Очерки Алихана Букейханова на страницах русской прессы Дата:17.08.2007 Просмотров: 668 Выдающийся деятель национально-освободительного движения казахского народа начала ХХ века Алихан Букейханов придавал исключительное значение прессе в разъяснении целей и задач патриотически настроенной интеллигенции в социально-экономическом и культурном возрождении Казахстана. Он стал идеологом первой национальной газеты «Казах» (1913—1918 годы) и в публицистике отстаивал коренные интересы своего народа. А. Букейханов ратовал за упорядочение переселенческого движения крестьян из европейской части России в глубь казахских земель («Третья Дума и казахи», «Дума и казахи», «Четвертая Дума и казахи» — все в 1913 году на страницах газеты «Казах»). Тема переселения в аспекте его пагубных последствий для казахского народа была поднята им и на страницах русской прессы. Речь идет об очерках, опубликованных в 1908—1910 годах в санкт-петербургском журнале «Сибирские вопросы»: «Киргизы на совещании Степного генерал-губернатора», «Переселенческие наделы в Акмолинской области», «Русские поселения в глубине Степного края», «Бюрократическая утопия», «Кризис канцелярского переселения», «Ничьи деньги», «Переселенцы в Тарских урманах», «Долой с дороги: идет овцевод!», «Ненужное генерал-губернаторство». В русле лучших традиций русской демократической публицистики А. Букейханов говорит о сложных социальных явлениях просто, доходчиво и предельно ясно. Он настойчиво обращает внимание на социальные проблемы своего народа, разложение фундаментальных основ жизни казахов, поэтому русский язык избран формой трансляции политических требований и духовных запросов угнетаемых. Причем автор очерков сознательно ориентируется на обширный русский культурный контекст, литературный канон, который был сконцентрирован на симпатии к человеку труда и сатирическом осмеянии власть предержащих. Казахский публицист бескомпромиссно и страстно боролся за право культурного и политического самоопределения родного народа, но как социал-демократ по убеждениям увязывал вопросы национального освобождения с запросами русской революции. Блестяще и разносторонне образованный, по масштабу своего научного дарования он стоял вровень с современной ему русской социологической и экономической мыслью. Цикл аналитических очерков начинается с материала, посвященного обстоятельному разбору информации о совещании генерал-губернатора Степного края Ивана Надарова с представителями казахского населения по вопросу введения земства на местах в связи с общероссийским процессом либерализации общественно-политических отношений в период революции 1905— 1907 годов («Киргизы на совещании Степного генерал-губернатора»). Освещается предыстория совещания, из которой следует, что этот акт изначально замышлялся как маневр, отвлекающий казахов от претензий к властям, как псевдодемократический трюк, якобы демонстрирующий добрую волю генерал-губернатора повернуться лицом к истинным нуждам коренного населения края. Изначально было предложено созвать в уездах съезды под председательством мировых судей, чтобы обсудить требования, выдвинутые в петициях казахов в революционном 1905 году. Но после успеха реакции, сбившей революционную волну полевыми судами, думскими заговорами, раздробившими общедемократический фронт наступления на царизм, было решено провести частное собрание с участием запуганных делегатов от коренного населения и практически безголосых назначенцев, чиновников-казахов из окружения губернатора. Изобличая фарсовую суть этого политического жеста, Букейханов не довольствуется отчетом о содержании робких прошений участников совещания и максимально расширяет социальную и политическую проблематику своего исследования. Средоточием всех болевых вопросов Букейханов признает земельный, на который он и ищет ответ. Его статья строится как аналитический комментарий к перипетиям острого диалога власти с обделенными землей представителями коренного населения. На основе обширного дополнительного статистического материала развенчивается фарисейская суть «готовности» губернатора Надарова и его чиновников послужить идеалам равенства и справедливости. Автор указывает на произвол, чинимый казенными землемерами, которые замежевывают ценные для скотоводства земли, оставляя казахам камни, пески, солонцы. Он убежден, что многие примеры отчуждения водных земель от казахов, тогда как ими и пользоваться больше некому, имеют подоплекой желание взять с них ренту. И приходит к выводу, что сама форма организации поселений ориентирована на сверхэксплуатацию и так ограниченных ресурсов местного населения. Основные положения этой статьи нашли обстоятельное освещение в последующих: «Переселенческие наделы в Акмолинской области», «Русские поселения в глубине Степного края». Последний очерк в силу объемности и обстоятельности освещения проблемы заслуживает особого внимания. Речь идет о земельном пространстве в бассейне рек Нура и Ишим с многочисленными пойменными лугами, сенокосными угодьями и лесными участками. Как бы предупреждая вопрос, почему в этом крае до переселенческого движения не получило развитие земледелие, автор очерка вспоминает о наличии следов арычной пашни в верхнем течении реки Нуры, свидетельствующих о попытках организации в древнейшие времена оседлой культуры возделывания земли. Но в силу мигрирующей природы казахских рек, зависимости их наполнения от сезона дождей, а также слабой насыщенности гумуса прилегающих к рекам земель солями опыт стабильного хозяйствования казаха на земле не удался. Казах не отказался от земледелия, но сеет загонами, снимая по два-пять урожаев, и затем надолго оставляет участок. А. Букейханов последовательно доказывает, что увеличение норм землепользования для переселенцев в, казалось бы, благодатном крае глубинной степи говорит о неуклонном снижении урожайности из года в год, принуждающем крестьян компенсировать убытки экстенсивным расширением обрабатываемых