Индонезия в раннее Новое время 1.Общая характеристика Индонезии .Португальское и голландское проникновение в 17 веке и его последствия. Население островов Индонезийского архипелага насчитывало в XVI в. около трех миллионов человек. Народы, населявшие архипелаг, находились на различных стадиях развития. Народы, проживавшие на о. Борнео, в ряде районов о. Суматра, о. Целебесе, находились еще на догосударственной стадии развития, некоторые даже с элементами матриархата. В других же районах уже существовали государственные образования, особенно на островах Ява и Суматра.В XIV в. началась исламизация Индонезии за счет вытеснения буддизма и индуизма, и уже к XVI в. на Яве появились княжества, управляемые мусульманами, которые соседствовали с районами, исповедовавшими индуизм, буддизм, а также местные языческие верования. С этого же времени начинается европейская колонизация островов Индонезийского архипелага, которая оказала существенное воздействие на характер его развития на протяжении всего периода Нового времени.Из островов индонезийского архипелага к началу XVI в. выделялась Ява, территория которой, после распада государства Маджапахит, оказалась поделенной на несколько государственных образований, возглавлявшихся мусульманскими правителями. В этот период активную роль на острове играла Португалия, войска которой в 1511 г. сумели овладеть Малаккой, игравшей ключевую роль в торговых связях в регионе. Там было установлено прямое португальское колониальное правление, и Португалия превратилась, таким образом, в сильного конкурента для индонезийских княжеств, а также англичан и испанцев, имевших в этом районе собственные интересы. Португальцы вывозили оттуда пряности, скупая их за бесценок у местного населения, а также занимались нападениями на торговые суда других государств.Постепенно в зоне Зондского пролива возникли новые государственные образования, объединившиеся в 1568 г. в независимый султанат Батнам. В него вошли прилегающие к проливу земли как со стороны Явы, так и Суматры. Одноименная столица этого государства к концу XVI в. превратилась в один из крупных торговых центров не только по меркам ЮгоВосточной Азии, но и всего азиатского-африканского мира. На получаемые доходы в виде налогов правители Бат-нама сумели организовать сильную, хорошо оснащенную армию и военный флот, которые могли успешно противостоять португальцам.Вторым крупным государственным образованием на территории Индонезии в XVI в. стал султанат Аче, располагавшийся в северных районах Суматры. На юге этого острова находился султанат Джохор, правители которого соперничали с Аче за влияние на острове. Вся вторая половина XVI в. прошла во взаимных распрях между этими государствами, что, несомненно, было в интересах Португалии, так как ее потенциальные соперники ослабляли друг друга, приводя в упадок собственные земли.В 1602 г. возникла голландская Ост-Индская компания, получившая право монопольной торговли и мореходства от мыса Доброй Надежды и вплоть до Магелланова пролива. Компания имела также право содержать на этих территориях свои войска, объявлять войну и заключать мирные договоры, строить крепости, а также чеканить собственную монету. Она сочетала в своей практической деятельности методы насилия и активной торговли, имея в лице Испании и Португалии своих главных конкурентов в регионе Юго-Восточной Азии.В 1596 г. на Яву высадилась первая голландская экспедиция, а спустя четыре года голландцы заключили первый договор с правителем острова Амбон о постройке там фактории и закупке пряностей.В 1609 г. голландцам удалось вытеснить своих португальских и испанских конкурентов с Молукк. В 1619 г. они захватили на Яве Джакарту (Батавию), позднее превратив ее в главный административный центр своих колониальных владений в Индонезии.Английская Ост-Индская компания ограничилась созданием факторий на Молукках, Сулавеси, Яве, Суматре и Сиаме.В 1619 г. голландский флот одержал ряд побед над английским флотом в Сиамском и Зондском проливах, а в 20-е гг. вытеснил их и с Молукк. После этого англичане сосредоточили свое главное внимание на Индии. В начале XVII в. голландцы предложили местным правителям продавать им пряности по более высоким ценам, чем португальцам или испанцам. Затем они, наоборот, стремились сделать эти цены максимально низкими. Связи между островами могли поддерживаться лишь голландскими судами или судами, имевшими специальное разрешение от них. На Мо-лукки могли приезжать лишь голландцыИндонезия в середине XVII — середине XIX вв.В середине XVII в. наиболее крупным и влиятельным на Яве являлся султанат Матарам, занимавший ее центральную и восточную части. Во главе этого государства находился сусухунан («тот, которому все подчиняются»), стремившийся распространить собственное влияние и на западную часть острова, где в то время располагался султанат Бантам. Его расцвет был в первую очередь связан с проходившими через него важными торговыми путями. В конце XVI в. сюда стали проникать голландцы, захватившие подчиненное Бантаму княжество Джакарта. Однако попытки полного подчинения Матарама и Бантама власти голландской Ост-Индской компании в тот период успеха не имели.В середине XVII в. на севере острова Суматра располагалось княжество Аче, на востоке — Тидор и Тернате, попавшие в зависимость от европейских колонизаторов. На Целебесе было расположено княжество Гова. Противоречия между этими государственными образованиями тонко использовались голландцами в собственных интересах. В 1667 г. голландцам удалось подчинить своей власти Гову, султан которой Хасан уд-Дин выплатил им большую контрибуцию.В 1652 г. голландская Ост-Индская компания подписала договор с княжеством Матарам, по которому его правитель признавал право голландцев на земельные владения на Яве. Сам Матарам в тот момент представлял для Голландии интерес прежде всего в качестве поставщика продовольствия для других ее владений на Яве.В1674 г. на территории Матарама вспыхнуло народное восстание недовольных политикой местного правителя, которое поддерживали присутствовавшие там пираты.Голландцы рассчитывали, что правитель Матарама обратится к ним за помощью, и они ее окажут в обмен на новые уступки. После захвата повстанцами столицы Сусухунан бежал к голландцам, а в 1677 г. им было подписано соглашение с голландской Ост-Индской компанией, согласно которому последней предоставлялось право неограниченной торговли в Матараме; был сделан ряд территориальных уступок, предоставлена возможность строительства судоверфи, военная помощь в обмен на использование портов Матарама (вплоть до уплаты военных расходов голландцам) и т.д.После подписания этого договора голландские войска вошли в Матарам, нанесли ряд военных поражений повстанцам и в течение трех лет сумели полностью подавить сопротивление, восстановив на престоле прежнюю династию.Следующим объектом голландской колонизации Индонезии стало государство Бантам, которое оставалось в тот момент единственным на Яве, где свое влияние сохраняли англичане. В самом Бантаме шла борьба между сторонниками ориентации на Голландию и Великобританию. В 1683 г. победу одержали сторонники проголландской ориентации, и через год правитель Бантама подписал с голландской Ост-Индской компанией договор, по которому ей предоставлялись большие привилегии в этом государстве. Англичане вынуждены были покинуть Бантам и обосноваться на западе Суматры. В том же 1683 г. голландцы подчинили своей власти Тернате, подавив там народное восстание.Восстания против голландского господства вспыхнули по всей Яве в конце XVII — начале XVHI вв., особенно сильными из них были выступления под руководством Сурапати в Матараме, подавленные при поддержке голландцев лишь к 1720 г. Внезапное расширение мирового рынка, возросшее разнообразие обращающихся товаров, соперничество между европейскими нациями, колониальная система — все это существенным образом содействовало разрушению феодальных рамок производства. В 1572 г. в Нидерландах (на территории нынешних Голландии, Бельгии и части Северной Франции) началась первая в мире буржуазная революция, выступавшая против гнета феодальноабсолютистской Испании и победившая в 1609 г. Восстание в Нидерландах деятельно поддержала Англия, постоянная соперница Испании. Феодальные оковы были сброшены, создана буржуазная Республика Соединенных провинций. Нидерланды (или Голландия) славились своим развитым рыболовством, промышленностью. Здесь производились шерстяные ткани, кружева, оружие, оловянная посуда; со стапелей в конце XVI в. сходили самые мощные и быстроходные суда в мире. Голландия пользовалась репутацией «европейского морского извозчика». Ее моряки участвовали также в перевозках из Лиссабона доставляемых туда заморских пряностей и жаждали напрямую торговать с Ост-Индией. Но океанский путь на Восток был закрыт: испано-португальские военно-морские силы были мощней. Вдобавок, они ревниво оберегали свои лоции от чужеземцев. Только в середине 90-х гг. XVI в., когда Нидерланды заполучили ценные мореходные данные, кропотливо собиравшиеся 8 лет голландским секретарем португальского епископа в Гоа фан Линсхотеном, а испанскому военно-морскому преобладанию с разгромом «Непобедимой армады» (1588) был положен конец, возможность плаваний к Островам пряностей стала реальной. султаны Нусантары, как правило, сосредоточивавшие в собственных руках основную массу произведенных пряностей, к 1600 г. подняли цены на них вдвое. Но еще более прискорбным результатом для белых торговцев был тот факт, что беспорядочное поступление специй на европейский рынок приводило к непредсказуемым и крайне резким падениям продажных цен. Однако первыми достигли Нусантары, использовав восточный путь, англичане. Корсар Ф. Дрейк сумел пересечь Тихий океан и в 1579 г. появился на о. Тернате, гостеприимно встреченный султаном Баабуллой, предложившим ему антипортугальский союз. Успех Дрейка, доставившего в Англию партию гвоздики, повлек снаряжение новой экспедиции Г. Кавендиша, также избравшего путь через Магелланов пролив. Она побывала на юго-западе Явы, где закупила перец. После разгрома «Непобедимой армады» осмелевшие английские купцы направляют в 1591 и 1596 гг. две экспедиции уже ближним, западным путем, огибая мыс Доброй Надежды. Им поручалось не только закупать пряности, но и заняться каперством, т. е. захватывать португальские суда и нарушать коммуникации Малакки. И хотя в последнем командиры обеих флотилий, Д. Ланкастер и Р. Дадли, отчасти преуспели, в целом экспедиции окончились неудачно. Первыми сделали надлежащие выводы английские купцы. В 1600 г. они создали Объединенную Ост-Индскую компанию — акционерное общество, получившее от королевы монополию на торговлю с Востоком. В 1602 г. опытный Д. Ланкастер привел в Аче (карты № 9 и 15) первый караван судов Компании с личным посланием Елизаветы I, предлагавшей султану Аче военный союз против португальцев. Султан позволил англичанам основать факторию и щедро снабдил суда Ланкастера перцем. Гораздо более удачными оказались действия голландцев. В апреле 1595 г. акционерная Компани фан Ферре (Компания дальних плаваний) отправила на Молукки вокруг Африки 4 корабля во главе с Корнелисом де Хутманом (или Хаутманом). Штурманы экспедиции уже были знакомы с навигационными трудами фан Линсхотена. 23 июня 1596 г. голландские суда появились на рейде Бантена. Пряности, однако, оказались распроданы. Регент при малолетнем султане согласился заключить договор «о дружбе и вечном союзе». Он попытался привлечь мощную эскадру Хутмана к походу против его мятежного вассала (княжества Лампунг) и португальцев. Грубый отказ, бесчинства самого Хутмана и его матросов на берегу привели к аресту бантенцами виновных, на что эскадра ответила бомбардировкой, не принесшей желаемого эффекта. Только после выкупа дебоширов экспедиция двинулась вдоль северного побережья Явы на восток. Наглое поведение голландцев, грабежи привели к новым стычкам и почти полной неудаче в закупках пряностей. Враждебность населения побудила голландцев, достигнув о. Бали, повернуть на родину. Экспедиция едва окупила себя, домой возвратилась живой лишь треть экипажа. Но главное свершилось: путь в Ост-Индию был проложен. Ободренная Компани фан Ферре срочно снарядила еще более крупную флотилию, возглавлявшуюся адмиралом фан Неком и прибывшую в Бантен 28 ноября 1598 г. Избегая повторения ошибок Хутмана, Нек и его моряки вели себя крайне осмотрительно. Султану и его окружению были вручены ценные подарки. В результате три корабля, полностью загруженные перцем, немедленно отправились под флагом самого фан Нека домой с ответными дарами Бантена стадхоудеру (правителю) Нидерландов принцу Морицу Оранскому. Успеху Нека способствовало и то обстоятельство, что незадолго до прихода его эскадры крупная португальская карательная экспедиция, прослышав о контактах бантенцев с Хутманом, но опоздав перехватить конкурента, попыталась выместить зло на бантенцах. Португальцы потерпели поражение, невзирая на явное превосходство в силах. Затем три из оставшихся голландских кораблей под командованием фан Хеемскерка направились к Амбону и островам Банда (Южные Молукки), а еще два (во главе с фан Варвейком) — на Тернате (Сев. Молукки), причем голландцы не только выгодно купили пряности, но и оставили во всех пунктах захода свои торговые фактории. Португальская монополия на торговлю пряностями была нарушена. Все восемь судов благополучно добрались до Амстердама, причем прибыль составила 400%. Этот успех вызвал ажиотаж среди голландских купцов. С 1598 по 1602 г. в Ост-Индию отправилось 15 эскадр из 65 судов. То обстоятельство, что примерно шестая часть гибла вследствие кораблекрушений и схваток с португальцами, аборигенами (а случалось — и друг с другом), не могло умерить алчность торговцев, которые ожесточенно конкурировали, по выражению голландского автора, «вытаскивая одна у другой деньги из кошелька и срезая друг у друга подметки». В голландской литературе период 1596—1602 гг. вошел в историю как «эпоха беспорядочного вояжирования». В результате резко возросшего спроса на специи Столкновения между англичанами и голландцами с одной стороны, местным населением — с другой на первых порах были нечасты. Первые не располагали пока опорными пунктами. Покупка пряностей считалась более рентабельной, чем военные операции по их захвату силой. Кроме того, всех их объединяла общая ненависть к португальцам, навязываемой ими торговой монополии. Но были и исключения. Второе путешествие Корнелиса де Хутмана (на сей раз в Аче) с целью создать факторию по закупке перца в самом близком к Европе пункте Нусантары в июне 1599 г. снова по вине этого грубого голландского торгаша закончилось кровопролитием, в котором он погиб. Его брат Фредерик с горсткой голландцев попали в плен. Подстать К. Хутману был посланный ему на выручку адмирал Карден, занявшийся настоящим морским разбоем против Аче. Чтобы наладить отношения и создать желанную факторию, Нидерландам пришлось отозвать Кардена и оштрафовать направившую его компанию на 50 тыс. гульденов в пользу ачехского султана. Ф. Хутман был освобожден. С ним в Гаагу отправилось первое посольство Аче, три первых индонезийца, посетивших Европу. Испанцы и португальцы поспешно готовили силы отпора. В декабре 1601 г. флотилия Мендозы из 30 кораблей пыталась блокировать Бантен, но была отбита малочисленной эскадрой В. Харменсзона. Мендоза выместил свое зло на жителях Амбона, тщетно взывавшим к голландским «союзникам» о помощи. Отпустив с миром голландский гарнизон крепости, португальцы учинили на острове кровавую бойню. Пиренейские державы не пытались больше вести против голландцев и англичан наступательные операции и перешли к чисто оборонительной тактике. Разорительная конкуренция, вызванная ею нестабильность цен на пряности, необходимость объединить все усилия голландских компаний против конкурентов побудили Генеральные штаты (парламент) Нидерландов выступить инициатором сплочения сил всех голландских компаний заморской торговли. 