О РОМАНТИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ МИФА (НОВАЛИС И Ф.Ф

О РОМАНТИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ МИФА
(НОВАЛИС И Ф.Ф. ШЛЕГЕЛЬ)
Е.Г. Прощина
Нижегородский госуниверситет
Отличительной чертой литературного процесса прошлого столетия стало
стремление писателей к индивидуальному поэтическому мифотворчеству. XX век
предложил также ряд научных концепций мифа, в которых философы, антропологи, психологи, лингвисты пытались раскрыть специфику этого феномена духовной жизни человека. Однако не менее продуктивными были попытки постичь
природу мифа, предпринятые романтиками в конце XVIII — начале XIX века.
Уже тогда оказались предвосхищенными отдельные положения позднейших теорий. Провозгласив идею «новой мифологии», романтики первыми сделали миф
принципом художественного творчества, и писатели-модернисты впоследствии
следовали именно романтической традиции использования «древнего наследия»
человечества.
Интерес к философским аспектам мифа отличает прежде всего представителей
раннего немецкого романтизма, входивших в иенскую школу. Теоретические сочинения Новалиса, Ф. Шлегеля, Вакенродера, Шлейермахера, Шеллинга, при
всем разнообразии суждений о мифологии, характеризуются общностью подхода
к проблеме. Это позволяет говорить о единой романтической концепции мифа.
Несмотря на подчеркнутую декларативность обращения к мифу романтиков,
определившую основные черты поэтики их произведений, научному осмыслению
этого факта в литературоведении и философии уделяется недостаточное внимание. Цель данной статьи — осветить концепцию мифотворчества, предложенную
Новалисом и Ф. Шлегелем, вклад которых в разработку романтической теории
мифа наиболее существенен.
Как известно, философско-эстетическая система Новалиса не получила последовательного, систематического изложения: ее отдельные положения в афористичной, тезисной форме сформулированы в дневниковых тетрадях, не предназначавшихся для печати. Известную сложность представляет не только принципиально фрагментарная манера изложения (присущая, впрочем, многим романтикам), но и двойственность, противоречивость мысли Новалиса, «текучесть», «нечеткость» понятий и терминов. При всем этом его теорию мифотворчества отличает внутренняя логика, позволяющая выстроить стройную и относительно четкую «схему» взаимодействия художника и мира. В данной работе предпринята
попытка подобной систематизации.
Концепция мифа у Новалиса тесно связана с его философской программой
«магического идеализма», которая возникает под влиянием идеализма Фихте. В
основе фихтеанской картины мира лежит изначальный духовный принцип (Я),
обладающий предельной свободой и активностью бытия и создающий путем самоограничения объективный мир (не-Я). Идеалистическому мировоззрению романтика мысль о подобном расширении возможностей духа была необыкновенно
близка. Однако в ряде существеных моментов Новалиса отличает критическая
рецепция Фихте. Если последний понимает под Я чистое сознание, отвлеченный
философский принцип, абстракцию, то у Новалиса речь идет о субъективном Я
131
отдельной личности, которая приобретает, таким образом, бесконечную, магическую, в терминологии Новалиса, силу, способную воздействовать на мир и преобразовывать его силой своего духа. Так возникает романтический тезис: личность
творит мир. Однако у Новалиса речь идет не о личности вообще (любом Я), а
прежде всего о поэтической личности, художнике. Поэт обретает черты мага.
Понятие магии является ключевым в философии Новалиса (напомним, что
свою философскую систему он называет «магическим идеализмом»). «Магия есть
искусство произвольно использовать чувственный мир», — пишет Новалис.
«Действо, посредством которого мы изменяем мир вокруг нас в соответствии с
нашим удобством и настроением (имеется в виду исключительно духовное воздействие. — Е.П.), является своего рода волшебством» [1]. Определению магии
Новалис придает некоторую философскую отвлеченность, и она органично вписывается в систему идеализма, с ее главным тезисом о том, что Я полагает не-Я.
Духовная реальность художника творит, меняет материальный мир. Сущность и
принципы этого магического действа связываются с концепцией познания и художественного творчества, объединенных идеей мифотворчества.
К теме познания Новалис обращается не только в философских отрывках, но и
в незаконченных романах «Генрих фон Офтердинген» и «Ученики в Саисе». Романтика прежде всего интересует вопрос о возможности познания трансцендентного. Отвечая на него, он возражает Канту, который отводил постижение «безусловного» разуму практическому, т. е. сфере, связанной с верой и моралью. По
мысли Новалиса, «безусловное» можно познать теоретически, и инструмент этого
познания — поэтическое творчество, совершающееся в рамках «магического созерцания».
