Феномен естественного объекта в науках о Земле

УДК 001.5+167.7
Феномен естественного объекта в науках о Земле.
История спора и методологические позиции сторонников естественного
и модельно-целевого подходов
Соловьёв О. Б.
кандидат философских наук,
доцент кафедры банковского дела,
Новосибирский государственный университет экономики и управления
Аннотация. Статья посвящена теоретическому противостоянию сторонников естественного и модельно-целевого подходов в отечественной геологической науке в 1960–80-х гг. Эволюция математического моделирования
от модельного к модельно-целевому решению поисковых и собственно научных задач описана в контексте классического и неклассического способа их
постановки.
Ключевые слова: естественный объект, методология, неклассическая
рациональность.
В 1970–80-х гг. в науках о Земле развернулась дискуссия, связанная с
определением онтологического статуса объекта исследования. По разные
стороны оказались представители самых разных исследовательских школ и
направлений – палеоботаники (С. В. Мейен [1]), литологии (Э. А. Еганов [2]),
стратиграфии (Ю. С. Салин [3], К. В. Симаков [4]), исторической геологии
(В. И. Оноприенко [5]), геофизики (Ю. А. Воронин [6]), геотектоники
(В. С. Соловьёв [7], В. Ю. Забродин [8], В. А. Кулындышев [9]), общенаучной
методологии (И. В. Круть [10], Ф. А. Усманов [11]), моделирования геологических объектов (Л. И. Четвериков [12], И. П. Шарапов [13]). Спор сторонников естественного и модельно-целевого подходов, с точки зрения последних,
был «основан на антропоморфических склонностях первых объявлять «естественным» всё, что субъективно ярко проявляется в нашем отражении реальности» [14]. Возникновение этих подходов было обусловлено различными
результатами рефлексивной деятельности учёных, направленной на выявле-
ние и фиксирование объективной стороны процесса познания природы. Эта
деятельность развивалась в двух направлениях: предметном – когда речь шла
о принятых в науке идеалах и нормах исследования, их эффективности и
воспроизводстве научных знаний, и методологическом – когда конструировались новые принципы построения научной деятельности. Дискуссия продолжалась вплоть до начала 1990-х гг., когда защитникам противоположных
взглядов удалось выработать совместное решение, какое содержание вкладывать в понятие «естественный объект», повсеместно используемое в описательном естествознании.
Истоки онтологии выходят на поверхность, когда теория обретает
квантификационную структуру и объясняет истинностные зависимости с помощью систематического привязывания суждений к объектам. В современной гносеологии и философии науки факт асимметрии субъекта суждения
(то, о чём суждение; естественный объект) и предиката (то, что утверждается
о субъекте суждения; свойства естественного объекта) не вызывает сомнения. При сложной квантификационной структуре научная теория конструирует объекты, соответствующие её суждениям, и более того: если используемая логика является логикой первого порядка, нет необходимости вводить
объекты, соответствующие предикатам. В том случае, когда предикаты означают «существенные свойства», сторонники естественного подхода считали,
что им необходимым образом соответствуют «естественные объекты»; их
оппоненты, напротив, полагали, что объекты исследования конструируются
искусственно, целесообразно, и можно выделить такие свойства, для которых
конструирование объектов исследования необязательно и нецелесообразно.
Ход мысли сторонников модельно-целевого подхода состоял в следующем.
Вопрос о существовании чего-либо вне наблюдателя бессмыслен. И, с
другой стороны, существует всё, что выделено по объективным свойствам
(наблюдаемым, измеряемым, логически выводимым). Неверно считать «мысленный конструкт» «воображаемым», «придуманным». Это та же объективная реальность, выделенная по свойствам, назначенным мысленно (а иначе
2
вообще невозможно). <...> «Существующий» должно бы означать «уже выделенный», допускающий взаимодействие с ним, наблюдаемый (что тоже
есть взаимодействие). О ненаблюдаемых объектах (скрытых, предполагаемых) здесь речь не идёт.
