скептическое отношение к научной рациональности обосновано Фейерабендом убедительно. Основной материал для проведения мысли о том, что развитие науки зависит не от применения определенного «метода», а исключительно будто бы от внешних и, по сути, не относящихся к науке как таковой обстоятельств и факторов, Фейерабенд извлекает из ситуации защиты Г. Галилеем гелиоцентрической теории Н. Коперника. Галилей, согласно Фейерабенду, утвердил в науке теорию Коперника будто бы за счет пропагандистских усилий, а не за счет ее подтверждения фактами, что было, дескать, невозможно как по причине несостоятельности этой теории, поскольку она допускала круговое движение планет вокруг Солнца, так и по причине того, что наблюдательные данные Галилея не являлись надежными в силу несовершенства использовавшегося им телескопа. Действительно, в качестве научной гелиоцентрическая теория полностью утвердилась лишь после устранения существенных недостатков теории Коперника и подведения под нее научных физических оснований. Тем не менее, теория Коперника была важным шагом в процессе возникновения собственно научной астрономии. А то, что Галилей заблуждался относительно разрешающих возможностей своего телескопа, преувеличивая их; вносил произвольность в графическую передачу образов небесных тел, воспринимаемых через телескоп и т.п., это не может опровергнуть тот факт, что, в конце концов, именно наблюдения небесных тел в телескоп, энтузиастом которых был Галилей, стали основным способом формирования эмпирического базиса научной астрономии. То, как Фейерабенд использует анализ ситуации борьбы Галилея за гелиоцентризм в астрономии для подтверждения мысли, что наука не более рациональна, чем миф; что в науке годятся любые средства выдвижения и оправдания теорий («допустимо все»); что в науке имеет место феномен пролиферации теорий любой ценой, и т.п., это вообще характеризует его «метод» дискредитации «метода» в науке. Выбирается какой-нибудь фрагмент из истории науки, подходящий для целей «метода» Фейерабенда в силу еще не утвердившейся в данный промежуток времени определенной научной теории; акцентируются типичные для этого времени моменты теоретического и эмпирического «разброда и шатаний», и из соответствующих фактов строится обобщающий образ будто бы анархистской науки. Если бы Фейерабенд выделял целостные периоды развития научных теорий, т.е. периоды от формирования гипотезы до ее полного утверждения в качестве научной теории, то убедительно показать, что его «метод» срабатывает, ему не удалось бы. Вместе с тем правомерно заключить и то, что анархистская концепция науки П. Фейерабенда выросла из тех квазирешений проблем существа науки и развития научного знания, которые накопились в традиции постпозитивистской философии науки. В этом отношении фейерабендовский образ науки стал суммой тех черт образа науки, которые так или иначе уже наличествовали в концепциях Поппера, Куна, Лакатоса и которые эти авторы вместе с их последователями не распознали в фейерабендовской, так сказать, «сумме философии науки», приняв ее лишь за эпатажную выходку. КОНЦЕПЦИЯ ФИЛОСОФИИ НАУКИ ДЖ. ХОЛТОНА Историцистский вариант нормативного подхода к развитию науки представлен в концепции Дж. Холтона. Американский историк и философ науки Джеральд Холтон (1922) стал известен благодаря «тематическому анализу науки». Эта концепция отвечала потребности дополнить существующие модели структуры научного знания новым видением механизма его роста. Для того чтобы эффективно работать с проблемами, Холтон преддожил такую компоненту анализа научной деятельности, как тематический анализ. «В моих исследованиях, — подчеркивал ученый, — особое внимание уделяется тому, чтобы установить, в какой мере творческое воображение ученого может в определенные решающие моменты его деятельности направляться его личной, возможно даже неявной, приверженностью к некоторой определенной теме (или нескольким таким темам)». Любопытно, что тематическую структуру научной деятельности,по мнению исследователя, можно считать в основном независимойот эмпирического или аналитического содержания