2015 ВЕСТНИК НОВГОРОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА №84 УДК 82-141 ТЕМА ПУТИ В ЦИКЛЕ СТИХОТВОРЕНИЙ С.М.СОЛОВЬЕВА «МАСЛИНА ГАЛИЛЕИ» С.Н.Кошкина THE THEME “WAY” IN A CYCLE OF POEMS BY S.M.SOLOVIEV “AN OLIVE FROM GALILEE” S.N.Koshkina Московский государственный областной университет, lana_motilkova@mail.ru В статье прослеживается, как тема пути проявилась в цикле стихов поэта-младосимволиста С.М.Соловьева «Маслина Галилеи», включенном в его книгу «Цветы и ладан». Ключевые слова: Путь, Святое Евангелие, время, пространство, символ, природа, растение, Бог, Рай, любовь, смирение, вечность, вера The author of the article explores the theme “path” in a cycle of poems “An olive from Galilee” by Symbolist poet S.M.Soloviev included into his book “Flowers and incense.” Keywords: Way, the Holy Gospel, time, space, symbol, nature, plant, God, Heaven, love, humility, eternity, faith Тема пути в лирике рубежа ХIХ—ХХ столетий чаще всего связана была с проблемой выбора жизненных ориентиров. Слово «путь» включает в себя весьма широкий диапазон значений: от механического передвижения до формирования мировоззрения и способов осмысленной деятельности, базировавшейся на углубленном самопознании. Важность этой темы в творчестве А.Блока выявил Д.Е.Максимов в монографии «Поэзия и проза Ал.Блока». Максимов писал, что «путь А.Блока выделяется <…> скрытой в нем мыслью о его сверхиндивидуальном значении… И это <…> не только путь <…>, но и мысль о пути, порождающая тему пути, одну из центральных и важнейших у Блока» [1, с. 36]. Эту характеристику исследователь относил и к наследию поэтов «блоковского круга»: «Мысль о духовном пути развития исключительно большое значение имела… для Андрея Белого. Так же, как и Блок, он обращается к ней в продолжение всей жизни…» [1, с. 33]. Главенствующую роль тема пути занимала и в творчестве И.А.Бунина, декларативно не принимавшего новых течений в литературе. Его лирический герой постоянно движется, перемещается в пространстве: «Скитаюсь я в степи свободной / Вдали от сел и деревень…» [2, с. 24]; «Вся молодость моя — скитанья / Да радость одиноких дум!» [2, с. 24]. С.М.Соловьев в цикле «Маслина Галилеи» из книги «Цветы и ладан» (1907) обращается к жизни и деяниям Иисуса Христа, Пресвятой Девы, Марии Магдалины, апостола Иакова. Легко перемещаясь во времени и пространстве, автор объединяет разносюжетные поэтические тексты сквозной темой пути. В основу стихотворения «Святой путь» легли факты из Евангелия от Матфея о бегстве семьи Ио- 103 2015 ВЕСТНИК НОВГОРОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА №84 начале стихотворения: «В последний раз теперь Он шел в Иерусалим: / Он шел, да сбудется писание пророка» [3, с. 17]. Повествование в стихотворении ведется от лица лирического героя, который внимательно следит за цветовыми деталями: «Дрожали на песке отливы багреца; / Был запад облечен в торжественную ризу, / И отблеск заревой с высокого зубца / Спускался медленно по белому карнизу» [3, с. 17]. Окружающая природа предвещает через световые и цветовые символы то, чему надлежало быть. Герой в окружающей природе видит недобрые предзнаменования. Багрец (багряный, красный цвет) символизирует кровь. Риза, в которую облечен закат на западе, тоже красная. Такого цвета облачения надеваются служителями церкви в дни памяти святых мучеников. Иисус Христос безусловно знает о своей мученической кончине, но, в отличие