Соломина Н. Г. Обязательство из неосновательного обогащения
реклама
Обязательство из неосновательного обогащения. Понятие, виды, механизм возмещения Введение Кардинальные преобразования всей экономики страны в начале 90-х годов потребовали такого же кардинального преобразования всего российского законодательства. Особую значимость при этом приобрели правовые институты, способные каким-либо образом упорядочить проникновение товарно-денежных отношений практически во все сферы жизнедеятельности. Экономические реформы позволили иначе посмотреть не только на вопросы обогащения как такового, когда у каждого добросовестного субъекта права появилась заинтересованность в максимальном увеличении своих доходов, но также и на проблемы процесса неосновательного обогащения, когда таковые стали опосредовать почти весь гражданский оборот, в частности сферу совершения гражданско-правовых сделок, защиты права собственности. Проблемы неосновательного обогащения как теоретические, так и практические всегда более или менее активно разрабатывались отечественной цивилистикой. Кондикционное обязательство было и остается важнейшим средством защиты гражданских прав, а институт неосновательного обогащения охватывает собою не только положения, зафиксированные в гл. 60 Гражданского кодекса Российской Федерации. Несмотря на повышенный научный интерес к кондикционным обязательствам, о достаточной разработанности данного правового института в цивилистической науке все же говорить не приходится. Обилие кандидатских диссертационных исследований по отдельным вопросам кондикционных отношений само по себе еще не свидетельствует о достаточном уровне развития доктрины в сфере теории неосновательного обогащения. Требуются фундаментальные теоретические исследования в данном направлении. Способность кондикционного обязательства выступать самостоятельным средством защиты гражданских прав, нормы, регулирующие его применение, дополняют специальную правовую регламентацию иных способов защиты и в настоящее время практически никем не оспариваются. Вместе с тем регулятивные возможности кондикционного требования до сих пор остаются необоснованно умаленными по сравнению с его действительным назначением. Исследовательская мысль за редким исключением не простирается дальше положений, сформулированных еще в период введения в действие части второй Гражданского кодекса РФ крупнейшим ученым современности А.Л. Маковским. Между тем именно заложенные этим ученым предпосылки формирования научной дискуссии о существе кондикционного обязательства должны были стать тем ориентиром, который позволил бы вывести теории о неосновательном обогащении на новый уровень. Сегодня при реализации института неосновательного обогащения как охранительного инструмента судебная практика выработала свои подходы понимания положений о неосновательном обогащении, некоторые из которых отличаются особой противоречивостью, что, в свою очередь, обусловлено сформировавшейся доктриной. В частности, речь идет о подходе определения сущности объекта обязательства из неосновательного обогащения, существа исполнения этого обязательства, характера отношений, сопутствующих возврату неосновательно приобретенного или сбереженного имущества, и др. В настоящее время четко прослеживается позиция, когда роль института неосновательного обогащения сводится лишь до функций вспомогательного механизма, обслуживающего другие охранительные институты российского гражданского права. Эти и некоторые другие аспекты позволяют говорить о назревшей потребности всестороннего изучения вопросов неосновательного обогащения, что не только способствовало бы развитию данного правового института, но и возможно привело бы к иному взгляду на многие вопросы применения норм о неосновательном обогащении, а также на существо кондикционного требования как основного универсального требования о восстановлении нарушенной имущественной сферы участников гражданского оборота. При этом одним из актуальных направлений развития теории универсальности кондикционного обязательства должно стать исследование охранительно-восстановительных свойств кондикционного требования, в том числе, через определение его места в механизме защиты нарушенной имущественной сферы участников гражданского оборота. Глава I. Кондикционное обязательство в системе способов защиты гражданских прав § 1. Определение универсальности кондикционного обязательства: введение в проблему В хозяйственном (экономическом) обороте обогащение присутствует всегда, выступая содержанием таких категорий, как прибавочная стоимость, спекулятивная сделка, движение стоимости, капитал и наконец прибыль и экономия. Обогащение характерно для любых товарно-денежных отношений, когда продажа товаров, выполнение работ, оказание услуг преследуют не получение эквивалента, равного стоимости последних, а получение некоторой прибавки к этой стоимости (прибыли), закладываемой в цену товара, работы, услуги, ибо без такой прибавки теряет смысл товарооборот в целом. Размер полученной прибыли говорит о рентабельности предприятия, подтверждает платежеспособность хозяйствующего субъекта. Поэтому цель любой экономической деятельности в конечном счете сводится к получению максимального размера прибыли (обогащения), что, в свою очередь, побуждает субъектов такой деятельности наращивать объемы производства, продаж и т.п. В рамках государства обогащение представляет собой единый процесс, обеспечивающий его нормальное функционирование, предопределяет необходимость существования посреднических (промежуточных) звеньев, финансовых институтов, способных в любой момент поддержать рост экономики за счет аккумуляции денежных средств и их перераспределения, с тем чтобы обеспечить финансирование хозяйствующих субъектов. За счет непрерывности оборота капитала происходит обогащение всей системы, каждого хозяйствующего элемента и государства в целом. При таком справедливом распределении материальных благ достигается баланс интересов субъектов хозяйственного оборота, эффективное и стабильное функционирование всей системы рыночной экономики, что обеспечивает рост собственного благосостояния частных лиц и прирост совокупного экономического продукта. Обогащение, являясь условием благосостояния народа, нации, государства, находит свое выражение в сознании господствующей власти в виде политических, правовых, моральных представлений, идей, категорий, принципов, что приводит к формированию правовой надстройки в форме системы, отраслей и институтов права. Перемещаясь в правовую надстройку, экономические отношения обеспечиваются тем необходимым объемом правовых норм, способным обеспечить нормальное функционирование гражданского оборота, в котором каждый добросовестный субъект может рассчитывать на обогащение*(1). При этом категория "обогащение" (в позитивном смысле) на законодательном уровне прямо не используется, однако существо ее находит выражение в таких законодательных формулировках, как "обязуется уплатить определенную денежную сумму (цену)", "безвозмездно передает или обязуется передать вещь", "обязуется предоставить имущество за плату" и т.д. Обогащение в правовом смысле всегда связано с некоторым приростом или экономией, которые присутствуют в большинстве гражданско-правовых сделок, когда передаче имущества, выполнению работы или оказанию услуги противостоит встречное предоставление в виде денежных средств в размере, превышающем реальную стоимость имущества (работы или услуги), достаточном для удовлетворения интереса продавца в широком смысле слова. Естественно, что процесс обогащения не ограничивается только рамками товарно-денежных отношений, а имеет место и в случаях, когда происходит любое перемещение стоимости, в том числе и в виде безвозмездной передачи имущества (например, по договору дарения или ссуды), приводящей к обогащению субъектов. К сожалению, обогащение не всегда приводит исключительно к позитивному результату, когда распределение имущественных благ считается справедливым. Возможны ситуации, при которых происходит нарушение имущественного равновесия одних субъектов за счет неправомерных действий других участников гражданского оборота*(2), что в масштабах государства способно привести к экономическому произволу, хозяйственной анархии, имущественному хаосу. В таких случаях необходимо вести речь о неосновательном обогащении, когда приобретение (прирост) и сбережение (экономия) какого-либо материального блага являются объективно неправомерными, а поведение неправомерно обогатившегося лица рассматривается как поведение, противоречащее устоям общества, основам нравственности и морали. Нарушение справедливого начала в перераспределении имущественных благ определяет необходимость защиты нарушенных имущественных интересов. По этой причине право в целом и гражданское право в частности должны обеспечить стабильность имущественного оборота, не только посредством урегулирования должного поведения его участников, но и путем предоставления достаточного набора защитных средств как вещно-правового, так и обязательственного характера. Гражданское законодательство предусматривает два уровня регулирования способов защиты гражданских прав. К первому уровню относятся способы защиты, носящие универсальный характер, которые могут применяться для защиты любого субъективного гражданского права. Такие способы, в частности, поименованы в ст. 12 ГК РФ. Второй уровень регулирования способов защиты гражданских прав соотносится с такими способами, которые применяются для защиты только определенных видов гражданских прав или для защиты от определенных нарушений. Такие способы защиты определены ст. 12 ГК РФ как "иные способы" защиты*(3). Среди всей совокупности универсальных способов защиты гражданских прав выделяется группа таких способов, применение которых преследует цель восстановить нарушенное право, компенсировать потери, понесенные в связи с нарушением права*(4). Данные способы защиты представляют собой элементы единого механизма защиты прав участников гражданского оборота от посягательств на их имущественную сферу. Такой механизм, будучи направленным на восстановление нарушенной имущественной сферы лица, возлагает на нарушителя бремя несения различного рода материальных затрат, связанных как с возвратом недолжного, так и с возмещением иных дополнительных затрат, способных не только компенсировать нарушенный имущественный интерес лица, но и максимально наказать нарушителя, исходя из требований добросовестности, разумности и справедливости. Целью реализации такого защитного механизма выступает восстановление нарушенной имущественной сферы потерпевшего. Подобная восстановительно-охранительная роль механизма защиты субъективного права участника гражданского оборота в целом свойственна лишь кондикционному требованию, что позволяет признать за ним признаки системообразующего элемента всего механизма защиты субъективного права лица, чье право нарушено "несанкционированным проникновением" в его хозяйственную сферу. Данный системообразующий элемент способен оказывать универсальное воздействие на реализацию любого другого способа защиты, направленного на восстановление нарушенного права. Это, в свою очередь, означает, что роль института неосновательного обогащения не ограничивается лишь сферой обязательственного права, что позволяет признать за этим правовым институтом качества общеотраслевого института. Так, в частности, Т.И. Илларионова в свое время указывала на то, что совокупность норм о неосновательном обогащении сложилась как пограничный институт, направленный на разрешение конфликтов между лицами, ранее не состоявшими в правоотношениях, либо субъектами недействительных или расторгнутых договоров. В основании применения института неосновательного обогащения обобщен более широкий круг пресекаемых деяний, чем в охранительных нормах институтов сделок или защиты права собственности: нормы о неосновательном обогащении соотносятся с охранительными нормами института сделок и защиты права собственности как общеотраслевые с мерами относительно специального характера*(5). На системообразующую роль кондикционного обязательства и общеотраслевой характер его норм указывают, хотя и не прямо, другие ученые. Так, А.Л. Маковский, комментируя положения части второй Гражданского кодекса РФ в год ее введения в действие, касающиеся изменений в регулировании отношений вследствие неосновательного обогащения, отмечал: "В основе происшедших изменений лежит, во-первых, взгляд на обязательства, возникающие вследствие неосновательного обогащения, не как на отдельный вид обязательства, а как на особый их род и даже, возможно, своеобразный (восполнительный) способ защиты гражданских прав и, во-вторых, понимание того, что этот институт относится к числу тех, которые непосредственно связаны с нравственными началами гражданского права"*(6). Действовавшее ранее гражданское законодательство*(7) рассматривало кондикционное обязательство как самостоятельный вид обязательств, стоящий в одном ряду с договорным, деликтным и виндикационным требованиями. И хотя вопрос соотношения кондикционного обязательства с этими требованиями законодательством непосредственно не регламентировался, данная проблема все же исследовалась в плане допустимости конкуренции исков и изменения основания исковых требований, когда это было необходимо для установления истины по делу, а также для обеспечения наиболее полной и всесторонней защиты прав и законных интересов сторон в гражданском процессе*(8). Преобладающей в тот период была точка зрения, согласно которой конкуренция исков считалась недопустимой*(9). О.С. Иоффе, например, считал такую конкуренцию неприемлемой не только с практической точки зрения, но и ошибочной в теоретическом плане. По этому поводу он писал: "Поскольку спорящие стороны состоят в одном правоотношении, становящемся предметом гражданского спора, а дело возбуждено по поводу определенного нарушения данного конкретного правоотношения, речь может идти лишь о предъявлении соответствующего единственного иска, но не о выборе между несколькими исками, не об их конкуренции. Вот почему какая бы то ни было конкуренция исков должна быть отвергнута"*(10). Позиция недопустимости конкуренции исков аргументировалась тем, что у каждого требования о защите нарушенного права имеется свое основание возникновения, что обусловливает самостоятельность каждого требования по отношению друг к другу, поэтому наличие какого-либо одного из предусмотренных законом оснований исключает все другие основания для предъявления иска к данному лицу, вытекающего из данного конкретного правоотношения. "Именно поэтому, - писал О.С. Иоффе - конкуренция исков представляет собой внутренне противоречивое, научно-несводимое понятие, лишенное практической ценности"*(11). Вместе с тем в правовой литературе рассматриваемого периода встречались высказывания, в которых четко прослеживалась идея универсального характера кондикционного обязательства. Например, А.А. Шамшов отмечал, что в случае любого неоправданного перемещения имущества надо считаться с возможностью предъявления кондикционного иска, и "хотя в конечном счете природа правоотношения оказывается иной и предъявляется другой иск, но во всех этих ситуациях перемещение имущества является неосновательным, а обязательство по ст. 473 ГК возникает именно из неосновательного приобретения... Это свидетельствует об универсальности требований из неосновательного приобретения как черте, отличающей их от иных требований"*(12). Аналогичную характеристику нормам о неосновательном обогащении в сравнении с другими обязательственно-правовыми нормами давал В.А. Рясенцев, называя их "специальными"*(13). На дополнительный характер норм о неосновательном обогащении ко всем другим охранительным требованиям в период действия ГК 1922 г. и ГК 1964 г. указывал целый ряд ученых*(14). При этом отмечалось, что при наличии в том или ином юридическом составе как неосновательного приобретения, так и условий для предъявления иного иска предъявляется всегда последний. Считалось, что так происходит потому, что в любом другом иске понятие "неосновательности имущественного перемещения" выражено в иных, более определенных юридических категориях. Тем не менее понятия основательности и неосновательности имущественного перемещения определяли судьбу любого иска, связанного с таким перемещением, а ст. 473 ГК РСФСР 1964 г. являлась единственной статьей гражданского законодательства, где понятие "неосновательности" юридически не расшифровывалось, а применялось как таковое. Это позволило, в частности, А.А. Шамшову прийти к выводу о том, что при неосновательном перемещении имущества условием, необходимым для предъявления иска из неосновательного приобретения, является отсутствие условий для предъявления какого-либо иного иска*(15). Определение норм о неосновательном обогащении как норм, дополняющих любой из охранительных институтов, позволило даже выдвинуть предположение о возможности помещения главы о неосновательном обогащении в Общую часть обязательственного права*(16). Аналогичная идея, кстати, была высказана А.Л. Маковским в период введения в действие действующего Гражданского кодекса РФ: "Не исключено, что надлежащее место этих своеобразных обязательств - в общей части обязательственного права (разд. III ГК) или даже в общих положениях ГК (разд. II)"*(17). Заметим, что такой подход определения места норм о неосновательном обогащении имел все основания, чтобы быть реализованным на уровне закона. Так, в опубликованном в 1947 г. проекте Гражданского кодекса СССР глава о неосновательном приобретении была помещена именно в Общей части*(18). Дополнительный (субсидиарный) характер норм о неосновательном обогащении отстаивается и многими российскими учеными*(19). При этом не умоляется самостоятельность каждого из требований, сравниваемых с кондикционным. Такая позиция основывается прежде всего на нормах действующего гражданского законодательства, согласно которым: поскольку иное не установлено самим Кодексом, другими законами или иными правовыми актами и не вытекает из существа соответствующих отношений, правила о неосновательном обогащении, предусмотренные гл. 60 ГК, подлежат применению также к требованиям: 1) о возврате исполненного по недействительной сделке; 2) об истребовании имущества собственником из чужого незаконного владения; 3) одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством; 4) о возмещении вреда, в том числе причиненного недобросовестным поведением обогатившегося лица (ст. 1103 ГК РФ). Такое соотношение кондикционного обязательства с данными гражданскими правоотношениями, по мнению А.Л. Маковского, не является идеальным решением вопроса, но вместе с тем представляется полезным, поскольку гл. 60 ГК содержит ответы на многие вопросы, не всегда получающие должного разрешения в правилах об отдельных видах этих обязательств*(20). В частности, это вопросы, касающиеся судьбы доходов, извлеченных обогатившимся лицом из полученного (сбереженного) имущества; затрат, понесенных обогатившимся лицом на содержание этого имущества; последствий ухудшения этого имущества за время его нахождения у обогатившегося лица, и ряд других не менее важных вопросов. Основной вопрос, который возникает при исследовании положений ст. 1103 ГК РФ, сводится к следующему: на чем основана возможность субсидиарного применения положений о неосновательном обогащении к другим поименованным в данной статье требованиям? По мнению А. Климовича, в данной ситуации речь идет исключительно о субсидиарном применении норм гл. 60 ГК РФ к указанным институтам, что делает возможным применение иска из неосновательного обогащения совместно с другими исками*(21). Субсидиарный характер гл. 60 ГК РФ выявляется при этом из буквального толкования абз. 1 ст. 1103 ГК РФ. Так, формулировку "подлежат применению также к требованиям" можно заменить тождественной формулировкой "дополнительно применяются также к требованиям". Субсидиарность согласно данной позиции ни в коей мере не означает заменимость соответствующего требования на кондикционный иск. Напротив, считается, что при необходимости кондикция способна дополнить правовые возможности потерпевшей стороны субсидиарным притязанием, при отсутствии которого имущественная сфера последнего оказывается невосполнимо нарушенной. При этом механизм применения правил о неосновательном обогащении работает следующим образом: когда институты, указанные в ст. 1103 ГК РФ не способны восстановить нарушенное право лица, для его восстановления могут быть применены нормы гл. 60 ГК РФ*(22). Несмотря на столь единодушное в современной правовой науке толкование механизма применения норм о неосновательном обогащении к смежным институтам, характер таких норм определяется все же по-разному. Например, Р.А. Кушхов констатирует, что нормы гл. 60 ГК РФ становятся как бы частью соответствующего института, не сохраняя исключительность самостоятельного требования, возникающего из неосновательного обогащения*(23). Такой подход, как представляется, сводит характер гл. 60 ГК РФ до обслуживающего (дополнительного) правового института, не имеющего под собой какой-либо специальной сферы, в отношении которой можно было бы применить собственно само кондикционное требование как самостоятельное. Другие авторы, в частности А.В. Климович, определяют нормы о неосновательном обогащении как нормы, регулирующие в качестве общих положений любое неосновательное обогащение независимо от источника его возникновения. Поэтому субсидиарное применение правил гл. 60 ГК РФ, по его мнению, далеко не всегда означает применение собственно кондикционного иска: речь может идти всего лишь о применении определенных норм, обычно сопутствующих кондикционному требованию (например, о порядке определения стоимости подлежащего возврату имущества), либо вообще о применении требования, по своей природе не являющегося кондикционным*(24). В изложенной позиции прослеживается, хотя и неявно, признание за кондикционным обязательством родовых признаков по отношению ко всем остальным восстановительным средствам имущественной сферы участников гражданского оборота, где, "находясь в теснейшей генетической связи с компенсаторно-восстановительными началами цивилистики, кондикционное требование осуществляет генеральную правоохранительную функцию в системе защиты субъективных гражданских прав"*(25). Универсальный характер кондикционного обязательства и норм, регламентирующих его применение, наиболее четко прослеживается в позиции А.Л. Маковского, который еще в 1996 г. писал, что кондикционное обязательство совсем не однопорядково другим отдельным видам обязательств. Оно универсально для всех случаев, когда одно лицо приобретает (сберегает) имущество за счет другого без правового основания, и потому является родовым понятием по отношению ко всем обязательствам возвратить имущество, приобретенное (сбереженное) без достаточных оснований. Другое дело, что для каждого из этих конкретных случаев неосновательного обогащения могут быть установлены специальные правила в законе, в иных правовых актах, а для некоторых и в договоре, и эти специальные правила должны иметь преимущество перед общими нормами об обязательствах из неосновательного обогащения*(26). Заметим, что высказанная позиция не претерпела каких-либо изменений за десятилетие развития отечественной правовой науки. Так, например, Д.В. Новак в рамках своего диссертационного исследования 2006 г. приходит к выводу: "В российском праве обязательства вследствие неосновательного обогащения как родовой институт охватывают любые требования о возврате имущества, приобретенного или сбереженного одним лицом за счет другого, для которых нормы гл. 60 ГК РФ являются своеобразной общей частью... охранительные меры специального характера вытесняют кондикцию как общее средство защиты и речь идет лишь о субсидиарном применении к данным отношениям некоторых норм гл. 60 ГК РФ"*(27). Выходит, что субсидиарный (универсальный) характер норм о неосновательном обогащении, выражающийся в возможности восполнить (дополнить) любой охранительный институт, одних ученых-правоведов приводит к мысли о восполнительном характере всего института неосновательного обогащения, а других к общеродовому началу кондикционного обязательства относительно охранительно-восстановительной сферы в гражданском праве. Если первый подход понимания назначения гл. 60 ГК РФ вряд ли имеет право на существование, поскольку в противном случае возникает вопрос о роли таких универсальных средств защиты, как возмещение убытков и уплата неустойки, которые, помимо всего прочего, выступают еще и мерами гражданско-правовой ответственности, то второй подход должен был бы раз и навсегда решить вопрос о существе механизма защиты гражданских прав от всякого рода ущемлений имущественной сферы участников гражданского оборота и признать за всеми иными охранительно-восстановительными способами защиты их видовую принадлежность к общему родовому требованию - требованию о возврате неосновательного обогащения (кондикционному требованию) со всеми вытекающими из этого последствиями. Однако этого не произошло. За родовым характером кондикционного обязательства до сих пор скрывают все те же восполнительные характеристики с возможной постановкой вопроса: а может ли в таком случае кондикционное обязательство рассматриваться как самостоятельное. Ю.К. Толстой относительно существа кондикционных обязательств пишет: "...занимая в системе обязательств вполне самостоятельное место, они нередко сопровождают обязательства, возникающие из иных оснований и имеющие иную юридическую природу, выступая по отношению к ним в качестве "обязательств-спутников". Не будучи акцессорными обязательствами в строгом смысле слова, они могут восполнять пробелы в защите субъективных гражданских прав, осуществляемой с помощью иных вещно- или обязательственно-правовых требований"*(28). Несмотря на то, что приведенная точка зрения не позволяет усомниться в самостоятельности кондикционного требования, все-таки суть такой самостоятельности заключается далеко не в признании за другими сравниваемыми требованиями видовой принадлежности к кондикционному, а напротив, в установлении четких границ применения как кондикционного, так и иных требований. Иначе, как отмечает М.А. Смирнова, "если под обогащением понимать любое фактическое получение либо сбережение блага, то провести разграничение с другими видами обязательств крайне затруднительно, и кондикция предстает родовой и субсидиарной категорией"*(29). М.А. Смирнова видит следующие последствия такого подхода: как при получении имущества по недействительной сделке, так и в случае незаконного владения, лицо фактически приобретает благо; потерпевший в таких случаях должен защищаться иском, который соответствует характеру отношений, а кондикционное требование оказывается вспомогательным, субсидиарным, используемым для восполнения пробелов в специальных нормах*(30). Заметим, что М.А. Смирнова, исключая признание за кондикционным обязательством качеств родового обязательства, ставит под сомнение и его субсидиарный характер. Она пишет: "Положение ст. 1103 ГК о возможности применения кондикционных норм к иным требованиям, дающее основание для вывода о вспомогательном характере института, может быть истолковано по-другому. А именно: применение правил о неосновательном обогащении к другим требованиям может рассматриваться как возможность сопровождения некоторых гражданско-правовых требований кондикционными. Иными словами, это означает их кумулятивную конкуренцию"*(31). Она пишет и о возможности альтернативной конкуренции, в частности с деликтным требованием. На наш взгляд, такой подход не снижает актуальности общего вопроса о конкуренции кондикционного, виндикационного, деликтного и договорного требований. Универсальность кондикционного требования не только не затрагивает самостоятельности такого требования, а, напротив, решает вопрос: какие охранительно-восстановительные требования поглощаются родовым кондикционным требованием, а в отношении каких имеет место восполнительное применение норм о неосновательном обогащении. Представляется, что современной правовой наукой роль кондикционного обязательства в процессе восстановления нарушенного права необоснованно умаляется по сравнению с действительным характером такого обязательства, обеспечивающего полное восстановление имущественной сферы от любого посягательства извне. Институт неосновательного обогащения содержит полный набор правовых восстановительных инструментов, достаточных для защиты имущественных интересов потерпевшего, когда помимо непосредственно кондикционного требования потерпевшая сторона вправе присоединить к нему и другие требования охранительного характера (требование о возмещении доходов, уплате процентов). Универсальность кондикционного обязательства, на наш взгляд, проявляется в многоаспектном характере категории "универсальность", когда ее содержание не ограничивается лишь возможностью субсидиарного применения норм о неосновательном обогащении к отдельным правовым институтам и признанием за кондикционным требованием общеродовых признаков, правовая регламентация которого уступает любой другой специальной регламентации видового требования о защите гражданских прав. Напротив, в ходе настоящего исследования будет показана доминирующая роль как самого кондикционного требования при защите любого безосновательного перемещения имущественного блага от потерпевшего к приобретателю, приведшего к неосновательному обогащению одного лица за счет другого, так и норм о неосновательном обогащении при восполнении любой нарушенной имущественной сферы. Кондикционное требование, являясь "предельным" способом защиты гражданских прав, применяется с целью полного восстановления имущественной сферы потерпевшего. Реализация категории "универсальность" будет показана в работе через определение кондикционного требования в системе способов защиты гражданских прав; определение объема норм, относящихся к институту неосновательного обогащения; определение пределов применения кондикционного требования и особенностей исполнения кондикционного обязательства; совокупную реализацию иных охранительных средств, опосредующих процесс имущественного возмещения потерпевшего. § 2. Понятие и основание возникновения кондикционного обязательства Идея о недопустимости неосновательного обогащения впервые получила свое воплощение с помощью ряда юридических конструкций, выработанных римским правом, центральное место среди которых занимали так называемые кондикции, впоследствии выступившие прообразом современного института обязательств из неосновательного обогащения. Именно поэтому в теории гражданского права рассматриваемые обязательства иногда называют кондикционными, а иски, посредством которых удовлетворяются требования о возврате неосновательного обогащения, - кондикционными исками. Кондикционный иск возник в период республики как один из пяти "законных исков" (legis actionis) древнего римского гражданского процесса, с помощью которых лицо при посредничестве публичной власти могло защитить свое основанное на законе правомочие. Наряду с законами такие иски рассматривались как составная часть цивильного права, однако в отличие от первых имели значение только в процессе их применения. Позднее, в эпоху классического римского права, кондикции поглотили все личные иски. Поэтому с помощью кондикции стали защищаться требования о возврате неосновательного обогащения. Со временем они вошли в самостоятельную группу, возникающих из квазиконтрактов, прообразом которых выступала одна из форм законных исков, именуемая "legis actio per condictionem". В послеклассический период в кодификации Юстиниана были выделены различные виды кондикции о возврате неосновательного обогащения*(32). Окончательно сформулировать понятие неосновательного обогащения римским юристам так и не удалось. Под обогащением понималось всякое получение одним лицом какой-либо имущественной выгоды за счет имущества другого лица. При этом случаи, когда имело место обогащение одного лица за счет другого, были слишком разнообразны, чтобы можно было квалифицировать их по каким-либо общим признакам, что позволило бы говорить о выделении самостоятельного вида обязательств из неосновательного обогащения*(33). При определении понятия кондикционного обязательства следует исходить из общепринятого, когда под таковым понимается правоотношение, в силу которого лицо, без установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований приобретшее или сберегшее имущество за счет другого, обязано возвратить последнему неосновательно приобретенное или сбереженное имущество*(34). Если в приведенном определении кондикционного обязательства обогатившаяся сторона соответствует термину "приобретатель", а сторона, за чей счет произошло неосновательное приобретение или сбережение, термину "потерпевший", то термин "неосновательное обогащение" имеет двоякое значение. С одной стороны, неосновательное обогащение можно рассматривать как процесс перемещения имущественного блага от потерпевшего к приобретателю, а с другой - как имущество, которое приобретатель неосновательно приобрел или сберег за счет потерпевшего. Так, например, в названии гл. 60 ГК РФ термин "неосновательное обогащение" используется в значении процесса, а в названии ст. 1104 ГК РФ данным термином определяется имущество, подлежащее возврату. В целом, характеризуя кондикционное обязательство, следует отметить, что это гражданско-правовое обязательство, носящее имущественный характер. В его основе лежат имущественные отношения по перемещению материальных благ. Кондикционное обязательство относится к числу охранительных, внедоговорных обязательств: они имеют направленность на восстановление нарушенной имущественной сферы потерпевшего и возникают между сторонами, не связанными между собой договорными отношениями, либо хотя и связаны договором, но неосновательное обогащение произошло вне связи с исполнением договорных обязательств. В результате неосновательного обогащения между должником (приобретателем) и кредитором (потерпевшим) возникает относительное правоотношение, направленное на перемещение материальных благ из хозяйственной сферы одного лица в хозяйственную сферу другого. Субъектом кондикционного обязательства может стать любое физическое или юридическое лицо. Российская Федерация, субъекты Российской Федерации, муниципальные образования, участвуя в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, на равных началах с иными участниками этих отношений, также могут стать любой из сторон кондикционного обязательства. При этом взыскание имущества в доход публичного субъекта права может быть расценено как исполнение кондикционного обязательства, только если неосновательное обогащение произошло за счет публичного субъекта права и при наличии иных признаков кондикционного обязательства*(35). Кондикционное обязательство возникает при наличии определенных условий, относительно которых в научной литературе высказаны различные мнения, особенно в части их количественного определения. В одних случаях несколько условий объединяются в одно*(36), в других - отдельные обстоятельства вычленяются в качестве самостоятельных условий*(37). Однако при всем разнообразии выделяемых условий несомненным является наличие двух: 1) обогащение (приобретение или сбережение имущества) одного лица за счет другого и 2) отсутствие установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований такого обогащения*(38). В определении природы этих условий имеет место неоднозначность. Так, например, Н.В. Корнилова считает, что обогащение в форме приобретения имущества одним лицом за счет другого означает увеличение имущества у одного лица в результате соответствующего его уменьшения у другого, а обогащение в форме сбережения имущества одного лица за счет другого означает сохранение имущества у одного лица, хотя оно и должно было уменьшиться в результате того, что другое лицо утрачивает соответствующее имущество*(39). Другими словами, обогащение одного лица за счет другого подразумевает увеличение имущества (или сохранение имущества, когда таковое должно было уменьшиться) у одного лица, влекущее соответствующее уменьшение имущества другого лица. При обращении к точке зрения, высказанной по этому поводу В.А. Рясенцевым, можно заметить, что выражения "обогащение одного лица за счет другого", "возрастание имущества у одного лица" и "ущерб в виде уменьшения имущества у другого лица" используются им как отдельные условия возникновения кондикционного обязательства. Возрастание (приобретение) и сбережение имущества у приобретателя за счет потерпевшего В.А. Рясенцев раскрывает через общую для увеличения имущества приобретателя и для имущественного ущерба у потерпевшего причину, в качестве которой определяет действие, которое может совершить сам потерпевший, приобретатель или третье лицо, а иногда и событие*(40). Ю.Г. Бозиева рассматривает обогащение одного лица за счет другого как правоотношение, в котором одна сторона осуществляет другой стороне определенное имущественное предоставление не получая за это от другой стороны никакого встречного удовлетворения*(41). Что касается отсутствия соответствующего основания обогащения как условия возникновения кондикционного обязательства, то и оно в зависимости от той или иной конкретной позиции либо расширяется за счет дополнительных оснований, либо, напротив, сужается. Например, увеличение числа оснований, отсутствие которых ведет к неосновательному обогащению, происходит за счет основания, не предусмотренного административным актом (В.А. Рясенцев), или за счет отсутствия самых различных юридических фактов, которые предоставляют субъекту обязательственного внедоговорного (или договорного) правоотношения титул (основание) на получение какого-либо имущественного права (Б.Д. Завидов). Сужение же числа оснований происходит, например, за счет определения в качестве отсутствующего основания ни сделки, а договора (О.С. Иоффе). Сущностные характеристики проявления условий возникновения кондикционных обязательств в литературе принято рассматривать от обратного, а именно, через раскрытие существа "правового основания обогащения", отсутствие которого ведет к неосновательному приобретению или сбережению имущества одним лицом за счет другого*(42). Анализ существующих по этому поводу в литературе мнений позволяет говорить о том, что определение правового основания обогащения в основном сводится либо к достижению экономической цели перемещения имущества, либо к перемещению как юридическому факту, либо к соответствию перемещения содержанию закона, административного акта или сделки. Иного мнения на этот счет придерживался А.А. Шамшов, предлагавший под достаточным основанием приобретения имущества понимать соответствие этого приобретения целям права или требованиям морали, а в качестве обстоятельства, обосновывающего правоотношение из неосновательного приобретения, считать отсутствие достаточного основания для приобретения, заключающееся в его несоответствии указанным целям*(43). Взгляд на правовое основание обогащения как на экономическую цель перемещения материальных благ от одного лица к другому встречается в основном в юридической литературе советского периода. В частности М.М. Агарков, говоря о том, что в фактическом составе возникновения кондикционных обязательств наибольшие затруднения связаны именно с вопросом, что представляет собой достаточное, установленное законом или договором основание, отмечает, что таким основанием всегда является цель, которую преследует увеличение (или сбережение) имущества одного лица за счет другого. Цели эти определяются М.М. Агарковым как те же самые, которые характеризуют собой гражданские, в частности обязательственные, правоотношения*(44). Экономической цели перемещения материальных благ от одного лица к другому в обозначенном подходе не всегда придается одинаковое значение. В одних случаях она рассматривается как субъективная, т.е. формируемая автономной волей лица, соглашающегося уменьшить свое имущество для ее достижения*(45), в других - как экономическая цель, которую имеет в виду закон, административный акт или сделка*(46), либо как экономическая цель, выражающая публичные интересы государства, через которые впоследствии достигаются частноправовые интересы хозяйствующих субъектов*(47). Вместе с тем, какой бы характер эта цель не носила, если в результате перемещения материальных благ она окажется не достигнутой, либо вовсе будет отсутствовать, возникшее в результате этого обогащение будет считаться неосновательным, а у приобретателя возникнет обязательство по его возврату*(48). Нам представляется, что в рассматриваемом подходе определения правового основания обогащения нельзя игнорировать волю субъекта. Экономическая цель перемещения, которую преследует субъект, может состояться только при наличии автономной воли последнего, которая, в свою очередь, может быть достигнута лишь при последующем ее изъявлении во вне (волеизъявлении). Следовательно, при отсутствии такого последующего выражения воли во вне экономическая цель имущественного предоставления останется недостигнутой, а значит, обогащение не состоявшимся. Не состоялось оно не потому, что отсутствовала цель как таковая, а потому, что она могла состояться только при совершении последующих действий, основанных на законе, административном акте или сделке. Отсутствие автономной воли вообще не может породить конкретной экономической цели имущественного предоставления, а следовательно, любое перемещение имущественных благ от одного лица к другому в отсутствие субъективной воли приведет к неосновательному обогащению. В данном случае отсутствие цели объясняется отсутствием воли, без которой любое перемещение материальных благ считается неправомерным. Если содержание воли противоправно, значит, противоправной является и сама цель, основанная на такой воле. В данном случае последующее волеизъявление, связанное с перемещением материальных благ, но в нарушение требований закона приведет к неосновательному обогащению. Вместе с тем даже сформированная воля (когда цель получает законное основание для ее достижения), но не достигнутая, т.е. перемещения материальных благ от одного лица к другому фактически не произошло, вообще не может привести к обогащению. Недостижение цели может произойти не только в силу отсутствия фактической передачи имущества, но и при трансформации первоначальной цели, когда ее реализация привела не к тем последствиям, которые должны были наступить согласно воле лица. В этом случае необходимо вести речь о факте неосновательного обогащения. Экономическая цель, определяя содержание автономной воли субъекта, сама по себе еще не обеспечивает фактического перемещения материального блага от одного лица к другому, т.е. не ведет к обогащению. Формирование воли, равно как определение экономической цели, создает только некие внутренние предпосылки для возможного будущего обогащения одного лица за счет другого, которое не состоится, если воля не получит своего внешнего выражения. Закон, как известно, связывает возникновение правовых последствий с волеизъявлением именно потому, что оно выражение воли во вне, сама же воля не порождает правовых последствий. При обращении к современной правовой науке необходимо заметить, что подход понимания правового основания обогащения через достижение экономической цели перемещения также находит своих сторонников. В частности, Д.В. Новак предлагает рассматривать правовое основание обогащения как экономическую цель имущественного предоставления, легитимированную соответствующим правопорождающим юридическим фактом (сделкой, законом, административным актом и т.п.). "Одновременное наличие этих двух элементов: 1) соответствие обогащения экономической цели предоставления и 2) юридический факт, легитимирующий эту цель, - является необходимым для того, чтобы обогащение одного лица за счет другого считалось основательным и правомерным"*(49). Подчеркивается именно одновременное наличие и экономической цели, и юридического факта. В противном случае "даже и при наличии такого юридического факта, но в отсутствие экономической цели, преследуемой перемещением имущества, или при не достижении (отпадении) этой цели впоследствии возникшее обогащение одного лица за счет другого не будет считаться основательным"*(50). Для применения данного подхода на практике Д.В. Новак предлагает следующую последовательность действий. Сначала необходимо выяснить, лежит ли в основе обогащения соответствующий юридический факт, породивший правоотношение, предполагающее перемещение материальных благ, направленное на осуществление той или иной экономической цели. Затем, если данный юридический факт будет установлен, необходимо определить, действительно ли имеет место цель имущественного предоставления, достижима ли она, не отпала ли она впоследствии. Положительный результат этих действий будет означать, что обогащение правомерно, отрицательный - неправомерно*(51). Представляется, что изложенный подход понимания существа правового основания весьма схож с подходом, поддерживаемым большинством современных цивилистов, рассматривающих в качестве основания обогащения правопорождающий юридический факт. При этом одни авторы прямо называют правовое основание обогащения юридическим фактом из числа тех, что названы в ст. 8 ГК РФ как основания возникновения гражданских прав и обязанностей. Так, например, Н.Н. Агафонова отмечает: "Под основаниями, при отсутствии которых имущественная выгода будет признана неосновательным обогащением, признаются юридические факты, перечисленные в подп. 1-5, 8, 9 п. 1 ст. 8 ГК РФ"*(52). О том же говорит и О.Н. Садиков: "Под названными в ст. 1102 основаниями следует понимать разного рода юридические факты, дающие субъекту основание (титул) на получение имущественного права. Такие юридические факты названы в ст. 8 ГК"*(53). В ряде постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ и окружных судов также можно найти подтверждение тому, что в качестве оснований обогащения, дающих лицу право на получение имущества, выступают юридические факты, т.е. сделки, договоры и иные, предусмотренные ст. 8 ГК РФ, основания возникновения гражданских прав и обязанностей*(54). Другие авторы рассматриваемого подхода правовое основание обогащения юридическим фактом прямо не называют, но речь ведут именно о нем. В частности, В.А. Белов говорит о правовом основании обогащения как о соответствующем основании возникновения вещных, исключительных, личных, обязательственных, корпоративных и преимущественных прав*(55). Без ссылки на ст. 8 ГК РФ, но как о юридическом факте, о правовом основании обогащения говорит В.С. Ем: "О неосновательности приобретения (сбережения) можно говорить, если оно лишено законного (иногда его именуют правовым) основания: нет соответствующей нормы права, административного акта или сделки"*(56). Не совсем понятно, признает ли правовое основание обогащения юридическим фактом М.В. Телюкина, поскольку прямо об этом не говорит, но указывает, что такие основания "могут определяться исходя из статьи 8 ГК"*(57). Не менее распространенным является подход, в соответствии с которым правовое основание обогащения рассматривается как соответствие обогащения содержанию (предписанию) закона, административного акта или сделки*(58). Так, Е.А. Флейшиц в свое время отмечала, что достаточным основанием обогащения является соответствие обогащения не экономической цели закона, административного акта или сделки, а содержанию их, которое, разумеется, всегда направлено на осуществление тех или иных целей*(59). Обогащение можно считать состоявшимся, если состоялся тот юридический факт, который и породил обогащение. Если обогащение соответствует содержанию закона, административного акта или сделки, то и юридический факт соответственно соответствует закону, административному акту или сделке. В связи с этим, думается, что приведенный выше подход принципиально не отличается от подхода, рассматривающего в качестве основания обогащения юридический факт, поскольку установление соответствия обогащения содержанию закона, административного акта или сделки сопоставимо с возникновением юридического факта, приведшего к такому соответствию. Особое мнение в рамках данной дискуссии было высказано В.И. Чернышевым. Он считал, что при определении правового основания перехода имущества от одного лица к другому в равной мере должны учитываться и содержание, и цель гражданского правоотношения, ибо "только совокупность их может полностью исчерпать существо правоотношения". Исходя из этого, под правовым основанием приобретения имущества в относительных правоотношениях он предлагал понимать такой безвозмездный переход имущества от одного лица к другому, которым достигаются цели правоотношения в соответствии с его юридическим содержанием либо который совершается в силу прямого указания закона при условиях, им определяемых, независимо от достижения целей и их соответствия юридическому содержанию правоотношения. В тех же случаях, когда обязательство по возврату неосновательно приобретенного возникает как следствие нарушения абсолютного правоотношения, критерии цели и содержания при определении достаточного правового основания обогащения лишаются всякого смысла, так как в этом случае действует общее правило о недопустимости всякого безвозмездного перехода имущества от одного лица к другому, если он совершается помимо воли субъекта абсолютных прав или при отсутствии особых указаний закона. Таким образом, по мнению В.И. Чернышева, в абсолютных правоотношениях безвозмездный неволевой переход имущества допускается только в случаях, прямо предусмотренных законом*(60). Признавая все приведенные подходы взаимодополняющими и не противоречащими друг другу, заметим все же, что речь должна идти не об определении правового основания всякого обогащения, поскольку в противном случае обоснованным видится подход В.И. Чернышева. На наш взгляд, имеется потребность в усвоении правового основания обогащения именно одного лица за счет другого, и в этом смысле отсекаются все те правовые основания обогащения, которые позволяет обогатиться в отсутствие факта перемещения имущественного блага от одного лица к другому. В связи с этим считаем, что под правовым основанием обогащения следует понимать такое перемещение имущественного блага от одного лица к другому, которое соответствует правовой регламентации, отражающей содержание экономической цели, определяемой субъективной волей лица, инициирующего перемещение имущественного блага. В свою очередь, обогащение одного лица за счет другого есть результат такого перемещения имущественного блага от одного лица к другому. Представляется целесообразным рассматривать субъективную волю, экономическую цель, содержание закона, административного акта или сделки, а также реализацию установленных законом, правовым актом или сделкой правовых последствий (перемещение имущества) в качестве элементов, составляющих единый процесс, направленный на обогащение. § 3. Имущественное обогащение и его влияние на предмет возмещения Перемещение имущественных благ необходимо толковать в широком смысловом значении, когда под такое перемещение попадают разного рода жизненные обстоятельства, приводящие как к приобретению, так и сбережению имущества. При этом перемещение имущественного блага, результатом которого стало приобретение, соответствует категории "действие", но не "событие". Исходя из природы последнего, оно не может быть квалифицировано ни как правомерное, ни как неправомерное, так как, возникнув, протекает независимо от воли субъектов права. Независимо от того, что лежит в основе события, оно не может привести к обогащению в позитивном смысле, а следовательно, не может рассматриваться основанием такового. Событие как жизненное обстоятельство, с которым закон связывает наступление правовых последствий, влекущее приращение имущества одного лица за счет другого, всегда лежит в сфере неосновательного обогащения. Что же касается действия, влекущего приобретение имущества, то речь должна идти исключительно о фактическом перемещении материального блага, соотносимого с исполнением обязательства. Другими словами, перемещение есть активное действие, выступающее объектом обязательства, в основе которого лежит закон, административный акт, сделка (как правило, договор). Исключение составляют реальные сделки, например, обычный подарок, когда передача имущества совпадает по времени с правопорождающей сделкой и с момента совершения такой сделки необходимо говорить об обогащении. Перемещение имущественного блага, приводящее к сбережению, выступает примером пассивного действия, а обогащение возникает в силу проявления не обязательственных, а вещно-правовых конструкций*(61). Несмотря на то, что сбережение непосредственно не предполагает фактического (физического) перемещения имущественного блага, но может всецело зависеть от такового. Так, например, экономия подрядчика возникает не в силу того, что заказчик, зная, что передаваемый материал не будет использован для выполнения работ по договору подряда, все же передает его подрядчику. Экономия вытекает из исполнения обязательства по оплате работы, когда уплачиваемая цена, превышающая фактически расходы подрядчика, подлежит уплате, поскольку изначально предусмотрена условиями договора. Сбережение в данном случае определяется не исполнением денежного обязательства (передачей денег), а разницей между расчетными и реальными расходами подрядчика. Несмотря на то, что стоимостное выражение экономии подрядчика обусловливается передачей денег, момент ее возникновения соотносится с моментом передачи результата работы. Другим примером выступают неотделимые улучшения арендованного имущества, произведенные арендатором без согласия арендодателя, стоимость которых возмещению не подлежит. В данном случае факт сбережения связан не с действиями арендатора по исполнению обязательства пользования арендованным имуществом, а с окончанием срока договора аренды, когда устанавливается факт наличия неотделимых улучшений, расходы на которые не возмещаются арендодателем в силу недобросовестности арендатора. Обогащение одного лица за счет другого предполагает взаимообусловленность увеличения имущественной сферы одного лица и имущественных потерь другого лица. Перемещение имущественного блага как условие обогащения одного лица за счет другого определяет последующую направленность кондикционного обязательства, целью которого будет выступать восстановление хозяйственной сферы потерпевшего в размере имущественных потерь. Охранительная функция кондикционного обязательства гарантирует потерпевшему защиту от любого необоснованного ограничения его хозяйства, которое может произойти как вследствие непосредственного изъятия имущества из его хозяйственной сферы, так и посредством иных потерь, непосредственно не связанных с уменьшением его имущества. Установление факта уменьшения в имущественной сфере потерпевшего в отсутствие факта увеличения в имущественной сфере другого лица исключает возникновение обогащения, а следовательно, и применение тех последствий, которые связаны с восстановлением имущественной сферы потерпевшего. Так, при причинении вреда имуществу потерпевшего стоимость этого имущества уменьшается (либо вовсе исчезает, если имущество было уничтожено), что ведет к ущемлению имущественной сферы потерпевшего. Однако такое ущемление происходит в отсутствие обогащения на стороне лица, причинившего вред (ущерб) имуществу потерпевшего, в том числе в форме его уничтожения. Закон возлагает на причинителя вреда обязанность возместить стоимость поврежденного (утраченного) имущества, но не возвратить его, поскольку таковое либо вообще не выбывало из имущественной сферы потерпевшего, либо безвозвратно исчезло из имущественного оборота вследствие уничтожения. Определяя, что перемещение имущества при неосновательном обогащении приводит либо к его приобретению, либо к сбережению, возникает потребность в усвоении существа как того, так и другого. В правовой науке существует мнение о том, что под приобретением следует понимать получение лицом вещей (включая деньги и ценные бумаги) либо имущественных прав (прав требования, некоторых ограниченных вещных прав, например сервитута или исключительных прав), а сбережение может состоять в улучшении принадлежащего лицу имущества, влекущем увеличение его стоимости; в полном или частичном освобождении от имущественной обязанности перед другим лицом; в получении выгод от пользования чужим имуществом, выполнения работ или оказания услуг другим лицом. Данного подхода придерживается, в частности, Д.В. Новак*(62). В то же время В.А. Рясенцев улучшение имущества, повышающее его стоимость, наряду с приобретением денег или вещей, определенных родовыми признаками, относил к существу не сбережения, а возрастания (приобретения) имущества*(63). Достаточно широко подходит к категории "приобретение" С.Д. Дамбаров, утверждающий, что приобретение возможно в отношении не только вещей, ценных бумаг, денег, имущественных прав, способных за счет своих естественных свойств сохраняться в хозяйственной сфере приобретателя в неизменном виде, но и прочих материальных благ, неосновательное поступление которых совпадает по времени с моментом их фактического потребления (услуги, тепловая и электрическая энергия, пользование имуществом)*(64). При определении состава неосновательного обогащения, как правило, выводят сущностный признак приобретения, который выражается в том, что в процессе приобретения происходит количественное приращение имущества, повышение его стоимости без несения приобретателем соответствующих затрат. С таким подходом не соглашается С.Д. Дамбаров, полагающий что суть неосновательного обогащения в форме приобретения сводится к неэквивалентности различных социально-экономических благ как имущественного, так и неимущественного рода, наблюдаемой в отношениях субъектов кондикционного обязательства при получении, а также потреблении этих благ при отсутствии должного материального возмещения со стороны приобретателя*(65). Возвращаясь к рассмотренному выше примеру причинения имущественного вреда, отметим, что на стороне причинителя возникает обязанность возместить причиненный вред, что, естественно, не порождает возникновения кондикционного обязательства, поскольку отсутствует предмет, который можно было бы рассматривать как неосновательное обогащение. Тем не менее обязательство по возмещению причиненного вреда (деликтное обязательство), являющегося денежным обязательством, возлагает на причинителя обязанность по уплате определенной денежной суммы. Если такая денежная сумма не передается потерпевшему (кредитору) в соответствующий срок, на стороне должника остаются деньги, подлежащие передаче кредитору. В ситуации неисполнения денежного обязательства, возникшего из деликта, кредитор требует передать имущество, которое должно было поступить в его хозяйственную сферу, что позволяет рассматривать это имущество как имущество кредитора, которое в силу неисполнения денежного обязательства должником находится у последнего. Кредитор в такой ситуации подлежит квалификации как потерпевший по кондикционному обязательству, а подлежащая возврату денежная сумма - как имущество, подлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения. Таким образом, приобретение следует понимать как результат фактического перемещения имущественного блага, который может наступить не только вследствие действительного изъятия имущества из хозяйственной сферы потерпевшего в силу тех или иных обстоятельств (прямое фактическое перемещение), но и в силу нахождения у должника такого имущества, которое должно было подлежать передаче кредитору во исполнение лежащей на должнике внедоговорной обязанности по передаче имущества (косвенное фактическое перемещение). Такая интерпретация понятия "приобретение" не позволяет признать повторную оплату организацией полученных на ее имя товаров, излишне уплаченные суммы по договору, зачисление банком денег на расчетный счет другого юридического лица*(66) случаями неосновательного обогащения. Указанные примеры объединяет то, что все они порождают договорные, а не кондикционные требования. Однако поскольку правовая регламентация процесса возврата денег в упомянутых отношениях отсутствует, должны действовать правила гл. 60 ГК РФ в субсидиарном порядке, если иное не установлено законом и не вытекает из существа соответствующего отношения. Применение правил о кондикции к договорным отношениям обеспечено ст. 1103 ГК РФ, которая определяет возможность применения таких правил к требованиям одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством. Тем не менее существует мнение о том, что применение положений гл. 60 ГК РФ в подобных случаях возможно не в силу ст. 1103 ГК РФ, а напрямую - как к отношениям, связанным с возвратом имущества, составляющего неосновательное обогащение приобретателя. Приведем дело из практики Президиума ВАС РФ. ООО "ВНИИ-ГАЗ" во исполнение договора о проведении опытно-конструкторских работ переплатило ЗАО "ДИЭМ" 45 тыс. руб., что послужило основанием для обращения заказчика в арбитражный суд с иском к исполнителю о возврате излишне уплаченной суммы. Суд признал полученные ответчиком излишние денежные средства неосновательным обогащением, подлежащим возврату. Он мотивировал свое решение тем, что ст. 1103 ГК РФ предусматривает возможность применения правил гл. 60 ГК РФ к требованиям о возврате ошибочно исполненного по обязательству, если ГК РФ и другими нормативными актами не установлено иное. Поскольку в специальных правилах, регламентирующих порядок исполнения договоров о выполнении опытно-конструкторских работ, не предусмотрены условия о возврате излишне уплаченных сумм, Президиум ВАС РФ счел правильным применить к данным требованиям истца нормы гл. 60 ГК РФ*(67). Аналогичный подход нашел место в п. 4 информационного письма Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. N 49 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении"*(68). В нем указывается, что правила об обязательствах вследствие неосновательного обогащения подлежат применению также к требованиям одной стороны в обязательстве к другой о возврате ошибочно исполненного. Рассмотренные примеры из судебной практики подтверждают возможность применения норм о неосновательном обогащении к ситуациям возврата излишне уплаченных сумм по договору. Однако, по мнению Е. Юшкова, нет необходимости использовать подп. 3 ст. 1103 ГК РФ как обоснование обращения к правилам гл. 60 ГК РФ. С его точки зрения, "перечисление денежных средств в сумме, превышающей размер, установленный договором, свидетельствует о том, что разница между тем, что должно было быть перечислено по договору, и тем, что в действительности перечислено, составляет неосновательное обогащение лица, получившего эту разницу. Это связано с тем, что лицо приобретает излишне уплаченную сумму без каких-либо правовых оснований. Несмотря на то что между сторонами заключен и действует договор, та сумма, которая превышает размер установленных и подлежащих оплате денежных средств, не охватывается смыслом, содержанием и условиями договора и не подлежит перечислению получателю"*(69). Поэтому, по мнению автора, нет необходимости ссылаться на подп. 3 ст. 1103 ГК РФ, поскольку его действие затрагивает отношения сторон в связи с возвратом исполненного по обязательству, т.е. при наличии правовых оснований получения исполнения. В качестве случаев субсидиарного применения правил о неосновательном обогащении Е. Юшков ссылается на упомянутые в литературе последствия прекращения обязательства из-за невозможности его исполнения, возникшей по причине обстоятельств, за которые ни одна из сторон не отвечает; последствия добровольного отказа от обязательства обеих сторон*(70). Представляется, что подобный подход к определению существа излишне уплаченных сумм как неосновательного обогащения является неверным вследствие искаженного понимания сущности неосновательного обогащения, о чем свидетельствуют примеры, приводимые Е. Юшковым как случаи субсидиарного применения правил гл. 60 ГК РФ. Если обязательство оплатить товар основано на договоре, то любые вопросы, связанные с оплатой товара в рамках конкретного договора, относятся к договорной сфере. Неоплата товара, оплата в недостаточном объеме, а равно повторная оплата или переплата связаны с исполнением договорного обязательства об оплате товара и подлежат рассмотрению через призму неисполнения или ненадлежащего исполнения указанного обязательства. Как повторная оплата, так и оплата сверх оговоренной договором суммы могли быть совершены лишь во исполнение договорной обязанности. В противном случае если наделить повторную оплату или оплату сверх установленной договором суммы признаками неосновательного обогащения, то пришлось бы утверждать, что такое предоставление денег является примером исполнения отсутствующего обязательства, что обусловило бы возможность применения последствий отказа в удовлетворении требования лица вернуть излишне уплаченную им сумму денег. Возвращаясь к вышеприведенному примеру из судебной практики, заметим, что факт излишне уплаченной суммы был установлен относительно исполнения обязательств по договору на проведение опытно-конструкторских работ. Согласно п. 1 ст. 769 ГК РФ по такому договору исполнитель обязуется разработать образец нового изделия, конструкторскую документацию на него или новую технологию, а заказчик обязуется принять и оплатить результат работы. Данное определение позволяет вычленить основные обязательства, одним из которых выступает обязательство по передаче результата опытно-конструкторской работы, а другим - обязательство по оплате проведенной работы. Действия, составляющие объект указанных обязательств, определяют существо договора на проведение опытно-конструкторских работ. Все другие действия, выходящие за предмет исполнения этих обязательств, будут рассматриваться как действия, совершаемые вне данного договора. В свою очередь, действия по оплате, какими бы они ни были, будут рассматриваться как действия, совершаемые в связи с обязательством (на основании обязательства, во исполнение обязательства), что определяет природу любого требования, связанного с исполнением этого обязательства, как договорное требование. В то же время, если провести предусмотренные договором работы стало невозможно, необходимо вести речь о прекращении не только данного обязательства, но и договора в целом, что порождает на стороне исполнителя долговое денежное обязательство, если заказчик во исполнение условия договора об оплате передал исполнителю денежные средства. Поскольку с момента прекращения договора основание для нахождения денег у исполнителя исчезло, на его стороне возникает обязанность возвратить полученные от заказчика деньги как неосновательное обогащение с вычетом соответствующей суммы для оплаты работ, проведенных с начала действия соглашения до изменения ситуации. При расторжении договора по соглашению сторон прекращается и то основание, по которому исполнителю были переданы деньги. В такой ситуации, если взаиморасчеты между сторонами договора не были произведены в рамках действующего договора, могут возникнуть два кондикционных обязательства. Одним из них будет долговое денежное обязательство исполнителя возвратить уплаченную заказчиком для оплаты работ денежную сумму; другим - долговое обязательство заказчика оплатить произведенные исполнителем до прекращения договора работы. Учитывая однородность указанных кондикционных обязательств, требование кредитора подлежит зачету в соответствующей сумме. При неэквивалентности встречных однородных требований за одной из сторон расторгнутого договора остается денежный долг в размере, не покрытом зачетом встречного требования. Таким образом, если отношения, связанные с возвратом повторной оплаты или переплаты, возникают из договора, а соответствующие требования являются договорными, то отношения в связи с возвратом имущества вследствие невозможности исполнения одного из обязательств договора или вследствие прекращения договора по соглашению сторон обусловливаются фактом прекращения договора, т.е. являются кондикционными. Что касается примера о зачислении банком денег на расчетный счет другого юридического лица, то в такой ситуации речь не может идти о возникновении кондикционного обязательства между юридическим лицом - плательщиком и юридическим лицом - получателем. Здесь вычленяются два самостоятельных отношения: первое связано с неисполнением банком поручения плательщика о перечислении денег со счета плательщика на счет указанного им лица; второе - с возвратом банку ошибочно зачисленной им суммы денег на счет недолжного лица. Изложенное означает, что требование плательщика к банку связано с надлежащим исполнением обязательства по перечислению денег надлежащему лицу, т.е. это требование является договорным. Надлежащее исполнение обязанности, лежащей на банке, состоит в зачислении денег на счет должного лица, но не в восполнении счета плательщика. В свою очередь, требование банка к лицу, на чей счет были ошибочно зачислены деньги, необходимо рассматривать через призму правил о неосновательном обогащении. При квалификации отношений о возмещении банку ошибочно зачисленных сумм как отношений из неосновательного обогащения считаем возможным не согласиться с мнением Л.А. Новоселовой, полагающей, что "до момента использования ошибочно зачисленных средств в интересах клиента можно говорить о неосновательном приобретении клиентом права на деньги, но не о денежном обогащении клиента за счет банка"*(71). Признание за получением (зачислением) средств на счет недолжного лица признаков неосновательной передачи прав исключается хотя бы потому, что банк в отношении зачисленных денег никакого права, кроме права собственности, не имеет, а следовательно, зачисление денег банком на счет недолжного лица не подпадает под смысл формулировки "лицо, передавшее путем уступки требования или иным образом принадлежащее ему право..." (ст. 1106 ГК РФ). Ситуацию с ненадлежащим исполнением обязательства банка перечислить деньги следует отличать от ситуации, когда банк списывает деньги, находящиеся на счете клиента, ошибочно либо, например, в зачет своих требований к клиенту о возврате предоставленного банком кредита. В подобной ситуации восполнение счета клиента по его требованию будет реализовано не в рамках договорного требования, основанного на договоре банковского счета, а в рамках обязательства вследствие неосновательного обогащения. Представляется, что списание денежных средств со счета клиента по ошибке или в счет погашения его обязательств по кредитному договору выступает примером действия, которое выходит за предмет договора банковского счета и нарушает право собственности клиента на право требования относительно списанной суммы денег. Подобное действие банка не подлежит квалификации как действие, которое свидетельствует о неисполнении или ненадлежащем исполнении обязательств банка по договору банковского счета. Банк, списав в счет требования о возврате кредита деньги клиента, нарушает тем самым право собственности клиента на право требования соответствующей суммы денег посредством погашения этого права требования. Это, в свою очередь, означает, что договор банковского счета относительно неправомерно списанной суммы прекратился, что обусловливает возникновение на стороне банка денежного долга по обязательству из неосновательного обогащения. Изложенное позволяет определить еще один случай возникновения неосновательного обогащения. Речь идет о действии одной из сторон договора, выходящем за содержание и существо такого соглашения и влекущем перемещение материального блага, составляющего, как правило, предмет договора. При этом направленность требования о возврате имущества зависит от того, в чью имущественную сферу попало такое имущество, а если таковым выступает третье лицо, то также зависит от добросовестности последнего. Во всех приведенных случаях возникновения неосновательного обогащения за счет фактического перемещения имущества обязанность возвратить имущество, составляющее неосновательное обогащение, появляется с момента возникновения кондикционного обязательства. В то же время при признании оспоримой сделки недействительной и применении последствий ее недействительности либо применении последствий недействительности ничтожной сделки необходимо вести речь о таком кондикционном обязательстве, в котором обязанность возвратить неосновательно приобретенное возникает в момент признания оспоримой сделки недействительной или в момент предъявления требования о применении последствий недействительности ничтожной сделки, а не в момент возникновения кондикционного обязательства. При этом момент возникновения кондикционного обязательства совпадает с моментом совершения недействительной сделки в отношении того имущества, которое было передано в момент совершения такой сделки. Если же имущество было передано после совершения недействительной сделки (договора), то момент возникновения кондикционного обязательства совпадает с моментом перемещения имущества, хотя обязанность возвратить его соотносится с признанием оспоримой сделки недействительной или применением последствия недействительности ничтожной сделки. Существо любого перемещения материального блага от одной стороны недействительной сделки к другой стороне заключается в том, что с момента совершения недействительной сделки (договора) любое перемещение имущественного блага - как совпадающее с моментом совершения такой сделки, так и имеющее место после момента ее совершения - признается неосновательным. Подобное безосновательное перемещение имущества на основании недействительной сделки в правовой науке принято называть приобретением имущества по отпавшему основанию. Ранее действовавшее законодательство предусматривало, что обогащение одного лица за счет другого признается неосновательным не только в случаях, когда произошло без достаточных к тому оснований, но и если основания обогащения отпали впоследствии*(72). Гражданский кодекс РФ вопрос о последующем отпадении правового основания обогащения прямо не регулирует. Вместе с тем и судебная практика, и правовая теория в большинстве своем исходят из того, что отпадение правового основания входит в состав понятия "отсутствие правового основания"*(73). Это правило, по мнению О.Н. Садикова, вытекает из сущности неосновательного обогащения*(74). С точки зрения М.