КОТЛЯР Владимир Семёнович - Дипломатическая академия
реклама
ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ РОССИИ На правах рукописи КОТЛЯР Владимир Семёнович МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО И СОВРЕМЕННЫЕ СТРАТЕГИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ США И НАТО Специальность 12.00.10 – Международное публичное право. Европейское право Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора юридических наук Москва 2007 Диссертация выполнена на кафедре международного права Дипломатической академии МИД России Официальные оппоненты: КАЛАМКАРЯН Рубен Амаякович, доктор юридических наук, профессор КОЛОСОВ Юрий Михайлович, доктор юридических наук, профессор ЛЯХОВ Евгений Григорьевич, доктор юридических наук, профессор Ведущая организация: Российский Университет дружбы народов Защита состоится «___» _____________2007 г. в 15.00. на заседании диссертационного совета Д.209.001.03 в Дипломатической академии МИД Российской Федерации (119021, Москва, ул. Остоженка, д. 53/2). С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Дипломатической академии МИД России. Автореферат разослан «____» _____________________2007 г. Учёный секретарь Диссертационного совета, доктор юридических наук, профессор Б.Л. Зимненко 2 ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Актуальность темы исследования. Настоящее диссертационное исследование посвящено международно-правовому анализу действующих стратегических концепций США (2002 и 2006 гг.) и НАТО (1999 г.), относящихся сегодня к основным внешнеполитическим партнёрам России. Очевидно, что международно-правовой анализ стратегических концепций столь крупных игроков на мировой арене, как США и ведущие европейские государстваучастники Организации Североатлантического договора (НАТО), уже по определению должен затрагивать такие коренные вопросы современной международной жизни, как отношения между США и европейскими странами НАТО и Россией, взгляды этих стран на Устав ООН и на роль ООН и её Совета Безопасности сегодня, функции и правовой статус НАТО и ОБСЕ после окончания «холодной войны», роль России, НАТО, США и ЕС в условиях борьбы с международным терроризмом, международно-правовые и политические аспекты и последствия войны США и Великобритании против Ирака. Поскольку стратегическая доктрина любого государства предусматривает возможность применения им силы в определённых обстоятельствах в отношениях с другими государствами для защиты своих интересов и содержит обоснование такого применения силы, настоящее исследование открывается главой, в которой анализируются общие нормы действующего международного права по вопросу о применении силы в международных отношениях. Наряду с этим вопросом, в исследовании анализируются понятия «гуманитарной интервенции», превентивных и упреждающих силовых действий против других государств, НАТО-центристской модели миротворчества, а также незаконность интервенции стран НАТО против Югославии в 1999 г., противоправность принудительных мер, а затем и войны США и ряда стран НАТО против Ирака в 2003 г., политика расширения НАТО и проникновения США и других государств-членов НАТО в страны СНГ, а также отношения России с НАТО – в сумме 12 правовых проблем из перечня, включённых Российской Ассоциацией международного права в список наиболее актуальных международно-правовых проблем для разработки1. Именно эти проблемы являются сегодня предметом острой дискуссии не только между специалистами по международному праву, но и между политическими руководителями ведущих стран мира, как ещё раз Российская Ассоциация международного права. «Повышение эффективности международного права в XXI веке. Актуальные проблемы для разработки». Подготовили: проф. О.Н.Хлестов и Д.О.Медведева//Санкт-Петербург. 2001. 40 С. 1 3 показало выступление президента России В.В.Путина на международной конференции в Мюнхене 10 февраля 2007 г.2 и последовавшая на него реакция. Эти обстоятельства, а также отсутствие в российской правовой литературе сегодня комплексного международно-правового анализа указанных вопросов, имеющих весьма важное значение не только для теории международного права, но и для практической внешней политики России, предопределяют актуальность настоящего диссертационного исследования. Научная новизна и значимость исследования. Научная новизна настоящего диссертационного исследования определяется тем, что впервые в российской правовой литературе столь подробно и комплексно исследованы именно международно-правовые аспекты стратегических концепций США и НАТО, а также правовые и политические последствия их применения на практике. Сформулированы новые элементы в толковании проблемы легитимного применения силы государствами в международных отношениях, а также понятий «вооружённое нападение» и «право на самооборону» в свете резолюций Совета Безопасности ООН, принятых после международных террористических актов в США 11 сентября 2001 г. С учётом этих новых элементов в действующем международном праве, в диссертации выдвинут и обоснован тезис о неправомерности ряда основных положений «Стратегической концепции союза НАТО» 1999 г. и «Стратегии национальной безопасности США» 2002 г. и её обновлённого варианта 2006 года, предусматривающих проведение военных операций за пределами их границ, в том числе без санкции Совета Безопасности ООН. Дана более чёткая международно-правовая квалификация военным действиям стран НАТО против Югославии в 1999 г. и США и Великобритании против Ирака в 2003 г. как отвечающим признакам определения агрессии в действующем международном праве. После длительных дискуссий в кругах российских юристов, в ходе которых выдвигались самые противоречивые мнения и которые так и не привели к единой точке зрения, подробно обоснован и сделан вывод о несоответствии действующему международному праву концепций нанесения «превентивных» и «упреждающих» ударов, «превентивной самообороны» и «гуманитарной интервенции» по усмотрению отдельных государств или союзов государств в обход Совета Безопасности ООН (СБ ООН), выдвигаемых представителями англо-саксонской школы международного права. В исследовании также детально аргументирован вывод о неправомерности часто употребляемого понятия «война против международного терроризма», применение которого Выступление Президента России В.В.Путина и дискуссия на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности 10 февраля 2007 г. (http://www.president.kremlin.ru/ text/appears/2007/02/118109.shtml). 2 4 используется в США для оправдания многочисленных нарушений международного гуманитарного права. Наконец, в диссертационном исследовании впервые подвернуты аргументированному критическому анализу схемы неправомерного вмешательства ведущих западных стран, США и НАТО во внутриполитические события в других странах на примере «цветных революций» в Грузии и Украине. Объектом диссертационного исследования является комплекс международных отношений, связывающих Россию и страны СНГ с США и другими государствами-членами НАТО в военно-политической области, а также позиция этих групп стран в свете современного международного права в отношении крупнейших военных операций последних лет, которые были проведены в бывшей Югославии, Афганистане и Ираке Соединёнными Штатами Америки и их союзниками по НАТО, а также примкнувшими к ним странами, не входящими в состав этого военного блока. Предметом диссертационного исследования являются стратегические концепции НАТО 1999 г. и США 2002 г. и 2006 г. в соотношении с нормами современного международного права, касающимися прежде всего вопросов применения силы в международных отношениях и суверенитета государств, а также попытки части представителей англо-саксонской школы международного права узаконить концепции превентивных и упреждающих ударов, «превентивной самообороны» и проведения военных операций по всему миру под лозунгом «гуманитарных интервенций» в обход ООН. Основные цели и задачи, которые были поставлены и получили разрешение в ходе исследования, были следующие: - выявление новых элементов в толковании проблемы законного и незаконного применения силы государствами в международных отношениях, а также понятий «вооружённое нападение» и «право на самооборону» в действующем международном праве в свете резолюций СБ ООН, принятых в связи с международными террористическими актами в США 11 сентября 2001 г. - сопоставление норм действующего международного права, регулирующих вопрос о правомерном и неправомерном применении силы государствами в международных отношениях, с основными положениями «Стратегической концепции союза НАТО» 1999 г. и «Стратегии национальной безопасности США» 2002 г. и её обновлённого варианта 2006 года, предусматривающими проведение военных операций за пределами их границ, в том числе без санкции Совета Безопасности ООН. - международно-правовая квалификация военных действий НАТО и США, предпринятых ими в соответствии с этими стратегическими концепциями против бывшей Югославии в 1999 г., Афганистана в 2001 г. и Ирака в 2003 г. 5 - выявление степени соответствия или несоответствия действующему международному праву концепций нанесения «превентивных» и «упреждающих» ударов, «превентивной самообороны» и «гуманитарной интервенции» по усмотрению отдельных государств или союзов государств в обход СБ ООН, выдвигаемых представителями англо-саксонской школы международного права. - выявление степени правомерности или неправомерности употребления понятия «война против международного терроризма». - определение схем вмешательства извне во внутриполитические события в других странах, вопреки международному праву, на примере «цветных революций» в Грузии и Украине. Теоретическая и нормативная база исследования. Хотя ограничение исследуемого периода самыми последними годами (1999-2007 гг.), с одной стороны, делает исследование более актуальным, такое ограничение, с другой, затрудняет работу исследователя ввиду отсутствия в России монографий с комплексным международно-правовым исследованием этой темы, в то время как существует достаточно много работ с квалифицированным политологическим анализом её. По существу именно данная работа, наряду с вышедшей в 2003 г. другой работой автора, является одним из первых исследований на эту тему в отечественной доктрине. Надо сказать, что и в западной правовой литературе монографические исследования на эту тему можно буквально пересчитать по пальцам. Поэтому основными материалами, которыми пользовался автор, были официальные внешне- и военно-политические документы России, США, а также Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи ООН, ОБСЕ, органов и стран НАТО, ОДКБ, ШОС, и публикации в научных журналах и СМИ этих стран последних нескольких лет. Это, однако, не касается предмета исследования Главы I, то есть анализа общих норм действующего международного права по вопросу о применении силы в международных отношениях, – по этому вопросу имеется много трудов как советских и российских, так и зарубежных юристов. Теоретическую основу исследования составили труды отечественных специалистов по международному праву. Это, прежде всего, научные работы А.Х.Абашидзе, И.П.Блищенко, В.С.Верещетина, Б.В.Ганюшкина, С.В.Глотовой, Г.П.Жукова, Г.В.Игнатенко, А.Я.Капустина, Ф.И.Кожевникова, Д.Н.Колесника, А.Л.Колодкина, Ю.М.Колосова, С.Б.Крылова, В.И.Кузнецова, Г.И.Курдюкова, И.И.Лукашука, Ю.Н.Малеева, В.И.Менжинского, С.В.Молодцова, Г.И. Морозова, В.А.Романова, Ю.М.Рыбакова, Э.И.Скакунова, Б.Р.Тузмухамедова, Г.И. Тункина, Н.А.Ушакова, А.М.Фёдорова, В.Н.Фёдорова, О.Н.Хлестова, С.В.Черниченко, Л.Н.Шестакова и др. Использованы также работы А.Арбатова, Н. Арбатовой, С.В.Беспалова, А.Бовина, Ю.Дерябина, А.Дугина, А.В.Загорского, П.Золотарёва, Н.Злобина, 6 Л.Ивашова, В.Иноземцева, Н.Иноземцева, С.Караганова, И.И.Кузнецова, Е.М.Примакова, С.Рогова, Д.Тренина. Использовались работы зарубежных учёных-юристов и политологов, таких как С.Апперли, М.Байерс, М.Ш.Бассиони, А.Бейлс, Ф.Берман, Б.С.Браун, И.Броунли, Р.Веджвуд, Р.Геттемюллер, М.Гленнон, Дж.Голдгейгер, А.Греш, С.Гринвуд, Д.Давид, М.Диксон, И.Долдер, П. Дрейст, М.Иеарди, М.Калдор, А.Кассезе, Х.Касеми, Б.Келлман, К.Кертчер, А.Клвид, Р.Коэн, Х.Коррелл, Ч.Крокер, Дж.Кэрролл, А.Малеки, Р. Маккордейл, В.Матсер, С.Миллер, М.Михалка, Дж.Перкович, А.Пехт, П.Пироне, А.Рар, К.Рем, Ф.Ривьер, Х.Рикке, А.Робертс, А.П.В.Роджерс, К.Рот, С.Рюннинг, Д.Саймс, А.Сафти, А.Г.Сенс, Б.Симма, А.М.Слотер, Е.Спаннауз, С.Талботт, Р.Ф.Тернер, С.Уитли, Дж.Уокер, С.Х.Уолландер, Ли Фейнстейн, Т.Фридман, В.Фускас, Р.Хантер, М.Р.Хафезниа, Л.С.Херд, О.Шахтер, В.Шоукросс, М.Херш, С.Хирдман, С.Честерман, Дж.Шарп, М.Шмитт, Г.Эванс, Г.Эллисон, П.В.Якобсен и др. Нормативную базу исследования составили, как уже упоминалось, официальные документы Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи ООН, решения Международного Суда ООН, ОБСЕ, органов и стран НАТО, ОДКБ, ШОС, официальные внешне- и военно-политические документы России и США. Методология исследования. В диссертационном исследовании использовались общенаучные и специальные методы, в том числе, но не ограничиваясь ими, исторически-правовой, метод системного и сравнительного анализа, формально-логический и логико-юридический методы, метод сравнений и аналогий, метод обобщений и т.д. Учитывая то обстоятельство, что разработка стратегических концепций США и НАТО и их осуществление на практике уже по определению в значительной степени находятся под воздействием политических факторов, в качестве вспомогательной методологической основы привлекались методы политического анализа. Основные выводы и положения, которые выносятся на защиту: 1. О расширении толкования в международном праве понятий «вооружённое нападение» и «право на самооборону» в результате принятия СБ ООН ряда резолюций после террористических актов «Аль-Каиды» в США 11 сентября 2001 г. (прежде всего резолюций 1368 и 1373 соответственно от 12 и 28 сентября 2001 г.), в которых совершение крупномасштабных террористических актов было охарактеризовано как угроза международному миру и безопасности, что по существу приравняло подобные акции к вооружённому нападению регулярных войск иностранного государства. 2. О противоречии международному праву ряда основных положений «Стратегической концепции союза НАТО» 1999 г. и «Стратегии национальной безопасности США» 2002 г. и её обновлённого варианта 2006 года, предусматривающих проведение военных операций за пределами их границ 7 даже в отсутствие вооружённого нападения против них, на основании собственного одностороннего решения и без санкции СБ ООН. 3. О противоречии международному праву толкования концепции гуманитарной интервенции, выдвинутого англо-саксонской школой международного права и включённого в упомянутые стратегические доктрины, которое допускает возможность силовой акции любого государства или группы государств с целью ликвидации гуманитарной катастрофы в какой-либо стране по собственному усмотрению, без решения СБ ООН. 4. О противоречии современному международному праву основных положений «Стратегической концепции союза НАТО» 1999 г. и «Стратегии национальной безопасности США» 2002 г. и её обновлённого варианта 2006 года, в соответствии с которыми США и другие страны НАТО присвоили себе «право» под лозунгом «войны с международным терроризмом» наносить превентивные и упреждающие удары против других государств в отсутствие вооружённого нападения с их стороны и осуществлять так называемую «превентивную самооборону» в отношении них по собственному усмотрению, в обход СБ ООН. 5. О неправомерности попытки государств-членов НАТО пересмотреть в одностороннем порядке международно-правовую систему европейской и международной безопасности, основанную на Уставе ООН и решениях ОБСЕ, в результате принятия ими стратегической концепции НАТО 1999 г. и заменить её альтернативной, НАТО-центричной системой международной безопасности. 6. О нарушении НАТО как региональной организацией целого ряда статей Устава и деклараций ООН о взаимоотношениях между ООН и региональными организациями, а также о фактической ревизии главами государств-членов НАТО Северо-Атлантического договора 1949 г. при выдвижении стратегической концепции НАТО 1999 г. без ведома парламентов своих стран, ратифицировавших в своё время упомянутый договор 1949 г. 7. О незаконности вмешательства США и ряда европейских стран НАТО во внутренние дела Украины и Грузии путём содействия осуществлению «цветных революций» с целью их геополитической переориентации, зачастую с нарушением норм международного права. 8. О неправомерности вошедшего в практику во многих странах по инициативе политических руководителей США употребления выражения «война против международного терроризма», которое в юридическом плане ведёт к смешению норм международного и национального права, относящихся к мирному и военному времени, а на практике широко используется для оправдания многочисленных нарушений международного гуманитарного права. Практическое значимость исследования. Очевидно, что стратегические концепции США и государств-членов НАТО и их конкретные действия во 8 исполнение этих концепций непосредственно влияют на отношения России с ними. Уже по этой причине комплексный международно-правовой анализ их приобретает практическое значение. Это практическое значение вытекает и из того, что в диссертационном исследовании анализируются и делаются практические выводы и предложения по существу по наиболее острым вопросам развития международных отношений и современного международного права. Это и вопросы применения силы государствами в нынешней международной обстановке, осложнённой борьбой с международным терроризмом, особенно осуществления превентивных и упреждающих ударов и силовых гуманитарных интервенций, и самовольно провозглашённое США и блоком НАТО в их стратегических концепциях «право» проводить военные операции по всему миру по собственному усмотрению, и незаконные формы вмешательства стран НАТО и ЕС во внутриполитические события в странах СНГ путём содействия в проведении «цветных революций», и др. Практическая значимость ряда положений, выводов и рекомендаций, обобщённых в настоящем диссертационном исследовании, была отмечена в 14 отзывах заместителей министра иностранных дел России, глав нескольких департаментов МИД России и российских послов за рубежом на аналитические записки, которые были подготовлены в последние годы автором для руководства МИД с использованием результатов данного исследования. Настоящее диссертационное исследование имеет и образовательное значение, тем более, что сегодня изучение и анализ действующих стратегических концепций США и НАТО является обязательным для всех, кто профессионально занимается изучением или осуществлением внешней политики России или же достаточно серьёзно интересуется вопросами развития международного права и международных отношений. Апробация результатов исследования. Положения и выводы исследования были апробированы в лекциях автора на факультете повышения квалификации Дипломатической академии для сотрудников МИД России, в докладах автора на 44-й (2001 г.), 45-й (2002 г.), 46-й (2003 г.) и 49-й (2006 г.) Ежегодных Собраниях Российской ассоциации международного права, международной конференции РАМП «60 лет Победы, создания ООН и международное право» (2005 г.), юбилейной сессии РАМП в честь её 50-летия (2007 г.), а также на многочисленных международных конференциях, организованных Дипломатической академией совместно с представителями Государственной Думы, ИНИОН и Институтом Европы РАН, Внешнеполитической Ассоциации России, Женевского центра по изучению проблем безопасности, посольствами Бельгии, Канады, Польши, Франции и представительством НАТО в Москве. 