Трофимова У.М. О некоторых особенностях семантизаций тематически связанных слов в психолингвистическом эксперименте Во второй половине XX века наметилось встречное движение семантической теории и семантических описаний, преодолевающее, по образному выражению У. Вейнрейха, “роковую пропасть, обрекающую первую на пустоту, а вторые – на атомистичность” [3, 165]. Лексикографическая деятельность становится “импульсом для развития лексической семантики” [10], причем в центре внимания, с одной стороны, оказывается проблема “исчерпывающего и неизбыточного толкования лексических значений” [1], с другой – отражения в толкованиях интуитивно ощущаемой, но ускользающей пока от исследователей системности лексики языка. В таком союзе теории и практики семантика сформировала основные положения своей теории, а лексикографию ознаменовал выпуск замечательных семантических словарей нового поколения. Вместе с тем по мере развития интегративной семантической теории все острее становится вопрос о психологической реальности формируемых в ней положений, прежде всего толкования как репрезентанта психического значения слова, поскольку “абстрактная погоня за точностью оборачивается искажением языкового объекта до полной его неузнаваемости” [8, 233]. В наибольшей степени кризис теории отразился в дискуссионной статье Н.В. Перцова “О некоторых проблемах современной семантической и компьютерной лингвистики” [15], где семантические описания МСШ оцениваются как недостаточно формализованные для компьютерного моделирования (“в построении толкований наблюдается произвол” [15, 19]), но слишком 2 формализованные для рядового носителя языка (“толковые словари имеют немалые преимущества для читателя” [15, 19]). Не вдаваясь в дискуссию о правомерности тех или иных оценок деятельности классиков семасиологии (трудно найти более провоцирующую на критику область в лингвистике, чем лексическая семантика), отметим любопытную особенность, в равной степени свойственную и концепции московской семантической школы и подходу А. Вежбицкой: концептуальная ориентированность на носителя языка, метаязыковая - на искусственные системы. Подобный подход, естественно, имеет свои основания: это понимание системы как множества, способного к полному и неизбыточному описанию через меньшее число элементов [1] (наследие логической семантики, интерпретирующей впечатление, закрытые что при образования). таком подходе, Однако во-первых, возникает в едином интегрированном целом сопрягаются явления разной природы, вовторых, проблема содержательной системности решается за счет метаязыковой организованности. Цель настоящей статьи - на экспериментальном материале обнаружить корреляцию между дескриптивными потенциями индивида и принципами категоризации окружающего мира. Вместе с тем свою актуальность сохраняет провокационный вопрос: а насколько вообще стихийная метаязыковая деятельность является метаязыковой (извините за тавтологию), абстрагирующей, осуществляющей переход на другой уровень обобщения. Термин семантизация, вынесенный в оглавление статьи, конкурирует с дефиницией и толкованием. Прежде чем перейти непосредственно к поставленной задаче, выскажем некоторые соображения, касающиеся выбора термина и его концептуального 3 наполнения: любое синкретичное явление нуждается в первичной классификации. В качестве знаковых репрезентантов значения слова в современной лексикологии используются термины толкование и дефиниция. Несмотря на то что эти термины взаимозаменимы, за каждым из них закреплена своя сфера употребления. Так, толкование отражает метаязыковую суть процесса и реализует, как правило, интроспекцию лингвиста. Дефиниция связывается с терминологической лексикой, однако существует тенденция и использования этого термина в психолингвистике: метод спонтанных дефиниций, семантических дефиниций, субъективных дефиниций (например, [13; 11]). В этом понимании парадоксальным определяемого (не образом термин), так нарушается и сфера как сфера определяющего (ненормативность). Кроме того, за пределами внимания оказываются связи слов по формальному критерию, зависимость дефинирования от уровней осознавания, процессуальный характер явления. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что эти проблемы и не ставились в указанных работах: дефиниция служит вспомогательным элементом для разграничения полисемии и омонимии [11], сопоставления значений синонимов в сознании индивида [13] и т.