Интеллектуальная одиссея «одессита» Роберта Фогеля
реклама
Ю.В. Латов ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ОДИССЕЯ «ОДЕССИТА» РОБЕРТА ФОГЕЛЯ (вместо предисловия) Роберт Фогель – наш несостоявшийся соотечественник. Публикуемая ниже статья Р. Фогеля и С. Энгермана была впервые издана крохотным тиражом для участников проходившего 10-14 августа 1970 г. в Ленинграде V международного конгресса экономической истории. Это издание является библиографическим раритетом, его можно найти далеко не во всех даже крупных библиотеках России. Данная статья остается единственным русским переводом работ Роберта Фогеля1. Ее публикация в нашем журнале призвана напомнить о выдающихся научных заслугах этого американского историкаэкономиста и приурочена к 30-летию публикации в США его книги «Время на кресте», в которой получили развернутое изложение идеи этой статьи. Лауреат Нобелевской премии по экономике 1993 г. Роберт Уильям Фогель мог бы стать нашим соотечественником. Однако в 1922 г., за четыре года до рождения будущего великого экономиста-историка, его родители эмигрировали из Одессы в США. И, пожалуй, так было лучше и лично для Фогеля, и для историко-экономической науки. Стань Фогель гражданином СССР, он вряд ли пережил бы Отечественную – и возраст призывной, и внешность «не арийская». В Америке же Фогелю удалось сделать спокойную академическую карьеру: бакалаврская степень в Корнельском университете (1948), магистерская степень в Колумбийском университете (1960), докторская степень в Университете Джона Гопкинса (1963). Кстати, докторскую диссертацию он писал под руководством Саймона Кузнеца, тоже будущего нобелевского лауреата и тоже выходца из России. Затем пошли годы работы в престижных университетах Америки – в Рочестерском, в Чикагском и в Гарвардском. Но за спокойной жизнью университетского профессора скрывалась бьющая фонтаном творческая активность, открытие новых методов и новых тем научных исследований2. Хотя русская тема в трудах Фогеля никак не отразилась, однако в его интеллектуальной карьере явственно видно влияние «широкой русской души» – научные интересы несбывшегося одессита оказались необычайно широкими. Современный ученый обычно «сидит» на какой-то одной теме, становясь глубоким специалистом в узкой проблеме. Роберт Фогель, напротив, сумел дважды поменять сферу своих научных исследований и сделать важный вклад в трех разных, почти ничем друг с другом не связанных, областях экономической истории. Работы Фогеля объединены не их объектами, а используемыми методами. Роберта Фогеля заслуженно считают одним из лидеров клиометрики – того направления исторической науки, которое, по образному выражению Фогеля, родилось «от брака исторической проблематики с передовым статистическим анализом, причем подружкой невесты была экономическая история, а дружкой жениха был компьютер»3. Поскольку в России идеи Фогеля пока знакомы не очень широко, есть смысл напомнить «три составные части» интеллектуальной одиссеи Р. Фогеля – анализ транспортной революции с использованием контрфактического моделирования, изучение экономической эффективности американского рабства и исследование изменений биологических характеристик человека под влиянием экономического развития. Как Р. Фогель создал научную альтернативную историю. Практически все любители фантастики знают альтернативную историю как литературный жанр. Некоторым могли встречаться научно-популярные книги по истории, авторы которых предлагают читателям всерьез задуматься над тем, каким мог бы стать наш мир, «если бы…» (если бы Александр Македонский прожил еще несколько лет, если бы Колумб не доплыл до Америки, если бы восстание декабристов увенчалось победой…). И лишь немногим известно, что «история в сослагательном наклонении» может быть не только литературным приемом, но и методом вполне серьезных научных исследований. Став благодаря Арнольду Тойнби своеобразной разновидностью научного досуга4, рассуждения на тему «что было бы, если…» долгое время оставались на обочине «большой» науки. Новый прорыв произошел благодаря Р. Фогелю, когда в 1964 г. он опубликовал ставшую скандально знаменитой книгу с неприметным названием «Железные дороги и экономический рост Америки»5. Традиционно считалось, что именно железнодорожное строительство являлось одним из «локомотивов» быстрого экономического роста Америки XIX в. Фогель попытался проверить на языке цифр привычные оценки транспортной революции. Он построил контрфактическую модель – как бы развивались Соединенные Штаты 1830-1890-х гг., если вместо «железных коней» ее просторы продолжали бороздить, как до транспортной революции, только дилижансы и пароходы. В этой модели он рассмотрел, прежде всего, влияние железнодорожного строительства на транспортные издержки, а также смоделировал его воздействие на развитие сопряженных отраслей (производство рельсов и шпал, добыча угля и т.д.). Результаты математических расчетов получились парадоксальными: вклад железнодорожного строительства оказался весьма малым – в 1890 г. ВНП США был бы ниже примерно на 2-5%. Это значит, что без строительства железных дорог экономическое развитие Америки затормозилось бы не более чем на пару лет. Выбранная американцами технологическая стратегия – железные дороги вместо дилижансов и пароходов – оказалась в сравнении с альтернативной более эффективной, но в гораздо меньшей степени, чем это казалось ранее. Вокруг книги Р. Фогеля немедленно разгорелась шумная дискуссия6. Одни критики вообще отвергали методику контрфактического моделирования, указывая, что в принципе невозможно достоверно измерить то, чего не было. Другие, не отвергая саму оригинальную идею, считали нужным подчеркнуть важность качественных изменений, от которых модель Р. Фогеля сознательно абстрагировалась. Так, высказывалось мнение, что главный эффект строительства железных дорог заключался в том, что они не только удешевили перевозки, но и резко их ускорили, сделав возможным производство новых товаров, которых иначе бы производить вообще не стали. После дискуссии о «Железных дорогах» Р. Фогель резко сменил направление своих исследований, переключившись с проблем транспортной революции на вопросы экономики рабства и перестав делать акцент на «альтернативной истории»7. Но и в новой сфере своих историко-экономических исследований он снова совершил небольшую научную революцию. Как Р. Фогель доказал экономическую эффективность реакционного рабства. Мы уже писали, что экономика американского рабства традиционно является одной из важнейших тем американской исторической науки8. Долгое время само собой разумеющимся среди историков-экономистов (как американских, так и советских) было мнение, что рабство американского Юга тормозило экономическое развитие Соединенных Штатов, являясь неэффективной экономической системой. ичард Фогель полностью разрушил устоявшийся стереотип. Изданную в 1974 г. книгу Р. Фогеля и С. Энгермана «Время на кресте»9 называют наиболее спорной книгой, когда-либо написанной об американском рабстве. Одно из главных сделанных ими открытий – доказательство высокой сравнительной эффективности рабовладельческих хозяйств Юга, превосходящей эффективность свободных от рабского труда форм хозяйствования. Главная методологическая трудность, которая препятствует корректному сравнению рабовладельческих и не-рабовладельческих хозяйств, – это различия в их ресурсном обеспечении. Типичная рабовладельческая плантация имела гораздо больше земли, физического капитала и работников, чем средняя нерабовладельческая ферма, а потому непосредственно сравнивать их эффективность нельзя. Чтобы оценить относительную эффективность хозяйств, Фогель и Энгерман использовали индекс «полной производительности фактора» («total factor productivity»), который измерял выпуск (output) на среднюю единицу ресурса (input) для каждого типа сельскохозяйственных предприятий. Чтобы проанализировать производительность факторов производства, они воспользовались функцией Кобба-Дугласа Q = ALαLKαKTαT, где Q – производство, L – затраты труда, K – физического капитала (машин и др.), T – земли, а показатели αL, αK и αT отражают пропорцию влияния на выпуск каждого из факторов. Результаты обработки баз данных по этой методике привели авторов «Времени на кресте» к довольно неожиданному выводу: в 1860 г. рабовладельческое сельское хозяйство Юга в