М.В. Кричевцев∗ БРЕТАНЬ И КОРОЛЕВСКИЙ СУВЕРЕНИТЕТ
реклама
М.В. Кричевцев ∗ БРЕТАНЬ И КОРОЛЕВСКИЙ СУВЕРЕНИТЕТ: ВЗГЛЯД НА ФРАНЦУЗСКУЮ «КОНСТИТУЦИЮ» В СЕРЕДИНЕ 1760-х ГОДОВ Аннотация: В статье, на основе сочинений бретонских юристов, выявляется позиция Бретанского парламента против налоговой политики королевской власти в XVIII веке, рассматривается как началось дело Бретани, а также исследуется ряд фундаментальных (основных) законов Франции и их отличия от обычных. Автором затрагивается конфликт правительства и высших органов северо-западного региона Франции, в том числе и причины его появления. Исследовав идеи бретонских юристов, автор приходит к заключению о наличии в Бретани аргументированной концепции французской «конституции». Ключевые слова: Франция, автономия, Бретань, фундаментальные законы, королевская декларация, налогообложение. Традиционно в научной литературе выступление парламента Бретани против налоговой политики королевской власти в 1760-е гг. рассматривается в русле общей парламентской оппозиции. Более того, исследователи подчеркивают стремление этой оппозиции к созд,анию единой целостной системы парламентов – верховных судебных палат Франции и проведению скоординированных действий в отношении правительства1. При этом не всегда учитываются региональные особенности того или иного парламентского движения. Бретань, в отличие от большинства провинций королевства, обладала многими чертами автономии, прежде всего, она сохранила свои провинциальные штаты, орган сословного представительства. Это особое положение не могло не повлиять на формирование позиции юридической элиты провинции по важнейшим конституционным вопросам, возникшим в ходе конфликта с правящей властью. В настоящей работе предпринята попытка выявить такую позицию на основе сочинений бретонских юристов середины 1760-х гг. Семилетняя война оставила Французское королевство в тяжелом финансовом положении. Правительство Людовика XV попыталось решить проблему, увеличив налогообложение в провинциях. Бретань не стала исключением, и 21 ноября 1763 г. на свет появилась королевская декларация, Кричевцев Михаил Владимирович – кандидат исторических наук, доцент кафедры государственно-правовых наук Новосибирского государственного университета экономики и управления. 1 См., например: Клячин В.П. Борьба канцлера Мопу с французскими парламентами в царствование Людовика XV (1752–1772) // Университетские известия. Киев, 1890. № 11; Берго И.Б. Парламентская оппозиция абсолютизму и попытки реформ в 1749–1776 годах // Французская революция XVIII века: экономика, политика, идеология. М., 1988; Она же. Парламенты и политическая борьба во Франции накануне Великой французской революции // Новая и новейшая история. 1988. № 6. ∗ вводившая повышение налогов в размере 2 солей на ливр на срок восемь лет (1 ливр = 20 солям). Введение новых налоговых сборов по установившемуся порядку требовало их утверждения провинциальными штатами. Однако генеральный контролер финансов К.Ш.Ф. де Л’Аверди направил декларацию непосредственно в парламент Бретани, чтобы акт был зарегистрирован и вступил в силу на территории провинции до созыва штатов, намеченного на конец 1764 г. В марте 1764 г. декларация была отослана членам парламента и после некоторых колебаний 5 июня зарегистрирована. При этом парламент зарезервировал возможность пересмотреть данное решение, если им будет «нанесен ущерб правам, льготам и свободам провинции». Одновременно парламент возбудил вопрос об отмене королевского приказа от 12 октября 1762 г., упразднившего обязательность согласия трех сословий на штатах при вотировании налогов. После того как король устроил довольно жесткий прием представителям парламента в Компьене в июле 1764 г., верховный суд провинции встал на путь открытой конфронтации с королевской администрацией. Парламент запретил своим членам всякие сношения с главнокомандующим провинции герцогом д’Эгийоном, представлявшим интересы центра. Затем 11 августа были одобрены ремонстрации королю с протестом против посягательств на права провинции. Это заставило правительство изменить тон в отношении членов верховного суда Бретани. Новый прием, оказанный королем членам парламента в Версале в конце августа, был более доброжелательным. Но решение налогового вопроса в значительной мере зависело