ТАТЬЯНА АГАПКИНА (Москва, Россия)

реклама
Татьяна Агапкина
(Москва, Россия)
Сюжетные параллели в лечебных заговорах
восточных и западных славян
Будучи частью славянской заговорной традиции, ее восточнославянская
ветвь сохранила совсем не много черт, указывающих на общеславянское наследие. В то же время в процессе становления и развития восточнославянские (русские, украинские и белорусские) заговоры испытали существенное влияние двух
других ветвей славянского фольклора — западной и южной, следы которого — в
виде разного рода параллелей и соответствий — обнаруживаются в сюжетах и
мотивах лечебных заговоров восточных славян. Разумеется, краткая публикация
не может вместить в себя ни полного списка таких параллелей, ни тем более их
подробного исследования.
Ниже мы лишь кратко суммируем наблюдения, сделанные нами ранее и
касающиеся сюжетных соответствий между восточно- и западнославянскими
(польскими и чешскими) заговорами (Агапкина 2010).
«Вопрос о наличии между сходными фольклорными сюжетами типологических аналогий или контактных взаимодействий есть прежде всего вопрос исторический. Он должен рассматриваться не абстрактно, а с учетом конкретных
условий исторического развития народов и культурного взаимодействия между
ними», — писал В.М. Жирмунский (Жирмунский 1979:336). И это положение
вполне применимо к фольклорной традиции обширных территорий польскословацко-украинско-белорусского пограничья, где соприкасаются и взаимодействуют культуры Slavia Orthodoxa и Slavia Latina и заговоры восточных и западных славян — как составная часть этих культур.
Вместе с тем уже сейчас очевидно, что западнославянские традиции стали
для восточнославянских заговоров не столько источником прямых заимствований, сколько своего рода проводником европейских (прежде всего германских)
влияний. Об этом, как нам кажется, говорят основные «вехи на пути» отдельных
сюжетов и мотивов, т.е. их фиксация в германских, западнославянских и, наконец,
в восточнославянских заговорах.
Итак, какие же известные восточным славянам сюжеты, мотивы и формулы обнаруживают устойчивый западнославянский (и западноевропейский)
«след». При кажущемся разнообразии таких соответствий точно установленными
можно считать лишь некоторые из них.
1. З а г о в о р ы о т к о ж н ы х б о л е з н е й : с ю ж е т «Ш е л Х р и с т о с , н е с
т р и р о з ы , о н и п о г и б л и и «р о ж а » п о г и б л а ». П р и м е р : « Сошёл Иисус
Христос с неба, шёл по полю, встретил три рожи. Одну бил, другую задавил, тре-
тью с этого свету уничтожил, рабе Божией имярек доброе здоровье дал» (Народная традиционная культура Псковской области 2002:337).
У восточных славян сюжет известен преимущественно на русском северозападе и западе, а в белорусской традиции (Олонецкий край, Псковская, Витебская, Могилевская, Гомельская, Брестская обл.). Он основан на уподоблении рожистого воспаления (рус. рожа, erysipelos), точнее — его видимого на теле кожного поражения, цветущему растению («рожа — цветок»), которое поддерживается на языковом уровне (рожа — роза).
Этот сюжет весьма популярен в европейской традиции, причем, как кажется, с очевидным тяготением к северу Европы. Так, на территории Польши он фиксируется в основном на севере, в том числе у кашубов; в трансформированном
виде сюжет известен и чехам; соответствующие польские и русские заговоры широко распространены в Литве. Кроме того, сюжет о трех розах в руках Христа часто встречается среди литовских и латышских заговоров (чаще, чем среди польских и чешских). При этом он неизвестен балканским славянам.
Аналогичные и очень близкие восточнославянским и балтийским заговоры
от рожи широко известны в Германии (откуда они, видимо, и распространились
на восток, к славянам и балтийским народам): в этих заговорах также чаще всего
фигурируют именно Христос и Богородица, которые несут или срывают три или
одну розу; эти розы(=рожи) исчезают, пропадают, меняются, теряются, их отгоняют и т.д.
Касаясь проблемы проникновения этого сюжета в восточнославянский
фольклор, приходится признать, что он попал сюда, скорее всего, из польских заговоров, хотя фиксации этого сюжета в самой Польше относительно немногочисленны. В пользу гипотезы о польских источниках этого сюжета у восточных славян говорят следующие факты. 1) Географическое распространение заговоров на
этот сюжет на русском северо-западе и в Белоруссии, т.е. в зоне активных восточно-западнославянских контактов. 2) Тот факт, что за пределами польскобелорусско-севернорусской зоны (в Чехии, например) заговоры на этот сюжет
встречаются значительно реже, а их функция — меняется (они используются не
от рожистого воспаления, а от других кожный болезней).
