РЕЛИГИОЗНАЯ И СВЕТСКАЯ КАРТИНЫ МИРА В СЕМАНТИКЕ

Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 29 (320).
Филология. Искусствоведение. Вып. 83. С. 82–85.
Ж. К. Киынова
РЕЛИГИОЗНАЯ И СВЕТСКАЯ КАРТИНЫ МИРА
В СЕМАНТИКЕ СЛАВЯНИЗМОВ
Прослеживается семантическая история славянизмов на протяжении развития русского литературного языка. Описываются различные семантические процессы, в результате которых переосмыслялись значения славянизмов. На основе различных примеров из исторических словарей
и памятников письменности иллюстрируется «переход» слов из религиозной сферы в светскую
сферу. Особое внимание уделяется формированию у славянизмов переносных значений, вследствие чего положительная окраска в коннотации славянизмов заменялась отрицательной, негативной.
Ключевые слова: славянизм, религиозная картина мира, светская картина мира, семантическая трансформация,семантические процессы.
В ценностном осмыслении мира огромная
роль принадлежит религии, которая открывала перед человеком смысл его жизненного бытия, давая надежду на бессмертие, чувство защищенности и веру в свои силы. Религиозное
сознание определяет значимость сакрального
текста, маркируя слова, в семантике которых
присутствует «идеальный» компонент значения в противоположность «материальному»,
«вещественному». По мнению Е. С. Яковлевой, необходимым атрибутом религиозного сознания является способность к «мысленному,
умному зрению, видению», предполагающему противопоставление объектов и ситуаций
по линии материальное/ идеальное, физическое/ духовное, внешнее/ внутреннее [9. С. 45].
Религиозная картина мира как основной
вербально-ментальный образ видения мира
человеком сквозь призму его веры, религиозных представлений, убеждений, объективируемый посредством фонда национального языка, предстает в виде фрагмента языковой картины мира этноса. Религиозная картина мира
является важной составляющей религиозного
мировоззрения и главным ее признаком является разделение мира на природный, земной
и трансцендентный, небесный. Основой мира
выступает Абсолют, Бог. Субъектом религиозной картины мира является индивид, опирающийся на веру, а объектом – мир во всей его
целостности.
Представляется неоспоримым факт взаимообусловленности языка и религии. Религиозно-конфессиональные факторы играют значительную роль в судьбах языков, что, по мнению Н. Б. Мечковской, оказало влияние на ряд
лингво-коммуникативных процессов:
1) распространение двуязычия культового
и народного языков;
2) расширение семантических возможностей языка;
3) усложнение системы жанров письменной коммуникации (развитие аллегорической,
абстрактно-философской, экспрессивно-метафорической речи);
4) углубление рефлексии над языком
[6. С. 58].
Старославянский язык как язык культа и
культуры тесно связан с православным мировоззрением и кирилло-мефодиевским наследием, а традиционная русская культура основана
на православных ценностях во всех формах
своего проявления, в том числе и языковой
форме. Именно язык позволяет обнаружить
связь с древнейшими пластами культуры того
или иного народа, с его религиозным опытом,
рефлексией эстетического и научного познания мира.
Усвоение старославянской лексики в условиях сохранения культурно-исторической, религиозной, этнической непрерывности в русской культуре сопровождалось и своеобразным
заимствованием элементов концептуальной
схемы этого сакрального языка. Священные
смыслы в культурной семантике славянизмов
как слов, заимствованных из старославянского
языка, актуализируют и реализуют духовные
значения как инвариантные, сущностные, символические. Основу церковнославянской концептуальной лексики составляет православная
нравственность, основанная на христианской
добродетели, и потому ее базовыми концептами являются вера, надежда, любовь, покаяние,
истина, совесть, доброта, красота, опреде-
Религиозная и светская картины мира в семантике славянизмов
лившие особый путь русской духовности и
ценностное осмысление мира.
