Дважды забытые герои

К 70-ЛЕТИЮ НАЧАЛА СТАЛИНГРАДСКОЙ БИТВЫ
Дважды забытые герои 12-й отдельной танковой бригады
в Сталинградской битве
Редактируя вторую главу воспоминаний отца прошедшего всю войну от
первого до последнего дня и относящуюся к малоизвестной и трагической странице
Сталинградской битвы – контрнаступление наших войск в августе – сентябре 1942
года на севере от Сталинграда, в который раз убедился, что в истории Великой
Отечественной войны еще далеко до выполнения лозунга «Никто не забыт и ничто
не забыто»! В данном случае это касается подвига танкистов 12-й отдельной
танковой бригады 18 сентября 1942 года при наступлении под Котлубанью.
Что-же происходило к северу от Сталинграда в августе – сентябре 1942 года?
В ночь на 23 августа девять немецких дивизий 14 танкового корпуса
переправились на восточный берег Дона, прорвали нашу оборону и вышли на
оперативный простор. Совершив по степным просторам бросок к Волге немецкие
танки достигли северной окраины Сталинграда. При этом танки и моторизованные
части противника оторвались от следовавших за ними пехотных дивизий, и в
пробитом гитлеровцами коридоре к Волге — до восьми километров шириной — не
было еще сплошной линии фронта.
Образовавшийся
коридор
(«сухопутный
мост»)
предполагалось
ликвидировать нашим командованием стандартным методом — ударом по флангам.
Для этого в конце августа были созданы две ударные группы (см. карту выше).
Первая собиралась к северу от прорыва под командованием заместителя
командующего Сталинградским фронтом генерал-майора К. А. Коваленко. Вторая
группа нацеливалась наступать на Орловку в пригороде Сталинграда. Этим двум
группам ставилась задача — совместными действиями окружить и уничтожить
группировку противника, прорвавшуюся к Волге в районе севернее Сталинграда.
Однако, даже ценой больших потерь, в результате этих контрударов и в
последующие дни наступления 5 сентября (см. карту ниже) ликвидировать немецкий
коридор не удалось.
В середине сентября для оказания помощи городу Ставка решила нанести
новый контрудар с севера и восстановить единый фронт с 62-й армией. Этим
наступлением
хотели сковать тогда силы всей северной части немецкой
группировки, лишив ее возможности перебрасывать подкрепления в центр города,
где именно тогда борьба достигла критической стадии.
Новое наступление планировалось провести силами 1-й Гвардейской и 24-й
армий, но на другом участке — южнее станции Котлубань (см. карту ниже). Нашим
войскам вновь предстояла лобовая атака по голой степи при полном превосходстве
немецкой авиации. На Сталинградский фронт прибыл Жуков Г.К., а это, по-моему,
уже предопределяло большие потери с нашей стороны…
В первом эшелоне с задачей непосредственной поддержки пехоты должны
были наступать 3, 12 и 143-я танковые бригады, а также соединения 7-го танкового
корпуса Ротмистрова. 4-й и 16-й танковые корпуса составляли подвижную группу
армии, имея задачей развить успех первого эшелона.
Наступление изначально было обречено на большие жертвы с наших войск.
Передний край вражеской обороны проходил по гребням высот. Противник сильно
укрепил свои позиции, организовал надежную огневую систему, создал минные
поля, быстро перебрасывал танки и самоходные установки к угрожаемым участкам
под прикрытием высот. Было полное превосходство вражеской авиации в условиях
совершенно открытой местности и, кроме того, при бесприпятствованном действии
воздушной разведки немцев нам было трудно добиться к внезапности.
Страница истории этого наступления практически не освещалась в военноисторической литературе из-за относительно неудачного результата и неоправданно
больших жертв с нашей стороны.
В вышедшей в 2008 году тиражом 10000 экземпляров с хорошей полиграфией
книге военного историка А. Исаева «Сталинград. За Волгой для нас земли нет» на
базе большого объема архивных документов впервые подробно восстановлены
события этого периода. Боевые действия 12-й танковой бригады упомянуты в книге
только в одной строчке «…Наступавшие справа 292-я стрелковая дивизия и 12-я
танковая бригада продвижения не имели…», а на цветной карте боевых действий
(см. карту ниже) направление удара 292-й стрелковой дивизии начерчено неточно, а
12-я отдельная танковая бригада даже не обозначена!
