Квазигосударственность
реклама
Комментарий к ранее опубликованному концепту и текст статьи-источника: Лукичев П.Н., Скорик А.П. Квазигосударственность. // Политические исследования (Полис; г. Москва). 1994. № 5. С. 139–142. (Объем – 0,6 печ. л.). КВАЗИГОСУДАРСТВЕННОСТЬ: ИСТОРИКО-ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ КОНЦЕПТ 20 ЛЕТ СПУСТЯ Двадцать лет назад мы, два молодых доцента1 Новочеркасского государственного технического университета, предложили научному сообществу концепт квазигосударственности, актуальность которого не исчерпана и в наши дни, даже, думается, он ещё долго будет интересен специалистам. В попытках ответить на вопрос: почему всё-таки не сложилась государственность у милых сердцу казаков, тогда мы подняли достаточно мощный пласт литературы и поняли, что в рамках известных методологических подходов ясного ответа найти не удастся. 26 апреля 1994 года в СевероКавказском кадровом центре (ныне – Южно-Российский институт-филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы) на научном симпозиуме по проблемам региональной государственной службы концепт квазигосударственности был представлен достаточно широкому кругу специалистов. Пришлось А.П. Скорику почти час отстаивать авторские позиции в жаркой дискуссии с коллегами. Особенно остро в полемику включились доктор философских наук Геннадий Павлович Зинченко, доктор экономических наук Анатолий Иванович Радченко и доктор юридических наук Дамир Юсуфович Шапсугов. И если первый нас поддержал, то двое других всячески стремились найти слабые места и опровергнуть В настоящее время ЛУКИЧЁВ Павел Николаевич – доктор социологических наук, кандидат философских наук, профессор кафедры конфликтологии факультета социологии и политологии Южного федерального университета; ведущий научный сотрудник Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра Российской академии наук; почётный работник высшего профессионального образования Российской Федерации; СКОРИК Александр Павлович – доктор исторических наук, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой теории государства и права и отечественной истории; директор НИИ истории казачества и развития казачьих регионов Южно-Российского государственного технического университета (Новочеркасского политехнического института) имени М.И. Платова; почётный работник высшего профессионального образования Российской Федерации. 1 2 представленные научные суждения. Главное, что беспокоило наших оппонентов – это разный уровень развития государственности у отдельных народов, обязательность прохождения ими стадий функционирования государства, возможность возврата к квазигосударственному состоянию, относительная самостоятельность государственных институтов по отношению к экономике, неразвитость права и правового сознания некоторых народов, переходящих от родового общества к государственности. Тогда мы определяли дефиницию квазигосударственности как «тип властных отношений, который возникает при отсутствии, недостаточности исторического опыта бюрократического функционирования государственных органов, при патриархальности социальной организации, аморфности социокультурного пространства, отсутствии общегражданской самоидентификации, неразвитости права и правового сознания, авторитарности политических отношений, преимущественно географической обусловленности существования данного политического образования»2. При этом мы вполне допускали возврат к состоянию квазигосударственности и современных государств. Мы настаивали на том, что квазигосударство может иметь внешние формы современного государства, но при этом основные ориентиры и структуры его политики носят преимущественно «общинный характер» (по выражению Л.У. Пая). Пример некоторых северокавказских республик Российской Федерации оказался как нельзя кстати. Опыт последующих лет развития российской государственности и взаимодействия федерального центра с политическими элитами отдельных народов Северного Кавказа подтвердил нашу правоту. Именно на стадии квазигосударственности общество приобретает элементы политической централизации. Они позволяют объединить ряд территорий вокруг одного центра, который порой 2 Лукичёв П.Н., Скорик А.П. Квазигосударственность. // Полис. 1994. № 5. С. 139. 3 первоначально не имеет политического значения, с чем не соглашались наши оппоненты. Однако притяжение к нему может обусловливаться языковой, религиозной, этнической, даже кровной общностью, сходством образа жизни и обычаев, географической близостью. Более того, общность территории не всегда носит стабильный характер. История ряда народов это хорошо подтверждает, ведь не только общность территории связывает армян и евреев, проживающих во многих государствах. Да и казаки оказались разбросаны не только по территории России. В рамках квазигосударства этнически разнородное население (часто при внешней, показной сплочённости) консолидируется за счёт экспансии или при наличии внешнего врага (реального или воображаемого). Власть в таком политическом образовании нередко носит харизматический, а в последующем традиционный (легитимно традиционный, когда само соблюдение законности становится традицией) характер с возможными «вспышками» харизматичности. Развитие Древнерусского государства вполне укладывалось в рамки таких представлений. Территориальное квазигосударственное объединение поддерживается политическим, экономическим и/или военным авторитетом лидера. Здесь нет провинции, периферии, поскольку каждая территориальная корпорация считает себя субъектом союза, независимым и самостоятельным в пределах своих границ. Общее политическое пространство сохраняется за счёт военного или иного давления субъекта, претендующего на роль центра этого социального образования. На основе этого