Б. Серов «Русский язык без ятей

Русский язык без ятей
10.10.2013
Ровно 95 лет назад, 10 октября 1918 года, в России произошла последняя крупная реформа
орфографии. Согласно декрету Совета народных комиссаров и постановлению президиума Высшего
совета народного хозяйства, из русского языка исчезли буквы i десятеричное, фита и ять. Вместо них
следовало писать Е, Ф, И; на конце слов исключался твёрдый знак (Ъ).
Были также и менее известные теперь изменения: менялись правила написания приставок на з- (с-), а также
некоторых окончаний. Примечательно, что о букве ижице (Ѵ), формально остававшейся в алфавите, но не
употреблявшейся, авторы реформы предпочли вообще не упоминать. После реформы она также
окончательно исчезла из алфавита.
На самом деле реформа началась несколько раньше. В октябре новые правила стали обязательными для
прессы и делопроизводства, а в школе они были введены ещё в конце декабря 1917-го. Официально же
реформа была объявлена ещё Временным правительством полутора годами ранее — в мае 1917 года.
Министерство народного просвещения, возглавлявшееся профессором А. А. Мануйловым, даже успело
разослать в учебные округа циркуляр об упрощении русского правописания. Но времена были смутные,
поэтому фактически осуществили реформу уже большевики.
Парадоксально, но именно на них и обрушился весь гнев противников новшеств в русской орфографии, почти
не менявшейся со времён Петра I. Со временем к ним прибавились голоса русских эмигрантов, чья
привязанность к старому алфавиту тесно переплелась с ностальгией по утраченной Родине.
Оно и понятно, ведь совсем без потерь не может обойтись ни одна реформа. При новой орфографии не
только теряли силу более сложные, зато привычные нормы написания слов. Появлялись настоящие
филологические ребусы, наподобие знаменитого цветаевского посвящения А. Блоку:
Имя твоё — птица в руке,
Имя твоё — льдинка на языке,
Одно единственное движенье губ,
Имя твоё — пять букв.
(Стихотворение написано в 1916 году — тогда фамилия поэта писалась как Блокъ).
Между тем об изменениях в языке русские филологи задумывалась задолго до того, как реформа была
воплощена в жизнь. В отличие от многих современных нововведений, план реформы вызревал на
протяжении тринадцати лет. Притом в лучших головах академической России. В орфографическую
подкомиссию Императорской Академии наук, помимо её председателя академика Алексея Шахматова,
входили не менее знаменитые лингвисты Филипп Фортунатов, Иван Бодуэн де Куртенэ и др.
«Предварительное сообщение» Орфографической подкомиссии вышло ещё в 1904 году, а в 1911-м в
Академии наук началась детальная разработка реформы.
Необходимость упрощения правил письма и уменьшения их количества объяснялась сторонниками реформы
прежде всего желанием приблизить письменный язык к устной речи и, как следствие, способствовать
распространению грамотности среди широких слоёв населения всё ещё неграмотной в массе своей России.
Процесс приближения письменной речи к устной, вообще говоря, вполне нормален и происходит постоянно в
разных странах (достаточно сослаться, к примеру, на недавнюю, 90-х годов XX века, реформу в Германии).
Тем не менее у российской интеллигенции того времени было слишком много причин, чтобы не принять
реформу, и едва ли не главной из них, очевидно, было неприятие большевизма и всего, с ним связанного.
Действительно, любые изменения в языке — дело крайне деликатное. Вспомнить хотя бы недавние жаркие
споры по поводу новых словарных правил о роде слова «кофе», ударении в слове «йогурт» и т. д. («Русский
мир» писал об этом неоднократно; смотрите, например, заметку Е. Левина «Какой кофе мы будем пить?
Размышление об изменении норм русского языка». — Прим ред.).
В своё время Александр Блок, для которого реформа 1917-1918 годов стала в прямом смысле слово делом
личным, писал, что большевистское государство вторгается в интимную сферу техники творчества: «Старых
писателей, которые пользовались ятями как одним из средств для выражения своего творчества, надо
издавать со старой орфографией». А пожалуй, самый яростный критик реформы философ Иван Ильин даже
составил подборку выражений, в том числе из речей советских вождей, смысл которых с введением новой
орфографии становился неясным.
Тем не менее в истории России орфографическая реформа 1918 года была далеко не самым
революционным изменением в нашей кириллице — достаточно вспомнить о введении гражданского шрифта
Петром I. Опыт нашей культуры показывает, что даже самую радикальную реформу можно перенести, однако
он же свидетельствует о том, насколько болезненной она может стать для общества, насколько это большой
культурный и социальный раздражитель.
Готовых ответов на вопрос, нужна ли реформа языка, равно как и готовых рецептов её проведения, полагаем,
быть не может никогда. Здесь всегда важно учитывать не только насущность самих изменений, но и
готовность к ним общества.
Борис Серов
www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/publications/articles/article1097.html