Образ Понтия Пилата и проблема совести в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» Роман Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита» по праву считается не только величайшим произведением литературы, но и кладезем удивительных по своей глубине философских мыслей. Сам роман состоит как бы из двух частей. Это роман о Мастере и роман, написанный самим Мастером. Главный герой булгаковского произведения мечтал рассказать миру историю о пятом прокураторе Иудеи Понтии Пилате. В итоге он создал на историческом материале книгу огромной психологической выразительности. Этот «роман в романе» далек от известных нам трактовок библейской темы. Мастер и, соответственно, стоящий за этим образом Булгаков, видит все происходящее в те давние времена совершенно иначе, чем мы привыкли. Главным героем этого произведения является не столько Иисус, которого мы можем явно увидеть в бродячем философе Иешуа Га-Ноцри, а скорее прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Он известен нам как человек, приговоривший Иисуса Христа к распятию. В Библии этот образ достаточно схематичен и не несет в себе какой-либо ярко выраженной нагрузки. Но Булгаков решил показать эту историческую личность во всей полноте, с ее страхами и противоречиями. Он предстает перед нами не как «свирепое чудовище», а как несчастный человек, ненавидящий город, которым он правит, и замученный страшной болезнью гемикранией: «Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета…. Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения». При видимом величии, перед нами трусливый человек, который вечность будет мучиться за ту непоправимую ошибку, которую он совершил. Впервые мы встречаемся с Понтием во второй главе романа, когда перед ним появляется «подследственный из Галилеи», которого игемон вынужден судить. Изначально бродячий философ не представляет собой необычного зрелища, наоборот, он показан как абсолютно нормальный человек, «одетый в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора…» Но по ходу развития событий данной главы, мы понимаем, кого подразумевает автор под бродягой Иешуа Га-Ноцри. Сам же Пилат не столько понимает, сколько чувствует, что перед ним стоит не простой оборванец, а человек совершенно необычный… Памятен момент, когда всемогущий игемон, не способный более сопротивляться страшной болезни, мучающей его, малодушно помышляет о яде, а душевнобольной бродяга вылечивает его. Иешуа смеет не только указывать прокуратору на его бесконечное одиночество, замкнутость и скудость жизни, но и спорить по поводу своей дальнейшей судьбы. Это бред сумасшедшего философа или откровение знающего истину человека? «Согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил», - всемогущий Пилат втягивается в беседу с бродягой, и вот он уже проникается к нему симпатией и хочет спасти от страшной, мучительной смерти… Игемон чувствует, что если он не убережет Иешуа от распятия, то совершит непоправимую ошибку, за которую будет проклят навеки: «мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!», потом: «Погибли!…» Он ощущает дыхание бессмертия на своем лице. Но в данном контексте слово «бессмертие» равносильно вечным страданиям. Прокуратор уже не может спасти Иешуа, ему мешают страх, трусость, он боится в дальнейшем оказаться на месте философа. Здесь Булгаков очень ярко показал противоречивость Пилата. Он жаждет спасти Га-Ноцри, но его положение и боязнь осуждения Синедрионом заставляет игемона пойти против голоса совести. Последнюю слабую попытку отвести страшную смерть от Иешуа прокуратор делает в разговоре с Иосифом Каифой. В честь великого праздника пасхи один из приговоренных к распятию должен быть спасен. Варравван, бунтарь и убийца, или Иешуа Га-Ноцри, умалишенный философ? Синедрион принимает решение освободить Вар-раввана. Великий прокуратор Иудеи Понтий Пилат больше не в силах что-либо сделать. С неотвратимым ощущением совершения непоправимой ошибки, он объявляет решение Синедриона толпе. «Бессмертие… Пришло бессмертие… Чье бессмертие пришло? Этого не понял прокуратор, но мысль об этом загадочном бессмертии заставила его похолодеть на солнцепеке». Высшие силы обрекли его на вечные страдания. После ужасной смерти ни в чем неповинного человека Пилат мучается, осознает свою ошибку, но уже не в силах ее исправить. Что может быть страшнее?.. На могущественного игемона нападает тоска: «ему ясно было, что сегодня днем он что-то безвозвратно упустил, и теперь он упущенное хочет исправить какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями. Обман же самого себя заключался в том, что прокуратор старался внушить себе, что действия эти не менее важны, чем утренний приговор». Понтий Пилат обрел бессмертие, а вместе с ним и вечное проклятие. Теперь как только прокуратор закрывает глаза, ему снится лестница, ведущая прямо к луне. Он смеется от счастья, взбираясь по ней, а рядом с ним идет бродячий философ. Они спорят о чем-то очень сложном и важном, разговор интересен и нескончаем. И свершившаяся казнь была не более, чем дурной сон. Игемон плачет во сне, говоря философу, что погубит свою карьеру ради спасения «ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача». И вечно будет просыпаться Пилат, осознавая, что вся эта легкость и безмятежность были ни чем иным, как сном. И опять на него навалится груз совести, а светящая луна будет вызывать чувство нестерпимой тоски. Подводя итоги всему выше сказанному, стоит отметить, что проблема совести в романе особо ярко раскрывается Булгаковым через образ пятого прокуратора Иудеи Понтия Пилата. Тем самым автор, по всей видимости, хотел сказать, что все несут ответственность за свои ошибки, и плата будет выбираться в связи с совершенным человеком поступком.