20 марта 1602 г. парламент утвердил составленную в обстановке препирательств и торга Хартию Объединенной Нидерландской Ост-Индской компании (ОИК). ОИК получала на 21 год абсолютную монополию на торговлю со странами Востока. Ей передавались все привилегии, полученные голландцами до создания Компании, все имущество, фактории и крепости в Ост-Индии. По существу, ОИК обретала все права суверенного государства: иметь свои вооруженные силы, строить крепости, объявлять войну и заключать мир, чеканить монету, судить и наказывать (вплоть до применения смертной казни) своих служащих любой расовой принадлежности. Позже эти монопольные привилегии многократно продлевались. В правление ОИК вошли 73 директора прежних компаний. Во главе правления стояла коллегия — Совет семнадцати («Господа семнадцать», как их именовали в просторечии). Крупным пайщиком Компании стал сам стадхоудер. Это положило начало сращиванию государственных органов Нидерландов с аппаратом управления ОИК. Консолидация торговых компаний Нидерландов и наделение ОИК неограниченными военно-политическими правами на Востоке явились качественным скачком, который привел к бурному развитию колониальной экспансии, в частности — в Нусантаре. Не только диапазон и масштабы полномочий и привилегий голландской ОИК значительно превосходили возможности ее английской конкурентки. Помимо этого последняя не имела ни столь же активной государственной поддержки, ни постоянного акционерного капитала. На каждую новую экспедицию средства собирались по подписке. Голландская же компания уже изначально располагала огромным по тем временам капиталом в 6,5 млн гульденов, что обеспечивало ей устойчивость в кризисные моменты и больший масштаб операций. ВТОРОЙ ПЕРИОД АНГЛО-ГОЛЛАНДСКОЙ ЭКСПАНСИИ В НУСАНТАРЕ (КОНСОЛИДИРОВАННЫМИ СИЛАМИ). НАЧАЛО ЗАВОЕВАНИЯ ОСТРОВОВ ПРЯНОСТЕЙ Соперничая с пиренейскими государствами и Англией в Нусантаре, Нидерландская ОИК сначала выступала в обличье защитницы местного населения от алчных и жестоких чужеземцев. Между тем уже тогда ее Совет директоров в своей инструкции адмиралу Ферхуффу предписывал «подобрать острова, где имеется гвоздика с мускатными орехами и цветом, связать с Компанией при помощи договоров или силы и в каждой стране построить форт... Торговлю этих местностей обеспечить за собой, а португальцев и других оттуда изгнать». Указывалось, что необходимо опираться на промежуточные опорные пункты. Уже в августе 1603 г. адмирал фан Варвейк, появившись с крупной эскадрой на рейде Бантена, сумел четко оговорить размеры пошлин и портовых сборов, но главное — добился права построить в порту факторию. ОИК получила первую опорную точку на западе Явы. Другой мощный флот под флагом Стефена фан дер Хагена, прибывший в конце 1604 г., имел специальное предписание громить испано-португальские корабли и крепости в Нусантаре. Поэтому Хаген охотно откликнулся на просьбу старейшин княжества Хиту (зап. Амбон) поддержать подготавливаемый ими штурм португальской крепости. Однако ее комендант, устрашившись явного превосходства сил противника, в феврале 1605 г. сдал крепость без боя. Хаген разместил в ней голландский гарнизон. Таким образом, столица Хиту стала первой территорией, аннексированной голландцами в Нусантаре. ОИК получила монопольное право на торговлю с Амбоном. Голландцы провозгласили принцип веротерпимости. В ответ население острова признало сюзеренитет Нидерландов. Фредерик де Хутман был назначен губернатором о. Амбон. В 1605 г. часть флота Хагена вместе с войсками Тернате (карта №11) штурмовала и захватила португальский форт на Тидоре. Другая часть подошла к архипелагу Банда и подавила начавшееся там восстание, угрожающее двум голландским факториям. Как и на Амбоне, заключенный договор предусматривал голландскую монополию на торговлю мускатным орехом и отношения веротерпимости. И хотя в данном случае вопрос о сюзеренитете Нидерландов не поднимался, голландцы и здесь назначили своего губернатора. Неожиданно подошедший из Манилы большой испанский флот ненадолго прервал серию успехов ОИК, захватив в 1605 г. и Тидоре и Тернате, причем султан последнего был взят заложником. Регент нового султана обратился за помощью к голландцам. И хотя в мае 1607 г. эскадра Мателиффа смогла отбить лишь восточный Тернате, адмирал сумел навязать султану выгодный для ОИК договор. Правитель подтверждал торговую монополию, признавал протекторат Нидерландов, обязывался оплачивать голландские военные расходы в пределах султаната. Был построен голландский форт Оранье; его комендант был объявлен губернатором всех Северных Молукк. Очевидно, что договоры, подписанные сначала Хагеном (1605), затем Мателиффом (26 мая 1607), были первыми неравноправными договорами ОИК с местными правителями. Они положили начало бесчисленному множеству аналогичных соглашений, условия которых для «туземцев» все более ужесточались. Хотя в апреле 1609 г. между Нидерландами и Испанией было подписано 12-летнее перемирие, вооруженная борьба между ними в тропиках не стихала. Не прекращались и выступления местных жителей против европейцев. После зверского подавления антиголландского восстания на Южных Молукках (архипелаг Банда) адмирал Хун провозгласил в 1609 г. остров Банда-Нейра «владением ОИК на вечные времена». Остальным островам был милостиво предоставлен статус «союзников Нидерландов». Исключением был остров Рун, где закрепились англичане. Но уже в 1610 г. население архипелага Банда выступило снова с оружием в руках. Причина была проста: провозгласив монопольное право на торговлю с Молукками, голландцы пресекали всякое появление в их водах «чужеземных» кораблей, включая арабские, персидские, китайские, индийские и яванские. Между тем именно эти суда снабжали Острова пряностей тканями и рисом, не производившимися там почти совершенно — ведь практически все земли там были заняты под пряностями. Ежегодные поставки только яванского риса на Молукки составляли около 3 тыс. тонн. Торговая монополия Голландской ОИК привела к быстрому росту цен на продукты питания, а затем и голоду. Поставленное перед выбором — голодная смерть или свержение голландского ига — население архипелага Банда восстало, тем более что появившиеся в его водах английские корабли охотно снабжали островитян оружием в обмен на мускатный орех. К этому времени ОИК осознала необходимость иметь генерал-губернатора — правителя, который мог бы на месте решать проблемы, то и дело возникающие на огромном пространстве между мысом Доброй Надежды и Магеллановым проливом. Им стал в 1610 г. Питер Бот, сделавший центром своего пребывания Молукки. И кораблей Бота доставили в бантенскую факторию множество солдат, но также и голландских мирных колонистов: ремесленников, крестьян, протестантских священников. Бот провел энергичную чистку среди разлагающегося аппарата ОИК, расставив новых людей, среди которых находился и молодой, энергичный Ян Питерсзоон Кун. Это был дальновидный торговец, за 5 лет проделавший путь от младшего купца до главного бухгалтера ОИК, полиглот, знавший 5 языков, совершенно беспринципный и бессердечный «рыцарь наживы». В 1610—1613 гг. голландцы под предводительством Бота расширили число факторий и фортов на Молукках и уничтожили испанскую крепость на о. Тидоре. Очевидно, что на этом этапе «Господа семнадцать» для обеспечения жесткой торговой монополии копировали стратегию Португалии (создание сети торговых факторий, по возможности прикрытых фортами, и мощного флота, курсирующего между ними). 2.Покорение Индонезии Нидерландами.Содержание и особенности голландской колониальной политики в 18 веке. В начале XVIII в. в общих чертах сложилась система голландского колониального управления Индонезией, просуществовавшая вплоть до окончания деятельности ее Ост-Индской компании.Установив свою монополию на приобретение местных товаров и их последующую перепродажу на рынках других государств, голландские купцы получали возможность извлечения значительных прибылей. Они строго следили за вывозом пряностей и их культивированием лишь на определенных Компанией островах. На некоторых из них работали голландские колонисты, под началом которых трудились и местные рабы. На остальных посадки вырубались для того, чтобы не допустить перепроизводства и сохранить высокие цены на данный товар в Европе. Участки для культивирования пряностей передавались сотрудникам Ост-Индской компании, которые должны были сдавать собранное сырье по фиксированным ценам. Эти земли обрабатывались местными крестьянами, а также рабами. Голландцы также ввели свою монополию на добычу соли.Колонизаторы в тот период еще не вмешивались во взаимоотношения местного населения, в частности, элиты и социальных низов, ограничивая свое влияние лишь сферой экономики. Часть местной верхушки принималась на службу в колониальную администрацию. С их помощью на островах стали выращивать новые культуры, в частности, кофе, который потом по низким ценам скупался у его непосредственных производителей.Главным потенциальным конкурентом голландскому экономическому господству на островах выступали этнические китайцы, особенно на Яве. В 20-е гг. XVIII в. началось их насильственное выселение на Цейлон и в Южную Африку, а оставшиеся должны были получать специальные разрешения на проживание от колониальных властей. В 40-е гг. началось физическое уничтожение китайцев на Яве. Тогда они начинают создавать свои партизанские отряды совместно с местным населением. В некоторых местах повстанцам даже удавалось захватывать в свои руки власть, в частности, в Матараме. В 1743 г. между голландцами и правителем Матарама был подписан договор, по которому в обмен на помощь в восстановлении власти последнего голландцы получали в свои непосредственные владения значительную часть территории этого государства.В то же время шла борьба между Англией и Голландией за господство, в которой последняя постепенно слабела. Это не могло не сказаться и на Индонезии. Началось падение доходов от продажи пряностей. Стремясь хотя бы частично их компенсировать, голландцы усилили эксплуатацию местного населения и предпринимали попытки установить свое непосредственное управление над Матарамом и Бантамом, используя проходившую внутри них междоусобную борьбу. Генерал-губернатор фан Имхоф переселяет на Яву большое число Голландских колонистов, а в 1749 г. он убеждает матарамского правителя «уступить» свои владения голландской компании. Это вызвало недовольство у части местной элиты, и вскоре началась вооруженная борьба, в результате которой два основных претендента на престол разделили между собой Матарам на два самостоятельных княжества — Суракарта и Джокьякарта, — признававших верховную власть голландской Ост-Индской компании.В ходе четвертой англо-голландской войны (1780-1784 гг.) англичане начали захват принадлежавших голландцам индонезийских островов. Вначале ими было захвачено государство Паданг на западе Суматры. После подписания мирного договора 1784 г. англичанам достался во владение Нечапа-там, а их суда получили право свободного прохода через Индонезийский архипелаг. Началось сокращение доходов компании, которое, в конечном итоге, привело к прекращению ее деятельности в конце 1799 г. и передаче имущества непосредственно в распоряжение голландского государства.С 1802 г. Голландия оказалась под французским протекторатом, а с 1810 г. и вовсе была присоединена к Франции. Наполеон Бонапарт назначил в 1807 г. французского губернатора Индонезии, которым стал маршал Дандельс. Именно ему была поручена организация обороны Индонезии от возможного нападения английских войск. В поисках финансовых средств французская администрация увеличила практику принуждения местного населения к выращиванию кофе и ряда других, суливших прибыли культур. В практику вошла продажа земельных участков вместе с находившимися на них крестьянами. Однако в 1811 г. к берегам Индонезии подплыла английская военная эскадра во главе с генерал-губернатором Индии Минто. Фактически без боя им удалось захватить Батавию. Голландцы вынуждены были отступить и вскоре подписали капитуляцию. Индонезия таким образом перешла под контроль Великобритании.Индонезия в административном отношении была разделена англичанами на четыре части — Малакка, Западная Суматра, Молукки и Ява с прилегающими к ней островами, во главе которых был поставлен свой губернатор.Наиболее важной территорией по-прежнему оставалась Ява. На этом острове английская администрация во главе с губернатором Рафльсом попыталась провести ряд экономических реформ в интересах английского капитала, взяв на вооружение свой индийский опыт. Так, в частности, ими была в сельском хозяйстве введена система, очень напоминавшая райятвари в Индии. Вся земля на Яве была объявлена государственной собственностью Великобритании, а находившиеся на ней крестьяне Становились арендаторами, имевшими право передавать по наследству обрабатываемые ими угодья. Существовал налогрента, выплачиваемый в денежной форме, размер которой был индивидуальным для каждого арендатора. Была ликвидирована монополия на торговлю, внутренние пошлины, поощрялось создание плантационных хозяйств, в том числе и на территории княжеств, где местные правители передавали землю в аренду европейским плантаторам вместе с обрабатывавшими их крестьянами.Индонезия была открыта для иностранной торговли, в том числе и для американской. Рафльс ограничивал на землях, которые непосредственно управлялись англичанами, права местной элиты, в частности, в исполнении ими судебных функций, сбора налогов и т.д.Вскоре англичане присоединили к своим владениям Джо-кьякарту, где у власти поставили лояльного себе правителя, в 1811 г. — часть территории Палембанга, а в 1813 г. — и Бантам. БАНТЕН В НАЧАЛЕ XVII в. ПОПЫТКИ ГОЛЛАНДЦЕВ ЗАКРЕПИТЬСЯ НА ЗАПАДНОЙ ЯВЕ. ОСНОВАНИЕ БАТАВИИ В середине и конце XVI в. Бантен (карта № 13) переживал период расцвета. Он стал крупным торговым и перевалочным центром на великом морском пути из Европы и Индии в Китай. Султаны Хасануддин и Юсуф, наследники Фатахиллаха, добились существенного расширения производства перца — до 3 млн фунтов. Эту экспортную культуру поставляли и вассальные Лампунг и Бенгкулен (Бангкахулу) на Южной Суматре. Перцем распоряжался в основном сам султан и его ближайшее окружение. Расширение сельскохозяйственных работ, создание новых ирригационных систем увеличивали потребность султаната в рабочей силе. Военнопленные и увязшие в долгах крестьяне обращались в рабство. Помимо торговли заморскими товарами и перцем на экспорт, Бантен вел широкий обмен также товарами самой Нусантары: рисом с центральной Явы, железом с острова Каримата, хлопком и красками с Бали и Ломбока, оловом из Перака и Кедаха, солью с востока Явы. В порту и городе существовали целые кварталы китайских, персидских, сиамских купцов, владевших роскошными домами, кораблями, складами, рабами. Слабым местом Бантена было отсутствие значительного собственного флота. В начале XVII в. в Бантене располагались и постоянные фактории голландцев (под управлением Я. П. Куна) и англичан, чьи интересы непрестанно сталкивались к выгоде и удовольствию Ранаманггалы, проницательного регента малолетнего султана Абдул Кадира. Никакие заверения и посулы обеих ОИК не убедили регента разрешить возведение крепостей европейцев на земле Бантена. Форт был голландцам необходим, и тогда Ян Питерсзоон Кун решил сделать ставку на вассальное Бантену княжество Джаякерта (ранее — Сунда Калапа). Играя на честолюбивых амбициях правителя Джаякерты Виджая Крамы, его противоречиях с Бантеном, Куну удалось добиться у князя исключительных торговых привилегий для ОИК и выстроить, пренебрегая запретами, две крепости под видом факторий. Концепция Куна отводила Джаякерте место, аналогичное тому, которое занимала Малакка в португальской колониальной империи, но с опорой на собственную сельскохозяйственную периферию. Когда умер генерал-губернатор Г. Рейнст (1615 г.), Кун стал фактическим главой ОИК в Нусантаре. Он расстроил торговую сделку французской ОИК с местными князьями на вывоз перца, угрожал союзникам Нидерландов англичанам расправой, если те подпишут с молукканцами торговый договор. Он явно превышал свои полномочия, жалобы европейских купцов градом сыпались в Амстердам, но ни разу «Господа семнадцать» не подвергли его ни малейшему взысканию; новый генерал-губернатор Л. Реэл также во всем поддержал Куна, тем более что напротив голландской «фактории» немедленно выросла английская. Кун упорно готовил голландскую факторию в Бантене к переводу в Джаякерту, где условия для торговли были более выгодными. Одновременно он запросил у Совета директоров крупных подкреплений , тем более, что и на Молукках положение голландцев стало угрожающим. В конце 1617 г. подняли оружие жители о. Тернате, едва не захватившие голландский форт. Голландский запрет на торговлю с неевропейскими купцами поставил и Северные Молукки на грань голодной смерти. Ропот беспокойства начался уже и среди пайщиков ОИК в Голландии. Но Кун стоял на своем. Бедствия молукканцев он изображал как божью кару за нарушение голландской монополии. Он был убежден, что туземцы рождены для рабства. Если они вымрут с голода, то пряности, как он считал, смогут выращивать голландские колонисты с помощью рабов, которых в Ост-Индии заполучить нетрудно. В октябре 1618 г. Кун приступил к строительству более крупной крепости в Джаякерте и перевел туда бантенскую факторию. Протесты Виджая Крамы и Ранаманггалы он игнорировал, а когда англичане попытались в противовес ему укрепить собственную факторию в Джаякерте, он атаковал ее и разрушил. Виджая Крама, осознавши, что утрачивает власть в собственном княжестве, осадил крепость с суши, а его союзникиангличане — с моря. Кольцо осады сжималось все теснее, ряды защитников редели, запасы боеприпасов и продовольствия таяли. В январе 1619 г. Кун увел всю голландскую эскадру на Молукки, уберегая ее от неминуемого разгрома приближающейся мощной английской флотилии, и в надежде собрать там силы отпора. В осажденной крепости оставалось лишь 460 солдат, часть из них наемники, как японские, так и из индонезийских народностей. Дело уже шло к капитуляции форта, когда 2 февраля к нему с большой армией подошел Ранаманггала, в чьи расчеты не входило уступать крепость англичанам или непокорному вассалу Виджая Краме. Последний подвергся изгнанию, а Джаякерта была присоединена к Бантену. Но разногласия с англичанами привели к снятию морской блокады. Воспрянувшие духом голландцы совершили успешную вылазку, пополнившую их припасы. 