исследований. Эта структура может играть главную роль в стимулировании научных прозрений1. Дж. Холтон обращал особое внимание на то, что «имеется масса случаев, которые подтверждают роль научных предпосылрк, эмоциональных мотиваций, разнообразных темпераментов, интуитивных скачков, не говоря уже о невероятном упорстве, с которым отстаиваются определенные идеи, вопреки тому факту, что они вступают в конфликт с очевидными экспериментами»2. Тематическая ориентация ученого, раз сформировавшись, обычно оказывается на удивление долгоживущей, но и она может измениться. Как ведут себя ученые в период научных революций? Предают ли они свою тематику или следуют ей, несмотря на многочисленные аномалии, контрпримеры и парадоксы? «Тематический анализ» направлен именно на то, чтобы находить в науке черты постоянства или непрерывности, инвариантные структуры, которые воспроизводятся даже в. ситуациях, названных научными революциями3. Весомым аргументом, подтверждающим данное предположение, по мнению Холтона, является «древность» большинства тем в науке.Истоки некоторых из них уходят в недра мифологического мышления и являются весьма устойчивыми к революционным потрясениям. В них собраны понятия, гипотезы, методы, предпосылки, программы, способы решения проблем, — т.е. те необходимые формы научной деятельности, которые воспроизводят себя на каждом этапе. Кеплер, например, увидел три основные темы: Вселенную как небесную машину, Вселенную как математическую гармонию и Вселенную как образец всеобщего теологического порядка. Среди тем, которыми руководствовался Эйнштейн в построении своей теории, вне всякого сомнения были следующие: первичность скорее формального, чем материального, единство и космогонический масштаб (равноправная применимость законов) ко всей совокупности опытных данных, постоянство и инвариантность. И хотя «всюду существует опасность спутать тематический анализ с чем-то иным: юнговскими архетипами, метафизическими концепциями, парадигмами и мировоззрениями», по мнению философа, «появляющиеся в науке темы можно — в нашей приблизительной аналогии — представить в виде нового измерения, то есть чем-то вроде оси»4. В первой главе своей книги Дж. Холтон обсуждает понятие тематической оппозиции.Он считает, что одним из существенных результатов тематического анализа является та найденная закономерность, что альтернативные темы зачастую связываются в пары, как случается, например, когда сторонники атомистической темы сталкиваются с защитниками темы континуума. Ученый приходит к выводу, что новые теориивозникают на стыке и при соединении принципов конкурирующих позиций. А новые темыпоявляются и идентифицируются в ситуации, когда невозможно сблизить существующие, как, например, тему субъекта и объекта, классической и вероятностной причинности. Он иллюстрирует этот вывод следующим образом: «В 1927 году, вскоре после спора Гейзенберга и Шредингера, Бор предложил новый подход к решению фундаментальных проблем квантовой механики, позволявшей ему принять оба члена тематической оппозиции — непрерывность и дискретность — в качестве равно адекватных картин реальности, не пытаясь растворить один из них в другом, как это было при разработке им принципа соответствия. Бор понял и то, что эта оппозиция соотносится с другими парами альтернативных тем, также не поддающихся сближению или взаимопоглощению, — таких, например, как разделение и взаимосвязь субъекта и объекта или классическая и вероятностная причинность. Вывод, который Бор сделал из этих констатации, относится к числу редчайших в истории человеческой мысли: в физику была эксплицитно введена новая тема, до того не осознававшаяся в качестве ее компоненты»5. Имелась в виду, конечно же, идея дополнительности. Сами темы, помимо сугубо научных признаков, включают в себя и индивидуальные предпочтения, личную оценку той или иной теории. Темы регулируют воображение ученого, являются источником творческой активности, ограничивают набор допустимых гипотез. В связи с этим особую значимость приобретает незамечаемая ранее функция тематического анализа. Она во многом сближает естественнонаучное и гуманитарное знание, представляя тематизм как признак сходства между ними. По мнению Холтона, применение «тематического анализа» очень эффективно.