Sokolov thesisy argumentation

П. В. Соколов (Москва, ИГИТИ НИУ ВШЭ)
Статус исторического аргумента в науке раннего Нового времени
В настоящем исследовании будут представлены промежуточные результаты
исследований, проводимых мной в рамках коллективного исследовательского
проекта, поддержанного Научным фондом НИУ ВШЭ: «Многоликая софистика:
нелегитимная аргументация в интеллектуальной культуре Западной Европы
Позднего средневековья и раннего Нового времени (НФ ГУ-ВШЭ, 2011-2012)».
В докладе предполагается сделать предметом рассмотрения вид аргумента,
эпистемологический статус которого оставался весьма сомнительным по крайней мере с
Аристотеля, а именно argumentum historicum — «исторический аргумент». Интенсивность
присутствия исторического способа обоснования в актуальном политическом дискурсе, в
научном и поведневном языке делает в высшей степени актуальным исследование статуса
исторической аргументации на разных этапах интеллектуальной истории Европы и ее
места в ряду других форм и способов аргументации (философской, математической и т.
п.). В то же время, в исследовательской литературе до сих пор недостаточное внимание
уделялось трансформации представлений об исторической достоверности в переломный
для истории европейской историографии пероид XVI – XVII вв. Цель нашего
исследования — хотя бы отчасти восполнить этот пробел, сделав предметом рассмотрения
рефлексию об историческом методе и статусе исторического объяснения у авторов
Возрождения и раннего Нового времени.
Контингентность и единичность явлений исторического мира в противоположность
универсальности и общезначимости логических принципов и природных закономерностей
позволяли средневековым и ранненововременным теоретикам науки исключать историю
из сферы аподиктического знания: в эти эпохи определение истории как науки (в смысле
ἐπιστήμη) было бы воспринято как оскюморон, т. к. согласно Аристотелю наука может
быть только об общем. Выражая общий взгляд на этот вопрос, Одон Ригальд, автор XII в.,
писал: «даже если сообщениям историков можно верить, предметом познания они быть не
могут» (historialia etsi credantur, non intelliguntur). Историческая истина и, следовательно,
исторический аргумент традиционно рассматривались как обладающие более низким
статусом в сравнении с истиной философской или богословской. Отсюда, в числе прочего,
специфическое отношение к фальсификации в этот период: неаутентичность документа не
считалась достаточным доводом для его дискредитации.
Представители гуманистического движения, отвергавшие саму возможность
метафизического объяснения, отдавали предпочтение исторической конкретности и
аутентичности. Однако, в то же время, Лоренцо Валла в «Рассуждении о подложности
Константинова
дара»
очевидно
считает
позитивные
исторические
аргументы
недостаточными для дискредитации авторитетного текста: именно поэтому он находит
нужным включать в свой текст, по образцу античных авторов, вымышленные речи или
рассуждение о том, что папские территориальные претензии противоречат идеалу
апостольской бедности. Таким образом, историческая контекстуализация явления не
считается достаточной для его объяснения и оценки - для решения задач критики текста
оказывается необходимым задействовать инструментарий этики и риторики.
Валоризация истории не получает, однако, у гуманистов никакого теоретического
обоснования, позволяющего этой дисциплине рассчитывать на эпистемологическую
автономию. Подобное обоснование впервые формулируется в дискуссиях 16 в. о статусе
диалектического аргумента. Ревизия аристотелевской эпистемологии, дискредитация
аристотелевской метафизики и реабилитация диалектического суждения усилиями таких
авторов, как И. Рудольф Агрикола или Петр Рамус, позволили истории укрепить свои
позиции и обрести относительную самостоятельность от метафизики с одной стороны и от
риторики – с другой. В сочинениях барочных теоретиков формируется модель науки как
tabula locorum – свода общих мест или мест аргументов (sedes argumentorum), т. е. схем
рассуждения, которые следует черпать прежде всего из исторического опыта.
Наряду с попытками зарезервировать для истории особый вид высказывания и
таким образом освободить ее от диктата спекулятивных дисциплин, возникают проекты
превращения истории в строгую науку, имеющую дело не с правдоподобным, а с
аподиктически достоверным. Для того, чтобы проследить путь, итогом которого стала
контаминация принципов рациональной достоверности и исторической аутентичности,
мы обратимся к ранней истории библейской критики (Б. Спиноза, Дж. Толанд, Ж.
Леклерк).
Отождествление
исторического
факта
и
герменевтического
смысла
авторитетного текста сделало факт самодостаточным предметом изучения, а любые
аналитические процедуры, кроме верификации факта – избыточными. Неизбежным
следствием этого процесса стало разрушение традиционной иерархии текстов: так, в
трудах библейских критиков уже следующего, XVIII столетия Писание описывается и
анализируется как ординарный исторический источник. Обретя подспорье в новых
концепциях факта и текста, историко-критическая аргументация в полной мере
продемонстрирует свой деструктивный потенциал – свидетельством тому может служить
не только господство документальной гипотезы в библеистике, но и дискуссии унитариев
и аналитиков в литературе об авторстве Гомера.
В качестве кульминационного пункта в процессе эмансипации исторической науки
и признания эпистемологического достоинства исторического аргумента в докладе будет
рассмотрена «Новая наука» Дж. Вико. У Вико историческое исследование предстает как
способ получения достоверности, альтернативный картезианскому методическому
сомнению. Критика редукции в явном или скрытом виде содержится в самых разных
фрагментах его сочинений – наиболее явно в одном параграфе трактата «О
наидревнейшей мудрости италийцев» (De antiquissima italorum sapientia, 1709 г.). В своей
полемике с Декартом Вико задействует аргумент, который он сам характеризует как
«скептический». Так как главным предметом познания во всякой науке, и прежде всего,
как известно еще из Аристотеля, в метафизике, является познание причин, то метафизика
Декарта с предполагаемым ею дуализмом res cogitans и res extensa не может быть
признана удовлетворительной: доказательство существования души, т. е. сознания,
никогда не даст нам доказательство существования тела. Однако не «гадательное», а
достоверное познание «причин» возможно лишь при том условии, что познающий сам
создает для себя предмет своего познания (verum est factum, verum et factum convertuntur).
Это означает, что предметом достоверного познания не может быть ни самым познающий,
ни существование Бога (иначе бы нам пришлось указать его причину), ни природный
универсум, так как его причина – не человек, а Бог. Предметом достоверного познания
могут быть лишь исторические истины, так как история, будучи полем активности
человеческой свободы воли, творится людьми. Таким образом, в «науке» Вико
исторический аргумент обретет наивысший эпистемологический статус.
Предварительные выводы исследования, первые шаги которого получат
освещение в докладе, можно сформулировать следующим образом. В науке раннего
Нового времени мы можем выделить несколько путей реабилитации исторического
аргумента: в рамках аристотевской эпистемологии - попытка Рамуса и подобных ему
авторов восстановить достоинство диалектического аргумента и уравнять его в правах с
аподиктическим; с позиций нововременной концепции науки и научной достоверности —
проект превращения истории в «строгую науку» («математизированная история»,
милленаристская история Ньютона); наконец, в «новой науке» Дж. Вико история сама
превращается в фундамент любого возможного научного знания, philosophia certissima,
пользуясь выражением Бюде.