Кашина Н.К. Традиция как основа русской культуры

Традиция как основа русской культуры.
Кашина Наталия Константиновна, д. филол. наук, профессор
кафедры социально-гуманитарных дисциплин Костромского государственного
университета им. Н. А. Некрасова.
Русского понять из повседневности?
–
сквозь простые русские слова
высшие глядят закономерности.
Это – словно в нимбе голова!
Протоиерей Андрей Логвинов
Понятие «традиция» восходит к латинскому traditio, глаголу traderе:
«передавать».
Первоначально
оно
использовалось
для
обозначения
материального действия. Для древних римлян это слово обозначало: вручить
кому-то предмет. Так традиция определялась как нечто застывшее в той или
иной форме, приходящее извне. С. Лурье, обратившись к опыту западной
культурологии,
отметила:
«Традиция
рассматривалась
как
явление
отмирающее, неспособное ни реально противиться современным формам
жизни, ни сосуществовать с ними. На традиционные явления культуры
смотрели как на рудимент, который должен был исчезнуть по мере всё
возрастающей
активности
модернизационных
процессов»
[1].
Как
иллюстрацию можно привести концепцию американского антрополога и
социолога Маргарет Мид, определяющую традицию как препятствие на пути
развития. В её типологии культур, построенной на механизме преемственности
«старшие
поколения
–
младшим»,
наиболее
перспективной
названа
префигуративная культура, где старшее поколение учится у младших, которым
принадлежит будущее. Традиция же препятствует прогрессу. Возникает много
вопросов. Например, чему может научить внук свою бабушку? Тому, как
обращаться с модным гаджетом, правилам работы на компьютере? Но ведь это
– не культура, а цивилизация! Но если представить модель культуры как
геометрическое тело, то, безусловно, - это пирамида, в основании которой
лежит традиция, а вершина, как точка роста, находит в ней надёжную опору.
Что будет, если эту пирамиду поставить наоборот?
В трактовке традиции, сложившееся в 60 – 70-х гг. XX в.: выделяется суть
и форма, но полное их совпадение возможно только в обряде или ритуале.
Гораздо важнее внутренняя сторона, суть традиции. В таком случае уместно
говорить о традиционных культурных ценностях.
В вузовском учебнике культурологии под ред. Ю. Н. Солонина и
М. С. Кагана помещена таблица «Установки русской культуры», среди которых
перечисляются коллективизм, бескорыстие, духовность, непрактичность,
экстремизм, гиперболизм, фетишизация государственной власти, русский
патриотизм.
Помещены
там
и
противоположные
установки:
расчёт,
утилитаризм, практическая активность, умеренность, «теория малых дел»,
космополитизм. На занятии предложила студентам отметить характеристики
современного россиянина. Акцент сместился в сторону противоположных
русской культуре установок. Именно в этой ситуации есть насущная
потребность обратиться к выявлению сущностных основ русской культуры.
В XIII веке родился удивительный памятник «Слово о погибели земли
Русской».
«О светло светлая и красно украшенная земля Русская! Многими
красотами дивишь ты: озерами многими, дивишь ты реками и источниками
местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми,
полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами
великими, селами дивными, боярами честными, вельможами многими, — всего
ты исполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская!..» [2, 326].
Слова эти родились в предчувствии страшной опасности – потерять
самоидентичность в условиях трёхвекового рабства.
В истории отечественной культуры не раз появлялись формулировки
традиционных основ: «Москва – третий Рим», триада «Православие –
самодержавие – народность», советские времена породили миф о единой
общности «Советский народ» и мечту о новом «советском человеке». Каждая
из них осталась в памяти культуры, но и сохранила способность возрождаться.
Так
стала
актуальной
формула
графа
Сергея
Семёновича
Уварова
«Православие, самодержавие, народность». Но если православие воспринято
глубоко нашими современниками, чему свидетельствует растущее число
православных храмов, далеко не пустующих, то вторая и третья составляющие
должны, вероятно, зазвучать по-новому.
Вряд ли сейчас возможно всерьёз обсуждать реальность самодержавия в
России, но понять эту составляющую русской культуры можно, обратившись к
литературе.
В. В. Розанов в «Последних листьях» передал трагедию, происшедшую в
марте 1917 г. с болью обращаясь к читателю: «Помолимся о Царе нашем
несчастном, который в заключении встречает Пасху»[3, 135].