Заметим, что некоторые объекты, выделяемые по характеристике, кажущейся «слишком уж условной», называют номинальными или искусственными, а иногда и «умозрительными», «неестественными», «идеализированными», «подогнанными», «не имеющими ни роду, ни племени», в отличие от
таких, которые выделяются по ярким свойствам, коррелирующимся с множеством других качеств и называемых естественными. Так, естественно отделение акваторий от суши: вода и твердь отличаются друг от друга бесчисленным количеством свойств. Но вот, идя по ледовому покрову Антарктиды, вы
вряд ли заметите, что с ледового покрова суши перешли на лёд океана, хотя
лёд, возникший за счёт атмосферных осадков, отличается (химически) от
морского льда. Легко назвать естественным объектом остров посреди моря
или архипелаг, но район дна моря с глубиной 823–1511 м все посчитают «искусственным», хотя он существует так же реально, как и остров или архипелаг. Другое дело, если именно в этом диапозоне глубин, не выходя за его
пределы, окажется развитым какой-либо вид (ещё лучше – множество видов)
донных организмов – объект такой легко признаётся «естественным» [15].
Сторонники естественного подхода полагали, что естественному объекту или физическому телу соответствует описание, наиболее общий вид которого
сформулировал,
исследуя
идеалы
научной
рациональности,
М. К. Мамардашвили: это «такое явление, которое полностью пространственно выражено в своём содержании, т. е. всё, что мы можем сказать о
структуре этого явления, о его составе, строении, таково, что оно полностью
развёрнуто для внешнего пространственного наблюдения или же (если идет
речь об идеальных абстрактных объектах или так называемых ненаблюдаемых теоретических «сущностях») разрешимо на каких-либо наблюдаемых
частях внешнего пространства. В этом смысле термины «объективное» и
3
«пространственное» совпадают, могут употребляться через запятую, как и
понятие «внешнее наблюдение»« [16]. Сторонники естественного подхода
ориентировались на познание пространственных отношений, которые являются объективными в отличие от субъективно переживаемого человеческого
времени. Так, по словам С. В. Мейена, «для геолога время – это пространство, а соотношение различных классов времён (физического, геологического, биологического) – это выявление пространственных отношений между
следами, оставленными соответствующими классами процессов» [17].
Всем своим научным опытом теоретики естественного подхода апеллировали к объективности природных явлений, отстаивали классические
идеалы натурализма. Ярким примером натурализма в геологии явилась работа И. В. Крутя «Исследование оснований теоретической геологии», согласно
которой «естественное тело» существует объективно, поскольку признаки, на
основании которых оно выделено, наиболее существенны. Существенность
признаков, их очевидность и важность определяют выбор исследователя в
пользу «естественных тел». Признаки, свойства «естественных тел» были
разделены автором на существенные и несущественные, тела – на природные
и естественные. Задача учёного-натуралиста виделась в том, чтобы из всего
многообразия свойств выбрать именно те свойства, которые разбивают объективную реальность на классы естественных тел. Эти классы И. В. Круть
считал существующими реально, независимо от нашего исследования. Более
того, с его точки зрения, таким же независящим от исследователя способом
существуют и принципы их изучения. В подобном «оестествлении» объекта
и методов его исследования И. В. Круть не был одинок. С. В. Мейен, описывая методологическую основу стратиграфии – принципы Гексли, Стенона и
хронологической взаимозаменяемости стратиграфических признаков – тоже
искал онтологическое обоснование: «этим принципам можно подыскать онтологические эквиваленты, то есть законы природы (седиментации, статистической необратимости эволюции, термодинамики экосистем и т. д.), кото-
4
рые делают методологические принципы действенным инструментом познания, придают им эвристичность, оправдывают само их существование» [18].
Естественный подход длительное время безраздельно господствовал в
науках о Земле и всём цикле описательного естествознания. Не сразу, но постепенно в сознании изучающих природу натуралистов возникли идеи о возможности множественных картин реальности, зависящих от характера, целей
и средств исследовательской деятельности. Так, уже К. А. Тимирязев отмечал, что «по отношению к формообразовательному процессу задача физиологии и методы её разрешения являются двойственными. Во-первых, она должна стремиться и действительно (особенно в физиологии растений) успевает
раскрыть экспериментальным путём основной механизм этого процесса, а вовторых, накопленным действием тех же факторов пытаться объяснить себе
их конечный результат – образование формы, представляющей нам как бы
осуществление заранее намеченной цели» [19]. Стало очевидным, что картина мира во многом зависит от выбранного нами набора изучаемых свойств,
которые по ходу исследования полагаются объективными. Вовлечение в этот
перечень таких признаков, которые ранее не применялись, раскрывает новые
возможности описания и представления этой реальности.