11 марта 1619 г. они окрестили свою крепость Батавией. 28 мая подоспевший мощный флот Куна высадил десант и наголову разгромил осаждавших. Все княжество Джаякерта Кун объявил отныне принадлежащим Нидерландской ОИК. Подобно Албукерки в Малакке, Кун немедленно приступил к возведению мощной каменной крепости, в 9 раз превышавшей площадь прежней. Параллельно строился и новый город Батавия. Кун заселял его прежде всего голландскими и китайскими купцами, ремесленниками, огородниками, появились также кварталы банджаров, макассаров, бугов. Яванцев и сунданцев в город почти не допускали. Город обслуживало множество рабов с Суматры, Калимантана и других островов. Рабы составляли до половины населения. Так завершился первый крупный территориальный захват Нидерландов на Яве. Сразу после победы флот Куна двинулся к Бантену. Ультиматум о выдаче пленных был беспрекословно выполнен. Ранаманггале пришлось признать и права голландцев на Джаякерту. Вместе с тем требование исключительных привилегий для голландцев в самом Бантене было регентом отвергнуто. В отместку флот Куна подверг порт Бантен многолетней систематической блокаде, которая практически направила проходивший через Зондский пролив поток судов в единственный удобный и безопасный порт поблизости — Батавию. ВЫТЕСНЕНИЕ АНГЛИЧАН С ОСТРОВОВ ПРЯНОСТЕЙ. «АМБОНСКАЯ РЕЗНЯ». ЗАКРЕПЛЕНИЕ ГОЛЛАНДСКОЙ ОСТ-ИНДСКОЙ КОМПАНИИ НА МОЛУККАХ В июне 1619 г. обе ОИК заключили на 20 лет соглашение о совместных действиях в ОстИндии . Обе компании, сохраняя за собой созданные каждой из них фактории и крепости, обязывались не заключать договоров во вред другой стороне и вести свободную (но раздельную) торговлю в Ост-Индии. Стороны могли поровну закупать перец, но тонкие пряности Молукк делились в пропорции 2:1 в пользу Голландской ОИК. Все военные усилия должны были предприниматься на паритетных началах. Заклятый враг англичан Кун был в ярости. Вынужденный придерживаться буквы соглашения, он, однако, не упускал случая ущемить интересы «союзников» и унизить их. Так, он интригами добился подключения англичан к осаде Бантена, перевода оттуда их фактории в Батавию, подчинил британских подданных юрисдикции голландских судов. Когда в декабре 1620 г. англичане, не имевшие свободных кораблей, отказались участвовать в подавлении вспыхнувшего на островах Банда восстания, Кун повел в карательную экспедицию одних голландцев, но предупредил, что не станет делиться добычей. Судьба архипелага Банда (карта № 11) была ужасной. Кун применил принудительную депортацию населения с острова Лонтор очага восстания. Жители, уйдя в горы, развернули партизанскую войну. Тогда Кун провозгласил архипелаг Банда владением ОИК и прибег к настоящему геноциду. Население Лонтора истребляли без различия пола и возраста, укрывшихся в горах, осадив, уморили голодной смертью. Из 15 тыс. жителей только 300 смогли, ускользнув, добраться до Серама. Целый народ прекратил свое существование. Его земли были разделены между служащими голландской Компании, а рабы, купленные в разных частях Индонезии для работы на мускатных плантациях, стали предками нынешнего населения архипелага Банда. 800 пленных с Лонтора тоже были проданы в рабство на Яве. Террор распространился также на Серам и Амбон и, разумеется, остров Рун, правитель которого имел договор с англичанами. На Северных Молукках ставленник Куна Ф. Хутман установил за гвоздику столь ничтожную цену, что половина островитян Тернате бежала на соседние острова. а султан даже пошел в мае 1623 г. на союз со своими исконными врагами — испанцами, построившими на Тернате форт. С кровавым подавлением восстания на острове Серам (1625) покорение Молуккских островов Компанией было полностью завершено. Голландские торгаши показали себя не менее жестокими и безжалостными, чем португальские фидалгу. Провокации, подлости, кровопролития, — все годилось ради упрочения голландской торговой монополии в Нусантаре. Это скоро ощутили и «союзникиангличане». В феврале 1623 г., когда Кун находился с отчетом в Гааге, губернатор Амбона фан Спелт приказал арестовать весь персонал расположенной на острове британской фактории по абсурдному сфабрикованному обвинению в попытке захватить голландский форт. Под пытками часть арестованных «призналась», обрекая себя и товарищей на смерть. Двое помилованных вывезли с Амбона все достояние фактории — это явно и было целью провокации. «Амбонская резня», как был окрещен этот инцидент, ликвидировала последнюю опорную точку англичан на Молукках. Попытки Британской ОИК восстановить свою факторию в Бантене удались лишь в 1627 г., так как голландская блокада этого порта была снята лишь после отставки Ранаманггалы и воцарения султана Абдул Кадира. Куна встречали в Гааге почестями и богатыми дарами. Он предложил директорам ОИК собственный план освоения Нусантары: массовую колонизацию островов и создание крупных продуктивных хозяйств голландских перкениров (плантаторов), бесплатно получающих от ОИК землю, рассаду и рабов. Купив у Компании патенты на торговлю произведенным продуктом и любыми внутрирегиональными товарами, голландские буржуа, настаивал Кун, обогатятся, даже уплачивая установленные ОИК пошлины. Число колонистов, считал он, можно пополнить за счет переселенцев из Китая, которых он высоко ценил за трудолюбие. Как говорилось выше, Кун уже создал такие поместья для испытания своих концепций на островах Банда. Таким образом, Кун предлагал ввести элементы частного предпринимательства в причудливом сочетании с реанимируемым рабством, постепенно отходящим в прошлое в феодально развитых государствах Нусантары. Однако план Куна показался Дирекции ОИК слишком дерзким и рискованным, особенно с учетом реальных результатов завоевания им Молукк. Бывший генерал-губернатор Л. Реэл, и сам не отличавшийся милосердием, с тревогой писал Куну: «Неужели Вы собираетесь захватить всю торговлю, корабельные перевозки и даже все сельское хозяйство в Ост-Индии? Если да, то на что будут жить индийцы? Вы станете их убивать и морить голодом? От этого не будет никакой прибыли, так как из пустых морей, безлюдных стран и мертвецов дохода извлечешь мало. Силой и жестокостью вы внедряете торговую монополию в Ост-Индии. Но этим Компания может вызвать собственный крах. Компании следовало бы расширять туземную торговлю». Реэла поддержал адмирал Хаген и ряд других видных деятелей ОИК. Не утвердив план Куна, «Господа семнадцать» тем не менее назначили его генералгубернатором на второй срок (1625—1630). Что касается пробных поместий нового типа на островах Банда, то они были сохранены Куном в видоизмененной форме. Перкениры были обязаны производить обусловленное количество пряностей и сдавать продукт ОИК по обусловленной цене. Эта плантационная система просуществовала почти 240 лет и явилась предтечей «системы принудительных культур», о которой речь впереди. Там же, где пряности закупались непосредственно у «туземцев», ОИК во избежание перенасыщения мирового рынка ввела специальные инспекционные военные экспедиции, заставлявшие население уничтожать излишки посадок. При нехватке специй экспедиции принуждали островитян делать новые насаждения. Кроме того, для «легкости контроля за разведением пряностей» ОИК отвела лишь 2 острова в архипелаге Банда под мускатные орех и цвет и столько же на Сев. Молукках под гвоздику. Так коренные интересы местного населения безжалостно приносились в жертву конъюнктуре неведомого для него мирового рынка. А. А. Губер писал о ситуации на Молукках, что во многих районах население, лишенное возможности производить пряности, было обречено на вымирание, а в то же время на отведенных для этих культур островах оно изнывало от непосильной крепостнической эксплуатации. ИТОГИ ТРЕХ ПЕРВЫХ ДЕСЯТИЛЕТИЙ ГОЛЛАНДСКОЙ ТОРГОВО-КОЛОНИАЛЬНОЙ ЭКСПАНСИИ В НУСАНТАРЕ Как известно, в эпоху торгового капитализма торговое преобладание влечет за собой промышленное, тогда как в период промышленного капитализма промышленное преобладание рождает торговое. В первой половине XVII в. Нидерланды, бесспорно, являлись первой державой торгового капитализма в Европе. Водоизмещение ее торгового флота составляло три четверти общеевропейского. Половина французского экспорта, например, обслуживалась голландским торговым флотом. Амстердам являлся крупнейшим в мире торговым и финансовым центром и по численности населения вдвое превышал Лондон. Что касается Нидерландской ОИК, то по объему торговли и мощи флота она, несомненно, занимала первое место в Азии. Это обеспечивало ей абсолютное превосходство. Поэтому она постепенно, но неуклонно становилась решающей силой в Нусантаре в военном, политическом и торговом отношении. К 1625—1627 гг. ОИК уже стала фактической повелительницей Островов пряностей, закрепилась на небольшой, но стратегически важной территории Западной Явы — Батавии и ее периферии; создала цепь своих факторий (обычно охраняемых крепостями), соединяющую Молукки с Батавией. Наконец, она успешно избавилась от таких соперников^ как португальцы и англичане. В лице голландцев населению Ост-Индии пришлось столкнуться с новым феноменом. На смену португальскому торговцу-конкистадору, обычно дворянину, нетерпимому к исламу и «маврам», пришел голландский купец, выходец из разночинной среды, безразлично относившийся к прозелитической деятельности. Богом, которому поклонялись торговцы Голландской ОИК, был мировой рынок. Отсюда неистовая борьба за торговую монополию, поддержание и возрождение рабовладельческих отношений, варварское разрушение производительных сил при перепроизводстве специй, первые опыты внедрения системы принудительных культур, чуждой интересам коренного населения. Оказалось, что чуждые религиозному фанатизму голландцы способны на не меньшие, а еще большие жестокости, чем португальцы, едва выяснится, что перевес сил на их стороне. История голландского колониального хозяйства дает нам непревзойденную картину предательств, подкупов, убийств и подлостей. Нет ничего более характерного, как практиковавшаяся голландцами система кражи людей на Целебесе для пополнения рабов на острове Ява. Как заметил голландский историк, Нидерландская ОИК смогла бы обеспечить себе торговое преобладание в Нусантаре и без применения оружия и все-таки ее экспансия почти сразу приняла военноторговый характер. Между тем второй волне европейской экспансии противостояла раздробленная, поглощенная междоусобицами, раздираемая религиозной враждой Нусантара. Процесс «собирания» Матарамом Восточной и Центральной Явы только начался и занял более четверти столетия. Историки Запада подчеркивают, что успехи голландцев были бы неизмеримо более скромными, имей они дело с единым абсолютистским государством. Побочными следствиями борьбы княжеств Пасисира с Матарамом были смещение международных торговых путей севернее — к берегам Банджармасина и Гова — и окончательный подрыв знаменитого судоходства и торговли Пасисира. Два средства использовала Нидерландская ОИК для своего внедрения в Нусантару: торговую монополию и игру на противоречиях местных княжеств. Первые монопольные договоры голландцев, как справедливо отмечал А. А. Губер, будучи весьма выгодны голландцам, не были еще кабальными, неравноправными. Торговая монополия как таковая не была изобретением ни голландцев, ни даже португальцев. В Нусантаре издавна была известна, например, монополия владетелей Аче и Бантена на перец, молуккских султанов — на тонкие пряности, князей Малых Зондских островов — на сандаловое дерево, султанов Матарама и Макассара — на рис. Но европейцы, особенно голландцы, могли придать и придали ей всеобщий и самодовлеющий характер, приноравливая вдобавок посадки и вырубки пряностей к колебаниям конъюнктуры мирового рынка. Как утверждал английский востоковед Фёрниволл, для голландцев монополия на пряности была не столько способом получения прибылей, сколько средством удержаться в Нусантаре. Только обеспечиваемые ею колоссальные доходы от монопольной торговли позволяли покрывать неуклонно растущие траты ОИК. «Добывать дешево, а продавать дорого!» — таков был девиз Нидерландской ОИК. На практике это должно было означать создание торговой империи: ограничить голландские владения важнейшими портами и их периферией, сооружать крепости для защиты факторий, усилиями мощного флота обеспечить жесткую торговую монополию, но избегать прямого вмешательства во внутренние дела местных государств и княжеств. Однако эта политика неизбежно вела к территориальным захватам, военно-политическому вмешательству в «туземные дела». Чтобы облегчить и удешевить его, голландцы прибегали к испытанной политике «разделяй и властвуй». МЕТОДЫ ГОЛЛАНДСКОЙ КОЛОНИАЛЬНОЙ ЭКСПЛУАТАЦИИ В XVIII в. ЗАГНИВАНИЕ ОИК Характеризуя колониализм, часто подчеркивают его двоякую миссию: с одной стороны, уничтожить старое азиатское общество, а с другой — заложить материальную основу западного общества в Азии. В первой половине XVIII в., однако, эта вторая, созидательная, функция себя практически не проявила. С превращением ОИК в территориальную державу сложились и распространялись на все более обширные ареалы такие формы колониального ограбления, как леференсии и контингенты. Леференсии, принудительные поставки сельскохозяйственного продукта по заниженным ценам, практиковались в княжествах, сумевших сохранить самостоятельность или хотя бы видимость ее. Контингенты были формой колониальной дани — прямого продуктового налога на землях, непосредственно управлявшихся Компанией. Одна из первых леференсий была вырвана у Матарама в 1677 г. и предусматривала поставку сунаном 8 тыс. т риса по крайне низкой цене. В 1686 г. принудительные «торговые» поставки перца за бесценок были навязаны Бантену. Контингенты же взымались на Молукках, в Гова-Талло, в западнояванских владениях ОИК, а с 40-х гг. XVIII в. — ив Пасиеире. Совершенно очевидно, что никаких новых прогрессивных форм общественного развития, производства при этом не внедрялось. Вместе с тем для рассматриваемого периода характерна стратегия перехода Компании в возрастающих темпах к регламентации производства культур. Уже упоминалось, какими варварскими способами и бесчеловечными средствами голландцы «регулировали» производство пряностей на Молукках еще в начале XVII в. Теперь, однако, не ограничиваясь поборами в виде традиционных продуктов Нусантары (рис, пряности, олово и т. п.), ОИК ввела еще и принудительные насаждения новых, не известных в Индонезии прежде культур — кофе и сахарного тростника, индиго и хлопка. Кофе с конца XVII в. пытались культивировать близ Батавии. В 1711 г. ОИК получила первые 100 фунтов, яванского кофе; в 1720 г. — уже 100 тыс. фунтов. Три года спустя он был объявлен монопольным продуктом Компании с ежегодным производством около 4 млн фунтов, в основном в Приангане и Чиребоне. Вскоре начался кризис перепроизводства и закупочные цены упали на 75%; культура стала убыточной, и доведенные до отчаяния крестьяне принялись вырубать посадки. Крестьянину выплачивалось лишь 5— 5,5% от рыночной стоимости продукта. Аналогичная ситуация складывалась с посадками сахарного тростника, хлопка, индиго. Нусантара к концу XVIII в. в возрастающих масштабах становилась районом производства товарной продукции для мирового рынка, однако произведенный продукт превращался в товар уже за пределами Индонезии. Преобразуя Нусантару, ОИК и сама испытывала метаморфозы. Расходы ее стремительно росли: завоевание Индонезии обходилось дорого; многократно рос персонал служащих. Хотя ОИК продолжала выплачивать дивиденды в размере 20—40% годовых, ее финансы были расстроены, и только крупные правительственные займы позволяли ей держаться. К 1700 г. ее задолженность уже составляла 12 млн гульденов. Раковой опухолью, разъедавшей Компанию, была коррупция ее служащих, воспринявших девиз ОИК: скорейшее обогащение любой ценой. При невысоких окладах (солдат — 10 гульденов в месяц, офицер — 100—150, генерал-губернатор — 200) почти все они возвращались на родину богачами. Вымогательства, взятки, контрабанда, разграбление покоренных княжеств были заурядным делом. Служащие ОИК сами были главными нарушителями ее торговой монополии. Они вступали в тайные сделки с богатыми хуацяо и даже заклятыми врагами Компании — англичанами, засевшими в Банкахулу. Капитаны отплывавших в Нидерланды судов, подкупленные служащими Компании, как правило, опасно перегружали свои корабли незаконным товаром. Суровые меры, вплоть до казни уличенных в контрабанде и коррупции, не оказывали желаемого воздействия. 