Этологический подход исходит из биологизаторской трактовки агрессии как
особого врожденного инстинкта и, по сути, представляет собой
модернизированную форму социального дарвинизма. В основе этого подхода
лежит известный постулат учения Ч. Дарвина, гласящий: изменить человека
относительно его биологической наследственности и врожденных
наклонностей можно лишь в той мере, насколько это реально в результате
естественного отбора и специальных упражнений.
Основными представителями этологического подхода явились К. Лоренц, Т.
Томпсон, Р. Ардри, Дж. П. Скотт. Они развивали идею присущей человеку
врожденной инстинктивной агрессивности и доказывали, что эволюция так и
не выработала в людях способности и потребности в обуздании своих
инстинктов. Р. Ардри прямо писал, что человек "генетически
запрограммирован на совершение насильственных действий", и что он
"бессилен против инстинктов собственной природы", которые "неотвратимо
ведут его к социальным конфликтам").
К. Лоренц писал, что внутривидовая агрессия у людей представляет собой
совершенно такое же самопроизвольное инстинктивное стремление, как и у
других высших позвоночных животных. По его мнению, в организме
человека, как и животного, накапливается своего рода энергия агрессивного
влечения, причем накопление происходит до тех пор, пока в результате
соответствующего пускового раздражителя она не разрядится.
В этологии выделяется несколько функций внутривидовой агрессии. К ним
относятся: функция территориальности, функция полового отбора,
родительская функция, функция иерархии, функция партнерства и др.
Лоренц подчеркивает роль агрессии во взаимодействии инстинктов внутри
организма. "Агрессия играет роль в концентре инстинктов; она бывает
мотором - "мотивацией" - и в таком поведении, которое внешне не имеет
ничего общего с агрессией, даже кажется ее противоположностью".
Отношение между особями одного и того же вида в природе представляет
для нас особый интерес постольку, поскольку эта тема вплотную приближает
к истокам социального насилия. Некоторые зоопсихологи и этологи вообще
считают «агрессией» исключительно конфликты между особями одного и
того же вида.
Или между родственными по функции популяциями, соперничающими за
экологическую нишу. С этой точки зрения, отношение «хищник - жертва»
лишено агрессивной составляющей. Аргументируя данный тезис, К. Лоренц,
в частности, обращал внимание на то, что морда хищника, преследующего и
атакующего добычу, выражает совсем другую эмоцию, нежели при
столкновении с соперником.
В последующем был раскрыт и нейрофизиологический механизм
эмоциональных различий, хотя для этого все же пришлось вернуться к более
широкой трактовке исходного понятия. Как указывает норвежский
исследователь Б. Борресен, охотничья агрессия {predatory aggression)
сопряжена с «отключением жалости», и ее мозговой центр расположен в
гипоталамусе отдельно от центра аффективной агрессии. Отсюда известная
«безэмоциональность хищника» {predatory non-emotionality), который в
процессе охоты не испытывает ни ярости, ни жалости к жертве.
Автор добавляет, что охотничья агрессия предназначена для межвидовых
отношений, тогда как аффективная агрессия, ориентированная на отношение
между «своими», тесно связана с полярными переживаниями ярости и
жалости (сочувствия). Последние являются, таким образом, эмоциями
социальными, и их тесная нейронная связь имеет большое значение для
биологических сообществ. При этом «главный переключатель социальных
эмоций» в гипоталамусе функционирует ситуативно. Скажем, прирученное
животное способно перешагнуть видовой барьер, воспринимая человека как
родственную особь, а в дикой природе охотничья агрессия временами
переключается на особей своего вида, вплоть до собственных детенышей.
Итак, аффективно амбивалентное отношение к сородичу значительно
отличается от отношения к потенциальной добыче по психологической и
нейрофизиологической структуре. Существует, однако, еще один, третий тип
объектов - особи родственного вида или популяции, воспринимаемые как
конкуренты за экологическую нишу. Это и есть настоящие «враги»,
соприкосновение с которыми запускает иную конфигурацию нейронных
связей, эмоциональный цикл разрывается, и смертельная ярость не
ограничена возможным сочувствием. Такая психологическая дивергенция псевдовидообразование - приобрела огромную роль в социальной истории.
Сородич может стать жертвой смертоносной атаки, если он моделируется
агрессором как представитель либо вида-добычи, либо вида- конкурента. Но
такие случаи представляют собой исключение. Естественный отбор
сформировал у высших животных популяциоцентрический инстинкт,
благодаря которому столкновения между сородичами не грозят выживанию
вида. Многочисленными наблюдениями и исследованиями выявлено
особенно существенное обстоятельство: сила инстинктивного торможения
пропорциональна мощи естественного оружия, которым наделен тот или
иной биологический вид. Эта зависимость названа правилом этологического
баланса.