от свидетеля казни, спокоен, покорен «голосу отеческих велений». Его взору предстоят «дорогие места»: «стен высокие уступы», «громады мрамора», «горделивых стен немая высота» [3, с. 17], — но на этот раз Иерусалим выглядит чужим и холодным. Пройдет совсем немного времени, и восторженное «Осанна» Сыну Божьему сменится жестоким и беспощадным «распни, распни Его!». Окружающая природа будто бы желает оттянуть приближение этого страшного события: «А ночь все медлила, и тихо вечер гас, / Сгущая по стенам причудливые тени» [3, с. 17]. Ночь здесь выступает символом вероломства, греха, неверия и злобы людей, замысливших жестокое убийство. Эмоциональный фон стихотворения, его структура резко меняются. Строка становится короче, интонация надрывнее. Лирический герой стремится осветить человеческие чувства Спасителя, волнения от нахлынувших мыслей о прошлом: «Вспомнил он, / вспомнил тогда / Детства забытого лета: / Милые сердцу года, / Домик родной Назарета» [3, с. 17]. Иисус рос там как обычный ребенок, играл с матерью, радовался, шалил, смеялся: «К матери мальчик бежит, / На спину влез к ней украдкой, / Звонко смеется, шалит / Платья широкого складкой» [3, с. 14]. В минуты печального шествия Он вспоминает, что когда-то давно уже шел в Иерусалим этой дорогой: «Вспомнил, как в детстве сюда / Шли они на богомолье / Всею семьей…» [3, с. 18]. Путь святого семейства пролегал среди растений. Герою важно остановить внимание читателя на красоте окружающего пейзажа: «Фиг зеленеют плоды, / Скрытые лиственной кущей. / Рощи, холмы и сады — Радостный мир и цветущий» [3, с. 19]. Чем дальше Иисус Христос уходил от «родного Назарета», тем «беднее и проще» становился пейзаж: «Здесь виноградников нет, / Тянутся горы, белея» [3, с. 19]. Можно предположить, что образы деревьев в поэзии С.М.Соловьева, как и у его дяди философа Владимира Соловьева символизируют связь земного и небесного. «В растении свет и материя вступают в прочное, неразрывное сочетание, впервые проникают друг в друга, становятся одной неделимой жизнью, и эта жизнь поднимает кверху земную стихию, заставляет ее тянуться к небу, к солнцу.…» [4, с. 37]. В Иудее «ветви засохших дерев / Вьются как черные змеи» [3, с. 19], а синие небеса (символ Бога) сифа Обручника в Египет, чтобы уберечь младенца Иисуса от слуг царя Ирода. Стихотворение начинается с завершения трудного, долгого пути святого Семейства: «Вот кувшин последний выпит, / Хлеб давно иссяк в кульке. / Дряхлый тайнами Египет / Смутно брезжит вдалеке» [3, c. 13]. Опасность миновала, поэтому душа Марии исполнена умиротворения, нежности к Богомладенцу: «Смотрит девушка любовно / Сыну в сонное лицо» [3, с. 13]. Спокойна не только Мать, но и Дитя: «Тихий мальчик, сон лелея, / Пьет святое молоко» [3, с. 13]. И ослик под ними «ступает ровно». Путь семьи святого Иосифа показан через восприятие лирического героя. В Священном Писании рассказ об этом событии чрезвычайно краток. Герой дополняет его различными деталями. Его внимательный взгляд подмечает и красоту окружающей ночной природы («Тает звездное кольцо», [3, с. 13]), и неторопливый, убаюкивающий шаг ослика («Ослик зыблет колыбель», [3, с. 13]). Поэт достигает эффекта сопричастности событиям, оживляет их для читателя. Стираются границы времени, объединяются прошлое и настоящее. Открывающаяся взору беженцев панорама включает образы звездного неба, гор: «Села реже, / Горы диче» [3, с. 13]. Лирический герой, оставляя Святую Мать с Сыном, вмиг оказывается «за дальними горами», где «над детьми стенает в Раме / Матерь древняя Рахиль» [3, с. 13]. В эти дни Вифлееме по приказу Ирода уже совершаются кровавые злодеяния: «И солдаты в селах рыщут, / Все пороги обагря. / Ненасытно, жадно ищут / Иудейского царя» [3, с. 13]. Глагол «рыщут» лишает убийц человеческого облика, делает их звероподобными. Данный евангельский сюжет лег также в основу стихотворения И.