Департамент образования города Москвы Государственное автономное образовательное учреждение высшего образования города Москвы «Московский городской педагогический университет» Институт гуманитарных наук и управления Дисциплина: «История русской литературы XX века (20-40-е гг.)» Реферат Тема: «Евгений Львович Шварц (1896—1958) — драматург-сказочник» Выполнил Студент 4 курса очной формы обучения Паньженский Дмитрий Сергеевич Направление: педагогическое образование (русский язык, литература) Москва 2018 Содержание 1. Введение. Сказочник Женя Шварц, или как же становятся сказочниками 2. Немного о биографии сказочника 2.1. Краткая биография по датам 2.2. Евгений Шварц как человек, как личность 3. Евгений Шварц и его пьесы-сказки 3.1. Пьеса «Голый король» (1934) 3.2. Пьеса «Тень» (1940) 3.3. Пьеса «Дракон» (1943) 3.4. Пьеса «Обыкновенное чудо» (1954) 3.5. Экранизации произведений Е.Л. Шварца 4. Заключение 5. Список литературы Евгений Львович Шварц (1896—1958) — драматург-сказочник (1 слайд) Сказочник Женя Шварц, или как же становятся сказочниками (2 слайд) Евгений Львович Шварц (1896—1958) — знаменитый и всеми любимый «недетский» сказочник, покоривший взрослых читателей и детей, автор более двадцати пьес, а также сценариев к кинофильмам и мультфильмам, мыслитель, сумевший в своих пьесах передать трагичность переживаемого времени и одновременно веривший в неизбежность торжества добра. Евгений Львович Шварц — писатель, судьба которого даже в контексте судеб его современников воспринимается как своеобразная судьба художника, складывающаяся, казалось бы, из различного толка случайностей и превратностей, способная служить правдивым зеркалом, в котором точно отражается его неповторимое своеобразие, его нравственная позиция, его убеждение в важности избранного им жизненного поприща. В творческой судьбе Шварца с необыкновенной отчетливостью отразились его ненасытность искателя, страсть к постижению разных, сложных, поучительных человеческих характеров и, более всего, жгучее и самоотверженное художественное стремление представить людям мир, в котором мы живем, объясненным, разгаданным, открытым во всей многоцветности. (3 слайд) Евгений Шварц работал во многих жанрах. В его творческом наследии есть повести, рассказы, сказки, стихи, пьесы, киносценарии, статьи, цирковые репризы, балетные либретто, так называемые внутренние рецензии, автобиографическая проза и прочее. Но все же Шварц вошел в историю русской, да и мировой, литературы, как сказочник. Все его лучшие произведения, будь то проза или драматургия, написаны в жанре сказки. «В сказке очень удобно укладываются рядом обыкновенное и чудесное и легко понимается, если смотреть на сказку как на сказку. Как в детстве. Не искать в ней скрытого смысла. Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь», — писал Евгений Львович Шварц в своей знаменитой пьесе «Обыкновенное чудо». (4 слайд) Он действительно искренне был убежден в том, сказка, один из древнейших литературных жанров, помогает чуткому читателю и зрителю хотя бы на время вновь почувствовать себя ребенком, понять и принять мир во всей его простоте и одновременно сложности и мудрости. Именно поэтому Шварц занял в русской драматургии совершенно особое место: ни до, ни после не было у нас драматургасказочника. (5 слайд + анимация) Но вот парадокс, из-за своей любви к сказочному, Шварц далеко не сразу был оценен критикой и литературоведением так, как он того заслуживал. Долгие годы в суждениях о его творчестве господствовали снисходительно-высокомерные интонации: мол, несерьезный это жанр, годится разве что для детской литературы. Но те же всевозможные чиновники от культуры запрещали произведения драматурга, снимали их с репертуара: зачем зрителю эти тонкие аллюзии, прозрачные ассоциации, мудрые и лукавые намеки. «До половины отрепетированный», по словам самого Шварца, в театре Н.П. Акимова в 1933 г. «Голый король» был запрещен Главреперткомом без какого бы то ни было объяснения причин, и о существовании этой пьесы даже близкие друзья драматурга узнали только после ее постановки молодым театром «Современник» в 1960 г., уже после смерти самого автора. Несравненно больше повезло пьесе «Тень»: в 1940 г. она была поставлена на сцене акимовского Театра комедии. Спектакль имел большой зрительский успех, но шел недолго: началась война, сложности эвакуации, во времена пожара сгорели в огне декорации «Тени». Следующая крупная пьеса Шварца «Дракон» была снята с репертуара после первого ее показа Ленинградским театром комедии в Москве в начале 1944 г. При жизни писателя был издан единственный сборник его пьес, куда из названных выше произведений вошла только «Тень». Теперь Евгений Шварц и его герои вновь вернулись к зрителю, его пьесы-сказки идут на сценах театров всего мира, практически все его крупные произведения экранизированы, а некоторые даже неоднократно. Так должно было случиться. Читатели и зрители всегда ждут от автора именно такой интонации — доверительной, искренней, но при этом и ироничной. Одним словом — шварцевской. Сам Шварц не мог до конца объяснить, что побудило его стать сказочником. «Припоминаю теперь, — записывает он в дневнике, — что первую свою пьесу «Ундервуд» я совершенно искренне считал произведением вполне реалистическим. С удивлением и удовольствием услыхал я, что у меня получился новый вид сказки. Очень мне это понравилось. Думаю, что в дальнейшем я сознательнее, чем прежде, старался, чтобы пьесы мои походили на сказки». (6 слайд) Немного о биографии сказочника (7 слайд) Краткая биография по датам 1) Евгений Львович Шварц родился 9 октября 1896 года в Казани в семье Льва Борисовича (Васильевича) Шварца (1874—1940), крещённого еврея, студента-медика (позже земский врач), из местечковых мещан, и Марии Фёдоровны Шелковой (1875— 1942), русской, слушательницы акушерских курсов, дочери рязанского цехового Фёдора Сергеевича (Евгеньевича) Шелкова (бывшего, согласно воспоминаниям Евгения Шварца, незаконнорожденным ребёнком рязанского помещика Телепнева). Оба родителя происходили из зажиточных и интеллигентных семей. 2) В возрасте 7-8 лет его детство прошло в переездах, связанных со службой отца: Екатеринодар, Дмитров, Ахтыри, Рязань и др. Дальнейшие детство и юность прошли в Майкопе. 3) В 1914 году Шварц после окончания майкопского реального училища поступил на юридический А.Л. Шанявского, факультет позднее Московского перешел на народного юридический университета факультет имени Московского университета. Но театр интересовал его больше профессии юриста. 4) Осенью 1916 года был призван в армию. После Октябрьского переворота он поступил в Добровольческую армию Л. Корнилова. Во время одного из штурмов прапорщик Шварц получил контузию, от которой страдал всю последующую жизнь – у него дрожали руки. 5) После госпиталя был демобилизован и поступил в университет в Ростове-наДону, где начал работать в «Театральной мастерской». Здесь он твердо решил связать свое будущее с творчеством. 6) В 1921 году вместе с ростовской труппой приехал в Петроград. Играл в небольших театрах, работал продавцом в книжном магазине, был секретарём Корнея Чуковского в 1922—1923 годах. 7) Писать начал в 1923 году, когда уехал на лето в Донбасс, где сотрудничал с газетой «Всероссийская кочегарка», выходившей в городе Бахмуте (Артёмовске). Выпускал литературное приложение к газете «Забой». После возвращения с Донбасса появилось первое детское произведение Шварца — «Рассказ старой балалайки», вышедший в июльском номере детского альманаха «Воробей» за 1924 год. 8) С 1925 года стал постоянным сотрудником детских журналов «Ёж» и «Чиж», а первый его рассказ вышел отдельной книжкой «Рассказы старой балалайки». Позже были другие книги для детей: «Война Петрушки и Степки-растрепки», «Лагерь», «Шарики» и др. 9) В 1929 году Ленинградский ТЮЗ поставил первую пьесу Шварца «Ундервуд». Там же ставили и последующие его произведения: «Остров 5-К», «Клад». 