Сергей Слонимский: «Новое музыкальное творчество только
реклама
Журнал «Музыкальная жизнь» №3, 2011 Интервью с композитором, профессором Санкт-Петербургской государственной консерватории Сергеем Слониским. Сергей Слонимский: «Новое музыкальное творчество только начинается…» Интервью: Егор Ковалевский «Триумфом ознаменовался недавний визит петербургского композитора Сергея Слонимского в Нью-Йорк. Слонимский приехал в США для участия в музыкальном марафоне Wall to Wall в нью-йоркском авангардном концертом зале Symphony Spase. Это был юбилейный, сороковой по счету марафон. <…> Оба сочинения Слонимского в Нью-Йорке были услышаны впервые, и публика встретила их с восторгом: аудитории пришлась по вкусу их свежесть и эмоциональность, а профессионалы оценили изощренное техническое мастерство петербургского гостя». Соломон Волков // Чайка № 11, 1-15.06.2010 - Сергей Михалович, ваша поездка в Америку в прошлом году была связана с каким-то одним определенным концертом или был целый комплекс мероприятий? – 15 мая прошлого 2010 года в Нью-Йорке прошел однодневный концерт-фестиваль, марафон музыки стран Восточной Европы последних пятидесяти-шестидесяти лет под названием «Стена к стене и за стеной». Там была представлена как музыка советского времени, то есть эпохи железного занавеса, так и музыка последних десятилетий. В частности исполнялись сочинения Д. Энеску, Д. Шостаковича, С. Прокофьева, В. Лютославского, Д. Лигети, К. Пендерецкого, Х. Гурецкого, А. Шнитке,С. Губайдулиной. Дело происходило на Бродвее в зале Симфони-спэйс, в самом центре Нью-Йорка на Манхэттене. Я на этом фестивале оказался единственным приглашенным композитором, причем именно из Петербурга. В этом однодневном фестивале также принимал участие оркестр Камерной филармонии Петербурга, выступивший уже в самом конце марафона. Оркестр исполнил сочинения С. Губайдулиной, В. Лютославского и мою Еврейскую рапсодию, которую играл очень сильный американский пианист Гилберт Калиш. Кроме этого в исполнении американских артистов прозвучала моя соната для скрипки и фортепиано. Судя по статье Соломона Волкова и по отзыву в «Нью-Йорк Таймс», который был очень благожелательным, выступление оркестра Камерной филармонии Петербурга и мои две вещи были приняты тепло. Я бы даже сказал, что публика приняла очень горячо, и это было приятно. Во время своей поездки в Америку (а я был там первый раз) убедился в нескольких вещах. Во-первых, – в заинтересованном и благожелательном отношении к русской музыке и к русским музыкантам большой массы американцев. Вместительный зал, где проходило мероприятие, был полностью заполнен. Причем многие из слушателей действительно, как пишет Волков, подходили и говорили очень хорошие слова. А во-вторых, я убедился, что Нью-Йорк, несмотря на свои огромные размеры, – это город, в котором нет толчеи, никто тебе не сует под нос рекламу, нет никакой давки, никакой духоты и веет прохладой. Я также посмотрел на программы Метрополитен-оперы и Нью-Йоркской филармонии, все выглядит очень солидно. В общем эта моя первая поездка в США оставила у меня впечатление, что американская культура – к нам дружественная. Кстати, организатор этого фестиваля, Лаура Камински, сама композитор, пишущая индивидуальную музыку в русле современной композиции без каких-то крайностей минимализма. Сегодня 1| минимализм уже не является направлением, которое должно подавлять все остальные. Это было в 70-е, 80-е годы, но прошло уже 30-40 лет, и пора, по-моему, и нам в России понимать, что агрессия минимализма и неопримитивизма в общем уже сходит на нет. – Какие еще интересные события произошли у Вас в прошлом году? В двух словах скажу, что конец прошедшего года был для меня очень плодотворным. Я участвовал в юбилейном Х съезде Союза композиторов, произносил речь на нем первым, поскольку я один из старейших членов союза (помню открытие российского Союза композиторов еще при Шостаковиче). На одном из проходящих во время