Оно предполагает подключение независимых и дополняющих друг друга направлений в науке. Тематический анализ позволяет локализовать научное событие в историческом пространстве и времени, а также обратить внимание на борьбу и сосуществование тем. Ибо темы не меняются во времени и в пространстве. В физике их можно насчитать больше сотни. Более того, «тематические структуры», по мнению методолога, могут выступить и выступают в качестве всеобщих определений человеческого интеллекта. И в этом своем качестве они надысторичны, т.е. не зависят от конкретноисторического развития науки. Но не следует абсолютизировать возможности тематического анализа, ибо существует еще вопрос о соотношении темы и проблемы. Сам автор с прямотой подлинного ученого подмечает неуниверсальность своей концепции и считает, что «как прошлая, так и современная наука содержит и такие важные компоненты, в отношении которых тематический анализ, Судя по всему, не слишком полезен. Так, исследуя деятельность Энрико Ферми и его группы, я не нашел особых преимуществ в том, чтобы интерпретировать ее в тематических терминах»6. Вместе с тем тематический анализ выводит на изучение глубинных предпочтений ученого, он связывает анализ науки с рядом других современных областей исследований, включая исследование человеческого восприятия, процессов обучения, мотивации и даже выбора профессии. КОНЦЕПЦИЯ ФИЛОСОФИИ М. ПОЛАНИ Имя Майкла Полани (1891–1976) обычно упоминается в одном ряду с именами Поппера, Куна, Фейерабенда, Тулмина и других лидеров постпозитивистской философии науки. Их объединяло критическое отношение к наследию неопозитивизма 20-30-х годов, однако во многих других аспектах их позиции весьма различны, порой - диаметрально противоположны. Напр., Поппер, разрабатывая концепцию критического рационализма, полемизировал не только с логическим эмпиризмом, но и с концепцией «личностного знания» Полани, обвиняя ее в иррационализме. В основу самой известной работы Полани «Личностное знание. На пути к посткритической философии» (1958; русский перевод — 1985 г.) легли прочитанные им в 1951–52 гг. лекции о теории познания. В 1960–70-х гг. прочел несколько курсов лекций в США; позднее эти лекции стали основой его работ «Молчаливая размерность» (1966) и «Смысл» (в соавторстве, 1975). Само же название книги Полани полемически заострено против «критицизма» Поппера и его теории «объективного знания». Главное место в его философии науки занимает разработанная им в 1950-х гг. идея о том, что в научном познании следует различать: 1) знание центральное, явное, осознаваемое, эксплицитное, носящее интерперсональный характер, которое может передаваться без личных связей, и 2) периферийное, «неявное» знание, неосознаваемое, имплицитное, которое проявляется в практической деятельности (включая научную) и передается только путем личных контактов (как правило, в результате обучения). Он ввел в оборот в наукологии термин «научное сообщество». Полани особо подчеркивал личностный характер познания и в связи с этим необходимость для ученого социальных и культурных условий, обеспечивающих свободу научных связей и сохранение научных традиций. Это акцентирование свободы творчества ученых не случайно — Полани был знаком как с фашизмом, так и с последствиями коммунистического режима (начиная с опыта революции в Венгрии). М. Полани анализирует восприятие человеком информации как психологический процесс, одним из основных характеристик которого является предметность. Все, что человек воспринимает, например, при помощи органов зрения или слуха, воспринимается как предмет на фоне. Причем именно фон во многом определяет особенности восприятия объекта. Тот же самый эффект наблюдается и при восприятии информации: то, что и как зафиксируется в сознании человека, во многом определяется фоном, включающим не только внешние, но и внутренние условия (интеллектуальным фоном, созданным предыдущим опытом и обучением, эмоциональным состоянием, мотивационной направленностью). Поэтому одна и та же информация по-разному усваивается разными людьми. Во всяком случае, любое личностное знание, по М. Полани, всегда содержит неявный компонент. Получается, что человек, имеющий знания, и человек, владеющий знанием, — разные вещи. Какие же функции выполняет неявная составляющая в личностном знании? 