В. Телюкиной, такое толкование является расширительным, поскольку в соответствии с буквальным толкованием вывод о наличии или отсутствии правовых оснований обогащения должен делаться исходя из момента возникновения этого обогащения. Для этого, считает она, необходимо внести в ст. 1102 ГК РФ специальное указание на то, что неосновательным является обогащение с момента отпадения правовых оснований его возникновения*(75). Отпадение правового основания означает исчезновение обстоятельств, позволяющих говорить о юридической обоснованности приобретения или сбережения имущества, в связи с чем и возникает обязанность возвратить его. Имущественное приобретение (сбережение), первоначально соответствовавшее закону, договору или иному акту, в дальнейшем теряет такую "опору". Переход имущества или экономия средств за счет другого становятся юридически неоправданными. Право в подобных ситуациях отказывает в охране ранее сделанного приобретения*(76). Неосновательное приобретение имущества, в том числе приобретение имущества по отпавшему основанию, подразумевает поступление его во владение приобретателя без перехода прав на это имущество. Кондикционное требование направлено на возврат имущества, которое составляет объект вещного права потерпевшего, но не приобретателя. Закон не позволяет рассматривать неосновательное приобретение в качестве основания прекращения права собственности потерпевшего, а равно в качестве основания возникновения права собственности приобретателя. Неосновательное приобретение не может породить ни права собственности на стороне приобретателя, ни иного вещного права в силу незаконности основания такого приобретения. По своему существу неосновательное приобретение нельзя подвести как под первичный способ возникновения права собственности, так и под производный. Попавшая в хозяйственную сферу приобретателя вещь подлежит возврату в случае сохранения ее в натуре. При этом для целей кондикции любая вещь (совокупность вещей), поступившая в хозяйственное господство приобретателя, будет считаться индивидуально-определенной до тех пор, пока существует возможность вычленения такой вещи (совокупности вещей) из имущественной сферы приобретателя. Отсутствие основания возникновения титула на имущество при неосновательном приобретении не позволяет согласиться с бытующим в научной литературе мнением, что имущественная выгода должна быть не просто получена, а "приобретена" обогатившимся лицом, что означает возникновение у лица прав на материальные ценности, ранее ему не принадлежащие*(77). В свою очередь, отсутствие основания для перехода прав на объект, составляющий неосновательное обогащение, исключает возможность неэквивалентности имущества, поступающего к приобретателю, по сравнению с имуществом, выбывшим из хозяйственной сферы потерпевшего. Фактическое перемещение имущественного блага от одного лица к другому означает соответствие имущества, составляющего неосновательное обогащение приобретателя, тому имуществу, которое составило предмет перемещения. Иначе говоря, во всех случаях приобретения имущества одним лицом (обогатившимся) и потеря имущества другим лицом (потерпевшим) взаимообусловлены. Такое соответствие приобретенного имущества утраченному раскрывает существо обогащения одного лица за счет другого. Увеличение имущества обогатившегося только и может произойти за счет соответствующего уменьшения имущества потерпевшего, что не позволяет согласиться с утверждением Е.А. Флейшиц, о том, что между уменьшением имущества потерпевшего и увеличением имущества обогатившегося отсутствует причинная связь*(78). По нашему мнению, объем неосновательного обогащения математически равняется объему утраченного и перемещенного имущества от одного лица к другому. Выдвигая требование о возврате неосновательно приобретенного, потерпевший при определении того, что должно подлежать возврату, исходит из того, что было утрачено им вследствие действия или события, повлекшего перемещение имущественного блага от него к приобретателю*(79). При этом потерпевшего в принципе не интересует, соответствует ли объем выгоды приобретателя имущественной ценности, которую представляло выбывшее имущество для потерпевшего, что подтверждают нормы гл. 60 ГК РФ. В частности, п. 1 ст. 1105 ГК РФ обязывает возместить потерпевшему стоимость имущества, составляющего неосновательное обогащение, если возврат такового в натуре невозможен. При этом размер стоимостного возмещения зависит не от того, какую выгоду получил должник (приобретатель), а от действительной стоимости утраченного имущества. Неосновательное сбережение имущества представляет собой безосновательное перемещение стоимости, которое может быть определено как "стоимостное перемещение имущественного блага". Такое перемещение сопряжено либо с потреблением приобретателем нематериального блага, либо с несовершением приобретателем действий, как обязанным лицом, что приводит к возникновению обогащения в форме денежного сбережения той суммы, которая могла быть предоставлена в счет потребленного приобретателем блага, либо той суммы, которая соответствует стоимости несовершенного действия приобретателем, как обязанного лица. Денежная форма выступает единственно возможной формой выражения любого сбережения, а соответствующая денежная сумма - мерой сбережения. Деньгами можно оценить любой объект гражданских прав, будь он в материальной или нематериальной форме, будь это вещь или имущественное право. Сбережение, на наш взгляд, имеет место в тех случаях, когда безосновательное перемещение стоимости происходит: во-первых, посредством использования объектов нематериального мира, которые в процессе такого использования поглощаются приобретателем, не приобретая материализованной формы (стоимостное перемещение потребляемого имущественного блага); во-вторых, посредством потребления полезных свойств конкретного объекта материального мира (стоимостное перемещение непотребляемого имущественного блага); в-третьих, посредством исполнения третьим лицом лежащей на приобретателе обязанности по какому-либо имущественному предоставлению, когда такое исполнение третьего лица непосредственно не направлено на обеспечение интереса приобретателя (стоимостное перемещение несуществующего долга). Специфической чертой любого сбережения выступает то, что оно возникает в отношении таких имущественных благ, которые не могут быть возвращены в натуре, поскольку в отношении таких благ в принципе нельзя говорить ни о праве собственности, ни о любом другом вещном праве. Иными словами, речь идет о действии, совершаемом как самим приобретателем, так и любым другим участником гражданского оборота, в результате которого происходит косвенное перемещение нематериального блага к приобретателю. Однако в результате такого перемещения имущественная сфера приобретателя не увеличивается. Нематериальное имущественное благо определяет ту выгоду, которую получает приобретатель вследствие активных действий, совершаемых участниками имущественных отношений. Это, в свою очередь, исключает возможность возникновения сбережения вследствие обстоятельств, совершаемых помимо воли таких участников. Нематериальное имущественное благо (выгода) не подлежит никакой оценке, кроме денежной, что обусловливает необходимость предъявления потерпевшим доказательств получения приобретателем выгоды в соответствующем размере. Отсутствие какого-либо овеществленного результата обогащения в форме сбережения исключает признание за таковым признаков объекта обязательства, возникающего вследствие неосновательного обогащения. При определении размера возмещения в зависимости от вида сбережения следует учитывать следующие аспекты. Так, при потреблении обогатившимся нематериальных благ потерпевшего (например, пользование чужими услугами), а также при потреблении полезностей, извлеченных из имущества потерпевшего (например, пользование чужим имуществом), для определения возмещения следует руководствоваться размером той выгоды, которая могла быть получена, если бы потребление нематериальных благ или полезностей имущества происходило в нормальных условиях течения гражданского оборота. Если же речь идет об исполнении третьим лицом обязательства другого лица, в случае, когда такое исполнение непосредственно не направлено на обеспечение интересов последнего, размер возмещения полностью соответствует объему произведенного исполнения третьим лицом. В этой связи необходимо четко разграничивать возникновение долга лица в случае исполнения его обязанности третьим лицом и возникновение долга вследствие неисполнения должником своего денежного обязательства. Неисполнение денежного обязательства должником нельзя рассматривать в качестве сбережения имущества, и прежде всего потому, что неисполнение обязательства не есть способ его прекращения - оно должно быть исполнено. Кроме того, при определенных условиях должник обязан возместить и убытки, причиненные неисполнением обязательства. Таким образом, имущество должника в рассматриваемой ситуации должно уменьшиться в дальнейшем. Именно поэтому нельзя согласиться с Е.А. Богатых, что невозврат долга образует неосновательное обогащение в форме сбережения: "В результате несвоевременного возврата взятой в долг суммы денег заемщик получает возможность обогатиться за счет займодавца путем использования этой суммы для осуществления коммерческих операций. Возможно, он это не сделал и не получил реально никаких доходов. Этот факт не имеет значения. И, возможно, займодавец не понес никаких убытков в связи с задержкой возврата долга, тем не менее, сам факт неосновательного обогащения налицо, и п. 1 ст. 811 ГК дает ему право на получение с заемщика процентов, размер которых определяется п. 1 ст. 395 ГК"*(80). Обязательство из неосновательного обогащения - это внедоговорное обязательство, в то время как при невозврате долга необходимо вести речь об отношениях, существующих в рамках договорного обязательства, а следовательно, к просрочившему заемщику должны быть применены гражданско-правовые санкции за неисполнение или ненадлежащее исполнение договорного обязательства. Невозврат долга нельзя рассматривать как явление, лежащее за пределами договора займа, поскольку он соотносится с субъективной юридической обязанностью, составляющей содержание договорного обязательства по возврату полученного денежного займа. При просрочке возврата суммы займа законодатель не ставит вопроса о том, узнал или должен был узнать приобретатель (должник) о неосновательности получения или сбережения денежных средств. При просрочке возврата суммы займа момент, с которого начисляются проценты за пользование чужими денежными средствами как санкция за неисполнение обязательства по возврату суммы займа, соотносится только с моментом надлежащего исполнения такого обязательства. Таким моментом может являться как непосредственно срок возврата, установленный договором, так и момент востребования займодавцем возврата суммы займа. Возможно, что в обоснование своей позиции Е.А. Богатых были положены несостоявшиеся договорные отношения в силу неисполнения основного обязательства, т.е. предполагается, что договор займа с его неисполнением прекращается, и с этого момента на стороне заемщика возникает неосновательное обогащение в форме сбережения. Однако природа договора займа, в частности, выражается в том, что договор ни при каких условиях не может быть расторгнут в случае невозврата долга, поскольку предметом надлежащего исполнения выступают денежные средства. Обязательство по возврату суммы займа является по своей природе всегда денежным обязательством, т.е. обязательством, во-первых, предметом которого являются денежные средства, во-вторых, его направленность всегда связана с погашением долга. Кроме того, невозможность исполнения обязательства в натуре для заемных обязательств (денежных) исключается, учитывая универсальность денег, которые не могут исчезнуть в принципе. Поэтому в отношении договора займа в принципе невозможно предвидеть ситуацию расторжения договора в силу существенного нарушения его условий. По этой причине законодатель предусматривает только одно последствие: согласно ст. 811 ГК РФ, если иное не предусмотрено законом или договором займа, в случаях, когда заемщик не возвращает в срок сумму займа, на эту сумму подлежат уплате проценты в размере, предусмотренном п. 1 ст. 809 ГК РФ. Важно учесть, что для договора займа положения ст. 395 ГК применительно к его неисполнению рассматриваются как мера гражданско-правовой ответственности. Таким образом, рассмотрение категории "невозврат суммы займа" в качестве примера неосновательного обогащения в форме сбережения за счет другого лица является неверным, как противоречащее природе договорного обязательства. При сбережении имущественная сфера приобретателя не ущемляется, в то время как имущественной сфере потерпевшего может быть нанесен урон как в виде действительного выбытия имущества, так и в виде совершения невозмещенных усилий, а также в виде возмещения стоимости пользования имуществом, на которое потерпевший мог бы рассчитывать при нормальном течении гражданского оборота. Это не позволяет согласиться с мнением, что сбережение имущества означает сохранение имущества у одного лица, хотя оно и должно было уменьшиться в результате того, что другое лицо утрачивает соответствующее имущество*(81). При таком подходе к пониманию сбережения полностью игнорируются те случаи возникновения сбережения, которые формируются за счет выгоды, получаемой вследствие пользования чужим имуществом, когда на стороне потерпевшего уменьшения имущества не происходит в принципе. Приведенные нами способы ущемления имущественной сферы потерпевшего составляют содержание выражения: "сберегло имущество... за счет другого лица (потерпевшего)". Так, например, ошибочное погашение денежного долга за соседа (когда плательщик предполагает, что погашает свой долг) приводит к ущемлению имущественной сферы плательщика (потерпевшего), которое, в свою очередь, формирует ту выгоду, которую получил сосед (приобретатель) вследствие того, что кто-то за него погасил его денежный долг. При неосновательном пользовании чужими услугами последние потребляются приобретателем в момент их совершения в отсутствие возмещения произведенных усилий потерпевшего, что порождает наличие выгоды приобретателя вследствие потребленных услуг. В случае же неосновательного пользования чужим имуществом, которое не предполагает перемещение такового во владение приобретателя, урон, нанесенный имущественной сфере потерпевшего, не является реальным (фактическим), поскольку представляет лишь то, что мог получить потерпевший в случае пользования его имуществом в обычных условиях гражданского оборота. При пользовании чужим имуществом не происходит и увеличения имущества приобретателя, поскольку речь идет о полезностях, не имеющих овеществленного результата. Эти полезности и составляют выгоду приобретателя. В юридической литературе приводятся примеры неосновательного сбережения, которые таковыми, на наш взгляд, не являются. Например, указывается, что сбережение имущества имеет место в случае, когда "банк ошибочно списывает по платежному поручению одного акционерного общества деньги со счета другого акционерного общества"*(82). На самом деле сбережения имущества в подобной ситуации не происходит. Банк, не исполнив поручение клиента о перечислении денег, тем самым не исполнил договорное обязательство, вытекающее из договора банковского счета. Это означает, что клиент имеет право требовать исполнения произведенного им поручения, несмотря на то, что банк, может быть, и списал с какого-то иного счета другого клиента денежную сумму, соответствующую сумме платежного поручения. Ошибочное списание банком денег со счета другого лица не затрагивает отношений банка с клиентом, чье платежное поручение не было исполнено. В свою очередь, клиент банка, со счета которого была списана ошибочно сумма, приобретает право требования восполнения счета. При этом такое требование реализуется как требование о возврате неосновательно приобретенного имущества. Таким образом, возникают два самостоятельных требования к банку: одно требование основано на неисполнении поручения по перечислению определенной денежной суммы со счета клиента и является договорным; другое требование основано на списании денежных средств банком со счета клиента, хотя такое списание и было ошибочным, и является кондикционным. Определяя существо сбережения как обогащение, при котором имущественная сфера приобретателя не ущемляется, заметим, что о незыблемости имущественной сферы приобретателя при сбережении в правовой литературе говорилось неоднократно. Так, в частности, М. Гурвич считал, что при сбережении в имуществе приобретателя сохраняются те ценности, которые должны были быть истрачены. Обогащение при сбережении выступает результатом избежания некоторых потерь, а сущность обогащения заключается в отсутствии соответствующего этим потерям минуса*(83). Аналогичная точка зрения относительно сбережения была высказана В.А. Рясенцевым: "Под сбережением имущества понимается сохранение средств, которые лицо должно было израсходовать, если бы другое лицо не произвело соответствующие затраты за свой счет или не были бы употреблены чужие вещи"*(84). На изложенные сущностные особенности сбережения указывал и О.С. Иоффе, отмечая, что неосновательное сбережение имущества характеризуется тем, что приобретатель должен был израсходовать часть своих средств, но не израсходовал и, следовательно, сберег их благодаря затратам потерпевшего*(85). Некоторые авторы, полагаем, достаточно усеченно понимают существо сбережения, указывая на то, что имущественная выгода приобретателя формируется вследствие освобождения приобретателя от обязанности претерпеть определенные лишения, которые вытекают из гражданско-правовой сделки или нормативного акта. При этом отмечают, что о неосновательном обогащении в форме сбережения можно вести речь лишь в небольшом количестве случаев, когда обязанность, лежащая на приобретателе, может быть правомерно выполнена потерпевшим, несущим на себе определенные затраты*(86). Нетрудно заметить, что в данном случае сбережение понимается как случай обогащения, при котором выгода возникает на стороне одного лица (приобретателя) за счет правомерных действий другого лица (потерпевшего), что исключает формирование сбережения непосредственно вследствие активных действий приобретателя. Так, С.Д. Дамбаров пишет: "Если выгодоприобретатель и фактический получатель материальных благ совпадают в одном лице, то мы имеем дело с неосновательным приобретением имущества. В тех же случаях, когда правомерный переход имущества сопровождается неосновательным формированием выгоды у лица, не являющегося его непосредственным получателем, в виде освобождения от обязанности произвести имущественное предоставление или понести определенные материальные затраты, необходимо признать наличие у последнего неосновательного обогащения в форме сбережения"*(87). Иными словами, по мнению С.Д. Дамбарова, сбережение не может произойти вследствие действий самого приобретателя. Однако имеется законодательный пример неосновательного сбережения, когда таковое происходит непосредственно путем неосновательного временного пользования приобретателем чужим имуществом без намерения его приобрести либо чужими услугами (п. 2 ст. 1105 ГК РФ). В этой связи не совсем понятной становится позиция С.Д. Дамбарова, отмечающего, что термин "сбережение" в контексте указанной статьи имеет во многом условное значение, "поскольку не объясняет реальных причин обогащения, а скорее подчеркивает денежный характер кондикционного обязательства по возмещению неосновательно полученного"*(88). Тем не менее при неосновательном временном пользовании имуществом и неосновательном пользовании чужими услугами приобретатель кроме выгоды, которую он извлекает из такого пользования, не получает ничего. Пользование имуществом и услугами не имеет материальной формы, что исключает возможность возврата неосновательно приобретенного, кроме возмещения выгод в форме сбереженных денег, которые приобретатель должен был уплатить в счет такого неосновательного пользования чужим имуществом или чужими услугами. Положение о денежной форме возмещения распространяется в целом на всю сферу неосновательного обогащения в форме сбережения, что выводит предмет исполнения кондикционного обязательства при сбережении за рамки нормы п. 1 ст. 1104 ГК РФ, предписывающей по общему правилу возврат имущества, составляющего неосновательное обогащение приобретателя, в натуре. Существо сбережения исключает применение и других норм гл. 60 ГК РФ. В частности, речь идет о правилах, устанавливающих особенности ответственности приобретателя за причинение вреда имуществу, составляющего неосновательное обогащение; о правилах, наделяющих потерпевшего правом на возмещение и возврат всех доходов, которые приобретатель извлек или должен был извлечь из имущества, составляющего неосновательное обогащение; о правилах, устанавливающих особенности возмещения затрат на имущество, подлежащее возврату. На основании вышеизложенного считаем возможным выделить следующие особенности неосновательного обогащения в форме сбережения: 1) сбереженное имущество не составляет объект, который непосредственно выбыл из хозяйственной сферы потерпевшего, а выступает стоимостной оценкой тех выгод, которые возникли на стороне приобретателя; 2) сбереженному имуществу, в качестве которого могут выступать только деньги, не может быть причинен имущественный вред; 3) сбереженное имущество не может приносить других доходов, кроме денежных, что выражается в установлении процентов годовых, но не как платы за пользование деньгами, а как ответственности за неисполнение денежного обязательства; 4) сбереженное имущество не требует несение затрат на его содержание и сохранение; 5) сбережение может состояться только при наличии активных действий как потерпевшего, так и приобретателя, но не может произойти помимо их воли; 6) кондикционному обязательству по возмещению неосновательно сбереженного имущества, являющемуся денежным обязательством, свойственны все сущностные признаки денежного обязательства, которые, в частности, выражаются в невозможности неисполнения такового. Приведенные сущностные признаки сбережения основаны, в первую очередь на том, что сберечь можно только имущество (деньги), но не иные объекты гражданских прав. Данный подход основан на признании в качестве неосновательного обогащения только таких объектов гражданских прав, которые соотносятся с содержанием категории "имущество". Другими словами, неосновательное обогащение могут составить вещи, деньги, ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права, но не иные объекты гражданских прав. В этой связи нельзя согласиться с позицией расширительного толкования перечня объектов, за счет которых может произойти неосновательное обогащение одного лица за счет другого, основанной на том, что термин "имущество", используемый в гл. 60 ГК РФ, отличается по содержанию от аналогичного термина, содержащегося в общих положениях Гражданского кодекса РФ. Так, в частности, по мнению С.Д. Дамбарова, понятие "имущество" в рамках правового института обязательств из неосновательного обогащения имеет экономическое содержание, и по своему смысловому значению существенно отличается от аналогичного понятия, содержащегося в ст. 128 ГК РФ, поскольку включает наряду с вещами, деньгами, ценными бумагами, имущественными правами, прочим имуществом и иные материальные блага. К таким материальным благам, отмечает он, относятся работы и услуги, тепловая и электрическая энергия, не опосредованное субъективным правом пользование имуществом, а в ряде случаев и информация, при условии, что субъекты гражданских правоотношений придают ей экономическую форму товара*(89). Подобный подход представляется нам неверным не только с позиции соотношения общей и особенной частей Гражданского кодекса РФ, но и с позиции невозможности наложения на правовые термины экономического содержания. Рассматривать имущество как правовую категорию, используя при этом понятийный аппарат абстрактных экономических товарных отношений, на наш взгляд, недопустимо, как недопустимо использование юридического понятийного аппарата для раскрытия экономической, социальной, философской и любой другой сущности того или иного явления. Высказанное позволяет исключить возможность толкования термина "имущество" отлично от того понимания, которое вкладывается в него ст. 128 ГК РФ. Что же касается возможности обогащения за счет других объектов гражданских прав поименованных, в частности, в ст. 128 ГК РФ, то такую возможность, видимо, необходимо исключать как противоречащую существу обогащения, предполагающего перемещение имущественного блага от потерпевшего к приобретателю, когда такое имущественное благо считается принадлежавшим потерпевшему. Таким образом, обогащение одного лица за счет другого выступает результатом перемещения (как фактического, так и стоимостного) имущественного блага от потерпевшего к приобретателю, вследствие которого происходит: помещение этого имущественного блага в хозяйственную сферу приобретателя, если таковое благо является материальным; потребление имущественного блага приобретателем, когда такое благо является нематериальным, с отнесением стоимости потребленного блага на приобретателя в качестве выгоды; изъятие материального блага из хозяйственной сферы потерпевшего с отнесением стоимости этого блага на приобретателя в качестве выгоды*(90). Если первое следствие относится к случаям неосновательного приобретения имущества одного лица за счет другого, то два последующих следствия относятся к случаям неосновательного сбережения имущества одного лица за счет другого: одно соотносится со сбережением имущества, которое возникло, в частности, посредством пользования чужими услугами или пользования чужим имуществом, а другое охватывает случаи сбережения, когда обязательство приобретателя исполняется потерпевшим, полагающим, что такое исполнение непосредственно не направленно на обеспечение интереса приобретателя. § 4. Пределы применения кондикционного требования Положения о кондикционном обязательстве не могут затрагивать такое перемещение имущественного блага, которое имеет под собой правовое основание. При перемещении имущества, как в рамках договорного обязательства, так и обязательств, возникающих из односторонних сделок, происходит основательное обогащение одного лица за счет другого. Так, например, на основе договора купли-продажи возникают два встречных обязательства: по передаче товара в собственность и по его оплате. Если такие обязательства рассматривать изолированно друг от друга, то увидим, что при их исполнении происходит увеличение имущественной сферы кредитора за счет соответствующего уменьшения имущественной сферы должника, т.е. имеет место правомерное обогащение одного лица за счет другого. Вместе с тем применительно к договорной сфере вполне возможны ситуации, когда у сторон возникают сомнения по поводу правовой природы перемещенного имущественного блага. Речь, в частности, идет о такой ситуации, при которой для перемещения имущества основание как таковое отсутствует, однако в силу установления факта такого перемещения, например в случае принятия имущества стороной, которой предполагается исполнение, возврат такого имущества будет невозможен. Подобного рода случаи носят исключительный характер, поэтому они четко определены в законе. Так, не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения: во-первых, имущество, переданное во исполнение обязательства до наступления срока его исполнения, если обязательством не предусмотрено иное; во-вторых, имущество, переданное во исполнение обязательства по истечении срока исковой давности; в-третьих, заработная плата и приравненные к ней платежи, пенсии, пособия, стипендии, возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, алименты и иные денежные суммы, предоставленные гражданину в качестве средства к существованию, при отсутствии недобросовестности с его стороны и счетной ошибки; в-четвертых, денежные суммы и иное имущество, предоставленные во исполнение несуществующего обязательства, если приобретатель докажет, что лицо, требующее возврата имущества, знало об отсутствии обязательства либо предоставило имущество в целях благотворительности*(91). Существо перечисленных ситуаций позволяет разбить их на две группы. К первой группе относятся ситуации, которые связаны с перемещением имущества в рамках нормального течения гражданского оборота, когда такое перемещение обусловлено добросовестностью субъектов отношений. Так, и при исполнении обязательства по истечении срока исковой давности, и при досрочном исполнении обязательства каждый из участников отношений является добросовестным: исполнитель является таковым, поскольку передал имущество во исполнение действительного обязательства, а получатель имущества является добросовестным, поскольку вправе был рассчитывать на совершение обязанным лицом действий по передаче имущества. Ко второй группе относятся ситуации, при которых полученное имущество имеет все внешние признаки неосновательного обогащения, однако в силу недобросовестности плательщика, но добросовестного участия в этих отношениях получателя такое имущество не подлежит квалификации в качестве неосновательного обогащения, а потому не подлежит возврату. Для более содержательного определения существа обозначенных ситуаций обратимся к каждой из них в отдельности. 1. Не вызывает сомнения, что досрочное принятие кредитором исполнения от должника должно рассматриваться как соответствующее, которое не может быть ограничено ни законом, ни обязательством. Именно по этой причине отсутствуют основания для квалификации принятого кредитором исполнения в качестве неосновательного обогащения. Определенный интерес представляет ситуация, когда должник исполнил, а кредитор принял досрочное исполнение обязательства вопреки установленного законом, иным правовым актом или соглашением сторон запрета на досрочное исполнение обязательства. Можно ли в данном случае вести речь о коллизии, возникающей между положениями ст. 315 ГК РФ и ст. 1109 ГК РФ? По мнению Н.В. Корниловой, любая передача имущества до момента надлежащего исполнения обязательства, вопреки существующему запрету на такое досрочное исполнение, должна рассматриваться как неосновательное обогащение, что не соответствует положению ст. 1109 ГК РФ, где передача имущества до момента надлежащего исполнения будет квалифицироваться как неосновательное обогащение, если это прямо предусмотрено обязательством*(92). По нашему мнению, с предложенным подходом квалификации досрочного исполнения согласиться нельзя. Коллизии между положениями указанных статей нет и быть не может. Статья 315 ГК РФ устанавливает пределы реализации права должника на досрочное исполнение обязательства, но совершенно не затрагивает сам процесс досрочного исполнения. По общему правилу должник вправе исполнить обязательство до срока. Однако такое право может быть ограничено законом, иным правовым актом, условиями обязательства или существом последнего. Важно осознать, что нормой ст. 315 ГК РФ закон не ограничивает принятие кредитором досрочного исполнения. Если такое исполнение принимается кредитором, то оно, безусловно, должно подлежать квалификации в качестве надлежащего исполнения. Что касается права должника на досрочное исполнение обязательства, то по общему правилу, если такой должник предлагает кредитору досрочное исполнение, кредитор не вправе отказать в его принятии. В противном случае он будет считаться просрочившим с возможностью применения последствий, предусмотренных ст. 406 ГК РФ "Просрочка кредитора". Ограничение данного права должника может быть установлено законом, иным правовым актом, условиями обязательства, вытекать из его существа либо в форме необходимости получения предварительного согласия кредитора на досрочное исполнение, либо в форме запрета на досрочное исполнение. Такие ограничения устанавливаются в качестве гарантии интересов и прав кредитора, а поэтому не могут ограничивать возможность принятия кредитором досрочного исполнения. Это означает, что если должник предлагает исполнение, несмотря на запрет или ограничение права должника на досрочное исполнение обязательства, кредитор вправе отказаться от его принятия. Однако если кредитор принимает такое досрочное исполнение, впоследствии он не имеет права ссылаться на ограничения права должника по исполнению обязательства до срока. В данном случае кредитор берет на себя все неблагоприятные моменты, связанные с неполучением того, на что вправе был рассчитывать при заключении договора. Таким образом, любое принятое кредитором досрочное исполнение обязательства подлежит квалификации как надлежащее исполнение, что исключает всякие последующие возражения не только кредитора, но и должника. В частности, кредитор, принявший до срока сумму денежного долга, не вправе впоследствии требовать уплату процентов, на которые он мог рассчитывать, если бы денежное обязательство было бы исполнено в установленный срок. В свою очередь, должник не вправе рассчитывать на возврат досрочно исполненного: имущество, полученное кредитором до срока исполнения обязательства, является имуществом кредитора. Любое последующее требование должника о возврате того, что он передал до установленного срока исполнения обязательства, будет рассматриваться как действие, направленное против имущества кредитора, что исключает возможность квалификации такого имущества в качестве неосновательного обогащения. Не искажает существо досрочного исполнения обязательства как надлежащего исполнения и ограничение ст. 315 ГК РФ относительно досрочного исполнения обязательства, связанного с предпринимательской деятельностью. Отсылка законодателя на то, что досрочное исполнение в предпринимательской сфере допускается только в случаях, когда возможность исполнить обязательство до срока предусмотрена законом, иными правовыми актами или условиями обязательства либо вытекает из обычаев делового оборота или существа обязательства, следует рассматривать исключительно как инструмент, позволяющий оградить кредитора-предпринимателя от незапланированных убытков. Принятие кредитором исполнения обязательства до срока означает, что данным действием кредитор дает согласие на изменение срока исполнения обязательства, а если речь идет о договорном обязательстве, то таким действием изменяется договорное условие о сроке, т.е. считается, что стороны пришли к соглашению о таком изменении. Итак, исполненное до надлежащего срока исполнение не соответствует признакам неосновательного обогащения, а значит, не может выступать в качестве такового. Любые действия сторон обязательства, направленные на его исполнение, существуют в рамках искомого обязательства, а потому не могут толковаться как действия, лежащие вне существующего обязательства. Несмотря на то, что в данном случае можно вести речь об увеличении имущества одного лица за счет уменьшения имущества другого, однако, не вызывает сомнения, что такое увеличение имеет достаточные основания, а именно: существование обязательства, во исполнение которого произведена передача имущества, что, естественно, отличается от неосновательного обогащения как прироста имущества у одного лица за счет другого без установленных оснований. Не ограничивает досрочное исполнение обязательства и оговорка: "Если обязательством не предусмотрено иное". Данная оговорка, видимо, позволяет сторонам обязательства предусмотреть право должника на возможность истребования имущества, переданного во исполнение обязательства до наступления срока его исполнения. То есть эта оговорка затрагивает право кредитора на переданное ему имущество. Вместе с тем, на наш взгляд, подобная конструкция, позволяющая в самом обязательстве предусмотреть иное относительно полученного кредитором имущества, выглядит крайне неудачной. Трудно себе представить ситуацию, в которой должник, совершивший волевое действие по передаче имущества во исполнение действительного обязательства, имел бы право вернуться в первоначальное положение посредством истребования того, что исполнил. Полученное кредитором имущество, хотя и до наступления срока исполнения, не может быть истребовано от добросовестного лица, каким и является кредитор. В этой связи любое ограничение права кредитора на имущество, полученное им во исполнение обязательства, должно рассматриваться как несоответствующее закону, поскольку противоречит существу надлежащего исполнения, что предопределяет необходимость исключения из содержания подп. 1 ст. 1109 ГК РФ выражения "если обязательством не предусмотрено иное". Имущество, переданное во исполнение обязательства до наступления срока исполнения, можно признать неосновательным обогащением только в том случае, если сделка, лежащая в основе возникновения исполненного обязательства, будет впоследствии (после передачи имущества) признана недействительной. Однако такой случай нельзя признать исключением. Скорее он выступает примером того, когда исполненное в рамках обязательства (неважно, какое исполнение имеет место досрочное или в установленные сроки), основанного на недействительной сделке, необходимо квалифицировать как неосновательное обогащение, поскольку оно соответствует всем его признакам. 2. Не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения имущество, переданное во исполнение обязательства по истечении срока исковой давности, что корреспондирует правилу ст. 206 ГК РФ, согласно которому обязанное лицо, исполнившее обязанность по истечении срока исковой давности, не вправе требовать исполненное обратно, хотя бы в момент исполнения такое лицо и не знало об истечении давности. Следует ли в данном случае считать, что кредитор неосновательно обогатился? Истечение срока исковой давности не прекращает обязательства должника и соответствующее ему право кредитора, а только обессиливает последнее, т.е. кредитор не может принудительно через суд реализовать это право. Следовательно, основания для передачи имущества по истечении срока исковой давности существуют, а, значит, указанное имущество не подлежало бы возврату должнику и при отсутствии в Гражданском кодексе РФ прямого указания на это. Как справедливо заметил В.Г. Смирнов, "возвращая имущество кредитору, должник исполняет свою не только моральную, но и правовую обязанность. Юридически он ничего не теряет, поскольку передает не свое, а принадлежащее кредитору имущество. Обязательство исполняется не за его (должника) счет, а потому и нет основания для возврата переданного имущества"*(93). Кроме того, совершение должником действия по передаче имущества не приводит к увеличению имущества кредитора за счет должника, поскольку последний передает (возвращает) должное. Такое действие необходимо рассматривать как надлежащее, а поэтому сам "прирост" имущества у кредитора не удовлетворяет ни одному из признаков неосновательного обогащения. В связи с этим нельзя согласиться с А.В. Слесаревым, считающим, что в данном случае неосновательное обогащение налицо, просто по определенным причинам закон вводит специальное правовое средство, препятствующее возникновению кондикции*(94). Природу исполненного по истечении срока исковой давности можно было бы определить как неосновательное обогащение только в том случае, если следовать одному из подходов, высказанных на природу субъективного права, подлежащего удовлетворению в пределах срока исковой давности. Так, в юридической литературе высказывалась точка зрения, что с истечением давностного срока прекращается само субъективное право, неразрывно связанное с возможностью его принудительного осуществления, которое утрачивается в данном случае*(95). Другими словами, если истечение срока исковой давности рассматривать как основание погашения самого субъективного частного права, то любую передачу имущества, размер которого, например, соответствует размеру погашенного исковой давностью долгу, необходимо рассматривать как основание возникновения неосновательного обогащения на стороне управомоченного лица по прекращенному истечением срока исковой давности обязательству. Однако заметим, что при подобном подходе к соотношению истечения срока исковой давности и возможности защиты субъективного права сущность имущества, переданного во исполнение обязательства по истечении давностного срока, ничем не отличается от сущности имущества, переданного во исполнение несуществующего обязательства. В силу изложенного можно признать безосновательным любое отнесение к категории "неосновательное обогащение" не только имущества, переданного во исполнение обязательства до наступления срока исполнения, но и имущества, переданного во исполнение обязательства по истечении срока исковой давности, а значит, во всех случаях не подлежащего возврату в качестве неосновательного обогащения. Поэтому отнесение их к перечню случаев, на которые не распространяют свое действие правила о неосновательном обогащении, следует считать весьма условным. Исполнение обязательства до наступления срока его исполнения и исполнение обязательства по истечении срока исковой давности характеризуются тем, что имеют договорную природу, а следовательно, передача имущества имеет под собой достаточное основание - договор. Тем не менее нельзя не признать, что включение этих ситуаций в перечень ст. 1109 ГК РФ позволяет лишний раз утвердиться в определении досрочного исполнения обязательства как надлежащего, а исполнения по истечении срока исковой давности как должного. 3. Не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения заработная плата и приравненные к ней платежи, пенсии, пособия, стипендии, возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, алименты и иные денежные суммы, предоставленные гражданину в качестве средства к существованию, при отсутствии недобросовестности с его стороны и счетной ошибки. В этой связи возникают два вопроса: что выступает в качестве предмета имущественного предоставления и в каком случае такое имущественное предоставление можно рассматривать как имущество, неподлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения. Общим квалифицирующим признаком предмета имущественного предоставления выступает категория "денежные суммы, предоставленные гражданину в качестве средства к существованию". Прежде всего вызывает возражение само использование термина "денежные суммы", поскольку, с одной стороны, Гражданский кодекс РФ не использует денежные суммы для определения объектов гражданских прав, с другой стороны, при соотношении термина "денежная сумма" с термином "денежные средства" можно прийти к выводу, что они соотносятся как количество вещей и сами вещь соответственно. Представляется, что в содержании ст. 1109 ГК РФ имеет место подмена понятий: нельзя передать денежную сумму; можно получить (передать) денежные средства в определенной сумме. Денежные средства, предоставленные гражданину в качестве средства существования, объединяет не только цель их предоставления, но и то, что их выплата осуществляется либо на основании договора, либо в силу закона, иного нормативного акта. Так, выплата заработной платы осуществляется на основании и в размере, предусмотренном трудовым договором; выплата пенсии основана на соглашении с пенсионным фондом, в который отчислялся определенный размер доходов гражданина; выплата стипендий, алиментов, возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, а также размер указанных выплат может определяться не только соглашением сторон, но и на основании закона или иного нормативного акта. Следовательно, существует обязательство, возникающее либо в силу закона, либо соглашения сторон, предусматривающее обязанность одного лица произвести действие по передаче денежных средств другой стороне - гражданину, который, в свою очередь, вправе требовать совершения обязанным лицом такого действия. По этой причине любое одностороннее действие лица, совершаемое без какого-либо основания, выходит за рамки категории "денежные средства" подп. 3 ст. 1109 ГК РФ и попадает под категорию "денежные средства" подп. 4 указанной статьи. Таким образом, признаки имущественного предоставления можно определить следующим образом. Во-первых, это всегда денежные средства. Во-вторых, это денежные средства, предоставленные гражданину в качестве средства к существованию. В-третьих, это денежные средства, предоставление которых обеспечено либо соглашением сторон, либо законом, иным нормативным актом. Категория "средства к существованию" выступает универсальной категорией, определяющей направленность денежных выплат - гражданину, которой определяется их назначение - средства к существованию. Такие выплаты выступают доходами гражданина. В связи с эти возникает вопрос: по какой причине законодатель относит доходную часть гражданина к имуществу, неподлежащему возврату в качестве неосновательного обогащения; можно ли усомниться в режиме денежных средств по какому-либо основанию, отличному от режима собственных средств гражданина? Видимо, все-таки речь идет не о денежных средствах гражданина вообще, а о тех полученных гражданином денежных средствах, размер которых превышает объем обязательств должника перед кредитором-гражданином. Другими словами, необходимо вести речь об излишне уплаченных суммах. Рассматриваемые денежные средства (излишне уплаченные суммы денежных средств) будут квалифицироваться как имущество, не подлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения, только при наличии следующих условий. Во-первых, в действиях приобретателя излишне полученных денежных средств должна отсутствовать недобросовестность. При этом добросовестность приобретателя денежных средств презюмируется, а бремя доказывания недобросовестности получателя средств лежит на потерпевшем. И во-вторых, обогащение приобретателя денежных средств должно произойти не в результате счетной ошибки. Под счетной ошибкой понимают ошибку, допущенную непосредственно в процессе расчета при совершении математических действий, т.е. неправильное применение правил математики. К счетной ошибке не относится неправильное применение расчетчиком норм права или ошибочное использование в расчете ненадлежащих исходных данных (например, неправильный выбор тарифа или коэффициента при расчете заработной платы)*(96). Другими словами, можно говорить о некой категории "счетная ошибка", являющейся по своей природе не правовой ошибкой, а следовательно, отличной от ошибки, в основе которой лежит несоответствие числовых показателей, положенных в расчет заработной платы и приравненных к ней платежей, пенсий, пособий, стипендий, иных денежных сумм, показателям нормативной документации (правовая ошибка*(97)). Правовая ошибка может возникнуть на любой стадии движения документов, а не только при непосредственном расчете денежных сумм. Положения подп. 3 ст. 1109 ГК РФ являются примером того редкого случая, когда определенные правовые последствия возникают вследствие фактического действия, каким является счетная ошибка*(98). При этом законодатель защищает интересы стороны, производящей соответствующие расчеты и выплаты и совершившей счетную ошибку, при наличии недобросовестности на стороне получателя денежных средств - гражданина. Напротив, наличие правовой ошибки в случае добросовестности получателя средств влечет возникновение негативных последствий, возлагающихся на плательщика. Такой подход возложения негативных последствий на плательщика вследствие наличия правовой ошибки объясняется спецификой правового положения, которое он занимает. В обязательствах по выплате денежных сумм на обязанной стороне всегда выступает профессионал, т.е. лицо, обладающее специальными навыками в той или иной сфере гражданского оборота. Правовые ошибки, совершенные таким профессионалом, законодатель относит на его неправомерное поведение. Таким образом, возможность невозврата ошибочно начисленных сумм в силу наличия "правовой ошибки" на стороне плательщика и добросовестности получателя средств можно рассматривать, с одной стороны, как некую санкцию, установленную за непрофессиональные (неправомерные) действия плательщика, а с другой - как гарантию прав добросовестного получателя денежных средств, в качестве которого выступает гражданин. Наличие же счетной ошибки, достаточной для возврата излишне уплаченных сумм является следствием учета законодателем человеческого фактора, лежащего на стороне плательщика (например, работник при начислении заработной платы в силу физического утомления по ошибке нажал не на ту клавишу). 4. В качестве последнего случая, когда имущество не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения, законодатель определяет случай, при котором одно лицо предоставляет во исполнение несуществующего обязательства деньги или иное имущество*(99). Такое имущество не подлежит возврату, если приобретатель докажет, что лицо, требующее возврата имущества, знало об отсутствии обязательства либо предоставило имущество в целях благотворительности. Несуществующее обязательство предполагает отсутствие какой-либо обязанности, а значит, и отсутствие корреспондирующего ей права. Однако действие, совершаемое во исполнение несуществующего обязательства, нельзя признать отсутствующим. Оно не только реально, но и с позиции существа этого действия выступает правомерным волевым актом, т.е. сделкой. Лицо, совершающее действие по передаче имущества, в том числе денег, осознавая наличие несуществующего обязательства, рассчитывает на возникновение определенных ожидаемых им правовых последствий. Последнее не позволяет согласиться с мнением о том, что "исполнение заведомо несуществующего обязательства всегда означает отсутствие у исполняющего его лица намерения создать правовые последствия, соответствующие исполнению этого обязательства"*(100). Исполнение несуществующего обязательства во всех случаях порождает последствия, одним из которых выступает отказ приобретателя в удовлетворении требования исполнителя о возврате предоставленного имущества. Подобное последствие исключает возможность квалификации сделки по передаче имущества во исполнение несуществующего обязательства в качестве недействительной, поскольку признание сделки недействительной по общему правилу предполагает возвращение сторон в первоначальное положение (двустороннею реституцию). Тем не менее некоторые ученые полагают, что сама передача имущества во исполнение заведомо несуществующего обязательства во многих случаях может быть квалифицирована как мнимая или притворная сделка*(101). Данная точка зрения выглядит неубедительной не только с учетом существа последствий недействительности сделки, но и позиции существа мнимой и притворной сделок. Совершенная мнимая сделка не порождает никаких последствий по той причине, что совершается для вида. Такая сделка, как правило, удовлетворяет требованиям, предъявляемым к форме сделки, однако каких-либо предусмотренных для такого рода (вида) сделок действий не совершается, т.е. ни о какой фактической передаче имущества при мнимой сделке в принципе говорить не приходится. Что же касается исполнения несуществующего обязательства, то оно характеризуется именно тем, что перемещение имущества от исполнителя к приобретателю состоялось в отсутствие соблюдения установленных законом формальностей. Более того, если мнимая сделка всегда предполагает соглашение сторон, то исполнение несуществующего обязательства исключает какую-либо договоренность исполнителя с получателем имущества. Последнее в равной степени относится и к разграничению притворной сделки и действия по исполнению несуществующего обязательства. Совершение притворной сделки, прикрывающей сделку, которую действительно имели в виду стороны, также предполагает соглашение сторон. При исполнении несуществующего обязательства соглашение сторон вообще не предполагается, а, следовательно, и прикрывать таким исполнением нечего. Итак, совершение действия во исполнение несуществующего обязательства это всегда действительная сделка. Такое действие не может быть определено в качестве недействительной сделки. Полученное во исполнение несуществующего обязательства не подлежит возврату, что, естественно, не соответствует ключевому последствию любой недействительной сделки - возврату сторон такой сделки в первоначальное положение. Законодатель акцентирует внимание лишь на двух случаях проявления несуществующего обязательства: во-первых, на передаче имущества в отсутствие обязательства, о чем знает исполнитель, и, во-вторых, на передаче имущества с целью благотворительности*(102). На наш взгляд, данными случаями перечень действий, совершаемых в рамках несуществующих обязательств, не исчерпывается. Гражданское законодательство обладает обширным набором инструментов, позволяющим оптимизировать гражданский оборот, признавая состоявшимися те или иные отношения, даже в тех случаях, когда не соблюдаются многочисленные установленные законом формальности. Для установления (признания) правовой связи между сторонами соглашений законодателем предлагаются такие правовые инструменты, которые реализуются именно в рамках несуществующих обязательств. В частности, речь идет о конклюдентных действиях и реальных сделках. Эти примеры характеризуются повышенным риском признания за ними тех последствий, на которые могла бы рассчитывать сторона, совершающая действия по передаче имущества. Риск такой стороны значительно увеличивается при совершении указанных сделок в отсутствие соблюдения письменных формальностей. Например, закон допускает заключение договора посредством совершения конклюдентных действий, т.е. когда лицо, получившее оферту, совершает действие по выполнению условий оферты. Необходимость совершения такого действия не обусловлена наличием какого-либо обязательства. Тем не менее, если акцептант совершит действия, содержащиеся в оферте, получение оферты в письменной форме будет выступать доказательством наличия договора в письменной форме, а следовательно, и доказательством наличия правовой связи между участниками сделки. Вместе с тем, если оферта сделана устно, акцептант может немедленно совершить действия, предусмотренные ею, что определит заключение договора в устной форме. Однако акцептант, совершив действия в пользу оферента, может оказаться в ситуации, когда последний, получив имущество, откажется признать тот факт, что им было сделано устное предложение о заключении договора. Таким образом, конклюдентное действие выступает волевым действием акцептанта, совершается в отсутствие обязательства, а следовательно, в случае совершения оферты в устной форме акцептант не застрахован от квалификации его действия как действия, совершенного во исполнение несуществующего обязательства, если оферент откажется от того, что он сделал устное предложение о заключении договора. Подобная квалификация действий может произойти и в случае заключения реального договора. Так, для установления договорных отношений, построенных по модели реальной сделки, необходимо совершение действия (передачи имущества), после чего можно вести речь о возникших отношениях, предполагающих, в частности, возникновение обязательства по встречному предоставлению. Например, договор займа вступает в силу после совершения действий по передаче денежных средств, других вещей, определяемых родовыми признаками, предполагающими возникновение обязательства по возврату той же суммы денег, равного количества других полученных вещей того же рода и качества. Это означает, что действие по передаче имущества, которое и обусловливает заключение договора, совершается в отсутствие какого-либо обязательства, лежащего на займодавце. Если договор займа заключен в письменной форме, ничто не мешает заемщику при предъявлении требования займодавца о возврате суммы займа сослаться на то, что никакого обязательства не было, а имущество было предоставлено в отсутствие обязательства. Выходит, что для сделок по передаче имущества, совершенных в устной форме, существует опасность квалификации их как "передача имущества во исполнение отсутствующего обязательства", о чем исполнитель знал, с применением последствий, предусмотренных подп. 4 ст. 1109 ГК РФ. Более того, передача денег, не подкрепленная никаким документом, может вообще не стать предметом спора о том, следует ли их возвращать. Учитывая свойства денег, приобретатель может и вовсе заявить, что никаких денег не получал. Теория гражданского права знает единственный пример, который по своей природе относится к случаям передачи имущества в отсутствие обязательства, когда лицо, передавшее имущество, в принципе не имеет возможности предъявить требование о возврате переданного. Речь идет о так называемой группе вещных договоров, а именно, о реальном договоре дарения, в рамках которого отсутствуют как права, так и обязанности, т.е. отсутствует обязательство, поскольку договор дарения считается совершенным в момент передачи вещи в дар. Итак, через характер исполнения отсутствующего обязательства как разновидности несуществующего обязательства можно определить его сущностные особенности. Исполнение отсутствующего обязательства предполагает не только совершение действия по передаче имущества лицом, которое не имеет обязанности перед приобретателем, но и получение приобретателем имущества, на которое он не мог рассчитывать, ни в силу закона, ни в силу иного правового акта, ни в силу какой-либо иной сделки. Для отказа в удовлетворении требования исполнителя о возврате переданного имущества необходимо установить как наличие отсутствующего обязательства, так и то, что исполнитель точно знал о таком отсутствующем обязательстве. В противном случае, если будет установлено заблуждение исполнителя в существе совершаемого им действия, либо будет выяснено, что исполнитель должен был знать об отсутствии обязательства, но не знал об этом, имущество, переданное приобретателю, подлежит возврату в качестве неосновательно приобретенного. Если для отказа в возврате имущества, переданного по отсутствующему обязательству, требуется доказательство того, что исполнитель знал о таком отсутствующем обязательстве, то отказ в возврате имущества, переданного с целью благотворительности, требует доказательства того, что имущество, переданное во исполнение несуществующего обязательства, предназначалось именно для благотворительности. Такая цель передачи имущества предполагается, если на стороне приобретателя выступает некоммерческая организация, что исключает установления факта об осведомленности исполнителя о характере такой передачи. Дело в том, что при безвозмездной передаче имущества некоммерческой организации не требуется указания со стороны исполнителя цели, для которой такая передача имущества осуществлена, поскольку такая цель определяется характером деятельности некоммерческой организации. Таким образом, основанием отказа в удовлетворении требования исполнителя о возврате ему имущества, переданного во исполнение несуществующего обязательства, может стать установление факта, что имущество было передано с целью благотворительности, а следовательно, сама передача имущества реализована в рамках реального договора пожертвования. Что же касается отказа приобретателя вернуть имущество исполнителю, когда таковое передано в силу отсутствующего обязательства, то такой отказ, основанный на установлении факта осведомленности исполнителя об отсутствии обязательства, носит характер штрафной санкции. Лицо, которое точно знает об отсутствии обязательства, но, несмотря на это, осуществляет передачу имущества, должно признаваться недобросовестным и нести ответственность в объеме переданного приобретателю имущества. Вместе с тем применение последствий, предусмотренных подп. 4 ст. 1109 ГК РФ, должно носить исключительный характер и в первую очередь основываться на добросовестности приобретателя. В противном случае, если приобретатель будет определен как недобросовестное лицо, правило указанной нормы работать не будет, а имущество должно будет быть возвращено исполнителю. Относительно отсутствующих обязательств приобретатель должен доказать, что исполнитель знал о таком обязательстве, а суд, в свою очередь, должен удостовериться в добросовестности приобретателя. Перечень оснований, когда имущество не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения, следует считать исчерпывающим, поскольку только установление четких границ неприменения кондикционного обязательства позволяет гарантировать потерпевшему право на восстановление его имущественной сферы в случаях, когда другое лицо неосновательно приобрело или сберегло имущество за его счет*(103). Однако такая позиция разделяется не всеми. При этом в качестве аргументации приводится п. 1 ст. 951 ГК РФ, где речь идет о последствиях страхования сверх страховой стоимости. Так, если страховая сумма, указанная в договоре страхования имущества или предпринимательского риска, превышает страховую стоимость, договор является ничтожным в той части страховой суммы, которая превышает страховую стоимость. Уплаченная излишне часть страховой премии возврату в этом случае не подлежит*(104). В числе случаев, когда имущество не может быть истребовано у приобретателя как неосновательное обогащение, называется и случай, когда лицо приобретает имущество вследствие исполнения лицом, передавшим его, своего морального долга. Например, предоставление племянником содержания дяде, несмотря на то, что закон и не предусматривает обязанность такого предоставления*(105). Однако вряд ли приведенные примеры можно определить как иные случаи, когда имущество не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения. Так, случай с невозвратом излишне уплаченной частью страховой премии выступает примером иных последствий недействительности сделки, предусмотренные законом в п. 2 ст. 167 ГК РФ. Имущество же, предоставляемое вследствие исполнения лицом своего морального долга, выступает непосредственным примером подп. 4 ст. 1109 ГК РФ как имущество, предоставляемое в целях благотворительности. Гражданский кодекс РФ предлагает и ряд других случаев, которые можно было бы подвести под существо случаев, когда имущество не подлежит возврату. Так, п. 3 ст. 623 ГК РФ предусматривает, что стоимость неотделимых улучшений арендованного имущества, произведенных арендатором без согласия арендодателя, возмещению не подлежит. Пункт 1 ст. 710 ГК РФ предусматривает последствия экономии подрядчика: в случаях, когда фактические расходы подрядчика оказались меньше тех, которые учитывались при определении цены работы, подрядчик сохраняет право на оплату работ по цене, предусмотренной договором подряда. Первая ситуация предполагает, что арендатор совершил действия, не составляющие предмет конкретного договора аренды и, более того, не отражающие существо арендных отношений. Это означает, что результат таких действий улучшение арендованного имущества - лежит за сферой данного договора, а следовательно, совершен в отсутствие обязательства. Поскольку такие действия по улучшению арендованного имущества направлены в сторону арендодателя, последний приобретает что-то в отсутствие обязательства по улучшению арендованного имущества. Изложенное позволяет подвести пример, нашедший отражение в п. 3 ст. 623 ГК РФ, под действие подп. 4 ст. 1109 ГК РФ. Что же касается экономии подрядчика, то и она не попадает под смысл имущества, неподлежащего возврату в качестве неосновательного обогащения. Существо экономии подрядчика заключается в том, что фактическое изменение сметы затрат на совершение определенных работ не является основанием для изменения договорного условия об оплате. Представляется, что и все иные ситуации, которые могут быть каким-либо образом связаны с невозвратом имущества, попадают либо под действие правил того или иного обязательственного института, либо непосредственно под существо ситуаций ст. 1109 ГК РФ. Глава II. Проявление универсальности кондикционного обязательства в требованиях о восстановлении имущественной сферы субъектов гражданского оборота § 1. Реализация норм о неосновательном обогащении в договорной сфере В юридической литературе высказывается мнение, что требование одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством означает, что в случае прекращения обязательства из-за невозможности его исполнения, возникшей по причине обстоятельств, за которые ни одна из сторон не отвечает, или в связи с добровольным отказом от обязательства обеих сторон, сторона, исполнившая свое обязательство полностью или частично, вправе требовать возврата исполненного*(106). Таким образом получается, что к обязательствам, исполненное по которым подлежит возврату посредством субсидиарного применения положений гл. 60 ГК РФ, следует относить обязательства, которые прекратились либо в результате расторжения договора вследствие существенного изменения обстоятельств, либо в силу соглашения сторон. Такая квалификация отношений представляется неверной. По нашему мнению, в случае расторжения договора, как в силу существенного изменения обстоятельств, так и в силу соглашения сторон, речь должна идти не о субсидиарном, а прямом применении правил гл. 60 ГК РФ, поскольку образовавшаяся выгода на стороне того или иного несостоявшегося контрагента имеет все основания быть квалифицированной в качестве неосновательного обогащения, а отношение, в котором оказались стороны расторгнутого договора, - как кондикционное отношение. Расторжение договора приводит к отпадению правового основания имущественного предоставления. Поэтому любое сбережение имущества (неуплата денег за полученный товар, выполненные работы, оказанные услуги) или его приобретение (получение предоплаты без встречного имущественного предоставления), возникшее в результате неисполнения встречного, взаимного обязательства, прекращенное расторжением договора, становится неосновательным и может быть истребовано по правилам об обязательствах из неосновательного обогащения*(107). При квалификации исполненного в связи с обязательством камнем преткновения стало понимание выражения "возврат исполненного в связи с этим обязательством". Большинство авторов считают, что в данном случае речь идет не о возврате исполненного по обязательству в соответствии с его содержанием, а о требовании возврата имущества, которое возникло в связи с обязательством, но выходит за рамки его содержания*(108). Стороны при этом находятся как в договорных, так и во внедоговорных отношениях*(109). В качестве примеров исполнения, выходящего за рамки содержания обязательства, наряду с такими примерами, как: отгрузка незаказанного товара, передача в составе арендуемого имущества объектов, необусловленных договором, двойной платеж за одну и ту же услугу или двойная оплата возмещения вреда, приводятся положения п. 1 ст. 466 и п. 1 ст. 468 ГК РФ, предусматривающие последствия нарушения условий о количестве и ассортименте по договору купли-продажи*(110). При этом утверждается, что право на возврат исполненного в связи с обязательством обусловлено именно отсутствием правовых оснований для такого исполнения. Так, например, В.С. Ем отмечает, что "без выяснения содержания самого обязательства, в связи с которым возникла передача непредусмотренного имущества, отгрузка или двойной платеж, невозможно установить и отсутствие правовых оснований для этих действий... именно их отсутствие в содержании обязательства порождает право требовать возврата излишне переданного или переплаченного имущества по правилам о неосновательном обогащении"*(111). Подобная точка зрения высказана В.А. Беловым с той лишь разницей, что он неоднозначно высказывается о соотношении терминов "исполненное по обязательству" и "исполненное в связи с обязательством", акцентируя внимание на необходимости установления критерия разграничения этих выражений*(112). Признаки подобного разграничения попытался выявить А.В. Климович посредством иллюстрации примера, приведенного в п. 4 Обзора практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении*(113). Суть рассматриваемого в Обзоре дела сводится к следующему. Между истцом (арендатором) и ответчиком (арендодателем) был заключен договор об аренде нежилого помещения. По договору истец обязался ежемесячно возмещать ответчику фактически понесенные расходы по обеспечению теплоэнергией, которые оплачивались в составе арендной платы на основании счетов, предъявляемых ответчиком. При проверке обнаружилось, что ответчик включал в расчет ряд отчислений, не предусмотренных договором, размер которых и составил цену иска о возврате излишне уплаченных денежных средств на основании ст. 1102 ГК РФ как неосновательно полученных ответчиком. Несмотря на возражения ответчика, считавшего, что стороны связаны договорными отношениями, нарушение которых по общему правилу влечет взыскание убытков, суды двух инстанций удовлетворили требование истца, руководствуясь п. 3 ст. 1103 ГК РФ. Суд определил, что оплата была произведена в связи с договором, но не на основании его, так как договором не предусматривалась обязанность арендатора возмещать включенные в счет расходы. Анализируя приведенный пример, А.В. Климович отмечает, что формулировка суда "в связи с договором, но не на основании его" представляется сомнительной с точки зрения словоупотребления - может ли быть связь, если нет основания? Дальнейшие рассуждения автора приводят его к выводу о том, что полученное "в связи" с договором относится к приобретению за рамками договора, и введением п. 3 ст. 1103 ГК РФ законодатель хотел исключить сомнения истца по поводу выбора иска в пользу кондикции, поскольку любое обогащение вне договора порождает возможность предъявления внедоговорного требования*(114). Из изложенного можно сделать вывод, что А.В. Климович не только выводит исполненное в связи с обязательством за пределы такого обязательства, но и определяет требование о возврате исполненного в связи с обязательством в качестве кондикционного иска. К аналогичным выводам приходит М.А. Гранат, считая, что в выражении "исполненное в связи с обязательством" речь идет об исполнении, которое явно выходит за рамки содержания обязательства, хотя и связано с ним. При этом им вводится категория "избыточное исполнение" и определяется критерий, по которому такое "избыточное исполнение" необходимо квалифицировать в качестве неосновательного обогащения: если избыточное исполнение регулируется законом (как, например, в правилах о купле-продаже), то неосновательное обогащение не возникает; если же общие правила договора не содержат правил об избыточном исполнении (например, если переплата произошла по договору аренды), то можно заявлять кондикционный иск*(115). Представляется, что подобная позиция не укладывается в смысл исполненного в связи с обязательством. Гражданский кодекс РФ вообще не говорит о возможности применения кондикционного (внедоговорного) иска к случаям возврата исполненного в связи с обязательством. Субсидиарное применение положений гл. 60 ГК РФ к требованию о возврате исполненного в связи с обязательством не меняет природы такого обязательства и соответственно требования, основанного на нем. Если такое требование возникло из договора, то договорным требованием оно и остается. В этой связи не совсем понятен подход В.В. Былкова, считающего, что в подп. 3 ст. 1103 ГК РФ речь идет о случаях приобретения имущества за счет другого при отсутствии законного основания*(116). Данное обстоятельство позволило ему прийти к выводу, что "в таких случаях нормы о неосновательном обогащении применяются к отношениям сторон непосредственно, поскольку налицо факт "чистого" неосновательного обогащения, в связи с чем включение в состав статьи 1103 ГК пункта третьего полагается излишним"*(117). Подобная точка зрения имела бы право на существование, если бы в подп. 3 ст. 1103 ГК РФ речь действительно шла бы о случаях приобретения имущества в отсутствие законного основания. Однако исследуемое положение тем и характеризуется, что основание для передачи имущества присутствует (существует), а потому обогащения в смысле п. 1 ст. 1102 ГК РФ не происходит. Такие выражения, как "за рамками договора", "за рамками содержания обязательства" для определения правовой природы исполненного в связи с обязательством, на наш взгляд, использованы быть не могут. При буквальном толковании данных смысловых связок их можно сопоставить с другими, тождественными по смыслу, выражениями, а именно: "исполнение в отсутствие обязательства", "во исполнение несуществующего обязательства". Отношения, протекающие за рамками конкретного обязательства (договора), - это отношения, выходящие за сферу действия данного обязательства (договора). Для таких отношений закон предусматривает совершенно иную регламентацию и в принципе не допускает применения правил о неосновательном обогащении. Передача имущества за пределами обязательства (договора), т.е. передача имущества в отсутствие обязательства, не позволяет квалифицировать такую передачу в качестве исполнения, подлежащего возврату, что, в свою очередь, исключает субсидиарное применение положений гл. 60 ГК РФ. Подобные случаи исполнения за пределами (за рамками) обязательства попадают, в частности, под случаи невозможности истребования имущества в качестве неосновательного обогащения. Например, подп. 4 ст. 1109 ГК РФ не допускает возврата в качестве неосновательного обогащения денежные суммы и иное имущество, предоставленные во исполнение несуществующего обязательства (т.е. предоставленного за рамками обязательства - от автора), если приобретатель докажет, что лицо, требующее возврата имущества, знало об отсутствии обязательства (т.е. об исполненном за рамками обязательства - от автора), либо предоставило имущество в целях благотворительности. Выражение "в связи с обязательством" ничем не отличается от таких выражений, как "по обязательству", "на основании обязательства", "во исполнение обязательства". Следовательно, их следует рассматривать как тождественные. При этом обязательство, в связи с которым происходит исполнение, может быть как договорным, так и внедоговорным. Если обратиться к договорной сфере, то любое действие контрагентов, направленное на исполнение обязательства, возникающего из договора, не может быть выведено за рамки (за пределы) такого договора по принципу "излишне уплаченное", "переплаченное", "излишне переданное" и т.д. Смысловая связка "...в связи с..." неоднократно используется в положениях как общей, так и особенной частей Гражданского кодекса РФ. Так, например, в качестве одной из особенностей продажи товаров по образцам, согласно п. 3 ст. 497 ГК РФ, выступает то, что покупатель до передачи товара вправе отказаться от исполнения договора розничной купли-продажи при условии возмещения продавцу необходимых расходов, понесенных в связи с совершением действий по выполнению договора. Пункт 3 ст. 509 ГК РФ устанавливает санкцию за нарушение условий поставки: поставщик вправе потребовать возмещения убытков, причиненных в связи с непредставлением отгрузочной разнарядки. При урегулировании отношений, возникающих из договора подряда, закон (ст. 714 ГК РФ) возлагает на подрядчика ответственность за не сохранность предоставленных заказчиком материала, оборудования, иного имущества, оказавшегося во владении подрядчика в связи с исполнением договора подряда. Изложенное позволяет убедиться в том, что закон не вкладывает в приведенные положения никакой другой смысловой нагрузки, кроме той, которая вытекает из буквального толкования этих норм. Другими словами, совершение предусмотренных данными нормами действий, как правило, охранительного назначения, только и возможно по той причине, что их реализация основана на договоре (обязательстве), а равно в связи с договором (обязательством). Приведенные примеры примечательны тем, что выступают случаями возможного применения положений гл. 60 ГК РФ, но не на основании ст. 1103 ГК РФ, поскольку не попадают под действие ни одного из ее подпунктов, а на основании аналогии закона, как положения, регулирующие сходные отношения. Для определения случаев возврата исполненного в связи с обязательством обратимся в первую очередь к положениям тех статей, на которых в юридической литературе делается особый акцент. Речь идет, в частности, о уже упоминавшихся нами п. 1 ст. 466 и п. 1 ст. 468 ГК РФ. Пункт 1 ст. 466 ГК РФ предусматривает последствия передачи продавцом товара покупателю в меньшем количестве, чем определено договором. В качестве таких последствий, если иное не предусмотрено договором, выступают: 1) покупатель вправе требовать передачи недостающего количества товара; 2) покупатель вправе оказаться от переданного товара и от его платы, а если товар оплачен, потребовать возврата уплаченной денежной суммы. Первое последствие реализуется в рамках существующего обязательства по передаче товара, но исполненного ненадлежащим образом и представляет собой право покупателя требовать исполнения обязательства в натуре. Поскольку данное право выражается в истребовании того, чего покупатель недополучил, оно не может отражать содержание требования одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного, а поэтому не попадает под случай подп. 3 ст. 1103 ГК РФ. К указанным последствиям передачи товара в меньшем количестве, чем предусмотрено договором, должны применяться правила об исполнении обязательств и об ответственности за их ненадлежащее исполнение, в частности правила ст. 396-398 ГК РФ. Что касается второго последствия, то оно является следствием одностороннего расторжения договора купли-продажи в связи с нарушением условий договора. При этом для такого расторжения не требуется решение суда, поскольку оно реализуется в рамках п. 3 ст. 450 ГК РФ, когда односторонний отказ допускается законом. С момента отказа от переданного товара и его оплаты на стороне покупателя возникает неосновательное обогащение, подлежащее возврату продавцу, поскольку основания для нахождения товара у покупателя отпали. Таким образом, урегулирование отношений по возврату переданного товара на основании договора, впоследствии расторгнутого в одностороннем порядке, попадает под прямое действие гл. 60 ГК РФ. Возможное требование кредитора (продавца расторгнутого договора) к должнику (покупателю расторгнутого договора) будет считаться кондикционным, а значит, не попадающим под действие подп. 3 ст. 1103 ГК РФ. Кроме того, не исключено, что и покупатель расторгнутого договора предъявит требование о возмещении убытков, если они вызваны существенным нарушением условий договора. С момента удовлетворения судом требования о возмещении убытков неосновательное обогащение в размере присужденных убытков возникает на стороне продавца расторгнутого договора. В случае же когда покупатель не только отказывается от переданного товара, но и требует возврата уплаченной денежной суммы, необходимо вновь говорить о возникновении неосновательного обогащения на стороне продавца расторгнутого договора в размере уплаченной цены за товар. Заметим, что для случаев исполнения кондикционных обязательств по возврату переданного товара и истребованию уплаченной цены не могут применяться правила об исполнении встречных обязательств, а также не может быть применено удержание имущества для обеспечения требований кредитора. Как требование по возврату переданного товара, так и требование об истребовании уплаченной денежной суммы являются самостоятельными. Таким образом, ни одно из последствий п. 1 ст. 466 ГК РФ не попадает под действие подп. 3 ст. 1103 ГК РФ. В этой связи представляется возможным возразить В.