д. В ходе данного исследования мы используем термин семантизация – “выявление значения лексической единицы” [4, 273] эксплуатируемый, как правило, в методике преподавания иностранного языка. Семантизация понимается и как процесс выявления значения, и как результат этого процесса, в этом втором смысле вербальная семантизация синонимична (образует формы позволяет выявлять терминам множественного соотношение толкование числа). Анализ вербального и и дефиниция семантизации невербального, 4 формального и семантического в процессах означивания, рассматривать ненормативные и ошибочные толкования как закономерные. В семантизации реализуется метаязыковая деятельность индивида, в то же время отражаются особенности категоризации денотатов слов и хранения слов в лексиконе носителя языка. Подходя с такой точки зрения, мы обнаружили, что семантизация – явление неоднородное, обнаружить которое можно в самом неожиданном материале. Так, исходной посылкой для работы с этим явлением послужила известная телевизионная передача “Пойми меня”, в которой в игровых условиях предлагалось за предельно ограниченное время одному игроку дать семантизацию слову, другому – опознать это слово, благодаря чему появилась возможность исследовать и обратную связь (дипломная работа Т.В. Глазыриной, защищенная в 2000 году под моим руководством, позднее была опубликована статья [19]). Полученные в ходе игры семантизации, наряду с кодифицированными, предлагались информантам с целью подтверждения их успешности или неуспешности для опознания слова уже в нестрессовой ситуации. Мы сочли возможным рассмотреть в этом же ракурсе толкования кроссвордов и загадки (дипломные исследования Г.В. Кровяковой (2003) и Л.И. Кузинских (2004), [21]), причем русские загадки рассматривались на фоне английских, а также кодифицированных и интуитивных дефиниций. Проведенная работа позволяет описать и определенным образом систематизировать исследуемое пространство. Несложно увидеть, что мы сталкиваемся с различными процессами, которые могут быть классифицированы 1. По указанию на референт: прямая/косвенная. 5 Выделение этих признаков по аналогии с номинацией разграничивает непосредственное указание на референт (толкования словаря, интуитивные дефиниции) и затрудненное (загадка, кроссворд), требующее когнитивной операции. Гипотетически можно предположить, что тенденции прямой и косвенной семантизации контрастируют, что отчасти и подтвердилось в вышеуказанных исследованиях загадки: в качестве доминирующего семантического признака загадки была выделена “форма”, дефиниции словаря – “функция”. Эти результаты были получены в ходе анализа загадок, основанных на метафоре. Однако обращение к загадкам, основанным на антитезе, показали, что семантический признак напрямую зависит от стратегии загадки (метафоры или антитезы). Семантика и “синтаксис” косвенной семантизации тесно связаны: различные конструкции коррелируют с различными семантическими признаками (ср. с тезисом А.А. Залевской о “необходимости исследования признаков не самих по себе, а в непосредственной связи со … стратегиями их использования при производстве и понимании речи” [5, 168]). 2. По отношению к норме: кодифицированная и интуитивная. Кодифицированная семантизация – закрепленная в словаре с установкой на норму, соответственно единственность. Интуитивная семантизация наблюдаемая в коммуникативном процессе или полученная экспериментальным способом – набор семантических признаков и стратегий, находящихся в отношении жесткой или свободной корреляции. В настоящее время мы только можем предполагать наличие определенных закономерностей в процессах интуитивной семантизации. В силу того что взрослым носителям языка приписывался единственный, логический, способ классификации предметной лексики, процессы семантизации исследовались в основном в онтогенезе [14, 25, 6 12, 24]. Развитие ребенка протекает на фоне овладения родо-видовыми способами классификация путем эмансипации слова от практики, формирования способности к обобщению в слове ряда явлений действительности. Постепенно овладевает ребенок и синтаксисом толкования: от эллиптических дефиниций в форме инфинитива или конструкции ‘потому что…’, ‘чтобы’ через формирование прообраза родового понятия - ‘то, что…’, ‘тот, кто …’, наконец, к 5-6 годам [24] в детских ответах появляется полноценная дефиниция: ‘…- это такой/такая …’ (экспликация идентифицирующего признака, дейксис модифицирующего), ‘…– это…’ (экспликация ядерных признаков). Однако исследования [16, 22] показали, что даже во взрослом возрасте испытуемым не свойственно строить классификации, основанные исключительно на родо-видовом принципе. Так, было доказано, что в процессах категоризации (объединения предметов и подведения их под единый класс) используются различные стратегии (наряду с родовой классификацией значимы внешние признаки, материал и функция), причем самоотчеты не всегда адекватно описывают выделяемую группу. В целом отмечается, что и для ребенка и для взрослого характерно стремление к прагматической классификации окружающего мира, различие заключается не в переходе от одной стратегии к другой, а способности взрослого к владению различными стратегиями [22]. В основе кодифицированной дефиниции лежит, прежде всего, представление о таксономическом классе. На кодифицированную влияет интуитивная семантизация как продукт мозга исследователя, кодифицированная же влияет на интуитивную как закрепленный в речевой практике знак. 3. По степени осознанности: спонтанная/неспонтанная. 