целом было на 35% эффективнее (если рассматривать выпуск при одинаковом количестве ресурсов), чем основанное на свободном труде сельское хозяйство Севера, при этом сельское хозяйство с использованием рабов на Старом Юге было на 19% более производительно, чем свободно-трудовые фермы Севера, а сельское хозяйство с использованием рабов на Новом Юге – даже на 53%. Публикуемая ниже статья Р. Фогеля и С. Энгермана была первым наброском их будущей концепции – здесь у них превышение эффективности сельского хозяйства Юга над сельским хозяйством Севера оценивается в 38,9%. Предложенное Р. Фогелем доказательство экономической эффективности плантационного рабства вызвало в Америке еще более широкий резонанс, чем его модель «Америки без железных дорог». Ведь в современных Соединенных Штатах сохраняются тяжелые последствия социально-расового антагонизма эпохи рабства: некоторые афро-американцы требуют репараций за эксплуатацию их предков, белые расисты продолжают считать «черномазых» неполноценными людьми, а межрасовые семьи (как, кстати говоря, семья самого Р. Фогеля) остаются весьма редкими. Доказательства того, что плантационное рабство являлось экономически очень эффективным, а негрырабы при этом содержались в весьма приличных условиях (в частности, их питание было заметно лучше, чем у белых бедняков), многим казались «политически некорректными», поскольку объективно принижали «страдания» рабов и оправдывали белых плантаторов (если их хозяйство было эффективно, то их ликвидация, выходит, была ошибкой?). Не менее критически оценивали фогелевские «игры с цифрами» в советской историографии10 – объективный взгляд на экономику рабовладельческого Юга во многом противоречил теории классовых конфликтов. Книга «Время на кресте» послужила катализатором для большого количества последующих клиометрических исследований по экономике рабства. В конце концов большинство выводов Р. Фогеля и С. Энгермана оказались принятыми. Сам Р. Фогель подвел итоги этого направления своих исследований в книге «Без согласия и контракта»11, где сформулировал вывод, что причиной Гражданской войны была вовсе не экономическая неэффективность рабства, а моральное неприятие свободолюбивыми американцами института рабства как системы угнетения. Вывод не бесспорный12, но лестный для американского самосознания – оказывается, их предки, уничтожая рабство, не совершали ошибки, а сознательно сумели подняться над чисто материальными интересами. Как Р. Фогель открыл «экономико-физиологическую историю». После жаркой дискуссии о проблемах американского рабства Р. Фогель, видимо, устал от полемики со своими коллегами и попытался найти такую область исследований, которая раньше вообще не разрабатывалась и где, следовательно, можно совершать открытия, не конфликтуя с предшественниками. Такой областью стала историко-экономическая демография. Экономическая наука начиналась с представлений о том, что хозяйственная жизнь во всех странах и в любых эпохах развивается, в сущности, по одинаковым правилам. Не случайно на Западе и в наши дни под экономической историей понимают изучение хозяйственной жизни, главным образом, стран западноевропейской цивилизации за последние два-три столетия. При этом предполагается принципиальная тождественность, скажем, современного англичанина и англичанина XVIII в. Марксисты и некоторые институционалисты (например, последователи Карла Поланьи) доказывают, что мотивы хозяйственной деятельности людей, не переживших Великую трансформацию, могли резко отличаться от мотивов современных людей. Р. Фогель выдвинул неожиданный тезис – оказывается, и сами европейцы даже чисто физиологически успели за последние столетия очень основательно измениться. В принципе, историки давно знали об исторической акселерации: если примерить музейные рыцарские доспехи современному человеку, то они придутся впору разве подростку. Однако только Р. Фогель задался целью выяснить, как же конкретно менялись физиологические параметры (например, средний рост и вес) за последние столетия. Став в 1981 г. руководителем Центра экономики народонаселения при Гарвардском университете, он создавал и обрабатывал базы данных о сотнях тысяч людей, живших с XVIII в. до наших дней. Теоретической основой изучения долговременных трендов стал тезис, что данные об изменении роста являются наиболее достоверным индикатором изменения жизненного уровня (более достоверным, чем, скажем, индексы заработной платы). Исследования Р. Фогеля и его коллег (в их числе – и давнего соавтора Стенли Энгермана) показали, например, что за столетие с конца XVIII в. до конца XIX в. средний рост 14-16-летних мальчиков в Великобритании вырос с 55 до 58 дюймов (т.