МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО И СРЕДНЕГО СПЕЦИАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ УЗБЕКИСТАН УРГЕНЧСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
реклама
МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО И СРЕДНЕГО СПЕЦИАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ УЗБЕКИСТАН УРГЕНЧСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ АЛЬ-ХОРЕЗМИ Кафедра «Русского языка и литературы» Специальность: 5220100 – «Славянская (русская) филология» КУРСОВАЯ РАБОТА на тему: «Африканская» тема в творчестве Н.Гумилева Cдал: Каримов Д., студент 301 группы отделения славянской (русской) филологии факультета иностранных языков Принял: Рузимбаев Х.С., кандидат филологических наук, доцент Ургенч – 2012 ПЛАН Введение Глава I. Истоки романтизма в поэзии Н.С.Гумилева 1.1. Романтические мотивы 1.2. «АФРИКАНСКАЯ» ТЕМА В ПОЭЗИИ Н.С.ГУМИЛЕВА 1.3. ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ Н.С.ГУМИЛЕВА Заключение Библиография Введение Имя Николая Гумилева к моменту возвращения его в литературу (1986) было под запретом более шестидесяти лет. В ряду так называемых «возвращенных имен» оно возникло одним из последних, много позже, например, М.Цветаевой или О.Мандельштама, а до них С.Есенина и А.Блока, а также некоторых других. Причиной столь длительной казни молчанием было обвинение в участии в контрреволюционном заговоре, за что 24 августа 1921 года он был расстрелян. В настоящее время считается несостоятельной не только версия об участии Н.Гумилева в упомянутом заговоре, но взято под сомнение и само существование заговорщической организации. Исключительно продолжительный и неукоснительно строгий, ни разу не смягчавшийся запрет, лежавший на имени Н.Гумилева в течение нескольких десятилетий, привел к тому, что ни о каком изучении его творчества, разумеется, не могло быть и речи. Даже в тех немногочисленных работах по истории поэзии, где по необходимости приходилось говорить о группе акмеистов, создателем и руководителем которой, как известно, был Н.Гумилев, его имя, тем не менее, тщательно и не без выдумки обходилось — вместо него обычно употреблялись эвфемизмы типа «автор «Колчана» или «в высказываниях автора «Чужого неба» и т. п. Правда, как и во многих других подобных или схожих случаях, писатель, слишком, к сожалению, известный в свое время, оставивший заметный след в истории литературы или даже создавший направление (в данном случае акмеизм), оказавший несомненное воздействие на последующее поэтическое развитие, — такой писатель все же не мог при всех наложенных на него запретах исчезнуть из литературной памяти без следа и звука. Всегда оставалось немало людей, которые с ним дружили, занимались в его Студии, входили в Цех поэтов, печатались в «Аполлоне» или «Гиперборее», а нередко и были свидетелями всей его короткой жизни, прошедшей у них на глазах; такие люди тщательно хранили память о расстрелянном мэтре или друге, хорошем знакомом или просто адресате, то были люди, как правило, хорошо знавшие историю культуры, в которой случаи, подобные гумилевскому, к несчастью, повторялись с заметной закономерностью. В глубине своей благодарной и памятливой души эти люди продолжали надеяться на торжество справедливости. Правда, справедливость по отношению к Гумилеву отличалась крайней медлительностью. На этот раз общество, не в пример временам прежних деспотий, монархических или республиканских, каравших своих поэтов, казалось, только для того, чтобы затем их тотчас пылко помиловать, оказалось в своей свирепости совершенно неординарным. И те, кто знал и любил Гумилева, помнил его голос и фигуру, манеру чтения или маленькие странности, кто помнил нигде не напечатанные стихи или выброшенные поэтом строфы, — они постепенно сходили в могилу. Но все же оставались и долгожители. Они не только, подобно М.Лозинскому, любовно берегли его книги и манускрипты, но не без риска, как например П.