Сквозь жар души, сквозь хлад ума…

«Сквозь жар души, сквозь хлад ума…»
Творчество Адальберта Эрдели в последнее десятилетие особенно привлекает
внимание коллекционеров, музейщиков, исследователей. Выставки, статьи и
монографии призваны расширить представление о мастере, чьи работы достаточно
известны не только в Украине, но и в других странах Европы. Минувший юбилей
дал повод говорить не только о таланте художника, но и о малоизученности его
творческого пути. Живописное и литературное наследие Эрдели постепенно
открывают свои тайны, однако полное осмысление его творчества в контексте
отечественного и общеевропейского художественного процесса ещё не
завершено.
Живописные работы Адальберта Эрдели неизменно пленяют зрителя мягким струением
цвета. Портрет, пейзаж, натюрморт… Не столь важен изобразительный мотив, сколько
мелодия, что льётся в каждом движении мазка — то корпусно-плотном, то едва
набирающем краску. Возникает целостный, наполненный гармонией форм мир, где
большое и малое взаимодополняют друг друга. Сплавленность предмета и пространства
свидетельствует о едином ритме, который охватывает все проявления бытия.
Цветовые пласты в работах мастера можно созерцать бесконечно долго, находя
созвучия и контрасты. Эта живописная стихия не обрушивается на зрителя шквалом
ярких красок, но благородно и доверительно раскрывает себя постепенным движением
линии чувств. И каждый мотив, каждый пейзаж либо «тихая жизнь» предметов
воспринимаются как что-то знакомое с детства, родное до «сердечного щему».
Адальберт Эрдели — основоположник закарпатской живописной школы, «музейный»
художник, корифей украинского искусства ХХ века. Но как рождались его полотна,
1/5
«Сквозь жар души, сквозь хлад ума…»
восхищающие и завораживающие нас? Тайну мастерства могут приоткрыть рабочие
тетради художника, хранившиеся в его доме и не предназначенные для сторонних глаз.
В трёх альбомах, что ныне находятся в коллекции галереи «НюАрт», представлены 134
графические композиции, выполненные сепией либо графитным карандашом. Эти
альбомы словно позволяют войти в «святая святых», в мастерскую художника,
проследить ход его творческой мысли, беглое движение руки, фиксирующей
отточенный замысел. Каждый рисунок — лакмус мастерства, здесь ничто не
закамуфлировано, не спрятано под покров эмоций цвета…
Дуга округлого стола, с ней в ритм круглится ваза, бокал стеклянный на высокой ножке
рифмуется с сосудом, увенчанным букетом. Ещё три яблока и вертикали линий как след
от занавески. Так просто, лаконично художник строит натюрморт.
В другом эскизе мастер меняет роли, но «играют» аналогичные предметы. Ваза, дальняя
родственница греческой амфоры, поставлена перед картиной; их стройные вертикали
перезвоном линий возносят парадность звучания, пышные цветы и раскидистые ветви
аранжируют мелодию, а округлый прозрачный сосуд перекликается с чашкой и плодами
на столе. Штриховка легко уточняет тени, моделируя объём.
Мы встречаем в эскизах и любимый художником прямоугольный металлический поднос с
зеркальной поверхностью. Он поставлен под углом, создавая иллюзию глубины
пространства, на нём размещены чайные приборы и бокал с цветами. Овалы форм,
диагонали линий — всё в соразмерности, без диссонанса.
Когда ж пейзаж запечатлел художник, и тут господствует округлость форм и мягкое
теченье линий. Изгиб реки, её неспешное движенье проходит меж раскидистых
деревьев. Их пышность крон то закрывает горы, то вдруг раздвинется как занавес и
выведет на сцену вершины дальние в тумане.
Рисунки живут вполне самостоятельной жизнью. Однако многие из них, несомненно,
послужили эскизами для живописных композиций. Аналогии очевидны, как очевиден и
путь трансформации графического решения в живописное. Но тут, тем не менее,
возникает ощущение, что ясность графических ритмов не покидает живописное
полотно. Графика растворена в мерцании цвета, и всё же её конструктивность изнутри
удерживает ясность композиционного построения.
2/5
«Сквозь жар души, сквозь хлад ума…»
Слово «гармония» не раз звучит в текстах художника. Это, вероятно, его ключ к
постижению мира. Искусствоведы-критики окрестили мастера экспрессионистом.
Однако заметим, что экспрессивность-эмоциональность Эрдели особого рода, без
крайнего напряжения и без деструкции форм. Альбомы его рисунков подтверждают то,
что линейные ритмы были основой в режиссуре композиции.
В графике Эрдели, в том, как линия широко охватывает предмет, передавая
одновременно и форму, и окружающее её пространство, чувствуются уроки Шимона
Холлоши. Невольно вспоминается, что Илья Репин, будучи профессором Петербургской
Академии художеств, настоятельно советовал своим воспитанникам ездить в Мюнхен
учиться рисунку. В мюнхенской частной школе словацкого художника Антона Ашбе
обучались Игорь Грабарь, Дмитрий Кардовский, Александр Мурашко, Иван Билибин. А
школу венгерского мастера Шимона Холлоши прошли Мстислав Добужинский, Кузьма
Петров-Водкин, Владимир Фаворский, Алексей Кравченко. Может быть, именно эта
общность основ сближает Эрдели и Петрова-Водкина в построении пространства
натюрмортов, где линеарная крепость форм словно силой земного притяжения
удерживает предметы, увиденные сверху и под углом, в динамике осей, в зеркальных
отражениях, в сферической перспективе.