от позиции штатов провинции2. Сессия штатов Бретани открылась в Нанте 1 октября 1764 г., и сразу было объявлено об отзыве королевского приказа от 12 октября 1762 г. На штатах депутаты выразили протест против нового повышения налогов. Протест был доведен до сведения парламента, и своим решением от 16 октября 1764 г. палата вакаций (на время каникул парламента) отменила действие королевской декларации и запретила королевским агентам взимание повышенных налогов (под страхом быть обвиненными в лихоимстве). После этого Королевский совет кассировал как решение штатов (20 октября), так и решение палаты парламента (7 ноября). Однако парламент вновь подтвердил его, равно и штаты Бретани возобновили свои протесты. Новое решение Королевского совета от 28 декабря призывало советников парламента подчиниться и зарегистрировать декларацию 1763 г. о налогах. Однако и на этот раз парламент воспротивился: королевские lettres de jussion (приказные письма для опровержения ремонстрации парламента) были оставлены без внимания. Дело осложнилось тем, что значительная часть магистратов парламента в знак протеста отказалась от исполнения своих 2 La Borderie A., de. La Bretagne aux temps modernes (1491–1789). Rennes, 1894. P. 219, 220; Daireaux L. L’Affaire de Bretagne vue à travers les publications imprimées (1764–1769). Rennes, 2009. P. 8, 9; Antoine M. Louis XV. Paris, 1989. P. 829, 830. служебных обязанностей, и действие высшего правосудия в Бретани было парализовано. Тогда парламент в полном составе был вызван в Версаль для объяснений с королем. Во время двух встреч с монархом (18 и 20 марта 1765 г.) магистраты пытались отстаивать свои позиции, представляли Людовику XV свои ремонстрации, но король остался неумолим. Он приказал судейским служащим вернуться в Бретань и приступить к своим обязанностям. По возвращении в провинцию подавляющее большинство магистратов отказалось исполнить это повеление: 85 президентов и советников парламента подписали акт об отставке, лишь 12 человек не поддержали решение своей корпорации и подверглись остракизму со стороны своих коллег и поношениям со стороны населения. В Бретани была развернута настоящая памфлетная война против правительства и этих 12 «изменников». Угрожающие пасквили стали доходить до членов правительства. Подозрение в составлении двух анонимных писем (с угрозами в отношении министра Л. Фелипо, статс-секретаря по делам Королевского Дома) пало на генерального прокурора парламента Бретани Л.-Р. де Ла Шалотэ (1701–1785), одного из самых авторитетных и влиятельных членов парламентской оппозиции. Реакция верховной власти была жесткой. В ноябре 1765 г. пять магистратов бретонского парламента, в том числе де Ла Шалотэ и его сын, тоже генеральный прокурор, были арестованы и отправлены по разным местам заключения. Остальные магистраты были собраны по приказу короля 12 ноября в Ренне и ознакомлены с новой королевской декларацией. Эта декларация (от 8 ноября 1765 г.) утверждала налог в размере 2 солей на ливр с торговли и главных аренд. Одновременно король выразил готовность признать акт об отставке магистратов недействительным, если они согласятся зарегистрировать данную декларацию. Однако 78 президентов и советников (из 86) ответили отказом и были незамедлительно высланы из столицы Бретани. Из числа оставшихся магистратов и лиц, привлеченных со стороны, был составлен новый парламент, лояльный правительству. Так началось знаменитое дело Бретани, которое стало прологом к серьезным потрясениям во французской судебной системе, упразднению парламентов и созданию новых органов правосудия в конце правления Людовика XV (реформа канцлера Мопу)3. Конфликт правительства и высших органов провинции Бретань проявился не только в остром политическом противостоянии, но и в столкновении двух разных политико-правовых идеологий. В своих брошюрах и памфлетах высшая юридическая элита Бретани пыталась обосновать неотъемлемые права штатов и парламента, а в ответ им 3 La Borderie A., de. La Bretagne aux temps modernes... P. 220–228; Daireaux L. L’Affaire de Bretagne... P. 9–14; Kerviler V.P. du Cosquer, de. Journal d’un notable vannetais à la fin de l’Ancien Régime. Années 1758 à 1800. S./l., 2005. P.100–102, 104–108. О генеральном прокуроре Л.