9 На основе положений и выводов диссертационного исследования автор прочёл также ряд докладов и лекций за рубежом по вопросам стратегических концепций США и НАТО и отношений России с США, НАТО, ЕС и странами Европы. Многие положения и выводы исследования были изложены также в публикациях автора в научной литературе. При работе над диссертационным исследованием автор широко использовал опыт своей 40-летней работы в центральном аппарате МИД СССР/России и посольствах СССР и России, а также опыт работы в Секретариате ООН в НьюЙорке в 1989-93 гг. в качестве директора Отдела кодификации Юридического Управления, секретаря Комиссии международного права ООН, секретаря Спецкомитета по Уставу ООН и усилению роли Организации и секретаря Комиссии экспертов, созданной Советом Безопасности ООН для расследования нарушений международного гуманитарного права в бывшей Югославии (Женева, 1993-94 гг.). СТРУКТУРА И СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии. Во введении обосновывается актуальность темы исследования, её новизна и значимость, определяются цели, задачи и методология исследования, формулируются основные выводы и положения, выносимые на защиту. Глава I «Действующее международное право и вопрос о применении силы в международных отношениях» посвящена анализу положений Устава ООН и ряда резолюций, принятых Генеральной Ассамблеей и Советом Безопасности ООН, по вопросу о применении силы в международных отношениях и о мирном урегулировании споров между государствами. Неприменение силы в международных отношениях, что, собственно, и означает исключение войны как средства урегулирования споров между государствами, стало императивной, то есть обязательной для всех, нормой международного права, с принятием в 1945 г. Устава ООН. Ст.2 Устава провозглашает, что «все Члены ООН разрешают свои международные споры мирными средствами таким образом, чтобы не подвергать угрозе международный мир и безопасность и справедливость» (п.3). В этой же статье говорится, что «все Члены ООН воздерживаются в их международных отношениях от угрозы силой или её применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с Целями Объединённых Наций» (п.4). Мирному разрешению споров посвящена Глава VI Устава ООН. Её ст.33 перечисляет те средства, к которым могут прибегнуть государства для выполнения этого своего обязательства – переговоры, обследование, посредничество, примирение, арбитраж, судебное разбирательство, обращение к 10 региональным органам или соглашениям или иные мирные средства по их выбору. Особое внимание Глава VI Устава уделяет обязанности государств-членов ООН разрешать споры мирными средствами в тех случаях, когда их продолжение «могло бы угрожать поддержанию международного мира и безопасности» (ст.33). Ст. 33-38 наделяют Совет Безопасности ООН целым рядом полномочий в этой связи. Так, он может потребовать от сторон, участвующих в этой категории споров, использовать мирные средства разрешения споров по их выбору или рекомендовать им определённые условия, надлежащую процедуру или методы урегулирования таких споров. Он может расследовать любой потенциально опасный спор или ситуацию по собственной инициативе или по просьбе любого государства. Наконец, если стороны в споре окажутся не в состоянии урегулировать его самостоятельно мирными средствами, они передают его в Совет Безопасности. Следует отметить, что Глава VIII Устава предусматривает возможность разрешения вопросов, относящихся к поддержанию международного мира и безопасности, с помощью региональных соглашений или организаций, при условии, что цели последних совместимы с целями и принципами ООН (ст.52, п.1). При этом Устав возлагает на государства-члены ООН, являющиеся участниками таких соглашений или организаций, прежде всего обязанность приложить все свои усилия для мирного разрешения местных споров с помощью таких региональных процедур до передачи споров в Совет Безопасности (п.2), поощряя их мирное разрешение как по инициативе этих участников, так и по собственной инициативе (п.3). Эти императивные нормы Устава ООН о неприменении силы и мирном разрешении споров были подтверждены и зачастую развиты далее в целом ряде Деклараций и других документов, принятых Генеральной Ассамблеей ООН в качестве приложений к её резолюциям, а также в решениях и в договорах, подписанных в рамках Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) и других региональных организаций. Хотя положения этих резолюций, в отличие от договорных норм Устава ООН, не имеют обязательного, императивного характера и относятся к категории так называемых «мягких» норм международного права, они, тем не менее, отражают согласованную волю государств, пользуются достаточно широкой международной поддержкой и авторитетом, особенно если приняты консенсусом или без голосования, и в отдельных случаях – как, например, в случае с определением агрессии приобрели статус обычных норм международного права. В этой связи анализируются девять резолюций Генеральной Ассамблеи ООН, начиная с резолюции об одобрении Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами 11 в соответствии с Уставом ООН от 24 октября 1970 г., и определения агрессии от 14 декабря 1974 г., до Итогового документа саммита ООН 2005 г. от 16 сентября 2005 г. Наряду с документами ООН, соответствующие положения можно найти в тексте Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) от 1 августа 1975 г., Хельсинкских решений СБСЕ от 10 июля 1992 г. и принятой одновременно Декларации Хельсинкской встречи на высшем уровне, в Декларации Будапештской встречи на высшем уровне от 6 декабря 1994 г. и др. В частности, в разделе Хельсинкских решений 1992 г., посвящённом мирному урегулированию споров, подчёркивается, что «приверженность государств-участников СБСЕ урегулированию споров между собой мирными средствами является краеугольным камнем процесса СБСЕ». В рамках СБСЕ была выработана и в 1994 г. вступила в силу Конвенция по примирению и арбитражу. Развивая вышеупомянутые императивные нормы поведения государств далее, Декларация о принципах международного права 1970 г. говорит о том, что если стороны в международном споре не достигнут его разрешения одним из мирных средств, упомянутых в Главе VI Устава ООН, они «обязаны…продолжать стремиться к урегулированию спора другими согласованными между ними мирными средствами» и «должны воздерживаться от любых действий, которые могут ухудшить положение настолько, что подвергнут угрозе поддержание международного мира и безопасности, и должны действовать в соответствии с целями и принципами ООН». Резолюция 42/22 Генеральной Ассамблеи ООН от 18 ноября 1987 г. о принятии Декларации об усилении принципа отказа от угрозы силой или её применения в международных отношения утверждает «необходимость эффективного универсального применения» этого принципа и «важности в этой связи роли ООН». Угроза силой или её применение в целях, несовместимых с целями ООН, «являются нарушением международного права и Устава ООН и влекут за собой международную ответственность» (п.1-I-1 Декларации). Этот принцип «является универсальным по своему характеру и обязательным, независимо от политической, экономической, социальной или культурной системы или союзнических отношений каждого государства» (п. 1-I2). Вскоре после начала перестройки в СССР и особенно после прекращения его существования в документах ООН и ОБСЕ проблематика поддержания международного мира, неприменения силы, мирного урегулирования споров и вообще международной безопасности в целом начинает всё в более широкой степени связываться с проблематикой осуществления прав человека. Такая связь была одной из основных – если не самой главной – целью западных стран с самого начала процесса ОБСЕ, которые исходили при этом 12 отнюдь не из идеалистических, а скорее из собственных, чисто прагматических геополитических интересов ослабления СССР и стран Варшавского договора. Однако до начала перестройки в СССР эти два комплекса важных проблем развития международного сообщества вообще и международного права в частности рассматривались в рамках ОБСЕ в разных «корзинах». Это соответствовало и структуре ст.1 Устава ООН о целях этой универсальной международной организации, в которой эти проблемы также рассматривались раздельно. В частности, «поддержание международного мира и безопасности» рассматривается в этой статье в контексте «мер для предотвращения и устранения угрозы миру и подавления актов агрессии или других нарушений мира», а также мер по мирному решению споров, в то время как «поощрение и развитие уважения к правам человека и основным свободам для всех» рассматривается в контексте развития «международного сотрудничества в разрешении международных проблем экономического, социального, культурного и гуманитарного характера». Теперь же эти два понятия начинают сначала связывать, а затем зачастую и смешивать воедино. Декларация об усилении эффективности принципа отказа от угрозы силой или её применения в международных отношениях 1987 г. говорит, что «уважение эффективного осуществления и защита всех прав человека и основных свобод являются существенными факторами международного мира и безопасности» (п.1-II-22). Декларация Хельсинкской встречи СБСЕ на высшем уровне 1992 г. подчёркивает, что «обязательства, принятые в области человеческого измерения СБСЕ, представляют непосредственный и законный интерес для всех государствучастников и не являются исключительно внутренним делом какого-то одного государства. Защита прав человека, основных свобод и содействие их осуществлению, а также укрепление демократических институтов остаются жизненно важной основой нашей всеобъемлющей безопасности» (п.8). И далее – «грубые нарушения обязательств СБСЕ в области прав человека и основных свобод, в том числе тех, которые касаются национальных меньшинств, представляют особую угрозу мирному развитию общества, в частности, в новых демократических государствах» (п.12). В принципе взаимосвязь между неприменением силы в международных отношениях и соблюдением прав человека сомнений не вызывает – с одной стороны, о полном соблюдении прав человека можно говорить лишь в мирных условиях; с другой, серьёзные нарушения прав человека, носящие массовый характер, действительно могут привести к нарушению стабильного и мирного развития любого государства. Очевидно также, что в определённых условиях нарушение стабильного и мирного развития в том или ином государстве может затронуть интересы безопасности соседних стран, если, например, в них хлынет поток беженцев или нелегальных иммигрантов или если вооружённый 13 внутренний конфликт в соседней стране выплеснется через её границы. Но материя эта чрезвычайно деликатная и тонкая, требующая проведения осторожной и сбалансированной политики, поскольку проявление другими странами заинтересованности в соблюдении прав человека в соседней стране всё время проходит по грани необоснованного вмешательства в её внутренние дела и может легко быть использовано ими для продвижения своих собственных геополитических интересов под предлогом защиты прав человека. К сожалению, на практике так это часто и происходило. Однако западная – особенно американская – доктрина международного права, особенно после прекращения существования СССР, отнюдь не была склонна миндальничать в этом вопросе. Уже в 1980-х гг. начинается активно пропагандироваться тезис о том, что принцип соблюдения прав человека является приоритетным по отношению ко всем остальным принципам международного права, включая даже принцип неприменения силы. Более того, в 1990-х гг. ряд западных авторов стал продвигать тезис о том, - как, в частности, пишет американский учёный Р.Коэн, - что «подлинная безопасность должна основываться, прежде всего, на безопасности отдельной личности», что термин «индивидуальная безопасность» стал звучать как синоним таких понятий как «безопасность человека» или «права человека». Поэтому, согласно этой точке зрения, «концепция индивидуальной безопасности должна стать краеугольным камнем первого (внутреннего) кольца любой устойчивой и эффективной системы международной безопасности на базе сотрудничества», которая должна быть основана на «основополагающих либерально-демократических ценностях». А отсюда уже логически делается вывод о том, что, невзирая на существование ООН, ОБСЕ, СНГ, ШОС и др. международных организаций, занимающихся вопросами укрепления международной безопасности, «единственной эффективной моделью системы безопасности на базе сотрудничества является НАТО», поскольку «лишь НАТО состоит из либерально-демократических стран». Утверждается, что «безопасность можно определить как свободу исповедывать определённые ценности или…как отсутствие угрозы приобретённым ценностям». Аргументация западных юристов, подобная вышеприведённой, модно звучит, но на самом деле она ставит телегу впереди лошади. При всей важности укрепления уважения к правам человека, его «индивидуальной безопасности» и «свободы исповедывать определённые ценности», Устав ООН, тем не менее, совершенно естественно видит главное условие сохранения международного мира и безопасности в том, чтобы государства воздерживались от угрозы силой или её применения против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства и разрешали свои споры мирными средствами. Только выполнение этого приоритетного условия 14 позволит обеспечить и индивидуальную безопасность, и свободу исповедывать определённые ценности, и все остальные права человека. В российской доктрине международного права уже обращалось внимание на то, что попытки отдать приоритет лишь принципу соблюдения прав человека являются нарушением положений целого ряда международно-правовых документов, включая Декларацию принципов международного права 1970 г. и Хельсинкский Акт 1975 г., в которых прямо указано, что все основные принципы международного права «являются взаимозависимыми и каждый принцип должен рассматриваться в контексте всех других принципов». Кроме того, при всей безусловной важности соблюдения прав человека, национальных меньшинств и основных свобод для всестороннего, гармоничного и мирного развития общества и укрепления международной стабильности и безопасности, не меньшее – если не большее – значение для сохранения мира имеет обязанность тех же национальных меньшинств и вообще граждан любого государства соблюдать закон и следовать конституционному порядку. В этой связи не надо забывать, что концепция прав человека вырабатывалась в каждой стране с учётом её традиций, истории культуры и религии, о чём напомнил председатель отдела внешних церковных связей Московского патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в своём докладе на Х Всемирном русском народном соборе в апреле 2006 г. Он обратил внимание на то, что либеральное прочтение прав и свобод человека, господствующее в западном мире, становится всё более агрессивным. Оно позиционирует себя по отношению к другим точкам зрения как единственно верное и научно обоснованное – точно так же, как когда-то марксизм. Любое мировоззренческое отклонение от предполагаемой нормы подвергается обструкции, причём даже на государственном и международном уровне, через различные международные организации. Однако нынешняя концепция прав человека, сформированная в протестантских государствах Западной Европы в течение последовательно сменявших друг друга эпох Ренессанса, Реформации и Просвещения, не учитывала другие традиционно-религиозные модели развития общества. Поэтому, заключает митрополит Кирилл, её претензии на универсальность с точки зрения христианина или мусульманина и вообще любого, чей образ мысли отчасти детерминирован привитыми с детства нравственными запретами и кто считает нормой жертвовать своими правами в пользу обязанностей, выглядят необоснованно. По существу именно эти несбалансированные формулировки в защиту западной концепции прав человека, продвигавшиеся юристами США и стран Западной Европы, были очень скоро использованы для оправдания вмешательства НАТО, этой «единственной эффективной системы безопасности», в этнические конфликты на Балканах. Разумеется, отнюдь не только эта 15 аргументация и стоявшие за ней геополитические интересы США и их союзников вызвали конфликты в балканском регионе, но эти факторы, безусловно, сыграли свою роль для срыва мирного урегулирования этих конфликтов. Что же касается роли самой ОБСЕ, которая послужила основным форумом для попытки внедрения в международное право этой «инновации» по смешению принципов «неприменения силы» и «уважения прав человека», то она, по существу, сама стала первой жертвой этого эксперимента. Несмотря на выраженное в Декларации Будапештской встречи 1994 г. на высшем уровне убеждение, что «за СБСЕ - центральная роль в построении безопасного и стабильного сообщества СБСЕ, единого и свободного» (п.2) и что лишь «в исключительных случаях» государства-участники СБСЕ будут совместно принимать решение о передаче от имени СБСЕ того или иного спора на рассмотрение Совета Безопасности» (п.8), в той же Декларации упоминается о решении «систематизировать и переводить на более практическую основу сотрудничество СБСЕ с европейскими и другими региональными и трансатлантическими организациями и институтами, разделяющими его ценности и цели» (п.8). В итоге, как показал на практике опыт с попыткой урегулирования мирным путём с помощью ОБСЕ ситуации вокруг Косово и последующим вторжением вооружённых сил стран НАТО в Югославию в 1999 г., результатом этого «перевода на более практическую основу» сотрудничества между ОБСЕ, ЕС и НАТО явилось то, что НАТО и ЕС отодвинули ОБСЕ (как, впрочем, и СБ ООН) в сторону, и сегодня ОБСЕ играет в европейской жизни отнюдь не центральную, а подчинённую роль. В то же время из ст.2 и других положений Устава видно, что обязательство государств-членов ООН воздерживаться от угрозы силой или её применения не носит абсолютного характера – оно ограничивается случаями, когда речь идёт о применении силы или угрозе ею против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, или каким-либо другим образом в целях, несовместимых с целями ООН. Следовательно, Устав ООН различает законные случаи применения государствами силы в своих международных отношениях (когда применение силы совместимо с целями ООН) и незаконные (когда оно несовместимо с этими целями). В самом Уставе термины «законное» и «незаконное» применение силы не используются, однако их ввёл в оборот ряд резолюций и деклараций, принятых Генеральной Ассамблеей. Именно эта терминология использована, например, в Декларации о принципах международного права 1970 г., в преамбуле резолюции от 14 декабря 1974 г. об определении агрессии и в его ст.6, в Декларации 1987 г. об усилении эффективности принципа отказа от угрозы силой или её применения в международных отношениях (п.1-III-2-а). 