7 В современной осознаваемости: психолингвистике актуальное осознавание, описаны четыре сознательный уровня контроль, бессознательный контроль, неосознаваемое (А.Н. Леонтьев, А.А. Леонтьев), и в экспериментальной деятельности нам, скорее всего, приходится иметь дело со всеми уровнями, однако разграничить практически их достаточно трудно, порой невозможно. Поэтому мы, вслед за Е.Б. Трофимовой [20], принципиально различаем только спонтанный (автоматический) уровень и метаязыковой уровень. Анализ спонтанных семантизаций в игре “Пойми меня” позволил обнаружить следующие закономерности: аграмматизм, ориентацию на контекст; ситуативность (вентилятор – ‘летом, жарко, крутится’); слово семантизируется по наиболее прагматически актуальному значению (анализ мочи); выбор дефиниции как средства спонтанной семантизации слова осуществляется только при очевидности функционального признака (‘для…’) (подробнее особенности спонтанной семантизации рассмотрены в статье [19]). 4. По коммуникативной задаче: “для себя”/“для других” (о важности разграничения этих двух ситуаций см. [6]). Процесс семантизации отражает ориентацию на собеседника, ради которого этот процесс совершается, однако в экспериментальной деятельности фигура “собеседника” скрыта, отсюда недостаточность признаков (или неэксплицированность достаточности) для опознания слова: существует тенденция в интуитивных дефинициях ограничиваться категориальным признаком, выполняющим роль ориентира: нос – ‘часть лица’. В каждой оппозиции один из членов является маркированным последующим преимущественно противопоставлением: кодифицированная, неспонтанная, спонтанная – “для себя”. косвенная семантизация кодифицированная – 8 Ядро явления составляют интуитивные неспонтанные семантизации, которые могут быть получены в ходе направленного эксперимента. Как мы пытались доказать выше, семантизация – синкретичный феномен, в котором реализуется когнитивная и метаязыковая деятельность человека. Именно корреляция этих функций как отражение абстрагирующей способности человека находятся в центре нашего внимания. В качестве материала для исследования были использованы единицы конкретной лексики объемной тематической группы – 62 лексемы – частей тела, выделенных методом сплошной выборки из словаря С.И. Ожегова (голова, нога, нос, скула, ресница и т.д.). В существующих толковых словарях отсутствуют четкие лексикографические маркеры для выделения слов одной тематической группы (например, бедро – ‘часть ноги от таза до голенного сгиба’, глаз – ‘орган зрения, а также само зрение’, ухо – ‘орган слуха, а также наружная часть его в форме раковины’), поэтому основным критерием оказывается интуитивный. В семантизациях испытуемых возможно более четкое тематическое субкатегориальном или единство стратегическом на категориальном, уровне, отражающее психологическую реальность тематической группы. Наряду с соматизмами в стимульный список были включены 5 слов, тематически связанных с частями тела (башка, око, брюхо, кидать, брать – стилистические синонимы и слова, включающие в качестве компонента в состав толкования соматизм). В отличие от артефактов, навязывающих функциональную категоризацию [22], части тела допускают большую вариативность (часть – целое, целое – часть, функция – естественная, социально обусловленная, пространственный ориентир и т.д.), причем 9 предполагаема “конкуренция” между логической, функциональной и пространственной категоризацией, различными их комбинациями. В ходе эксперимента 50 носителям русского языка – студентам 1 и 2-го курсов Бийского педуниверситета – было предложено дать толкование словам. Всего было получено около 3000 семантизаций. Анализ полученных реакций осуществлялся на фоне толкований трех словарей: “Словаря русского языка” (далее СО) С.И. Ожегова (1987), “Русского толкового словаря” (РТС) В.В. Лопатина, Л.Е. Лопатиной (1998) и “Нового словаря русского языка” (НСРЯ) Т.Ф. Ефремовой в 2-х тт. (2000). Трудно не согласиться с Е.С. Кубряковой и С.Н. Цейтлин в том, что “умение давать исчерпывающие словесные дефиниции - свидетельство высокого уровня метаязыковой способности, отражение языковой рефлексии, которая дается человеку лишь “с опытом и упражнением” [12]. Современная ситуация (неблагополучная с социальной точки зрения) предоставляет богатейший материал для изучения интуитивных семантизаций взрослых носителей языка, у которых не сформированы четкие навыки формулирования дефиниций. В реакциях ии. проявились все формы детской дефиниции (‘чтобы…’, ‘то, что…’, ‘бывает …’ и т.