е. примерно с 1,4 до 1,5 м), и существует прямая зависимость между увеличением среднего роста и удлинением продолжительности жизни. Р. Фогель даже предложил обозначить биологический потенциал человека как работника понятием «физиологический капитал» (по аналогии с «человеческим капиталом» Г. Беккера), рост которого есть не менее яркое выражение прогресса, чем увеличение материального богатства13. Именно этой теме была посвящена и его нобелевская лекция «Экономический рост, теория народонаселения и физиология»14, прочитанная им в декабре 1993 г. У нас в России это новое направление «фогелевской» клиометрики уже привлекло внимание историков. По публикациям в ежегоднике «Экономическая история» можно проследить, как непросто дается отечественным историкам-экономистам освоение предложенного Р. Фогелем подхода. Стоило известному историку Б.Н. Миронову опубликовать статью о том, что у крестьян, родившихся в годы столыпинской реформы, отмечается увеличение среднего роста, и это свидетельствует об улучшении уровня жизни россиян, как в ответ он получил гневную реплику – какое, дескать, значение имеют эти дополнительные сантиметры, если и так всем известно, как жестоко угнетали при царизме трудовое крестьянство15. Видимо, и восприятие «экономико-физиологической истории» тоже наталкивается на многие стереотипы научного мышления. Хотя возраст Роберта Фогеля уже близок к 80-ти годам, его научной продуктивности можно только позавидовать. Быть может, вслед за тремя произведенными им научными мини-революциями он успеет произвести и четвертую? Примечания Можно еще назвать изданный в ИНИОНе реферат нобелевской лекции Р. Фогеля (Американские экономисты – лауреаты Нобелевской премии за 1993 г. М.: ИНИОН, 1994) и несколько «корявую» сетевую публикацию его статьи «Новая экономическая история: ее данные и методы» (Economic history review. 1966. Vol. 19. № 3. Р. 642 – 656) (http://ie.boom.ru/Referat/Fogel.htm). 1 Подробно ознакомиться с жизнью и творчеством Р. Фогеля можно по публикациям: Левчик Д.А. Роберт Уильям Фогел и «новая экономическая история» // Новая и новейшая история. 1989. № 6. С. 181-192; Нобелевские лауреаты ХХ века. Экономика. Энциклопедический словарь. М.: РОССПЭН, 2001. С. 255-260. 2 Цит. по: Кахк Ю.Ю. Математические методы в исторических исследованиях (опыт советских и американских ученых) // Вопросы истории. 1989. № 2. С. 33-34. 3 Именно Арнольд Тойнби в 1930-е гг. одним из первых осмелился вынести на суд научной общественности рассуждения на тему «что было бы, если…» Отечественным историкам хорошо известны его сценарии альтернативной истории Александра Македонского: для уточнения той роли, которую сыграл в истории этот великий завоеватель, Тойнби в одном сценарии («Если бы Александр не умер тогда…») рассматривает гипотетические последствия его более долгой жизни, а в другом («Если бы Филипп и Артаксеркс уцелели…»), наоборот, — более ранней гибели (см., например, в книге: Смирнов С.Г. Годовые кольца истории. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 265-287). Впрочем, опыты А. Тойнби строились, в основном, на использовании воображения и потому находились все же ближе к научной фантастике (как в классическом в жанре альтернативной истории романе Л. Спрэга де Кампа «Да не опустится тьма»), чем к подлинной науке. К тому же в альтернативных историях Тойнби роль фактора-демиурга играла политика, а экономический фундамент общественного развития остался «за кадром». 4 5 Fogel R. Railroads and American Economic Growth: Essays in Econometric History. John Hopkins University Press, 1964. См.: Промахина И.