16 Раздел о незаконных случаях использования государствами угрозы силой или её применения рассматривает положения международного права об агрессии и других видов незаконного применения силы или угрозы силой. Надо отметить в этой связи, что в отечественной доктрине до сих пор не был достаточно исследован вопрос об угрозе силой. В практике международных отношений руководители государств довольно часто, в целях оказания политического нажима, прибегают к прямым или завуалированным угрозам силой и призывам «стереть с лица земли», «запускать ракеты, никого не спрашивая», и т.п. Представляется, однако, что подобные угрозы силой могут быть признаны нарушением Устава ООН лишь в случаях, когда они сопровождаются материальной подготовкой к развязыванию военного конфликта. И вряд ли будет легко сформулировать критерии на этот счёт – многообразие форм международных отношений настолько велико, что этот вопрос надо будет решать в каждом отдельном случае. В преамбуле резолюции 3314 (XXIX) Генеральной Ассамблеи ООН об определении агрессии, принятой 14 декабря 1974 г., агрессия характеризуется как «наиболее серьёзная и опасная форма незаконного применения силы» в международных отношениях. Как уже отмечалось, эта резолюция имеет более высокий, официально признанный правовой статус - её положения, как это вытекает из решения Международного Суда ООН от 27 июня 1986 г. по делу Никарагуа против США, стали нормами международного обычного права. В соответствии с этим определением, агрессией является применение вооружённой силы государством или группой государств против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом ООН (ст.1). Ст.3 определения агрессии квалифицирует в качестве акта агрессии, независимо от объявления войны, следующие действия: a) вторжение или нападение вооружённых сил государства на территорию другого государства или любая военная оккупация, какой бы временный характер она ни носила, являющаяся результатом такого вторжения или нападения, или любая аннексия с применением силы территории другого государства или части её; b) бомбардировка вооружёнными силами государства территории другого государства или применение любого оружия государством против территории другого государства; c) блокада портов или берегов государства вооружёнными силами другого государства; d) нападение вооружёнными силами государства на сухопутные, морские или воздушные силы или морские и воздушные флоты другого государства; 17 e) применение вооружённых сил одного государства, находящихся на территории другого государства по соглашению с принимающим государством, в нарушение условий, предусмотренных в соглашении, или любое продолжение их пребывания на такой территории по прекращении действия соглашения; f) действия государства, позволяющего, чтобы его территория, которую оно предоставило в распоряжение другого государства, использовалась этим другим государством для совершения акта агрессии против третьего государства; g) засылка государством или от имени государства вооружённых банд, групп и регулярных сил или наёмников, которые осуществляют акты применения вооружённой силы против другого государства, носящие столь серьёзный характер, что это равносильно перечисленным выше актам, или его значительное участие в них. Хотя вышеприведённая ст.3 квалифицирует все эти действия как агрессию, надо сказать, что Международный Суд ООН в своём вышеупомянутом решении по делу Никарагуа против США отметил, со ссылкой на эту резолюцию Генеральной Ассамблеи, что «в настоящее время имеется общее согласие относительно характера актов, которые могут считаться вооруженным нападением». Суд, видимо, исходил из того, что, по ст.39 Устава ООН, Совет Безопасности сам определяет существование акта агрессии, с учётом, в частности, степени серьёзности и масштабов применения вооружённой силы и его последствий, как об этом говорит ст.2 определения агрессии. Ст.4 предусматривает, что вышеприведённый перечень актов не является исчерпывающим, и Совет Безопасности может определить, что другие акты представляют собой агрессию согласно положениям Устава. И это право СБ ООН использовал в своих резолюциях 1368 и 1373 соответственно от 12 и 28 сентября 2001 г., которые он принял в связи с террористическими актами международной террористической организации «Аль-Каида» в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 г. Соответственно резолюция 1368 охарактеризовала совершение крупномасштабных террористических актов как угрозу международному миру и безопасности и, по существу, приравняла их к вооружённому нападению, подтвердив в этой связи «неотъемлемое право на самооборону, признанное в Уставе ООН», в ответ на подобные акты. Резолюция 1373 продолжает эту же логику, также упоминая право на самооборону, и перечисляет ряд мер с целью борьбы с терроризмом: пресечение финансирования терроризма, отказ в предоставлении убежища террористам и их сообщникам и сотрудничество с правоохранительными органами. Таким образом, как вытекает из этих резолюций, СБ ООН рассматривает террористические акты, совершенные против США 11 сентября 2001г., по существу как вооружённое нападение, осуществлённое международной террористической организацией «Аль-Каида» 18 при соучастии режима талибов. Это означает, что СБ ООН в своих резолюциях 1368 и 1373, сославшись на право на самооборону и санкционировав создание Международных сил содействия безопасности и международные усилия по искоренению терроризма, по существу молчаливо подтвердил право США на проведение военной операции против «Аль-Каиды» и режима талибов в Афганистане. Тем самым он расширил толкование понятия «вооружённое нападение» и распространил его также и на террористические акты крупного масштаба, совершённые не государством, а международной террористической организацией, явно поддерживаемой властью какого-либо государства или действующей при его попустительстве, и направленные против другого государства. Что касается иных действий, чем агрессия, связанных с незаконным применением силы или угрозы силой прямым или косвенным образом, Декларация о принципах международного права 1970 г. говорит об обязанности государств «воздерживаться от организации или поощрения организации иррегулярных сил или вооружённых банд, в том числе наёмников, для вторжения на территорию другого государства», а также «от организации, подстрекательства, оказания помощи или участия в актах гражданской войны или террористических актах в другом государстве или от потворствования организационной деятельности в пределах собственной территории, направленной на совершение таких актов…», когда они «связаны с угрозой силой или её применением». Декларация об укреплении международной безопасности 1970 г. подтверждает, что «территория государства не должна быть объектом военной оккупации в результате применения силы в нарушение положений Устава, что территория государства не должна быть объектом приобретения другим государством в результате угрозы силой или её применения, что никакое территориальное приобретение в результате угрозы силой или её применения не должно признаваться законным и что каждое государство обязано воздерживаться от организации, подстрекательства, оказания помощи или участия в актах гражданской войны или террористических актах в другом государстве» (п.5). Заключительный акт СБСЕ 1975 г. говорит о том, что государства-участники СБСЕ будут воздерживаться также от «прямого или косвенного применения силы» друг против друга, в том числе «с целью принуждения другого государства-участника к отказу от полного осуществления его суверенных прав», и от «любых актов репрессалий с помощью силы». Аналогичные положения можно найти в ряде других документов, принятых в рамках ООН или ОБСЕ3. См., например, Декларацию об усилении эффективности принципа отказа от угрозы силой или её применения в международных отношениях 1987 г.; резолюцию 53/101 Генеральной Ассамблеи ООН от 8 декабря 1998 г., содержащую «Принципы и установки для ведения 3 19 Целый комплекс весьма чувствительных и важных аспектов этой проблемы затрагивается в Декларации о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств 1981 г. - одной из немногих деклараций, против которой выступила часть западных стран. Эта Декларация по существу также затрагивает случаи не только прямой угрозы силой или её применения, исходящей непосредственно от вооружённых сил и органов власти одного государства и направленной против другого государства, но и косвенной, то есть посредством подстрекательства, организации или финансирования органами власти одного государства насильственных действий граждан другого государства против конституционного порядка в этом государстве. Декларация, в частности, возлагает на государства обязанность воздерживаться от попыток «нарушить политический, социальный или экономический порядок других государств, свергнуть или изменить политическую систему другого государства или его правительство» (п.II-a), «дестабилизировать или подорвать стабильность другого государства или любого из его институтов» (п.II-e), «содействия мятежной или сепаратистской деятельности в других государствах» (п.II-f), «воздерживаться от использования или искажения вопросов о правах человека в качестве средства вмешательства во внутренние дела государств, оказания давления на другие государства или создания атмосферы недоверия и беспорядка в пределах государств и между государствами или группами государств» (п.II-l) и др. Следует подчеркнуть, что, несмотря на то, что эта Декларация была принята не консенсусом, а голосованием, её принципы достаточно широко используются в международных отношениях. Так, в совместном заявлении министров иностранных дел России и Кубы, принятом в результате их переговоров в Гаване в сентябре 2004 г., говорится о «недопустимости использования проблемы прав человека для вмешательства во внутренние дела государств». Переходя к законным, т.е. совместимым с целями ООН, случаям использования государствами угрозы силой или её применения, в работе исследуется вопрос о применении силы по решению Совета Безопасности ООН. Отмечается предусмотренный Уставом ООН широкий выбор действий для СБ ООН в ст.39-42, при этом подчёркивается, что Устав обязывает СБ после того, как он определит существование любой угрозы миру, его нарушения или акта агрессии, в первую очередь использовать меры, не связанные с применением силы, и лишь если Совет сочтёт, что эти меры могут оказаться или уже оказались недостаточными, он уполномочен предпринимать такие действия воздушными, морскими или сухопутными силами государств-членов ООН, какие окажутся переговоров», Кодекс поведения, касающийся военно-политических аспектов безопасности, принятый на Будапештской встрече государств-участников СБСЕ в 1994 г., и т.д. 20 необходимыми для поддержания или восстановления международного мира и безопасности, включая демонстрации, блокаду и другие операции (ст.42). При создании ООН в 1945 г., когда участники антифашистской коалиции ещё действовали единым фронтом и оставалась надежда сохранить это единство и по окончании второй мировой войны, в ст.ст.45-47 предусматривалось создание при Совете Безопасности Военно-Штабного Комитета, состоящего из Начальников Штабов постоянных членов Совета (то есть СССР, США, Великобритании, Франции и Китая). Этот Комитет, находясь в подчинении СБ ООН, должен был определять численность войск для предоставления в распоряжение СБ, составлять планы их применения и отвечать за стратегическое руководство ими и в целом оказывать помощь СБ по всем вопросам, относящимся к военным потребностям СБ ООН в деле поддержания международного мира и безопасности, а также к регулированию вооружений и к возможному разоружению. Теоретически такой Комитет был создан и существует и поныне, но на практике он остался на эмбриональной стадии развития. Его превращению в полноценно действующий орган сначала помешало начало «холодной войны» и установление биполярного мира, противостояние США и СССР, НАТО и ОВД. В этих условиях было бессмысленно вести речь о сколько-нибудь тесном военном сотрудничестве постоянных членов Совета, для этого просто не было никаких условий. Однако с окончанием «холодной войны», началом перестройки и самороспуском ОВД такие условия появились. К сожалению, США и ведущие страны НАТО сознательно не использовали в то время эту возможность для придания новой жизни Комитету, взяв курс сначала на то, чтобы планирование и осуществление миротворческих операций в соответствии с решениями Совета проводились не Комитетом, а штаб-квартирой НАТО в Брюсселе с привлечением в ряде случаев войск и специалистов из стран, не входящих в НАТО, а в дальнейшем - на то, чтобы по существу передать НАТО не только функции Комитета, но и часть функций СБ ООН и ОБСЕ. Соответственно, со стороны официальных лиц и части учёных США и стран НАТО, СБ ООН обвинялся в том, что он пока так и не обзавёлся исполнительной структурой, что ООН не в состоянии проводить жёсткие военные операции, так как у неё очень ограниченные административные возможности. Если бы за этим стояло желание укреплять роль ООН, а не выдвигать НАТО на передний план, то, казалось бы, за этими обвинениями должно было последовать предложение вдохнуть новую жизнь в Военно-Штабной Комитет ООН. На деле же всё было наоборот - в ходе обсуждения реформы ООН в 20042005 гг. эти же круги выдвинули предложение об упразднении Военно-штабного комитета. Однако ряд экспертов и политическое руководство России выступили против этого предложения, заявив, что для повышения роли и востребованности 21 ООН в современном мире речь нужно вести не о ликвидации Комитета, а о его более эффективном использовании – Комитет мог бы прорабатывать военные аспекты миротворческих операций, проводить анализ военной обстановки в конфликтных зонах, причём ещё на стадии, когда конфликт не перешёл в горячую фазу. И этот подход России нашёл поддержку в ООН - 60-я сессия ГА ООН поручила Совету Безопасности рассмотреть вопрос о составе, мандате и методах работы Военно-Штабного Комитета. Устав ООН в своей Главе VIII, посвящённой роли региональных соглашений и организаций, предусматривает их участие в разрешении вопросов, относящихся к поддержанию международного мира и безопасности, но при этом делает акцент на обязанности участников региональных соглашений и организаций «приложить все свои усилия для достижения мирного разрешения местных споров» в рамках таких соглашений и организаций (ст.52, п.2). В контексте взаимодействия Совета Безопасности с региональными организациями в проведении операций по поддержанию международного мира крайне важное значение имеет положение ст.53 Главы VIII Устава о том, что Совет Безопасности может использовать такие региональные соглашения и организации и для «принудительных действий под его руководством». «Однако, – подчёркивается далее, - никакие принудительные действия не предпринимаются, в силу этих региональных соглашений или региональными органами, без полномочий Совета Безопасности…» (п.1). Эти положения Устава ООН о соотношении роли Совета Безопасности и региональных организаций, однако, зачастую извращается и трактуется западными юристами в прямо противоположном смысле. «…Все прекрасно понимают, - говорит, например, профессор Школы высших международных исследований при Университете Дж. Хопкинса (США) и вице-президент Американской Ассоциации международного права Рут Веджвуд, - что в соответствии с Главой VIII, региональные группы могут предпринимать шаги, не ожидая одобрения Совбеза». «Можно соглашаться с этим или нет, - продолжает она, - но полагаю, что вторжение в Косово стало именно тем моментом, когда сила и способности региональных групп были по-настоящему признаны». На самом деле, как было выше констатировано, ничего не может быть дальше от истины. Во-первых, самостоятельность действий региональных организаций, без предварительного одобрения их СБ ООН, ограничивается лишь мирными инициативами по решению региональных споров, как это и говорит п.2 ст.52 Устава. Видимо, можно также говорить о правомерности их действий по оказанию помощи по просьбе своих членов в порядке самообороны в случае вооружённого нападения на последних. Что же касается всех других случаев применения силы региональными организациями, то отцы-основатели ООН ясно записали в Уставе ООН, что все военные операции, санкционированные СБ ООН 22 и осуществляемые региональными организациями, должны проходить под его контролем и в соответствии с его мандатом. Во-вторых, НАТО – в отличие, например, от ОБСЕ – является не универсальной, а закрытой региональной организацией с ограниченным членством, которая вообще не имеет компетенции в отношении тех стран, которые не связаны с ней какими-либо соглашениями в области безопасности. Поэтому, в силу вышеизложенного, тезис Р.