пленума концертов белгородский оркестр прекрасно сыграл мою Двадцатую симфонию, в которой, кстати, первая часть является добродушной пародией на мини-музыку, она написана в сонатной форме на одну ноту «до». В Москве было еще два приятных для меня творческих события. Первое, – это великолепный концерт в Центральной музыкальной школе, где я учился в годы войны, когда мой отец жил в Москве, у В. Шебалина по композиции и у А. Артоболевской по роялю. У меня были самые отрадные впечатления от этой школы уже тогда, когда она ютилась в маленьком, захудалом здании. Сейчас благодаря Александру Николаевичу Якупову, которого я не могу не выделить как великолепного директора, получено новое замечательное здание, где уровень обучения стал еще более высоким, чем в старые времена. Ученики школы играли мои труднейшие камерные вещи, среди которых квинтет и скрипичная соната. Скрипичная соната учащимися старших классом ЦМШ была сыграна нисколько не хуже, чем американскими зрелыми артистами. То же самое можно сказать и об исполнении моего скрипичного концерта, который играли до этого только виртуозы. Одним словом – самое отрадное впечатление. А второе, – для меня настоящим праздником стала премьера моей 27 симфонии, посвященной памяти Николая Яковлевича Мясковского, одного из моих любимых с юности композиторов. Концерт провел великий русский дирижер Юрий Иванович Симонов, который отметил на днях семидесятилетие. Меня порадовало, что программа была смешанной. Кроме моей симфонии в концерте прозвучали Третий фортепианный концерт Рахманинова, который замечательно играл Борис Березовский, и увертюра К.Вебера к «Эврианте». Казалось бы, публика, пришедшая, безусловно, на классику и на модного пианиста, очень опасна для современной новинки. Но я считаю, что современная музыка уже должна выйти из резервации и выдерживать соседство с классикой, не боясь этого соседства. Я был очень рад приему моей новой симфонии, музыку очень сердечно слушали, и по окончании я был вызван 4 или 5 раз. Правда эта симфония имеет подзаголовок «Лирическая», она вся певучая, но ведь в современной музыке, мне кажется, должно быть и возрождение мелодии! В истории музыки был очень плодотворный и важный период авангарда, который колоссально развил средства хроматической тотальной организации звуков, совершенно новые приемы инструментовки, даже звукоизвлечения на каждом инструменте. Музыка приблизилась к физике и высшей математике, включая теорию больших чисел. Все эти возможности я проходил в течение сорока лет и не раз подвергался в секретариате Союза композиторов разносам за свои сочинения – такие как «Антифоны», «Диалоги». А сейчас, я думаю, пришло время античной широты, нового Ренессанса. Опять происходит приближение музыки к стихии гуманитарных наук, психологии, поэзии, литературе, и не надо этого чураться. Те, кто этого чураются на словах, на самом деле пишут музыку к спектаклям Любимова и на самом деле все время имеют дело с литературой. Поэтому, не поддаваясь демагогии и всякого рода пугающим разговорам о якобы конце творчества, нужно подумать о том, что новое музыкальное творчество только начинается. Благодаря авангарду расширилась сфера мелодического и гармонического языка. На новой основе возродились все возможные типы ладов, а не только традиционные мажорно-минорные. То же самое произошло в отношении ритма. Например – принцип квантовой ритмики. В квантовой механике реальное нахождение электронов непредсказуемо и может меняться в зависимости от контролирующего прибора, который воздействует на них. Так же воздействуют исполнители на ритмику, и мельчайшие ритмические доли могут быть записаны с учетом импровизационного исполнения. Это я говорю к тому, что появилось много новых возможностей и в мелодике, и в ритмике, которые можно использовать. Новая гармония может складываться с учетом микротонов. На секретариате, в споре с именитыми людьми, мне не раз пришлось пробивать идею, что четверть тона – это реально берущийся мелодический и гармонический интервал. На самом деле сегодня все лучшие не только солисты, но оркестранты уже могут исполнить эти интервалы. XX век очень многое дал музыке. Не надо уходить в реакцию на авангард и замыкаться на двух, трех нотах в мини-музыке. Это все уже было в 70-е годы: и бесконечные гаммы, и повторяющиеся трезвучия. Те, для кого это приметы индивидуальности пусть пишут, ради Бога. Но минимализм ни в коем случае не может и не должен быть общим правилом, губящим творчество. 