Лукницкий, создавали тщательно документированное жизнеописание («Труды и дни Николая Гумилева»). Эта любовь, доходившая до страсти и даже постоянно как бы подстегиваемая самим запретом, передавалась также и изустно — молодым слушателям и поэтам. Такое занятие было еще более опасным, чем даже хранение манускриптов или тайная работа над хроникой гумилевской жизни, поскольку тень «заговора» в пору всеобщей бдительности и распространенности доносов могла внезапно появиться и над подобным кружком увлеченных поэзией людей, собиравшихся у чайного стола, чтобы послушать стихи из старческих уст бывших гумилевских студиек вроде Иды Наппельбаум, не избежавшей ссылки, или других, более счастливых, которых эта чаша благополучно миновала. Были также и коллекционеры — люди, как известно, фанатичные, ходившие по краю пропасти, как бы ее не замечая; некоторые из них ценою лишений собрали многое, относящееся к Н.Гумилеву, так что, когда, наконец, настала пора приступать к изданию его сочинений, вклад этих бескорыстных людей оказался совершенно бесценным. Его внутренний, духовный мир развивался по своим интимным законам, идя к жизни, к ее реальности и даже к ее социальности, но не прямым путем, а сложным, противоречивым и, главным образом, опосредованным, чаще всего на большой глубине, в глубоко личной и даже потаенной сфере творческого подсознания, работа которого не всегда была видна и самому поэту. В курсовой работе ставятся и разрешаются следующие цели и задачи: 1) проследить эволюцию романтизма в творчестве поэта; 2) определить характер романтической направленности его произведений; 3) рассмотреть художественные особенности лирики Гумилева. Актуальность настоящего исследования объясняется значимостью творчества Гумилева для современности как представителя Серебряного века русской литературы, века небывалого изящества и красоты русского слова и, прежде всего, – в поэзии. Слишком много потеряла гуманитарная мысль, многое было насильственно изъято из живого воздуха русской и мировой культуры. Предметом исследования является раскрытие художественного своеобразия романтизма Гумилева, освещение его поэтических принципов освоения реального мира. Объектом исследования являются стихотворения «африканского» цикла. Глава I. Истоки романтизма в поэзии Н.С.Гумилева 1.1. Романтические мотивы Романтические мотивы занимают центральное место в творчестве Гумилева. Безусловно, его поэтический мир прошел свою эволюцию, однако Гумилев оставался романтиком, искателем приключений, мечтателем до конца жизни. Именно такое, своеобразное и не всеми понятое, отношение к действительности отразилось в поэзии и прозе Гумилева. Стихов о России, о времени у Гумилева действительно так мало, что это способно озадачить. Да и те, что есть («Туркестанские генералы», «Старые усадьбы», «Старая дева», «Почтовый чиновник», «Городок», «Змей», «Мужик»), при всей точности в деталях и всей обычной для Гумилева картинности видятся скорее легендами, «снами» о России и русских людях, русской истории, нежели свидетельством очевидца. Реальность словно бы не заботила поэта. Или выразимся точнее – была скучна, неинтересна ему именно как поэту. Почему? Гумилев сам ответил на этот вопрос: Я вежлив с жизнью современною, Но между нами есть преграда, Все, что смешит ее, надменную, Моя единая отрада. Победа, слава, подвиг – бледные Слова, затерянные ныне, Гремят в душе, как громы медные, Как Голос Господа в пустыне.1 И корень, видимо, в этом. В роковой несоотносимости личных понятий поэта о правах, обязанностях, призвании человека и навязываемых, предписываемых современностью условий и требований. В том, что в душе 1 Гумилев Н.С. Избранное. – М., 1989. – С. 272. Гумилева – и гимназиста, и путешественника, и воина, и литератора – действительно громче всех прочих, действительно заглушая и шум повседневности, и творчество, что Блок называл «музыкой революции», гремели «слова, затерянные ныне». Я вижу иногда очень ясно картина и события вне круга нашей теперешней жизни; они относятся к каким-то давно прошедшим эпохам, и для меня дух этих старых времен гораздо ближе того, чем живет современный европеец. В нашем современном мире я чувствую себя гостем», – говорил поэт. По-видимому, это как раз те самые переживания, которые Гумилев передал в стихотворной форме: Я, верно, болен – на сердце туман. Мне скучно все: и люди, и рассказы. Мне снятся королевские алмазы И весь в крови широкий ятаган. Мой предок был татарин косоглазый Или свирепый гунн. Я веяньем заразы, Через века дошедший, обуян. Я жду, томлюсь и отступают стены… Вот океан весь в клочьях белой пены, Закатным солнцем залитый гранит И Город с золотыми куполами, С цветущими жасминными садами… Мы дрались там… Ах да, я был убит. Он чужаком пришел в этот мир. Но он – так, во всяком случае, кажется – еще и культивировал свою чужеродность