3.Англо-голландское соперничество конца 18 века и захват Индонезии в начале 19 века.Особенности английской колониальной политики. Голландия вновь стала независимым государством после распада Первой империи во Франции. Великобритания решила возвратить ей некоторые из прежних владений на территории Индонезии. Голландский король хотел большего — возврата всех ранее утерянных территорий архипелага, но это тогда не входило в планы Великобритании.В августе 1814 г. был подписан англо-голландский договор, согласно которому Голландии возвращались все принадлежавшие им ранее индонезийские владения. Но на практике этот процесс длился в течение пяти лет. Особенно англичане не хотели возврата Палембанга, который имел для них важное стратегическое значение в регионе. Лишь построив крепость Сингапур, британцы несколько успокоились. В 1824 г. между двумя странами был подписан новый договор о разграничении сфер влияния в Индонезии. Голландцы признали независимость Аче и особые интересы там Великобритании, а в ответ англичане отказались от своих планов в отношении контроля Суматры и ряда других территорий. Голландцы обязывались дать налоговые льготы для английских товаров, что в значительной мере обеспечивало экономические интересы Великобритании. Чтобы эффективно противостоять конкуренции со стороны Великобритании и США, в 1824 г. голландцами было образовано Нидерландское торговое общество, представлявшее из себя акционерную компанию, крупнейшим пайщиком которой являлся лично голландский монарх. Голландцы приступили к ликвидации установленной англичанами системы управления и хотели возврата прежних порядков, основанных на своем монопольном праве распоряжения всеми делами колонии. Ими была запрещена аренда европейцами земель в княжествах, восстановлена прежняя система сбора налогов и т.д. Все это вызывало недовольство как со стороны представителей местной элиты, лишавшейся значительной части своих доходов, так и крестьянства, эксплуатация которого, особенно на Яве, усилилась. Все это, в конечном итоге, привело к одному из самых сильных в колониальный период выступлений местного населения.Во главе недовольных встал Дипонегоро. Сам он был выходцем из султанского рода, который был отстранен от власти в Джокьякарте. Идеологической основой восстания стали идеи ислама. Воспользовавшись тем обстоятельством, что в 1825 г. основные вооруженные формирования голландцев находились вне пределов Явы, стремясь подчинить себе Палембанг, сторонники Дипонегоро подняли восстание. В числе недовольных голландскими колонизаторами оказались как крестьяне, так и часть местной элиты. Повстанцы захватили столицу княжества Джокьякарта, при этом жестоко расправившись с иностранцами, в числе которых было много европейцев. Сам Дипонегоро был объявлен новым султаном, и на его сторону перешла часть регулярной армии из числа местных жителей. Не сумев в первые дни подавить восстание, голландцы попытались расколоть повстанцев, привлекая на свою сторону часть элиты, поддержавшей восстание. В обмен на сохранение привилегий и титулов многие из них перешли на сторону колонизаторов. Кроме того, используя все те же религиозные лозунги, голландцам удалось поднять на борьбу с мусульманами христианское население ряда островов.К 1830 г. голландцам удалось обманным путем, в ходе мирных переговоров, захватить Дипонегоро и затем выслать его на отдаленные острова, где он прожил четверть века, вплоть до своей кончины. После этого голландцы подавили последние очаги сопротивления.В 20-е гг. XIX в. голландские колонизаторы стали внедрять на территории Индонезии так называемую систему «принудительных культур», когда насильственно выращивали на островах выгодные европейцам сельскохозяйственные культуры. Эту систему разработал Ван дер Босх, один из видных голландских колониальных администраторов того времени, выступавший за активное применение рабского труда в сельском хозяйстве Индонезии. Всем крестьянам Явы было предложено вместо уплаты земельного налога засевать часть обрабатываемых площадей указанными властями сельскохозяйственными культурами, в основным завезенными из других районов. В период сбора урожая вся полученная продукция сдавалась в государственные хранилища. К этим культурам были отнесены табак, индиго, а также сахарный тростник. Там же, на месте, образовывались предприятия по переработке этих культур, на которых вынуждены были бесплатно трудиться все те же крестьяне. Реализацией произведенной продукции занималось Нидерландское торговое общество.Колониальные власти стремились заручиться поддержкой местной элиты, которой доставались часть получаемой прибыли и другие привилегии.. Ее представители постепенно стали превращаться в новый слой землевладельцев. Крестьяне же вынуждены были довольствоваться очень скромным вознаграждением за свой труд. Для более эффективного использования их труда во многих местах искусственно поддерживалась сельская община, процесс разложения которой из-за указанных выше обстоятельств замедлился.Плантации кофе и индиго находились вдали от домов работавших на них крестьян, поэтому они вынуждены были месяцами находиться вне своих семей, а в это время их собственные земли, на которых был посажен рис, погибали без необходимого ухода. По отношению к рабочим плантаций применялись телесные наказания. Многие работники голодали и, спасаясь от непосильного труда и издевательств, бежали с плантаций.Система «принудительных культур» давала большие прибыли Нидерландскому торговому обществу, а также создавала накопления финансовых средств для более эффективного развития капиталистических отношений в самой метрополии. Эта система вызывала возмущение многих прогрессивно мыслящих людей того времени, критиковавших голландские власти за проводимую в Индонезии политику.Территория Индонезии, за исключением Явы и ряда административно с ней связанных районов, получила в Голландии название «Внешние владения» и была разграничена между голландцами и англичанами в 1824 г. Укрепилась самостоятельность султанатов Бали и Борнео, правители которых не только контролировали своих подданных, но и вели борьбу за расширение собственного влияния на соседние районы Индонезии.Западное Борнео фактически находилось в сфере влияния китайских поселенцев. Голландцы не стремились подчинить их своей непосредственной власти, так как не видели в этом больших перспектив. Сложившейся ситуацией решили воспользоваться англичане, которые использовали опыт Дж. Брука на территории Малайи.- В 40-е гг. XIX в. в данный район стали проникать и США. Все это не могло не обеспокоить голландцев, которые повели активную борьбу за оставшиеся вне их контроля территории Индонезийского архипелага. С 1846 по 1860 гг. они последовательно завоевали Бали и Западное Борнео. Лишь Аче на Суматре к началу 60-х гг. еще сохраняло свою независимость. ИНДОНЕЗИЯ ПОД АНГЛИЙСКИМ КОЛОНИАЛЬНЫМ ГОСПОДСТВОМ. РЕФОРМЫ Т. С. РАФФЛЗА (1811—1816) Британское колониальное управление Индонезией тесно связано с именем Томаса Стемфорда Раффлза (1781—1826). Сын английского капитана, торговавшего чернокожими невольниками, быстро выдвинулся на службе в Британской ОИК, глубоко изучил историю, обычаи и языки Нусантары. В 1810 г. обративший на этого эрудита внимание лорд Минто, генерал-губернатор всех английских владений на Востоке, учредил для него специальную должность «агент при малайских султанах» с местопребыванием в Малакке, непосредственным подчинением самому Минто (минуя британского губернатора в Пинанге) и поставил перед ним задачу склонить еще до начала военных действий на сторону Англии недовольных притеснениями Дандельса султанов. Засев в Малакке, Раффлз завязал оживленную переписку с князьями Нусантары, в частности, с султаном Палембанга (карта № 15) Мох. Бадруддином, богатство которого зиждилось на доходах от торговли перцем, а также оловом вассальных островов Банка и Белитунг. Раффлз призывал правителя «изгнать своевольных голландцев» и передать торговую монополию в султанате якобы более умеренным и терпимым англичанам. Осторожный Бадруддин, мечтавший о восстановлении независимости, не спешил сменить хозяина. Он, правда, предложил Дандельсу отозвать из Палембанга голландский гарнизон, мотивируя просьбу нежеланием быть втянутым в англо-голландский конфликт, но ответа не последовало. Т. Раффлз присовокупил к новому письму с уговорами 80 мушкетов с комплектом боеприпасов. Кроме Бадруддина определенные антиголландские настроения обнаружили балийские князья. Но большинство правителей, страшась гнева «железного маршала», не откликались на посулы англичан. Но и в этом случае переписка была полезной для Британии в смысле зондажа их намерений. 4 августа 1811 г. английский военный флот, 100 кораблей под командованием Минто, начал высадку десанта на севере Западной Явы. Генерал-губернатор Янсене более двух недель оборонял Батавию от натиска 12-тысячной армии вторжения. Теснимый англичанами, он начал отступление к Семарангу, тщетно надеясь на помощь яванских султанов. Солдатыиндонезийцы разбегались, нередко перебив голландских офицеров. 17 сентября 1811 г. Янсене капитулировал, сдав Британии все голландские владения в Нусантаре. Минто назначил Раффлза помощником генерал-губернатора ОстИндии и губернатором Явы с неограниченными полномочиями. При нем состоял совещательный Колониальный совет из командующего Джиллеспи и двух высших голландских чиновников Раффлз начал с «замирения» аннексированной территории и фиксации сюзеренитета Британии над его недавними корреспондентами — султанами. Направленная им в Палембанг с этой целью миссия обнаружила, что Бадруддин сразу после падения Батавии приказал перебить весь гарнизон форта, а также жен и детей голландских военнослужащих. Он мотивировал свой жестокий приказ договоренностью с Раффлзом и требовал возвратить Палембангу независимость. Англичане ответили штурмом и захватом Палембанга (апрель 1812 г). Султан бежал, на трон Раффлз возвел его брата Ахмада, ставшего вассалом Британской ОИК В возмещение «палембангской бойни» англичане отобрали у него за символическую компенсацию острова Банка и Белитунг. Раффлз был убежденным сторонником перехода к прямому управлению европейской администрации, где это возможно, и к жесткому контролю над вассальными правителями там, где их сохранение было неизбежным. Убедившись в слабости султанской власти в Бантене и Чиребоне, неспособности правителей подавить волнения низов, он присоединил их (соответственно в 1813 и 1815 гг.) к колониальным владениям прямого управления. За султанами были сохранены их (лишавшиеся смысла) титулы и назначены высокие пожизненные пенсии. Разочарование ожидало и центральнояванских правителей, надеявшихся с приходом англичан если не восстановить свою независимость, то хотя бы округлить свои владения, урезанные Дандельсом. Ряд писем Раффлза до вторжения можно было истолковать в этом смысле. В декабре 1811 г. сусухунан Суракарты вынужден был признать себя ленником Британской ОИК, соглашался с английской юрисдикцией над неяванцами и с унизительным контролем британцев над его перепиской. Аналогичный договор помощник Раффлза голландец Мюнтинге подписал со старым Сепухом, султаном Джокьякарты. Но тот, не доверяя ОИК, принялся укреплять свой кратон, усиливать армию. Ища поддержки, он вступил в тайную переписку с сунаном. Дознавшись об этом, Раффлз бросил на штурм Джокьякарты 1200 солдат Джиллеспи. В июне кратон был взят, сокровища Сепуха стоимостью свыше 2 млн гульденов были разделены победителями. Сепуха сослали на о. Пинанг, султаном вновь стал его сын Хаменгку Бувоно III, но из его владений было выкроено крошечное княжество Пакуаламан, пожалованное Раффлзом принцу Паку Алам, который оказал британцам важные услуги в ходе войны. Теперь центральнояванских княжеств стало 4. Султан был поставлен под жесткий контроль колонизаторов. Его мангкубуми назначался лишь с одобрения Раффлза. Вдобавок под боком султана теперь постоянно находился мелкий, но докучный соперник Паку Алам. По утверждениям англичан, переписка Сепуха с сунаном, захваченная в Джокьякарте, обличала и последнего в «подготовке мятежа». Осадив Суракарту, Раффлз добился пересмотра договора. Главный министр сунана отныне тоже подлежал утверждению ОИК. Сунан отказывался от возвращенных ему было территорий, а его армия была сокращена до размеров личной охраны. За пределами Явы феодальные верхи Мадуры, Бали, Банджармасина под сильнейшим давлением британцев также оказались вынужденными признать их господство. Во всех княжествах были отменены контингенты и леференсии, как и обещал накануне вторжения лорд Минто. Взамен взимание всех таможенных сборов и торговля опиумом стали исключительной прерогативой англичан. Укрепившись на всей территории Индонезии, Раффлз принялся за реформу управления. Его девизом было: «Прямое управление народом платными государственными чиновниками вместо косвенного управления через наследственную знать». Раффлз разделил Яву на 16 областей (резидентств). Резидент-англичанин отправлял административные, судебные и фискальные функции. Именно Раффлз впервые ввел должность, которую голландцы позже обозначили как ассистент-резидент. Он обычно состоял в качестве «советника» при каждом бупати (регенте). Он же четче определил статус введенных до него европейских чиновниковконтролеров. Не имея распорядительной и исполнительной власти, они стали своего рода инспекторами, призванными искоренять коррупцию и злоупотребления. Местных чиновниковприяи он вслед за Дандельсом низводил до уровня платных государственных служащих. Они лишались феодальных привилегий и (почти полностью) прав на безвозмездный труд крестьян . Попытка Раффлза осуществить в Нусантаре судебную реформу (путем введения суда присяжных, подобного английскому) окончилась естественно неудачей. Глашатай интересов промышленной буржуазии Великобритании, Раффлз выступил с новым подходом к эксплуатации ресурсов Нусантары, включая и трудовые. Будучи сам сыном работорговца, он выступил с проектом отмены рабства на Яве, что трактуется многими английскими историками как следствие гуманных воззрений реформатора. Возражая им, малайзийский ученый Сеид Хусейн Алатас указывает на подмеченную Раффлзом большую эффективность наемного труда, а также его надежду, что контингент освобожденных рабов заложит основу необходимого для капитализма рынка свободной наемной Рабочей силы. Было и другое прагматическое соображение. Сравнивая стоимость рабов-негров на Ямайке с оплатой труда в Индонезии, Раффлз писал, что негры стоили бы 10—12 тыс. ф. ст., тогда как на Яве можно законтрактовать работников при заработной плате, не превышающей уровня, необходимого для того, чтобы выжить. Однако рабство не было запрещено. Английской ОИК претило добровольно отказываться от бесплатного труда. Раффлзу пришлось ограничиться: 1) обложением рабовладельцев налогом; 2) пресечением дальнейшего (с 1 января 1813 г.) ввоза рабов и обращения в рабство за долги; 3) запрещением работорговли в пределах Нусантары. То же произошло с попыткой реформатора запретить курение опиума. ОИК попросту отменила эту меру как убыточную. Восторжествовали интересы чистогана. Важнейшей попыткой «модернизировать» Яву была земельная реформа Раффлза в духе Хогендорпа. Британской ОИК присваивалось право верховного собственника на землю. Земли, непосредственно обрабатываемые общинами или отдельными крестьянскими семьями, закреплялись за земледельцами как наследственными арендаторами, уплачивающими государству денежную или продуктовую ренту; все остальные земли отчуждались. За это крестьяне освобождались от барщины и оброка и получали право свободно возделывать и сбывать любую (экспортную или неэкспортную) культуру по своему усмотрению. Практически это была программа создания капиталистических фермерских хозяйств. Рента устанавливалась в размере 25—50% урожая в зависимости от плодородия почвы. Первоначально она взималась с общины, что принесло определенный эффект. С 1814 г., когда вскрылись злоупотребления общинных старост, Раффлз попытался обложить рентой индивидуальное крестьянское хозяйство. Однако неизжитый в деревне коммунализм, отсутствие детальных земельных кадастров, квалифицированного фискального аппарата — все это обрекло земельную реформу на неудачу. Раффлз поощрял создание частных плантаций экспортных культур, развернувшееся при нем в центральнояванских княжествах. Султан и сунан сдавали в аренду земли вместе с крестьянами. Реформатор пытался стимулировать экспортное производство и среди яванских крестьян. Но невызревшие объективные условия (отсутствие дорог, отлаженного аппарата сбыта, крайняя узость сферы денежного обращения) и отсутствие необходимых социально-психологических предпосылок обусловили неудачу этого начинания. Яванское население, как отмечается в коллективном труде индонезийских историков, не привыкло производить экспортные товары по собственному почину и на свой страх и риск. Без получения соответствующих приказов