2| Подчеркну, что я большой сторонник смешанных концертных программ. Мне кажется, что сейчас правилом должен быть отбор тех современных сочинений, которые даже по контрасту, но выдерживают соседство с классикой. Например, как в недавних концертах Петербургской филармонии: “Il canto sospeso” Луиджи Ноно (написанное, правда, в 1956 году), очень сложное сочинение, великолепно прозвучало рядом с Бетховеном, а песни А.Веберна рядом с Ф. Шубертом. Я был очень рад, что моя 21-я симфония, «Из Фауста Гете», с песней Маргариты на немецком языке, исполненной нашей выдающейся певицей Олесей Петровой, соседствовала рядом с кантатой Мендельсона «Вальпургиева ночь» и «Вальпургиевой ночью» из Фауста Гуно, в концерте из очень удачно придуманного Петербургской филармонией цикла «Концерты с сюжетом». К этому концерту на сюжет из Фауста было вступительное слово, которое читал известный литературовед Самуил Лурье. Было приятно, что многочисленная аудитория очень внимательно, отзывчиво и с полным пониманием слушала мою симфонию наряду с классикой. Такого рода смешанные программы в наших филармониях должны стать правилом. Тогда не будет неприятной конкуренции между композиторами за право исполняться в каком-нибудь концерте-резервации. Понятно, что должны существовать фестивали и смотры современной музыки, поскольку невозможно все произведения уложить в абонементные концерты. Но мне кажется, что все яркое и талантливое, что может как-то выдержать соседство, не проваливаясь, рядом с классикой – должно быть использовано в концертных филармонических программах. Как это было, кстати говоря, сразу после войны. Когда я был еще мальчишкой, я ходил на новинки Прокофьева, Шостаковича, которые обязательно соседствовали рядом с Чайковским, Бетховеном и прочими классиками. – Что Вы думаете о нынешнем состоянии Российских симфонических оркестров? – Я хочу отметить, что все-таки многие наши симфонические оркестры недооцениваются, и недофинансируются так, как они этого заслуживают. Например, оркестр Московской филармонии под управлением Юрия Симонова. Возвращаясь к декабрьскому концерту в Москве, скажу так же, как и в концерте, который проводил в Петербурге наш дирижер ЗКР Николай Алексеев, я был приятно удивлен и порадован тем, что львиная доля репетиций пала на новое, еще не разученное сочинение. Симонов провел шесть репетиций плюс еще групповые. Алекссев провел четыре репетиции с групповой. Успех сочинения решается на репетициях. Если оркестранты втягиваются и начинают любить музыку, которую они играют, то и публика за ними пойдет, я в этом абсолютно уверен. Кстати говоря, мне приятно, что если большинство моих недругов – это музыкальные критики (дай Бог им здоровья, они помогают мне преодолеть скуку и лень), то моими друзьями являются оркестранты и дирижеры многих оркестров. Помимо оркестра Московской филармонии, отмечу замечательный, равноценный с Заслуженным коллективом республики Академический симфонический оркестр Петербургской филармонии, которым руководит Александр Дмитриев, а вторым дирижером является талантливый Владимир Альтшулер, с которым я постоянно сотрудничаю. И я бы еще обязательно добавил Петербургскую капеллу – хор и оркестр во главе с Владиславом Чернушенко. Все вышеназванные коллективы давно заслуживают поддержки и финансирования на уровне лучших оркестров, и нежелательно, чтобы VIP персоны музыкального мира этому препятствовали, для того, чтобы потом