М., 1975. Количественные методы исследования в работах представителей «новой экономической истории» (США) // Математические методы в исследованиях по социально-экономической истории. М., 1975. С. 283-319. 6 Хотя сам певооткрыватель подлинно научной альтернативной истории не стал развивать свою новаторскую методологию, его опыт оказался воспринятым. Пол Дэвид и другие «QWERTY-экономисты» широко используют именно метод сравнения реального с потенциально возможным, хотя и не пытаются количественно оценить альтернативные издержки разных технологических стратегий. Более того, если Р. Фогель признавал, что в реальной истории победил все же наиболее эффективный вариант, то последователи П. Дэвида доказывают возможность победы как раз неэффективных вариантов. 7 Латов Ю.В. Американское рабство как неотрадиционная экономическая система // Историко-экономические исследования. 2003. № 2-3. С. 89-117. 8 9 Fogel R.W., Engerman S.L. Time on the Cross: The Economics of American Negro Slavery. New York: Little, Brown, 1974. Vol. 1-2. См., например: Болховитинов Н.Н. Клиометристы и рабство // Новая и новейшая история. 1976. № 3. 10 11 Fogel R.W. Without Consent or Contract: The Rise and Fall of American Slavery. New York: Norton, 1989. С обоснованием того, что причинами Гражданской войны были все же социальноэкономические конфликты, порожденные экономикой рабства, а не высокие моральные качества американцев, можно ознакомиться по: Рэнсом Р., Сатч Р. Столкновение воззрений: 12 экономические причины регионального конфликта в Соединенных Штатах // Экономическая история. Ежегодник. 2000. М.: РОССПЭН, 2001. С. 656-702; Латов Ю.В. Новая экономическая история Гражданской войны в Америке и ликвидации плантационного рабства // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2004. Т. 2. № 1. См., например: Fogel Robert W. Secular Trends in Physiological Capital: Implications for Equity in Health Care // NBER Working Papers 9771. 2003 (http://netec.wustl.edu/WoPEc/data/Papers/nbrnberwo9771.html) 13 14 Fogel R. Economic Growth, Population Theory, and Physiology: The Bearing of LongTerm Processes on the Making of Economic Policy (http://www.nobel.se/economics/laureates/1993/fogel-lecture.pdf). Миронов Б.Н. Кто платил за индустриализацию: экономическая политика С. Ю. Витте и благосостояние населения в 1890-1905 гг. по антропометрическим данным // Экономическая история. Ежегодник. 2001. М., 2002. C. 418-427; Ананьич Б.В. Заметки по поводу статьи Б.Н. Миронова «Кто платил за индустриализацию: экономическая политика С.Ю.Витте и благосостояние населения в 1890-1905 гг. по антропометрическим данным» // Экономическая история. Ежегодник. 2002. М., 2003. С. 611-613. 15 Роберт У. Фогель Чикагский и Рочестерский университеты, США Стэнли Л. Энгерман Рочестерский университет и Наффилдский колледж Оксфордского университета, США ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ЭФФЕКТИВНОСТЬ РАБСТВА: СРАВНЕНИЕ СЕВЕРНОГО И ЮЖНОГО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА В США В I860 г.* Воздействие рабства на характер экономического развития предвоенного Юга Соединенных Штатов уже неоднократно подвергалось широкому обсуждению. В соответствии с традиционным толкованием, хозяйство предвоенного Юга было убыточным, застойным, велось малоэффективными методами и постепенно приходило в упадок, и виной всему была рабская система организации труда. При этом утверждают, что низкая производительность, органически присущая принудительному труду, делала использование рабского труда убыточным даже для большинства плантаторов. Кроме того, согласно этой теории психологические и материальные последствия использования принудительного труда отрицательно сказывались и на эффективности свободного труда, порождая многочисленную группу белых бедняков, которые были малограмотны, оторваны от рыночного сектора экономики и отличались низкой производительностью труда в сравнении со свободными работниками в районах, где не применялся рабский труд. При этом считают, что отношение, порожденное сохранением рабовладения, вело к снижению качества предпринимательской деятельности, к уменьшению Фогель Р., Энгерман С. Хозяйственная эффективность рабства: сравнение Северного и Южного сельского хозяйства