ПОΛИТИЧЕСКОЕ В ЭСТЕТИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ: У.УИТМЕН
реклама
60 УДК 18:001.11 ББК 87.8. ПОЛИТИЧЕСКОЕ В ЭСТЕТИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ: У.УИТМЕН КАК ПРОВОЗВЕСТНИК СОВРЕМЕННОГО АМЕРИКАНСКОГО МАССОВОГО ИСКУССТВА Т.В. Шоломова В истории эстетики неоднократно высказывалась мысль о том, что расцвет искусства связан с политическим подъемом в государстве. На примере массового американского кино показано, каким образом осуществляется связь между политическим и эстетическим, как формируется господствующая система среднеклассовых ценностей, которая, в свою очередь, влияет на выбор и решение тем в искусстве. Terra Humana Ключевые слова: демократическое, литература, кино, культура, политическое, средний класс, эстетика Всегда существует большой соблазн напрямую связать политическую ситуацию в государстве с состоянием искусства. И.-И. Винкельман относил к числу факторов, повлиявших на развитие античного искусства, наряду с климатом, политическое устройство древних греков [2, c. 260, 262]. «Век Перикла» нередко представляется настолько очевидной высшей точкой политического развития и философскохудожественного процветания Афин, что требуются даже дополнительные разъяснения о том, что это далеко не так. Например, А.Ф. Лосев указывал на то, что подъем афинской культуры как раз меньше всего связан с демократией [6, c. 99–100]. Интересно, что по поводу Римской республики, расцвет государственных добродетелей которой не сопровождался расцветом искусств, вопрос о прямой связи политического и эстетического не ставился никогда. Культуру США в ее нынешнем виде со всеми присущими ей особенностями также нередко объясняют через политическую ситуацию, описывая ее формирование не как длительный, естественным путем протекающий процесс (определенный этап которого мы в данный момент наблюдаем), а как следствие волевых усилий основателей американского государства: решили создать культуру, «отвечающую потребностям масс, их вкусам в первую очередь в материальной, а не духовной жизни» [7, c. 4], – и создали. А потом распространили ее на весь мир. Голливудский кинематограф воспринимается как главное всепожирающее чудовище, вторгающееся в чужеродные культуры и разъедающее их изнутри, навязывая художественные предпочтения зрителям, которые, в свою очередь, умудряются навязать их своим национальным творцам1. Сейчас, при откровенной агрессивности выразительноизобразительных средств кинематографа, когда фильм «рекламирует сам себя», герои мускулисты и подчеркнуто немногословны (в первом «Терминаторе» у А. Шварценеггера было целых 17 реплик), а сюжеты примитивнее спецэффектов [8, c. 53] (хотя голливудская продукция отличается четко расставленными моральными ориентирами, что было замечено кинокритикой давно2), – при этом связь между «срединностью» и агрессивностью кажется настолько очевидной, что вся американская культура в целом, а не только кино, понимается как откровенно примитивная и подвергается за это осуждению. Трудно представить себе, что когда-то эти особенности описывались как внутренне присущие американской народной культуре, но еще недостаточно развитые (подавляемые чужеродной европейской культурой), и поэтому подлежащие выявлению и культивированию; именно в их развитии видели прогресс (эстетический и технический) и грядущий залог нарождающегося могущества США. Самым значительным из оптимистических проповедников был поэт У. Уитмен (1819–1892). Его взгляды на всемирно-историческую миссию американской культуры давно привлекали внимание специалистов3. Также интересно то, что трактат «Democratic Vistas» был опубликован в переводе К. Чуковского в голодном Петрограде в 1922 г. Будущее американской культуры Уитмен видел в еще большем демократизме (в середине XIX в. он казался Уитмену недостаточным; американская культура, с его точки зрения, все еще очень зависела от «салонной» европейской), а подлинный тому прогрессу и усовершенствованию 61 нации, которых я добиваюсь. В мой план входит и богатство, и добывание богатства, и обилие всевозможных продуктов, энергии, активности, изобретений, движений и т.