от своих владык они не сажали товарные культуры, сколь выгодными бы те не являлись, а производили лишь продовольственные культуры. Это отвечало характеру яванской деревенской экономики, ориентированной на натуральное хозяйство. С этим выводом трудно не согласиться. Раффлз не был последователен. Принудительные культура кофе в Приангане и лесоразработки на востоке Явы ввиду их выгодности были нетронуты. Сохранена была и государственная барщина (керджа роди). Постоянно испытывая нужду в средствах, как Раффлз, так и Дандельс были вынуждены развернуть продажу «государственных» земель в частную собственность. Правда, он ограничивался пустошами. Изъятие этих земель как якобы «свободных», как отмечал А. А. Губер, ослабляло общину и усиливало процесс обезземеливания крестьянства. В конечном счете это способствовало сохранению различных форм докапиталистической эксплуатации, заключает он. «Идеалист», «альтруист», как подает его английская историография, Раффлз не забывал и о собственном кармане. Так, он по смехотворно низкой цене скупил под плантации земли близ г. Сукабуми, доход с которых лишь за год с лихвой окупил все затраты. Не отставали и прочие представители колониальной администрации. Не справляясь с дефицитом, реформатор ввел 10-процентный налог на импорт. Одновременно он отменил государственную монополию на внешнюю торговлю, в результате чего за 4 года в 10 раз возросло число посетивших Яву судов, преимущественно американских. Тем не менее Ява не стала доходной для ОИК. Спрос на кофе не оправдал надежд. Бурно развивалась инфляция. Директора ОИК выражали недовольство. С заменой Минто, покровительствовавшего Раффлзу, активизировались завистники и недоброжелатели, обвинявшие его в коррупции. В марте 1816 г. Раффлз был вынужден уступить пост губернатора Явы Джону Фендоллу. Но уже 5 месяцев спустя последнему пришлось возвратить Индонезию голландцам. Бесспорно, Т. С. Раффлз был человеком выдающегося ума и блестящих способностей. Эрудит-востоковед, он, в отличие от других колониальных деятелей Британии, сознавал значение Нусантары и полагал неверным замыкаться только на колонизации Индии. Он возродил деятельность Батавского общества наук и искусств, состоял его членом сам и привлек к его работе наиболее образованных аристократов Явы. Он повелел охранять исторические памятники . Венцом научной и популяризаторской деятельности Раффлза было издание в 1817 г. двухтомной «Истории Явы», где он сурово осудил методы голландской колониальной эксплуатации. Широкое использование им средневековых бабадов (хроник) сделало этот труд чрезвычайно ценным. Вместе с тем трудно не согласиться с С. X. Алатасом в том, что миф о Раффлзегуманисте, пекущемся о благе народов Ост-Индии, не выдерживает критики. Доминирующим мотивом Раффлза, считает малайзийский историк, было превратить Малайский архипелаг в рынок для британских мануфактур в Индии. Это, указывает он, была всеобъемлющая капиталистическая трансформация под господством имперской державы, контролирующей все главные аспекты жизни Индонезии. Действительно, будучи представителем гораздо более развитой, чем Голландия, страны, Раффлз пошел дальше всех своих предшественников в Батавии по пути реформ, ведущих к капиталистической модернизации Явы. Земельная реформа, которую он попытался осуществить, во многом предвосхитила как «бенгальскую систему», внедрявшуюся англичанами в Индии, так и аграрные законы Нидерландской Ост-Индии, принятые на рубеже 60-х и 70-х гг. XIX в. 4.Голландская колониальная система и колониальная политика после восстановления власти Нидерландов :англо-голландские договоренности ;эволюция потитки в 19-20 веке;зарождение национального сознания в к 19-20 века.Появление первых организаций.\ Индонезия во второй половине XIX в. С середины 50-х гг. XIX в. наблюдались кризисные явления в организации системы эксплуатации Индонезии со стороны Голландии. Началась отмена системы «принудительных культур». С 1870 г. создаются частные плантации сахарного тростника.Земли, на частное владение которыми не имелось соответствующих документов, объявляются государственной собственностью. Таким образом, значительная часть крестьянства становится частными собственниками. Некоторые из свободных земель и земель крестьян передаются в аренду европейским плантаторам. Начинается захват крестьянских земель со стороны купцов, ростовщиков и представителей колониальной администрации. Значительное число крестьян разоряется. С конца XIX в. для нужд плантационного хозяйства стали строиться ирригационные сооружения.В 80-е гг. владельцами некоторых плантаций и промышленных предприятий стали банки, одним из которых было Нидерландское торговое общество, трансформировавшееся в финансовое учреждение.Параллельно с голландцами, активную экономическую политику в отношении Индонезии проводят США и Великобритания. Стремясь компенсировать потери, голландцы приняли решение подчинить своей власти султанат Аче на Суматре. Началась борьба этого султаната за независимость. Суматранский трактат 1871 г. определил, что Великобритания согласится на захват Голландией территории Северной Суматры при условии, что голландцы и англичане будут там иметь равные права. Аче в начале 70-х гг. XIX в. представляло из себя слабо централизованное государство. В качестве повода к войне послужили переговоры представителей Аче с дипломатами США и Италии в Сингапуре, в ходе которых ачехцы просили оказать им помощь в противостоянии с голландцами. Голландия отправила туда свой экспедиционный корпус, и в конце марта 1873 г. начались военные действия, получившие в историографии название Ачехская война. Она продолжалась вплоть до 1913 г. и прошла ряд этапов.Вначале голландские войска высадились близ столицы Аче, но встретив там упорное сопротивление, вынуждены были на время отступить. Затем они вновь начали наступление, сломили сопротивление, и в начале 1874 г. Аче был включен в состав голландских колониальных владений. Однако еще в течение длительного периода местное население оказывало сопротивление захватчикам под исламскими лозунгами борьбы с неверными. Один из местных вождей Теуку Умар возглавил народное сопротивление. Тогда голландцы вновь применили свой испытанный метод — раскол местной элиты путем ее подкупа. В 1899 г. Теуку Умар погиб и после этого сопротивление повило на убыль.К концу XIX в. на территории Индонезии существовало около 300 княжеств, имевших формально собственную структуру управления, но признававших над собой главенство администрации Нидерландской Индии, определявших их бюджет и внешнюю политику. В целом Индонезийский архипелаг был разделен на сферы влияния следующим образом: под контролем Великобритании находились Саравак и Британское Северное Борнео, о. Тимор контролировала Португалия, а Новая Гвинея была разделена между Великобританией и Германией. В 1885 г. территория Северного Борнео (Сабах) была уступлена Испанией в пользу Великобритании. В том же году Великобритания и Германия поделили между собой Новую Гвинею. ИНДОНЕЗИЯ ВО ВТОРОЙ ТРЕТИ XIX в. УСИЛЕНИЕ И РАСШИРЕНИЕ КОЛОНИАЛЬНОЙ ЭКСПЛУАТАЦИИ «СИСТЕМА ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ КУЛЬТУР» В ИНДОНЕЗИИ, ЕЕ ЭВОЛЮЦИЯ И ПОСЛЕДСТВИЯ (1830—1870) Новый генерал-губернатор фан ден Бос (1830—1833), получивший в январе 1832 г. еще и титул генерального комиссара (то есть права на широкие реформы), был прежде губернатором Суринама — рабовладельческой колонии Голландии в Южной Америке. Сумев внушить королю и олигархии Нидерландов, что принудительный труд в Нусантаре способен радикально увеличить производство в условиях, когда государство выступает и в качестве предпринимателя, и в роли администратора, а заодно выполняет функции аппарата принуждения, Бос получил полномочия на введение в колонии системы принудительных культур (СПК). Содержание вышедшего в 1830 г. закона было в основных чертах следующим: 1. С туземным населением заключаются договоры об отведении части его рисовых полей под возделывание культур, пользующихся спросом на европейском рынке. 2. Эта часть не должна превышать 1/5 от обрабатываемой площади десы. 3. Производство продукта, предназначенного для европейского рынка, не должно требовать от крестьян большей затраты труда, чем возделывание риса. 4. Отведенные под эти культуры участки освобождаются от земельного налога. 5. Выращенный продукт передается местным властям; если его стоимость по твердой цене превышает размеры невзысканного с этих участков земельного налога, разница выплачивается населению. 6. Убытки от неурожая культур, если они не вызваны недостатком прилежания и трудовых затрат населения, относятся за счет правительства. 7. Туземное население трудится под наблюдением своих вождей. Надзор европейских чиновников сводится к подысканию подходящих ареалов под культуры, контролем над возделыванием полей, культивацией, сбором и сдачей урожая. 8. В таких случаях, как, например, при культуре сахарного тростника, для пользы туземцев работа должна быть разделена таким образом, чтобы одна часть работающих занималась выращиванием культуры, другая — уборкой, третья — транспортировкой, четвертая — работой на фабриках. Последнее, однако, лишь в том случае, если отсутствует достаточное количество свободных наемных рабочих. 9. Там, где применяется система культур, следует строго следить за освобождением населения от земельного налога и за получением им всех причитающихся за культуру сумм. Следует считать, что, вырастив урожай, население выполнило свои обязательства; уборка и переработка продукта должны быть предметом отдельных договоров. Таким образом, закон был отклонением от либерального наследия прошлого и утверждал систему докапиталистических отработок в пользу «коллективного помещика» — голландского государства — при частичном восстановлении феодального статуса прияи. В самом деле, новую систему невозможно было претворить в жизнь без действенной помощи бупати и других прияи: ведь исходным моментом СПК было феодальное отчуждение у крестьян значительной части их обрабатываемых участков. Оно могло быть при косвенном управлении осуществлено только по приказам традиционных вождей. Поскольку прияи не имели заинтересованности в осуществлении СПК, Босу пришлось стимулировать их возвращением «должностных земель» и доходов с них. Кроме того, служилые феодалы получали отчисления с прибылей от культур, так называемый «культурный процент». Не менее настойчиво добивался Бос поддержки деревенских старост (лурахов). Он понимал, что без организующей роли старосты общины (десы) ему не удастся заставить крестьян заботиться о культивации незнакомых и чуждых им культур. Без содействия лурахов нельзя было и заполучить крупные сплошные массивы обрабатываемой общинниками земли под плантации (например, сахарного тростника). Чтобы заинтересовать старост, им тоже назначался «культурный процент». Тем не менее в течение первого десятилетия действия «системы культур» лурахи явно не желали способствовать ее внедрению, осложнявшему их отношения с общинниками. Ввиду этого была введена сложная градация наказаний — от выговора и домашнего ареста до помещения в колодки или порки. Телесные наказания были отменены только в 1841 г., когда старосты прочно стали низовым звеном СПК. Но главной пружиной, способствующей внедрению СПК, был, разумеется, низовой слой европейского госаппарата: ассистент-резиденты и контролеры (именно они контролировали посадку культур и добросовестность их возделывания). Соответственно, он еще более разросся. Уже в 1844 г. в Индонезии было 32 ассистент-резидента, в 1866 г. — 60, в каждом регентстве был контролер. И тем и другим опять-таки отчислялся «культурный процент». Когда СПК принесла первые обнадеживающие плоды, практически все статьи закона стали нарушаться повсеместно: например, под экспортные культуры занимали уже не 1/5 и даже не 1/3, а половину земель крестьянина и т. п. Главными культурами этого времени были сахарный тростник, кофе и индиго. Под сахарным тростником уже к 1840 г. находилось около 30 тыс. бау лучших крестьянских заливных полей, а к 1847 г. эта площадь выросла до 40 тыс. бау, и далее этот показатель держался на том же уровне. В культивации тростника было занято 300 тыс. человек (1858). Продукция составляла в 1850 г. около 1,4 млн пикулей. Из этого числа почти 1 млн пикулей на сумму примерно в 10 млн гульденов досталось правительству, чистый доход которого только от сахара был равен 5 млн гульденов. Практически монополистом в скупке и транспортировке продукции СПК и их сбыте на аукционах метрополии стала полугосударственная компания НХМ (см. выше). Система принудительных культур была введена на Яве и на отдельных территориях Западной Суматры и Северного Сулавеси. Она, разумеется, эволюционировала на протяжении сорока с лишним лет своего существования, что очень удобно проследить именно на примере культуры тростникового сахара. Первоначально почти все этапы производства сахара осуществлялись исключительно при помощи принудительного труда. Лишь заключительная фаза (переработка тростника и получение сахара) осуществлялась наемными рабочими (китайцами и яванцами) на частных фабриках. Поначалу сахарозаводчиками (точнее — владельцами сахарных мануфактур) были китайцы, заключавшие с государством контракт. Исключительная выгодность этого бизнеса в дальнейшем привлекла крупный европейский капитал, и отзаявок на контракты скоро не стало отбоя. С развитием дорожной сети перевозка сахарного тростника на фабрику все чаще также осуществлялась по найму. С 1855 г. эта форма возобладала повсеместно. Рубку тростника вскоре тоже оказалось экономически нецелесообразно осуществлять на базе подневольного труда. К 1870 г. и здесь сельскохозяйственный рабочий вытеснил закрепощенного крестьянина. Казалось, что принудительный труд сохранит свои позиции на самой трудоемкой фазе: посадке и культивировании тростника. Но система поочередного выделения общиной работников исключала возможность совершенствования навыков и стимулирования лучших работников. К середине 50-х гг. большинство работников в ряде резидентств уже получало вознаграждение (хотя и очень скромное) по результатам своего труда; в 60-е гг. такая форма организации работ стала всеобщей. Лишь запахивание массива и другие «грубые» работы оставались предметом принудительного труда. Таким образом, в недрах крепостнической, феодальной СПК вызревали ростки наемного труда, кстати, вопреки планам фан ден Боса. Д. Бюргер заметил, что если с начала XIX в. вследствие установления земельного налога важнейший крестьянский продукт — рис — оказался вовлеченным в свободное контрактное обращение, то при СПК в это обращение втянулся и труд (читай: товар — рабочая сила. — В.