-Р. де Ла Шалотэ см. подробнее: Antoine M. En marge ou au cœur de «l’affaire» de Bretagne? Intrigues et cabales de M. de La Chalotais // Bibliothèque de l’école des chartes. 1970. T. 128. L.2. королевская власть доказывала свое неограниченное могущество. Характерно, что при обосновании своих позиций и та, и другая стороны конфликта пытались опереться на некие конституционные принципы существования Французского государства, обе они ссылались на так называемые фундаментальные законы. Как известно, со времен позднего Средневековья все позитивные законы во Франции делились на основные (фундаментальные) законы и обычные. Первые отличались тем, что они лежат в основе государства, неизменны и распространяют свое действие не только на подданных короля, но и на самого монарха. Король Франции, не подвластный обычным законам, обязан был соблюдать фундаментальные. Фундаментальные законы не были записаны и относились к сфере обычного права, являлись кутюмами. Их сила основывалась не столько на авторитете суверена, сколько на авторитете исторической традиции, идущей с древних времен. Неписаный характер фундаментальных законов, их опора часто на неуловимую и аморфную традицию приводили к тому, что законы не были четко сформулированы. Отсутствовал даже точный перечень самих фундаментальных законов, и поэтому разные юристы различно определяли их наличный состав. Часть фундаментальных законов не вызывала споров и разногласий, часть подвергалась сомнениям. К числу неоспоримых основных законов исследователи относят, по меньшей мере, семь. Четыре из них связаны с порядком передачи королевского престола. По первому закону такой порядок носит статутарный характер, при котором монархи не считаются наследниками короны, но получают ее только в силу закона и общего обычая страны. Как следствие данного принципа, монарх не может распорядиться престолом по своему усмотрению и сам назначить наследника, не может отречься от власти (также и принц крови не может отказаться заранее от получения трона). С этим же законом связано представление о непрерывности королевской власти: «король Франции никогда не умирает», преемник покойного монарха становится полноправным королем еще до своей коронации. Три следующих фундаментальных закона исключали из числа преемников престола женщин (по салическому принципу), бастардов и еретиков (король мог быть только католиком). Еще два фундаментальных закона относились к режиму содержания королевского домена. Во-первых, признавался принцип неотчуждаемости королевского домена, во-вторых, владения принца крови, призванного на престол, приобщались к владениям домена. Наконец, седьмой фундаментальный закон определял взаимоотношения короля и Церкви: светская власть признавалась независимой от власти духовной. Все другие принципы и положения, которые могли рассматриваться в качестве фундаментальных законов, подвергались сомнениям и могли служить предметом спора. Так, к фундаментальным законам некоторые юристы относили существование во Франции Генеральных штатов: на этом настаивали, например, Ж. Боден и его последователи. Другие юристы считали, что к числу фундаментальных законов необходимо отнести права регистрации законов и ремонстрации, которые принадлежат парламентам4. В конфликте с правящей властью бретонские судебные магистраты попытались развить эти представления. В «ремонстрациях» парламента Бретани от 26 февраля 1765 г., опубликованных в специальной брошюре, они вводят в качестве «одного из фундаментальных и конститутивных законов государства» право провинциальных штатов возбуждать в парламенте протест в отношении любых повышений финансовых субсидий, на которые штаты не дали согласия. Наличие такого закона подтверждается исторически. Право штатов в налоговой сфере ведет свое происхождение от древнего правительства Бретани, оно освящено актами, закрепившими присоединение провинции к Французскому королевству, оно признавалось королями – предшественниками Людовика XV5. Таким образом, оно является постоянным и поэтому составляет фундаментальный закон. Сами штаты Бретани представляют «Нацию», составленную из трех сословий. Только три сословия могут давать согласие на увеличение субсидий казне, действуя через свой представительный орган. Такое согласие не может быть формальным и даваться в любом случае по требованию королевской власти. Право штатов противиться такому требованию является «естественным следствием необходимости их согласия для введения легитимного налогообложения; оно также исходит из принципов естественного права, по которым свобода составляет сущность согласия»6. В знак своего несогласия штаты могли делать представления верховной власти, но подлинный протест мог быть сформулирован только в трибунале, специально предназначенном для этого. «Протест в парламенте – это путь, указанный эдиктом (имелся в виду эдикт короля Генриха III о правах штатов, изданный в июне 1579 г. – М.