д.). Однако важно отметить, что представление о дефиниции практически у всех информантов имелись. В материалах эксперимента обнаруживается определенная градация владения словами одной тематической группы, которая проявлялась в отказах (пропусках, ответе ‘не знаю’), ошибочных (неверный идентифицирующий признак), неточных толкованиях (неверный модифицирующий признак). Отказы получили табуированные слова (сосок, лобок, пах, ляжка), некоторые малочастотные слова (кадык, талия, запястье, лодыжка), 10 причем если первые маркировались пропуском, то вторые – ответом ‘не знаю’. Невладение этими словами эксплицировано и в ответах: талия – ‘что-то женское, наверное’, кадык – ‘живот’, ‘небольшой отросток в виде язычка колокола, находится в ротовой полости, в глотке’, ключица – ‘на спине’, ‘где-то на спине, наверное’. Для испытуемого более характерно приписывание неверного значения, чем однозначный отказ от ответа или неуверенная семантизация – по всей видимости, в таких известных семантических областях, как части тела, так или иначе маркируются все единицы. Совершенно неожиданно были получены многочисленные отказы или реакции ‘не знаю’ на слова брать, кидать. Встроенные в именной ряд, эти слова не были поняты информантами. По всей видимости, несмотря на то что слова группируются в семантические ряды без учета частеречного фактора [5], существует синтагматическая детерминированность грамматической формы и нарушение ожидания приводит к дезориентации. В ошибочных толкованиях, как правило, неверно указывается зона расположения части тела, отнесенность к целому: запястье – ‘ладонь’, ‘часть кисти’, макушка – ‘это затылок’, затылок – ‘задняя часть лба’, ребро – ‘передняя часть руки’, бок – ‘боковая часть живота’, щека – ‘часть рта’. Во всех случаях в качестве целого используется смежная часть тела (бок – живот, щека – рот) или ассоциативно связанная со стимулом (затылок – лоб). Границы между частями тела для информантов легко сдвигаются, захватывая соположенные части тела, при этом в качестве гиперонима используется согипоним. Модифицирующий же признак может быть верным (затылок - задний, бок - боковой). Как справедливо отмечено Р.М. Фрумкиной [23], “для человека привычно с помощью слова выделять объекты внешнего мира на 11 положительной основе”. Нарушающее этот принцип слово туловище (нормативное толкование: ‘тело человека или животного (исключая голову и конечности)’ (СО)) нередко ошибочно семантизируется как ‘это все тело человека’, и, соответственно, голова как ‘часть туловища человека’. В неточных толкованиях идентифицирующий признак указан правильный, ошибочной является дифференциация соматизма в рамках родового понятия. Нарушается, прежде всего, пространственная локализация объекта: таз – ‘задняя часть туловища’, пупок – ‘находится в животе’, бок – ‘часть тела между спиной и грудью’, ребро – ‘часть тела, находящаяся на уровне живота, кость’, ‘кость, находящаяся в животе’; туловище – ‘часть тела, …находящаяся между головой и тазом’, ‘часть тела от головы до ног’, кисть – ‘часть руки от локтя до кончиков пальцев’, висок – ‘находится выше глаза у уха’, макушка – ‘верхний отдел головы’, ‘верхняя часть башки’, подбородок – ‘часть лица, состоящая из нижней челюсти и верхней части шеи’, лицо – ‘часть головы, в которую входят зрительный, обонятельный и вкусовой анализаторы’, затылок – ‘теменная часть черепа’, запястье – ‘соединяет руку с кистью’ и т.д.. Информанты произвольно сужают (спина – ‘позвоночник’, таз – ‘задняя часть туловища’) и расширяют (грудь – ‘ниже шеи, выше пояса’) локализацию части тела, смещают расположение органа (висок – ‘выше глаза’). Метаязыковой, а не понятийный характер таких ошибок подчеркивает свободное использование предлогов: в в значении на, между в “объемном”, а не “плоскостном” смысле (бок – ‘между спиной и грудью’), включение в/исключение из дескриптивной зоны крайних точек в конструкциях ‘от… – до…’ (туловище – ‘часть тела от головы до ног’), ‘между … и …’ (туловище – ‘между головой и тазом’). 12 Точечность может выражаться и при помощи идентификаторов отдел, часть. Значительно реже неточности проявляются в функциональной дифференциации частей тела: спина – ‘опорная часть туловища’, рука – ‘часть тела, которой человек ест, дерется и чешет за ухом’, скула – ‘чтобы пережевывать пищу’, голень – ‘сгибает и разгибает ногу’, рот – ‘орган пищеварения’. Приписывание части тела той или иной функции также осуществляется на основе пространственной смежности с другой частью тела (голень – колено, скула - челюсть) или функциональной смежности действий: рука – ‘ест’ (отправляет в рот). При семантизации соматизма через части (реже целое) могут происходить процессы редукции сем: туловище – ‘человек без головы’; кисть – ‘часть руки, состоящая из ладони и пальцев’; стопа – ‘пятка и пальцы ноги’, голова – ‘это то, что на ней находится, такие части тела, как нос, глаз, губы, уши, мозги, волосы, зубы, язык’. Несмотря на то что в толковании туловища область денотата шире нормативного, речь идет не о наращении, а о редукции сем - отрицательного характера. Таким образом, подтверждается тезис о разграничении понятийной и метаязыковой рефлексии индивида. Уникальны случаи нарушения структуры органа: скула – ‘…хрящ…’, висок – ‘мягкая часть головы…’. В целом же наше разграничение неточностей и ошибок (на первый взгляд, опирающееся на объективное разграничение категориального и дифференцирующих признаков) носит формальный характер: в естественном процессе семантизации эллипсису подвергаются не