Ц.). Вместе с тем колониальные власти под давлением плантаторов стремились законсервировать существование десы, так как это позволяла арендовать большие массивы земли. СПК была крайне обременительной для крестьян. Наряду с уже упоминавшимися тяготами выращивание индиго и табака, например, чрезмерно истощало почву. Кофе, высаживаемый на неорошаемых полях, голландцы вообще не считали «настоящей» принудительной культурой; между тем в течение 5—6 лет, протекавших со дня посадки кофейного дерева до первого плодоношения, крестьянин не получал никакой компенсации от государства за свой труд. Вытеснение риса и других продовольственных посадок товарными культурами, нехватка рабочего времени на его возделывание приводило к голоду. Крестьянства все глубже погружалось в трясину ростовщической кабалы. Средние ежегодные доходы крестьян от возделывания культур (по данным А. А. Губера. — В. Ц.) были смехотворно низкими: 17,2 гульденов от сахарного тростника; 15,2 — от кофе; 12,2 — от индиго; 11,9 — от табака; 10,9 — от корицы; 4,3 — от перца; 2,5 — от шелка. С крестьян, возделывавших культуры, взимался земельный налог, притом неуклонна возраставший (1830 г. — 6,6 млн гульденов; 1845—11,4 млн). Нередка случалось, что полученных крестьянином за культуру сумм не хватала даже для уплаты этого налога. Система принудительных культур, как отмечает Д. Бюргер, «была заключительной фазой... феодальной формации на Яве, господствовавшей примерно с 1600 по 1870 год». Она резко увеличила производства экспортных культур и впервые за долгие годы сделала Яву чрезвычайно прибыльной для метрополии ценой усиления эксплуатации и разорения крестьян. За весь период ее действия (1830 — конец 70-х гг. XIX в.) чистый доход правительства достиг 823 млн гульденов; по другим подсчетам — даже около 900 млн. Учитывая, что с 1830 по 1836 г. Голландия вела изнурительную, дорогостоящую и неудачно завершившуюся для нее войну против восставшей Бельгии, СПК справедлива называли «спасательным кругом, на котором держится на плаву метрополия». И позже, после отделения Бельгии, вплоть до 1878 г., колониальный бюджет неизменно сводился с превышением доходов над расходами. Разница (активное сальдо или «батиг слот») утекала в метрополию. Она составляла в среднем 18 млн гульденов в год, или почти треть бюджета Голландии, и позволила сократить на 40% ее государственный долг, построить третий по мощи в мире торговый флот, покрыть метрополию сетью первоклассных шоссейных и железных дорог. Для колонии же это был некомпенсируемый отток средств. Социально-экономические последствия СПК во многом определили дальнейшее развитие Индонезии. Итак, колониальное правительство откатилось к прежним, эксплуатировавшимся еще ОИК, феодально-традиционалистским методам производства ради роста экспорта и достижения высоких прибылей метрополии. Ява была превращена в одна гигантское феодальное поместье, эксплуатирующее труд закрепощенных крестьян. Община, подчиненная потребностям иностранного капитала, консервировалась, вдобавок она лишалась остатков внутренней самостоятельности, прав на собственную землю. Ее староста превратился в низшее звено колониального аппарата управления, надсмотрщика, заинтересованного в успехе СПК. Многие расчеты фан ден Боса не реализовались. Он делал ставку на сохранение в целом натурального хозяйства в деревне, руководства производственным процессом со стороны прияи, считал нежелательным использование наемного труда. Эти ожидания не оправдались. Бупати (а в некоторых отраслях и старосты) оказались постепенно отстраненными от организации процесса производства; невысокими темпами, но неуклонно росло денежное обращение; в оборот оказались вовлечены и рабочая сила, и земля. Зарождался новый социальный слой — плантаторы, сахарозаводчики — частные предприниматели. Из деклассирующихся элементов, вытолкнутых из общины, формировался предпролетариат. Но разложение натурального хозяйства, расслоение крестьян при сохранении принудительного труда, государственной барщины, ростовщичества и откупной системы приводили к медленному вызреванию в недрах СПК капиталистических отношений в самых мучительных для трудящихся формах. Система сама готовила себе могильщиков. Результатом чрезмерной эксплуатации, вынужденного недопроизводства крестьянами продовольственных культур был голод в ряде провинций Явы. В Пасуруане крестьяне поднялись на борьбу против СПК и вынудили правительство отказаться от ее распространения (1833). В 1843— 1848 гг. отмечались многочисленные случаи голода, в том числе в «рисовых» в прошлом районах, каким был, например, Чиребон. В результате голландскому правительству пришлось несколько умерить свои аппетиты, сократив площади под принудительными культурами, умерив интенсивность эксплуатации. СПК принесла неисчислимые бедствия народам Явы. Вместе с тем голландский экономист Герретсон был, по-видимому, прав, утверждая, что «система принудительных культур» для того времени являлась максимально достижимой мерой эксплуатации в рамках имеющихся возможностей. Более радикальные социально-экономические преобразования требовали бы уже не реформ, а революции. Действительно, включение отсталой колонии в складывающуюся систему мирового капиталистического рынка было тогда возможно только на путях развития капитализма свободной конкуренции. Но этому препятствовали не только отсутствие соответствующей законодательной базы и помехи со стороны консервативной олигархии Нидерландов, колониальной администрации. Серьезнейшим объективным препятствием было отсутствие рынка свободной рабочей силы: крестьяне были закрепощены, скованы рамками общины, связаны тысячами пут феодальных порядков и патриархальных пережитков. Устранение указанных препон и вызревание соответствующих социально-экономических предпосылок требовало десятилетий. Путь, избранный в 1830 г. голландским правительством, был поэтому альтернативным и парадоксальным. Это был путь наименьшего сопротивления: усиление феодальнокрепостнических порядков и внеэкономического принуждения для производства продуктов, пользовавшихся высоким спросом на мировом рынке. Превращение этих продуктов в товар происходило уже за пределами Нидерландской Индии. ЗАХВАТ БРИТАНИЕЙ САРАВАКА. НОВАЯ ВОЛНА ГОЛЛАНДСКОЙ ЭКСПАНСИИ В НУСАНТАРЕ (40—60-е гг. XIX в.) Бурные политические события первых десятилетий XIX в. в Европе и Юго-Восточной Азии, крестьянские войны на Суматре и Яве и другие восстания, сопровождавшие процесс возобновления голландского колониального владычества в Нусантаре, истощали силы колонизаторов и до 40-х гг. в целом удерживали их от дальнейшей экспансии на «неосвоенных территориях». Гаага проводила политику жесточайшей экономии. Первая треть XIX в. была временем лишь восстановления утраченных позиций. Голландцы вновь закрепились на Молукках, в 1820—1821 гг. покорили Палембанг и остров Банка. В 1824—1826 гг. им ценой больших потерь удалось принудить княжества юго-западного Сулавеси к признанию их прежнего зависимого от Батавии положения. Начавшийся раздел мира передовыми капиталистическими державами и активная захватническая политика Британии в регионе провоцировали голландский колониализм на новую вспышку экспансионизма. Процветавшее в водах Нусантары пиратство бугов, ачехцев, морских даяков Индонезии, уроженцев Южного Китая, илланов Филиппин и т. п. давало европейцам хороший повод для вмешательства в дела прибрежных государств «с целью наведения порядка». В 1840 г. английский авантюрист Джеймс Брук, капитан и владелец хорошо вооруженного судна «Роялист», оказал султану Брунея (карта № 16) (Сев. Калимантан) Омару военную помощь при подавлении восстания даяков в зависимом от него княжестве Саравак, за что был назначен правителем последнего с титулом раджа. Вскоре вместе с английской эскадрой Брук разгромил флотилию морских даяков и восстановил на троне свергнутого ими Омара. За новую услугу султан передал Бруку суверенитет над Сараваком вместе с прибрежным островом Лабуан, где были открыты крупные залежи угля. Британии предоставлялось право наибольшего благоприятствования в султанате. Брук усиленно добивался от Лондона установления протектората над Брунеем, приобретения о. Лабуан для создания там «угольной станции», необходимой в Ост-Индии английским паровым судам. Сам «раджа» метил еще и в резиденты при султане. Лондон, однако, не решился сразу пойти столь далеко. Брук был назначен губернатором приобретенного Лабуана и британским генеральным консулом в Брунее, получил дворянский титул. Бурные протесты Гааги Лондон игнорировал, указав, что условия договора 1824 г. допускают округление владений обеими сторонами севернее Сингапурского пролива. В 1849 г. Брук повторно возглавил карательную экспедицию против активизировавшихся морских даяков Саравака. При поддержке королевского флота он жестоко подавил их выступление, сжег их деревни, казнил пленных. Свыше 800 даяков (около 20% племени) было истреблено. Жестокость и размах подавления сломили силы даяков, но навсегда запятнали имя Дж. Брука . В Сараваке прочно закрепилась династия Бруков. Примеру Дж. Брука пытались следовать и другие белые авантюристы. В 1844 г. англичанин Мюррей предпринял попытку подчинить себе султанат Кутэй на востоке Калимантана; в 1856—1857 гг. другой англичанин Уилсон едва не захватил княжество Сиак на Восточной Суматре. Американец Джибсон пытался проделать то же в соседнем Джамби. Боязнь отторжения соперничающими силами «неосвоенных» районов Нусантары побудила генерал-губернатора Рохюссена (1845— 1851) к возобновлению экспансионизма Нидерландов, который не прекращался до начала первой мировой войны (см. карту на правом форзаце). В 1855 г. Гаага после некоторых колебаний санкционировала этот курс. После авантюры Мюррея в Кутэе голландская эскадра вырвала у султана официальное признание зависимости от Батавии. К 1850 г. ее вассалами признали себя и другие княжества Восточного* Калимантана. На Западном Калимантане артели (конгси) золотоискателейхуацяо, потерпевшие поражения в боях с голландцами близ г. Понтианак и г. Монтрадо, возобновили сопротивление, едва каратели покинули их территорию. Им удавалось и далее успешно отстаивать свою независимость от покушений как Батавии, так и местных правителей. Султан Понтианака также успешно сопротивлялся голландцам. Отмечалось, что, истребив в 1831 г. голландский отряд численностью 31 человек, он в течение последующих 20 лет все еще оставался на троне. В 1850 г. колонизаторы взяли курс на оккупацию Западного Калимантана, разместив там свои блокгаузы под предлогом защиты от «произвола конгси». Ответом было восстание китайцев, захват части этих постов. Лишь вторая попытка разгромить хуацяо (1854 г.) окончилась успехом. Была взята их «столица» — г. Монтрадо, население перебито. Но сопротивление конгси, руководимых тайным обществом «Триада», продолжалось в форме партизанской войны в джунглях. Лишь в 1855—1856 гг. голландцы сумели подавить сопротивление в прибрежных районах, не рискуя, однако, соваться во внутренние области. На Южном Калимантане голландцы приступили к эксплуатации открытых там (1849) угольных месторождений. Эксплуатация рабочих была столь тяжелой, что в 1857 г. на шахтах близ г. Банджармасин началось восстание угольщиков, а в 1859—1863 гг. развернулась настоящая антиколониальная война, возглавленная князем Антасари не желающим допустить провозглашенную голландцами ликвидацию султаната (начиная с 1860 г.). Повстанцы захватили ряд копей, голландский пароход. Лишь играя на противоречиях группировок в феодальном руководстве восстанием, колонизаторы, которые ввели в единственные пути коммуникаций — реки — сильный флот, сумели разгромить основные силы Антасари (1863). Восстание угасало в джунглях до 70-х гг. На Северном Сулавеси голландцы довольно легко восстановили свое господство. Население Минахасы к этому времени приняло христианство. В 1832 г. колонизаторам даже удалось ввести там систему принудительных культур. На Юго-Западном Сулавеси Батавия вновь в 1858 г. оказалась втянутой в войну с непокорными бугекими княжествами, прежде всего — с Боне. Весной 1859 г. они нанесли поражение голландскому экспедиционному корпусу. Осенью, прибегнув к помощи князя из дома Ару Палаки, войска колонизаторов захватили Боне и восстановили своего пособника на престоле в качестве вассала. Ряд отторгнутых у прочих княжеств территорий перешел уже под прямое управление колониального правительства. Конфликт с правителями острова Бали вылился в ожесточенную колониальную войну. После отвоевания Баламбангана (XVIII в.) голландцы мало вмешивались в дела населения Бали, сохранявшего социально-политический строй и традиции индояванской эпохи. На острове существовало 9 княжеств; правитель одного из них, Клункунга (юго-восток Бали), считался главой конфедерации. В 1846 г. голландская эскадра бомбардировала, а десант захватил ряд селений северных княжеств Бали в отместку за захват их населением потерпевших кораблекрушение голландских торговых судов. Правителям княжеств Булеленг и Карангасем пришлось согласиться на выплату крупной контрибуции и строительство колонизаторами форта. Князья, однако, саботировали выполнение условий договора. Карательная экспедиция была разгромлена при попытке штурма крепости Джагарага (1848). Третьей экспедиции (5 тыс. солдат при поддержке тяжелой артиллерии) в марте—апреле 1849 г. удалось захватить крепости балийцев и победить в «войне Джагарага», как она вошла в историю Индонезии. По договору 1849 г., князья о. Бали признали голландский сюзеренитет, обязались не иметь никаких отношений с прочими европейцами и снести все фортификационные сооружения. Батавия, назначив ассистент-резидента в ближайшем к Яве княжестве Булеленг (1860), воздерживалась впредь от вмешательства в дела воинственных княжеств Бали. Активнее всего голландская экспансия развернулась на Суматре: там угроза английского вмешательства была наибольшей. Вдобавок Батавия добивалась статуса по меньшей мере совладелицы Малаккского пролива. На западе и северо-западе Суматры разгром падри и захват портов Барус (1839) и Сингкил (1840) вплотную приблизили голландские владения к Аче. От конфликтов с самим султанатом голландцы благоразумно воздерживались. Особенно беспокоил голландцев «вакуум силы» в большинстве княжеств Восточной Суматры, возможность успеха там эскапад, подобных авантюре Дж. Брука. Батавия развернула экспансию сначала «на ближних подступах». В 1851 г. был аннексирован оловоносный о. Белитунг; частная голландская компания приступила к эксплуатации его богатств. Еще до этого, в 1849 г., колонизаторы разгромили партизанское движение на соседнем о. Банка. В 1856 г. после упорной борьбы была покорена территория Лампунг. Годом позже голландцы сместили султана архипелага Риоу, вознамерившегося восстановить суверенитет. В 1851—1855 гг. они, воспользовавшись вспышкой междоусобной борьбы в Палембанге, поддержали центральную власть и подавили восстание удельных князьков. Это позволило им проникнуть глубже во внутренние районы султаната. Закрепившись на юге и юго-востоке острова, Батавия обратила взоры на восток Суматры. Ее первая попытка захватить княжество Сиак в 40-е гг. завершилась неудачей вследствие противодействия Британии. В 1856 г. сиакский султан, который победил брата в династической борьбе с привлечением бугского войска под предводительством английского авантюриста Вильсона, обнаружил, что его наймит и союзник вместо ухода восвояси устанавливает шаг за шагом собственный контроль над княжеством. На сей раз голландцы не медлили. Посланный ими военный корабль обратил англичанина вместе с его отрядом в бегство. По договору с султаном (1858) Сиак и четыре его вассальных княжества (Дели, Серданг, Асахан и Лангкат) вошли в состав Голландской Индии. Но на сюзеренитет над четырьмя княжествами претендовал также Аче, флот которого поспешил устроить демонстрацию силы близ их побережья. Правители княжеств немедленно признали свою зависимость от этого султаната. Но полутора годами позже у их берегов появилась голландская эскадра, разгромившая ачехскую флотилию. В октябре 1865 г. четыре княжества окончательно покорились Батавии. Решительный натиск голландцев на княжество Джамби также относится к 1858 г. Однако султан Таха отверг проект договора, превращавшего его в вассала Батавии. И хотя посаженный голландцами на трон преемник все же подписал договор, и народ, и знать продолжали повиноваться бежавшему в джунгли Тахе. Таким образом, в 60-е гг. Джамби наряду с Понтианаком и Бали оставался районом, где экспансионизм Нидерландской Индии не привел пока к полному успеху. ЛИБЕРАЛЬНАЯ БУРЖУАЗИЯ НИДЕРЛАНДОВ И НОВЫЙ ПОДХОД К ЭКСПЛУАТАЦИИ КОЛОНИИ (30—60-е гг. XIX в.). КРИЗИС «СИСТЕМЫ ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ КУЛЬТУР». НАРОДНЫЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ Система принудительных культур демонстрировала свою эффективность и прибыльность в течение первых 10—15 лет ее применения. Благодаря ей Нидерланды смогли с лихвой возместить ущерб от войн как в Европе (с Бельгией), так и в колониях, упрочить свое экономическое положение. Это послужило основой для возникновения и роста в метрополии партии либералов, которая отражала интересы молодой промышленной буржуазии, рвущейся к «колониальному пирогу». Либералы считали устаревшими государственнокрепостнические методы эксплуатации колонии, сводившиеся к выкачке ценного сырья. Они предлагали вывозить в Индонезию «избыточный» частный капитал и эксплуатировать «туземный труд», который, казалось им, должен быть доступным и дешевым. Активизировав внутренний товарооборот, полагали они, можно будет использовать колонию как рынок сбыта товаров метрополии. За колониальным государством они сохраняли лишь координирующие, регулирующие и военно-полицейские функции. Вместе с тем и консерваторы, и либералы рассматривали Индонезию как прибыльное голландское предприятие и расходились лишь в вопросе, каким путем можно достичь максимальной выгоды. Первую победу в парламенте либералы одержали в 1839 г., отказав правительству в займе за счет колонии. Министру колоний фан ден Босу, «отцу СПК», пришлось уйти в отставку. В 1848 г. на гребне революции в Европе либералы настояли на введении новой конституции, лишившей короля монопольного контроля над колониями. В ее развитие в 1854 г. было впервые принято Положение об управлении Нидерландской Индией, согласно которому уже парламент, а не корона обретал право направлять деятельность колониальной администрации . К концу 40-х гг. в парламенте метрополии уже существовала постоянная либеральная оппозиция. Одним из ее лидеров был барон фан Хуфелл. Превознося методы частного предпринимательства, он связывал с их введением повышение благосостояния «туземного крестьянства». Вместе с тем он даже не ставил вопроса об отмене таких принудительных культур, как сахарный тростник и кофе: столь прибыльными они были для Нидерландов. Звучали, однако, и более радикальные голоса. Так, министр колоний Уленбек предлагал разом отменить всю СПК и отказаться от системы присвоения батиг слот (активного сальдо). К тому же призывал в своем нашумевшем романе «Макс Хавелаар, или Кофейные аукционы Нидерландского торгового общества» бывший ассистент-резидент Дауэс Деккер, уволенный