К.), и единственный, который может быть легитимным; путь, которому Ваше Величество [Людовик XV. – М.К.] позволяет следовать против Него самого в вопросах, касающихся его домена и его короны: обычай, соответствующий первоначальному праву, который также удваивает доверие подданных к правосудию Государя, утвердившего свой парламент судьей между собой и своим народом»7. По представлениям бретонских магистратов парламент не был простым органом королевской юстиции, но выступал в качестве «трибунала Нации». Такое особое положение верховной судебной палаты связано с действием закона в государстве. Закон утверждает, с одной стороны, власть монарха, с другой – подчинение его подданных. Парламент же является «хранителем (dépositaire) этого взаимного блага». Он служит «центром сообщений между Государем и Нацией; именно он поддерживает то счастливое равновесие, 4 Chénon É. Histoire générale du droit français publique et privé des origines à 1815. Paris, 1929. T.2. P. 337–345. 5 Recueil des arrêts; arrêtés; remontrances et autres pieces, qui sont émanées contradictoirement dans l’affaire du Parlement de Bretagne. S.l., 1765. P. 32. 6 Ibid. P. 37, 42. 7 Recueil des arrêts; arrêtés; remontrances et autres pieces... P. 44–46. которое создает силу французского правительства». Парламент с равной энергией может удерживать от крайностей свободы, которую опасно давать народу, и противостоять попыткам злоупотребления властью монарха, создаваемым интригами и внушениями. «Такая корпорация и полезна, и необходима» для государства8. Являясь посредником между королем и его подданными, парламент одновременно выступает в качестве посредника между штатами и верховной властью. Право представлений, которым обладают штаты, является «единственным гарантом законов и свободы», но такое право иллюзорно, «если отказываются выслушать магистрата, опору трона и покровителя народа»9. Таким образом, в политико-правовой конструкции, предложенной судебными магистратами, штаты и парламент вырастают в единое взаимосвязанное целое. Штаты выражают интересы населения провинции («Нации»), его права и свободы, а парламент артикулирует и отстаивает их перед лицом правящей власти. А отсюда по-новому формулируется фундаментальный закон королевства. Он не рассматривает отдельно действия штатов или действия парламента, как это было в прежних формулах основных законов, посвященных либо той, либо другой корпорации. Новая формулировка закона определяет их совместное действие, когда штаты должны формировать протест в парламенте по налоговому вопросу. Однако бретонские магистраты по-новому трактуют и правовое положение монарха во Французском государстве. Традиционным для французской юриспруденции было представление о том, что король не подчинен обычным позитивным законам. «Princeps legibus solutus est» («Государь не связан законами»), – говорили легисты уже в XIV в. Таким образом, монарх должен находиться над законом. Но бретонские юристы в 1765 г. придерживались иной точки зрения. По их мнению, никогда народы не чувствовали себя более счастливыми, как в то время, когда государь основывал использование своей власти только на законе. «Если открыть Анналы Нации: повсюду можно видеть закон стоящим над королями». В подтверждение этого бретонские магистраты приводили высказывания монархов и юристов прошлого. Так, в 1549 г. канцлер Оливье говорил королю Генриху II, что «государство счастливо, только если Государю подчинен каждый и если сам он подчинен закону». Ему вторят слова Генриха IV: у монарха «два суверена – Бог и закон». Еще более радикальное суждение было взято у юриста Дагессо: «Короли... никогда не являются более великими, как в тех случаях, когда они подчиняют свое величие правосудию и когда со званием хозяев мира они соединяют звание рабов (sic!) закона»10. Опираясь на эти мнения, бретонские магистраты попытались показать пагубность такой монархической системы, которая основана лишь на неограниченном произволе. «Во все времена злоупотребление верховной 8 Ibid. P. 26, 44. Ibid. P. 56, 57. 