миру, свою несовместимость и с «толпою», ее интересами, нуждами, идеалами, и с «пошлой», по его оценке, реальностью – вне зависимости от того, шла речь о предреволюционной рутине или о революционной смуте. Несовместимость Гумилева с реальностью была такого рода, что исключала не только похвалы реальности, но и порицания ее. Вот почему стихи с самого начала стали для Гумилева не способом погружения в жизнь, а способом защиты, ухода от нее. Не средством познания действительности, а средством восполнения того, что действительность не дает. Совершенство стиха рано было осознано Гумилевым как единственно приемлемая альтернатива жизненным несовершенствам, величавость и спокойствие искусства противостояли в его глазах всяческой (политической, бытовой и прочей) суете, а пышная яркость и многоцветье поэтических образов контрастировали с грязновато-серенькой обыденностью. Гумилев не был бы Гумилевым, если бы и жизнь свою не попытался построить на контрасте с тем, чем удовлетворяется и что жует большинство. Его путешествия в Африку, его хлопоты о цеховой солидарности поэтов и даже его участие в боевых действиях на Восточном и Западном фронтах первой мировой войны тоже можно расценить как своего рода бегство от предписываемой обществом линии поведения и томящей скуки. Африка занимала особое место в жизни и творчестве поэта. Стремление к неведомому, сопряженному подчас с опасностями, сопровождало Гумилева всю жизнь. С ранних лет его манит Восток, Африка, путешествия в тропические страны и даже желание достать парусный корабль и плавать на нем под черным флагом. Полный тайн и экзотики, знойного солнца и неведомых растений, удивительных птиц и животных, африканский мир в стихах Гумилева пленяет щедростью звуков и буйной яркостью цветов («Судан», «Абиссиния», «Замбези», «Экваториальный лес», «Нигер» и др.). Следует особо оговориться, что ни в стихах Гумилева, ни в его прозе не проглядывает, как это не раз отмечалось в тенденциозной критике, поза колонизатора, ницшеанца и пр. Что же касается приводимого в этой связи четверостишия из «Африканской ночи»: Завтра мы встретимся и узнаем, Кому быть властелином этих мест; Им помогает черный камень, Нам – золотой нательный крест, то это лишь стилизация настроения тех, кто пришел в Африку с амбициями завоевателя и хозяина. Истинная же позиция Гумилева проявляется в последних строках «Невольничьей», и в его суждении о намечающемся позорном разделе европейскими государствами «древней прославленной Абиссинии», которая все же «остается независимой еще много веков, чего, конечно, заслуживает вполне». Можно только восхищаться любовью русского поэта, путешественника к великому Югу, его людям и культуре. До сих пор в Эфиопии сохраняется добрая память о Н.Гумилеве. Африканские стихи Гумилева, вошедшие в сборник «Шатер», и точная проза дневника – дань его любви к Африке. Будучи новым поколением по отношению к символистам, Гумилев и его единомышленники (А.Ахматова, С.Городецкий, О.Мандельштам, М.Зенкевич, В.Нарбут) были сверстниками футуристов, поэтому их творческие принципы формировались в ходе эстетического размежевания с теми и с другими. Из разных предложенных поначалу названий прижилось несколько самонадеянное «Акмеизм» (от греч. acme – высшая степень чего-либо, расцвет, вершина, острие). Во многом принципы акмеизма родились в результате теоретического осмысления Гумилевым собственной поэтической практики. Помимо дореволюционной лирики принципы акмеизма воплотились в стихотворениях предпоследнего сборника поэта «Шатер». Акмеизм, по мысли Гумилева, есть попытка заново открыть ценность человеческой жизни, отказавшись от «нецеломудренного» стремления символистов познать непознаваемое. Действительность самоценна и не нуждается в метафизических оправданиях. Простой предметный мир должен быть реабилитирован, он значителен сам по себе, а не только тем, что являет высшие сущности. Главное значение в поэзии приобретает, по мысли теоретиков акмеизма, художественное основание многообразного и яркого земного мира. Отразить внутренний мир человека, его телесные радости, отсутствие сомнений в себе, знание смерти, бессмертия, Бога и пророка, а также облечь жизнь в достойные и безупречные формы искусства – такова мечта акмеистов. «Место действия» лирических произведений акмеистов – земная жизнь, источник событийности – деятельность самого человека. Лирический герой акмеистов – не пассивный созерцатель жизненных мистерий, а устроитель и открыватель земной красоты. Акмеисты избегали туманных иносказаний, мистики символистов и стремились к точности и четкости изображаемого, объективности, мужественности, реализму подробностей и деталей. Новое течение принесло с собой не столько новизну мировоззрения, сколько новизну вкусовых ощущений: ценились такие элементы формы, как стилистическое равновесие, живописная четкость образов, точно вымеренная композиция, отточенность деталей. Все особенности акмеистической поэзии отразились в творчестве Н.