А Белову, считающему, что в соответствии с п. 1 ст. 466 ГК покупатель, предварительно оплативший товар, но получивший его в меньшем количестве, вправе потребовать от продавца возврата излишне (неосновательно) полученной денежной суммы*(118). Данный вывод не соответствует ни тексту, ни смыслу приведенного пункта. Более того, подобное требование о возврате части уплаченной суммы, даже при факте недопоставки товара, может рассматриваться как нарушение условия договора об оплате товара. Возможность применения в субсидиарном порядке правил гл. 60 ГК РФ проявляется в случае, когда продавец передал покупателю товар в большем количестве, чем предусмотрено договором купли-продажи, и после получения сообщения покупателя об этом распорядился соответствующей его частью, например потребовал ее возврата. Однако заметим, что данное последствие передачи товара в превышающем количестве не является прямым следствием положения, предусмотренного п. 2 ст. 466 ГК РФ, а, напротив, вытекает из оговорки, содержащейся в данном пункте: "В случае, когда в разумный срок после получения сообщения покупателя продавец не распорядился соответствующей частью товара..." (курсив мой - Н.С.). Если же продавец не распорядился, а покупатель принял товар в превышающем количестве, то данное отношение, в том числе и по оплате этого количества товара, осуществляется исключительно в соответствии с договорными условиями. Таким образом, из смысла ст. 466 ГК РФ только случай истребования излишне переданного количества товара попадает под случай подп. 3 ст. 1103 ГК РФ. Достаточно широкий перечень последствий предусмотрен законом для случаев передачи товара в ассортименте, не соответствующем договору (ст. 468 ГК РФ). При этом закон различает случаи передачи покупателю товара, который полностью не соответствует условию об ассортименте (п. 1), и передачи покупателю наряду с товарами, ассортимент которых соответствует договору купли-продажи, товаров с нарушением условия об ассортименте (п. 2). Так, при передаче товара в ассортименте, не соответствующем договору, покупатель вправе отказаться от их принятия и оплаты, что означает односторонний отказ от исполнения договора, влекущий его расторжение. В данной ситуации вообще не возникает никаких отношений по возврату товара, поскольку передача покупателю товара не состоялась, а покупатель отказывается от него на стадии принятия (проверки товара на соответствие условию об ассортименте). В случае же отказа от принятия товара, когда таковой уже оплачен, покупатель предъявляет требование о возврате уплаченной денежной суммы. Поскольку данное требование реализуется на стадии расторгнутого в одностороннем порядке договора, налицо отношения из неосновательного обогащения по возврату суммы, соответствующей цене прекращенного договора. То есть речь идет о непосредственном применении правил гл. 60 ГК РФ. От приведенного случая п. 1 ст. 468 ГК РФ существенно отличается случай п. 2 данной статьи. Если в первом пункте передача товара так и не состоялась, поскольку покупатель отказался от товара на стадии принятия, то во втором пункте речь идет о последствиях, предусмотренных для случаев, когда товар передан покупателю. В рамках последствий п. 2 ст. 468 ГК РФ только содержание абз. 3 соотносится с последствием расторжения договора в одностороннем порядке: покупатель вправе отказаться от всех переданных товаров. При этом на стороне покупателя может возникнуть неосновательное обогащение в размере невозвращенного товара. Остальные же последствия п. 2 данной статьи реализуются в рамках действующего договора, которые направлены на надлежащее исполнение договора. Так, согласно абз. 2 рассматриваемого пункта покупатель вправе принять товары, соответствующие условию об ассортименте, и отказаться от остальных товаров. Поскольку возврат части товара, который не соответствует условию об ассортименте, происходит в рамках договора, применение правил о неосновательном обогащении возможно лишь в субсидиарном порядке на основании подп. 3 ст. 1103 ГК РФ. В том случае, когда товар был оплачен покупателем, последний вправе требовать возврата уплаченной денежной суммы, соотносимой с количеством подлежащего возврату товара. К отношениям по истребованию части оплаченной стоимости товара также могут быть применены в субсидиарном порядке правила гл. 60 ГК РФ. При этом обязательства по возврату товара, несоответствующего условию об ассортименте, и истребованию части уплаченной цены должны рассматриваться как встречные со всеми вытекающими из этого последствиями. Абзац 4 п. 2 ст. 468 ГК РФ предоставляет покупателю право потребовать замены товаров, несоответствующих условию об ассортименте, товарами в ассортименте, предусмотренном договором. В данном случае к отношениям по возврату покупателем товара не в ассортименте подлежат применению в субсидиарном порядке правила о неосновательном обогащении, а возврат этого товара попадает под случай подп. 3 ст. 1103 ГК РФ. Передача же товара соответствующего ассортимента происходит по общим правилам об исполнении обязательств. Последнее последствие п. 2 ст. 468 ГК РФ относится к случаю изменения условия о предмете по соглашению сторон. Если оплата товара уже состоялась к моменту передачи товара, то возможна ситуация, при которой могут возникнуть отношения либо по истребованию излишне уплаченной суммы денег (когда стоимость переданного товара не в ассортименте ниже стоимости товара, предусмотренного договором), либо по дополнительной оплате товара (когда стоимость такового превышает стоимость предусмотренного договором товара). В первом случае возможно применение в субсидиарном порядке правил о неосновательном обогащении. Второй случай попадает под действие договорных условий. Таким образом, на основании последствий, предусмотренных ст. 468 ГК РФ, могут возникнуть: обязательство по истребованию уплаченной цены, как обязательство по возврату неосновательно приобретенного имущества (п. 1); обязательство по возврату переданного всего товара, как обязательство из неосновательного обогащения (абз. 3); обязательство по возврату части переданного товара, несоответствующего условию об ассортименте, к которому возможно применение в субсидиарном порядке правил о неосновательном обогащении (абз. 2 и 4); обязательство по истребованию части уплаченной цены, требование по которому попадает под случай подп. 3 ст. 1103 ГК РФ (п. 3); обязательство по истребованию части уплаченной суммы денег, возникшей вследствие несоответствия стоимости принятого товара стоимости товара, предусмотренного договором, к которому также возможно субсидиарное применение положений о неосновательном обогащении (п. 5). В юридической литературе в качестве еще одного случая субсидиарного применения правил о неосновательном обогащении приводят положения п. 3 ст. 487 ГК РФ*(119). Однако при обращении к ситуации, обрисованной в указанном пункте, можно говорить либо о понуждении к надлежащему исполнению обязательства, либо о возникновении обязательства вследствие неосновательного обогащения. Так, правила ст. 487 ГК РФ регламентируют особенности предварительной оплаты товара. В случае, когда продавец, получивший сумму предварительной оплаты, не исполняет обязанность по передаче товара в установленный срок, покупатель вправе потребовать либо передачи оплаченного товара, либо возврата суммы предварительной оплаты. Требуя передачи предварительно оплаченного товара, покупатель требует надлежащего исполнения обязанности, лежащей на продавце, а именно, исполнение обязательства в натуре. Поскольку данное требование основано на договоре, реализация его полностью попадает в сферу договорного права с применением последствий неисполнения договорных обязательств. Если же покупатель требует возврата предварительной оплаты, то речь идет о случае одностороннего расторжения договора, что влечет возникновение на стороне продавца неосновательного обогащения в размере предварительной оплаты. При этом основанием применения процентов за пользование чужими денежными средствами при понуждении к надлежащему исполнению обязательства по передаче предварительно оплаченного товара является п. 4 данной статьи. Основание применения указанных процентов поменяется в случае требования возврата предварительной оплаты, в качестве которого будет выступать п. 2. ст. 1107 ГК РФ. Таким образом, под требование одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством попадают все те случаи, которые связаны с возможностью истребования на основании закона, иного нормативного акта, соглашения сторон или когда это вытекает из существа обязательства, части переданного на основании договора (обязательства) имущества. Когда же речь идет об истребовании всего переданного по договору (обязательству) имущества, необходимо говорить не о случаях субсидиарного применения правил о неосновательном обогащении, а о случаях возникновения неосновательного обогащения на стороне приобретателя несостоявшегося договора (обязательства). По этой причине выражение "исполненное в связи с обязательством" следует толковать не как "исполненное за рамками обязательства", а как "часть исполненного на основании обязательства". Именно истребование части исполненного позволяет рассматривать возникшие отношения в рамках такого обязательства, на основании которого (в связи с которым) было произведено исполнение, а следовательно, исключить прямое действие правил о неосновательном обогащении, что, естественно, не относится к случаям истребования всего исполненного по обязательству, поскольку такое обязательство считается несостоявшимся: основание нахождения имущества у приобретателя отпадает и на его стороне возникает неосновательное обогащение. § 2. Реализация норм о неосновательном обогащении в деликтных отношениях В рамках проблемы соотношения требования о возврате неосновательного обогащения с иными требованиями о защите гражданских прав вопрос о разграничении кондикционных и деликтных обязательств является, пожалуй, самым дискуссионным. Высказываемые по данному поводу мнения отличаются не только своей "полярностью", но и тем, что при разграничении указанных обязательств, как правило, используются различные критерии. В общем виде всю полемику вокруг кондикционных и деликтных обязательств можно представить взглядами от признания кондикции в качестве родового понятия по отношению к требованиям из причинения вреда, что исключает какую-либо конкуренцию между соответствующими исками до полного отказа возможности сопоставления абсолютно самостоятельных категорий*(120). В рамках рассматриваемой проблемы необходимо ответить на вопросы, имеющие принципиальное значение: во-первых, на чем основана возможность субсидиарного применения положений о неосновательном обогащении к деликтным обязательствам, и, во-вторых, в чем состоит отличие между двумя смежными по своей правовой природе обязательствами - кондикционным и деликтным. В свое время О.С. Иоффе отмечал, что кондикционные и деликтные обязательства должны разграничиваться по принципу наличия вины, которая обязательна для квалификации обязательства как деликтного: если есть вина причинителя - налицо обязательство из причинения вреда, нет его вины - возникает обязательство из неосновательного обогащения; если может быть предъявлен деликтный иск, возможность предъявления кондикционного иска исключена; кондикционный иск предъявляется только при отсутствии вины как одного из важнейших условий предъявления деликтного иска*(121). Данная позиция, долгое время признававшаяся основной в трудах советских ученых*(122), и сегодня поддерживается некоторыми цивилистами. Так, по мнению В.В. Былкова, при разграничении деликтных и кондикционных обязательств надлежит руководствоваться субъективным условием - наличием (при деликте) и отсутствием (при неосновательном обогащении) вины приобретателя имущества. Иные выделяемые в специальной литературе признаки, разграничивающие обязательства из неосновательного обогащения и обязательства из деликта, по его мнению, самостоятельного значения не имеют и могут быть использованы дополнительно*(123). В советской правовой науке находила свое место и не столь категоричная точка зрения разграничения сравниваемых требований, но опять-таки исходящая из принципа вины, согласно которой обязательство из неосновательного приобретения исключает не всякую, а лишь умышленную вину ответчика*(124). Так, например, В.А. Рясенцев отмечал, что при возникновении обязательства из неосновательного приобретения на стороне неосновательного приобретателя нет умышленной вины. Если же гражданин заведомо знает, что деньги, доставленные почтальоном, в действительности ему не причитаются, то при принятии их он совершает умышленное неправомерное действие. Здесь возникает обязательство вследствие причинения вреда, а не обязательство из неосновательного обогащения*(125). Подход, в соответствии с которым в основе разграничения кондикционного и деликтного исков лежит субъективное условие, нашел в юридической литературе обоснованную критику. В частности, А.Л. Маковский указывает на то, что Гражданский кодекс, как ныне, так и ранее действующий, не дает оснований считать, что предъявление кондикционного иска возможно лишь при невиновном обогащении. Текст закона скорее всегда свидетельствовал о том, что и недобросовестное обогащение (а оно вполне может быть виновным) охватывается понятием неосновательного обогащения: ведь обогатившийся должен вернуть доходы, которые он извлек после того, как узнал о неосновательности получения имущества, но он мог знать об этом и в тот момент, когда недобросовестно завладел чужим имуществом, присвоил его и т.п.*(126) На несостоятельность критерия вины при разграничении сравниваемых обязательств в период действия Гражданского кодекса 1964 г. обращал внимание А.А. Шамшов. При исследовании положений ст. 473 ГК 1964 г. он приходил к выводу, что в ней не только ничего не говорится об отсутствии вины приобретателя, а напротив, есть все основания утверждать, что неосновательное приобретение может возникнуть и в результате виновного поведения приобретателя. Так, согласно ч. 4 ст. 473 ГК 1964 г. имущество, приобретенное за счет другого лица не по сделке, но в результате других действий, заведомо противных интересам социалистического государства и общества, если оно не подлежит конфискации, взыскивается в доход государства. Положения данной статьи в то время подтверждала и судебная практика, когда неосновательное приобретение имущества возникало в результате не просто виновных действий приобретателя - его поведение характеризовалось умышленной виной*(127). В той или иной мере приведенные доводы несостоятельности критерия вины при разграничении кондикционного и деликтного обязательств можно проследить и через действующее законодательство. Так, гл. 59 ГК РФ "Обязательства вследствие причинения вреда" предусматривает некоторый перечень разновидностей деликтных обязательств, когда таковые могут возникнуть и при отсутствии виновного поведения причинителя вреда. В первую очередь необходимо вести речь о причинении вреда источником повышенной опасности, когда вред, причиненный таким источником, подлежит возмещению юридическим лицом и гражданином (владельцем источника повышенной опасности) независимо от вины. Исключение составляют случаи, когда владелец источника повышенной опасности докажет, что: 1) вред возник вследствие непреодолимой силы или умысла потерпевшего; 2) источник выбыл из его обладания в результате противоправных действия других лиц. В возмещении может быть отказано и при грубой неосторожности потерпевшего и отсутствии вины причинителя вреда в случаях, когда его ответственность наступает независимо от вины. Вина не принимается во внимание также при причинении вреда гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ. В таких случаях вред возмещается в полном объеме за счет казны Российской Федерации, а в случаях, предусмотренных законом, за счет казны субъекта Российской Федерации или казны муниципального образования. Таким образом, вина хотя и выступает условием возникновения деликтной ответственности, однако отнюдь не является обязательным условием возникновения таковой. Под существо кондикционного обязательства можно подвести любое обогащение. По общему смыслу положений гл. 60 ГК РФ категория "поведение" используется в самом широком смысле слова. Это означает, что поведение как действие, лежащее в основе возникновения неосновательного обогащения, может быть как добросовестным, так и недобросовестным, как виновным, так и безвиновным, иметь место как на стороне приобретателя, так и на стороне потерпевшего, либо вообще на стороне третьего лица. В этом смысле вызывает одобрение позиция, выражающаяся в следующем: в той мере, в какой законно отнесение к неосновательному обогащению любого случая приобретения без достаточных правовых оснований чужого имущества лицом, действовавшим невиновно, в той же мере возможно и отнесение к неосновательному обогащению случаев виновного обогащения правонарушителя за счет потерпевшего путем причинения ему убытков; данные явления однородны, ибо в обоих случаях происходит обогащение одного лица за счет другого*(128). Однако необходимо учитывать, что даже поведение, чтобы стать основанием обогащения, имеет свои пределы. Речь идет о случаях, когда определение поведения в качестве недобросовестного или, напротив, добросовестного может явиться достаточным основанием для того, чтобы не квалифицировать приобретенное имущество в качестве неосновательного обогащения. Такие случаи прямо предусмотрены законом. В частности, ст. 1109 ГК РФ предусматривает возможность в случае отсутствия недобросовестности на стороне приобретателя-гражданина и счетной ошибки оставить за таким приобретателем денежные суммы, предоставленные ему в качестве средства к существованию, а также допускает отказ в возврате имущества, неподлежащего квалификации в качестве неосновательного обогащения, по причине передачи его потерпевшим во исполнение несуществующего обязательства. При обобщении критики концепции разграничения кондикционных и деликтных обязательств по критерию вины обращает на себя внимание тот факт, что некоторые ученые, как нам представляется, приводят не совсем удачную аргументацию своим выводам. Так, Ю.К. Толстой, оперируя положениями ст. 1103 ГК РФ, приходит к выводу, что при разграничении деликтного и кондикционного обязательств законодатель не только не предлагает руководствоваться принципом вины, а как раз, напротив, прямо декларирует отказ от этого принципа как критерия разграничения*(129). Именно этим, по его мнению, объясняется прямое указание на то, что правила о неосновательном обогащении подлежат применению также к требованиям о возмещении вреда, в том числе причиненного недобросовестным поведением обогатившегося лица*(130). Е.А. Магаляс в обоснование вывода о том, что признак вины не может применяться как критерий, позволяющий разграничить применение кондикционного и деликтного исков, помимо положений подп. 4 ст. 1103 ГК РФ приводит также положения п. 2 ст. 1104 ГК РФ*(131). В.С. Ем помимо отсылки к подп. 4 ст. 1103 ГК РФ, в качестве аргумента ссылается на такую форму неосновательного обогащения, как покушение на чужие права (в частности, незаконное использование чужих прав). Такая форма неосновательного обогащения, по его мнению, может быть использована приобретателем умышленно, в результате виновных действий*(132). Если последний пример трудно рассматривать в качестве аргумента, поскольку он не подкреплен какой-либо правовой нормой, то положения подп. 4 ст. 1103, так же как и п. 2 ст. 1104 ГК РФ, вряд ли можно признать уместными. Так, ст. 1103 ГК РФ определяет возможность применения положений гл. 60 ГК РФ к иным требованиям о защите гражданских прав и не нацелена на урегулирование непосредственно отношений, возникающих из неосновательного обогащения. Что же касается выражения подп. 4 данной статьи, "в том числе причиненного недобросовестным поведением обо гатившегося лица", то оно соотносится с категорией "возмещения вреда" и не имеет непосредственного отношения к институту неосновательного обогащения. В связи с этим возникает вопрос: если категория "возмещение вреда" в рамках подп. 4 ст. 1103 ГК РФ указывает на сферу деликтных отношений, то зачем законодатель усложняет данную конструкцию выражением "в том числе причиненного недобросовестным поведением обогатившегося лица"? С позиции терминологического аппарата гл. 60 ГК РФ последнее выражение, по нашему мнению, не совсем корректно, поскольку данная глава не использует термин "обогатившееся лицо" для определения субъектного состава кондикционного обязательства. Вместе с тем при сопоставлении этого термина со смыслом п. 1 ст. 1102 ГК РФ не вызывает сомнений тождественность его с термином "приобретатель". Буквальное толкование подп. 4 ст. 1103 ГК РФ позволяет сделать вывод о приоритете норм, регулирующих деликтные отношения, перед нормами гл. 60 ГК РФ в отношении урегулирования вопросов причинения вреда имуществу, составляющему неосновательное обогащение приобретателя. Возможность применения правил о деликтах к таким отношениям установлена п. 2 ст. 1104 ГК РФ. Недобросовестное поведение - не есть виновное поведение. Недобросовестное поведение обогатившегося, являющееся основанием применения деликтных правил, подразумевает, во-первых, такое поведение приобретателя (обогатившегося), вследствие которого могла произойти всякая, в том числе и всякая случайная недостача или ухудшение неосновательно приобретенного имущества, после того как приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности своего обогащения; во-вторых, такое поведение приобретателя, которое характеризуется умыслом и грубой неосторожностью, и имеющее место до того как приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения, повлекшее недостачу или ухудшение неосновательно приобретенного или сбереженного имущества. Например, при переезде с одной квартиры на другую с автомобиля семьи Ивановых случайно выпала сумка с вещами, которую впоследствии обнаружил гражданин Петров. Он принес сумку домой и поставил ее на балкон. После продолжительного дождя вещи, находившиеся в сумке, пришли в негодность. При квалификации возникших отношений не вызывает сомнения, что речь идет о неосновательности обогащения Петрова за счет имущества семьи Ивановых. Тем не менее имуществу (вещам) был причинен вред недобросовестным поведением обогатившегося лица. Таким образом, несмотря на то, что для защиты нарушенного права подлежит применению кондикционное требование о возврате имущества, составляющего неосновательное обогащение (п. 1 ст. 1104 ГК РФ), характер и размер вреда в силу п. 2 ст. 1104 ГК РФ будет определяться по правилам о деликтах. Положения же п. 1 ст. 1105 ГК РФ могут применяться субсидиарно к положениям о возмещении вреда в случае необходимости определения размера возмещения при утрате имущества. Пункт 2 ст. 1104 ГК РФ решает вопрос об установлении ответственности за вред, причиненный неосновательно приобретенному имуществу. При этом при определении размера возмещения необходимо руководствоваться положениями о деликтах, несмотря на то, что причинение вреда произошло в рамках отношений, возникших вследствие неосновательности обогащения. Поэтому выражение подп. 4 ст. 1103 ГК РФ "в том числе причиненного недобросовестным поведением обогатившегося лица" подлежит сопоставлению с содержанием п. 2 ст. 1104 ГК РФ, когда вред причиняется приобретателем имуществу, составляющему его неосновательное обогащение. Таким образом, положения подп. 4 ст. 1103 ГК РФ, а также п. 2 ст. 1104 ГК РФ не могут быть положены в обоснование несостоятельности позиции, рассматривающей вину как субъективное условие разграничения кондикционного и деликтного требований, поскольку данные положения несут иную смысловую нагрузку, не связанную с виновным или невиновным поведением приобретателя, как условием возникновения кондикционного обязательства. Представляется, что примером неосновательного обогащения вследствие виновного противоправного поведения приобретателя выступает любой случай хищения имущества (перемещение материального блага из имущественной сферы потерпевшего в имущественную сферу приобретателя) без причинения ему вреда, что соответствует и законодательному подходу. Так, возникновение деликтного обязательства согласно п. 1 ст. 1064 ГК РФ сопряжено с причинением вреда имуществу гражданина или юридического лица, а не имущественной сфере этих лиц. Данный подход закона, как нам представляется, в наибольшей степени отражает существо причинения имущественного вреда. В этом смысле достоверным выступает мнение В.С. Ема о том, что, если умаление происходит в форме уничтожения, порчи имущества, причинения вреда жизни или здоровью, то правонарушитель, умаляя имущественные блага потерпевшего, не обогащается за счет него, а причиняет вред. Если же умаление имущественного блага осуществляется в форме похищения, иного неосновательного присвоения имущества правонарушителем, то в результате этого правонарушитель причиняет потерпевшему убытки и одновременно неосновательно обогащается*(133). Возможность разграничения кондикционных и деликтных обязательств по принципу вины отрицается и В.А. Беловым, который указывает на то, что в деле возникновения кондикционных правоотношений, по общему правилу, не может играть какой-либо роли вина обогатившегося*(134). Вместе с тем размышления ученого о природе обогащения и причинения вреда привели его к выводу о том, что неосновательное обогащение всегда предполагает обогащение пассивного субъекта кондикционного правоотношения*(135). Подобная позиция для российской правовой школы не является новой. В частности, А. Шеповалов в своей работе 1926 г. "Различие обязательств из причинения вреда и из неосновательного обогащения" писал, что для возникновения обязательств из причинения вреда необходима активность поведения должника, тогда как в обязательствах из неосновательного обогащения поведение должника в момент возникновения обязательства совершенно пассивно*(136). Однако данная позиция вряд ли согласуется с действующим Гражданским кодексом РФ, поскольку в ст. 1102 ГК РФ речь идет все-таки о действиях, т.е. об активном поведении. В юридической литературе высказывается мнение, что с теоретической точки зрения наиболее правомерно разграничение деликтного и кондикционного исков в зависимости от того, образуется или нет на стороне правонарушителя имущественная выгода*(137). Считается, что если на стороне должника образуется выгода, то следует предъявлять кондикционный иск, а если такая выгода не образуется - деликтный иск. При этом выгода должника может выступать оборотной стороной ущерба (вреда), а может определяться самостоятельной независимой категорией. Так, например, Ю.К. Толстой замечает, что объективная природа обязательства такова, что оно во многих случаях на равных основаниях может быть отнесено как к деликтному, так и кондикционному*(138). Исходя из этого вопрос о конкуренции исков им решается следующим образом: если неосновательное обогащение произошло вследствие обстоятельства, вообще не связанного с поведением обогатившегося лица, то потерпевший может обеспечить свои интересы только с помощью кондикционного иска; если есть основания для предъявления как того, так и другого иска, то именно потерпевшему должно быть предоставлено право выбора*(139). По мнению В.С. Ема, истребование убытков, причиненных в результате обогащения лица, путем предъявления кондикционного иска оправдано тем, что данный иск наиболее полно обеспечивает принцип полного возмещения имущественного урона потерпевшего, ибо в обязательствах, возникших из неосновательного обогащения, вина потерпевшего не может служить основанием для уменьшения размера его требований, в то время как в обязательствах из причинения вреда при наличии вины потерпевшего его требования могут быть ограничены*(140). Он считает, что обогащение в форме причинения убытков является пограничным случаем для институтов, регламентирующих обязательства из причинения вреда и обязательства из неосновательного обогащения*(141). Несмотря на кажущуюся достоверность изложенной позиции разграничения сравниваемых требований, она также страдает некоторыми погрешностями, замеченными в юридической литературе. Так, А.Л. Маковский делает акцент на том, что такой подход не соответствует определенному в законе понятию деликта: "Из закона никак не вытекает невозможность возлагать на лицо ответственность по правилам о деликтах, если оно извлекло для себя имущественную выгоду, причинив ради этого другому вред. Такому пониманию обязательств из причинения вреда противоречит вся наша многолетняя судебная практика"*(142). Признак наличия имущественной выгоды для разграничения кодикционного и деликтного обязательств критиковался и в советский период. Так, например, В.А. Тархов писал о неприемлемых практических результатах такого подхода разграничения сравниваемых требований: "...получается, что причинитель вреда, достигший удовлетворения своих корыстных интересов, будет нести ответственность по обязательству из неосновательного приобретения, а его товарищ, не успевший в осуществлении своих намерений, будет отвечать по обязательству из причинения вреда хотя бы они и действовали вместе"*(143). Признак выгоды в разграничении сравниваемых обязательств приводит к выводу: "Можно или только причинить ущерб (вред), или только неосновательно приобрести имущество"*(144). Данное обстоятельство дало основание полагать, что "один иск может сопровождать другой, как это имеет место, например, когда наряду с иском о возврате неосновательно приобретенного имущества... или о возмещении его стоимости, предъявляется иск о возмещении вреда, причиненного недостачей или ухудшением имущества. Первый иск кондикционный, второй - деликтный"*(145). Таким образом, концепция имущественной выгоды позволяет вести речь о возможной конкуренции деликтного и кондикционного исков. При этом выбор иска должен оставаться за потерпевшей стороной по принципу "какой иск в большей степени защищает мои нарушенные права, тот и должен быть предъявлен"*(146). В этом смысле привлекает к себе внимание пример судебной практики, нашедший свое место в п. 2 "Обзора практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении"*(147). Суть дела заключается в том, что организация своими силами осуществила строительство гаража для собственных нужд. В последующем строительство было приостановлено, гараж как не завершенный строительный объект принят на баланс организации. Муниципальное предприятие без согласия собственника демонтировало гараж и вывезло бетонные плиты, использовав их в дальнейшем для собственных целей. Поскольку возврат плит в натуре был невозможен организация (истец) требовала взыскать стоимость вывезенных плит и затрат, понесенных при их монтаже, основываясь на нормах ст. 1102, 1105 ГК РФ. Ответчик указывал на то, что в данной ситуации кондикционное обязательство отсутствует, а имеет место случай причинения внедоговорного вреда, в связи с чем, в силу подп. 1 ст. 1103 ГК РФ требования о возврате неосновательного обогащения не могут быть удовлетворены. Суд констатировал, что требования истца подчиняются правилам, установленным § 1 гл. 59 ГК РФ. Учитывая возможность субсидиарного применения норм о неосновательном обогащении, суд удовлетворил требования о взыскании стоимости строительных конструкций на основании ст. 1102, 1105 ГК РФ, поскольку присвоение чужого имущества в данном случае привело к обогащению ответчика. Требование о взыскании убытков в размере затрат на строительство было удовлетворено судом на основании ст. 1064, 1082 ГК РФ. В правовой литературе данный пример толкуется по-разному. Так, М.А. Смирнова, не оспаривая правильность вынесенного судом решения, отмечает, что суд вправе был присудить к возмещению убытков в полном объеме на основании норм одного вида, что не повлияло бы на размер суммы, подлежащей предоставлению в пользу истца. При этом она склоняется к тому, что в приведенном примере речь идет о конкуренции исков: когда суд взыскивает часть убытков на основании кондикционных норм, а часть - на основании деликтных, эти требования конкурируют кумулятивно; если суд взыскивает все убытки на основании норм одного вида, то деликтный и кондикционный иски являются взаимоисключающими конкурируют альтернативно*(148). Е. Перкунов в принципе исключает какую-либо конкуренцию применительно к данному примеру и считает, что требования истца должны были быть основаны исключительно на нормах о возмещении вреда, размер которого определяется в силу указания ст. 1082 ГК РФ, в соответствии со ст. 15 ГК РФ. Наличие специального института, охраняющего имущественные интересы, и возможность его применения должны, по его мнению, исключить применение института неосновательного обогащения. Приведенное позволило Е. Перкунову прийти к выводу о том, что решение суда не отвечает назначению норм о неосновательном обогащении. Что касается возможности субсидиарного применения положений гл. 60 ГК РФ к деликтным обязательствам, то его ученый, вопреки указаниям ст. 1103 ГК РФ, исключает*(149). Для того чтобы убедиться в достоверности сделанных выводов, обратимся еще раз к рассмотренному примеру п. 2 Обзора. Суд квалифицировал отношения, возникшие между организацией и муниципальным предприятием, как отношения из причинения вреда имуществу организации. Учитывая же субсидиарный характер норм о неосновательном обогащении по отношению к деликтным обязательствам (подп. 4 ст. 1103 ГК РФ), суд руководствовался правилами ст. 1105 ГК РФ, позволяющих определить размер возмещения (стоимость имущества). Вопрос о конкуренции исков в приведенном примере не решался. Суд применил нормы гл. 59 и 60 ГК, учитывая однородность отношений, регулируемых указанными главами Гражданского кодекса РФ. Для каждого конкретного случая неосновательного обогащения могут быть установлены специальные правила в законе, иных правовых актах, и "эти специальные правила должны иметь преимущество перед общими нормами об обязательствах из неосновательного обогащения"*(150). Приведенный пример как раз и является таким случаем, когда нормы гл. 60 ГК РФ восполнили правовую регламентацию. Суд не ставил перед собой задачу развести отношения по признаку причинения вреда имуществу и получения имущественной выгоды, т.е. определить одни отношения как деликтные, а другие - как кондикционные и тем самым исключить применение одних норм в пользу применения других. Примененные судом нормы гл. 60 ГК РФ не заменили применение норм гл. 59 ГК РФ. Последняя вообще не располагает правилами, аналогичными правилам о неосновательном обогащении, позволяющими, в частности, определить стоимость имущества, подлежащего возмещению. Тем не менее необходимо указать на неточность принятого решения относительно указания на применение ст. 1102 ГК РФ. Такая отсылка не имела под собой основания, поскольку речь шла не о квалификации отношений в качестве кондикционных, а о субсидиарном применении правил ст. 1105 ГК РФ для урегулирования деликтных отношений. Что касается высказывания Е. Перкунова о невозможности применения норм гл. 60 ГК РФ к деликтным отношениям, следует заметить, что применение в порядке субсидиарности положений одного правового института к другому не умаляет самостоятельности ни того, ни другого. Подобные правила юридической техники встречаются по содержанию Гражданского кодекса РФ неоднократно. Возьмем, например, два самостоятельных типа гражданско-правовых договоров - договор купли-продажи и договор мены. Учитывая однородность, схожесть отношений, возникающих из этих договоров, законодатель, используя принцип субсидиарности, предусмотрел отсылочную норму: "К договору мены применяются соответственно правила о купле-продаже (гл. 30), если это не противоречит правилам настоящей главы и существу мены" (п. 2 ст. 567 ГК РФ). Подобные универсальные конструкции не только позволяют сократить нормативный материал, не дублируя его, но и упрощают применение гражданского законодательства к отношениям, имеющим схожую правовую природу. Поэтому позволим себе не согласиться с мнением М.А. Смирновой, что положение ст. 1103 ГК РФ дает основание для вывода о восполнительном характере института неосновательного обогащения*(151). Положения ст. 1103 ГК РФ, по нашему мнению, подтверждают универсальный характер правил института неосновательного обогащения, что не исключает существование последнего в качестве самостоятельного вида внедоговорного обязательства. При анализе примера п. 2 Обзора возникает вопрос: можно ли было суду определить размер возмещения, руководствуясь только правилами о деликтах? Глава 59 ГК РФ содержит подробную регламентацию определения объема и характера возмещения лишь в отношении возмещения вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина (§ 2 гл. 59 ГК РФ). Положения ст. 1082 ГК РФ определяют способы возмещения вреда, но не порядок (способ) определения размера такого возмещения. Не определяет его и п. 2 ст. 15 ГК, к которому отсылает ст. 1082 ГК. Положения п. 2 ст. 15 ГК РФ раскрывают содержание термина "убытки". В арбитражной практике неохотно удовлетворяются требования о взыскании убытков в связи с повышенной сложностью процесса их доказывания, а потому и неоднозначностью сумм, предъявляемых должнику в качестве убытков. Поэтому любая помощь законодателя потерпевшей стороне в определении размера причиненных ей убытков должна рассматриваться как должная. Даже в отсутствие отсылочной нормы ст. 1103 ГК РФ суд, руководствуясь п. 2 ст. 15 ГК РФ для определения характера нанесенного ущерба и п. 1 ст. 6 ГК РФ (аналогия закона), применил бы положения ст. 1105 ГК РФ, как положения, регулирующие сходные отношения. Подоплекой полемики вокруг соотношения деликтного и кондикционного обязательств выступает вопрос о возможности конкуренции двух исков: иска из причинения вреда и иска из неосновательного обогащения. Поскольку терминологический аппарат этих исков сводится, в частности, к возмещению имущественного вреда, возврату приобретенного или сбереженного имущества (выгоды), некоторые ученые видят значимость того или иного иска в следующем: какой иск позволит получить большее возмещение. Таким образом, речь идет о соотношении категории "вреда (ущерба)" с категорией "выгода". Под вредом в российском праве понимается всякое умаление охраняемого законом блага*(152). При этом в одном случае с причинением ущерба (вреда) связывают уничтожение или повреждение потребительской стоимости, в другом неосновательный переход этой стоимости от одного лица к другому*(153). Из чего следует, что можно причинить вред, так и не получив выгоды (обогащения), однако нельзя получить выгоду, не причинив при этом кому-либо вред. Важно учесть, что категория "вред" универсальна по сфере применения: вред можно причинить имущественной сфере потерпевшего путем непосредственного причинения вреда имуществу, так и не причиняя такого вреда имуществу фактически. Поэтому при применении данной категории к деликтным и кондикционным обязательствам необходимо учитывать следующее: в деликтных обязательствах речь идет о вреде в смысле ущерба, который всегда влечет снижение стоимости имущества; в кондикционных обязательствах вред приобретает смысл выгоды, предполагающий переход стоимости (перемещение имущественного блага) от одного лица к другому. Как в свое время отмечал А.А. Шамшов, просто сравнивать термины "ущерб (вред)" и "выгода" по объему является недостаточным: когда в законе говорится об ущербе, то имеется в виду имущественная сфера потерпевшего; когда же говорится о неосновательном приобретении, имеется в виду имущественная сфера приобретателя*(154). На этом основывается имеющее место в юридической литературе, разграничение деликтных и кондикционных обязательств по критерию направленности: деликтные обязательства прежде всего преследуют цель возмещения потерпевшему ущерба; кондикционные обязательства преследуют цель изъятия у приобретателя стоимости неосновательно полученного*(155). Как отмечает В.В. Ровный, теоретически это вряд ли оспоримо, однако реальны и вовсе не так редки ситуации, когда умаление имущественной сферы кредитора и обогащение должника корреспондируют друг другу*(156). Другими словами, речь идет о совпадении противоположно направленных обязательств: возмещение вреда в сфере одного лица соответственно означало бы изъятие неосновательно полученного из сферы другого и наоборот*(157). На наш взгляд, кондикционное и деликтное обязательства не могут рассматриваться как противоположно направленные, поскольку оба соответствуют обязательству, направленному на перемещение материального блага от должника к кредитору. Они совпадают по субъектному составу, по объекту правоотношения (независимо от того, говорим ли мы о юридическом или материальном объекте). Содержанием деликтного обязательства выступает право потерпевшего требовать возмещения причиненного вреда, которому соответствует корреспондирующая обязанность деликвента возместить причиненный вред. Юридическим объектом такого обязательства выступает действие по передаче деликвентом (должником) возмещения потерпевшему (кредитору), т.е. речь идет о действии, направленном в сторону потерпевшего. Содержанием кондикционного обязательства также выступает право потерпевшего требовать возврата неосновательно приобретенного или сбереженного имущества, которому корреспондирует обязанность приобретателя вернуть неосновательное обогащение. В кондикционном обязательстве юридическим объектом выступает действие, которое, как и в деликтном обязательстве, направлено на потерпевшего, т.е. речь идет о действии по передаче приобретателем (должником) неосновательного обогащения (определенной стоимости) потерпевшему (кредитору). Таким образом, можно считать, что обязательства из причинения вреда и неосновательного обогащения однородны (имеют одну направленность), что снимает вопрос о противоположности этих обязательств. Совпадение направленности исследуемых обязательств можно проследить на примере, когда суд присуждает в пользу потерпевшего определенный объем возмещения и определяет порядок и сроки такого возмещения. При просрочке должником (деликвентом) уплаты стоимости возмещения необходимо говорить не о причинении вреда такой просрочкой, а о возникновении неосновательного обогащения на стороне должника по деликтному обязательству, несмотря на то, что выгода как таковая на стороне последнего не возникла. Из данного примера видно, что обязательство как было направленно на возмещение имущественных потерь (вреда), так и осталось направленным на возмещение этих же имущественных потерь (неосновательного обогащения) с учетом возможности применения положений ст. 395 ГК РФ, руководствуясь п. 2 ст. 1107 ГК РФ. Поэтому кондикционное обязательство, как и деликтное, возлагает на приобретателя имущественные потери при уплате возмещения, что сводит на нет постулат: "Реализация кондикционного требования не может рассматриваться как мера ответственности, поскольку в результате (в отличие от реализации деликтного требования) у должника не возникает имущественных потерь"*(158). При исследовании сравниваемых обязательств через критерий направленности некоторые ученые пришли к выводу, нашедшему в юридической науке поддержку*(159), что размер приобретения ответчика (должника) может количественно не совпадать с размером ущерба истца (кредитора), который чаще всего оказывается больше приобретения ответчика*(160). Так, в юридической литературе 70-х гг. приводился следующий пример*(161). Таицкий, работая на бухгалтерских должностях в нескольких организациях, похитил книги, причинив ущерб государству в размере 11 057 руб. В суде Таицкий просил снизить эту сумму, ссылаясь на то, что он реализовал похищенные книги по сниженным ценам, в результате чего получил от хищения не 11 057 руб., а только 3553 руб. выгоды. В данном случае суду необходимо было решить вопрос: из чьей имущественной сферы - истца или ответчика - необходимо исходить при определении объема возмещения (взыскания) с ответчика в пользу истца. Комментируя данный пример, А.А. Шамшов рассуждал, что если бы суд при определении размера взыскания исходил из выгоды, полученной Таицким, то свыше 2/3 ущерба, причиненного государству, оказались бы не возмещенными. Поэтому ученый считал, что суд пришел к единственно верному выводу: то обстоятельство, что Таицкий реализовал литературу по более низкой цене, не может влиять на снижение размера похищенного*(162). То есть применительно к данному примеру речь идет о приоритете деликтного иска, который, по мнению некоторых современных ученых, обеспечивает потерпевшему возмещение всех убытков, включая его упущенную выгоду. В случае же предъявления кондикционного иска компенсация причиненного ущерба возможна лишь в том размере, в каком причинитель вреда неосновательно обогатился*(163). В.В. Ровный, соглашаясь с практической значимостью деликтного иска в случаях, когда похищенная вещь продается по цене вдвое дешевле, также отмечает практическую значимость применения кондикционного обязательства в случае продажи похищенного по завышенной цене. В последнем случае, по его мнению, кредитору следует лишь соотнести упущенную выгоду (при ее наличии) с разницей между ценой продажи и действительной ценой имущества. Перевес в пользу упущенной выгоды может обусловить выбор деликтной формы защиты, тогда как перевес в пользу разницы от "удачной" продажи похищенного - кондикционной формы*(164). При теоретическом сопоставлении целесообразности применения кондикционного или деликтного требований в случае, когда, например, похищенное имущество реализуется "по бросовым" ценам или, наоборот, по завышенным, высказывалось мнение о недопустимости приоритета кондикции в случае реализации похищенного имущества по цене, значительно превышающей его действительную стоимость. Так, по мнению А.А. Шамшова, причиной невозможности применения кондикционного требования является получение потерпевшим возмещения, превышающего причиненный ему вред. Тот факт, что потерпевшие неосновательно обогатились бы от преступления, по его мнению, является недопустимым*(165). Несмотря на столь негативное отношение к возможности обогащения потерпевшего за счет приобретателя, когда размер возмещаемой выгоды превышает причиненный ущерб, А.А. Шамшов все же пришел к выводу, что именно по категориям "причинение ущерба" и "неосновательное приобретение", а точнее, по правилам их взыскания, должно происходить разграничение кондикционных и деликтных обязательств. При этом в деликтном иске интересы потерпевшего лица получают защиту всегда и в полном объеме и чаще всего за счет причинителя (независимо от размера и наличия имущественной выгоды на его стороне). При кондикционном иске всегда и в полном объеме неосновательно полученная выгода взыскивается с приобретателя и чаще всего в пользу лица, за счет имущества которого эта выгода возникла (независимо от размера ущерба, понесенного этим лицом)*(166). Однако, как признавал и сам ученый, этот признак разграничения является лишь следствием того, как произведена квалификация обязательства в качестве того или иного. Возвращаясь к рассмотренному выше примеру, когда похищенная вещь продавалась либо по заниженной, либо, напротив, по завышенной цене, ответим на вопрос: могут ли последующие результаты определения юридической судьбы вещи повлиять на объем возмещения, в зависимости от того будет ли идти речь о возмещении вреда или возмещении выгоды. Представляется, что любое дальнейшее перемещение имущественного блага (похищенной вещи), как по возмездной сделке (независимо от суммы выручки), так и по безвозмездной сделке (дарение), должно рассматриваться как утрата имущества. Размер полученной выгоды будет всегда соответствовать размеру причиненных убытков. Причем определяться такой размер независимо от вида обязательства (деликтное или кондикционное) будет по одним и тем же правилам. Так, размер возмещения по деликтным обязательствам определяется по правилам ст. 1082 ГК "Способы возмещения вреда", которые позволяют либо обязать лицо, ответственное за причинение вреда, возместить вред в натуре, либо обязать указанное лицо возместить причиненные убытки с отсылкой к п. 2 ст. 15 ГК РФ. При сопоставлении приведенных способов возмещения вреда не вызывает сомнения, что первый способ (возместить вред в натуре) входит в содержание второго (возместить причиненные убытки) и соответствует следующему выражению п. 2 ст. 15 ГК РФ: "Под убытками понимаются... утрата или повреждение имущества..." Другими словами, возмещение вреда в натуре, предусмотренное ст. 1082 ГК РФ, - это только часть реального ущерба в смысле п. 2 ст. 15 ГК РФ. Данный способ возмещения вреда, по сравнению с возмещением причиненных убытков, следует рассматривать как усеченный, который будет применен судом в соответствии с обстоятельствами дела, свидетельствующими, например, о неумышленных действиях причинителя вреда. Важно учесть, что закон, защищая субъективное право, исходит не из принципа полного возмещения убытков, а из принципа возмещения вреда в полном объеме, что, естественно, не одно и то же. Исходя из обстоятельств дела (например, неумышленное причинение вреда), суд может ограничить возмещение вреда в объеме реального ущерба, обязав деликвента возместить стоимость утраченного имущества в случае невозможности его возврата в натуре (предоставление аналогичного имущества). Поскольку ни ст. 1082 ГК РФ, ни п. 2 ст. 15 ГК РФ не определяют особенности определения стоимости утраченного имущества, суд должен будет руководствоваться на началах субсидиарности п. 1 ст. 1105 ГК РФ. Данный объем возмещения будет одинаков как для случая непосредственной утраты или повреждения имущества деликвентом, так и для случая утраты или повреждения имущества, составляющего неосновательное обогащение приобретателя. В последнем случае положениям о деликтах должно быть отдано предпочтение в силу п. 2 ст. 1104 ГК РФ, несмотря на то, что деликт совершен в отношении имущества, попадающего под категорию "неосновательное обогащение". Объем же возмещения будет вновь определяться по правилам п. 1 ст. 1105 ГК РФ в силу указания подп. 4 ст. 1103 ГК РФ. Если же имущество утрачено приобретателем по каким-либо иным основаниям (продажа, дарение), размер возмещения должен определяться посредством прямого применения положения п. 1 ст. 1105 ГК РФ. Таким образом, характер и порядок определения возмещения вреда в случае, когда таковой возмещается в натуре (утрата имущества), соответствуют характеру и порядку определения выгоды, подлежащей возврату, и основываются на положениях п. 1 ст. 1105 ГК РФ. В случае присуждения возмещения вреда посредством полного возмещения убытков, речь идет как о взыскании реального ущерба, так и упущенной выгоды. К реальному ущербу закон относит расходы, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утрату или повреждение имущества. В отношении внедоговорных обязательств, каким и является деликтное, особенности определения размера реального ущерба устанавливают общие нормы о кондикции, учитывая их восполнительный характер. При этом стоимость утраченного имущества, учитывая положения п. 1 ст. 1105 ГК РФ, определяется исходя из действительной стоимости этого имущества на момент причинения вреда, а также убытков, вызванных последующим изменением стоимости имущества, если деликвент не возместил его стоимость немедленно после того, как причинил вред. Размер возмещения, связанного с повреждением имущества, можно определить по аналогии с правилами того же п. 1 ст. 1105 ГК РФ, исходя из затрат, необходимых для восстановления действительной стоимости имущества. Кроме этого, для восстановления нарушенного права, когда речь не идет об утрате и повреждении имущества, исходя из обстоятельств дела, могут подлежать применению, как правила п. 2 ст. 1105 ГК РФ, так и правила ст. 1106 ГК РФ. Категория "упущенная выгода" включает неполученные доходы, которые лицо, право которого нарушено, получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено. Несмотря на то, п. 2 ст. 15 ГК РФ определяет возможный минимальный размер упущенной выгоды, положения ст. 1107 ГК РФ, применяемые субсидиарно, позволяют максимально рассчитать объем неполученных доходов. Так, п. 2 ст. 15 ГК РФ в качестве минимального порога размера упущенной выгоды определяет размер доходов, которые получило лицо, нарушившее субъективное частное право. Статья 1107 ГК РФ для определения возможного объема упущенной выгоды (неполученных доходов) оперирует помимо категории "все доходы, которые оно извлекло" также категорией "все доходы, которые оно... должно было извлечь". Положения п. 2 ст. 1107 ГК РФ по своей природе универсальны в том смысле, что позволяют применить правила ст. 395 ГК РФ к случаям, например, хищения денежных средств. В последнем случае на сумму хищения подлежат начислению проценты за пользование чужими денежными средствами. Таким образом, учитывая однородность деликтного и кондикционного обязательств, в случае причинения вреда имуществу размер возмещения является одинаковым, независимо от того, рассчитывается ли он по схеме "полученная выгода" или по схеме "причиненный вред". При этом речь идет не о замене деликтного требования кондикционным, а о возможности субсидиарного (восполнительного) применения норм гл. 60 ГК РФ к отношениям, возникающим из причинения вреда имуществу. Возвращаясь к примеру, когда похищенная вещь продается по завышенной цене, заметим, что возмещению подлежит вся сумма выручки, складывающаяся из действительной стоимости этого имущества (п. 1 ст. 1105 ГК РФ) и всех дополнительных доходов в виде сумм, полученных сверх действительной стоимости (п. 1 ст. 1107 ГК РФ). Данный размер возмещения будет соответствовать размеру имущественного вреда, подлежащего возмещению в деликтном обязательстве, или размеру неосновательно полученного, подлежащего возврату по кондикционному обязательству. Для полноты охвата точек зрения, касающихся разграничения исследуемых требований, обратим внимание на позицию М.А. Смирновой, которая проводит такое разграничение по критерию имущественного права. В обоснование своей позиции она приводит мнение Е.А. Флейшиц, которая отмечала, что о приобретении имущества можно говорить только в случаях, когда у обогатившегося возникло то или иное имущественное право*(167). Это позволило М.А. Смирновой прийти к следующему выводу: в правовом смысле обогащение может состоять лишь в приобретении или в сохранении права, которое при обычных условиях оборота должно было прекратиться. Этот вывод позволил ей вывести признак кондикционного обязательства, позволяющий отграничить его от любого другого обязательства, в качестве которого предлагается рассматривать приобретение (сбережение) права и корреспондирующее ему прекращение права без основания. При этом М.А. Смирнова допускает конкуренцию деликтного и кондикционного исков в том случае, когда одновременно с условиями возникновения деликтного отношения причинитель вреда без основания приобретает или сберегает имущественное право за счет потерпевшего*(168). На наш взгляд, предложенная М.А. Смирновой концепция понимания сущности кондикционного обязательства не привносит ничего нового, поскольку сводится, по большому счету, к замене термина "имущество" на термин "имущественное право", что, в свою очередь, приводит к некоторым с позиции права вольностям. Например, М.А. Смирнова определяет в качестве первого условия возникновения кондикционнго обязательства приобретение или сбережение лицом не имущества, а определенного имущественного права. Если же закон использует смысловую связку "приобретение права" (например, название гл. 14 - "Приобретение права собственности"), то содержание фразы "сбережение права" с трудом поддается толкованию с позиции Гражданского кодекса РФ. Кроме того, ученый ведет речь об "определенном имущественном праве" (курсив наш. - Н.С.), содержание которого можно уяснить из следующей смысловой связки, предложенной М.А. Смирновой: "Приобретению или сбережению имущественного права должно корреспондировать прекращение аналогичного права или его возникновение у другого лица потерпевшего"*(169) (курсив наш. - Н.С.). Если приведенное мнение прикрепить к конкретному праву, то получается, что у потерпевшего прекращается право собственности в силу приобретения (сбережения) права собственности у приобретателя; у потерпевшего прекращается право хозяйственного ведения в силу приобретения (сбережения) права хозяйственного ведения у приобретателя; у потерпевшего прекращается право аренды в силу приобретения (сбережения) права аренды у приобретателя. Данную смысловую цепь нет смысла продолжать, чтобы убедиться в ее абсурдности. В юридической литературе отмечается, что реализация кондикционного требования не может рассматриваться как мера ответственности, поскольку в результате (в отличие от реализации деликтного требования) у должника не возникает имущественных потерь*(170). Об этом, в частности, пишет Е. Перкунов, отмечающий, что правовые концепции реституции, к которой относятся обязательства из неосновательного обогащения, и компенсации, т.е. восстановления имущественного положения потерпевшей стороны в форме возмещения убытков, не тождественны. Реституционные обязательства, по его мнению, связаны с возвратом имущества. Они затрагивают благосостояние или доходы, которые подлежат возврату приобретателем потерпевшему именно как то, что было получено приобретателем. Ключевой составляющей таких обязательств является исполнение обязательства по возврату именно неосновательно полученной выгоды (если ничего получено не было - не может быть и возврата). Требование же о возмещении убытков, как общий способ возмещения вреда, основано на компенсационности последних и имеет целью с помощью денег поставить потерпевшего в то же, по существу, имущественное положение, как если бы не было нарушения права*(171). В.А. Рясенцев, обосновывая позицию разграничения деликтного и кондикционного требований по критерию умышленной вины, отмечал, что причинитель вреда действует нередко умышленно. Поэтому имущественная ответственность лиц, совершивших растрату, хищение, рассматривается как ответственность за причинение вреда*(172). Общим, что объединяет приведенные точки зрения, является то, что деликтный иск имеет своей целью наказать деликвента посредством возложения на него бремени несения расходов, связанных с восстановлением нарушенного субъективного права. В таком случае возникают вопросы: действительно ли при кондикционном обязательстве речь идет лишь о возврате неосновательно приобретенного или сбереженного имущества; преследует ли закон лишь цель вернуть имущество или и в кондикционном обязательстве присутствуют элементы санкции (наказать приобретателя посредством возложения на него некоторого имущественного бремени, превышающего размер неосновательного обогащения). Для ответа на поставленные вопросы необходимо обратиться к непосредственному анализу норм гл. 60 ГК РФ. Так, п. 1 ст. 1105 ГК РФ устанавливает последствия, когда приобретатель не имеет возможности возвратить в натуре неосновательно приобретенное или сбереженное. В качестве основного последствия выступает следующее: "Приобретатель должен возместить потерпевшему действительную стоимость этого имущества на момент его приобретения". При этом данное правило возмещения действует только в том случае, если приобретатель возместит стоимость имущества сразу после того, как узнал о неосновательности обогащения. Невозможность возврата в натуре неосновательного обогащения может произойти вследствие продажи имущества, а также вследствие гибели (уничтожения) имущества. Если приобретатель продал имущество по цене, соответствующей действительной стоимости этого имущества на момент его приобретения, то при возврате такой стоимости на стороне приобретателя, действительно, не возникает никаких имущественных потерь, кроме тех, которые связаны с возвратом стоимости "чужого". Однако, если имущество реализовывалось по более низкой цене, при возврате действительной стоимости такого имущества на стороне приобретателя возникают имущественные потери, которые выступают формой наказания за недолжное поведение. В случае гибели имущества, составляющего неосновательное обогащение приобретателя, уплата действительной его стоимости в полном объеме выступает обременением имущественной сферы приобретателя. При этом обращает на себя внимание тот факт, что в случае причинения приобретателем вреда имуществу к кондикционному обязательству будут применены нормы гл. 59 ГК РФ на основании п. 2 ст. 1104 ГК РФ, и только потом на субсидиарных началах будут подлежать применению правила п. 1 ст. 1105 ГК РФ для определения размера возмещения. То есть налицо случай, когда кондикционное обязательство реализуется через деликтное. Пункт 2 ст. 1104 ГК РФ не является примером трансформации кондикционного обязательства в деликтное, а выступает примером, когда для урегулирования отношений, возникающих между приобретателем и потерпевшим, применяются нормы института о причинении вреда, пределы применения которых установлены правилами о кондикции. В случае когда приобретатель возмещает стоимость имущества по истечении определенного времени после того, как узнал о неосновательности обогащения, закон восстанавливает нарушенное право потерпевшего посредством не только взыскания действительной стоимости имущества, но и возложения на приобретателя такой формы ответственности, как возмещение убытков, вызванных последующим изменением стоимости имущества. Исходя из изложенного, трудно согласиться с утверждением о том, что если ничего получено не было - не может быть и возврата. Закон исходит из иных предпосылок возврата неосновательного обогащения, возлагая на приобретателя обязанность по несению всех негативных последствий, в том числе связанных с возмещением убытков и уплатой неустойки. Наиболее ярко это прослеживается через содержание положений ст. 1107 ГК РФ. Закон возлагает на приобретателя обязанность возместить не только все извлеченные доходы, но и те доходы, которые он мог бы извлечь из имущества (п. 1 ст. 1107 ГК РФ), т.е. речь идет о возмещении убытков в виде упущенной выгоды. Пункт 2 ст. 1107 ГК РФ содержит последствия неправомерного пользования денежным обогащением, которое выражается в применение такой меры гражданско-правовой ответственности, как неустойка, размер которой определяется по правилам ст. 395 ГК РФ. Поэтому предположение, что выгода приобретателя - это лишь то, что он получил, - ошибочно. Как говорит В.А. Белов, содержанием кондикционного обязательства чаще всего становятся именно действия по возмещению и компенсации*(173). Таким образом, кондикционное требование имеет своей целью не только возвратить утраченное, но и наказать приобретателя, возложив на него обязанности, в зависимости от качеств приобретенного (сбереженного) имущества, по возмещению убытков и уплате неустойки. Возможна ситуация, когда материальным объектом кондикционного обязательства будет имущество, которое, в прямом смысле слова, не было утрачено потерпевшим, а значит, не приобреталось приобретателем. Речь идет, в частности, о случае просрочки уплаты возмещения по деликтному обязательству, когда на стороне деликвента возникает неосновательное обогащение с момента такой просрочки в размере возмещения, подлежащего выплате потерпевшему. В такой ситуации постулат "вернуть полученное", так характерный для кондикционных обязательств, полностью игнорируется, поскольку о реальной имущественной выгоде приобретателя (деликвента) говорить не приходится. Несение отрицательных последствий приобретателем основано на факте неосновательного обогащения, а их размер всецело зависит от временного промежутка, в течение которого происходит владение или пользование имуществом. Возложение имущественного бремени на приобретателя связано с тем, что в процессе удержания (владения, пользования) имущества действия приобретателя рассматриваются как неправомерные, несмотря на то, что обогащение может состояться и в силу его правомерного поведения. В конструкцию обязательства вследствие неосновательного обогащения в буквальном смысле п. 1 ст. 1102 ГК РФ (т.е. возвратить лишь то, что неосновательно приобрел или сберег) попадает такое обогащение, которое возвращается в момент, когда приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности приобретения (сбережения) при условии, что такое приобретение (сбережение) произошло в силу отсутствия недобросовестности на стороне приобретателя. Подводя итого сравнительному анализу концепций разграничения кондикционного и деликтного обязательств по тому или иному признаку, заметим, что, несмотря на то, что каждая из них имеет свои недостатки, все вместе они приводят к одному итогу: однородность сравниваемых обязательств не умоляет самостоятельности каждого из них. Несомненно одно, что каждое из сравниваемых обязательств имеет свои основания возникновения, что исключает конкуренцию между кондикционным и деликтным исками. Основанием возникновения обязательства из причинения вреда имуществу выступает противоправное действие, но не любое, а лишь такое, которое наносит ущерб имуществу, т.е. снижает его потребительскую стоимость (уничтожение или повреждение вещи). Основанием возникновения обязательства из неосновательного обогащения выступает любой факт, не имеющий под собой правового основания, при котором происходит перемещение стоимости (имущественного блага) от одного лица к другому независимо от того, будет ли такое имущество впоследствии уничтожено или повреждено. Субсидиарное применение правил гл. 60 ГК РФ к требованиям из причинения вреда восполняет правовую регламентацию схожих по своей природе отношений. Правила гл. 60 ГК РФ являются общими для всех случаев восстановления имущественной сферы одного лица другим, что не исключает предъявления самостоятельного кондикционного иска. Приоритет тех или иных специальных правил перед общими должен решаться судом посредством квалификации отношений, подлежащих защите. § 3. Кондикционное требование при защите прав собственника Включение в ст. 1103 ГК РФ положения о субсидиарном применении правил гл. 60 ГК РФ к требованиям о возврате имущества из чужого незаконного владения, как казалось, должно было снять вопрос о возможной конкуренции кондикционного и виндикационного исков. Тем не менее, в юридической литературе до сих пор высказываются предложения по решению данной проблемы. Так, А.В. Слесарев полагает, что в зависимости от имеющихся у истца правоустанавливающих доказательственных материалов сама сторона спора может выбрать соответствующий иск как способ защиты нарушенного права и законных интересов. В качестве условия реализации выбора иска при этом выступает сохранение за другой стороной всех льгот и преимуществ, которыми она наделена как участник гражданско-правовых отношений. Если выбор остается за кондикционным иском, то в качестве льгот и преимуществ следует рассматривать те, которыми наделен ответчик, выступающий в качестве добросовестного возмездного приобретателя (владельца) индивидуально-определенной вещи*(174). На наш взгляд, приведенная позиция не лишена погрешностей. Во-первых, если истец определяет вид иска в зависимости от правоустанавливающих и доказательственных материалов, то речь, полагаем, должна идти не о конкуренции исков, а о квалификации отношений, от которой в конечном счете и зависит вид предъявляемого иска. Во-вторых, при квалификации отношений по защите нарушенных прав добросовестный приобретатель вообще может быть исключен из числа возможных ответчиков. Так, например, в случае приобретения добросовестным приобретателем имущества, выбывшего помимо воли титульного владельца, ответчиком по иску потерпевшей стороны будет выступать не приобретатель, а лицо, которое не имело права отчуждать имущество (продавец). Поэтому вопрос о применении льгот и преимуществ, которыми наделен добросовестный приобретатель, не возникнет. Субсидиарное применение правил о неосновательном обогащении к требованиям о возврате имущества из чужого незаконного владения основано на однородности отношений, которые возникают при защите нарушенного субъективного права. Такую однородность можно понимать либо как следствие сходства сравниваемых отношений, либо как следствие того, что одно требование выступает разновидностью другого. Несомненно, что неосновательное обогащение в самом широком смысле слова подразумевает любое неосновательное перемещение имущественного блага от одного лица к другому, в том числе связанного с нарушением права собственности. Учитывая это, в разные годы в правовой литературе предпринимались попытки выявления общих черт кондикционного и виндикационного требований. В частности, отмечается, что сравниваемые требования принадлежат к числу внедоговорных правоотношений; оба они могут быть предъявлены к лицу, оказавшемуся в положении ответчика в результате как его добросовестного, так и недобросовестного поведения; при определении объема взыскания в обоих случаях во внимание принимается имущественная сфера ответчика, а не истца; в обоих случаях имущество истребуется от незаконного владельца*(175). По мнению большинства авторов, основное различие рассматриваемых требований состоит в том, что виндикационный иск является вещным, тогда как иск из неосновательного приобретения или сбережения имущества имеет обязательственно-правовую природу*(176). Как следствие этого, говорят о том, что с помощью виндикационного требования взыскивается индивидуально-определенное имущество, на которое истец имеет право собственности, в то время как требование из неосновательного приобретения лишено этих признаков*(177). В отдельных случаях в качестве критерия разграничения кондикционного и виндикационного требований предлагается рассматривать наличие или отсутствие имущественной выгоды на стороне ответчика. Считается, что если при виндикации имущественной выгоды может и не быть, то для возникновения кондикционного обязательства этот признак является необходимым*(178). Данный вывод, на наш взгляд, является спорным, поскольку при виндикации на стороне незаконного приобретателя всегда присутствует имущество (имущественная выгода), подлежащее возврату титульному владельцу. При неосновательном же обогащении фактической выгоды может и не возникнуть. Так, предметом кондикционного иска может выступать сумма, присужденная судом к выплате, сопоставимая со стоимостью имущества, приобретенного приобретателем, которое впоследствии было утрачено, что означает возникновение выгоды на стороне приобретателя не фактически, а юридически. Различия между сравниваемыми требованиями усматривают также и с точки зрения юридической техники, используемой для их оформления. При этом отмечается, что понятие неосновательности имущественного перемещения при чужом незаконном владении выражено через более точные и конкретные понятия, характеризующие право собственности, его нарушение и защиту. При регулировании же отношений с помощью кондикционного требования какие-либо технико-юридические средства, уточняющие или конкретизирующие понятие неосновательности, не применяются. Исходя из этого, делается вывод о дополнительном характере иска из неосновательного приобретения*(179). Не возражая по существу приведенной особенности в разграничении кондикционного и виндикационного требований, заметим все же, что, на наш взгляд, данная особенность не столько определяет различия между указанными требованиями, сколько уточняет сферу применения виндикационного иска в рамках общего вопроса неосновательного перемещения имущественного блага от одного лица к другому, что, напротив, говорит о том, что одно (виндикационное) требование выступает частным случаем другого (кондикционного). О дополнительном характере обязательства из неосновательного обогащения пишут и современные ученые, выделяющие признаки, как им представляется, достаточные для разграничения кондикционного и виндикационного иска. Так, например, С.А. Синицын такие отличительные признаки формулирует следующим образом: во-первых, кондикционный иск может быть предъявлен любому лицу, которое без установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований приобрело либо сберегло имущество за счет другого лица. В отличие от виндикации, тот факт, что правонарушитель фактически владеет вещью, существенного значение при кондикции не имеет; во-вторых, при возвращении неосновательного обогащения в натуре отсуженное имущество не обязательно должно являться тем самым, которое было утрачено собственником; в-третьих, в отличие от виндикации, неосновательное обогащение может быть истребовано не только в натуре, но и в денежном эквиваленте; в-четвертых, при предъявлении виндикационного иска субъектом активной легитимации является собственник либо иной титульный владелец, а при кондикции истец вовсе не обязательно должен отвечать названным требованиям*(180). Другими словами, обобщив вышеприведенное, можно сделать следующий вывод. Во-первых, субъектный состав на стороне недолжного приобретателя в кондикционном иске шире, чем в виндикационном, и включает помимо лиц, которые могут выступать на стороне ответчика при виндикации, также и других лиц, при призвании которых к ответственности факт владения вещью существенного значения не имеет. Во-вторых, если при виндикации возврату подлежит именно та вещь, которая выбыла из владения собственника, то при кондикции возврату может подлежать имущество, как то, которое выбыло из владения потерпевшего, так и другое имущество, но соответствующее размеру неосновательного обогащения. В-третьих, если виндикация предполагает исполнение обязанности в натуре, то при кондикции, в случае невозможности возврата имущества в натуре, возвращается соответствующая размеру обогащения денежная сумма. И наконец, в-четвертых, в кондикционном требовании на стороне истца может выступать собственник, иной титульный владелец, а также иные лица, имеющие право на возмещение. Таким образом, получается, что приведенные С.А. Синициным положения, по сути, доказывают не различия кондикционного и виндикационного требований, а напротив, позволяют утверждать, что виндикация есть частный случай кондикции. Изложенные взгляды на соотношение кондикционного и виндикационного требований подтверждают, как нам представляется, с одной стороны, схожесть правовых явлений (кондикции и виндикации), а с другой - специальную природу института виндикации по отношению к общему институту кондикции, что, по убеждению некоторых ученых, исключает конкуренцию сравниваемых отношений. Так, например, В.