А.Бунина «Бегство в Египет» (1915). Но реализован он иначе. Уже в названиях отчетливо видна разница: «Святой путь» и — «Бегство в Египет». Хотя у Бунина над Богородицей «стлалось в небе Божье Полотенце, / Чтобы ей не сбиться, не плутать» [2, с. 296], путь Её тяжел, страшен и опасен. Она вынуждена быстро «бежать по лесам», «куньей шубкой запахнув младенца»: «Холодна, морозна ночь была, / Дива дивьи в эту ночь творились: / Волчьи очи зеленью дымились…» [2, с. 296]. Лирический герой Соловьева указывает на величие пути Господа и Богоматери. Возвращаясь из-за дальних гор, он неторопливо передвигается рядом с Марией и Младенцем. Утром они приходят: «Дряхлый тайнами Египет / Принял девственную мать» [3, с. 14]. Образ солнца в финале является не просто провозвестником нового дня, но и символом Бога. В Евангелии от Матфея написано: «…сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я Сына Моего» (Мтф. 2:15). Божья воля исполнилась, Мария и Её Сын остались сохраненными. Отчетливо развернута тема духовного пути в стихотворении С.Соловьева «Перед Иерусалимом». Оно посвящено преддверию страданий Иисуса Христа, понесенных ради спасения рода человеческого. Поэту удается передать атмосферу торжественности в 104 2015 ВЕСТНИК НОВГОРОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА №84 рассвете Петр понимает, что остался один: «Где Иоанн и где Иаков? / Где все?». Отрекшись от Спасителя, он трагически осознает себя вне пути к жизни вечной: «Он вышел», но Бога нет — «даль пуста» [3, с. 23]. Образы «пустой дали» возникают и в других стихотворениях С.М.Соловьева. Например, в стихотворении «Пресвятая Дева и Бернард», рассказывающем о чудесном явлении монаху Пресвятой Богородицы. Она исчезает так же быстро, как и появляется, оставляя в душе героя разочарование от мимолетности встречи: «Никого. Только золотом блещет / На закате пустая даль» [3, с. 30]. А.Блок в стихотворении «Шли на приступ. Прямо в грудь…» определил образ дали страшным эпитетом — «кровавая»: «Высоко пылает ярость, / Даль кровавая пуста…» [5]. С.К.Маковский объединил поэтов, писателей, живописцев, композиторов эпохи рубежа веков «культурным подъемом» в общей для всех атмосфере, мятежной, богоищущей, бредящей красотой» [6]. Взоры многих поэтов Серебряного века устремлены в небо, в лазурную высь и даль. В.С. Соловьев: «Взгляни, как ширь небес прозрачна и бледна…» [7, с.22]; «Покинут и один, в чужой земле брожу я, / С тоской по небу родины моей» [7, с. 21]. В. Брюсов: «Меня зовет к безвестным высям / В горах поющая весна…» [8, с.9]; «…как река стремится к устью, / К безбрежной дали я стремлюсь» [8, с. 79]. А. Блок: «Молча свяжем вместе руки, / Отлетим в лазурь» [5, с. 80]; «Забыл я зимние теснины / И вижу голубую даль». [5, с. 56]. И у И.А.Бунина (казалось бы, далекого от символистов) можно заметить сходные картины: «На высоте, где небеса так сини…» [2, с. 387]; «Там в горнем свете стали горы / Из розоватых облаков, / Там град и райские соборы…» [2, с. 386]. В стихотворении «Родные страны» С.