В ЧЕМ СОСТОИТ ПРОБЛЕМА «РОССИЙСКОЙ

3
В
ЧЕМ СОСТОИТ ПРОБЛЕМА
«РОССИЙСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ» ?
Серебряков Ф.Ф.
В обсуждении проблемы российской национальной идеи
участвуют ныне все, кому не лень: от журналистов и ученых до
политиков и чиновников. И это вовсе не кампания, это осознание насущной потребности. Вместе с тем это вынужденное
признание (даже если оно не декларируется) крушения радужных
(и наивных) надежд недавних времен «романтической демократии»
на то, что «наши проблемы», проблемы «блудного сына»
«нормальной истории» можно скоро и эффективно решить опорой
на «экономизм», и возвращением на путь «всего цивилизованного
мира» (на деле под этим подразумевается - воспользуюсь удачной
формулировкой китайских социологов в опросной анкете,
посвященной России, - «полная вестернализация» страны). «Весь
цивилизованный мир» - расхожая и пустая фраза в устах тех, кто
часто ее употребляет, не задумываясь над тем, что это означает и
означает ли это именно то, что они предполагают. Не имея ничего
против «цивилизованного мира», тем более против всего
цивилизованного мира, полагаю, что в таком общем и
неопределенном виде это настолько бесплодный и несерьезный
аргумент, что ссылка на него есть лишь свидетельство, по крайней
мере, лености ума или, как однажды выразился Ясперс, salto
mortale из области познания в область видимости познания.
Интересно здесь другое. На путь поисков «национальной
идеи» «новая Россия» после отрезвления (в весьма разбитом
состоянии) от увлечения «чикагскими» экспериментами должна
была встать рано или поздно (как встали в свое время на этот путь
и другие страны «цивилизованного мира»). У нас это произошло
довольно быстро. Ближайшее объяснение этому (значит, и
несостоятельности ориентации исключительно на вышеназванные
4
надежды) - ураганно-разрушительная работа агрессивной и алчной
«русской демократии» (вот такой оксюморон). И факт этот не
только подтверждает еще раз «общесоциологическую истину»
(довольно банальную, впрочем), что невозможно «нормальное»
развитие, ориентированное на «чистый экономизм» даже в наше
время (а может быть, как раз в наше время), что «рыночные
ценности» никак не могут быть целью общественного развития, а
тем более его «вдохновением», его «страстью», его «душой». Даже
пресловутая «американская мечта», еще «работавшая» в неком
конгломерате людей без роду, без племени, без истории, без
памяти, без корней на этой земле не могла быть далее
конструктивной, как только этот конгломерат стал «родиной»,
«народом» с его традициями, историей, памятью, гордостью и
предубеждениями. «Американская мечта» неизбежно должна была
переродиться в «американскую идею».
Но то, что у нас так быстро обозначилось общественное
стремление уяснить «свою идею», объясняется еще одним. Джек
Лондон, например, никогда не был бы возможен у нас, потому что
у нас невозможна героизация его персонажей или персонажей
других летописцев «американской мечты». Дубровский или
Настасья Филипповна у нас могут быть героями, Бенни Крик быть предметом любования, даже Ванька Каин - вызывать
понимание, но старые и новые Приваловы и Громовы могут
вызывать лишь зависть, но никогда не будут романтизированы в
нашем общественном сознании (плохо это или хорошо - не в этом
суть, сейчас важно это иметь в виду). Напротив, оно будет склонно
воспринимать ситуацию, в которой дано движение к обществу
Приваловых-Громовых в категориях обнаженно социальных и
морально окрашенных.
И это потому так, что срабатывает та призма, которая и есть
«российская национальная идея». Искомая идея, судя по
исследовательской активности, но она есть и, исходя из характера
«ее реакции», есть идея вполне определенная. Только ум очень уж
детский может отсюда сделать вывод о невозможности вписать
5
нормы и достижения «всего цивилизованного мира» в общество,
чьей «национальной идеей» является такая идея. Это просто
означает, что нет пути «всего цивилизованного мира», а есть
разные цивилизованные пути или пути разных цивилизаций,
которые вполне могут находиться в отношениях, так сказать,
интерсубъективности. У французских коммунистов некогда было
хорошее определение: «социализм цветов Франции». Это и есть
образ (аналогия) общественного развития, «заквашенного» на
«национальной идее».