Веджвуд о законности вторжения войск стран НАТО в Югославию в 1999 г. без санкции Совета Безопасности лишён правовых оснований. Однако на Всемирном саммите государств-членов ООН 2005 г. это откровенное стремление лидеров и части юристов западных стран передать часть компетенции Совета Безопасности ООН региональным организациям – в первую очередь штаб-квартире НАТО - получило отпор. В Итоговом документе саммита нашло отражение желание международного сообщества строить сотрудничество СБ ООН с региональными организациями на более упорядоченной основе, с акцентом на главенствующую роль самой ООН; соответственно в нём подчёркивается «важность формирования предсказуемых партнёрских отношений и договорённостей между ООН и региональными организациями», скорейшего создания ими потенциала для проведения миротворческих операций и передачи его в распоряжение ООН (курсив наш. В.К.). Переходя к вопросу о применении силы в порядке самообороны, диссертация подчёркивает, что ст. 51 Устава ООН признаёт «неотъемлемое право на индивидуальную или коллективную самооборону, если произойдёт вооружённое нападение на Члена Организации, до тех пор, пока СБ ООН не примет мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности». Таким образом, Устав стремится по возможности ограничить вооружённый конфликт уже на начальной стадии, указывая, что «о мерах, принятых в порядке самообороны, государство-член ООН должно немедленно информировать СБ ООН, и эти меры нисколько не ограничивают ответственность Совета и его полномочия предпринять в любое время такие действия, какие он сочтёт необходимыми для поддержания или восстановления международного мира и безопасности. Таким образом, из ст.51 непреложно следует, что право на индивидуальную или коллективную самооборону возникает у государств в случае вооружённого нападения на них, то есть в ответ на применение против них силы. О содержании понятия «вооружённое нападение» и его различных видах уже говорилось выше. Но по мере учащения и увеличения масштабов актов международного терроризма мировое сообщество начинает приходить к выводу о необходимости относиться к подобного рода актам как к угрозе международному миру и – по 23 юридическим последствиям – как к вооружённому нападению, схожему с действиями государств. Соответственно, начинает складываться консенсус в пользу расширения понятия «самооборона». Это можно проследить по ряду резолюций СБ ООН - №№ 731 от 21 января 1992 г. о террористических актах против самолёта «Пан-Америкен» (дело Локерби, 1988 г.) и самолёта авиакомпании УТА (1989 г.), 1044 (1996) в связи с попыткой убийства президента Египта, 1189 (1998) о взрывах в посольствах США в Найроби и Дар-эс-Саламе в 1998 г., 1269 (1999) общего характера с осуждением «всех актов, методов и практики терроризма,…особенно тех, которые могли бы угрожать международному миру и безопасности». Особенное беспокойство Совета Безопасности с конца 1990-х гг. вызывало положение в Афганистане - в октябре 1999 г. и в декабре 2000 г. (резолюция 1267) он резко осудил использование территории Афганистана и особенно подконтрольных Талибану районов для укрытия и обучения террористов и планирования террористических актов, ставящих под угрозу поддержание международного мира и безопасности». Наконец, в июле 2001 г. (резолюция 1363) Совет Безопасности сделал вывод о том, что «ситуация в Афганистане представляет угрозу международному миру и безопасности в регионе». Проф. М.Шмитт (США) имел, таким образом, полное право сделать вывод, что к сентябрю 2001 г. сформировалось совершенно ясное понимание того, что как международный терроризм, так и разрешение использовать свою территорию в качестве базы для террористической деятельности могут квалифицироваться как «угроза миру», и Совет Безопасности в такого рода случаях имеет полное право принять решение о принудительных действиях, включая применение силы. Следует иметь в виду, что упоминавшееся выше решение Международного Суда по делу «Никарагуа против США» добавляет дополнительные условия для того, чтобы определить, в каком случае незаконное применение силы в международных отношениях можно квалифицировать как «вооружённое нападение» и, следовательно, определить, возникает ли при этом право на самооборону. Для этого, говорится в определении Международного Суда, такое применение силы должно отличаться «значительным масштабом» и иметь «последствия». В том же определении Международного Суда говорится: «Суд считает, что понятие «вооружённое нападение» включает в себя действия не только вооружённых банд, имеющих значительный масштаб, но и оказание содействия повстанцам в форме предоставления им оружия, материальнотехнической или иной помощи. Такое содействие может рассматриваться как угроза силой или её применение или представлять собой вмешательство во внутренние или внешние дела других государств». Таким образом, расширяя рамки понятий «вооружённое нападение» и «право на самооборону», Совет Безопасности действовал в полном соответствии с 24 определением Международного Суда, высшей юридической инстанции системы ООН. Однако если СБ ООН действовал в этом вопросе весьма осмотрительно, то в последние годы со стороны ряда западных, особенно американских и английских юристов (т.е. представителей англо-саксонской школы международного права) наблюдается явная тенденция к безграничному дальнейшему расширению понятия самообороны; при этом вопрос о том, в какой мере та или иная конкретная ситуация позволяет говорить о правомерности применения силы в порядке самообороны, оставляется ими на усмотрение не только СБ ООН, но и по существу самих государств. В итоге начала пропагандироваться концепция «превентивного» и «упреждающего» применения силы как «естественное развитие понятия самообороны». На эту тенденцию было обращено внимание как в докладе Генерального секретаря ООН К.Аннана к 60-й сессии ГА ООН, так и в докладе и рекомендациях созданной им в 2002 г. Группы высокого уровня. Как бы откликаясь на это расширительное толкование права на самооборону, К.Аннан предложил в своём докладе принять две новые нормы международного права, прямо или косвенно связанные с применением силы в порядке самообороны: - установить правила превентивного использования силы (preventive use of force) по решению Совета Безопасности ООН; - узаконить т.н. «упреждающее применение силы» (pre-emptive use of force). Аннан и авторы доклада Группы исходят из того, что вопрос о превентивном использовании силы встаёт в случае, когда угроза безопасности государства не является неминуемой, а носит «потенциальный» или «отдалённый» характер (к ним доклад Группы относит, в частности, приобретение государствами-изгоями или террористами ядерного оружия). Аннан совершенно обоснованно считает, что Устав ООН уже сейчас даёт СБ ООН все необходимые полномочия для принятия решения с целью предупреждения такой угрозы, в т.ч. путём превентивных силовых действий (п.125), и Россия, наряду с большинством членов ООН поддержала этот подход Аннана. Однако по вопросу об «упреждающем» применении силы Аннан толкует ст. 51 Устава ООН, разрешающую применять силу против другого государства в порядке самообороны в ответ на вооружённое нападение со стороны этого государства, таким образом, что она якобы охватывает и «неминуемую угрозу» (или «неминуемое нападение»), «так же как и нападение, которое уже произошло» (п.126). С этим доводом Аннана, однако нельзя согласиться, и причина этого более подробно рассматривается в Гл. IV диссертации, при анализе стратегических доктрин США. 25 Переходя к теме международное право и «война против международного терроризма», диссертация обращает внимание на то, что после 11 сентября 2001 г. президент США и другие высокопоставленные руководители страны на протяжении всех последних лет постоянно выступают с заявлениями о том, что США находятся в состоянии войны против международного терроризма. Хотя эти призывы к войне против международного терроризма можно понять с эмоциональной и психологической точек зрения в той атмосфере шока, в которой находилось население и правительство самой мощной в мире державы после национального унижения 11 сентября 2001 г., однако с правовой точки зрения они смешивают нормы международного права, относящиеся к мирному и военному времени. При этом как бы естественно вся правовая и военнополитическая терминология мирного времени, когда государство не находится в состоянии войны, подменяется терминологией, относящейся к военному времени. Но подобная аргументация совершенно меняет смысл понятия «война». В международном праве известны два типа войн – войны между государствами и гражданские войны. Под первым понимается попытка одного государства путём применения силы добиться решения спорных вопросов между ним и другим государством, изменения его режима, территориальной целостности и т.п. государствами является незаконным. Под вторым понимается попытка части собственного населения внутри государства с помощью силы навязать свою волю другой части населения. Постоянные заявления руководителей США о «войне против международного терроризма» приводят также к смешению двух других понятий. Первое – это меры по борьбе с международными террористическими организациями, которые входят в компетенцию прежде всего правоохранительных органов. Второе - это война, т.е. применение регулярных вооружённых сил, против государств, которые оказывают содействие международным террористическим организациям, и это уже прерогатива вооружённых сил и министерств обороны. Смешение этих понятий может привести – и уже приводит, как, в частности, показала война США и Великобритании против Ирака в 2003 г. - к злоупотреблению силой со стороны правительства США и к ущемлению прав как собственного населения, так и населения других стран. Глава II «Стратегическая концепция НАТО 1999 г. и вопрос о военных операциях НАТО за пределами территории стран-членов этого блока в свете современного международного права» посвящена международноправовому анализу упомянутой концепции НАТО и результатов её претворения в жизнь и открывается разделом о поисках НАТО новой роли после 1991 г. 26 В период «холодной войны» и биполярного мира изложенные выше в Главе I положения действующего международного права о неприменении силы если и не считались незыблемыми, то, во всяком случае, не подвергались открытой ревизии. Разумеется, эти принципы Устава ООН зачастую нарушались с обеих сторон – достаточно вспомнить кубинский кризис, военное вмешательство США в Гренаде, Панаме, Вьетнаме, Камбодже или СССР в Чехословакии или Афганистане. Но все эти случаи носили характер либо защиты «своих сфер влияния», молчаливо признанных другой стороной, либо «пробных шагов» по расширению этих сфер влияния, которые тут же встречали ответные меры другой стороны. Тем не менее, во-первых, существовавшее тогда в той или иной степени равновесие военных потенциалов и ядерный паритет СССР и США служили гарантией того, что в общем и целом эти нормы старались соблюдать; во-вторых, ООН продолжала функционировать, несмотря на постоянные разговоры о её «кризисе» и «параличе» её Совета Безопасности вследствие разногласий между его постоянными членами, и после каждого обострения международной обстановки обе стороны снова и снова использовали ООН для возвращения международных отношений в нормальное русло. Оба эти обстоятельства, при всём несовершенстве ООН и её Устава, помогли уберечь мир от ядерной катастрофы. Положение, однако, коренным образом изменилось с исчезновением биполярного мира, роспуском Организации Варшавского договора и с прекращением существования СССР что привело к резкому ослаблению экономического и военного потенциала России и к укреплению позиций США как единственной сверхдержавы. В результате в 1990-е гг. начинают параллельно развиваться – как бы независимо друг от друга – два процесса. С одной стороны, с началом перестройки и особенно после прекращения существования СССР значительно улучшаются и активизируются политические отношения России с Западом и с НАТО. С другой, США, внезапно превратившиеся в единственную сверхдержаву, а также ведущие страны НАТО и руководство блока в соответствии с тем же инерционным мышлением по существу продолжают руководствоваться философией «холодной войны», методически продвигают свои геополитические интересы, осуществляют расширение функций и географической сферы действия НАТО и приближают её военный потенциал вплотную к границам России, не обращая внимания на возражения России. В ряде работ американских юристов эти изменения в политике США и НАТО объясняются тем, что с окончанием «холодной войны» и биполярного мира отпали и ограничения, которые она накладывала на применение силы в одностороннем порядке, поскольку в то суровое время оно могло привести к ядерной войне. И если в эпоху «холодной войны применение силы против СССР 27 или США считалось в целом неприемлемым из-за опасности более масштабного конфликта, то с применением силы в пределах зоны влияния примириться было легче (по принципу «это их дело»). Сегодня, когда это ограничение снято, государства якобы легче соглашаются с односторонним применением силы, так как риски разрастания конфликтов снизились. Логика эта, надо признать, довольно странная. Казалось бы, прекращение «холодной войны» должно вести к расширению сотрудничества в обеспечении международной безопасности, а не к политике вооружённого силового вмешательства в одностороннем порядке. Тем не менее, с помощью «аргументов» подобного рода США повели дело к расширению функций НАТО в этом направлении. Первые шаги на этом новом направлении НАТО делала достаточно осмотрительно – в частности, первые миротворческие операции на Балканах НАТО провела с санкции Совета Безопасности ООН. Но с распадом СССР стратегическое мышление в США и в штаб-квартире НАТО стало быстро эволюционировать в сторону предоставления НАТО функций глобального полицейского и в дальнейшем Вашингтон при поддержке ряда стран НАТО, не встречая серьёзного противодействия, уже более смело начинает предпринимать шаги, направленные на фактический пересмотр в одностороннем порядке международно-правовых рамок системы международной безопасности, закреплённой в Уставе ООН, на подрыв принципа неприменения силы в международных отношениях и на снижение роли Совета Безопасности ООН, с целью избежать любых ограничений при принятии Белым домом решений об использовании силы и присвоить себе право неограниченного применения силы по всему миру по собственному усмотрению. Переходя к анализу основных положений упомянутой доктрины, диссертация отмечает, что её центральным пунктом является «право» НАТО проводить военные операции за пределами территории её стран-членов по собственному усмотрению. Это «право» НАТО на проведение таких операций вытекает из закреплённого в концепции 1999 г. нового видения роли НАТО как блюстителя международной безопасности по существу в глобальном масштабе. Как говорится в концепции, в настоящее время «создаётся евроатлантическая структура безопасности, в которой НАТО играет центральную роль» (п.3 концепции). Цель НАТО по-прежнему состоит в обеспечении «свободы и безопасности всех её членов с помощью политических и военных средств» (п.6), однако в новой концепции зафиксирован переход НАТО к «широкому подходу к обеспечению безопасности» (п.3). Хотя в настоящее время возможность крупномасштабной агрессии против НАТО является «весьма маловероятной», тем не менее, подчёркивает концепция, существует ряд других опасностей военного и невоенного характера, которые могут вызвать напряжённость или дестабилизировать обстановку в тех или иных районах мира «в пределах или за 28 пределами евроатлантического региона», что, в свою очередь, может привести к кризисам и вооружённым конфликтам и затронуть безопасность стран-членов НАТО, равно как и других государств (п.20). Перечень таких «опасностей для НАТО» за пределами территории участников блока, который приводится в концепции 1999 г., гораздо шире соответствующего перечня, содержавшегося в концепции 1991 г. Он включает, в частности, серьёзные экономические, социальные и политические трудности, этническое и религиозное соперничество, территориальные споры, недостаточные или неудачные попытки реформ, нарушения прав человека, распад государств (п.20). Отдельно упоминается «существование мощных ядерных сил вне НАТО» (п.21), распространение оружия массового уничтожения и средств его доставки, «что может прямо угрожать населению, территории и вооружённым силам стран НАТО» (п.22), распространение технологии двойного назначения, взлом и причинение ущерба информационным системам НАТО (п.23), терроризм, саботаж и организованная преступность, нарушение поступления жизненно важных ресурсов и неконтролируемое передвижение больших масс людей, особенно вследствие вооружённых конфликтов (п.24). Соответственно отныне одной из главных задач НАТО концепция провозглашает «урегулирование кризисов: сохранять готовность, принимая в каждом отдельном случае решение консенсусом, в соответствии со ст.7 Североатлантического договора содействовать эффективному предотвращению конфликтов, включая проведение операций в ответ на кризисы» (п.10), «в т.