Соловьева раскрывается душа лирического героя, вовлекающего читателя в паломнические настроения. Оно начинается с вопросительного обращения к читателю: «Видел ты эти блаженные долы?» Сам он созерцал реалии этих стран, их пейзажные приметы включены в вопрос: «Бледных фиалок луга. / Дымные сосны, янтарные смолы, / В горних пределах снега? / Нежные розы — закатные светы, / Серые камни, раздолье пещер, / Там, где ласкают святые аскеты / Руки им лижущих кротких пантер?» [3, с. 28]. Образы природы здесь многозначны и глубоко символичны. Так, фиалка выступает символом смирения, добродетели и скромности. Вечнозеленая сосна ассоциируется с Древом Жизни, которое в христианском искусстве указывает на вечную жизнь и Рай. Для поэта важно показать не путь к Раю, а сам Рай. Здесь жизненная дорога заканчивается и начинается вечность: «О, этих стран неподвижные блески! / Вечно взлетают к вам грезы земли…» [3, с. 28]. В цикле «Маслина Галилеи» встречаются и стихотворения о современности. В.А.Скрипкина справедливо отметила, что временные перемещения служат «для утверждения мысли автора о неизменности и важности главных вопросов (веры, добра, красоты и т.д.) и одновременно о вечности самой жизни» [9]. спят в «молочной дымке тумана». На этой земле в Иерусалиме люди отвернутся от Иисуса Христа, от Самого Бога. Стихотворение густо насыщено глаголами: «шел», «ступает», «идет», «текут», «движется», «едет», «вошёл» и др. Но это уже не просто дорога — это сконцентрированный на иерусалимском отрезке весь земной путь Спасителя. Поэту важно показать полноту Его совершенной жизни. Скоро, совсем скоро он расстанется с ней, искупая грехи людей. Вечер сменяется ночью, и лирический в отчаянии восклицает: «Гаснешь, темнеешь… прости / Ты, дорогая Вифания!». Скоро «на место лобное Он крест свой понесет…» [3, с. 20]. Мужество Спасителя восхищает свидетеля. Для С.М.Соловьева важно показать и ответное движение людей ко Христу. Обратимся к стихотворению «Сестре». В основу его лег сюжет Евангелия о Воскресении Сына Божия. Жены-мироносицы отправились ко гробу, в котором лежало Тело их Учителя, чтобы еще раз увидеть Его и в последний раз Ему послужить: «В рассветный час пошли мы двое, / Росу стряхая с сонных трав, / Неся из смирны и алоя / Благоухающий состав» [3, с. 21]. Мироносицы «шли, не думая о чуде», потому что в их памяти живы недавние ужасные события. Слова собеседницы, адресованные Марии Магдалине, отличаются особой проникновенностью. Обе женщины шли за Учителем до конца и присутствовали на Голгофе во время казни: «И так нам страшно вспомнить было / Его позор, и смерть, и боль… / Как раны знойные омыла / Твоих волос ночная смоль. / Как из Его ладоней гвозди / Ты, тихо плача, извлекла, / Смотря на кровь, что, как из гроздей, / Густыми каплями текла» [3, с. 24]. «Сестры» снова вместе идут ко Христу, зная, что вход в пещеру закрыт тяжелым камнем. Идут, потому что любят. И становятся свидетельницами Чуда: «Вот и пещера. / Где Он? Пусто! / Кто взял Его? О, кто, сестра?» [3, с. 25]. В первые секунды они не понимают, что произошло. Темная пещера выглядит преображенной. Белый цвет, символизирующий чистоту, святость, заполняет собой все благоухающее пространство: «В пещере ? белые лучи. / Где труп? где стража? где ограда? / Всё ? только белые цветы» [3, с. 25]. Это уже не земля, а царство Небесное, которое открыто лишь любящим Его сердцам. «Ты возлюбила, встретишь ты!» ? за этими словами, ключевыми в стихотворении, отчетливо слышна одна из главных заповедей христианства (Мтф. 22:37). Темой пути к Богу проникнуты и многие другие стихотворения цикла «Маслина Галилеи», в частности стихотворения «Иаков», «Раба Христова», «Вечерняя молитва». Иногда герои, поскольку они всего лишь люди, души которых искажены грехом прародителей, теряют Его, сворачивают с верной дороги. Так, например, в стихотворении «Отречение» С.