Анализируя мир смыслов и мир ценностей, в котором жила и развивалась средневековая культура, и проблему реконструкции
языкового сознания средневекового человека,
Т. И. Вендина обращается к изучению таких ее
базовых концептов, как Истина, Добро, Красота, которые во многом определили особый
путь русской духовности. Лексикализация
этой триады в языке русской духовной культуры свидетельствует не только о значимости
этих категорий для русского языкового сознания, но и о глубоком интересе человека к философским основам бытия [2. С. 15]. Эти понятия
в старославянском языке концептуализировались как категории религиозные и этические.
Осмысление этих абстрактных сущностей в
старославянском, древнерусском и современном русском языках происходит сквозь призму
слова – знака культуры, сочетающего в себе и
материальное, и духовное.
В древнерусском языке прослеживается
развитие ментального поля Истины за счет
втягивания в него новых слов: Истина в древнерусском языке осмысляется уже как вера,
ср.: вѣра – 1) «истина»; 2) верование, поклонение истинам, догматам» [7. Т. 2. С. 79]. Это
ценностное осмысление Истины, ее «гуманизация» приводят к тому, что она становится атрибутом человека: истинноименный – «почтенный,
достойный почестей»; истинство – «истинное
достоинство, звание» [7. Т. 6. С. 321]. Смысловые приращения этого понятия социализируют
его, несмотря на то, что именно Правда, а не
Истина становится нормативно-оценочной категорией, определяющей нравственность человека, духовным эквивалентом которой становится совесть. Ср.: В нем правды нет, то есть
«нет совести».
Первоначально в семантике слов, восходящих к старославянсмкому (церковнославянскому) языку, содержался только сакральный
смысл, поэтому эти слова означали православные реалии и понятия. Однако в результате
семантической эволюции славянизмов, обусловленной различными экстралингвистическими и внутрилингвистическими факторами,
происходило переосмысление их значений.
В. М. Живов называет такое явление «секуляризацией церковнославянской лексики или – с
точки зрения позднейшего религиозного восприятия – ее опрофанированием» [4. С. 498].
Так, слово мечтание, обозначающее в церков-
83
ной сфере «ложные ощущения, возникшие в
результате бесовского наваждения», становится наименованием «желанного, возвышенного,
идеального» в языке светском [4. С. 498]. Глагол
преступити, первоначально означавший то же,
что и переступити, преимущественно употреблялся переносно в сочетании со словами заповедь, законъ, уставъ, заветъ, клятва, обещание
и т. п. Эти сочетания имели большую распространенность в религиозной литературе, в частности, в церковно-книжных памятниках, такой
«статус» явился причиной изменения значения
глагола, и он стал означать «совершить дурной
поступок, нарушить нормы поведения, закон»,
что нашло отражение в современных словах
преступление, преступный и преступник, образованных от глагола преступити. Такого рода
семантическую трансформацию претерпевала
церковнославянская концептуальная лексика,
соотносящаяся с православной нравственностью и христианской добродетелью: прелесть,
прелестный, страсть, страстный, обаяние,
обаятельный, ангел, ангельский, божественный, а также выражения Боже мой, ради Бога
и так далее. Таким образом, в семантике славянизмов помимо религиозной картины мира
«произрастает» и светская картина мира, что
происходит вследствие различных семантических процессов. Е. С. Копорская в монографии «Семантическая история славянизмов в
русском литературном языке нового времени»
на большом фактическом материале прослеживает историю славянизмов на протяжении
периода с конца XVII в. по XX в. и описывает
типологию семантических процессов. Наиболее распространенным семантическим процессом, характерным для славянизмов, является
метафорический перенос – «один из основных
приемов формирования отвлеченных понятий,
относящиеся к различным сферам духовной,
социальной и культурной жизни общества ...
Слово агнец, имевшее в старославянском языке помимо номинативного прямого значения
«ягненок» и переносное, обозначавшее безгрешного человека, и употреблявшееся преимущественно по отношению к образу Иисуса
Христа, получает широкое распространение в
русской литературе середины XVIII в., чаще
это слово выступает в контекстах, связанных
с культурно-исторической традицией восприятия образа ягненка как культового жертвенного
животного. В этих употреблениях актуализируется смысловой компонент кротости, беззащитности, чистоты. Из сферы церковных понятий
84
оно перешло в область нравственных, секуляризованных» [5. С. 35].