только синтаксические, но и семантические конструкции, категориальный признак может быть оценен ии. как избыточный (и исключен из дефиниции) или как периферийный (в этом случае могут допускаться 13 неточности). Собственно языковые нарушения обусловлены свободными манипуляциями со словом, осуществляемыми ии., в ответах которых производность и синонимичность не ограничена какими-либо правилами: усы – ‘мужская растительность под носом’, борода – ‘растительная часть головы’, макушка – ‘высшая точка человека’, ‘верхняя часть черепа’ (череп оказывается эквивалентом головы), висок – ‘висячая мышца головного черепа’ (тавтология), затылок – ‘тыльная часть черепа’, спина – ‘тыльная часть туловища’, бок – ‘вид в профиль туловища’, губа – ‘находится на уровне рта’, язык – ‘мягкая часть тела’. Градация описанных ошибок и неточностей может быть отражена в таком ряду: Невладение понятием (отказ) – мнимое владение понятием (ошибки) – частичное владение понятием, невладение его дескрипцией (ошибки) – частичное владение понятием (неточности) – владение понятием, диффузность метаслов (неточности) – метаязыковые погрешности. Неточности высокочастотны в эксперименте (норма в сознании индивида подвижна), в статье мы приводим лишь небольшую часть их и в дальнейшем при описании специфики семантизации будем игнорировать погрешности в толкованиях. Несмотря на то что синтагматически стимульный ряд ограничивал восприятие его членов как соматизмов, в некоторых случаях проявилось другое значение лексемы: кисть – ‘атрибут каждого художника’, губа – ‘это средство наказания для военнослужащего’, макушка – ‘верхняя часть чего-либо’, грудь – ‘орган дыхания’, таз – ‘посуда для стирки’, ‘чтобы мыться в бане’ или указание на оба значения: таз – ‘и медный и часть тела’ (в одной реакции совмещаются различные виды толкования: для семантизации единицы иной семантической группы используется 14 контекст). Как известно, критика традиционных толковых словарей опиралась на несоблюдение ими основных логических принципов, прежде всего необходимости и достаточности толкования. Недостатки словарей связывались с недостаточной изученностью лексики как системы. Вместе с тем словарь как продукт рефлексии исследователя не может не отражать “общесистемные психологическую значения слов у реальность, индивидов по в которой сравнению с нормативными описаниями лексико-семантической системы языка оказываются в той или иной мере отклоняющимися по принципу “недолет/перелет” …” [6, 166]. Скорее исключением являются имитации научной дефиниции: рука – ‘конечность тела человекообразного существа, используемая для манипуляции с предметами’. Для многих идентифицирующий информантов признак, достаточным осуществляющий оказывается пространственную локализацию через другую часть тела: щека – ‘часть лица’, стопа – ‘часть ноги’, талия – ‘часть туловища’, бедро – ‘отдел таза’, ладонь – ‘часть кисти’, ноздря – ‘часть носа’, мочка – ‘часть уха’, лицо – ‘голова’, поясница – ‘спина’. Семантизируя слово “для себя”, информант ограничивается ориентирующим признаком, придавая стимулу статус прототипической части лица, ноги, туловища и т.д. Специфика прототипипа категории заключается в том, что для индивида он оказывается единицей одного уровня обобщения с гиперонимом. Отсюда становится понятным “легкость замены названия категории ее прототипом” [13, 21]. Относительную равноправность обнаруживают стилистические синонимы: так, башка семантизируется как ‘голова’, но и голова может толковаться как ‘башка’, око – ‘глаз’ и глаз – ‘око’. Эти 15 факты свидетельствуют о том, что установление значения слова происходит в акте проксимации (13), “необходимость и достаточность” сходства контролируется ситуацией эксперимента. Метаслово часть не ограничено мереологическими отношениями: губа – ‘часть вкусового анализатора’; а идентифицирующий признак может представлять ‘состав’ (ребро, ключица – ‘кость’), функцию (скула – ‘для жевания’, рука – ‘инструмент’, ‘чтобы что-то держать’, ухо – ‘слух’) и разнообразные действия, в которых часть тела может являться как субъектом, так и объектом: пупок – ‘рожать’, плечо – ‘ломать’, ресница – ‘красить, дергать’. При введении модифицирующих признаков (особенно при введении семантически идентифицирующему инородного признака) по отношению идентифицирующий к заменяется дейксисом: рот – ‘чем говорим и едим’, ухо – ‘чем слышим’, челюсть – ‘чем жуем’, талия – ‘за что обнимаем’, пятка – ‘на что наступаем’, зад – ‘на чем сидим’, глаз – ‘тем, чем смотрим’, ухо – ‘то, чем слышим’, грудь – ‘там находятся соски’, живот – ‘там где есть пупок’, висок – ‘куда показывают …’, грудь – ‘это то, что ниже шеи’. Характерен для ии. переход на более низкий уровень обобщения семантизация через субординату: губа, челюсть – ‘есть (бывает) верхняя и нижняя’, ‘(левая) правая сторона тела’, ‘левая и правая части туловища’, грудь – ‘бывает силиконовая или обычная’, голова – ‘бывает круглая, овальная, “квадратная”’. За редким исключением таким образом характеризуются