«Что такое царь? – восклицает В. Розанов, – … Обязанность его
исключительно к величавости, настолько трудна и неизъяснима, что почти
нельзя быть "хорошим царём"… И вот попробуйте выдержать это величие во
всём. Нет, что же "выдерживать": быть подлинным и оригинальным во всём
величии. Конечно, это почти божеское качество, и цари недаром называются
"земными богами"»[3, 244].
Ещё задолго до того, как будут переписаны советские учебники истории,
В. Розанов пророчествовал: «Нельзя, чтобы внуки и внучки наши, слушая
сказку "О Иване Царевиче и сером волке", понимали, что такое "волк", но уже
не понимали, что такое "царевич"… И они почувствуют, через 3–4 поколения,
что им дана не русская история, а какая-то провокация на место истории, где
вместо "царевичей" и "русалок" везде происходит классовая борьба» [3, 241].
Обожествленная царская власть не может быть разделена с парламентом
в силу разноприродности: «Лавочники… Парламент есть просто собрание
лавочников. Людей сегодняшнего "вторника", без мысли о среде и без
воспоминания о понедельнике.
И когда парламент, т.е. "эти лавочники" борются с царской властью, они
борются именно и ненавидят именно Древность и Вечность, как отрицание их
"вторника".
Я думаю, у "парламента" и Царя нет общих слов, нет одного
разумения…»[4, 213 - 214].
Об окончательном разрыве этих отношений в 1917 г. Розанов говорит как
естественном финале трагедии: без истерик, без пафоса царь достойно уходит
из истории: «Он не ломался, не лгал. Но видя, что народ и солдатчина так
ужасно отреклись от него, так предали., и тоже – и "господа купцы", – написал
просто, что в сущности он отрекается от такого подлого народа. И стал (в
Царском) колоть лёд. Это разумно, прекрасно и полномочно <…> "Былая
Русь"… Как это выговорить? А уже выговаривается…», – так звучит последний
аккорд
последнего
произведения
В. Розанова
«Апокалипсис
нашего
времени»[5, 6].
С самой фигурой царя ушла из русской жизни и её метафизика. И вдруг
оказалось, что русские ничего не умеют, точнее: не хотят, делать. Исчез из
истории не только царь, но и рабочий, и крестьянин: «Не осталось Царства, не
осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же
осталось-то? Странным образом – буквально ничего…». Наступило время
самоубийства не уважающего себя народа:
« - Я рабочий трубного завода, а до остального мне дела нет.
- Мне бы поменьше работать.
- Мне бы побольше гулять.
- А мне бы не воевать.
И солдат бросает ружьё. Рабочий уходит от станка.
- Земля – она должна сама родить.
И уходит от земли.
- Известно, Земля Божия. Она всем поровну.
Да, но не Божий ты человек. И земля, на которую ты надеешься, ничего
не даст тебе, ты обагришь её кровью…»[5, 7]. О том, как сбылись эти страшные
пророчества Розанова, свидетельствует вся наша история.
С потерей царя, Россия потеряла себя, оборвалась связь с внутренней,
сокровенной жизнью, с её метафизической сущностью. Оказавшись один на
один
с
рациональной
Европой,
русский
человек
почувствовал
себя
беспомощным: «… в России нет ни одного аптекарского магазина, т.е.
сделанного и торгуемого русским человеком, … мы не умеем из морских трав
извлекать йоду, а горчичники у нас "французские", потому, что русские
всечеловеки не умеют даже намазать горчицы, разведённой на бумаге с
закреплением её "крепости" "духа"»[5, 9].
Мир надо принять таким, как его сотворил Бог, а значит: не стоит
пытаться монархию усовершенствовать – чудо непознаваемо:
«Царская власть рационализировалась.
А она никогда не должна была рационализироваться.
Как только она рационализировалась, она пала.
Одни сказали: "Какая проза".
Другие сказали: "Какое неудобство".
И все: "Какая скука"»[5, 9].
В. Розанова называли консерватором, но этот консерватизм не имеет
ничего общего ни с какими политическими направлениями. Его консерватизм
порождён глубокой интуицией, которая ясно рисовала бессмысленность
«революционно-демократических» проектов. Любая западная демократия
строится на разумности законов и рациональности их исполнителей. Но если в
Европе, в США законы безоговорочно принимаются как гарантия личной
свободы и жизни граждан, то в России они – препятствие, которое следует
обойти.