1. Во-первых, при понимании некой целостности неявные знания являются «периферийными, инструментальными », позволяющими осознавать эту целостность как систему «лишь посредством их вклада в постижение (осмысление) того целого, на котором сосредоточено наше внимание». 2. Во-вторых, неявные знания выполняют функцию соединителей между «логическими разрывами », которые всегда существуют при решении любой задачи и тем более проблемы. Количество и величина этих разрывов зависит от уровня неопределенности в разрешаемой ситуации, о котором можно «судить по степени изобретательности, требуемой для решения проблемы. В таком случае слово «озарение » — тот скачок, посредством которого преодолевается логический пробел». 3. В-третьих, появление неявного знания есть признак присвоения личностью явного, становления на их основе личностного знания. М. Полани так определяет особенности личностного знания: оно «не есть ни субъективное, ни объективное. Поскольку личностное подчинено требованиям, которые оно само признает как нечто от него независимое, оно несубъективно; нопоскольку оно есть действие, руководимое индивидуальными страстями, оно и необъективно. Оно преодолевает дизъюнкцию между субъективным и объективным. И наконец, неявное знание — это тот компонент, который всегда зарождается, присутствует и оттачивается в деятельности. Даже такая высокоорганизованная и абстрактная отрасль знания, как математика, постигается через практику, конкретные приложения. Итак, для появления неявного знания необходима активизация знания явного: его применение, обсуждение, продумывание по отношению к конкретному контексту или даже наблюдение за деятельностью других. Одним словом, нужна деятельность — практическая, интеллектуальная, эмоциональная. Концепция личностного знания приводит к концепции вовлеченности как условия его формирования. Некая информация, определяемая как объективно существующее Знание, по М. Полани, приобретает характер личностного знания «лишь в контексте моей ситуативной вовлеченности », в результате акта самоотдачи, понимаемого как переживаемый личностный выбор. Выводы, полученные из концепции личностного знания М. Полани, созвучны с высказанными в разное время положениями других авторов. Сторонники Полани называют его позицию «посткритическим рационализмом». Это означает, во-первых, признание того очевидного факта, что науку делают люди, причем люди, которые обладают мастерством; что искусству познавательной деятельности и ее тонкостям нельзя научиться по учебнику, что оно предполагает овладение большим запасом неявного знания, которое осваивается лишь в непосредственном общении с ученыммастером. Отсюда следует, во-вторых, что люди, реально делающие науку, не могут быть механически отделены от производимого ими знания и заменены другими людьми, приобщенными к этому знанию только с помощью книг и учебников. И наконец, в-третьих, посредством своей эпистемологии «личностного знания» Полани пытается ввести в философию науки мотив научного опыта как внутреннего переживания, внутренней веры в науку, в ее ценность, страстную заинтересованность ученого в поиске объективной научной истины, личностную ответственность перед ней. КОНЦЕПЦИЯ ФИЛОСОФИИ НАУКИ С. ТУЛМИНА В центре и этики, и философии науки, по мнению Тулмина, лежит общая проблема – проблема оценки. В каждой из этих сфер – моральной и интеллектуальной – мы можем поставить вопрос о стандартах или критериях, определяющих оценочные суждения, и о влиянии этих «критериев» на реальную силу и следствия оценок. В вопросе о критериях в науке Тулмин полемизировал с позицией логического эмпиризма (осн. представители – члены «Венского кружка»: Р.Карнап, Г.Рейхенбах, Г.Фейгль, К.Гемпель, Г.Бергман, Ф.