Уже в начале прошлого века в связи с включением в научную картину
мира феномена сознания сформировался так называемый неклассический, а
позднее и постнеклассический идеал рациональности (см. [20]). Произошло
это в силу естественноисторического развития научного знания, когда учёных перестали удовлетворять прежние гносеологические допущения и мировоззренческие основания классической науки, в частности, допущение о
предзаданности объекта исследования познающему субъекту и убеждение в
единственно возможной, объективной истинности научного знания. В теоретико-познавательной структуре физики, а затем психологии, лингвистики и
социальной науки был осознан тот факт, что объекты исследования не заданы природой, а строятся на основе существующей объективной реальности
самими учёными, исходящими из определённых целей познания. Стало оче5
видным, что объекты неклассической науки «недоопределены», определение
их происходит в процессе исследовательской деятельности. С тех пор формулировка знаний о явлениях и законах природы и общественноисторического развития была поставлена в зависимость от результатов исследования феномена сознания.
В некоторых исследовательских ситуациях в науках о Земле стихийно,
естественноисторически реализовывался неклассический способ описания
«естественных тел». Так, используя одно из ярких свойств, воспринимаемых
при описании геологических срезов, – цвет, учёный мог сразу выделить, к
примеру, красноцветные, пестроцветные, сероцветные толщи. Но вполне вероятно, что по размерности зёрен пород этих толщ, границы объектов, выделенных по этому признаку, не совпадут с первыми. Если же принимать во
внимание не менее реальное свойство – влажность пород, – то учёный опять
же получал иное расчленение, иное расположение границ. В некоторых случаях границы объектов, выделенных по разным свойствам, совпадали, но почти
всегда можно было отыскать свойство, дающее иные границы [21]. Отсюда
возникло представление об объектах «номинальных», «искусственных» – т. е.
как бы назначаемых выбором исследователя, не всем и не всегда нужным, и
«естественных», истинно природных объектах, выделяемых по яркому или
важному в каком-то отношении свойству, коррелируемому со множеством
других его свойств. Остров в море единогласно будет признан «естественным» объектом. А некоторая, едва заметная возвышенность дна моря согласованно будет считаться объектом «искусственным», «номинальным», так
как назначение диапазона глубин, выделяющих эту возвышенность, – дело
нашего ума, что несравнимо с тем согласованным эффектом, с которым воспринимается остров. Однако, если именно с этой едва заметной для нас областью уменьшения глубин моря коррелируется распространение какого-либо
биоценоза или, скажем, полезного нам вещества, например, конкреций некоторого элемента – то «искусственность» такого объекта (области) существенно снижается, он тоже становится «естественным».
6
Вот как описывал эту ситуацию один из пионеров модельно-целевого
подхода Э. А. Еганов. Процедура расчленения доступной сейчас для непосредственного изучения части объекта геологии – земной коры на объекты
конкретных исследований проводится различными способами. В ряде случаев при выборе объекта, который определяется способами расчленения, исследователь исходит из возникшей в практике задачи, решение которой опирается на уже выработанные понятия. Такими задачами, к примеру, могут
быть: поиск полезных ископаемых, изучение свойств прозрачных минералов,
изучение водоносных слоёв и т. п. Во многих же других случаях мы сталкиваемся с ситуацией, когда считают, что выбор объекта не преследует какойлибо цели, а определён независимым от нас фактором существования объекта, который надо по возможности всесторонне познать. В этих случаях объект нам как бы предлагается самой природой, а наше дело – лишь определить
очертания его, верно отразить и изучить его сущность. Происходит, как в таких случаях говорится, «естественное» выделение «естественных объектов».
В результате описания и абстракции возникают понятия, скажем, такие, как
«железные руды», «прозрачные минералы», «водоносные слои». «Естественные объекты» выделяются как бы «сами», активно воздействуя на наше сознание, которому в данном случае отводится роль пассивного отражения.
Подобная точка зрения широко бытует среди естествоиспытателей, особенно
среди геологов, изучающих стратиграфию, породы, фации, формации, минералы. Именно она, являясь продуктом наивнореалистических взглядов, нередко приводит геологию к целому ряду недоразумений [14].
Решение придёт только тогда, полагал Э. А. Еганов, когда при проведении соответствующего исследования будут чётко формулироваться его цели и практические отношения, которые смогут определить критерии проверки того, что мы разумно и правильно выбрали свойства для вычленения объектов. Только зная, какое отношение вещей должны вскрывать производимые нами конкретные операции, что мы собираемся изучать и какова цель
наших действий, мы можем удовлетворительно определить существенные
7
свойства намечаемых объектов, отчленить их от других и разъяснить смысл
своих действий не только другим, но и самим себе. Работа эксперта, неустранимая из исследовательской деятельности, должна быть осознанна и предъявлена на обсуждение коллег, а не включена неконтролируемым образом в
процесс вычленения объекта исследования. В противном случае возникают
несовместимые друг с другом мысленные содержания, вкладываемые в одни
и те же термины.
