Дипломатический церемониал.
реклама
Дипломатический церемониал Содержание Оглавление. 1. Введение...2 2. Королевские выезды 1603-1625...23 3. Повседневные публичные церемонии...79 4. Придворные развлечения. Символ и церемония...125 5. Дипломатический церемониал...175 6. Заключение...227 7. Приложения...237 8. Список использованных источников и литературы...247 Введение. Актуальность темы. Королевский двор XVI-XVII века на протяжении последних десятилетий продолжает вызывать неослабевающий интерес в современной исторической науке. Это связано в первую очередь с новыми тенденциями и подходами в изучении отношений между обществом и государством, форм социальности, микроисторического анализа, направленного на изучение личности, характерной для того времени политической культуры. Благодаря усилившемуся в последнее десятилетие интересу к феномену власти, королевский двор раннего Нового времени все чаше интерпретируют как важнейший властный институт (по мнению многих исследователей -единственный). В современной историографии феномену двора отводится универсальная роль в обеспечении нематериальных форм власти - ее выражении через символ, художественный образ, мифологические концепты династии. Восприятие мира через символическое выражение идей становится характерным для придворного сознания, которое все чаще опирается на идеи неоплатонизма - философии, чрезвычайно популярной в XVI-XVII веке. Не только торжественные (коронация, крещение, свадьба, погребение), но и повседневные (рутинные) церемонии (процессии, выезды, посещение церкви, суд, маскарады, прием послов), а также придворный этикет ориентируются на конструирование и закрепление в сознании подданных важных представлений о величии короля. Исследование придворного церемониала сближается с новейшими тенденциями исторической науки, направленными, с одной стороны, на реконструкцию ментального мира человека изучаемой эпохи, феноменов массового сознания, с другой - па изучение обыденности в повседневности в противовес ее парадной составляющей. При всем интересе к универсальным функциям двора, его церемониям и этикету, обеспечивавшим нематериальные формы королевской власти, тема повседневного церемониала разработана в исторической науке недостаточно. Внимание исследователей в основном сосредотачивалось на торжественных манифестациях королевской власти. Это замечание относится в равной степени и к работам последователей Эрнеста Канторовича, посвященным королевскому церемониалу по Франции (Ральф Гизи1, Сара Хенли2), так и ряду исследований, основанным на английском материале. Объектом данного исследования является повседневный (рутинный) церемониал, сложившийся в годы правления Якова I Стюарта. Хронологические рамки исследования ограничены 1603 - 1625 гг. и совпадают со временем его правления в Англии. Долгое время период правления ранних Стюартов воспринимался в качестве промежуточного между двумя знаковыми событиями -Золотым веком Елизаветы и Великим Мятежом середины XVII века. В особенности мало внимания уделялось правлению Якова I. При этом его двору приписывали переходный характер. В культурном аспекте его двор считался намного менее значимым, чем двор его сына Карла I, несмотря на то, что при Якове творили Иииго Джонс, Дэниэл Мэйтенс, Бен Джонсон, Уильям Шекспир, Джон Донн. Тем не менее нам представляется значимым совершенно иной образ -король, пытавшийся реализовать свою главную цель - утверждение новой династии в Англии, обеспечить лояльность как аристократов, так и масс рядовых подданных. Этой цели служили различные средства - от внешней политики, обеспечения мирных отношений с континентом, колонизации Ольстера и Нового Света - до создания специфической придворной культуры, в которой переплетались новинки итальянского неоклассицизма и достижения английской готики, особая поли гика в создании новой аристократии. Пс менее значимой оказывается политика, направленная на реконструкцию центра власти - двора, а также разработка специфических церемониальных средств для общения подданных и властителя. Этот последний аспект, а именно создание мифологии новой династии, воплотившиеся в церемониальном общении с подданными на разных уровнях, роль церемонии в объединении общества и визуализации его иерархии составит предмет нашего исследования. Мы попытаемся проследить, какими церемониальными средствами формировался образ новой династии па двух основных уровнях: макросоцпалмюм и микросоциалыюм. Макросоциалыюму уровню соответствуют церемонии, включавшие в себя демонстрацию королевского величия на публике, прежде всего 1 Giesic R. The Royal Funeral Ceremony in Renaissance France. Geneva, 1960. 