переманивать лучших музыкантов из оркестра, который в два раза меньше финансируется. Я точно могу сказать, что если на Запад приезжает русский оркестр с русской программой, то успех, полный зал, внимание зарубежной аудитории и прессы обеспечены. Если же на Запад приезжают наши эстрадные звезды или рокмузыканты, то надо прямо сказать, что как правило они устраивают концерт для русских эмигрантов в русских ночных клубах. Поэтому все-таки неправильно, что наше телевидение и пресса, демонстрируют презрительное невнимание к классике, выражаясь, что это якобы «отстой». Отстой – это стандартная эстрада, это стандартная рок-музыка, стандартный джаз. Там тоже есть высокоталантливые люди. В 1973 году я написал концерт для трех электрогитар и рок-группы с 3| симфоническим оркестром, когда это было совсем не модно, и с большим трудом добился приглашения замечательного джазового музыканта, моего друга Давида Голощекина в консерваторию, а затем в Большой зал филармонии, где это произведение исполнялось под управлением великого русского дирижера Геннадия Рождественского. Так что я совсем не против популярных жанров. В том же 1973-м году мой ученик писал дипломную работу о ''Beatles”, когда это вообще было запрещено. Но, к сожалению, так же, как в советское время Шостаковичу и Прокофьеву ставили в пример Захарова и массовую песню, так и сейчас серьезным композиторам весьма часто ставят в пример киномузыку,эстраду, рок-музыку и авторскую песню, не такую талантливую, как, скажем, у Высоцкого, с которым мне довелось сотрудничать, или у моего друга Александра Городницкого, а стандартную. Это все, конечно, большие перекосы наши в информационной сфере, причем они далеко не безобидны. Подростки, у которых в ушах постоянно плейеры с тяжелым роком – небезопасны, мягко выражаясь, в вечернее время. Те же, кто любят Глинку, Стравинского, Луиджи Ноно, Губайдулину и Пендерецкого, никогда не будут ни террористами, ни хулиганами, ни бездельниками, ни лохотронщиками, а будут всегда уважать чужой труд, чужую личность и любить свою страну.Это элементарно, но этого не понимают наши власть имущие люди. – А может это сознательно делается? – А может это и сознательно. Может быть это какое-то странное представление, что нужно отвлечь людей от их трудной жизни не серьезной музыкой, которая всегда правдиво выражает современную жизнь людей (все мои симфонии этому посвящены), а развлекательными передачами, коммерческой рок-музыкой, различными «фабриками звезд». Эти звезды никакой опасности для покоя власть имущих не представляют. Они миллионщики, – они только развлекают и хохмят. И это очень вредно влияет на податливых подростков. Об этом замечательно написал бард Тимур Шаов в своей песенке, которая, кстати, начинается любопытными словами: «Не нужны были стране советской ни Слонимский, ни Пендерецкий. Не нужны теперь стране Российской ни Пендерецкий, ни Слонимский. Дети тухлую попсятину жуют, на классическую музыку плюют». И затем там объясняется: «дайте Грига, Бога ради, дайте, дайте нам Скарлатти»,- просит нормальный человек, а ему отвечают злые дяди что «Скарлатти не в формате, что у Грига низкий рейтинг, что он нуден, право слово. А послушайте-ка, дети, композитора Крутого». Это очень серьезная проблема воспитания серьезных молодых людей, которые бы без громких слов трудились во славу России и не позорили ее. Чтобы не было за границей такого реноме, что если приехали русские, значит опять будет шум, гам, бордели, расшвыривание денег бездельниками, которые их жульнически заработали. К сожалению, именно молодые бизнесмены такого рода рейтинг во многом создают. Поэтому работа наших консерваторий, наших музыкальных школ действительно важна. Русские педагоги действительно считаются лучшими в мире. Мне вот сейчас немецкое издательство Verlag Neue Musik заказало пьесы для детей и предупредило, что европейские музыкальные школы отстают от российских на несколько классов, уровень нашего