«Естественный
способ»
выделения
естественных
объектов
(Э. А. Еганов поместил это словосочетание в кавычки) рассматривался сторонниками модельно-целевого подхода как фактически искусственный, человекотворческий, только неадекватно осознанный. Его осознание учёнымиметодологами привело к отказу от естественнонаучного фундаментализма. В
приведённом выше рассуждении Э. А. Еганов установил связь между знанием о «естественном объекте» и характером средств и операций деятельности,
необходимых для его выделения и изучения. Учёный эксплицировал эти связи на предметном и методологическом уровне, рассматривая как «недоопределённые» природой объекты получают своё определение в процессе исследовательской деятельности. Это позволило группе новосибирских учёных,
занимавшихся математизацией геологии (среди них были А. М. Боровиков,
Ю. А. Воронин, Э. А. Еганов, Ю. А. Косыгин, И. П. Шарапов и др.), сделать
вывод о лавинообразном увеличении количества задач, основанных на использовании различных аспектов описания картины мира, а также о расширении перечня принимаемых во внимание свойств объективной реальности и
предложить использовать в науках о Земле методы моделирования.
Под моделированием стали понимать такое представление природы,
которое не только создаёт, образно говоря, её «портрет», но позволяет получать новую, первично не наблюдаемую, но нужную информацию. Заметим,
что именно получение новой информации определяет суть моделирования и
даёт право называть наши знания моделью реальности. Именно такое решение возникающих задач – комбинация различных параметров изучения, вы8
деляющая объект с нужными в конкретных целях свойствами, – привело к
появлению модельно-целевого подхода и целевому (рациональному) моделированию. Очевидно, именно таким образом в науках о Земле был реализован
неклассический идеал рациональности, выявляющий в самой процедуре
наблюдения и научного изучения естественных объектов наше человеческое
«положение чувствующих и сознающих существ в системе природы». Следуя
ему, исследователь получил возможность утверждать, что все объекты, выделяемые в реальности по весьма различным, но опять же объективным признакам, являются равноправно существующими, хотя и могут пересекаться,
включать друг друга и т. п. Они столь же естественны, как и объекты, выделяемые по особо заметным для наблюдателя свойствам.
Модельный подход был призван формализовать естественный объект и
используемые для его изучения средства теоретического объектного языка
наук о Земле. «Формально модель можно рассматривать как схему, отражающую структуру наблюдаемых данных, но так, что она позволяет получать
ответы на поставленные вопросы», – полагали американские геологи [22]. Со
временем язык формализованного исследования был призван стать метаязыком, описывающим эмпирическое научное исследование «реальных», индивидуализируемых естественных объектов. Сторонники математизации описательного естествознания, таким образом, явились пионерами неклассического типа научной рациональности в геолого-географическом цикле наук. Это
вызвало возражения со стороны защитников классической научной рациональности как в геологии и стратиграфии, так и в географии. Дискуссия с
теоретиками естественного подхода сделала востребованным высший дискурсивный тип рациональности – коммуникативную рациональность, посредством которой устанавливались «правила игры» и координировались
усилия учёных по описанию и изучению «естественного объекта». В результате многочисленных споров и обсуждений учёными и методологами были
вскрыты недостатки как традиционного – естественного подхода, так и новейшего – модельного.
9
Недостатки естественного подхода усматривались в неадекватности
осознания геологами своей исследовательской деятельности, направленной
на геологические объекты «сами по себе», предзаданные природой исследованию, тогда как на самом деле «субъекту всегда представляется весьма богатый выбор возможностей вычленения материальных объектов по разнообразным наборам признаков. Весь вопрос в том, какую из этих возможностей
и из каких соображений он реализует» [14]. Учёные, последователи классического типа научной рациональности, полагали, что именно субъективный
«вклад» исследователя не позволяет согласовать содержание научной терминологии и однозначно установить границы естественных объектов, обозначаемых одним и тем же понятием, обуславливает неудачи в деле построения
единой, принимаемой всеми исследователями иерархии естественных геологических тел.