тезиса мы обосновывали тмутараканскую версию возникновения донского казачества, и разрушение тмутараканского государственного образования рассматривали как основу возникновения и утверждения на Дону казачьих вольных общин. В понимании квазигосударственности мы допускали воздействие обратного вектора развития, с чем также не могли согласиться наши оппоненты. С одной стороны, мы полагали, что квазигосударственность пред- 4 ставляет собой в каких-то условиях этап, предшествующий становлению государственных форм. Одновременно, с другой стороны, она может быть моментом развития уже сложившейся государственности в ситуациях, когда оказывается необходимым учредить на территории новые её формы (Учредительное Собрание 1918 г. в России тому наглядный пример). Различные национально-государственные образования России в своей истории не раз попадали в типологически сходные ситуации. Названный этап может являться и моментом возвратного движения к начальной, не пройденной самостоятельно стадии государственного устроения. И далее мы излагали тезис, который вызвал особое неприятие наших оппонентов. Мы считали (да и считаем), что любая попытка прервать государственную практику (или «перепрыгнуть» через неё), в конечном счёте, всё равно приводит общество к возвращению в лоно клановых отношений, если это общество не прошло в своём историческом движении стадию квазигосударственности. Только в последующем, на стадии современного, «зрелого» государства, формируется отделённость аппарата управления от общества как имманентное свойство политической власти на стадии формирования бюрократического государства. И по-другому просто быть не может, ибо из воздуха или иной субстанции государственная бюрократия и иные развитые политические институты не выкристаллизуются. Нельзя не видеть и того, что в случае развала уже имевшей место государственности общество совершает обратный вектор развития и неизбежно возвращается к её ранней стадии. И в эти относительно непродолжительные периоды его политическая жизнь приобретает черты, характерные для квазигосударства. «Парад суверенитетов», имевший место в недавнем прошлом, – свидетельство перехода ряда народов на квазигосударственный этап развития. Обозначение суверенитета, категорическое его отстаивание вовсе не значит фактическое наличие суверенного состояния у данного народа, как это не прискорбно звучит. 5 Мы полагаем, что преимущественно «пасторальный» характер хозяйственной жизни (например, для некоторых прибалтийских народов) вообще консервирует общество на стадии квазигосударственности. И даже при последующем внедрении более современных государственных форм извне и иных культурных влияниях этническая культура сохраняет в исторической памяти образ самостоятельного социального организма с квазигосударственными признаками. По всей видимости, только аграрное, а затем обязательно индустриальное общество в силу оседлого и городского стиля жизни придают завершённость процессу перехода к современной цивилизации, для которой характерна территориальная полиэтническая государственность. Однако этот исторический путь надо непременно пройти, как и преодолеть исключительную этнократию с её сверхжестким делением на «своих» и «чужих», причём и для казаков в том числе. Таким образом, квазигосударственность – это такой тип властных отношений, который возникает при следующих исторических условиях: ♦ отсутствии или недостаточности исторического опыта бюрократического функционирования государственных органов; ♦ патриархальности социальной организации, сложившейся в силу ряда исторических причин; ♦ неразвитости права и правового сознания, а соответственно нередко преобладания обычного права над правом позитивным; ♦ авторитарности политических отношений, сдерживающей развитие государственности; ♦ преимущественно географической и/или геополитической обусловленности существования данного политического образования. Чтобы наш читатель мог понять и самостоятельно оценить наши суждения о квазигосударственности, мы полностью приводим изначальный текст, опубликованный в виде статьи в журнале «Политические исследования», или сокращённо «Полис» (г. Москва). 6 КВАЗИГОСУДАРСТВЕННОСТЬ П.Н. Лукичев, А.П. Скорик3 От редакции. Буквально до последнего времени подавляющему большинству специалистов по политическим наукам представлялось, что общая теория государства – во всем богатстве составляющих ее концепций и идейных направлений – уже устоялась и что отдельные дополнения к ней могут сделать лишь ученые, работающие в области политической антропологии или разрабатывающие принципы строения новых надгосударственных структур (неофедерализма и тому подобного). Однако современное цивилизационное развитие многих регионов мира – и России, конечно же, тоже – опрокинуло такие представления. Практика дает обильный материал для новых размышлений, создания «сверхсовременных» концепций государства. Этот, сюжет стал едва ли не самым популярным, дискуссионным на многих последних научных международных форумах. Свои предположения во вновь оживившийся спор о том, что есть государство и какие фазы оно должно проходить в своем становлении, является ли ранее признанный учеными путь развития государственности универсальным и т.д., – вносят и отечественные специалисты. Они отталкиваются, естественно, прежде всего, от богатого и разнообразного опыта, в изобилии предоставляемого регионами и народами, населяющими Россию. Любопытный, хотя и весьма спорный материал такого рода прислали в «Полис» наши коллеги из Новочеркасска. ======================================= Импульсом к письменному изложению нашей идеи о квазигосударственности послужила статья М.