А.Ю. Казакова

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2010. № 2
А.Ю. Казакова, канд. социол. наук, доц. кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин РГГУ (филиал в Калуге)*
СОВРЕМЕННЫЕ ГОРОДСКИЕ ТРУЩОБЫ:
МЕТОДИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
ИЗУЧЕНИЯ МАРГИНАЛЬНЫХ СЛОЕВ
В рамках настоящей работы рассматривается методически значимая
для теории и практики социальной работы и социального управления проблема сбора данных о качественно и количественно неопределенных, закрытых
и поддерживающих социальную дистанцию маргинальных слоях и группах с
девиантной направленностью. Рассмотрен ряд типичных для изучения “маргинальных слоев” проблем: верификации данных; физической доступности
респондентов; социально-психологических и социокультурных особенностей
процесса исследовательского общения с “маргинальными” респондентами,
включая коммуникативные барьеры; формирования выборочной совокупности.
Ключевые слова: современный город, трущобы, маргинальные слои,
методико-методологические проблемы.
This article is devoted to methodically important problem of the poll among few
cathegories of “marginal” stratas, mainly to inhabitants of urban slums. Some thypical for “underclass” research problems are examining, namely: the data verification,
the inhabitants accessibility, the communicative barriers and the slective methods.
Key words: modern city, the slums, the marginalized, methodical and
methodological problems.
В отечественной научной литературе последнего десятилетия
“маргинальность” — одна из ключевых объяснительных моделей,
часто употребляемых применительно к социоструктурным трансформациям, общественной психологии, типологии личности переходного периода.
Мы полагаем, что данный концепт можно считать универсальным для макросоциологической теории, а не только узких рамок
теорий “среднего уровня” (девиантного поведения или проблем
экономической социологии, связанных с изучением беднейших и/
или люмпенизированных слоев населения).
В современном обществе явление маргинальности чрезвычайно разнообразно и по формам своего проявления, и по социальной среде, и по масштабам распространения. Оно совершенно не
ограничено пределами так называемого “социального дна”. Маргинальным слоем является и его противоположность — элита. Более
*
80
Казакова Анна Юрьевна — kazakova.a.u.@yandex.ru
того, в рамках любой большой социальной группы, переживающей
глубокие социальные трансформации, можно выделить маргинальные слои, тем более обширные, чем более мобильным является
исторический этап существования данного социума. Тем не менее
именно “элиту” и “дно” мы считаем прототипами, репрезентативными для всего социального феномена маргинальности1.
По итогам ряда исследований, результаты которых изложены в
предыдущих работах2, мы предлагаем следующее его “прочтение”.
Это свойство внеположенности по отношению к социальной системе, ведущее к вынужденной или добровольной групповой изоляции как
образу жизни, следствием чего становятся социальное исключение,
социальное отчуждение и утрата социальной идентичности; агрегатность, подразумевающая слабый потенциал самоорганизации и
самовоспроизводства общности; девиантность с точки зрения “нормативно-нормального” большинства, ценностно-оценочные суждения
(общественное мнение) которого на основе культурно закрепленного
критерия “нормы/патологии” независимо от направленности (культурно одобряемые/осуждаемые отклонения) выступают механизмом
“закрепления” маргинального статуса.
Признаки маргинальных слоев — изоляция и отчуждение, агрегатность, объективная и (или) объективно-субъективная девиантность — делают его представителя одним из самых трудных, проблемных объектов эмпирического исследования (респондентов,
испытуемых, наблюдаемых). Иными словами, значимое для всех
социальных наук влияние “человеческого фактора” проявляется
здесь во всей полноте.
Это подчеркивает важность изучения категории маргинальности
на примере стратификационных процессов в жилищной сфере,
которые показывают всю глубину ее деления на два противоположных “идеальных типа” — “элиту” и “дно”.
Так, в один и тот же исторический период “рожденный большевистским режимом слой партийно-государственной элиты <...>
наделил себя большими бытовыми привилегиями, которые стали
составной частью его элитарности”. Сравнение “условий повседневности партийно-государственной номенклатуры” с условиями
повседневности других слоев “советского общества показывает
резкий разрыв в уровне и условиях жизни между ними”3.
