МАРГИНАЛЬНОЕ

16
МАРГИНАЛЬНОЕ
«Вечерка» № 3 январь 2004 г.
ОДНАЖДЫ МЫ ВСЕ
Продолжение.Начало в № 12
юрка пришла не пусторукой принесла запеленутую в город
скую газетку бутылочку, чем в
немалой степени вызвала к себе
уважение. Не какаянибудь ску
пердяйка. Понимает экономическое положе
ние страны и отдельно взятого ее жителя пен
сионного возраста. А главное, знает, с какой
отмычкой подступать к холостому мужскому
сердцу...
Проходи, говорю я Нюрке, хотя она уже
топчется в тесной для нее комнате и словно
живую гладит то одну, то другую статуэтку.
Нехило живешь! хвалит она мое липо
вое благосостояние.
На черный день, может, пригодится, говорю я с гордостью и с легкой кладбищен
ской грустью.
Рано тебе еще петь отходную! оборва
ла мою заупокойную молитву Нюрка. На тебе
еще можно пахать. Вон Чижов... Знаешь Чи
жова? Ха! Этого блядуна весь город знает, а
ты не знаешь! Ему на похороны купили ниж
нее белье. Он и его износил, а все живет...
Первый раз я столкнулся с Нюркой лет
двадцать назад. Тогда она работала в желез
нодорожном тупике заведующей складом ме
таллоконструкций. Не в посудную же лавку та
кую слониху ставить! А я возился с ребятней был физруком сороковой школы и пожаловал
в Нюркино ведомство за сборноразборным
плавательным бассейном. Нюрка и в те годы
была огромной, размашистой и, как это было
заведено, свободно владела двумя языками административным и матерным, что в прин
ципе одно и то же. Грузчики, эти суслики, вы
пивохи и пройдохи, перед знатоками иных язы
ков особо не робели. Могли смело сесть на
шею. Посмотрел я тогда, как Нюрка управляет
своим граненым кулаком. Калач с ядом!
Потом я встречался с Нюркой еще не
сколько раз, но не по своей прихоти. Случай
но. Она спросит, как я живу, я спрошу, как она
живетможет, и разбежимся, точно катера, в
разные стороны.
А последний раз, к моему удивлению
Нюрка, нарисовалась на похоронах моей
жены. Когда гроб медленно поплыл в могилу,
и на мои глаза накатились слезы, Нюрка про
тянула мне усеянный мелкими цветочками
платочек. От него удушающе пахло сильно кон
центрированными духами.
И вот явилась не запылилась краса божья
прямо на квартиру. Адрес гдето откопала.
Сели мы с внезапной гостьей за кухонный
стол, по пузатой рюмашке в себя чинноваж
но спровадили. Закусили, конечно. Как без
этого? Нюрка брала стрельчатый лук, сгиба
ла его в три погибели и погружала в солонку.
Хрустела им, как скаковая лошадь, аж желва
ки ходили. И наконец встряхнулась и повела
свою повесть:
Я что к тебе заглянулато?.. Два дня на
зад сон видела. Будто приходит ко мне твоя
супруга Катерина и говорит: “За Матвея, за
своего Мотю, я сильно переживаю. Как он хоть
там один бьется? Худо ему, сердцем чув
ствую, одному. Он ведь самто ни сварить, ни
постирать не может. Присмотрела бы ты за
ним, Нюраша...”. Такой сон, думаю, не к доб
ру. Вот я и нацепила крылья, полетела...
Да, вроде, сам всегда и варил, и стирал,
не скрывая раздражения, произнес я.
Но это же сон! постаралась меня успо
коить Нюрка и сделала паузу. А я закурил,
потому что, когда волнуюсь, всегда курю.
Ты много куришь! упрекнула меня Нюр
ка и предприняла попытку поймать брошен
ный мной к потолку шарик дыма.
Ты же работала с мужиками, а к дыму не
привыкла, удивился я.
Это когда железом заведовала, тогда
возле меня много мужиков топталось. Когда
на две железные полоски, то есть на желез
ную дорогу, перешла, там этих чертей поуба
вилось. И все они у меня только в тамбуре
свой дым глотали...
Кондукторшей, что ли, работала?
Я так тебе, Матвей, скажу... Я только там
белый свет и увидела. Сегодня здесь, завтра
в другом месте. Водку на Север ящиками во
зила, оттуда рыбу, оленину и всякие шкурки
везла. Катим, бывало, рядом с озером, а на
Н
нем от уток чернымчерно. Бригадир остано
вит состав, за пять минут настреляет рюкзак
мяса. Что я на дороге заработала, на то и до
сих пор живу. До самой смерти, думаю, хва
тит. Так что не кури, неожиданно закруглила
свой прозрачный сказ бесцеремонная Нюр
ка.
