Мир ценностей: от модернизма к «Generation-X

«Мир ценностей: от модернизма к «Generation-X»
Баева Л.В.
Астраханский государственный университет
Мир меняется столь быстро, что человек уже не успевает дать
оригинальные названия его эпохам: на смену классическому
мировоззрению пришло неклассическое, а затем постнеклассическое. Эти
определения нигилистичны и не указывают, на сущность нового
содержания, оставляя наблюдателям и исследователям возможность его
уточнения и дополнения. Закат классики ознаменовался началом XX века,
лишившего человечество веры сначала в Бога, потом в науку и
рациональность. Тоталитарные режимы, антигуманные научные
эксперименты, мировые войны, противостояние сверхдержав в стремлении
к «воле к власти» - все это и многое другое заставило человечество
полностью пересмотреть собственные цели, смысло-жизненные ориентиры
и ценности.
Неклассическая наука породила неклассическое мировоззрение,
проникнутое духом «переоценки ценностей», нигилизма, отказа от
гуманистических, прогрессистских, рационалистических установок. Если в
период классической философии (от Сократа до Гегеля) ценность
отождествлялась с нравственностью, свободой и гуманизмом, то новая
традиция оказалась связанной с попыткой Ф. Ницше «переоценить» все
ценности, необходимой, как он полагал, по причине относительности и
ограниченности любой культуры и морали. Вопреки схоластической
традиции и рационализму, Ницше исходил из отрицания установленного
порядка бытия и высшего строя ценностей. Его тезис «Бог умер» означал
конец существования, каких бы то ни было ценностных миров. Ницше дал
новое определение ценности, где обозначил ее как «высшее количество
власти, которое человек в состоянии себе усвоить» 1 . Ценность,
традиционно понимаемая как общезначимость, становится в философии
Ф. Ницше индивидуальной значимостью, приобретая при этом особый
«сверхгуманистический» смысл, если иметь в виду идеал сверхчеловека
как ответственного за судьбы всего мира субъекта. Немецкий философ
утверждает за сверхчеловеком высшее право и обязанность
–
совершенствование мира и человечества. Эта позиция стала
предвосхищением экзистенциального атеистического гуманизма, хотя
традиционно Ницше и воспринимается как самый яростный критик
гуманизма, но гуманизма христианского. Ницше, в отличие от
Шопенгауэра, подчеркивал индивидуально-волевую, а не родовую основу
развития бытия. Это проявилось и в его определении сущности ценности:
1
Ницше Ф. Полн. собр. соч. М., 1910. Т.9. С.352.
«Все, что имеет ценность в нынешнем мире, имеет ее не само по себе, не
по своей природе – в природе нет никаких ценностей, – но оттого, что ему
однажды придали ценность, подарили ее, и этими деятелями, дарителями
были мы!» 2
Несмотря на то, что классические традиции философии проявились
и в аксиологических исследованиях неокантианцев, от Г. Риккерта и В.
Виндельбанда до Г. Когена и Э. Кассирера, неклассической философии в
XX веке была суждена большая популярность и востребованность. И
именно с тенденцией модерна оказались связанными как взлеты, так и
трагедии современного человека.
Нигилизм, идущий от Ф. Ницше, по словам М. Хайдеггера,
включающий «неверие в метафизический мир» в конечном итоге
«начинает не выносить и мир реальный» 3 , происходит крушение не только
нравственных, но и «космологических» ценностей. На смену прежним
идеалам Просвещения и классической европейской философии приходят
новые, возвышающие то, что считалось недостойным внимания и
уважения. Прежде всего, возрастает роль витальных ценностей: Жизни,
мира
чувственности,
страсти,
бессознательного,
волевого,
иррационального, интуитивного оснований личности. «Философия
жизни», дополненная психоанализом, философской антропологией,
интуитивизмом – способствовали становлению нового отношения к
человеку и миру, предельным выражением которого станет
постмодернизм. Психология и антропология XX века полностью ушли от
понятия «душа», казалось бы, рассмотрев и описав все сферы личности.