10) В 1934 году Евгений Шварц стал членом Союза писателей СССР. 11) Во время Великой Отечественной войны Шварц продолжал работать в блокадном Ленинграде, отказывался эвакуироваться, но позже был эвакуирован в Киров, где написал пьесы: «Одна ночь» — о защитниках Ленинграда, «Далекий край» — об эвакуированных детях. В 1942—1943 годах Шварц работал сначала в кировском театре, а после в театре Душанбе. В 1944 году переехал с театром в Москву. Его пьесы вновь сняли с репертуара театра: при жизни Сталина его произведения не ставились в театрах. 12) В годы Великой Отечественной войны Шварц создал антифашистскую пьесупамфлет «Дракон» (1944 г., поставлена в 1962 г. режиссёром Н.П. Акимовым в Ленинградском театре комедии). 13) В послевоенные годы продолжил работу в кинематографе. Наиболее значимые его работы того времени: «Золушка», «Первоклассница», «Марья-искусница», «ДонКихот». 14) В 1956 году состоялось знаменательное для творца событие — премьера его эпохального произведения «Обыкновенное чудо», над которым автор работал более 10 лет. В этом же году он стал членом худсовета театра комедии Ленинграда. 15) Умер Евгений Шварц 15 января 1958 года в Ленинграде от инфаркта в 61-летнем возрасте. Последние годы жизни он страдал от сердечной недостаточности. Писатель похоронен на Богословском кладбище. (8 — 23 слайды) Биография Шварца тоже вряд ли может окончательно прояснить вопрос: как же становятся сказочниками? Детство будущего драматурга прошло в небольших южных городах — Екатеринодаре, Майкопе, который он называл «родиной своей души», затем в Одессе. «Мы часто переезжали, когда я был маленький, — писал в своем дневнике Шварц. — Помню поездка. … Поездки всегда были для меня праздником. Мне и теперь непонятно, когда меня спрашивают, не мешают ли мне поезда, которые проходят довольно близко от нашей дачи. Не мешают, а радуют, особенно когда слышу их сквозь сон». (24 слайд) Первые спектакли будущий драматург увидел на сцене Пушкинского народного дома в Майкопе, — в них в качестве артистов-любителей выступали его родители. Здесь же, в Майкопе, еще в отроческие годы у него созрело твердое и окончательное решение стать писателем; к этому времени втайне даже от самых близких людей уже были написаны первые стихи. Однако прежде чем юношеская мечта осуществилась, прошли годы — учеба в Московском университете, поступление в Театральную мастерскую в Ростове-на-Дону, приезд в составе группы этой мастерской в Петроград в 1921 г., знакомство с писательской средой, особый интерес к литературной группе «Серапионовы братья», работа литературным секретарем у К.И. Чуковского в 1922—1923 годах, сотрудничество в самых лучших тогда, самых веселых детских журналах «Чиж» и «Еж», и, наконец, первые пьесы, которые принесли известность. «Шварц изумлял нас талантом импровизации, — вспоминала позднее писательница О.Д. Форш, — он был неистощимый выдумщик. Живое и тонкое остроумие, насмешливый ум сочетались в нем с добротой, мягкостью, человечностью и завоевывали всеобщую симпатию… Женя Шварц был задумчивый художник, сердцем поэта он слышал и видел больше, добрее, чем многие из нас. Он в те годы еще не был волшебником, он еще только «учился», но уже тогда мы видели и понимали, как красиво раскроется его талант». (25 слайд) Когда читаешь воспоминания о Шварце или разговариваешь с людьми, знавшими его, все в первую очередь говорят о его необыкновенной доброте, жизнелюбии, юморе, любви к людям. Это — в первую очередь. Но люди, более близкие ему, знали его и другим, — прекрасно видевшим несовершенство мира и ненавидящим человекоподобных. Михаил Слонимский писал: «Всякое проявление душевной грубости, черствости, жестокости Шварц встречал с отвращением, словно видел сыпнотифозную вошь или змею, это было в нем прелестно и, главное, воздействовало на согрешившего, если тот был человеком, а не закоренелым тупицей или самолюбивым бревном. Человеколюбцем Шварц был упрямым, терпеливым и неуступчивым. Иногда думалось, что в нем живет какое-то идеальное представление о людях и возможных человеческих отношениях, что некая Аркадия снится ему». (26 слайд) Читая и перечитывая его пьесы, повести, сказки, кажется, будто так и было на самом деле. Может быть, поэтому Шварц писал своих персонажей такими резкими красками. Он думал, что если зло показать в самом обнаженном, самом отвратительном виде, то люди, в которых осталась хоть капля человеческого, уразумеют свой порок и станут лучше. Евгений Шварц как человек, как личность Мгновенные сближения Шварца с людьми всегда были непосредственны, искренни и по сути своей серьезны. Его внешняя манера держаться далеко не во всем соответствовала его подлинной натуре. Он был нетороплив, насмешливо важен, казалось, что изо всех сил старается придать самому себе побольше весу. Однако поразительное, сохраненное им до последних дней жизни умение отрешаться от всего, что принято именовать житейской суетой, вовсе не следовало принимать за чистую монету. Надо было очень хорошо знать его, чтобы правильно понять и оценить его подчеркнутую сдержанность и чуть абстрактную, почти всегда неожиданную любознательность. Он вторгался в самые различные области знания по причинам, которые никто не мог бы объяснить сколько-нибудь точно. На какое-то время он становился энтомологом или историком Древней Руси, внезапно погружался в тайны павловской физиологии или вдруг оказывался придирчивым и хорошо разбирающимся в предмете лингвистом. Он вбирал в себя впечатления, не давая отдыхать собственной памяти, неизменно проявлял удивительную внутреннюю подвижность, способность вкладывать себя всего в самый процесс восприятия жизни. Он никогда не уставал от этого процесса — жизнь, люди, звери, вещи не могли быть безразличны ему даже тогда, когда лично его существования не затрагивали. Вещи в его понимании не были ни в какой мере бездушны и безответны. Не собираясь шутить, он утверждал, что неодушевленные предметы ехидно подсматривают за ним, провожают, если он уходит из дому, пристальным взглядом, усмехаются, если он что-нибудь делает не так. Он буквально проглатывал книги, в которых прошлое воссоздавалось в конкретном, материально ощутимом виде, так, что его можно было коснуться рукой. Этому требованию он оставался верен во всей своей писательской работе. Жизнь в его сказках была слышима и зрима, звенела, плескалась, скрипела или шелестела. Она была колючей или шершавой, прозрачной или душной, ровной или перекошенной. Больше всего и совсем по-другому любил Евгений Львович читать книги по орнитологии и энтомологии. Его привлекали не популярные и поверхностные пересказы, а серьезные научные исследования, из которых он умудрился вычитать множество поразительных новостей, касающихся повседневного быта птиц и насекомых, осенних перелетов журавлей или героических горестных зимовок синиц. Все, что он узнавал о необыкновенных путешествиях угрей или о «боевых порядках» перелетных птиц, вызывало у него такую искреннюю, такую не наигранную гордость, что можно было подумать, будто он имеет к этому делу самое прямое отношение. «А знаешь ли ты, — как-то спросил он меня со всей строгостью, — что муравьи до сих пор не могут избавиться от матриархата? Трудно сказать, что именно имел он в виду под этим «до сих пор», но получалось так, что в словах его звучал скрытый упрек. Дескать, мы, люди, давным-давно покончили с этим недопустимым явлением, а они все еще не могут справиться с ним» (из воспоминаний Сергея Львовича Цимбала (1907—1978) — советского театроведа, театрального критика и педагога). Если бы кто-нибудь задался целью охарактеризовать Евгения Львовича Шварца как человека при помощи ходовых, широко распространенных