2. З а г о в о р ы о т в ы в и х а и уд а р а : т и п В т о р о г о ( д р е в н е в е р х н е н е м е ц к о г о ) М е р з е б ур г с к о г о з а г о в о р а . Пример: «Ехаў Сус Христос чэрэз
залатый мост, аслятко ступило, ножку звихнуло. Стоить Сус Христос, плачэ, ридаэ, иде Прэчиста Мати: — Сын мой возлюбленный, шо ты плачэш, ридаеш? —
Ехаў чэрэз залатый мост, и аслятко ступило, ножку звихнуло. — Не плачь, сынко,
не ридай, я так ей пастановила, як его мать парадила, косточку з косточкой складала, жилу з жилой точила, кровь з кровью перэливала (Полесские заговоры в записях 1970–1990-х гг. 2003, № 380, Гомельская обл.).
Сюжет широко распространен в Белоруссии (значительно реже — на
Украине, в южно- и западнорусских областях), а также хорошо известен у поляков, чехов и словенцев. При этом он полностью отсутствует на севере и в центре
России, а также у болгар, сербов и македонцев. Всё это вместе указывает на пути
проникновения мотива в восточнославянскую устную традицию из западнославянской, прежде всего польской, а для словенцев, как отмечает Л. Раденкович,
непосредственно из германской традиции. Это вполне понятно, ибо данный сюжет принадлежит к наиболее известным сюжетам европейских заговоров и имеет
широкие параллели прежде всего в германских и финно-угорских традициях
(Германия, Англия, страны Скандинавии). Если в германских традициях самая
ранняя фиксация этого сюжета приходится на X–XI вв., а также более поздние
века (XIV и далее), то у западных славян тот же сюжет фиксируется также довольно рано: у поляков с середины XVI в., у чехов — с начала XVII в.
Помимо западнославянско-белорусской параллели, этот сюжет обнаруживает и другой «след». Один из мотивов этого заговорного сюжета (а именно мотив
«Становись, кость, к кости») известен, помимо Белоруссии, также на русском северо-западе (Олонецкий край) и в составе заговоров от крови (а не от вывиха, как
в белорусских заговорах).
Допустимо предположить, что эти две диалектные группы заговоров (белорусская и олонецкая) обязаны своим «появлением» у восточных славян двум
разным традициям-«донорам»: белорусская версия распространилась к восточным
славянам с запада и, судя по близости белорусских заговоров польским, непосредственно из Польши, а олонецкая — из карело-финской традиции или во всяком случае испытала на себе ее влияние (надо иметь в виду, что в карело-финской
традиции, включая восточную Финляндию и Карелию, зафиксировано большое
количество записей сюжета Второго Мерзебургского заклинания; см. специально:
Christiansen 1914).
3. З а г о в о р ы о т з уб н о й б о л и : с ю ж е т «Н а н е б е , в м о р е и н а
з е м л е е с т ь т р и б р а т а / ц а р я . К о г д а о н и с о й д ут с я , т о г д а у и м я р е к
з уб ы з а б о л я т » . Пример: «Царь на небе, дуб в лесу, а мертвец в земле. Когда
эти три брата сойдутся вместе ужинать, тогда у меня начнут зубы болеть» (Малинка 1902:221, Черниговская губ.)
Сюжет широко представлен в Белоруссии, на Украине, а также в южной
России. За пределами восточнославянской территории зафиксирован в разных областях славянского мира, однако всегда не систематически. Запись аналогичного
заговора имеется в рукописном карпатском травнике начала XVII в.; единичные
варианты отмечены на западе Балкан (в Боснии, например); в разрушенном виде
сюжет встречается в Чехии; наконец, в разных регионах Польши записано несколько заговоров, почти дословно совпадающих с восточнославянскими. С точки
зрения понимания истоков этого сюжета, возможно, важны также обращенные к
луне поздние латинские заговоры, безусловно, более ранние, чем исследуемые
славянские (Mansikka 1909:86).
Таким образом, хотя параллелей к этому сюжету за пределами восточнославянской традиции в целом известно немного, однако взятые в целом, они указывают на внешний его источник, при том что пути проникновения сюжета в восточнославянскую среду остаются не совсем ясными (немногочисленные польские и единичные чешские фиксации, кажется, не могут убедительно объяснить
массовое распространение подобных заговоров в южной и западной частях Восточной Славии). И все-таки наличие западнославянских параллелей дает нам
право не согласиться с М.В. Завьяловой, которая настаивает на «исключительно
восточнославянской изоглоссе этого сюжета» (Завьялова 2005:283).
