Жанр басни в понимании Крылова Басня – жанр дидактической

Жанр басни в понимании Крылова
Басня – жанр дидактической литературы, получивший расцвет в классицизме и
просветительстве. В басне два начала – художественное (рассказ) и логическое (мораль).
Без них басня как жанр не существует: уничтожение одного или другого ведет к гибели
жанра. Но соотношение между художественным и логическим, между рассказом и
моральным выводом может быть различным. В истории басни баснописцы и
исследователи басни выдвигали на первый план то рассказ, то мораль.
Крылов застал русскую басню в тот период, когда в ней закончился спор о путях
дальнейшего развития между классицистами (Д.И. Хвостов) и сентименталистами (И.И.
Дмитриев). Написав свои первые басни (“Дуб и Трость”, “Старик и трое молодых”,
“Разборчивая невеста”; 1805), Крылов пришел к И.И. Дмитриеву и попросил прочитать
их. Дмитриев отдал басни в печать. Поступок Крылова был явным свидетельством тому,
что он – сторонник басни “поэтической”, идущей от Федра и Лафонтена, а не
“прозаической”, восходящей к Эзопу и Лессингу. Сам жанр басни Крылов мыслил не как
оживляющий дидактический пример в устном философском или нравственном споре, а в
духе рассказа, выдержанного либо в виде эпического повествования, либо в виде
драматической сценки, т. е. ставил перед собой в первую очередь художественные цели, а
на основе их приходил к моральному выводу. Однако это касалось прежде всего жанра, а
не стиля басни.
Крылов не жаловал сентименталистов (как, впрочем, в дальнейшем и романтиков). И
если он соглашался с Дмитриевым по поводу самого жанра басни, то никак не мог
согласиться с ним относительно ее языка. В этом отношении он был сторонником А.С.
Шишкова и входил в “Беседу любителей русского слова”. В своем языке Крылов опирался
на сохранившиеся славянизмы, на разговорную речь и не столько на просторечие
(“народное красноречие”), сколько на “руссизмы”, на идиоматические народные
выражения (идиомы). Крылов положил в основу “басенного слова” не мертвый книжный
церковно-славянский язык и не разговорный язык образованного дворянства, не
“головные”, умозрительные законы, требующие разрыва с речевым современным ему
общением или с русской речевой традицией, а нечто реальное – живые речевые формы
“народного толка”.
Для правильного понимания крыловских басен существенно также, что баснописец не
отказывался от нравоучительности и не сводил басню к сатире. Басня Крылова может
быть и комической, и вполне серьезной.
Басни Крылова невозможно разделить по темам на философские, социальные,
нравственные, бытовые. Они выразили мудрость народа, а мудрость сопротивляется
подобным операциям – в ней неразрывно спаяны разные аспекты. Особняком стоят только
басни об Отечественной войне 1812 г., объединенные событием, а не темами и
проблемами.
Отражение в баснях философских, социальных и нравственных взглядов Крылова
Проблематика басен Крылова и само понимание им жанра непосредственно связано с
событиями рубежа XVIII–XIX вв. Будучи просветителем по своим воззрениям,
баснописец после Великой французской революции многое пересмотрел в своих взглядах.
Еще в прошлом столетии он критически отнесся к идее просвещенного государя. Теперь
его скептицизм настиг само государство Разума, о котором писали просветители.
Создание такого государства не состоялось. Вместо него совершилась революция, которая
принесла неисчислимые жертвы. Если идеи просветителей оказались опровергнутыми
ходом исторической жизни, то, значит, учение просветителей, в котором видели истинный
свет разума, ложно. Но раз это так, то какова роль просвещения, науки, всякого книжного
знания в обществе, в истории В чем заключается в таком случае смысл человеческой
деятельности и человеческой воли Подчиняется ли разуму человека исторический процесс
или он совершается стихийно Если известно, что общество страдает коренными
противоречиями, то почему же народы терпят социальный строй, препятствующий их
свободе и счастью Является ли революция, обнаружившая во Франции свой
разрушительный характер, единственно верным путем к благополучию и процветанию
народов
Все эти трудные вопросы встали перед некогда радикальным Крыловым во всем своем
величии и глубине. Парадоксально, что мудрец-философ ответил на эти “важные”, как
говорили в старину, вопросы не в жанре “высоком” – эпической поэмы, трагедии или
философской оды, а в жанре “низком”. Тем самым он вложил в басню несвойственное ей
философско-возвышенное и нравственно-значительное содержание.
