психоанализ как внутренний объект 2

ВНУТРЕННИЙ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ОБЪЕКТ
Начиная с раннего детства и до зрелого возраста, человек формирует идентичность,
которая содержит многие элементы, позднее составляющие основу психоаналитической
идентичности; таким образом, аналитическая идентичность строится на основе общей
идентичности. Во время аналитического обучения, как результат всех (частных)
идентификаций с людьми, с аналитической функцией, сеттингом, и аналитическим
процессом, аналитическая идентичность медленно, но верно, закрепляется. Внутренний
психоаналитический объект лежит в основе этой аналитической идентичности. Этот
объект включает в себя все когнитивные и эмоциональные аспекты - как сознательные,
так и бессознательные – внутреннего отношения личности к психоанализу. Это не совсем
новый внутренний объект, поскольку он построен с помощью и под воздействием
различных внутренних объектов, которые были сформированы с детства. Это включает
аспекты родительских Эго-идеалов и ценностей, внутренние отношения и паттерны
(модели, образцы) эмоционального функционирования значимых фигур. Часть этого
станет отражением или замещением отношений с ранними внутренними объектами,
другие части будут сформированы позднее или заново.
Оглядываясь назад, на мое собственное развитие, к примеру, я могу отметить мое
любопытство и интерес к внутреннему психическому функционированию, обращаясь к
времени жизни в родительском доме и последующем образовании. Интернализация
ценностей, которые поддерживают мою аналитическую позицию, состоялась в
особенности во второй части моей аналитического обучения и позже. Как указывалось
выше, психоаналитическая идентичность и общая идентичность существуют параллельно
друг с другом, частично пересекаются, и оказывают взаимное влияние друг на друга.
На мой взгляд, суть внутреннего аналитического объекта составляют три элемента.
Они не являются независимыми друг от друга, но, несмотря на то, что
взаимопересекаются, тем не менее являются различимыми. Это: (1) любознательность,
исследовательская позиция, относящиеся к самоанализу и воздействию знаний как
источника
внутренних
изменений;
(2)
доверие
к
неструктурированному,
бессознательному коммуникативному процессу, и (3) вера в аналитический сеттинг
(частота сессий и положение пациента) в качестве наиболее благоприятствующего
внутренним изменениям. Эти три аспекта внутреннего аналитического объекта
представляет собой ядро аналитической идентичности (которая, рассматривая в целом,
конечно же не ограничивается только ими).
В наших методиках и подходах, мы, аналитики, несомненно имеем много общего с
психотерапевтами и другими специалистами по психическому здоровью. На мой взгляд,
однако, наша исследовательская позиция, и наша вера в бессознательный процесс и
аналитический сеттинг, являются отличительными для психоанализа, и, поэтому
определяют основу психоаналитической идентичности. Части или производные аспектов
этой основы могут быть использованы психоаналитическими психотерапевтами или
другими аналитически информированными специалистами, в какой-то мере, но не всецело
или последовательно, как в психоанализе.
У меня нет никаких сомнений в том, что многие аналитики не присоединятся к
моему взгляду на аналитический внутренний объект, так как я его описал. Некоторые из
них будут возражать против понятия внутреннего аналитического объекта как такового, а
некоторые предпочтут другой набор ключевых аспектов. Но, несмотря на то, что
существует множество психоаналитических теорий, я думаю, что аналитики разделяют
некоторые основные элементы их самобытности.
Я ниже подробнее остановлюсь на том, что я подразумеваю под тремя основными
элементами психоаналитической идентичности.
Любознательность, исследовательская позиция в отношении внутреннего знания
Первый характерный аспект является главным образом основной философской
позицией, характеризующейся основной ориентацией на поиск, исследование, и элемент
неожиданности, при этом, стремление к достижению терапевтических целей отводится на
второй план. Действенность, эффективность, облегчение симптомов и снижение
психической боли поставлены в зависимость от углубления эмоционального опыта,
самопознания, фантазии, и контакта с более глубокими слоями личности. Принятие и
терпимость к незнанию (Огден 1992), неопределенности, бессилию, собственным
ограничениям, и неизбежной боли от человеческого состояния – так называемое,
безусловное признание реальности - имеют приоритет над желанием скрыть, исправить и
контролировать.