и на все случаи годных определений, он потерпел бы решительную неудачу. Можно, конечно, сказать с полной уверенностью, что он был необыкновенно добрым художником, и не просто добрым, а активно добрым, именно добротой своей побуждаемый к творчеству. Но в нем не было ни капли той всеядной и жалостливой доброты, заметить которую проще всего, но которая, зато и стоит не так уж много. Все его человеческие свойства были окрашены его индивидуальностью: он был по — своему добр и по — своему проницателен, скрытен какой-то особенной скрытностью и откровенен тоже особенной, так сказать, в цвет характера, откровенностью. Если бы речь шла не о нравственных чертах, а об одежде, можно было бы сказать, что он никогда не носил готового платья. Именно потому, что Шварц не был ни в коей мере сентиментальным добряком, легко пользующимся общепринятой фразеологией сочувствия и сопереживания, он совершенно терялся в присутствии людей огорченных, попавших в беду, нуждающихся в поддержке. Когда вскоре после окончания войны в Ленинград приехала группа немецких писателей — антифашистов и в «Астории» состоялась дружеская встреча с ними писателей Ленинграда, тамадой на этой встрече стихийно стал Евгений Львович. Все шло великолепно, и Шварц, как говорится, превзошел себя в искусстве веселого председательствования. Но как только наши гости заговорили о том, как тяжело им сознавать, что именно из их страны пришло сюда, на советскую землю, и в частности в Ленинград, столько непоправимого человеческого горя, Шварц умолк, опустил голову и на некоторое время замолчал. На протяжении этих нескольких минут у него был такой вид, будто он, именно он, в чем-то провинился перед гостями. Произносить вслух, да еще на виду у многих, слова сочувствия и утешения он не умел и не хотел. Впрочем, он был необыкновенно чувствителен не только на людях, но и наедине с собой. В мемуарном рассказе «Печатный двор», повествующем о днях литературной молодости Шварца, есть такие строки: «… Едва я начинал перебирать то, что пережито с утра, как все впечатления, словно испугавшись, убегают, расплываются, перемешиваются. Попытки их передать, робкие и осторожные, кажутся в картонажном мире непристойными, грубыми. — Потом, потом! — приказываю я себе». Оказывается, далеко не всегда художнику легко и просто возвращаться к своему прошлому, ибо возвращаться стоит только ради правды. Строить декорации на развалинах прошлого он считал делом по меньшей мере бесцельным. При этом о людях он высказывается, не унижая их своей снисходительностью; о самом себе говорит с холодной и безоговорочной прямотой, избегая интригующих иносказаний и многозначительных недомолвок. Художник не устраивает, подобно иным слишком уже радушным мемуаристам, особого рода экскурсию в свой внутренний мир и не выставляет напоказ достопримечательности этого мира. Такого рода гостеприимство в большинстве случаев выдает известную нескромность авторов воспоминаний, и, в конечном счете, оно не столько гостеприимство, сколько хвастовство. Он был убежден, что нельзя погружаться в процесс сочинительства, как в нирвану, или превращать этот процесс в священнодействие, унижающее всех непосвященных. Он и с пером в руках оставался человеком, продолжающим жить и мыслить естественно и непринужденно, ни на шаг, не отступая от самого себя, от сложившегося в трудных поисках и раздумьях восприятия жизни. В памяти людей, близко знавших Евгения Шварца, живет необыкновенно светлый, цельный, сосредоточенный человек, человек, которому мудрость его давно уже принесла душевную непоколебимость и высокое сознание художественной правоты. Именно таким Евгений Львович и был на самом деле. Иначе он не мог бы стать сказочником, иначе воображение его не обрело бы такой удивительной власти над всеми. Во всяком случае, воображение писателя не сумело бы нам внушить веру в подлинность изображаемого им мира и населяющих этот мир добрых или отвратительных, веселых или мрачных, близких нам или беспросветно чуждых существ. Только людям, владеющим всесильным чувством правды, дано стать сказочниками, и только истинные жизнелюбцы, всем сердцем и душой привязанные к реальному миру, в котором мы живем, без страха и колебаний удаляются из этого мира в далекую страну чудес. (27, 28, 29 и 30 слайды + анимация) Евгений Шварц и его пьесы-сказки (31 слайд) Профессиональную литературную работу Е. Шварц начал уже взрослым и причастным к искусству человеком. Драматургия Е.Л. Шварца содержит сюжеты и образы, которые позволили определить жанр многих его пьес, как «пьеса-сказка», «сказочная пьеса», «драматическая сказка», «комедия-сказка». (32 слайд) Его пьесы на сказочные сюжеты принесли ему мировую славу, хотя в авторской копилке их оказалось совсем немного. Да и сам он к собственным пьесам относился, по мнению современников, «без всякого придыхания». Хотя, на самом деле, именно они звучали как камертон эпохи, оставаясь актуальными. Так спектакль по его пьесе «Голый король», созданной автором в 1943 году, в «Современнике» был поставлен уже после смерти автора, ознаменовав собой период «оттепели». А пьеса «Дракон», написанная как антифашистский памфлет в 1944 году, зазвучала по-новому в период перестройки. Оказалось, что избранные Шварцем темы для творчества, по существу — темы вечные. Пьеса «Тень» не сходит со сцены театров, вдохновляя режиссеров на новые постановочные интерпретации. Первые завершенные драматические произведения Шварца «для взрослых» — безымянная «Пьеса о молодежи» (1927) и «Телефонная трубка» (1931—1932) — были, скорее, опытами, этапом накопления мастерства: писатель оттачивал умение строить драматургическую интригу и сохранять напряженность действия до финала. Более пристально внимания заслуживает пьеса «Ундервуд» (1928), первое произведение, в котором обнаружились творческие возможности Шварца-сказочника. Здесь персонажи уже не исчерпываются своей бытовой характеристикой, в них отчетливо просматривается второй, сказочный план. Варварка и Маркуша, похитители пишущей машинки «Ундервуд», вещи по тем временам редкой и дорогостоящей, напоминают классических сказочных злодеев, а противостоит им — опять-таки в соответствии со сказочными канонами — падчерица Варварки Маруся. «Внутренний сюжет «Ундервуда», — справедливо отмечал М. Янковский, — иной. Он повествует о бабе-яге, о страшном существе Маркуше-безногом (а на самом деле он вовсе не безногий), о порабощенном добром карлике и, может быть, о красной шапочке, которая все хитрости бабы-яги преодолела и примчалась на ковре-самолете или коньке-горбунке к принцу, чтобы рассказать, кто похитил принцеву драгоценность». Сам Шварц очень внимательно прислушался к этому суждению о сходстве своей пьесы со сказкой и продолжал эксперимент в следующем своем произведении — пьесе «Приключения Гогенштауфена» (1934). Сюда сказка входит уже не тайно, а явно. Само слово «сказка» становится здесь жанровым обозначением произведения, в то время как «Уедервуд» был еще нейтрально назван «пьесой». В событиях, происходящие в обычном советском учреждении, где служит главный герой пьесы, вмешиваются волшебные силы. Все разворачивающиеся в пьесе события трактуются как один из эпизодов вечной борьбы доброй волшебницы (она же — уборщица Кофейкина) и вампира в облике управделами с говорящей фамилией Упырева. Поэтому, например, Кофейкина по ходу действия пьесы легко меняет возраст, превращаясь, когда это необходимо, в юную комсомолку. Намечается в «Приключениях Гогенштауфена» и знаменитый, лишь впоследствии открытый парадоксальный шварцевский финал, когда, приведя к благополучной развязке данный конкретный сюжет, драматург оставляет незавершенной вечную борьбу добра со злом. И вот мы видим, что в финале сказки добрая волшебница вновь собирается в путь. (33, 34, 35 и 36 слайды + анимация) Поистине, судьбоносной стала для Шварца встреча с режиссером, художником Н.