1
См.: Казакова А.Ю. Категория маргинальности как объект социологического
анализа. Калуга, 2010 (в печати).
2 Там же.
3 Богословская М.В. Жилищные условия и медицинское обслуживание советской государственной элиты в 1920—1930-е гг. // Новый исторический вестн. М.,
2003. С. 145.
6 ВМУ, социология и политология, № 2
81
Речь идет о формировании слоев с избыточным и недостаточным уровнями ресурса: в 1930-е проблема получения хотя бы
одной комнаты из расчета 5 м2 на человека для рядового советского гражданина стояла особенно остро. Строительство жилья не
поспевало за ростом населения, и плотность его на каждый квадратный метр площади все время возрастала. Получить комнату в
Москве и Ленинграде было практически невозможно. Уже в 1923 г.
в одном из районов Москвы ежемесячно состояло на очереди
27 тыс. человек, а комнату могли получить не более 50 очередников.
Такое положение вещей не относилось, однако, к номенклатурным работникам. Сразу после прихода к власти правительство
большевиков в срочном порядке стало реквизировать собственность “эксплуататоров”. Все принадлежавшие последним жилые
помещения были национализированы, муниципализированы и
заново отремонтированы. Так быстро решалась проблема жилья
для ответственных работников: самые шикарные особняки превращались в квартиры для них4.
Изучение исторических источников показывает, что интенсификация соответствующего строительства и обустройства всегда
ведется параллельно формированию “трущоб”. Иными словами,
чем больше коттеджей, особняков, тем больше “трущоб”, так как
речь идет о поляризации населения по признаку жилищного
ресурса.
В качестве основных проблем изучения “маргинальных слоев” на
основании общенаучной методологии и ряда методических экспериментов, как авторских, так и проведенных представителями современной социологии и психологии, мы выделяем:
1) верификационные проблемы (достоверность, надежность vs
фальсификация, неискренность, ненамеренные искажения информации);
2) проблемы физической доступности респондентов и/или следов их деятельности;
3) проблемы социально-психологических и социокультурных
особенностей процесса исследовательского общения с “маргинальными” респондентами, включая коммуникативные барьеры;
4) проблемы репрезентативности, связанные с формированием
выборочной совокупности и с распространением результатов на
совокупность генеральную.
Группа 1: верификационные проблемы
Гипотетическая или реальная “девиантность” маргинальных
групп “задает” ситуацию затрудненного общения.
4
82
Там же. С. 134.
Делинквентный и резко осуждаемый девиантный опыт не может
фиксироваться опросными методами. “Сензитивные” для респондента темы, предполагающие возможность общественного осуждения или просто остро переживаемые, ранящие, провоцируют
респондентов реагировать сдержанно или неискренне, приукрасить себя из-за боязни негативных санкций.
В рамках работы по гранту РГНФ 2005 г. на тему “Бомж и безнадзорный: объект и субъект общественного мнения как доминанты его направленности”, основываясь на методике измерения искренности респондентов, предложенной А.Ю. Мягковым5, мы
провели методологический эксперимент, установивший, что «помимо статистической погрешности, при анализе “социального дна”
огромную роль будет играть погрешность, вызванная:
а) некорректной постановкой вопросов, потенциально способной оскорбить, обидеть, ранить, вызвать неловкость или страх;
б) “личностным смыслом” предмета анализа для респондентов»6.
По параметру неискренности данный эксперимент расположил
четыре обследованные группы, выравненные по социально-демографическому принципу (по пять мужчин и женщин в каждой),
в следующей последовательности:
— предприниматели — 0% неискренности (полное несовпадение вариантов ответов при первой пробе и второй, которая сопровождалась установкой на дачу максимально неискренних ответов);
— верующие православные пенсионного возраста — 10% неискренности (причем мужчины — 0%, женщины — 20%);
— неверующие пенсионеры — 50% неискренности (при этом
мужчины — 40%, женщины — 60%);
— представители “социального дна” — 60% неискренности (мужчины и женщины поровну, по 60%).
Таким образом, люмпенизированные слои населения — одна из
самых “лживых” категорий респондентов, т.е. при проведении
опросных исследований к основному объему рассчитанной выборки необходимо добавлять еще не менее 60% .