10 Recueil des arrêts; arrêtés; remontrances et autres pieces... P. 24, 25. 9 властью порождало нарушение законов. Их замещают непостоянство и беспорядок. Множится властолюбие, усиленное надеждой на безнаказанность. Добрые граждане изнемогают под тяжестью рабства; и следствием этого всегда является равнодушие к Государю и к государству. Таковы... предвестники падения империй...»11 Авторы «ремонстраций» словно пытались предупредить Людовика XV о грядущей опасности гибели монархии, если она не будет утверждена на строгом следовании закону и не будет прислушиваться к голосу своих парламентов. Определяя верховные права короны, бретонские магистраты не забывали отметить, что Бретань не является обычной провинцией государства и может притязать на управление, отличное от других частей страны. Так, в судебном отношении на нее не распространяется эвокация других королевских судов: бретонцы не могут быть судимы вне пределов своей провинциальной юрисдикции. Она также обладает своей системой налогообложения, почему «на эту провинцию все еще смотрят как на чужую во Франции», – констатировали авторы «ремонстраций»12. Для обоснования особого статуса провинции юристы обращались к истории присоединения герцогства Бретонского к Французскому королевству. Достаточно глубокий анализ правовых основ этого присоединения был дан в произведении политической публицистики, появившемся в сентябре 1765 г. под названием «Доказательства полного суверенитета Короля над провинцией Бретань»13. Оно включает в себя три письма, якобы написанные генеральным контролером финансов Л’Аверди первому президенту парламента Ренна д’Амийи, и два ответа на первые послания, отправленные президентом. Составление ответных посланий исследователи связывают с именем О.-М. Пуллэна дю Парка, известного правоведа и парламентского адвоката14. Их тексты представляют важный интерес в плане характеристики позиции бретонских юристов. 11 Ibid. P. 26. Ibid. P. 34, 46. 13 Preuves de la pleine souveraineté du Roi, sur la province de Bretagne. Paris, 1765. 14 Daireaux, L. L’Affaire de Bretagne... P. 114, 115. Огюстен-Мари Пуллэн дю Парк (1701–1782) – видный бретонский юрист, сын адвоката и старшина коллегии адвокатов парламента Бретани, профессор французского права на «Факультете прав» г. Ренна, кавалер Ордена Св. Михаила (1765). Аноблирован в 1763 г. Автор работ: «Журнал решений парламента Бретани»: в 5 т. (1740–1778), «Кутюма и кутюмная юриспруденция Бретани» (1759); «Принципы французского права»: в 12 т. (1767–1771) и др. Принимал участие в составлении трехтомного собрания кутюмов и местных обыкновений провинции Бретань (1745–1748). По авторитету среди французских правоведов середины XVIII в. Пуллэн дю Парк не имел себе равных, разве что конкуренцию ему мог составить знаменитый профессор из Орлеана Р.Ж. Потье. См.: Biographie universelle (Michaud) ancienne et moderne. Paris, 1854. T. 34. P. 215, 216; Table ou Abrégé des cent trente-cinq volumes de la Gazette de France, depuis son commencement en 1631 jusqu’à la fin de l’année 1765. Paris, 1767. T.2. P. 110; Recherhes sur la Bretagne. Par M. Delaporte. Rennes, 1819. T.1. P. 550, 551; Profession d’avocat. Bibliothéque choisie des livres de droit. Par M. Camus, M. Dupin, aîné. Paris, 1832. T. 2. P. 250; Nobiliaire de Bretagne, ou Tableau de l’aristocratie bretonne. Par M.P. Potier de Courcy. Saint-Pol-de-Léon, 1846. P. 319. 