П. Акимовым, долгие годы возглавлявшим Ленинградский театр комедии. Они познакомились случайно в Москве, и практически все свои последующие пьесы Шварц писал именно для этого театра. Акимов любил повторять, что, если бы существовала должность «душа театра», она по праву принадлежала бы Евгению Шварцу. У пьес Евгения Львовича, в каком бы театре они ни ставились, такая же судьба, как у цветов, морского прибоя и других даров природы: их любят все, независимо от возраста. (37 и 38 слайды + анимация) Пьеса «Голый король» (1934) (39 слайд) Первым серьезным произведением, написанным для акимовского театра, где искрометный талант Шварца зазвучал уже в полный голос, была пьеса «Голый король» (1934). Здесь впервые появились любимые герои драматурга-сказочника — властолюбивый король, ловкие министры, прекрасная принцесса, свинопасы, пастухи, фрейлины и прочее население сказочного королевства. Они пришли из классических сказок Г.Х. Андерсена, Ш. Перро, братьев Гримм, но заговорили и повели себя здесь уже вполне по-шварцевски, ибо, даже творчески заимствуя у предшественников тот или иной сюжетный элемент, драматург наполнял его собственным смыслом, ассоциациями, подтекстом, лукавым юмором. (40, 41, 42 и 43 слайды) Власть, ее деформирующее влияние на человека, — тема, всегда волновавшая Шварца. Реально обозначившись уже в «Голом короле», она затем станет центральной и в «Тени», и в «Драконе». Власть, безусловно, завораживает, внушает едва ли не священный трепет многим шварцевским героям. Но человек, вознесенный на вершины власти, дорого за это расплачивается: он теряет друзей, любимых, вообще лишается искреннего человеческого участия и тепла. Всегда у Шварца власти сопутствует лесть и ложь — так появляется в «Голом короле» гротескно-сатирический образ «правдивого» Первого министра: «Первый министр. Ваше величество! Вы знаете, что я старик честный, старик прямой. Я прямо говорю правду в глаза, даже если она неприятна. Я ведь стоял тут все время, видел, как вы, откровенно говоря, просыпаетесь, слышал, как вы, грубо говоря, смеетесь, и так далее. Позвольте вам сказать прямо, ваше величество… Король. Говори, говори. Ты знаешь, что я на тебя никогда не сержусь. Первый министр. Позвольте мне сказать вам прямо, грубо, по-стариковски: вы великий человек, государь! Король (он очень доволен). Ну-ну. Зачем, зачем». Власть может рядиться в какие угодно яркие одежды, но — вот незадача! — пленяет и обманывает она не всех. Люди с чистой душой — влюбленные, поэты, дети — все равно видят, что «король-то голый» и наивно говорят об этом вслух. (44 слайд + анимация) Как и положено сказкам, произведения Шварца всегда завершаются счастливым финалом. Вот и в «Голом короле» влюбленные — Генрих и принцесса Генриетта — играют свадьбу, а глупый, чванливый король вынужден опрометью умчаться во дворец. Но во всех шварцевских благополучных финалах есть некоторая двойственность и нотка грусти. Можно посрамить и прогнать глупого и ничтожного правителя, но как уничтожить саму глупость? Можно посмеяться над толпой, готовой сотворить себе кумира даже из голого короля, но нет уверенности в том, что завтра она на месте поверженного идола не соорудит нового. Сказка заканчивается, а тревожные вопросы остаются. Перед нами действительно, как писал Шварц, «новый вид сказки». Исследователи до сих пор блуждают в определениях, называя пьесы драматурга эпическими, социальными, сатирическими, философскими, ироническими, даже параболическими, проводя параллели с творчеством Брехта, Ануя, Сартра, Дюрренматта. Все это по-своему верно, все это, безусловно, справедливо, но при всем том пьесы Шварца не перестают быть и просто по-детски наивными и одновременно мудрыми сказками. (45 слайд) «Голый король» не был поставлен на сцене при жизни драматурга, но именно эта пьеса впоследствии принесла ему широкую известность. В 1960 году пьесу Е. Шварца поставили Олег Ефремов и Маргарита Микаэлян в «Современнике». Короля играл Евгений Евстигнеев, Первого министра — Игорь Кваша. «Голый король» стал одним из лучших спектаклей театра и украшал его репертуар на протяжении многих лет. (46 слайд) Пьеса «Тень» (1940) (47 слайд) Такова и завершенная Шварцем в 1940 г. пьеса-сказка «Тень», которую Н.П. Акимов называл «Чайкой» и «Принцесса Турандот» Ленинградского театра комедии. «Чужой сюжет как бы вошел в мою плоть и кровь, я пересоздал его, и тогда только выпустил на свет», — этот эпиграф из «Сказки моей жизни» Г.Х. Андерсена предваряет историю Шварца об Ученом и его Тени. (48 и 49 слайды) В романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» Воланд, иронизируя над пришедшим к нему Левием Матвеем, рассуждает: «Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?» Над этими вопросами приходится задуматься и героям Шварца. Сложные, диалектические взаимоотношения света и тьмы, добра и зла, дружбы и предательства, любви и ненависти, — то есть тех противоречий, что составляют основу жизни, ее развитие, движение, — вновь истолковываются драматургом не прямолинейно, но мудро, талантливо, смело. (50 слайд) История о том, как Тень, заняв место хозяина, травит его всеми доступными средствами, чтобы заставить стать тенью собственной тени, а затем, не добившись своего, велит отрубить Ученому голову, полна неожиданных и трагических противоречий. Да, Тень, принявшая имя Теодор Христиан, — гнусное, отвратительное, темное существо, но ведь она является порождением самого Ученого, он сам вызвал ее к жизни неосторожными словами: «Тень, моя добрая, послушная тень! Ты так покорно лежишь у моих ног. Голова твоя глядит в дверь, в которую ушла незнакомая девушка. Взяла бы ты, тень, да пошла туда к ней. …. Иди!» И когда Тень покидает Ученого, тот тяжело заболевает. Но и сама Тень, даже став всемогущим правителем, жива, лишь покуда жив ее хозяин. Так значит, добро и зло взаимно необходимы друг другу, и, утратив одно, мы неизбежно теряем представление о том, что есть второе? Но как важно в жизни не перепутать одно с другим, как важно вовремя вспомнить придуманное драматургом волшебное заклинание: «Тень! Знай свое место!» Для этого необходимы бесстрашие, бескомпромиссность и убежденность, которая звучит в словах воскресшего Ученого: «Но я пошел на смерть, Аннунцианта. Ведь, чтобы победить, надо идти и на смерть. И вот я победил!». (51 и 52 слайды + анимация) Поражает в пьесе и та легкость, с которой покинувшая Ученого Тень делает головокружительную карьеру, возносясь на самые вершины власти. Как быстро оказываются востребованы обществом темные стороны человеческой души: «Неслышно, как тень, я проникал всюду, и подглядывал, и подслушивал, и читал чужие письма. Я знаю всю теневую сторону вещей. И вот теперь я сижу на троне, а он лежит у моих ног». Именно такое гибкое существо необходимо всем этим первым министрам, министрам финансов, тайным советникам и многочисленным «людоедам», служащим как один в городском ломбарде. И даже когда разоблаченная Тень в финале бесследно исчезает, Ученый не питает более иллюзий на сей счет: «Он скрылся, чтобы еще раз и еще раз стать у меня на дороге. Но я узна́ю его, я всюду узна́ю его». Вечная борьба добра и зла продолжается, и в этом смысле сказка Шварца вновь получает открытый финал. (53 слайд) Первая театральная постановка пьесы-сказки «Тень» состоялась 12 апреля 1940 г. в Ленинградском театре Комедии. Режиссёр и художник Н. Акимов. В главных ролях: Э. Гарин / Ж. Лецкий — Тень, П. Суханов — Ученый. (54 и 55 слайды) Пьеса «Дракон» (1943) (более подробный анализ) (56 слайд) Пьеса «Дракон» (1943) — одно из главных произведений Евгения Шварца, принесших ему мировую известность. На ней я хотел бы остановиться более подробно. Над новой «сказкой в трех действиях» Шварц начал работать сразу после окончания «Тени». Задуманная как заключительная для цикла антифашистских, антивоенных пьес (цикл пьес о власти) — «Голый король» (1939), «Тень» (1940), «Дракон» (1943), она неожиданно приобрела острый политический подтекст: за «драконовскими» порядками сказочного государства явно просматривались параллели с современной писателю советской действительностью. Оказалось, что Дракон — это олицетворение любого тоталитарного режима, в том числе и сталинского, хотя это, к счастью для автора, было понято далеко не сразу. Пожалуй, это пьеса имеет самую драматичную судьбу из всех произведений драматурга. При жизни Шварца пьеса увидела свет всего однажды — 4 августа 1944 г. и была разрешена к постановке только в одном театре — вновь в Ленинградском театре комедии после его возвращения из эвакуации в период его гастролей в Москве. Однако состоялись лишь две генеральные репетиции с публикой и единственный открытый спектакль 4 августа 1944 г., который имел у зрителей несомненный успех. И сразу, еще в период репетиций в газете «Литература и искусство» (25 марта 1944 г.) появилась разгромная статья С.