Раздел 4. Личность автора в творчестве и критике

Раздел 4. Личность автора в творчестве и критике
Петрова С. А.
Авторская идентичность и понятие имиджа в литературе:
теоретический аспект
В статье определяются понятия авторской идентичности и имиджа, которые представляются ключевыми при изучении биографии и творчества поэта или писателя. Насыщенность культурного пространства и восприятие жизни как текста приводит к
процессам эстетизации внеэстетического, что обуславливает необходимость при исследовании творчества обращать внимание на биографический контекст и составлять
имидж автора как комплексное воплощение его авторских интенций.
Ключевые слова: авторская идентичность, имидж, творческая индивидуальность,
биография автора.
Термин «авторская идентичность» (от лат. «identificare» – «отождествляю») используется в литературоведении для более ясного представления
о творческой индивидуальности. Изначально он был задействован в социологии, но с конца 60-ых стал часто употребляться в других областях
культуры. Определились три дисциплинарно различных и автономных понимания данного понятия: в логике, в философии и в социологии (совместно с психологией).
Филологическое значение этот термин получил в работах Ж. Делеза
(«Различие и повторение»), Ж. Деррида («Письмо и различие») и П. Рикёра
(«Время и нарратив»). В основе сформированной дефиниции лежат идеи
современной герменевтики (в частности Г.-Г. Гадамера и П. Рикёра) об
опосредованности формирования персональной идентичности знаковосимволическим материалом культуры. Только посредством знаков и символов, как подчёркивал П. Рикёр, субъект может получить осмысленное
понимание себя и собственного существования, в то же время знаки в основе своей материальны [10]. Именно знаки, моделируемые в письменном
коде, провоцируют носителя языка к интерпретации.
Для литературоведческого исследования важно то, что ресурсы и символы культуры производятся и усваиваются с помощью лингвистических
средств – через «повествовательный дискурс» [10]. В работах Х. Арендт
было дано обоснование того, что нарратив играет фундаментальную роль в
самоидентификации личности. «Кто есть или был человек, мы можем узнать, только выслушивая историю, где герой он сам» [3, с. 246].
В отечественном литературоведении теория идентичности исследовалась наиболее фундаментально в работах М.П. Абашеевой. «Применительно к изучению литературы персональная идентичность автора – это,
прежде всего, индивидуальные текстуальные стратегии авторства, истори232
чески и социально стимулированные. Термин «идентичность», в отличие
от более привычных «самосознание», самоопределение и т.п., фиксирует
заостренно-отрефлексированные и символически маркированные моменты
авторского самосознания в поисках самотождественности», – пишет исследователь [1, с. 10]. Таким образом, использование в филологическом
исследовании категории персональной идентичности позволяет адекватно
вписать литературоведческую тематику в актуальный, окружающий её философский и культурологический контекст. Это подтверждается тем, что
персональная идентичность в художественно-дискурсивных рамках формируется теми же процессами, как и любая иная личностная идентичность,
хотя эти процессы являются претворёнными специфически в художественном сознании. Эксплицирующиеся в текстах, знаках, символах законы
художественного сознания, интерпретирующиеся как нарративные, имеют
свою «повествовательную идентичность».
Именно таким термином – «повествовательная идентичность», созданным П. Рикёром, – определяется форма идентичности, к которой человек способен прийти посредством повествовательной деятельности [11].
Но авторская идентичность не совпадает с персональной, а скорее включает её в свою структуру, так как формируется с участием большего объёма
факторов, чем последняя.
Следует также сказать, что вопрос об авторской идентичности в литературоведении относится, прежде всего, к области проблемы автора. В
теории литературы было сформировано две традиции в изучении этой
сферы: с одной стороны, это выразилось в такой трактовке, как «смерть автора» (в безличных лингвистических структурах), с другой, соответственно, противоположная точка зрения – несогласие с отрицанием авторского
моноцентризма. В последнее время наметилась и новая идея, рассматривающая фигуру автора и его поэтику во взаимосвязи с различными культурными кодами в рамках междисциплинарной методики, всё более
смещающаяся к централизации авторской субъективности. В качестве
примера можно назвать такие работы: Е. Толстая, «Поэтика раздражения:
Чехов в конце 1880-х – начале 1890-х годов» (1996) [13], С. Сендерович,
«Чехов – с глазу на глаз. История одной одержимости: Опыт феноменологии творчества» (1994) [11], В.Н. Топоров, «Странный Тургенев (Четыре
главы)» (1998) [14], И. Паперно, «Семиотика поведения: Николай Чернышевский – человек эпохи реализма» (1996) [9], А.К. Жолковский, «Михаил
Зощенко: поэтика недоверия» (1999) [7]. В работах такого плана особенности литературного стиля писателя определяются особенностями его личности, биографии, сопряжением внеличностных и интерличностных
обоснований.