12 Прежде всего, автор ответных посланий попытался развеять представление о давности королевского суверенитета в Бретани. По его разысканиям, в прошлом герцоги Бретани обладали полной суверенной властью над ее территорией, хотя и являлись вассалами короля Франции. Это доказывается тем, что герцоги имели право писать свой титул с прибавлением «по Божией милости» (как и сам король); что они приносили королю простой оммаж, а не «тесный» (hommage lige, который порождал более жесткую связь с сеньором и приносился обычно крупными вассалами монарху); что они обладали всеми регальными правами на территории герцогства, включая право бенефиций, которое всегда было одним из высших прав короны. Поэтому герцоги Бретани являлись суверенами под сюзеренитетом французских монархов. Отношения между ними имели «характер союза и конфедерации между суверенами», а не полного подчинения15. Как известно, начало присоединения Бретани было положено брачными соглашениями французских королей. Однако автор ответных посланий генеральному контролеру был убежден, что эти соглашения не изменили суверенитета в герцогстве. Первый брачный контракт был заключен в 1491 г. между королем Карлом VIII и Анной Бретонской, единственной наследницей герцога Франциска II. По условиям контракта в случае смерти одного из супругов и отсутствии детей права на герцогство покойного супруга переходили к пережившему супругу, т.е. в случае смерти Анны Бретонской ее права должны были перейти Карлу VIII, в случае смерти Карла его права как супруга герцогини в отношении Бретани – Анне. В 1498 г. Карл VIII скоропостижно скончался, а детей в семье не осталось. Поэтому суверенные права на герцогство были сохранены за Анной. По условиям брачного соглашения, овдовев, она должна была выйти замуж за следующего короля Франции или, по крайней мере, ближайшего претендента на престол. Поэтому следующий король Франции Людовик XII и стал в 1499 г. новым супругом Анны. По условиям брачного контракта 1499 г. преимущественным правом наследования бретонской короны обладал второй отпрыск мужского пола или отпрыск женского пола (при отсутствии сыновей в королевской семье), с тем, чтобы престол Франции и престол Бретани были унаследованы раздельно (в отличие от Французского королевства в герцогстве допускалось наследование женщиной). Предусматривалась и возможность наследования короны герцогства лицом, не происходящим от королевской четы (очевидно, на случай рождения одного ребенка в семье). Таким образом, брачный контракт не был направлен на присоединение Бретани к королевству и предполагал сохранение ее государственного суверенитета на будущее16. После смерти Людовика XII и Анны (оба умерли в 1514 г.) осталось две дочери – Клод и Рене. Принцесса Клод была замужем за герцогом 15 Preuves de la pleine souveraineté du Roi, sur la province de Bretagne... P. 96–100. Ibid. P. 52–54, 100–102; Dictionnaire géographique, historique et politique des Gaules et de la France. Par M. l’abbé Expilly. Paris, 1762. T. 1. P. 840. 16 Ангулемским, и он стал новым королем Франциском I. Клод же, не имея возможности принять корону Франции, стала новой герцогиней Бретонской. В случае отсутствия детей герцогство предполагалось передать в качестве дара (don) королю Франции. Однако в браке появилось семеро детей, в том числе сыновья Франциск, Генрих и Карл. Королева умерла рано (в 1524 г.) и в своем завещании передала корону герцогства старшему сыну дофину Франциску, а также установила узуфрукт на герцогство в пользу мужакороля. В 1532 г. король заключил договор о присоединении Бретани к королевству с провинциальными штатами герцогства. По мнению автора ответных посланий генеральному контролеру, «Франциск I не имел никакого права делать этот союз». Он являлся всего лишь узуфруктуарием, но не собственником, а право собственности принадлежало одному из его сыновей (а при их отсутствии – одной из дочерей), рожденных в браке с Клод. Это также не могло быть право вышестоящего сеньора присоединить подчиненный фьеф к короне, поскольку консолидация фьефа возможна только от одного собственника другому. Правом распоряжаться судьбой герцогства обладали штаты Бретани. Они могли потребовать соблюсти все условия договора Анны Бретонской и Людовика XII и настоять на сохранении независимости герцогства. Но штаты предпочли пойти на соглашение с королем Франции. При этом были нарушены не только положения закона, скрепившего брачное соглашение Анны и Людовика XII, но и нормы кутюмов Бретани. В подтверждение автор ответных посланий привел одну из правовых максим провинции, согласно которой невозможно радикально осуществить консолидацию имуществ, происходящих от разных линий (estocs). В данном случае территории Бретани и Франции тоже имели разный правовой режим: первая была унаследована по материнской линии, вторая – по отцовской17. Штаты же навечно присоединили Бретань к Французскому королевству. Это смогло произойти потому, что