В. Ровный отмечает тот факт, что кондикционный иск никогда не конкурирует с виндикационным, так как возможные объекты исковых требований здесь взаимоисключают друг друга, что, в свою очередь, определяет возможность применения правил о кондикции в отношении виндикации как субсидиарных*(181). Правовая доктрина, как уже отмечалось, твердо стоит на позиции признания за виндикацией вещно-правового способа защиты, а за кондикцией обязательственно-правового. Считается, что предметом виндикационного иска может быть только индивидуально-определенная вещь, которая, в свою очередь, не может быть истребована по правилам об обязательствах из неосновательного обогащения. Если субъектом виндикационного иска является собственник (иной титульный владелец), утративший владение вещью, то субъектом кондикционного иска является лицо, лишившееся титула собственника. Поэтому в случае удовлетворения кондикционного иска ответчика лишают права (титула) на изымаемое у него имущество. Напротив, по виндикационному иску изъятию подлежит индивидуально-определенная вещь, которая в состав имущества ответчика не входит. Никаких прав на эту вещь у него нет, а поэтому при ее изъятии ответчика прав на вещь не лишают*(182). Действительно ли при неосновательном обогащении потерпевшая сторона лишается своего титула на вещь? Что возвращается потерпевшей стороне при удовлетворении кондикционного требования? По мнению О.С. Иоффе, потерпевшему возвращается не та же самая индивидуально-определенная вещь, а ее равноценный заменитель из числа однородных вещей, поскольку, если бы ответчик незаконно владел принадлежащей истцу индивидуально-определенной вещью, последний, оставаясь ее собственником, предъявил бы виндикационный иск. Но именно потому, что вещь в том виде, в котором она была индивидуализирована до неосновательного приобретения (сбережения), больше не существует, право собственности на нее прежний собственник утрачивает, и в обезличенном или индивидуализированном виде она становится собственностью третьего лица при неосновательном сбережении или самого приобретателя при неосновательном приобретении имущества. Так как приобретение (сбережение) неосновательно, столь же неосновательна утрата своего права прежним собственником. Поэтому право собственности в данной конкретной правовой ситуации заменяется правом на компенсацию утраченного имущества в натуре или деньгах*(183). Аналогичных взглядов придерживалась Е.А. Флейшиц, отмечая, что виндикация не может применяться, если обогащение выразилось в приобретении ответчиком права собственности на вещь. А поскольку право собственности все же возникло за счет потерпевшего, обогатившийся должен выдать стоимость вещи; требование, следовательно, носит обязательственный характер. Таким образом, выбора между виндикацией и кондикцией нет: если возможна виндикация, иск о возврате неосновательного обогащения исключен*(184). Вместе с тем в юридической литературе были высказаны справедливые сомнения относительно природы разграничения кондикционного и виндикационного требований в зависимости от характера их объекта: на каком основании лицо, получившее вещи, определенные родовыми признаками, после их смешивания получает право (титул) на подобное имущество, а прежний собственник соответственно его утрачивает*(185). По мнению А.Н. Арзамасцева, фактическое завладение имуществом или потребление неосновательно полученного (сбереженного), хотя и определенного родовыми признаками имущества, не означает приобретение на него права. В качестве аргумента ученым приводилось соображение о том, что признание права собственности приобретателя на предмет неосновательного обогащения противоречило бы служебному назначению соответствующего института в гражданском праве, являющегося одним из средств защиты собственности*(186). При обращении к Гражданскому кодексу РФ следует заметить, что гл. 60 ГК не содержит каких-либо прямых указаний на то, что неосновательно приобретенное имущество переходит в собственность приобретателя. Более того, п. 1 ст. 1102 ГК РФ оперирует такими категориями, как "приобретать" и "приобретатель", точно так же, как ими оперируют п. 1 и 2 ст. 302 ГК РФ, причем используются эти категории в одинаковом тождественном значении. Так, п. 1 ст. 301 ГК РФ гласит: если имущество возмездно приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, о чем приобретатель не знал и не мог знать (добросовестный приобретатель), то собственник вправе истребовать это имущество от приобретателя в случае, когда имущество утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путем помимо их воли. Примечательно, что в указанной норме присутствуют все признаки неосновательного обогащения, когда выражение "...у лица, которое не имело право его отчуждать..." (п. 1 ст. 302 ГК РФ) соответствует выражению "лицо, которое без установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований..." (п. 1 ст. 1102 ГК РФ), а выражение "...иным путем помимо их воли" (п. 1 ст. 302 ГК РФ) соответствует выражению "...произошло помимо их воли" (п. 2 ст. 1102 ГК РФ). Другими словами, можно заключить, что приобретение при неосновательном обогащении включает все случаи неосновательного (неправомерного) перемещения имущества от одного лица к другому, подтверждаемое общим смыслом п. 2 ст. 1102 ГК РФ (правила гл. 60 ГК РФ применяются независимо от того, явилось ли неосновательное обогащение результатом поведения приобретателя имущества, самого потерпевшего, третьих лиц или произошло помимо их воли), а виндикация охватывает только такие случаи, когда имущество приобретено незаконным владельцем помимо воли собственника (иного титульного владельца). Кроме того, некоторые положения гл. 60 ГК РФ вообще не предполагают перемещения материальных объектов от потерпевшей стороны к приобретателю для выставления требования о неосновательном обогащении. Так, п. 1 ст. 1102 ГК РФ предусматривает помимо прочего возврат неосновательно сбереженного имущества, означающее, что приобретатель должен отдать свое не потому, что он безосновательно его изъял из имущественной сферы потерпевшего, а потому, что потерпевшая сторона произвела какие-либо расходы за приобретателя. В данном случае переход титула направлен от приобретателя к потерпевшей стороне, но не наоборот. Сбережение за счет другого лица, по общему правилу, предполагает нетронутость имущественной сферы приобретателя взамен умаления имущественной сферы потерпевшей стороны. Закон предусматривает также и специальный случай сбережения, когда таковое происходит не за счет другого лица (потерпевшего), за счет пользования его имуществом, не лишая потерпевшего его титула на такое имущество. Так, п. 2 ст. 1105 ГК РФ предусматривает, что лицо, неосновательно временно пользовавшееся чужим имуществом без намерения его приобрести, должно возместить потерпевшему то, что оно сберегло вследствие такого пользования. Как видим, и здесь ни о каком переходе титула с потерпевшего на приобретателя речи не идет. Напротив, приобретатель обязуется отдать "свое", хотя и полученное вследствие пользования чужим имуществом. Поэтому при исследовании вопроса о соотношении кондикционного и виндикационного исков внимание должно быть акцентировано только на перемещении материального блага, т.е. его приобретении, но не на сбережении. Нельзя согласиться и с мнением, что в случае неосновательного приобретения потерпевшему возвращается не та же самая индивидуально-определенная вещь, а ее равноценный заменитель из числа однородных вещей. Данное умозаключение никак нельзя подвести под смысл ст. 1104 ГК РФ, когда имущество, составляющее неосновательное обогащение приобретателя, подлежит возврату в натуре. Допустимость возврата при неосновательном обогащении в натуре не только родовых вещей, но и индивидуально-определенных, следует из буквального толкования п. 2 ст. 1104 ГК РФ, положения которого возлагают дополнительную ответственность на приобретателя за недостачу или ухудшение неосновательно приобретенного имущества. Следует согласиться с высказанным в юридической литературе мнением, что указанное положение теряет всякий смысл, если допустить предположение, что материальным объектом кондикционного иска могут быть только родовые вещи. Так, Е. Перкунов пишет, что если исходить только из родовой принадлежности неосновательно приобретенного имущества, то в случае его ухудшения невозможно определить, какое имущество испортилось - самого приобретателя или потерпевшего*(187). Примечательно то, что Е. Перкунов приходит к данному выводу не для того, чтобы свести сравниваемые требования, а, напротив, чтобы доказать, что право собственности при неосновательном обогащении переходит не только на родовые вещи, но и на индивидуально-определенные, которые в определяемых ученым случаях, могут стать объектом кондикционного иска. Он полагает, что если на индивидуально-определенную вещь перешел титул к незаконному приобретателю, то применению подлежит кондикционное требование, а если титул не перешел виндикационное*(188). По этой причине виндикационный иск (средство защиты законного владения) и обязательство из неосновательного обогащения изначально не совпадают по своей природе*(189). Однако в дальнейших своих рассуждениях он приходит к выводу о фактической тождественности действий по возврату имущества собственнику в рамках предъявляемого виндикационного требования и исполнения обязанности по возврату неосновательно приобретенного*(190), что на наш взгляд, противоречит его же выводу о несовпадении природы сравниваемых требований. Сторонники разграничения кондикционного и виндикационного требований определяют, что условием перехода титула на родовые вещи выступает их смешивание с иными родовыми вещами в имущественной сфере незаконного приобретателя. Таким образом, можно заключить, что применение вещно-правового способа защиты (виндикации) зависит от того, сможет ли лицо, у которого выбыло имущество, доказать его индивидуальный характер, узнать его в составе имущества незаконного приобретателя, либо обнаружить отсутствие факта смешивания его вещей с подобными вещами приобретателя. И даже если после всего перечисленного окажется, что данное имущество выбыло по воле титульного владельца и было возмездно приобретено добросовестным приобретателем, виндикация согласно п. 1 ст. 302 ГК РФ применена быть не может, а значит, следует говорить о необходимости предъявления кондикционного требования. Таким образом, получается, что на признание титула собственника оказывает влияние достаточно большое количество факторов. При этом доказательство наличия у истребуемой вещи признаков, позволяющих отнести ее к разряду индивидуально-определенных, лежит на собственнике. Представляется, что столь категоричная позиция разграничения виндикационного и кондикционного требований в зависимости от объекта таких требований должна основываться на таком же четком разграничении вещей на индивидуально-определенные и родовые, поскольку в противном случае высказывание типа "виндикация возможна в отношении индивидуально-определенных вещей, а кондикция - в отношении родовых вещей" теряет смысл. В действующем Гражданском кодексе РФ, так же как и во всех предшествующих кодификациях, не содержится легального определения терминов "индивидуально-определенная вещь" и "вещь, определенная родовыми признаками", равно как отсутствует и критерий их разграничения. В учебной литературе советского периода, как правило, отмечалось, что индивидуально-определенные вещи обладают только им присущими признаками. Их можно разделить на три категории: единственные в своем роде (памятник А.С. Пушкину на Пушкинской площади в Москве); отличающиеся от подобных им особыми обозначениями (ручные часы "Космос" такого-то завода, под таким-то номером, такого-то года выпуска); выделенные и отобранные из массы однотипных вещей (например, несколько пар лыж из партии, поступившей в продажу)*(191). Подобный подход перешел и в современную правовую школу. Так, А.П. Сергеев определяет, что наряду с предметами, единственными в своем роде, например, картиной И.К. Айвазовского "Девятый вал", к индивидуально-определенным вещам могут быть отнесены в принципе любые вещи, например, часть урожая картофеля, складированная в определенном месте, газ, затаренный в конкретный баллон, и т.п.*(192) В свое время выделение индивидуальных вещей имело значение для определения момента возникновения права собственности на предмет договора. Так, из смысла ст. 66 и 67 ГК РСФСР 1922 г. вытекало, что право собственности на индивидуально-определенную вещь переходит к приобретателю вещи по договору в момент его заключения, а право собственности на вещь, определенную родовыми признаками, переходит к приобретателю с момента передачи вещи. Основываясь на положениях, указанных статей, Е.А. Флейшиц отмечала, что для перехода права на индивидуально-определенную вещь достаточно традиции, в то время как для перехода права на вещи, определенные родовыми признаками, необходимо произвести их отделение, при этом подобное отделение, осуществляемое путем отмеривания, взвешивания, ссыпания и прочее, собственно и является индивидуализацией, позволяющей установить вещное право на подобное имущество*(193). Несмотря на то, что уже начиная с общесоюзной кодификации (Основ гражданского законодательства 1961 г.) законодатель последовательно отказался от дифференцированного установления момента перехода права собственности по договору на индивидуальные и родовые вещи, такой подход прочно вошел в сознание научной правовой школы как аксиоматичный, а необходимость определения критерия разграничения вещей в настоящее время некоторыми учеными определяется как острая*(194). Возвращаясь к существующему подходу определения качественного состава индивидуально-определенной вещи, обращает на себя внимание использование критерия индивидуализации вещи, когда под таковую может попасть любая вещь, выделенная из массы однородных вещей. По этой причине в правовой литературе высказывается мнение об условности разграничения вещей на индивидуально-определенные и родовые: всякая вещь сама по себе конкретна, индивидуальна*(195). Учитывая всю полемность вопроса дифференцирования вещей на индивидуально-определенные и родовые, можно утверждать, что разграничение сферы применения виндикации и кондикции по признаку принадлежности вещи к родовым или индивидуально-определенным весьма условно, а значит, и определенной степенью условности обладает сам факт установления права собственности на безосновательно приобретенную вещь, определяемую родовыми признаками. Даже если согласиться с мнением о том, что у приобретателя возникает право собственности на родовую вещь, неизбежен вопрос: на каком основании происходит приобретение права собственности; относится ли такое приобретение к первоначальным или производным способам. Поскольку при неосновательном приобретении имущество выбывает из имущественной сферы потерпевшей стороны (собственника), предположить, что право собственности на родовые вещи у приобретателя возникает в рамках первоначального способа возникновения права собственности, нельзя. Следовательно, исключается возможность возникновения права собственности на родовую вещь по основаниям, предусмотренным ст. 218 ГК РФ. Так, неосновательно приобретенное имущество не попадает под признаки новой вещи, поскольку категория "неосновательное приобретение" не соответствует выражению п. 1 ст. 218 ГК РФ "изготовление или создание лицом вещи для себя". Не может попасть возникновение права собственности на родовые вещи и под случаи приобретения права собственности на имущество, не имеющее собственника, собственник которого неизвестен, от которого собственник отказался или утратил право собственности по иным основаниям, предусмотренным законом (п. 3 ст. 218 ГК РФ). В кондикционных отношениях имущество только потому и может быть истребовано, поскольку лицо, управомоченное на предъявление иска, считает себя собственником, о чем приобретатель знал или должен был знать. Учитывая тот факт, что в Гражданском кодексе РФ отсутствует такое основание прекращения права собственности, как смешение одних родовых вещей с другими родовыми вещами в имущественной сфере одного лица (применительно к кондикционному обязательству это сфера незаконного приобретателя), прекращение права собственности не может попасть и под утрату права собственности по иным основаниям, предусмотренным законом. Не может являться основанием перехода титула к приобретателю и производный способ возникновения права собственности, т.е. предполагающий приобретение имущества на основании договора купли-продажи, мены, дарения или иной сделки об отчуждении этого имущества. Естественно, что такой "иной" сделкой не может считаться неправомерное действие, а значит, и права собственности на неосновательно приобретенные родовые вещи у приобретателя не возникает. При смешении родовых вещей, принадлежащих потерпевшему, с такими же вещами приобретателя право собственности у последнего считается невозникшим в отношении любой выделенной части родовых вещей, соответствующих по количеству утраченным вещам, подлежащих возврату собственнику (потерпевшему). Сама правовая природа неосновательного обогащения говорит о том, что возврату подлежит неосновательно приобретенное (полученное), и укладывается в общую формулировку п. 1 ст. 1104 ГК РФ: "Имущество, составляющее неосновательное обогащение приобретателя, должно быть возвращено потерпевшему в натуре". Поэтому до тех пор, пока родовые вещи в количестве, достаточном для удовлетворения требования потерпевшего, имеют место в наличии у приобретателя, предполагается, что именно они и составляют неосновательно приобретенное, титул на которое не перешел к приобретателю. И только в случае утраты таких вещей наступают последствия стоимостного их возмещения Возможность истребования из чужого незаконного владения родовых вещей независимо от их смешения с родовыми вещами незаконного владельца находит законодательное закрепление в п. 3 ст. 302 ГК РФ, согласно которому деньги, а также ценные бумаги на предъявителя не могут быть истребованы от добросовестного приобретателя. Приведенная норма исключает возможность истребования денег и ценных бумаг на предъявителя только от добросовестного приобретателя, что не исключает таковой возможности в случае, если приобретатель будет недобросовестным. В целом из положений ст. 302 ГК РФ следует, что возможность истребования вещи от приобретателя поставлена в зависимость от того, перешло или нет к последнему право собственности на вещь. Так, если возмездное приобретение имущества происходит в отношении имущества, выбывшего помимо воли титульного владельца, сделка по отчуждению признается ничтожной, а следовательно, не порождает права собственности у добросовестного приобретателя, что позволяет собственнику истребовать свое имущество из чужого незаконного владения. Если же имеет место возмездное приобретение имущества, выбывшего из владения титульного владельца по его воле, такое приобретение (сделка по отчуждению имущества) признается законом надлежащим, а следовательно, порождающим право собственности у добросовестного приобретателя. Потерпевший в таком случае лишается права истребования имущества по правилам виндикации, поскольку его право собственности на имущество прекращается посредством признания сделки по отчуждению имущества законной. Бывшему собственнику остается лишь право предъявить кондикционный иск, но не к приобретателю, а лицу, которое не имело право отчуждать имущество. Например, вещь, переданная на хранение, была продана хранителем в нарушение требований закона лицу, которое не знало и не должно было знать о том, что продавец неуправомочен на отчуждение вещи. Поскольку проданная вещь выбыла из хозяйственной сферы поклажедателя по его воле, на основании п. 1 ст. 302 ГК РФ он лишается возможности истребовать вещь от добросовестного приобретателя, а следовательно, утрачивает право собственности на нее. Возникает вопрос о природе требования, которое предъявит поклажедатель хранителю, а именно, является ли такое требование договорным или внедоговорным? Глава 47 ГК РФ, посвященная договору хранения, в качестве оснований ответственности хранителя определяет утрату, недостачу или повреждение вещей, принятых на хранение (п. 1 ст. 901 ГК РФ). Это значит, что утрата вещи хранителем подразумевает исчезновение объекта хранения вследствие непреодолимой силы, свойств вещей, умысла или грубой неосторожности поклажедателя. Исходя из правовой природы договора хранения, возможность утраты вещи может также произойти вследствие непринятия мер хранителем для обеспечения сохранности переданной на хранение вещи. Таким образом, утрата вещи не распространяется на случаи возмездного отчуждения объекта хранения. Продажа переданной на хранение вещи возможна, но только по основаниям гл. 47 ГК РФ. В частности, п. 2 ст. 893 ГК РФ предусматривает, что, если во время хранения возникла реальная угроза порчи вещи, либо вещь уже подверглась порче, либо возникли обстоятельства, не позволяющие обеспечить ее сохранность, а своевременного принятия мер от поклажедателя ожидать нельзя, хранитель вправе самостоятельно продать вещь. Пункт 2 ст. 899 ГК РФ также предусматривает возможность продажи вещи: при неисполнении поклажедателем своей обязанности взять обратно вещь, переданную на хранение, хранитель вправе продать вещь. Важно обратить внимание на то, что продажа переданной на хранение вещи прекращает отношения сторон, возникших из договора хранения, и основанием такого надлежащего прекращения договора выступает передача поклажедателю суммы, вырученной от продажи вещи. Другими словами, исчезновение объекта хранения посредством продажи и передачи вырученной от продажи суммы влечет прекращение договора хранения. Продажа хранителем переданной на хранение вещи по основаниям, выходящим за рамки гл. 47 ГК РФ, влечет также утрату объекта хранения, а следовательно, и прекращение договора хранения. Однако такая утрата не рассматривается законом надлежащей, в частности, и по той причине, что поклажедатель не получает никакого возмещения. Выдвигая требование о возмещении стоимости утраченной вещи, оно будет рассматриваться как внедоговорное, поскольку реализуется за рамками прекратившегося договора. Поклажедатель, утратив свое имущество, выставляет требование о неосновательном обогащении бывшему хранителю - лицу, которое не имело право отчуждать имущество. При этом в юридической литературе не всегда правильно определятся объем такого возмещения, подлежащего возврату в качестве неосновательного обогащения. Так, В.С. Ем определяет, что объем неосновательного обогащения продавца вещи равен объему полученного им в качестве оплаты вознаграждения и именно на эту сумму подлежат начислению проценты за пользование чужими денежными средствами с того времени, когда продавец узнал или должен был узнать о неосновательности получения денежных средств*(196). Ошибка здесь кроется не только в определении размера возмещения, но и в определении момента, с которого подлежат начислению проценты годовые. Вещь, которая была продана добросовестному приобретателю, должна рассматриваться как утраченная, а следовательно, размер возмещения необходимо определять исходя не из суммы вознаграждения, а из действительной стоимости этого имущества на момент выбытия его из владения управомоченного лица с учетом возможного последующего изменения стоимости этого имущества. Что же касается определения момента времени, с которого могут начисляться проценты годовые для возмещения потерпевшему неполученных доходов, то он соотносится с моментом непосредственного отчуждения вещи добросовестному приобретателю. Если последствия добросовестного приобретения имущества отличаются в зависимости от того, выбыло имущество по воле титульного владельца или помимо его воли, то последствия безвозмездного приобретения имущества добросовестным приобретателем у лица, которое не имело право его отчуждать одно: собственник имеет право истребовать имущество. Такое последствие основано на том, что потерпевшая сторона не утрачивает свое право собственности на вещь в случае ее отчуждения независимо от того, выбыла ли такая вещь по воле титульного владельца либо минуя ее. Это означает, что сделка по безвозмездному отчуждению признается законом недействительной, как сделка, несоответствующая требованиям закона, а значит, не порождающая никаких правовых последствий, кроме тех, которые связаны с возвратом индивидуально-определенной вещи. Такой возврат осуществляется посредством предъявления виндикационного иска. При утрате имущества отношения между потерпевшей стороной и причинителем вреда (в широком смысле слова) могут развиваться по-разному. Так, лицо, из чьей сферы выбыла индивидуально-определенная вещь, предъявляет требование возврата этой вещи лицу, которое совершило действие по изъятию вещи из имущественной сферы потерпевшей стороны. Если вещь сохранена в натуре, то их отношения подлежат урегулированию посредством применения специальных правил гл. 20 ГК РФ и субсидиарного применения правил о неосновательном обогащении, а выражение ст. 301 ГК "истребование имущества из чужого незаконного владения" попадает под общий смысл п. 1 ст. 1104 ГК РФ. Потерпевшая сторона не теряет своего титула на вещь, поскольку незаконное изъятие имущества независимо от того, характеризуется ли оно индивидуальными или родовыми признаками, не попадает в число оснований приобретения права собственности. В случае отчуждения имущества лицом, которое не имело права его отчуждать, потерпевшая сторона стоит перед выбором либо защиты своего права собственности, а значит, необходимо изменить направление имущественного требования, предъявив его другому лицу (незаконному приобретателю), либо восстановления своего имущественного положения посредством применения общих правил о неосновательном обогащении, предъявив требование незаконному отчуждателю. Выбирая последнее, потерпевшая сторона погашает свое право собственности отказом от него. Предъявление требования о возврате неосновательного обогащения лицу, которое не имело право его отчуждать, по правилам ст. 1105 ГК РФ должно расцениваться законом как отказ от права собственности лицом, которое совершает действие (предъявляет кондикционное требование), определенно свидетельствующее о таком отказе. Напомним, что ч. 1 ст. 236 ГК РФ предусматривает возможность прекращения права собственности посредством отказа от права собственности лицом, которому принадлежит это право. Такой отказ может быть совершен путем объявления об этом либо путем совершения иных действий, определенно свидетельствующих об устранении собственника от владения, пользования и распоряжения имуществом без намерения сохранить какие-либо права на это имущество. При предъявлении требования о стоимостном возмещении утраченного имущества лицу, которое не имело право его отчуждать, истец совершает действия, подлежащие квалификации как доказывающие отсутствие намерения истца сохранить права на имущество, в отношении которого он уже устранился, поскольку имущество фактически выбыло из его владения. Предъявляя требование не фактическому владельцу имущества, а незаконному отчуждателю, истец погашает свое право собственности, признавая факт передачи имущества незаконному приобретателю действительным, что порождает право собственности на имущество у приобретателя. Другими словами, при предъявлении кондикционного требования лицу, которое не имело право отчуждать имущество, действия истца соответствуют всем условиям ст. 236 ГК РФ, влекущим прекращение права собственности посредством отказа от такового, а именно: истец совершает действие, свидетельствующее о том, что имущество, переданное неуправомоченным отчуждателем, признается приобретенным, а право собственности - перешедшим к незаконному приобретателю. Таким образом, при истребовании имущества из чужого незаконного владения как от лица, которое непосредственно изъяло имущество из хозяйственной сферы собственника, так и от незаконного приобретателя, которому имущество было передано неуправомоченным отчуждателем, исходя из кондикционной природы такого требования, право на возврат имущества должно основываться на общих положениях п. 1 ст. 1104 ГК РФ с приоритетным применение правил гл. 20 ГК РФ. При этом, предъявление общего родового требования (кондикционного) либо виндикационного требования как разновидности кондикционного к незаконному владельцу зависит от возможности истребования имущества в натуре. Незаконный владелец в смысле ст. 301 ГК РФ может являться либо лицом, непосредственно изъявшим вещь из имущественной сферы собственника без установленных законом оснований, либо лицом, которое приобрело имущество у лица, не имевшего права его отчуждать. Указанные различия в определении незаконного владельца не влияют на квалификацию отношений, которые попадают под общее родовое понятие обязательства из неосновательного обогащения. Истребование имущества из чужого незаконного владения соответствует возврату неосновательного обогащения в натуре, что предполагает применение к виндикационному требованию положений гл. 60 ГК РФ постольку, поскольку правилами о виндикации не предусмотрено иное. Однако при обращении к гл. 20 ГК РФ обращает на себя внимание то, что только положения ст. 302 ГК РФ являются специальными по отношению к гл. 60 ГК РФ, что, в свою очередь, означает приоритет лишь тех правил о виндикации, которые определяют возможность истребования имущества в натуре от добросовестного приобретателя. Статья 302 ГК РФ ограничивает сферу применения виндикации, а следовательно, и кондикции. Что же касается положений ст. 303 ГК РФ, то они, как нам представляется, полностью поглощаются положениями п. 1 ст. 1107 и ст. 1108 ГК РФ. Так, положения ст. 303 ГК РФ определяют особенности расчетов при возврате имущества из чужого незаконного владения. Последствия, предусмотренные данной статьей, в полной мере распространяются как на отношения, возникающие между собственником и лицом, непосредственно изъявшим вещь из хозяйственной сферы собственника, так и на отношения, возникающие между собственником и добросовестным (недобросовестным) приобретателем. Часть 1 ст. 303 ГК РФ определяет особенности возврата (возмещения) всех доходов, которые извлек или должен был извлечь незаконный владелец. Независимо от того, является ли незаконный владелец добросовестным или недобросовестным, закон возлагает обязанность возмещения доходов, исходя из смысловой конструкции "знал или должен был знать". Причем если недобросовестный владелец знал или должен был знать о незаконности владения чужим имуществом с момента его завладения, то добросовестный владелец характеризуется тем, что момент фактического завладения и момент, с которого считается, что он знает или должен был знать о незаконности владения, не совпадают. Однако независимо от данной квалификации добросовестного и недобросовестного владельца после установления факта о том, что лицо знает (узнало) или должно было знать (узнать) о своем незаконном владении, закон относится к нему как к недобросовестному. Объем возмещения помимо возврата незаконно удерживаемого имущества составляют все доходы, который незаконный владелец извлек или должен был извлечь за все время сознательного незаконного владения. Пункт 1 ст. 1107 ГК РФ при определении неполученных доходов потерпевшего исходит из аналогичного правила, согласно которому на приобретателя возлагается обязанность возвратить или возместить потерпевшему все доходы, которые он извлек или должен был извлечь из неосновательно приобретенного имущества с момента, когда узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения. Как ч. 2 ст. 303, так и ст. 1108 ГК РФ предусматривают возможность незаконному владельцу (приобретателю) требовать от собственника (потерпевшего) возмещения произведенных (понесенных) затрат на имущество с того времени, с которого собственнику (потерпевшему) причитаются доходы. Часть 3 ст. 303 ГК РФ содержит правило, не встречающееся в гл. 60 ГК РФ, а именно: "Добросовестный владелец вправе оставить за собой произведенные им улучшения, если они могут быть отделены без повреждения имущества. Если такое отделение улучшений невозможно, добросовестный владелец имеет право требовать возмещения произведенных на улучшение затрат, но не свыше размера увеличения стоимости имущества". Можно ли усмотреть за данным правилом признаки, характерные только для виндикации? Полагаем, что нет. Возможность оставления произведенных улучшений, сделанных до момента, когда приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения, следует из существа кондикционного обязательства: приобретатель возвращает то, что неосновательно приобрел. Естественно, что улучшения, которые он мог произвести до момента, когда узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения, не составляют его обогащения, а следовательно, при возможности отделения таких улучшений без причинения ущерба имуществу приобретатель оставляет их за собой. Если же отделение улучшений невозможно без причинения имуществу ущерба, они должны быть возмещены потерпевшей стороной в пределах стоимости, на которую произошло ее увеличение. В противном случае невозмещенные потерпевшей стороной улучшения, сделанные приобретателем до момента, когда последний узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения, будут составлять неосновательное обогащение, но уже на стороне потерпевшего. Учитывая однородность требования о возврате (возмещения) доходов и требования о возмещении затрат на имущество, на них распространяются правила о прекращении обязательства зачетом (ст. 410 ГК РФ). Такая возможность вытекает из правил ст. 1108 ГК РФ: приобретатель вправе требовать от потерпевшего возмещения понесенных затрат на содержание и сохранение имущества с того времени, с которого он обязан возвратить доходы с зачетом полученных выгод. Приведенное положение в случае возникновения спора между сторонами виндикационного требования вокруг вопроса о возможности применения зачета к их отношениям будет применено на началах субсидиарности в силу подп. 2 ст. 1103 ГК РФ. Положения гл. 20 ГК РФ могут быть также восполнены и правилом, пресекающим злоупотребление со стороны приобретателя в форме умышленного удержания имущества, подлежащего возврату. Согласно ст. 1108 ГК РФ приобретатель в таком случае утрачивает право на возмещение затрат. Указанное правило в равной степени относится и к возможному злоупотреблению со стороны незаконного владельца. Таким образом, можно заключить, что специальные правила расчетов при возврате имущества из чужого незаконного владения дублируются правилами гл. 60 ГК РФ, что в принципе снимает вопрос приоритета специальных правил о виндикации перед общими правилами о кондикции. Это означает, что не исключается возможность применения гл. 60 ГК РФ напрямую для истребования любого имущества, сохранившегося в натуре, за исключением случаев, когда имущество, выбывшее по воле титульного владельца, истребуется от добросовестного приобретателя, которому вещь была передана возмездно лицом, не имеющим право его отчуждать. Требование о возврате неосновательно приобретенного имущества встает на защиту как вещных, так и обязательственных прав. Возможность включения требования о возврате имущества от незаконного владельца в разряд требований о возврате неосновательно приобретенного обеспечивается однородной направленностью таких требований. Юридическим объектом виндикационного требования, несмотря на его вещно-правовой характер, так же, как и кондикционного, выступает действие по возврату имущества, а следовательно, необходимо говорить о некой обязанности незаконного владельца вернуть имущество, выбывшее помимо воли собственника из его владения, т.е. о проявлении обязательственных элементов в вещном правоотношении. В свою очередь, кондикционное требование направлено на защиту имущественной сферы потерпевшей стороны во всех случаях, когда имущество выбывает из его владения, что говорит о проявлении в требовании из неосновательного обогащения как обязательственных, так и вещных элементов. В современной юридической литературе нередко подчеркивается существование смешанных правоотношений (вещно-обязательственных), когда вещные элементы проявляют себя в обязательственных конструкциях, либо, напротив, обязательственные элементы проявляют себя в вещных конструкциях. Достаточно полное исследование природы таких отношений предложено М.И. Брагинским. Так, он отмечает, что едва ли не большинство гражданских правоотношений являются смешанными - "вещно-обязательственными"*(197), что не вступает в противоречие с существующим разделением вещного и обязательственного права в Гражданском кодексе РФ. Смешение вещного и обязательственного права прослеживается на примере основного обязательственного правоотношения - договорного, посредством выделения группы вещных договоров, объектом которых служат не действия обязанного лица, а непосредственно соответствующие вещи, как это вообще свойственно правоотношениям вещным. "Рожденное из вещного договора право, - пишет М.И. Брагинский, - в отличие от прав, возникающих из обязательственных договоров, имеет своим непосредственным предметом вещь. И как таковое это право является с самого начала не относительным, а абсолютным"*(198). Вместе с тем М.И. Брагинский отмечает, что в современном гражданском праве в гораздо большем объеме, чем ранее, выражается одновременно прямо противоположная тенденция: в вещно-правовых конструкциях проявляют себя обязательственно-правовые элементы. Это находит подтверждение, в частности, в основном вещно-правовом институте - праве собственности. Имеется в виду, что признание объектом соответствующего правоотношения "вещи" становится в ряде случаев слишком узким. Речь идет о том, что хотя в принципе вещным правоотношениям присущи такие особенности, в частности, как следование права за вещью, а равно возможность использования таких средств защиты, как виндикационные и негаторные требования, эти же правоотношения могут включать определенные права на действия второй стороны в них*(199). Наличие смешанных правоотношений помогает в теории гражданского права не только определить правой режим достаточно сложных правовых категорий, таких, как безналичные денежные средства, бездокументарные ценные бумаги, но и убедиться в возможности защиты вещных прав посредством предъявления обязательственного требования, а равно защиты обязательственных прав с помощью вещного требования. Подводя итог данного параграфа работы, можно заключить, что неосновательное обогащение охватывает все случаи истребования имущества из незаконного приобретения. Само же незаконное приобретение не порождает титула на стороне приобретателя в силу незаконности (ничтожности) основания такого приобретения. Лицу, у которого без оснований выбыло имущество, достаточно предъявить требование о его возврате. Конкуренция исков в исследуемом вопросе, которую в правовой науке определяют как "принадлежность кредитору нескольких теоретически равных друг другу, альтернативных и направленных на защиту одного и того же права или интереса требований к должнику"*(200), не происходит. Виндикационное требование должно рассматриваться как разновидность кондикционного требования, т.е. сравниваемые требования соотносятся как вид и род. Виндикационный иск не приобретает самостоятельного значения и в случае, когда истребованию подлежит вещь от добросовестного или недобросовестного приобретателя. В данном случае субъектный состав на стороне незаконного владельца попадает под смысл п. 2 ст. 1102 ГК РФ, а, значит, соответствует общей категории "неосновательного приобретателя" гл. 60 ГК РФ. Так, из содержания данного пункта следует, что неосновательное обогащение может стать результатом поведения не только приобретателя имущества, но и третьих лиц. Таким третьим лицом будет выступать лицо, которое не имело право отчуждать имущество. Таким образом, неосновательный приобретатель - это лицо, к которому имущество перешло из имущественной сферы потерпевшего независимо от того, имело ли место перемещение имущества непосредственно от потерпевшего к приобретателю, либо через третьих лиц. При виндикации вещи от добросовестного или недобросовестного приобретателя значение придается имущественной сфере последнего, а не имущественной сфере того лица, которое не имело оснований для совершения действия по отчуждению вещи. Другими словами, при виндицировании вещи от добросовестного (недобросовестного) приобретателя, последний соответствует выражению: "Лицо, которое без установленных... оснований приобрело... имущество". В этих случаях субъектный состав виндикационного требования, так же как и при виндицировании вещи у лица, непосредственно ее изъявшего у собственника, совпадает с субъектным составом кондикционного требования. Для урегулирования отношений между собственником и незаконным приобретателем применение специальных правил гл. 20 ГК РФ необходимо лишь для определения границ применения виндикационного требования и требования об имущественном возмещении в принципе. Поскольку гл. 20 ГК РФ не предусматривает каких-либо специальных правил о взаимоотношениях сторон при возврате имущества, которые отличались бы от правил о неосновательном обогащении, не исключено прямое применение положений гл. 60 ГК РФ для урегулирования этих отношений по возврату имущества. В случае же непосредственного предъявления требования к лицу, которое изъяло имущество у собственника, урегулирование отношений может осуществляться только по правилам о неосновательном обогащении в силу отсутствия специальных правил о виндикации, содержательно отличающихся от положений гл. 60 ГК РФ. Имущественное требование теряет признаки виндикационного иска в случае, когда имущество, выбывшее помимо воли титульного владельца, приобретается возмездно добросовестным приобретателем. В данной ситуации возмещение имущественных потерь потерпевшего возможно только посредством предъявления общего кондикционного требования к лицу, которое не имело право отчуждать имущество. § 4. Кондикционное требование в отношениях сторон по недействительной сделке Отсутствие единства теоретических взглядов на природу реституционного требования, уже не одно десятилетие высказываемых в юридической литературе, позволяет говорить об отсутствии однозначного решения вопроса о соотношении реституционного и кондикционного требований. При недействительности сделки каждая из сторон обязана возвратить другой стороне все полученное по сделке. В случае невозможности возвратить полученное в натуре, в том числе, когда полученное выражается в пользовании имуществом, выполненной работе или предоставленной услуге, сторона обязана возместить его стоимость в деньгах, если иные последствия недействительности сделки не предусмотрены законом. Приведенное положение раскрывает содержание двусторонней реституции, когда каждая из сторон недействительной сделки возвращается в первоначальное положение. Причем возврат в первоначальное положение одной стороны не ставится в зависимость от возврата в такое же положение другой стороны. Такие действия по возврату в первоначальное положение абсолютно самостоятельны, не зависят друг от друга, что означает, в частности, недопустимость применения в данной ситуации правил о встречном исполнении обязательств, а также невозможность использования обеспечительных инструментов, таких, например, как удержание, для понуждения сторон к совершению действий по возмещению. При применении последствий недействительности сделки процесс возвращения каждой из сторон в первоначальное положение должен рассматриваться изолированно друг от друга, а каждая из сторон недействительной сделки в зависимости от направленности реституционного действия является одновременно и потерпевшей, и обогатившейся стороной. Поэтому при двусторонней реституции необходимо вести речь о требованиях обеих сторон недействительной сделки о возврате неосновательно приобретенного или сбереженного имущества, каждое из которых должно рассматриваться как самостоятельное. Реституционное требование, основанное на недействительной сделке, таким образом, направлено на возмещение имущественных потерь каждой из сторон такой сделки и реализуется в рамках кондикционного требования. Таким образом, если и существует возможность существования реституционного требования как самостоятельного, то такая возможность касается лишь случаев, когда реституционное требование опосредует возврат имущества по применению последствий недействительной оспоримой сделки. В таких случаях момент возникновения реституционного требования отличается непосредственно от момента возникновения кондикционного требования, соотносимого с моментом совершения оспоримой сделки. В современной правовой науке высказываются мнения в пользу несамостоятельности реституционного требования. Так, Д.О. Тузов, изучая природу реституционного отношения, отмечает, что недействительная сделка - это всего лишь частный случай отсутствия правового основания, а предоставление по такой сделке одна из возможных причин незаконного владения или обогащения*(201). Отрицая самостоятельный характер реституционного требования, Д.О. Тузов тем не менее не подводит его лишь под разновидность кондикционного требования. Он ведет речь о том, что требование из недействительной сделки выступает как частный случай либо кондикции, либо виндикации. На основании этого реституционное требование разграничивается на реституцию владения и компенсационную реституцию. Реституция владения имеет место в случаях, когда реституционное обязательство направлено на восстановление владения вещью, а компенсационная реституция - в случаях, когда реституционное обязательство направлено на восстановление имущественного состояния предоставившей стороны*(202). Сходную точку зрения высказывает О.В. Гутников: реституционное требование по своей правовой природе является либо виндикационным требованием, либо требованием о возврате неосновательного обогащения*(203). Кондикционную природу требования о применении последствий недействительной сделки усматривают и многие другие ученые. Так, В.С. Ем, учитывая конструкцию универсального кондикционного иска, приходит к выводу, что право на реституцию неосновательного обогащения предоставляется потерпевшему вне зависимости от того, была ли сделка изначально недействительной или стала такой впоследствии, была ли недействительная сделка ничтожной или оспоримой; требование о возврате неосновательно приобретенного или сбереженного имущества эта форма (способ) осуществления права на реституцию*(204). Отнесение реституционного иска к разновидности кондикционного позволило некоторым авторам иначе подойти к пониманию положений ст. 1103 ГК РФ, считая, что ее следует рассматривать как устанавливающую некумулятивное применение норм о неосновательном обогащении к возврату полученного по недействительной сделке, а как закрепляющую принадлежность "реституции" к кондикционным искам*(205). Данный вывод основывает на одной общей идее - полученное не может принадлежать лицу, если на это нет правового основания (оправдания), - которая в равной степени относится и к реституции, и к кондикции. Однако если для одних приведенное утверждение является настолько очевидным, что в свое оправдание не требует доказательств*(206), то для других - сходство реституционного требования с кондикционным не умаляет самостоятельности первого*(207). Например, Р.А. Кушхов полагает, что понимание реституции как самостоятельного требования основано на анализе разнообразных норм Гражданского кодекса РФ, в которых выражена специфика реституционного требования, его своеобразие, отличающие его от остальных требований, предусмотренных ГК РФ*(208). Подобное мнение высказывает М.А. Смирнова, считающая, что положения Гражданского кодекса РФ все же дают основания полагать, что факт недействительности сделки порождает самостоятельное реституционное обязательство, отличное от деликтного и кондикционного требований*(209). При исследовании точек зрения, аналогичных приведенным, когда реституционное требование выделяется в самостоятельное требование, обращает на себя внимание, что авторы прежде всего пытаются провести четкую границу между требованием о возврате исполненного по недействительной сделке и требованием из неосновательного обогащения. В качестве основного отличия, как правило, называют то, что возврат исполненного по недействительной сделке в подавляющем большинстве случаев приводит к двусторонней реституции, тогда как возврат неосновательного обогащения - это реституция односторонняя*(210). Естественно, что не число действий по возврату имущества позволило разграничить сравниваемые требования по признаку наличия двусторонней реституции. Установленная законом необходимость возвратить все полученное по недействительной сделке, когда каждая из сторон возвращается в первоначальное положение (двусторонняя реституция), позволила некоторым ученым рассматривать обязанности сторон недействительной сделки как встречные (взаимные)*(211), а обязательство по возврату исполненного по недействительной сделке как двустороннее*(212). Нам же представляется, что взаимный (встречный) характер не только не характеризует последствия недействительности сделки, но в принципе противоречит существу возврата сторон недействительной сделки в первоначальное положение. Взаимный характер требований, возникающих из обязательств, определяет взаимообусловленность таких обязательств, возникающих, в свою очередь, из двустороннего договора. Как писал М.М. Агарков, два различных по своему содержанию обязательства взаимно обусловливают друг друга так, что по общему правилу исполнение одного из них должно быть произведено лишь в случае и в меру исполнения другого*(213). Естественно, что обязательства по возврату исполненного каждой из сторон недействительной сделки такими взаимными не являются. Тем не менее действующая арбитражная практика лишь подтверждает искаженное понимание реституционных действий по недействительной сделке. Так, в п. 7 Обзора N 49 указано: "Денежные средства, уплаченные за пользование имуществом, предоставленные по недействительному договору, могут считаться неосновательно полученными лишь в части, превышающей размер, причитающегося собственнику имущества, возмещения"*(214). Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ произвел подобную квалификацию исходя из следующих фактов. В арбитражный суд обратилось акционерное общество (арендатор) с иском к товариществу с ограниченной ответственностью (арендодателю) о применении последствий ничтожной сделки - договора аренды. Истец требовал на основании ст. 1102 ГК РФ взыскать с ответчика суммы, перечисленные ему ранее в качестве арендной платы, несмотря на то, что помещение, являющееся предметом договора аренды, было фактически предоставлено истцу и использовалось им до момента предъявления иска. Арбитражный суд в удовлетворении иска отказал, мотивируя это тем, что размер перечисленной истцом платы не превышал обычных ставок, уплачиваемых за аренду аналогичных помещений в данной местности. Поскольку в результате исполнения ничтожной сделки истец фактически пользовался предоставленным ему помещением и в силу ст. 167 ГК РФ обязан возместить другой стороне в денежной форме стоимость этого пользования, арбитражный суд признал, что перечисленная истцом плата не может рассматриваться как неосновательное обогащение собственника имущества. При анализе данной ситуации обращает на себя внимание то, что суд пришел к выводу не о зачете причитающихся сумм истцу в счет погашения его долга за пользование имуществом, а об отказе в квалификации сумм, перечисленных как арендная плата в качестве неосновательного обогащения ответчика. Однако п. 2 ст. 167 ГК РФ предписывает возврат каждой из сторон недействительной сделки в их первоначальное положение. При исполнении ничтожного договора аренды арендодатель получил денежную сумму в качестве арендных платежей, а арендодатель получил возможность фактически пользоваться помещением. Следовательно, на стороне арендодателя возникло неосновательное денежное обогащение в размере перечисленных ему сумм арендатором. В свою очередь, на стороне арендатора возникло неосновательное обогащение в форме сбережения вследствие пользования имуществом. Таким образом, по данному примеру арбитражной практики должно иметь место два реституционных требования. Предметом первого должен выступать возврат денежного обогащения (суммы перечисленных денежных средств в качестве арендной платы), а предметом второго - возмещение сбережения в денежной форме в размере цены, взимаемой за пользование аналогичным имуществом в месте, где происходило такое пользование, определяемой на момент окончания пользования имуществом. Каждое из указанных требований является внедоговорным и должно реализовываться в рамках независимых друг от друга обязательствах. Каждая из сторон ничтожной сделки, исполняя свою обязанность вернуть "чужое", не может рассчитывать получить взамен встречное предоставление. Как справедливо отмечает Д.О. Тузов, каждая сторона обязана совершить соответствующее действие исключительно в силу того, что без правовых оснований удерживает имущество другой стороны, неосновательно получила за счет последней какую-либо имущественную выгоду, а также в силу некоторых иных обстоятельств*(215). Обязанность выполнить требование о возврате полученного по недействительной сделке безусловна. Она исполняется в рамках реализации охранительных мер, предусмотренных законом, а следовательно, сторона, обязанная совершить действие, выступающее предметом реституционного требования, является заведомо недобросовестной. Ошибка произведенной арбитражным судом квалификации перечисленных сумм ответчику, как нам представляется, кроется в неправильном применении норм материального права. Арбитражный суд определил, что в результате исполнения ничтожной сделки истец фактически пользовался предоставленным ему помещением и поэтому обязан возместить другой стороне в денежной форме стоимость такого пользования. Вместе с тем суд установил не только тождество природы сумм, внесенных истцом в качестве арендной платы, и сумм, полагающихся в силу ст. 167 ГК РФ, поскольку обе выступают формой оплаты собственнику за пользование имуществом, но и соответствие размера перечисленных сумм, размеру сумм, причитающихся ответчику, поскольку размер перечисленной истцом платы не превышал обычных ставок, уплачиваемых за аренду аналогичных помещений в данной местности. Таким образом, на отказ в квалификации уплаченных истцом сумм в качестве неосновательного обогащения повлиял как размер уплаченного, так и наличие обязанности истца уплатить в денежной форме стоимость пользования помещением. По нашему мнению, арбитражный суд, отказав в квалификации уплаченных истцом сумм в качестве неосновательного обогащения, признал отношения, возникшие между истцом и ответчиком до предъявления иска по поводу взимания арендной платы за пользование помещением, как действительные (правомерные), что противоречит и существу недействительной сделки, и существу неосновательного обогащения. Недействительная сделка признается таковой с момента ее совершения и не влечет юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью. Последствие недействительности сделки предполагает возврат сторон в первоначальное положение. Такой возврат основан на том, что исполненное по недействительной сделке должно рассматриваться как неосновательное обогащение, возникшее на стороне каждого из участника такой сделки, принявшего исполнение. При этом при передаче исполнения по ничтожной сделке правовых оснований не существовало изначально; при исполнении оспоримой сделки правовые основания отпали в момент признания сделки недействительной судом*(216). В частности, по поводу отпадения основания недействительной сделки писал В.П. Шахматов: "Признание сделки недействительной, как правило, относит недействительность к моменту ее совершения. Отсюда переход имущества по такой сделке теряет свое правовое основание... Исполнение оспоримых сделок приводит к неосновательному получению только тогда, когда такие сделки признаются недействительными, но во всех случаях недействительности сделок с их исполнением возникает и неосновательное получение имущества... Таким образом, если то или иное лицо требует признания оспоримой сделки недействительной, то это означает, что в результате ее совершения оно либо необоснованно лишилось принадлежащего ему права, либо без должных оснований приняло на себя исполнение той или иной обязанности, а потому и настаивает на восстановлении права или освобождении от обязанности, или на том или другом одновременно"*(217). При ничтожной сделке неосновательное обогащение возникает с момента ее совершения, при этом недобросовестность участников такой ничтожной сделки презюмируется, что означает: каждая из сторон знала или должна была знать о ничтожности сделки, а равно, неосновательности обогащения. С момента совершения ничтожной сделки ее стороны выступают недобросовестными участниками, а следовательно, арбитражный суд в рассмотренном примере не мог усмотреть за действием по внесению арендной платы качества правомерного действия. Суд должен был однозначно признать получение арендной платы как неосновательно приобретенное. Случаи, когда имущество не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения, исчерпывающим образом приведены в ст. 1109 ГК РФ, среди которых возврат исполненного по недействительной ничтожной сделке отсутствует. Отказав в удовлетворении требований истца, арбитражный суд нарушил право последнего не только на возврат неосновательного денежного обогащения, но и на получение процентов за пользование чужими денежными средствами, которые должны начисляться с момента перечисления денег (арендной платы). Так, согласно п. 2 ст. 1107 ГК РФ: на сумму неосновательного денежного обогащения подлежат начислению проценты за пользование чужими средствами (ст. 395 ГК) с того времени, когда приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности получения или сбережения денежных средств. Учитывая то, что ответчик узнал или должен был узнать о неосновательности получения с момента совершения ничтожной сделки, суд, отказав в квалификации уплаченных сумм в качестве неосновательного обогащения, тем самым сберег на стороне ответчика суммы, соотносимые с размером причитающихся истцу процентов за пользование чужими денежными средствами, начисляемыми на сумму уплаченных арендных платежей. Усматривая несостоятельность мотивировочной части решения суда, но не оспаривая правильность вынесенного судом решения, А.В. Слесарев высказывает мнение, что отказ в удовлетворении требований истца должен был быть основан на зачете встречных требований. Так, ссылаясь на положения ст. 167 ГК РФ, он считает, что специальными правилами установлено, что обязательство по возврату полученного по недействительной сделке является двусторонним: обязанность возврата арендной платы сопрягается с обязанностью возвратить стоимость пользования арендованным имуществом. Это, в свою очередь, позволило ему заключить следующее: "В силу встречности этих обязательств они могут быть зачтены и соответственно прекратиться"*(218). Несмотря на достоверность вывода А.В. Слесарева о возможности применения зачета в рассматриваемом примере, считаем возможным не согласиться с тем, что встречность требований может быть обоснована их двусторонним (взаимным) характером. Встречность требований о возмещении исполненного по недействительной сделке обусловливается, во-первых, однородностью субъектного состава (кредитор в обязательстве по возврату полученной суммы арендных платежей является должником в обязательстве по возмещению стоимости за фактическое пользование помещением; кредитор последнего обязательства выступает должником первого). Во-вторых, предметом реституционных требований в обоих случаях выступают денежные средства. При этом размер возмещения истцу должен определяться исходя из положений п. 1 ст. 1104 и п. 2 ст. 1107 ГК РФ, а ответчику - из положений п. 2 ст. 1105 ГК РФ. При сопоставлении объемов встречных требований, определяемых по правилам указанных статей, делаем вывод, что они не являются равнозначными, а следовательно, зачет может быть лишь частичным. Возмещение, подлежащее возврату истцу (арендатору), представляет собой не только размер уплаченных сумм в качестве арендных платежей, но и согласно п. 2 ст. 1107 ГК РФ - размер начисленных на эту сумму процентов за пользование чужими денежными средствами. В свою очередь, ответчик (арендодатель) вправе рассчитывать на возмещение, которое сопоставимо с размером платежей, взимаемых за пользование аналогичных помещений в данной местности. Поскольку арбитражный суд установил, что перечисленные суммы ответчику в качестве арендной платы соответствуют объему возмещения, на которое он вправе рассчитывать, то зачету подлежало бы требование истца только в размере полученных ответчиком денежных средств. Однако обогащение в размере процентов за пользование чужими денежными средствами должно было подлежать передаче истцу. При этом зачет встречных требований по возврату исполненного по недействительной сделке не может быть ограничен ни соглашением сторон, ни законом. Природа реституционных требований лежит в сфере возложения гражданско-правовой ответственности, возможность зачета которых следует, в частности, из содержания п. 2 ст. 399 ГК РФ: кредитор не вправе требовать удовлетворения своего требования к основному должнику, если это требование может быть удовлетворено путем зачета встречного требования к основному должнику. Таким образом, подход высших судебных органов, изложенный в п. 7 Обзора, представляется несостоятельным, основанным на ложном понимании правовой природы реституционного требования. Что же касается квалификации реституционных требований при возврате исполненного по недействительной сделке, то таковые не могут быть признаны взаимными (встречными). Каждое из таких требований является самостоятельным, возникающим из неосновательного обогащения одного лица за счет другого. Имущество, подлежащее возврату каждой из сторон недействительной сделки, всегда является неосновательным обогащением, и суд не вправе изменить его существо по своему усмотрению в зависимости от обстоятельств дела. В юридической литературе выделяют еще одно основание разграничения реституционных и кондикционных требований - основание недействительности (ничтожности и оспоримости) сделки всегда имеет место уже в момент совершения сделки, оно не может возникнуть после ее совершения, в то время как неосновательное обогащение может возникнуть и после того, как была совершена действительная сделка*(219). На наш взгляд, данное основание разграничения вряд ли можно признать достоверным, поскольку в приведенной точке зрения имеет место ошибка в определении природы основания возникновения неосновательного обогащения. Так, любой недействительной сделке может предшествовать любое количество действительных сделок. Например, предоставлению залога предшествует совершение основной сделки, которую и обеспечивает залог, и если основная сделка действительна, это еще не означает, что дополнительная сделка (договор залога) то же будет действительной. Неосновательное обогащение только и может возникнуть в силу неправомерного действия (неосновательного приобретения или сбережения), за которым признается основание возникновения такого обогащения. При возникновении неосновательного обогащения не дается оценка всем тем действиям (событиям), которые предшествовали безосновательному приобретению или сбережению, поскольку, будь они неправомерными, необходимо было бы дать квалификацию таким действиям, а следовательно, и применять последствия, характерные для тех или иных неправомерных действий. Кроме того, предложенное основание разграничения сравниваемых требований по его содержанию таковым не является, поскольку лишний раз доказывает, что обязательство из неосновательного обогащения возникает не только при применении последствий недействительности сделок, но и в других случаях, когда отсутствует правовое основание приобретения или сбережения имущества. Важно заметить, что момент возникновения неосновательного обогащения по общему правилу не зависит от того, является ли недействительная сделка ничтожной или оспоримой, и соответствует моменту совершения действия по недействительной сделке, связанного с перемещением имущества. При этом ничтожная сделка, порождая возникновение неосновательного обогащения, предполагает недобросовестность участников такой недействительной сделки с момента ее совершения, поскольку они знали или должны были знать о незаконности такой сделки. Применительно к ничтожному договору это означает, что каждая из сторон такого договора знала и должна была знать о неосновательности своего обогащения. Что касается оспоримых сделок, то момент, когда лицо узнало или должно было узнать о неосновательности обогащения, по общему правилу, зависит от существа основания, по которому такая сделка признается недействительной. Так, оспоримая сделка, недействительность которой ставится в зависимость от того, знала ли или должна была знать другая сторона об ее незаконности (ст. 173 ГК РФ) или ограничении полномочий, за которые вышла сторона сделки при ее совершении (ст. 174 ГК РФ), предполагает, что если такая сделка признается недействительной, приобретатель по ней считается недобросовестным с момента ее совершения, т.е. приобретатель рассматривается в качестве лица, которое знало или должно было знать о неосновательности своего обогащения с момента приобретения или сбережения чужого имущества. Аналогичная квалификация приобретателя как лица, которое знало или должно было знать о неосновательности обогащения, следует из признания оспоримой сделки недействительной по основаниям ст. 179 ГК РФ, т.е. сделки, совершенной под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной, а также кабальной сделки. Что касается иных оснований признания недействительной оспоримой сделки (ст. 175-178 ГК РФ), то они по общему правилу не исходят из недобросовестности участников сделки. Лицо, которое приобрело или сберегло имущество по таким сделкам, по общему правилу, подлежит квалификации как лицо, которое не знало и не должно было знать о неосновательности своего обогащения с момента приобретения или сбережения чужого имущества. Особый режим последствий недействительности сделки предусмотрен для случаев, когда оспоримая сделка может быть прекращена лишь на будущее (п. 3 ст. 167 ГК РФ). Например, если допустить, что в п. 7 Обзора речь шла бы о договоре аренды как оспоримой сделке, то арбитражный суд, признавая ее недействительность, смог бы прекратить ее действие только на будущее время. Это означало бы, что в отношении уплаченных сумм за фактическое пользование имуществом положения о последствиях недействительности сделки, а равно положения о неосновательном обогащении применению не подлежали бы. В подобной ситуации суд поставил бы лишь вопрос о возврате арендодателю переданного арендатору имущества. Другими словами, в отношении случая п. 3 ст. 167 ГК РФ суд, признавая сделку недействительной, прекращает ее действие на будущее время, а значит, только с момента признания оспоримой сделки недействительной можно говорить о возникновении неосновательного обогащения. При этом с момента признания оспоримой сделки недействительной, которая может быть прекращена лишь на будущее, участники такой сделки, которые обязаны совершить действия по возврату полученного, приобретают статус приобретателя, который знал или должен был знать о неосновательности своего обогащения. Разграничение недействительных сделок на ничтожные и оспоримые никак не влияет на момент возникновения неосновательного обогащения, однако такое разграничение оказывает влияние на определение момента начала течения срока исковой давности по возврату исполненного по недействительной сделке. Сторонники разграничения кондикционных и реституционных требований говорят о том, что вопрос о предъявлении иска о возврате неосновательного обогащения или иска о применении последствий недействительности сделки имеет не только теоретический, но и практический аспект с точки зрения исчисления сроков исковой давности для предъявления соответствующих требований*(220). Так, Е. Перкунов исходит из того, что для кондикционного и реституционного требований предусмотрены разные сроки исковой давности: для кондикционного требования подлежит применению общий трехгодичный срок исковой давности, а для реституционных требований предусмотрены специальные сроки*(221). Если указанную точку зрения, которая имела место до внесения изменений в ст. 181 ГК РФ, можно было бы с определенной долей условности использовать для разграничения сравниваемых требований, то в настоящее время, как нам представляется, возможность разграничения кондикционного и реституционного требования по срокам исковой давности для их предъявления отсутствует. Согласно п. 1 ст. 181 ГК РФ (в ред. Федерального закона от 21 июля 2005 г. N 109-ФЗ) срок исковой давности по требованию о применении последствий недействительности ничтожной сделки составляет три года. При этом течение срока исковой давности по указанному требованию начинается со дня, когда началось исполнение этой сделки. Это означает, что момент возникновения неосновательного обогащения обусловлен моментом совершения ничтожной сделки, который определяет начало течения трехгодичного срока исковой давности, в течение которого потерпевшая сторона может предъявить требование о возврате исполненного по ничтожной сделке. Рассмотрение годичного срока исковой давности при оспоримой сделке в качестве сокращенного срока для предъявления требования о возврате неосновательного обогащения, на наш взгляд, ошибочно. Природа годичного срока исковой давности по недействительной оспоримой сделке отлична от природы срока исковой давности для требований из неосновательного обогащения, а равно для требований о возврате исполненного по такой недействительной сделке. Несмотря на то, что правовым основанием изъятия имущества при признании сделки недействительной, независимо от юридической характеристики переданного имущества (индивидуально-определенные вещи или вещи, определенные родовыми признаками), является неосновательное приобретение или сбережение имущества, предъявить кондикционное (реституционное) требование можно лишь на основании признания оспоримой сделки недействительной. Другими словами, несмотря на то, что неосновательное обогащение возникло в момент совершения оспоримой недействительной сделки, течение срока исковой давности по требованиям о возврате исполненного по недействительной сделке подчиняется общему правилу п. 1 ст. 200 ГК РФ, а именно: течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права, т.е. совпадает с моментом признания оспоримой сделки недействительной. Тем не менее в юридической литературе высказывается мнение, что годичный срок распространяется как на предъявление требования о признании оспоримой сделки недействительной, так и на предъявление требования о возврате полученного по недействительной сделке. Так, Е. Перкунов приходит к выводу о том, что желательно, чтобы истец всегда заявлял не только иск о признании оспоримой сделки недействительной (установительный иск), но одновременно и иск о применении недействительности (иск о присуждении). В противном случае выиграв иск о признании сделки недействительной, он в связи с истечением срока исковой давности не сможет применить последствия такой недействительности*(222). Нам представляется, что годичный срок исковой давности распространяется не на предъявление требования о возврате полученного по недействительной сделке, а на предъявление требования о признании оспоримой сделки недействительной. Требование о применении последствий недействительности сделки порождается удовлетворением требования о признании оспоримой сделки недействительной. Однако, исходя из целесообразности и принципа полноты защиты нарушенного субъективного права, законодатель в качестве общего правила предусмотрел единство предъявления требования о признании оспоримой сделки недействительной и применении последствий такой недействительности, что, естественно, не исключает возможности предъявления указанных требований порознь, поскольку каждое из них выступает самостоятельным требованием. Так, суд, признав оспоримую сделку недействительной, устанавливает право потерпевшей стороны, которое подлежит принудительной защите в течение общего срока исковой давности. Закон, устанавливая специальный срок для оспаривания сделки, не предусматривает какого-либо специального срока для защиты нарушенного права лица, которое произвело исполнение по недействительной сделке. Признание оспоримой сделки недействительной выступает правопорождающим фактом возможности предъявления требования возврата неосновательно приобретенного или сбереженного имущества. Такое право не может быть погашено истечением срока исковой давности, предусмотренного для оспаривания сделки. Вывод о том, что годичный срок распространяется только на требования о признании оспоримой сделки недействительной, следует из буквального толкования положений п. 2 ст. 181 ГК РФ, в котором указано, что такой срок исковой давности начинает свое течение со дня, когда истец узнал или должен был узнать об обстоятельствах, являющихся основанием для признания сделки недействительной. Более того, данный годичный срок исковой давности в принципе не может распространяться на требования применения последствий недействительности сделки, т.е. требования о возврате неосновательного обогащения, поскольку квалификация отношений, возникших с момента совершения оспоримой сделки до момента ее оспаривания, полностью зависит от решения суда. Признавая сделку недействительной, суд подводит под неосновательное обогащение все то, что было исполнено по такой недействительной сделке. Если же суд отказывает в удовлетворении требования о признании сделки недействительной, то нет и оснований для постановки вопроса о возникновении неосновательного обогащения, поскольку отношения по оспариваемой сделке признаются действительными, а все то, что исполнено по ней, считается надлежащим исполнением. Таким образом, формулируя общий вывод о соотношении сроков исковой давности по недействительным сделкам и сроков исковой давности по возврату неосновательного обогащения, приходим к следующему: общий трехгодичный срок исковой давности для защиты права лица по истребованию исполненного по ничтожной сделке (неосновательно приобретенного или сбереженного) начинает свое течение с момента совершения ничтожной сделки; общий трехгодичный срок исковой давности по истребованию исполненного по оспоримой сделке начинает свое течение с момента признания сделки недействительной, что соответствует общему правилу определения момента начала течения срока исковой давности - со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права. Нельзя признать обоснованным аргумент и о том, что разграничение сравниваемых требований лежит в сфере того, какое имущество подлежит возврату: индивидуально-определенные вещи или вещи, определяемые родовыми признаками. Как нами уже отмечалось, гл. 60 ГК РФ не содержит каких-либо ограничений по возможности истребования индивидуально-определенных вещей. Напротив, по общему правилу имущество, составляющее неосновательное обогащение приобретателя, должно быть возвращено потерпевшему в натуре; за причинение ущерба вещи, подлежащей возврату, устанавливается соответствующая ответственность, что в очередной раз подтверждает правильность нашего вывода. При определении правовой регламентации последствий недействительности сделки в юридической литературе предлагается исходить из сущности исполненного по такой сделке. Так, В.С. Ем пишет, что при возврате исполненного по недействительной сделке возможны варианты, при которых одной стороне в качестве неосновательного обогащения по недействительной сделке должны быть возвращены вещи, определяемые родовыми признаками, деньги, имущественные права, а другой индивидуально-определенные вещи. Ученый считает, что истребование индивидуально-определенной вещи подчиняется нормам о виндикации*(223). Д.