100 ПИСАТЕЛЬ И ФОЛЬКЛОР Поэма С. Есенина «Пришествие» и духовные стихи © О.А. ФИЛАТОВА Статья посвящена исследованию апокрифической основы поэмы С. Есенина «Пришествие», рассматривается ее связь с русскими духовными стихами, христианские образы и мотивы Ключевые слова: христианская образность', поэма «Пришествие»; русские духовные стихи', мотивы крещения, второго пришествия, второго распятия; образ Иисуса Христа; новая Голгофа. Христианские ценности, которые утверждались в ранней поэзии Есенина, в 1917-1918 годах становятся символами и мифометафорами, выражающими впечатления поэта о происходящих в России событиях. В основе «маленьких» поэм, созданных им в этот период, - представление о революции как о крестном пути к преображению России. Время революции для поэта - это время воплощения его собственного мифа о преображении мира и человека. Этот миф развертывается в цикле поэм, в которых заключена идея русского мессианства: революционная Россия предстает избранной страной, с нее начнется преображение всего мира. Во имя этого Россия должна пройти крестный путь на Голгофу. В «маленьких» поэмах Есенин создает миф о повторном распятии Христа, они объединены единым замыслом и сюжетом, который строится на мотивах рождества, крещения, распятия, воскресения, вознесения, преображения, Апокалипсиса. Особый интерес представляет поэма «Пришествие», в которой евангельские события соотносятся с современностью. Поэт видит, как распинают Христа, видит предательство учеников. Крестные муки Христа символизируют страдания России. Стихия разрушения, насилия отталкивает Есенина. Лирический герой поэмы, предчувствуя близость 101 ПИСАТЕЛЬ И ФОЛЬКЛОР гибели, обращается к Богу Саваофу с просьбой унять «ржанье бури» и «топ громов». Эта поэма положила начало теме новой Голгофы, которая нашла особое распространение в мессианских настроениях поэтов и писателей «скифства». Текст поэмы, посвященной Андрею Белому, был послан ему Р. Ивановым-Разумником, который в своем сопроводительном письме от 9 ноября 1917 года дал точную трактовку ее художественной идеи: «И снова революция как Крестный путь, как Голгофа» [1. С. 314]. В ответном письме от 17 января 1918 года Андрей Белый написал Иванову-Разумнику: «Если увидите Есенина, поблагодарите его еще раз за поэму, посвященную мне; она мне очень понравилась; и я часто ее перечитываю» [1. С. 314]. Поэма «Пришествие» отвечала программным установкам «скифства», и Иванов-Разумник использовал ее для иллюстрации духовных целей этого течения: «Нам дана была великая радость - увидеть пришедшую в мир свободу, и нам же дана великая скорбь - крестный путь свободы <...>. Грязь мирового ливня покроет теперь поля - если еще не близко чудо всемирной революции. Свое мы сделали - мы боролись, и впредь до конца будем бороться за свою правду <...>. И если мы погибнем, "дочерпав волю", то погибнем не напрасно: мы "вытекшей душою удобрим чернозем", и взойдут на нем весенние семена, которые разбрасывает теперь по всему миру русский вихрь» [2. С. 227]. Хронотоп поэмы соотносится с литургическим восприятием времени как повторения в настоящем прошлого и возобновления евангельских событий в христианском сознании и в жизни Церкви. Это проявляется в том, что для описания событий поэт использует глаголы в настоящем времени, а также наречия снова и опять: «За горой нехоженой, / В синеве долин, / Снова мне, о, Боже мой, / Предстает твой сын» (Курсив здесь и далее наш. - О. Ф.) В четвертой главке также появляется снова: «Снова пришествию его / Поднят крест. / Снова раздирается небо». Название поэмы связано с пророчеством о втором пришествии Христа. Но Есенин художественно трансформирует этот мотив: его Иисус приходит второй раз на землю не как грозный Судия, но опять как мученик, он снова терпит страдания, и местом новой Голгофы становится революционная Россия: «По тебе молюся я / Из мужичьих мест; / Из прозревшей Руссии / Он несет свой крест». Но теперь крестный путь Спасителя еще более трагичен: «Но пред тайной острова / Безначальных слов / Нет за ним апостолов, / Нет учеников». К этой мысли трагического одиночества Христа, пришедшего на повторную Голгофу, Есенин возвращается в пятой главке, где Иисус дважды повторяет призыв своему ученику Симону Петру: «Симоне Петр... Где ты? Приди...», «Симоне Петр... Где ты? Зову...». Этот призыв оста- 102 РУССКАЯ РЕЧЬ 5/2011 ется без ответа, и на третий зов вместо Симона-Петра является Иуда, но кажется, что с Христом рядом все же никого нет, а на вопросы отвечает лишь природа. С помощью олицетворений передана беспокойная атмосфера страха и одиночества («вздрогнули ветлы», «шепчется