Группа 2: проблемы физической доступности
Во-первых, в современных условиях совершенно “не работающими” являются методы, которые на заре эмпирической социологии специально предназначались для сбора данных (почтовый
5 См.: Мягков А.Ю. Экспериментальные стратегии диагностики и измерения
искренности респондентов // Социс. 2003. № 2.
6 Казакова А.Ю. Бомж и безнадзорный: объект и субъект общественного мнения как доминанты его направленности // Труды регионального конкурса научных
проектов в области гуманитарных наук. Калуга, 2006. Вып. 7. С. 192—193.
83
опрос, пресс-опрос) от географически удаленных респондентов. Невозвращаемость колоссальна7 даже в тех случаях, когда полностью
соблюдены все “экономические” требования (возмещение затрат
респондента и материальная стимуляция участия в опросе). Пришедший им на смену интернет-опрос не может восполнить “лаг”
пенсионеров, лиц поколения 40—60-х и даже 70-х гг. XX в., детей
до 14 лет (которым выход в интернет нередко запрещается родителями по причине “шумов”, информационного “мусора”, которыми
изобилует Сеть), наконец, людей малограмотных и с опаской относящихся к техническим новинкам. Все указанные категории
принадлежали и (за исключением юного поколения) продолжают
принадлежать к “книжной” и “видеофильмовой” культуре, сложившейся в позднюю советскую эпоху (1970—1990-е гг.). Проблема
географической удаленности тем не менее решаема за счет выезда
к респонденту (при наличии времени и денег) или проведения телефонного интервьюирования с лицами, в коммуникативной
культуре которых интернет не значится.
Намного сложнее получить доступ к социально изолированным
слоям и категориям населения.
Ввиду взаимопроникновения социального и физического пространств8 постепенно затрудняется доступ ко всем категориям респондентов. На это сетует постсоветское поколение социологов,
которым приходится работать в условиях переориентации социума
с ценностей коллективизма и общественной (государственной,
кооперативной, общинной и пр.) собственности на ценности индивидуализма и собственности частной. Это повышает роль всякого
рода “защитных систем”, начиная с духовной сферы (авторское
право на продукты интеллектуального труда; понятия “ноу-хау”,
“коммерческая тайна”), заканчивая системами техническими,
призванными охранять неприкосновенность физических объектов. Подобная ситуация становится все более характерной не только для крупных городов, но и для городов малых и даже поселков.
Иными словами, для любых населенных пунктов, “где большинство подъездов в многоэтажных домах оборудованы кодовыми
замками и домофонами. Из-за этого интервьюеры не могут попасть в подъезды домов, и многие респонденты остаются недо7 В частности, пресс-опрос, инициированный автором в августе 2008 г., где каналом связи с респондентом выступала газета бесплатных объявлений “Из рук в
руки. Калужский выпуск”, полностью провалился. Это можно было бы отнести на
счет иных факторов (недостаточно высокий рейтинг газеты в регионе, летнее время
проведения опроса и пр.), если бы картина не оказалась аналогичной для редакций
иных изданий (“Моя реклама”, “Калужская неделя”, “Рейтинг PRо”), которые,
по словам их сотрудников, давно отказались от подобной практики.
8 См.: Бурдье П. Физическое и социальное пространство // Бурдье П. Социология социального пространства. М.; СПб., 2005. C. 53—54.
84
ступными для исследования. В дома же наиболее обеспеченных
горожан пройти невозможно вообще, интервьюера просто не пропустит охрана или консьерж. В итоге целый слой населения, хоть и
небольшой, но активный и влиятельный, не будет представлен в
выборке”9.
Чем больше изоляция, чем выше дистанционная установка, тем
труднее доступ.
Соответственно труднее всего получить его к пастве монастыря
или членам религиозных сект, к заключенным, военнослужащим —
ко всем, кто вольно или невольно оказался или может оказаться
(нелегальные мигранты, гастарбайтеры) вовлеченным в сферу деятельности карцерных (тотальных, контролирующих) организаций.
Применительно к представителям иных социальных общностей, не скреплявшим своих отношений с ними формальными
юридическими, ритуальными и прочими обязательствами, к тем,
кто самостоятельно строит “стену” между собой и “большим миром”, затрудненный доступ также сохраняет свою силу.