С потерей метафизической основы жизни наступил Апокалипсис, о чём
свидетельствовал В. Розанов, автор одноименного произведения, сделавший
существенное дополнение: «Апокалипсис нашего времени». В этом уточнении
– надежда на то, что могут прийти и другие времена. Очевидно, эти другие
времена будут основаны на возвращении безусловной веры человека в
изначальное совершенство мира.
Безусловно, не только В. В. Розанов переживал трагедию отступничества
России от своего исторического пути. А. Ремизов оплакивает её в своём «Слове
о погибели русской земли», словно вторя памятнику XIII века. Но если на
пороге трёхсотлетнего ига древнерусский автор создаёт формулу Руси как
указание на великое наследие, то писатель начала XX века, свидетель великого
потрясения, оплакивает попранную честь своей родины: «Русский народ, что ты
сделал? Искал свое счастье и все потерял. Одураченный, плюхнулся свиньей в
навоз. Поверил — Кому ты поверил? Ну, пеняй теперь на себя, расплачивайся.
Землю ты свою забыл колыбельную. Где Россия твоя? Пусто место. Русский
народ, это грех твой непрощаемый. И где совесть твоя, где мудрость, где крест
твой?
Я гордился, что я русский, берег и лелеял имя родины моей, молился
святой Руси. Теперь, презираем со всем народом несу кару, жалок, нищ и наг.
Не смею глаз поднять. — Господи, что я сделал! И одно утешение, одна
надежда: буду терпеливо нести бремя дней моих, очищу сердце мое и ум мой
помутнелый и, если суждено, восстану в Светлый день. Русский народ,
настанет Светлый день»[6, 404].
В этом произведении среди множества символов-образов присутствует
Китеж, он и есть традиция, которая не лежит на поверхности, не очевидна, но
неравнодушному сердцу открывается.
Соблазнительно,
но
совершенно
бессмысленно
искать
способ
сформулировать традицию, чтобы выверять по ней сегодняшнюю жизнь. Речь
может идти не о конкретной форме, а о традиционности культуры. Всё чаще
наши политики с надеждой на чудо говорят о традиционных духовных
ценностях. Но ценности эти – не волшебное снадобье, которое хранится до
поры. Они живут в живом общении поколений, уточняясь, наполняясь
чувствами и мудростью. Казалось бы, зачем доказывать очевидное, но вот
Министерство образования и науки готовит новый ФГОС. Опубликовано
Примерное содержание учебного предмета «Литература». Авторы документа
определили принцип, которым они руководствовались как принцип проблемнотематических блоков. Эти блоки: Личность, Личность и семья, Личность –
общество – государство, Личность – природа – цивилизация, Личность –
история – современность. А в историко- и теоретико-литературных блоках
предлагается изучить литературу реализма, модернизма, советского времени и
современный литературный процесс. Даже неискушённому человеку должен
показаться странным этот перечень. Например, почему нет романтизма,
который дал не только Пушкина, Лермонтова, но и богатейшую русскую
литературу Серебряного века? Стоит ли вообще отказываться от прежнего
преподавания литературы в историческом аспекте, когда можно было
«пережить» вместе с литературой судьбу России с её глубоко личностным
пафосом?
«Дана нам красота невиданная.
И богатство неслыханное.
Это – РОССИЯ.
Но глупые дети всё растратили. Это РУССКИЕ», предостерегает В. В. Розанов.
П. А. Флоренский в письме В. В. Розанову писал о корневом человеке. В
поисках и обретении этих корней и есть традиционность русской культуры.
Литература:
1.
Лурье С.В.
Историческая
этнология:
http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Lyrie/index.php.
2. Слово о погибели земли русской//»Изборник» (Сборник произведений
литературы Древней Руси). М., Худож. Литература, 1969 – 800 с.
3. Розанов В. В. Собрание сочинений. Последние листья/ Под общ. ред.
А Н. .Николюкина. - М.: Республика, 2000. -382 с.
4.
Розанов В. В.
Собрание
сочинений.
Сахарна
/Под
общ.
ред.
А Н. .Николюкина. - М.: Республика, 2001. – 462 с.
5. Розанов В. В. Собрание сочинений. Апокалипсис нашего времени/Под
общ. ред. А Н. .Николюкина. - М.: Республика, 2000. – 429 с.
6. Ремизов А. М. Слово о погибели Русской земли. Собрание сочинений.
Т. 5. Взвихрённая Русь. - М.: Русская книга, 2000.- 688 с.