Франк), согласно кот-ой критерии суждений, относящихся к научным гипотезам, принято объяснять на основе абстрактной и квазиматематической схемы «индуктивной логики». Основная идея состоит в том, чтобы сформулировать вневременные и внеисторические стандарты значимости для проверки аргументов, встречающихся в сочинениях ученых, или проверки соответствия между аксиоматизированными теориями и независимо от них полученными достоверными фактами. В противовес этому, Тулмин призывает, вслед за У.Уэвеллом, понимать философию науки не как расширение математической логики, а как развитие истории научных идей. Тулмин полемизировал с Т.Куном и Р.Дж.Коллингвудом, выделяя следующие проблемы, не решенные в их идеях: · Любая попытка охарактеризовать научное развитие как чередование четко разделенных «нормальных» и «революционных» фаз содержит в себе нечто ложное, а именно мысль о том, что теоретическая схема либо полностью переходит от ее создателя у его ученикам (как в «нормальной» науке Куна), либо вообще не переходит от одних ученых к другим (как в его подлинным «революциях»). Тулмин же считает, что передача в науке теоретических схем всегда явл-ся более или менее неполной – за исключением тех случаев, когда речь идет о передаче схоластических или совсем окаменевших понятий. Т.о., Тулмин г-рит о преемственности в развитии науки и формулирует задачу «вместо революционного объяснения интеллектуальных изменений, кот-е задается целью показать, как целые концептуальные сис-мы сменяют друг друга, создать эволюционное объяснение, кот-е объясняет, как постепенно трансформируются концептуальные популяции». · Трудности при попытке рационально истолковать изменения в «абсолютных предпосылках» или в парадигмах. Коллингвуд в этом вопросе не пошел дальше того, что изменения в «абсолютных предпосылках» явл-ся следствием более глубоких социальных причин. Но Тулмин подчеркивает, что проблема при этом сохранилась: каково точное место рационального выбора в процессе фундаментального концептуального развития. Для решения этих проблем Тулмин формулирует свои гипотезы: 1. Когда мы рассматриваем концептуальные изменения, происходящие в рамках какой-либо интеллектуальной традиции, мы должны проводить различие между единицами отклонения (т.е. концептуальными вариантами, циркулирующими в данной дисциплине в некоторый период времени) и единицами эффективной модификации (т.е. теми немногими вариантами, кот-е включаются в концептуальную традицию данной дисциплины). Для обсуждения развития научной традиции в указанных двух различных аспектах Тулмин вводит спец. термины: ü нововведения – возможные способы развития сущ-вующей традиции, предлагаемые ее сторонниками; ü отбор – решение ученых выбрать некот-е из предлагаемых нововведений и посредством оных модифицировать традицию. 2. При изучении концептуального развития некоторой научной традиции мы сталкиваемся с процессом избирательного закрепления предпочитаемых научным сообществом интеллектуальных вариантов, т.е. с процессом, имеющим определенное сходство с дарвиновским отбором. 3. Рассматривая достоинства конкурирующих научных теорий – как и любых других творческих нововведений, – мы должны обращать внимание на критерии отбора, кот-е действительно руководят выбором между имеющимися концептуальными нововведениям в каждый отдельный момент времени. Т.о., Тулмин г-рит, что критерии, используемые с полным правом в данной специфической научной ситуации, зависят от контекста. Преимуществом такого подхода, по мнению Тулмина, явл-ся его реалистичность: если критерии отбора явл-ся резтом исследования реального процесса концептуального изменения, то их важность для науки очевидна, что позволяет избежать трудностей, встающих перед формализованными системами индуктивной логики, когда нет ясных указаний на то, как использовать логические стандарты для оценки реальной научной практики. Вместе с тем, Тулмин отмечает, что философские претензии такого подхода оказываются скромнее, ведь, если мы хотим сформулировать критерии интеллектуального выбора, фактически действующие в науке, то построение, к кот-му мы