Бион (1970), заимствуя из работ Китса, применяе понятие негативной способности
как характеристики аналитика, как «способности находиться в состоянии
неопределенности, тайны, сомнения, без какого-либо раздражения, стремясь к фактам и
причинам» (стр. 125). Буш (2001), с другой стороны, определяет ядро каждого анализа с
максимализмом Канта – «смелость узнать» - в котором он имеет в виду опыт смело
признать, что мы на самом деле не хотим знать о нашем внутреннем мире. Блум (1981)
свидетельствуют о том же направлении, когда он описывает «приверженность
бесконечным запросам» и «утверждение правды и запрещение лжи другим и самому себе»
(Стр. 547) в качестве предпосылок суперэго в служении инсайту. Блюм называет это
"аналитический идеал для инсайта", что, по его мнению "является результатом
аналитической подготовки, опыта, идентификаций, и способности отстаивать позицию и
идентичность" (стр. 552).
Анализ, таким образом, это вопрос отважиться узнать и, с другой стороны,
способности не знать того, что мы не можем, или пока не можем, знать. Поланд(2002)
одходит очень близко к любознателльности, исследовательской позиции с его термином
интерпретирующая позиция – позиции аналитической любознательности, которое все
время направлена на инсайт и понимание. Кинг (1978) освещает еще один аспект
аналитического отношения с ее комментарием, что аналитик должен быть в состоянии
ничего не делать в моменты максимального напряжения. Следовательно, с этой точки
зрения, проводить анализ – это что-то вроде быть способным ничего не делать и ждать, а
не активно вмешиваться – оказывая предпочтение опыту над разработкой решения.
Одним из важнейших элементов исследовательской позиции является диалектика
отношений между двумя внутренними позициями, принимаемыми аналитиком. Во время
эмпатического присоединения к другому человеку, аналитик в то же время ставит себя
вне
этой
прямой
эмоциональной
связи,
которую
рассматривает
со
стороны. Преимущество этой третьей позиции в том, что аналитик всегда смотрит с
беспрестрастным любопытством на то, что кажется и пережвается само собой
разумеющимся с точки зрения другой позиции. Аналитик колеблется на высокой частоте
между этими двумя позициями. Интенсивный контакт в анализе является предпосылкой
для возникновения этой диалектики и, в частности, для возможности ее
использования. Как участвующий наблюдатель, аналитик наблюдает пациента, самого
себя, а также их взаимодействие на множестве различных уровней.
Любознательность, исследовательская позиция аналитика контрастирует со
многими другими позициями специалистов по психическому здоровью, которые имеют в
большинстве своем терапевтическую или медицинскую идентичность, ориентированную
гораздо больше на лечение, исцеление, разрешение и облегчение страданий, и в которых
делается упор в большей степени на рациональную и эффективную (на основе
фактических данных) ликвидацию четко определенных симптомов и патологии.
Бессознательный коммуникативный процесс
Второй отличительный аспект внутреннего аналитического объекта – это доверие к
бессознательному коммуникативному процессу между аналитиком и пациентом,
основанном на аналитическом опыте (Jacobs 2001 года; Kantrowitz 2001). Доверие к этому
процессу предполагает доверие к собственному бессознательному функционированию
(Parsons 1995), также как и к непрерывному самоанализу в таком функционировании. Этот
самоанализ необходим, поскольку, несмотря на то, что аналит может доверять
бессознательному процессу как таковому, он не должен слепо доверять тем значениям,
которые первоначально представляются ему. Если аналитик замечает ощущение пустоты,
возникающие внутри, он может истолковывать это, как чувства пациента, которые били
помещены в него проективной идентификацией - но это также может быть и пустота,
происходящая от самого аналитика; мы должны помнить, что чувства всегда являются
частью бессознательного процесса коммуникации и, следовательно, никогда не
принадлежать исключительно одной или другой стороне, а всегда в какой-то степени им
обоим.
Таким образом аналитик вмещает доверие к бессознательному коммуникативному
процессу, и постоянно сомневается в смысле этого процесса в том виде, в котором
аналитик первоначально осознает это. Иными словами, если аналитик полагает, что то,
что он чувствует в данный момент является результатом бессознательного общения, то
аналитик должен недоверять его первоначальному восприятию смысла и источнику этого
аффекта, и представить это как объект для самоанализа.