парные части тела. Однако в парности релевантной оказывается неоднородность компонентов, позволяющая “необходимо и достаточно” семантизировать соматизм. Семантизация через компоненты субординатного уровня частотна в спонтанных процессах (гитара – ‘акустическая, шестиструнная, семиструнная’, ваза 16 - ‘хрустальная, для цветов, для фруктов’), причем ее эффективность была доказана высокой опознаваемостью слова [19]. Релевантными для информантов оказываются разнообразные социальные коннотации слов: талия – ‘часть, за которую берут женщину руками, когда танцуют парный танец’, ‘украшение женщины’, усы – ‘у мужчин украшение лица, у женщин какая-то болезнь’, голова – ‘часть тела, на которую надевают шапку’, ‘самая глупая часть тела’, живот – ‘если он большой, можно заниматься сумо’, зад – ‘(если у женщин) то это тот предмет, который очень интересует мужчин’, бровь – ‘орган, демонстрирующий возмущение’, висок – ‘любимая часть тела вооруженных самоубийц’, живот – ‘трудовая мозоль’, талия – ‘вторые 90’, язык – ‘враг или друг’, щека – ‘кожа нежная’, язык – ‘находится во рту’, ресница – ‘красота глаз’, пятка – ‘для удобства ходьбы’, рот – ‘для удобства потребления пищи’ и т.д. В семантизациях трансформируются устойчивые выражения, служащие надежным средством опознания слова (‘трудовая мозоль’, ‘вторые 90’), знания о мире (‘находится во рту’), социальные установки (‘часть, за которую берут женщину руками, когда танцуют парный танец’), различные оценки (‘украшение…’, ‘для удобства…’, ‘любимая…’). Немаловажную роль играет гендерный фактор: существует соотнесенность большинства частей тела с тем или иным полом (голова – мужская, талия – женская и т.д. (см. также [18]). В такого рода дефинициях реализуется картина мира; хотя по форме толкования напоминают загадки, они оказываются достаточными для характеристики значения слова. Несмотря на частотность социально маркированной семантизации, проявляется она в ответах так называемых “оригиналов”, ставящих собственные задачи в эксперименте [23]: ср. также туловище – ‘мешок для основных органов’, бедро – ‘занимательная часть у женщин’, голова 17 – ‘верхняя конечность’, борода – ‘борода? Это не модно!!!’. В отдельных анкетах реализуется языковая игра информантов, этимологические манипуляции: запястие – ‘находится за пястием’, ключица – ‘находится рядом с замочницей’, глаз – ‘орган зрения и лицезрения’, голень – ‘оголенная часть тела’, локоть – ‘произошло от слова колоть’. Итак, для информантов соматизм маркирован единственным или однородными признаками. Тенденция к разнообразной дескрипции проявляется внутри анкеты при описании различных стимулов, где однотипность семантизации указывает на локальные связи внутри тематической группы, однако единое основание таких группировок отсутствует (бок, живот, голень, кадык – ‘там находится…’; ухо, глаз, грудь, рука ‘чем + функция’, макушка, локоть – ‘место стыка’, запястье – ‘место сгибания и разгибания’, живот – ‘место расположения’). Разнообразие может распространяться на дескрипции при единстве категориальной отнесенности: в одной анкете встречаются толкования: стопа – ‘ходить’, башка – ‘чтобы думать’, таз – ‘предназначен чтобы сидеть’. Информант владеет основами метаязыковой дескрипции, однако в отдельных случаях “забывает” об этом. Нет сомнений в том, что существует устойчивый состав метаслов для индивида. К ним относятся часть, единица, кость, орган, отдел, покров, место, расстояние и т.д. Однако широкозначность метаслов в эксперименте приобретает глобальный характер: ‘часть тела/головы/лица/носа…’ – ‘часть анализатора’ – макушка как ‘часть’; глаз – ‘орган человека’, ‘орган тела’, рука – ‘хватательный орган’. Известно, что в эксперименте широкозначные слова обнаруживают тенденцию к конкретизации [2]. В процессе семантизации метаимена 18 десемантизируются: семантическая пустота – цена имитации информантом дефиниции. Метаслова играют роль маркера способа категоризации (если под категоризацией понимать отнесение слова (объекта) к любому “более общему классу (группе) на основе определенных представлений о мире” [22, с. 4]), т.е. выполняют служебную функцию. Как уже говорилось, при введении модифицирующих признаков идентифицирующий образом, при заменяется анализе указательными эксперимента словами. обнаруживается, Таким что для испытуемых не характерно в одной семантизации совмещать признаки различного уровня обобщения. При таком совмещении нередко искажается идентифицирующий или модифицирующий признак. При семантизации единиц тематической группы “Части тела” значимыми являются семантические признаки “расположения”, “функции” и семантических отношений “целое – часть”, “часть – целое”, причем вторая оппозиция реализуется в рамках пространственной привативности. Значительно реже проявляются признаки “формы”, нерелевантны “размер” и “цвет”. Доминирование “расположения” проявляется в множестве реализующих категорию конструкций: локализованного предлогами пространства (‘от – до’: скула – ‘часть лица от уха