П. Бородина «Вредная сказка», и спектакль был снят с репертуара. Дневниковые записи драматурга отражают процесс окончательного «свертывания» пьесы из-за бесконечных реперткомовских требований. Текст пришлось «перекраивать» трижды. Наконец, запись от 9 декабря свидетельствует о том, что пьесу запретили, подтверждая реальность драконовских порядков. (57 и 58 слайды) Сюжет «вредной сказки», на первый взгляд, вполне традиционен и прост: доблестный рыцарь Ланцелот приходит в город, чтобы освободить его жителей, в том числе и свою возлюбленную Эльзу, от злого и жестокого дракона. И, конечно же, как и полагается в сказке, освобождает. Но изложить таким образом сюжет этой пьесы — значит не сказать о сказке Шварца почти ничего. Прежде всего необычен здесь сам Дракон. Итак, городом, в который попадает главный герой пьесы, Ланцелот, уже несколько веков правит Дракон. Сам по себе существо мифологическое, Дракон сумел стать для своих подданных привычным, обыденным явлением. Его даже называют совсем по-домашнему —Дракошей. Он в подлинном смысле слова царит над городом. Дракон жесток, но не глуп; он груб, но не примитивен; он презирает людей, но тонко чувствует их психологию и умеет пользоваться их слабостями. Он не всегда являет собой мерзкое чудовище о трех головах, а частенько и вполне естественно принимает человеческий облик. Вот как в авторской ремарке описывается его первое появление на страницах пьесы: «И вот не спеша в комнату входит пожилой, но крепкий, моложавый, белобрысый человек (выделено Шварцем), с солдатской выправкой. Волосы ежиком. Он широко улыбается. Вообще обращение его, несмотря на грубоватость, не лишено некоторой приятности». А вот характеристика, которую даёт ему кот в первом действии пьесы («ростом примерно с церковь»), указывает на то, что Дракон прочно завладел не только умами, но и душами людей. Страх, который сперва испытывали подданные, пытаясь бороться с деспотичным правлением, постепенно перерос в привычку, традицию, веру в Дракона. Если проводить параллель с христианскими мотивами, а ими богат текст пьесы, то мы найдём много признаков, указывающих на то, что драконовские порядки города — религия его жителей. Здесь и чисто внешние признаки —Дракон, как и положено этому сказочному чудовищу, о трёх головах, но никогда не появляется трехголовым (един в трёх лицах). (59 и 60 слайды + анимация) При всех косвенных характеристиках, присущих дракону как сказочному чудовищу, Дракон Шварца, как я уже говорил, имеет вид обыкновенного человека, что не только вызывает иллюзию реальности изображаемого, важную для театрального зрителя, но и выводит действие на внутренний, скрытый, «подтекстовый» уровень философского характера. Накануне исполнения одного из традиционных драконовских ритуалов — женитьбе Дракона на самой красивой девушке города Эльзе в городе появляется странствующий рыцарь Ланцелот. Он — целитель человеческих душ. Именно поэтому Шварц приводит нас к мысли, что важен не столько факт уничтожения самого Дракона, сколько «изгнание» его из каждой души — омертвевшей, изуродованной многовековым деспотичным драконовским правлением. Об этом свидетельствуют уже первые слова Ланцелота, произнесенные в доме архивариуса Шарлеманя: «Живая душа, откликнись!» Казалось бы, привычная, стертая фраза обретает особый смысл в свете последующей характеристики душ горожан, которых представляет Ланцелоту Дракон: «Если бы ты увидел их души — ох, задрожал бы. … Убежал бы даже. Не стал бы умирать из-за калек. Я же их, любезный мой, лично покалечил, — говорит он рыцарю. — Как требуется, так и покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам — человек околеет. А душу разорвешь — станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души». (61 и 62 слайды) Эти слова Дракона во многом справедливы. За четыреста лет владычества чудовища в городе давно привыкли и притерпелись к нему. Даже такие добрые и неглупые люди, как архивариус Шарлемань, всегда готовы оправдать и самого Дракона, и свою полную покорность и неспособность к сопротивлению. «Мы не жалуемся, — говорит он Ланцелоту. — А как же можно иначе? Пока он здесь — ни один другой дракон не осмелится нас тронуть. … Уверяю вас, единственный способ избавиться от дракона — это иметь своего собственного». Как известно, роль охотника за душами мёртвыми, согласно мифической традиции, принадлежит Дьяволу, антагонисту Бога. И тогда параллель между Драконом (Дьяволом) и Ланцелотом (Богом) становится очевидна. Именно об этом пишет известная исследовательница творчества Шварца В.Е. Головчинер, полагая, что диалог Ланцелота и Дракона в пьесе — это диалог Бога и Дьявола. Действия героев пьесы с самого начала предопределены рыцарским кодексом: Ланцелот должен сразиться с Драконом, вступившись за прекрасную Эльзу. Далее сюжет развивается по правилам «змееборческой» сказки. В роли волшебных помощников героя выступают кот и осел, и то, что Ланцелот понимает их язык, — следствие инициации, дающей юноше власть над животными. Традиционное развитие сюжета выполняет скорее роль фатума, рока, судьбы Ланцелота. Об этом говорит и своеобразное «хвастовство» происхождением и знаменитыми предками накануне боя. У Дракона оказался достойный соперник, о чем свидетельствует следующий диалог: Дракон. Вы потомок известного странствующего рыцаря Ланцелота? Ланцелот. Это мой дальний родственник. И тогда Дракон разражается панегириком в собственный адрес: Дракон. Вы знаете, в какой день я появился на свет? ... В день страшной битвы. В тот день сам Аттила потерпел поражение ... Земля пропиталась кровью. Листья на деревьях к полуночи стали коричневыми. К рассвету огромные чёрные грибы — они называются гробовики — выросли под деревьями. А вслед за ними из-под земли выполз я. Я — сын войны. Война — это я. Кровь мёртвых гуннов течёт в моих жилах — это холодная кровь. В бою я холоден, спокоен и точен. Оригинально переосмыслив традиционный «змееборческий» сюжет, Е. Шварц значительно расширил контекст пьесы, внося дополнительные смысловые оттенки в её основной конфликт: поединок Ланцелота и Дракона неизбежен не только потому, что предопределён «персональным» мифом каждого из героев — рыцаря и чудовища, но и мифопоэтической традицией: Зло (Дракон) и Добро (Ланцелот) постоянно борются между собой за господство над человеческими душами. Для того, чтобы познать добро, нужно познать и зло и научиться отличать добро от зла. Миссия Ланцелота — особая: отвоевать у Дракона человеческие души. Мотив покупки-продажи человеческой души — философский, и как философский он чужд традиционной комбинации мотивов, образующих сюжет «змееборческой» сказки. Таким образом, сказочный уровень пьесы — не самый важный в