Русская поговорка, имеющая аналоги во многих языках мира, гласит:
ворон ворону глаз не выклюет - и данные научной этологии подтверждают
народное наблюдение. Ворон умерщвляет жертву мощным ударом клюва в
глаз, но в драках между сородичами такой прием обычно не применяется.
Один биолог иллюстрировал это даже собственными играми с выращенной и
прирученной им птицей. Когда он руками подносил клюв ворона к своему
глазу, тот резко вырывался, поскольку его инстинкт не позволяет держать
смертоносное оружие нацеленным в глаз другу (положительное
псевдовидообразование).
В специальной литературе приводится много подобных примеров. Скажем,
олень ударом заднего копыта травмирует преследующего льва. Но в
турнирных боях между оленями удары копытом исключены, вместо этого
самцы толкают друг друга рогами, демонстрируя превосходство в силе.
Зато со всей яростью, «без лишних сантиментов» сражаются между собой
мыши. Голубь, символ мира, способен медленно и страшно добивать слабого
противника. У мыши или голубя нет оружия, позволяющего легко нанести
смертельную травму, а потому для сохранения вида им не нужно сочувствие
и инстинктивное торможение агрессии. Если бы в процессе эволюции
образовалась химерическая популяция птиц, сочетающих ястребиный клюв с
голубиной психологией, ее длительное существование было бы
невозможным из-за слишком высокой доли смертоносных конфликтов. Далее
мы убедимся, что такая ситуация не является абсолютно фантастической.
Вместе с тем инстинктивное торможение не исключает убийств даже среди
самых могучих хищников. Популяциоцен- трический инстинкт, наряду с
родительским, половым инстинктами и инстинктом самосохранения,
ослабевает при переполнении экологической ниши. Возросшая взаимная
агрессия и автоагрессия направлены в этом случае на оптимизацию
численности популяции.
Внутривидовые убийства происходят не только при критическом
перенаселении. Например, одинокий лев, одолев соперника и заняв его
место, душит его детенышей; после этого самки (у которых лактация
подавляла половой инстинкт) спариваются с новым хозяином прайда. Здесь
также просматривается видовая выгода: потомство молодого и сильного льва
более жизнеспособно.
Выдающийся психолог, врач и философ Э. Фромм называл такие случаи
расторможенной агрессии - когда убийство сородичей выгодно для вида «биологически адаптивной» и отличал ее от злокачественной агрессии,
присущей, по его мнению, исключительно людям. «Только человек, - писал
он, - подвержен влечению мучить и убивать и при этом испытывать
удовольствие».
С таким обидным суждением едва ли согласится тот, кто наблюдал, как
кошка доводит себя до экстаза, издеваясь над попавшей в лапы мышью,
прежде чем ее задушить. Или кто знает, что хорек, проникнув в курятник и
утащив одну птицу, убивает всех остальных. Регулярные убийства «из чисто
спортивного интереса» регистрируют исследователи поведения хищных
китов и т.д.
Правда, потом Фромм формулирует мысль несколько иначе: человек «единственное живое существо, способное уничтожать себе подобных без
всякой для себя пользы или интереса». Действительно, в приведенных
случаях убийства животными сородичей биолог усматривает видовой
интерес, хотя для этого приходится подчас прибегать к довольно
изощренным умозаключениям. Среди людей же мы обнаруживаем
маниакальных садистов, число которых катастрофически множится в
патогенных обстоятельствах: война, тюрьма, концлагерь и т.д.
Нам важно зафиксировать, что применение силы во внутривидовых, как и в
межвидовых отношениях ограничено природными механизмами,
исключающими, как правило, самоистребление популяций. В данном случае
торможение обеспечено популяциоцентрическим инстинктом, который
вырабатывается естественным отбором в соответствии с убойными
возможностями вида и генетически наследуется каждой нормальной особью.
Но естественный отбор предполагает сохранение жизнеспособных
популяций и отбраковку популяций с нарушенным балансом агрессииторможения. В раннем генезисе многих современных видов такие бурные
периоды должны были иметь место по мере формирования телесных орудий
нападения и защиты. Напомню также, что развитие интеллекта связано с
возрастающим динамизмом и опосредованностью моделирования мира и,
вместе с тем, с преобладанием агрессивной составляющей индивидуального
поведения. Психическое управление, последовательно освобождаясь от
непосредственных внешних стимулов, становилось относительно
независимым и от генетических программ.
Более двух миллионов лет назад в экосистеме образовался странный
биологический вид, сочетавший инстинктивную базу почти безоружного
предка с беспрецедентными возможностями взаимного убийства - нечто
вроде тех самых гипотетических «голубей с ястребиными клювами». По
законам естественного отбора, такие существа не имели никаких шансов
выжить. Тем не менее, по иронии судьбы, именно они стали нашими
далекими предками...