до подбородка’; рука – ‘часть тела от плеча до кисти’, ‘ниже – выше’ (голень – ‘ниже пояса, выше стопы’), ‘между … и …’ (шея - ‘промежуток тела, между головой и туловищем’); локализованного частью тела и направлением – фиксированная позиция наблюдателя: ‘задняя часть черепа’ (затылок), ‘верхняя часть ноги’ (бедро), ‘боковая часть черепа’ (висок), ‘окончание руки’ (кисть), ‘средняя часть человека’ (таз); нелокализованного пространства: над (брови – ‘над глазами’ (сразу?)), на (пупок – ‘на 19 животе’ (в середине?)), в (пупок – ‘в животе’). Дескрипции как бы “замыкают” часть внутри пространства тела, ориентиром является другая часть тела, с которой стимул связывают устойчивые ассоциации. Пространственная категоризация подчеркивается также метасловами расстояние, место. Интуитивная дефиниция в большей степени эксплуатирует “функциональные” признаки, чем кодифицированная (глаз, ухо, нос – ‘орган…’ (СО)). Под функцией информантами понимается способность быть субъектом или объектом любых манипуляций: ухо – ‘часть тела, которой слышим’, скула – ‘жует пищу’ (‘помощник челюсти по жеванию’), рука – ‘хватательный орган’, таз – ‘на чем держится юбка’, пятка – ‘для удобства ходьбы’, зад – ‘участвует в сидении’, туловище – ‘на ней крепятся конечности’, шея – ‘держится голова’, щека, ребро, веко, ресницы – ‘защищают’, шея – ‘стойка для головы’, язык – ‘вкусовой анализатор’, рот – ‘аппарат для еды’. Значимость категории подтверждается определенными конструкциями: инфинитив, ‘для…’, ‘защищает’ и т.д., закрепленными метасловами – орган, аппарат, анализатор, приписыванием функций нефункциональным частям тела (таз, пятка, щека и т.д.). Форма реализуется в редких случаях, как вспомогательный элемент: щека – ‘плоскость…’, стопа – ‘плоская часть…’, пупок – ‘отверстие…’, ‘дырочка…’, кадык – ‘комок …’, бровь – ‘в виде дуги’, голова – ‘шарик…’, пятка – ‘округлая часть…’. Единична категоризация на основании размера: шея, талия – ‘узкая часть тела’ - или цвета: губа – ‘розовая часть лица’, щека – ‘часть лица, которая иногда краснеет’. Кодифицированные дефиниции также в качестве доминирующей обнаруживают тенденцию к пространственной категоризации. 20 Контрастными для кодифицированных и интуитивных семантизаций оказались категории “парности” и посессивности. Если сравнить толковый словарь С.И. Ожегова (СО), В.В. и Л.Е. Лопатиных (РТС) и Т.Ф. Ефремовой (НСРЯ) варьирование семантизаций соматизмов обнаруживается в репрезентации ими признака “парности”, “множественности”: ноздря – ‘одно из 2-х …отверстий’ (СО), ноздря ноздри – ‘2 отверстия…’ (РТС); рука – ‘… конечность…’ (СО), ‘каждая из двух … конечностей’ (РТС), ‘одна из двух … конечностей’ (НСРЯ), губа – ‘складка…’ (СО), ‘одна из двух складок…’ (РТС, НСРЯ). Носитель языка редко указывает на парность - только при характеристике через субординату (бок - левый и правый, губа, челюсть - верхняя и нижняя), т.е. “комплектность”, числовая маркированность оказывается для информанта нерелевантной. С другой стороны, в интуитивных семантизациях широко используются личные формы: рот – ‘мы им едим’, локоть – ‘помогает нам сгибать руку’, зад – ‘на чем сидим’, рот – ‘им ты можешь петь, есть, говорить’ и т.д. Информанты широко используют личный опыт, “персонифицируя” соматизм: борода – ‘у нашего преподавателя по русскому’, брови – ‘очень выделялись у Брежнева’. Итак, проведенное экспериментальное исследование позволяет подвести некоторые итоги. Сложность исследования семантизации слов обусловлена отражением в этом процессе не только особенностей категоризации окружающего мира, но и сложнейшего механизма метаязыковой рефлексии индивида. отношения между категориальному Десемантизация стимулом единообразию и метаслов, синонимические идентификатором, - демонстрируют, тенденция что в к ходе семантизации не происходит переход на иной уровень обобщения. По 21 сути, метаязыковые процессы не являются имманетно присущими индивиду. Осознание окружающего мира происходит, прежде всего, через установление парного тождества элементов, и именно этот процесс является “необходимым и достаточным”. Функция так называемых метаслов и метаконструкций - сигнализировать о том или ином способе категоризации денотатов. Носитель использует множество разнообразных стратегий и способов категоризаций в процессах семантизации, однако для той или иной тематической группы существует наиболее типичная стратегия. Именно в рамках этой стратегии отражается степень владения словом и его дескрипцией. Для соматизмов такой категорией оказывается “расположение”. Пространственные границы в сознании носителя языка нечетки, даже служебные слова имеют тенденцию свободно замещать друг друга (в/на, между/от … до). Для информантов область части тела может быть сужена или расширена: запястье – ‘часть руки, находящаяся выше ладони’; бок – ‘от пояса до подмышечной впадины’. Точка отсчета может перемещаться в различных реакциях: запястье – ‘часть руки, где заканчивается кисть’, ‘место где начинается кисть’. Давление категории обнаруживается в метасловах, которые часть тела трансформируют в пространственный отрезок: расстояние, место, плоскость. В рамках доминирующей категории наблюдаются круговые толкования, тавтология: зад – ‘задняя часть тела’, ‘то что сзади’, бок – ‘вид плоскости сбоку’, ‘боковая часть живота’, ‘боковая часть брюшной полости’, грудь – ‘передняя часть переда туловища …’ и т.