Идея божественной природы света в современном русском языке существенно редуцирована, об этом свидетельствуют изменения
в семантике слова. Так, в «Материалах для
словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского слову свѣтъ и производным от него
словам отводится несколько страниц словарного формата. Подавляющее большинство
производных – свѣтьловати – «освещать, просвещать»; свѣтьлитис – «светиться, сиять»;
свѣтьлотворити – «наполнять светом духовным»; свѣтьлодрьныи – «светом указывающий
путь» [8. т. 3. С. 295–302]. Все эти значения
в современном языке утрачены, как утрачена
сама идея божественной природы света, ведь
свет и свят. В Полном церковнославянском
словаре Гр. Дьяченко читаем следующее: «…
самая стихия света есть божество, нетерпящее ничего темного, нечистого, в позднейшем
смысле – греховного. Понятия светлого, благого божества и святости неразлучны… Так,
от санкср. �����������������������������������
div��������������������������������
– светить, блистать, играть лучами образовалось греч. Ζӿʋç (род. Διοç), лат.
Deus – Бог, divus – божественный, святой…»
[3. С. 582].
Между тем сакральное значение не исчезало полностью в переосмысленных словах,
в некоторых случаях расширяло коннотации
синонимичного слова. Это можно проследить
на примере пары глаголов знать и ведать: в
ходе исторического развития русского языка
в семантическую сферу сакрального знания,
связанного с глаголом ведать, все активнее
проникал глагол знать, а сакральная семантика глагола ведать уходила на периферию.
Сакральная семантика глагола ведать проявляется в его стилистической маркированности:
именно глагол ведать, а не знать приобретает
в русском языке архаическую возвышенность
и используется в целях стилизации, что находит отражение и в производных словах с корнем вед -: проповедь, исповедь, исповедание,
проповедник.
Эволюция многих русских слов происходила под влиянием Священного Писания. Слова,
обозначавшие нейтральные понятия, приобретали, в основном, негативные коннотации.
К примеру, глагол искусить имел значение
«испытать, получить опыт»: Дло же свое да
искшаеть къжъдо. Панд. Анд. IX в.; Искусити
Дону великаго. Сл. Плк. Иг.; И рша ему боѧре:
посли к нему дары, искоусимъ и, любьзнивъ ли
Ж. К. Киынова
есть злату, ли паволокамъ. Пов. вр. л. 6479 г.
[8. т. 1. С. 1122–1123].
Переосмысление значений славянизмов
привело к формированию противоположных
оценочных значений. Семантическая трансформация славянизмов преимущественно происходила за счет развития у этих слов переносных значений: угодный – дамский угодник,
блаженный – глуповатый, благоверный – благоверный муж, празднолюбец. Использование
слов в шутливом и ироническом значениях
привело к «расщеплению» коннотации слова
и формированию у них отрицательной оценки.
В результате перехода слов из православной
сферы в светскую они приобретали противоположные значения.
Вышеприведенные примеры свидетельствуют о том, что этические и оценочные представления религиозной и светской картин мира
противопоставлены друг другу. Прослеживая
историю возникновения светского и религиозного значения лексем, соотносимых с общими
этическими понятиями, И. М. Гольберг отмечает: «Различная «организация» картин мира
светского и религиозного дискурса позволяет
говорить о сравнительном анализе элементов
наивной этики религиозно-проповеднического
стиля и бытового языка. За одной и той же лексической единицей в религиозном и светском
дискурсах стоят, как правило, разные понятия,
имеющие подчас прямо противоположные этические оценки. При этом картина мира религиозно-проповеднического стиля обнаруживает
большее сходство с картиной мира церковнославянского языка... Важно также отметить, что
религиозное значение лексемы является значением архаичным, исконым» [1. С. 53]. Исследователь приводит классификацию этической
лексики религиозно-проповеднического стиля,
основанием которой явились: а) фактор наличия/ отсутствия «светского» значения лексемы; б) характер соотношения «духовного» и
«светского» значений. На основе анализа лексем, соотносимых с добродетелями и грехами,
и их аналогами в светском дискурсе, приходит
к выводу о том, что этическая система религиозного дискурса четко выстроена и не допускает двусмысленности, … в светском дискурсе
большое количество понятий не имеют однозначной оценки [1. С. 53].