О. Тузов также подчиняет реституционное требование в отношении возврата индивидуально-определенной вещи правилам о виндикации, но не исходя из субсидиарности правил гл. 20 ГК РФ, а по причине квалификации реституционного требования в качестве виндикационного. Так, он полагает, что при истребовании переданной по недействительной сделке индивидуально-определенной вещи реституция в зависимости от конкретных условий принимает форму либо виндикации (при наличии у истца титула владения), либо посессорной защиты (если сделка недействительна вследствие пороков воли или недееспособности истца, не имеющего титула владения)*(224). К аналогичному выводу приходит О.В. Гутников: если по недействительной сделке передана индивидуально-определенная вещь, то требование о реституции носит виндикационный характер*(225). Он полностью исключает для такого требования применение норм об ограничении виндикации*(226). В частности, можно предположить, что такие ограничения не могут касаться случаев, когда "сторона по недействительной сделке утрачивает свою индивидуально-определенную вещь". В этом случае, по мнению О.В. Гутникова, можно предъявить к третьему лицу, получившему эту вещь, только обычное требование о виндикации*(227), видимо, без применения норм об ограничении виндикации. Возникает вопрос: если исходить из возможности субсидиарного применения положений гл. 20 ГК РФ к реституционным требованиям, то каковы возможные пределы применения таких положений? Представляется, что положение п. 2 ст. 167 ГК РФ, определяющее, что в случае невозможности возврата исполненного по недействительной сделке в натуре возмещению подлежит стоимость исполненного, исключает применение правил ст. 302 ГК РФ. Другими словами, рассмотрение вопроса о применении последствий недействительности сделки не предполагает возможности появления третьих лиц, которым было передано имущество, составляющее исполнение по недействительной сделке, т.е. незаконных приобретателей. Даже в том случае, когда сторона недействительной сделки выкажет желание вернуть индивидуально-определенную вещь, которую получатель исполненного успел передать третьему лицу, исключается не только возможность субсидиарного применения к такому лицу правил ст. 302 ГК РФ, но и замена реституционного требования к стороне недействительной сделки на виндикационное требование к третьему лицу. Статья 167 ГК РФ очень четко определяет сферу применения кондикционных требований при применении последствий недействительности сделки, а именно возврат в первоначальное положение только сторон недействительной сделки. Такой возврат в первоначальное положение должен рассматриваться как бремя, возложенное на каждую из сторон недействительной сделки, поскольку для нормализации гражданского оборота необходимо, чтобы эти стороны оказались в том состоянии, в котором находились изначально. При этом закон не предусматривает никаких других последствий недействительности, кроме реституционных, что означает невозможность замены их на виндикационное требование, а равно недопустимость квалификации требования о возврате исполненного по недействительной сделке в качестве требования о возврате имущества из чужого незаконного владения. Положения гл. 60 ГК РФ применяются к реституционным требованиям непосредственно, поскольку § 2 гл. 9 ГК РФ не предусматривает каких-либо особенностей урегулирования отношений сторон недействительной сделки по их возвращению в первоначальное положение. Общее правило п. 2 ст. 167 ГК РФ, определяющее объем возмещения, укладывается в конструкцию п. 2 ст. 1102 ГК РФ со всеми вытекающими последствиями, предусмотренными правилами гл. 60 ГК РФ. Таким образом, реституционное требование можно определить как такое требование о возврате неосновательного обогащения, в силу которого сторона, производившая исполнение по недействительной сделке, вправе требовать возврата исполненного по ней от стороны, которая получила такое исполнение. При этом сторона, управомоченная на возврат исполненного по недействительной сделке, не может отказаться от реализации принадлежащего ей права, например, путем прощения долга. Сфера реализации кондикционного требования ограничена не только субъектным составом участников недействительной сделки, но и запретами на применение такого требования, обусловленные злонамеренностью поведения одной или обеих сторон сделки*(228). Например, ст. 169 ГК РФ определяет последствия ничтожной сделки, совершенной с целью заведомо противной основам правопорядка и нравственности, в качестве которых выступает применение конфискационных мер в отношении активной стороны, т.е. стороны, имеющей умысел. Если в качестве активных выступают обе стороны, то все полученное по сделке взыскивается в доход Российской Федерации, если такая сторона одна, то все причитающееся другой стороне взыскивается в доход Российской Федерации. Последняя же возвращается в первоначальное положение (односторонняя реституция). К специальным правилам относятся также последствия, предусмотренные ст. 179 ГК РФ, в которой идет речь о сделках, совершенных под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой или стечения тяжелых обстоятельств. Последствия носят односторонний реституционный характер, когда потерпевшая сторона возвращается в прежнее имущественное состояние, а все, что ею было получено, обращается в доход Российской Федерации. Отсутствие реституции, одностороннюю реституцию, по мнению некоторых ученых, необходимо рассматривать как случаи законодательного ограничения кондикции, поскольку государство не может рассматриваться как субъект кондикционного обязательства, ибо обогащение произошло не за его счет*(229). Реституционные действия могут возникнуть и в отношении переданного имущества по незаключенному договору, а также договору расторгнутому (прекращенному) в силу существенного нарушения условий договора либо существенного изменения обстоятельств. Можно ли такие действия подвести под правила § 2 гл. 9 ГК РФ, как правила, регулирующие сходные отношения (аналогия закона), или необходимо вести речь о применении положений гл. 60 ГК РФ для урегулирования общих случаев возникновения неосновательного обогащения? Другими словами, вопрос встает о природе требований о возврате предоставленного по незаключенному договору и договору, расторгнутому по какой-либо причине. Не вызывает сомнения, что и при установлении факта незаключенности договора, и при расторжении договора необходимо вести речь о возникновении отношений из неосновательного обогащения, если, естественно, стороны таких отношений что-то приобрели или сберегли. При этом положения гл. 60 ГК РФ подлежат применению непосредственно. Как в отношении незаключенного договора, так и расторгнутого не могут возникнуть основания для применения специальных случаев ограничения кондикции, обусловленные злонамеренностью поведения одной или обеих сторон сделок. Подводя итог данной главы работы, можно выделить несколько особенностей применения положений о кондикции к иным требованиям о защите нарушенных субъективных гражданских прав. Прежде всего обращает на себя внимание формулировка части первой ст. 1103 ГК РФ: "Поскольку иное не установлено настоящим Кодексом, другими законами или иными правовыми актами и не вытекает из существа соответствующих отношений". Естественно, что речь идет об оговорке применения правил о неосновательном обогащении к другим требованиям о защите нарушенных прав, которая устанавливает границы применения либо кондикционных обязательств, либо привил о кондикции*(230). На наш взгляд, указанная законодательная оговорка действует в полном объеме только в отношении требования одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством. Это объясняется в первую очередь тем, что отношения, которые попадают под смысл подп. 3 ст. 1103 ГК РФ, и в которые вступили участники гражданского оборота, рассматриваются законом как действительные (правомерные). Своего рода "неосновательное обогащение" возникает в процессе исполнения реально-существующего обязательства, как правило, возникающего из договора. Поэтому сторонам обязательства по возврату исполненного в связи с этим обязательством, как участникам правомерного действительного отношения, предоставляется максимальное число правовых инструментов, применение которых может быть обусловлено не только законом, иными правовыми актами, посвященными тому или иному, как правило, договорному обязательству, но и волеизъявлением сторон. Что же касается других требований, перечисленных в ст. 1103 ГК РФ, то оговорка о применении правил о неосновательном обогащении действует только в силу ограничений, установленных Гражданским кодексом РФ, поскольку отсылка "к иным правовым актам" в правилах, посвященных реституции, виндикации и деликтам, не содержится. Существо указанных требований выходит за рамки нормального течения гражданского оборота, что исключает возможность урегулирования отношений сторон в таких случаях посредством волеизъявления сторон, а значит, и существо таких отношений не может повлиять на применение правил о неосновательном обогащении как универсального правового института. Перечень требований о защите гражданских прав, к которым в силу прямого указания закона применяются правила о кондикции, является исчерпывающим. Следовательно, применимость положений о неосновательном обогащении как универсальных правил можно рассматривать только по отношению к указанным в законе правовым институтам: виндикации, реституции, деликтным и договорным отношениям. Применение положений о неосновательном обогащении к требованиям о защите нарушенных прав обусловлено двумя основными причинами: одни требования охватываются родовым понятием "кондикционное требование"; другие - имеют схожую с ним правовую природу, и в отсутствии специального указания закона положения о неосновательном обогащении подлежали бы применению как нормы, регулирующие схожие отношения, т.е. по аналогии закона. Так, требования о возврате исполненного по недействительной сделке и об истребовании имущества собственника из чужого незаконного владения характеризуются видовой принадлежностью к универсальному кондикционному требованию. Специальные правила о виндикации и реституции определяют пределы (границы) существования кондикционного обязательства. При этом, если положения о виндикации, касающиеся урегулирования вопросов объема возмещения, полностью поглощаются однородными положениями гл. 60 ГК РФ, то специальная регламентация правил о реституции касается лишь определения сферы применения кондикционного требования в отсутствие каких-либо правил, регламентирующих порядок возврата исполненного по недействительной сделке. Исходя из этого, можно вести речь о проявлении универсальности кондикционного обязательства, когда субсидиарность в отношении реституционных и виндикационных требований носит условный характер, а нормы гл. 60 ГК РФ применяются непосредственно к отношениям как по возврату исполненного по недействительной сделке, так и по истребованию вещи из чужого незаконного владения. Категория "субсидиарность" в чистом виде относится лишь к вопросам определения сферы действия кондикции. Если правила о виндикации позволяют расширить сферу применения требований из неосновательного обогащения за счет добросовестных и недобросовестных приобретателей, которые получили имущество от лица, которое не имело право его отчуждать, то правила о реституции, напротив, ограничивают сферу применения кондикционных требований случаями недопущения реституции либо односторонней реституцией. Что касается требований одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством и требований о возмещении вреда, то, не умоляя их самостоятельности, правила о неосновательном обогащении подлежат применению к данным требованиям как к отношениям со схожей правовой природой, что определяет реализацию критерия универсальности относительно возможности применения норм о неосновательном обогащении. При отсутствии по данным требованиям специальной регламентации урегулирования вопросов имущественного возмещения критерий универсальности срабатывает таким образом, что правила гл. 60 ГК РФ применяются в тех случаях и в том объеме, которые обусловлены либо правилами о деликтах, либо правилами об обязательствах, в связи с которыми произошло исполнение. Глава III. Механизм восстановления имущественной сферы потерпевшего в кондикционных обязательствах § 1. Квалификация отношений, связанных с возвратом неосновательного обогащения в натуре Имущество, составляющее неосновательное обогащение приобретателя, возвращается потерпевшему в натуре, в чем собственно проявляется суть кондикционного обязательства: верни то, что взял. При этом не имеет значения, является ли данное имущество индивидуально-определенным или обладает родовыми признаками. Значение придается лишь тому, что имущество сохранилось в натуре. Критерий исполнения обязательства в натуре применительно к неосновательному обогащению воспринимается неоднозначно: одни полагают, что в данном случае возврату подлежит такая же вещь, но не та же самая, что была приобретена или сбережена; по мнению других, вернуть в натуре по кондикционному обязательству можно только родовые вещи. И в том и в другом случае исключается возможность возврата индивидуально-определенной вещи, что соответствует твердой позиции разграничения кондикционного и виндикационного требований по критерию предмета, подлежащего возврату. Так, Д.А. Ушивцева определяет, что возврат потерпевшему имущества в натуре является выражением принципа натуральной реституции - возврата сторонами всего полученного. Такой возврат касается всех относящихся к имуществу принадлежностей, а также письменной документации (если они были получены приобретателем). Однако дальнейшие рассуждения Д.А. Ушивцевой представляются не совсем логичными: "Хотя в законе и говорится о "возврате" неосновательно приобретенного, потерпевшему обычно возвращается не то же самое, а такое же равноценное имущество. Поэтому даже в тех случаях, когда предметом обогащения явилась индивидуально-определенная вещь, возврату согласно п. 1 ст. 1104 ГК подлежит не та же самая вещь, а равноценный ей заменитель"*(231). Другими словами: несмотря на то, что закон предписывает вернуть то, что составляет неосновательное обогащение, вернуть все же надо другое равноценное имущество. Причем такая позиция подкрепляется не расширительным или, напротив, узким толкованием соответствующей нормы закона, а непосредственной отсылкой к п. 1 ст. 1104 ГК РФ: "Возврату согласно п. 1 ст. 1104 ГК подлежит не та же самая вещь, а равноценный ей заменитель"*(232). Видимо, следуя мысли Д.А. Ушивцевой, и принадлежности вещи, в том числе письменная документация, тоже подлежат возврату как равноценные тем, что были приобретены. По принципу "от обратного" и М.В. Телюкина доказывает, что возврату при реализации кондикционного требования подлежат "другие" вещи. "Речь идет о вещах, определенных родовыми признаками, поскольку, когда предметом требования являются индивидуально-определенные вещи, в первую очередь, должен быть предъявлен виндикационный иск, и только в субсидиарном порядке кондикционный"*(233). Однако, как и сама указывает М.В. Телюкина, подобный подход определения предмета возврата при неосновательном обогащении порождает проблему, связанную с тем, что должник в кондикционных отношениях не обязан возвращать те же самые вещи, которые были им неосновательно приобретены; достаточно вернуть вещи того же рода и качества (т.е. в данной ситуации индивидуализация имущества не имеет правового значения). Соответственно, возврат вещей более низкого качества может повлечь предъявление к должнику денежных требований. В связи с этим ею обращается внимание на неточность названия ст. 1104 ГК РФ - "Возвращение неосновательного обогащения в натуре", которая может привести к неверному выводу о необходимости возвратить то, что было получено*(234). Однако именно необходимость возврата того, что было получено, следует из буквального толкования п. 1 ст. 1104 ГК РФ, а не из названия этой статьи, что в целом сводит на нет рассуждения ученого. Если следовать истинному назначению кондикционного обязательства, а именно вернуть то, что безосновательно было приобретено, обозначенная М.В. Телюкиной проблема не возникнет в принципе. Даже если предположить, что возврату подлежат родовые вещи и не те, что были безосновательно приобретены, то теряется какой-либо смысл положения п. 2 ст. 1104 ГК РФ, согласно которому приобретатель отвечает перед потерпевшим за всякие, в том числе и за всякие случайные, недостачу или ухудшение неосновательно приобретенного или сбереженного имущества. Действительно, если передаче подлежат другие вещи, то о какой ответственности приобретателя за недостачу или ухудшение неосновательно приобретенного можно вести речь. Возврату в натуре подлежит именно неосновательно приобретенное имущество, если оно сохранилось в натуре, независимо от того, определено ли имущество, составляющее неосновательное обогащение, родовыми или индивидуальными признаками*(235). В случае невозможности такого возврата приобретатель должен возместить потерпевшему действительную стоимость этого имущества на момент его приобретения. Исполнение обязательства по возврату имущества в натуре характеризуется признаками реального исполнения. Однако кондикционное обязательство выступает примером охранительного обязательства, что накладывает отпечаток на особенности применения положений Гражданского кодекса РФ об исполнении обязательств и ответственности за их нарушение. Требование о возврате неосновательно приобретенного или сбереженного имущества направлено на восстановление имущественной сферы потерпевшей стороны и применимо к лицу, которое по своей сути является неправомерным приобретателем. Это, в свою очередь, означает, что о признаках надлежащего исполнения обязательства в отношении кондикционного обязательства речи идти не может, как не может идти речи и о неисполнении или ненадлежащем исполнении такого обязательства. Глава 60 ГК РФ предлагает целый перечень правовых инструментов, которые применимы к той или иной ситуации неосновательного обогащения: если предмет обогащения реально существует, то закон предписывает возврат реально существующего имущества; если ему причинен вред, то помимо возврата имущества закон предусматривает возмещение причиненного вреда имуществу; если предмет обогащения отсутствует, то закон говорит о необходимости стоимостного возмещения отсутствующего объекта обогащения и т.д. Кондикционное обязательство не может быть исполнено ненадлежащим образом или не исполнено вообще, если объект неосновательного обогащения реально существует. Такое обязательство подлежит исполнению в натуре всегда. Причем при неосновательности приобретения возврату подлежит конкретное имущество, главным и единственным индивидуализирующим признаком которого выступает принадлежность его до момента возникновения неосновательного обогащения конкретному лицу (потерпевшему)*(236). Это, в свою очередь, исключает возможность применения некоторых положений, касающихся, в частности, права кредитора потребовать возмещения убытков вместо требования передать ему вещь, поскольку цель кондикционного требования - вернуть потерпевшему именно безосновательно выбывшее имущество. Существует единственный случай, когда потерпевшему возмещается стоимость неосновательного обогащения. Однако этот случай не зависит от воли потерпевшего, а связан с невозможностью приобретателя возвратить неосновательно приобретенное или сбереженное имущество в натуре. Реституционная функция кондикционного требования заключается в возврате субъектов права в первоначальное положение с возможным обременением приобретателя некоторыми дополнительными санкциями. Отказ потерпевшего от имущества в пользу реализации права на возмещение убытков нарушило бы имущественный баланс гражданского оборота, допустив возможность введения безосновательного приобретения имущества в режим правомерных действий. При реализации кондикционного требования не подлежат применению и ограничения, касающиеся отпадения права на отобрание вещи у должника в случае, если эта вещь передана третьему лицу, имеющему право собственности, хозяйственного ведения или оперативного управления. При передаче приобретателем имущества, составляющего неосновательное обогащение, третьему лицу применению должны подлежать правила о виндикации, определяющие сферу применения правил о неосновательном обогащении. В данном случае приоритет правил о виндикации, в первую очередь, выражается первичностью вещных прав перед обязательственными. Возвращение неосновательного обогащения в натуре исключает возможность замены его не только на деньги, но и на другое имущество. Исключение составляет случай, когда неосновательное обогащение приобретателя составляют денежные средства, поскольку деньги в своем нормальном состоянии всегда представляют деньги. Денежные средства как объект неосновательного обогащения по понятным причинам всегда присутствуют в натуре: им не может быть причинен вред в форме недостачи или ухудшения; они не исчезнут таким образом, что бы приобретатель не сумел их вернуть. Поэтому к возврату неосновательного обогащения в форме денег не применимы правила ни о стоимостном возмещении имущества, ни об ответственности приобретателя за недостачу или ухудшения такого имущества. Возврат такого имущества может быть осуществлен лишь как возврат неосновательного обогащения в натуре. Причем это относится не только к неосновательному приобретению денежных средств, но и к неосновательному сбережению в целом, которое только и может быть выражено в денежной форме. Это, в свою очередь, означает, что возврат неосновательно сбереженного в натуре всегда предполагает передачу денег. Таким образом, с момента возникновения кондикционного обязательства, объектом которого выступает возврат денежных средств, на стороне приобретателя возникает денежное долговое обязательство, особенностью которого выступает то, что оно в принципе не может быть не исполнено. Категория "невозможность исполнения обязательства", которая, в частности, используется в п. 1 ст. 1105 ГК РФ, неприменима к денежным обязательствам, что неоднократно подчеркивалось в правовой науке*(237). Кондикционное обязательство по возврату денег подлежит исполнению независимо от фактического наличия или отсутствия денег у должника (приобретателя). При этом только неосновательное обогащение в форме денег допускает возможность замены одних купюр (монет) на другие с тем, чтобы денежная сумма, подлежащая возврату, соответствовала безосновательно утраченной потерпевшим сумме денежных средств. В отношении иных кондикционных обязательств возврат неосновательно приобретенного имущества в натуре исключает возможность замены его на другое имущество, пусть даже того же рода и качества. Невозможность замены объекта неосновательного обогащения на стадии возврата неосновательно приобретенного или сбереженного имущества в натуре не исключает в принципе ситуацию, когда приобретатель может предложить иное имущество для удовлетворения требования кредитора (потерпевшего). Однако такая замена возможна ни в силу положений гл. 60 ГК РФ, а на основании применения общих положений о прекращении обязательств. Речь идет об отступном. При этом для применения данного правового инструмента необходимо, во-первых, чтобы налицо была невозможность возврата неосновательно полученного или сбереженного в натуре, во-вторых, согласие кредитора (потерпевшего) на прекращение кондикционного обязательства предоставлением взамен денежных средств или иного имущества - отступного. В подобной ситуации отношения из сферы внедоговорной, направленной на восстановление имущественного положения потерпевшего путем возврата неосновательно приобретенного или сбереженного, переходят в договорную сферу, а следовательно, кредитор утрачивает статус потерпевшего, а должник - приобретателя. Что же касается условий исполнения нового обязательства, то размер, сроки и порядок предоставления отступного определяются соглашением сторон. Последствия подобной замены исполнения, а соответственно и прекращения кондикционного обязательства для потерпевшего очевидны: он лишается возможности использовать правила о неосновательном обогащении для восстановления своего имущественного положения. Существо обязательства из неосновательного обогащения устанавливает ограничения относительно того, какое имущество может выступать заменой неосновательно приобретенного или сбереженного имущества и в каких случаях. Таким имуществом могут выступать исключительно денежные средства и только при соблюдении основания, предусмотренного п. 1 ст. 1105 ГК РФ. Все остальные случаи замены объекта кондикционного обязательства, которые могут быть совершены лишь при невозможности возврата неосновательного обогащения в натуре, следует рассматривать как случаи прекращения обязательства из неосновательного обогащения отступным со всеми вытекающими последствиями ограничения применения правил о неосновательном обогащении. Возможность замены объекта кондикционного обязательства на денежные средства исключена для неосновательного обогащения в форме денег, поскольку характер долгового обязательства из неосновательного обогащения исключает возможность его неисполнения. Можно ли обойти требование о возврате потерпевшему имущества в натуре и передать другую вещь пусть даже такого же рода и качества? Если такую ситуацию допустить, то следует признать, что принятием "другой вещи" потерпевший подводит правовое основание под безосновательное приобретение или сбережение вещи приобретателем. Возникает ситуация, когда предоставление "другой вещи" попадает под режим встречного исполнения обязательства. Исходя из характера "другой вещи", предоставляемой приобретателем, и предмета неосновательного приобретения или сбережения, необходимо будет дать квалификацию возникшим отношениям. Если в результате такой квалификации данные отношения будут определены как отношения, возникшие из того или иного гражданско-правового договора - ничто не мешает применить к ним положения гражданского законодательства о соответствующем договоре. Если же отношения будут квалифицированы как недолжные, то и действия, связанные с предоставлением "другой вещи", должны будут рассматриваться как неправомерные, а принявшая такое исполнение сторона должна будет считаться недобросовестной. Однако, если действие по предоставлению "другой вещи" взамен возврата имущества, составляющего неосновательное обогащение, в натуре все же состоялось и является правомерным с позиции квалификации возникших отношений как отношений, возникающих из того или иного договора, применение положений о неосновательном обогащении исключается. Представляется, что такая ситуация выглядит по меньшей мере как абсурдная. Требование о возврате неосновательного обогащения в натуре не предполагает усмотрения сторон относительно выбора предмета исполнения в связи с тем, что закон в принципе не может допустить возникновение правовых последствий за неправомерным (безосновательным) действием, кроме тех, которые связаны с такой неправомерностью. Правила о возврате неосновательного обогащения в натуре - это положения императивного характера, обременяющие приобретателя. Если допустить возможность замены имущества, подлежащего возврату, на другое имущество, то выходит, что допускается возможность возникновения права собственности у приобретателя по основаниям, которые законом рассматриваются как неправомерные. Нельзя по усмотрению сторон изменить характер императивных предписаний. Возврат неосновательного обогащения - это последствия совершения неправомерного действия, носящего реституционный характер. Для совершения каких-либо действий, связанных с предоставлением приобретателем "иной вещи", стороны кондикционного обязательства в первую очередь должны вернуться в первоначальное положение и лишь потом совершать действия в режиме нормального течения гражданского оборота*(238). Допустимость возврата неосновательного обогащения в виде "другой вещи" сводит на нет действия всех остальных охранительных институтов. Например, сделка по обмену товарами была признана ничтожной как противоречащая требованиям закона. Однако одна сторона все же передала товар другой, в то время как последняя не успела исполнить встречное обязательство. Согласно ст. 167 ГК РФ стороны должны вернуться в первоначальное положение. Применительно к рассматриваемому случаю это означает, что сторона, получившая товар, должна вернуть его передавшей стороне. Если допустить возможность обхода правила о возврате неосновательного обогащения в натуре возврат такого имущества осуществить путем замены его на товар, который другая сторона не успела передать, то смысл правил применения последствий недействительности сделок сводится на нет. Передав "другую вещь", соответствующую предмету ничтожной сделки мены, стороны кондикционного обязательства тем самым обошли бы основание ст. 168 ГК РФ и ввели бы их отношения по обмену товарами в правомерный режим, что в принципе недопустимо. Закон, защищая нарушенные права, определяет тот порядок, в котором только и может произойти защита (восстановление) нарушенного права. При возврате имущества, составляющего неосновательное обогащение, в натуре возникает вопрос не только о том: может ли оно быть возвращено в натуре, но также и вопрос о том в каком со стоянии оно может быть возвращено. С момента возникновения кондикционного обязательства неосновательный приобретатель неправомерно владеет имуществом. Однако режим такого неправомерного владения зависит от того, когда неосновательный приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения. При этом в одних ситуациях момент возникновения кондикционного обязательства совпадает с моментом, когда лицо узнало или должно было узнать о неосновательности обогащения, а в других - с момента возникновения кондикционного обязательства до момента, когда лицо узнало или должно было узнать о неосновательности обогащения, может пройти определенный промежуток времени. Таким образом, момент, когда лицо узнало или должно было узнать о неосновательности обогащения, оказывает ключевое значение для определения объема ответственности неосновательного приобретателя перед потерпевшей стороной, а следовательно, и на правовой режим самого неосновательного приобретателя*(239). Законодатель четко определяет последствия причинения вреда имуществу, составляющего неосновательное обогащение: приобретатель отвечает перед потерпевшим за всякие, в том числе и за всякие случайные, недостачу или ухудшение неосновательно приобретенного или сбереженного имущества, происшедшие после того, как он узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения. До этого момента он отвечает лишь за умысел и грубую неосторожность (п. 2 ст. 1104 ГК РФ). Речь идет о случае причинения вреда неосновательно приобретенному имуществу, правовая регламентация которого сводится к применению правил гл. 59 ГК РФ о возмещении имущественного вреда. Причем положения об ответственности приобретателя за недостачу или ухудшение имущества не трансформируют кондикционное обязательство в деликтное, а лишь определяют границы применения правил об обязательствах, возникающих из причинения вреда имуществу, на началах субсидиарности. В частности, правила гл. 59 ГК РФ для возмещения вреда, причиненного неосновательно приобретенному имуществу, будут реализовывать не принцип деликтной ответственности - принцип возмещения вреда в полном объеме, а принцип кондикционной ответственности - принцип полного возмещения убытков, что в первую очередь означает неприменение норм о деликтных обязательствах, ограничивающих ответственность деликвента. Недобросовестное поведение обогатившегося, являющееся основанием применения деликтных правил, подразумевает, во-первых, такое поведение приобретателя (обогатившегося), вследствие которого могла произойти всякая, в том числе и всякая случайная, недостача или ухудшение неосновательного обогащения после того, как он узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения; во-вторых, поведение приобретателя (обогатившегося) должно характеризоваться умыслом и грубой неосторожностью и иметь место, до того как приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения, повлекшее за собой недостачу или ухудшение неосновательно приобретенного или сбереженного имущества. При возврате неосновательного обогащения в натуре значение придается всяким, в том числе всяким случайным, недостачам и ухудшениям имущества. Недостача предполагает уменьшение неосновательно приобретенного по количеству единиц*(240), например, когда речь идет о возврате имущества, составляющего неосновательное обогащение, определенного родовыми признаками (количество коробок, ящиков, книг в библиотеке и т.п.). В свою очередь, ухудшение предполагает снижение потребительской стоимости (качества) имущества вследствие порчи, повреждения имущества, но не вследствие естественных свойств имущества, приведших к естественному его ухудшению. Ухудшение имущества может коснуться любой вещи независимо от ее принадлежности к индивидуально-определенным или родовым вещам. При этом недостача и ухудшение имущества выступают внешней формой имущественного вреда (ущерба), который может быть причинен имуществу и который необходимо возместить потерпевшей стороне. Представляется, что всякая, в том числе случайная, недостача или ухудшение имущества, могут произойти вследствие виновных действий приобретателя, третьих лиц (всякая недостача или ухудшение), а также посредством совершения невиновных действий или непреодолимой силы (всякая случайная недостача или повреждение). Следовательно, на неосновательного приобретателя с момента возникновения обогащения переходит риск случайного повреждения имущества, а равно и его недостачи*(241). В связи с этим нельзя согласиться с мнением, что в течение того времени, когда приобретатель владел имуществом, не зная об отсутствии оснований владения, он отвечает только за умысел или грубую неосторожность, приведшие к уничтожению или повреждению имущества*(242). Правила, предусматривающие ответственность приобретателя за всякие, в том числе за всякие случайные, недостачу или ухудшение имущества не распространяют свое действие на случаи уничтожения (гибели) имущества, составляющего неосновательное обогащение. Более того, гл. 60 ГК РФ не имеет каких-либо специальных норм, относящихся к уничтожению (гибели) неосновательного обогащения, и рассматривает уничтожение имущества как частный случай невозможности исполнения обязательства по возврату неосновательного обогащения в натуре. Перенесение риска случайного повреждения и гибели имущества на приобретателя соответствует природе кондикции: имущество переходит во владение неосновательного приобретателя, а собственник утрачивает всякую связь с принадлежащим ему имуществом. Приобретатель хотя и незаконно, но осуществляет господство над вещью. Установление ответственности за случайное повреждение, а равно случайную недостачу и случайную гибель соответствует оговорке ст. 211 ГК РФ: риск случайной гибели имущества или случайного повреждения имущества несет его собственник, если иное не предусмотрено законом или договором" (курсив наш. - Н.С.). В этой связи нельзя согласиться с мнением, что ответственность в отношении недобросовестного приобретателя является примером ответственности без вины*(243). Напротив, неосновательный приобретатель потому и несет ответственность за причинение вреда имуществу, поскольку его владение изначально построено на безосновательном факте перемещения имущества от потерпевшего к нему. Действующее гражданское законодательство в принципе исключает возможность порождения неправомерным действием правомерных последствий, за исключение тех последствий, которые связаны с восстановлением нарушенного права, и нескольких случаев, предусмотренных гл. 59 ГК РФ. Нельзя согласится и с тем, что риск случайной гибели и ответственность обычно считаются несовместимыми понятиями, ибо одним из условий ответственности, по общему правилу, выступает вина, в то время как нормы о риске случайной гибели, напротив, рассчитаны на ситуацию, когда в гибели или повреждении вещи не виновна ни одна из сторон правоотношения*(244). Тем не менее действующее законодательство прочно стоит на позиции допустимости возложения риска случайного повреждения и случайной гибели имущества на виновную сторону. Так, согласно ст. 696 ГК РФ: ссудополучатель несет риск случайной гибели или случайного повреждения полученной в безвозмездное пользование вещи, если вещь погибла или была испорчена в связи с тем, что он использовал ее не в соответствии с договором безвозмездного пользования или назначением вещи, либо передал ее третьему лицу без согласия ссудодателя. Эта же статья предусматривает еще одно основание возложения риска случайной гибели или случайного повреждения вещи на ссудополучателя, а именно, если с учетом фактических обстоятельств ссудополучатель мог предотвратить ее гибель или порчу, пожертвовав своей вещью, но предпочел сохранить свою вещь. В положениях приведенной статьи прямо усматривается связь виновного поведения ссудополучателя и возложения на него в связи с этим виновным поведением риска случайной гибели и случайного повреждения вещи. Итак, по общему правилу неосновательный приобретатель несет ответственность за причинение всякого, даже всякого случайного, вреда имуществу, составляющего неосновательное обогащение. Исключение составляет случай, когда приобретатель не знал и не должен был знать о неосновательности обогащения. В такой ситуации он отвечает лишь за умысел и грубую неосторожность, что, естественно, не может затрагивать позиции собственника в хозяйственном обороте и не ущемляет права приобретателя на реализацию правомочий владения, пользования и распоряжения. Приобретатель - это не собственник, даже если он и не ведает о своем статусе неосновательного приобретателя. На него не может в полной мере распространяться режим собственника. В основе владения неосновательно приобретенным имуществом заведомо лежит что-то, что согласно действующему законодательству не может выступать правомерным основанием. Положения Гражданского кодекса РФ о праве собственности применимы к приобретателю с оговоркой: если иное не предусмотрено законом и, в частности, нормами о неосновательном обогащении. Законодатель, допуская возможность незнания приобретателя о неосновательности обогащения, все же рассматривает такой случай как исключение из общего правила об ответственности приобретателя за причинение ущерба и ограничивает его ответственность лишь умыслом и грубой неосторожностью. Заметим, что умысел и грубая неосторожность приобретателя направлены на причинение имущественного вреда (ущерба) в виде недостачи или ухудшения имущества. Такое поведение, даже если бы оно было поведением собственника, вряд ли увязывается с содержанием правомочий владения, пользования и распоряжения. Поэтому нельзя согласиться с мнением о том, что возложение на добросовестного приобретателя ответственности за умысел и грубую неосторожность относится к примерам ответственности без вины, поскольку причинение вреда собственником своему имуществу, никогда не составляло содержания права собственности. Это подтверждается многочисленными нормами гражданского законодательства*(245). Таким образом, закон допускает возложение ответственности за причинение вреда имуществу (за всякие, в том числе всякие случайные, недостачу и повреждение), составляющего неосновательное обогащение, на лицо, которое не знало и не должно было знать о неосновательности обогащения, за его виновное поведение, которое характеризуется умыслом и грубой неосторожностью. Правоведы определяют, что вина в форме умысла имеет место тогда, когда из поведения лица видно, что оно сознательно направлено на правонарушение*(246). При грубой неосторожности считается, что в поведении лица отсутствует всякая внимательность и осмотрительность*(247). Учитывая вышеизложенное, представляются неудачными примеры, иллюстрирующие вывод о противоречивости правила, возлагающего ответственность на добросовестного приобретателя. В частности, рассматриваются примеры, когда добросовестный приобретатель производит переоборудование дома в складское помещение, тем самым снижает стоимость имущества, составляющего неосновательное обогащение*(248), или когда стоимость неосновательного обогащения снижается вследствие переработки, переоборудования или реконструкции*(249). Цель таких примеров одна - показать несостоятельность нормы ст. 1104 ГК РФ об основаниях ответственности добросовестного приобретателя, противоречащих реализации правомочий владения, пользования и распоряжения. Однако в приведенных примерах речь идет не о причинении вреда имуществу вследствие умысла или грубой неосторожности, а об изменении функциональности такого имущества, что привело к уменьшению стоимости неосновательного обогащения. Переработка, переоборудование, реконструкция и им подобные действия не являются примерами причинения имущественного ущерба приобретателем, который не знал и не должен был знать о неосновательности обогащения. Такие действия необходимо рассматривать либо через правила о возмещении затрат на имущество, подлежащее возврату, или правила о возмещении стоимости неосновательного обогащения. Так, например, при изменении функциональности имущества, составляющего неосновательное обогащение (переработка, переоборудование), исполнение обязательства по возврату неосновательного обогащения в натуре становится невозможным, а следовательно, применению подлежат правила о стоимостном возмещении имущества. При этом необходимо учитывать положения Гражданского кодекса РФ, предоставляющие дополнительные возможности защиты прав потерпевшей стороны. В частности, при переработке неосновательно приобретенного имущества гл. 60 ГК РФ применяется с учетом правил ст. 220 ГК РФ, определяющих по общему правилу возникновение права собственности на переработку у собственника материалов (потерпевшего) со всеми вытекающими последствиями, предусмотренными указанной статьей. Если же произошла, например, реконструкция неосновательно приобретенного имущества, то речь должна идти о возмещении затрат приобретателя, если только улучшения имущества нельзя отделить с оставлением их за приобретателем. Вместе с тем необходимо обратить внимание, что подобные последствия характеризуют действия приобретателя, который не знал и не должен был знать о неосновательности обогащения. Картина изменится, когда переработку, переоборудование, реконструкцию осуществляет лицо, которое знает и должно знать о неосновательности своего обогащения. Если речь идет о каких-либо улучшениях, то затраты на них не возмещаются. Если же речь идет об изменении функциональности имущества, то вряд ли можно говорить о возможности оставления его за приобретателем с возмещением последним стоимости неосновательного обогащения. К такому приобретателю должны быть применены санкции, как по передаче, например, переоборудованного или переработанного имущества, так и по возмещению стоимости неосновательно приобретенного имущества. § 2. Компенсационный характер возмещения при невозможности возврата неосновательного обогащения в натуре При невозможности возврата неосновательного обогащения в натуре, т.е. невозможности возврата того конкретного имущества, которое выбыло из хозяйственной сферы потерпевшего, последний имеет право на возмещение стоимости неосновательно приобретенного имущества (п. 1 ст. 1105 ГК РФ). В невозможности исполнения обязательства в натуре выражается, в частности, запрет на замену неосновательно приобретенного имущества по соглашению сторон другим имуществом, а равно предоставление приобретателем потерпевшему иного имущества, даже если оно того же рода и качества. По этой причине вызывает возражение определение "невозможности возврата неосновательно приобретенного имущества в натуре", раскрывающееся через "невозможность возврата однородных вещей"*(250). В данном случае признак принадлежности имущества, составляющего неосновательное обогащение потерпевшему, игнорируется в пользу качественных характеристик неосновательно приобретенного имущества, а именно, как вещей, определенных родовыми признаками, либо как однородных вещей, что с позиции природы неосновательного обогащения представляется недопустимым. В гражданском праве невозможность исполнения обязательства по общему правилу характеризует одно из оснований прекращения обязательства (ст. 416 ГК РФ). Несмотря на то, что такое основание не прекращает кондикционное обязательство, а выступает основанием замены имущественного возмещения, которое нельзя вернуть в натуре, на деньги, категория "невозможность исполнения" п. 1 ст. 416 ГК РФ в равной степени относится и к категории "невозможность возврата" п. 1 ст. 1105 ГК РФ. Последняя, в свою очередь, выступает частным случаем невозможности исполнения гражданско-правового обязательства. В правовой науке выделяют различные виды невозможности исполнения физическую и юридическую, субъективную и объективную, первоначальную и последующую. Невозможность возврата неосновательно приобретенного имущества характеризуется объективной невозможностью его последующего физического возврата. Невозможность исполнения обязательства, а равно невозможность возврата неосновательного обогащения, не могут быть первоначальными. Как справедливо отмечает М.И. Брагинский, невозможность, существующая в момент, когда обязательство должно было возникнуть, означает, что оно просто не возникнет*(251). При этом ученый опирается на общепризнанный принцип: невозможное не может стать предметом обязательства. Первоначальная невозможность, предполагающая, в частности, утрату имущества потерпевшего вследствие неправомерного действия третьего лица, означает, что потерпевший должен предъявить не кондикционный, а деликтный иск, поскольку речь идет о причинении вреда имуществу вследствие, например, уничтожения вещи. Физическая невозможность означает невозможность возврата неосновательно приобретенного в натуре. При этом, как уже не раз отмечалось, единственным признаком, характеризующим неосновательно приобретенное имущество, выступает признак принадлежности этого имущества конкретному лицу. Если такой признак не проявляется, т.е. нельзя определить то конкретное имущество, которое выбыло из хозяйственной сферы потерпевшего, то исключается и сама возможность возврата неосновательно приобретенного в натуре. Поэтому можно говорить, что физическая невозможность возврата неосновательно приобретенного имущества выражает и объективную невозможность возврата такого имущества. Важно заметить, что фактическое отсутствие этого имущества, приводящее, в свою очередь, к юридической смерти неосновательно приобретенного имущества, совсем не означает, что такое имущество отсутствует в принципе. Какие же случаи характеризуют невозможность возврата неосновательно приобретенного имущества? В научной литературе случаи невозможности возврата неосновательного обогащения чаще всего обходят стороной, считая, что причины отсутствия возможности вернуть имущество в натуре значения не имеют*(252), либо ограничиваются указанием на некоторые признаки невозможности возврата или на некоторые примеры такой невозможности. Например, отмечается, что невозможность возврата не связывается с поведением приобретателя, т.е. может возникнуть в результате действия случая, непреодолимой силы, третьих лиц*(253). В качестве примера невозможности возврата неосновательно приобретенного имущества называется нецелесообразность возврата ввиду потери хозяйственного назначения имущества, что основано, в свою очередь, на положениях информационного письма ВАС РФ от 11 января 2000 г. N 49. Этим характеристика случаев, попадающих под смысл "в случае невозможности возвратить в натуре неосновательно приобретенное", как правило, и ограничивается. Однако уяснения всех тех случаев, которые могут быть положены в квалификацию случая невозможности возврата неосновательного обогащения в натуре, необходимо не только для обоснования применения тех или иных норм о кондикции, но и для необходимости применения норм, содержащихся в иных правовых институтах Гражданского кодекса РФ. На наш взгляд, невозможность возврата неосновательно приобретенного имущества характеризуется следующими случаями. Во-первых, отсутствием имущества в принципе вследствие его гибели. Другими словами, речь идет о "физическом отсутствии" вещи, исключающей возможность существования ее среди материальных объектов. Во-вторых, отсутствием имущества у приобретателя в силу его передачи третьему лицу, от которого нельзя истребовать имущество. Речь идет о "юридическом отсутствии" имущества, выступающей основанием прекращения права собственности у потерпевшего постольку, поскольку в силу закона такое право признается за третьим лицом. В-третьих, отсутствием имущества, которое составляло неосновательное обогащение. То есть имущество у приобретателя как таковое существует, однако, либо это имущество не может соотнестись по каким-либо критериям с качественными признаками имущества, выбывшего из хозяйственной сферы потерпевшего, либо отсутствует возможность определения имущества потерпевшего в силу смешивания его с имуществом приобретателя (фактическое отсутствие имущества). Остановимся на каждом из указанных случаев. 1. Гибель имущества приводит к исчезновению объекта правоотношения, что исключает возможность возникновения каких-либо последствий, кроме тех, которые связаны непосредственно с гибелью имущества. Для того чтобы гибель вещи привела к применению последствий стоимостного возмещения, необходимо, чтобы факт гибели вещи имел место после неосновательного приобретения. В противном случае основания для какого-либо возмещения могут либо вообще отсутствовать, либо могут возникнуть отношения из причинения имущественного вреда, что приведет к применению правил гл. 59 ГК РФ. Положения гл. 60 ГК РФ в таком случае будут носить дополнительный характер, в том числе для определения стоимости возмещения, если лицо, причинившее ущерб имуществу, будет призвано к ответственности по правилам о деликтах в полном объеме. Гибель вещи, приведшая к невозможности возврата неосновательно приобретенного в натуре, порождает последствия стоимостного возмещения независимо от того, знал или нет приобретатель о неосновательности своего обогащения. Положенный в основание возникновения кондикционного обязательства признак безосновательного приобретения независимо от того, что послужило поводом обогащения, заведомо рассматривает приобретателя как неправомерное лицо, к которому не переходит право собственности на имущество, но на которое переходит риск случайной гибели такого имущества. Последнее означает, что основанием применения ответственности в форме возмещения стоимости погибшего имущества может стать любая случайная гибель имущества, в том числе по причине непреодолимой силы. 2. Естественно, что невозможность возврата неосновательно приобретенного имущества не связана лишь с физическим его исчезновением (гибелью). Закон предусматривает и такие случаи, когда имущество, причем именно то, которое и было безосновательно приобретено, реально существует, однако отсутствует юридическая возможность возвращения его в хозяйство потерпевшей стороны. Речь идет о случае, когда закон устанавливает ограничения на истребование имущества от добросовестного приобретателя (п. 1, 3 ст. 302 ГК РФ). Так, если имущество было возмездно приобретено добросовестным приобретателем у лица, которое не имело право его отчуждать, но которому это имущество было передано по воле собственника, последний не вправе истребовать свое имущество от такого добросовестного приобретателя. В подобной ситуации закон признает право собственности за добросовестным приобретателем, что, в свою очередь, означает прекращение права собственности у первоначального собственника. Последний приобретает право требования на стоимостное возмещение к лицу, которое хотя и владело имуществом на законном основании, но в нарушение закона распорядилось им. Такая ситуация, в частности, возникнет, если арендатор реализует арендованное имущество добросовестному приобретателю. Правомерное основание (договор аренды), по которому было передано имущество арендатору, отпадет, поскольку обязательство возврата арендованного имущества прекратится отсутствием материального объекта, что повлечет и прекращение договора аренды. Таким образом, имеет место случай, когда возникновение кондикционного обязательства совпадает с моментом заключения несостоявшегося договора аренды. При этом арендатор попадает под режим приобретателя, который знал и должен был знать о неосновательности обогащения с момента совершения арендной сделки. Продажа арендованного имущества исключает добросовестность лица (арендатора) на всем протяжении исполнения договора аренды с момента его заключения. Отчуждение арендатором арендованного имущества - это волевой акт, который не мог быть совершен без умысла, наличие которого предполагается уже на стадии заключения договора аренды. Реализация арендатором (неосновательным приобретателем) арендованного имущества третьему лицу (добросовестному приобретателю) определяет факт, который свидетельствует о невозможности возврата неосновательно приобретенного в натуре. Объем ответственности неосновательного приобретателя в такой ситуации составят: во-первых, доходы приобретателя, которые он получил или мог получить с момента неосновательного приобретения имущества; во-вторых, стоимость имущества на момент заключения договора, разница между ценой продажи и первоначальной стоимостью арендованного имущества (если цена продажи будет выше такой стоимости); в-третьих, проценты за пользование чужими денежными средствами, начисляемые на стоимость неосновательного обогащения с момента реализации имущества добросовестному приобретателю. 3. Отсутствие имущества, которое составляло неосновательное обогащение (фактическое отсутствие), охватывает две группы ситуаций: 1) имущество потерпевшего как таковое существует, однако не может соотнестись по каким-либо критериям с качественными признаками имущества, выбывшего из хозяйственной сферы потерпевшего; 2) отсутствует возможность определения имущества потерпевшего в силу смешивания его с имуществом приобретателя. К первой группе, в частности, можно отнести переработку (спецификацию), изменение функциональной направленности имущества, его физический и моральный износ. Как известно, спецификация предполагает создание новой вещи путем переработки не принадлежащих спецификатору материалов (абз. 1 п. 1 ст. 220 ГК РФ). Вследствие переработки материалы, принадлежащие потерпевшему, прекращают свое существование, что свидетельствует о прекращении права собственности на них, что, в свою очередь, приводит к невозможности получения собственником материалов имущества в натуре. Однако правила о спецификации предполагают по общему правилу возникновение права собственности на предмет переработки у собственника материалов (потерпевшего), а следовательно, речь должна идти не о стоимостном возмещении, как это предписывает п. 1 ст. 1105 ГК РФ, а о передаче предмета переработки (новой вещи) потерпевшему. Что это - пример коллизии вещных и обязательственных норм или имеют место специальные правила ст. 220 ГК РФ по отношению к общим правилам п. 1 ст. 1105 ГК РФ? Представляется, что ни то и ни другое. Прекращение права собственности на материалы и возникновение такого права на предмет переработки (новую вещь) не ведет к замене объекта неосновательного обогащения, а выступает исключительным примером прекращения одного кондикционного обязательства, объектом которого выступают материалы, и возникновением нового кондикционного обязательства, объектом которого выступает новая вещь. Поэтому при спецификации не возникает вопрос о невозможности исполнения кондикционного обязательства в натуре. Переработка является основанием возникновения кондикционного обязательства в отношении неосновательно приобретенной новой вещи, что говорит о применении правил, предусматривающих возврат неосновательно приобретенного в натуре. Однако такое прекращение кондикционного обязательства, объектом которого выступали неосновательно приобретенные материалы, распространяется лишь на случаи, когда переработчик является добросовестным. В противном случае с созданием новой движимой вещи путем спецификации возникают два самостоятельных кондикционных обязательства: обязательство по возврату новой вещи и обязательство по возврату неосновательно приобретенного материала. Поскольку последнее обязательство не подлежит исполнению в натуре, применяются последствия, связанные с его стоимостным возмещением. В отношении же обязательства по возврату вещи, созданной путем спецификации, применению должны подлежать правила о возврате неосновательно приобретенного в натуре. Приведенные последствия соответствуют смыслу п. 3 ст. 220 ГК РФ: собственник материалов, утративший их в результате недобросовестных действий лица, осуществившего переработку, вправе требовать передачи новой вещи в его собственность и возмещения причиненных ему убытков. Право на возмещение убытков, предусмотренное приведенной нормой, соответствует праву на стоимостное возмещение утраченных материалов со всеми иными последствиями, предусмотренными гл. 60 ГК РФ. Таким образом, переработка, осуществленная недобросовестным лицом, с одной стороны, выступает примером случая невозможности возврата неосновательно приобретенного в натуре, а следовательно, основанием применения правил о стоимостном возмещении, а с другой стороны, выступает основанием возникновения еще одного кондикционного обязательства, связанного с возвратом созданной путем переработки новой вещи. Однако если переработка, осуществленная добросовестным лицом, не попадает под смысл случая невозможности возврата неосновательно приобретенного имущества в натуре (поскольку в данном случае речь идет о возникновении нового кондикционного обязательства, предметом которого выступает новая вещь), то признание права собственности за добросовестным спецификатором в случае, когда стоимость переработки существенно превышает стоимость неосновательно приобретенных материалов и переработка осуществлялась для себя, выступает частным случаем невозможности возврата неосновательно приобретенного. Последствия признания права собственности за добросовестным спецификатором очевидны: он возвращает стоимость материалов, что закреплено в п. 2 ст. 220 ГК РФ и соответствует законодательному подходу о стоимостном возмещении неосновательно приобретенного имущества (п. 1 ст. 1105 ГК РФ). Статья 220 ГК РФ предусматривает обязанность возмещения добросовестному переработчику затрат на переработку. Поскольку гл. 60 ГК РФ содержит лишь правила о возмещении затрат приобретателю, связанных с содержанием и сохранением имущества, правила о возмещении затрат ст. 220 ГК РФ можно рассматривать как дополняющие институт кондикции. Вместе с тем вследствие спецификации может возникнуть ситуация, когда новая вещь по стоимости окажется ниже стоимости неосновательно приобретенных материалов, например, переработка бревен в опилки. Возврат такой новой вещи может существенным образом затронуть имущественную сферу потерпевшего, которому с возвратом менее ценного имущества необходимо еще и возместить затраты на переработку, т.е. является экономически нецелесообразным. В подобной ситуации представляется возможным оставление права выбора за потерпевшей стороной: требовать ли ему возврата новой вещи или стоимости утраченных материалов. В этой связи считаем некорректной оговорку п. 1 ст. 220 ГК РФ "если иное не предусмотрено договором". Спецификация предполагает, что лицо, осуществляющее переработку, неосновательно приобрело материалы. Независимо от того, добросовестно или нет действовало лицо-переработчик, правила ст. 220 ГК РФ преследуют защиту прав прежде всего потерпевшей стороны, признавая по общему правилу за ней право собственности на новую вещь, а следовательно, предоставляя ей возможность получения такой новой вещи. Кроме того, положения данной статьи возлагают дополнительную ответственность на переработчика, действующего недобросовестно, в форме возмещения причиненных убытков. Следовательно, правила ст. 220 ГК РФ, определяющие основания возникновения права собственности на предмет спецификации, преследуют совершение действий, носящих реституционный характер, с возложением на недобросовестное лицо дополнительных обременений, в частности, в форме возмещения причиненных убытков. Оговорка п. 1 ст. 220 ГК РФ "если иное не предусмотрено договором" противоречит существу спецификации, в основе которой лежит безосновательное приобретение имущества. Представляется необходимым исключение такой оговорки из указанной статьи, с тем чтобы дополнить п. 1 ст. 220 ГК РФ абзацем третьим, отвечающим потребностям потерпевшей стороны для защиты и восстановления своих нарушенных прав: "По усмотрению собственника материалов он может отказаться от права собственности на новую движимую вещь в пользу лица, добросовестно осуществившего переработку, если признание права собственности на такую вещь существенно затронуло бы имущественный интерес собственника материалов". Вложения приобретателя могут привести к изменению функциональной направленности имущества. При изменении функциональной направленности неосновательно приобретенного имущества оно утрачивает свои первоначальные признаки и приобретает новые. Это означает, что имущество не исчезает и право собственности потерпевшего на него не прекращается. Потеря имуществом первоначальных признаков в процессе деятельности приобретателя меняет его функциональное назначение. Не исключена ситуация, когда вследствие изменения функциональной направленности стоимость неосновательно приобретенного имущества окажется меньше его первоначальной стоимости. Это может произойти, в частности, когда определенное жилое помещение переводится в нежилое, которое впоследствии перестраивается под складское помещение. К такому случаю не применимы правила ч. 3 ст. 303 ГК РФ, поскольку произведенные вложения приобретателя по своему существу не попадают под термин "улучшения". Применение правил о возмещении стоимости улучшений к данной ситуации существенно затронуло бы имущественные интересы потерпевшего, который стал бы перед необходимостью возмещения затрат, которые привели бы к уменьшению стоимости неосновательно приобретенного, и получил бы назад безосновательно утраченное имущество, стоимость которого уменьшилась вследствие изменения его функциональной направленности. Подобные вложения приобретателя нельзя подвести и под причинение ущерба имуществу, поскольку поведение такого приобретателя не попадает под смысл неправомерного поведения. Таким образом, если отсутствует возможность приведения имущества в первоначальное состояние, можно вести речь о случае, когда возврат неосновательно приобретенного имущества экономически нецелесообразен, что позволяет подвести режим имущества, стоимость которого вследствие изменения функциональной направленности снизилась по сравнению с первоначальной стоимостью неосновательно приобретенного имущества, под режим имущества, возврат которого в натуре невозможен. Это, в свою очередь, приводит к необходимости стоимостного возмещения неосновательно приобретенного имущества с оставлением функционально изменившегося имущества у приобретателя, если только он не знал и не должен был знать о неосновательности своего обогащения. В противном случае потерпевшему помимо стоимостного возмещения должен быть передан и сам объект, находящийся у приобретателя. В процессе деятельности приобретателя стоимость функционально измененного имущества может не только не измениться по сравнению с первоначальной стоимостью неосновательно приобретенного имущества, но и увеличиться. В этой связи возникает вопрос: что должно приниматься во внимание при изменении функциональной направленности вещи - само изменение функционального назначения или изменение стоимости неосновательно приобретенного имущества? Несмотря на то, что в случае снижения стоимости имущества, составляющего неосновательное обогащение, вследствие изменения его функциональной направленности, стоимостной критерий удобен для обоснования подведения режима такого имущества под случай невозможности возврата неосновательного обогащения в натуре, тем не менее за основу все-таки необходимо брать именно признак изменения функциональной направленности (назначения) имущества. Возврат функционально измененного имущества может быть для потерпевшего экономически не выгоден как по причине необходимости возмещения значительного объема вложения приобретателя, так и по причине отсутствия специальных знаний (навыков) и им подобных факторов для использования такого имущества по назначению. По этой причине считаем, что случай изменения функциональной направленности неосновательно приобретенного имущества и экономической нецелесообразности его возврата потерпевшему выступает частным случаем невозможности возврата неосновательного обогащения в натуре. Экономическая нецелесообразность в данной ситуации не основана только на стоимостном факторе. Экономическая нецелесообразность возврата функционально измененного имущества выражается в наличие таких признаков имущества, которые не позволяют потерпевшему использовать его по новому назначению. При этом право на стоимостное возмещение должно выступать в качестве общего права, позволяющего в случае интереса потерпевшего к функционально измененному имуществу требовать возврата неосновательного обогащения в натуре с возмещением затрат приобретателю. Данные правила не могут распространяться на действия лица, которое знало или должно было знать о неосновательности обогащения. Поэтому в случае недобросовестного изменения функциональной направленности имущества оно подлежит возврату с возмещением потерпевшему всех убытков. Невозврат имущества, составляющего неосновательное обогащение, может произойти и вследствие физического или морального износа имущества. В таких ситуациях имущество у приобретателя реально существует, более того, именно то, которое и было изъято из хозяйственной сферы потерпевшего, но в процессе интенсивной эксплуатации оно израсходовало свой ресурс (физический износ), либо в процессе интенсивного развития наукоемкой сферы (сферы высоких технологий) устарело по отношению к новым высокотехнологичным продуктам (моральный износ). Как при физическом, так и моральном устаревании имущество теряет свои потребительские свойства. Вместе с тем если при физическом износе во главе угла стоит субъективный фактор (интенсивность эксплуатации неосновательно приобретенного имущества), то при моральном износе значение придается объективному фактору (интенсивности развития сферы высоких технологий и появления новых высокотехнологичных продуктов). В судебной практике нашел отражение случай удовлетворения требования о возмещении стоимости неосновательного обогащения в силу полного его физического износа*(254). Так, организация обратилась в арбитражный суд к предприятию с исковым требованием о взыскании стоимости ранее переданного ответчику имущества на основании п. 1 ст. 1105 ГК РФ. Истец, ранее передавший ответчику строительную технику, установив факт незаключения договора, потребовал возвратить технику. Получив отказ, истец обратился в суд с требованием, но уже не возврата техники, а возмещения ее стоимости, поскольку возврат техники в натуре в связи с ее существенным износом экономически нецелесообразен. Ответчик полагал, что у истца права требовать стоимостного возмещения нет, поскольку техника в наличии имелась, а законодательство связывает возможность выплаты компенсации только с фактической невозможностью возврата полученного в натуре, а не с нецелесообразностью такого возврата. Суд, удовлетворяя иск о возмещении стоимости неосновательно полученного имущества, указал, что невозможность возврата имущества в натуре может иметь место не только в случае, когда имущество отсутствует у неосновательного приобретателя, но и в иных случаях, в частности, когда строительная техника утратила свое хозяйственное назначение ввиду полного ее износа, что исключает возможность использования техники по первоначальному назначению. На основании изложенного можно определить, что полный физический износ имущества, исключающий возможность его использования по назначению, выступает примером невозможности возврата неосновательно приобретенного имущества в натуре. Износ имущества приводит к потере первоначальных признаков полученного имущества. Экономическая нецелесообразность возврата физически устаревшего имущества заключается в том, что с потерей потребительских свойств имущества потерпевший теряет и свой экономический интерес к нему, а возврат такого имущества может быть сопряжен с дополнительными расходами, обременяющими потерпевшего как собственника имущества. В случае же морального износа (например, устаревание персонального компьютера) экономическая нецелесообразность возврата выражается в потере потребительских свойств неосновательно приобретенного имущества. При этом утрата таких потребительских свойств не связана с интенсивностью эксплуатации имущества, а происходит по причине падения спроса на подобное имущество, а следовательно, и существенным снижением цен на него с появлением на рынке высоких технологий новых "моделей" с более широкими возможностями. Учитывая это, применение последствий стоимостного возмещения неосновательно приобретенного имущества имеет свою специфику для определения размера стоимостного возмещения морально устаревшего имущества, неподлежащего возврату в натуре. Дело в том, что каждая последующая цена, устанавливаемая на высокотехнологичное имущество, аналогичное неосновательно полученному, будет уменьшаться в каждом последующем периоде по сравнению с ценой, которую это имущество имело в момент неосновательного обогащения. По этой причине при определении размера стоимостного возмещения должна приниматься во внимание цена той "модели", которая соответствует месту, которое занимала неосновательно приобретенная "модель" в ценовом ряду на подобную технику в момент возникновения неосновательного обогащения, но не менее стоимости, которую она имела на этот момент. Спецификация, изменение функциональной направленности имущества, физический и моральный его износ относятся к случаям отсутствия имущества, составляющего неосновательное обогащение, когда такое отсутствие связано с потерей качественных признаков, характеризующих имущество, выбывшее из хозяйственной сферы потерпевшего. Вместе с тем может возникнуть ситуация, при которой качественные характеристики неосновательно приобретенного имущества останутся в норме, однако будет отсутствовать индивидуализирующий признак, позволяющий выделить из массы однородных вещей приобретателя вещи, составляющие неосновательное обогащение. То есть речь идет о смешивании вещей потерпевшего с аналогичными вещами приобретателя. В такой ситуации отсутствует квалифицирующий признак неосновательно приобретенного имущества принадлежность потерпевшему, а следовательно, исключается возможность возврата такого имущества в натуре. Итак, определив все случаи невозможности возврата неосновательного обогащения в натуре, важно определить характер стоимостного возмещения неосновательно приобретенного имущества. Закон четко определяет два способа определения размера стоимостного возмещения потерпевшему. Первый способ соответствует действительной стоимости неосновательно приобретенного имущества на момент его приобретения, если только приобретатель произвел возмещение немедленно как узнал о неосновательности обогащения. Второй же способ определения возмещения соответствует действительной стоимости неосновательно приобретенного имущества на момент его приобретения плюс убытки, вызванные последующим изменением стоимости имущества, если приобретатель произвел возмещение после момента, который определяется как "немедленно после того, как узнал о неосновательности обогащения". Подобный законодательный подход определения последствий невозврата имущества, составляющего неосновательное обогащение, представляется спорным. При исследовании правил о стоимостном возмещении неосновательно приобретенного имущества возникает ряд вопросов, ответы на которые смогли бы хоть как-то прояснить подход законодателя. Когда должна возникнуть невозможность возврата имущества в натуре, чтобы можно было применить последствия, связанные с его стоимостным возмещением? Возможно ли применить исследуемые последствия к случаям, когда невозможность возврата имущества в натуре возникла уже после того, как приобретатель узнал о неосновательности обогащения? Что означает термин "немедленно" для цели стоимостного возмещения имущества? Почему указанный термин соотносится лишь со случаем, когда приобретатель узнал о неосновательности обогащения, но не затрагивает случай, когда приобретатель должен был узнать о неосновательности своего обогащения? Как уже отмечалось, невозможность возврата неосновательно приобретенного имущества не может возникнуть в момент возникновения неосновательного обогащения, поскольку в таком случае пришлось бы говорить о возникновении деликтных, а не кондикционных отношений. Учитывая тот факт, что закон различает объем стоимостного возмещения в зависимости от того, возместил ли потерпевший стоимость неосновательного обогащения немедленно или после того, как узнал о таковом, можно предположить, что невозможность возврата неосновательно приобретенного имущества должна возникнуть до того, как приобретатель узнал о неосновательности обогащения. Из этого следует, что последствия п. 1 ст. 1105 ГК РФ касаются лишь случаев добросовестного владения имуществом, которое было утрачено (в широком смысловом значении), т.е. такого добросовестного владения, которое привело к невозможности возврата имущества в натуре потерпевшему. При этом нетрудно заметить, что правила о стоимостном возмещении хотя и направлены на возмещение причиненного ущерба в полном размере, все же ограничивают объем такого возмещения и не только относительно добросовестного владельца. Добросовестный владелец - это тот, который не знал или не должен был знать о неосновательности обогащения. Тем не менее при применении последствий, связанных со стоимостным возмещением имущества, значение придается лишь факту осведомленности о состоявшемся неосновательном обогащении. Это означает, что владение приобретателем имуществом может привести к последующей невозможности его возврата, которая, в свою очередь, может возникнуть как в период, когда приобретатель не знал и не должен был знать о неосновательности обогащения, так и в период, когда приобретатель должен был знать, но не знал о неосновательности обогащения. Таким образом, мы имеем редкий случай, когда незнание закона освобождает от ответственности. Рассмотрим это на примере. Организация А ошибочно получила имущество, принадлежащее организации Б. Через некоторое время организация Б, узнав об ошибочности передачи имущества, отправила организации А письменное уведомление с требованием возврата этого имущества. Данное уведомление, смешавшись с остальной корреспонденцией организации, так и не было прочитано. Через некоторое время организация Б вновь обратилась к организации А с первоначальным требованием, но уже непосредственно направив к нему своего представителя. Организация А, узнав о неосновательности получения имущества, незамедлительно предложила организации Б стоимостное возмещение этого имущества, поскольку последнее было утрачено. Размер возмещения при этом был рассчитан из действительной стоимости имущества на момент приобретения. Организацию Б размер возмещения не устроил по той причине, что за время нахождения имущества у приобретателя оно значительно подорожало. Однако организация А заявила, что предложила стоимостное возмещение немедленно после того, как узнала о неосновательности обогащения, и поэтому не отвечает за убытки, связанные с последующим изменением стоимости имущества. На возражения организации Б о том, что то отправило письменное уведомление, организация А ответила, что действительно она получала корреспонденцию и должна было узнать о неосновательности обогащения, но не вскрыла письмо и поэтому, хотя и должно знать о неосновательности обогащения, не знала о нем. Из приведенного примера видно, что для возмещения стоимости утраченного имущества по стоимости, определяемой на момент такого стоимостного возмещения, недостаточно выявления факта недобросовестного владения, т.