они выразили волю «Нации», ибо «целая Нация добровольно вверила себя» короне, это был ее «свободный дар»18. Таким образом, суверенитет французского короля над Бретанью не подлежит сомнению, но он базируется на свободном дарении бретонской «Нации». В сущности, в таком понимании королевского суверенитета можно видеть отзвуки теории общественного договора. Доверие, оказанное «Нацией» монарху, обязывало его к соблюдению прав и свобод отдавшейся ему провинции. Такое дарение само по себе ограничивало верховную власть, делая короля только стороной в договоре со штатами. Как 17 Preuves de la pleine souveraineté du Roi, sur la province de Bretagne... P. 54–57, 111, 113. (Со ссылкой на комментарии юриста П. Эвена к статье 356 в Кутюмах Бретани. Господствующий фьеф, полученный от отца, и подчиненный фьеф, полученный от матери, не могли быть полностью объединены: «имущества от каждой линии сохраняют свое качество». Данное положение подтверждается решением по делу дю Креви от 18 мая 1648 г. См.: Coûtumes générales du païs et duché de Bretagne, et usemens locaux de la mesme province... Avec les notes de M. Pierre Hevin. Rennes, 1746. T. 2. P. 610, 616). 18 Preuves de la pleine souveraineté du Roi, sur la province de Bretagne... P. 57, 109, 112, 113, 115. провозглашал королевский эдикт 1532 г. «желаем, чтобы права и привилегии, которые названная страна и герцогство имели ранее, и те, которые они имеют сейчас, были бы им сохранены и соблюдались бы нерушимо, без каких-либо изменений и нововведений»19. Так что, передав герцогство королю, «Нация» связала его такими условиями, которые не позволяли чинить произвол в отношении дарованной провинции и ее населения. Рассматривая в совокупности эти идеи бретонских юристов, вполне можно прийти к заключению о наличии у них достаточно аргументированной концепции французской «конституции». Такая концепция предполагала реализацию принципов законности власти и подзаконности главы государства – французского короля; принципа договорного источника королевского суверенитета (на уровне отношений монарх – бретонская «Нация») и связанных с этим федеративных отношений королевства и провинции; принципа представительного правления на основе соблюдения фундаментального закона о правах провинциальных штатов и принципа юридической защиты данных прав через провинциальный парламент. Учитывая исторический характер утверждения данных принципов, бретонские юристы были убеждены в реальном существовании такой неписаной «конституции» (без введения какого-то основного закона страны)20. По их воззрениям, она являлась фактом жизни, а не предложением будущих перемен. Королевская власть могла лишь отчасти признать правоту этих представлений, но в своей совокупности эти идеи были опасны для нее. Королевским ответом на протесты бретонского парламента и штатов стали репрессии в отношении юридической элиты провинции. Ответом же на конституционные идеи бретонских юристов стала знаменитая «флагеллационная» («бичующая») речь короля на заседании Парижского парламента 3 марта 1766 г. В ней представление об абсолютной власти монарха было доведено до крайнего выражения. Король провозглашал, что верховная власть пребывает только в его единственной персоне и только от него суды вообще имеют свое существование и держат власть. Полнота этой власти всегда содержится только в особе монарха, и «использование ее никогда не может быть обращено против» него. «Публичный порядок полностью исходит от меня [от короля. – М.К.], и... права и интересы Нации, которую осмеливаются превращать в тело, отделенное от монарха, непременно соединены с моими интересами и находятся только в моих руках»21. Король особо подчеркивал, что ему одному принадлежит законодательная власть в государстве, «независимо и нераздельно», а оффисье королевских судов не создают законы, но производят лишь их 19 Histoire de Bretagne. Par M. Daru. Paris, 1826. T.2. P. 357. Об использовании термина «конституция» в XVIII в. см.: Beaud O. L’histoire du concept de constitution en France. De la constitution politique à la constitution comme statut juridique de l’État // Jus Politicum. Autour de la notion de constitution. 2009. № 3. 21 Remontrances du Parlement de Paris au XVIIIe siècle, publiées par J. Flammermont et M. Tourneux. Paris, 1895. T.2. P. 555, 556. 