придем, будет по сути дескриптивным. Следствия такого подхода: · · философы больше не будут выставлять критерии, с которыми ученые якобы обязаны согласовывать свою теоретическую работу, и будут содействовать прогрессу науки только своим участием в дискуссиях на равных правах со всеми ее участниками (роль философии); приспособление к общепринятым взглядам дает гарантии научного прогресса. Выбор между концептуальными вариантами, сущ-вующими в определенное время, ориентирован на установленные критерии отбора и не обязательно приводит к модификации теории. Кроме того, Тулмин по-новому рассматривает проблему интеллектуальной свободы, проводя аналогию со свободой политической. Чтобы понять роль понятий, Тулмин призывает заняться связями между нашими мыслями и убеждениями, кот-е явл-ся личными, индивидуальными, и нашим лингвистическим и концептуальным наследством, кот-е явл-ся коллективным. Проводя параллель с проблемой политической свободы, Тулмин подчеркивает, что пользование личными свободами предполагает сущ-вание общества и возможно только в рамках соц-х институтов, также как и выражение индивидуальных мыслей возможно только при сущ-вании языка и только в рамках сущ-вующих понятий. Т.о., парадокс политической свободы, провозглашенный Ж.-Ж. Руссо – «человек рождается свободным, но повсюду он в оковах» – при более близком рассмотрении показывает, что эти «оковы» есть необходимый инструмент эффективной политической свободы. Также и «оковы» концептуального наследства в виде понятий, ограничивающие данную челу от рождения оригинальность мышления, при более близком рассмотрении представляют собой необходимые инструменты эффективного мышления. Проблема рациональности. Свое понимание рациональности Тулмин противопоставляет т.зр. абсолютистов в лице Г.Фреге (признают сис-му авторитетной при ее соответствии некоторым вневременным, универсальным стандартам, «вечным принципам»), и релятивистов в лице Р.Дж.Коллингвуда (считают вопрос об авторитетности какой-либо сис-мы уместным только в пределах определенной исторической эпохи, приходя к выводу о невозможности универсальной оценки). Для Тулмина рациональность – это соответствие исторически обусловленным нормативам научного исследования, в частности, нормативам оценки и выбора теорий. А значит, нет и не может быть единых стандартов рациональности – они меняются вместе с изменением «идеалов естественного порядка». Т.о., интеллектуальное содержание любой рациональной деят-ти не образует ни единственной логической сис-мы, ни временнóй последовательности таких сис-м – оно представляет собой интеллектуальную инициативу, рациональность кот-ой заключается в процедурах, управляющих его историческим развитием и эволюцией. Итак, опорные точки вопроса: · · · · · · полемизирует с Т.Куном и Р.Дж.Коллингвудом, критикуя идею о «нормальных» и «революционных» фазах в развитии науки, и г-рит о преемственности в развитии науки, строя эволюционную модель развития науки; специальные термины для обсуждения развития научной традиции: нововведения и отбор; процесс развития науки есть процесс избирательного закрепления предпочитаемых научным сообществом интеллектуальных вариантов, сходный с дарвиновским отбором; критерии отбора научных суждений зависят от контекста; роль философов в научном прогрессе только как равноправных участников в дискуссиях с другими учеными (не могут выставлять критерии для ученых); новая трактовка проблемы интеллектуальной свободы по аналогии со свободой политической: «оковы» концептуального наследства в виде понятий, ограничивающие данную челу от рождения оригинальность мышления, при более близком рассмотрении представляют собой необходимые инструменты эффективного мышления. Основания науки Можно выделить по меньшей мере три главных компонента оснований научной деятельности: идеалы и нормы исследования, научную картину мира и философские основания науки. Каждый из них, в свою очередь, внутренне структурирован. Охарактеризуем каждый из указанных компонентов и проследим, каковы их связи между собой и возникающими на их основе эмпирическими и теоретическими знаниями.