третьего класса, там – уровень седьмого класса. Русские педагоги преподают в лучших музыкальных школах Америки, а у нас их труд совсем не ценится. Наши музыкальные школы Фурсенко собирается перевести чуть ли не в необязательный раздел преподавания. На самом деле музыкальные школы должны сотрудничать с общеобразовательными школами того же района, устраивать каждый месяц концерты-встречи с увлекательными беседами. Дети могут что-то понять, только когда сами музицируют или слушают живую музыку, а не по лекциям и пластинкам. Система замечательного музыканта, моего старшего друга, которого я очень почитаю, предшественника по академии образования, в которой я теперь состою от музыки, Дмитрия Борисовича Кабалевского была верна, но нуждается в реформе. Важно, чтобы был урок пения, а не просто музыки. Дети должны петь, а музыка должна приходить из соседней, иногда в том же здании находящейся, музыкальной школы. Нужно проводить концерты сверстников, каждый месяц показывать по телевидению юных музыкантов, ученых, поэтов, художников, театралов. Чтобы это было престижно. А сейчас престижно быть фанатом футбольной команды. Музыка – это 4| далеко не такое бесполезное дело для воспитания граждан страны, как привыкли считать сейчас чиновники среднего разряда. В Китае это понимали еще в древности, и, кстати, в Российской империи это тоже понимали. – Расскажите немного о Вашей педагогической работе. – В работе с молодыми композиторами я противник стандартов как системы, потому что в искусстве, особенно в творчестве, главное – это индивидуальность. Да, нужно проходить все музыкальные формы и стили, соответствующие группе дисциплин. Считаю, что в курсе музыкального анализа, где изучаются разные музыкальные формы, нужно требовать от студентов писать музыку в этих формах, если это композиторы или музыковеды. Об этом писал еще Танеев в своих дневниках, которые являются моей настольной книгой. Основой преподавания должна быть индивидуальность ученика – это принцип русской, в частности петербургской, педагогики, начиная с Балакирева. Не надо бояться воспитывать на современной музыке. Наш очень крупный композитор и педагог Владимир Владимирович Щербачев в свое время в этом направлении провел реформу в консерватории: с первого курса дается свободное сочинение, начинается с инструментальной арии, студент учится свободному современному развитию мелодической линии. На этом настаивал и представитель школы Н. Мясковского Виссарион Яковлевич Шебалин, мой педагог по Москве, которого я очень люблю, и Орест Евлахов, ученик Шостаковича, у которого я также занимался. Я практически прошел все эти три школы композиции, и мне кажется, что в этих замечательных школах индивидуальность ученика очень бережно развивалась. Учитель помогал найти свое и развить это свое. То же относится и к Михаилу Фабиановичу Гнесину, замечательному педагогу, чье наследие я тоже изучаю. С другой стороны важна общая культура развития. Сейчас на каждом уроке я вместе с моей талантливой аспиранткой Настасьей Хрущевой играю квартеты Бетховена, мы проходим все поочередно. До этого мы прошли все оперные стили, начиная от Клаудио Монтеверди и кончая Альбаном Бергом. Проходили все симфонии и сонаты Бетховена, а далее эволюцию этих жанров. Все это приходится делать в классе композиции. К сожалению, наши петербугские музыковеды сейчас маловато садятся за инструмент на уроке и больше включают магнитофон или CD. Анализировать же произведение можно только за инструментом, даже если это история музыки. В консерватории я сейчас веду полемику в двух направлениях. Первое, – настаиваю на том, чтобы перевести на кафедру композиции молодых музыкантов, представителей трех разных школ, трех разных педагогов – ученицу недавно скончавшегося Бориса Ивановича Тищенко, Светлану Нестерову, моего ученика Антона Танонова (мне через год 80, пора уже смену вырастить), и ученика Александра Мнацаканяна, Николая Мажару, талантливого композитора и педагога. Второе, – я категорически возражаю против преследования авангардистски настроенных студентов. Преследование выражается в запугивании, в том, что угрожают не поставить зачет, советуют уехать на Запад или в Москву к Тарнопольскому. На мой взгляд, это совершенно неприемлимо, потому что это уже было в начале 50-х годов, и тогда наша консерватория отставала от московской. Потом благодаря таким педагогам, как Б. Арапов, В. Салманов, Ю. Балакшин, в 60-е годы положение настолько выровнялось, что даже некоторые композиторы, например, Г.