Поэзия объявляется высшей формой познания мира. Ни рациональное знание,
разрывающее связь отдельного и общего, ни чисто интуитивное знание, тоже
страдающее односторонностью, не может дать подлинной картины мироздания.
Только «магическое созерцание» может избежать ошибок в познании и дать верное, истинное знание об универсуме. Это положение прекрасно иллюстрирует
знаменитый афоризм Новалиса: «Поэт постигает природу лучше, нежели разум
ученого» [2]. Поэтическое познание здесь противопоставляется рациональному не
в качестве интуитивного, иррационального пути, а в качестве универсального,
синтетического.
Магическое созерцание, в свою очередь, основывается на мистическом чувстве «бесконечного», присутствующего в мире. Духовное (божественное, идеальное, абсолютное) начало воплощается в физическом (конкретном, предметном)
мире. Мистическое мироощущение характеризуется способностью различать в
повседневном проступающие черты трансцендентного. Носителем мистического
мироощущения объявляется поэт. Новалис говорит о поэте-жреце, поэте посвященном: «Поэт и жрец были в начале одно, и лишь последующие времена разделили их. Однако истинный поэт всегда оставался жрецом, так же, как истинный
жрец — поэтом» (94). Чувство мистического теснейшим образом связано с символическим (мифологическим) видением мира. Оно формирует тот особый взгляд
на природу, когда за внешней неподвижностью чувствуется таинственная жизнь,
и всюду встречаются таинственные знаки божественного, «странные начертания,
принадлежащие... к неисчислимым загадочным письменам, приметным повсюду:
...на крыльях, на яичной скорлупе, в тучках, снежинках, кристаллах, камнях различной формы, на замерзших водах, в недрах и на поверхности гор, в растительном и животном царстве, в человеке, в небесных огнях... и в необычайных стече132
ниях обстоятельств» [3]. Новалис говорит об иероглифическом видении и подразумевает под иероглифом предметы и явления конечного мира, несущие в себе
идею бесконечного. Понимание языка природы, умение прочитать иероглиф даны
лишь подлинному поэту, в этом заключается его магическая сила. Когда-то эта
способность «оживить мир» была присуща человеку, в современности она утрачена. «Теперь мы не видим ничего, кроме мертвого повторения, которое мы не
понимаем» [4]. Люди лишились ощущения универсума, всеобщей взаимосвязи и
взаимодействия, они не видят мир как единое целое, потому что утратили ощущение присутствия в мире божества, знаменующего связь человека и универсума.
Обнаружить эту связь Новалис предлагает с помощью «магического созерцания»,
в процессе которого в сознании возникают смутные образы целого, отдельное и
условное возвышается до абсолютного (безусловного). Заметим, что «чувство
неясного целого», о котором говорит Новалис применительно к универсальному
способу познания (т.е. поэтическому творчеству), было когда-то свойственно мифологическому сознанию. Впоследствии, с появлением других форм мировоззрения, целостный, чувственно-поэтический взгляд на природу был утрачен. Вернуть
его призван поэтический гений. Таким образом, Новалис непосредственно подходит к мысли об утверждении принципов мифотворчества в современной ему поэзии.
Поэтическое творчество, о котором идет речь, предполагает определенную
манеру, определенное восприятие и моделирование мира, для обозначения которого вводится понятие «романтизация». «Мир должен быть романтизирован, —
пишет Новалис. — Благодаря этому он приобретет свой изначальный смысл. Романтизация означает не что иное, как качественное потенцирование... Эта операция еще совсем не познана. В ней обыденному я придаю высокий смысл, повседневное и прозаическое облекаю в таинственную оболочку, известному и понятному придаю занимательность неясного. Это и есть романтизация». Таким образом, романтизация у Новалиса оказывается своеобразным «способом» поэтического воплощения мистического чувства и отождествляется с «магическим созерцанием», а мистическое чувство становится, в свою очередь, синонимом поэтического (романтического) восприятия жизни. Носителем подлинного мистического
знания объявляется поэт, который, романтизируя действительность, постигает ее
трансцендентный смысл. Новалис определяет и форму, которая позволяет наиболее адекватно выразить поэтически постигнутую трансцедентальную тайну бытия, — это сказка, миф, которые становятся каноном поэзии. Новалис не разделяет сказку и миф, они являются для него единым и единственно возможным изображением универсума. Сущность данного поэтического метода предельно четко
определяется в одном из фрагментов Новалиса: «Абсолютизация, придание универсального смысла, классификация индивидуального момента, индивидуальной
ситуации и т.д. составляет существо всякого претворения в романтизм» (95).
