империостроительстве» России - Алтайский государственный

О.Ю. Курныкин
Алтайский государственный университет
(г. Барнаул)
Исламский фактор в
«империостроительстве» России
Территориальное расширение России на протяжении XVI–XIX вв.,
ставшее одним из значительных явлений мировой истории, привело к
образованию огромного имперского комплекса, характеризовавшего
ся необычайным природногеографическим, этносоциальным, куль
турнорелигиозным разнообразием. В пределах российского государ
ства оказались народы, исповедовавшие христианство, ислам, буддизм,
иудаизм, а также менее развитые локальные религиозные системы
(шаманизм и др.), при сохранении статуса «первенствующей и гос
подствующей веры» за православием.
Православие воспринималось русским обществом как некий «куль
турнополитический маркер», системный, структурообразующий стер
жень (каркас) российского государства, как важнейший компонент и
одновременно инструмент самоидентификации, а также как побуди
тельный мотив и весомый аргумент в осуществлении внешнеполити
ческой экспансии, наполнения ее миссионерским содержанием, тем
более в условиях длительного исторического противоборства с Ос
манской империей, являвшейся оплотом мусульманского мира.
Пространственный компонент империостроительства накладывался
на социорелигиозные, хозяйственнобытовые, ментальные факторы
(особенности) поглощаемых Российской империей народов. Расши
рение пределов русского государства на восток и юг привело к соп
рикосновению с миром ислама, территориальнополитическому
поглощению части мусульманских народов, проживавших в Повол
123
О.Ю. Курныкин
жье, Сибири, на Кавказе, в Средней Азии. Тем самым на повестку
дня был поставлен вопрос о политике государственной власти в от
ношении инорелигиозных общин и, прежде всего, (в силу неуклонно
возраставшего удельного веса «мусульманского элемента» в составе
Российской империи) исповедывавших ислам.
Законодательные акты первых русских императоров в основном
носили ограничительный характер в отношении ислама, предпри
нимались меры в рамках жесткой политики христианизации, в ча
стности, в Приуралье. Был введен налог с мечетей, под страхом
смертной казни муллам запрещалось проповедовать ислам среди
язычников, а также воспрещался переход новокрещен обратно
в мусульманскую веру1 .
Однако восстания башкир, активное участие мусульман Поволжья
в пугачевском бунте, сопротивление русским армиям со стороны гор
ских мусульман на Северном Кавказе побудили правительство внести
существенные коррективы в свою политику в отношении исламизиро
ванных народов империи. Поворот в правительственном курсе обо
значился в 1773 г. с принятием Синодом по велению Екатерины II
указа о терпимости вероисповеданий. При правительственной поддер
жке стали благоустраиваться и возводиться новые мечети, власти бла
госклонно относились к открытию при мечетях «татарских школ».
Постепенно оформлялся (концептуально и институционно) осново
полагающий принцип имперской политики – неизменное требование от
подданных лояльности «центру» при готовности последнего признавать
определенную «культурнорелигиозную автономию» нерусских наро
дов. Возникает вопрос о методах, формах и степени инкорпорирования
мусульманской общины в имперские структуры, систему администра
тивного управления, сословную систему империи.
Известная либерализация государственного курса в отношении исла
ма в период правления Екатерины II в духе политики просвещенного
абсолютизма вместе с тем сочеталась со стремлением к установлению
полного государственного контроля над исламскими религиозными
институтами и корпусом священнослужителей. Именно с этой целью в
1788 г. было учреждено Оренбургское духовное магометанского закона
собрание (некий аналог Святейшего Синода), довольно быстро приобрет
шее функции бюрократического органа, ведомства по управлению и под
чинению мусульманских народов имперской власти. Причем подобные
124
Исламский фактор в «империостроительстве»...
централизованные структуры не были прежде присущи мусульманс
кой общине. Возникновение Оренбургского духовного собрания
было обусловлено функциональными потребностями государствен
ной власти, которая вместе с тем не вторгалась в сферу религиозной
догматики или отправления религиозного культа. Более того, прави
тельство на определенном этапе допускало использование ислама в
качестве дополнительной скрепы, позволявшей теснее интегрировать
слабо контролируемую Великую степь в общеимперское простран
ство. С этой целью власти поощряли миссионерскую деятельность
татарских мулл из Казани среди казаховкочевников.
Дальнейшим шагом в направлении централизации и усиления
контроля над религиозной жизнью неправославного населения стало
образование в 1810 году Главного управления духовных дел разных
(иностранных) исповеданий, преобразованного в 1832 году в Де
партамент духовных дел иностранных исповеданий в структуре Ми
нистерства внутренних дел. В Департаменте служило относительно
небольшое число чиновников обязательно православного вероиспо
ведания (исключения из этого правила были крайне редки)2 .