В случае владельца коттеджа, огороженного монолитной стеной,
снабженного системами видеонаблюдения и охраной, это самоочевидно, как и в случае лиц, принадлежащих противоположному
с точки зрения жилищно-ресурсной обеспеченности слою, — без
определенного места жительства или обитателю “трущоб”. В первом случае мы знаем, где находится физический объект (здание),
но не знаем ничего о состоянии субъекта — владельца или жильца.
Во втором случае, напротив, мы можем осуществить контакт с
субъектом — люмпеном, не имея возможности однозначно “прикрепить” его к некоему физическому пространству.
Соответственно любые периферийные, изолированные (географически или социально) группы респондентов характеризуются сниженной доступностью в плане исследовательского контакта по сравнению
с нормативно-нормальным большинством горожан.
Группа 3: социально-психологическая и социокоммуникативная
доступность “маргиналов”
В данном случае вступает в действие фактор, связанный с группой
психологических проблем восприятия самой ситуации исследовательского общения, с недоброжелательной установкой потенциальных респондентов по отношению к интервьюеру и вообще ситуации опроса. Вот как описывает эту ситуацию А.А. Яушева:
«Среди причин этой группы в свою очередь можно выделить три
наиболее важных: во-первых, в последнее время появилось большое количество так называемых коммивояжеров, которые ходят
9 Яушева А.А. Формирование выборки: поиск новых возможностей // Социс.
2007. № 8. С. 90.
85
по домам и навязывают жильцам некачественные товары. Во-вторых, самих опросов — предвыборных, маркетинговых, социологических за последние годы проводилось столько, что городское население России можно уже назвать “заисследованным до смерти”
(surveyed to death — термин, широко применяемый в западной социологии). Третья причина — высокий уровень преступности
в целом по стране, вследствие чего потенциальные респонденты
из чувства страха, соображений безопасности отказывают в интервью, проводимых в домах и квартирах. Общее отношение населения к опросу и к изучаемой проблеме определяется социальной
ситуацией в стране, городе, на предприятии, в первичном коллективе и группах. <…> Проблема “крепких орешков” — респондентов, не желающих участвовать в опросе, не может решаться посредством многократных посещений (до 8 (!) раз, как предлагают
некоторые исследователи) и уговоров принять участие в исследовании. Представляется, что социологический опрос — дело добровольное, респондент в принципе не обязан тратить личное время
на заполнение анкеты. Излишняя назойливость интервьюера или
анкетера может привести в итоге к еще большему проценту отказавшихся от участия в опросе в последующих исследованиях. Как
показала практика моего участия в нескольких опросах в Уфе, в
целом у населения складывается негативное отношение ко всякого
рода опросам. И если раньше исследователи наблюдали чаще всего
подобные настроения среди людей малограмотных, то на сегодня
в условиях города скорее большинство респондентов считают это
занятие никому не нужным, ничего не меняющим в их жизни»10.
От себя отметим, что чем более “маргинализован” (люмпенизирован
или, напротив, приближен к “элите”, а точнее, к субъективному
ощущению удовлетворенности) респондент, тем менее он расположен
к процессу исследовательского общения именно по причине уверенности
в том, что последнее “ничего не меняет”.
Далее, в случае установления предварительного контакта встает
проблема “порога доступности” обсуждаемого предмета знаниям
и пониманию респондента, а также языку исследователя.
Наиболее ярко иллюстрирует роль данного порога проведенный нами в октябре—ноябре 2009 г. тест в рамках изучения коммуникативного типа личности жителя “трущоб”.
В рамках данного теста, нацеленного в числе прочего на выявление общего языкового чутья, лингвистических навыков, мы
предлагали жителям “трущоб” (а именно исторических памятников, довоенных “сталинок” и общежитий независимо от времени
постройки) и для сравнения тому же количеству жителей “хрущовок”, а также студентам, т.е. нормативно-нормальному “большин10
86
Там же.