20 «регистрацию, публикацию и исполнение», и им позволено делать возражения (ремонстрации) королю в соответствии с их долгом «хороших и полезных советников». Магистраты – это только королевские служащие, представляющие монарха, при этом они не составляют какого-то особого «корпуса или сословия, отделенного от трех сословий королевства». Ввдение же какие-то опасные нововведения в положение магистратов король расценивал как непризнание «истинных фундаментальных законов государства»22. Очевидно, что взгляды короля (и его окружения, готовившего «флагеллационную» речь) и бретонских юристов принципиально не совпадали. Разным было понимание правового положения монарха в государстве, различались воззрения на фундаментальные законы (в части, касавшейся штатов и парламента), на представительство интересов «Нации». Можно даже сказать, что для короля и для его магистратов в Бретани существовало два разных и конкурирующих друг с другом правопорядка: один абсолютистский, другой конституционный23. Этот второй правопорядок, гарантами и хранителями которого были магистраты, отнюдь не был иллюзией, созданной юридической мыслью. Он представлял собой достаточно устойчивую тенденцию политико-правового развития, имевшую перспективы на будущее. Наверное, не случайно, что активными деятелями Великой революции на первом ее этапе были депутаты Учредительного собрания от провинции Бретань, идейные преемники юристов 1760-х гг., а основанный ими Бретонский клуб получил затем название Якобинского клуба. Библиографический список Beaud O. L’histoire du concept de constitution en France. De la constitution politique à la constitution comme statut juridique de l’État // Jus Politicum. Autour de la notion de constitution. 2009. № 3. 2. Biographie universelle (Michaud) ancienne et moderne. Paris, 1854. T. 34. P. 215, 216. 3. Chénon É. Histoire générale du droit français publique et privé des origines à 1815. Paris, 1929. T.2. P. 337–345. 4. Daireaux L. L’Affaire de Bretagne vue à travers les publications imprimées (1764–1769). Rennes, 2009. P. 8, 9; Antoine M. Louis XV. Paris, 1989. P. 829, 830., P. 114, 115. 5. Dictionnaire géographique, historique et politique des Gaules et de la France. Par M. l’abbé Expilly. Paris, 1762. T. 1. P. 840. 6. Histoire de Bretagne. Par M. Daru. Paris, 1826. T.2. P. 357. 7. La Borderie A., de. La Bretagne aux temps modernes (1491–1789). Rennes, 1894. P. 219, 220; 1. 22 Recueil des arrêts; arrêtés; remontrances et autres pieces... Ibid. Видимо, только с учетом существования двух этих правопорядков можно говорить об «ограниченной» монархии применительно к французскому абсолютизму. О концепции такой монархии см.: Чудинов А.В. «Королевское самодержавие» во Франции: история одного мифа // Французский ежегодник. 2005. М., 2005. 23 8. La Borderie A., de. La Bretagne aux temps modernes... P. 220–228; Daireaux L. L’Affaire de Bretagne... P. 9–14; Kerviler V.P. du Cosquer, de. Journal d’un notable vannetais à la fin de l’Ancien Régime. Années 1758 à 1800. S./l., 2005. P.100–102, 104–108. О генеральном прокуроре Л.-Р. де Ла Шалотэ см. подробнее: Antoine M. En marge ou au cœur de «l’affaire» de Bretagne? Intrigues et cabales de M. de La Chalotais // Bibliothèque de l’école des chartes. 1970. T. 128. L.2. 9. Nobiliaire de Bretagne, ou Tableau de l’aristocratie bretonne. Par M.P. Potier de Courcy. Saint-Pol-de-Léon, 1846. P. 319. 10. Preuves de la pleine souveraineté du Roi, sur la province de Bretagne. Paris, 1765. P. 96–100., P. 52–54, 100–102; P. 54–57, 111., P. 57, 109, 112, 113, 115. 11. Profession d’avocat. Bibliothéque choisie des livres de droit. Par M. Camus, M. Dupin, aîné. Paris, 1832. T. 2. P. 250. 12. Recherhes sur la Bretagne. Par M. Delaporte. Rennes, 1819. T.1. P. 550, 551; 13. Recueil des arrêts; arrêtés; remontrances et autres pieces, qui sont émanées contradictoirement dans l’affaire du Parlement de Bretagne. S.l., 1765. P. 32., P. 37, 42., P. 44– 46.P. 26, 44., P. 56, 57., P. 24, 25., P. 26., P. 34, 46. 14. Remontrances du Parlement de Paris au XVIIIe siècle, publiées par J. Flammermont et M. Tourneux. Paris, 1895. T.2. P. 555, 556. 15. Table ou Abrégé des cent trente-cinq volumes de la Gazette de France, depuis son commencement en 1631 jusqu’à la fin de l’année 1765. Paris, 1767. T.2. P. 110.