Банщиков, А. Кнайфель переехали из Московской консерватории учиться в нашу. Сейчас снова есть опасность отставания от Московской консерватории, от ее «Студии новой музыки» в плане официального разрешения самой новой музыки в курсе композиции. У нас есть педагоги, которые разрешают только своим ученикам все, что угодно, а чужих учеников преследуют за это же самое. Я категорически с ними полемизирую. Пока что не без успеха. – Сейчас идут споры по поводу перехода на новую систему высшего образования. Что Вы думаете по этому поводу? – Ну я думаю, что, во-первых, – надо советоваться с людьми, которые сами немало сделали в области педагогики, в частности музыкальной, а не так, чтобы это решали чиновники, которые сами не умеют преподавать и судят о педагогическом процессе по журналам и отчетам, составляемых деканами или заведующими кафедрами, не всегда самыми талантливыми людьми в ВУЗе. А во-вторых, – не надо внешне, понаслышке перенимать то, что происходит в зарубежных консерваториях. Вот та же Лора Камински, она преподает в Нью-Йоркском университете, и никак нельзя сказать, что у них там ограничивается работа над выработкой творческой индивидуальности. У меня самого есть ученики из Америки и из Ирана. Например,Тимоти Дан, мой ученик, живущий в Нью-Йорке, здесь у нас научился оркестровать, здесь исполнялся его фортепианный концерт, из Нью-Йорка приезжал на премьеру его отец. И есть у меня иранец, воспитанный на совсем другой культуре. Если Тимоти Дан силен в области авангарда, мы двигаемся и осваиваем все, что возможно из классики, то с Хоссеини очень серьезно занимаемся его фольклором. Но этот яркий композитор также приобщился здесь и к классике, и к авангарду, и для этого надо, 5| чтобы было время. Ограничивать количество лет обучения, мне кажется, выгодно чиновникам, которые хотят эти деньги скопить на неизвестно что, а потом сами ездят на Канарские острова. Поэтому я им не верю. Я считаю, что русская музыкальная педагогика, как уже говорил, – одна из самых прогрессивных в мире. Она сама заслуживает того, чтобы ее изучали, а не перенимали какие-то нововведения из американских университетов. На Западе свои нравы, свои условия. Думаю, что в области музыкального образования надо внимательно изучать наш собственный опыт. Опыт Балакирева, Щербачева, Шостаковича, Римского-Корсакова, они прекрасно обучали, и воспитали немало талантливых учеников. Скажем, из моих учеников я выделяю Владимира Кобекина, очень талантливого композитора из Урала. За пять лет он прошел все авангардные школы, а потом обратился сам по собственной воле к монодии, к новой мелодике, и, конечно за три года этого было бы не сделать. Думаю, что пять лет обучения это нужно. А как это будет называться: бакалавры, магистры или там мейстерзингеры – это мне совершенно все равно. – Как Вы относитесь к готовящейся реформе образования в старших классах? – Я с грустью увидел этот список, где на первом месте что-то вроде гражданской обороны, а на втором месте физкультура. Но кроме мускулов надо и мозг воспитывать. Третью строчку занимает предмет «Россия в мире», с намеком, что Россия – родина слонов. И четвертым там только является какой-то один специальный предмет, я уже не помню какой. Мне кажется – это очень опасная вещь, так же как и ЕГЭ, который является большим поводом для различного рода жульничества, подкупа и шпаргалок. Устный ответ – его заранее не подскажешь. Я