ч. вне пределов территории союзников по НАТО» (п.52). Эти военные операции за пределами территории стран-членов НАТО, которые в концепции называются также «операциями в ответ на кризисы, не предусмотренными ст.5 Североатлантического договора» (“non-Article 5 crisis response operations”), могут проводиться также в боевых условиях, или, как аккуратно говорится в концепции, «без поддержки принимающей страны», тоесть по существу принимать характер вооружённой интервенции. Они могут осуществляться в течение длительного времени, что потребует, наряду с постоянно готовыми к переброске силами быстрого реагирования, заранее отработанной системы ротации ранее развёрнутых сил (пп.53 «e» и «f»). В работе делается вывод, что принятие странами НАТО новой стратегической концепции блока является попыткой в одностороннем порядке ревизовать существующую систему европейской и международной безопасности и ряд краеугольных норм международного права, положенных в основу этой системы и закреплённых в Уставе ООН, документах ОБСЕ и даже в самом Североатлантическом договоре 1949 г. Что касается Устава ООН, то присвоенное самой себе «право» НАТО проводить военные операции за пределами территории стран-членов блока 29 противоречит ст. 2 Устава ООН о мирном урегулировании споров и неприменении силы в международных отношениях, а также ст. 24 о главной ответственности Совета Безопасности ООН за поддержание мира, сколько бы концепция ни говорила о согласии стран НАТО с прерогативами Совета Безопасности. Ведь включённый в концепцию список «опасностей для НАТО» настолько широк, что при желании он может быть использован как предлог для интервенции против любой страны мира, включая Россию и страны СНГ. Среди других статей Устава ООН, которым противоречит новая концепция, назовём только ст. 53, по которой региональные организации типа НАТО не имеют права использовать силу иначе, как для самообороны, они могут лишь оказывать содействие по просьбе Совета Безопасности осуществлению одобренных им принудительных мер. Противоречит она и Декларации 1994 г. о совершенствовании сотрудничества между ООН и региональными соглашениями или органами в области поддержания международного мира и безопасности, в которой положения ст.53 Устава ООН были повторены и развиты далее. За её принятие Генеральной Ассамблеей ООН в 1994 г. голосовали все члены НАТО, но спустя всего лишь пять лет они же одобрили концепцию НАТО, которая принципиальным образом расходится с целым рядом пунктов Декларации. Так, пункт 1-d Декларации подтверждает, что Совет Безопасности может использовать региональные соглашения или органы для принудительных действий, но никакие принудительные действия не предпринимаются этими органами без полномочий от Совета Безопасности. Региональные органы, говорится в Декларации, могут действовать в области мирного разрешения споров, превентивной дипломатии, миротворчества, поддержания мира и постконфликтного строительства (п.2); они могут также подготовить воинские контингенты, которые, однако, могут использоваться под руководством или при наличии полномочий Совета Безопасности (п.10). И тот факт, что, явно стремясь избежать этого ограничения, в ноябре 1998 г. НАТО объявила себя не региональной организацией, а организацией коллективной безопасности по смыслу ст. 51 Устава ООН, не меняет того обстоятельства, что НАТО остаётся военно-политическим блоком с ограниченным членством. Следовательно, НАТО не имеет права выступать от имени международного сообщества или предпринимать военные операции на территории третьих стран без санкции Совета Безопасности ООН иначе, как по просьбе правительств этих стран или в ответ на агрессию с их стороны против членов НАТО. Хотя концепция говорит о приверженности НАТО Уставу ООН (п.10) и упоминает о главной ответственности Совета Безопасности ООН за поддержание мира и международной безопасности (п. 15), однако она как бы ставит НАТО – военный блок с ограниченным членством - в равное положение с ООН и её 30 Советом Безопасности, а также с Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), соответственно универсальными всемирной и общеевропейской организациями, предусматривая для НАТО возможность предпринимать военные операции по всему миру как по инициативе ООН или ОБСЕ, так и совершенно независимо от них, по инициативе Совета НАТО. Она чётко проводит мысль о том, что вооружённые силы НАТО призваны обеспечить блоку «свободу действий» (п.41), давая ему возможность проводить военные операции за пределами территории своих стран-членов как по собственному усмотрению, так и «в поддержку действий других международных организаций» (п.48). Другими словами, новая концепция НАТО как бы выстраивает новую систему международной безопасности, параллельную той, которая существует с 1945 г. на основе Устава ООН. В этой новой системе международной безопасности НАТО как бы играет роль ООН, а Совет НАТО - роль Совета Безопасности ООН (в тех случаях, когда последний отказывается принимать решение, на котором настаивают США и страны НАТО) и даёт санкцию на проведение вооружённой интервенции силами стран НАТО по всему миру. Что касается ОБСЕ, то новая концепция НАТО в реальности означает ревизию хельсинкского Заключительного акта СБСЕ 1975 г., парижской Хартии для новой Европы 1990 г. и Хартии европейской безопасности 1999 года. По существу она призвана закрепить тенденцию США и стран НАТО отодвинуть ОБСЕ в сторону от решения вопросов безопасности в Европе, проявившуюся после начала перестройки в СССР и особенно после развала Югославии, и присвоить НАТО роль блюстителя безопасности в Европе, - роль, которая, в соответствии с Хельсинкским актом, принадлежит именно ОБСЕ, а отнюдь не НАТО. Она полностью игнорирует созданные ранее в рамках ОБСЕ специальные механизмы по мирному урегулированию споров и по предотвращению конфликтов и кризисов, включая учреждение поста Высокого Комиссара по вопросам национальных меньшинств, и исходит из того, что именно НАТО будет отныне играть роль верховного арбитра в Европе. Но сегодня такая линия Запада привела к кризису в ОБСЕ и, возможно, поставила под вопрос её дальнейшее существование. В рамках самой ОБСЕ, многие члены которой отнюдь не удовлетворены снижением роли ОБСЕ, начато обсуждение вопроса о её реформировании, в ходе которого Россия и ряд стран СНГ выступают за исправление этого перекоса в деятельности ОБСЕ и за повышение её эффективности, исходя из того, что все три основополагающих направления в деятельности ОБСЕ должны развиваться эффективно и активно – её вклад в обеспечение безопасности в Европе, развитие экономического сотрудничества между европейскими странами, решение гуманитарных проблем в области прав человека и в вопросах содействия в урегулировании конфликтов на территории её стран-членов. 31 Наконец, обращает на себя внимание и то, что концепция 1999 г. фактически означает и ревизию Североатлантического договора 1949 г. Новая стратегическая концепция НАТО, по заявлению тогдашнего генерального секретаря НАТО Х.Соланы при её принятии 24 апреля 1999 г., знаменует переход от союза с задачей обеспечения главным образом коллективной самообороны к союзу, который будет гарантировать безопасность в Европе и служить опорой демократических ценностей как в пределах, так и за пределами наших границ. Она поручает НАТО играть ключевую роль в разрешении кризисных ситуаций за пределами границ НАТО; она создаёт необходимую правовую основу для наших операций в поддержку мира, не предусмотренных статьёй 5. Солана совершенно правильно подчеркнул, что новая концепция НАТО означает на практике принципиальное изменение первоначальной цели блока, сформулированной в ст.5 Североатлантического договора 1949 года, то есть обеспечения взаимопомощи участниками договора в случае вооружённого нападения на одну или несколько из них в Европе или в Северной Америке. Принятие концепции 1999 г. равнозначно фактическому пересмотру правовых рамок Североатлантического договора и прежде всего его основных статей - ст. 4 и 5. Ст. 4 говорит лишь о возможности консультаций членов НАТО в случае, если, по их мнению, их политическая независимость, территориальная целостность или безопасность окажутся под угрозой, в ней ни слова не говорится о вооружённом вмешательстве за пределами территории стран-членов НАТО. Что касается ст. 5, то она, как уже указывалось, содержит обязательство о взаимопомощи лишь в случае нападения на членов НАТО в Европе или в Северной Америке. Однако после принятия новой концепции эти две статьи трактуются уже как «право» НАТО на вооружённое вмешательство по всему миру по собственному усмотрению. Между тем Североатлантический договор был ратифицирован парламентами всех участников НАТО, и его ст. 12 предусматривает, что для пересмотра договора необходимо провести специальные консультации. Однако такие консультации не были проведены, и формально договор не был пересмотрен или дополнен новым обязательством его участников предпринимать военные операции за пределами их территории без санкции Совета Безопасности ООН. Надо сказать, что, по праву договоров, главы государств и правительств стран НАТО, принявшие новую концепцию НАТО в Вашингтоне в апреле 1999 г., в принципе имеют право брать международные обязательства от имени своих стран. Однако их право при толковании договора столь явно выходить за пределы объёма прав и обязанностей, который был определён в первоначальном тексте этого договора, ратифицированного парламентами, без согласия этих парламентов, является, как минимум, весьма спорным с точки зрения 32 конституционного права, поскольку такое расширенное толкование равносильно фактическому пересмотру основополагающих статей договора о НАТО. В работе далее исследуется вопрос о правовой основе сотрудничества ЕСНАТО в области обороны и о том, в какой степени концепция НАТО будет определять действия сил быстрого реагирования ЕС (СБР ЕС), формально не подчиняющихся командованию НАТО. Правовая основа для военного сотрудничества НАТО-ЕС была заложена в Декларации ЕС-НАТО по Европейской политике безопасности и обороны (ЕПБО) от 16 октября 2002 г., в соглашении о защите секретной информации от 14 марта 2003 г. и в соглашении о т.н. механизмах «Берлин-плюс» от 17 марта 2003 года. В Декларации по ЕПБО был подтверждён гарантированный доступ ЕС к инструментам военного планирования НАТО при проведении собственных военных операций ЕС, а также политическая основа партнёрства между ними на следующей основе: взаимные консультации; равенство и учёт самостоятельности друг друга при принятии решений в ЕС и НАТО; уважение интересов государств-членов ЕС и НАТО; разработка единых требований к общему для ЕС и НАТО военному потенциалу и,наконец, - что очень важно – включённый в этот перечень по инициативе ЕС пункт о «соблюдении принципов Устава ООН». Не меньшее значение имело заключение Соглашения о механизмах «Берлинплюс», которое гарантирует ЕС доступ к оперативному планированию и ресурсам НАТО (в основном, к американским) при проведении операций по урегулированию кризисов в Европе, предоставляет ЕС пост заместителя командующего войсками НАТО в Европе и обязывает НАТО предусмотреть выделение в необходимых случаях войск для ЕС. В соответствии с положениями Маастрихтского договора 1991 г. и Амстердамского договора 1997 г. о проведении общей внешней политики ЕС и политики ЕС в области безопасности, после 2003 г. ЕС в состоянии в течение двух месяцев отмобилизовать СБР в количестве 60 тыс. чел. (не считая авиации, ВМС и вспомогательного персонала), способных действовать в кризисной зоне до одного года. ЕС принял решение создать постоянные политические и военные структуры, в т.ч. Комитет по политике и безопасности, Военный комитет и штаб с целью обеспечения необходимого политического и стратегического руководства такими операциями. Часть российских экспертов уже сейчас склонна видеть в создании СБР ЕС шаг к большей самостоятельности Европы от США и НАТО. Но хотя на будущее нельзя исключать возможность того, что с созданием СБР Европа станет более самостоятельной в военных вопросах, однако сегодня такое развитие является скорее тенденцией, чем уже свершившимся фактом. В работе приводится далее анализ концепции гуманитарной интервенции, которая использована в стратегической доктрине НАТО 1999 г. как 33 теоретическая основание для предоставления НАТО «права» осуществлять вооружённое вмешательство за рубежом по собственному усмотрению. Эта концепция, предусматривающая вмешательство, в том числе силовое, в дела других государств по гуманитарным соображениям, затрагивает существенные вопросы правового, гуманитарного и этического характера, тем более, что возможность такого вмешательства не предусмотрена Уставом ООН. Она продвигается с 1980-х гг. по инициативе политического руководства стран НАТО и ряда западных экспертов и остаётся одним из наиболее остро дебатируемых вопросов международного права. Идея осуществления гуманитарных вооружённых интервенций в обход ООН нашла поддержку у таких американских юристов, как Ли Фейнстейн, А.М.Слотер, С.Уитли, М.Гленнон, Р.Коэн, М.Михалка, а также у ряда европейских юристов – Х.Корелл, А.Роджерс, М.Диксон, С.Гринвуд, П.Дрейст, доводы которых подвергнуты критическому разбору в исследовании. Но хотя гуманитарные цели такого рода интервенций не могут не вызывать симпатии, сама эта концепция, тем не менее, остаётся предметом серьёзных разногласий принципиального характера среди юристов, и значительная группа европейских юристов обоснованно оспаривают законность такого рода силового вмешательства (И.Броунли, С.Апперли, М.Байерс, С.Честерман, А.Кассезе, Б.С.Браун, А.Робертс). Не только потому, что она исходит из необходимости ревизии ряда основополагающих принципов международного права, но и потому, что, как показывает опыт, такие интервенции зачастую проводятся в сугубо эгоистических, геополитических интересах государств, а гуманитарные лозунги являются лишь прикрытием. Серия гуманитарных катастроф в Восточной Бенгалии, Кампучии и Уганде в 1970-х гг., а затем в Восточном Тиморе. Сьерра-Леоне, Руанде, Сомали, Гаити и Боснии в 1990-х гг. и особенно война стран НАТО против Югославии в 1999 г. породили волну бурных дискуссий по вопросу о гуманитарной интервенции, и в 1999-2002 гг. Генеральный Секретарь ООН К.Аннан дважды призывал Совет Безопасности обсудить вопрос, как можно наилучшим образом ответить на угрозы геноцида или сравнимых с ним массовых нарушений прав человека, поскольку одностороннее вооружённое вмешательство вызывает беспокойство в международном сообществе. В ответ созванная правительством Канады Комиссия Эванса-Сахнуна предложила в 2001 г. в целом довольно сбалансированную концепцию гуманитарной интервенции. интервенции. С одной стороны, государствам дают понять, что в случае проведения ими, вопреки их конституциям, незаконных репрессий или силовых акций против групп собственного населения, либо их неспособности или нежелания положить конец незаконному преследованию таких групп, международное сообщество может осуществить вмешательство, в 34 том числе и вооружённое, во внутренние дела таких государств в гуманитарных целях, для исправления создавшегося положения. С другой стороны, понимая, что предлагаемая корректировка важнейших международно-правовых принципов невмешательства во внутренние дела государств, уважения государственного суверенитета и неприменения силы может открыть широкие возможности для злоупотребления силой государствами в собственных эгоистических интересах, комиссия подчёркивает, что решения о вооружённой гуманитарной интервенции могут быть принято только через ООН – то есть, согласно Уставу ООН, через её Совет Безопасности. Этот подход был поддержан в 2004 г. в докладе назначенной Аннаном Группы высокого уровня по вопросу о реформе ООН, в докладе самого Аннана на 60-й сессии Генеральной Ассамблей ООН в 2005 г. и в Итоговом документе Всемирного саммита государств-членов ООН в сентябре 2005 г., в котором выражена готовность ООН предпринять коллективные действия, своевременным и решительным образом, через Совет Безопасности, в соответствии с Уставом, в том числе на основании Главы VII, с учётом конкретных обстоятельств и в сотрудничестве с соответствующими региональными организациями, в случае необходимости, если мирные средства окажутся недостаточными, а национальные органы власти окажутся не в состоянии защитить своё население от геноцида, военных преступлений, этнических чисток и преступлений против человечности. Но для политического руководства США в ситуации, когда США остались единственной сверхдержавой, этого умеренного варианта концепции гуманитарной интервенции было явно недостаточно, и вписанная в стратегическую доктрину НАТО в 1999 г. значительно более напористая – чтобы не сказать «агрессивная» - американская версия концепции гуманитарных интервенций в обход ООН остаётся пока без изменений. В работе исследуются далее результаты первого практического применения натовской концепции вооружённого вмешательства под гуманитарным предлогом в обход Совета Безопасности ООН на примере войны НАТО против Югославии в 1999 г.. Западноевропейские юристы обращают внимание на то, что государства, инициировавшие или поддержавшие это вторжение, «весьма неохотно шли на то, чтобы точно сформулировать, на каком именно юридическом основании была осуществлена эта операция», что в общем и объясняется отсутствием соответствующих разрешающих его норм в международном праве. Именно это вызвало резко критическую реакцию за пределами НАТО – как отмечал в то время Генеральный Секретарь ООН К.Аннан, вмешательство региональной организации без мандата ООН в Косово стало трагедией, бросило вызов всей послевоенной системе международной безопасности. 35 В декабре 2004 г. Международный Суд в Гааге, который ранее принял к рассмотрению иск Белграда к странам НАТО в связи с их нападением на Югославию после того, как МТБЮ отказался рассматривать его, одобрил решение о том, что он не правомочен рассматривать этот иск, но по чисто процедурной причине - так как Сербия и Черногория стали членами ООН уже после подачи этого иска Федеративной Республикой Югославия в 1999 года. Но, говорится в решении Суда, «независимо от того, правомочен он или нет рассматривать этот иск, страны, которым он был предъявлен, продолжают нести ответственность за действия, которые приписываются им и которые нарушают права других государств». Британский юрист А.