в США в 1860 г. // 5-й международный конгресс по экономической истории. Ленинград, 10-14 августа 1970. Резюме докладов. Вып. 77. Полный вариант этого текста был опубликован на английском: Fogel Robert W., Engerman Stanley L. The Relative Efficiency of Slavery: A Comparison of Northern and Southern Agriculture in 1860 // Explorations in Economic History. Spring 1971. Р.353-67. * объема капиталовложений, а также к неправильному распределению капитала между сельским хозяйством и промышленным производством. В результате сопоставление данных по различным районам, будь то по всем видам хозяйственной деятельности или только в пределах сельскохозяйственного сектора, приходим к выводу, что Юг менее эффективно использовал свои ресурсы, чем Север. Исследования, проведенные за последние пятнадцать лет на основе уточненных данных и с использованием усовершенствованных методов анализа, привели к решительному пересмотру некоторых аспектов подобного толкования. Было, в частности, показано, что использование рабского труда было прибыльным для южных плантаторов, что цена на раба была выше затрат на его воспитание, так что с экономической точки зрения рабство было вполне выгодным делом, и что доход на душу населения на Юге по нормам середины девятнадцатого столетия был не только высок, но и быстро увеличивался на протяжении двух десятилетий, предшествовавших гражданской войне. Но как бы ни были важны эти открытия, они не проливает света на проблему сравнительной хозяйственной эффективности систем рабского и свободного труда. Ни вывод о прибыльности и жизнеспособности системы рабовладения, ни выявление высокого дохода на душу населения на Юге не исключают заключения о том, что выход продукции при условии эквивалентных вложений был на Юге меньше, чем на Севере. Правомочность подобного вывода может быть подтверждена только путем сравнения сопоставимых индексов эффективности производства в обоих районах, чего до сих пор еще не было сделано для всех сфер хозяйственной деятельности в каждом из районов, ни для любого из основных секторов их экономики. В этой связи важно подчеркнуть, что хотя в исторической литературе презумпция низкого уровня экономической эффективности сельского хозяйства Юга получила широкое хождение, для подтверждения этой презумпции результатами тщательного анализа имеющихся количественных данных было сделано очень немного. Приятие этого утверждения покоится главным образом на негативных оценках положения дел в сельском хозяйстве Юга, оделенных на основе поверхностных впечатлений людьми, путешествовавшими по Югу в предвоенный период. Наиболее авторитетен из них отчет о подобной поездке Фредерика Лоу Олмстеда. С его выводами согласился Дж.Э. Кэрнс (Cairnes), который включил их в свою знаменитую книгу «Рабовладельческая держава». Как утверждал Кэрнс, рабский труд был малопроизводительным, поскольку рабы работали под принуждением, были неквалифицированны и, если и умели что-нибудь делать, то что-то одно. Кэрнс также утверждал, что рабовладельческая система накладывала на труд позорное клеймо, что не только вело к снижению производительности труда белых бедняков и делало их совершенно беспомощными, но и лишало южан стимула к развитию их предпринимательских способностей. В некоторых из наиболее важных работ при обсуждении проблемы хозяйственной эффективности ведения сельскохозяйственных работ на предвоенном Юге историки и экономисты широко использовали аргументы Кэрнса. Так, например, Юджин Дженовезе (Genovese) полностью разделяет воззрения Кэрнса в отношении производительности рабского и свободного труда, количества и качества нетрудовых вложений и экономического предпринимательства южан. Мы намерены измерить и объяснить относительную, эффективность использования вложений в сельскохозяйственных секторах Севера и Юга в 1860 году. Основным критерием измерения уровня эффективности будет геометрический индекс общего коэффициента продуктивности, выражаемого следующим уравнением: As An = (Qs / Qn) (Ls/Ln)a1 (Ts/Tn)a2 (Ks/Kn)a3 где: s, n – соответствующие подстрочные индексы для Юга и Севера; А – индекс общего коэффициента продуктивности; Q – общий объем сельскохозяйственного