По видимому, это заключение было сделано на основе оперативной сводки
Генерального Штаба Красной Армии составленной уже на следующий день на 8.00
19 сентября 42 года "…292 сд овладела рубежом сев. - вост. скаты выс. 123,6 - сев.
скаты выс. 143,8 (в 4 км юго-зап. раз. 564 км). 308 сд овладела районом Бородкин и вела
бой на рубеже сев. скаты выс. 143,8 - хут. Бородкин». То-есть эта сводка не отражала
трагические события первой половины дня 18 сентября, а зафиксировала лишь
конечный результат на утро 19 сентября.
Однако в мемуарах командующего 1-й Гвардейской армии Москаленко
К.С.[«На Юго-Западном направлении». Книга I] и начальника штаба этой армии
Иванова С.П.[« Штаб гвардейский. Штаб фронтовой»] вполне определенно и
подробно написано, что в присутствии Жукова Г.К. и Федоренко Я.Н. командир 12й бригады полковник Кирнос Я.С. доложил о том, что шесть танков бригады
ворвались в хутор Бородкин – ключевой пункт наступления!
Где-же тут истина? Существуют архивы министерства обороны (ЦАМО) об
этом периоде наступления и три свидетельства этого трагического дня для 12-й
танковой бригады – «Отчет о боевых действиях бригады», составленной начштаба
бригады майором Фомичевым М.Г. (исполняющим обязанности командира, из-за
ранения А.С. Кирноса), заместителя командира батальона Жаркого Ф.М. в книге
«Танковый марш» и воспоминания командира танка бригады лейтенанта Немова
Б.В.
По архивам ЦАМО:
18.09.1942
п. 4: 12 ТБр. взаимодействуя с частями 292-й СД, вышла: кусты юго-западнее высоты
133.4 1 км. Дальнейшее продвижение бригады приостановлено авиацией и огнем
артиллерии противника
Потери: подбито 4 танка. Командир бригады контужен.
Штабриг: балка Хуторная 1 км восточнее родн.
(Оперативная сводка № 13 штаба УАБТВ 1-й гв. А Сталинградского фронта к 12°°
18.09.1942, юго-западнее совхоза Котлубань 2 км - ЦАМО: фонд 206, опись 284, дело 14,
лист 8)
12 ТБр вышла на рубеж: восточные отроги балка Тонкая, кусты юго-западнее высоты
133.4. Потери в танках имеются, сведений точных не поступало.
(Оперативная сводка № 14 штаба УАБТВ 1-й гв. А Сталинградского фронта к 14°°
18.09.1942, юго-западнее совхоза Котлубань 2 км - ЦАМО: фонд 206, опись 284, дело 14,
лист 8)
12 ТБр к 12°° вышла на рубеж: восточные отроги балка Тонкая, кусты юго-западнее
ВЫСОТЫ 133.4. Сведений о матчасти не поступало (Справка-доклад о состоянии и
дислокации танковых частей Сталинградского фронта на 18.09.1942 - ЦАМО: фонд 206,
опись 284, дело 8, лист 8об)
19 сентября
12 ТБр достигла рубежа: отм. 143.8. В строю танков: Т-34 - 2, Т-70 – 2.
Потери: сгорело Т-34 - 10. Один батальон В составе Т-34 - 12, Т-70 - 4, углубившись
внутрь обороны противника, не вернулся.
МСПБ имеет потерь 60 % личного состава.
КП - в прежнем месте.
«Отчет о боевых действиях бригады»:
Фрагменты отчета:
Воспоминания заместителя командира батальона отдельной 12-й танковой
бригады Жаркого Ф.М.:
«…Рано утром 18 сентября после артподготовки и массированного применения
реактивной артиллерии войска 1-й гвардейской армии перешли в наступление.