Несмотря на усилия научного сообщества, так и не были корректно
определены такие основные понятия геологии, как «горная порода», «минерал», «фация», «формация». В частности, обострение споров вокруг понятия
о формациях вызывалось тем, что попытки осуществления формационного
анализа были массовыми, в то время как данные определения не обеспечивали согласованности действий. Чтобы добиться этой согласованности, необходимо было совершить то, что Ю. Хабермас называет коммуникативным
действием – действием, направленным на понимание друг друга и определяемым рациональностью коммуникативного опыта – рациональностью, призванной установить процедурные, логические, конститутивные правила аргументации и совместных действий. Между тем геологами были сформулированы десятки определений таких понятий, как «минерал», «порода», «фация», но ни одно из них не удовлетворяло строгим логическим правилам и
процедурным условиям обращения со множеством своих возможных «естественных» референтов.
Сторонники модельного-целевого подхода искали решение на пути
чёткого формулирования целей исследования и его практических отношений,
10
которые могли бы определить критерии проверки разумности и правильности выбранных свойств для выделения объектов. Методологически это означало требование выхода в рефлексивную позицию, когда с осознанием того,
какое отношение вещей должны вскрывать производимые учёными конкретные операции, что они собираются изучать и какова цель действий, можно
было удовлетворительно определить существенные свойства объектов исследования и отделить одни объекты от других. Более того, методологи сознавали, что именно это усилие понимания сможет разъяснить смысл их действий
не только другим, но и самим себе.
Вместе с тем окончательный приговор естественному подходу вынести
не удалось. В 1979 г. в сборнике «Методологические и философские проблемы геологии», изданном в Новосибирске Научным советом философских
(методологических) семинаров СО АН СССР, была помещена работа теоретиков наук о Земле В. Ю. Забродина, В. А. Кулындышева и В. А. Соловьёва
«Естественные тела и проблема объекта в геологии», в которой утверждалось: «При «целевом» подходе невозможно достигнуть цели науки – открытия фундаментальных законов природы» [9, с. 81]. Важную роль в этом выводе сыграла следующая посылка: в соответствии с «целевым» подходом, «в
природе не существует естественных геологических тел. Тела выбирает сам
исследователь, причем их объём и содержание определяются только целями
и задачами исследования. Границы этих тел, определяемые фиксированным
списком свойств, поддаются формальному описанию, что невозможно для
границ «естественных» тел» [9, С. 80].
Отрицание существования в природе естественных тел и отказ от возможностей научного познания фундаментальных законов природы представлялись тесно связанными. В то же время «в процессе формализации геологических понятий и упорядочения терминологии выяснилось, что очень трудно
сформулировать логически безупречные и вместе с тем достаточно содержательные понятия естественных геологических тел главным образом из-за того, что разными исследователями как количество этих тел, так и их соподчи11
нённость понимались по-разному. Поэтому в противовес такой точке зрения,
которую назвали «естественным подходом», был выдвинут «целевой подход»« [9, С. 80].
Авторы признали право на существование и соответственно наличие
научного статуса у обоих подходов – у естественного и модельно-целевого,
ограничив их различными сферами влияния:
Думается, – полагали они, – что «целевой» подход вызван к жизни особенностями структуры геологии как науки: многие её отрасли имеют чисто
прикладное значение и призваны обслуживать нужды практики (учение о полезных ископаемых, инженерная геология и др.). Итак, следует, очевидно,
признать, что «целевой» подход оправдан в тех разделах геологии, которые
имеют ориентацию на практику. <…> «Естественный» подход направлен на
изучение природных тел, т. е. тел, границы которых определяются самой
природой. Он связан с развитием фундаментальных исследований, а от них,
как известно, зависят и прикладные разработки. Действительно, оперируя с
объектами, выделенными субъективно, невозможно установить какие бы то
ни было законы природы, за исключением ограниченного круга эмпирических закономерностей. <…> В рамках своих сфер влияния правомерны оба
подхода. Не следует, конечно, отрицать «естественный» подход, как это иногда делается, только потому, что не удалось сразу решить проблему естественных тел и их иерархии. Тем более эти трудности не должны давать повод сторонникам «целевого» подхода утверждать, что геология не только не
имеет четко выраженного («естественного») объекта, но и принципиально не
может его иметь, а объект создаётся только в целях конкретного исследования [9, С. 81].
Осознание неустранимости из науки понятия «естественный объект»
было обусловлено фактическим ходом научных исследований, в которых с
известным постоянством воспроизводился классический тип научной рациональности.