Действия центральных и местных властей в отношении иноверческого
населения определялись преимущественно прагматическими соображе
ниями, а также политическими установками, степенью компетентности
в религиозной сфере, а иногда и личными качествами тех или иных
администраторов. Впрочем, действия центральных властей не были сво
бодны от проявлений имперского пренебрежения и непонимания обряд
ной специфики мусульманского вероисповедания, примером чего явля
ется указ от 13 мая 1830 г. «О неотступлении от общих правил при
погребении Магометан», требовавший соблюдения унифицированных
(т.е. православных) норм при захоронении умерших мусульман.
Понимание специфичности политикорелигиозной ситуации в раз
личных мусульманских регионах империи, а также учет различной
степени их освоенности и включенности в имперские структуры по
будили правительство во второй половине XIX в. создать дополни
тельные центры управления и контроля жизни российских мусульман,
а также опробовать разные модели бюрократического и правового
регулирования религиозными процессами и повседневной жизнью
мусульманской общины. Так, в 1872 г. на территории Кавказского
края были созданы Суннитское и Шиитское духовные управления,
125
О.Ю. Курныкин
подчинявшиеся местной администрации. Особые нормы, регулирую
щие религиознобытовую жизнь мусульман были ведены в Степном
генералгубернаторстве. Менее жесткий режим контроля над мусуль
манской общиной существовал в Туркестанском крае, управление
которым находилось в компетенции Военного министерства. Именно
здесь, в Туркестане, политика имперского центра и местных властей,
учитывающая слабость русского элемента и самодостаточность мес
тных обществ, была наиболее сдержанной и осмотрительной; власти
не предпринимали попыток включить местную знать (в отличие от
кавказской) в общеимперские структуры, отказались, по сути, от
политики русификации и христианизации местного населения.
В качестве реальной и серьезной угрозы целостности и безопасно
сти Российской империи в правящей элите, среди местных админист
раторов, военных, части ученых и публицистов рассматривалась
потенциальная возможность консолидации российских мусульман.
Не случайно Временное положение об управлении в степных областях
(1868 г.) предусматривало «изъятие» казахов их ведения Оренбургс
кого магометанского духовного собрания, исходя из политических
целей «возможного ослабления мусульманской пропаганды и разрыва
духовной связи магометан, проживающих внутри Империи, с кочевым
киргизским (то есть казахским — О.Ю.) населением, где магометан
ство находилось в то время в слабом развитии», как указывалось в
особом журнале Комитета Министров (февраль 1905 г.)3 .
Сформированная к концу XIX в. бюрократическая система, от
местных административных и полицейских органов и до центрального
правительственного аппарата, позволяла удерживать в пределах Рос
сийской империи двадцать миллионов (к 1917 г.) мусульман. Од
нако трудности в отношениях между имперским государством
и «русскоподданными мусульманами» со временем не только не
уменьшались, но и приобретали более усложненные формы. Увеличе
ние доли «инородческого» компонента в имперской структуре прово
цировало власти к заметному смещению акцентов в своей политике
в отношении иноверцев. При сохранении прежних установок, пред
полагающих признание поликонфессионального облика России
и проведения политики веротерпимости (ограниченной рамками
целесообразности и законодательными нормами) при сохранении
господствующего положения православия, с последних десятилетий
126
Исламский фактор в «империостроительстве»...
XIX в. в правительственном курсе усиливаются православноохрани
тельные тенденции, сопровождавшиеся активизацией миссионерской
деятельности среди иноверцев (впрочем, мало результативной), на
ступлением на права неправославного населения.
Несомненно, в российских правящих кругах и среди значительной
части общества все большие опасения вызывал подъем национального
сознания и общественнополитической активности нерусских народов,
в том числе проживающих в «мусульманском поясе» России. При этом
подчас не меньшую, а, возможно, даже большую тревогу вызывали
не консервативноортодоксальные (более привычные для властей),
а обновленческомодернизаторские тенденции в мусульманской среде.
Показательно в этой связи неоднозначное отношение в официаль
ных кругах и среди публицистов к деятельности известного мусуль
манского просветителя И. Гаспринского. Последний неустанно
призывал российских мусульман к освоению европейских языков и
науки, к обучению современным формам предпринимательства,
к открытию «ремесленных медресе» для подготовки кадров ремеслен
ников, способных производить конкурентоспособную продукцию4 . Он
был искренним сторонником сближения «русских мусульман» с Рос
сией, предназначенной, по его убеждению, возглавить движение му
сульманских народов к прогрессу благодаря «особенно счастливому
складу русского национального характера»5 . Однако просветительс
кая деятельность Гаспринского осуждалась религиозными ортодокса
ми, косное мусульманское духовенство отвергало его призывы изу
чать русские законы и светские науки.