Доверие к бессознательному процессу проявляется в анализе во множестве
направлений. Если кто-то придает большое значение смыслу спонтанной идеи (Einfall на
немецком языке), на которую невозможно представить рационального объяснения, тогда
он основывает свое отношение только на вере как таковой. Другим примером является
решение аналитика не браться за определенный материал, основываясь на вере, что он
снова всплывет рано или поздно, поскольку является частью бессознательного процесса.
Следующие клинические виньетка иллюстрирует важность доверия
бессознательному процессу в то время как высоко эмоциональное воздействие.
к
Моя пациентка П., на четвертом году анализа. Перенос характеризуется
враждебностью, упреками и паранойей; я навязываю ей бремя и нарушить ее
мысли, а не помогаю ей. Она воспринимает меня как отвергающего и
обвиняющего. В течении какого-то времени, недавно, она стала приходить на
сессии все позже и позже, или не приходить вовсе, и когда она приходила, она
оставалась молчаливой большую часть времени. Все, что я говорю,
переворачивается, осмеивается или просто игнорируется.
В один четверг, она пришла поздно, по-прежнему долго молчала, а затем
сердито заявила, что я навязываю ей роль больного человека, но она не хочет об
этом говорить, потому что боится моей реакции. Она ушла раньше чем обычно.
П. позвонила, чтобы отменить ее сессию в пятницу. На следующий понедельник
она пришла за несколько минут до конца сессии. Она заявила, что не хочет
ничего говорить, оставалась молчаливой в течение нескольких минут, затем
сказала: «Хорошо, я ухожу" - и ушла.
Она пропустила сессию во вторник полностью, без предварительного
уведомления. В течение нескольких следующих сессий, она снова либо очень
поздно приходила, либо не появляться вообще. Когда она приходила, она
практически ничего не говорила на сессии, не отвечала на вопросы и
игнорировала меня.
Эта картина сохранялась в течение многих месяцев. Едва ли что-нибудь
осталось между нами, что можно назвать анализом, и было большим искушение
положить всему этому конец, и избывать нас от этой так сказать пытки. Однако,
сеттинг анализа оставался более или менее нетронутым, так что я продолжал
оставлять время для сессий П., я ждал ее (как правило, безуспешно), и я
записывал на счет все ее сессии, за которые она продолжала платить. Я
обнаруживал, что часто думаю о ней – чувствуя себя уволенным, отвергнутым,
бессильным и очень часто взбешенным. Иногда она появляется в моих снах. Я
хотел знать, думала ли она об анализе и обо мне – существовал ли я для нее. В
течение многих часов, когда она отсутствовала, я старался не отвлекать себя
другими вещами, а сконцентрироваться на ней и ее отсутствии.
Через некоторое время, П. начинает приходить все чаще снова и дольше
остаться. Она говорит, что в течение многих месяцев, я и анализ вряд ли
существовали для нее. В последнее время, однако, она самопроизвольно
начинала все больше и больше думать об анализе и вдруг начала вспоминать
вещи, которые я говорил ей. Она сказала: "Это как если бы в глубине души, я
продолжала говорить с вами, сама не осознавая этого. Хотя мне сложно было
быть здесь в течени нескольких месяцев, что-то продолжалось. Это очень
странно – мы были разделены, но в то же время связаны между собой."
Во время отсутствия пацента, раннего ухода, и длительного молчания у меня
никогда не было чувства, что отсутствует какой-либо контакт между нами. Даже если
очень немногими словами мы обменвались и контакт чувствовался очень слабым, для
меня было ясно, что какая-то связь продолжается. Это впечатление подтверждается тем
фактом, что я часто ловил себя на мысли об П., что чувства к ней продолжали жить, и что
она появлялась в моих снах. Оплата ею моих счетов – с помощью которой она сохраняла
часть рамок анализа - конечно, также способствовала моему впечатлению.
Обращаясь в прошлое, я думаю, что П. бессознательно и невербально передавала
мне, что она полностью презирала и ненавидела меня, но также и то, что она все же хотела
остаться со мной и продолжить ее анализ. Моим бессознательным сообщением к ней было
то, что я могу терпеть и выживать под ее ненавистью и садизмом и не прогоню ее. Я все
еще оставался ее аналитиком и намеревался им оставаться, если это было действительно
тем, что она хотела. Именно поэтому она, через некоторое время, стали приходить чаще и
оставаться дольше, продолжая испытывать чувства ко мне, как подтверждение того, что
что-то действительно продолжается.