Гумилева, и особенно в его романтических произведениях. Многоцветность, описательность, совершенство формы, экзотичность стихов Гумилева – прямое следствие его принадлежности к акмеистическому течению. Создание нового литературного движения, акмеизма, это тоже (как и путешествие в Африку, и участие в мировой войне) своего рода риск, очень смелый жизненный шаг, а когда представляешь жизнь Гумилева, то трудно освободиться от ощущения неких фантастических его склонностей. В Африке он пролезал через узкий ход пещеры, застрять в котором значило замуровать себя заживо. На войне участвовал в самых страшных маневрах. Вспоминает Вера Неведомская: «В характере Гумилева была черта, заставлявшая его искать и создавать рискованное положение хотя бы лишь психологически. Помимо этого у него было влечение к опасности чисто физической. В беззаботной атмосфере нашей деревенской жизни эта тяга к опасности находила удовлетворение только в головоломном конском спорте. Позднее она потянула его на войну. Гумилев поступил добровольцем в лейбгвардии Уланский полк. Не было опасной разведки, в которую он бы не вызвался. Для него война была тоже игрой – веселой игрой, где ставкой была жизнь». Многочисленные поездки в Африку, загадочные, нецивилизованные земли, сражения на фронтах первой мировой войны, активнейшее участие в литературной жизни начала XX века – все это, конечно, обогатило и расцветило яркими красками и судьбу, и поэзию Гумилева. Гумилев был всю жизнь романтиком, искателем приключений, поэтому и романтические мотивы (мотив «Музы Дальних Странствий», экзотическая тема, тема любви, тема одиночества) не уходили из его творчества. Да, многие стихи поздних сборников Гумилева выражали взгляд на вполне земные процессы. И все-таки вряд ли можно говорить даже о позднем творчестве Гумилева как о «поэзии реалистичной». Он сохранил и здесь романтическую исключительность, причудливость душевных процессов. Но именно таким бесконечно дорого нам слово Мастера. 1.2. «Африканская» тема в поэзии Н.С.Гумилева Любовь к Африке, страсть к путешествиям, жажда приключений определили темы и мотивы творчества Гумилева, среди которых одним из ведущих является мотив экзотики. Экзотическая тема присутствует во всех книгах поэта. Попытаемся проследить, как экзотическая тема, мотив Музы Дальних Странствий эволюционировали в поэзии Гумилева от сборника к сборнику, какую роль играют экзотические мотивы в стихах поэта – романтика Н.Гумилев, как известно, был романтик, и то, что попадало в поле его жадного и цепкого зрения, многократно усиливалось как в цвете, так и в звучании. Он писал об Африке так страстно, так «взахлеб», с такой неистовой любовью и поглощенностью всем увиденным, с такой, одним словом, невероятной агрессивностью чувства, что весь этот шквал, обрушенный им на читателя, заставлял думать о нем, как о своеобразном, пусть литературном и поэтическом, завоевателе африканских пространств. Он действительно «захватывал» эти пространства и в своем патетичном слове, и в страстной интонации, и в стремлении «присвоить» себе эту страну — ее красоту, ее немыслимые богатства, ее ветер, зной, звуки, ее птиц и животных — всех этих «изысканных жирафов», крокодилов, львов, павлинов, носорогов и все-все, что жило, пело, трепетало, бегало и летало, плавало и ползало в этой изумительной, неправдоподобной по красоте, единственной на всем свете стране-сказке!.. С этой точки зрения (но только с этой) в литературе (не только в русской) еще не существовало до Гумилева столь агрессивного по отношению к «черному континенту» поэта. Африка была для него без всякого преувеличения «отражением рая», а может быть, и самим раем, существовавшим, как это ни странно, не на небе, а на земле: Садовод Всемогущего Бога В серебрящейся мантии крыльев Сотворил отражение