площадей. Особенно впечатляет свидетельство о жизни переселенцев села Ивановское на реке Нура, образованного в 1899 году, а к 1907-му готового поголовно перейти к скотоводческо-земледельческому типу хозяйствования. Экстенсивнозерновое хозяйство давало минимальную отдачу (25—30 пудов с десятины), так как участки не выдерживали более чем четырехразового посева, обильная сорная трава быстро заглушала посевы. Крестьяне-переселенцы больше уповают на подворье со скотиной, но и отдача от сенокосных угодий настолько изменчива, что нередко без покупки у казахов сена невозможно перезимовать. Публицист уверенно итожит: «Близится час краха карточного дома современной политики переселения в Киргизский край. Придется разрешение аграрного вопроса перенести с плоскости паллиатив на его действительное место». Паллиативы Букейханов видит в том, что колониальная администрация одержима безумной идеей скорейшего разведения садов и цветников в пустынных и безводных просторах Степного края с его резко континентальным климатом при абсолютной необеспеченности этих прожектов научно-обоснованными почвоведческими расчетами и рекомендациями и отсутствии элементарной базы для систематической селекционной работы. Алихан Букейханов анализирует последствия притеснений коренного населения Степного края, чинимых царской администрацией в угоду разрядки напряжения в аграрном секторе Европейской части России, показывает всю меру социальной опасности разрушения веками складывавшегося хозяйственного уклада жизни. Системность кочевого хозяйства разваливается, когда аулы отрезаются от естественных водопоев для скота пашнями переселенцев, когда лучшие сенокосные угодья целых родов прирезаются к наделам поселян и выкашиваются. Когда перманентное перекраивание наделов переселенцев в целях сдерживания процесса их обеднения запутывает кочевые маршруты, стушевывает границы родов и порождает конфликты между ними, не говоря о провоцировании конфликтов между коренным населением и переселенцами. Автор приводит многочисленные доказательства ухудшения положения кочевых хозяйств, согнанных с берегов озер и обосновавших свои зимовки на берегах малых рек, плохо пригодных к этому сезону хозяйствования, и заключает: «...какой смысл имеют абсолютные числа десятин Киргизской земли, где можно согнать киргиз с их усадьбы, отобрать их пашни, покосы и водные источники, без которых летние и осенние пастбища не могут быть использованы, обречь киргизское хозяйство на верное разорение, а народ в нищету, — и что в результате?». В заключительной части очерка Букейханов раскрывает позитивное хозяйственное значение ландшафтов и природно-климатического своеобразия принуринских земель именно для скотоводческого уклада экономики. Он неопровержимо доказывает, что так называемые «неудобные» земли в терминологии идеологов переселения в максимальной степени приспособлены местными скотоводами к извлечению хозяйственных выгод, составляющих материальную основу их существования. Например, кокпек и курай, на быстрое и неостановимое прорастание которых на пашнях и залежах жалуются переселенцы, имеют первостепенное значение для пастбищ. А. Букейханов напоминает и о судьбе поселка Ивановский: «Крестьяне пос. Ивановского, после бесплодной маеты переходящие на киргизское полукочевое и полуземледельческое хоз. с подчинением последнего первому, вступают на рациональный путь. Высокие пустые слова о внесении в «нашу азиатскую окраину» оседлой земледельческой культуры — не более как обман, как солонцы, простым умножением превращенные в удобные земли...» Алихан Букейханов не отрывает вопросы защиты коренных интересов казахского народа от исторических задач буржуазно-демократической революции в России. Как один из заметных деятелей конституционно-демократической партии России, требовавшей, в частности, отчуждения земельного фонда в пользу малоземельных и безземельных крестьян, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что без ускоренного решения аграрного вопроса Россия обречена на экономическую отсталость и перманентные внутренние социальные конфликты, чреватые политическим распадом. Но он вместе с соратниками по партии противостоял Столыпинской программе форсированного и насильственного перевода общинных отношений в русской деревне на хуторское хозяйствование, особенно на новых территориях за Уралом, без учета местных особенностей. Кадеты ратовали за последовательную реструктуризацию товарно-денежных отношений в русской деревне на базе рыночного перераспределения земли и интенсификации крестьянского труда. Перемещение «лишних» крестьян на новые земли в подавляющем большинстве случаев только ухудшает их социальное положение, не решая в корне проблему выхода России из депрессии в аграрном секторе. А неготовность царской бюрократической машины к реализации государственных планов такого масштаба, как переселение и землеустройство сотен тысяч людей, доводит до абсурда саму идею решения аграрного вопроса таким способом. Публицист проводит в своих очерках мысль о необходимости законодательного регулирования землепользования в Степном крае с учетом естественных жизненных интересов казахского народа. В исторической перспективе экономический облик Казахстана видится ему как преимущественная сельскохозяйственная специализация на основе оседлости. Приверженец идеи национального самоопределения как конечной цели буржуазно-демократической революции, А. Букейханов прозорливо видел значение правового регулирования фактического сосуществования двух типов хозяйствования на казахской земле — традиционного полукочевого и новосформировавшегося хуторского. Эта мысль проводится им в статье 1917 года «Общесибирский съезд»: «...если казахская нация образует автономию, то русских, живущих среди нас, заберем с собой». Таким образом, публицистическое наследие Алихана Букейханова продолжает активно влиять на процесс этнокультурной идентификации народа Казахстана. Серик ТАХАН, профессор КарГУ имени Е. Букетова