ВОРОНОВ АНАТОЛИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ (14.09.1964 — 20.06.1996). Спортом Толя занимался самозабвенно. И когда учился в ярославской школе № 40, и когда приобретал специальность машиниста-крановщика в ГПТУ № 24. Не раз занимал призовые места на районных и городских соревнованиях. В начале восьмидесятых отслужил срочную командиром стрелкового отделения во внутренних войсках. Сержант-контрактник, в Чечне он оказался в ноябре 1995 года. Однако боевая биография гранатометчика войсковой части № 22033 Анатолия Воронова насчитывает лишь несколько месяцев. Вместе с сослуживцами, дежурившими на КПП 8 марта 1996 года, Анатолий был захвачен в плен чеченцами. На этом его следы терялись... Больше года, пока сын числился пропавшим без вести, его мать Людмила Андреевна Кочешкова вела поиски. К сожалению, запросы через официальные каналы результатов не дали. А сердце матери не могло вынести неизвестности. Мирному обывателю трудно понять, что это такое — негласное братство тех, кого сплотило общее горе, чьи сыновья, мужья, братья попали в чеченскую мясорубку и о судьбе которых месяцами нет известий. Одно несчастье объединило матерей со всех уголков России. Тревожные письма, телефонные звонки — каждая из них старалась помочь Людмиле Андреевне хоть маленькой весточкой, переданной через десятые руки. Весточкой, дающей надежду на то, что сын жив... Когда очередная ниточка, ведущая к сыну, обрывалась, охватывало отчаяние: нет, ей никогда не найти Толю! Но наступал новый рассвет и приносил следующее письмо. И надежда снова возвращалась. Из Курска в Ярославль пришло письмо от сестры солдата, пропавшего безвести в Чечне. Незнакомая девушка писала, что получила письмо из Воронежской области от матери, нашедшей тело своего сына в одном из ростовских морозильников: «Ее сын, служивший по контракту, был расстрелян в июне или июле 1996 года и в ноябре отправлен в ростовскую лабораторию. При нем обнаружили записку с именами ребят, видимо, вместе служивших или попавших в плен. Среди них значится и ваш Анатолий...» Значит, все-таки плен?! Но захваченных контрактников чеченцы расстреливают не церемонясь! Надежда на то, что ее Толя жив, рухнула в одночасье... Я перебираю пачку писем, присланных на имя Людмилы Андреевны. Они написаны разными почерками. По обратным адресам можно изучать географию страны. Перечитываю их, и становится страшно. Нет, не от крови. От обыденности описываемых в них страшных событий, в которых, кажется, невозможно сохранить здравый рассудок. Или человек может привыкнуть ко всему? Даже к нечеловеческому существованию? К плену, избиениям, бомбежкам, во время которых в чеченских горах под российскими бомбами гибнут российские солдаты. «Не знал Вашего сына...», «Мы в плен попали в разные места...» Надежда вернулась к матери вместе с письмом, написанном на обычном тетрадном листе, со строчками, вымаранными армейской цензурой: «8 марта в четвертом часу утра нас захватили боевики, говорят, басаевцы. До ночи нас продержали в Шали, а ночью увезли в горы — Маркетинский район, бывший колхоз имени Орджоникидзе. Срочников и офицеров оставили там, а нас, контрактников, увезли в село Гойское. Потом вместе с пленными строителями из Саратова перебросили в село Старый Ачхой. После удара российской авиации нас увезли еще дальше в горы. Оттуда я убежал 16 марта. Когда я видел Анатолия в последний раз, он был живой. Правда, нас там били. Досталось всем. Ему отбили почки. Двое ребят были ранены при захвате блок-поста, двоих ранило при бомбежке. Ромку из Воронежа убило осколком... Но сами боевики пленными дорожат, хотят их обменять... Вообще все, что знаю, я рассказал в ФСБ в Ханкале и в Твери. Они все знают, но почему-то не говорят родителям...». Следом в Ярославль пришло другое письмо: «Мы служили с Вашим сыном в одном взводе. До конца моего пребывания в плену я видел Анатолия живым. 