рая: Он раскинул тенистые рощи Прихотливых мимоз и акаций, Рассадил по холмам баобабы, В галереях лесов, где прохладно И светло, как в дорическом храме, Он провел многоводные реки И в могучем порыве восторга Создал тихое озеро Чад. Подобных восторженных стихов немало у Н. Гумилева, а если говорить об интонации, что в них главенствует, то это интонация восторга и преклонения. И все-таки странно, почему эту любовь, этот неистовый порыв, эту страсть и любование истолкователи осмыслили как колониализм, агрессивность и т. д.? Конечно, в основе романтизма всегда лежит некая агрессивность, предполагающая два равно неутолимых желания, выражающихся в детских словах: «мое!» и «дай!». Они в высшей степени присущи Н.Гумилеву. И все же это обстоятельство не дает никакого объяснения тем обвинениям, что вдруг посыпались на влюбленного рыцаря Африки, дискредитируя его в глазах последующих поколений. Некоторое понимание этому странному обстоятельству дают, как представляется, особенности художественной манеры поэта, подмеченные еще В.Брюсовым, писавшим, что Н. Гумилеву свойственна «лирика объективная», где сам поэт исчезает за нарисованными им образами. Но дело усугублялось тем, что поэт не только любил исчезнуть за нарисованными им образами, но пошел еще дальше — он создал маску, которую, правда, менял в зависимости от места действия и своих задач, но за которою действительно скрывал свое лицо. «Маска» тоже шла от романтизма, от романтического и театрального реквизита. В «Пути конквистадоров», да и в других ранних книгах, главенствует именно маска — маска неустрашимого конквистадора, завоевателя и покорителя, властного и жестокого: Как конквистадор в панцире железном, Я вышел в путь… Маска стала своеобразным художественным открытием Н. Гумилева, помогавшим ему «входить неузнанным» всюду, куда влекла его романтическая мечта. Когда же мечта обернулась явью, то есть привела его в ту сказочную страну, о которой он так пылко и литературно грезил, он эту маску не сбросил. Так, в маске конквистадора, и явился он читателям своих африканских стихов. Они, эти стихи, были пронизаны мужественностью, их ритм был упруг, интонация непреклонна, а голос из-под маски, звучавший с победной интонацией, заставлял предполагать в ее владельце человека надменного и высокомерного по отношению к окружающему. Мужество, чувство долга, риск — все это были черты человека воинственного, пришедшего в страну с определенной целью, а именно с той самой, какая двигала и отважными героями Киплинга, следовавшими долгу и бремени белых: Завтра мы встретимся и узнаем, Кому быть властителем этих мест; Им помогает черный камень, Нам — золотой нательный крест. ............................ …Весело думать: если мы одолеем Многих уже одолели мы, Снова дорога желтым змеем Будет вести с холмов на холмы. Если же завтра волны Уэби В рев свой возьмут мой предсмертный вздох, Мертвый, увижу, как в бледном небе С огненным черный борется бог. Впрочем, «африканская» тема, в которой завязались многие проблемы, касающиеся творчества Гумилева, требует серьезного и многоаспектного исследования. Следует уточнить маршруты, связанные с его путешествиями, более точно определить круг лиц, с которыми он тогда соприкасался, использовать архивы Академии наук, отражающие работу археологической экспедиции, организованной академиком Радловым, изучить предметы культуры и быта, вывезенные поэтом и находящиеся сейчас в Институте этнографии, прояснить отношение Гумилева к политической истории Эфиопии и многое другое. Но особенно важно органично и доказательно включить «африканские мотивы» в культурный контекст тогдашней эпохи, в которой ориенталистские мотивы и склонности были исключительно сильны и затронули многих и многих русских художников. Гумилев нашел на африканском континенте многое, что соответствовало внутренней природе его таланта, например яркую, декоративную зрелищность, экзотическую природу, то есть все то, чего он не находил у себя на родине и отчасти увидел лишь в детстве, в бытность свою на Кавказе. Можно сожалеть о том, что русская природа с ее медлительной плавностью очертаний и спокойной красотой не вдохновляла его музу, оставаясь в его душе неким залогом кровного родства, но дело обстояло именно так: его глазу нужен был резкий, контрастный, интенсивный цвет, а слуху — звуки тропических джунглей, он чувствовал себя полностью счастливым лишь тогда, когда, стоя на палубе корабля, видел очертания приближающихся африканских берегов. Эта исключительная по своей силе любовь помогла ему создать великолепные произведения, в которых то чувство, какое мы обычно называем словом «интернационализм», проявилось с огромной художественно-заразительной силой. В этом — большая заслуга Гумилева. 