Нейтральная полоса составляла около 400 метров. С утра до вечера над нами все время
летали вражеские самолеты и методично бомбили атакующие войска. Я в это время
находился на командном пункте полка 292-й стрелковой дивизии для корректировки
совместных действий и, по-видимому, только поэтому остался жив в этот день. Танки
нашей 12-й бригады – 22 танка Т-34 и 6 танков Т-70 - совместно с пехотой в результате
ожесточенного боя на отдельных участках в направлении пункта Питомник продвинулись
на 3-5 километров, но были встречены массированным огнем зенитной артиллерии
немцев и понесли значительные потери. Стрелковая дивизия, наступавшая вместе с
бригадой, была отрезана от танков в районе балки Воронья и также понесла потери в
результате артиллерийского огня и действия авиации. Взаимодействия же танковых
экипажей с командными пунктами артиллеристов не было. Был ранен и контужен во
время бомбежки командир бригады полковник Кирнос А.С. Хорошо помню, что
множество тел лежало на наших позициях и на нейтралке. Также запомнилось, что
командир 1-го батальона капитан Трошин В.С. в свой танк во время атаки посадил
воспитанника батальона мальчика Колю. После того как танк подбили, Трошин с
наступлением темноты через десантный люк отправил его с донесением, а сам вышел из
окружения ночью.…
В этом бою было сожжено около 25 танков бригады, погибли командир 2-го
танкового батальона капитан Падалко И.К. и комиссар батальона старший политрук
Постников А.В., а также сгорели в танках с экипажами командир роты средних танков
старший лейтенант Калкатин А.И. и старший лейтенант Трошкин М.В. Несколько танков
из первого батальона сумели отойти назад уцелевшими. Хоронили погибших здесь же в
балках Сухой Каркагон, Хуторная, Воронья. Судьба же прорвавшихся через оборону
немцев танков и их экипажей мне была тогда не известна…
Исключительный героизм, отвагу и умение показали, как помню, уцелевшие в бою
танкисты Глушков, Иванов, Новожилов, Горюнов, Мамаев, Степура, Веселов,
Кондратенко, которые бесстрашно выполняли приказ на прорыв немецкой обороны,
уничтожали живую силу и технику врага…
Таким образом, прорвавшиеся через первую линию обороны танки 12-й бригады –
одна группа из 477-го батальона - по-видимому, захватила высоту 143.8, повернули в
горячке боя на восток, ворвались в хутор Бородкин (см. карту ниже) и потом, к середине
дня, при отсутствии нашей пехоты были сожжены артиллерией немцев. Вторая группа
танков из 483-го батальона захватила высоту 123.6, прорвалась на юг до населенного
пункта Подсобное хозяйство и также была уничтожена, за исключением нескольких
вернувшихся на исходные позиции машин. Как вспоминали уцелевшие танкисты, связи с
командованием не было и как вести бой в тылу врага, не представляли…».
Фрагменты из воспоминаний командира танка отдельной 12-й танковой бригады
лейтенанта Немова Б.В.
«…В 5 часов утра 18 сентября началась артиллерийская подготовка. Это
производило сильное впечатление. Еще не совсем рассвело, и вспышки от выстрелов
озаряли местность, как казалось, на многие километры, справа и слева. Да и сплошной
гул артиллерии звучал очень внушительно. С ее началом еще немного выдвинулись
вперед. Длилась артподготовка, как представляется, более часа. Я наблюдал
происходящее из открытого люка. Были видны взрывы сотен снарядов, думалось, что
они попадают в цель. Танки стояли уже рассредоточено, готовые к движению. Позади,
на траве сидели и лежали красноармейцы стрелковой части. Последовали залпы
реактивных минометов- «Катюш». Огонь этого оружия производил сильнейшее
впечатление. Мы знали - это означает начало атаки, сразу же после прекращения их огня.
Наша артподготовка придала уверенности, казалось, на немецких позициях мало что
уцелело. Но и волнение было немалым. И оно нарастало. Замечу, что немцы почти сразу
открыли ответный артиллерийский огонь. Насколько он был действенный, не знаю.
Последовал сигнал. Я скомандовал механику-водителю. Танк двинулся. Закрывая
люк, я еще раз оглянулся. И справа и слева вперед шли танки и позади них цепи пехоты.
Если смотреть из смотрового прибора, обстановка снаружи выглядит несколько
иначе. Можно сказать, значительно. Тем более на ходу танка. Мал просматриваемый
участок местности, есть «мертвые зоны». К тому же вертикальная качка. В смотровом
приборе или прицеле то земля, то небо. Правда в этот день, на ровной степной
поверхности, качало умеренно. Результативно стрелять возможно только с коротких
остановок, в любом случае.