На мой взгляд, комментарий пациентки о том, что "Это как если бы в глубине души
я продолжала говорить с вами, не осознавая этого" очень хорошо иллюстрирует
бессознательный коммуникативный процесса. Если бы я не верил в продолжение
бессознательного коммуникативного процесса между П. и мной, я не был бы в состоянии
вынести этот период ее анализа. Такое доверие позволяет отказаться от активного
вмешательства и интерпретации, и вместо этого ждать. Выжидательная позиция создает
пространство, в котором может иметь место бессознательная коммуникация, и на мой
взгляд, это типично для аналитического процесса.
Психоаналитический сеттинг: частота сессий и лежачая позиция пациента
Наиболее заметными и конкретными, специфическими аспектами внутреннего
аналитического объекта аналитика являются определенная частота сессий и лежачее
положение пациента в качестве компонентов сеттинга. Конечно же, лежащий на кушетке
пациент, это символ психоанализа; Фрейд и многие авторы, которые последовали за ним
высказывались о пользе лежачего положения. Их аргументы о положительных аспектах,
вызванных этим положением пациента, можно разделить на три основные категории:
исключение визуального контакта (он не в состоянии видеть и его не видят); двигательное
расслабление, а также способствование регрессу.
Высокая частота аналитических сессий увеличивает интенсивность процесса и,
вместе с лежачем положении, способствует регрессу. Ежедневные сессии приводят к
непрерывности, что облегчает развертывание бессознательного процесса и делает его
легко-прослеживаемым. Эта непрерывность облегчает аналитику слушать пациента и
самого себя, и пациента слушать аналитика (Faimberg 1996). Как результат – углубление
контакта и понимания, что дает появление все более и более разнообразного
материала. Если происходит перерыв дольше, чем в один день, нарушение
непрерывности, прекращение встреч, это приводит к тому, что становится труднее
поддерживать процесс. Высокая частота еще и просто позволяет посвятить больше
времени аналитической работе.
Важным аспектом аналитического сеттинга является то, что он предлагает
пациенту и аналитику схожее окружение холдинга и контейнирования (Шпиц, 1956;
Стоун 1961), в которых они оба могут чувствовать себя достаточно защищенными, чтобы
частично уступить более регрессивному функционированию, которое лежит в основе
бессознательного взаимодействия. Отсутствие визуального контакта помогает
предотвратить ревращение аналитического отношения в обычное социальное
взамодействие. Избежание роли объекта, на которого глазеют, как отмечал Фрейд,
является не только расслабляющим фактором для аналитика, но также создает больше
пространства, для обдумывания и регресса. Степень такой регрессии оптимально
меняется, конечно же, на разных этапах анализа, и всегда уравновешивается
наблюдательной позицией.
Доверие в этом сеттинге является лучшим для достижения психических изменений,
и является частью основы прочного внутреннего аналитического объекта. Это не
означает, что аналитический сеттинг всегда лучшая установка для каждого пациента, но,
исходя из аналитической точки зрения, это первый вариант из всех возможных.
Таким образом, любознательность, исследовательская позиция, доверие к
бессознательному процессу и сеттинг образуют специфическую основу внутреннего
психоаналтического объекта и, следовательно, аналитической идентичности.
Стабильная аналитическая идентичность предполагает, что эти три элемента
являются не просто теоретически подтвержденными, но и вполне пережитыми на
эмоциональном уровне и прочувствованными, чтобы стать субъективной правдой.Если
это так, аналитик обладает внутренним стержнем, с помощью которого он может доверять
себе как аналитическому инструменту и психоанализу как терапии избранных. Анализ
может рассматриваться в качестве наиболее подходящей терапии для гораздо большего
количества пациентов, чем это обычно считается. Я считаю, что это вера в психоанализ,
как компонент аналитической идентичности, основанная на длительном аналитическом
опыте, делает значительный вклад в эффективность аналитика.
Само собой разумеется, что все из этого может идти не так во время длительного и
сложного процесса, в котором приобретается анлитическая идентичность.
Функционирование в роли аналитика взывает к качествам, которыми мы не обладаем от
природы. Мы кропотливо развиваем эти качества в себе и должны приложить усилия,
чтобы поддерживать и сохранять их. Следующая часть моей статьи рассматриваются
некоторые из ловушек, которые поджидают аналитика в этом процессе.