1.3. Лирический герой Н.С.Гумилева Будучи основателем неоромантического течения – акмеизма – в начале XX века, времени начала железной поступи цивилизации, Н.С.Гумилев и сам жил иным измерением, он весь уходил в романтический мир мечты. Такая отстраненность от жестокой предреволюционной реальности помогала поэту творить в сфере прекрасного, видеть красоту и мечтать о новой жизни. Еще гимназистом он писал: «Я в лес бежал из городов…». Однако герой Гумилева не просто бежит от действительности, как герои-романтики XIX века, он рвется завоевывать свой мир мечты. Романтизм Гумилева – романтизм активный, действенный. Его герой – человек воли. Показательным в этом отношении является стихотворение «Я конквистадор в панцире железном…». Образ конквистадора (вернее, конкистадора – участника испанских завоевательных походов в Южную и Центральную Америку в конце XV – XVI вв.) символизирует странствующего рыцаря, первооткрывателя заморских стран и их завоевателя. С одной стороны, в стихотворении много романтических штампов: «по пропастям и безднам», «в небе диком и беззвездном», «я сам мечту свою создам», «я пропастям и бурям вечный брат». Вместе с тем образ конквистадора – новый. Он утверждает героическое начало в человеке. В стихотворении по-новому осмысляются и сами романтические символы: так, символ звезды овеществляется («Я весело преследую звезду…»; «И если нет полдневных слов звездам…»; «Но я вплету в воинственный наряд / Звезду долин, лилею голубую»). Важно, что поэт утверждает идею достижения идеала: «И верю, я любовь свою найду…». Мечта Гумилева не была бесплодной фантазией. Обращаясь к биографическим сведениям, отметим, что поэт активно ищет опору своим грезам. Если сначала экзотические страны были для него лишь предметом литературных обращений, то вскоре он воплощает свое желание увидеть Африку. И в стихах той поры основным является мотив воли, мотив первооткрытия и силы. Например, в стихотворении «Носорог» среди «общего смятенья», «топота», когда «даже буйвол сонный / Отступает глубже в грязь», лирический герой призывает того, кто «в нездешнее влюбленный» не искать «себе спасенья, / Убегая и таясь»: Подними высоко руки С песней счастья и разлуки, Взоры в розовых туманах Мысль далеко уведут, И из стран обетованных Нам незримые фелуки За тобою приплывут. Гумилев словно пытается доказать нам, что мечта разлита по всему миру, надо только уметь ее увидеть. Оставаясь романтиком, он воспринимал мир и как профессионал-исследователь – этнограф, археолог, фольклорист. Его стремление к необычному подкреплялось ясным взглядом на окружающий мир. Гумилев-акмеист обращал свой взор к ярким краскам реальности, он сумел обрести чувство свежести бытия и вкус к жизни такой, какая она есть. В отличие от символистов, адамисты (второе название акмеистов) видели тайну живого мира, а не искали ее в туманных далях и мистике. Как много прекрасных слов находит поэт для описания обыкновенного жирафа, чтобы развеять грусть любимой женщины: Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер. Лирический герой стремится обратить внимание на необычные стороны действительности, известные ему. Но это не удается. Слишком глубоко противоречие между яркостью мира и состоянием души женщины, у которой не осталось способности радоваться. Поэт развивает мотив несоответствия красоты жизни и уныния в душе человека: Я знаю веселые сказки таинственных стран Про черную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя. Такой разлад вносит пессимистические ноты в поэзию Гумилева. Однако герой не хочет смиряться с тусклостью внутреннего мира близкого ему человека, он продолжает настаивать: Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф. Душевная неуспокоенность будет всегда присутствовать в лирике Гумилева. И хотя многие критики обвиняли поэта в «нерусскости» за его уход от национальных традиций в экзотический мир романтики, однако горячее и трепетное отношение ко всему, что он считал родным, выдает в Гумилеве истинного патриота России: Словно молоты громовые