ству”, следующее задание. Требовалось “перевести” на русский
язык знаменитую фразу А. Потебни, которую он предлагал своим
студентам в качестве иллюстрации к понятию “внутренняя форма
слова”: “Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка”. Фраза предварительно тестировалась на студентах КФ МГЭИ
(факультет журналистики — 5 человек; связи с общественностью —
10 человек), а также жителях стандартных “хрущовок” (12 человек).
Результат, представленный в табл. 1, вполне закономерен и
ожидаем.
Таблица 1
Лингвистическая компетентность
Показатель
Общежи- Исторические
тия (12) памятники (12)
Двухэтажные
“ХруСтуденты
довоенные
щовки” КФ МГЭИ
“сталинки” (13)
(12)
(15)
Затруднений
10
11
5
7
1
Ответов
2
1
8
5
14
% ответов
(от группы)
17
8
62
42
93
Понятно, что надежда “говорить на одном языке” наименее
оправданна в случае жильцов исторических памятников и общежитий.
Удивительно, но все “расшифровавшие” фразу — мужчины в
возрасте от 30 до 40 лет, некалужане по рождению или некоренные
калужане (родились в Калуге, но родители происходят из других
регионов — Тулы, Вологды, Николаева, Мурманска). Можно считать, что наиболее контактной частью респондентов является иногородний мужчина в возрасте 30—40 лет, с высшим образованием
и опытом службы в ВС, проживающий преимущественно в малоценном жилье.
Далее, в рамках того же исследования респондентам предлагалось соотнести термин/понятие с родовой категорией. В столбцах
были указаны родовые категории: “экономика”, “политика”, “религия”, “искусство”, “кулинария”. В строках были даны следующие
понятия: “евхаристия”, “страховка”, “коммунизм”, “синдикат”,
“сальдо”, “хорей”, “сациви”, “равиоли”, “брокер”, “реинкарнация”,
“барокко”, “электорат”, “лизинг”, “лоббирование”, “дегустация”,
“охлократия”, “сонет”, “армагеддон”, “ренессанс”. Необходимо
было определить, к какой родовой категории относится то или
иное понятие, и поставить крестик на пересечении строки с понятием и столбца с категорией, которой это понятие соответствует.
87
Как видно из табл. 2, в данном случае по-прежнему лидируют
(без контрольных групп) довоенные “сталинки”. Наиболее устойчивы результаты на базе общежитий (по 17% в обоих тестах) и
“сталинок” довоенной постройки (колебания — 12%). Именно
здесь мы отметили единственный случай верной категоризации
всех 25 понятий, а максимум неверных ответов составил 14. Наиболее разнородны и по социальному составу, и по коммуникативной компетентности жители исторических памятников, где максимумом и неверных и верных ответов становится 24.
Таблица 2
Тезаурус (информационный запас)
Исторические Двухэтажные
Студенты
“Хрущовпамятники
довоенные
КФ МГЭИ
ки” (12)
(12)
“сталинки” (13)
(15)
Показатель
Общежития (12)
Затруднений
10
9
7
2
2
Правильных
ответов*
2
3
7
10
13
% ответов
(от группы)
17
25
50
83
87
*
Примечание. Из расчета: до 5 (включительно) неправильных ответов при 25 тестируемых понятиях.
В среднем на общение с одним респондентом уходило около
двух часов, за исключением общежитий, жильцы которых были
самыми контактными, что сокращало время опроса до полутора
часов на человека. Подозрительность жильцов старых домов (“сталинок” и исторических памятников), напротив, приводила к отказам от ответов, прерванным интервью, к заполнению анкет на
улице или лестничной площадке. Помимо недоверчивости, здесь
можно предположить еще одну причину — иллюстрацию к теме, а
именно чувство неловкости за собственное жилище, куда не хочется пускать посторонних.
Значит, при изучении маргинальных групп населения более эффективной с точки зрения установления контакта и повышения
надежности собранных данных может быть замена непосредственного личного опроса дистантным (телефонным или через интернет, где это возможно).
Группа 4: проблемы репрезентативности
В работе по проекту “Бомж и безнадзорный” мы отмечали, что
«основная сложность изучения “социального дна” состоит в том,
что исходная величина (генеральная совокупность) в силу ее ко88
личественной и качественной неопределенности сама подлежит
выявлению»11. Однако это можно отнести не только к бомжам.