12
Сразу оговоримся, – подчёркивали методологи, – что «целевой» подход
нашёл мало последователей, хотя возник он и не по прихоти «формализаторов». Появление его связано с действительными трудностями, с которыми
столкнулись геологи при формализации основных понятий своей науки. Не
существовало, например, чётких определений даже для наиболее изученных
геологических тел – минералов и пород (хотя в большинстве случаев геологи
однозначно выделяют конкретные минералы и породы и каким-то образом
отличают их от других объектов!). Об объектах же ранга выше породы разные исследователи и школы имеют самые туманные представления: это касается и количества объектов, располагающихся в иерархическом ряду между
породой и планетой, и самих объектов, таких как формации, геологические
(тектонические) комплексы, геосферы и др. [9, С. 80].
В том же году границы модельно-целевого подхода были обозначены
методологами, в частности Ю. С. Салиным, следующим образом: если говорить не о принципиальной, а о практической применимости целевого критерия, всё оказывается гораздо сложнее. Ведь для того, чтобы установить, какое понятие позволит успешнее решить задачу, надо много раз решить её,
используя каждый раз новое понятие из числа подлежащих оценке. Так как
число всех возможных способов выделения понятий бесконечно, задача выбора оптимального варианта выделения невыполнима даже в принципе. <…>
Естественность конструктивна. <…> Она предельно прагматична: естественно то, что позволяет достигнуть многих целей сразу [3, С. 54–56].
Таким образом, новый подход и новая совокупность исследовательских
программ сосуществовали с традиционным естественным подходом. Естественные объекты остались в онтологии науки именно как эмпирические
объекты, предзаданные самой природой, в силу чего трудности, обусловленные естественным подходом и классической научной рациональностью, во
многом так и не были преодолены. Их глубокая укоренённость в онтологии
естественной науки стала одной из наиболее острых научных и гносеологических проблем.
13
К началу 1980-х гг. модельный подход претерпел значительную эволюцию и вышел к осознанию ценностно-целевых установок научного исследования. К тому времени этот подход уже получил известность в качестве модельно-целевого. По сути, именно ему в науках о Земле пришлось отстаивать
тот тип научной рациональности, который В. С. Стёпиным был определён
как постнеклассический. Модельно-целевой подход стремился устранить из
объектного поля исследовательской деятельности геологов скрытый субъективизм, заменив его рефлексивным целеполаганием – рефлексивным определением конкретной познавательной или практической цели, ради которой
воспроизводится то, что в научной онтологии приобретает статус естественного объекта. Тем самым объект исследования лишался видимости «естественности» и проявлял элиминируемые из его природы цели и средства человеческой деятельности. Теоретики модельно-целевого подхода отстаивали
тот факт исследовательской работы учёного, что «естественного пути» выделения объектов («пассивного отражения объективной реальности») не было и
не существует. На деле субъект познания активен, ставит и преследует определённые цели, которые не всегда осознают конкретные учёные, ошибочно
полагая, что «объект намечен самой природой, а наша задача – лишь отыскать его». Отсюда возникает разное содержание, вкладываемое учёными в
одни и те же термины, несводимые друг к другу и несовместимые описания
одного и того же геологического разреза, противоречивые исторические реконструкции и т. п. То же самое можно сказать и относительно полевой проверки геологами теоретических предположений: «Полевая проверка собственных теоретических построений, – отмечал В. Ю. Забродин, – как правило, содержит трудно устранимые элементы субъективизма, так как исследователю свойственно стремление увидеть именно то, что он предполагает. Ясно, что это резко снижает доказательную силу такой проверки» [23].
Наряду с этими трудностями геологи имеют дело с неэксплицированными процедурами логического вывода и производства понятий из наблюдения и, как следствие, с разным пониманием исследовательской процедуры
14
«наблюдения» и всех производных из наблюдений понятий. Ю. С. Салин отмечал, что стратиграфы дискутируют по поводу проведения границ между
системами и отделами, спорят об объёмных соотношениях зон и ярусов, о
множественности или единственности стратиграфических классификаций и
шкал и при этом практически не обращают внимания на то, что все упомянутые понятия – лишь надстройка, покоящаяся на неизвестном фундаменте. Ни
один из важных стратиграфических вопросов не может быть однозначно решён, пока не восстановлена процедура вывода всех производных понятий из
наблюдений. В формулировке стратиграфических задач неясно, какие логические операции надо произвести над исходным материалом, что является
исходным материалом, как будет оцениваться решение. Если получены два
противоречащих друг другу решения, неясно, с помощью какой объективной
однозначной процедуры выбирается одно правильное. Определения понятий,
используемых при решении, не удовлетворяют требованиям ни гносеологии,
ни логики, ни прагматики. Неясно, что такое, например, «один и тот же стратиграфический уровень» и «разные стратиграфические уровни», «узкий (или
широкий) стратиграфический диапазон» и т. д. Процедура вывода этих понятий из наблюдений не приводится, неизвестно даже, какие именно наблюдения должны рассматриваться как эмпирический фундамент для вывода этих
и других стратиграфических понятий. Неясно также, почему надо использовать именно данные понятия, а не другие, определять их именно так, а не
иначе, чтобы получить оптимальное решение задачи [3, С. 5].