Я ее понял, кажется, правильно. Мол, если
у нас с тобой, Матвей, завяжется ниточка, то
и ты не будешь испытывать материальных
затруднений...
А я не люблю, когда мне читают лекции, и
по такому случаю продолжал дымить. Нюрка
пила, хрустела луком, рассказывала какието
северные былички и разгоняла ладонью дым,
как будто он мешал ей всматриваться в золо
тое прошлое. “Попадется вот такая зануда и
выпьет всю душу. Сон она видела!” думал я,
а сам все смолил и смолил наверное, дым
уже шел из ушей. Быстро надоело мне Нюр
кино присутствие. Надоели ее габариты и
нотации.
Без мужика живешь? поинтересовался
я, потому что надо было убедиться, прав ли я
в своем предположении, что у Нюрки пробле
мы с женихом.
Не замужем, но без мужика не сплю, обескуражила она меня своим ответом.
И я понял, что Нюрка пришла ко мне, ско
рее всего, с разведкой, иначе бы так не ого
лилась. Хотя могло быть и такое, что пыта
лась придать себе еще больший вес.
А ты самто еще не женился? вроде бы
без особого интереса поинтересовалась гос
тья.
Какая там женитьба! сконструировал я
обреченную гримасу. Нитку в иголочное ушко
не могу вдеть!
С бабойто, небось, разберешься. Не
иголка! сделала слишком смелое предполо
жение Нюрка.
Понятно, что разберусь. Но разве язык
повернется сказать, что меня тянет к моло
дым. Знаю, что не по зубам, а тянет. С приро
дой разве поспоришь?..
Ну, кажется, я досыта у тебя нагости
лась, неожиданно и к моей радости засоби
ралась Нюрка. Все могу стерпеть, но только
не дым. До самой макушки отравой твоей про
пахла. Крематорий ты! Дышать нечем. Поеду
мыться, кофту стирать.
Одним словом, выкурил я Нюрку. Будто
прутья клетки раздвинул и выпорхнул на зах
ватывающую дух свободу. Как всетаки хоро
шо совершать одиночные полеты! Никакая
холера тебя не клюет и направление полета
тебе не указывает. Лети, куда подсказывает
магнитная стрелка души.
После ухода Нюрки рухнул я на диван и
мигом свернулся рогаликом. На удивление
оптимальная поза для отдыха. Поза пенсио
нерахолостяка. Интересно, кто первым осоз
нал всю ее прелесть? Нигде не давит, не жмет.
И вообще, в какую тебя, Матвей, купель окуну
ли! Сказали просто: “Все, вы с этого дня че
ловек свободный. Достаточно потрудились на
славу родины. Теперь можете спокойно отды
хать”. Не верится! Как это возможно ничего
не делать, отдыхать да еще за отдых получать
деньги?
Говорят, старость это лень. Поспал, про
ковырял глаза, сварил суп из бичпакета вышел во двор, чтобы почесать язык на нео
стывающей лавочке.
Вот уж кого на дух не переношу, так это
забальзамированных сидельцев, настраива
ющих свои локаторы на любой источник зву
ка. Каждого прохожего эти чугунные задницы
осмотрят, как под рентгеном, а потом своими
языками начинают молотить копну, что так, а
что наперекосяк.
Нет, лучше задавиться, чем остаток жиз
ни посвятить ленивому барству.
Мамонов мне звонит:
Какими великими проблемами, государ
ственный нахлебник, занят?
Семечки лузгаю, отвечаю.
Язык еще не почернел? Тогда вот что я
тебе предлагаю... Гладьутюжь свой парадный
прикид. Вечером в “Монтажник” на танцы
намылимся. Там два раза в месяц проводят
вечера “Для тех, кому за тридцать”.
За тридцать ведь, а не за шестьдесят... напоминаю я Мамонову. У него явно чтото с
Эх, жизнь моя, жестянка,
а ну ее в болото!..
арифметикой неладно.
Да ты посмотришь, какая туда рухлядь
ходит! И под семьдесят и за семьдесят. Ты по
сравнению с ними поручик Ржевский. Толь
ко оденься поприличней, чтоб нас там не ис
пугались...
На танцы я хаживал когдато в юности, но
не для того, чтобы покружиться в смерче валь
са, для того, чтобы потусоваться в кругу свер
стников: клуб был чуть ли не единственным
пятачком кайфа, куда по вечерам стекалась
молодая кровь. Правда, иногда танцевал во
время надомных междусобойчиков, да и то
когда какаянибудь прыткая Маланья сдерги
вала меня с насиженной чурки. Совсем не умею
танцевать. Ноги, видно, растут не из того мес
та. Не танцую, отбываю принудиловку.