Соловьев лирически отразил малодушный поступок апостола Петра: «К костру подсел он, руки грея. / Лицо зажег багровый свет. / «И ты? сопутник Назарея? / И ты? из галилеян?» — «Нет» [3, с. 23]. Отрекшись от Учителя, Петр обезличивает себя. В стихотворении его ни разу не называют по имени («он подсел», «он вышел», «он вспомнил», «он заплакал»). На 105 2015 ВЕСТНИК НОВГОРОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА №84 сит тяготы жизни, не отчаивается, не ожесточается: «И ты — живой символ долготерпенья — струишь на всех сиянье доброты» [3, с. 38]. Поэт называет ее «ангелом». Важно, что «среди страстей окружного кипенья», «в горниле бед» матушка сохранила «младенчески» чистую душу, твердость веры, любовь к Богу и людям. Для С.М.Соловьева истовое служение матушки Богу, людям является примером, открывающим цель и смысл жизненного пути: «Над гробом — мир, покой и тишина. / И каждый год трава могилы малой / Родной любви слезой орошена» [3, с. 38]. Поэт подробно описывает место упокоения Рабы Христовой: «Над насыпью, вовеки не увялый, / Цветет венок из полевых цветов. / Фиалка синяя и розан алый» [3, с. 38]. Фиалка в данном стихотворении символизирует добродетель и смирение, в стихотворениях с сюжетами из Святого Евангелия указывает на кротость Божьей Матери и святых жен. Завершая разговор о цикле стихов С.М.Соловьева, можно сделать вывод, что тема пути в его поэзии отражает мировоззрение глубоко верующего человека. С.Соловьев, предвидя обвинения своей поэзии в «несовременности» говорил, что «такое обвинение весьма для [него] лестно» [3, с. 10]. В стихотворении «Храм» изображена реально существовавшая церковь Рождества Богородицы в с. Надовражино. Стихотворение начинается с ностальгического обращения: «Прими меня, родной, убогий храм, / Где я искал и находил спасенье» [3, с. 35]. Эпитет «родной» говорит о том, что храм знаком с детства, дорог его душе. Эпитет «убогий» свидетельствует, с одной стороны, о внешней некрасивости, а с другой — символизирует жилище, приют Бога. Душа лирического героя в общении с Создателем находила отраду в начале жизненного пути: «Где я искал и находил спасенья», «Куда ребенком бегал по утрам / К заутрене, в святое воскресенье» [3, с. 35]. Поэту важно передать трепетные, искренние чувства ребенка на пути к храму: «Все в доме спят. Я тихо выйду вон, / Взволнован весь, и полон опасенья, / Не опоздать бы» [3, с. 35]. Дорога мальчика пролегает в сопровождении деревьев: «Спешу чрез лес, весенний и зеленый. / Крестясь, всхожу на сумрачный амвон, / Едва лучом янтарным окропленный» [3, с. 35]. Храм утопает в зелени: «Глядят в окно и шепчут меж собой, / Прильнув к стеклу, березы, липы, клены» [3, с. 35]. Пространство расширяется, стираются границы, купол уподобляется небу: «Как небеса синея, / Венчает своды купол голубой» [3, с. 35]. Память прочно хранит детские впечатления: «кроткое» мерцание свечей в храме, «истлевшую, тяжелую Минею», блеск