д.. Таким образом, именно категоризация окружающего мира является организующим началом для метаязыковых процессов, однако дескриптивная деятельность, в свою очередь, создает “шум”, искажая 22 реальную картину. Например, очевидно, что “смысл слова в общем случае не мыслится говорящим как совокупность неких признаков плюс отсутствие каких-то иных” [23, 51]. Однако информанты могут обращаться к такой стратегии (щека – ‘часть лица без костей’), в силу синтагматической обусловленности отрицательных признаков (стимулы ребро, ключица). 23 ЛИТЕРАТУРА 1. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика: синонимические средства языка. М., 1974. 2. Барсук Л.В. Психолингвистическое исследование особенностей идентификации значений широкозначного слова (на материале существительных): АКД. Саратов, 1991. 3. Вейнрейх У. О семантической структуре языка // Новое в лингвистике. Вып. V. М., 1970. 4. Глухов Б.А., Щукин А.Н. Термины методики преподавания русского языка как иностранного. М., 1993. 5. Залевская А.А. Введение в психолингвистику. М., 1999. 6. Залевская А.А. Языковое сознание: вопросы теории // Вопросы психолингвистики. 2003. № 1. С. 30 – 34. 7. Караулов Ю.Н. Словарь как компонент описания языков // Принципы описания языков мира. М., 1976. С. 313 – 340. 8. Кибрик А.А. О невыполненных обещаниях лингвистики 60-х гг. // Московский лингвистический альманах. Спорное в лингвистике. М., 1992. С. 230 – 233. 9. Кибрик А.Е. Константы и переменные языка. С.-П., 2003. 10. Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. М., 2000. 11. Крисанова И.В. Полисемия и омонимия в восприятии разновозрастных носителей русского языка: АКД. Кемерово, 2003. 12. Кубрякова Е.С., Цейтлин С.Н. Стратегии понимания и интерпретация производного слова в детской речи // Проблемы психолингвистики: теория и эксперимент. М., 2001. С. 187 – 197. 13. Лебедева С.В. Синонимы или проксонимы. Курск, 2002. 14. Лурия А.Р. Язык и сознание. М., 1979. 24 15. Перцов Н.В. О некоторых проблемах современной семантической и компьютерной лингвистики // Московский лингвистический альманах. Спорное в лингвистике. М., 1992. 16. Рюмина Н.А. Изучение семантики “конкретной” лексики психолингвистическими методами. М., 1987. 17. Слесарева И.П. Проблемы описания и преподавания русской лексики. М.: Русский язык, 1980. 18. Трофимова У.М. Опыт экспериментально-теоретического анализа тематической группы “Части тела” (на материале русской и китайской лексики): АКД. Барнаул, 1999. 19. Трофимова У.М., Глазырина Т.В. Процессы спонтанной семантизации слов (на материале передачи “Пойми меня”) // Человек культуры: Русский язык в современном мире. Бийск, 2002. С. 183 – 187. 20. Трофимова Е.Б., Трофимова У.М. Общее в частном: фонетические и лексические единицы в пространстве языка. Бийск, 2003. 21. Трофимова У.М., Кровякова Г.Н. Принципы косвенной семантизации (на материале русских и английских загадок) // Общетеоретические и типологические проблемы языкознания. Бийск, 2003. С. 108 – 111. 22. Фрумкина Р.М., Михеев А.В., Мостовая А.Д., Рюмина К.А. Семантика и категоризация. М. 1991. 168 с. 23. Фрумкина Р.М. Психолингвистика. М., 2001. 24. Шамис Е.М. Особенности дефиниций значений слов в дошкольном возрасте (на примере имен существительных и местоимений) // Экспериментальные исследования устной речи и овладения языком. М., 2000. С. 110 – 119. 25. Шахнарович А.М. Общая психолингвистика. М., 1995. 25 Summary U.M. Trofimova On some properties of semantizations of the bounded words in psycholinguistic experiment The article deals with the words' semantization as a result of a person's metalinguistic reflection. The broad sense of the word semantization covers not only codified or intuitive definitions but also riddles, cross-words interpretations, different spontaneous explanations wich may occur in the process of communication. The article comprises two sections. The first gives the classification of all the variety of semantization kinds (direct/indirect, codified/intuitive, spontaneous/non-spontaneous, "for oneself"/"for others"). The second is focused on the intuitive semantization. It presents the results of the psycholinguistic experiment when 50 grown up Russian native speakers were asked to give their interpretation of 65 somatizms. The article is an attempt to establish the correlation between descriptive potentions of an individual and his and her principles of the outside world categorization. Автор статьи - Трофимова Ульяна Михайловна, кандидат филологических наук, докторант Института языкознания РАН, Дом. тел. 8-3854-320784 (Бийск), моб. 8-903-670-67-62 (Москва)