Следует отметить, что переосмыслялись не
только слова, концептуализирующие понятия
православной ментальности и нравственности, но и слова, обозначавшие предметы и по-
Религиозная и светская картины мира в семантике славянизмов
нятия мирского обихода. Например, вратарь
– это страж, приставленный к воротам дома,
т. е. привратник, дверник: Како же и великий
князь Святоша, преддержавый великое княжение Киевское, и пострижеся в Печерстели
монастыри и пятнадцатиь лет во вратарях
бысть, и всем работаше знающим его, ими же
владяше («Послание Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь»).
В исторической лексикологии имеются
примеры обратного языкового процесса: слова с нейтральным значением, обозначавшие
в прошлом бытовые понятия, в современном
языке называют реалии и предметы церковного обихода. «Риза в современном употрелении
прилагается только к церковным реалиям (это
верхнее облачение священника, либо же оклад
иконы), между тем оно вошло в язык с более
широким значением – «одежда» (отголоски его
слышны во фразеологизмах до положения риз;
разодрать на себе ризы). [9.�������������������
������������������
С. 50]. Древнерусский аналог ризы выходит за рамки библейской тематики: риза используется и как название одежды вообще, ср.: И подоиша же боӻре и
боӻрын, изрѧдившесѧ во брачны порты и ризы.
Ип.л. 6769 г. [8. т. 3. С. 121].
Интересным представляется нам случай переосмысления слов гордиться, гордость – их
перемещения из отрицательно оцениваемых
(гордиться – «неправедно превозноситься»)
в нейтральные [4. С. 506–507]. По мнению
Е. С. Яковлевой, «... конфликт между “светским” и “духовным” языком был решен благодаря синонимии: попирающее первую из заповедей блаженств чувство связывается у носителей современного языка со словом гордыня»
[9. С. 56].
Рассмотренные примеры позволяют сделать
вывод о том, что на протяжении исторического
развития русского литературного языка за славянизмами закрепились два значения: духовное (церковное) и светское (мирское, бытовое).
На наш взгляд, следует выделить три процесса
«взаимоперехода» славянизмов из религиозной сферы в светскую и наоборот:
85
1) формирование негативных оценочных
значений вследствие секуляризации церковнославянской лексики;
2) закрепление за нейтральными словами
сакрального смысла;
3) нейтрализация слов с отрицательной
оценкой.
Таким образом, славянизмы – ментально
значимые единицы языка, в которых сконцентрированы многовековой опыт, культурные и
религиозно-православные ценности русского
народа, поэтому в этих словах сохранились
существенные с точки зрения носителей языка
представления и понятия – элементы «картины
мира».
Список литературы
1. Гольберг, И. М. Религиозно-проповеднический стиль современного русского литературного языка: моральные концепты : дис. …
канд. филол. наук. М., 2006. 156. с.
2. Вендина, Т. И. Средневековый человек
в зеркале старославянского языка. М., 2002.
336 с.
3. Дьяченко, Гр. Полный церковно-славянский словарь (репринт 1890 г.). М., 1993.
4. Живов, В. М. Язык и культура в России
XVIII века. М., 1996.
5. Копорская, Е. С. Семантическая история
славянизмов в русском литературном языке
нового времени. М., 1988. 232 с.
6. Мечковская, Н. Б. Социальная лингвистика. М., 2000. 205 с.
7. Словарь русского языка XI–XVII вв. /
РАН СССР. М., 1972–2012. Вып. 1–29.
8. Срезневский, И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. I–III. СПб., 1893–1912 (репринт:
1958, 1989).
9. Яковлева, Е. С. О понятии «культурная
память» в применении к семантике слова //
Вопр. языкознания. 1998. № 3. С. 43–49.