Поскольку Крылов понимал историю как деятельность всего народа и русское
государство как социальный итог истории, то само движение общества, по его мнению,
совершается усилиями всех людей, независимо от их сословной принадлежности,
имущественного достатка или профессии. Каждый, будь то царь или крестьянин, должен
лишь умело и честно делать свое дело, и тогда великие и малые частные труды сольются
вместе и совпадут с общим ходом жизни, преследующим не какую-то заранее навязанную
умозрительную цель, а вполне реальную – упразднение зла и пороков ради полноты
живой жизни и естественности ее проявлений.
Между тем нарочитый упор на народный “здравый смысл”, который потеснил гуманные
чувства, есть в басне. Крыловская басня написана хореем, плясовым ритмом, издревле
связанным с атмосферой праздника, передающим радость и веселье. Баснописец,
описывая Стрекозу, ее пенье и забавы, не может скрыть своего восхищенья. Он вовсе не
осуждает Стрекозу ни за ее пенье, ни за ее игры, ни за ее беспечность. Кстати, и сам
Крылов в жизни был ленив и любил праздность. Но самое главное, что баснописец, как
вспоминают современники, всегда отзывался на чужую боль и чужое горе, всегда помогал
и ближним, и дальним. Стало быть, самому Крылову мораль его собственной басни была
чужда. В жизни баснописец держался гуманных правил, а в басне вставал на “мужицкую”
точку зрения.
Итак, баснописец ввел в литературу “мужицкий” взгляд на вещи. Хотя ему были близки
и правда народная, и правда личностная (Крылов самостоятельно изучил сочинения
французских просветителей и переводил их), он, часто вопреки своим личным
убеждениям, отдавал предпочтение народному воззрению и подавлял в себе
гуманистические представления, усвоенные из книг.
Своеобразие басен и новаторство Крылова
“Мужицкий” взгляд на действительность – вот то новое, что внес Крылов в
современную ему эстетическую мысль и в литературу. Это обусловило его необычный
подход ко всем бытовавшим тогда философско-эстетическим и художественным
воззрениям от классицизма до романтизма включительно. Этим же определено
своеобразие его басен и его новаторство в жанре басни.
Жанр басни под пером Крылова заметно изменился. В нее вошло такое глубокое
философское, этическое, социальное содержание, которое было под стать комедии или
роману. Крылов решал в басне задачи национального масштаба и серьезного
литературного значения. Басня благодаря Крылову стала жанром, сравнимым с большими
и “важными”, как тогда говорили, литературными формами.
В баснях Крылова ожила национальная история, отлившаяся в проясненные
баснописцем национальные моральные нормы, и русская нация в них нравственно
осознала себя.
Раздвигая содержательные границы басни, фабулист не выходил за пределы жанра и не
превращал басню в сатиру, в лирическое стихотворение или в бытовую новеллу. Крылов
использовал внутренние возможности жанра, не нарушая его строения и строго соблюдал
законы, согласно которым басня состоит из морального поучения и рассказа. Он не
отказывается от морали в пользу рассказа или от рассказа в пользу морали, а сохраняет и
живой рассказ, комедийную сценку и нравоучительность. Поэтому басня Крылова – это
художественное произведение, в котором закреплен способ народного мышления,
сохраняющий признаки простодушно-лукавого, не прямого проникновения в суть вещей,
и сгусток народной мудрости, и эпический рассказ, и драматический эпизод, в котором
персонажи действуют самостоятельно, в соответствии с их характерами. Через их
непосредственные отношения проступают зримые черты того общества, в котором они
обитают. В свою очередь, этот мир в их поведении и их устами выносит себе приговор.
Басня Крылова не столько указывает на порок, сколько показывает его.
Не изменяя классических басенных правил, Крылов перестраивает соотношение между
рассказом и моралью, наполняет рассказ живописными подробностями, создает характеры
персонажей и образ рассказчика.
Свою личную позицию Крылов скрывает, преподнося ее как мнение самого народа,
возникшее в его историческом опыте. Конечно, такое сокрытие умышленное и
художественно рассчитанное: Крылов дает возможность говорить и действовать самим
басенным персонажам, но так освещает конфликт и такие моральные следствия извлекает
из него, что читатель догадывается об участии мысли писателя. Однако, даже
произнесенная от лица рассказчика-баснописца, она не предстает только его личным
мнением. Нравственному выводу придана форма пословиц, поговорок, воспроизводящих
мнения “молвы” или напоминающих их. Моральные сентенции снова возвращаются в ту
же народную среду, в ту же житейскую практику, из которой они изошли. Все это
доказывает, что Крылов решительно избегал “теоретической” субъективности и
стремился представить свои басни как объективный результат познания, извлеченного из
жизненного опыта народа.
Установка на эпичность, на объективность исключала непосредственное “присутствие”
автора. Не выявляя себя как автора, Крылов выдвигает на первый план рассказчика,
который всегда находится рядом с персонажами, как бы “входит” в них, проникается их
чувствами. Оттого он судит о них не понаслышке,