2 Henley S. The lit d'justice of Kings of France: constitutional ideolog}1 in legend, ritual and discourse. Princeton, 1983. - публичные процессии. Здесь особо придется остановиться на двух социальных функциях церемонии. Речь идет, с одной стороны о структурной или иерархаизирующей общество функции и о тон, что обеспечивала его единство - с другой. Историография проблемы. Интерес ко двору и его церемониям был характерен уже для современников. Двор как место, где осуществлялись властные функции монарха, как место его жизни, как источник различных благ и удовольствии вызывал не только интерес, но и неоднозначную оценку. Реакция современников усложнялась тогда, когда речь шла о правлении Якова I, насыщенном различными противоречивыми явлениями, во многом - переходном. Авторы мемуаров о придворной жизни не просто излагали свои воспоминания, они определили не только основы двух направлений в последующей историографии, но и существующую и поныне тенденцию разделять историю двора и страны. Лртур Уилсоп в своих мемуарах "История Великой Британии при жизни и в правление Якова I"3 заложил основы для восприятия двора как негативного явления, прибежища коррупционеров, интриганов, развращенных во всех смыслах людей. Еще более яркий пример этой традиции предлагает нам сочинение Энтони Уэлдона "Двор и характер короля Якова".4 Он с резкой иронией, иногда - с сарказмом останавливается на наиболее существе и ных моментах как национальной политики Якова (шотландские фавориты, беспрецедентная раздача титулов, монополии), так и на его личных качествах (склонность к непритязательному юмору, фамильярности, употреблению вина). Во многих местах его работа читается как памфлет, насыщенный самыми абсурдными обвинениями. Главный объект его неприязни - новая знать, особенно - шотландские фавориты. Так закладывались основы историографической традиции, в рамках которой правление ранних Стюартов воспринималось как преддверие гражданской войны и оправдывались действия парламентариев. Точка зрения официальной власти была сформулирована в мемуарах епископа Глостерского Годфри Гудмена "Двор короля Якова I"5. Полемизируя с Уэлдоном, он, во многих случаях цитирует его работу и старается (и успешно) 3 Wilson A. The History of Great Britain being Life and Reign of King James I. London, 1653. 4 Weldon A. The Court and Character of King James I. London 1650 5 Goodman G. The Court of King James I. 2 vols. London, 1839. опровергнуть ее основные положения. Сам он, впрочем, также не свободен от очевидных ошибок. В целом сочинение Гудмена закладывает основы для подхода ко двору как самодовлеющему явлению, оторванному от событии политической и экономической истории страны. Историки второй половины XVII и XVIII века были увлечены изучением политических событий, борьбы за парламентские привилегии и свободы, гражданской войной и Славной Революции. Наиболее ярким представителем этого периода является знаменитый ученый Дэвид Юм и его работа "История Великой Британии под властью дома Стюартов"6, которая впоследствии стала частью его более масштабного исследования, посвященного английской истории от вторжения Юлия Цезаря до Славной Революции. Всплеск интереса к королевскому двору не только как институту власти, но и как к источнику церемониальных и других репрезентативных проявлений монархии приходится на начало XIX века. Особенно важно, что предметом внимания историков этого периода становится источниковедческий аспект этой проблемы. Издаются компиляции мемуаров придворных, собранные Люси Эйкин -"Мемуары двора Якова Г'7, Джона Хинэйджа Джесси "Мемуары двора Англии в правление Стюартов, включая протекторат"8. Появляется новое издание мемуаров епископа Гудмена в двух томах, с обширным комментарием и приложением, в котором приводится иллюстрирующий придворную жизнь эпистолярий. Внимание историков привлекают и другие документы, до этого не вызывавшие значительного интереса - переписка, расходные чеки и другие финансовые документы, придворная поэзия и многие другие. Эти издания стали важнейшими источниками информации для последующих ученых и сохраняют свое огромное значение до сих пор. Двухтомная коллекция бумаг, относящихся к правлению Тюдоров и первого из Стюартов, изданная Томасом Парком под названием "Nugae Antiquae"9, десятитомная подборка бумаг из библиотеки Эдварда 61 lume D. The History' of Great Britain under the House of Stuart. 2 vols. London, 1759. 7 Aikin L. Memoirs of the court of king James I. 2vols. London, 1822. 8 Jesse J. 11. Memoirs of court of England during the reign of the Sluarts including the protectorate. 2 vols. London 1855. 