Отсутствие рефлексивного осмысления процедур наблюдения и первичного описания результатов наблюдения Ю. С. Салин иллюстрировал следующим примером, который считал типичным: «Не следует забывать, – предупреждали К. Данбар и Дж. Роджерс, – что стратиграфическое распространение окаменелостей не бывает заранее известно, а может быть установлено
лишь практическим путём. <…> Правильность корреляции должна проверяться при этом всеми доступными нам способами. Опыт полевых работ покажет, что некоторые формы сохраняют относительно устойчивое страти15
графическое положение, и они могут быть использованы с наибольшим
успехом» [24]. В чём состоит «практический путь», из каких отдельных шагов он складывается, что и как покажет «опыт полевых работ», – не расшифровывалось. Это дало Ю. С. Салину возможность сделать следующий вывод:
«Конечно, каждый стратиграф выводит свои построения в конечном счёте из
наблюдений. Но пробел между фундаментом и надстройкой каждый преодолевает по своему, а главное – неизвестно, как. Трудно спорить о результатах,
процедура получения которых неизвестна» [3, С. 6].
Теоретики модельно-целевого подхода приложили максимальные усилия, чтобы избавиться от иллюзий научной рациональности классического
типа, которая путём изгнания всякого субъективизма притязала на обеспечение абсолютной объективности исследования. Их оппоненты не подвергали
сомнению разумность и полезность этой задачи, тем более что её реализация
совпадала с основными ценностными установками всей науки и, в частности,
ценностными установками представителей естественного подхода, состоящими в познании законов природы. В критических обсуждениях предложений обеих сторон учитывались результаты исследовательской работы,
накопленные за десятилетия работы на основаниях классической научной
рациональности, – огромное объективное научное содержание, относящееся
к разнообразным «естественным объектам», которые теоретики естественного подхода считали предзаданными природой, а на деле выделяли в соответствии с традициями исследовательской деятельности.
С начала 1980-х гг. речь больше не шла о конструировании исследователями некоего искусственного образца и приписывании ему статуса естественного объекта. «Материал» исследования адекватно оценивался учёными именно как природный, естественный, материальный, т. е. объективно существующий. Субъективны были границы, которые геолог устанавливал в этом «материале». Э. А. Еганов замечал, что «все так называемые естественные объекты
вычленяются на основании действительно объективных – независимых от
нашего сознания – свойств, доступных отражению; вычленяются из природы,
16
из материи как объективной реальности. Необходимая сторона процесса познания видов и форм материи (которые для неживой природы выражаются
термином «вещество») – это огрубление конкретной действительности, разделение её на отдельные «сечения» и закрепление информации об этих «сечениях»« [14]. Каждое из таких «сечений» имеет границы, определяемые набором
признаков, с помощью которых сознание отражает эти границы. Таким образом, внутри границ заключены объекты, обладающие тем или иным набором
свойств. Поскольку число свойств материальных объектов неограниченно, то
очевидно, что количество разнообразных границ внутри любой заданной материальной области тоже не может быть выражено определённым числом.
Можно смело сказать, что оно бесконечно. Геологи заключили, что производимые ими различения при всей их субъективности представляют собой разделения в природной среде, обладающей естественным образом объективными свойствами. Последнее служит базой для получения на базе этих субъективных разделений многих достойных внимания научного сообщества объективных характеристик. Противостояние с натуралистической установкой было
снято в выводе о том, что естественность предельно прагматична и конструктивна: естественно то, что позволяет достичь многих целей сразу.
Список литературы
1. Мейен С. В. Принципы исторических реконструкций в биологии /
С. В. Мейен // Системность и эволюция. – М.: Наука, 1984. – С. 7–32.
2. Еганов Э. А. Системно-модельный подход к решению поисковых задач / Э. А. Еганов // Методология и теория в геологии. – Киев: Наукова Думка, 1982. – С. 33–43.