кто-то», «вздыбился мрак», «шамкнул прибой»): Симоне, Петр... Где ты? Приди. Вздрогнули ветлы: «Там, впереди!» Симоне, Петр... Где ты? Зову! Шепчется кто-то: «Кричи в синеву!» Крикнул - и громко Вздыбился мрак. Вышел с котомкой Рыжий рыбак. «Друг... Ты откуда?» «Шел за тобой...» «Кто ты?» - «Иуда!» Шамкнул прибой. С образом Симона-Петра связан мотив отречения от Христа, который ассоциируется с троекратным пением петуха, предсказанным в Евангелии самим Христом: «Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня» (Новый Завет. Мф. 26:34). У Есенина этот мотив вводится опосредованно, через образы природы: «С шеста созвездья / Поет петух», «Вздохнула плесень, / И снег потух... / То третью песню / Пропел петух». Так рисуется образ Христа, страдающего, одинокого Мессии, вновь обреченного на гибель. Образ Богоматери-Руси оказывается созвучным образу русского Мессии, и мотив богоизбранности русской земли, который сложился еще в раннем творчестве Есенина, получает в поэме трагическое звучание: «О Русь, Приснодева, / Поправшая смертъ\ / Из звездного чрева / Сошла Ты на твердь». Определение «поправшая смерть», данное Есениным Приснодеве, Пресвятой Богородице, в образе которой предстает Русь, не встречается в православной литургической традиции. Эта характеристика свойственна Христу: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ...» (тропарь Воскресения). Но образ «поправшей смерть» Богоматери-Руси, воссозданный с иконографической изобразительностью, 103 ПИСАТЕЛЬ И ФОЛЬКЛОР оказывается вполне закономерным в свете есенинской идеи преображения мира и новой Голгофы, уготованной для России, за которой следует ее воскресение. Строки, которые воспроизводят события новой Голгофы, полны драматизма, Богоматерь видит страдания Сына: «Под снежною ивой / Упал твой Христос! // Опять его вой / Стегают плетьми / И бьют головою / О выступы тьмы...». Мотив повторного распятия Иисуса Христа, который в 1918 году повторил в своей поэме «Христос Воскрес» Андрей Белый, не связан с каноническими евангельскими текстами. Второе распятие Х р и с т а духовная метафора, которая выражает мысль о последствии отпадения человека от Бога. По словам апостола Петра, «отпавшие от Христа снова распинают в себе Сына Божия» (Евр. 6:6). Этот мотив также восходит к сюжетам русского духовного стиха, и, таким образом, поэма имеет апокрифическую основу. Об этом писал В. Харчевников: «В догматах церкви отсутствует учение о втором распятии Христа. Зато духовный стих, изобретший идею второго распятия, объясняет его очень просто и понятно: за кровавые грехи, за подлость и ненависть к "меньшому" брату, за деяния богачей распнут Христа, и распнут они же. У Есенина изображены результаты того, о чем духовный стих говорит только предположительно» [3. С. 137]. Одной из групп русских духовных стихов, к которым относятся разнообразные в жанровом отношении и объединенные религиозными сюжетами произведения народного творчества, являются стихи о Страшном суде. В них рассказывается о втором пришествии Христа и суде над всеми людьми. В некоторых вариантах грешники, идущие в «огоньпламень неугасимый», молят Богородицу заступиться за них. Просьба Богородицы вызывает вопрос Христа: «Разве ты хочешь видеть Меня, / Во вторые, Бога, на распятии / Все ради проклятыих?» [4, 5]. И в ответ на свою молитву Богородица слышит, что прощение невозможно, что во искупление грехов человечества необходимо второе распятие Христа. К самим грешникам он обращает такие слова: «Что вы, чада, слезно плачете, / На второй суд помышляете? / Второй суд вам готовится.../ Сошлю я на вас остропилателей...» [4]. Почти всегда в ответах Христа, наряду с книгами закона, указывается на его страдания и воплощение, как на один из мотивов осуждения, отягощающих меру грехов: «Я сам Христос от Девы родился, / Три дня был на распятии, / Все ради вашего согрешения, / Ради вашего беззакония» [4]. Говоря о связи поэмы «Пришествие» с сюжетом русского духовного стиха и об идее второго распятия, следует сказать также и о других образах и мотивах, находящих свое отражение как в поэме, так и в русских духовных стихах. Во-первых, это мотив схождения Богородицы с небес на землю. Во-вторых, это образ креста, который неоднократно возникает в поэме: «Из прозревшей Руссии / Он несет свой крест»; «...И крест 104 РУССКАЯ РЕЧЬ 5/2011 высок»; «Снова пришествию его поднят крест»; «...