Стал вглядываться в смотровой прибор. Давно уже держал в голове рассказ про
облака пыли при выстреле противотанковых орудий. Разобрать что-то, какие-то
характерные признаки, было сложно. Вот взметнулось какое-то облачко. Может, снаряд
взорвался? Впереди - десятки разрывов. А может выстрел орудия ПТО? Скомандовал
короткую остановку и произвел выстрел. Тут же двинулись дальше. Заметил вспышку от
орудийного выстрела. Снова остановка и снова выстрел. Так несколько раз. Не знаю,
насколько короткими получались эти остановки, ведь приходилось переводить взгляд со
смотрового прибора на прицел, доворачивать башню, менять возвышение орудия.
Стрелял и с хода. Как прошли линию немецкой обороны - не заметил. Может, ее и не
было в том месте. Ведь сплошной линии фронта не было, вероятно. Были, наверное,
опорные пункты, которые артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем перекрывали
расстояние между собой. Механик-водитель держался танков, идущих впереди. Это
были Т-34. Танков Т-70 не было видно. Куда делись танки командира взвода и роты, я не
заметил. Водитель вел танк зигзагообразно, притормаживая той или иной гусеницей, но
направление и скорость движения выдерживал. Забегая вперед, скажу, что смысла в
таком маневрировании не было никакого, и в дальнейшем оно никогда не применялось.
При подготовке к наступлению, обращалось внимание, на то, чтобы от пехоты не
отрываться, скорость держать сообразно ее движению. Приказ был- ворваться в
переднюю линию обороны противника, огнем и гусеницами уничтожить уцелевшие
огневые точки, и далее наступать на высоту такую-то. Действовать как танки
непосредственной поддержки пехоты. Прямо скажу - ничего этого не получилось.
Пехота осталась где-то сзади. Помню, у меня возникала мысль, до атаки, а как они,
пехотинцы, без всякой защиты пойдут навстречу пулеметному огню? Танкисты
защищены броней, а они как же?
По броне и в самом деле то и дело что-то стучало, то ли осколки, то ли пули. При
закрытых люках звуки извне приглушены, рядом, под правой рукой буквально, работают
моторы, тоже заглушая все и вся. Но что-то доносилось и снаружи, грохот там стоял
сильнейший.
Видны были наши горящие танки и слева и справа. Мой танк шел за двумя Т-34,
метрах в двухстах позади их. Сколько прошло времени с начала атаки, насколько
продвинулись вперед, ничего этого сказать не могу. Снарядов израсходовал около 15-20.
Я смотрел в смотровой прибор, когда сильнейший удар по правому борту потряс
танк. Сзади справа огненная вспышка осветила на мгновение все боевое отделение.
Посыпались искры. Все тело сотрясло, как у тряпичной куклы. Как-то удержался на
своем сидении, хотя с силой бросило влево. Инстинктивно вцепился в ручку смотрового
прибора, поэтому, наверное, и удержался. Иначе, просто смело бы с сидения и ударило
бы о броню. Звук удара был так силен, что из правого уха, даже прикрытого
шлемофоном, потекла кровь. Заметил это позже. В правую часть тела и в спину
стеганула ударная волна. В глазах потемнело, на несколько мгновений потерял сознание.
Танк сразу после попадания снаряда остановился, моторы заглохли…
Что происходило вокруг, описать трудно. Это был ад кромешный. Грохот
артиллерии, взрывы снарядов или авиабомб со всех сторон. Треск ружейно-пулеметного
огня. Многие черные столбы дыма, поднимающиеся к небу. Это горели наши танки.
Дымы эти были и очень далеко и неподалеку. Метрах в 300 горел Т-34 огромным
костром. В небе было множество самолетов, и наших и немецких. Шли воздушные бои и
за день несколько самолетов упали на землю. Я наблюдал не менее десяти падений
сбитых самолетов. Чьи они были, не знаю. Немецкие пикировщики присутствовали в
большем, чем обычно, количестве. И делали свою обычную работу, периодически
сваливаясь вниз, в атаку на очередную цель. Казалось, и часто, что самолет пикирует
именно на нас. Мы лежали, вжавшись в землю. Каждую минуту, каждую секунду можно
было ждать, что прилетит снаряд или авиабомба и разорвет в клочья. Земля дрожала.
Гром орудийных выстрелов, настолько частых, что они сливались в мощный гул. Иногда
сильный толчок – значит, что-то взорвалось неподалеку. Очень часто возникал звук
подлетающего снаряда или мины - характерный визг, который продолжался несколько
секунд, до удара боеприпаса о землю и взрыва. В эти секунды казалось - все, этот в тебя.