Моральное сознание, следование нравственным императивам было
интерпретировано как одно из проявлений тоталитарности общества в
отношении к человеку. Единственным уцелевшим и продолжившим свое
мощное развитие остался ценностный ориентир на Свободу. Понимание
личности как свободы, получившее обоснование в экзистенциализме,
открыло перед ней «хаос возможностей». Ощущение свободы, укрепляло в
ведение борьбы, в бунте против системы; окрыляло и вдохновляло на
творчество; развращало, не запрещая ничего из того, что хочется; пугало
ответственностью и заставляло спасаться бегством от самой свободы.
Свобода не давала внешней цели, устраняла запрограммированность
на должный результат и способствовала господству неопределенности.
Появление синергетической методологии вызвало аналогичные процессы в
понимании мира, утвердив неопределенность неотъемлемым атрибутом
бытия. Переход к постнеклассике (70-е гг.) в науке заставил по-новому
оценивать деструктивные, хаосогенные процессы; в культуре это выявил
постмодерн.
2
3
Ницше Ф. Избр. произв. М., 1993. С. 285-286.
Хайдеггер М. Ницше и пустота / сост. О.И. Селин. М., 2006. с. 105.
Однако свобода давала простор любым формам, и на фоне культа
насилия и абсурда, как исключения теперь пробивали себе путь
романтизм, морализм, оптимизм (в духе Г. Маркеса, У. Эко, Н. Аббаньяно
и др.) «Переполюсовка» проявилась как в эстетике, так и в этике, что
вызвало значительные последствия. Высокие моральные качества,
патриотизм, честь, духовность, оказались аномалией, вызывающей
непонимание и даже презрение большинства, исповедующего культ
богатства и гедонистических радостей. Свобода разделила и «духовную
элиту»: на тех, кто принадлежал к ней формально и реально. Подавляющее
большинство же уже не было вынуждено насильственно тянуться к
идеалам Просвещения и открыто реализовало то, что раньше подвергало
«вытеснению».
По мере того как обесценивались внешние ценности, человек все
больше сосредоточивался на себе самом. Однако и в собственном
внутреннем мире наиболее ценным оказывалось теперь не то, что
связывало человека с Абсолютом, высшим Разумом, социумом, то есть с
Другим, а то, что полностью противостояло Другому и утверждало только
самого Себя. Наслаждения и их разнообразие становятся целью
большинства членов общества «эпохи потребления». Прежние ценности в
этих условиях неузнаваемо трансформируются: вера в Бога теперь
проникнута не столько стремлением к обретению душой Царства
Небесного, сколько желанием привлечь высшие силы для наилучшего
устройства своей земной жизни (снятия стресса или депрессии, получения
прибыли и т.д.); знание и образованность оцениваются как средства
карьерного роста, получения высокого дохода и власти; прекрасное и
искусство видятся атрибутами успешной модной жизни и т.д.
На протяжении всей истории человек жил для кого-то или для чегото, и сегодня, вероятно, впервые за все эпохи, он живет ради самого себя.
Его жизнь уже не «проходной двор» в высший мир, его Я не принадлежит
властителю, государству или партии. Даже семья и дети не сдерживают
свободу индивида, который может отвергнуть их в любой момент без
укоров общества или совести. Это заставляет с новой остротой звучать
вопрос израильского мыслителя Гилеля, который никогда не был столь
актуален как сегодня: «Если я только за себя, то зачем Я?»
Человек, освободившийся от долга, веры, традиции, корней, не
дававших свободы и полета, оказался «абсурдным героем», свободным, но
не ценным ни для кого. Человек, утративший ценности внешнего порядка,
оказался лишившим ценности и себя самого. Как пророчески заметил Ф.М.
Достоевский, богоборчество есть в конечном счете и человекоборчество –
уничтожение себя самого. Это же можно сказать и о природоборчестве и о
моралеборчестве и т.д. Оказывается, что современному человеку
необходима ценность самого себя, а она в свою очередь формируется
благодаря тому, что все его поступки имеют какую-либо высшую цель,
направленность на Объект. Если же все действия человека, как это в свое
время понимал Ницше, есть лишь поток, «вечное становление», или как
полагают постмодернисты, – фрагментация и множественность порывов,
то все они оказываются бесцельными и бесполезными. Ценность мира и
его феноменов необходима и для придания смысла самому человеку, будь
то мир «потусторонний» или природный.