ее композиции. Ситуация Дракона проигрывается как бы дважды: первый раз — на сказочном уровне, второй — на реальном. Взаимодействуя в тексте пьесы, традиционный сюжет волшебной сказки и философский мотив борьбы за человеческую душу выводят действие на скрытый, социально-философский уровень. Несмотря на сказочно-мифологический сюжет, пьеса Шварца не лишена историзма, и отдельные ее перипетии вполне узнаваемы. В народных преданиях горожан Дракон знаменит «добрыми» делами — изгнанием цыган (аллюзия на цыганский геноцид, проводимый Гитлером): «Это бродяги по природе, по крови. Они — враги любой государственной системы, иначе бы они обосновались где-нибудь, а не бродили бы тудасюда. Их песни лишены мужественности, а идеи разрушительны. Они воруют детей. Они проникают всюду». Это первое «доброе» дело Дракона. Второе «доброе» дело — избавление города от эпидемии холеры («Когда нашему городу грозила холера, он по просьбе городского врача дохнул своим огнём на озеро и вскипятил его. Весь город пил кипячёную воду и был спасён от эпидемии») — может быть соотнесено с реальными благами национал-социализма или социализма в России, о котором его сторонники постоянно вспоминали. (63 слайд) Но к «добрым» делам Дракона надо причислить и покалеченные души горожан, чем он похвалялся перед Ланцелотом: «Нет, нет, таких душ нигде не подберёшь. Только в моём городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души. ... Дырявые души, продажные души, прожжённые души, мёртвые души». И этому предшествует все объясняющая фраза Дракона: «Я же их, любезный мой, лично покалечил». Механизм духовного порабощения раскрыт Шварцем блестяще — в диалогах, репликах, поступках горожан. Ланцелот, однако, понимает многое. Образ, созданный Шварцем, глубок и многогранен. Перед читателем-зрителем предстаёт вовсе не идеализирующий ситуацию рыцарь, готовый на бесконечные подвиги во имя идеи. Миссия убить Дракона, конечно же, традиционно принадлежит ему, Ланцелоту, но он до поры до времени сомневается, стоит ли брать на себя такую большую ответственность? Ланцелот. ...Говори же, кот, что тут случилось. А вдруг я спасу твоих хозяев? Со мною это бывало. Кот. Вы будете драться с ним? Ланцелот. Посмотрим. И даже узнав от Кота, что в доме, куда он прибыл, живёт девушка, которой предстоит выйти замуж за Дракона, Ланцелот не спешит принимать решение о бое с Драконом: «Хоть бы она мне понравилась, ах, если бы она мне понравилась! Это так помогает…». И все же конфликт и открытая схватка между Драконом и Ланцелотом неизбежны. Но вот страшное чудовище наконец повержено. Казалось бы, свобода, правда и справедливость должны теперь восторжествовать, а сказка благополучно завершится. Но пьеса Шварца на этом не заканчивается; на смену Дракону приходят другие правители — бургомистр и его сын Генрих. Бургомистр и Генрих — представители правящей верхушки города, на которых возложена ответственность за доведение до сведения горожан приказов и распоряжений Дракона. По описаниям, Бургомистр — душевнобольной, страдающий раздвоением, а то и «растроением» личности. Его сын Генрих, бывший жених Эльзы, — секретарь Дракона. Накануне перед боем Дракона и Ланцелота разворачивается диалог Бургомистра со своим сыном, и Шварц наглядно иллюстрирует нам картину нравов, царящих в так называемых властных структурах: доносительство, подкуп, карьеризм, угодничество; традиционные моральные ценности — дружба, любовь, — приобретают уродливые формы. Так получается, что бургомистр и его сын Генрих, быть может, еще страшнее Дракона. Страшнее своей ничтожностью, пошлостью, низостью, мелкими страстишками и желанием непременно напакостить ближнему. Чего стоит только запутавшая их самих система всеобщего соглядатайства и доносительства. «Да мы с тобой подкупали и перекупали его (личного секретаря бургомистра) столько раз в день, что он теперь никак не может сообразить, кому служит. Доносит мне на меня же, — сообщает бургомистр сыну. — Интригует сам против себя, чтобы захватить собственное свое место. Парень честный, старательный, жалко смотреть, как он мучается. Зайдем к нему завтра в лечебницу установим, на кого он работает, в конце концов». Да, Дракон убит, но дело его живет и процветает. И как прежде горожане в страхе склоняли головы перед чудовищем, так теперь они с наигранным энтузиазмом приветствуют его мнимых победителей. Здесь Шварц подводит читателя-зрителя к вопросу: кто более виноват в бедах города: Дракон, калечащий души своих жертв, или его жертвы, покорно согласившиеся играть свою роль? Автор даёт свой ответ на вопрос о степени вины: виновны все. Дракон не случайно устало выговаривает Ланцелоту за то, что тот хочет освободить горожан: «Напрасно стараешься. Они не хотят, боятся свободы». Горожане виновны своей покорностью, своим молчанием, своим ничегонеделанием. Бессобытийность — одна из черт города, в который попадает Ланцелот, об этом ему говорит архивариус: «У нас вы можете хорошо отдохнуть. У нас очень тихий город. Здесь никогда и ничего не случается». Таким образом, город, в который попал Ланцелот, — мёртвый город. Души горожан, населяющих этот город, также мертвы. И Ланцелот явился не просто для того, чтобы отвоевать у Дракона души человеческие, но для того, чтобы оживить их. И это процесс очень трудный, ведь порой ярые приверженцы драконовских методов оказываются по-своему наиболее целеустремленными и подготовленными людьми. (64 слайд) Теперь главная задача Ланцелота — «в каждом из этих людей убить Дракона». Жизнь души Шварц видит в одном состоянии: в состоянии любви. И первой от мёртвого сна пробуждается душа дамы сердца рыцаря — Эльзы. Шварц подсказывает единственно возможный путь к спасению человечества: любовь. Счастье, по Шварцу, — это любовь. И как всякое настоящее чувство, любовь беззащитна, а подданными Дракона считается безумием, сумасшествием. Именно поэтому городское самоуправление вручает Ланцелоту в качестве оружия цирюльничий таз и медный поднос. Первый призван выполнять функции шлема, второй — щита. Атрибуты Дон Кихота позволяют понять лирическую философию Евгения Шварца. Его герой беззащитен перед мировым злом; его единственное оружие — любовь. (65 слайд) Так кто же выиграл поединок за искалеченные людские души? Автор не спешит однозначно ответить на этот вопрос. Обретение свободы не дается легко тем, кто привык к рабству. Может быть, она вообще не дается. Необходим каждодневный упорный труд. Шварц всегда помнил чеховские слова о том, как великий писатель «по капле выдавливал из себя раба». Чехов был любимейшим его писателем. В даровании обоих была общая черта — вера в возможность нравственного самосовершенствования человека, если он сможет «убить в себе дракона». «Работа предстоит мелкая, — предупреждает Ланцелота садовник. — Хуже вышивания». Но в этом и заключается единственно возможный путь к подлинной свободе. Последние слова пьесы: «И все мы после долгих забот и мучений будем счастливы, очень счастливы, наконец!» Он как романтик дает шанс своим героям, воскрешая их к жизни, утверждая таким образом приоритеты истинных человеческих чувств и ценностей над миром ложных и пагубных страстей. Поставленная, наконец, в 1962 г., уже после смерти автора, пьеса «Дракон» оказала огромное влияние на развитие общественного сознания 1960-х гг. (66 и 67 слайды) Пьеса «Обыкновенное чудо» (1954) (68 слайд) В творческом наследии Шварца есть особенно дорогая драматургу пьеса. Он трудился над ней долго и мучительно, начал писать еще во время войны, в 1944 г., и по началу новая сказка называлась «Медведь». «Живу смутно. Пьеса не идет. А когда работа не идет, то у меня такое чувство, что я совершенно беззащитен и всякий может меня обидеть», — записывает Шварц в дневнике. Но после долгих лет работы пьеса все-таки была завершена в 1954 г. Премьера нового произведения Шварца состоялась 18 января 1956 г. в Московском театре-студии киноактеров в постановке знаменитого актера Э.