Игорь Калинцев Гопник Мухин В далеком лесу подмосковья стоял домик. А в этом маленьком, ветхом домике жил мальчик, а имени у мальчика не было. Да и Бог с ним, с именем. Рожден он был в роддоме №351 г.Москвы, там же и оставлен восемнадцатилетней Машей Лукиной, девушкой из неизвестной нам семьи. А известно лишь то, что училась тогда Маша в институте, и что было у нее много ухажеров и поклонников всяких. Смоталась Маша из родильного отделения довольно быстро – лишь только пришла в себя. Она деловито сложила в полителеновый пакет: мыльницу с обмылком душистого мыла, махровое полотенце, тапочки и пунцовый халат с оторванной пуговицей. Чиркнув свою роспись в журнале дежурной медсестры и документе, подтверждающим отказ от ребенка, она получила в приемной свое пальто, оделась и, выйдя за двери роддома, растворилась в туманном ноябрьском утре. А вот дальше пошли уже воистину сказочные вещи! Новорожденный Марией Лукиной, исчез следующей же ночью вслед за матерью. Как потом писала в своей объяснительной заместитель главврача роддома №351 г.Москвы, Виолетта Степановна Буц: будто бы к ней домой позвонила дежурная медсестра и с плачем рассказывала, что делая обход отделения (а было это в два часа ночи) и пройдя к кроватке с новорожденным, которому даже имени пока еще не было дано (документ об отказе матери от ребенка прилагается), там его не обнаружила. А увидела лишь распахнутую маленькую форточку в окне, которая по ее заверению, точно была закрыта, да влажную от дождя этикетку от пива «Жигулевское», которая прилипла к стеклу над подоконником родильного отделения… Короче, мрак да и только! Дальнейшие расследования по этому делу ни к чему не привели. Но давайте опустим все эти разбирательства: милицию, допросы, гадкий скандал, разгоревшийся в неизвестной нам Машиной семье, а перейдем обратно в глухой лес, невиданного по своей красоте подмосковья. При свете луны, которую то и дело осаждали рваные, черные облака, на мокрой и как бы искрящейся листве лежал младенец, а над ним стояло два силуэта. Луна пропала и стало совсем темно. Неожиданно, один из двух силуэтов превратился в яркий светящийся шар и, потрескивая статическим электричеством, мягко поднялся, примерно, на метр над землей. Вокруг, примерно в радиусе трех метров, стало светло, как днем. Видно стало, как распремляется трава под шаром, что завис над землей, и минуту назад, по всей видимости, был человеком. Стал отчетливо же виден и второй, он представлял из себя мужчину лет сорока, высокого роста, черты его лица можно было бы назвать правильными, и даже красивыми, если бы не маска страха и безумия исказившая его. Одет человек был в черную рясу нисподавшую ему до пят. Он начал быстро и неистово креститься, а затем с воплем ринулся в глубокую и черную чащу леса... Прошло двенадцать лет.. Рано утром, из ветхого домика, о котором я уже говорил, вышел мальчик. Он запросто понимал языки зверей и птиц. И звери, живущие вдалеке и неподалеку, приходили к нему за помощью: лисы, натыкаясь на потухшие кострища «туристов», резали свои мордочки об острые края консервных банок, вороны и галки прилетали к нему обмотанные всякой дрянью, что находилась на свалке у леса, которую устроили дачники и проезжающие по близко расположенной трассе бессовестные машинисты. Сегодня у домика сидел медведь, и горько мыча, вытягивал вперед свою огромную переднюю лапу. В лапе застряла острая щепка и мычащий от боли мишка пришел за помощью именно к нему. Да, а в полдень, со стороны той гадкой и вонючей помойки, в лес вошел гопник Мухин. Откуда он взялся я, братья и сестры, не знаю. Знаю лишь только то, что Мухин шел в лес за грибами. Двигался в глубь леса Мухин долго и упорно, на пути не находя никаких грибов. А лишь прибил палкой двух ящериц, что грелись на солнышке, да наткнулся своей пухлой физиономией на паутину, что сплела и раскинула паучиха. И долго ругаясь и плюясь, решил Мухин по приезду, кудато-то там обратно, набить морду первому, какому-нибудь встречному, как вдруг, перед ним открылась красивая панорама, с полянкой освещенной солнцем, а на полянке стоял тот самый домик. Мухин, как и все гопники был труслив, и вначале сильно стреманулся, но потом, оценив ситуацию, он понял, что ему ничего не угрожает. Двинувшись прямиком туда, он наглым движением руки рванул ручку ветхой двери на себя и увидел в самой глубине избы, в полутьме небольшую фигурку, сидящюю за столом. Это был маленький мальчик. Изба, надо сказать, внутри была чисто подметена и благоухала запахами различных кореньев и