Любопытно, что деятельность Гаспринского вызывала подозри
тельность и неприятие со стороны Н.И. Ильминского – крупного
реформатора системы образования нерусских народов. В письме
к Победоносцеву от 10 февраля 1884 г. Ильминский утверждал, что
деятельность Гаспринского «гораздо опаснее фанатизма», характе
ризовал ее как яд в позолоченных пилюлях. Ильминский видел угро
зу (и пытался это донести до правящей элиты) в том, что татарский
просветитель преследует цели распространить среди мусуль
ман России европейское просвещение на «магометанской основе»,
«магометанские идеалы подкрасить европейским образованием», а
также сплотить разноязычное население магометан России6 . Схожее
мнение по поводу активности «нами же пробужденных сторонников
127
О.Ю. Курныкин
ислама» высказал в «Московских ведомостях» А.Е. Алекторов: про
гресс, к которому они призывают своих единоверцев, сулит, по его
мнению, не сращение с Россией, а только усиление мусульманского
мира, полную отчужденность от всего русского7 .
К большей толерантности в попытках вырвать инородцев
из средневековых форм жизни призывала газета «Восточное обозре
ние», редактировавшаяся Н.М. Ядринцевым: «…перевоспитание на
родов и племен не может совершаться по капризу. Есть глубокие
привязанности и культурные условия, которые допускают только
медленный переход. Задача европейского просвещения дать знания
среднеазиатским племенам, могучую живительную силу для их воз
рождения, не насилуя, однако всего строя их жизни и щадя драгоцен
нейшие его святыни, которые этот народ еще носит в душе своей, как
амулет прошлого»8 .
Представляется, что русская «империоцентристкая» мысль не
смогла адекватно оценить модернизаторские процессы, охватившие
(с разной степенью интенсивности) национальные окраины империи.
Власть была вынуждена учитывать новые тенденции в мусульманс
ком мире России, смирившись с новыми формами самоорганизации
(проведение мусульманских съездов, образование мусульманской
фракции в Государственной думе и т.д.), расширив по закону о ве
ротерпимости от 17 апреля 1905 г. права нехристианских конфесси
ональных общин, в частности, ослабив административный контроль
над процедурой избрания мулл прихожанами. Однако предприни
мавшиеся в начале ХХ века попытки определить параметры и выра
ботать конкретные решения относительно официальной политики
в исламских регионах империи оказались безрезультатны.
Таким образом, прочно интегрировать в состав российского госу
дарства удалось, главным образом, те исламизированные народы,
которые в силу исторических или географических факторов оказались
в наибольшей степени пронизанными русским культурным, хозяй
ственнобытовым влиянием, поглощенными российской государ
ственноправовой системой. В то же время территории мусульманс
кого мира, позже включенные в состав Российской империи,
не удалось превратить в неотъемлемую составную часть российского
государства, прежде всего, в силу недостаточности экономических и
демографических ресурсов и исторического времени их нахождения в
128
Исламский фактор в «империостроительстве»...
составе России, цивилизационной разнородности компонентов, из
которых складывалась империя, наконец, отсутствия адекватного
понимания в русском общественном сознании значимости «мусуль
манского фактора» для судеб российского государства. В конечном
итоге попытка закрепить за собой центральноазиатский мусульманс
кий регион, предпринятая исходя из геополитических, в меньшей
степени экономических соображений, привела к дополнительным
перегрузкам для слабеющего имперского организма, что и выяви
лось в период военного кризиса 1914–1918 гг.
Примечания
1
2
3
4
5
6
7
8
Юнусова А.Б. Ислам в Башкортостане. Уфа, 1999. С. 35–37.
Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, стати
стика). Составитель и автор вводной статьи, комментариев и приложе
ний Д.Ю. Арапов. М., 2001. С. 24.
Там же. С. 180.
Переводчик. 1883. №11.
Гаспринский Исмаилбей. Россия и Восток. Казань, 1993. С. 73.
Цит. по: Губаддулин Л. К вопросу об идеологии Гаспринского // Изве
стия Азербайджанского Восточного факультета. Т. IV. Баку, 1929. С. 179.
Московские ведомости. 1887. №302.
Восточное обозрение. 1884. №28.