Вжимались в землю, нервы от напряжения просто корежило, не могу подобрать другого
слова. А он взрывался где-то рядом. Потом еще, еще…Такова была война…
Те два Т-34, что шли впереди нашего танка, не наблюдались. Видимо они прошли
еще дальше вперед и скрылись за какой-то складкой местности. Послышалось, что с той
стороны были выстрелы нашей танковой пушки. Может быть, показалось, среди общего
грохота. Назад танки не вернулись…
Постепенно рев боя стал слабеть. Реже стала стрелять артиллерия. Убавилось
число самолетов в небе. На каком-то расстоянии от нас, может быть 300-400 метров,
наблюдали движение немецкой бронетехники. Несколько артштурмов и
бронетранспортеров медленно двигались на север, в сторону наших позиций, пока не
скрылись из виду…
Стемнела настолько, что я решил идти. Сориентировались от нашего подбитого
танка, пошли в полный рост. Несли с собой пулемет ДТ по очереди. Запасные диски
оставили, кроме одного, на пулемете. Нести их было неудобно и бесполезно. Да и сил
лишних не было. Долго шли по овощному полю. Затем оно кончилось, идти стало легче,
но была все-таки ночь, воронки, какие-то канавы, ямки от взрыва минометных мин,
обрывки проволоки - все это затрудняло движение. Спускались в балки, выбирались из
них. Балки эти встречались на нашем пути неоднократно. Шли осторожно,
останавливались, прислушивались. Стали попадаться наши сгоревшие танки. Мы
прошли мимо одного. Это была тридцатьчетверка. Он еще догорал. От танка несло
тошнотворным запахом горелого человеческого мяса.
Шли мы уже долго и непонятно было, правильное мы выдерживаем направление
или нет. Я все время пытался ориентироваться. Понятно, что ночью, по незнакомой
пересеченной местности выйти в необходимое место, это сложно. Местом таким был
наш передний край, направление к которому я все время пытался определить…
Прошло еще сколько-то времени, и нас окликнули «Стой! Стреляю!» Мне
представляется невероятным везением, но мы вышли на сторожевое охранение
стрелковой части, находящееся непосредственно рядом с расположением нашей
бригады. Сколько времени мы шли, можно сказать только примерно- несколько часов.
Какое расстояние прошли - несколько километров. Раненого кому-то передали, сами
направились к своей части. На исходе последних сил добрались до расположения
бригады, спустились то ли в балку, то ли в окоп. Самое первое, что попросили - воды. К
нам подходили, расспрашивали. Я, сидя, отвечал. Подошел начальник Особого отдела,
не помню его звание, фамилию. С пистолетом в руках. Приказал: «Встать!» Дальше
последовал форменный допрос. «Почему не выполнили боевую задачу?!» «Где танк?!»
«Почему оставили его, раз он не сгорел?!» Я пытался отвечать, чувствуя, как во мне
нарастает негодование. Он же сидел целый день здесь, в укрытии. Я видел наши
сгоревшие танки. Убитых пехотинцев. Люди погибли, да мы сами остались в живых
случайно, а тут такое… Подошел командир, я его знал, он был или заместитель
начальника штаба бригады или заместитель командира бригады. Капитан или майор. Он
тоже был взвинчен, но вел себя иначе. Он сразу пресек особиста. «Прекратите! Отойдите
отсюда!». Затем подробно расспросил меня обо всех событиях дня. Видя, что мы еле
держимся на ногах, предложил «Садитесь». Затем коротко приказал находившемуся
рядом старшине. « В санчасть, накорми, устрой».
Мы пошли куда-то со старшиной. Я спросил его о событиях дня. Он с горечью
махнул рукой « Все пропало. Три танка вернулось. Остальные там». Он ткнул рукой
куда-то в темноту. « А выходил кто-нибудь, вроде нас?» «Танкистов совсем немного,
несколько человек, раненые, обгоревшие есть. Из десанта несколько человек… Комбат,
комиссар погибли». Стало ясно, что боевая составляющая нашей бригады, танковые
батальоны - разбиты…»
Никак не принижая боевых действий в этот день других танковых соединений –
3, 62, 87, 102 танковых бригад – можно, по- видимому, сказать, что и героически
погибшие танкисты и подвиг 12-й танковой бригады был никак не отмечен в 42
году, а в наше время, например, в книге А. Исаева про них просто «забыли»! Хотя в
этой же книге в конце главы о сентябрьских боях 1942 года в степях под
Сталинградом написано: «Контрудары — это такая же неотъемлемая часть
Сталинградской битвы, как бои в городе. Их забвение, по меньшей мере,
несправедливость по отношению к тем, кто в этих контрнаступлениях участвовал. По сути
своей контрнаступления Сталинградского фронта не отличались от боев в самом
Сталинграде».