1 марта Дудаев издал приказ: никого из пленных не убивать, и боевики этот приказ выполняли. Правда, я не надеялся на обмен и бежал. После выздоровления я порвал контракт и вернулся домой...» Вот строки еще из одного письма: «Со слов моего сына Саши, Ваш Анатолий был вместе с ним в плену. Ребята там как могли поддерживали друг друга. Но 20 марта моего Сашу обменяли, и о дальнейшей судьбе товарищей ему больше ничего не известно. Из Воронежа там было шесть человек, и никто не вернулся... Обидно то, что никто из тех, кто посылал наших сыновей в Чечню, ничего не знает и не несет никакой ответственности. А ведь наши мальчики отправились туда не отхорошей жизни... К нам приезжала одна мама. Она почти всю Чечню объехала, была в Ростове, в Твери — и все безрезультатно. Там столько родителей, но редко кто находит своих сыновей...» Последнее письмо окончательно погасило надежду матери: «Я, Рыжикова Ирина Леонидовна, почти два года искала своего сына, не опознала его тело в лаборатории Ростова-наДону. Когда я добилась эксгумации сына, оказалось, что в яме их закопано 30 человек. Там, в лаборатории, в кармане Вашего сына и нашли записку с домашним адресом. Его тело под номером 863 числится как неопознанное. Поедете за ним, возьмите медицинские справки,фотокарточку... Начинайте смотреть номера с 830 до 973, эта группа эксгумирована 28 и 29 октября 1996 года, в ней и Ваш сын В марте 1997 года в лаборатории Ростова-на-Дону будет общее захоронение, всех положат в братскую могилу, так как много лежит неопознанных трупов. И их все привозят и привозят,уже нет места в морозильниках...» В воинских документах Анатолия Владимировича Воронова значится: «20 июня 1996 года расстрелян в плену. Умер от огнестрельного пулевого ранения головы». И только пять лет спустя после гибели сержанта Воронова стали известны подробности, о которых матери тогда, в 1996-м, никто из официальных лиц не мог поведать. В феврале 2001 года военная прокуратура Северо-Кавказского военного округа закончила расследование уголовного дела в отношении рядовых Клочкова и Лимонова. Эти фамилии ничего не говорили матери Анатолия Воронова, тем более что и служили парни в другой воинской части, во внутренних войсках. Однако судьба свела их троих в чеченском плену. Следствие подтвердило, что пленные, в том числе Анатолий Воронов, содержались чеченскими сепаратистами в лагерях для незаконно удерживаемых лиц так называемого «департамента государственной безопасности Ичкерии», находившихся в подчинении у полевых командиров РезванаЭльбиева, Ахмеда Дудаева, Мовлади Раисова на территории Ачхой-Мартановского и Урус-Мартановского районов Чеченской республики. В плену каждый выживает как может. Один — помогая и всемерно поддерживая товарища. Другой — спасая жизнь любой ценой, в том числе ценой предательства. Среди первых оказался Анатолий Воронов. Среди которых — рядовые Роман Клочков и Константин Лимонов. Захваченные в плен Клочков и Лимонов перешли на сторону незаконных вооруженных формирований, приняли ислам и с марта 1996 года пользовались уже таким доверием у боевиков, что им вернули автоматы Калашникова с боекомплектом и резиновые дубинки, — поясняет старший помощник военного прокурора СКВО, начальник следственного отдела полковник юстиции А. М. Климанов. — Какой ценой было куплено это доверие? Предатели стали служить надзирателями лагеря. Они не только охраняли других пленных, конвоировали их на работы, но и наказывали, избивали, истязали, казнили своих вчерашних сослуживцев... То ли, не дождавшись обмена пленных, то ли по приказу готовясь к дальнейшим активным боевым действиям, при которых охраняемые становились ненужной обузой, но 20 июня 1996 года бандиты вывезли в район находившегося неподалеку селения Рошни-Чу шестнадцать контрактников войсковой части № 22033. Вместе с ними прихватили задержанного учителя из селения Старый Ачхой. Клочков и Лимонов преданно следовали за своими хозяевами. Всех пленных расстреляли, а потом, по чеченскому обычаю, перерезали им горло. Рядовой контрактной службы Анатолий Владимирович Воронов был опознан и идентифицирован в ходе криминалистической экспертизы, проведенной в 124-й Центральной медицинской лаборатории Ростова-на-Дону. Похоронили его на Игнатовском кладбище в Ярославле. 28 апреля 2001 года военный суд Северо-Кавказского военного округа приговорил предателей К. М. Лимонова и Р. С. Клочкова к 15 годам лишения свободы. У Анатолия Воронова остался сынишка Сергей 1988 года рождения. Среди писем и документов, которые бережно хранит Людмила Андреевна, есть и стихи, написанные Анатолием: По великой Руси, По обширным степям Вотуже который год Ходят четверо славян. Ищут счастия они И не могут найти, Потому что легко Можно сбиться с пути. Песня — хлеб славян — Да вина кувшин... По обширным степям Песня вторит им... Материал взят из книги «Прости, я не вернулся» Книга Памяти Ярославской области, Издво Александра Рутмана, 2005, 208 с.