Более всего восточнославянско-западнославянских соответствий приходится на за г о в о р ы о т к р о в о т е ч е н и я . И это не случайно, если учесть, что в
западноевропейских (и в частности германских) традициях эта группа является
самой многочисленной из лечебных заговоров (см.: Ebermann 1903).
4. С ю ж е т «Т е к л о т р и р е к и ; п о с л е д н я я — к р о в я н а я , о н а
о с т а н о в и л а с ь ». Пример: «На камне, на острове, на Сиянской горе бежали три
реки: одна водяная, другая медовая, третья кровавая. Я водяную вылью, а медовую выпью, а кровавую заговорю» (Ви, зорi-зорицi 1991:71, Харьковская губ.).
Известен на Украине, в Белоруссии и южнорусских областях. Имеет западнославянские (прежде всего польские, в меньшей степени чешские) параллели.
Кроме того, сюжет встречается в немецких заговорах, а тема «кровь и вода»,
апеллирующей к теме распятия и ран Христа, вообще широко известна в европейских заговорах от кровотечения (см.: Ebermann 1903, раздел VI).
5. Мотив «Не к т о з а т ы к а е т р а н у ш е р с т ь ю ». Пример: «Ехал Иисус
Христос — поймал овцу, снял с нее шерсть, заткнул рану, пусть красная и горячая
кровь не течет» (Сборник Ирины Антоновны Семенцовой… 1892:286, Черниговская губ.). У восточных славян известен на Украине (в разных регионах) и в белорусском Полесье.
По своему происхождению мотив связан с раннесредневековым европейским заговорным сюжетом о «трех добрых братьях, которые отправились в страну
обетованную за целебными травами для остановки кровотечения; там они встретили Спасителя, который посоветовал им смочить оливковым маслом только что
состриженный клок овечьей шерсти и приложить его к ране. Сюжет широко известен в германской традиции (Ebermann 1903, раздел III); встречается этот сюжет и
в греческих евхологиях. Скорее всего, мотив также проник к восточным славянам
через западнославянское посредство, поскольку он фиксируется в чешских и изредка — польских заговорах.
6 . З а к л и н а т е л ь н а я ф о р м ул а : «С т а н ь, к р о в ь, в р а н е, к а к в о д а
(И и с ус Х р и с т о с) в И о р д а н е». Она известна в Белоруссии, на Украине, в
меньшей степени — в западно- и южнорусских областях. Из других славянских
традиций формула встречается в Польше, а также (и более широко) в польских
заговорах, записанных в Литве, а также в чешских заговорах (правда, от других
болезней, а не от кровотечения).
Лежащая в основе этой формулы средневековая апокрифическая легенда о
том, как при крещении Иисуса Христа воды реки Иордан остановились, вошла в
состав известных в Европе заклинаний, останавливающих кровотечение, старейшее из которых датируется рубежом IX–X вв. (см: Ebermann 1903, раздел II). Соответствующие центрально-, западно- и северноевропейских заговоры (основанные на этой Jordan formula) состоят обычно из двух частей: в первой, нарративной, говорится о том, что Христос и Иоанном идут к Иордану и Христос приказывает Иордану остановиться, а вторая представляет собой собственно заклинательную формулу (пусть кровь остановится так, как остановились воды Иордана). Такую же структуру имеют обычно и польские заговоры. Что касается восточнославянских заговоров от крови, то в них нарративная часть сюжета утрачена.
Картина распространения этого формулы у восточных славян в целом также дает основание считать ее источником европейскую заговорную традицию.
через западнославянское посредство. Остается, однако, неясным, почему эта формула, будучи хорошо известной в центре и на севере Европы, сохранилась в польских заговорах практически только на территории Литвы и единично — в юговосточных регионах Польши, в то время как в западной части восточнославянского ареала получила столь широкое распространение.
Приведенные выше шесть сюжетов и мотивов представляют собой наиболее убедительные примеры сюжетных параллелей между лечебными заговорами
восточных и западных славян (в значительно более расширительном понимании о
такого рода соответствиях писал В.Л. Кляус — Кляус 2000:118–122). Обобщая
высказанные соображения, можно сделать следующим выводы.
1. Установленные нами соответствия в основном касаются самостоятельных нарративных сюжетов, что позволяет довольно уверенно опознавать эти сюжеты при сравнении заговоров из восточно- и западнославянских традиций.