Роджерс вряд ли имеет основания утверждать, что мирное соглашение, заключённое между странами НАТО и Югославией после интервенции в Косово, «было впоследствии ратифицировано Советом Безопасности ООН с принятием им резолюции 1244 от 10 июня 2004 г.». Анализ этой резолюции показывает, что никакой «ратификации» агрессии НАТО против Югославии она не содержит – наоборот, её текст ясно напоминает о главной ответственности Совета Безопасности за сохранение международного мира и безопасности, говорит о стремлении ООН «создать условия для возвращения домой всех беженцев» и «разрешить опасную гуманитарную ситуацию в Косово» и подчёркивает сохранение суверенитета Югославии в отношении Косово. У К.Аннана были все причины заявить в 2004 г., что основные причины конфликта так и не были устранены и что в будущем ООН не должна позволять использовать себя в качестве фигового листка, прикрывающего отсутствие у международного сообщества политической воли для эффективного решения проблемы». Тем не менее, страны НАТО стремятся форсировать предоставление Косово независимости, представляя ситуацию в Косово «как уникальный случай». В ответ на это президент В.В.Путин неоднократно обращал внимание Запада на возможные последствия первого после 1945 г. изменения границ суверенного государства для решения других территориальных конфликтов и требований о самоопределении как в Западной Европе, так и по периметру российских границ. Глава III «Интенсификация военно-политических связей США и других ведущих стран НАТО со странами СНГ, вопрос о «цветных революциях в свете международного права» посвящена международно-правовому анализу феномена «цветных революций» на пространстве СНГ и открывается разделом, в котором освещается динамика в развитии политики США и ведущих европейских стран по отношению к СНГ. Ещё при Дж. Буше-старшем, но особенно с приходом в Белый дом Б.Клинтона приоритет был отдан подрыву позиций России и остатков её влияния в странах СНГ. Задача была всеми 36 путями не допустить реализации любых планов экономической и политической ре-интеграции стран СНГ с Россией или приобретения крупных экономических объектов российскими предпринимателями и не дать восстановить когда-то единый экономический организм этих стран, построенный ещё в годы существования СССР, который мог бы послужить основой для воссоздания СССР в том или ином виде и помешать дрейфу стран СНГ на Запад. Одновременно проводилась активная работа с тем, чтобы всячески втягивать эти страны в процесс интеграции с НАТО и ЕС. Эта работа осуществлялась либо непосредственно со странами СНГ, либо через промежуточные этапы, такие как учреждение ГУУАМ - международной организации, созданной в 1997 г. при поддержке США в составе Украины, Грузии, Азербайджана, Молдавии и, на первом этапе, Узбекистана (в 2004 г. с выходом Узбекистана ГУУАМ превратился в ГУАМ). Эта организация была создана как бы в ответ на подписание в 1992 г. Договора о коллективной безопасности (ДКБ), участниками которого являются сегодня Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Россия и Таджикистан (в 1999 г. Узбекистан, Грузия и Азербайджан, которые также были ранее участниками ДКБ, вышли из него). Эти цели не особенно скрывают и на Западе. Как отмечал известный французский эксперт по международным отношениям Доминик Давид, в течение последних лет США ведут себя на постсоветском пространстве весьма вызывающе: нефтяные контракты, размещение военных баз после терактов 11 сентября, манипуляция гражданскими обществами посредством финансовой помощи, предоставляемой предполагаемым специалистам по «демократизации». «Марш на Восток», предпринятый Североатлантическим альянсом и Европейским союзом, похоже, и есть истинное проявление стратегии возвращения, которую вновь проповедуют в США интеллектуалынеоконсерваторы и которую порой подхватывают и в Европе, в том числе во Франции. Критикуя Москву за «сопротивление распространению демократии», Д.Давид делает в то же время вывод, что «американская политика на постсоветском пространстве непродуманна и опасна. Часто неразборчивы и подходы европейцев». Далее в работе рассматривается переход США и ряда ведущих европейских стран после прихода Дж. Буша-младшего к власти к более активным действиям по замене режимов в странах СНГ на более прозападные с помощью различного рода «цветных» революций «розовых», «оранжевых» и т.п., то есть модернизированных технологий кампаний гражданского неповиновения и «мирных» переворотов, модель которых была первоначально создана американскими инструкторами для 37 Югославии и отработана на примере смены режима Милошевича после агрессии НАТО 1999 г., а в дальнейшем была применена в Грузии и Украине. В наиболее полном виде технология проведения «цветных революций» была изложена в 1993 г., то есть сразу после прекращения существования СССР, события, открывшего перед Вашингтоном несравненно более широкие возможности по геополитическому переделу мира и по смене неугодных Вашингтону режимов на более лояльные, - в брошюре «От диктатуры к демократии. Концептуальные основы освобождения», написанной Джином Шарпом, сотрудником американского Института имени А.Эйнштейна. По существу, эта брошюра, ныне уже выдержавшая несколько изданий в России и свободно распространяемая через Интернет на русском языке4, представляет собой настолько подробно и профессионально написанную инструкцию по осуществлению заговоров с целью свержения режимов, что напрашивается мысль о том, что если не сам Шарп, то кто-то из его теневых соавторов не один год занимался в ЦРУ этой проблемой, специализируясь на ведении психологической войны и осуществлении подрывных операций. Единственный путь к победе, говорит Шарп, – это «политическое неповиновение, то есть ненасильственная борьба, решительно и активно применяемая в политических целях», которую «нельзя прекращать даже при любых обещаниях диктаторов» (стр.7-11). Заодно выясняется, что «ненасильственная борьба» не означает неприменения силы, а лишь неприменение оружия (кровопролитие может лишить «активистов» поддержки масс), тем более, что «в некоторых случаях ограниченное насилие против диктатуры может оказаться неизбежным» (стр.21). И силовые столкновения с правоохранительными органами действительно будут неизбежны при применении рекомендуемых автором брошюры 198 (!) методов «ненасильственного» сопротивления, многие из которых предполагают провокационные силовые действия и прямо нарушают уголовный кодекс любой страны мира, в том числе и западных стран. Ведь, наряду со сравнительно безобидными методами (раздевание «в знак протеста», отказ от исполнения супружеских обязанностей «по Лисистрате», грубые жесты и насмешки над официальными лицами и т.п.), Шарп рекомендует практиковать отказ от уплаты квартплаты и налогов, «политически мотивированное» изготовление фальшивых денег и документов, захват ценностей, отказ от призыва в армию и от сотрудничества с судом, «ненасильственное» пересечение границ запретных зон в воздухе и на суше, «ненасильственную» оккупацию правительственных зданий Джин Шарп. От диктатуры к демократии. Концептуальные основы освобождения//Институт имени А.Эйнштейна. 1993 год. Cambridge, Massachusetts, USA. Новое издательство, Москва, 2005 г., издательство «Ультра. Культура», Екатеринбург, 2005 г. В Интернете см http://polit.msk.su 4 38 и чужих земель и, наконец, самосожжение и самоутопление «в знак протеста», разложение и перевербовку армии и полиции и подстрекательство их к мятежу (стр.48-53). Руководителей кампании «политического неповиновения» Шарп учит искусству составления «генеральной стратегии» этой кампании, которая предусматривала бы по дням нарастающую активность участников кампании и координацию их действий между собой, а также синхронизацию их действий с действиями «дружественных» иностранных государств (стр.33-35). Последние, обещает Шарп, могут помочь с созданием негативного мирового общественного мнения по отношению к «диктатуре» на гуманитарных, этических или религиозных основаниях, с принятием государствами и международными организациями дипломатических, политических и экономических санкций против неё, с выделением финансовой помощи непосредственно «демократическим силам» и обеспечением последних средствами связи. Но, предупреждает Шарп, «степень и само наличие международной помощи стимулируются внутренней борьбой» (стр.32). «Не все доживут до победы», - аккуратно затрагивает Шарп весьма щекотливую тему, «...сопротивление должно будет проводить провокационные акции с риском трагических последствий», и «тактически в некоторых случаях необходимо предупреждать население и членов сопротивления, чтобы они имели представление о риске, сопутствующем участию», а также подготовить медицинскую помощь при акциях, которые «могут стоить жизни тысячам демонстрантов». Но, требует Шарп, «участники сопротивления должны упорно продолжать ненасильственные действия, несмотря на репрессии» (стр.23, 36, 45). В разделе «Цветные революции на пространстве СНГ» прослеживается, как эта технология «ненасильственных» переворотов осуществлялась на практике в странах СНГ. В выступлениях в Государственной Думе 12 мая 2005 г. высокопоставленные представители России по существу прямо обвинили западные страны во вмешательстве во внутренние дела стран СНГ и в организации «бархатных революций» с целью смены их режимов. Министр иностранных дел С.В.Лавров заявил, что «мы не занимаемся сменами режимов в рамках нашей внешней политики, но и не закрываем глаза на то, что происходит в странах, с которыми мы поддерживаем отношения». Директор ФСБ Н.Патрушев обвинил зарубежные разведки, действующие через неправительственные организации (конкретно он назвал «Корпус мира»), в причастности к уже состоявшимся «бархатным» и «цветным» революциям» и к подготовке новых – в частности, в Белоруссии, на что уже с 2005 г. стали выделяться миллионы долларов5. 5 http://newsvote.bbc.cj.uk/mpapps/pagetools/print/news.bbc.co.uk/hi/russian/russia/ne... 13.05.2005. 39 Представители Запада крайне редко признают своё вмешательство во внутренние дела стран СНГ. «Известно, что Запад вмешался в оранжевую революцию»,- признаёт А.Рар, директор программ России и стран СНГ Германского совета по внешней политике, отмечая одновременно, что «Евросоюз и США выступили единым фронтом против российского вмешательства в процессы на Украине». Представители США и евро-атлантических организаций уверяют, что между кампаниями по свержению режимов Милошевича в 19992000 гг., Шеварднадзе в 2003 г. и Кучмы в 2004 г. нет ничего общего, «кроме силы примера», что нет оснований говорить о «невидимой руке» или «заговоре» США и НАТО. Открещивается от причастности к «цветным революциям» и руководство ОБСЕ. Но хотя сегодня ещё много закулисных деталей этих «цветных революций» остаются неизвестными, то обстоятельство, что «цветные революции» в Грузии и Украине были осуществлены буква в букву по инструкции, положенной на бумагу Дж. Шарпом, и целый ряд сведений, приведённых в сообщениях мировых СМИ, являются достаточным – хотя пока ещё косвенным - доказательством того, что в США - скорее всего в американском разведывательном сообществе – после окончания «холодной войны» и ещё до событий в Югославии в 1999-2000 гг. была действительно разработана концепция насильственного захвата власти путём организации массовых беспорядков, но без применения оружия, успешно опробованная при свержении режима Милошевича и повторенная один к одному в Грузии и Украине. Особое место занимает в этой технологии манипулирование «принципом ненасилия» под лозунгом «неправым будет тот, кто первый применит силу». При этом опять же сознательно смешиваются два понятия - «неприменение силы» и «неприменение оружия». Хотя толпы на улицах Тбилиси и Киева в 2003-2004 гг. не применяли оружия, но их действия никак нельзя назвать ненасильственными. Стычки с полицией при проведении демонстраций без разрешения муниципальных органов, бессрочных забастовок и пикетов у зданий высших государственных органов, а также блокады их нормальной работы, подробно показанные по телевидению сцены штурма толпой зданий грузинского парламента или украинского Кабинета Министров, когда нападавшие опрокидывали на землю и топтали полицейских, – всё это явное нарушение местных законов и примеры демонстративного применения силы. Достаточно на секунду представить себе подобную сцену у здания Конгресса США или английского парламента, чтобы с уверенностью утверждать, что ни одно государство Запада не потерпело бы таких действий у себя дома и тут же вывело бы на улицы не только полицию, но и войска. Собственно, так и поступило французское правительство в ноябре 2005 и в марте 2006 гг. Однако как раз в самые острые моменты этих кризисов лидеры США и ЕС неоднократно звонили руководителям Грузии и Украины и предупреждали их о санкциях Запада в 40 случае применения ими силы с целью дать отпор разнузданным действиям разбушевавшейся толпы. Мировые СМИ обратили внимание на то, что в целом события в Югославии, Грузии и Украине были слишком похожи друг на друга, чтобы это сходство могло быть объяснено только лишь «силой примера». Агентство «Франс Пресс» опубликовало в своё время примечательное интервью с Синишой Шикманом (Sinisa Sikman), представителем белградского Центра ненасильственного сопротивления, ответвления неизвестно откуда появившейся в 1999 г. югославской организации «Отпор», которая вывела в 2000 г. на улицы Белграда тысячи людей, сместивших С.Милошевича. Шикман прямо говорит, что при проведении массовых демонстраций в Грузии в 2003 г. и в Украине в 2004 г., которые «носили сверхъестественное сходство с демонстрациями в Белграде в октябре 2000 г.», руководители грузинской молодёжной организации «Кмара» и украинской организации «Пора» «применяли знания и навыки, которым мы их заранее обучили». Он рассказал, что его Центр организовал серию тренировочных курсов для грузинских и украинских «активистов» как в Грузии и Украине, так и за рубежом, которые, судя по его словам, финансировались правой американской неправительственной организацией «Фридом Хаус» и в ходе которых он, наряду с другими инструкторами, обучал их навыкам организации и управления толпой, создания ядра «активистов», сбора финансовых средств и планирования освещения демонстраций в СМИ. Генеральная репетиция применения сербской технологии на пространстве СНГ прошла в Грузии в 2003 г., причём Э.А.Шеварднадзе сразу после своего насильственного свержения и другие грузинские оппозиционно настроенные политики прямо говорили, что совершившие этот переворот массовые демонстрации с участием 15 тыс. человек, наиболее «активные» из которых получали за это по 30 долл. в день, были организованы на деньги фонда Дж.Сороса. Но главные события в том, что касается осуществления «мирных» переворотов в странах СНГ, развернулись на Украине, где ставки были несравненно выше. Как следует из интервью Шикмана, массовые демонстрации на Украине начали готовиться задолго до начала кампании по выборам президента Украины, и в этот первоначальный период сербские инструкторы работали непосредственно на Украине по «учебнику» Шарпа. Но после того, как украинская контрразведка, наконец-то, проснулась и арестовала в киевском аэропорту А.Марича, одного из руководителей белградских Центра и «Отпора», выдворив его из Украины в Сербию, они покинули Украину – к этому времени они уже сделали своё дело, и их дальнейшее пребывание на Украине могло бы лишь разоблачить настоящих авторов всей подрывной операции. Именно доклады организации «Фридом Хаус», на деньги которой, полученные от 41 Конгресса США, готовились «революции» в Грузии и Украине, легли в основу крайне жёстких резолюций Конгресса США в начале октября 2004 года относительно предвыборной ситуации на Украине, и уже тогда пресса писала, что это означало подготовку Вашингтоном к реализации грузинского сценария на Украине. Как отмечали наблюдатели, этот сценарий был запущен «в производство» сразу, как только осенью 2004 г. определилось лидерство В.Януковича в предвыборной кампании, построенной им на лозунгах укрепления связей с Россией, двойного гражданства для жителей России и Украины, придания русскому языку на Украине официального статуса и отказа от вступления в НАТО. Именно тогда был запущен маховик комбинированного давления на украинских избирателей как извне, так и изнутри. Соответственно в Госдепартаменте США срочно начинает обсуждаться вопрос о «наказании» Украины в случае «неправильного голосования», а спецслужбы США активизируют свои связи со Службой безопасности Украины для поддержки «мирного переворота» в Киеве, как признавал глава СБУ. Одновременно штаб В.