д. На них, как на твердом грунте, я воздвигаю то здание, чертеж которого изображается мною на этих страницах» [9, c. 191–192]. То есть «явление планетарное, космическое» в действительности есть проявление жизненной силы мелких буржуа («мещан» в русском варианте), а не представителей какого-либо другого социального слоя. В Советской России некоторое время спустя всяческая «мелкобуржуазность» была подавлена (собственно, к моменту публикации Чуковского В. Маяковский уже успел написать хрестоматийное «О дряни»). Но в американской культуре ХХ в., особенно в ее экспортном варианте, мелкобуржуазность действительно оказалась способна покорить мир как минимум своей неистребимой жизнеспособностью. Таким образом, Уитмен оказался прав, и «Democratic Vistas» – редкий пример того случая, когда пророчество сбылось. Он сам, правда, связывал свои упования с литературой, которая и должна будет «выражать демократию и современность» [9, c. 172], а создадут эту всепокоряющую литературу люди, отличающиеся хорошим цветом лица, могучими мышцами, зычным голосом (который слышать мы будем редко, ибо немногословие будет их чертой), они будут храбры, проницательны, бодры, в хороших костюмах и с умом, развитым безо всяких «непомерных излишеств» [9, c. 205–206]. Как мы теперь знаем, наиболее удобным для трансляции подобных эстетических идеалов оказалась все-таки не литература, а кино, лучше других видов искусства способное, по мнению З. Кракауэра, отразить интересы мелкой буржуазии [5, c. 18]. Кроме того, вопреки устоявшемуся историкокультурному стереотипу, проявляющуюся «мелкобуржуазность» не следует сходу оценивать как нечто резко отрицательное; на нее следует смотреть как на глубинное основание некой системы ценностей, отличающейся от привычной нам, порождающей определенные художественные формы и идеи, по-своему объясняющие мир и предписывающие, как ориентироваться в нем. Раз уж разговор начался с древних греков, то, при желании, эстетическое выражение нравственных и политических убеждений современных американцев Общество демократизм состоял в здоровых проявлениях народного духа: «…хотя Штатам и нужны ученые <…> Штатам нужны… и хорошие фермеры, и моряки, и механики, и клерки, и просто обыватели, и деловые люди, и общественные деятели, – хорошие отцы и хорошие матери. Побольше бы… этих людей – дородных, здоровых, благородных, любящих родину, и пусть… их смех громыхает, как выстрел!» [9, c. 164]. Уитмен не стыдился мелкобуржуазности, в том числе и своей собственной, а ставил ее во главу угла, верил в то, что именно из этой системы ценностей взрастет культура – будущая покорительница мира. И в этой убежденности он стоит совершенно особняком в мировой культуре. Потому что задолго до того, как Уитмен опубликовал свой трактат, весь остальной мир успел разочароваться в буржуазных и особенно – в мелкобуржуазных ценностях, а мелкий буржуа со всеми своими особенностями и вовсе превратился в существо, гонимое со всех сторон: недовольство им выражали как К. Маркс, так и К. Леонтьев. Невольно возникает вопрос – насколько правильно Чуковский понимал Уитмена или как именно Чуковский в 1922 г. представлял себе перспективы Советской власти? В предисловии он восторженно пишет, что Уитмен «…первый ощутил демократию как явление планетарное, космическое, выходящее далеко за пределы политических и социальных программ современного пролетарского класса» [9, c. 16]. Возможно, Уитмен казался ему поэтом, в идейном смысле близким большевизму выражением интересов победившего рабочего класса. Но Уитмен писал нечто иное – что демократии «…нужны люди с определенной работой, зажиточные, владеющие домами и землей, имеющие деньги в банке, не чуждые литературных потребностей; таких людей она должна иметь, и она спешит их создать» [9, c. 191], и пояснял в сноске: «…я с радостью вношу в этот проект будущей образцовой демократии черты практичности, деловитости, инициативы, тяготения к деньгам и даже материализма. Нельзя отрицать, что наши фермы, склады, конторы, уголь, бакалея, сукно, инженерное дело, счетоводство, всевозможные ремесла, заработки, рынки и т.