П. Гарина. Накануне премьеры спектакля театр-студия обратился к Шварцу с телеграммой: «Выпускаем спектакль, афишу. Дирекция, художественный совет, режиссер просят Вас утвердить новое название пьесы Вашего спектакля «Это просто чудо», скобках «Медведь». На обороте телеграммы Шварц записал возможные варианты названия пьесы: «Веселый волшебник», «Послушный волшебник», «Безумный бородач», «Непослушный волшебник», «Обыкновенное чудо» … Конечно же, «Обыкновенное чудо»! (69 и 70 слайды) «Обыкновенное чудо» — пьеса, которая и похожа, и не похожа на предшествующие произведения Шварца. Похожа, потому что перед нами снова сказка, с королем, принцессой, даже волшебником. Не похожа, потому что эта пьеса — объяснение в любви, гимн любви. Любовная тема всегда занимала не последнее место в сказках Шварца, но только в «Обыкновенном чуде» она безоговорочно вышла на первый план. «… У нас речь пойдет о любви, — сразу заявляет автор в своеобразном предисловии к пьесе. — Юноша и девушка влюбляются друг в друга — что обыкновенно. Ссорятся — что тоже не редкость. Едва не умирают от любви. И наконец сила их чувства доходит до такой высоты, что начинает творить настоящие чудеса, — что и удивительно и обыкновенно». (71 слайд + анимация) Пьеса посвящена жене драматурга — Екатерине Ивановне Шварц. Они познакомились, будучи не очень молодыми людьми, но брак был на редкость счастливым, о чем свидетельствуют все мемуаристы. «Пятнадцать лет я женат, а влюблен до сих пор в жену свою, как мальчик, честное слово так!» — эти слова Волшебника из пьесы мог бы произнести сам Шварц. Действительно, в «Обыкновенном чуде» влюблены почти все герои. Любят друг друга Хозяин и его жена, Медведь и Принцесса, Придворная Дама и Трактирщик, Король обожает свою дочь и даже министр-администратор на свой манер изъясняется в любви Хозяйке. (72 слайд + анимация) Любовь, по глубокому убеждению Шварца, открывает человеку мир во всей его неповторимой красоте. «Ах, я перестаю быть королем, когда вижу ее или думаю о ней. Друзья, друзья мои, какое счастье, что я так люблю только родную дочь!» — признается Король, мгновенно превратившийся в любящего отца, а ведь еще минуту назад он готов был отравить и Хозяина, и Хозяйку. (73 слайд + анимация) Любовь — это и «обыкновенное чудо» узнавания себя, своих лучших сторон в другом, и возможность поделиться этой радостью со всем миром, как это и делает влюбленная Принцесса: «Он любит то, что я люблю, понимает меня, даже когда я говорю непонятно, и мне с ним очень легко. Я тоже его понимаю, как себя самое». Наконец, именно чудо любви делает человека по-настоящему человеком. Ведь Медведь перестал быть зверем не потому, что Волшебнику вздумалось даровать ему человеческий облик. Он стал человеком только тогда, когда оказался готовым к самопожертвованию во имя любви: «Принцесса поцеловала его — и он остался человеком, и смерть отступила от счастливых влюбленных. …. Любовь так переплавила его, что не стать ему больше медведем». (74 и 75 слайды + анимация) Но даже в самом светлом и лирическом своем произведении Шварц остается лукаво-ироническим сатириком. Как узнаваемы они — представители власти — и в этой сказке: и Король, и первый министр, и министр-администратор. Первый — взбалмошный самодур, кипучая энергия которого не дает покоя ни ему самому, ни его придворным. Все свои пороки и нелепые прихоти он с ходу готов оправдать «наследием проклятого прошлого»: «Я вместе с фамильными драгоценностями унаследовал все подлые фамильные черты. Представляете удовольствие? Сделаешь гадость — все ворчат, и никто не хочет понять, что это тетя виновата». А вот Первый министр, который раньше был «сияющий, величественный такой», быстро поиздержался в дороге и утратил былое великолепие, теперь ему остается только потихоньку жаловаться Хозяйке и на Короля, и на Министра-администратора. Последний у Шварца особенно колоритен: наглый, циничный делец- приспособленец, он, по словам Первого министра, «единственный из всех нас умеет путешествовать. Он умеет достать лошадей на почтовой станции, добыть карету, накормить нас. Правда, все это он делает плохо, но мы и вовсе ничего такого не умеем». Неудивительно, что именно Министр-администратор, постепенно прибирая к рукам и деньги, и власть, к финалу пьесы может позволить себе помыкать уже не только придворными, но и самим Королем. Ведь у Короля при всем его самодурстве все же есть одна «слабость» — всепоглощающая любовь к дочери, а у таких, как Министрадминистратор, подобных «слабостей» не бывает, они всегда добиваются своего. Единственный способ избавиться от Министр-администратора, который известен Шварцу, это «превратить его в крысу», как советует сделать жена волшебника. Пьеса «Обыкновенное чудо» стала светлым прощальным аккордом, которым завершился творческий путь Евгения Шварца. Спектакль по этой пьесе шел в Театрестудии киноактера 21 октября 1956 г. — в день шестидесятилетнего юбилея драматурга. Всем присутствовавшим на празднике запомнилось приветствие М.М. Зощенко. «С годами, — сказал он, — я стал ценить в человеке не молодость его, и не знаменитость, и не талант. Я ценю в человеке приличие. Вы очень приличный человек, Женя». Заслужить такую похвалу в те непростые времена было дано не каждому. (76 слайд) После «Обыкновенного чуда» Шварц новых пьес не писал, в последние годы жизни, в конце 1955-го — начале 1956 года, он работал над новыми вариантами текста пьесы «Первый год», которая была поставлена в Ленинградском театре комедии под названием «Повесть о молодых супругах». Вывод: Пьесы Шварца — это сочетание откровенно подчеркнутой условности, подчас сказочной, и политической злободневности, использование заимствованного сюжета в абсолютно новых целях (например, андерсеновских сюжетов в пьесах «Голый король» (1934), «Снежная королева» (1938), «Тень» (1940). Это дало дополнительную смысловую нагрузку образам и предвосхитило постмодернистский римейк. Эксцентрический вымысел, остроумная шутка, игра со значением и звучанием слова — отличительные черты драматурга. Сказочная форма создала эффект вневременности происходящего. Как отмечает Д. Медриш, «…извлекая событийный ряд произведений из реального плана, Шварц выстраивает обобщенную модель мира», в которой представлена современность. (77 и 78 слайды) Дар сказочника — очень редкий дар. Сказочнику мало быть просто одаренным или даже талантливым литератором, здесь необходимо особое сочетание личных человеческих качеств — доброта, мудрость, интеллигентность, детская открытость миру и людям, ирония, лукавство и вместе с тем высокий лирический настрой души. И еще то, что М.М. Зощенко назвал «приличием». Сам Шварц это прекрасно понимал, ведь все мы помним заключительные слова Короля из его «Золушки», с неповторимо обаятельной интонацией произнесенные с экрана Э.П. Гариным: «Когда-нибудь спросят: а что ты можешь, так сказать, предъявить? И никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу — большой, а сердце — справедливым … Обожаю прекрасные свойства … души: верность, благородство, умение любить. Обожаю, обожаю эти волшебные чувства, которым никогда, никогда не придет конец». Сказочная драматургия Евгения Шварца осталась в своем роде уникальной страничкой в истории русской литературы. (79 слайд) Экранизации произведений Е.