е. того, что лицо знало или должно было знать о неосновательности обогащения. Необходимо доказать, что приобретатель действительно знал о неосновательности своего обогащения, потому как за предположение о том, что он лишь должен был знать о неосновательности обогащения, приобретатель отвечает так же, как и в случае, когда он не знал или не должен был знать о неосновательности обогащения, т.е. в размере действительной стоимости имущества на момент его приобретения. Считаем, что такой подход определения размера стоимостного возмещения в случае невозможности возврата неосновательно приобретенного имущества в натуре нарушает имущественный интерес потерпевшего, поскольку ставит определение размера такого возмещения в зависимость от того, докажет потерпевший или нет, что приобретатель не просто должен был знать о неосновательности обогащения, а знал о таком обогащении. Усугубляется эта зависимость и тем, что правовой режим приобретателя, который узнал о неосновательности обогащения, делится еще на два правовых режима: правовой режим лица, которое узнало о неосновательности обогащения и немедленно возместило стоимость утраченного имущества; и правовой режим лица, которое узнало о неосновательности обогащения, но не возместило немедленно стоимость утраченного имущества. Так, в случае возникновения ситуации, когда действительная стоимость имущества на момент его приобретения будет значительно меньше стоимости имущества, определяемой на момент, когда приобретатель узнал о неосновательном обогащении, или на момент, когда возмещает стоимость неосновательно приобретенного имущества*(255), спор между потерпевшим и приобретателем будет сведен как минимум к следующему: приобретатель будет уверять в том, что возместил стоимость утраченного им имущества немедленно после того, как узнал о неосновательности обогащения, а потерпевший будет настаивать на том, что приобретатель возместил стоимость утраченного имущества в день, следующий за днем немедленного возмещения. То есть, если даже будет установлено, что приобретатель узнал о неосновательности обогащения, потерпевшему предстоит доказать, что приобретатель возместил стоимость имущества не немедленно, а с опозданием. При таком раскладе, как нам представляется, бессмысленно раскрывать существо выражения п. 1 ст. 1105 ГК РФ "немедленно после того, как узнал о неосновательности обогащения". Кроме того, установив момент, с которого приобретатель должен возместить помимо действительной стоимости имущества также и убытки, вызванные последующим изменением стоимости имущества, законодатель тем самым определил, что причина невозврата имущества должна иметь место ранее момента, когда приобретатель узнал о несостоятельности обогащения. Это, в свою очередь, выводит за пределы применения последствий стоимостного возмещения имущества случаи, связанные с утратой неосновательно имущества, когда таковая случилась уже после того, как приобретатель узнал о неосновательности своего обогащения. Таким образом, потерпевший по кондикционному обязательству имеет право на стоимостное возмещение утраченного приобретателем имущества, если такая утрата состоялась в период времени, когда приобретатель находился в положении лица, которое не знало или не должно было знать о неосновательности обогащения, либо в положении лица, которое не знало, но должно было знать о неосновательности обогащения. Природа стоимостного возмещения соответствует существу реального ущерба, а точнее, той его части, которая определяется как расходы, которые потерпевший должен будет произвести для восстановления нарушенного права. Эти расходы, в свою очередь, соответствуют расходам потерпевшего, которые он мог бы произвести при приобретении имущества, аналогичного утраченному. Это означает, что приобретатель, независимо от добросовестности или недобросовестности своего владения, несет риск не только случайной гибели (утраты) неосновательно приобретенного имущества, но и изменения (повышения) стоимости такого имущества. Перенос на приобретателя риска изменения (повышения) стоимости неосновательно приобретенного имущества соответствует положению о возврате неосновательного обогащения, которое предполагает в первую очередь восстановление имущественной сферы потерпевшего. Как нельзя "отрезать" часть неосновательно приобретенного имущества в случае его возврата в натуре, когда стоимость такого имущества возросла по сравнению со стоимостью этого имущества на момент приобретения, так и недопустима уплата стоимостного возмещения, основанная только на действительной стоимости имущества на момент его приобретения, если к моменту, когда лицо узнало о неосновательности обогащения, рыночная стоимость неосновательно приобретенного имущества возросла. Считаем, что размер стоимостного возмещения должен соответствовать реальной (рыночной) стоимости утраченного имущества, которая должна определяться на момент стоимостного возмещения. Что же касается возможного изменения рыночной стоимости имущества (перепады цен) в период владения приобретателем имуществом, то вопрос об учете таких ценовых изменений при возмещении должен решаться по правилам п. 2 ст. 1107 ГК РФ, а значит, с учетом того, знал ли или должен был знать приобретатель о неосновательности обогащения. § 3. Особенности имущественного возмещения вследствие неосновательного сбережения Частным случаем неосновательного обогащения в форме сбережения является ситуация, когда происходит неосновательное временное пользование чужим имуществом без намерения его приобрести либо чужими услугами. В данном случае лицо обязано возместить потерпевшему то, что оно сберегло вследствие такого пользования по цене, существовавшей во время, когда закончилось пользование, и в том месте, где оно происходило. Таким образом, речь идет о двух случаях, в которых имеет место неосновательное сбережение: во-первых, в случае неосновательного временного пользования чужим имуществом без намерения его приобрести; во-вторых, в случае неосновательного временного пользования чужими услугами. Различие между этими случаями можно провести по предмету неосновательного сбережения: если в первом случае предметом сбережения выступает конкретное имущество, то во втором - это услуга. В правовой науке, как правило, ограничиваются лишь иллюстративными примерами проявления указанных случаев. В качестве примера неосновательного временного пользования чужим имуществом без намерения его приобрести предлагают, например, рассматривать отношения, возникающие из договора хранения, когда хранитель в нарушение норм ГК РФ использовал хранимые вещи, не имея на то полномочий. В данном случае М.В. Телюкина не исключает возможности выбора между договорным и кондикционным исками. Последний будет состоять, как она отмечает, в компенсации неосновательно сбереженного приобретателем, т.е. в стоимости пользования аналогичным имуществом по ценам, существовавшим на момент окончания пользования в том месте, где оно происходило. При этом не должно придаваться значение тому факту, что приобретатель использовать данное имущество не намеревался*(256). О возможности выбора потерпевшего (стороной договора) между договорным требованием и кондикционным говорит и Д.А. Ушивцева. На том же примере договора хранения она показывает, что при пользовании хранителем вещью в нарушение условий договора поклажедатель в отсутствие специальных последствий такого нарушения гл. 47 ГК РФ может воспользоваться общим последствием - возмещением убытков. Поскольку при пользовании хранителем вещью у поклажедателя убытков может и не быть, следует применить п. 2 ст. 1105 ГК РФ, что позволит поклажедателю получить сумму, равную сбережению неправомерного пользователя*(257). Обобщив изложенное, приходим к следующему: 1. Применение последствий, связанных с неосновательным временным пользованием чужим имуществом или услугами, может быть обусловлено нарушением договорного условия, когда потерпевший стоит перед выбором предъявления договорного или кондикционного иска. 2. Кондикционный иск по сравнению с договорным имеет пре имущества, обусловленные в первую очередь тем, что предъявление кондикционного иска не связано с возникновением убытков у поклажедателя, а следовательно, не требует доказательства наличия их в отличие от предъявления договорного иска. 3. Объем возмещения при предъявлении кондикционного иска должен составить компенсацию неосновательно сбереженного, т.е. стоимость пользования аналогичным имуществом по ценам, существовавшим на момент окончания пользования в том месте, где оно происходило. 4. Удовлетворение иска из неосновательного обогащения не зависит от того, намеревался или нет использовать имущество приобретатель. Изложенное основано на кондикционной природе тех выгод, которые получены лицом от пользования имуществом в нарушение требований закона или договора, на основании которого оно и было передано этому лицу. При этом важно заметить, что размер возмещения предлагается определять на основании п. 3 ст. 424 ГК РФ*(258). С таким подходом трудно согласиться. Пункт 2 ст. 1105 ГК РФ входит в структуру гл. 60 ГК РФ, регулирующей внедоговорные отношения. Неосновательное обогащение потому и неосновательное, что не имеет под собой правового основания либо оно отпало впоследствии. Применение норм о кондикции к договорным отношениям возможно лишь в силу указания закона, и то только в субсидиарном порядке. Отношения по неправомерному пользованию хранителем имуществом поклажедателя под такой случай не попадают, а следовательно, основания применения правил о неосновательном обогащении к таким отношениям отсутствуют. Если договор не расторгнут, не прекращен, не является недействительным или незаключенным, основания для применения кондикционного иска отсутствуют. Нарушение условий действительного договора предполагает применение последствий, предусмотренных либо специальными правилами о конкретном договоре, либо общими правилами о договорах и обязательствах. Последствия, применяемые при нарушении договорных обязательств, - это последствия, предусмотренные для урегулирования спора в рамках действительных правомерных отношений, которые возникли между субъектами права, выразившими свою волю, являющуюся с позиции права правомерной. Неосновательное обогащение - это заведомо порочное действие, которое порождает негативные последствия для неосновательно обогатившегося субъекта приобретателя. При неосновательном обогащении невозможно реализовать правовые инструменты, которые могли бы исключить ответственность приобретателя (должника), как это допустимо при разрешении споров, возникающих из договоров. Как не вправе поклажедатель трансформировать договорные отношения во внедоговорные, руководствуясь лишь своим желанием, так и не вправе он отдать предпочтение кондикционному требованию в тех случаях, когда может быть реализовано только договорное требование. В связи с этим считаем, что случаи пользования хранителем имуществом поклажедателя в нарушение требований закона или договора хранения (равно как и случаи пользования залогодержателем заложенным имуществом в нарушение требований закона или договора о залоге) не позволяют раскрыть природу случаев неосновательного временного пользования чужим имуществом, поскольку пользование имуществом, переданым на хранение (или заложенным имуществом), имеет под собой договорную основу. Неверной выступает и отсылка к п. 3 ст. 424 ГК РФ как положению, которое может определить размер возмещения в случае неправомерного временного пользования чужим имуществом. Правила ст. 424 ГК РФ призваны урегулировать отношения, возникающие из договора по поводу определения его цены, и поэтому изначально не входят в сферу кондикционных отношений. Не может возникнуть потребность и в применении указанных правил по аналогии закона, поскольку п. 2 ст. 1105 ГК РФ четко определяет способ определения размера возмещения - по цене, существовавшей во время, когда закончилось пользование, и в том месте, где оно происходило. Именно приведенное правило ст. 1105 ГК РФ, а не п. 3 ст. 424 ГК РФ определяет, что во внимание будет приниматься цена, которая взимается за пользование аналогичным имуществом в конкретное время и в конкретном месте. Попытаемся определить случаи неосновательного временного пользования чужим имуществом без намерения его приобрести. Как уже отмечалось, некоторые авторы (М.В. Телюкина, Д.А. Ушивцева) не ставят удовлетворение кондикционного требования в зависимость от фактического пользования чужим имуществом. Подобную точку зрения отстаивает и А. Танага, отождествляя неосновательное пользование чужим имуществом с пользованием имущества по договору аренды: предметом отношений, вытекающих из неосновательного временного пользования чужим имуществом или чужими услугами, как и отношений аренды, может быть лишь непотребляемая индивидуально-определенная вещь; приобретатель сберегает при временном неосновательном пользовании чужим имуществом плату за пользование им, что соответствует арендной плате при правомерном пользовании; размер арендной платы определяется договором, а размер платы при неосновательном пользовании определяется п. 3 ст. 424 ГК РФ, что снова возвращает к арендной плате, но не согласованной сторонами, а сложившейся при сравнимых обстоятельствах; закон, как при неосновательном пользовании, так и при пользовании имуществом по договору аренды, связывает оплату с одним и тем же обстоятельством - пользованием имуществом*(259). На наш взгляд, в приведенной позиции имеет место ошибочная квалификация отношений по неосновательному временному пользованию чужим имуществом, отождествленных с арендными отношениями. Предпосылкой подобной ошибочной квалификации стало то, что А. Танага исходит из положения, что имущество в сравниваемых отношениях находится во владении арендатора по договору аренды и во владении приобретателя при неосновательном временном пользовании. Основываясь на приведенном положении, автор приходит, в частности, к выводу, что для взыскания неосновательно сбереженной суммы в силу обстоятельств, указанных в п. 2 ст. 1105 ГК, потерпевшему достаточно доказать временное нахождение своего имущества у приобретателя без правовых оснований*(260). Тем не менее, когда имущество попало к неосновательному приобретателю, вряд ли интерес потерпевшего будет связан с возмещением ему каких-либо выплат за пользование имуществом, которым потерпевший реально не обладает. По нашему твердому убеждению, в случае безосновательного нахождения имущества у приобретателя основным требованием потерпевшего будет требование о возврате неосновательно полученного имущества в натуре*(261). В случае нахождения имущества во владении приобретателя вообще речи не идет о сбережении какой-либо платы, поскольку с возвратом имущества, в зависимости от добросовестности или недобросовестности владельца, встанет вопрос о применении правил, касающихся возмещения всех доходов, которые приобретатель извлек или мог извлечь из неосновательно полученного имущества. Поэтому применительно к п. 2 ст. 1105 ГК РФ речь следует вести лишь о таких случаях, при которых имущество потерпевшего не выбывает из его владения, а следовательно, не переходит во владение приобретателя, но в силу тех или иных обстоятельств поступает в пользование приобретателя. Отсутствие факта владения, но установление факта пользования, выступает квалифицирующим признаком сбережения в отличие от приобретения, когда имущество переходит в хозяйственную сферу приобретателя. Подобный случай может возникнуть, когда, например, ранее заключенный договор аренды, предметом которого выступало временное пользование имуществом, прекратился, но, несмотря на возражения арендодателя, арендатор продолжает пользоваться имуществом. Такое может произойти, в частности, при аренде офисного помещения, когда вахтер в силу привычки продолжает предоставлять ключ от офиса лицу, которое в течение продолжительного времени брало этот ключ, поскольку состояло в договорных отношениях с собственником помещения, но эти отношения прекратились истечением срока действия договора аренды, о чем арендатор был надлежаще извещен, но не был предупрежден об этом вахтер. В приведенном примере четко прослеживается отсутствие факта безосновательного владения имуществом, которое так и остается в хозяйственном господстве потерпевшего, но налицо безосновательное пользование имуществом. Существо безосновательного пользования выражается в том, что оно не сопряжено с перемещением материального объекта, а потому имеет только одну оценку - денежную. В случае неосновательного временного пользования не возникает потребность в возврате неосновательного обогащения в натуре, поскольку пользование имуществом не материально. Стоимостное возмещение неосновательного обогащения при неосновательном временном пользовании не является следствием невозможности возврата в натуре неосновательно приобретенного имущества по той лишь причине, что приобретатель фактически никакого материального блага не приобретал. Денежная оценка выступает единственно возможным средством оценки неосновательного обогащения в форме неосновательного временного пользования, которое в конечном счете сводится к размеру неосновательно сбереженного имущества, которое при нормальном течении гражданского оборота было бы потрачено на оплату пользования имуществом, в частности, на основании заключенного договора аренды. Квалификация отношений в качестве неосновательного приобретения имущества или неосновательного сбережения имущества в форме неосновательного временного пользования имуществом без намерения его приобрести имеет ключевое значение для определения предмета кондикционного иска, а также дополнительных обременений, которые могут лечь на плечи неосновательного приобретателя. Так, в случае предъявления требования о возврате имущества в натуре дополнительными обременениями могут стать те, которые позволяют возложить на неосновательного приобретателя обязанность по возмещению дополнительных денежных сумм, размер которых зависит от того, знал (должен был знать) или не знал (не должен был знать) должник о своем обогащении. В случае установления того, что неосновательный приобретатель не знал и не должен был знать о неосновательности своего обогащения, его обязанность может быть сведена лишь к возврату неосновательного обогащения в натуре, т.е. к возврату неосновательно приобретенного имущественного блага. В случае же предъявления требования о возврате неосновательно сбереженного имущества, которое выражалось в форме неосновательного временного пользования имуществом, данное требование приобретает вид денежного требования, которое, в свою очередь, может быть дополнено требованием уплаты процентов годовых как законной неустойки. Таким образом, если требование, возникающее из неосновательного приобретения, может быть сведено исключительно к возврату материального блага, то требование, возникающее из неосновательного временного пользования (неосновательного сбережения), изначально представляет собой денежную санкцию, выражающуюся в возврате того, что лицо сберегло при неосновательном временном пользовании по цене, существовавшей во время, когда закончилось пользование, и в том месте, где оно происходило. Проблема квалификации отношений может возникнуть, в частности, при признании недействительным и применении последствий недействительности договора аренды имущества как оспоримой сделки либо только при применении последствий недействительности договора аренды имущества как ничтожной сделки. Если предметом такой недействительной сделки выступала передача имущества во временное владение и пользование, то последствия применения недействительности арендной сделки будут сведены к двум основным реституционным действиям по возврату неосновательного обогащения. Первое связано с возвратом денежной суммы, если таковая была уплачена в качестве арендных платежей; второе - с возвратом имущества, переданного во владение арендатора. В том случае если арендатор не знал и не должен был знать об основании недействительности сделки, что соответствует тому, что не знал и не должен был знать о неосновательности своего обогащения, то с возвратом арендованного имущества его обязанность как неосновательного приобретателя будет исполнена. Это, в свою очередь, означает невозможность обременения его дополнительными платежами, на которые, например, мог рассчитывать арендодатель, полагая, что арендатор пользовался имуществом в течение определенного срока. Дополнительные финансовые обременения возникнут для той стороны недействительной сделки, в отношении которой будет установлено, что она знала или должна была знать о неосновательности обогащения. При этом установление факта добросовестности или недобросовестности владения денежными средствами и арендованным имуществом должно определяться для каждого кондикционного обязательства самостоятельно. Так, установление того, что несостоявшийся арендодатель знал или должен был знать о неосновательности обогащения, означает необходимость возложения на него ответственности в виде уплаты процентов за пользование чужими денежными средствами, начисляемых на сумму уплаченных арендных платежей. В свою очередь, установление подобного факта в отношении несостоявшегося арендатора означает обременение его дополнительным требованием об уплате всех доходов, которые он извлек или должен был извлечь из удерживаемого имущества. Иная картина сложится, если имущество по недействительной сделке передавалось только в пользование, но не во владение. При возврате сторон такой недействительной сделки в первоначальное положение значение должно придаваться тому - приступил ли к пользованию имуществом несостоявшийся арендатор или нет. В случае положительного ответа на поставленный вопрос основным требованием потерпевшего (арендодателя) независимо от того, знал (должен был знать) или не знал (не должен был знать) должник (арендатор) о своем неосновательном обогащении, связанного с неосновательным пользованием имуществом без намерения его приобрести, будет требование о возмещении сбереженного вследствие безосновательного временного пользования. Установление того, что должник знал или должен был знать о неосновательности обогащения, влияет на возможность применения законной неустойки, предусмотренной п. 2 ст. 1107 ГК РФ. Таким образом, отсутствие владения имуществом выступает квалифицирующим признаком для применения последствий, установленных п. 2 ст. 1105 ГК РФ, при условии установления факта пользования имуществом без каких-либо правовых оснований. Возможность применения таких последствий исключается в случаях пользования имуществом в нарушение условий того или иного договора или норм закона о соответствующем договоре. При определении случаев неосновательного временного пользования чужими услугами значение приобретает сбережение в форме выгоды, которую получил неосновательный приобретатель, размер которой определяется по цене, существовавшей во время, когда закончилось пользование чужими услугами, и в том месте, где оно происходило. Пользование чужими услугами может сопутствовать как неосновательному приобретению имущества, так и неосновательному пользованию имуществом без намерения приобретения его, что в первую очередь соответствует существу пользования отдельными видами имущества. Дело в том, что пользование некоторым имуществом предполагает потребление определенного количества услуг для реализации функциональных особенностей такого имущества. Следовательно, если само пользование или завладение имуществом будет считаться неосновательным, то и все сопутствующие действия, результат которых не имеет материального выражения, в частности, предоставление определенного объема услуг, будут вести к неосновательному обогащению в форме сбережения. Наиболее ярко это проявляется при неосновательном приобретении недвижимого имущества, функциональные особенности которого всегда сопряжены с потреблением коммунальных услуг. Так, при признании недействительным договора аренды здания или сооружения под неосновательное обогащение попадает не только само завладение или пользование недвижимостью, но и пользование услугами предприятий коммунального хозяйства. При этом потерпевшим в кондикционном обязательстве по возврату неосновательно приобретенного имущества или возмещению сбереженных выгод при неосновательном временном пользовании имуществом будет считаться арендодатель, а в кондикционном обязательстве по возмещению выгод, полученных вследствие пользования чужими услугами, предприятие коммунального хозяйства, если только бремя несения коммунальных платежей изначально не нес арендодатель. Вышеприведенное касалось возникновения неосновательного сбережения в силу отпавшего основания. Однако пользование чужими услугами может произойти в принципе и в отсутствие какого-либо основания. Один из таких случаев прямо предусмотрен действующим гражданским законодательством. Так, ст. 987 ГК РФ предусматривает: если действия, непосредственно не направленные на обеспечение интересов другого лица, в том числе в случае, когда совершившее их лицо ошибочно предполагало, что действует в своем интересе, привели к неосновательному обогащению другого лица, применяются правила, предусмотренные гл. 60 настоящего Кодекса. Приведенная норма выступает примером того случая, когда неосновательное обогащение стало результатом действий самого потерпевшего. В силу этого действия, предусмотренные ст. 987 ГК РФ, не подлежат квалификации как действия в чужом интересе без поручения*(262). Заметим, что общая конструкция действия в чужом интересе без поручения выступает примером того случая, когда волевой акт одного лица, не основанный на каком-либо соглашении, поручении или ином указании заинтересованного лица, непосредственно ведет к обогащению последнего, которое с позиции гл. 50 ГК РФ признается правомерным. Обогащение третьего лица имеет под собой только одно основание - волевое правомерное действие одного лица, совершаемое в интересах другого лица. Именно осознание того, что лицо намеренно совершает действие в пользу другого лица, не заручившись согласием последнего, позволяет ввести это действие в сферу правомерных действий, влекущих соответствующие правовые последствия. Совершение любого другого действия, хотя и приведшего к обеспечению интересов другого лица, но прямо не направленного на такое обеспечение, не может породить для этого другого лица никаких правовых последствий, кроме тех, которые связаны с возвратом неосновательно приобретенного. Действия, совершаемые в рамках конструкции гл. 50 ГК РФ, не могут рассматриваться как "чужие услуги" в смысле п. 2 ст. 1105 ГК РФ. Действия в чужом интересе без поручения с момента, когда заинтересованное лицо узнает об их совершении, становятся объектом отношений, к которым применяются правила о соответствующем договоре (в случае одобрения заинтересованным лицом), либо порождают специальные последствия гл. 50 ГК РФ (в случае неодобрения совершенных действий со стороны заинтересованного лица). Но независимо от одобрения или неодобрения таких действий они никогда не станут "чужими услугами", а их совершение - неосновательным пользованием, поскольку имеют под собой правомерное основание - волеизъявление лица, действующего в чужом интересе. В этой связи вызывает возражение подход некоторых авторов к определению возможной сферы пользования чужими услугами. В частности, отмечается, что пользование чужими услугами может происходить либо на основе договора, и тогда сторона, не оплатившая полученные услуги, отвечает по правилам договорной ответственности как за неисполнение своего обязательства, либо без договора, тогда ответственность может быть возложена на приобретателя по ст. 985 ГК как за действия в чужом интересе. Приведенное позволило прийти к выводу о том, что применение п. 2 ст. 1105 ГК РФ для возложения ответственности за пользование чужими услугами носит субсидиарный характер и ограничивается случаями, когда невозможно возложить ответственность на приобретателя ни из договора, ни на основании действий в чужом интересе*(263). На наш взгляд, ни потребление услуг в рамках отношений, возникающих из договора, ни потребление услуг заинтересованным лицом в рамках действий, совершаемых в чужом интересе без поручения, не попадают под смысл выражения "пользование чужими услугами", поскольку имеют под собой конкретное правовое основание. Возражение вызывает и вывод о том, что применение п. 2 ст. 1105 ГК РФ носит субсидиарный характер к случаям неоплаты предоставленных услуг по договору или невыплаты вознаграждения за действия в чужом интересе, если на приобретателя невозможно возложить ответственность ни по договору, ни на основании действий в чужом интересе. Во-первых, в рамках договорной сферы положения п. 2 ст. 1105 ГК РФ не могут претендовать на общие правила о договорной ответственности. В субсидиарном порядке правила указанной статьи могут быть применимы только на основании подп. 3 ст. 1103 ГК РФ, когда речь идет о требовании одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством, но не за неисполнение договорного обязательства, в частности, по оплате предоставленных услуг. При этом п. 2 ст. 1105 ГК РФ в субсидиарном порядке применяется не в случае неоплаты предоставленных услуг, а в случае требования о возмещении сбереженного вследствие исполнения одной стороны обязательства другой стороне в связи с этим обязательством. То есть указанная норма применима в субсидиарном порядке для определения объема возмещения. В случае же неоплаты (невозмещения) в субсидиарном порядке будут применяться положения не п. 2 ст. 1105 ГК РФ, а п. 2 ст. 1107 ГК РФ как определяющие последствия неисполнения денежного кондикционного обязательства. Во-вторых, в отношении действий в чужом интересе без поручения законодатель вообще не предусматривает какие-либо специальные правила об ответственности заинтересованного лица. Вопросы неисполнения обязательств не только по уплате вознаграждения, но и по возмещению необходимых расходов и иного реального ущерба, понесенных лицом, действовавшим в чужом интересе, выходят за сферу гл. 50 ГК РФ. В случае неудовлетворения требований лица, действовавшего в чужом интересе, основанных на ст. 984 и 985 ГК РФ, на стороне заинтересованного лица возникает неосновательное обогащение. По этой причине ни о каком субсидиарном применении п. 2 ст. 1105 ГК РФ к ответственности заинтересованного лица речи идти не может. Более того, в случае неудовлетворения требований лица, действовавшего в чужом интересе, о применении п. 2 ст. 1105 ГК РФ не приходится говорить, поскольку речь идет о возврате неосновательного денежного обогащения в натуре по правилам ст. 1104 ГК РФ. Кроме того, при неисполнении кондикционного обязательства к заинтересованному лицу (неосновательному приобретателю) будет применена ответственность в виде законной неустойки по правилам п. 2 ст. 1107 ГК РФ. Итак, пользование чужими услугами может как происходить вследствие безосновательного приобретения или пользования имуществом, так и в принципе соотноситься только с действием, предметом которого выступает услуга, что не может повлиять на самостоятельность кондикционного обязательства по возврату неосновательно сбереженного имущества, возникшего вследствие пользования чужими услугами. Несмотря на то, что неосновательное временное пользование чужим имуществом без намерения его приобрести или неосновательное пользование чужими услугами ведет к возникновению денежного кондикционного обязательства, в отличие от денежного кондикционного обязательства, возникающего вследствие невозможности возврата неосновательного обогащения в натуре, оно первично, т.е. изначально возникает как обязательство по возврату денежной суммы, выражающей размер неосновательно сбереженной выгоды. Первичность денежного кондикционного обязательства выражает существо любого неосновательного сбережения, но в отличие от неосновательного приобретения денежных средств возникает вследствие иных действий, которые непосредственно не связаны с перемещением имущества (материального блага) от потерпевшего к приобретателю. Ошибкой будет полагать, что неосновательное обогащение может формироваться за счет услуг, а равно за счет имущества, которым приобретатель пользуется, но не владеет. В этой связи представляется несостоятельной позиция С.Д. Дамбарова, согласно которой неосновательное обогащение представляет собой имущество в широком экономическом значении и включает вещь, полученную в фактическое незаконное пользование (в том числе и по недействительной сделке), иное материальное благо, приобретенное причинителем вреда в результате совершенных им противоправных действий, а также имущество, поступившее в хозяйственную сферу приобретателя сверх оговоренного договором количества*(264). Вызывает возражение и само отношение С.Д. Дамбарова к термину "имущество", которое, по его мнению, в гл. 60 ГК РФ используется в широком экономическом значении и по сравнению с термином "имущество", используемым в общей части Гражданского кодекса РФ, существенно расширен за счет "материальных благ, как поддающихся объективной рыночной оценке, так и направленных на удовлетворение конкретных потребностей их получателя"*(265), в частности услуг. Во-первых, термин "имущество" не может иметь иную трактовку, не соответствующую общим положениям Гражданского кодекса РФ, в частности ст. 128 ГК РФ. Более того, законодатель не может использовать в содержании нормативного акта экономические термины, тем более в широком их смысловом значении. Во-вторых, неосновательное обогащение может составлять только имущество, но не иные объекты гражданских прав*(266). Неосновательное обогащение, о котором говорится в п. 2 ст. 1105 ГК РФ, хотя и является следствием неосновательного пользования чужим имуществом или чужими услугами, выражается в выгоде, которую приобретатель сберег вследствие такого пользования. Не случай и не имущество есть неосновательное обогащение, а денежная сумма, которая образовалась на стороне приобретателя как сбереженная сумма. В случае если неосновательное обогащение выступает следствием неправомерного действия, предметом которого выступает имущество, то определение того, имеет ли место приобретение или сбережение, зависит соответственно от того, перешло ли такое имущество во владение приобретателя или в отношении его осуществляется лишь пользование. При пользовании имуществом на приобретателя переносится стоимость такого пользования. Следовательно, при отсутствии основания такого пользования оно будет считаться неосновательным, а перенесенная стоимость будет составлять выгоду за счет сбережения суммы денежных средств, которая должна была бы покрыть потерпевшему его интерес и затраты, связанные с предоставлением имущества в пользование. В случае если неосновательное обогащение состоялось по причине пользования чужими услугами, то в таком случае значение должно придаваться не факту пользования, а существу предмета пользования, т.е. услуге. В научной литературе ошибочно высказывается мнение, что услуга поступает в имущественную сферу приобретателя в результате ее оказания и там мгновенно потребляется*(267). Существо услуги сводится к тому, что она не может перемещаться из одной имущественной сферы в другую. Услуга оказывается одним лицом другому, а соответственно потребляется последним, не приобретая материальной формы. По этой причине на стороне приобретателя формируется лишь стоимость потребленной услуги, а поскольку в отсутствие основания потребления оно является неосновательным, то и сформировавшаяся стоимость будет составлять неосновательное сбережение в форме выгоды, т.е. денежной суммы, которая должна была бы составить встречное предоставление потерпевшему. § 4. Характер имущественного возмещения при передаче права другому лицу Неосновательное обогащение может возникнуть не только в случае неосновательного перемещения материального блага от одного лица к другому, но и вследствие перемещения имущественного права путем его уступки или иным образом на основании несуществующего или недействительного обязательства. Речь идет, как пишет Ю.К. Толстой, о случае, когда лицо, обладающее каким-либо правом (правом собственности или правом кредитора по обязательству), считает, что оно связано обязательством с каким-то другим лицом, хотя на самом деле этого обязательства либо вовсе нет, либо оно является недействительным. Во исполнение этого обязательства (несуществующего или недействительного) носитель права передает указанному лицу свое право, хотя оснований для этого не было. В этом случае лицо, передавшее право, может требовать восстановления прежнего положения, в том числе возвращения ему документов, удостоверяющих переданное право*(268). Несмотря на то, что ст. 1106 ГК РФ четко предписывает, что передача права выступает результатом действия лица, обладавшего этим правом, в правовой литературе данное положение вызывает особый интерес. Так, в частности, В.С. Ем указывает на то, что при буквальном толковании ст. 1106 ГК РФ создается впечатление, что закон защищает потерпевшего только в случае, когда он лишился своих прав в результате собственных действий по уступке права, в то время как имущественные права, безналичные деньги и бездокументарные ценные бумаги могут быть переведены с потерпевшего на приобретателя в результате действий третьих лиц, что дает потерпевшему право требовать восстановления прежнего положения, в том числе возвращения ему документов, удостоверяющих права непосредственно и от указанных третьих лиц*(269). Изложенное можно свести к следующему: неосновательное обогащение вследствие перемещения имущественного права может возникнуть как вследствие действия лица, которому принадлежит это право, так и вследствие действий третьих лиц на основании несуществующего или недействительного обязательства, что соответствует общему подходу о кондикционном обязательстве, которое может возникнуть в результате поведения приобретателя имущества, самого потерпевшего, третьих лиц или произойти помимо их воли. При анализе такого подхода обращает на себя внимание то, что в его обоснование положены примеры, касающиеся передачи безналичных денег и бездокументарных ценных бумаг. В частности, М.В. Телюкина указывает на то, что перечисление средств со счета владельца на недолжный счет может возникнуть в результате действий работников банка, а передача прав клиента по бездокументарной ценной бумаге может произойти в результате ошибки реестродержателя*(270). Тем не менее возникает вопрос не только о достаточности этих примеров для обоснования необходимости расширительного толкования положений ст. 1106 ГК РФ, но и в принципе о состоятельности таких примеров как возможных случаев передачи имущественного права одним лицом другому на основании несуществующего или недействительного обязательства. Денежные средства клиента банка, находящиеся на счете в силу того или иного банковского договора (договора банковского счета, договора банковского вклада, кредитного договора), находятся в собственности банка, который может совершать в отношении этих средств сделки в рамках его специальной правоспособности. Эти денежные средства обременены правом требования клиента как на их получение, так и на совершение любых иных действий, соответствующих условиям заключенного договора, закону и иным нормативным актам. В то же время в отношении права требования (имущественного права) клиент банка приобретает право собственности, тем самым реализуется конструкция "право на право". Возникновение или прекращение права собственности на право требования к банку в отношении денежных средств, находящихся на счете клиента, зависит от зачисления денежных средств на счет, их перечисления или выдачи наличными деньгами. Так, действие по зачислению наличных денежных средств на банковский счет выступает основанием прекращения права собственности на зачисляемые деньги у клиента и соответственно основанием возникновения права собственности на эти деньги у банка. Одновременно факт зачисления денежных средств на счет является основанием возникновения у клиента права собственности на право требования в отношении зачисленных на счет денег. Стоимостная оценка права требования (имущественного права) всецело зависит от размера денежных средств, находящихся на банковском счете клиента. При списании со счета определенной денежной суммы право требования сохраняется в отношении остатка на банковском счете, что, в свою очередь, означает наличие права собственности на право требования, размер которого определяется денежным остатком. При перечислении денежных средств с банковского счета одного лица (клиента) на банковский счет другого лица (получателя) прекращается право собственности на право требования в отношении перечисленной денежной суммы клиента, что соответственно влечет возникновение у получателя права собственности на право требования в отношении зачисленной суммы на его счет. Основанием перечисления денежных средств со счета клиента является, как правило, распоряжение (поручение) клиента, совершаемое в силу заключенного с банком договора. Зачисление денежных средств на счет получателя порождает право собственности этого лица на право требования, стоимость которого соответствует размеру зачисленной суммы денег. Специфика отношений, связанных с движением денежных средств по счетам, заключается в том, что такое движение, как правило, опосредует отношения, возникающие из какого-либо основного договора, заключенного между клиентом и получателем (например, договора купли-продажи, договора аренды и т.п. ). Зачисление денежных средств на счет получателя, свидетельствующее о надлежащем выполнении банком поручения клиента, в свою очередь, выступает фактом, подтверждающим передачу денежных средств во исполнение денежного обязательства, возникшего из основного договора. Другими словами, зачисление денежных средств на счет получателя погашает денежное обязательство клиента перед получателем по основному договору в размере зачисленной на счет суммы денег. Однако, несмотря на то, что одно отношение, связанное с перечислением денег с одного счета на другой, опосредует исполнение денежного обязательства, существующего между клиентом и получателем, эти отношения самостоятельны. Одно отношение возникает между клиентом и банком и связано с оказанием последним услуги первому по перечислению денежных средств с его счета на счет лица, указанного, например, в платежном поручении. Второе отношение возникает из основного договора, заключенного между клиентом и получателем, в котором клиент выполняет роль покупателя, заказчика, арендатора и т.п. , а получатель - это продавец, исполнитель, подрядчик, арендодатель и т.п. Самостоятельность указанных отношений означает, в частности, то, что недействительность основного договора не может повлиять на отношения между клиентом и банком, что, в свою очередь, означает: отношения, возникающие из банковского договора, не могут быть задеты каким-либо другим договором, в котором клиент банка исполняет роль должника по возникшему денежному обязательству. В основе исполнения поручений клиента по перечислению денег лежит договор, заключенный между клиентом и банком. Этот договор выступает единственным и достаточным основанием для совершения любых предусмотренных договором действий в отношении денежных средств, находящихся на банковском счете клиента. Это означает, что движение денег со счета клиента осуществляется по поручению последнего, а следовательно, не зависит от того, существует или нет какое-либо иное соглашение с участием клиента, например покупателя. Поскольку любое другое обязательство, кроме обязательства между клиентом и банком, не влияет на существо отношений по перечислению денег со счета одного лица на счет другого, такое любое обязательство может существовать, может отсутствовать, может быть недействительным, что никак не отразится на действительности совершенных действий банком по исполнению поручений клиента. По этой причине если предположить, что перечисление денег со счета клиента на счет получателя средств есть случай передачи имущественного права от клиента к получателю, то выходит, что любое обязательство, существующее между ними, для целей перечисления должно рассматриваться как несуществующее, по той лишь причине, что оно не может повлиять на судьбу сделки по перечислению денег, что, в свою очередь, должно означать возникновение неосновательного обогащения с позиции ст. 1106 ГК РФ. Такая ситуация выглядит по меньшей мере абсурдной. Таким образом, перечисление денежных средств со счета одного лица на счет другого не является примером передачи права ни посредством уступки требования, ни иным образом. Вопросы, связанные с перечислением денег на ошибочно указанный счет получателя, а также с перечислением денег на счет какого-либо лица по ошибке банка, лежат за рамками ст. 1106 ГК РФ. При перечислении денежных средств со счета клиента на ошибочно указанный им счет на стороне получателя возникает неосновательное обогащение, размер которого соответствует стоимостной оценке права требования, соответствующей зачисленной на счет получателя суммы денег. Требование потерпевшего для восстановления своего первоначального положения будет сводиться не к передаче имущественного права (права требования), а к перечислению ошибочно зачисленной суммы на счет получателя вновь на счет клиента-потерпевшего, что выразится в действительном праве требования клиента к банку на эту сумму. Следовательно, в случае появления на счете получателя ошибочно зачисленной суммы в силу неправильно указанного плательщиком счета объектом кондикционного обязательства будет выступать возврат конкретной суммы денег, что говорит о возникновении денежного обязательства*(271). В отличие от требования о возврате неосновательно полученных наличных денежных средств при восполнении на счет потерпевшего ошибочно перечисленной им суммы денег последние не находятся в собственности потерпевшего, а обременены имущественным правом - правом требования к банку в отношении денежных средств, находящихся на счете. В случае если сам банк ошибочно списывает сумму денег со счета клиента, кондикционного требования в отношении банка в принципе не может возникнуть. Независимо от того, произошло ли такое списание по распоряжению клиента, но ошибочно зачислено банком не на тот счет, или непосредственно сам банк без каких-либо поручений клиента ошибочно списывает денежную сумму, требование клиента к банку будет связано с зачислением на счет ошибочно списанной суммы денежных средств, основанием предъявления которого будет выступать нарушение условий банковского договора. Правильная квалификация отношений по восполнению счета клиента в качестве денежного обязательства, как в случае перечисления денег на счет ошибочно указанного лица, так и списания денежных средств в результате ошибочных действий банка, влияет на возможность применения законной неустойки - уплаты процентов за пользование чужими денежными средствами. Таким образом, требование к получателю о возврате перечисленной ему суммы денег в силу ошибки клиента-плательщика является кондикционным, а следовательно, основанием применения санкции в форме процентов годовых, предусмотренных ст. 395 ГК РФ, будет п. 2 ст. 1107 ГК РФ. Требование к банку, ошибочно списавшего сумму денег со счета клиента, о восполнении этого счета является договорным, что означает возможность возложения санкции в форме процентов годовых, предусмотренных ст. 395 ГК РФ на основании ст. 856 ГК РФ, предусматривающей ответственность банка за ненадлежащее совершение операций по счету. Что касается оборота бездокументарных ценных бумаг, то возможные случаи ошибочных действий реестродержателя по передаче прав, так же как и ошибочные действия банка по перечислению денег клиента, не попадают в сферу гл. 60 ГК РФ. Требование о восстановлении прав владельца бездокументарных ценных бумаг будет являться договорным со всеми вытекающими последствиями. Таким образом, используемые в правовой литературе примеры, положенные в обоснование расширенного толкования субъектного состава, по чьей воле может быть передано имущественное право на основании несуществующего или недействительного обязательства, являются необоснованными, что, в свою очередь, ставит под сомнение подход расширенного толкования положений ст. 1106 ГК РФ. Представляется, что в выражении "лицо, передавшее путем уступки требования или иным образом принадлежавшее ему право другому лицу на основании несуществующего или недействительного обязательства" проявляется доктринальный подход к передаче права (требования) по сделке (уступке требования) только в силу активного действия лица, обладающего этим правом, но не третьего лица. Так, согласно ст. 382 ГК РФ право (требование), принадлежащее кредитору на основании обязательства, может быть передано им другому лицу по сделке (уступке требования). Однако ст. 382 ГК РФ содержит указание еще на одно основание перехода прав одного лица к другому, а именно на основании закона. То есть в указанной статье речь идет о двух способах перехода прав кредитора: на основании обязательства и на основании закона. Статья же 1106 ГК РФ предполагает всегда наличие обязательства по передаче имущественного права, хотя и несуществующего или недействительного. При обращении к содержанию ст. 1106 ГК РФ можно выделить два вида передачи прав, которые ведут к возникновению кондикционного обязательства. Первый касается передачи права лицом, которому оно принадлежит, посредством уступки требования. Второй заключается в передачи прав иным образом. Можно предположить, что передача права путем уступки требования, предусмотренная ст. 1106 ГК РФ, соответствует передаче права по сделке (уступке требования), предусмотренной ст. 382 ГК РФ, а передача права иным образом ст. 1106 ГК РФ соответствует передаче права на основании закона ст. 382 ГК РФ. Однако при буквальном толковании положений сравниваемых статей нетрудно заметить, что способы передачи права, предусмотренные положениями о кондикции, сводятся лишь к передаче права на основании сделки (уступки требования). Так, и ст. 1106 ГК РФ, и ст. 382 ГК РФ используют термин "обязательство", но с разной целью. Если в ст. 382 ГК РФ термин "обязательство" используется для определения существа права, принадлежащего цеденту, как права, основанного на обязательстве, то в ст. 1106 ГК РФ этот термин используется как основание, по которому передается право (требование). Иначе говоря, в § 1 гл. 24 ГК РФ "Переход прав кредитора к другому лицу" делается акцент на том, что передается обязательственное право на основании сделки (уступки требовании) или на основании закона. В ст. 1106 ГК РФ предполагается, хотя прямо и не говорится, что именно обязательственное право передается и передается оно на основании обязательства, которое подлежит квалификации как несуществующее или недействительное, но не на основании закона. Учитывая изложенное, представляется не имеющим смыслового значения выражение ст. 1106 ГК РФ "иным образом... на основании несуществующего или недействительного обязательства", поскольку ст. 382 ГК РФ определяет, что если передача права осуществляется на основании обязательства, то такая передача может быть совершена только посредством сделки (уступки требования), но не иным образом. Вместе с тем и передача права на основании закона может быть сведена к случаю, когда предусмотренное законом обстоятельство для передачи права с одного лица на другое будет определено как несуществующее или недействительное. Закон перечисляет те обстоятельства, предусмотренные нормами Гражданского кодекса РФ, наступление которых ведет к переходу прав одного лица к другому, среди которых: универсальное правопреемство в правах кредитора; решение суда о переводе прав кредитора на другое лицо, когда возможность такого перевода предусмотрена законом; исполнение обязательства должника его поручителем или залогодателем, не являющимся должником по этому обязательству; суброгация страховщику прав кредитора к должнику, ответственному за наступление страхового случая; иные случаи, предусмотренные законом. Каждый из приведенных случаев может попасть под квалификацию как несуществующее или недействительное обстоятельство, а следовательно, и переход прав при наступлении таких случаев приведет к возникновению неосновательного обогащения. Таким образом, возникновение неосновательного обогащения в форме передачи права (требования) сводится к двум основным случаям: 1) передаче права лицом, обладающим этим правом, другому лицу путем уступки требования на основании несуществующего или недействительного обязательства; 2) передаче права, принадлежащего одному лицу, другому в силу закона, при наличии обстоятельства, которое является несуществующим или недействительным. Указанные случаи объединяет то, что обогащение имущественным правом происходит не в силу отсутствия основания для перехода права (требования), а в силу его отпадения как несуществующего или недействительного. Так, уступка требования только и может состояться, если лицо, которому право принадлежит, имеет намерение передать его другому лицу и совершает для этого активное действие с целью породить соответствующие правовые последствия. Поэтому необходимо согласиться с мнением, что уступить право неосновательно в смысле отсутствия основания как юридического факта невозможно*(272). Учитывая существо уступки права требования, эта сделка должна быть совершена в письменной форме. Это, в свою очередь, означает необходимость наличия либо непосредственно договора об уступке требования, либо любого иного договора, содержащего условие об уступке. То есть речь идет о каком-либо договоре, предмет которого составляет уступка права требования. Письменная форма договора, несмотря на то, что такой договор не предусмотрен гл. 24 ГК РФ, а соответственно не предусмотрено и требование к форме такого договора, требуется для индивидуализации предмета уступки. Само имущественное право не материально, а потому только четкое определение уступаемого права в договоре может позволить идентифицировать его, определить его стоимостное выражение. Необходимость соблюдения письменной формы договора, содержащего условие о передаче имущественного права, можно проследить по тем договорным конструкциям Гражданского кодекса РФ, на основе которых возможно произвести уступку. В частности, речь идет об уступке денежного требования под его финансирование (гл. 43 ГК РФ), о передаче имущественных прав при продаже предприятия (§ 8 гл. 30 ГК РФ). Соблюдение письменной формы сделки по передаче имущественного права приобретает особое значение во взаимоотношениях между коммерческими организациями, поскольку передача права в такой ситуации должна предполагать встречное предоставление. В противном случае сделка по уступке будет признана ничтожной (ст. 575 ГК РФ), что повлечет последствия, предусмотренные ст. 1106 ГК РФ о восстановлении положения владельца права. В случае не достижения соглашения по существенным условиям договора, на основании которого осуществляется уступка требования, договор признается незаключенным, а следовательно, восстановление прежнего положения владельца права будет следствием требования, основанного на несуществующем обязательстве. При этом несуществующее обязательство не является примером отсутствующего обязательства. В случае уступки требования в отсутствие обязательства необходимо вести речь о применении последствий, предусмотренных подп. 4 ст. 1109 ГК РФ, когда приобретателю будет предоставлена возможность не восстанавливать положение потерпевшего, если он докажет, что потерпевший знал об отсутствии обязательства либо передал имущественное право в целях благотворительности. Итак, основанием применения последствий, предусмотренных ст. 1106 ГК РФ, выступает отпадение основания как несуществующего или недействительного. Однако в юридической литературе встречается иное понимание выражения "передача права путем уступки требования на основании несуществующего или недействительного обязательства". Так, соавторы О.Г. Ломидзе и Э.Ю. Ломидзе определяют, что в ст. 1106 ГК РФ речь идет о ситуации, когда сделка уступки действительна, при этом уступка обусловлена получением цедентом встречного предоставления от цессионария, однако цель цедента (получение этого предоставления) не может быть достигнута, например, вследствие того, что соглашение, в котором согласовано встречное предоставление, содержит пороки, влекущие его незаключенность или недействительность*(273). Видимо, речь ведется о ситуации, когда обязательство по передаче имущественного права надлежащим образом исполнено, и поскольку ими уступка требования (сделка) определена как действительная, выходит, что и соглашение, на основе которого возникло обязательство по передаче права, также является действительным. Тем не менее, как предполагают О.Г. Ломидзе и Э.Ю. Ломидзе, существует иное соглашение, по которому должно быть совершено действие, определяемое ими как встречное уступке предоставление, и это соглашение содержит пороки, влекущие его незаключенность или недействительность. Именно признание соглашения, по которому производится встречное предоставление, незаключенным или недействительным, позволяет, по их мнению, применить положения гл. 60 ГК РФ о восстановлении первоначального положения лица, которое уступило свое право требования. При этом восстановление первоначального положения цедента возможно посредством заключения договора об уступке, что означает необходимость предъявления к лицу, которому было передано право, требования совершить договор об обратной уступке переданного права. Однако восстановление прежнего положения станет невозможным, если должник исполнит свою обязанность по встречному предоставлению*(274). Подобный подход представляется весьма спорным. В предложенной соавторами ситуации предлагаются два соглашения: первое - соглашение по передаче права, которое является действительным и надлежаще исполненным; второе - соглашение по предоставлению чего-то, что определяется как встречное предоставление, являющееся незаключенным или недействительным. Эти соглашения, судя по предложенной ситуации, являются самостоятельными, несмотря на то, что цедент и предполагает получить что-то после исполнения первого соглашения. Самостоятельность (независимость друг от друга) указанных соглашений означает, в частности, что судьба одного никак не может повлиять на судьбу другого, что соответствует теории договорного права. Если соглашение по уступке требования прекратилось его надлежащим исполнением, то никакое иное исполнение какого-либо иного соглашения не может повлиять на состоятельность первого соглашения, что в принципе исключает постановку вопроса о применении последствий ст. 1106 ГК РФ. Если же предположить, что в предложенной ситуации предполагается наличие одного соглашения, на основе которого возникли два встречных обязательства (обязательство по уступке, обязательство по встречному предоставлению), то и в таком случае последствия, предложенные О.Г. Ломидзе и Э.Ю. Ломидзе, вряд ли наступят. При неисполнении встречного обязательства кредитор вправе обратиться с требованием о понуждении к его исполнению. Если такое требование исполнить невозможно, то речь должна идти о расторжении договора в одностороннем порядке в силу существенного нарушения условий договора (ст. 450 ГК РФ), что, в свою очередь, позволит применить положения гл. 60 ГК РФ. Однако существо уступки не требует при восстановлении первоначального положения цедента заключения договора об обратной уступке требования, как это предлагают соавторы. При признании договора расторгнутым признается несостоявшейся и уступка права требования: право требования не материально, а поэтому для того, чтобы уступку признать несостоявшейся, достаточно признать несостоявшейся сделку, на основании которой осуществлялась уступка. При этом после расторжения договора должник не может исполнить свою обязанность по встречному предоставлению, поскольку основания для такого исполнения отсутствуют. В этой связи высказанное О.Г. Ломидзе и Э.Ю. Ломидзе утверждение о том, что если должник исполнит свою обязанность уже после требования о восстановлении прежнего положения цедента такое восстановление становится не возможным, не соответствует никакой логике. Для возникновения неосновательного обогащения в форме неосновательного получения права другого лица необходимо, чтобы обязательство, на основе которого передавалось это право, оказалось несуществующим или недействительным. При этом действий по возврату имущественного права фактически не происходит. Установление факта несуществующего или недействительного обязательства достаточно для того, чтобы признать и передачу права несостоявшейся. И только в случае, если передача права удостоверялась каким-либо документом, последний подлежит возврату, что непосредственно нашло отражение в последствиях восстановления прежнего положения владельца права: лицо вправе требовать восстановление положения, в том числе возвращения ему документов, удостоверяющих переданное право. Глава IV. Обязательства, опосредующие кондикционные отношения н § 1. Требование о возмещении доходов при исполнении кондикционного обязательства Закон, защищая нарушенное субъективное право потерпевшего, исходит из принципа полного возмещения убытков. Кондикционное требование имеет своей целью не только возвратить утраченное, но и наказать приобретателя, возложив на него дополнительные обязанности в зависимости от вида неосновательно приобретенного или сбереженного имущества по возмещению убытков и (или) уплате неустойки. При этом возложение дополнительных материальных обременений зависит от установления факта осведомленности приобретателя о неосновательности своего обогащения. Принцип, согласно которому ущерб возмещается в размере обогащения должника, срабатывает только в отношении приобретателя, который не знал и не должен был знать о неосновательности обогащения. Требования о возмещении убытков, уплате неустойки, возмещении неполученных доходов, уплате денежной компенсации дополняют основное требование, связанное с возвратом имущества, составляющего неосновательное обогащение приобретателя, и позволяют в полной мере восстановить нарушенную хозяйственную сферу потерпевшего. При этом одни требования могут приобрести основное значение, а другие - всегда выступают как дополнительные. Например, в отсутствие объекта неосновательного обогащения у приобретателя стоимостная компенсация выступает основным требованием к такому приобретателю, а возмещение убытков и уплата неустойки всегда рассматриваются как дополнительные охранительные инструменты, размер которых зависит не только от стоимости отсутствующего имущества, но и от срока, в течение которого не исполняется основное требование*(275). Несение отрицательных последствий приобретателем основано на факте неосновательного приобретения или сбережения, а их размер зависит от периода времени, в течение которого происходит владение или пользование имуществом приобретателем, находящимся в положении лица, которое знало или должно было знать о неосновательности обогащения (так называемого недобросовестного владельца). Возложение имущественного бремени на приобретателя связано с тем, что в процессе удержания (владения, пользования) имущества действия такого приобретателя рассматриваются как неправомерные, несмотря на то, что обогащение в принципе может состояться и в силу его правомерного поведения. В конструкцию кондикционного обязательства в буквальном смысле п. 1 ст. 1102 ГК РФ, т.е. возвратить лишь то, что лицо неосновательно приобрело или сберегло, попадает такое обогащение, которое возвращается в момент, когда приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности приобретения (сбережения) при условии, что такое приобретение (сбережение) произошло в силу отсутствия недобросовестности на стороне приобретателя. Обогащение, возникшее на стороне недобросовестного владельца, не может быть сведено лишь к тому имуществу, которое было неосновательно приобретено или сбережено. В отношении лица, которое знало или должно было знать о неосновательном обогащении, подлежит применению весь набор правовых инструментов, позволяющих полностью восстановить первоначальное положение потерпевшего, компенсировать ему временную имущественную утрату и максимально наказать неосновательного приобретателя. Лишь действия лица, которое возвращает неосновательное обогащение в момент возникновения кондикционного обязательства, рассматриваются как действия добросовестного лица, которое, узнав о своей недобросовестности, немедленно совершает действия, исключающие возможность возложения на него негативных последствий, кроме тех, которые связаны с возвратом "чужого". Пункт 1 ст. 1107 ГК РФ предусматривает такую санкцию, для применения которой достаточно доказать факт недобросовестности владения приобретателя и возможный размер доходов, если таковой не был получен фактически. Тем не менее право потерпевшего истребовать не только те доходы, которые приобретатель фактически извлек, но и те, которые он должен был извлечь, в правовой литературе находит критику как несоответствующее средство защиты реституционного (кондикционного) права. Так, Е. Перкунов считает, что имущество, составляющее неосновательное обогащение, может не использоваться и вообще выбыть из владения приобретателя. В связи с этим абстрактный подсчет того, что приобретатель мог бы извлечь в качестве доходов, поставит потерпевшего в явно привилегированное положение по сравнению с приобретателем, который либо вовсе не имеет приобретенного имущества в натуре, либо не использовал последнее для извлечения доходов. В результате делается вывод о том, что доходы, полученные от использования приобретенного имущества, должны быть исключительно фактически полученными, равно как возврату при неосновательном обогащении подлежит фактически приобретенное без оснований имущество. Дополнительным аргументом того, что право на доходы, которые приобретатель должен был извлечь, выходит за пределы реституционной концепции, стало то, что такое право не предусмотрено даже ст. 15 ГК РФ, установившей в абз. 2 п. 2 исключительное для компенсационных убытков требование*(276). Изложенный критический подход понимания положений п. 1 ст. 1107 ГК РФ основывается, в частности, на практике Высшего Арбитражного Суда РФ. Так, в п. 8 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. N 49 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении" определено, что возможность извлечения и размер доходов от использования ответчиком неосновательно приобретенного имущества должны быть доказаны истцом*(277). Иллюстрацией такого вывода послужило одно из дел. Так, организация передала предприятию вертолеты по ничтожному договору аренды, вследствие чего предприятию было выдвинуто требование о взыскании доходов, которые оно должно было извлечь за все время пользования вертолетами, на основании ст. 167 ГК РФ и п. 1 ст. 1107 ГК РФ. Однако, как следовало из материалов дела, техника не могла быть использована, поскольку была передана ответчику без свидетельств о регистрации и удостоверений о годности воздушных судов к полетам, наличие которых в обязательном порядке предусмотрено законом. При отсутствии этих документов суда к эксплуатации не допускаются. Поскольку истец не предоставил документов, подтверждающих факт использования вертолетов ответчиком и получение им доходов от их использования, арбитражный суд в удовлетворении требования отказал, руководствуясь отсутствием оснований для применения нормы п. 1 ст. 1107 ГК РФ о возмещении доходов, которые были получены или могли быть получены от использования имущества, составляющего неосновательное обогащение. В предложенном подходе судебной практики, отстаиваемом некоторыми учеными, четко прослеживается игнорирование законодательного подхода об обязанности приобретателя возвратить или возместить не только фактически извлеченные из имущества, составляющего неосновательное обогащение, доходы, но и доходы, которые он мог извлечь из него после того, как узнал или должен был узнать о неосновательности своего обогащения. По мнению М.В. Телюкиной, любое приращение имущества (выгоды, извлеченные приобретателем с момента получения или сбережения имущества без правовых оснований) должно квалифицироваться как неосновательное обогащение, с тем лишь, что доходы, полученные добросовестным приобретателем, возмещению не подлежат. При этом доходы недобросовестного приобретателя подлежат возврату в натуре, а при невозможности такого возврата возмещается их стоимость по правилам ст. 1105 ГК РФ*(278). Аналогичную точку зрения высказывает Д.А. Ушивцева, полагающая, что полученный доход, бесспорно, является неосновательным обогащением приобретателя. Это позволило прийти к выводу о том, что, если доходы получены в денежном выражении после того, как приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения, и при этом он не желает возвращать указанную сумму, правомерно начисление на указанные доходы процентов за пользование чужими денежными средствами*(279). Итак, в приведенной позиции речь идет о том, что любое имущество, составляющее неосновательное обогащение, в процессе его использования приносит выгоды (доходы), которые подлежат квалификации в качестве неосновательного обогащения*(280). Выходит, что установление факта использования неосновательно приобретенного имущества в период, когда приобретатель знал или должен был знать о неосновательности обогащения, выступает основанием возникновения нового кондикционного обязательства наряду с тем, которое возникло вследствие безосновательного перемещения имущества от потерпевшего к приобретателю. Таким образом, если согласится с тем, что использование неосновательного обогащения ведет к возникновению дохода, подлежащего возврату в качестве неосновательного обогащения, то выходит, что и использование дохода как неосновательного обогащения также приведет к возникновению нового дохода, а значит, и еще одного нового кондикционного обязательства. Представляется, что подобный подход определения сущности получаемых при использовании имущества, составляющего неосновательное обогащение, доходов нельзя признать состоятельным. На практике подобный подход приведет к проблемам доказывания наличия некоторого числа возникших кондикционных обязательств в отношении возврата все новых и новых доходов как неосновательного обогащения. В научной литературе возмещение (возврат) полученных приобретателем доходов иногда предлагается понимать в качестве специального способа защиты нарушенного субъективного права потерпевшего. В основу такого подхода положен сравнительный анализ требования о возмещении (возврате) доходов, предусмотренного п. 1 ст. 1107 ГК РФ, и требования о возмещении убытков, предусмотренных ст. 15 ГК РФ. Так, Е. Перкунов полагает, что право кредитора, данное ему ст. 1107 ГК РФ, не является правом на взыскание убытков. Право на истребование доходов, по его мнению, должно быть признано специальным способом защиты гражданского права (а именно кондикционного права требования), не предусмотренным ст. 12 ГК РФ и применимым только в случае, если обязательство должника состоит в возврате неосновательно полученного (сбереженного)*(281). При этом при определении существа права на истребование доходов как специального способа защиты отмечается, что данный способ защиты обращается к совсем иным критериям, нехарактерным для института убытков*(282). Видимо, речь идет о концепции "справедливости", которой ученый характеризует истребование доходов, отличной от концепции "компенсационности", характерной для возмещения убытков. Некоторые авторы, отмечая, что доходы от использования неосновательно приобретенного имущества не являются убытками в смысле ст. 15 ГК РФ, усматривают различия между ними в квалификации. Такие различия, в частности, усматриваются в том, что лицо, требующее взыскания убытков, - это обладатель какого-либо субъективного гражданского права (вещного или обязательственного), а в требовании возмещения доходов права и титулы потерпевшего не имеют принципиального значения*(283). Представляется, что это далеко не так. В качестве потерпевшего выступает непосредственно лицо, за счет которого произошло обогащение, и поскольку тот или иной объект приобретен или сбережен неосновательно, эта неосновательность позволяет квалифицировать приобретение или сбережение имущества как нарушение субъективного права потерпевшего. О восстановлении нарушенного субъективного права (имущественного или обязательственного) идет речь при виндикации, реституции, деликтах, возврате исполненного в связи с обязательством. В приведенных случаях положения гл. 60 ГК РФ могут применяться как непосредственно, так и в субсидиарном порядке. В этой связи непонятно, что имеют в виду, когда говорят, что "права и титулы потерпевшего в кондикционных обязательствах не имеют принципиального значения". Объем требований потерпевшего всецело зависит от того, в каком статусе прибывает приобретатель: знает (или должен знать) он или не знает (и не должен знать) о неосновательности своего обогащения. Немаловажное значение для возможного объема требований потерпевшего приобретает и то, насколько своевременно приобретатель исполнит свою обязанность по возврату имущества, составляющего неосновательное обогащение. Возложение обязанности возместить доходы как извлеченные, так и те, которые могли быть извлечены с момента, когда приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательном обогащении, преследует, с одной стороны, цель наказать лицо, действующее неправомерно, а с другой стороны, компенсировать потерпевшему то, что он мог бы приобрести, если бы его право не было нарушено. Однако не вызывает сомнения, что взыскание всех доходов представляет собой ответственность лица за невозврат неосновательного обогащения в момент возникновения кондикционного обязательства. Поэтому важно заметить, что установленное законом обременение приобретателя в форме возмещения всех доходов не преследует цель вернуть доходы, полученные приобретателем за все время, когда он знал или должен был знать о неосновательности обогащения. В противном случае пришлось бы определить правовую природу всех доходов, полученных приобретателем за все время неосновательности обогащения, и в первую очередь тех, которые были получены добросовестным владельцем. Так, учитывая, что доходы добросовестного владельца должны оставаться за ним, следовательно, они должны подлежать квалификации как имущество, не подлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения. В свою очередь, доходы недобросовестного владельца попали бы под квалификацию неосновательного обогащения со всеми вытекающими последствиями, связанными с возникновением множества новых кондикционных обязательств, когда каждое последующее кондикционное обязательство порождало бы новое. Для целей гл. 60 ГК РФ категория "доходы" используется для определения объема санкции в отношении лица, которое знает или должно знать о неправомерности своего поведения, выражающегося в невозврате имущества, составляющего неосновательное обогащение. Другими словами, доход недобросовестного владельца, который он получил или мог получить, выступает мерилом (ценой) того бремени, которое ляжет на его плечи. Данный подход определения значения категории "доходы" в отношениях по возврату неосновательно приобретенного или сбереженного имущества в принципе снимает проблемы связанные с разрешением вопроса о реальности получения приобретателем доходов, о доказывании их фактического получения в соответствующем объеме и т.