д. требуют, чтобы им отдались всей душой, так беззаветно, как будто они высшая и вечная реальность. Я отчетливо вижу, что чрезвычайная деловая энергия и почти безумная жажда денег, отличающая Соединенные Штаты, способствуют Terra Humana 62 можно, пожалуй, сопоставить с художес- твенными пристрастиями древнегреческих «людей золотой середины», ценимых этикой, но традиционно презираемых эстетикой. «Люди золотой середины» трагедии предпочли новую аттическую комедию с бытовым сюжетом и счастливым концом. Современное кино (возможно, вопреки Кракауэру) оказывается способно выявлять не только порочные черты мелкой буржуазии, но и отражать ее оптимистичный взгляд на мир, а также глубинные основания этого взгляда. Уитмену, «певцу посредственности», именно ординарность казалась той самой особенностью, которая отличает американскую культуру от европейской. Поэтому главным американским героем ему виделся генерал и президент У. Грант (1822–1885), который довел до победного конца гражданскую войну и дважды был избран президентом. При всем этом Грант был настолько негероичен, что пришлось его подвергнуть дополнительной эстетизации и героизации: официальная фотография президента и генерала Гранта вошла в историю фальсификации фотографий, потому что была собрана из трех [10]. В очерке «Молчаливый генерал. 28 сентября 1879 года» Уитмен характеризует его следующим образом: «…он человек некультурный, не понимает искусств, несведущ в науках, никаких особых талантов у него не имеется, он решительно ничем не замечателен. <…> И, однако, жизнь этого человека показывает, как по воле случая, по капризу судьбы, заурядный западный фермер, простой механик и лодочник, может внезапно занять невероятно высокий, страшно ответственный пост, возбуждающий общую зависть, – возложить на себя такое тяжкое бремя власти… и с честью вести страну (и себя самого) много лет… а потом, отработав свой срок и уйдя на покой, безмятежно (с сигарой во рту) сделать променад по всему свету <…> За это его и любят. Я тоже люблю его за это. <…> Как обрадовались бы ему древние греки. Простой, обыкновенный человек! – никакой поэзии, никакого искусства! – Только здравый практический смысл, готовность и способность работать, выполнить ту задачу, которая встала перед ним. Заурядный торговец, делатель денег, кожевник, фермер из Иллинойса – генерал республики в эпоху ее страшной борьбы за свое бытие…, во время мира – президент (этот мир был тяжелее войны!) – и ничего героического! И все-таки величай- ший герой. Кажется, что боги и судьбы сосредоточились в нем» [9, c. 160–161]. Подобное понимание системы ценностей американского народа нашло выражение, например, в фильме Р. Эммериха «Патриот» (2000 г.), главный герой которого как раз фермер. Он всю жизнь возделывал землю, ни во что не хотел ввязываться, потом потерял сына и пошел воевать за независимость, повоевал; война закончилась – вернулся к возделыванию земли, хотя успел попутно создать государство, в котором и ему принадлежит доля власти – такое понимание сущности демократии действительно соотносится с древнегреческим. Но в американской культуре присут­ ствует еще один ориентир – скорее, аристократический. Это древнеримский патриций Луций Квинкций Цинциннат (ок. 519–439 гг. до н.э.), которому в 458 (когда войска эквов дошли до стен Рима) и в 439 (во время волнения плебеев) гг. до н.э. были вручены диктаторские полномочия. Он с себя эти полномочия добровольно всякий раз снимал, выполнив долг перед родиной. Помимо названных в его честь городов в штатах Огайо и Нью-Йорк, сразу же по завершении войны за независимость было основано The Society of the Cincinnati («Общество Цинциннатов»), в котором состояли американские президенты, начиная с Дж. Вашингтона, а также офицеры, отличившиеся в войне за независимость и их потомки (членство в обществе переходит по наследству к старшему сыну) [11]. Можно, разумеется, спорить о том, какую роль в политике играет тот или иной образец, но в массовом искусстве присутствие демократической идеи в обеих вариантах (гражданской «многофункциональности» простого народа и аристократической готовности с легкостью уступить государственную власть) прослеживается очень хорошо, и особенно заметна идея возможности отказаться от большой власти ради частной жизни (и, однако, быть готовым в нужный момент вернуться). То есть, если сформулировать вопрос таким образом: «есть ли жизнь после власти?», то наш ответ будет «нет!», а американский – «да!». Наше национальное политическое сознание придерживается сказочной ценностной иерархии: Иван-дурак становится царем, женится на красавице; лягушка становится