Почему же человек отверг ценность мира и возвел в высший статус
себя и свои желания? Вероятно, дело в том, что мир слишком долго
подчинял
человека
своим
законам,
природной,
социальной,
экономической, политической и иной необходимости. XX век не был
исключением, и здесь человек оказался связанным, уже не только
традиционными классическими, но и новыми факторами – развитием
массового общества, в котором объективация проявилась в особой
полноте. Современная эпоха предоставила качественно новые
возможности для индивидуального творчества, совершенствования и при
этом породила новые формы несвободы (информационную зависимость,
информационное неравенство, зомбирование сознания). Все это порождает
и противодействие: стремление к отказу от социальной активности и
повороту к своему собственному миру, прежде всего миру ощущений.
Подобный «аутизм» формирует безразличие и апатию в отношение
Другого (не даром самым расхожим выражением стало: «Это не мои
проблемы»), на фоне высокого интереса к своим потребностям и
желаниям.
Человек постнеклассической эпохи отпущен на свободу в социальнополитическом и моральном плане, но чрезвычайно зависим в
экономической и информационной сферах. Им движут, прежде всего,
стремления к чувственным удовольствиям, потреблению и прибыли,
которые никогда не могут быть насыщены. Это не дает возможности
чувствовать себя счастливым, гармоничным, добившимся цели.
Личность оказывается потерявшей свои важнейшие основания:
вместе с ценностями, Бога, социума, Другого исчезла и ценность человека
для мира, с одной стороны, и в постоянной погоне за благами исчезла
глубина и укорененность в мире, с другой. Ключевыми состояниями
нашей жизни становятся бег, бифуркация, альтернативность путей
дальнейшего движения, неопределенность будущего, форсированные
инновации, многофакторность, плюрализм. «Поток сознания» оказался
ценнее логически построенных систем, субъект отвернулся от объекта, а
затем потерял и себя самого. Мир не познается, а скорее «взламывается» и
используется. Человек меняет свою сущность: сегодня он «человек
использующий, потребляющий, развлекающийся». Как «подвижный в
подвижной среде» он находится в бесконечном становлении,
бескачественном росте, являясь сгустком свободы, которую понастоящему не на что потратить.
Представители нового поколения, которое называют «Generation-X»,
«дети Индиго» и т.д., выбирают независимость от социума, либо
погружаясь в созданный ими мир «вирта», либо объединяясь в различные
сообщества типа underground, либо намеренно держаться в тени, пытаясь
спрятаться, затеряться. Асоциальность и эгоцентризм становятся чертами
не только бунтующих подростков, но и инфантильных молодых людей,
ставших заложниками сытого общества потребления. По словам автора
одного из ярких бестселлеров 90-х годов Дугласа Коупланда новое
поколение пытается бунтовать против «бесконечного стресса, рожденного
бессмысленной работой», против мира, где большинство вынужденно
«глотать успокоительное и считать что поход в магазин – это уже
творчество, что взятых видеофильмов достаточно для счастья» 4 .
Поворот к самому себе в данном случае оказался не связанным с
нравственно-когнитивными исканиями (в духе сократовского), он
обусловлен, прежде всего, витальными и гедонистическими запросами. Но
эта сфера традиционно не дает человеку искомой радости и вызывает лишь
иллюзию обретения смысла жизни. Поэтому, даже получив все
удовольствия мира, представитель нового модерна не удовлетворен и
бунтует.
Если в прошлом молодой человек стремился противостоять абсурду
тоталитарного социума, нищего для большинства существования, то
сегодня «Поколение-Икс» протестует против сытого стадного общества, в
котором действуют самые либеральные законы за всю историю
человечества. Но, наверное, даже Ницше не узнал бы в этом нового
сверхчеловека. Человек сегодня стал главной и единственной целью,
«мерой всех вещей», воплощенной свободой, но, похоже, для шага вперед
ему нужно что-то еще…
4
Коупленд Д. Generation-X. М., 2005.