меди «закрытых царских врат». Герой Соловьева легко перемещается из милого сердцу прошлого в настоящее: «Моей весны ненастная заря! / Как быстро ты достигла половины, / Огнями зол, бушуя и горя. / Как с высей гор бегущие лавины, / Так громы бед гремели надо мной» [3, с. 36]. От «грома бед», от «сомнений и утрат» — от опасных заблуждений спасает уже взрослого человека тот Храм. Он очищает душу, возвращая ее в те времена, когда она «младенчески чиста и безгрешна»: «Но детство вдруг, с улыбкою невинной, / Как весть, как зов отчизны неземной, / Ко мне сошло из чистых поднебесий, / Чтоб утолить кровавой язвы зной» [3, с. 36]. В стихотворении «Раба Христова» идет речь об Авдотье (Евдокии) Федоровне Любимовой, вдове Степана Борисовича Любимова, бывшего священником Храма Рождества Богородицы в с. Надовражино. Поэт отразил праведную жизнь матушки, ее путь ко Христу, смирение, искреннюю любовь к людям и Богу: «Смиренная служительница Бога! / Ясна душой, весь мир любила ты: / Твои глаза так ласково смотрели / На небеса, деревья, на цветы» [3, с. 37]. Раба Христова умела радоваться красоте Божьего мира: «Бывало, ты на ветхие ступени / Присядешь, рада солнышку весны…» [3, с. 37]. С.М.Соловьеву важно не просто нарисовать словесный портрет героини, но и проследить ее путь. В стихах ощущается течение времени, которое передают бегущие по нему облака: «А небеса — прозрачны и ясны, / И облаков блуждающие лодки / По ним бегут, как золотые сны» [3, с. 30]. И вот матушка — уже пожилая женщина: «Я помню лик твой, старческий и кроткий…» [3, с. 30]. Не лицо, а лик, как у иконы. Вверяя себя воле Божьей, она терпеливо сно- 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал.Блока. Л.: Советский писатель, 1975. 552 с. Бунин И.А. Собр. соч.: В 8 т. М.: Московский рабочий, 1993. Т. 1. 540 с. Соловьев С.М. Собрание стихотворений. М.: Водолей Publishers, 2007. С. 13. Соловьев В.С. Философия искусства и литературная критика. М.: Искусство, 1991. С. 37. Блок А. Стихотворения и поэмы. М.: Правда, 1978. С. 102. Маковский С. На Парнасе Серебряного века. Мюнхен, 1962. С. 11. Соловьев В.С. Избранное: Поэзия; Проза; Письма / Вступ. ст. В.Макарова. М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 2009. С 22. Брюсов В.Я. Лирика. Минск: Харвест, 1999. C. 9. Скрипкина В.А. Сергей Михайлович Соловьев. Духовные искания. Эволюция творчества. М., 2004. С. 98. References 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 106 Maksimov D.E. Poezija i proza Al. Bloka. [Poetry and prose by Al. Blok.] Leningrad, Sovetskij pisatel Publ., 1975, 552 p. Bunin I.A. Сoll. works in 8 vols. Vol. 1, Moscow, Moskovskij rabochij Publ., 1993, 540 p. Solov`ev S.M. A collection of poems. Moscow, Vodolej Publ., 2007, p. 13. Solov`ev V.S. Filosofija iskusstva i literaturnaja kritika [Philosophy of art and literary criticism]. Moscow, Iskusstvo, 1991, p. 37. Blok A. Verses and poems. Moscow, Pravda, 1978, p. 102. Makovskij S. Na Parnase Serebrianogo veka. [On the Parnassus of the Silver age]. Munnich, 1962, p. 11. Solov`ev V.S. Izbrannoe: poezija; proza; pis`ma [Selected works: poetry; prose; letters]. Moscow, TERRA — Knizhny`i` club Publ., 2009, p. 22. Briusov V.Ia. Lyrics. Minsk, Harvest Publ., 1999, p. 9. Skripkina V.A. Sergey Mihajlovich Solov`ev. Duhovnyje iskanija. Evoliutcija tvorchestva. [Sergei Mikhailovich Soloviev. Spiritual quest. The evolution of creativity]. Moscow, 2004, p. 98.