В дальнейшем, при возможном использовании этой главы книги другими
авторами, эта «забывчивость» о 12-й танковой бригаде может, к сожалению,
тиражироваться и в иных исторических исследованиях о войне…
В заключении, что же мы получили в результате этого контрнаступления?
По воспоминаниям командующего 1-й армией Москаленко К.С. «… В результате
этого контрнаступления с большими потерями ликвидировать прорыв немцев к Волге не
удалось».
В воспоминаниях начальника штаба 62-й армии Крылова Н.И. отмечено:
«…Предположение, что действия советских войск севернее города вынудят противника
оттягивать какие-то силы из-под Сталинграда, в тот раз, к сожалению, не оправдалось...
Наша армия получила лишь небольшую передышку на несколько часов от бомбежек с
воздуха, да и то не полную: фашистские самолеты не исчезали совсем, их только
поубавилось. А натиск наземных сил противника не ослабевал. Скоро стало ясно, что он
никуда не переносил ни одной действовавшей перед фронтом 62-й армии пехотной или
танковой части… ».
В итоге приведу фрагмент из военно-исторического труда Игоря Немова,
много лет исследующего историю танковых частей и в том числе боевой путь 12-й
отдельной танковой бригады:
«…Наступление, начавшееся утром 18 сентября, не имело успеха в смысле
достижения войсками поставленной цели - соединиться со Сталинградским гарнизоном.
Но в смысле влияния на ход и исход сражения под Сталинградом - оно имело полный
успех. Наступление это, начавшееся 18 сентября, продолжалось беспрерывно десять
дней. В бой посылалось все. От 12 танковой бригады в боях после 18 сентября
участвовало 2-4 танка. Это все, что было боеспособного, да и то не каждый день.
Наступательные бои продолжались и в октябре месяце. Паулюс буквально воевал
на два фронта: левой рукой держал фронт на север, а ослабленной правой штурмовал
Сталинград. Возвращаясь же к мемуарам начальника штаба 62 армии Крылова, который
пишет о том, что натиск противника в эти дни не ослабел, то вопрос следует поставить
иначе. Натиск не ослабел, но и не возрос многократно. Как это могло быть, в случае
бездействия наших войск севернее Сталинграда. В конечном итоге натиск был таков, что
Сталинград не был сдан, и войска 62 армии удержались в городе, приковывая к себе 6-ю
армию. А это, в свою очередь, позволило в ноябре провести успешную операцию по
окружению немецкой группировки под Сталинградом.
Отсюда следует ответ на вопрос оправданности или неоправданности наших потерь
в сентябрьских боях к северо-западу от Сталинграда. Для немцев все усилия по взятию
города после 15 сентября, а может быть и несколько раньше-бессмысленны. К этому
времени город полностью разрушен, военные заводы либо вывезены, либо уничтожены.
Выход к Волге с целью пресечения судоходства совершенно не нужен именно в черте
города, для этого можно выйти в любой точке, севернее или южнее Сталинграда, где
оборона была не столь сильной, и где, в отличие от городских кварталов, возможен
маневр. Тем не менее, немцы штурмуют Сталинград вплоть до ноября месяца. Здесь мы
видим огромный стратегический просчет Гитлера. А ведь отражение советского удара с
северо-запада могло только стимулировать усилия по захвату города.
Возвращаясь к 18 сентября, и к потерям в наступательных боях, можно сделать
только один вывод. Потери на войне неизбежны. Советское Верховное командование,
организовывая наступательную операцию, действовало совершенно правильно. Войска,
главным образом танковые части, действовали решительно и мужественно. Внешний
неуспех обернулся огромным выигрышем позднее. «Отразили в сентябре - отразим и в
ноябре, и когда угодно». Не отсюда ли берет свое начало невосприимчивость к
тревожной информации об обстановке на флангах в первой половине ноября? Со
стороны самого Гитлера, в первую очередь.
Сентябрьские удары, особенно 18 сентября, были оправданы абсолютно, так как они были
предисловием, из которого родилось 19 ноября».
Жаркой М.Ф.
С.Петербург, 20 сентября 2011 года