Или волны гневных морей, Золотое сердце России Мерно бьется в груди моей. Героический характер натуры поэта звал его в неизведанные края, звал на подвиг. Романтический же мир выковывал в герое такие качества, как бесстрашие и отвага, чтобы хватило духа не просто увидеть красоту, но и отстоять ее право жить в душе человека. Гумилев по праву считается рыцарем русского Ренессанса, основателем нового литературного течения — акмеизма — и удивительным мастером слова. Дивный и солнечный свет исканий, мечтаний сопровождал Николая Степановича практически всю жизнь, он озарял его земные творения и сопутствовал ему в странствиях. Во всех уголках мира известны его стихотворные произведения, начиная от Азии и Африки и заканчивая Америкой. Память о нем жива до сих пор, как и жива его поэзия, которая так же чиста и прозрачна, как лесной ручей. В начале творческого пути, испытывая свои первые литературные неудачи, Гумилев начал очень серьезно увлекаться французской литературой, историей живописи и театра, стремился постичь культуру прошлых эпох. Тем самым он воплощал в жизнь заповедь: сделать себя таким, каким бы он хотел быть. Нам кажется, что в той самой тиши французских библиотек и зародился Гумилев-путешественник, исследователь “колдовского” континента Африки и бесстрашный охотник на тигров. Знакомство с культурой европейского Ренессанса сделало его навсегда рыцарем и певцом романтики. Период, предшествующий изданию книги стихов “Романтические цветы”, знаменателен написанием очень важного для Гумилева стихотворения, которое послужило отправным пунктом к созданию образа романтического героя его лирических произведений и от которого ответвились многие другие его стихи, а также драмы и поэмы. Это стихотворение было написано для готовящегося сборника “Романтические цветы” и называлось “Волшебная скрипка”. Данное стихотворение является ключевым для всего творчества поэта, поэтому он не случайно дорожил им настолько, что даже согласился не включать его в печатающийся сборник для того, чтобы оно прозвучало впервые сначала на страницах такого авторитетного журнала, как “Весы”. Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Не проси об этом счастье, отравляющем миры, Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры! Заключение Николай Гумилев был далеко незаурядной личностью, с удивительной и вместе с тем трагичной судьбой. Не подлежит сомнению его талант как поэта и литературного критика. Его жизнь была полна суровых испытаний, с которыми он с доблестью справился: несколько попыток самоубийства в юности, несчастная любовь, чуть не состоявшаяся дуэль, участие в мировой войне. Но она оборвалась в возрасте 35 лет, и кто знает, какие бы гениальные произведения Гумилев еще мог бы создать. Прекрасный художник, он оставил интересное и значительное наследие, оказал несомненное влияние на развитие российской поэзии. Его ученикам и последователям, наряду с высоким романтизмом, свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов начала ХХ века. «Горька судьба поэтов все племен» - эта строчка умиравшего в Сибири Кюхельбекера, увы, протянулась и в двадцатый век. Но тяжесть и гибельность судьбы, пусть и посмертно, смягчается, если поэту удается обрести своего читателя, душа которого оказывается созвучна душе умерщвленного автора и который может прочитать адресованное ему послание, не безразлично скользнув по строкам взглядом, а перенесясь в мир писавшего и надеявшегося на сочувствие. Поэтому надо искать в своей душе те стороны, которые позволят ей хоть на краткое время зазвучать в лад с душой погибшего поэта. Свою жизнь Гумилев построил как приближение к идеалу поэта: многие годы он посвятил ученичеству и строгой дисциплине, постепенно расширял и в то же время конкретизировал мир своих образов. Даже в последнем сборнике Гумилев остался сосредоточен на своих глубинных душевных движениях, связанных с острым переживанием современности и с чувством трагической тревоги. Основная заслуга Гумилева — это введение в русскую поэзию “элемента мужественного романтизма”, а также создание собственной традиции, опирающейся на принцип особо строгого отбора поэтических средств, сочетание напряженного лиризма с декларативными интонациями, а патетики — с легкой иронией. Являясь прекрасным художником, он оставил интересное и значительное литературное наследие, оказал несомненное влияние на дальнейшее