Проблема определения достаточного объема выборочной совокупности возникает и при изучении других социальных феноменов,
где существует резкий разрыв между реальным и официально зарегистрированным масштабом их распространенности, например
социального сиротства12, криминализации, виктимизации, наркотизации населения. Кроме того, сказанное тем более относится к
любым маргинальным слоям, чем более они многофункциональны и соответственно чем выше разнообразие теоретико-методологических подходов к их осмыслению. В частности, говоря об
“элите”, мы получим совершенно разные объемы генеральных
совокупностей, трактуя представителей элиты как “людей известности”, как лиц, максимально обеспеченных материальными и
нематериальными ресурсами, как лиц с наивысшей степенью результативности в своей сфере деятельности.
Таким образом, мы полагаем, что при изучении любых диффузных групп13 (какими являются сезонно-трудовые мигранты, публика и аудитория, отчасти — жители “трущоб”), где высока текучесть
и изменчивость контингента, плодотворен отказ от классических
методов формирования выборки в пользу нерепрезентативных. К их
числу можно отнести типологическую выборку и маршрутное интервью при условии зонирования поселения и применения к выделенным зонам смешанного — территориального и случайномеханического — метода отбора14.
В тех же целях может быть использован “сетевой” опрос, основанный на “разбегающихся”, маятниковых контактах социальной
личности, входящей в целый ряд социальных групп, а значит, социальных сред (методы “снежного кома” и “анализа репутаций”).
А это подразумевает, что при проведении опроса через сеть социальных контактов нужно использовать те же коммуникативные
технологии, что и при запуске слухов, прежде всего выявление и
использование в качестве интервьюеров лидеров мнений отдельных сообществ.
Данное положение требует экспериментальной проверки, которая должна установить сравнительный уровень репрезентативности
11
Казакова А.Ю. Бомж и безнадзорный… С. 188.
См.: Казакова А.Ю. Благотворительность в системе социальной поддержки и
мобилизующая функция массовой коммуникации (на материале кампаний помощи детским домам в Калуге) // Труды регионального конкурса научных проектов
в области гуманитарных наук. Калуга, 2008. Вып. 9. С. 348—377.
13 См.: Чернышев С.А. Социально-психологическая деформация диффузных
групп и их реабилитация в кризисном обществе: Автореф. дис. ... докт. психол.
наук. Ярославль, 1999.
14 См.: Яушева А.А. Указ. соч.
12
89
и надежности данных исследований указанных типов. В случае положительного результата будет решена одна из постоянных проблем социологических, маркетинговых исследований и целевых
(адресных) форм рекламы — проблема доступа к целевой (target)
аудитории.
Работа выполнена в рамках исследования “Современные городские
трущобы: социальный портрет и образ жизни обитателя” по гранту
№ 09-03-59313 а/Ц, финансируемому Российским гуманитарным научным фондом и правительством Калужской области.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Богословская М.В. Жилищные условия и медицинское обслуживание
советской государственной элиты в 1920—1930-е гг. // Новый исторический вестник. М., 2003.
Бурдье П. Физическое и социальное пространство // Бурдье П. Социология социального пространства. М.; СПб., 2005.
Казакова А.Ю. Бомж и безнадзорный: объект и субъект общественного
мнения как доминанты его направленности // Труды регионального конкурса научных проектов в области гуманитарных наук. Калуга, 2006. Вып. 7.
С. 192—193.
Казакова А.Ю. Благотворительность в системе социальной поддержки
и мобилизующая функция массовой коммуникации (на материале кампаний помощи детским домам в Калуге) // Труды регионального конкурса научных проектов в области гуманитарных наук. Калуга, 2008. Вып. 9.
С. 348—377.
Казакова А.Ю. Категория маргинальности как объект социологического анализа. Калуга, 2010 (в печати).
Мягков А.Ю. Экспериментальные стратегии диагностики и измерения
искренности респондентов // Социс. 2003. № 2.
Чернышев С.А. Социально-психологическая деформация диффузных
групп и их реабилитация в кризисном обществе: Автореф. дис. ... докт.
психол. наук. Ярославль, 1999.
Яушева А.А. Формирование выборки: поиск новых возможностей //
Социс. 2007. № 8. С. 90—97.