2. Заговоры, основанные на этих сюжетах, как правило, сохраняют у восточных славян ту же функцию, что и на западе (сюжет о трех розах в руках Христа входит в заговоры от рожистого воспаления, Иордан-формула — в заговоры
от кровотечения и т.д.).
3. Рассмотренные сюжеты и мотивы представлены совокупностью вариантов, очерчивающих достаточно компактный ареал распространения, причем все
эти сюжеты и мотивы локализованы в основном в западной части восточнославянского ареала, в зоне широкого восточно-западнославянского пограничья. При
этом рассмотренные сюжет и мотивы не известны в балканославянской традиции
(что дает возможность исключить из рассмотрения их общеславянское происхож-
дение).
4. Каждый из этих общих для восточных и западных славян сюжетов и мотивов имеет западноевропейские (прежде всего германские) параллели, что позволяет сделать вывод о том, что западнославянские заговоры в отношении этих
восточнославянских сюжетов и мотивов явились проводником западноевропейских влияний.
5. Некоторые из этих сюжетов и мотивов (прежде всего заговоры от вывиха, по типу Второго Мерзебургского заклинания, а также заговоры о трех розах в
руках Христа), попав в восточнославянскую традицию, заняли в ней функциональные «ниши», которые, по-видимому, до их появления оставались свободными. Напомним, что у восточных славян, помимо названных выше, нет никаких
других специальных сюжетов, которые бы предназначались для лечения вывиха
или рожистого воспаления. Таким образом, восприятие восточными славянами
«чужого» сюжета одновременно привело и к изменению функциональной структуры заговорного дискурса, поскольку в нем, одновременно с появлением этих
новых сюжетов, сформировались и новые функциональные группы заговоров (в
частности, от вывиха и рожистого воспаления).
6. В ряде случаев мы отмечали, что соответствующие западнославянские
сюжеты и мотивы известны в значительно меньшем числе, чем соответствующие
восточнославянские, что, казалось бы, может поставить под сомнение факт перехода сюжетов и мотивов от западных славян к восточным. Однако такая ситуация,
вероятнее всего, объясняется тем, что восточнославянская заговорная традиция в
целом является гораздо более развитой, многообразной и хорошо сохранившейся
— по сравнения с западнославянскими традициями.
7. Говоря о западнославянских соответствиях, мы ссылались на польские и
чешские заговоры и ни разу не упомянули словацкие. Это не случайно. Причина в
том, что словацкая заговорная традиция (будучи формально западнославянской)
по своему сюжетному составу обнаруживает много общего с западноукраинской
и карпатской, являясь одним из связующим звеном между восточнославянскими и
южнославянскими заговорами.
Агапкина, Т.А. (2010) Восточнославянские лечебные заговоры в сравнительном освещении:
Сюжетика и образ мира. М.
Ви, зорi-зорицi. (1991) Українська народна магiчна поезiя (Замовляння) / Упор.
М.Г. Василенка, Т.М. Шевчук. Київ.
Жирмунский, В.М. (1979) Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. М., 1979.
Завьялова, М.В. (2005) Проблема миграции заговорных сюжетов эпического типа в балтославянском ареале // Заговор: Генезис и структура. М.
Кляус, В. Л. (2000) Сюжетика заговорных текстов славян в сравнительном изучении. М.
Малинка, А. (1902) Сборник материалов по малорусскому фольклору. Чернигов.
Народная традиционная культура Псковской области. (2002) СПб.; Псков. Т. 2.
Полесские заговоры в записях 1970–1990-х гг. (2003) / Сост. Т.А. Агапкина, Е.Е. Левкиевская,
А.Л. Топорков. М.
Сборник Ирины Антоновны Семенцовой, доставленный из с. Будниц Кролевецкого у. Черниговской губ. (1892) // Сборник Харьковского историко-филологического общества. Т. 4. С. 285288.
Christiansen, R.Th. (1914) Die Finnischen und Nordischen Varianten des Zweiten Merseburgerspruches: Eine vergleichende Studie. Hamina. (FFC, № 18).
Ebermann, O. (1903) Blut- und Wundsegen in ihrer Entwicklung dargestellt. Berlin. (Palaestra, Bd
XXIV).
Mansikka, V. J. (1909) Über russische Zauberformeln mit Berücksichtigung der Blut- und Verrenkungssegen. Helsinki. (Annales Academiae Acientiarum Fennicae. Ser. B. T. 1).
Скачать