производства; L – вложения труда; T – земельные вложения; К – вложения неземельного капитала; а1, а2, а3 – соответствующая доля труда, земли и капитала в сельскохозяйственном доходе. За доход рабов принималась стоимость маргинальной продукции рабов, а не стоимость их содержания, помноженная на их число. Этот индекс был рассчитан и с поправками и без поправок на различия в качестве продукте и вложений. Расчет без поправок (см. первую колонку таблицы) показал, что на Юге общий коэффициент продуктивности был на 9,2% выше, чем на Севере. Отсутствие поправок на качественную сторону в нескольких аспектах исказило измерение эффективности. Главной причиной искажения окончательных данных в индексе выхода продукции был тот факт, что на Юге животноводство было paзвито меньше, чем на Севере. Что касается вложений, необходимо учитывать, что соответствующая доля женщин и детей в количестве рабочих на Юге была больше, чем на Севере. Необходимо учитывать и различия в качестве земель. Расчет общего коэффициента продуктивности с учетом этих поправок представлен во второй колонке таблицы. Чистый результат внесения поправок повышает меру сравнительной эффективности южного сельского хозяйства. Во второй колонке стоимость As/An составляет 188,9 или на 27% выше стоимости этого показателя в первой колонке. Таблица Два индекса сравнительной эффективности сельского хозяйства на Юге в 1860 г. (Юг в процентах к Северу) ПОКАЗАТЕЛИ 1. Выход продукии 2. Труд 3. Земля 4. Капитал Условные обозначения в формуле (Qs / Qn) (Ls / Ln) (Ts / Tn) (Ks / Kn) Количественное значение показателей Без С частичным поправок учетом поправок 112,9 102,5 120,7 93,3 125,7 50,5 53,4 53,4 5. Индекс вложеий* (Ls/Ln)a1 (Ts/Tn)a2 (Ks/Kn)a3 6. Индекс общего коэффициента продуктивности 103,4 109,2 As An * При расчете принимается а1 = 0,6, а2 = 0,2, а3 = 0,2. 73,8 138,9 Тот факт, что индекс хозяйственной эффективности на Юге превышает показатели по Северу, не обязательно означает, что Юг добился этого успеха в силу особенностей системы использования рабского труда. Вполне, например, возможно, что на плантациях, использовавших рабский труд, хозяйство велось менее эффективно, чем на тех, где применялся свободный труд, и что по какойто все еще неизвестной причине продуктивность свободных южных ферм была необычайно высока. В таком случае высокий индекс эффективности на Юге должен вытекать из достаточно высокого среднего показателя, складывающегося из высокого индексе для свободных ферм и низкого для плантаций, использовавших труд рабов. Есть и еще одна возможность: и рабовладельческие и свободные фермы с многоотраслевым хозяйством, добивались примерно таких же показателей эффективности, как и «свободные» фермы не Севере, а плантации, специализировавшиеся на выращивании основных экспортных культур, вели свое хозяйство очень эффективно. В этом случае сравнительная эффективность Юга могла быть не следствием использования рабского труда, а результатом благоприятной ситуации на рынках его экспортных культур. Хотя без дальнейшего изучения мы не можем абстрагироваться от этих альтернатив, имеющиеся данные говорят против них. Изучение описных листов всеобщей переписи 1860 г. показывает, что (во всяком случае, в отношении хлопка) крупные плантации, занимавшиеся его выращиванием, одновременно производили фуражное и продовольственное зерно, а также продукты животноводства. Более того, крупные плантации не только выращивали больше хлопка на каждого работающего, но и производили больше продовольствия на единицу вложенного капитала, чем мелкие. Кроне того, примерные индексы совокупного производства хлопка и зерновых (на основе цен) на каждого работника и акр посевных площадей на крупных фермах выше, чей на мелких. Поэтому нам представляется, что крупные фермы, широко использовавшие рабский труд, были более рентабельны, чем мелкие. Иными словами, мы высказываем предположение, что сравнительная эффективность сельского хозяйства на Юге, вероятно, связана с определенными специфическими чертами рабовладельческой системы. Мы считаем, что две особенности рабовладельческой системы имеют особенно большое значение в том смысле, что могут в значительной