Л. Шварца (80 слайд) Е. Шварц написал два десятка пьес для драматической сцены, а также — для кукольного театра. Среди них — переосмысление сказок знаменитого Андерсена: «Голый король», «Ундервуд», «Клад», «Красная шапочка», «Снежная королева», «Тень», но это уже во многом шварцевские герои и сюжеты. В них сплавлены реальность и чудеса. Поэтому их столь охотно экранизировали. По пьесам Шварца были сняты более десяти фильмов и мультфильмов. Блистательные художественные фильмы вошли как в сокровищницу отечественной детской кинематографии — «Золушка», «Марьяискусница», «Снежная королева», «Доктор Айболит», так и в золотой фонд философских сказок для взрослых — «Обыкновенное чудо», «Убить дракона», «Тень». Фильмы, снятые по произведениям Евгения Львовича — это удивительное явление в советской киноиндустрии. Первым опытом в кино для Шварца стало написание сценария для кинофильма по сказке Корнея Чуковского «Доктор Айболит», который вышел в 1938 году. А теперь непосредственно список экранизаций по произведениям Е. Шварца: 1) 1947 — музыкальный фильм-сказка «Золушка». Режиссёры Надежда Кошеверова и Михаил Шапиро. Первый большой успех Евгения Шварца в кинематографе. Эта совместная работа Кошеверовой и Шапиро стала лидером проката 1947 года. Нежное и веселое сказание о трудолюбивой Золушке, ее сводных сестрах-лентяйках и зловредной мачехе. Сценарий писался «под Жеймо». В ролях заняты Янина Жеймо, Алексей Консовский, Эраст Гарин, Фаина Раневская, Елена Юнгер, Варвара Мясникова, Тамара Сезеневская, Василий Меркурьев, Александр Румнев, Игорь Клименков, Сергей Филиппов. 2) 1959 — «Марья-искусница». Режиссёр А.А. Роу. Идея фильма-сказки о солдате родилась, когда Роу вместе с писателем Евгением Шварцем посетили Трептов-парк в Германии, где стоит мемориал в память о подвиге русских солдат. Вскоре был написан сценарий картины. Роль солдата сыграл актер Михаил Кузнецов, а Иванушку — юный Витя Перевалов. 3) 1963 — «Каин XVIII» по сказке «Два друга». Режиссеры-постановщики Н. Кошеверова, М. Шапиро; режиссер А. Тубеншляк. Это гротесковая комедия. Здесь сказка синтезирована с фантастикой. Деспотичный Король грезит мировым господством. Чтобы заполучить его, он приказывает Ученому создать крохотное насекомое, которое бы переносило чудовищной силы взрывы. Так появляется комар-мутант. Обратите внимание, что произведение сочинено в 1930-е годы, то есть, Шварц предугадал и обрисовал последствия применения атомной энергии в военных целях. В схватку с пожилым и злым Каином 18, пожелавшим к тому же жениться на юной принцессе, вступят менестрели, друзья Жан и Ян. В кинопостановке заняты прекрасные актеры: Эраст Гарин, Светлана Лощинина, Георгий Вицин, Александр Демьяненко, Игорь Дмитриев, Рина Зеленая, Николай Трофимов, Станислав Хитров, Бруно Фрейндлих, Михаил Глузский, Иван Дмитриев, Михаил Жаров, Марина Полбенцева, Борис Чирков, Лидия Сухаревская, Юрий Любимов. 4) 1964 — «Обыкновенное чудо». Авторы сценария и режиссёры Э. Гарин и Х. Локшина. 5) 1964 — «Сказка о потерянном времени». Автор сценария В. Лифшиц, режиссёр А. Птушко, композитор Игорь Морозов. В ролях Олег Анофриев, Гриша Плоткин, Сергей Мартинсон, Женя Соколов, Георгий Вицин, Сережа Карпоносов, Ирина Мурзаева, Зина Кукушкина, Валентина Телегина, Таня Донценко, Людмила Шагалова, Вера Волкова, Рина Зеленая, Лида Константинова, Савелий Крамаров, Миша Кулаев, Юрий Чекулаев, Вадим Грачев. Однажды четыре злых волшебника решили вернуть себе молодость. Оказалось, дело это нехитрое. Достаточно найти нескольких юных лентяев и воспользоваться бездарно растраченным ими временем. А ведь тот, кто попусту тратит время, сам не замечает, как стареет. 6) 1966 — «Снежная королева». Режиссёр Г. Казанский. Фильм Геннадия Казанского — это экранизация пьесы Евгения Шварца, в основу которой легла одноименная сказка Андерсена. В ролях: Елена Проклова, Слава Цюпа, Наталья Климова, Евгения Мельникова, Николай Боярский, Евгений Леонов, Ирина Губанова, Георгий Корольчук, Ольга Викландт 7) 1971 — «Тень». Авторы сценария Ю. Дунский, В. Фрид, режиссёр Надежда Кошеверова. Фильм не только контрастный, но в то же время изящный. Актерский состав: Олег Даль, Марина Неелова, Анастасия Вертинская, Андрей Миронов, Людмила Гурченко, Владимир Этуш. 8) 1978 — «Обыкновенное чудо». Автор сценария и режиссёр М. Захаров. Историю искрометно разыграли на экране такие актеры как: Олег Янковский, Ирина Купченко, Евгений Леонов, Александр Абдулов, Евгения Симонова, Екатерина Васильева, Андрей Миронов, Юрий Соломин. 9) 1978 — «Заколдованные братья» (нем. Die verzauberten Brüder) — австрийский телефильм по пьесе «Два клена». 10) 1988 — «Убить дракона». Авторы сценария Григорий Горин, Марк Захаров, режиссёр Марк Захаров. Неподражаемая работа Марка Захарова в жанре философской антиутопии. Примечательно, что Евгений Шварц написал антитоталитарную пьесу-притчу «Дракон» за несколько десятилетий до экранизации — в 1944 году. Актерский ансамбль фильма блистательный: Дракон — Олег Янковский, Ланцелот — Александр Абдулов, а также —Евгений Леонов, Вячеслав Тихонов, Александра Захарова, Виктор Раков, Александр Збруев, Семен Фарада. 11) 1990 — «Сказка о потерянном времени» (музыкально-кукольный фильмспектакль). Режиссёр Д. Генденштейн. 12) 1991 — «Тень, или Может быть, все обойдется» по мотивам пьесы «Тень». Автор сценария и режиссер М. Козаков, композитор В. Дашкевич. Это философская сказка для взрослых. Также сильная постановка, великолепный состав актеров: Константин Райкин, Марина Неёлова, Марина Дюжева, Анна Ямпольская, Александр Лазарев. 13) 2004 — «Новогоднее приключение двух братьев» (Анимос). (80—98 слайды) Драматургия Шварца оказалась созвучна не только двадцатому веку, но и двадцать первому. В чем секрет? На этот вопрос ответил его соратник, режиссер Николай Акимов: «Я думаю, что секрет успеха сказок Шварца заключен в том, что, рассказывая о волшебниках, принцессах, говорящих котах, о юноше, превращенном в медведя, он выражает наши мысли о справедливости, наше представление о счастье. Наши взгляды на добро и зло». (99 слайд) Заключение Едва ли можно назвать в нашей литературе имя писателя, который был бы в такой же степени, как Шварц, верен сказке и в такой же степени, как он, предан жизненной правде, глубоким и непреклонным требованиям современности. Из его поля зрения этого писателя никогда не исчезал преображаемый человеком мир, никогда не ослабевал его интерес к современности и своим современникам. Созданные Шварцем сказочные пьесы имеют в основе своей необычайно конкретное жизненное содержание, именно потому что все, что увидел, заметил или понял сказочник, сохраняет в его творениях свое первородство, сказки его оказываются наполненными огромным и поистине всеобщим смыслом. Вот еще одно доказательство непреложности старой истины: переживает свое время только то, что было прочно связано с ним. Как всякий истинный художник, Шварц никогда не приносит в жертву излюбленным им жанрам правду жизни; он и в сказках своих остается честным и взволнованным человеком своего времени. При этом он видит дальше и отчетливее многих художников, которые открыто и чуть любуясь своей проницательностью посягают на некие вечные и общечеловеческие темы. В последней своей пьесе «Обыкновенное чудо», название которой стало популярным оксюмороном, Е.Л. Шварц напишет: «Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь». Может быть, поэтому, он так долго — около десяти лет — искал свой путь в литературу и в литературе, начав писать, да еще и сказки, в возрасте отнюдь не «романтическом» — когда ему было уже за тридцать. И Шварц действительно говорил «во весь голос», пусть и на языке сказки. Список литературы 1) История русской литературы XX века: В 4-х кн. Кн. 1: 1910—1930 годы. Учеб. пособие / Л.Ф. Алексеева, И.А. Биккулова, Н.М. Малыгина и др.; Под ред. Л.Ф. Алексеева. — М.: Высшая школа, 2005. — 366 с.; 2) Биневич Е.М. Евгений Шварц. Хроника жизни. — СПб.: ООО «Издательство ДНК»; ООО Издательский дом «Петрополис», 2008. — 636 с., илл.; 3) Головчинер В.Е. Эпический театр Евгения Шварца. — Томск, 1992; 4) Рассадин Ст. Обыкновенное чудо. — М, 1964; 5) Пантелеев А. Мы знали Евгения Шварца / С. Цимбал. — Л., 1966.