3. Салин Ю. С. Конструктивная стратиграфия / Ю. С. Салин. – М.:
Наука, 1979. – 173 с.
4. Симаков К. В. Об антиномиях стратиграфической классификации /
К. В. Симаков // Вопросы методологии в геологических науках. – Киев: Наукова Думка, 1977. – С. 41–50.
17
5. Оноприенко В. И. Взаимосвязь структурного, генетического и системного подходов в геологических исследованиях / В. И. Оноприенко // Методологические вопросы геологических наук. – Киев: Наукова Думка, 1974. –
С. 67–81.
6. Воронин Ю. А. Анализ концепции уровней организации вещества в
теоретической геологии / Ю. А. Воронин, И. А. Еганова, Э. А. Еганов // Вопросы методологии в геологических науках. – Киев: Наукова Думка, 1977. –
С. 139–151.
7. Соловьёв В. А. Историзм и уникализм / В. А. Соловьёв // Основы геологической картографии / В. Ю. Забродин, В. И. Оноприенко, В. А. Соловьёв. –
Новосибирск: Наука, 1986. – С. 18–37.
8. Забродин В. Ю. Анализ допущений в тектонике / В. Ю. Забродин //
Методология и теория в геологии. – Киев: Наукова Думка, 1982. – С. 76–82.
9. Кулындышев В.А. Естественные тела и проблема объекта в геологии /
В. Ю. Забродин, В. А. Кулындышев, В. А. Соловьёв // Методологические и
философские проблемы геологии: Сб. статей. – Новосибирск: Наука, 1979. –
367 с.
10. Круть И. В. Исследование оснований теоретической геологии /
И. В. Круть. – М.: Наука, 1973. – 201 с.
11. Усманов Ф. А. Об одном аксиоматическом подходе к экспликации
геологических понятий / Ф. А. Усманов // Вопросы методологии в геологических науках. – Киев: Наукова Думка, 1977. – С. 73–84.
12. Четвериков Л. И Проблема достоверности изучения геологических
объектов / Л. И. Четвериков // Методология и теория в геологии. – Киев: Наукова Думка, 1982. – С. 55–67.
13. Шарапов И. П. Учёт формально-логических требований при уточнении геологических понятий и терминов / И. П. Шарапов // Методологические вопросы геологических наук. – Киев: Наукова Думка, 1974. – С. 17–34.
14. Еганов Э. А. О выделении объектов исследования в геологии /
Э. А. Еганов // Пути познания Земли. – М.: Наука, 1971. – С. 264, 265.
18
15. Еганов Э. А. Формационный анализ: идеи, понятия, принципы, возможности / Э. А. Еганов. – Новосибирск: ОИГГИМ, 1990. – С. 26–27.
16. Мамардашвили М. К. Классический и неклассический идеалы рациональности / М. Мамардашвили. – Тбилиси: Мецниереба, 1984. – 82 с.
17. Мейен С. В. О наиболее общих принципах исторических реконструкций в геологии / С. В. Мейен // Известия АН СССР. – Серия геологическая. – 1978. – № 11. – С. 80.
18. Мейен С. В. Спорные вопросы теории стратиграфии / С. В. Мейен //
Природа. – 1974. – № 12. – С. 18.
19. Тимирязев К. А. Избранные соч.: в 4 т. Т. 3 / К. А. Тимирязев. – М.:
ОГИЗ: Сельхозгиз, 1949. – C. 408.
20. Стёпин В. С. Теоретическое знание / В. С. Стёпин. – М., 1999. – 464 с.
21. Еганов Э. А. Неклассические идеалы рациональности в науках о
Земле / Э. А. Еганов, О. Б. Соловьёв // Философия науки. – Новосибирск:
ИФПР СО РАН, 2008. – № 4 (39). – С. 112–122.
22. Крамбейн У. Статистические модели в геологии / У. Крамбейн,
Ф. Грейбилл; пер. с англ. – М.: Мир, 1969. – С. 8.
23. Забродин В. Ю. Системный анализ дизъюнктивов / В. Ю. Забродин;
отв. ред. В. А. Соловьев; АН СССР, Дальневост. науч. центр, Ин-т тектоники
и геофизики. – М.: Наука, 1981. – С. 6.
24. Данбар К. Основы стратиграфии / К. Данбар, Дж. Роджерс; пер. с
англ. – М.: Иностранная литература, 1962. – C. 295.
19