Но в чем состоит проблема российской национальной идеи?
Понять это, значит, по крайней мере знать, где и что искать. Она
не состоит в том, чтобы «придумать» ее. Проблема российской
национальной идеи - это проблема своеобразия российской
истории, производной от которого являются российский образ
мира и мироотношение, непременные составляющие этой идеи.
Таким образом, эта идея должна представлять собой синтез
объективно выраженного исторического своеобразия (хозяйства,
общественных отношений, культуры) и сформировавшегося на
этой основе менталитета, характера, резюмированный в программы
или формулу. Следовательно, описание - вот первоначальный
способ ее оформления, исторический анализ и философская
рефлексия над этим анализом - ее средства.
Русская историософская мысль шла именно этим путем - и в
этом с ней следует согласиться. Но ее неудача была, как
представляется, предопределена по крайней мере двумя
обстоятельствами: 1) были ложными или неправильно понятыми
исходные данные (то, что образует «своеобразие России») в их
основоположениях (несмотря на массу глубоких и замечательных
наблюдений) и 2) философское резюме представляло собой не
рефлексию над объективным своеобразием России, а было
привнесено из надысторических сфер (что в свою очередь есть
результат толкования этих данных лишь через превращенные
формы сознания). Поэтому ни формула «Москва - третий Рим» (в
ее разных вариантах и переложениях), ни тем более «святая
6
(православная)
Русь»,
ни
«богоизбранность»,
ни
«исключительность», ни «всечеловечность» и т.п. не могут быть
конструктивными идеями (особенно с учетом возможности и
непременное™ ее, национальной идеи, современной эволюции,
хотя и на своей собственной основе). Лишь первая формула могла
бы приоткрыть завесу над действительной «тайной» России, если
бы означала то, что она действительно может означать, а не то, что
в нее вкладывали московитские шовинистические верхи. То есть,
если бы она подразумевала, что Россия в последние столетия
находится в такой же уникальной культурно-исторической
ситуации, как и в средневековом сообществе государств и народов
находилась Византия.
«Евразийство» - именно это слово, вернее, это содержание
может быть ключом к разгадке. В связи с этим ( это поясняет)
несколько слов о самом сочетании «российская национальная
идея», которое, на первый взгляд, кажется неуместным,
неграмотным даже. Россия - не нация, можно говорить о «русской
национальной идее» - таково возражение. Но с тех пор, как
формировалось «русское», как мы сегодня знаем его образ, оно
формировалось именно как российское. А Россия во всех
отношениях
(территориальном,
культурном,
хозяйственном,
психологическом, ментальном) действительно не нация, это континент, Византия, Евразия, это - библейский Вавилон,
наконец. Поэтому «русская идея» никогда не была «русской
идеей», всегда - российской. Говоря «русская идея», всегда имели в
виду то содержание, которое уместно только у «российской идеи»,
но пытались понять ее именно как «русскую идею», то есть
приписать ей или объяснить ее через (абстрактно выведенные)
«чисто русские» факторы, оторванные от их «российскости».
Возможно, в этом - одна из главных причин драмы русской
историософии.
Уместно поэтому говорить, скорее о «великорусской
национальной идее», но это то же самое, что сказать «российская».
Из этого, однако, следует, что в поле зрения человека,
7
размышляющего о том, что есть российская национальная идея,
должны быть отнюдь не только излюбленные сюжеты и «эмпирии»
русской философии от Хомякова до Бердяева и Ильина, да и
смотреть он должен на них во многом иначе. Это относится, между
прочим, и к роли православия в нашей картине мира,
действительно очень существенной.
Проблема российской национальной идеи - проблема
самосознания России, ее самоопределения, следовательно,
стратегии общественного развития. Никогда еще в истории России
теория не имела такого практического значения, и никогда еще на
теории не лежала такая ответственность.