Мы окропим твой крест». Второе пришествие Христа в духовных стихах описывается так: сначала ангелы приносят крест, на котором его распяли, а потом приходит он сам (иногда в духовных стихах ангелы приносят престол вместо креста, иногда - и престол, и крест): Егда будет время второго Христова пришествия, Страшного Суда самого Христа, Воплоченного от Девы Сына Божьего, Тогда сойдут с небес ангелы Божие, Снесут престол Господен с небес на землю И снесут животворящий крест, Поставят на место Лобное, Где Господь претерпел вольное распятие [5]. Образ рая, который также представлен в есенинской поэме, описан в духовных стихах как «прекрасный рай», «царство небесное». Но рай в описаниях духовных стихов похож на земную жизнь, обязательно счастливую, со всеми земными благами: Готово вам есть царство небесное, Готова вам пища райская Одежда во веки неизносимая И птица райская Во веки вам на утешение! [5]. Стоит отметить, что «из двух символов рая в христианской литературе и искусстве - сада и града - народ предпочитает решительно первый, перенося на него свою "сублимированную" любовь к матери-земле» [4. С. 109]. Образ рая-сада и тяготение его к земному описанию находит отражение как в поэме «Пришествие», так и в лирике последнего периода творчества поэта. С образом рая связаны упоминания в поэме рек и гор, которые также присутствуют в русском духовном стихе. Между раем и адом в духовных стихах течет река огненная, которая в некоторых списках названа «Сион-река», а гора упоминается Сионская. В поэме же помимо простого наименования гор («за горой нехоженой») говорится о Елеоне. Праведники, по русскому духовному стиху, перейдут реку, а грешники будут в нее погружены, то есть обречены на муки. О муках, тяжести греховной речь идет и в поэме: «На реках твоих / Сохну...». Несмотря на то, что реки - источник воды, напоение влагой не происходит, это духовная метафора греховной тяжести: «...Тянет меня земля, / Оцепили пески». И наконец, соприкосновение поэмы с русским духовным стихом о Страшном суде и втором пришествии обнаруживается в упоминании трубного гласа. В духовных стихах людей созывает звук золотой трубы архангела Михаила. В поэме: «Трубами вьюг / Возвести языки», где 105 ПИСАТЕЛЬ И ФОЛЬКЛОР «языки» - это «народы» (ср. в стихотворении С. Есенина «Сорокоуст»: «Трубит, трубит погибельный рог!»). Четвертая главка, пронизанная трагическим настроением, представляет собой молитвенное обращение к Богу: Ей, Господи, Царю мой! Дьяволы на руках Укачали землю.<.. .> Тишина полей и разума Точит копья. Лестница к саду твоему Без приступок. Как взойду, как поднимусь по ней С кровью на отцах и братьях? Тянет меня земля, Оцепили пески. На реках твоих Сохну. Эта часть поэмы содержит в себе мотив покаяния, сопряженный с символическим образом духовной лествицы: «Как взойду, как поднимусь по ней / С кровью на отцах и братьях?». Но лестница, ведущая в рай, в поэме «без приступок», то есть имеет не материальную природу. Также можно толковать это следующим образом: «без приступок», значит по ней нельзя войти в райский сад, поэтому и возникает вопрос: «Как взойду, как поднимусь по ней?..». Шестая главка также полна драматизма, для передачи которого Есенин образует окказионализм голгофят от слова «Голгофа». Начинается главка возгласом, в котором употребляется звательная форма от именования Бога Саваофа: «О Саваофе! / Покровом твоим рек и озер / Прикрой сына! // Под ивой бьют его вой / И голгофят снега твои». Заканчивается главка словами «не в суд или во осуждение» - это последние слова молитвы ко святому причащению святого Василия Великого. Поэма завершается жизнеутверждающе: Явись над Елеоном И правде наших мест! Горстьми златых затонов Мы окропим твой крест. Холмы поют о чуде, Про рай звенит песок. О, верю, верю - будет Телиться твой восток! 106 РУССКАЯ РЕЧЬ 5/2011 Ключевым мотивом является мотив крещения, несущий смысл обновления, рождения из ветхого человека нового человека: «Пролей ведро лазури / На ветхое деньми». Здесь также присутствует мотив вознесения: «Явись над Елеоном!». Вознесение - событие, произошедшее после воскресения. Елеон - гора рядом с Иерусалимом, где Иисус Христос беседовал с апостолами, а также это место его вознесения (Деян. 1:9-12). В поэме «Пришествие», как и в других «маленьких» поэмах Есенина 1917 года, ясно звучит тема обновления и неприятия крови. Поэму пронизывают мифологические и христианские образы и мотивы. Литература 1. Сергей Есенин в стихах и жизни: Письма. Документы / Общ. ред. Н.И. Шубниковой-Гусевой / Сост. С.П. Митрофанова-Есенина и Т.П. Флор-Есенина. М., 1995. 2. Иванов-Разумник Р.В. Две России // Скифы. Сборник 2. Пг., 1918. 3. Харчевников В.И. Поэтический стиль Сергея Есенина (1910-1916). Ставрополь, 1975. 4. Федотов Г.П. Стихи духовные. М., 1991. 5. Селиванов Ф.М. Русские народные духовные стихи. Йошкар-Ола, 1995. Королев, Моск. обл.