Ющенко, в полном соответствии с осуществлённым ранее с помощью США югославским и грузинским сценарием, повёл дело к созданию атмосферы кризиса и экстремальной ситуации в стране с тем, чтобы избиратели почувствовали «угрозу», рассчитывая уйти от поражения через кризис, создав который можно будет имитировать фальсификацию итогов выборов. И составленная зарубежными органами печати хронология развития событий на Украине чётко отражает сценарий, написанный в точном соответствии с «учебником» Шарпа. И, как позволяет судить анализ сообщений мировых СМИ, аналогичные сценарии готовились для Азербайджана, Белоруссии, а также и России. По заявлению представительницы США в ОБСЕ, «цветные революции» в СНГ – это лишь репетиция грядущих революций в России. Таким образом, анализ феномена «цветных революций» в свете норм международного права приводит к выводу о том, что «цветные революции» на пространстве СНГ в том виде, в котором эти проекты были реализованы в Грузии и Украине, сопровождались незаконным вмешательством США и ряда других ведущих стран НАТО и ЕС в дела государств СНГ. Незаконность этого вмешательства вытекает из п.7 ст.2 Устава ООН, где сама ООН, - и, следовательно, её члены - отказывается от «права на вмешательство в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства», из Декларации ООН о принципах международного права от 24 октября 1970 г., запрещающей государствам «вмешиваться во внутреннюю борьбу в другом государстве». Хельсинкский Заключительный акт от 1 августа 1975 г. также обязывает «государства-участники воздерживаться от любого вмешательства, 42 прямого или косвенного, индивидуального или коллективного, во внутренние или внешние дела, входящие во внутреннюю компетенцию другого государстваучастника, независимо от их взаимоотношений». Наиболее подробно эта проблема, как уже отмечалось в Главе I, затрагивается в Декларации о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств 1981 г. Она, в частности, говорит о случаях косвенного вмешательства, то есть вмешательства посредством подстрекательства, организации или финансирования органами власти одного государства насильственных действий граждан другого государства против конституционного порядка в этом государстве. Между тем, как уже указывалось выше, хотя «цветные революции» в Грузии и Украине осуществлялись без применения оружия, ненасильственными их никак нельзя назвать. Декларация, далее, возлагает на государства обязанность воздерживаться от попыток «нарушить политический, социальный или экономический порядок других государств, свергнуть или изменить политическую систему другого государства или его правительство» (п.II-a), «дестабилизировать или подорвать стабильность другого государства или любого из его институтов» (п.II-e), «содействовать мятежной или сепаратистской деятельности в других государствах» (п.II-f), «создания атмосферы недоверия и беспорядка в пределах государств и между государствами или группами государств» (п.II-l) и др. Всё это делает незаконными вышеупомянутые действия США и ряда других ведущих стран Запада по обучению «активистов» «цветных революций» технологии подготовки «мирных переворотов» и их финансированию через иностранные и отечественные неправительственные организации Грузии и Украины. Глава IV «Доктрина национальной безопасности США 2002 г. и международное право» посвящена международно-правовому анализу «Стратегии национальной безопасности США» 2002 г. и её обновлённого варианта 2006 г., а также первых результатов её применения на практике. В ходе анализа этой стратегической доктрины США в работе подчёркивается, что она повторяет предыдущие заявления американских руководителей о «войне США с терроризмом», определяя терроризм как «заранее обдуманные, продиктованные политическими мотивами насильственные действия, совершённые против ни в чём не повинных людей», и по существу провозглашает ведение такой «войны» постоянной политикой США. При этом доктрина официально закрепляет принцип превентивного удара и односторонних военных действий США по всему миру: «Руководствуясь здравым смыслом и интересами самообороны, Америка будет принимать меры против таких возникающих угроз ещё до того, как они окончательно сформируются… или достигнут наших границ. И хотя США будут постоянно 43 стремиться заручиться поддержкой международного сообщества, мы, не колеблясь, будем действовать на свой страх и риск, если это потребуется, осуществляя своё право на самооборону, принимая в отношении террористов превентивные меры, чтобы помешать им причинить вред нашему народу и нашей стране, и лишая впредь террористов финансирования, поддержки и укрытия, убеждая или заставляя с этой целью страны признать свои суверенные обязанности и ответственность». При этом Совет Безопасности ООН в концепции вообще не упоминается. В концепции ставится задача «остановить государства-изгои и их клиентовтеррористов, прежде чем они будут способны угрожать оружием массового уничтожения или использовать его против США и наших союзников и друзей», предпринять «дополнительные усилия против распространения, чтобы не позволить государствам-изгоям приобрести материалы, технологии и знания, необходимые для создания оружия массового уничтожения». В этой связи приводится ссылка на полученные США «неопровержимые доказательства» планов Ирака получить ядерное и биологическое оружие (ещё до приезда туда инспекторов ООН!) и аналогичных намерений «других режимов-изгоев». Концепция пытается обосновать правомерность американского первого удара: «США давно отстаивали право на упреждающие действия для нейтрализации реальной угрозы нашей национальной безопасности,…даже если существует некоторая неопределённость относительно времени и места нападения врага. Чтобы упредить противника и не допустить таких враждебных действий с его стороны, США, если необходимо, будут действовать превентивно». Считая себя вправе наносить первый удар, США в то же время полагают, что “другие страны не должны использовать превентивность в качестве предлога для агрессии”, поскольку де “США не будут использовать силу во всех случаях с целью предотвращения возникающих угроз” и будут “действовать осторожно” и “обеспечивать тесную координацию с союзниками с целью формирования общей оценки наиболее опасных угроз”. Но так как союзники США вполне могут разойтись во мнениях с Вашингтоном по поводу этих угроз, и общей оценки может и не получиться, концепция в то же время недвусмысленно предупреждает, что “хотя мы будем уважать ценности, мнения и интересы наших друзей и партнёров, тем не менее, мы будем готовы действовать самостоятельно, когда того потребуют наши интересы и наши уникальные обязанности”. Характерно также, что в концепции предусматривается, что “альянс (т.е. НАТО – В.К.) должен иметь возможность действовать во всех случаях, когда под угрозой оказываются наши интересы, создавая коалиции на основе мандата самой НАТО” (курсив наш – В.К.) – т.е. о мандате Совета Безопасности ООН и в этом случае речь не идёт. В заключение в концепции ставится задача сохранять и расширять военное присутствие США по всему миру как на постоянной основе, 44 так и на основе “временного доступа при развёртывании вооружённых сил на дальних рубежах”. Освещая реакцию в США и в мире на стратегическую доктрину США 2002 г., в исследовании отмечается, что общественное мнение США, руководство демократической партии и военные круги, всё ещё находившиеся под влиянием событий 11 сентября 2001 г., в целом поддержали основные тезисы этой доктрины, хотя ряд известных демократов (Дж. Картер, А. Гор, Э. Кеннеди и др.) высших отставных генералов США выступили против курса Дж. Буша на решение международных конфликтов чисто силовыми методами вопреки международному праву. Видные американские специалисты в области оружия массового уничтожения подвергли критике новую доктрину США за её “в высшей степени разбалансированный подход к угрозам терроризма, асимметричной войны и распространения оружия массового уничтожения”, за попытки опорочить, ослабить или отказаться от договоров, связанных со смертоносными видами оружия – химическим, бактериологическим и ядерным. Резко отрицательную реакцию доктрина вызвала также в России, Китае, ряде стран Европы и Южной Америки, подвергнувших критике США за нарушение норм международного права.. Сделанный в работе анализ последствий вторжения США и Великобритании в Ирак как первого примера применения на практике стратегической доктрины США 2002 г. показывает, что последствия войны США против Ирака, развязанной вопреки нормам международного права и в обход Совета Безопасности ООН, оказались прямо противоположными основным целям, объявленным Вашингтоном в доктрине 2002 г., а именно – добиться прекращения распространения ОМУ и нанести удар по международному терроризму. Эта война расколола американское общество и антитеррористическую коалицию, вместо устранения опасности терроризма она превратила Ирак в международную «академию» терроризма и вызвала активизацию террористических организаций в других районах мира, которая может сохраниться и после прекращения войны. Устранив Ирак как самостоятельный фактор в международной политике и превратив тем самым Иран в региональный центр силы, угрожая Тегерану бомбардировками, США создали новую проблему себе и другим государствам как в регионе Ближнем Востоке, так и в плане распространения ОМУ. В исследовании далее констатируется, что обновлённая «Стратегия США в области национальной безопасности» 2006 года», опубликованная 16 марта 2006 г., является именно не новой стратегической доктриной США, а обновлённой, поскольку сохраняет все основные элементы предыдущей доктрины «превентивных войн» 2002 г., хотя и содержит вместе с тем некоторые новые черты. В этом документе вновь подтверждается, что США «находятся в 45 состоянии войны, и нам предстоит долгая борьба». Повторяются также тезисы о «праве» США наносить превентивные удары: «При необходимости, в соответствии с издавна существующими принципами самообороны, мы не исключаем применения силы до того, как произойдёт нападение, даже если нет полной уверенности относительно времени и места такого нападения. Когда последствия нападения с помощью ОМУ являются столь опустошительными, мы не можем позволить себе праздно ожидать осуществления серьёзных угроз». Но «ни одна страна никогда не должна использовать право упреждения как предлог для агрессии». Но, в отличие от доктрины 2002 г., на этот раз основной целью США объявлено «распространение свободы во всём мире» и сохранение «лидирующей роли США»: «С целью защиты нашей нации и уважения наших ценностей США будут стремиться к распространению свободы по всему миру, возглавляя международные усилия с тем, чтобы положить конец тирании и содействовать эффективной демократии». Обновлённая доктрина полна противоречий. На словах вроде бы признаётся необходимость «многонациональных усилий», но в то же время вновь оговаривается, что США не обязательно будут действовать через ООН или НАТО. Хотя и говорится, что «свободу нельзя навязать, она должна быть избрана», что «форма, которую принимают свобода и демократия в любой стране, должна отражать историю, культуру и традиции, присущие её народу», но тут же Вашингтон единолично формулирует в нём критерии свободы и, исходя из них, объявляет семь стран - КНДР, Иран, Сирию, Кубу, Беларусь, Бирму и Зимбабве - «деспотическими государствами», Иран – «главным источником угрозы», а лидера Венесуэлы У.Чавеса – «демагогом, стремящимся дестабилизировать весь регион». Более жёстким стал тон обновлённой доктрины и в отношении России. Судя по новой доктрине, России следует исходить из перспективы более активных действий США на пространстве СНГ, в том числе в отношении нерешённых конфликтов по периметру границ России. Доктрина 2006 г. с её претензией на право «форсировать извне демократический прогресс» в других странах получила резкую отповедь не только со стороны МИД России, но и международного сообщества. «Мы вновь подтверждаем, - говорится в Итоговом документе Всемирного саммита ООН 2005 г., - что хотя у демократий есть общие черты, не существует никакой одной модели демократии, что она не является собственностью какой-то страны или какого-то региона, и вновь подтверждаем необходимость должного уважения суверенитета и права на самоопределение». Анализ последствий курса администрации Буша на достижение абсолютного военного превосходства, взятого Белым домом во исполнение 46 доктрин 2002 и 2006 гг., показывает, что он неизбежно ведёт к подрыву международно-правовой договорной основы системы международной безопасности и стратегической стабильности. Усилился и без того астрономический рост военных расходов США; начата передислокация вооружённых сил США в различные районы мира для обеспечения своего глобального военного контроля; создаются новые образцы ядерного оружия и повышается его роль в планах Пентагона, который во всё большей степени начинает рассматривать ядерное оружие не как боевое средство последнего выбора, а как один из эффективных видов оружия в ряду многих других. Последнее неизбежно ведёт к снижению порога его применения, тем более, что Вашингтон одновременно взял курс на децентрализацию инициативы при принятии решений о его использовании, и предопределило неконструктивное отношение США к ДВЗЯИ и ДНЯО. Большое внимание и средства Пентагон выделяет также на создание новых неядерных и нетрадиционных видов вооружений, ряд из которых приближаются по своим поражающим характеристикам к ОМУ и которые могут подтолкнуть мир к новому витку гонки вооружений, но самую большую опасность для поддержания стабильности международной обстановки представляет активно развивающаяся программа США по выводу оружия в космос и создание НПРО с размещением его звеньев по периметру России. Международно-правовой анализ провозглашённого США «права на «превентивную самооборону», на превентивные и упреждающие удары начинается с напоминания о том, что ранее в американской военной науке под превентивным ударом традиционно понимался по существу упреждающий удар (pre-emptive strike), который наносится в военных условиях, когда точно известно о предстоящем наступлении противника и избежать его удара невозможно. Теперь же, в соответствии с новой концепцией, администрация США корректирует это понимание и стремится перенести понятия превентивного и упреждающего ударов из военной науки в международное право; теперь, по американской концепции, превентивный и упреждающий удары могут быть нанесёны и в мирное время: упреждающий - ещё до того, как проявилась угроза, с целью предотвратить её превращение в подлинную и опасную реальность, превентивный - когда угроза уже сформировалась. При этом в американских официальных политических документах эти два понятия постоянно смешиваются, что призвано создать впечатление, что после 11 сентября 2001 года Америка находится в состоянии перманентной войны и вот-вот подвергнется новому нападению со стороны «государств-изгоев» или международных террористов и медлить с действиями в порядке превентивной или упреждающей самообороны никак нельзя. 47 В исследовании подвергается критическому анализу попытка авторов стратегических концепций США 2002 и 2006 гг. обосновать «право» США на превентивную самооборону ссылками на то, что «на протяжении столетий» международное право якобы оправдывало такие действия в случае возникновения «неминуемой угрозы» для них – такой, например, как очевидная мобилизация армий, ВВС и ВМФ в порядке подготовки к нападению. На самом деле, однако, ситуация отнюдь не столь однозначна, как это пытаются представить авторы концепции. С одной стороны, с XIX века, начиная с известного дела «Кэролайн», в англосаксонской школе международного права действительно существует направление, регламентирующее право на самооборону, связанное с перенесением военных действий на территорию другого государства в отсутствие явного вооружённого нападения с его стороны. В письме госсекретаря США Д.Уэбстера его британскому коллеге лорду Эшбертону от 6 августа 1842 года в связи с этим были сформулированы критерии законности такого перенесения военных действий, которые были трансформированы Международным Судом в требование о том, что самооборона должна быть «необходимой» и «пропорциональной». Международный Суд подтвердил существование этих требований в своём решении по делу Никарагуа и в консультативном заключении о законности применения ядерного оружия. В последнем случае Суд отметил, что «это двойное условие в равной степени применимо и к ст.51 Устава ООН», подтвердив тем самым применимость этого требования как в обычном, так и в договорном праве. С другой стороны, строго говоря, нападение англичан на шхуну «Кэролайн» на территории США было не актом превентивной самообороны, а актом самообороны в ответ на прямое участие её экипажа в поддержке вооружённой борьбы канадских сепаратистов, что, кстати, вряд ли было возможно без соучастия официальных американских властей. Во-вторых, в первой половине XIX века война вообще считалась вполне законным способом разрешения споров. Но и с точки зрения международноправовых норм начала XXI в. Лондон имел бы достаточно веские аргументы в пользу законного характера этой операции в свете ст.3-g резолюции ГА ООН 3314 (XXIX) об определении агрессии и резолюций 1368, 1373 и 1378 Совета Безопасности ООН, принятых вскоре после трагических событий 11 сентября 2001 г. в США, с учётом которых действия экипажа «Кэролайн» и других американских граждан-участников вооружённой борьбы в поддержку независимости Канады вполне могли бы быть приравнены к вооружённому нападению США на канадскую колонию Великобритании. Поэтому сегодня письмо Уэбстера следует воспринимать скорее как регламентацию самообороны, т.е. действий в ответ на вооружённое нападение, а не как узаконивание превентивной самообороны, т.е. действий в отсутствие такового. 48 Но после 11 сентября 2001 г. ряд американских юристов – хотя отнюдь не все из них – начали по собственному усмотрению видоизменять критерии Уэбстера, регламентирующие действия в ответ на вооружённое нападение, и создали на этой основе самодельную концепцию «права на превентивную самооборону», оправдывающую начало военных действий на территории иностранного государства ещё до какого-либо вооружённого нападения. Именно на этой «теоретической основе» и была построена вышеизложенная «Стратегия национальной безопасности США» 2002 г. В этой связи в диссертации подвергаются критическому анализу работы ряда американских и британских юристов – М.Шмитта, Р.Ф.Тэрнера, Дж.Уокера, Ли Фейнстейн и А.-М.Слотер, А.П.Роджерса, С.Гринвуда, а также Р.Коэна, М.Михалки, М.Бута и М.Гленнона, причём если первая группа, признавая право на превентивную самооборону, ещё пытается его как-то ограничить, то вторая отметает любые ограничения для НАТО, поскольку та состоит из «либеральнодемократических государств», или вообще выступает за то, чтобы переписать международное право и отказаться от «устаревшего» принципа незаконности войны как инструмента государственной политики. На самом деле, подчёркивается в диссертационном исследовании, в международном праве нет оснований для выводов администрации Дж. Буша и поддерживающих её американских юристов о том, что такие признаки «неминуемой угрозы», как мобилизация армий в порядке подготовки к нападению, объявление в одностороннем порядке каким-либо государством других государств «изгоями», стремящимися приобрести оружие массового уничтожения (ОМУ), или обвинения в их адрес в связях с международным терроризмом, следует приравнивать к вооружённому нападению, автоматически дающему потенциальной жертве основание для немедленного применения силы в порядке превентивной самообороны. Это со всей очевидностью вытекает из анализа Устава ООН и определения агрессии, принятого XXIX сессией Генеральной Ассамблеи ООН в 1974 году. Авторы концепции превентивной самообороны ссылаются на ст.51 Устава ООН, однако она даёт государствам право на вооружённые действия в порядке самообороны – без предварительного получения санкции Совета Безопасности ООН на такие действия, но с последующим информированием его о них – лишь в случае вооружённого нападения на эти государства со стороны других государств. Ст.2 определения агрессии считает главным её признаком именно факт осуществления вооружённого нападения первыми, ст. 3 раскрывает более подробно содержание понятия вооружённого нападения, и обе они не упоминают о намерениях совершить его, или о его «неминуемой угрозе», или о наличии достаточного военного потенциала для его совершения, включая и ОМУ, как об основании для самообороны, тем более превентивной, особенно «если 49 существует некоторая неопределённость относительно времени и места нападения врага», как пишут авторы упомянутой новой концепции США. При этом следует не забывать, что Международный Суд ООН в своём решении по делу «Никарагуа против США» от 27 июня 1986 г. признал основные положения этого определения агрессии нормами международного обычного права, обязательными для всех государств, в т.