91 larington sir John. Nugae Antiquae: Being a Miscellaneous Collection of Original Papers, being Prose and Verse; written during the Reigns of Henry VIII, Edward VI, Queen Mary, Elizabeth and King James/Ed. by Thomas Park. 2 vols. London, 1805. Харли, второго графа Оксфорда, отредактированная все тем же Томасом Парком.10 Наконец, была опубликована важнейшая коллекция бумаг, относящихся непосредственно к придворному церемониалу - четырехтомное издание Джона Николса." Как правило, издатели сопровождали свои публикации развернутыми комментариями. Именно деятельность создателей этих коллекций документов сделала возможным всестороннее изучение жизни двора, истории церемониала, придворной культуры, ментального мира придворных аристократов. Первая половина XX века отмечена спадом интереса к придворным исследованиям. Это явление связано с тем, что на первый план выходят работы, посвященные истории социальной жизни. Ситуация меняется в середине XX века, когда происходит реабилитация интереса к политической истории. В работах Эрнеста Канторовича12 и его последователей ярко проявилась попытка синтезировать новые объекты исследования. Объектом исследования историков, представляющих это направление исторической науки, становятся, в первую очередь, торжественные манифестации королевской власти и вопросы их восприятия.13 Из работ, изданных в последние годы, следует выделить исследование Уильяма Лии,14 в котором рассматриваются теоретический, духовный и мистический аспекты елизаветинских процессий, а также восприятие этого явления подданными. Возросший интерес к королевскому двору Тюдоров и ранних Стюартов вызвал к жизни дискуссию среди историков - что есть двор, его функции и природа. Ответ па этот вопрос должен был определить направление, в котором продвигалось бы изучение этого явления. Был ли двор центром политической, 10 The llarleian Miscellany: A Collection of Scares, Curious, and Entertaining Pamphlets and Tracts, as well in Manuscripts as in Print. Selected from Library of Edward Hurley, Second Earl of Oxford/ IZd. by Thomas Park. 10 vols. London, 1808-1813. 1' The Progresses, Processions and magnificent Festives of King James I, his royal consort Family and Court, collected from original source Pamphlets, corporalional Records and parochial Registers! Ed. by John Nichols. 4 vols. London, 1828. 12 Kantorowicz Б. The King's Two Bodies: a Study in Medieval Political Theology. Princeton, 1957. " Anglo S. Spectacles Pageantry and Early Tudor Policy. Oxford, 1997 (первое издание 1969); Bergeron D. English Civic Pageantry 1558 - 1641. London, 1971; Burke P. The Fabrication of Lids XIV. London, 1992; Giesic R. The Royal Funeral Ceremony in Renaissance France. Geneva, 1960; Henley S. The lit d 'justice of Kings of France: constitutional ideology in legend, ritual and discourse. Princeton, 1983; Logan S. Making History. The Rhetorical and Historical occasion of English Tudor Coronation Entry// Journal of Medieval and Early Modern Studies. Vol. II, 2001; MacDonald A. A. Mary Stuart's Entry to Edinburgh: An Ambiguous triumph'/ The limes Revues. Vol. XLM, № 2, 1991; Woodwarth J. The Theatre of Death: the Ritual Management of Royal Funeral in Renaissance England 1570-1625. Woodbridge, 1997. 14 Leahy W. Elizabethan Triumphal Processions. London, 2005. общественной, культурной жизни для людей изучаемого периода? Был ли он единственным источником патроната? Был ли он четко отделен от современного ему общества или органично сливался с ним? И, самое главное, что подразумевается иод самим понятием '"двор"? Работы последователей школы Э. Канторовича, в которых ощущался недостаток исследований конкретных фактов политической и придворной жизни Англии, не могли ответить на эти вопросы. Именно это и вызвало огромный интерес к вышедшим в 50-е годы XX века работам сэра Джеффри Элтона,1 посвященных тюдоровскому двору и послужило толчком к масштабной дискуссии в исторической науке. Этот исследователь рассматривал двор в первую очередь как властный институт, представленный такими придворными структурами как Тайный Совет, Секретариат, Казначейство, Звездная Палата. Двор, согласно Элтону, становился "точкой контакта монарха и политической элиты". При этом ключевые изменения в структуре двора и переход от "средневековой придворной" системы управления к "иационально-бюрократической" совпадали с периодом деятельности Томаса Кромвеля, фаворита Генриха VIII. Роль таких институтов, как Личная Палата, то есть относящихся к личной, а не публичной жизни короля представляется, при этом в виде уходящих с исторической сцены средневековых персонажей. Эта точка зрения была оспорена группой оксфордских ученых (Д. Старки, К. Коулмэн, Дж. А. Гай, Дж. Лоуч, Дж. Элсоп, Д. Хоук). В своей коллективной монографии "Переоценка революции. Пересмотр истории Тюдоровского управления и Администрации"16 они смогли подвергнуть убедительной критике утверждение Дж. Элтона о "революционном" значении для придворной истории периода 1530-х годов, показали большую архаичность и традиционность придворных структур, ведущую роль личных, а не "государственно-бюрократических" институтов двора. Отталкиваясь именно от роли двора, как института, обеспечивающего непосредственный контакт с королем и связанных с этим архитектурных особенностей, Дэвид Старки выдвинул тезис о том, что понятие "двор" идентично тем институтам, которые обеспечивали доступ к королевской особе. Таким образом, двором считались несколько палат дворца 15 Elton G. R. Tudor Revolution in Government. Cambridge, 1954; Elton G. R. The Tudor Constitution. Documents and Commentary. Cambridge, 1960. 