п. Таким образом, возмещение доходов, которые получены или могли быть получены лицом, которое знало или должно было знать о неосновательности своего обогащения, представляет собой ответственность такого лица за невозврат неосновательно приобретенного или сбереженного имущества. При этом размер таких доходов определяет цену требования (размер требования), выражающуюся в денежном эквиваленте. То есть требование о возмещении всегда является денежным. Чем дольше недобросовестный владелец не возвращает неосновательное обогащение, тем больший объем ответственности он возлагает на себя в форме денежного возмещения, соответствующего размеру дохода, который он извлек или должен был извлечь с момента, когда узнал или должен был узнать о неосновательности своего обогащения. При оценке положений п. 1 ст. 1107 ГК РФ вызывает возражение использование термина "возвратить" как несоответствующее существу средства защиты нарушенного субъективного права. Признание необходимости возврата доходов вновь возвращает нас к определению кондикционной природы полученных приобретателем доходов, что, естественно, ошибочно. Ошибочность такого предположения, в частности, выражается хотя бы в том, что пришлось бы выделить дополнительное основание возникновения неосновательного обогащения, в качестве которого выступило бы неосновательное использование неосновательного обогащения. В этой связи считаем необходимым исключить из п. 1 ст. 1107 ГК РФ слово "возвратить", ограничившись выражением "обязано возместить потерпевшему все доходы", что, в первую очередь соответствует правовой природе обременения, предусмотренного этим пунктом. При определении существа, предусмотренного п. 1 ст. 1107 ГК РФ, способа защиты права потерпевшего обращает на себя внимание его тождественность с возмещением упущенной выгоды, составляющей часть убытков, предусмотренных ст. 15 ГК РФ. В правовой литературе встречается мнение, что положения абз. 2 п. 2 ст. 15 ГК РФ не соответствуют компенсационности гражданской ответственности и обязательству по возмещению убытков. Так, Е. Перкунов считает, что в основе указанного положения лежит концепция "справедливости" - доходы, полученные вследствие нарушения права, неосновательны и подлежат возврату*(284). Представляется, что это не так. Положения абз. 2 п. 2 ст. 15 ГК РФ, по нашему убеждению, вообще не подлежат толкованию в качестве самостоятельного последствия нарушенного субъективного права в отрыве от абз. 1 п. 1 данной статьи, в котором, в частности, раскрывается категория "упущенная выгода". Право на возмещение упущенной выгоды в рамках общего требования о возмещении убытков, так же как и право на возмещение реального ущерба, имеет своей целью, помимо всего прочего компенсировать имущественные потери потерпевшего. Определяя существо упущенной выгоды как неполученные доходы, которые лицо, чье право нарушено, получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено, возникает вопрос о возможном мериле этих упущенных доходов. Таким мерилом, на наш взгляд, выступает действительный доход, который получило лицо, нарушившее право. При этом важно учесть, что речь идет не о возврате полученных доходов, а о возмещении стоимости таких доходов как компенсации, определяющей минимальный размер возмещения, на который вправе рассчитывать лицо, чье право нарушено. В отсутствие реальных доходов размер возмещения будет определяться теми доходами, которые были бы получены при обычных условиях гражданского оборота. При этом такие "виртуальные" доходы в равной степени могло бы получить, как лицо, чье право нарушено, так и лицо, которое нарушило право. Таким образом, правила п. 1 ст. 1107 ГК РФ о возмещении дохода соответствуют правилам об упущенной выгоде ст. 15 ГК РФ, что позволяет признать возмещение доходов, которые получил или мог бы получить недобросовестный владелец, упущенной выгодой. Это, в свою очередь, позволяет решить вопрос о соотношении полученных недобросовестным владельцем доходов с доходами, которые он мог бы получить. Так, доходы, которые получил приобретатель после того, как узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения, подлежат взысканию в полном объеме, даже в том случае, если их размер гипотетически превышает размер доходов, которые могли быть получены приобретателем, а равно размер доходов, которые могли быть получены потерпевшим при нормальном течении гражданского оборота*(285). Рассматривая положения о праве потерпевшего на взыскание дохода как положения, устанавливающие право потерпевшего на взыскание упущенной выгоды, необходимо признать за ними характер специальных правил как ограничивающих общее право лица, чье право нарушено, на взыскание доходов лишь теми доходами, которые были получены или могли быть получены с момента, когда приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения. Итак, потерпевший имеет право на возмещение стоимости доходов, которые были получены приобретателем после того, как он узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения. Если таковые получены не были, либо получены были, но отсутствуют доказательства их получения в соответствующем размере, возмещению подлежит стоимостная оценка тех доходов, которые могли быть получены недобросовестным владельцем. При определении размера таких доходов должны приниматься во внимание следующие аспекты: во-первых, размер доходов, который получал потерпевший до неосновательного приобретения имущества приобретателем; во-вторых, размер доходов, который был получен приобретателем до того, как он узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения; в-третьих, размер доходов, который получают при использовании аналогичного имущества в условиях нормального течения гражданского оборота. Значение указанных способов определения размера доходов, которые могли быть получены недобросовестным владельцев, заключается в том, что объем требований потерпевшего в отношении стоимости взыскиваемых доходов не может быть меньше размера тех доходов, которые фактически были получены таким лицом. Это означает, что взыскание стоимости доходов, которые могли быть получены недобросовестным владельцем, имеет приоритет перед взысканием размера доходов, которые были получены таким владельцем, при условии, если объем первых превышает объем фактически полученных доходов. В противном случае взысканию подлежит стоимость доходов, которые были получены недобросовестным владельцем, т.е. приобретателем, который знал или должен был знать о неосновательности обогащения. Возвращаясь к рассмотренному выше примеру п. 8 Информационного письма ВАС РФ N 49, заметим, что вывод о том, что возможность извлечения и размер доходов от использования ответчиком неосновательно приобретенного имущества должны быть доказаны истцом, как нам представляется, основан на ошибочном понимании правовой природы права потерпевшего, предоставленного п. 1 ст. 1107 ГК РФ. Исходя из материалов дела, арбитражный суд должен был удовлетворить требование истца, для предъявления которого достаточно удержания неосновательным приобретателем имущества потерпевшего после того, как тот узнал или должен был узнать о неосновательности своего обогащения. При этом размер взыскания в отсутствие доказательств использования вертолетов предприятием должен был быть определен судом исходя из объема тех доходов, которые получала организация от эксплуатации таких вертолетов, а в отсутствие последних, суд должен был руководствоваться теми доходами, которые получают при использовании аналогичной техники. В законодательстве особо урегулирован вопрос об ответственности приобретателя за невозврат неосновательного денежного обогащения. На сумму такого обогащения подлежат начислению проценты за пользование чужими денежными средствами с того времени, когда приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности получения или сбережения денежных средств. Предъявление требования к приобретателю об уплате процентов годовых представляет собой применение ответственности за неисполнение денежного обязательства, выражающегося в невозврате денежных средств, составляющих неосновательное обогащение*(286). В свою очередь, денежное обогащение может выступать следствием: непосредственного неосновательного перемещения денег от потерпевшего к приобретателю, в том числе неосновательного перемещения денежных средств, находящихся на счетах в банке; сбережения денежных средств вследствие пользования чужим имуществом без намерения его приобретения или вследствие пользования чужими услугами; невозможности возврата неосновательно приобретенного имущества в натуре, когда таковое заменяется денежным возмещением; причинения вреда неосновательно приобретенному имуществу в форме недостачи или ухудшения, в том числе в форме случайной недостачи или случайного ухудшения имущества, когда на стороне приобретателя возникает обязанность по возмещению причиненного ущерба; возникновения денежного требования кредитора к должнику в силу отпадения основания, в частности, признания договора недействительным или незаключенным; неисполнения денежного обязательства, возникшего в силу закона, в частности, неисполнения обязательства по возмещению причиненного вреда имуществу, жизни или здоровью. Характер требования об уплате процентов годовых как ответственности позволяет признать несостоятельным существующий в правовой литературе подход, согласно которому такое требование должно признаваться требованием из неосновательного обогащения*(287). В качестве аргумента можно привести хотя бы то, что основанием возникновения кондикционного обязательства выступает отсутствующее или впоследствии отпавшее основание, но не кондикционное обязательство по возврату неосновательно приобретенного или сбереженного имущества, которое по своей природе является действительным основанием. Особое внимание проценты за пользование чужими денежными средствами привлекают к себе с точки зрения того, о какой мере ответственности идет речь в ст. 395 ГК РФ. Ответ на поставленный вопрос позволит раскрыть и правовую природу требования, основанного на п. 2 ст. 1107 ГК РФ. Позиция высших судебных органов о природе процентов годовых в принципе сформирована. Уплата таких процентов рассматривается в качестве особой (нетипичной) меры гражданско-правовой ответственности, отличной от уплаты неустойки и возмещения убытков. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ и Пленума ВАС РФ от 1 июля 1996 г. N 6/8 "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации"*(288) указывалось, что по отношению к убыткам проценты, так же как и неустойка, носят зачетный характер (п. 50). Это позволило некоторым ученым сделать вывод о нетождественности указанных мер ответственности, что, в свою очередь, подкреплялось практикой рассмотрения дел Президиумом ВАС РФ и впоследствии получило закрепление в постановлении Пленума Верховного Суда РФ и Пленума ВАС РФ от 8 октября 1998 г. N 13/14 "О практике применения положений Гражданского кодекса РФ о процентах за пользование чужими денежными средствами"*(289). Попытаемся разобраться в аргументации такого подхода и дать правовую оценку положениям Гражданского кодекса РФ о процентах годовых, предусмотренных за неисполнение денежного обязательства. При определении природы процентов за пользование чужими денежными средствами основная полемика развернулась вокруг вопроса о соотношении таковых с неустойкой, сходство между которыми очевидно: как неустойка, так и проценты, предусмотренные ст. 395 ГК РФ, применяются в случае нарушения обязательств должником и не требуют необходимости доказывания размера понесенных потерь; размер подлежащих уплате сумм на случай нарушения обязательства заранее установлен и известен сторонам либо может быть определен на любой момент времени посредством применения установленных законом механизмов; кредитор по денежному обязательству вправе требовать возмещения убытков как в части, превышающей сумму процентов, причитающихся ему на основании ст. 395 ГК РФ, так и в полном объеме сверх суммы процентов. Подобные правила предусмотрены и в отношении неустойки (п. 1 ст. 394 ГК РФ). Тем не менее некоторые ученые последовательно проводят мысль о том, что проценты, взимаемые за неисполнение денежного обязательства, не могут признаваться неустойкой как по юридико-формальным причинам, так и по соображениям по существу. Юридико-формальные обстоятельства, не позволяющие квалифицировать проценты годовых в качестве неустойки, заключаются в дифференцированном регулировании названных правовых категорий*(290). В частности, к таким юридико-формальным обстоятельствам Л.А. Новоселова относит следующие: во-первых, проценты, предусмотренные п. 1 ст. 395 ГК РФ, не названы законодателем неустойкой (пеней); ничто не препятствовало законодателю прямо определить природу применяемых при просрочке исполнения денежного обязательства санкций, назвав их неустойкой (пеней); во-вторых, п. 1 ст. 394 ГК РФ допускает возможность установления законом или договором различного соотношения убытков и неустойки (установления исключительной, штрафной или альтернативной неустойки); п. 2 ст. 395 ГК РФ исключает возможность установления иного (кроме зачетного) соотношения между процентами и убытками*(291). На сущностных отличиях процентов годовых от неустойки особо акцентировал внимание В.В. Витрянский. В качестве таких отличий он выделяет два основных момента: 1) при внешней схожести (особенно по форме исчисления) с неустойкой (в особенности с пеней) проценты годовых за пользование чужими денежными средствами в отличие от неустойки не могут признаваться способом обеспечения исполнения обязательств; 2) особенности процентов годовых, выделяющие их в самостоятельную форму гражданско-правовой ответственности, следует искать не столько в специфике их исчисления, доказывания и применения, как это имеет место в случае с убытками и неустойки, сколько в специфическом предмете самого денежного обязательства. С учетом последнего В.В. Витрянский пришел к выводу, что при взимании процентов за неисполнение денежного обязательства не должны приниматься во внимание соответствующие нормы, содержащиеся в ст. 401 и 416 ГК РФ*(292). На наш взгляд, вряд ли указанные доводы можно признать убедительными. Более того, между точками зрения ученых, отстаивающих самостоятельность процентов годовых как меры ответственности, наблюдается некоторая несогласованность. Так, например, если В. В. Витрянский настаивает именно на сущностных особенностях процентов за пользование чужими денежными средствами, то Л.А. Новоселова таковые признает неубедительными, отмечая, что разграничение неустойки (пени), начисляемой при просрочке исполнения денежного обязательства, и процентов, предусмотренных п. 1 ст. 395, рассматриваемых как форма ответственности, в большей степени основывается на формально-юридических признаках*(293). Представляется, что как юридико-формальные признаки, так и существо процентов годовых, предусмотренных ст. 395 ГК РФ, доказывают обратное, а именно: отсутствие оснований для выделения таковых в самостоятельную меру гражданско-правовой ответственности. Так, часть первая Гражданского кодекса РФ содержит только одну статью, содержание которой соотносится с применением процентов за пользование чужими денежными средствами, тогда как категория "неустойка" не только определена законодателем по содержанию (ст. 330 ГК РФ), но и подробно им регламентирована. Более того, взыскание неустойки четко определяется как способ защиты гражданских прав, в то время как о процентах годовых, предусмотренных ст. 395 ГК РФ, вообще не содержится упоминание в ст. 12 ГК РФ. Можно ли предположить, что данная мера ответственности отнесена данной статьей к иным способам защиты, предусмотренным законом? Уплату процентов за просрочку денежного обязательства нельзя признать новым гражданско-правовым институтом. Напротив, активная дискуссия о природе процентов годовых в российской цивилистике продолжается уже второе столетие, а указание на применение таковых содержалось еще в проекте Гражданского Уложения*(294). Именно по этой причине ничто не мешало законодателю указать в ст. 12 ГК РФ на возможность применения такого способа защиты гражданских прав, как уплата процентов за пользование чужими денежными средствами. Причем, если в части второй Гражданского кодекса РФ указание на применение неустойки содержится лишь в трех статьях (ст. 505, 521, 622), то сфера применения процентов, предусмотренных ст. 395 ГК РФ, гораздо шире. Вряд ли можно предположить, что, не учитывая их в перечне способов защиты гражданских прав, законодатель не представлял себе возможные масштабы применения процентов годовых при неисполнении денежного обязательства. Для того чтобы признать за процентами годовых качеств самостоятельной меры ответственности, необходимо определить их сущностные (принципиальные) особенности, достаточные для обоснования самостоятельности такой меры ответственности. Такие особенности можно было бы выявить из содержания правовой регламентации, однако таковая в действующем Гражданском кодексе РФ сводится лишь к одной статье, содержание которой не позволяет ответить на большинство принципиальных вопросов, как-то: соотношение процентов годовых и неустойки, возможность снижения процентов годовых, условия возникновения ответственности за неисполнение денежного обязательства, порядок взыскания процентов годовых и многие другие, которые, в частности, разрешены в отношении неустойки. Несмотря на то, что по вопросам практики применения положений о процентах за пользование чужими денежными средствами принято соответствующее постановление высших судебных органов (постановление Пленума Верховного Суда РФ и Пленума ВАС РФ N 13/14), силу нормативного правового акта оно не имеет, а следовательно, содержание такого постановления не может восполнить пробел, касающийся правового регулирования процентов годовых. Нельзя подвести положения такого постановления и под применение аналогии закона и аналогии права. Более того, если и воспользоваться аналогией закона, позволяющей применить правила, регулирующие сходные отношения, то таковыми правилами будут выступать положения Гражданского кодекса РФ, соотносимые с неустойкой, что, естественно, сводит на нет тезис о процентах за пользование чужими денежными средствами как о самостоятельной мере ответственности. Исходя из названия ст. 395 ГК РФ, можно сделать вывод о том, что она устанавливает ответственность за неисполнение денежного обязательства. Учитывая тот факт, что, с одной стороны, название статей закона не имеет силы нормы права, а с другой - в содержании данной статьи термин "денежное обязательство" не используется, возникает вопрос: в отношении нарушения каких обязательств можно говорить о возможности применения последствий, предусмотренных ст. 395 ГК РФ? Денежное обязательство можно толковать как в широком, так и узком смысловом значении. В первом случае под денежное обязательство попадает всякое обязательство, в котором объектом выступает передача денежных средств с единственным условием выполнения платежной (расчетной) функции, предусмотренной п. 1 ст. 140 ГК РФ. Во втором случае денежное обязательство предполагает действие, связанное с передачей денежных средств, направленное на погашение денежного долга. Другими словами, речь идет о погашении денежного долга платежом. Именно в таком (узком) смысловом значении термин "денежное обязательство" для цели ст. 395 ГК РФ воспринято высшими судебными органами. Так, в п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума ВАС РФ N 13/14 содержится указание на то, что положения ст. 395 ГК РФ не применяются к отношениям сторон, если они не связаны с использованием денег в качестве средства платежа, средства погашения денежного долга. Насколько указанное положение соответствует смыслу нормы п. 1 ст. 395 ГК РФ? Согласно п. 1 ст. 395 ГК РФ пользование чужими денежными средствами имеет место, во-первых, в случае неправомерного удержания денежных средств, во-вторых, в случае уклонения от возврата денежных средств, в-третьих, в случае иной просрочки в уплате отличной от уклонения возврата денежных средств, в-четвертых, в случае неосновательного получения денежных средств, в-пятых, в случае неосновательного сбережения денежных средств за счет другого лица. При этом правила ст. 395 ГК РФ подлежат применению в отношении всевозможных ситуаций пользования чужими денежными средствами, а не только в случаях, предусмотренных законом или договором. Неправомерное удержание имеет место в тех случаях, когда лицо, владеющее денежными средствами в силу закона или на основании договора, не исполняет возложенную на него обязанность передать денежные средства управомоченному лицу либо не исполняет иную обязанность, хотя и не связанную непосредственно с передачей денежных средств. В частности, речь идет о положении п. 3 ст. 866 ГК РФ, когда годовые проценты начисляются на сумму денежных средств, неправомерно удержанных в силу нарушения банком правил расчетных операций, опосредующих расчеты платежными поручениями. Неправомерность удержания имеет место и при невыполнении указаний клиента по договору банковского счета о перечислении денежных средств со счета либо их выдаче со счета (ст. 856 ГК РФ). Указанные случаи неправомерного удержания связаны с неисполнением обязательств по оказанию услуг, которые не могут быть денежными в принципе. Возможность применения процентов годовых основана на том, что услуги банка осуществляются в отношении денежных средств, находящихся на банковском счете клиента. Примером неправомерного удержания денежных средств выступает также случай, когда продавец не исполняет обязанность передать предварительно оплаченный товар (п. 4 ст. 487 ГК РФ). Неправомерность выражается непосредственно во владении денежными средствами, переданными в оплату товара, подлежащего передаче через некоторый промежуток времени, но который так и не был передан покупателю. Неправомерное удержание будет продолжаться до надлежащего исполнения обязательства по передаче товара либо до момента возникновения требования о возврате уплаченной покупателем денежной суммы. В последнем случае речь идет об одностороннем расторжении договора в силу существенного нарушения его условий. С момента такого расторжения на стороне продавца уже не будет иметь место неправомерное удержание в смысле ст. 395 ГК РФ, а возникает неосновательное получение, на сумму которого подлежат начислению те же проценты годовые в силу прямого указания п. 2 ст. 1107 ГК РФ. Уклонение от возврата денежных средств предполагает наличие денежного долга на стороне должника и поэтому укладывается в понимание денежного обязательства в узком смысловом значении. Подобные отношения возникают при заемных обязательствах. Так, согласно п. 1 ст. 811 ГК РФ, если иное не предусмотрено законом или договором займа, в случаях, когда заемщик не возвращает в срок сумму займа, на эту сумму подлежат уплате проценты в размере, предусмотренном п. 1 ст. 395. Категория "иная просрочка" предполагает наличие обязательств по оплате имущества, товаров, работ, услуг, которые не исполняются либо исполняются ненадлежащим образом. Так, иная просрочка имеет место при не своевременном исполнении покупателем обязательства по оплате товара (п. 3 ст. 486 ГК РФ), а также в случае, когда покупатель не исполняет обязанность по оплате товара, переданного в кредит (п. 4 ст. 488 ГК РФ). К иной просрочке уплаты денежных средств относятся также следующие случаи: просрочка выплаты ренты (ст. 588 ГК РФ); отказ плательщика от оплаты чека чекодержателем (ст. 885 ГК РФ); неоплата векселя (ст. 3 Федерального закона "О простом и переводном векселе"). При этом важно учесть, что просрочка в оплате имеет место во всех случаях, связанных с перемещением денежных средств, когда такое перемещение связано с реализацией платежной (расчетной) функции денег. Другими словами, имеет место просрочка исполнения денежного обязательства в широком смысловом значении. В частности, под такое перемещение денежных средств попадает исполнение обязательства по предоставлению кредита, возникшего в силу заключенного кредитного договора. Пункт 2 ст. 835 ГК РФ затрагивает случаи, когда на стороне лица, привлекающего денежные средства во вклады, выступает либо субъект, не имеющий вообще статуса кредитной организации (такая сделка является ничтожной), либо кредитная организация, не имеющая права на привлечение денежных средств физических лиц во вклады (сделка является оспоримой). В таких ситуациях встает вопрос о применении последствий недействительной сделки, а именно лицо, привлекшее денежные средства без установленных на то оснований, обязано возвратить такие денежные средства (неосновательно полученное) по правилам гл. 60 ГК РФ. Подобному же режиму неосновательно полученных денежных средств подчиняются денежные средства граждан, привлеченные для строительства многоквартирного дома лицом, не имеющим на это право (п. 3 ст. 3 Федерального закона "Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости"). О неосновательном получении (приобретении) необходимо говорить при неосновательном списании банком денежных средств со счета клиента (ст. 856 ГК РФ). Под режим неосновательно полученных денежных средств попадают и все те денежные средства, обязанность по возврату которых возникла вследствие применения последствий недействительности сделок, вследствие установления факта незаключения договора, вследствие расторжения договора или прекращения договора по иным основаниям, отличным от надлежащего исполнения. Неосновательное сбережение денежных средств может возникнуть из нарушений правил об обязательном страховании, когда на стороне лица, нарушившего обязанность страхования, возникают суммы неосновательного сбережения, на которые подлежат начислению проценты, предусмотренные ст. 395 ГК РФ, с взысканием этих сумм в доход государства (п. 3 ст. 937 ГК РФ). Помимо всего прочего Гражданский кодекс РФ учитывает и общие последствия неосновательного денежного обогащения, объединяющего в себе как неосновательное получение, так и неосновательное сбережение, предусматривающие начисление процентов за пользование чужими денежными средствами. Учитывая изложенное, можно констатировать, что сфера применения ст. 395 ГК РФ не ограничивается только денежным обязательством. Проценты за пользование чужими денежными средствами применяются ко всем тем случаям, когда на стороне должника находятся денежные средства, либо подлежащие передаче кредитору, либо полученные должником с тем, что бы совершить действия, как в отношении этих денежных средств, так и другого имущества, составляющего объект встречного предоставления. Статья 395 ГК РФ выступает примером того, когда название статьи не отражает ее содержание и поэтому не может приниматься во внимание так же, как, например, не принимается во внимание название ст. 1109 ГК РФ "Неосновательное обогащение, не подлежащее возврату", поскольку содержание данной статьи определяет режим имущества, не подлежащего квалификации в качестве неосновательного обогащения, в силу чего и не подлежит возврату. Таким образом, нельзя согласиться с существующим подходом судебной практики применения процентов за пользование чужими денежными средствами как нетипичной меры гражданско-правовой ответственности. Исследуемые проценты укладываются в конструкцию неустойки, являются разновидностью последней. Такой подход к определению природы годовых процентов не только разрешает большинство существующих вопросов их применения, но соответствует принципам доступности права, требованиям добросовестности, разумности и справедливости. Вместе с тем, при применении п. 2 ст. 1107 ГК РФ в юридической литературе указывается на то, что его положения не соответствуют ст. 395 ГК РФ, так как п. 1 ст. 395 ГК в отличие от п. 2 ст. 1107 ГК РФ не ставит начисление процентов за пользование чужими средствами в зависимость от того, знал или должен был знать приобретатель о неосновательности получения или сбережения денежных средств*(295). Позволим себе не согласиться с данным утверждением. Правила ст. 395 ГК РФ содержатся в общих положениях об ответственности за нарушение обязательств и получают свое развитие в положениях особенной части Гражданского кодекса РФ. Статья 395 ГК РФ устанавливает необходимость уплаты процентов, но не определяет момент времени, с которого происходит начисление процентов за пользование чужими денежными средствами. В этой связи, между сравниваемыми статьями в принципе не может возникнуть коллизии. Более того, момент возникновения кондикционного обязательства, как правило, совпадает с моментом, когда лицо узнало или должно было узнать о неосновательности своего денежного обогащения*(296). Случаи же, когда момент возникновения кондикционного обязательства не совпадает с моментом, когда приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения, как правило, являются случаями возникновения кондикционного обязательства в силу отпадения основания. В подобных случаях проценты годовых за период добросовестного владения деньгами начисляются как плата, а с момента недобросовестного владения подлежат начислению в качестве меры ответственности на сумму неосновательного денежного обогащения, включающего как основной денежный долг должника, так и не уплаченные проценты, начисленные в качестве платы. § 2. Защита прав приобретателя при исполнении кондикционного обязательства При возврате неосновательно полученного или сбереженного имущества или при возмещении его стоимости приобретатель вправе требовать от потерпевшего возмещения понесенных необходимых затрат на содержание и сохранение имущества с того времени, с которого он обязан возвратить доходы с зачетом полученных им выгод. Таким образом правило, согласно которому никто не вправе обогащаться за счет другого лица, срабатывает не только в отношении потерпевшего, но и неосновательного приобретателя. Правом на возмещение необходимых затрат обладает лицо, которое за период владения имуществом произвело расходы, связанные с его содержанием и сохранением. Целесообразность возмещения таких расходов связана с тем, что потерпевший все равно произвел бы их и при отсутствии неосновательного перехода имущества к приобретателю, так как, будучи собственником, заинтересован в том, чтобы имущество не потеряло своих потребительских качеств. Все необходимые затраты, т.е. без которых использование имущества по назначению невозможно, можно разделить на следующие виды: затраты, связанные с обеспечением сохранности имущества и его потребительских свойств; затраты, связанные с содержанием имущества, обеспечивающие возможность его использования по назначению, обеспечивающие его потребительские свойства; затраты, связанные с обеспечением того правового режима, которым наделяет государство тот или иной объект, исходя из интересов публичного порядка (например, несение налогового бремени). Для реализации права на возмещение необходимых затрат принцип добросовестности срабатывает иначе, чем это предусмотрено п. 2 ст. 1104 или ст. 1107 ГК РФ. Как реализация права потерпевшего на возмещение стоимости неосновательно приобретенного имущества в размере действительной его стоимости на момент приобретения и убытков, вызванных последующим изменением стоимости имущества, зависит от факта действительной осведомленности приобретателя о неосновательности своего обогащения, так и реализация права приобретателя на возмещение необходимых затрат зависит от его осведомленности, но не о том, что он знает о неосновательности своего обогащения, а, напротив, о том, что не знает о таковом. Так, ст. 1108 ГК РФ определяет, что право на возмещение затрат утрачивается в случае, когда приобретатель умышленно удерживал имущество, подлежащее возврату. Данное последствие ст. 1108 ГК РФ М.В. Телюкина предлагает квалифицировать как форму ответственности неосновательного приобретателя за невозврат имущества, после того как он узнал о неосновательности обогащения. При этом она считает, что в данном случае речь идет об умышленной вине; неосторожность (как легкая, так и грубая), по ее мнению, к указанным последствиям не ведет*(297). Позволим себе не согласиться с подобным утверждением, поскольку приведенное правило о погашении права потерпевшего на возмещение затрат не попадает под существо гражданско-правовой ответственности. Для возложения ответственности на нарушителя гражданских прав и обязанностей необходима совокупность общих, типичных условий, которые в различных сочетаниях встречаются при любых правонарушениях и называются составом гражданского правонарушения*(298). В качестве одного из обязательных условий наступления ответственности определяют наличие вреда и убытков, которые должны наступить в силу противоправности поведения. Однако в исследуемом положении ст. 1108 ГК РФ в принципе не идет речь о причинении вреда или убытков потерпевшему. Указанная норма определяет основание утраты права на возмещение необходимых расходов, но не основания возложения ответственности. Установление факта умышленного удержания имущества, составляющего неосновательное обогащение, является основанием для погашения права на возмещение необходимых затрат. В этой связи возникает вопрос о том, какой неосновательный приобретатель может все-таки реализовать право на возмещение необходимых затрат, а значит, не будет считаться лицом, умышленно удерживающим имущество. Лицо, которое умышленно удерживает неосновательно приобретенное имущество, - это лицо, которое знает о неосновательности своего обогащения. Следовательно, можно предположить, что правом на возмещение затрат должно обладать лицо, которое должно было узнать о неосновательности обогащения, но не узнало об этом. При этом момент, с которого возникает данное право, соотносится с моментом, когда приобретатель должен был узнать о неосновательности обогащения. Таким образом, для того чтобы реализовать право на возмещение необходимых затрат, неосновательный приобретатель, который не знает о неосновательности своего обогащения, хотя и должен был об этом знать, обязан немедленно вернуть неосновательно приобретенное имущество сразу после того, как узнал о неосновательности обогащения. В правовой литературе высказывается мнение, что установленные законодателем правила о возмещении затрат приобретателя в большинстве случаев использовать невозможно, поскольку они сформулированы таким образом, что обогатившийся, как бы он ни действовал, чаще всего не имеет права на взыскание компенсации своих расходов. К такому выводу, в частности, пришел М.А. Гранат после того, как выделил три основные ситуации кондикционных отношений, когда можно было бы ставить вопрос о применении положений ст. 1108 ГК РФ*(299). Первая ситуация касается того случая, когда приобретатель недобросовестен с момента приобретения имущества. Такой приобретатель пожелает взыскать необходимые расходы, только если никто не будет оспаривать его недобросовестность. При установлении недобросовестности право на возмещение затрат утрачивается. Вторая ситуация касается случая, когда приобретатель изначально добросовестен, но с определенного момента узнает о неосновательности своего обогащения. До момента, когда он узнал о неосновательности обогащения, полученные им доходы потерпевшему не возвращаются, необходимые затраты не компенсируются. С момента, когда он узнал о неосновательности обогащения, он обязан передать вещь потерпевшему. Если он передает вещь - никаких расходов у него быть не может, ибо само имущество уже не в его владении. Если приобретатель не исполняет обязанность по передаче вещи, то снова на его стороне образуется незаконное удержание, поэтому он не имеет право на компенсацию необходимых затрат. В качестве третьей ситуации предлагает рассматривать случай, когда приобретатель с самого начала и до возврата имущества не знает о неосновательности своего обогащения. В этом случае приобретателю остаются все полученные им доходы, как реальные, так и возможные, а компенсация расходов по правилам ст. 1108 ГК РФ не выплачивается. Единственный случай, когда автору видится возможность применения права на возмещение необходимых затрат, касается того примера, когда приобретатель, извещенный о неосновательности обогащения, соглашается возвратить имущество по первому требованию, чем-либо подтверждая это*(300). Представляется, что вывод М.А. Гранат о практической невозможности использования правил ст. 1108 ГК РФ, основан на том, что автор так и не определил, с какого момента вообще возникает право на возмещение необходимых затрат. Последнее не позволило ему правильно дать оценку возможным ситуациям неосновательного обогащения, при которых может стать вопрос о применении правил ст. 1108 ГК РФ. Автор упустил случаи, когда приобретатель находится в положении лица, которое должно было узнать о неосновательности обогащения, но не знает о таковом. Именно подобная квалификация неосновательного приобретателя должна была быть положена в основу построения ситуаций, анализ которых, скорее всего, не привел бы к тем выводам, к которым пришел М.А. Гранат. Полагаем, что право на возмещение необходимых затрат возникает у неосновательного приобретателя с момента, когда он должен был узнать о неосновательности своего обогащения. Установление факта того, что приобретатель знает о неосновательности своего обогащения, должно квалифицироваться как умышленное удержание имущества, составляющего неосновательное обогащение, что лишает приобретателя права на возмещение необходимых затрат. При этом не должно придаваться значения, тому, в какой момент течения срока неосновательности обогащения установлен факт умышленного удержания, т.е. того, что обогатившийся знал о неосновательности приобретения имущества. По своей правовой природе момент, когда неосновательный приобретатель узнал о своем обогащении, если только этот момент не совпадает с моментом возникновения кондикционного обязательства, близок к сущности пресекательного срока, когда срок погашения субъективного права очерчен не конкретным периодом времени, а установлением факта умышленного удержания, т.е. осведомленности приобретателя о неосновательности своего обогащения. Аналогичную необходимым затратам правовую природу имеют, на наш взгляд, и затраты, хотя и не относящиеся к необходимым, но приведшие к улучшению имущества, Это, в свою очередь, не позволяет согласиться с мнением, что расходы, направленные на улучшение имущества, улучшение его потребительских свойств и т.д., не возмещаются, так как не являются необходимыми*(301). Глава 60 ГК РФ непосредственно не определяет правовую судьбу улучшений, произведенных в отношении неосновательно приобретенного имущества. По этому поводу в литературе высказывается мнение о необходимости дополнения норм о неосновательном обогащении соответствующими правилами*(302). По мнению других, такая необходимость отсутствует в принципе, поскольку при решении вопроса о возмещении приобретателю затрат на улучшение имущества может быть использована в порядке аналогии закона ст. 623 ГК РФ, определяющая, в частности, что неотделимые улучшения арендованного имущества, произведенные арендатором без согласия арендодателя, безвозмездно переходят к арендодателю. Вместе с тем если приобретатель, производя улучшения, не считал свое пользование противоправным, то при добросовестности приобретателя имущества и полезности произведенных им улучшений за ним следует признать право на возмещение их стоимости*(303). Изложенная точка зрения встречает в правовой науке критику. По мнению В.А. Белова, применение правил ст. 623 ГК РФ по аналогии невозможно, ибо они ставят судьбу неотделимых улучшений, произведенных арендатором, в зависимость от согласия арендодателя, в то время как в отношениях из неосновательного приобретения или сбережения института, который можно было бы уподобить согласию арендодателя, просто не существует*(304). Ученый предлагает следующее решение исследуемого вопроса. Неотделимые улучшения, по его мнению, обогатившейся вправе отделить и оставить в своей собственности. Что касается неотделимых улучшений, то здесь видятся два выхода в определении правовой регламентации их судьбы: либо посредством распространительного толкования п. 1 ст. 1107 (в том смысле, что она касается не только доходов, но и отделимых улучшений), либо посредством распространительного толкования ч. 3 ст. 303 ГК РФ (в том смысле, что она касается неотделимых улучшений любого неосновательно удерживаемого имущества, а не только того, которое истребовано успешным виндикационным иском)*(305). Оба варианта, по мнению В.А. Белова, имеют идентичный результат: обогатившийся имеет право на возмещение стоимости только таких неотделимых улучшений, которые произведены им до того момента, когда он узнал или должен был узнать о неосновательности своего обогащения, т.е. в тот период, когда он был добросовестным владельцем предмета обогащения. При этом не следует руководствоваться ограничением возмещения, предусмотренного ч. 3 ст. 303 ГК РФ (не свыше размера увеличения стоимости имущества), а исходить из критериев возмещения, заложенных п. 1 ст. 1107 ГК РФ. Что же касается стоимости неотделимых улучшений, произведенных лицом, чье неосновательное обогащение стало следствием действий самого обогатившегося, то она, по мнению В.А. Белова, возмещению не подлежит*(306). Считаем возможным согласиться с мнением о том, что правила ст. 623 ГК РФ к отношениям из неосновательного обогащения не применимы. Если имущество, составляющее неосновательное обогащение, находится в хозяйственной сфере приобретателя, то не может и речи идти о том, что приобретатель ощущает себя в роли арендатора. Напротив, распространяя на неосновательно приобретенное имущество свое господство, приобретатель рассматривает себя в качестве собственника, а, следовательно, производя улучшения имущества, он не предполагает, что совершает их для кого-либо, кроме себя. Поэтому к финансовым и физическим вложениям приобретателя в неосновательно приобретенное имущество следует, если и применять по аналогии закона, то положения не об аренде, а о содержании правомочий собственника. Однако, применительно к улучшениям имущества, составляющего неосновательное обогащение, не возникает вопрос о применении каких-либо правил по аналогии закона в силу наличия непосредственной правовой регламентации отношений, связанных с возмещением затрат приобретателю. Речь идет о правилах ч. 3 ст. 303 ГК РФ как о правилах, регламентирующих отношения, связанных с судьбой улучшений неосновательно приобретенного имущества. Поскольку виндикация, по нашему мнению, выступает частным случаем кондикции, а правила ст. 303 ГК РФ, кроме ч. 3, полностью поглощены гл. 60 ГК РФ, при определении режима улучшений следует руководствоваться правилами, которые не вошли в указанную главу, но относятся к институту кондикции, т.е. ч. 3 ст. 303 ГК РФ. В основу определения судьбы улучшений должен быть положен признак добросовестности владельца. Так, по общему правилу, приобретатель не имеет право на возмещение стоимости улучшений неосновательно приобретенного имущества: как отделимые, так и неотделимые улучшения принадлежат потерпевшему. Тем не менее, если такие улучшения были произведены лицом до того, как оно узнало о неосновательности своего обогащения, отделимые улучшения остаются за приобретателем, а неотделимые улучшения подлежат возмещению потерпевшим, но не свыше размера увеличения стоимости имущества. В этой связи отсылка к распространительному толкованию п. 1 ст. 1107 ГК РФ, о которой ведет речь В.А. Белов, представляется неуместной. Норма указанного пункта вообще не может быть применима к определению судьбы улучшений: имея иную направленность, данная норма устанавливает объем ответственности приобретателя, который, естественно, не ограничивается лишь полученными приобретателем доходами, а включает и все те доходы, которые приобретатель мог получить*(307). Улучшения, произведенные добросовестным владельцем, могут увеличить стоимость имущества на столько, что необходимость возмещения затрат на такие улучшения потерпевшим поставит его в тяжелое финансовое положение. То есть речь идет о несопоставимости имущественных возможностей потерпевшего с тем объемом затрат приобретателя, которые привели к существенному увеличению стоимости неосновательно приобретенного имущества. В такой ситуации возложение обязанности по возмещению затрат может поставить потерпевшего в такое положение, при котором он, неспособный возместить несопоставимый со своими финансовыми возможностями объем затрат, сам окажется в роли неосновательного приобретателя. Поэтому положения Гражданского кодекса РФ о возмещении затрат добросовестному владельцу, произведенных на улучшение имущества, в пределах размера увеличения стоимости такого имущества должны быть расширены за счет правил о сопоставимости размера возмещения с финансовыми возможностями потерпевшего, т.е. правилами об экономической целесообразности такого возмещения для потерпевшего. Таким образом, случай, когда произведенные затраты на улучшение имущества привели к существенному росту стоимости неосновательно приобретенного имущества, вследствие чего его возврат для потерпевшего становится экономически нецелесообразным, должен рассматриваться как частный случай невозможности возврата неосновательного обогащения в натуре. При этом на добросовестного владельца возлагается обязанность по стоимостному возмещению имущества. Под экономической нецелесообразностью возмещения стоимости затрат при этом следует понимать такую ситуацию, при которой стоимость неосновательно приобретенного имущества вследствие вложения приобретателем затрат на его улучшение возросла на столько, что в случае возмещения их приобретателю потерпевший оказался бы в тяжелом материальном положении. В свою очередь, тяжелое материальное положение может характеризоваться несопоставимостью размера возмещения финансовым возможностям потерпевшего. Заключение Неосновательное обогащение как процесс, выступая обратной стороной нормального течения гражданского оборота, когда перемещение материальных благ, получение выгоды имеют под собой конкретное правовое основание, существует параллельно такому гражданскому обороту. При этом нет необходимости, чтобы субъект права целенаправленно совершил волевое действие, нарушающее права другого субъекта несанкционированным проникновением в его имущественную сферу. Достаточно, например, расторгнуть действительный договор, находящийся на определенной стадии своего исполнения, что выражалось в получении чего-либо по такому договору, или, например, ошибочно совершить действие, приведшее к прекращению имущественной обязанности другого лица, либо ошибочно передать имущество не тому лицу, которому оно предназначалось, и т.п. Обнаружив на своей стороне недолжно приобретенное или сбереженное имущество и немедленно возместив имущественные потери потерпевшему, обогатившийся тем самым пресекает возникновение неблагоприятных для себя правовых последствий, не ставя под сомнение свою добросовестность. Промедление же в совершении действий по имущественному возмещению ставит такого приобретателя в положение недобросовестного лица с возложением на него всевозможных негативных последствий, без придания значения тому, что послужило основанием неправомерного имущественного обогащения. От временного промежутка существования обязанности на стороне обогатившегося зависит и объем дополнительных обременений, позволяющих, с одной стороны, возместить как реальные, так и возможные имущественные потери потерпевшего в полном объеме, а с другой - наказать обогатившегося, не принявшего необходимых мер для скорейшего сложения с себя "полномочий" недобросовестного субъекта права. Неосновательное обогащение в широком смысле слова охватывает все случаи, когда на стороне отношения возникает имущественная обязанность, исполнение которой безосновательно откладывается. В этой связи для каждого подобного случая возникает потребность в определении подлежащего применению охранительно-восстановительного способа защиты гражданских прав. Современный охранительно-восстановительный институт защиты гражданских прав, находящийся в правовой надстройке, должен оказывать свое регулятивное воздействие на отношения экономического базиса. Такое воздействие должно характеризоваться полным восстановлением имущественной сферы потерпевшего, а соответствующие охранительно-восстановительные институты защиты гражданских прав должны основываться на правовом принципе - принципе полного возмещения имущественных потерь. Представляется, что именно в основе применения кондикционного требования лежит данный принцип. При обращении к ст. 12 ГК РФ "Способы защиты гражданских прав" обращает на себя внимание отсутствие прямого указания на применение кондикционного требования в качестве способа защиты нарушенных прав, в то время как присутствует достаточно широкий перечень других требований, например: восстановление положения, существовавшего до нарушения права; применение последствий недействительности как оспоримой, так и ничтожной сделок; присуждение к исполнению обязанности в натуре; возмещение убытков; взыскание неустойки и др. Не обращая внимания на отсылку к иным способам, предусмотренным законом, каждый из перечисленных способов может быть реализован либо как непосредственно кондикционное требование, либо как способ, к которому могут быть применены правила о неосновательном обогащении как универсальные правила, позволяющие восстановить имущественную сферу потерпевшей стороны. В этом выражаются лишь две стороны многоаспектной категории "универсальность кондикционного обязательство", а именно: 1) кондикционному требованию присуще родовое начало, что определяет его как системообразующий элемент всего защитного механизма от посягательства на имущественную сферу субъектов гражданского права; 2) институт неосновательного обогащения не только поглощает правовую регламентацию видовых требований, но и оказывает содействие в восполнении любой специальной регламентации защиты гражданских прав, тем самым оказывая универсальное воздействие на все гражданское законодательство. Универсальность кондикционного обязательства выражается также и в том, что для достижения цели возмещения имущественных потерь потерпевшего кондикционное требование может быть дополнено другими, опосредующими сферу неосновательного обогащения требованиями, а именно требованием о возмещении вреда, причиненного неосновательному обогащению, о возмещении неполученных доходов. При этом невозможность возврата неосновательно утраченного не прекращает отношений из неосновательного обогащения, а позволяет, учитывая универсально-восстановительный характер кондикционного требования, произвести замещение утраченного стоимостной компенсацией. Кроме того, учитывая отрицательное воздействие любого неосновательного обогащения на течение гражданского оборота, универсальность кондикционного обязательства проявляется и в том, что оно может быть направлено в отношении возврата любого утраченного объекта материального и нематериального мира, характеризующегося стоимостной оценкой. Таким образом, кондикционное обязательство, пронизывая всю охранительную сферу гражданского права, способно определить объем возмещения относительно любой затронутой имущественной сферы и тем самым, не умоляя своего самостоятельного обязательства. значения, приобретает статус всеобщего универсального Библиография Автаев Н.Е. Гражданско-правовая защита социалистической собственности. М.: Юридическая литература, 1974. 64 с. Анчишина Е.А. Проблема правового основания в обязательствах из неосновательного обогащения. Агарков М.М. Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. Т. 1 М.: Статут, 2002. 315 с. Амфитеатров Г.Н. Иски собственников о возврате принадлежащего им имущества. М.: Юридическое изд-во НКЮ СССР, 1945. 16 с. Ананьева Ж.К. О разграничении исков в судебной практике // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. Труды по правоведению. Вып. 199. Тарту, 1967. С.198-217. Арзамасцев А.Н. Охрана социалистической собственности по советскому гражданскому праву. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1956. 208 с. Бабина О.Е. Неосновательное обогащение и его правовая квалификация //Арбитражная практика. 2005. N 6. С. 21-28. Бартошек М. Римское право: Понятие, термины, определения / Пер. с чеш. М., 1989. Белов В.А. Гражданское право: Общая и Особенная части: Учебник. М.: ЮрИнфоР, 2003. 960 с. Белов В.А. Денежные обязательства. М.: ЮрИнфоР, 2001. 237 с. Белов В.А. Виндикационный иск (к вопросу о толковании ст. 301 и 302 ГК РФ) // Законодательство. 2008. N 1. Белов В.А. Отчуждение и приобретение по российскому Гражданскому кодексу (понятийно-терминологическая сторона вопроса) // Законодательство. 2006. N 7. Бердников В.В. Распорядительная сделка как способ изменения имущественно-правового положения лица // Законодательство. 2002. N 3. Богоевий-Глушчевий Н. Югославский обязательственный закон (ст. 210-229) и римское частное право // Правоведение. 2003. N 3. Бозиева Ю.Г. Кондикционные обязательства в системе гражданско-правовых обязательств: Дисс. ... канд. юрид. наук: 12.00.03. Краснодар, 2003. 204 с. Борисов А.Б. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (постатейный) части первой, части второй, части третьей с постатейными материалами. М.: Книжный мир, 2002. 1159 с. Брагинский М.И. Договорное право. Кн. 1: Общие положения. 2-е изд. М.: Статут, 1999. 682 с. Брагинский М.И. Договорное право. Ч. 2: Договоры на передачу имущества. М.: Статут, 2001. 800 с. Бриксов В.В. 200 актуальных вопросов практики применения земельного законодательства. М.: Юрайт-издат., 2008 // СПС "Гарант". Былков В.В. Природа неосновательного обогащения: Правоотношение. Юридический факт. Имущество. Волгоград: Панорама, 2005. 224 с. Былков В.В. Проблемы правоотношений, возникающих из обязательств вследствие неосновательного обогащения: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2004. 26 с. Васильева О.А. Незаключенные договоры и обязательства вследствие неосновательного обогащения // Современное право. 2008. N 2. С. 43-45. Венедиктов А.В. Гражданско-правовая охрана социалистической собственности в СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1954. 267 с. Винавер А.М. Неосновательное обогащение и ст. 147 Гражданского кодекса // Антология уральской цивилистики. 1925-1989: Сб. статей. М.: Статут, 2001. С. 70-76. Виндштейн Б. Об обязательствах по римскому праву. СПб., 1875. Гай. Институции: Пер. с лат. Ф. Дыдынского / Под ред. В.А. Савельева, Л.Л. Кофанова. М., 1997. Гамбаров Ю.С. Как следует понимать справедливость у римских юристов. Кн. 12. // Русская мысль. 1895. С. 171. Генкин Д.М. Право собственности как абсолютное субъективное право // Советское государство и право. 1958. N 6. С. 92-102. Гойхбарг А.Г. Хозяйственное право РСФСР. Т. 1: Гражданский кодекс. Москва-Петроград: Госиздат, 1923. 214 с. Гордон В.М. Лекции по советскому гражданскому праву. Ч. 2. Харьков: Изд-во Харьк. гос. ун-та, 1960. 346 с. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть вторая. Текст, комментарии, алфавитно-предметный указатель / Под ред. О.М. Козырь, А.Л. Маковского, С.А. Хохлова. М.: Международный центр финансово-экономического развития, 1996. 704 с. Гражданское и торговое право капиталистических государств: Учебник. / Отв. ред. К.К. Яичков. М.: Международные отношения, 1966. 552 с. Гражданское и торговое право капиталистических государств: Учебник. / Отв. ред. Е.А. Васильев. М.: Международные отношения, 1993. 560 с. Гражданское право. Часть вторая: Учебник. / Отв. ред. В.П. Мозолин. М.: Юристъ, 2007. 927 с. Гражданское право: Учебник для вузов / Под ред. М.М. Агаркова, Д.М. Генкина. М., 1944. 424 с. Гражданское право: Учебник / Под ред. С.П. Гришаева. М.: Юристъ, 1999. 484 с. Гражданское право: Учебник. Ч. 2. / Под ред. В. В. Залесского. М.: Юридическая литература, 1998. 724 с. Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 2 / Под общ. ред. А.Г. Калпина. М.: Юристъ, 2002. 542 с. Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 2. Полутом 2 / Отв. ред. проф. Е.А. Суханова. М.: БЕК, 2002. 704 с. Гражданское право: Учебник: В 3 т. Т. 3 / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М.: Проспект, 2005. 784 с. Гражданское право: Учебник. / Под ред. М.М. Рассолова, П.В. Алексия, А.Н. Кузбагарова. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2008. 895 с. Гражданское право: Учебник. / Под ред. С.С. Алексеева. М.: ТК "Велби"; Екатеринбург: Институт частного права, 2008. 480 с. Гранат М.А. Неосновательное обогащение в гражданском праве России: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Казань, 2005. 19 с. Грибанов А.В. Обзор судебной практики "Признание договоров незаключенными" // Арбитражное правосудие в России. 2007. N 7-8. Гримм Д. Очерки об обогащении. Вып. 1-3. С.-Пб., Дерпт: Тип. М.М. Стасюлевича, Тип. Шнакенбурга, 1891. 448 с. Грось А.А. Защита гражданских прав: сравнительный анализ институтов римского частного права и действующего гражданского и гражданского процессуального права // Правоведение. 1999. N 4. С. 106-111. Гуев А.Н. Гражданское право: Учебник: В 3 т. Т. 3. М.: ИНФРА-М, 2004. 297 с. Гурвич М. Институт неосновательного обогащения в его основных чертах по Гражданскому кодексу РСФСР // Советское право. 1925. N 2 (14). С. 33-35. Гутников О.В. Недействительные сделки в гражданском праве. Теория и практика оспаривания. М.: Бератор-Пресс, 2003. 576 с. Дамбаров С.Д. Основания возникновения и объекты кондикционных обязательств: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2007. 27 с. Дамбаров С.Д. Формы неосновательного обогащения // Закон. 2007. N 8. С. 119-124. Дождев Д.В. Римское частное право: Учебник для вузов. М.: ИНФРА-М, 2003. 784 с. Донцов С.Е. Гражданско-правовые внедоговорные способы защиты социалистической собственности. М.: Юридическая литература, 1980. 144 с. Донцов С.Е. Обязательства из неосновательного приобретения имущества и обязательства из причинения вреда // Советское государство и право. 1974. N 12. С. 103-105. Дыдынский Ф.М. Латинско-русский словарь к источникам римского права: По изд. 1896 г. М.: Спарк, 1998. 560 с. Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном гражданском праве // Законодательство. 1999. N 7. СПС "Гарант". Епифанов В.Е. Некоторые вопросы применения норм об обязательствах вследствие неосновательного обогащения // Вестник ФАС Северо-Кавказского округа. 2003. N 1. Ефимова Л.Г. Абстрактные и каузальные обязательства и сделки в российском праве // Вестник ВАС РФ. 2004. N 4. С. 120-131. Журавлева Ю.В. К вопросу о применении норм о неосновательном обогащении к регрессным требованиям // Юрист. 2008. N 2. С. 7-9. Завидов Б.Д. Правовые проблемы ответственности, вытекающие из неосновательного обогащения // Юрист. 1999. N 10. С. 58-62. Захарина Б. Практика взыскания сумм неосновательного обогащения, нажитого преступным путем // Социалистическая законность. 1963. N 1. Зенин И.А. Гражданское право: Учебник для вузов. М.: Высшее образование, 2007. 567 с. Зимилева М.В. Война и право собственности // Советское право в период Великой Отечественной войны. М.: Юриздат, 1948. Ч. 1. С. 40-48. Золотько Н.В. Некоторые проблемы применения норм о неосновательном обогащении (гл. 60 ГК РФ) // Вестник ФАС Северо-Кавказского округа. 2005. N 4. С. 111-114. Игнатенко В.Н. Реализация обязательств из неосновательного обогащения // Правоведение. 2001. N 2. С. 90-97. Илларионова Т.И. Система гражданско-правовых охранительных мер: Автореф. ... докт. юрид. наук. Свердловск, 1985. Институции Юстиниана: Пер. с лат. Д. Расснера / Под ред. Л.Л. Кофанова, В.А. Томсинова. М., 1998. Иоффе О.С. Избранные труды: В 4 т. Т. 3: Обязательственное право. СПб.: Юридический центр "Пресс", 2004. 837 с. Иоффе О.С. Обязательственное право. М.: Юридическая литература, 1975. 880 с. Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1955. 311 с. Иоффе О.С. Советское гражданское право: Курс лекций. Отдельные виды обязательств. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1961. 531 с. Ипатов А.В. Взыскание процентов за пользование чужими денежными средствами в обязательствах из неосновательного обогащения // Юрист. 2002. N 3. С. 45-50. Ипатов А.В. Денежные кондикционные обязательства в гражданском праве Российской Федерации: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2003. 26 с. Ипатов А.В. Правовые аспекты денежных кондикционных обязательств // Хозяйство и право. 2003. N 10. С. 124-128. Калмыков Ю.Х. Возмещение вреда, причиненного имуществу. Саратов, 1965. 278 с. Кашанин А.В. Кауза сделки в гражданском праве: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2002. 24 с. Климович А.В. Кондикционные обязательства в гражданском праве: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Владивосток, 2002. 24 с. Климович А.В. Проблема субъективного условия возникновения кондикционных обязательств // Сибирский юридический вестник. 2001. N 4. С. 45-49. Климович А.В. Статья 1103 ГК РФ: новый аспект реализации кондикционных обязательств // Сибирский юридический вестник. 2001. N 2. С. 40-48. Климович А.В. Учение о кондикции в римском частном праве // Сибирский юридический вестник. 2002. N 2. Клинова Г.Н. Ответственность по обязательствам, вытекающим из неосновательного обогащения // Закон. 2003. N 2. СПС "Гарант". Клинова Г.Н. Некоторые проблемы соотношения требований из неосновательного обогащения с иными требованиями о защите гражданских прав // Вестник ФАС Западно-Сибирского округа. 2004. N 4. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. М.: Юрайт-издат, 2003. 1045 с. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. М.: Норма, ИНФРА-М, Контракт, 1996. 780 с. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть вторая (постатейный) / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 2003. Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР / Отв. ред. С.Н. Братусь, О.Н. Садиков. М.: Юридическая литература, 1982. 680 с. Корнилова Н.В. Имущество, не подлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения // Экономическое правосудие на Дальнем Востоке России. 2005. N 2. С. 86-95. Корнилова Н.В. Понятие и условия возникновения обязательств вследствие неосновательного обогащения // Юрист. 2004. N 7. С. 21-24. Корнилова Н.В. Неосновательное обогащение как институт гражданского права. Хабаровск: РИЦ ХГАП, 2004. 108 с. Коробов К.Ю. Споры, связанные с применением норм, регулирующих обязательства вследствие неосновательного обогащения // Арбитражные споры. 2000. N 2(10). С. 27-30. Кофман В.И. Конкуренция исков, вытекающих из неосновательного приобретения или сбережения имущества с другими исками // Советское гражданское право. 2-е изд. / Под ред. О.А. Красавчикова. М.: Высшая школа, 1973. Т. 2. 456 с. Куницкая Е.М. Основания возникновения кондикционных обязательств // Закон и право. 2007. N 10. С. 87-89. Курпякова Т.А. Некоторые вопросы неосновательного обогащения в теории и практике страхования // Законодательство и экономика. 2008. N 6. СПС "Гарант". Кушхов Р.А. Некоторые проблемы исполнения обязательств из неосновательного обогащения в гражданском праве Российской Федерации // "Черные дыры" в российском законодательстве: Юридический журнал. 2006. N 4. Кушхов Р.А. О конкуренции требования из неосновательного обогащения с иными требованиями о защите гражданских прав // Нотариус. 2006. N 3. С. 25-30. Кушхов Р.А. О соотношении требований из неосновательного обогащения с требованиями одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством // Нотариус. 2006. N 5. С. 27-31. Кушхов Р.А. Проблема соотношения кондикционного и деликтного требований из неосновательного обогащения с требованиями о защите гражданских прав // Право и политика. 2006. N 7. С. 15-20. Кушхов Р.А. Соотношение кондикционного и виндикационного требований о защите гражданских прав // Актуальные проблемы российского права: Сб. науч. трудов. М.: Полиграф ОПТ, 2005. Вып. 2. С. 71-78. Кушхов Р.А. Соотношение требований из неосновательного обогащения с другими гражданско-правовыми требованиями о возврате имущества (теория и практика): Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2006. 27 с. Лаасик Э.Я. Советское гражданское право. Часть особенная. Таллин, 1980. С. 447-449. Лапач В.А. Система объектов гражданских прав: Теория и судебная практика. СПб.: Юридический центр "Пресс", 2002. 544 с. Ларионов Р. Обязательства вследствие неосновательного обогащения // Финансовая газета. Региональный выпуск. 2007. N 27. СПС "Гарант". Лермонтов Ю.М. Обязательства вследствие причинения вреда и неосновательного обогащения (арбитражная практика) // Правосудие в Поволжье. 2008. N 2. СПС "Гарант". Ломидзе О.Г. Формирование основания договорного отчуждения и значение causa как цели праводателя // Вестник ВАС РФ. 2004. N 11. С. 141-158; N 12. С. 111-133. Ломидзе О.Г. Обязательства из неосновательного обогащения при недостижении стороной договора своей цели // Вестник ВАС РФ. 2004. N 4. С. 9. Ломидзе О.Г. Возврат полученного по недействительной сделке, виндикация, кондикция: соотношение способов защиты нарушенного гражданского права // Хозяйство и право. N 5. С. 71-85. Лоренц Д.В. Проблемы юридической квалификации кондикционных и деликтных правопритязаний // Юрист. 2008. N 3. Магаляс Е.А. Соотношение требований из неосновательного обогащения с требованиями об истребовании имущества из чужого незаконного владения и возмещении вреда в гражданском праве // Законодательство. 2002. N 5. С. 8-16. Маслов В.Ф. Осуществление и защита права личной собственности в СССР. М.: Госюриздат, 1961. 238 с. Мейер Д.И. Русское гражданское право. Ч. 2. (по изд. 1902 г.). М.: Статут, 1997. 455 с. Митрякова Е.С. Некоторые вопросы неосновательного обогащения, возникающие в арбитражной практике // Вестник ФАС Западно-Сибирского округа. 2005. N 1. Митюков К.А. Курс римского права. 3-е изд. Киев, 1912. Моргунов С.В. Виндикационный иск: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2001. 28 с. Муромцев С.А. Гражданское право Древнего Рима. М., 2001. Нарбут Н. Об обязательствах, возникающих вследствие неосновательного обогащения // Рабочий суд. 1924. N 6-7. С. 39-45. Невзгодина Е.Л. О соотношении требования о возврате неосновательно приобретенного или сбереженного с другими требованиями // Доклады конференции правоведов "Развитие советского права". Свердловск, 1972. Ненашев М.М. Неисполнение денежного обязательства как основание для применения ответственности по ст. 395 ГК РФ // Правосудие в Поволжье. 2008. N 1. Нижегородов Н. Из практики возмещения ущерба, причиненного хищениями // Советская юстиция. 1963. N 12. С. 32-36. Николаева А.В. Выбор меры возмещения убытков // Право и экономика. 2007. N 2. Новак Д.В. Кауза имущественного предоставления и ее значение в обязательствах из неосновательного обогащения // Вестник ВАС РФ. 2004. N 3. С. 155-175. Новак Д.В. Неосновательное обогащение в гражданском праве (сравнительно-правовое исследование): Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2006. 31 с. Новак Д.В. Неосновательное обогащение в теории российского гражданского права // Вестник гражданского права. 2007. N 1. С. 5-44. Новак Д.В. Эволюция кондикции в римском частном праве // Актуальные проблемы гражданского права. / Под ред. О.Ю. Шилохвоста. М.: Норма, 2004. Вып. 8. С. 381-429. Новицкий И.Б. Основы римского гражданского права: Учебник для вузов. Лекции. М.: Зерцало, 2000. 245 с. Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общее учение об обязательстве. М.: Госюриздат, 1950. 416 с. Новоселова Л.А. О правовых последствиях нарушения денежного обязательства // Вестник ВАС РФ. 1999. N 4. СПС "Гарант". Новоселова Л.А. Обязательства из неосновательного приобретения (сбережения) имущества в практике арбитражных судов // Хозяйство и право. N 7. С. 39-41. Новоселова Л.А. Уступка права требования по договору (теория и практика) // Законодательство. 1997. N 6. Носов В.А. Внедоговорные обязательства. Ярославль: Изд-во Яросл. ун-та, 1987. 76 с. Обязательства вследствие причинения вреда и неосновательного обогащения: Юридический комментарий / Отв. ред. О.А. Кудинов. М.: Городец, 2006. Оглоблина О.М. Споры в связи с неосновательным обогащением: Сб. док. М.: Юридформцентр, 2004. 94 с. Омельченко И. Некоторые вопросы практики применения норм ГК об обязательствах из неосновательного обогащения // Правосудие в Восточной Сибири. 2001. N 3-4. Осакве К. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в англо-американском праве: основополагающие принципы и правовая политика // Журнал российского права. 2005. N 7. С. 77-95. Перкунов Е. Неосновательное обогащение - место в Гражданском кодексе и практика Высшего Арбитражного Суда РФ // Вестник ВАС РФ. 2004. N 2. С. 150-172. Перкунов Е. Неосновательное обогащение - место в Гражданском кодексе и практика Высшего Арбитражного Суда РФ // Вестник ВАС РФ. 2004. N 3. С. 99-123. Петражицкий Л.И. Иски о "незаконном обогащении" в 1 ч. Х т. (К характеристике современной юриспруденции) // Вестник права. 1900. N 1. С. 20-27. Пиляева В.В. Гражданское право: Части общая и особенная: Учебник М.: ТК "Велби", 2004. 800 с. Плешков Д.В. Комментарий практики Высшего Арбитражного Суда РФ // Закон. 2008. N 1. Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Т. 3. М.: Статут, 2003. 394 с. Погосян Н. Регрессные требования и обязательства, возникающие из неосновательного приобретения или сбережения имущества // Советская юстиция. 1975. N 14. С. 17. Покровский И.А. История римского права (по изд. 1917 г.). СПб., 1999. Полетаев Н.А. Иски из неосновательного обогащения // Журнал гражданского и уголовного права. 1892. N 3. С. 41-47. Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1960. 247 с. Римское частное право: Учебник / Под ред. проф. И.Б. Новицкого и П.С. Перетерского. М., 1994. Ровный В.В. Конкуренция исков в российском гражданском праве. Иркутск: ИГУ, 1997. 51 с. Ровный В.В. Проблема "конкуренции исков" в российском гражданском праве // Государство и право. 2003. N 3. С. 96-100. Ровный В.В. Проблемы единства российского частного права. Иркутск: ИГУ, 1999. 310 с. Роземблюм В. Иски из неправомерного обогащения в практике Сената // Юридический вестник. 1889. Т. 1. С. 281-293. Руденченко Н.А. Обязательства, возникающие из неосновательного приобретения или сбережения имущества: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 1974. 25 с. Руденченко Н.А. Взыскание неосновательно приобретенного или сбереженного имущества // Советская юстиция. 1979. N 9. С. 14. Рясенцев В.А. Обязательства из так называемого неосновательного обогащения в советском гражданском праве // Учен. зап. МГУ. М., 1949. Вып. 114. С. 92-97. Седугин П.И. Обязательства, возникающие из неосновательного приобретения или сбережения имущества // Советская юстиция. 1967. N 12. С. 47-49. Семенова А.Е. Обязательства, возникающие вследствие неосновательного обогащения // Гражданский кодекс РСФСР: Науч. комментарий / Под ред. С.М. Прушицкого, С.И. Раевича. Вып. ХХ. М., 1928. 325 с. Синицын С.А. Виндикация, реституция и кондикция: проблемы соотношения // Законодательство. 2003. N 8. С. 18-27. Скворцов О.Ю. Иски о признании права собственности в судебно-арбитражной практике. М., 1997. Скловский К.И. Некоторые проблемы реституции // Вестник ВАС РФ. 2002. N 8. С. 108-122. Скловский К.И. О правах владельца на плоды и доходы // Хозяйство и право. 1999. N 1. С. 48-53. Скловский К.И. По вопросу об истребовании вещи кондикционным иском // Законодательство. 2002. N 9. СПС "Гарант". Скловский К.И. Собственность в гражданском праве: Учебно-практическое пособие. 2-е изд. М.: Дело, 2000. 512 с. Слесарев А.В. Обязательства вследствие неосновательного обогащения: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2000. 27 с. Смирнов В.Т. Общее учение о деликтных обязательствах в советском гражданском праве. Л., 1983. Смирнова М.А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве // В кн.: Актуальные проблемы гражданского права. / Под ред. О.Ю. Шилохвоста. М.: Норма, 2003. Вып. 7. С. 185-208. Советское гражданское право / Под ред. О.А. Красавчикова. М.: Высшая школа, 1985. 544 с. Советское гражданское право. Ч. 2 / Отв. ред. В.Т. Смирнов, Ю.К. Толстой, А.К. Юрченко. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1982. 414 с. Советское гражданское право: Учебник для вузов / Под ред. В.И. Кофмана. М., 1960. 597 с. Советское гражданское право: Учебник для вузов. Ч. 2 / Под ред. В.А. Рясенцева. М.: Юридическая литература, 1987. 576 с. Советское гражданское право: Учебник. / Под ред. Д.М. Генкина, Я.А. Куник. М.: Высшая школа, 1967. 559 с. Спирина Т.В. Обязательства вследствие неосновательного обогащения: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2005. 26 с. Станкевич А.В. О признании недействительным расторгнутого договора // Право и экономика. 2007. N 8. СПС "Гарант". Степанова И.Е. Правовая природа незаключенного договора // Закон. 2007. N 6. СПС "Гарант". Стучка И.И. Курс советского гражданского права. Л., 1927. 421 с. Танага А. Последствия неосновательного пользования чужим имуществом // Российская юстиция. 2002. N 9. СПС "Гарант". Танчук И.А. Хозяйственные обязательства. М., 1970. Тарасенко Ю.А. Обзор судебной практики "Применение норм об удержании как способ обеспечения исполнения обязательств" // Арбитражное правосудие в России. 2007. N 6. СПС "Гарант". Тархов В.А. Ответственность по советскому гражданскому праву. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1973. 148 с. Телюкина М.В. Кондикционные обязательства (теория и практика неосновательного обогащения) // Законодательство. 2002. N 3. С. 8-16. Телюкина М.В. Кондикционные обязательства (теория и практика неосновательного обогащения) // Законодательство. 2002. N 4. С. 6-12. Толстой Ю.К. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества (юридическая природа и сфера действия) // Вестник ЛГУ. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1973. С. 135-149. Толстой Ю.К. Проблема соотношения требований о защите гражданских прав // Законодательство. 1999. N 2. Толстой Ю.К. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. Л., 1955. 220 с. Томкович Р. Обязательства вследствие неосновательного обогащения, возникающие в хозяйственной (предпринимательской) деятельности // Юрист. 2004. N 7. Тузов Д.О. Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России // Цивилистические исследования. Вып. 1. Сб. науч. трудов памяти проф. И.В. Федорова / Под ред. Б.Л. Хаскельберга, Д.О. Тузова. М.: Статут, 2004. С. 213-246. Туктаров Ю.Е. Требования о возврате полученного по недействительной сделке // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденция, практика. М.: Статут, 2006. С. 144-173. Ушивцева Д.А. Возмещение по обязательству вследствие неосновательного обогащения // Российская юстиция. 2000. N 12. Ушивцева Д.А. Правовое регулирование обязательств вследствие неосновательного обогащения: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. 27 с. Филаткина Ю.Е. Признание сделки недействительной и взыскание неосновательного обогащения // Законодательство и экономика. 2007. N 9. Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. М.: Госюриздат, 1951. 239 с. Хаскельберг Б.Л. Индивидуальное и родовое в гражданском праве: Монография. Иркутск: Издание ОГУП "Иркутская областная типография N 1", 2001. 256 с. Хвостов В.М. Система римского права: Учебник. М., 1996. Хейфец Ф.С. Недействительность сделок по российскому гражданскому праву. М.: Юрайт, 2000. 162 с. Цвайгерт К. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Т. 2. М.: Международные отношения, 1998. 512 с. Чаркин С.А. О неосновательном обогащении при землепользовании // Российская юстиция. 2006. N 12. СПС "Гарант". Ченцов Н.В. Нетрудовой доход и его изъятие // Правоведение. Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. N 1. С. 34-38. Черепахин Б.Б. Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. Чернышев В.И. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества. Ярославль: Изд-во Яросл. ун-та, 1977. 102 с. Чернышев В.И. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества по советскому гражданскому праву: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Л., 1974. 18 с. Шамшов А.А. Правоотношения, возникающие в результате неосновательного приобретения или сбережения имущества: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1975. 21 с. Шамшов А.А. Неосновательное приобретение (сбережение) имущества и нетрудовой доход. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1981. 128 с. Шамшов А.А. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества: Учебное пособие. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1975. 51 с. Шаханин С. В. К использованию понятия "кондикция" в римском частном праве // Древнее право. 2002. N 1. С. 141-150. Шаханина С.В. Применение статьи 395 ГК РФ к обязательствам вследствие неосновательного обогащения // Современное право. 2001. N 10. С. 28-33. Шахматов В.П. Составы противоправных сделок и обусловленные ими последствия. Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1967. 149 с. Шеповалов А. Различия обязательств из причинения вреда и из неосновательного обогащения // Рабочий суд. 1926. N 4. С. 124- 129. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Ч. 2. М.: Статут, 2005. 462 с. Шиминова М.Я. Компенсационные обязательства в гражданском праве // Советское государство и право. 1979. N 8. С. 58-62. Шраге Э. Несправедливое обогащение // Правоведение. 1997. N 3. С. 82. Эрделевский А.М. Неосновательное обогащение, не подлежащее возврату // Закон. 2005. N 1. Эрделевский А.М. О неосновательном обогащении // Право и политика. 2001. N 2. С. 87-91. Эрделевский А.М. О соотношении кондикционных и иных требований // Хозяйство и право. 2004. N 7. Юрченко В.С. Охрана имущественных прав советских граждан. Минск, 1962. 227 с. Юшков Е. Арбитражные споры, связанные с применением норм ГК РФ о неосновательном обогащении // ЭЖ-Юрист. 2005. N 38. Ямпольский В.Н. Передача имущества во исполнение несуществующего обязательства // Закон. 2007. N 10. Н.Г. Соломина ─────────────────────────────────────────────────────────────────────────── *(1) В юридической литературе советского периода термин "неосновательное обогащение" критиковался. По идеологическим соображениям недопустимым считалось всякое обогащение одного лица за счет другого, приводящее к эксплуатации чужого труда, извлечению прибавочной стоимости и т.п. В связи с этим для обозначения соответствующих обязательств предлагалось использовать такие термины, как "неосновательное получение выгоды", "неосновательное приобретение" или "неосновательное получение имущества". См., например: Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 153; Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. М.: Госюриздат, 1951. С. 211; Иоффе О.С. Советское гражданское право: Курс лекций. Отдельные виды обязательств. Л.: Изд-во ЛГУ, 1961. С. 516; Советское гражданское право / Под ред. Д.М. Генкина, Я.А. Куника. М., 1967. С. 510; Шамшов А.А. Неосновательное приобретение (сбережение) имущества и нетрудовой доход. Саратов, 1981. С. 36. В настоящее время не возникает вопроса о целесообразности использования данного термина. По мнению Ю.К. Толстого, использование термина "неосновательное обогащение" в современный период юридически вполне корректно и соответствует прочной исторической традиции. См.: Гражданское право: Учебник. Т. 3 / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 2007. С. 77. *(2) Л.И. Петражицкий, например, в числе таких неправомерных действий называл кражу, грабеж, обман, административный произвол или иные явления неправомерного характера, в основе которых лежит немотивированный, неразумный мотив. См.: Петражицкий Л.И. Иски о "незаконном обогащении" (К характеристике современной юриспруденции) // Вестник права. 1900. N 2. С. 12. *(3) См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Общие положения. М.: Статут, 1998. С. 628, 629. *(4) См. там же. С. 630. В.В. Витрянский выделяет данную группу защиты прав наряду еще с двумя группами, в основу разграничения которых положен критерий результата. К таким группам он относит способы защиты, применение которых позволяет подтвердить (удостоверить) защищаемое право или прекратить (изменить) обязанности, и способы защиты, применение которых позволяет предупредить или пресечь нарушение права. *(5) См.: Илларионова Т.И. Система гражданско-правовых охранительных мер: Автореф. дисс. ... д-ра юрид. наук. Свердловск, 1985. С. 19. *(6) Маковский А.Л. Обязательства вследствие неосновательного обогащения (гл. 60) // Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть вторая: Текст, комментарий, алфавитно-предметный указатель / Под ред. О.М. Козырь, А.Л. Маковского, С.А. Хохлова. М., 1996. С. 591, 592. На связь института неосновательного обогащения с нравственными началами указывали и многие дореволюционные ученые. Так, В.И. Синайский по этому поводу писал: "Неосновательное обогащение уходит своими корнями в область этических требований общества, принимает во внимание интересы обеих сторон, стараясь примерить их на средней линии - возвращении того, что еще имеется налицо, как обогащение, полученное без достаточного основания по воззрениям права и самого общества" (Синайский В.И. Русское гражданское право. М.: Статут, 2002). *(7) Впервые законодательное закрепление кондикционные обязательства по лучили в ГК РСФСР 1922 г. (гл. 12, ст. 339-402). Впоследствии - в ГК РСФСР 1964 г. (гл. 42, ст. 473, 474) и Основах гражданского законодательства 1991 г. (ст. 133). *(8) См.: Толстой Ю.К. Обязательства из неосновательного обогащения. С. 91. *(9) См., например: Иоффе О.С. Советское гражданское право: Курс лекций. От дельные виды обязательств. Л.: Изд-во ЛГУ, 1961. С. 522-528; Арзамасцев А.Н. Охрана социалистической собственности по советскому гражданскому праву. Л.: Изд-во ЛГУ, 1956. С. 187-189; Генкин Д.М. Право собственности в СССР. М.: Го с юриздат, 1961. С. 197; Венедиктов А.В. Гражданско-правовая охрана социалистической собственности в СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 170-175; Шамшов А.А. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения: Учебное пособие / Под ред. Ю.К. Калмыкова. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1975. С. 47-50; Смирнов В.Т., Собчак А.А. Общее учение о деликтных обязательствах в советском гражданском праве. Л., 1983. С. 99 и след. *(10) Иоффе О.С. Советское гражданское право: Курс лекций. Отдельные виды обязательств. Л.: Изд-во ЛГУ, 1961. С. 524. *(11) Там же. *(12) Шамшов А.А. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения С. 48. *(13) Рясенцев В.А. Обязательства из так называемого неосновательного обогащения в советском гражданском праве // Ученые записки МГУ. 1949. Вып. 114. С. 96. *(14) См., например: Нарбут Н. Об обязательствах, возникающих вследствие неосновательного обогащения // Рабочий суд. 1924. N 6-7. С. 34; Гурвич М. Институт неосновательного обогащения в его основных чертах по Гражданскому кодексу РСФСР // Советское право. 1925. N 2 (14). С. 110; Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. С. 157; Тархов В.А. Ответственность по советскому гражданскому праву. Саратов, 1973. С. 441. *(15) См.: Шамшов А.А. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения. С. 50. *(16) См. там же. С. 49. *(17) Маковский А.Л. Обязательства вследствие неосновательного обогащения (гл. 60). С. 603. *(18) Гражданский кодекс СССР: Проект. М., 1947. С. 70, 71. *(19) В.В. Витрянский, например, по этому поводу указывает: "В системе гражданско-правовых обязательств кондикционные обязательства занимают особое положение: они носят универсальный восполнительный характер. Поэтому в тех случаях, когда нормы, регулирующие соответствующий тип (вид) обязательств, не обеспечивают устранение ситуации, при которой на стороне одного из участников гражданско-правовых отношений образуется неосновательное обогащение, должны применяться правила о кондикционных отношениях". См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Ч. 2: Договоры на передачу имущества. М., 2001. С. 377, 378. Также см.: Комментарий части второй Гражданского кодекса Российской Федерации. М., 1996. С. 395 (автор главы - К.Б. Ярошенко). *(20) См.: Маковский А.Л. Обязательства вследствие неосновательного обогащения (глава 60). С. 598. *(21) См.: Климович А.В. Статья 1103 ГК РФ: новый аспект реализации кондикционных обязательств // Сибирский юридический вестник. 2001. N 2. С. 40. *(22) См.: Перкунов Е. Неосновательное обогащение - место в Гражданском кодексе и практика Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации // Вестник ВАС РФ. 2004. N 2. С. 154. *(23) См . : Кушхов Р.А. О конкуренции требования из неосновательного обогащения с иными требованиями о защите гражданских прав // Нотариус. 2006. N 3. С. 29. Об этом говорит и К.Б. Ярошенко: "Таким образом, обязательствам вследствие неосновательного обогащения придан универсальный, но вместе с тем субсидиарный характер: нормы, регулирующие обязательства вследствие неосновательного обогащения, применяются в дополнение к нормам, специально регулирующим соответствующие отношения" (см.: Комментарий к части второй Гражданского кодекса для предпринимателей / Под общ. ред. М.И. Брагинского. М., 1996 //. СПС "Гарант"). *(24) См.: Климович А.В. Статья 1103 ГК РФ: новый аспект реализации кондикционных обязательств. С. 47. На общий характер кондикционного требования указывает и О.Н. Садиков: "В силу положений ст. 1103 неосновательное обогащение приобретает характер общей защитной меры, которая может использоваться наряду (одновременно) с другими, названными в ст. 1103 требованиями" (см.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации части второй (постатейный). / Под ред. О.Н. Садикова. М., 1998. С. 710. Также см.: Бозиева Ю.Г. Кондикционные обязательства в системе гражданско-правовых обязательств: Дисс. ... канд. юрид. наук: 12.00.03. Краснодар, 2003. С. 63; Ипатов А.В. Денежные кондикционные обязательства в гражданском праве Российской Федерации: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2003. С. 16. *(25) Синицын С.А. Виндикация, реституция и кондикция: проблемы соотношения // Законодательство. 2003. N 8. С. 22, 23. *(26) См.: Маковский А.Л. Обязательства вследствие неосновательного обогащения (гл. 60). С. 597, 598. *(27) Новак Д.В. Неосновательное обогащение в гражданском праве (сравнительно-правовое исследование): Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2006. С. 10. *(28) Толстой Ю.К. Обязательства из неосновательного обогащения. С. 78. *(29) Смирнова М.А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве // Актуальные проблемы гражданского права. / Под ред. О.Ю. Шилохвоста. М.: Норма, 2003. Вып. 7. С. 187, 188. *(30) См. там же. С. 188. *(31) Там же. С. 206, 207. *(32) Среди таких кондикций: сondictio indebiti - кондикция об истребовании исполненного в отсутствие долга; сondictio ob rem dati - иск о возврате предоставления, цель которого не осуществилась; сondictio ex causa furtive - возврат полученного от кражи; сondictio ob turpem causam - иск, направленный на истребование того, что было предоставлено в предположении "бесчестного" будущего обязательства, порочащего получателя; сondictio ob iniustam causam - иск, направленный против того, кто вопреки установленному законом запрету принял имущественное предоставление; сondictio sine causa - иск о возврате того, что находится у кого-либо без основания. *(33) Учение о кондикции в римском частном праве представлено в ряде работ по римскому праву: Шулин Ф. Учебник истории римского права: Пер. с нем. И.И. Щукина / Под ред. В.М. Хвостова. М., 1893; Хвостов В.М. Опыт характеристики понятий aequitas и aequum jus в римской классической юриспруденции. М., 1895; Он же. Система римского права: Учебник. М., 1996; Римское частное право: Учебник. / Под ред. проф. И.Б. Новицкого и П.С. Перетерского. М., 1994; Пухта Г.Ф. Курс римского гражданского права. Т. 1. М., 1874; Пухан Иво, Поленак-Акимовская Мирьяна. Римское право (базовый учебник): Пер. с македонского В.А. Томсинова, Ю.В. Филиппова / Под ред. В.А. Томсинова. М., 1999; Покровский И.А. История римского права (по изд. 1917 г.). СПб., 1999; Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Т. 3. М.: Статут, 2003; Муромцев С.А. Гражданское право Древнего Рима. М., 2001; Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и современном гражданском праве. М.: Статут, 2003; Институции Юстиниана: Пер. с лат. Д. Расснера / Под ред. Л.Л. Кофанова, В.А. Томсинова. М., 1998; Зом Р. Институции: Учебник истории и системы римского гражданского права. Вып. 2. Система: Пер. с 13-го???????? нем. Изд. Г.А. Барковского. СПб., 1910; Дигесты Юстиниана: Пер. с лат. / Отв. ред. Л.Л. Кофанов. Т. 1. Кн. 1-4. М., 2002; Т. 2. Кн. 5-11. М., 2002; Т. 3. Кн. 12-19. М., 2003; Дождев Д.В. Римское частное право: Учебник для вузов. М.: ИНФРА-М, 2003; Гамбаров Ю.С. Как следует понимать справедливость у римских юристов // Русская мысль. 1895. Кн. 12. С. 171; Виндштейн Б. Об обязательствах по римскому праву. СПб., 1875; Барон Ю. Система римского гражданского права. Вып. 3. Кн. IV: Обязательственное право: Пер. Л. Петражицкого. СПб., 1910; Азаревич Д. Система римского права: Университетский курс. Т. 2. Ч. 1. Варшава, 1888, и др. Среди последних научных работ, освещающих данный вопрос можно отметить: Шаханина С.В. К использованию понятия "кондикция" в римском частном праве // Древнее право. М.: Спарк, 2002. N 1. С. 141-150; Новак Д.В. Эволюция кондикции в римском частном праве // Актуальные проблемы гражданского права. Вып. 8. / Под ред. О.Ю. Шилохвоста. М.: Норма, 2004. С. 381- 429; Климович А.В. Учение о кондикции в римском частном праве // Сибирский юридический вестник. Иркутск: ИГУ, 2002. N 2; Слесарев А.В. Обязательства вследствие неосновательного обогащения: Дисс. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2000. С. 8-27. *(34) См., например: Советское гражданское право: Учебник для вузов. Ч. 2 / Под ред. В.А. Рясенцева. Л., 1987. С. 427; Гражданское право: Учебник. Т. 3 / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. С. 79 и др. В литературе высказывалось мнение, что вследствие неосновательного обогащения не может возникнуть обязательства (как, впрочем, и вследствие причинения вреда), поскольку отсутствует определенность в содержании, из-за чего изначально отсутствует сбалансированность действий сторон. Лица никогда не договорятся об определении неосновательного обогащения. В ситуации возникновения неосновательного обогащения пострадавшая сторона указывает государству на долг перед ней лица, обогатившегося за его счет. Государство лишь обеспечивает возврат этого долга. Но обязательства здесь не возникает (см.: Танчук И.А. Хозяйственные обязательства. М., 1970. С. 102). *(35) См.: Климович А.В. Кондикционные обязательства в гражданском праве: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Владивосток, 2002. С. 17. *(36) См., например: Иоффе О.С. Советское гражданское право: Курс лекций. Отдельные виды обязательств. С. 518; Дамбаров С.Д. Основания возникновения и объекты кондикционных обязательств: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2007. С. 9; Корнилова Н.В. Понятие и условия возникновения обязательств вследствие неосновательного обогащения // Юрист. 2004. N 7. С. 21, 22. *(37) См., например: Советское гражданское право: Учебник для вузов. Ч. 2 / Под ред. В.А. Рясенцева. С. 429; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации части второй (постатейный) / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. М., 2003. С. 873; Чернышев В.И. Вопросы возникновения и исполнения обязательств по возврату неосновательно приобретенного (сбереженного) имущества. М., 1973. С. 11; Завидов Б.Д., Гусев О.Б. Правовые проблемы ответственности, вытекающие из неосновательного обогащения // Юрист. 1999. N 10. С. 58, 59; постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 25 февраля 2004 г. N А33-8425/03-С2-Ф02-298/04-С2. *(38) Не совсем понятным (ограниченным, усеченным) представляется под ход некоторых федеральных судов к определению условий возникновения кондикционных обязательств. Например, в постановлении ФАС Уральского округа от 26 октября 2006 г. N Ф09-9697/06-С4 данные условия были определены следующим образом: "Приобретение имущества одним лицом должно повлечь умаление имущества другого лица, либо лицо сберегает имущество, которое должно было утратить в связи с тем, что вместо него утратило имущество другое лицо". *(39) См.: Корнилова Н.В. Понятие и условия возникновения обязательств вследствие неосновательного обогащения. С. 21. *(40) См.: Советское гражданское право: Учебник для вузов. Ч. 2 / Под ред. В.А. Рясенцева. С. 429, 430. *(41) См.: Бозиева Ю.Г. Кондикционные обязательства в системе гражданско-правовых обязательств. С. 131, 132. *(42) М. Гурвич когда-то заметил, что отсутствующее основание обогащения это то, в чем кроется весь смысл института обязательств из неосновательного обогащения, его цель и оправдание, а также основные трудности, связанные с его догматической разработкой и практическим применением (см.: Гурвич М. Институт неосновательного обогащения в его основных чертах по Гражданскому кодексу РСФСР. С. 91). *(43) См.: Шамшов А.А. Неосновательное приобретение (сбережение) имущества и нетрудовой доход. С. 25. *(44) См.: Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. С. 158. *(45) См.: Гурвич М. Институт неосновательного обогащения в его основных чертах по Гражданскому кодексу РСФСР. С. 93, 94. *(46) См.: Руденченко Н.А. Обязательства, возникающие из неосновательного приобретения или сбережения имущества: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 1974. С. 7. *(47) См.: Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. С. 82. *(48) См. там же. С. 158. *(49) Новак Д.В. Кауза имущественного предоставления и ее значение в обязательствах из неосновательного обогащения // Вестник ВАС РФ. 2004. N 3. С. 174. *(50) Там же. *(51) Там же. *(52) Агафонова Н.Н. Гражданское право: Учебник. Ч. 2 / Под общ. ред. А.Г. Калпина. М., 2002. С. 535. *(53) Садиков О.Н. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 1996. С. 709. См. также: Завидов Б.Д., Гусев О.Б. Правовые проблемы ответственности, вытекающие из неосновательного обогащения. С. 58. *(54) См., например: Постановление Президиума ВАС РФ от 23 августа 2000 г. N 7826/99; от 3 июля 2001 г. N 9261/00; постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 27 января 2000 г. N Ф04/229-741/А27-99. *(55) См.: Белов В.А. Гражданское право: Общая и Особенная части: Учеб. М., 2003. С. 897. *(56) Ем В.С. Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 2 / Под ред. Е.А. Суханова. М., 2003. С. 414. *(57) Телюкина М.В. Указ. соч. С. 10. *(58) См.: Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 217; Советское гражданское право: Учебник. Ч. 2 / Отв. ред. В.А. Рясенцев. С. 430, 431; Носов В.А. Внедоговорные обязательства. Ярославль, 1987. С. 60, 61; Юрченко В.С. Охрана имущественных прав советских граждан. Минск, 1962. С. 145. Среди современников данный подход разделяется Н.В. Корниловой. См.: Корнилова Н.В. Понятие и условия возникновения обязательств вследствие неосновательного обогащения. С. 2. *(59) См.: Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 217. *(60) См.: Чернышев В.И. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества. Ярославль, 1977. С. 37, 38. См. также: Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений. Свердловск, 1972. С. 58-63; Юрченко В.С. Охрана имущественных прав советских граждан. С. 83; Бару М.И. Понятие и содержание возмездности и безвозмездности в советском праве // Ученые записки Харьковск. юрид. ин-та. 1959. Вып. 13. С. 75. *(61) Наиболее ярко проявляет себя вещно-правовая природа сбережения при возникновении права собственности на бесхозяйные вещи (ст. 225-228, 230-231, 233 ГК РФ), при спецификации (ст. 220 ГК РФ), по давности владения (ст. 234 ГК РФ). *(62) См.: Новак Д.В. Неосновательное обогащение в гражданском праве (сравнительно-правовое исследование). С. 26, 27. *(63) См.: Советское гражданское право: Учебник для вузов. Ч. 2 / Под ред. В.А. Рясенцева. С. 429. *(64) См.: Дамбаров С.Д. Формы неосновательного обогащения // Закон. 2007.N 8. С. 122. *(65) См. там же. *(66) См.: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном российском гражданском праве // Законодательство. 1999. N 7; Завидов Б.Д. Правовые проблемы ответственности, вытекающие из неосновательного обогащения // Юрист. 1999. N 10. С. 58; Корнилова Н.В. Понятие и условия возникновения обязательств вследствие неосновательного обогащения. С. 21; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. *(67) См.: постановление Президиума ВАС РФ от 20 марта 2001 г. по делу N 8110/00. Подобный подход к природе излишне уплаченных сумм по договору имеет место и в ряде иных судебных решений. См., например: Постановления ФАС Северо-Кавказского округа Ф08-1343/2001, Ф08-386/2003, Ф08-4230/2006; ФАС Поволжского округа от 28 сентября 2006 г. N А55-34802/05-45. *(68) Вестник ВАС РФ. 2000. N 3. С. 16. *(69) Юшков Е. Арбитражные споры, связанные с применением норм ГК РФ о неосновательном обогащении // ЭЖ-Юрист.005. N 38. *(70) См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. *(71) Новоселова Л.А. Проблемы гражданско-правового регулирования расчетных отношений: Автореф. дисс. ... д-ра. юрид. наук. М., 1997. С. 14. *(72) См. ст. 399 ГК РСФСР 1922 г. // Известия ВЦИК. 1922. 12 ноября; ч. 1, 2 ст. 473 ГК РСФСР 1964 г. // Ведомости ВС РСФСР. 1964. N 24. Ст. 406; п. 1 ст. 133 Основ гражданского законодательства ССР и союзных республик 1991 г. *(73) См., например: Гражданское право: Учебник. Ч. 2 / Под ред. В.В. Залесского. М., 1998. С. 462; Гражданское право: Учебник. Ч. 2 / Под общ. ред. А.Г. Калпина. М., 2002. С. 535; Гражданское право: Учебник. Ч. 2 / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. СПб., 1997. С. 766; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 1996. С. 709, 710; Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном российском гражданском праве // Законодательство. 1999. N 7; Белов В.А. Гражданское право: Общая и Особенная части. С. 899, и др. *(74) См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 1996. С. 710. *(75) См.: Телюкина М. Указ. соч. С.15. *(76) См.: Советское гражданское право: Учебник / Отв. ред. В.А. Рясенцев. Ч. 2. С. 435, 436. Случаи отпадения правового основания обогащения, приводимые в юридической литературе, разнообразны. В их числе: издание новой правовой нормы с обратной силой действия; отмена вступившего в законную силу и исполненного решения суда; признание судом недействительной исполнительной надписи нотариуса, на основании которой было осуществлено взыскание имущества; признание недействительным завещания, по которому наследник получил наследство; отмена дарителем дарения; признание сделки недействительной; расторжение договора, по которому одна из сторон исполнила свои обязанности; отпадение юридической цели исполнения действий по передаче имущества; явка гражданина, объявленного умершим, имущество которого перешло по возмездным сделкам к лицам, если будет доказано, что, приобретая имущество, они знали или должны были знать, что гражданин, объявленный умершим, на самом деле жив, и некоторые др. *(77) См.: Шамшов А.А. Неосновательное приобретение (сбережение) имущества и нетрудовой доход. С. 11; Шиминова М.Я. Компенсация вреда гражданам. М., 1979. С. 93. *(78) См.: Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 212. На отсутствие причинной связи указывают и некоторые современные авторы. Так, в частности, А.В. Слесарев полагает, что причинная связь является лишь отдельной формой взаимосвязи в природе и обществе. По его мнению, и обогащение, и ущерб сами по себе являются следствием какого-то фактора, что не исключает появление здесь причинной связи, но только не между ущербом и обогащением. См.: Слесарев А.В. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 84. *(79) Данное положение находит поддержку в судебной практике. См., например: постановление ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-4175/2003. *(80) См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. *(81) См.: Корнилова Н.В. Понятие и условия возникновения обязательств вследствие неосновательного обогащения. С. 21. Аналогичный подход к сбережению имеет место и в судебной практике: постановления ФАС Дальневосточного округа от 5 апреля 2005 г. N Ф03-А04/04-1/4559, ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-2030/2006, ФАС Уральского округа N Ф09-9673/06-С4. *(82) Корнилова Н.В. Понятие и условия возникновения обязательств вследствие неосновательного обогащения. С. 21, 22; постановление ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-80/1999. *(83) См.: Гурвич М. Институт неосновательного обогащения в его основных чертах по Гражданскому кодексу РСФСР. С. 90. *(84) Гражданское право: Учебник / Под ред. В.А. Рясенцева. М., 1980. С. 429. *(85) См.: Иоффе О.С. Обязательственное право. М., 1975. С. 860. *(86) См.: Дамбаров С.Д. Формы неосновательного обогащения. С. 123. *(87) Там же. С. 124. *(88) Дамбаров С.Д. Указ. соч. С. 122. *(89) См.: Дамбаров С.Д. Основания возникновения и объекты кондикционных обязательств. С. 7. *(90) Заметим, что при неосновательном обогащении одного лица за счет другого не идет речь о передаче имущества в отсутствие встречного предоставления и тем более о безвозмездной передаче имущества. Категории "встречное предоставление", "безвозмездная передача" к неосновательному обогащению неприменимы, поскольку не отражают существо кондикционного обязательства. *(91) Указанный перечень случаев определен в ст. 1109 ГК РФ "Неосновательное обогащение, не подлежащее возврату". В юридической литературе неоднократно обращалось внимание на некорректность формулировки ст. 1109 ГК РФ в связи с тем, что содержание ее заголовка и абзаца 1 существенно различается. Так, ст. 1109 ГК РФ носит название "Неосновательное обогащение, не подлежащее возврату", в то время как абзац 1 указанной статьи начинается следующими словами: "Не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения..." Таким образом, может сложиться впечатление, что речь идет о двух самостоятельных явлениях. При буквальном толковании формулировки названия ст. 1109 ГК РФ как бы следует, что как таковое неосновательное обогащение есть, но в силу прямого указания закона оно не подлежит возврату. В то же время в содержании ст. 1109 ГК РФ законодатель указывает, что такое имущество в принципе не может быть квалифицированно как неосновательное обогащение, а значит, не может подлежать истребованию. В силу изложенного для устранения разночтения между содержанием и названием исследуемой статьи последнее следовало бы сформулировать как: "Имущество, не подлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения". *(92) См.: Корнилова Н.В. Имущество, не подлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения // Экономическое правосудие на Дальнем Востоке России. 2005. N 1. *(93) Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 2 / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. С. 777. *(94) См.: Слесарев А.В. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 93. *(95) См., например: Иоффе О.С. Советское гражданское право. С. 352-354; Советское гражданское право / Отв. ред. В.Т. Смирнов, Ю.К. Толстой, А.А. Юрченко: В 2 ч. Л., 1982. Ч. 1. С. 207, 209. *(96) См.: Эрделевский А.М. Неосновательное обогащение, не подлежащее возврату //Закон. 2005. N 1. С. 82. *(97) Термин "правовая ошибка" в юридической литературе используется в не котором ином значении при комментировании положений ст. 1109 ГК РФ, чем то, которое вложено нами. Так, В.С. Ем вводит термин "правовая ошибка" при характеристике действий, выступающих основанием к невозврату имущества, пре доставленного во исполнение несуществующего обязательства (подп. 4 ст. 1109 ГК РФ). Он ведет речь о правовой ошибке в тех случаях, когда в действиях по терпевшего должен иметь место прямой умысел, когда он, осознавая отсутствие у него обязанности передать имущество приобретателю, все же намерен но передает это имущество последнему. При этом наряду с правовой ошибкой В.С. Ем выделяет и фактическую ошибку. См. подробнее: Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 2. Полутом 2 / Под ред. Е.А. Суханова. М., 2000. С. 461. *(98) В качестве примера, когда фактические действия вызывают правовые по следствия, можно назвать договор агентирования, предметом которого служат не только юридические действия, которые обязуется совершить агент по поручению принципала, но и иные (фактические) действия (п. 1 ст. 1005 "Агентский договор" ГК РФ). *(99) Аналогичное положение существует в континентальном праве: иск из неосновательного обогащения не подлежит удовлетворению при доказанности того факта, что истец знал об отсутствие у него обязательства или если исполнение предписывалось ему не правом, а морально-этическими нормами. См.: Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Т. 2. М., 1998. С. 324. *(100) Эрделевский А.М. Неосновательное обогащение, не подлежащее возврату. С. 84. *(101) См. там же. С. 84. *(102) Обращает на себя внимание практика высших судебных органов, соотносящих содержанию подп. 4 ст. 1109 ГК РФ лишь с договором дарения (в частности, заключенного с целью благотворительности). См., например, постановление Президиума ВАС РФ от 15 февраля 2002 г. N 2773/01. Аналогичный подход встречается в практике федеральных судов. См., например: постановления ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-4567/2002, Ф08-385/2003, Ф08-3165/2003, Ф08-1992/2004, Ф08-6227/2004, Ф08-622/2005, Ф08-1397/2006, Ф08-1762/2006, Ф08-6125/2006, Ф08-5438/2006. *(103) Такая позиция находит поддержку в юридической литературе. См. напри мер: Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Под общ. ред. А.Г. Калпина. М., 1999. Т. 2. С. 542; Завидов Б.Д., Гусев О.Б. Правовые проблемы ответственности, вытекающие из неосновательного обогащения. С. 62; Климович А.В. Кондикционные обязательства в гражданском праве. С. 22; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. О.Н. Садикова. С. 724; Степанов С.А. Обязательства вследствие неосновательного обогащения // Гражданское право: Учебник / Под ред. С.С. Алексеева. М.: ТК "Велби"; Екатеринбург: Институт частного права, 2008. С.386. *(104) См.: Толстой Ю.К. Проблема соотношения требований о защите гражданских прав // Законодательство. 1999. N 2. С. 148. *(105) См.: Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. Т. 2. Полутом 2. С. 345. *(106) См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. *(107) См.: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного приобретения или сбережения имущества // Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 2. Полутом 2 / Отв. ред. проф. Е.А. Суханов. М.; БЕК, 2002. С. 464. *(108) См., например: Ем В.С. Указ. соч. С. 463; Телюкина М.В. Указ. соч. С. 15; Гранат М.А. Неосновательное обогащение в гражданском праве России: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Казань, 2005. С. 12; Климович А.В. Статья 1103 ГК РФ: новый аспект реализации кондикционных обязательств. С. 45; Белов В.А. Гражданское право: Общая и Особенная части: Учебник. С. 908, 909. *(109) См.: Игнатенко В.Н. Реализация обязательств из неосновательного обогащения // Правоведение. 2001. N 2. С. 94. *(110) См.: Вместе с тем квалификация этих последствий в правовой литературе не однозначна. Так, например, считают, что последствия передачи товара по договору купли-продажи с нарушением условий о количестве и ассортименте не попадают под действие подп. 3 ст. 1103 ГК РФ, поскольку специальными нормами о данном договорном обязательстве предусмотрены иные последствия возврата исполненного в связи с обязательством купли-продажи (В.С. Ем, М.В. Телюкина). Другие, напротив, полагают, что к подобного рода отношениям применяются (в субсидиарном порядке) нормы об обязательствах из неосновательного обогащения (В.А. Белов). *(111) Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного приобретения или сбережения имущества. С. 463. *(112) См.: Белов В.А. Гражданское право: Общая и Особенная части: Учебник. С. 908, 909. *(113) См.: Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. N 49 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении // Вестник ВАС РФ. 2000. N 3. С. 14-23. *(114) См.: Климович А.В. Статья 1103 ГК РФ: новый аспект реализации кондикционных обязательств. С. 45. *(115) См.: Гранат М.А. Неосновательное обогащение в гражданском праве России. С. 12. *(116) См.: Былков В.В. Проблемы правоотношений, возникающих вследствие неосновательного обогащения: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Красно дар, 2004. С. 26. *(117) Былков В.В. Проблемы правоотношений, возникающих вследствие неосновательного обогащения. *(118) См.: Белов В.А. Гражданское право: Общая и Особенная части: Учебник. С. 908. *(119) См.: Белов В.А. Гражданское право: Общая и Особенная части: Учебник. С. 908. *(120) Так, например, Е. Перкунов, дискутируя по поводу возможной конкуренции кондикционного и деликтного исков, а также возможности субсидиарно го применения положений гл. 60 ГК РФ к деликтным отношениям, отмечает, что возможность выбора между деликтным иском и иском из неосновательного обогащения допустима только для противоправного действия, влекущего пользование со стороны деликвента имуществом потерпевшего. Субсидиарно же нормы гл. 60 к обязательствам из причинения вреда применены быть не могут вопреки указанию ст. 1103 ГК РФ. См.: Перкунов Е. Неосновательное обогащение - место в Гражданском кодексе и практика Высшего Арбитражного Суда РФ. С. 104, 105. *(121) См.: Иоффе О.С. Советское гражданское право: Курс лекций. Отдельные виды обязательств. С. 526. В литературе имела место и такая точка зрения: когда неосновательное обогащение явилось следствием виновного поведения обогатившегося лица, потерпевший может по своему усмотрению предъявить к приобретателю либо иск о возмещении причиненного вреда, либо кондикционный иск. См.: Советское гражданское право: Учебник для вузов / Под ред. В.И. Кофмана. М., 1969. С. 434. *(122) См., например: Автаева Е.Е., Волошин Н.П. Гражданско-правовая защита социалистической собственности. М., 1974. С. 469; Тархов В.А. Ответственность по советскому гражданскому праву. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1973. С. 88, 89; Калмыков Ю.Х. Возмещение вреда, причиненного имуществу. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1965. С. 10; Беспалова А.И., Ваксберг М.А. Правовая охрана личной собственности в СССР. М., 1961. С. 72, 74; Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 231-234; Нарбут Н. Об обязательствах, возникающих вследствие неосновательного обогащения. С. 29-30; Гурвич М. Институт неосновательного обогащения в его основных чертах по Гражданскому кодексу РСФСР. N 2. С. 107, 108; Венедиктов А.В. Гражданско-правовая охрана социалистической собственности в СССР. С. 181, 182; Советское гражданское право. Ч. 2 / Отв. ред. В.Т. Смирнов, Ю.К. Толстой, А.К. Юрченко. Л., 1982. С. 335. (автор главы - В.Т. Смирнов.) Данная позиция имела место и в дореволюционных трудах. См., например: Гримм Д.Д. Очерки по учению об обогащении. Вып. 1. Дерпт, 1891. С. 47; Полетаев Н. Иски из незаконного обогащения // Журнал гражданского и уголовного права. 1892. Кн. 3. С. 41; Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Ч. 2. М., 2005; Синайский В.И. Русское гражданское право. С.479-481. *(123) См.: Былков В.В. Проблемы правоотношений, возникающих вследствие неосновательного обогащения. С. 9, 10. См. также: Новоселова Л.А. Обязательства из неосновательного приобретения (сбережения) имущества в практике арбитражных судов // Хозяйство и право. 1995. N 7; Ушивцева Д.А. Правовое регулирование обязательств вследствие неосновательного обогащения: Авто- реф. дисс. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. С. 16. *(124) См., например: Советское гражданское право. Т. 2. М., 1965. С. 378; Толстой В.С. Понятие обязательства по советскому гражданскому праву // Ученые записки ВЮЗИ. 1971. Вып. 19. С. 120; Советское гражданское право: Учебник. Т. 2 / Отв. ред. В.П. Грибанов, С.М. Корнеев. М., 1980. С. 387; Советское гражданское право: Учебник для вузов. Ч. 2 / Под ред. В.А. Рясенцева. С. 439. *(125) См.: Советское гражданское право: Учебник для вузов. Ч. 2 / Под ред. В.А. Рясенцева. С. 439. *(126) См.: Маковский А.Л. Обязательства вследствие неосновательного обогащения (гл. 60). С. 594, 595. *(127) См.: Шамшов А.А. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения: Учеб. пособие / Под ред. Ю.К. Калмыкова. С. 27, 28. Аналогичных взглядов придерживались: Грибанов В.П. Советское гражданское право. Т. 2. М., 1961. С. 401, 406; Толстой Ю.К. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества: юридическая природа и сфера действия. С. 139-141; Кофман В.И. Советское гражданское право. Т. 2 / Под ред. О.А. Красавчикова. М., 1973. С. 376; Руденченко Н.А. Обязательства, возникающие из неосновательного приобретения или сбережения имущества. С. 6, 7; Хан Р.Я. Комментарий к ГК РСФСР / Под ред. С.Н. Братуся, О.Н. Садикова. М., 1982. С. 555; Красавчиков О.А. Советское гражданское право. Т. 2 / Под ред. О.А. Красавчикова. М., 1985. С. 422, 423. На несостоятельность критерия вины указывал А. Шеповалов в период действия Гражданского кодекса 1922 г. См.: Шеповалов А. Различие обязательств из причинения вреда и из неосновательного обогащения // Рабочий суд. 1926. N 4. С. 262. Среди современных авторов данная позиция отстаивается, например: Садиков О.Н. Гражданское право России. Ч. 2 / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 1997. С. 676; Ровный В.В. Проблемы единства российского частного права. Иркутск, 1999. С. 284; Ярошенко К.Б. Комментарий части второй Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. М., 1996. С. 393-398; Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном российском гражданском праве // Законодательство. 1999. N 7; Слесарев В.А. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 16; Климович А.В. Проблема субъективного условия возникновения кондикционных обязательств // Сибирский юридический вестник. 2001. N 4, и др. *(128) См.: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном российском гражданском праве. С. 466, 467. *(129) Толстой Ю.К. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 97. *(130) См.: Толстой Ю.К. Указ. соч. *(131) См.: Магаляс Е.А. Соотношение требований из неосновательного обогащения с требованиями об истребовании имущества из чужого незаконного владения и возмещении вреда в гражданском праве // Законодательство. 2002. N 5. С. 13. *(132) См.: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном российском гражданском праве. С. 466. *(133) Там же. *(134) См.: Белов В.А. Гражданское право: Общая и Особенная части: Учеб. М., 2003. С. 904. *(135) См. там же. *(136) См.: Шеповалов А. Различие обязательств из причинения вреда и из неосновательного обогащения // Рабочий суд. 1926. N 4. С. 273, 274. *(137) См., например: Толстой Ю.К. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества (юридическая природа и сфера действия) // Вестник Ленинградского университета. 1973. N 5. С. 139; Руденченко Н.А. Обязательства, возникшие из неосновательного приобретения или сбережения имущества. 1974. С. 19; Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном российском гражданском праве. С. 466. *(138) См.: Толстой Ю.К. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 97. *(139) См. там же. С. 98. *(140) См.: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном российском гражданском праве. С. 467. *(141) См. там же. *(142) Маковский А.Л. Обязательства вследствие неосновательного обогащения (гл. 60). С. 595. *(143) Тархов В.А. Ответственность по советскому гражданскому праву. С. 442. *(144) Шамшов А.А. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения. С. 31. Тем не менее некоторые ученые отмечали, что признак имущественной выгоды может служить основанием разграничения обязательств в весьма ограниченных пределах. См. например: Калмыков Ю.Х. Возмещение вреда, причиненного имуществу. Саратов, 1965. С. 10; Советское гражданское право. М., 1973. С. 472; Советское гражданское право. Т. 2. М., 1965. С. 386. *(145) Толстой Ю.К. Указ. соч. С. 98. *(146) См., например: Перкунов Е. Указ. соч. С. 104; Эрделевский А.М. Неосновательное обогащение // Гражданское право. Ч. 2: Учебник / Отв. ред. В.П. Мозолин. М., 2004. С. 877, 878; Ровный В.В. Проблема "конкуренции исков" в современном гражданском праве // Государство и право. 2003. N 3. С. 98; Ипатов А.В. Денежные кондикционные обязательства в гражданском праве Российской Федерации. С. 18, 19; Кушхов Р.А. Проблема соотношения кондикционного и деликтного требований о защите гражданских прав // Право и политика. 2006. N 7. С. 19. *(147) Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. N 49 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении" // Вестник ВАС РФ. 2000. N 3. С. 14-23. *(148) См.: Смирнова М.А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве. С. 206. *(149) См.: Перкунов Е. Указ. соч. С. 105, 155, 156. *(150) Маковский А.Л. Обязательства вследствие неосновательного обогащения (гл. 60). С. 595. *(151) См.: Смирнова М.А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве. С. 206. *(152) См.: Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 5. *(153) См.: Шамшов А.А. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения. С. 31. *(154) См. там же. С. 32. *(155) Данный подход разграничения сравниваемых обязательств нашел свое отражение как в работах русских дореволюционных ученых (Н. Полетаева, Г.Ф. Шершеневича), так и в работах советских ученых (Н. Нарбут, А. Винавер, В.А. Рясенцева, Н.В. Рабинович). *(156) См.: Ровный В.В. Проблема "конкуренции исков" в современном гражданском праве. С. 98. *(157) См.: Шамшов А.А. Указ. соч. С. 32. *(158) Телюкина М.В. Указ. соч. С. 16. *(159) Именно различное определение величины выгоды и ущерба (вреда) при одной и той же ситуации дало основание ученым для вывода о допустимости конкуренции исков, позволяющей потерпевшей стороне выбрать вид требования, который в наибольшей степени позволяет защитить нарушенное право. См., например: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном российском гражданском праве. С. 466; Толстой Ю.К. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 99. и др. *(160) См.: Шамшов А.А. Указ. соч. С. 32. *(161) См. там же. С. 33. *(162) См.: Шамшов А.А. Указ. соч. С. 33. *(163) См.: Толстой Ю.К. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 771. В юридической литературе отмечалось, что суды, решая вопрос о гражданско-правовых последствиях хищений, не всегда исходили из имущественной сферы потерпевшего (хотя на лицо деликтное обязательство) и освобождали расхитителей от взысканий (или уменьшали их размер), ссылаясь на то, что они не смогли воспользоваться похищенным имуществом. См.: Нижегородова Н. Из практики возмещения ущерба, причиненного хищениями // Советская юстиция. 1963. N 12. С. 19. *(164) См.: Ровный В.В. Проблема "конкуренции исков" в современном гражданском праве // Государство и право. 2003. N 3. С. 98. *(165) См.: Шамшов А.А. Указ. соч. С. 33. *(166) См.: Шамшов А.А. Указ. соч. С. 34. *(167) См.: Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 211. *(168) См.: Смирнова М.А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве. С. 202, 205. *(169) См.: Смирнова М.А. Указ. соч. С. 203. *(170) См.: Телюкина М.В. Указ. соч. С. 16. *(171) См.: Перкунов Е. Указ. соч. С. 162, 163. *(172) См.: Советское гражданское право: Учебник для вузов. Ч. 2 / Под ред. В.А. Рясенцева. С. 439. *(173) См.: Белов В.А. Гражданское право: Общая и особенная части: Учебник. С. 908. *(174) См.: Слесарев А.В. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 146. *(175) См., например: Шамшов А.А. Указ. соч. С. 11; Климович А.В. Статья 1103 ГК РФ: новый аспект реализации кондикционных обязательств. С. 47; Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. Л.: Изд-во ЛГУ, 1960. С. 126. *(176) См., например: Рясенцев В.А. Обязательства из так называемого неосновательного обогащения в советском гражданском праве. С. 92; Флейшиц Е. А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 231; Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном российском гражданском праве. С. 460; Телюкина М.В. Указ. соч. С. 15. *(177) См.: Шамшов А.А. Указ соч. С. 11. См. также: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Т. 2. С. 256; Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 232; Рясенцев В.А. Деятельность от имени другого лица без полномочий (представительство без полномочий) // Вопросы гражданского права. М., 1958. С. 91, 92; Генкин Д.М. Право собственности как абсолютное субъективное право // Советское государство и право. С. 100; Ем В.С. Указ. соч. С. 460; Толстой Ю.К. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 95; Климович А.В. Указ. соч. С. 47. *(178) См.: Шамшов А.А. Указ. соч. С. 14; Маслов В.Ф. Осуществление и защита права личной собственности в СССР. М., 1961. С. 211. *(179) См.: Шамшов А.А. Указ. соч. С. 15, 16. См. также: Генкин Д.М. Право собственности как абсолютное субъективное право. С. 100. *(180) См.: Синицын С.А. Виндикация, реституция и кондикция: проблемы соотношения. С. 23. *(181) См.: Ровный В.В. Проблема "конкуренции исков" в современном гражданском праве. С. 97. *(182) См.: Толстой Ю.К. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества. С. 137; Он же. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. Л., 1955. С. 105. *(183) См.: Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 862. *(184) См.: Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 231. *(185) См.: Арзамасцев А.Н. Охрана социалистической собственности по советскому гражданскому праву. С. 203.; Невзгодина Е.Л. О соотношении требования о возврате неосновательного приобретенного или сбереженного имущества с другими требованиями // Развитие советского права: Доклады конференции правоведов. Свердловск, 1972. С. 85. *(186) См.: Арзамасцев А.Н. Охрана социалистической собственности по советскому гражданскому праву. С. 203. *(187) См.: Перкунов Е. Неосновательное обогащение - место в Гражданском кодексе и практика Высшего Арбитражного Суда РФ. С. 109. *(188) При этом для того, чтобы приобретение индивидуально-определенной вещи можно было рассматривать как неосновательное приобретение, приобретатель, по мнению Е. Перкунова, сам должен обосновать свой титул на нормах закона. В этой связи логичен вопрос: если индивидуально-определенную вещь, сохранившуюся у приобретателя, все равно придется возвращать, то зачем приобретателю доказывать, что он стал собственником этой индивидуально-определенной вещи? *(189) См. там же. С. 106. *(190) См. там же. С. 116. *(191) См.: Советское гражданское право. Т. 1: Учебник / Под ред. В.П. Грибанова, С.М. Корнеева. С. 182. *(192) См.: Гражданское право: Учебник. Ч. 1. / Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева. С. 177. См. также: Гражданское право: Учебник. Т. 1. / Под ред. Е.А. Суханова. С. 308. *(193) См.: Флейшиц Е.А. Момент перехода права собственности по договору купли-продажи в гражданском праве крупнейших иностранных государств и СССР // Ученые труды ВИЮН. Вып. 9. М.: Юридическое издание МЮ СССР, 1947. С. 327-346; Она же: Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 220. *(194) Об этом, в частности, пишут В.В. Ровный и Б.Л. Хаскельберг, ссылаясь на существующую консенсуальную систему перехода права собственности по договору. См.: Хаскельберг Б.Л., Ровный В.В. Индивидуальное и родовое в гражданском праве: Монография. Иркутск, 2001. С. 9. *(195) См.: Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общее учение об обязательстве. М., 1950. С. 116. *(196) См.: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного приобретения или сбережения имущества. С. 462. *(197) См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Общие положения. С. 223. *(198) Там же. С. 225. *(199) Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Общие положения. С. 229. *(200) Ровный В.В. Проблема "конкуренции исков" в современном гражданском праве. С. 96. *(201) См.: Тузов Д.О. Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России // Цивилистические исследования. Вып. 1: Сб. науч. трудов памяти проф. И.В. Федорова / Под ред. Б.Л. Хаскельберга, Д.О. Тузова. М., 2004. С. 221. Аналогичных взглядов придерживается В.А. Белов: "Нельзя не увидеть, что реституционные требования являются частным случаем требований из неосновательного обогащения. Получение имущества по ничтожной сделке (без основания) или по оспоримой сделке, признанной недействительной (по основанию отпавшему впоследствие), - это один из частных случаев неосновательного обогащения, равно возможный наряду с другими" (Белов В.А. Гражданское право: Общая и особенная части. С. 911). *(202) См.: Тузов Д.О. Реституция в гражданском праве: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Томск, 1999. С. 14. *(203) См.: Гутников О.В. Недействительные сделки в гражданском праве. Теория и практика оспаривания. М.: Бератор-Пресс, 2003. С. 237. *(204) См.: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного приобретения или сбережения имущества. С. 458 *(205) См.: Туктаров Ю.Е. Требование о возврате полученного по недействительной сделке (сравнительный аспект) http: // www.privlaw.ru *(206) См. там же. *(207) Самостоятельность реституционного требования на современном этапе отстаивается, в частности, Е. Перкуновым, М.А. Смирновой, К.И. Скловским, Р.А. Кушховым. *(208) См.: Кушхов Р.А. О соотношении кондикционного требования и требования о возврате исполненного по недействительной сделке // Российское право в Интернете. 2006. N 3. *(209) См.: Смирнова М.А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве. С. 190. *(210) См.: Перкунов Е. Указ. соч. С. 117. *(211) См., например: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного приобретения или сбережения имущества. С. 458, 459 *(212) См., например: Слесарев А.В. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 174. *(213) См.: Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. С. 66. *(214) Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. N 49 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении // Вестник ВАС РФ. 2000. N 3. С. 14-23. Подобный подход имеет место в практике окружных арбитражных судов. См., например: Постановление ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-3550/2001. *(215) См.: Тузов Д.О. Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России. С. 228. *(216) См.: Телюкина М.В. Указ. соч. С. 14. *(217) Шахматов В.П. Составы противоправных сделок и обусловленные ими последствия. Томск, 1967. С. 247. *(218) Слесарев А.В. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 174. *(219) См.: Перкунов Е. Указ. соч. С. 118. *(220) См.: Перкунов Е. Указ. соч. С. 120. *(221) Там же. *(222) См.: Перкунов Е. Указ. соч. С. 121. *(223) См.: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного приобретения или сбережения имущества. С. 459. *(224) См.: Тузов Д.О. Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России. С. 237. *(225) См.: Гутников О.В. Недействительные сделки в гражданском праве. Теория и практика оспаривания. С. 237. *(226) См. там же. *(227) См. там же. С. 246. *(228) В арбитражной практике существует мнение, что когда для эффективного урегулирования спорных правоотношений механизма главы о неосновательном обогащении недостаточно, то по аналогии возможно применение ст. 167 ГК РФ. См.: Извлечение из протокола заседания Научно-консультационного совета при ФАС Северо-Кавказского округа от 16 июня 2004 г. // СПС "Гарант". На наш взгляд, отсылка к ст. 167 ГК РФ является излишней, поскольку положения дан ной статьи полностью поглощаются правилами о кондикции. *(229) См.: Телюкина М.В. Указ. соч. С. 14. *(230) Интересно, что ст. 1103 ГК РФ ограничивает применение положений гл. 60 ГК РФ не только формулировкой "поскольку иное не установлено настоящим Кодексом", но и формулировкой "поскольку иное не установлено... другими законами или иными правовыми актами". Следовательно, речь идет о возможности урегулирования институтов, указанных в ст. 1103 ГК РФ, на уровне специального законодательства, имеющего приоритет перед положениями гл. 60 ГК РФ. Однако необходимо заметить, что специальное законодательство, о котором идет речь в ст. 1103 ГК РФ, принимается не в соответствии с гл. 60 ГК РФ, а в соответствии с положениями, соотносимыми с конкретными правовыми институтами. В связи с этим формулировка ст. 1103 ГК РФ "...другими законами или иными правовыми актами..." с позиции юридической техники представляется нецелесообразной, поскольку применение специальных законов должно быть обусловлено соответствующими главами Гражданского кодекса РФ, а значит, их применение укладывается в содержание выражения: "...если иное не установлено настоящим Кодексом..." *(231) Ушивцева Д.А. Возмещение по обязательству вследствие неосновательного обогащения // Российская юстиция. 2000. N 12. *(232) Там же. *(233) Телюкина М.В. Указ. соч. См. также: Чернышев В.И. Вопросы возникновения и исполнения обязательств по возврату неосновательно приобретенного (сбереженного) имущества. С. 71; Ярошенко К.Б. Обязательства вследствие неосновательного обогащения // Комментарий к части второй Гражданского кодекса для предпринимателей / Под общ. ред. М.И. Брагинского. М., 1996 // СПС "Гарант"; Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном гражданском праве // Законодательство. 1999. N 7; Былков В.В. Проблемы правоотношений, возникающих вследствие неосновательного обогащения. С. 19; Бозиева Ю.Г. Кондикционные обязательства в системе гражданско-правовых обязательств. С. 41; Гражданское право: Учебник / Под ред. С.П. Гришаева. С. 481. *(234) См.: Телюкина М.В. Указ. соч. *(235) Аналогичной позиции придерживаются О.Г. Ломидзе и Э.Ю. Ломидзе. См.: Обязательства из неосновательного обогащения при недостижении стороной договора своей цели // Вестник ВАС РФ. 2004. N 4. С. 9. *(236) Это положение находит поддержку в судебной практике. См., например: постановление Президиума ВАС РФ от 23 сентября 2008 г. N 5103/08. *(237) См., например: Лунц Л.А. Денежное обязательство в гражданском и коллизионном праве капиталистических стран. М., 1948. С.190-192. *(238) Существо кондикционного требования также исключает возможность изменения его субъектного состава, в частности, посредством уступки права требования. В этой связи считаем несостоятельной судебную практику, допускающую передачу потерпевшим другому лицу по договору цессии права на взыскание неосновательного обогащения и связанных с ним убытков. См.: Постановление ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-2412/1999. *(239) В правовой литературе для определения неосновательно обогатившегося лица предлагают использовать термины "добросовестный и недобросовестный приобретатель", "заблуждающийся приобретатель", "добросовестный и недобросовестный владелец". Насколько корректны приведенные понятия? Тот вред имуществу, о котором идет речь в п. 2 ст. 1104 ГК РФ, причиняется не в момент неосновательного приобретения, в противном случае речь шла бы о применении деликтной ответственности, а в процессе нахождения этого имущества во владении незаконного приобретателя. Это исключает применение к неосновательному приобретателю терминов "добросовестный и недобросовестный приобретатель", поскольку то неправомерное основание, которое послужило основанием обогащения, во внимание законодателем при определении объема ответственности за причинение вреда имуществу не принимается. Факт заблуждения хотя и свидетельствует о незнании неосновательного приобретателя о безосновательности своего владения, выступает лишь частным случаем, когда лицо не знало или не должно было знать о неосновательности обогащения. Поэтому использование термина "заблуждающийся приобретатель" не соответствует не только существу владения, но и состоянию самого владельца: он не заблуждался, а не знал или не должен был знать. Категория "не знал или не должен был знать" в гражданском праве используется для определения добросовестности или недобросовестности лица. А поскольку наличию добросовестности неосновательного приобретателя придается значение для определения объема ответственности за причинение вреда имуществу, которое уже приобретено, следовательно, речь должна идти о квалификации неосновательного приобретателя в качестве добросовестного или недобросовестного владельца. Специфика того или иного правового института накладывает отпечаток на использование конкретного термина, когда один и тот же термин может отражать как правомерное, так и неправомерное действие, более того, может использоваться с разным содержанием в зависимости от тех отношений, которые такой термин опосредует. Например, термин "распоряжение" относительно договора купли-продажи раскрывает существо последнего, поскольку продавец, продавая товар, тем самым реализует правомочие собственника по распоряжению имуществом (определяет его правовую судьбу). Тем не менее в арендных отношениях распоряжение имуществом не отражает существо таких отношений и выступает ограничением прав арендатора, которому имущество передается во временное владение и пользование либо во временное пользование. Следовательно, если продавец по договору купли-продажи распорядился товаром, то обязательство по передаче товара считается исполненным; если арендатор продал переданное ему имущество, то исчезает объект аренды, имеет место отчуждение имущества неуправомоченным лицом, искажается существо арендных отношений, что, естественно, предоставляет арендодателю весь набор защитных инструментов, включая виндикационный иск. *(240) Термин "недостача" используется, в частности, при определении объема ответственности перевозчика за утрату, недостачу и повреждение (порчу) груза и багажа (ст. 796 ГК РФ), определении оснований и объема ответственности хранителя (ст. 901, 902 ГК РФ). Так, согласно п. 2 ст. 796 ГК РФ "ущерб, причиненный при перевозке груза или багажа, возмещается перевозчиком: в случае утраты или недостачи груза или багажа - в размере стоимости утраченного или недостающего груза или багажа...". В приведенной норме термин "недостача" раскрывается через недостающий груз или багаж, т.е. недостающие единицы грузу и багажа. Причем термин "утрата" можно определить как недостача груза или багажа в полном объеме. *(241) При этом если вывод о том, что риск случайного повреждения и недостачи несет приобретатель, следует из толкования выражения п. 2 ст. 1104 ГК РФ "за всякие случайные недостачу или ухудшение", то вывод о том, что риск случайной гибели несет приобретатель, следует не из ст. 1104 ГК РФ, а из нормы п. 1 ст. 1105 ГК РФ посредством толкования выражения "в случае невозможности возвратить в натуре неосновательно полученное или сбереженное". *(242) См.: Телюкина М.В. Указ. соч. Подобную ошибку допускает и Д. Тузов, отмечая, что недобросовестный получатель отвечает за всякую, в том числе и случайную, гибель вещи. См.: Тузов Д.О. Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России. С. 240. *(243) Так, Д.О. Тузов считает, что правила п. 2 ст. 1104 ГК РФ, устанавливающие ответственность добросовестного владельца за умысел, грубую неосторожность, нельзя определить как ответственность за виновное поведение, поскольку "даже уничтожая вещь, добросовестный владелец уверен в том, что эта вещь принадлежит ему и что он лишь осуществляет свое право собственности. Другими словами, указание на ответственность приобретателя за причинение вреда имуществу, совершенное до того, как он узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения, Д.О. Тузов квалифицирует как ответственность без вины. Ученый рассматривает лицо, которое владеет неосновательно приобретенным имуществом до того, как узнало или должно было узнать о неосновательности обогащения, как добросовестного владельца, а то лицо, которое владеет неосновательным обогащением после указанного момента, определяет как недобросовестного владельца. По его мнению, законодатель неудачно использует термины, обозначающие форму вины ("умысел", "грубая неосторожность") при характеристике действий добросовестного владельца. Он пишет: "Добросовестность, как известно, исключает виновность". Тузов Д.О. Указ. соч. С. 242. *(244) См.: Тузов Д.О. Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России. С. 241. *(245) Так, п. 2 ст. 209 ГК РФ определяет общие границы существования права собственности: собственник вправе по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц (курсив наш. - Н.С.). Другие же нормы раздела второго ГК РФ содержат как конкретные ограничения права собственности, так и последствия нарушения таких ограничений. Например, ст. 241 ГК РФ устанавливает: в случаях, когда собственник домашних животных обращается с ними в явном противоречии с установленными на основании закона правилами и принятыми в обществе нормами гуманного отношения к животным, эти животные могут быть изъяты у собственника путем их выкупа лицом, предъявившим соответствующее требование в суд (курсив наш. - Н.С.). Норма п. 1 ст. 288 ГК РФ предусматривает, что собственник осуществляет права владения, пользования и распоряжения принадлежащим ему жилым помещением в соответствии с его назначением (курсив наш. - Н.С.). И таких норм в действующем законодательстве достаточно, что бы понять, что право собственности - это не вседозволенность, а собственник - не царь и не бог. Осуществление гражданских прав происходит в определенных пределах. Закон предписывает, что злоупотребление правом в любых формах недопустимо (ст. 10 ГК РФ). *(246) См.: Егоров Н.Д. Гражданско-правовая ответственность // Гражданское право: Учебник. Ч. 1 / Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева. М., 1996. С. 499. *(247) См. там же. С. 500. *(248) Так, Д.А. Ушивцева обращает внимание на то, что положения об ответственности добросовестного приобретателя за умышленные действия в период, когда он находился в неведении относительно неосновательности своего обогащения, приведшие к ухудшению имущества, не способствуют укреплению позиции собственника в хозяйственном обороте. На примере дома, который был переоборудован в складское помещение лицом, которое добросовестно заблуждалось в том, что является собственником, Д. Ушивцева показывает, что снижение стоимости объекта произошло в рамках закона (ст. 35 Конституции РФ, п. 2 ст. 209 ГК РФ), однако судом впоследствии такие действия лица могут быть признаны умышленным ухудшением имущества. Таким образом, делается вывод, что приобретатель, попавший в такую ситуацию, вынужден будет искать доводы для уменьшения меры своей ответственности не в нормах гл. 60 ГК РФ. См.: Ушивцева Д.А. Указ. соч. *(249) Так, Р. Кушхов пишет: "Лицо, которое неосновательно приобрело имущество, однако не знало о неосновательности приобретения, будет владеть, пользоваться и распоряжаться им как своим, даже не помышляя, что оно чужое. В результате этого имущество может значительно упасть в стоимости либо наоборот подняться (переработка, переоборудование, реконструкция и т.д.). Вместе с тем любой собственник распоряжается, владеет и пользуется своей собственностью в соответствии со своим усмотрением, не противоречащим закону. Тем не менее в соответствии с п. 2 ст. 1104 ГК РФ на такого приобретателя возлагается ответственность, что существенно ущемляет его права". Таким образом Р. Кушхов вообще предлагает исключить норму о какой-либо ответственности заблуждающегося приобретателя до того момента, когда он узнает о неосновательности своего обогащения. См.: Кушхов Р.А. Некоторые проблемы исполнения обязательств из неосновательного обогащения в гражданском праве Российской Федерации // "Черные дыры" в российском законодательстве: Юридический журнал. 2006. N 4. С. 341. *(250) См., например: Телюкина М.В. Указ. соч.; Ушивцева Д.А. Указ. соч. *(251) См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Кн. 1. Общие положения. С. 366. *(252) См.: Телюкина М.В. Указ. соч. *(253) См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. *(254) Пункт 3 информационного письма Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. N 49 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении" // Вестник ВАС РФ. 2000. N 3. С. 16. *(255) Учитывая скачки цен на нефтепродукты, золото, недвижимость за последнее десятилетие, такая ситуация реально возможна. *(256) См.: Телюкина М.В. Указ. соч. *(257) См.: Ушивцева Д.А. Указ. соч. Аналогично нарушению хранителя по договору хранения в правовой литературе предлагают через правила п. 2 ст. 1105 ГК РФ рассматривать и нарушения залогодержателя по договору о залоге, сводящиеся к неправомерному пользованию последним заложенным имуществом. Так, в частности, Е.А. Богатых указывает, что если залогодержатель использует заложенную вещь в нарушение договора о залоге и получает от такого использования доходы, то эти доходы должны рассматриваться как неосновательное обогащение, а значит, должны быть переданы залогодателю, хотя он, быть может, и не понес никаких имущественных потерь. См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. *(258) Ссылка на п. 3 ст. 424 ГК РФ довольно часто встречается и в судебной практике. См., например: Постановления ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-3724/2000, N Ф08-6184/2006, N Ф08-1825/2004; ФАС Дальневосточного округа N Ф03-А73/04-1/4275; ФАС Волго-Вятского округа N А43-43627/2005-41-581, N А43-881/2006-28-1, N А43-40761/2005-1-1200; ФАС Западно-Сибирского округа N Ф04-7230/2006 (28037-А45-12). *(259) См.: Танага А. Последствия неосновательного пользования чужим имуществом // Российская юстиция. 2002. N 9. *(260) Там же. *(261) В этой связи вызывает возражения практика судебных органов, определяющая, что при невозврате либо несвоевременном возврате арендованного имущества при прекращении договора аренды взысканию подлежит не неосновательное обогащение, а арендная плата за все время просрочки. См.: Постановления ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-3717/2003, N Ф08-2477/2003; ФАС Дальневосточного округа N Ф03-3569/2003, постановление Президиума ВАС РФ от 22 июня 2004 г. N 3737/04. Такой подход судебной практики является примером неверной квалификации отношений. *(262) В этой связи вызывает возражение название ст. 987 ГК РФ "Неосновательное обогащение вследствие действий в чужом интересе", поскольку содержание этой статьи, напротив, соотносится с теми действиями, которые не совершаются в чужом интересе, что и обусловливает возникновение неосновательного обогащения на стороне третьего лица. *(263) Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. В представленной точке зрения имеет место искажение содержания норм Гражданского кодекса РФ. Статья 985 ГК РФ вообще не регулирует вопросы ответственности приобретателя, а посвящена праву лица, действия которого в чужом интересе привели к положительному для заинтересованного лица результату, на вознаграждение, если такое право предусмотрено законом, соглашением с заинтересованным лицом или обычаями делового оборота. *(264) См.: Дамбаров С.Д. Основания возникновения и объекты кондикционных обязательств. С. 14, 15. *(265) Дамбаров С.Д. Указ. соч. С. 14. *(266) В правовой литературе встречается точка зрения, согласно которой ни работа, ни услуга не могут составлять неосновательное обогащение. Так, в частности, В.В. Былков определяет, что потребление чужой услуги без правовых оснований ведет к возникновению неосновательного обогащения в форме сбережения. При этом объектом прав, по его мнению, является не сама потребленная услуга, а денежная сумма в размере стоимости. Учитывая же, что ни работа, ни услуга не относятся к имуществу, автор приходит к выводу, что эти объекты гражданских прав не могут быть неосновательным обогащением. См.: Былков В.В. Проблемы правоотношений, возникающих вследствие неосновательного обогащения. С. 22. *(267) См.: Дамбаров С.Д. Указ. соч. С. 18. *(268) См.: Толстой Ю.К. Обязательства из неосновательного обогащения. С. 87, 88. *(269) См.: Ем В.С. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в современном российском гражданском праве // Законодательство. 1999. N 7. Также см.: Телюкина М.В. Указ. соч. *(270) См.: Телюкина М.В. Указ. соч. *(271) Подобная точка зрения встречается у С.Д. Дамбарова. Он пишет: "...безналичные денежные средства, будучи правами требования к банку, являются не просто способом исполнения существующего денежного обязательства, но и обладают абстрактной платежной силой, которую им придает действующий правопорядок". Положения ст. 140 ГК РФ позволили ему заключить, что законодатель, используя определенную юридическую фикцию, наделяет безналичные денежные средства некоторыми качествами обычных денег. Это, в свою очередь, позволило прийти к выводу о том, что обязательство, направленное на возврат неосновательно полученных безналичных средств, являющихся по своей сущности имущественными правами, следует признать денежным, со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями, включая возможность привлечения приобретателя к характерной для этого вида обязательства юридической ответственности. Из изложенного следует, что автор не отличает случай неосновательного получения безналичных денег от случая неосновательного получения наличных денежных средств, определяя в качестве общего правила возврат денег (безналичных денег) потерпевшему. Несмотря на достоверность вывода С.Д. Дамбарова, определяющего случаи неосновательного приобретения денежных средств вследствие ошибочного перечисления их на счет приобретателя, аргументы, используемые автором для обоснования своей точки зрения, нельзя признать корректными. Так, им используется термин "безналичные денежные средства" в различном смысловом значении, что, на наш взгляд, снижает достоверность его умозаключений, а именно, как: 1) право требования к банку; 2) способ исполнения существующего денежного обязательства; 3) нечто, обладающее абстрактной платежной силой; 4) нечто, наделенное некоторыми качествами обычных денег. Непонятно, каким образом подобный смысловой каламбур позволил С.Д. Дамбарову заключить, что обязательство, направленное на возврат неосновательно полученных безналичных денег, является денежным обязательством. См.: Дамбаров С.Д. Основания возникновения и объекты кондикционных обязательств. С. 16. *(272) См.: Ломидзе О.Г., Ломидзе Э.Ю. Формирование основания договорного отчуждения и значение causa как цели праводателя // Вестник ВАС РФ. 2004. N 12. С. 129. *(273) См.: Ломидзе О.Г., Ломидзе Э.Ю. Указ. соч. С. 130, 131. *(274) Там же. С. 131. *(275) В судебной практике встречается мнение, согласно которому само требование о возврате неосновательного обогащения в натуре (требование о стоимостном возмещении) относится к требованиям о возмещении убытков. См.: Постановление ФАС Уральского округа от 16 ноября 2006 г. N Ф09-10182/06-С3. *(276) См.: Перкунов Е. Указ. соч. С. 172. *(277) См.: Вестник ВАС РФ. 2002. N 3. С. 20. То, что бремя доказывания размера дохода, полученного приобретателем, лежит на истце (потерпевшем), поддерживается и практикой окружных федеральных судов с той лишь разницей, что такая практика допускает взыскание не только фактически полученных доходов, но и возможных доходов приобретателя. См.: Постановление ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-413/2003. *(278) См.: Телюкина М.В. Указ. соч. С. 8. *(279) См.: Ушивцева Д.А. Указ. соч. *(280) Подобный взгляд на квалификацию доходов приобретателя встречается у судей арбитражных судов. Так, в рамках семинара-совещания судей ФАС Северо-Кавказского округа от 14 мая 2004 г. была высказана точка зрения, что до ходы, которые лицо получило (сберегло) в результате неосновательного использования имущества, являются неосновательным денежным обогащением. См.: Извлечение из протокола семинара-совещания судей ФАС Северо-Кавказского округа от 14 мая 2004 г. Естественно, что такой подход реализуется и на практике. Например, в постановлении ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-1844/2004 указывается, что правила ст. 1107 ГК РФ направлены на полное исключение неосновательного обогащения у приобретателя. *(281) См.: Перкунов Е. Указ. соч. С. 169. *(282) См.: Перкунов Е. Указ. соч. С. 169. *(283) См.: Золотько Н.В., Ганжала В.А. Некоторые проблемы применения норм о неосновательном обогащении (гл. 60 ГК РФ) // Вестник ФАС Северо-Кавказского округа. 2005. N 4. *(284) См.: Перкунов Е. Указ. соч. С. 170-171. *(285) В правовой литературе высказывается мнение, что все доходы и выгоды, которые обогатившийся извлек из имущества в результате расчетливой предпринимательской деятельности, и которые превышают размер доходов, которые могли бы быть получены потерпевшим в условиях нормального делового оборота, должны оставаться у приобретателя. См.: Завидов Б.Д., Гусев О.Б. Правовые проблемы ответственности, вытекающие из неосновательного обогащения // Юрист. 1999. N 10. С. 61, 62. *(286) Данная точка зрения находит поддержку в научной литературе. См., например: Кушхов Р.А. Некоторые проблемы исполнения обязательств из неосновательного обогащения в гражданском праве Российской Федерации. С. 340; Ипатов А.Б. Денежные кондикционные обязательства в гражданском праве Российской Федерации. С. 22. *(287) О кондикционной природе требования, основанного на ст. 395 ГК РФ, пишет, в частности, Ю.К. Толстой: "Требование об уплате процентов по ст. 395 ГК следует рассматривать как иск из неосновательного обогащения независимо от того, почему проценты подлежат начислению" (Обязательства из неосновательного обогащения. С. 90). *(288) См.: Вестник ВАС РФ. 1996. N 9. С. 17. *(289) См.: Вестник ВАС РФ. 1998. N 11. C. 7-14. *(290) См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Общие положения. С. 556, 557. *(291) См.: Новоселова Л.А. О правовых последствиях нарушения денежного обязательства // Вестник ВАС РФ. 1999. N 4. С. 70. *(292) См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С. 557. *(293) См.: Новоселова Л.А. Указ. соч. С. 71. *(294) См. подробнее: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С. 546-554. *(295) См.: Толстой Ю.К. Обязательства из неосновательного обогащения. С. 90. *(296) В этой связи вызывает возражения позиция судебных органов, определяющая, что при взыскании процентов за пользование суммой неосновательного обогащения необходимо устанавливать момент, когда обогатившееся лицо узнало о правонарушении, игнорируя тем самым момент, когда лицо должно было узнать о таком правонарушении. См., например: Постановление ФАС Северо-Кавказского округа N Ф08-2862/2000. *(297) См.: Телюкина М.В. Указ. соч. С. 14. *(298) См.: Грибанов В.П. Ответственность по советскому гражданскому праву (глава ХХVI) // Советское гражданское право: Учебник. Т. 1. М.: Юрид. литера тура, 1979. С. 519. *(299) См.: Гранат М.А. Неосновательное обогащение в гражданском праве России. С. 15, 16. *(300) См.: Гранат М.А. Неосновательное обогащение в гражданском праве России. *(301) См.: Постатейный комментарий к части второй Гражданского кодекса Российской Федерации / Под ред. А.Н. Гуева. М., 2000. С. 767. *(302) См.: Кушхов Р.А. Некоторые проблемы исполнения обязательств из неосновательного обогащения в гражданском праве Российской Федерации. С. 341. *(303) См.: Ушивцева Д.А. Указ. соч.; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. С. 714; Бабина О.Е. Неосновательное обогащение и его правильная квалификация в арбитражных спорах // Арбитражная практика. 2005. N 6. С. 25. *(304) См.: Белов В.А. Гражданское право: Общая и особенная части. С. 902. *(305) См.: Белов В.А. Указ. соч. С. 902, 903. *(306) См.: Белов В.А. Указ. соч. С. 903. *(307) Учитывая изложенное, непонятно почему, В.А. Белов предлагает руководствоваться критерием п. 1 ст. 1107 ГК РФ (извлекло или должно было извлечь) для определения объема возмещения за произведенные приобретателем улучшения.