степени объяснить наш индекс сравнительной эффективности ведения хозяйства на Юге, то есть наше соотношение ( As ) – 1 = (As – An) / An. Первая особенность An состоит в том, что труд и, возможно, другие вложения при рабовладельческой системе использовались интенсивнее, чем при использовании в сельском хозяйстве свободного труда. В этой связи многие данные подтверждают посылку, что рабы работали больше дней в году и, видимо, больше часов в день, чем свободные фермеры. Поскольку в нашем индексе эффективности труд измеряется не в человеко-часах, а в человеко-годах, более интенсивное использование труде проявляется не в увеличении вложений труда, а в повышении уровня эффективности. Кроме того, наряду с более интенсивным использованием труда вполне могло происходить и более интенсивное использование капитала и земли, что не учитывается при измерении вложений. Таким образом, могли существовать и различные степени истощения плодородия земель, возможность, не учитываемая в нашем показателе земельных вложений. Проблема капиталовложений выдвигает еще более трудные проблемы, поскольку степень амортизации может быть независима от интенсивности использования капитала (например, лошадь, которая работает чаще, может протянуть дольше той, которой пользуются время от времени). Мимоходом можно отметить, что далеко не ясно, следует ли рассматривать более интенсивное использование различных вложений как фактор повышения эффективности или просто увеличения вложений как таковых. Отчасти это зависит от того, есть ли в нашем распоряжении критерий измерения интенсивности использования. Это зависит и от того, какую из точек зрения на исторические факторы вы желаете проиллюстрировать. В представлении рабовладельца, не ценившего свободного времени рабов как такового, наиболее производительным работником был человек, дававший наибольший выход продукции в расчете на год, а не на час. Поэтому переход с категории человекочасов на человеко-годы косвенно подразумевает и изменения точки зрения. Вторая важная особенность – возможность того, что рабовладельческий сектор сельского хозяйства давал значительную экономию в связи с крупномасштабностью производства. Эту возможность уже давно признают и широко обсуждают. Важным сдвигом в этом споре следует считать применение Гэвином Райтом (Wrigth) эконометрических методов для обработки данных описанных листов всеобщей переписи в целях расчета «параметра масштабности» (scale parameter). Райт не обнаружил никаких признаков увеличения отдачи в зависимости от масштабов хозяйства. Тем не менее, как указывает сам Райт, результаты его эксперимента далеко не окончательны, поскольку он не смог достаточно точно измерить ни размеров вложений, ни выхода продукции. Разумеется, более высокий уровень эффективности крупных ферм, как это нам представляется, мог объясняться не возрастанием отдачи, а повышением (с размерами фермы), скажем, логлинейной функции производства, эластичность выхода продукции при которой равна единице. Именно так обстояло бы дело, если бы более высокий уровень эффективности крупных ферм объяснялся более высокими предпринимательскими способностями их владельцев, более глубокими знаниями или каким-нибудь другим подобным фактором. Подобные возможности уже обсуждались в литературе. Некоторые специалисты утверждали, что величина ферм находилась в прямой зависимости, прежде всего, от организаторских способностей их управляющих. Есть и третья возможная особенность рабства, способная помочь в объяснении сравнительной эффективности сельского хозяйства на Юге. Если плантаторы имели возможность переложить часть издержек на сохранение рабовладельческой системы с собственных плечей на все местное население, наш индекс вложений на Юге может быть слишком низок. Значение этой проблемы стоит в неразрывной связи с ответом на вопрос, представляли ли труд и капитал, уходившие на предотвращение или подавление сопротивления рабов, плантации (и тем самым эти расходы должны быть включены в наш индекс вложений) или же государство. Одновременно необходимо выяснить, были ли расходы на содержание полиции и т.д. на Юге больше, чем в случае, если бы там не было рабства.