16 Revolution reassessed: revision in the history of Tudor Government and Administration/ Ed. by David Starkey and Christopher Coleman. Oxford, 1986. (Личная Палата, Спальня, Королевский Кабинет, Личная Галерея) и примерно 50 человек, имевших постоянный доступ в эти палаты. В другой коллективной монографии, изданной под редакцией Д. Старки17 этот тезис применительно к стюартовскому двору блестяще развил Нсйл Кадди.18 В своем исследовании он продемонстрировал роль наиболее приближенного к королю придворного института, Спальни в различных областях политики Якова I, и, особенно рельефно -значение этого института для объединения королевств. В той же коллективной работе Кевин Шарп,19 исследуя двор Карла I, показывает роль служб двора в установлении персональной монархии. "Двор был центром политики, центром персональной монархии" и, при этом, все изменения при дворе "исходили от самого монарха, были его откровением".20 Подчеркивая роль церемониала и формализации деятельности придворных служб, К. Шарп высказывает мысль о нескольких властных центрах двора нри первых Стюартах (дворы Якова I, королевы Анны и принца - сперва Генри, потом Карла - при Якове I; Карла I и Генриетты-Марии - при Карле). Двор королевы "наполнялся католиками, французами, и, естественно, женщинами".21 Отсюда следует вывод о том, что именно такая полицентричная структура способствовала вовлечению в сферу влияния двора и его культуры значительных людских ресурсов. При всей важности исследования институтов двора, которые обеспечивали личную жизнь короля и их исторической роли, следует заметить, что двор все же не был только местом жизни короля, он был местом, где его персона окружалась блеском и церемониями, где он устанавливал связь с аристократией, обеспечивал се лояльность, создавал мифологию своего правления. Ряд историков, рассматривая двор прежде всего как властный институт, приходили к выводу об его своеобразной изолированности от английского общества в целом. Ярким представителем этого направления в исторической науке является американский исследователь Перец Загорий.22 В его работах двор 17 The English court from the War of Roses to the Civil War/ Ed. by David Starkey. London, 1987. 18 Cuddy N. The Revival of the entourage: the Bedchamber of James I, 1603-1625.// The English court from the War of Roses to the Civil War! Ed. by David Starkey. London, 1987. 19 Sharpe K. Image of virtue: the court and the household of Charles 11625-1642.// The English court from the War of Roses to the Civil War/ Ed. by David Starkey. London, 1987. предстает синонимом политической элиты, поскольку включает в себя не только служащих и придворных в столице, находившихся в непосредственной близости к королю, но и представителей королевской власти в провинции. Характерное резкое отделение двора от остального общества проявляется даже в названиях его работ -"Двор и страна", "Мятежники и правители 1500-1660", задавая лейтмотив всего исследования. Сходный взгляд на королевский двор присутствует и у известного англоамериканского историка Лоуренса Стоуна. В своей работе "Кризис аристократии"23 он выделяет группу аристократов, имевших амбиции при дворе (достижение власти и связанного с этим финансового благополучия) и не имевших таких амбиций. Важным признаком придворной деятельности этот исследователь представляет необходимость тратить больше, чем получать. Через привязывание к королевскому двору и его институтам, но мнению Л. Стоуна, средневековая знать трансформировалась в новую, определяя одну из составляющих кризиса аристократии. Со справедливой критикой вышеизложенных концепций выступил американский историк Мал кол м Сматс.24 В его работах и в трудах других современных историков (Паулина Крофт, Уоллес МакКефри)25 прослеживается желание вписать двор в окружавший его исторический контекст, продемонстрировать его связь с обществом на различных уровнях. Кроме этих исследователей также необходимо упомянуть работы Линды Леви Пек, посвященные различным аспектам ментальности и повседневности английского двора и аристократии.26 Это связано, прежде всего, с желанием рассматривать двор как явление не только политической истории, по и как источник блестящих церемоний, культуры, патронажа, мифологии династии. В понятие "двор", таким образом, включаются не только дворцы короля и членов его семьи, но и 23 Stone L. The Crisis of the Aristocracy. Oxford, 1953. 