В целом, эти исследования восстанавливают взаимодействие между
текстами и личностью автора. В основе данного направления, безусловно,
находятся работы Ю.М. Лотмана, а именно – сформированное им понима233
ние концепции поведения как текста; и также исследования Г.О. Винокура
[4] и Л.Я. Гинзбург [5].
В своей монографии «Биография и культура» Г.О. Винокур отмечает,
что типические формы авторского поведения откладываются на структуре
художественного произведения, создаваемого им, как особое «наслоение»,
которое сообщает тексту его «собственное лицо» и делает в то же время
типическим и характерным, не похожим на остальное [4, с. 84]. Выражение
авторской идентичности в биографической сфере воздействует на индивидуальный авторский стиль, манеру письма. Как подытоживает Г.О. Винокур, исходя из того, что «внутренняя жизнь есть одновременно
ассимиляция жизненных впечатлений – творчество само по себе результат
сознательной внутренней культуры», следовательно, в таком случае «стилистические формы поэзии суть одновременно стилистические формы
личной жизни» [4, с. 85]. Хотя в то же время учёный отмечает, что в целом
«жизнь всякого человека в равной мере может быть в известных условиях
предметом эстетическим…», но «эстетическое – только возможная, но никак не обязательная характеристика жизни» [4, с. 21]. Например, в ракурсе
символистских установок рассмотрение жизни поэта с точки зрения эстетических аспектов необходимо. Л.К. Долгополов подчёркивал, что именно
после Серебряного века русской поэзии отдельное стихотворение стало
восприниматься в ракурсе всего творчества автора и в контексте его личности – это стало значительным достижением данного литературного периода [6, с. 110].
Такие переходы между жизненными и литературными формами биографического, по словам Л.Я. Гинзбург, возможны, так как осуществляются в речевой стихии, которая нераздельно связана с жизненным процессом
и при этом активно его формирует [5]. Происходит эстетизация внеэстетического. Таким образом, использование некой литературной идеи в жизни
воспринимается как определённого рода цитация произведения или автора
в биографическом материале. Возможность воспринимать жизнь как текст,
обусловлена ещё и тем, что любой литератор существует в двух пространствах бытия: в пространстве жизни и в пространстве творчества, искусства.
Это вызывает за собой и возможность своеобразных «интертекстуальных»
связей, различного вида цитат, аллюзий, реминисценций в такого рода
«биографическом дискурсе».
Как пишет А. Эткинд: «биография есть текст особого рода <…>. Авторы и прототипы суть гипотетические точки пересечения между литературными текстами и историческими биографиями <…>. Мы имеем дело с
экстратекстуальностью как предельным и, возможно, трансгрессивным
феноменом интертекстуальности» [15, с. 32].
Поэт, воспринимая свою биографию в ракурсе определённых идей,
стремится к их реализации, создавая соответствующий собственным интенциям образ самого себя – имидж. Одним из первых в литературоведение ввёл в использование это понятие В.Н. Альфонсов в отношении
234
футуристов: «Имидж – это личина и лицо одновременно. Личина демонстративно подчёркивает какие-то черты, а что-то утаивает – не исключает, а
уводит в подтекст <…>. Труднее и важнее почувствовать в нём скрытое
значение, лирическое действие, внутренний сюжет. Поза есть поза, за нею
всегда что-то стоит. Это «что-то» может быть пустой претенциозностью,
но может нести по-настоящему значительное содержание» [2, с. 75–85]. С
одной стороны, имидж имеет внутреннее содержание, а с другой – это определённое поведение, поза. Следует добавить, что в работах Ф. Ницше
сформировалась идея о жизни как о художественном акте творчества, вбирающим в себя всё многообразие видов эстетического выражения. Искусство превратилось в единственную адекватную форму жизненного
процесса, стало онтологической категорией. Важно отметить, что музыка
была провозглашена первоосновой и искусства, и всего окружающего мира. Хотя для французских символистов музыка являлась больше категорией формальной, но для немецких символистов она стала содержательной,
способной выразить невыразимое словом или цветом, некую тайну бытия.