Мир натюрмортов Поля Сезанна — структурно-организованный, с его онтологией форм,
восходящих к ясной геометрии «цилиндра, шара, конуса», с острым столкновением
пространственности мира и плоскостности картины — также зримо присутствует в
рисунках Адальберта Эрдели, но не на уровне узнаваемых мотивов, а на глубинном и
одновременно более свободном уровне воспринятых закономерностей. Кто только не
стремился следовать за Сезанном! Достаточно назвать русских «сезаннистов»,
художников объединения «Бубновый валет», столь разнообразных в своём творчестве.
Вспомним натюрморты Ильи Машкова и Александра Куприна: они, как и у Адальберта
Эрдели, построены на акцентированном круглении форм, весомых и величавых.
В европейских художественных столицах Эрдели не чувствовал себя ни странником, ни
завоевателем. Он целеустремлённо и последовательно осваивал и адаптировал то, что
было близко его внутренним творческим установкам. И, кажется, столь же естественно
и легко добивался успеха. Ещё в период учёбы в Будапеште, в Венгерском королевском
художественном институте, он был приглашён на пленэр в Кечкемет, где рядом с ним
работали такие известные мастера, как Карой Ференци и Ференц Олдяи.
3/5
«Сквозь жар души, сквозь хлад ума…»
В период пребывания в Мюнхене Эрдели было предложено сотрудничество в газете
«Augsburger Abendzeitung» в качестве исполнителя шаржей (известно, что для этого
издания в 1924 г. художник запечатлел Адольфа Гитлера во время судебного процесса
в Мюнхене). С жанром шаржа мастер не расставался на протяжении всей последующей
жизни — он, вероятно, спасал его от невыносимости слишком серьёзного восприятия
людей и событий. Немало страниц отведено шаржам и в упомянутых альбомах.
В 1923 г. выставка работ Эрдели прошла в знаменитом Glaspalast (Стеклянном дворце).
Большую часть экспозиции занимали портреты, представлявшие известных в Мюнхене
людей. Интерес к портретному жанру был благодатен: художник получал заказы, а
кроме того, совершенствовал своё мастерство и имел возможность путешествовать,
обогащая запас знаний и впечатлений в Италии и Швейцарии. В этих краях высокое
искусство соперничает с прекрасной природой; классика Высокого Возрождения,
пышность итальянского барокко и необычайная красота швейцарских горных
ландшафтов — не они ли утвердили молодого художника в преданности и верности
законам искусства и жанру пейзажа?
Из зарубежных поездок Адальберт Эрдели всегда возвращался домой, в родное
Прикарпатье, где ему так хотелось реализовать все творческие замыслы и наполнить
художественный мир новыми энергиями, новым ритмом той культуры, что родилась и
возмужала в его душе. Эта внутренняя культура переплавила исконно национальные и
европейские традиции, многовековое почитание природы и столь же долгое, из
столетия в столетие переходящее культивирование ценностей искусства. Творческие
силы Эрдели искали воплощения там, где в жизненном пространстве было ещё так мало
мастеров-художников. В Ужгороде он вместе с Иосифом Бокшаем открывает школу
рисунка; его личный путь отмечен подъёмом и успешными выставками в Брно, Ужгороде,
Праге, и, наконец, в Париже, где работы Эрдели были представлены в 1930 г. в галерее
на Елисейских полях.
С 1929 г. Адальберт Эрдели плодотворно работал в международной группе художников,
обосновавшейся в живописном месте Франции возле замка Гаржилес. Но не менее
важной была его постоянная, на протяжении двух лет, «работа» в музеях и галереях
Парижа — эмоциональная, аналитическая, творческая. Художник суммировал свои
наблюдения следующим образом: «В Париже, где создаётся мировое направление,
ведут лишь пять-шесть единиц: представителем фигурального преувеличения есть
Ван-Донген, размаха — Вламинк, вибрирующей цветистости — Дюффи, нежно-белых
блесков серости — Утрилло, синтетического равновесия серо-бурых тонов —
Модильяни, силы линий — Фуджита и типичного нового классицизма или
неоклассицизма — Дерен. Это художественное направление захватило почти целое
поколение, но кульминационной точкой магического искусства есть Сезанн».
4/5
«Сквозь жар души, сквозь хлад ума…»
Сезанновская трактовка законов построения картины ощутима в живописи и особенно в
графике А. Эрдели. Но мастер наполнил эти законы своей поэтикой, мягкой, изысканно
камерной интонацией. Его пейзажи и натюрморты отмечены нежной цветовой
моделировкой, своеобразием цветовой партитуры. Возможно, природа Прикарпатья
оставила свой след в душе, в целостности мировосприятия художника. Но классика
высокого искусства дала огранку его работам. Её след — как проба на металле —
особенно хорошо виден в рисунке.
Ольга Лагутенко, доктор искусствоведения
Полную версию статьи читайте в журнале "Антиквар", №11, 2011 г.
5/5