24 Smuts M. Court culture and the origin of a royalist tradition in early Stuart England. Philadelphia. 1987; Smuts M. Public ceremony and royal charisma: the English royal entry in London 1485 - 1642// The first Modern Society. Essays in English History in honor of Lawrence Stone. Cambridge. 1989; The Stuart Court and Europe: essays in politics and political culture/ Ed. by Malcolm Smuts. Cambridge, 1996. 25 Croft P. Robert Cecil and the early Jacobean Court// The Mental World of the Stuart Court/ Ed. by Linda Levy Peck. Cambridge, 1991; MacCaffrey W. James VI and I, Basilicon Doron and The Trew Law of Free Monarchies: The Scottish context and the English translationll The Mental World of the Stuart Court! Ed. by Linda Levy Peck. Cambridge, 1991. 26 Peck L. L. Northampton: Patronage and Policy at the Court of James I. London, 1982; The Menial World of the Stuart Court/ Ed. by Linda Levy Peck. Cambridge, 1991; Peck L. L. Court Patronage and Corruption in early Stuart England. London, 1993. лондонские дома могущественных придворных, корпорации барристеров, откуда начинали свою карьеру молодые джентльмены, Паулз-Уолк, где придворные собирали слухи и новости и, на самой периферии, провинциальные поместья знатнейших аристократов. В работах этих историков показывается отсутствие у раннеепоартовского и, особенно, яковитского двора единого центра как в политике, так и в культуре и даже патронате. Стюартовское общество было "примечательно комплексным и разнообразным". Образ такого полицснтричного как в пространственном, так и в культурном контексте двора, безусловно, является очень перспективным направлением исследования в исторической науке. Хотя, следует заметить, что, выдвигая этот тезис, сам М. Сматс не вполне ему следует. Изучая королевские процессии как феномен церемониала, призванный обеспечить связь короля и подданных, он справедливо критикует утверждение, что процессии были таким же средством распространения мифологии правящей династии, как и маски (в отличие от масок, представления и образы, используемые во время процессий, не были видны зрителям, но только непосредственным участникам). В свою очередь, сам Сматс исследует только лондонские процессии, пренебрегая провинциальными,27 хотя, следуя его изначальной посылке, они не должны выпадать из поля зрения историка, являясь конкретными проявлениями королевского церемониала, равноправными с аналогичными явлениями в столице. Следует заметить, что, несмотря на резко возросший в историографии начиная с 80-х годов XX века интерес к ритуальным манифестациям королевской власти и роли двора как института, обеспечивавшего ее выражение в символических эквивалентах, художественных образах, мифологии династии, английский королевский церемониал изучен недостаточно полно. Работа Сидни Энгло28 касается роли церемониала в жизни двора при Тюдорах, и была опубликована в 1969 году. Аналогичного масштабного исследования роли церемониала в жизни стюартовской Англии нет, хотя, кроме работ вышеперечисленных историков следует упомянуть весьма значительное исследование Джона Акригга.29 При этом интерес историков привлекают 27 Smuts M. Public ceremony and royal charisma... 28 Anglo S. Spectacles Pageantry and Early Tudor Policy. Oxford, 1969. 29 Akrigg J. P. V. Pageant of Jacobean court. London, 1962. торжественные аспекты церемониала, свадебные, коронационные, похоронные процессии. Здесь следует помимо исследований Энгло и Сматса упомянуть изданное еще в тридцатые годы работу Перси Шрамма.'0 Вопросы соотношения идеологии, проявлявшейся, в частности, в королевских процессиях и политики Якова I Стюарта рассмотрены в работе Джоан Соммервилль.31 Интерес к этому виду процессий проявился в последнее время и в отечественной историографии. Благодаря работам О. В. Дмитриевой, мы получили возможность увидеть различные аспекты публичных процессий в период правления Елизаветы Тюдор. Исследованию королевских процессий и вопросов права предпочтения, связанных с этими церемониями, посвящен значительный пласт в работах С. Е. Федорова.33 Сложная символика придворной культуры времен Елизаветы I представлена в исследованиях И. А. Краснова.34 В 1999 году защитил кандидатскую диссертацию, посвященную раннестюартовскому двору, В. С. Копии.35 При этом работы, посвященные повседневному церемониалу и провинциальным процессиям, практически отсутствуют как в отечественной, так и в зарубежной историографии. Желание восполнить этот пробел и за счет рассмотрения повседневного и провинциального церемониала, прежде всего - v королевских процессий —продемонстрировать разные уровни воздействия "'° Shramm P. E. History of English Coronation. Oxford, 1937. 11 Sommervillc J. P. Politics and Ideology in England 1603 - 1640. London, 1986. 