развитие русской поэзии. Гумилев жил в почти призрачном мире, сторонился современной ему действительности, сам создавал для себя страны и населял их выдуманными героями. Гумилев по праву считается рыцарем русского Ренессанса, основателем нового литературного течения — акмеизма — и удивительным мастером слова. Дивный и солнечный свет исканий, мечтаний сопровождал Николая Степановича практически всю жизнь, он озарял его земные творения и сопутствовал ему в странствиях. Во всех уголках мира известны его стихотворные произведения, начиная от Азии и Африки и заканчивая Америкой. Память о нем жива до сих пор, как и жива его поэзия, которая так же чиста и прозрачна, как лесной ручей. Гумилев писал об Африке так страстно, так «взахлеб», с такой неистовой любовью и поглощенностью всем увиденным, с такой, одним словом, невероятной агрессивностью чувства, что весь этот шквал, обрушенный им на читателя, заставлял думать о нем, как о своеобразном, пусть литературном и поэтическом, завоевателе африканских пространств. Гумилев нашел на африканском континенте многое, что соответствовало внутренней природе его таланта, например яркую, декоративную зрелищность, экзотическую природу, то есть все то, чего он не находил у себя на родине и отчасти увидел лишь в детстве, в бытность свою на Кавказе. Можно сожалеть о том, что русская природа с ее медлительной плавностью очертаний и спокойной красотой не вдохновляла его музу, оставаясь в его душе неким залогом кровного родства, но дело обстояло именно так: его глазу нужен был резкий, контрастный, интенсивный цвет, а слуху — звуки тропических джунглей, он чувствовал себя полностью счастливым лишь тогда, когда, стоя на палубе корабля, видел очертания приближающихся африканских берегов. Эта исключительная по своей силе любовь помогла ему создать великолепные произведения, в которых то чувство, какое мы обычно называем словом «интернационализм», проявилось с огромной художественно-заразительной силой. В этом — большая заслуга Гумилева. Библиография 1. Воспоминание о серебряном веке. /Сост. В. Крейд. – М., 1993. 2. Гумилев Н.С. Избранное. /Сост., вступ. ст., комент. Панкеева И.А. – М., 1990. 3. Гумилев Н.С. Избранное. /Сост., вступ. ст., комент. Смирновой Л.А. – М., 1989. 4. Гумилев Н.С. Стихи; Письма о русской поэзии. – М., 1990. 5. Дудин М. Охотник за песнями мужества: О поэзии Гумилева.// Аврора. 1987. № 2. – С. 116-120. 6. Иванов В.В. Звездная вспышка (Поэтический мир Н. С. Гумилева) // Гумилев Н.С. Стихи; Письма о русской поэзии. – М., 1990. – С. 5-33. 7. Кормилов С.И. Сонеты Н. С. Гумилева. // Филологические науки. 1999. № 4. – С. 11-19. 8. Лавренев Б. Поэт цветущего бытия. О Н. С. Гумилеве. // Звезда Востока. 1988. № 3. – С. 148-152. 9. Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы. – Томск, 2000. 10. Лекманов О.А. Н.Гумилев и акмеистическая ирония. // Русская речь. 1997. № 2. – С. 13-17. 11. Лукницкая В. Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. – М., 1990. 12. Маковский С.К. Николай Гумилев. // Маковский С.К. На Парнасе Серебряного века. – М., 2000. – С. 292-333. 13. Меньшиков В. Поэт – гражданин Гумилев. // Герои и антигерои Отечества. /Сост В.Н.Забродин. – М., 1992. – С. 218-243. 14. Мусатов В.В. История русской литературы первой половины XX века (советский период). – М., 2001. 15. Одоевцева И.В. На берегах Невы. – М., 1988. 16. Пайман А. История русского символизма. – М., 2000. 17. Пинаев С.М. Над бездонным провалом в вечность… Русская поэзия серебряного века. Пособие для старшеклассников и абитуриентов. – М., 2001. 18. Поэзия серебряного века в школе: Книга для учителя. / Сост. Е. М. Болдырева, А.В.Леденев. – М., 2001. 19. Русская литература XX века. 11 кл.: Учебник для общеобразовательных учебных заведений. – В 2 ч. Ч.1./ Под ред. Агеносова В.В. – М., 1997. 20. Семибратова И. Николай Гумилев // С. Бавин, И. Семибратова. Судьба поэтов серебряного века. – М., 1993. – С. 141-155. 21. Скатов Н.Н. О Н.Гумилеве и его поэзии. // Литературная учеба. 1988. № 4. – С. 177-181. 22. Смирнова Л.А. «… Припомнить всю жестокую, милую жизнь…» // Гумилев Н. С. Избранное. /Сост. Л. А. Смирнова. – М., 1989. – С. 5-31. 23. Соколов А. Г. История русской литературы конца XIX – нач. XX века: Учебник. – М., 1999. 24. Чупринин С. Из твердого камня: Судьба и стихи Н.Гумилева. // Октябрь. 1989. № 2. – С. 196-202. 25. www.litra.ru 26. www.ref.ru