трав, что были подвешены над столом и лежали тут и там. – Слышь, братишка? – сказал громко гопник Мухин. – Ты че тут, живешь что ли? – Дай попить, а то бляха жара тут, в лесу гребаном! Тем временем, мальчик сидел на самодельной лавочке за таким же самодельным деревяным столом и ничего не говорил. Тогда гопник Мухин разозлился еще больше, и злобно оскалившись, стал надвигаться на мальчика, вытянув вперед свои злые руки. – Я тут хочу переночевать, а если захочу, то и поживу здесь. – У тебя тут, по-ходу, анашой воняет, так что знаю я, сученок, че ты тут мутишь! А все твои корешки-батешки я забью и выкурю! С этими словами, гопник Мухин схватил мальчонку, и подняв его за шкирку, своим злым сапогом сильно дал пинка по маленькой и доброй заднице мальчика да так, что тот вылетел за дверь. Злой же Мухин пытаясь найти съестное перерыл все, но ничего так и не найдя, утомился и захотел спать. Растянувшись прямо на деревяном столе он заснул, тупо и крепко, как только умеют спать гопники. Но в отличие от обычного Мухинского сна, в котором он просто проваливался в черную бездну, вдруг ему приснился сон: Вот Мухин, монастырский послушник и монах. И на плечах его тяжелая вязанка дров. И зной нестерпимо бьет в его спину, прямо в него, облаченного в черную рясу. Он высок и красив собой. Но ему жарко, потому как в черном на солнце ходить – вообще жарко! А потом снилось, как будто вздумалось ему из этого монастыря бежать. И бежит он, бежит все прочь от него, что есть духу, и полы рясы вьются вокруг ног его и путают их, как веревки! А вокруг него уже и не лето вовсе, а глубокая, ненастная осень, может быть ноябрь. И мысль стучит в голове одна: ”Добраться бы до города, через лес, и скинуть с себя ненавистное одеяние, а там, а там хоть в разбойники!”.. Вдруг, Мухина разбудил стук в дверь, вытолкнув его из сна. Разлепив глаза и пошарив ими в темноте, Мухин вспомнил, что выгнал какого-то малолетнего бомжа-нарика. Сон же, от непривычки видеть их, забылся сразу. Гопнику Мухину подумалось, что стук ему показался. Но через некоторое время кто-то опять, довольно настойчиво постучал в дверь.. Неуклюже соскочив со стола, Мухин приблизился к двери и, толкнув ее, сделал угрожающую стойку (вспомнив фильм про «кунг-фу»). Но за дверью, странно, никого не оказалось, а стало видно, что проспал он довольно долго, и, что наступила ночь. На Мухина хлынул поток свежего ветра, в проеме двери видна была стенка шелестящего, темного леса. А небо над ним усыпанное звездами было бархатным, синим. Страха не было никакого, и Мухин размяв свою спину, которая онемела после долгого лежания на досках стола, стал искать в кармане брюк зажигалку. Нащупав и достав ее, щелкнул, и темноту осветил маленький язычок пламени. Мухин поводил горящей зажигалкой в надежде найти свечу, и нашел ее. Небольшой огарок свечки, и запалив его, сел на лавочку перед столом. Из проема двери снова дунуло свежо и прохладно так, что пламя чуть не погасло. Мухин встал, и подойдя к двери закрыл ее. Свечка стала тихо потрескивать и от навалившейся тишины Мухину стало жутковато. Вдруг, опять кто-то постучал в дверь, более громко и настойчиво. У Мухина что-то сильно дернулось внутри. – Если это, тот нарик, – подумал он, – ничего отобьемся. А если он с собой кодлу привел?! – Стоп! А че ж они тогда стучаться-то? Мухин судорожно начал оглядываться подыскивая себе колюще-режущий предмет для атаки. Но огарок освещал лишь небольшую плошку сделанную из бересты, да еще какие-то непонятные предметы. Собравшись, Мухин подскочил к двери, сильно пихнув ее ногой, он выбежал за дверь и начал яростно размахивуать кулаками, но кулаки описывая в воздухе дугу, и ни на что не натыкаясь, быстро ослабели. Мухин тяжело дышал, ноги не слушались его, пот едко заливал глаза. Казалось, что десять минут назад, в избе сидел совершенно другой гопник: уверенный и наглый. Сейчас же Мухина было не узнать, он как-то съежился, тело его колотила дрожь. И вдруг, внутри у Мухина, что-то сильно стукнуло, потом еще и еще! Стук походил на стук слышенный им до этого, но находился, о ужас! у Мухина в груди! Выбивая неизвестную азбуку Морзе внутри Мухина, стук превратился в голос! – Зачем ты выгнал Его? – громко сказал в Мухине голос. Мухин завизжал, как поросенок и упал на колени. Голос же продолжал уже отовсюду. – Ну что, Машенька, видите? – Хотя Мухин злой и сволочной человек, сердце-то у него доброе! – Так что, пиво вы мне проиграли!.. Володарский монастырь Черный монах – Алексей Мухин 20 ноября 1826 года. www.kalincev.net.ru