Но тут както ловко надломился во мне
былой стержень, и я решил выйти в народ, в
люди. За погляд денег не платят. Да и что дома
то сиднем сидеть, Кощеем чахнуть? Так не
долго и до лавочки доскрестись, стать дво
ровой реликвией.
Первое, что я зарубил себе на носу: с Ма
моновым лучше на улице не появляться. На
летают нарядные бабочки, виснут на его длин
ной, как у верблюда, шее:
Как живешьможешь, Мамончик?
Живу прекрасно и еще могу! скалит
фарфоровые зубы Мамонов.
Давно не встречались. Может, сбежим
ся? вопрошает наглая бабочка. Я же тебе
свой телефончик давал! Брякни и сбежимся.
Подружку с собой захвати. У меня эвон какой
дружбан в холостяках киснет! Мамонов с гор
достью осматривает меня с ног до головы.
Что и говорить, бабцы нынче оторви да
брось. Бойцы в юбках. На такую Акулину на
рвешься век чесаться будешь.
Однако в каждом стаде должен быть свой
петух. И я костыляю с петухом бабьего цар
ства Мамоновым по прямой, как стрела, ули
це в знаменитый “Монтажник”. Мамонов не
брежно швыряет кисть руки вправо, где вы
сится двухэтажная деревяшка:
Здесь живет моя Сулико!
А Тамрико где обитает? озвучиваю я
первое подвернувшееся на ум имя.
Тамрико живет чуть дальше, сообщает
мне вечно невозмутимый Мамонов. Оказыва
ется, он знает еще и безвестную мне Тамри
ко! Господи, какой астрономический список!
Сколько у моего соседа причалов!..
В огромном, точно футбольное поле,
танцевальном зале «Монтажника» настоя
КАРТИНА НОРМАНА РОКУЭЛЛА
(ЗАПИСКИ МОЛОДОГО ПЕНСИОНЕРА)
щий дождепад огней. Не люблю такое рас
точительное сияние. Ореол энергетика Чу
байса. Свет обезоруживает тебя, делает
уязвимым. Идешь ты по полыхающему пар
кету, как муха по стеклу, под перекрестным
обстрелом незнакомых глаз, словно прики
дывающих, какого подвига от тебя через
минутудругую ждать. А ты все идешь и
идешь мимо, как тебе кажется, слегка по
мятых, поднафталиненных и убийственно
резко пахнущих заморскими водами еще
царских времен девиц, жаждущих ласково
го мужского прикосновения. Ты же стара
ешься делать вид, что как раз такой ласко
вый и есть, хотя твоя дорога не была усыпа
на анютиными глазками. Однако ничуть не
изъездился, не износился. Еще бодреше
нек, точно малосолый огурчик. А коль жули
коватый дружок Мамонов уже успел юркнуть
в какуюто щель, то ты с независимым ви
дом продолжаешь свое движение к буфету,
с которого как раз и начинает свой размин
ку всяк уважающий себя мужчина.
Не успел я еще познакомиться с “репер
туаром” буфета, как тут же передо мной на
рисовался Мамонов. И не один с двумя мо
его калибра матронами. Сам он в центре и
каждую из матрон облапил за талию натре
нированными во время свадеб клешнями. Гля
дя на низкорослое с короткой, как у мальчиш
ки, прической создание, Мамонов, точно при
щемивший хвост кот, длинно тянет:
Ася тоже коньячку хочет!
В его интонации столько полезной инфор
мации! Если ее перелопатить на простой, не
птичий, язык, Мамонов говорит следующее...
Вопервых, дает понять, что я могу рассчиты
вать только на Асю. Осечки не будет. Вовто
рых, следует слегка взбрызнуть мое появле
ние под сводами чудодворца на вечере “Для
тех, кому за тридцать». Втретьих, доставка
потенциальной невесты прямо к буфетной
стойке тоже чегото стоит. Вчетвертых...
Короче говоря, перечень можно продол
жить был бы полет фантазии.
Я корчу из себя пенсионера, с которым
любимая власть расплачивается только дол
ларами и у которого эта американская “зе
лень” растет даже из ушей.
Как столичный официант, в три погибели
изогнувшись, спрашиваю Асю и ее подружку :
Что будем пить?
У Мамонова не спрашиваю: он пьет все
подряд. Ася делает из рук два длинных крыла
и хохочет.