колониальными властями. Хотя поначалу большинство либералов в стране отшатнулось от «ультрарадикальных призывов», они способствовали свертыванию СПК в дальнейшем. Еще до 1854 г. под давлением либералов началось некоторое смягчение СПК: некоторые из культур обнаружили свою малоприбыльность. Площади под ними стали сокращаться. Строже стала соблюдаться статья закона об отведении под принудительные культуры не более 1/5 крестьянских земель. Был существенно сокращен базарный налог. Был принят закон об отмене рабства (вводимый, впрочем, только с 1860 г.); долговые рабы подлежали выкупу. Новый министр колоний (1860—1863) фан де Пютте, в прошлом яванский плантатор, опираясь на Постановление 1856 г., принятое Уленбеком, начал поэтапную ликвидацию системы. Он отменил ряд утративших прибыльность принудительных культур (чай, табак, индиго, перец, корицу, нопал). На сахарный тростник и кофе он, однако, даже не посягал. Высвободившиеся земли и целый ряд государственных предприятий он передал частному голландскому и китайскому капиталу (100 кофейных плантаций, 150 предприятий по производству индиго, сахара, табака и риса). Еще 150 частных плантаций функционировали на княжеских землях Явы. Был отменен и «культурный процент». Показательно, что могущественная компания НХМ, к этому времени превратившаяся в крупнейший банк, постепенно переориентировалась на поддержку либералов. Однако для развития колонии по капиталистическому пути были необходимы не только свободные земли и государственная поддержка, но и рынок свободной рабочей силы. Между тем к середине XIX в. непосредственный производитель был опутан сетью барщинных и общинных повинностей, переплетающихся друг с другом: керджа роди, керджа панчен, керджа деса. Только в 1849 г. государственная барщина (керджа роди) была отменена на ряде работ, где нужна была более высокая эффективность. В 1852 г. принудительный труд был отменен на складах и при погрузочно-разгрузочных операциях в портах. В 1863 г. было объявлено, что только возделывание и культивация сахарного тростника могут оставаться объектами принудительного труда. К 1853 г., как отмечал английский экономист Фёрниволл, либерализм «уже располагал большими батальонами». За спиной плантаторов теперь стояла НХМ. Мощные банковские интересы поддерживали частное предпринимательство. «И консерваторы уже не поддерживали более «систему культур», а просто противились переменам». К 1870 г. частные контракторы уже производили подавляющую долю сахара Явы (более 73%), более трети кофе, 100% индиго, табака и чая. Государство же сосредоточило усилия на производстве кофе, перца и хинина. Товарный рис производила в основном яванская община, а также «Частные земли», 3/4 которых принадлежали европейцам и 1/4 (0,4 млн бау) — китайцам. Соотношение государственного и частного экспорта, составлявшее в 1856 г. примерно 65:35, в 1870 г. радикально изменилось — 42 : 58. Продолжался рост присваиваемой метрополией колониальной дани (батиг слот). С учетом прибылей от горнорудной промышленности он достигал в 1851 г. 15 млн гульденов; в 1852 — 1860 гг. — 24,5 млн в среднем ежегодно; в 1861 —1866 гг. — 32,5 млн. Развитие еще до полной отмены СПК частного предпринимательства под эгидой либералов обусловило появление на Яве новых банков (помимо НХМ, финансировавшей в начале 60-х гг. множество плантаций и около 20 сахарных заводов)—одного английского и трех голландских. Активизировалась внешняя торговля, чему немало способствовало снижение Батавией таможенных тарифов (1865). В 1868 г. был открыт Суэцкий канал. Голландский капитал ответил созданием двух пароходных компаний. Не бездействовали и англичане: в 1870 г. Индонезию посетило 111 их судов (в 1830 г. — только 44). Ужесточение колониального гнета в связи с введением новых методов эксплуатации вызвало активизацию народных движений. Разрушение Западом привычного социального уклада побуждало восставших призывать к восстановлению традиционных ценностей. Так, в 30-е гг. в Багелене, недавнем очаге восстания Дипонегоро, крестьяне Джаясена и Мае Пуджа, предсказывая скорое «возвращение» этого принца, подняли народ на борьбу с колонизаторами; это движение в конце 30-х гг. возглавил некий Сарип. Мессианистские восстания вспыхнули в Клатэне (1865) и в Бантене в 1836—1839 гг.; в последнем — под лозунгом воссоздания княжества Паджаджаран. Движения против колонизаторов в Пасисире носили иной, скорее религиозно-исламский характер. В восстаниях Деманга Крамаджипуры в Пати (1839), Бауджаи в Семаранге (1841) и Хаджи Дженапа в Кудусе (1847) руководящая роль принадлежала представителям мусульманского духовенства, противопоставлявшего себя индуизированным аристократам — прияи. ЭТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА» ГОЛЛАНДСКИХ КОЛОНИЗАТОРОВ И ЕЕ ИТОГИ Присущая эпохе свободной конкуренции политика либералов характеризовалась бурной, зачастую хищнической экспансией частного капитала в экономику НИ при минимальном регулирующем вмешательстве государства. На рубеже веков она изжила себя. Наметился переход к так называемому «этическому курсу» колониальной политики. Хотя провозвестником «этической политики» был парламентарий фан Дедем, потребовавший уже в 1891 г. повышения жизненного уровня «туземцев», децентрализации управления и обособления бюджета колонии, манифестом этого курса принято считать нашумевшую статью видного юриста и общественного деятеля К. Т. фан Девентера «Долг чести» (1899). Автор требовал вернуть колонии «беззаконно изъятые из ее казны» после 1867 г. 187 млн гульденов и обратить их на повышение благосостояния «бедствующих туземцев». Девентер убедительно показал, что своекорыстное и почти бесконтрольное хозяйничанье частных монополий в колонии, которому попустительствуют либералы, чревато во взрывоопасной атмосфере колонии либо революцией, либо отпадением НИ и поглощением ее более сильной державой. Рекомендовалось усилить государственное вмешательство в экономические, социальные и культурные дела колонии, осуществить ее вестернизацию. В предлагавшемся курсе прослеживаются имманентные капитализму требования: модернизация Индонезии, то есть создание современных инфраструктуры, коммуникаций, образования (особенно профессионально-технического), здравоохранения, кредита, систем ирригации, а также децентрализация и дебюрократизация управления экономикой страны. Наряду с этим «этический курс» отражал острое беспокойство метрополии конкретной социальнополитической ситуацией — пауперизацией низов, участившимися аграрными волнениями. Он ратовал за смягчение опасно возросшей социальной напряженности, приобщение «туземной элиты» к «западным», в первую очередь голландским, культурным ценностям и даже создание «нового (читай — буржуазного) среднего класса» индонезийцев с целью расширить социальную базу колониального режима. Политика культурной вестернизации предусматривала реализацию предложенной Снуком Хюргронье идеи «ассоциации культур Запада (читай: Голландии) и Востока» в интересах создания некой «ОстИндской цивилизации», якобы способной синтезировать лучшие черты обеих культур. Таким образом, предполагалось сформировать слой «коричневых голландцев», опору патерналистски опекающего их «просвещенного голландского колониализма». С другой стороны, считали «этики», воспитание приверженности культурным ценностям Запада поможет вывести индонезийцев из-под распространяющегося влияния политизированного ислама, которого, памятуя уроки Яванской и Ачехской войн, голландцы очень опасались. Политика ассоциации, считают индонезийские историки, есть не что иное, как идеология, используемая для оправдания колониальных отношений между голландцами и коренными жителями, индонезийцами, и для закрепления такого статус-кво. Однако отношение разных фракций голландской буржуазии к перспективам повышения благосостояния народных масс НИ не было однозначным. Молодая промышленная буржуазия, торгово-предпринимательский слой, занятый экспортом в колонию товаров широкого потребления, разделяли взгляды «этиков» по ориентации. В самой НИ их поддерживали голландцы-блейферс, то есть колониальные предприниматели, лица свободных профессий и служащие, которые навсегда осели в Индонезии. Напротив, представители экстрактивных отраслей экономики (например, горнодобывающей промышленности), плантационного хозяйства, импортеры «колониальных товаров» в Нидерланды без энтузиазма относились к идее подъема стандарта жизни коренного населения, опасаясь вздорожания рабочей силы и увеличения издержек. «Этическая политика», разумеется, была бы неосуществимой без объективных возможностей, открывшихся в начале XX в К этому времени резко поднялись цены на продукцию НИ и соответственно начался бум производства. С 1900 по 1914 г. выпуск готового сахара возрос вдвое — до 1,4 млн т, чая — в 5 раз, каучука — до 15 тыс. т (почти с 0), нефти — вчетверо, до 1,54 млн т. Приток средств к казну НИ увеличился вдвое; колония стала весьма доходной. Другой причиной ее «рентабельности» стало завершение покорения княжеств Индонезии и соответственно радикальное сокращение военных расходов. В споре двух фракций капиталистов метрополии победила промышленная буржуазия. В 1901 г. к власти пришли «этики» — христианская партийная коалиция, враждовавшая с либералами. Она с небольшими перерывами правила почти два десятилетия. Именно она и взялась за реализацию «этической политики». В 1912 г. по ее настоянию были наконец официально разделены бюджеты метрополии и колонии. Социально-экономические достижения «этического курса» оказались весьма скромными За 20 лет его реализации метрополия выделила колонии лишь около 40 млн гульденов (21% от пресловутого «долга чести»), а позволила истратить на экономическое развитие не более 1/4 выделенного. Программа ирригации действительно реализовывалась (но вчетверо медленнее, чем планировалось), притом преимущественно в районах действия сахарных предприятий. Программа трансмиграции (планомерного переселения «избыточного» сельского населения Явы на Внешние острова) потерпела крах. Зато спонтанный отток полупролетарских элементов на табачные и другие плантации Северной Суматры усилился. Была развернута сеть «банков народного кредита», чтобы избавить население от ростовщиков — «чужеземных азиатов», дерущих с клиента по 15% месячных. Но число этих банков, ссужавших под 12—18% годовых, не превышало 89 к концу 20-х гг. Кроме того, были созданы кредитные кооперативы — 90 на всю огромную страну. Услугами тех и других пользовались преимущественно сельская верхушка и слабая индонезийская буржуазия. Ростовщики ни на йоту не сократили размах своих операций. Некоторые сдвиги, хотя и скромные, произошли в сфере здравоохранения. Колониальным властям, частному капиталу была нужна здоровая рабочая сила. Осушались болота, чтобы одолеть лихорадку и малярию, строились больницы и аптеки для «туземцев». В 1902 г. было основано первое медицинское училище СТОФИА в Батавии. Населению делались прививки, в результате чего масштабы эпидемий сократились. Но и эти меры были развернуты преимущественно в районах европейского плантационного хозяйства. Один врач приходился на 400 тыс. жителей. Между 1900 и 1914 гг. на нужды здравоохранения отводилось ежегодно от 1,5 до 2,5% госбюджета колонии, тогда как на оборонные цели — от 20 до 25%. Смертность индонезийцев продолжала втрое превышать смертность среди европейцев. В области народного просвещения политика «этического курса» дала мизерные результаты. До первого десятилетия XX в. изучение и преподавание голландского языка не поощрялось. Колонизаторы придерживались правила: «голландский язык для общения господ; местные языки для общения слуг и отдачи им распоряжений». Система просвещения характеризовалась расовой сегрегацией. В 1893—1907 гг. в начальных школах европейского типа учились голландские дети и, как исключение, немногие потомки индонезийской аристократии. «Туземные» начальные школы, где преподавание велось на языках Индонезии, подразделялись по имущественному признаку на две категории: первая, где обучались дети элиты (в 1903 г. было лишь 43 таких школы), и вторая — для детей средней и низшей бюрократии, торговцев, «сельской элиты». Срок обучения там был на 1 год короче (4 года), учебники хуже, изучаемых дисциплин — меньше. К 1903 г. таких школ было около 570. Один учащийся приходился на 523 жителя НИ, ассигнования на одного ученика в среднем составляли в год 3,5 цента. Однако вестернизация и модернизация, привнесенные «этическим курсом», потребовали множества специалистов, причем со знанием голландского языка. В 1907—1914 гг. было вдвое увеличено число школ второй категории, срок обучения увеличился, выпускники стали поступать в открывшиеся профессиональные училища. В школах первой категории наконец вводилось преподавание голландского языка, и они были подразделены на «голландско-туземные» и «голландско-китайские», тем самым сегрегация углублялась. Начали открываться и трехлетние «деревенские школы», где учили лишь на местных языках писать, читать и считать. В 1905 г. их было 723; в 1912 г. стало уже 2500, но и тогда они охватывали ничтожную часть деревенских подростков. Только в 1912—1914 гг. появляются первые средние школы (полные для европейцев и неполные для индонезийцев), где преподавание велось уже на голландском языке. В европейской средней школе на одного учащегося затрачивалось в 10—12 раз больше средств, чем в «туземной». Англо-американская комиссия, изучавшая в начале 30-х гг. постановку в НИ народного образования, верно квалифицировала цели «этиков» в этой области: с одной стороны, «превратить туземные народы в европейцев», «обучать их так, чтобы они стали квалифицированными рабочими, пригодными для эксплуатации Западом», а с другой — «сохранить в них уважение к исконному порядку». В начале XX в. голландцы основали 3 профучилища для туземных чиновников (ОСФИА) в Бандунге, Магеланге и Проболингго, всего на 180 учащихся; 3 педучилища (в Бандунге, Магеланге и Проболингго); уже упоминавшееся выше профучилище для «туземных врачей» в Батавии (СТОФИА). В 1913 г. аналогичное училище (НИАС) открылось в Сурабае. В 1902 г. было основано сельскохозяйственное училище в Богоре. Нетрудно заметить, что все профессионально-технические училища создавались исключительно на Яве. И только в 1920—1924 гг. в Индонезии появились первые вузы. На образование колониальное правительство затрачивало в среднем лишь 5 центов на душу населения (1905 г.) и 20 центов (1918 г.), тогда как на военные цели — 125 центов. В свете сказанного, учитывая также высокую текучесть учащихся, неудивительно, что в 1910—1914 гг. неполные средние школы, европейского типа оканчивали в среднем 8 человек в год, а полные — 4. С 1913 г. правительство ввело практику наследования должностей бупати и ведана (областных и уездных начальников) при условии соответствующего образовательного ценза. Это явилось мощным импульсом для яванских прияи к обучению детей в школах европейского типа . В деревне, в отличие от города, полученное образование не открывало перед подростком новых горизонтов. Даже трехгодичную «деревенскую школу» оканчивала лишь треть учащихся. «Этическая политика» в сфере образования оказалась бессильной даже остановить рост неграмотности. Лишь 6% индонезийцев умели читать и писать. В 1942 г. А. Фанденбос писал, что перед второй мировой войной наблюдался рост числа неграмотных по сравнению с началом века, так как прирост населения школьного возраста происходит быстрее, чем увеличение числа учащихся. Проблема трудоустройства выпускников даже при малых выпусках становилась все более и более жгучей. Число вакансий на государственной службе оставалось мизерным. При этом голландцу отдавалось предпочтение перед неголландцем, индо — перед китайцем и индонезийцем, китайцу — перед «туземцем», сыну прияи — перед простолюдином, индонезийцу-христианину — перед индонезийцеммусульманином. Последним же — их было подавляющее большинство — оставались крохи. Все больше выпускников оставались без адекватного распределения. Развивалась «инфляция дипломов», зарождался «интеллектуальный пролетариат». Следствиями были разочарование, озлобление, рост социальной и национальной напряженности, а отнюдь не идиллические чувства благодарности голландцам, предсказанные фан Девентером. Еще одной целью «этической политики» была децентрализация управления: делегирование полномочий от генерал-губернатора начальникам департаментов и служб, от голландских чиновников — «туземным». В соответствии с Актом о децентрализации 1903 г., вступившим в силу с 1905 г., создавались три типа местных советов (раадс): региональные (в резидентствах), локальные (в кабупатенах, регентствах) и муниципальные (в крупных городах) —всего до 60 таких органов. Закон сразу подвергся критике как недемократичный: все члены первых двух видов раадс назначались, избиралась лишь часть муниципальных советов, исключительно европейцы. Действовали жесткие цензы: имущественный и образовательный. Долю