царевной, они живут-поживают, добра наживают. Особенность этой ценностной иерархии (где быть царем лучше, чем дураком, богатым быть лучше, чем бедным и красавцем быть лучше, чем тем, что поставил с ног на голову тради- 63 ционную сказочную иерархию ценностей. Это было послание всему человечеству: в один миг мы должны были забыть идеалы «Амура и Психеи», «Красавицы и Чудовища» и «Аленького цветочка». Впервые изумленной публике продемонстрировали, что если чудовище не может стать красавцем, то красавица должна превратиться в чудовище (ровно в тот день, когда были завершена работа над «Шреком», режиссер С. Бодров-старший совершенно независимо начал съемки фильма «Медвежий поцелуй». Мысль, что человеческий облик не является больше главной ценностью, носилась в воздухе). Во второй серии (2004) Шрек подтвердил свой отказ от антропоморфности, в третьей (2007) продемонстрировал американскую национальную готовность легко отказаться от власти, когда дела в государстве улажены, и твердую приверженность идеалам частной жизни; в последней серии (2010) он демонстрировал готовность до последней капли крови сражаться все за те же идеалы частной жизни и семейного счастья, и после одержанной победы опять вернулся к жене и детям – и стали они жить-поживать, добра наживать... В заключение хотелось бы сказать следующее: современное американское массовое искусство ничего, кроме среднего класса, не знает, и ничего, кроме традиционных буржуазных ценностей, не транслирует. По-настоящему, даже знаменитый писатель Стивен Кинг – не «король ужаса», а певец низшего слоя среднего класса, потому что его героями являются как раз рядовые американцы: именно они вынуждены каждый раз вступать в борьбу со злом в любом обличье. В этом смысле показательна экранизация романа Кинга «The Mist» (в русском переводе «Туман», 2007): для «простого человека» (или обывателя) не может иметь никакой ценности победа над вселенским злом, если уничтожена его собственная семья (правда, инициатором ужасного финала выступил не сам Кинг, а автор сценария и режиссер Ф. Дарабонт). Таким образом, искусство действительно связано с политическим устройством общества, но связь эта оказывается более сложной, чем совпадение периодов политического и эстетического подъема и упадка. Когда-то Уитмен не просто предсказывал приход в мировую культуру победоносной американской «посредственности», а делал это буквально «с восторгом упованья». Его чаяния осущест­ Общество уродом) в том, что она знает только движение вверх. По достижении высшей точки сказка заканчивается – за вершиной ничего нет; точно также после достижения высшей власти больше ничего быть не может (Борис Годунов у Пушкина произносит монолог: «Достиг я высшей власти…» – и он действительно не знает, что теперь делать!). От власти невозможно отказаться, потому что отказ равносилен смерти. (Соблазнительно, конечно, сопоставить это с реальными фактами отечественной истории: монархия, в карикатурном виде воспроизведенная в несменяемости советских вождей, которые оставались у власти до самой смерти. Свергнутый Н. Хрущев как будто переместился в царство мертвых – о его жизни и деятельности ничего не было известно; некролог в газете «Правда» был напечатан крошечными буквами. Только начиная с М. Горбачева и Б. Ельцина, появилась «послевластная» жизнь политического деятеля). И американская система ценностей, когда подъем на самую вершину есть цель, но вершина не является конечной точкой жизненного пути. Всегда можно спуститься в долину, где продолжается обычная человеческая жизнь, и всегда можно вернуться к этой жизни. (Хотя она действительно самая обыкновенная, та, которую по-русски назовут даже и «обывательской» – с «простыми», что называется, ценностями – семья, друзья, дом, достаток). Очень заметно, как именно такую систему ценностей насаждает современное американское кино, особенно через «предназначенные для семейного просмотра» фильмы и мультфильмы. «В поисках Немо» (2003) – семейство рыб-попугаев возвращается на родной атолл, а не поднимает восстание с целью освободить всех аквариумных рыб; «Мадагаскар» (2005) – победила дружба; «Вольт» (2008) – совершив подвиг, герои удаляются в свой маленький домик, где тихо живут и демонстрируют привязанность друг к другу; «Вверх» (2009) – герои