32 Дмитриева О. В. Английское дворянство в XVI- началеXVII в.: границы сословия//Европейское дворянство XVI—XVII вв.: грашщы сословия! под рсд. В. А. Ведюшкпна. Москва, 1997; Дмитриева О. В. "Новая бюрократия " при дворе Елизаветы I Тюдор// Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель, среда/ под редакцией Н. А. Хачатурян. Москва, 2001; Дмитриева О. В. "Древнейшая и достойнейшая процессия ": репрезентация королевской власти в парламентских церемониях второй половины XVI — начала XVII в// Королевский двор в политической культуре средневековой Европы. Теория. Символика. Церемонией/ под редакцией Н. А. Хачатурян. Москва, 2004. 33 Федоров С. Е. "Альтернативный двор " в раниестюартовской Англии: принц Уэльский и его окружение// Проблемы социсиыюп истории и культуры Средневековья и раннего Нового времени/ под рсд. Г. Е. Лебедевой. СПб., 1996. С. 160-179; Федоров С. Е., Кондратьев С. В., Питулько Г. И. Англия XVII века: социопрофессиональиые группы и общество. СПб, 1997; Федоров С. Е. В поисках сценария: Анна Датская и ее последний путь// Адам и Ева. Альманах геидерной истории. 2000 № 3. С. 43-68; Федоров С. Е. Порядок предпочтения титулованных особ и должностных лиц в рапнеапюартовской Англии: к истории становления// Проблемы социальной истории и культуры Средневековья и раннего Нового времени/ под ред. Г. Е. Лебедевой. СПб., 2001. С. 250-270; Федоров С. Е. Поздиетюдаровская аристократия к начсиу стюартовского правления: проблема границ/! Вестник СПб. Университета. Серия 2. Вып. 1 2002. С. 16-36; Федоров С. Е. Знать при первых Стюартах: "бэкингемовская фракция" 1616-1628//Актуальные проблемы всеобщей истории/ иод ред. А. А. Егорова. Вып. 3. Ростов-на-До ну, 2004. С. 141-179; Федорове. Е. Раниеспноартовская аристократия (1603-1629). СПб, 2005. 34 Краснов И. А. Символика английской культуры второй половины XVI - начата XVII вв./! Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель, среда! под редакцией Н. А. Хачатурян. Москва, 2001. 35 Ковин В. С. Королевские слуги и яковитский двор в раниестюартовской Англии. СПб, 1999. церемоний на общественное сознание и побудило меня к тщательному рассмотрению королевских вьюздов и процессий. Теснейшим образом к работам, изучающим королевский двор, примыкают исследования, посвященные королевским маскам. Этот исторический феномен весьма подробно изучен, но при этом столь многогранен, что может быть рассмотрен с разных точек зрения и па разных уровнях, в различном контексте. Поэтому интерес к придворным маскам весьма велик и в современной исторической пауке, где основным направлением исследований является связь масок с церемониалом, королевской властью и мифологизацией общественного сознания. Интерес к такому элементу придворной культуры, как маски проявлялся у Дж. Ииколса и его современников, по их интерес был достаточно поверхностным, а возникавшие дискуссии касались скорее терминологии и отдельных внешних проявлений (подробнее об этом будет сказано в соответствующей главе). Более глубокое изучение придворных масок началось на рубеже XIX-XX веков. Разворачивается активная деятельность по изданию источников, связанных с историей придворного и публичного театра, различными аспектами их деятельности, восприятия театрального искусства современниками. Здесь следует выделить издание документов, касающихся деятельности службы развлечений королевского двора в правление Эдуарда VI, Марии Тюдор и Елизаветы, осуществленное Альбертом Фуллеро.36 Также имеет большое значение для понимания роли театров в политической жизни издание законодательных актов и памфлетов, связанных с театром, осуществленное Уильямом Хазлиттом.'7 Поднимается вопрос о происхождении современного театра. Чарльз Уоллес в своей работе "Эволюция английской драмы к Шекспиру"38 первым предположил, что источником, создавшим современный театр были не средневековые религиозные представления-миракли, и не уличные подвижные сцены (pageants), но именно придворные представления заложили основу бурного роста английского театра. Очень подробно воссоздав историю службы развлечений королевского двора от ее основания в 1543 году и до конца сотрудничества при ''6 Feuillerat A. Documents relating to the Revels at Court in the Reign of King Edward VI and Queen Mary I. London - Leipzig, 1914. 37 The English drama and stage under Tudor & Stuart princes. Ed. by VV. C. Hazlilt. Oxford, 1902. 