Одновременно с Новалисом к осмыслению мифа с позиций романтизма обращается Фридрих Шлегель. В мифологии Ф. Шлегеля привлекает прежде всего ее
синкретизм: невыделенность, а точнее слиянность в ней философии, религии, искусства. Высшие образцы поэзии, по его мнению, достигают этого единства, сущность поэтического творчества заключена в мифологии. Идея синтеза, всеобщности — одна из любимых у Ф. Шлегеля. Он не только требует от поэта универсальности, т.е. всеобщности изображения, но и выдвигает идею совместного, коллективного творчества. Желание возродить в современном искусстве «симпозий»,
единое творческое бытие, которое было свойственно древности, привело Ф. Шле133
геля к идее новой мифологии, которая должна была объединить поэтов в общем
хоре.
Новая мифология, призванная оживить искусство, по его мнению, будет отличаться от мифологии древнего человека, возникшей на основе образного, чувственного восприятия мира первобытным сознанием. Новая мифология возникнет
из глубин человеческого духа, ее источником будет мистическое переживание —
ощущение божественности мира, его бесконечности и полноты. Ф. Шлегель говорит о необходимости религиозного, мистического восприятия мира, который «наполняет чувство жизни идеей бесконечного». Религиозное чувство должно стать
основой современной поэзии. «Без религии, — пишет Ф. Шлегель, — мы будем
иметь лишь роман или игру, которую теперь называют прекрасным искусством»
(60).
Идея мистической функции поэта также не чужда Ф. Шлегелю. Вслед за Новалисом он говорит об особом предназначении художника, о его избранничестве:
«Чем являются люди по отношению к другим созданиям земли, тем художники по
отношению к людям» (60). Такое особое положение художника опять объясняется
присущей его духу возможностью увидеть таинственный смысл окружающего.
Поэт, по словам Ф. Шлегеля, «умеет считавшееся самым обыкновенным и повседневным представить совершенно новым и преображенным в поэтическом свете,
вкладывая в него высшее значение и угадывая в нем глубочайший смысл» (67).
Нетрудно заметить, что особое видение мира, о котором идет речь, идентично
«романтизации» Новалиса. Поэзию, способную передать присутствие бесконечного в конечном, Ф. Шлегель называет трансцедентальной и в качестве образцов
подобной поэзии указывает Данте и Шекспира, произведения которых отличает
универсализм. Этому качеству должна отвечать и новая романтическая поэзия.
Чтобы изображать мир во всей его бесконечности, ей должна быть свойственна
бесконечная содержательность. Это как раз то, что понимается под универсализмом романтической поэзии.
Таким образом, позиции Ф. Шлегеля и Новалиса по проблеме мифотворчества
обнаруживают удивительную близость. Это, конечно, не случайно, так как в атмосфере иенского романтического кружка с его принципами сотворчества, регулярной практикой дружеских бесед, диалогов на темы искусства подобное созвучие и перекличка идей — дело обычное. Общая «логика» мифотворчества, которой придерживались Ф. Шлегель и Новалис, единые принципы понимания и использования мифа позволяют сложить разрозненные высказывания в отчетливую
и ясную картину. И хотя романтики, как известно, избегали логических схем и
четко очерченного «контура», их концепцию мифа отличает последовательность и
стройность. Обобщая все вышесказанное, можно выделить следующие ступени
мифотворчества в том виде, в каком они представлялись Новалису и Ф. Шлегелю.
Художник (поэтический гений) испытывает мистическое чувство и выражает
его в поэтической форме, при этом он познает мир во всей его бесконечности.
Сам процесс творчества — это магическое воздействие на мир и одновременно
его постижение. Результат подобного поэтического вдохновения (= постижения
безусловного = магического действа) — это произведение-миф, произведениесказка.
134
Рассмотренный нами философский аспект осмысления мифотворчества, предложенный представителями иенской романтической школы, послужил той теоретической базой, на основе которой развивалось в дальнейшем их собственное художественное творчество.
ЛИТЕРАТУРА
1. Novalis. Schriften. Bd. 2. Stuttgart, 1965. S. 546.
2. Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980. С. 94. Далее
ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц.
3. Новалис. Гимны к ночи. М., 1996. С. 71.
4. Novalis. Schriften. Bd. 2. Stuttgart, 1965. S. 549.
135