ч., естественно, и для США. Как подчеркнул в своём выступлении на 59-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в 2004 г. судья Ши Жиёнг, председатель Международного Суда, то есть высшей юридической инстанции ООН, именно такой трактовки права на самооборону придерживался Международный Суд, в частности, в своём решении по встречным искам Ирана и США против друг друга в связи со ст. ХХ, п.I (d) договора между двумя странами о дружбе, экономических отношениях и консульских правах 1955 г.. «Суд пришёл к заключению, - сказал председатель, что применение силы в соответствии с этой статьёй было бы позволительно лишь в случае, если бы Сторона (указанного договора – В.К.) действовала в порядке самообороны, то есть если бы она являлась жертвой вооружённого нападения и если бы предпринятые ею действия были необходимыми и соразмерными» (курсив мой – В.К.). Всё это уже лишает всякой правовой базы американскую идею превентивных и упреждающих ударов в порядке самообороны по собственному усмотрению. В российской доктрине поэтому совершенно правильно отмечается, что любая попытка узаконить право на превентивную самооборону ведёт к тому, что теряет смысл принцип неприменения силы, нарушается баланс между принципами международного права, на которых построен Устав ООН, и международное сообщество отбрасывается в XIX век, когда война считалась законным инструментом ведения внешней политики государств. Именно поэтому, подчёркивается в работе при анализе докладов «Группы мудрецов» и Генерального секретаря ООН К.Аннана о праве государств на «превентивную самооборону», на превентивные и упреждающие удары, авторы обоих докладов, которые стали одним из отправных пунктов для дискуссии на 60-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН осенью 2005 г. по вопросу о реформе ООН, указывают на «ограничительный характер» права на самооборону по ст.51. Устава ООН и занимают бескомпромиссную позицию в отношении права на превентивную самооборону. «Если есть веские аргументы в пользу превентивных военных действий и веские доказательства в их подтверждение,- говорится в докладе «мудрецов»,- они должны быть доведены до сведения Совета Безопасности, который может санкционировать такие действия, если сочтет это необходимым». …Иначе, предупреждают авторы доклада, риск, которому могут подвергнуться глобальный порядок и принцип невмешательства, на котором этот порядок по-прежнему зиждется, попросту 50 слишком велик, чтобы признать законность односторонних превентивных действий (п.191), поэтому они не поддерживают ни переработки ст.51, ни придания ей нового толкования (п.192). Эта позиция «мудрецов» была также поддержана Генеральным секретарём ООН К.Аннаном в его докладе 60-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Однако оба доклада всё же оставляют лазейку для злоупотребления силой, признавая возможность упреждающего удара без санкции Совета Безопасности ООН. Отмечая ограничительный характер» права на самооборону по ст.51, доклад «мудрецов» одновременно говорит, что «государство, являющееся объектом угрозы, в соответствии с давно установившейся нормой международного права, может предпринять военные действия, если угроза нападения является непосредственной, никакие другие средства не позволяют устранить ее, а действия соразмерны угрозе» (п.188). Генеральный секретарь ООН К.Аннан согласился с этим мнением, сославшись на «давнее мнение правоведов». Но Аннана, как и «мудрецов», в отношении «упреждающей» самообороны подвели помогавшие им эксперты Юридического управления Секретариата ООН, где доминируют представители англо-саксонской школы международного права. Во-первых, на самом деле «большинство юристов» мира отнюдь не являются сторонниками права на «упреждающую самооборону» (тезис о существовании этого «права» поддерживается лишь частью представителей указанной школы). Во-вторых, как уже упоминалось, после принятия Устава ООН, с его принципом неприменения силы, в международном праве не существует основы ни для упреждающей, ни для превентивной или предвосхищающей самообороны. Предлагаемая ими грань между «упреждением» (когда опасность со стороны противника является «непосредственной», «неминуемой» или «явной») и «превентивностью» (когда опасность хоть и является «реальной», но не носит «непосредственного характера») является слишком тонкой, она полностью зависит от убедительности доказательств и будет постоянно толковаться сильными мира сего субъективно. Ведь в 2002-2003 годах США и Великобритания тоже объявили о «неопровержимых доказательствах» наличия ОМУ у Ирака и связей С.Хусейна с «Аль-Каидой», обосновав этим существование «непосредственной» и «явной» угрозы для себя, а затем и вторжение в Ирак. Поэтому 60-я сессия Генеральной ассамблеи ООН не поддержала предложение К.Аннана дополнить международное право нормой о возможности упреждающего удара в обход Совета Безопасности. Вместо этого сессия подтвердила в Итоговом документе Всемирного саммита ООН 2005 года, что «соответствующих положений Устава достаточно для противодействия всему спектру угроз международному миру и безопасности (выделено нами – В.К.). Мы подтверждаем далее право Совета Безопасности санкционировать принудительные действия для поддержания и 51 восстановления международного мира и безопасности. Мы подчёркиваем важность действий в соответствии с целями и принципами Устава ООН». Как отмечается в разделе «Россия и право на «превентивную самооборону» и на превентивные и упреждающие удары», в России несколько лет назад, особенно после захвата чеченскими террористами школы в Беслане, также можно было услышать довольно эмоциональную трактовку официальными лицами вопроса о превентивных ударах, «никого не спрашивая», вызвавшую критические комментарии со стороны Генерального Секретаря ООН, ЕС и ряда стран. Однако полную ясность в позицию России внесло заявление президента В.В.Путина на 58-й сессии в 2003 г.: «Современным угрозам цивилизации мы вправе противопоставлять только те коллективные ответы, легитимность которых не вызывает сомнений. И здесь нужен системный взгляд, сочетающий политические, а когда надо – и военные меры. При этом – меры согласованные, разумные, достаточные,…в строгом соответствии с Уставом ООН»6. Глава V «Перспективы взаимодействия и партнёрства РоссияНАТО» посвящена анализу необходимых правовых и политических условий для улучшения отношений между Россией и НАТО. При рассмотрении политических изменений в России с приходом к власти президента В. В. Путина и реакции Запада на них отмечается, что Россия в период пребывания В.В.Путина на посту президента стала проводить курс на более твёрдую защиту своих интересов в «ближнем» и «дальнем» зарубежье, но если «старой Европой» он был в основном принят к сведению, то в определённых кругах США и в некоторых странах «новой Европы», привыкших иметь дело со слабой Россией, выступавшей в эпоху ГорбачёваЕльцина в роли ведомой, он стал вызывать растущее недовольство, которое привело в 2005-2007 гг. к возникновению волны политического давления со стороны консервативных кругов США и, в меньшей степени, Европы на руководство России с обвинениями в «авторитаризме» и ужесточении внешней политики. Новая, «пост-ельцинская» Россия, поднимающаяся с колен, начинает жёстче осаживать США и страны НАТО, привыкших к менторскому тону в отношении России при Ельцине, за попытки поучать её, за политическое лицемерие и «двойные стандарты». Это можно было видеть из целого ряда заявлений В.В.Путина и МИД России, начиная с 2004 г., особенно из речи В.В.Путина в Мюнхене в феврале 2007 г. При анализе изменений в политической атмосфере внутри НАТО и перспектив дальнейшего развития НАТО в работе подчёркивается, что война США и Великобритании против Ирака привела к беспрецедентному расколу в Выступление Президента России В.В.Путина на 58-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, Нью-Йорк, 25 сентября 2003 г.//Пресс-бюллетень МИД России от 26 сентября 2003 года. 6 52 НАТО в 2002-2003 гг., однако сама по себе эта война явилась лишь последней каплей, которая спровоцировала этот раскол, действительной же причиной его стали коренные разногласия по вопросу о том, каким должен быть миропорядок в эпоху после «холодной» войны, возникшие между Францией, Германией и рядом западноевропейских стран, с одной стороны, и США, которых поддержала группа «новобранцев» НАТО из Центральной и Восточной Европы, с другой. Шаги по восстановлению декорума в отношениях с США, которые были предприняты Парижем и Берлином (как и Москвой) после завершения первой фазы иракской войны в 2003 г., совершенно не означали, что они примирились с предписанной им Вашингтоном ролью поддакивающих партнёров. И теперь, после иракской войны, будет уже не так просто предсказать, как американские союзники по НАТО могут в будущем среагировать на новый призыв Вашингтона присоединиться к очередной вооружённой авантюре США за рубежом или насколько им удастся выработать новую стратегическую доктрину НАТО, работа над которой будет вестись в ближайшие годы. В Парламентской Ассамблее НАТО всё громче звучат голоса о необходимости выработать консенсус о роли ООН в обеспечении международной безопасности, законности применения силы при осуществлении гуманитарных интервенций и права на самооборону, особенно в упреждающем порядке. В разделе о возможностях развития взаимодействия и партнёрства России с НАТО излагается ряд рекомендаций по вопросам выработки единообразного толкования положений Устава ООН о применении государствами силы в международных отношениях, развития военного сотрудничества и практики боевого взаимодействия вооружённых сил обеих сторон, необходимости для России оказывать влияние на процесс трансформации НАТО с тем, чтобы он в большей мере проходил на основе Устава ООН, привлечения НАТО к реорганизации Военно-Штабного Комитета при Совете Безопасности ООН, развития военно-технического сотрудничества РоссияНАТО. Основные положения и выводы исследования изложены в следующих публикациях автора (общий объём – более 80 п.л.): Монографии: 1. Котляр В.С. Международное право и современные стратегические концепции США и НАТО//М.: Научная книга, 2007. - 33,25 п.л. 2. Котляр В.С. Развитие стратегических концепций США и НАТО после 11 сентября 2001 года//М.: Научная книга, 2003. - 14,25 п.л. 3. Котляр В.С. Северный Совет – орган регионального сотрудничества стран Северной Европы//М.: Международные отношения, 1973. - 9 п.л. Cтатьи в научных журналах 53 1. Котляр В.С. «Цветные революции» в странах СНГ в свете международного права//Государство и право», №5, 2007 г. - 0,7 п.л. 2. Котляр В.С. Отношения Россия-ФРГ и международная безопасность. Материалы международной конференции «Российско-германские отношения в контексте мировой политики»//Международная жизнь, №7, 2006. - 0,5 п.л. 3. Котляр В.С. Реформа ООН и вопрос о возрождении Военно-Штабного Комитета при Совете Безопасности ООН//Международное публичное и частное право», №6, 2006. - 0,5 п.л. 4. Котляр В.С. Право на превентивную самооборону и современное международное право//Государство и право. №10, 2005.- 0,8 п.л. 5. Котляр В.С. Концепция «ответственности за защиту» как проект кодекса проведения гуманитарных интервенций//Международное публичное и частное право. №№ 3-4, 2005. - 0,75 п.л. 6. Котляр В.С. Война против международного терроризма» и международное право//Обозреватель. №6, 2005. - 0,83 п.л. 7. Котляр В.С. Эволюция стратегической доктрины НАТО//Современная Европа. №2, 2004. - 0,5 п.л. 8. Котляр В.С. Роль ООН в современном мире//Обозреватель. №11, 2003. 0,33 п.л. Разделы в коллективных монографиях и научных сборниках 1. Котляр В.С. Однополярность и многополярность в управлении в современном обществе и в международном сообществе//Novoczesnosc ponovoczesnosz. Spoleczenstwo obywatelskie w Europie Spodkowej i Wschodniej”, wydawnictwo KUL, Lublin (Polska), 2007. - 0,3 п.л. 2. Vladimir Kotlyar. Russia in the context of Euro-Atlantic and Baltic Security//Tendency of national security in the Baltic Sea region. Published by The General Jonas Zemaitis Military Academy of Lithuania, Vilnius, 2006. - 0,9 п.л. 3. Котляр В.С. Действующее международное право и вопрос о применении силы в международных отношениях//Менеджмент и глобализация в ХХI веке. М.:Канонъ, 2006.- 3 п.л. 4. Котляр В.С. Грядущая реформа ООН и вопросы применения силы в докладе Генерального секретаря ООН К.Аннана к 60-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН//Российский ежегодник международного права. 2005. СПб.:Россия-Нева. 2006.- 0,6 п.л. 5. Котляр В.С. Политика администрации Дж. Буша-младшего и вопрос о нераспространении оружия массового уничтожения//Актуальные проблемы безопасности и разоружения на современном этапе. М.: Дипломатическая академия МИД России, 2005.- 1,3 п.л. 54 6. Котляр В.С. Новая «Стратегия США в области национальной безопасности»//Актуальные проблемы безопасности и разоружения на современном этапе. М.: Дипломатическая академия МИД России. 2005.:- 1 п.л. 7. Котляр В.С. О перспективах взаимодействия России и НАТО в рамках Совета Россия-НАТО//Актуальные проблемы безопасности и разоружения на современном этапе. М.: Дипломатическая академия МИД России. 2005.- 1,2 п.л. 8. Котляр В.С. Почему неправомерно говорить о «войне» против международного терроризма//Итоги Стамбульского саммита: перспективы сотрудничества Россия-НАТО. М.: Клуб «Открытый форум» и Клуб «Международный диалог». 2004.- 0,2 п.л. 9. Котляр В.С. Война в Ираке и международное право//Российский ежегодник международного права. СПб.: Россия-Нева. 2004.- 0,6 п.л. 10. Vladimir Kotlyar, S.Chernichenko. Ongoing Global Legal Debate on SelfDetermination and Secession: Main Trends//Secession and International Law. Published by the United Nations, New York and Geneva, 2003. 0,8 п.л. 11. Котляр В.С. Сотрудничество России с НАТО возможно лишь на основе доверия//Материалы международной конференции «Партнёрство Россия-НАТО: проблемы общеевропейской безопасности» 17 марта 2003 г. в Дипломатической академии МИД России. М.: Межфракционное депутатское объединение «Европейский Клуб» Государственной Думы Федерального Собрания России. Москва, 2003.- 0,5 п.л. 12. Котляр В.С. Альтернативы сотрудничеству Россия-НАТО//Материалы международной конференции «Перспективы сотрудничества Россия-НАТО и проблемы военной реформы» 2 июля 2003 г. в Дипломатической академии МИД России. М.: Межфракционное депутатское объединение «Европейский Клуб» Государственной Думы Федерального Собрания России. Москва, 2003.- 0,1 п.л. 13. Котляр В.С. Безопасность Каспийского региона и трансформация НАТО//Материалы международной конференции «Безопасность Каспийского региона» в октябре 2003 г. в Дипломатической академии МИД России. М.: Межфракционное депутатское объединение «Европейский Клуб» Государственной Думы Федерального Собрания России. Москва, 2003.- 0,5 п.л. 14. Котляр В.С. Пути укрепления режима Конвенции 1972 г. о запрещении биологического оружия//Актуальные международно-правовые и гуманитарные проблемы», выпуск IV. М.: Научная книга. 2003.- 1,3 п.л. 15. Котляр В.С. Дискуссия среди юристов-международников стран мира по проблеме самоопределения и отделения народов//Российский ежегодник международного права. 2002. СПб.: Россия-Нева, 2003. - 0,6 п.л. 16. Котляр В.С. К дискуссии юристов-международников стран мира по проблеме самоопределения и отделения народов//Актуальные международно- 55 правовые и гуманитарные проблемы», выпуск III. М.: Дипломатическая академия МИД России. 2002. 0,9 п.л. 17. Vladimir Kotlyar. NATO’s New Strategic Concept: A View from Russia// Russia and the West, the West and Russia. Published by Geneva Center for Security Policy, 2002. 0,6 п.л. 18. Котляр В.С. Новая стратегическая концепция НАТО и вопрос о военных операциях альянса за пределами территории его стран-членов// Проблемы безопасности и разоружения». М.: Научная книга. 2001. 0,6 п.л. 19. Котляр В.С. Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний и позиция России//Проблемы безопасности и разоружения. М.: Научная книга». 2001. 0,75 п.л. 20. Котляр В.С. Европейская безопасность после Косово// Дипломатический Ежегодник. 2000. М.: Научная книга». 2000. 0,63 п.л. 21. Vladimir Kotlyar. The Elements of a “Model Negotiation” for the Settlement of Major Border Disputes Between States//Peaceful Resolution of Major International Disputes. Published by the United Nations, New York and Geneva, 1999. 0,8 п.л. 22. Vladimir Kotlyar, Su Wei. Elements of Guidelines Relating to Negotiations on Border Disputes//Peaceful Resolution of Major International Disputes”. Published by the United Nations, New York and Geneva, 1999. 0,2 п.л. 23. Vladimir Kotlyar. The Work of the Commission of Experts Established Pursuant to Security Council Resolution 780 (1992) to Investigate Violations of International Humanitarian Law in the Former Yugoslavia//International Legal Issues Arising under the United Nations Decade of International Law. Published by Kluwer Law International (the Netherlands), 1995. - 2 п.л. Подписано в печать 28.06.2007. Объем 2 п.л. Тираж 100 экз. Отпечатано в Дипломатической академии МИД России 56