Эстетическая реальность возникает, базируясь на художественных
аналогиях, создающих с помощью различных эстетических форм и переживаний свой собственный «текст» художественной действительности.
Этот особый «текст» вбирает в себя языки разных видов искусств. В то же
время язык каждого из искусств не отражает жизненные реалии, а становится системой, кодирующей действительность эстетическим образом.
Вступая во взаимодействие, эти знаковые эстетические системы и используются для передачи разных ощущений, для создания объёмности и выразительности художественной картины жизни. Особенность такого
направления в искусстве, как отмечают исследователи, связана, прежде
всего, с интенсивной насыщенностью культурной информации [12].
Имидж представлен в нескольких культурных планах. Это – внутренние элементы, передаваемые через творчество, и внешние элементы, которые представлены в материальных составляющих: одежда, вещи,
поведение автора и т.п. К внешним элементам можно также отнести и то,
как автора воспринимают не только собственно читатели, но и современники, окружающие его люди.
При изучении авторской идентичности в рамках имиджа возможно
составить собственно авторские стратегии организации образа. Необходимо добавить, что манифестация определённого имиджа является способом
формирования авторского «я» и служит неким ключевым моментом, раскрывающим важные черты поэтики в творчестве автора. Таким образом,
авторская идентичность – это составляющая имиджа.
Список литературы
1. Абашева М.П. Литература в поисках лица. (Русская проза конца ХХ века: становление авторской идентичности). – Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 2001.
235
2. Альфонсов В.Н. Поэзия русского футуризма // Русская литература ХХ века:
Школы, направления, методы творческой работы. Сб. ст. под ред. С.И. Тиминой. –
СПб.-М., 2002. – С. 75–85.
3. Арендт Ханна. Vita Аctiva, или О деятельной жизни (Пер. с нем. и англ.
В.В. Бибихина. Пер. изд.: Arendt Hannah. Vitа Activia oder vom Tatigenleben. – Stutgart,
1960). – СПб.: Алетейя, 2000.
4. Винокур Г.О. Биография и культура Русское сценическое произношение. – М.:
Русские словари, 1997.
5. Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности: Статьи. Эссе. Заметки. – Л.:
Сов. писатель, 1987.
6. Долгополов Л.К. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX – начала
XX веков. – Л.: Советский писатель. Ленинградское отд-ние, 1977.
7. Жолковский А.К. Михаил Зощенко: поэтика недоверия. – М.: Школа "Языки
русской культуры", 1999 (Язык. Семиотика. Культура).
8. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). – СПб.: Искусство-СПБ, 1998.
9. Паперно И. Семиотика поведения: Николай Чернышевский – человек эпохи
реализма. – М.: Новое литературное обозрение, 1996.
10. Рикёр Поль. Герменевтика. Этика. Политика. Московские лекции и интервью / перевод; отв. ред. и авт. послесловия И.С. Вдовина; Рос. Академия; Институт философии. – М.: Kami: центр “Acadimia”, 1995.
11. Сендерович С.Я. Чехов – с глазу на глаз: История одной одержимости
А.П. Чехова: Опыт феноменологии творчества. – СПб.: Дмитрий Буланин, 1994.
12. Тишунина Н.В. Западноевропейский символизм и проблема взаимодействия
искусств: Опыт интермедиального анализа: моногр. – СПб.: Изд-во РГПУ
им. А.И. Герцена, 1998.
13. Толстая Е.Д. Поэтика раздражения: Чехов в конце 1880 – начале 1890-х гг. –
М.: РГГУ, 2002.
14. Топоров В.Н. Странный Тургенев. 4 Главы. (Чтения по истории теории культуры). – М.: РГГУ, 1998. – Вып. 20.
15. Эткинд А. Новый историзм. Русская версия // Новое литературное обозрение. – 2001. – № 47. – С. 7–40.
Калганова В. Е., Калганова А. С.
Поэтическое мастерство и творческая судьба М. В. Милонова
В статье исследуется поэтическое мастерство и творческая судьба одного из талантливых поэтов XIX века М.В. Милонова в контексте взаимоотношений с современниками.
Ключевые слова: М.В. Милонов, литература XIХ века, поэзия, эпиграмма, анекдот, прозаическая заметка, послание.
М.В. Милонов (1792–1821) – один из наиболее талантливых поэтов
1810-х годов. Его поэзию высоко ценили такие современники, как
К.Н. Батюшков, П.А.Вяземский, А.Е. Измайлов, О.М. Сомов, П.А. Плетнев, А.А. Бестужев и др. Творчество Милонова получило значительные от236