38 Wallace C. W. The evolution of English drama up to Shakespeare. Berlin 1912. стюартовском дворе Бена Джонсона и Иииго Джонса, он пришел к ряду выводов, далеко не все из которых были подтверждены позднейшими исследователями. В частности, узкое рассмотрение проблемы (Уоллес анализирует практически только деятельность службы развлечений, не уделяя внимания развитию публичного театра) ire позволило ему увидеть истинные источники бурного роста театрального искусства па рубеже XVI-XVII веков. Уоллес практически не обращается к континентальному материалу, и этим также сужает свой взгляд на проблему. При всех этих минусах, его работа имела большое значение, стимулировав дискуссию о происхождении театра, которая в своем развитии привела к вопросу о происхождении самих придворных масок. В этом вопросе основополагающими на значительный период времени стали работы Эдварда Чамберса "Елизаветинская сцена" и "Средневековая сцена".39 Выявив исторические корни придворных масок в шуточных развлечениях "правления Повелителя Беспорядка", Чамберс предпринял беспрецедентное по масштабу исследование придворных развлечений и публичного английского театра. При этом он избегал утверждений о революционных изменениях, стараясь найти средневековые корни каждого из видов театрализованных развлечений. Чамберс совершенно справедливо заметил специфичность раннестюартовских придворных представлений, однако связывал их с позднесредневековыми развлечениями, модернизированными при Тюдорах. К некоторым минусам автора можно отнести его излишний британоцентризм. Тогда же в тридцатые годы XX века издается работа Эллардайса Ни кол л а "Стюартовские маски и ренессансная сцена",40 в которой автор делает ряд важных выводов о структуре придворных масок. Он в большей степени, чем Чамберс видит в придворных представлениях демонстрацию эмблем и символов, характерных для неоплатонической философии эпохи Ренессанса. Этот вывод неизбежно ведет его к необходимости тесно связать стюартовские маски с континентальной, прежде всего - итальянской культурой. Не менее важными выглядят и другие его утверждения. Так предположение, что пространство, используемое для танцев в конце маскарада, рассматривалось современниками как вторая сцена, привело его к примечательному выводу, что два мира - волшебный мир масок на сцене и 39 Chambers E. К. The Elizabethan stage. Oxford 1934; Chambers E. K. The Medieval Stage. 2 vols. Oxford 1948. ¦*0 Nicoll A. Stuart Masque and the Renaissance Stage. New York, 1963 (first published in 1938). реальный мир аристократической аудитории - магически связывались в процессе представления и влияли друг па друга. При этом Ни кол л все же видел в масках именно представление, а не церемониал, наделенный социальными функциями. Растущее внимание к визуальному искусству, особенно после появления работ Эрвина Панофски,41 привело к дальнейшей стимуляции интереса к придворным маскам, особенно к их символике и их роли в репрезентации королевской власти и распространению официальной идеологии. Связь придворной английской культуры с континентальным Ренессансом теперь становится лейтмотивом исследований. Особенно активно этот аспект придворных масок развивают работы Франсез Йейтс,42 сэра Роя Стронга и Стефана Оргела.43 Эти исследователи видели источник английской придворной культуры и масок, как одного из ее проявлений, в деятельности континентальных придворных академий Франции и Флоренции. Основой трактовки масок становится традиция неоплатонической философии, делавшей действующей силой идеи и аллегорические образы, подчинявшие все аспекты придворных спектаклей. В своей совместной работе Стронг и Оргел обратили внимание на соответствие появления перспективы в придворном театре и идеологии стюартовской монархии, выраженной, в частности, в "Царском даре" (Basilicon Dor on) Якова I. Параллельное рассмотрение истории публичного и королевского театров позволяют выявить их отличительные черты и подтвердить тезис о том, что сама архитектура театра, его оформление и механизмы, расположение декораций, текст масок, сама структура рифм и ритма служили одной цели - распространению идеи контроля разума над хаотичным миром природы. В целом эти исследователи также видят в масках более представление, чем придворный ритуал. Это приводит к тому, что все "недраматические" особенности масок трактуются как маргинальные комментарии к их тексту, не интегрированные в само действие. Не следует, однако, понимать это утверждение как то, что Стронг и Оргел совершенно отвергали социальный аспект масок. Стронг видел в 41 Панофски Э. Перспектива как "Символическая форма". СПб, 2004; Panofsky E. Meaning of the Visual Art. Papers in and on Art History. New-York, 1957. 42 Yates F. A. The Rosicrucian Enlightenment. London, 1972; Yates F. A. The art of memory. Chicago-London 1966. 43 Orgel S. The illusion of power. Political theatre in renaissance England. Berkley - LosAngeles - London 1975; Orgel S. The Jonsonian masque. Cambridge - Harvard 1965; Orgel S. and Strong R. Inigo Jones. Theatre of the Stuart Court. 