административных полномочий обрели только муниципальные советы. Надежды западных фабрикантов и плантаторов на устранение чрезмерной централизации управления не оправдались. СЕЛЬСКАЯ (СОСЕДСКАЯ) ОБЩИНА НА ЯВЕ В XVII—XVIII вв. КАК ФОРМА СОЦИАЛЬНОЭКОНОМИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ Ограниченность «этнического курса» очевидна. «Этики» даже не поставили вопрос об отделении Индонезии от Нидерландов, добиваясь лишь разделения бюджетов. Другими словами, этот курс полностью укладывался в русло империалистической колониальной политики, лишь немного смягчив наиболее острые противоречия между колонизаторами и угнетенными массами. Идеологи «этического курса» приветствовали покорение Аче и Бали; позже — репрессии против национально-революционных течений на Яве. Но «этическая политика» не осуществила даже тех ограниченных задач, которые провозглашала. Причинами тому были и противоречивость интересов разных фракций голландской буржуазии, и сопротивление мощного консервативного госаппарата колонии, и крайняя «бережливость» христианской коалиции, пресекшей выплату колонии «долга чести» и осуществлявшей финансирование реформы за счет роста налогообложения. Неудивительно, что коренное население рассматривало их как обременительные и чуждые его интересам. Соседская земледельческая община в Индонезии (деса, вануа) оставалась базовой ячейкой социально-экономической структуры. Наиболее развитые формы она приобрела и скорее всего подверглась разложению (с XIX в.), естественно, на самом развитом острове Нусантары — Яве. Ход ее развития в общих чертах воспроизводился в дальнейшем и другими народами Нусантары. Вместе с тем результаты «этической политики» были неоднозначны. Выше уже говорилось о некотором прогрессе в области санитарии, профилактики эпидемий, распространении, хотя и недостаточно широком, кредита. Появилось множество неведомых прежде профессий и специальностей: фельдшеры, ветврачи, учителя светских школ, телеграфисты, железнодорожные служащие, клерки на частной службе, лесничие, техники и т. п. Одновременно чрезвычайно разросся государственный аппарат: управление кредитными банками (1900), службы здравоохранения, ремесла, животноводства и рыбоводства. В 1904 г. был учрежден Департамент сельского хозяйства, в 1907 г. — Департамент госпредприятий. Лишь незначительная часть индонезийской элиты оказалась инкорпорированной в государственный и частный аппараты управления. Ассигнования на эти службы поглощали растущую часть госбюджета. Если не считать возросшей адаптации НИ к интересам западного капитала и введения более действенного контроля над ним со стороны голландских колониальных властей, «этический курс» окончился крахом. С повышением налогообложения усилилась пауперизация и пролетаризация крестьянства, ускорился распад общины, усиливалась социальная напряженность. Расчеты на сформирование новой социальной опоры колонизаторов, создание «туземного среднего класса» рухнули. Экономический прогресс, как подчеркивают индонезийские историки, не вызвал социального подъема: роста капитала и накоплений у населения не происходило ввиду сохраняющегося низкого уровня жизни. Оказалось, что население еще более, чем прежде, зависит от предпринимателей и капиталистов — арендаторов земли и нанимателей. Бесправие, произвол властей и дискриминация, как и встарь, оставались характерными чертами Индонезии времен «этической политики». Статья 111 Уложения об управлении колонией категорически запрещала «организации и собрания политического характера в Нидерландской Индии». Ослушникам грозило экстернирование или ссылка. Разные кодексы законов и разные суды существовали для европейцев, «индо» и японцев, с одной стороны, индонезийцев, китайцев, арабов и индийцев — с другой. «Пропасть между европейцами и коренным населением расширилась. Усилилась дискриминация по цвету кожи в самых различных областях: экономической, социальной и политической.В этих условиях они (европейцы. — В.Ц.) решили сохранить свою власть и свои привилегии», — так характеризуют «эру этического курса» индонезийские авторы.Действительно, вместо «ассоциации», приручения коренного населения, «этическая политика» колонизаторов привела лишь к обострению и ужесточению противоречий между империализмом и практически всеми, но особенно — низшими слоями индонезийского общества. Государство в лице монарха обладало, как уже упоминалось, правом верховного собственника всех земель и водных источников княжества или султаната. Это право в дальнейшем узурпировали сначала ОИК, затем голландское государство. В яванских княжествах Суракарта и Джокьякарта верховными собственниками соответственно являлись сусухунан и султан. Частной земельной собственности не существовало; земля находилась в держании и пользовании сельских общин, за что последние уплачивали суверену от 1/5 до 1/3 производимой сельскохозяйственной продукции (продуктовая рента) и несли ряд трудовых повинностей (строительство дорог, крепостей, ирригационных сооружений и т. п.) в пользу государства (отработочная рента или керджа роди), в среднем 50 или более дней в году. Земля десы подразделялась на заливные поля (савах), суходольные (неорошаемые) участки (тегал), а также выгоны, сады, рыбные пруды и т. д. Первые две категории подвергались систематическим переделам между общинниками (раз в 1—5 лет). Остальными землями община владела коллективно. Полноправные общинники, как правило, располагали также домом и приусадебным участком, составлявшими семейную собственность. В коллективной собственности общины находились также дом общинного совета (балэй веса), мечеть (месджид) или молельный дом (ланггар или таджук), загоны для скота, общинный «рисовый банк» (зернохранилище), иногда — ремесленные мастерские. Территориально сельская община обычно представляла собой крупную деревню (которая называлась также деса или краджаан) или совокупность нескольких малых деревень (дусун). Ее население обычно составляло 500—1000 человек, а территория — несколько сот гектаров. В XVII—XVIII вв. социальная структура общины уже была существенно дифференцированной. Условно жителей десы можно разделить на 4 слоя. Верхний слой составляла деревенская верхушка: староста, члены общинного совета, духовенство. Второй слой образовывали полноправные общинники (гогол, или баку). Представители двух этих первых групп обычно были потомками первозасельников, основателей общины. Третий слой, располагая, как и второй, правами на приусадебный участок и жилище, не имел, однако, прав на земельный надел, что ставило его в зависимое положение в общине. Его представителей именовали «полугоголами» (стенгах гогол). Это были обычно молодые холостяки, пришлые крестьяне, отработавшие значительный срок в данной общине. Наконец, представители четвертого, низшего, слоя не имели даже дома. Их именовали «каум менумпанг», то есть «приживалы». Эту группу составляли пришлые, недавно вступившие в общину, а также нарушители адата и военнопленные. Они были полукрепостными и выполняли обычно функции домашней прислуги в домах представителей высших слоев общины. Любопытно, что профессиональные общинные ремесленники (кузнецы, гончары, шорники) также считались неполноценными членами коллектива и относились к этой четвертой категории общинников. Оплату ремесленники получали долей урожая.Хозяйство яванской соседской общины было по преимуществу натуральным, уровень производительных сил — низким. Главной сельскохозяйственной культурой был поливной или суходольный рис. В долинах существовала система искусственной ирригации, в холмистых и горных районах — террасированное водопользование (рисовые чеки). Орудия производства оставались примитивными: мотыга, грубая деревянная борона и соха, сажальный кол. Тягловой силой были буйволы. Второй по степени важности отраслью хозяйства было рыболовство: на море, реках и озерах и на заливаемых водой рисовых чеках. Животноводство было распространено слабо из-за недостатка выпасов.Низкий уровень производительных сил яванской десы обусловил необходимость кооперирования трудовых усилий. Часть общинников поочередно работала в пользу государства (керджа роди), феодаласобственника земли или представителя общинной верхушки (керджа панчен), а также была занята на общественных работах в общине (строительство ирригационной сети, внутренних дорог — керджа деса). Большая же часть крестьян поочередно обрабатывала земельные участки общинников, действуя сообща. Взаимопомощь (готонг-ройонг) как при общественных или барщинных работах, так и при возделывании индивидуального участка собрата по общине была, по адату, естественной и непреложной нормой жизни. Уклонение от нее влекло всеобщее осуждение и суровое наказание.Деса управлялась старостой и несколькими его помощниками: заместителем, священнослужителем (лебэй), который обычно был также и школьным учителем, писарем (чарик) и несколькими другими. Все они, как правило, происходили из зажиточных гоголов и были членами общинного совета. По адату, старосты общин должны были избираться собранием гоголов-мужчин на срок от одного до трех лет, обычно из числа ближайших потомков основателя общины. Однако в рассматриваемый период ОИК, а затем голландскому государству удалось превратить старосту в низовую ячейку колониальной администрации. Староста, как отмечает голландский экономист Д. X. Бюргер, не являлся более органом общины, а стал агентом крупных феодалов (а на голландских землях — колонизаторов. — В. Ц.). Этому обстоятельству способствовала, вопервых, постепенная утрата выборности лураха. Теперь он «рекомендовался» общине колониальными чиновниками. Это предрешало его «избрание» общиной. Часто его должность становилась наследственной. Во-вторых, укреплению позиций старосты способствовал отмечаемый наблюдателями психологический климат в общине: положение старосты на Центральной и Восточной Яве, отмечает тот же Бюргер, походило на положение монарха. Действительно, лурах вершил практически всеми делами в десе. Он распределял повинности, организовывал сбор налогов, руководил постройкой общественных сооружений. Практически он решал вопрос о приеме в общину новых членов или исключении старых. Касса общины и «рисовый банк» (лумбунг) находились под полным его контролем. Староста следил за соблюдением общественного порядка. С 1878 г. колониальными властями он был наделен еще и полицейскими функциями в пределах своей десы.Лурах, как и все члены общинного совета, был освобожден од любых повинностей в пользу как десы, так и колониальных властей (или султанов). Напротив, он получал около 8% от совокупности собранных с десы налогов, взыскивал с общинников разнообразные поборы (обычно в натуральной форме). Но главное, ему отводился «служебный участок земли» (танах бенгкок), как правило, из наиболее плодородных общинных земель и возделываемый трудом общинников. Помимо этого на приусадебном участке и в домашнем хозяйстве лураха работало ежедневно до 6 слуг (панчен), обычно из числа неполноправных общинников. Аналогичные привилегии, хотя и в меньшем объеме, предоставлялись представителям общинной верхушки. Иногда общая совокупность «служебных земель» общинной элиты превышала половину земель десы. Хотя важнейшие решения, в том числе регулирующие отношения с колонизаторами, по-прежнему принимались в рассматриваемый период на общинных сходах (где правом голоса пользовались лишь два верхних слоя общинников), эти собрания стали проводиться значительно реже (раз в 1—2 года), а их решения, по существу, предопределялись общинной верхушкой. С завершением земледельческого освоения пригодных территорий и возрастанием давления народонаселения на имеющиеся площади новым членам общины, особенно пришельцам со стороны, все труднее становилось получить земельный надел и стать полноправными общинниками. Их полукрепостное состояние затягивалось, бремя эксплуатации возрастало. Начались случаи отходничества и бегства угнетаемых неполноправных общинников. Но переход в другую общину не улучшал, а ухудшал положение крестьянина. Вдобавок, верхушка прежней общины стремилась пресекать случаи эскапизма: при существовавшей в десе круговой поруке и системе пообщинного (а не индивидуального) налогообложения с уходом или бегством члена общины выполнявшиеся им повинности автоматически перекладывались на остальных общинников. Не вызывает удивления поэтому, что голландские власти в подобных условиях не только старались приостановить распад общины, но даже реанимировали ее там, где она разлагалась. Как отмечал историк фан ден Берг, успех голландской колониальной системы на Яве и Мадуре всегда опирался на два основных принципа: управлять через общинных старост и сохранять общину как корпорацию. Вместе с тем ввиду относительной немногочисленности аппарата управления ОИК и быстрого расширения захватываемых ею территорий Явы в рассматриваемый период колонизаторы, разумеется, еще не могли вступить в прямой контакт со старостами общин. Влияние Запада, пишет Бюргер, примерно с 1600 г. сводилось к контактам с князьями, с 1750 до 1800 г. выражалось в связях с бупати, к середине XIX в. стало проникать до уровня общинных старост и лишь примерно к 1900-му году дошло до деревенских масс.Обмен между общинами на протяжении XVIII в. был еще развит слабо. Продукты сельскохозяйственного производства (рис, корнеплоды, скот) при низком уровне производства и высокой рентеналоге и других поборах потреблялись преимущественно внутри общин или откладывались (рис) в семенной фонд и резерв на случай неурожая. На базары (существовавшие на Яве к началу XIX в. повсеместно, кроме Приангана) поступали лишь незначительные излишки продукта, причем осуществлялся и прямой товарообмен (рыба и продукты моря из прибрежных зон — на сельскохозяйственные продукты глубинных районов; соль — на лесопродукты собирателей и т. п.). В тех редких случаях, когда община или ее часть специализировалась на производстве каких-либо ремесленных (например, железоскобяных) изделий, в сферу обмена вовлекались и они. Высокое налоговое обложение базаров голландским государством, крайне плохие пути сообщения — все это затрудняло развитие товарооборота.Денежное обращение, отношения найма рабочей силы внутри большинства общин практически не существовали. С ними были знакомы лишь представители общин, расположенных близко от крупных населенных пунктов. Напротив, торговля колонизаторов (ОИК и ее отдельных чиновников), местных феодальных князей и бупати (начальников районов), богатых китайских дельцов в рассматриваемый период уже приобрела денежный характер, как и другие операции этих слоев населения: возмещение арендной платы, вознаграждение «подарками» (взятки), выплата откупов китайцами и т. п. То же относится к отношениям найма: на первые создающиеся сахарные плантации и заводы вокруг Батавии привлекались, в частности, наемные китайские рабочие, прибывавшие ежегодно из Амоя (Южный Китай) в количестве 1200— 1300 человек.Феодальное право султана (или ОИК) на общину могло отчуждаться ими третьему лицу. Чаще всего это был китаец-откупщик, заблаговременно выплативший все сборы, причитающиеся суверену за 2— 3 года вперед, за право на все повинности, пошлины. Такую своеобразную аренду новый хозяин обычно сочетал с ростовщичеством. Несмотря на это, по оценкам ряда голландских экономистов, благодаря четкой организации сверху внутриобщинного разделения труда и устранению многослойности эксплуататоров уровень жизни общинников в таких деревнях был нередко выше, чем в общинах, напрямую эксплуатируемых ОИК с ее своекорыстными чиновниками или иерархией местных феодалов. Таким образом, если бупати сдавал общину в откуп китайскому богатею, то между последним и яванским феодальным чиновником складывались контрактные, в сущности, буржуазные связи, но между китайским откупщиком и общиной сохранялись отношения феодального суверена и подданного.Правовые отношения внутри яванской общины строились в основном на базе адата (обычного права). Адат регулировал производственные и социальные отношения в общине: переделы земли, распределение воды, перераспределение повинностей между общинниками, нормы управления общиной; он был своего рода сводом гражданских и уголовных законов, хотя и неписаных. С распространением в Индонезии ислама последний в возрастающей степени стал оказывать воздействие на идеологическую, в том числе правовую, жизнь общины. Многие нормы шариата, мусульманского права, близкие или совпадающие с установлениями адата, были легко адаптированы населением; другие, расходившиеся с ними, приживались с трудом. Шариат в значительной степени вытеснил нормы адата из прежде регулировавшейся им сферы семейно-брачных отношений. Что касается догматики, философии и этики ислама, то на Центральной и Восточной Яве они не смогли вытеснить у большинства населения исконные анимистические и индуистские представления и ценности прошлого и вступили с ними в своеобразный симбиоз с разным соотношением составляющих у различных слоев населения.