обретают друзей; «Сказка на ночь» (2008) – главный герой женится на простой девушке и открывает маленький частный отель, а второстепенный герой получает в жены блондинку-миллионершу, ее миллионное приданое и громадный отельный комплекс. Наконец, легендарный «Шрек» (2001), совершивший переворот в искусстве не тем, что был первым полнометражным компьютерным мультфильмом (и первым мультфильмом, получившим «Оскар»), а 64 вились, «посредственность» пришла – и за ее предсказанной могучестью и громо­ гласностью совершенно потерялось то положительное, что, с точки зрения Уитмена, эта «посредственность» могла поведать миру: приверженность демократическим идеалам в политике, ценностям семьи и дружбы в частной жизни, – причем одно напрямую связано с другим, и готовность служить идеалам демократии означает способность холить и лелеять свою совершенно обыкновенную частную жизнь. И сегодня, когда (раз уж речь шла о мультфильмах) Гомер Симпсон побеждает всех, как в художественной реальности, так и по итогам опросов [12], это не хорошо и не плохо, – это в очередной раз проявляет себя отличный от нашего взгляд на мир. Список литературы: 1. Америка для России – друг или враг // Известия. – 2005, № 32 (25.02.2005). – С. 9. 2. Винкельман И.-И. Об искусстве у греков (Из книги «История искусства древности») / Винкельман И.И. Избранные произведения и письма / Пер. А.А.Алявдиной / Репринт с изд. 1935 г. – М.: Ладомир, 1996. – С. 257–463. 3. Гилберт К.Э., Кун Г. История эстетики / Под общ. ред. В.П. Сальникова / Пер. с англ. В.В.Кузнецова и И.С.Тихомировой. – СПб.: Алетейя; Санкт-Петербургский университет МВД России; Академия права, экономики и безопасности жизнедеятельности; Фонд поддержки науки и образования в области правоохранительной деятельности «Университет», 2000. – 653 с. 4. Добротворский С. Кавказский призовой круг / Добротворский С. Кино на ощупь: Сб. статей 1990– 1997. – СПб., 2001. – С. 374–376. 5. Кракауэр З. Психологическая история немецкого кино. От Калигари до Гитлера / Пер. с англ. – М.: Искусство, 1977. – 320 с. 6. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика / Изд-е 2-е, испр., доп. – М.: Ладомир, 1994. – 544 с. 7. Массовая культура / К.З. Акопян, А.В. Захаров, С.Я. Каргалицкая и др. – М.: Альфа-М; ИНФРА-М, 2004. – 304 с. 8. Менанд Л. Проценты от сборов. Блокбастер: конец кинематографа // Сеанс. – 2006, № 23/24. Время проекта. – С.47–54. 9. Уитмен У. Листья травы. Проза / Пер. и предисл. К. Чуковского. – Пг.: Госиздат, 1922. – 260 с. 10.A Brief History of Photo Fakery (The New York Times) – Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www. nytimes.com/slideshow/2009/08/23/weekinreview/20090823_FAKE_SS_index.html (23. 08.2009). 11.Society of the Cincinnati. From Wikipedia, the free encyclopedia. – Интернет-ресурс. Режим доступа: http://en.wikipedia.org/wiki/Society_of_the_Cincinnati (last modified 26.06.2010). 12.T hompson P. Homer Simpson beats Harry Potter and Jennifer Aniston’s «Rachel» from Friends to became greatest screen character in 20 years. – Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www.dailymail.co.uk/ tvshowbiz/article-1282680/Homer-Simpson-beats-Harry-Potter-Jennifer-Anistons-Rachel-Friends-greatestscreen-character-20-years.html?ito=feeds-newsxml (30.05. 2010). Terra Humana 1 Вот типичное мнение отечественного зрителя (в данном случае – актрисы Т. Догилевой): «Я ненавижу американские фильмы… Америка пытается производить зомбирование зрителей при помощи культуры. В кинематографе идет процесс омерзительной мультипликации и компьютеризации… «Авиатор» и «Александр» – это не кино, а мультики-пультики, не обращение к эмоциям и душе, а мелькание кадров» [1, c. 9]. 2 «…Пресловутый Голливуд, над загадкой которого тщетно бьются отечественные режиссеры, это вовсе не клиповый монтаж, многокамерная съемка и необременительная для нравственности доля эротики. Голливуд – это, прежде всего, умение показать что такое хорошо и что такое плохо под таким углом зрения, что любой зритель должен либо согласиться, либо признать, что у него самого непорядок с моралью и элементарными критериями человечности» [4, c. 375]. 3 К. Гилберт и Г. Кун включили трактат «Democratic Vistas» в «Историю эстетики» на правах полноценных эстетических теорий [3, c. 446–448].