думаю литература – это одна из самых сильных сторон русского воспитания и обучения, даже в советское время. Это совершенно необходимый предмет, тем более, что в связи с распространением интернета и компьютеров слишком мало ребята читают. Надо, что-бы они читали книги. Без этого человека не вырастишь. Думаю, конечно, что должны быть и рисование, и музыка как обязательный предмет. Все нужно проходить последовательно, как это было установлено, не ломать систему и не облегчать жизнь ленивым и агрессивно настроенным прагматикам, которые хотят уже смолоду как можно меньше учиться, но зато прекрасно знать, кто с кем в каких отношениях, и кто там влиятельней. Мне очень не нравится фигура министра образования Фурсенко. Мне кажется, что это такой человек, которого можно условно назвать личностью антикультурной направленности. Печально, что такой человек пользуется престижем уже при третьем или втором режиме, при этом министр культуры все время сменяется. Тот же Александр Соколов. Прекрасный был министр культуры, почему он теперь снят? Я не знаю. Возможно за то, что он говорил о культуре. А те, кто предлагают сокращать реальное образование и вводить стандарты, те, значит, пользуются почтением. Мне кажется, что стандарты – это очень опасное слово само по себе вообще. Стандарты – это путь к мнимому коммунизму. Жизнедеятельность людей регулируется стандартами, – это все описано в романе «Мы» Е. Замятина еще в 1920-м году, и не надо наступать на старые грабли. Под видом стандартизации, уравниловки всех людей, самые хищные, самые циничные, невежественные и агрессивные захватывают власть. Об этом бы следовало написать роман, и меня очень огорчает, что мои друзья, современные писатели, совершенно перестали писать о нынешней жизни общества. Я не могу назвать ни одно произведение, которое было бы как «Не хлебом единым» Дудинцева в свое время, или как произведения Булгакова, Платонова, Зощенко, раскрывало бы язвы современной жизни. Как будто мы сейчас прекрасно живем. Живем очень плохо, трудно. – А Вы читаете современную литературу? – Читаю. Эти постмодернисткие игры уводят от реальной жизни. Охотно пишут, как плохо было при Хрущеве или при Сталине. Но сейчас это уже не актуально, давайте напишите о том, как сейчас плохо. Вот об этом симфоническая музыка, и была, и есть. Она меньше подлежит цензуре, но вызывает подозрения именно этим, и поэтому к ней такое отношение настороженное. Мне кажется, что распространенная сейчас внешняя религия не предусматривает то, что главным должно быть наличие души у человека. Именно душу человека и его совесть воспитывает музыка. И это качество утрачено. 6| Вместо этого в представлении разных источников информации предлагаются развлечения или какие-то модные игры. Сегодня торжествует мода и цинизм. Сегодня Мефистофель безусловно правит балом. Торжествует культ золотого тельца, моды и цинизма. Маргарите сейчас не пришлось бы убивать ребенка и идти под суд, потому что в наше время никто не осудит за внебрачного ребенка. И это, может, единственный прогресс, если его можно назвать прогрессом. Но все остальное скорее сгустилось: опасность всеобщего цинизма, отсутствие совести, отсутствие вообще цели жизни, кроме собственной наживы, карьеры и похоти. Все негативные черты, к сожалению, обострились, и с этим должны бороться музыка и литература. Поскольку мой отец был писатель я, естественно, интересуюсь литературой. Очень дружу с Яковым Гординым – это замечательный историк, литератор, автор либретто всех моих последних опер. Дружу и со своим любимым поэтом Александром Кушнером. В моих симфониях, как правило, основной конфликт – между трудной жизнью честного человека и легкой «сладкой» жизнью прохиндея и мошенника. Эта моя тема, начиная с моей Первой симфонии, за что меня ругали еще в 1958 году. И я считаю, что эта тема, к сожалению, не исчерпана. Более подробная информация о Сергее Слонимском на сайте: www.remusik.org/sergeislonimsky 7|