2 vols. Los-Angeles, 1973. Strong R. Festival designed by Inigo Jones. Washington, 1968. придворном театре ' государственную литургию , заменившую в протестантских странах литургию церковную. Оргсл обратил внимание на расположение мест в зале и их соответствие расположению декорации. Это позволило ему сделать вывод о центральной роли присутствующего в зале монарха, поскольку "он смотрел спектакль, а придворные смотрели, как король смотрел".44 В работах современных исследователей, таких как Мал кол м Сматс,45 Ежи Лимон,46 Каролин Хиббард47 на первое место выходит роль масок как специфического ритуала. При этом Сматс, подобно Оргелу обращается к тому, как видели представление современники. Он справедливо критикует утверждение, что символика масок воспринималась аудиторией непосредственно. Также заслуживает внимания его утверждение о том, что тезис о полицентризме двора, который он отстаивает в своих работах, неизбежно ведет к полицентризму в придворной культуре. Таким образом, хотя представления и утверждали контроль над миром единого разума, их собственное развитие не контролировалось из единого центра. Ежи Лимон, также развивая точку зрения на маски как на социальный ритуал, делает это несколько иным образом. Акцент в его исследовании смещается на идеографический аспект масок, причем, полемизируя с Оргелом и Стронгом, он рассматривает псе элементы придворного театра как части единого социального ритуала. В подтверждение этого он приводит несколько примеров того, как просцениум и другие части сцены, рассматриваемые в работах Оргела как декоративные, являются элементом представления - фронтлистом текста масок. При этом игнорируются совершенно справедливые замечания Оргела, что во многих случаях всякая связь между сюжетом действия и украшением просцениума отсутствует. Блестящим развитием работ предыдущих историков является созданная Лимоном модель трех миров в придворных представлениях (небесного мира, двора и внешнего мира), но вот его утверждение об асимметричности масок, то есть отсутствии обратной связи между залом и сценой, представляется весьма спорным. Как мы увидим в главе, посвященной маскам, были случаи и реплик 44 Orgel S. The Jonsonian masque... P. 17 45 Кроме вышеперечисленных работ см. Smuts M. Cultural diversity and cultural change at the court of James I// The Mental World of the Stuart Court/ Ed. by Linda Levy Peck. Cambridge, 1991. 46 Limon J. The Masque of the Stuart culture// The Mental World of the Stuart Court/ Ed. by Linda Levy Peck. Cambridge, 1991. 47 Hibbard С The theatre of dynasty// The Stuart Court and Europe: essays in politics and political culture/ Ed. by Malcolm Smuts. Cambridge, 1996. зрителей, и смыслового обыгрывания личностей участников маскарада, которые, согласно Лимону были "обезличенными добродетелями, порожденными королевской мудростью". Возможно, такое убеждение сложилось у Лимона, поскольку он ограничивает пространство своего исследования королевским двором в Лондоне (таким образом игнорируя тезис Сматса о полицентризме двора), не обращая внимания на представления, которые ставили перед королем во время его посещения поместий своих аристократов. Именно в этих, более неформальных представлениях, легче нарушались границы в общении между сценой и зрителями. В целом именно рассмотрение придворных представлений как формы социального ритуала является наиболее популярным подходом к данной исследовательской проблеме в современной историографии, хотя, как было сказано выше, явного конфликта между последователями той и другой точки зрения нет. Кроме этого, следует заново упомянуть работы Сидни Эпгло, посвященные тюдоровским придворным представлениям,49 особенно их политическому аспекту. Внимания заслуживает труд с довольно интригующим названием "Белая магия и английская рспессансная драма"50, автор которого, Дэвид Вудмен отстаивает идею о роли придворных масок как магического ритуала, позволявшего контролировать природу и разрушительные силы злых волшебников, а также коллективная монография "Придворные маски", изданная под редакцией Дэвида Линдли.51 Степень изученности темы определила постановку задач исследования. 1. Реконструировать порядок организации королевских выездов и связанных с ними публичных процессий; определить их маршруты и интенсивность. 2. Проследить на основе провинциальных церемоний порядок проведения светских и религиозных процессий, выявив при этом их наиболее значимые и характерные черты. 3. На основе анализа декоративно-изобразительных средств и драматургии придворных развлечений выявить соотношение в масках и турнирах развлекательного и церемониального аспекта, 48 Limon J. The Masque of the Stuart culture... P. 220 49 Anglo S. Spectacles Pageantry and Early Tudor Policy. Oxford, 1997 (первое издание 1969). 50 Woodman D. White Magic and the English Renaissance Drama. Rutherford, NJ, 1973. 51 Lindley D. The Court Masque. Manchester, 1984.