В. Ильина «Государство» («Полис», 1994, № 1). Ее автор показывает длительный и сложный процесс концептуализации государства, обосновывает вывод о многогранности и многомерности понятия современного государства. На наш взгляд, одним из этапов движения к такому государству является квазигосударство. Через этот этап проходят, прежде всего, степные и горские народы, но также и другие ЛУКИЧЁВ Павел Николаевич, кандидат философских наук; СКОРИК Александр Павлович, кандидат исторических наук (Новочеркасский государственный технический университет). 3 7 народы. Квазигосударственность политических режимов, как мы ее видим, характерна ныне для большинства национально-государственных образований бывшего СССР (на Кавказе, в Поволжье, в Центральной Азии). Квазигосударственность (почти-недо-государственность, как бы государственность), в нашем понимании, – это такой тип властных отношений, который возникает при отсутствии, недостаточности исторического опыта бюрократического функционирования государственных органов, при патриархальности социальной организации, аморфности социокультурного пространства, отсутствии общегражданской самоидентификации, неразвитости права и правового сознания, авторитарности политических отношений, преимущественно географической обусловленности существования данного политического образования. Квазигосударство может даже иметь внешние формы современного государства, но при этом основные ориентиры и структуры его политики носят «общинный характер» (по выражению Л.У. Пая). Именно на стадии квазигосударственности общество приобретает элементы политической централизации. Они позволяют объединить ряд территорий, вокруг одного центра, который порой первоначально не имеет политического значения. Однако притяжение к нему может обусловливаться языковой, религиозной, этнической, даже кровной общностью, сходством образа жизни и обычаев, географической близостью. Общность территории не всегда носит стабильный характер. В рамках квазигосударства этнически разнородное население (часто при внешней, показной сплоченности) консолидируется за счет экспансии или при наличии внешнего врага (реального или воображаемого). Понятие «мнимой экспансии» предполагает подмену действительного желаемым или надуманным, дезинформацию населения о проводимой политике, которая все же позволяет сплотить населяющие эту территорию группы в некую относительно организованную целостность. 8 Власть в таком политическом образовании нередко носит харизматический, а в последующем – традиционный (легитимно Стр. 140. традиционный, когда само соблюдение законности становится традицией) характер с возможными «вспышками» харизматичности. Вождь стремится создать и утвердить необходимые государственные атрибуты – армию (дружину), систему судебных институтов (часто традиционалистского типа) и т.д. Однако на стадии квазигосударственности еще достаточно сложно обеспечить функционирование собственно государственных механизмов власти в силу ее кланового происхождения и изменчивости принципа наследования. Вождь (лидер) использует для осуществления властных функций сложившийся родоплеменной аппарат управления, который при этом может носить вполне цивилизованные названия. Любая попытка прервать такую практику (или «перепрыгнуть» через нее), в конечном счете, все равно приводит общество к возвращению в лоно клановых отношений, если это общество не прошло в своем историческом движении стадию квазигосударственности. Только в последующем, на стадии современного, «зрелого» государства, формируется отделенность аппарата управления от общества как имманентное свойство политической власти на стадии формирования бюрократического государства. В квазигосударстве каждое из входящих в него этнических и субэтнических образований управляется по своим обычаям. Там же, где местные традиции пересекаются, не согласуясь друг с другом, вступая в противоречия, оказывается необходимым нисходящее правовое регулирование. Его осуществляет политический лидер, установки которого, по сути, становятся источником права; но сам он, обосновывая управленческие и судебные решения, апеллирует к традициям своего этноса, к опыту предшественников и к логике событий. В конце концов, складываются самостоятельные 9 традиции политического управления, которые могут быть затем фиксированы в законодательных актах. Квазигосударству свойственны попытки либо скоррелировать названные традиции с этнической психологией, либо отказаться от следования традициям, в т.ч. под предлогом формального согласия на это входящих в него этнических образований. Территориальное квазигосударственное объединение поддерживается политическим, экономическим и/или военным авторитетом лидера. Здесь нет провинции, периферии, поскольку каждая территориальная корпорация считает себя субъектом союза, независимым и самостоятельным в пределах своих границ. Общее политическое пространство сохраняется за счет военного или иного давления субъекта, претендующего на роль центра этого социального образования. В нем не существует регулярного цивилизованного налогообложения, а взимание средств для содержания аппарата власти строится на даннических (или кормленческих) отношениях. В то же время вождь-лидер берет на себя ответственность за защиту общей территории и населяющих ее людей от внешнего врага и внутренней крамолы. Он же сосредоточивает (в пределах преданной ему властной группировки) основные функции власти: учредительную, законодательную, военную, судебную и исполнительную. Однако сохраняются вероятность смены кланов у кормила (кормушки) власти и клановая борьба за нее. Квазигосударственность, по-видимому, представляет собой в каких-то условиях этап, предшествующий становлению государственных форм. Одновременно она может быть моментом развития уже сложившейся государственности в ситуациях, когда оказывается необходимым учредить на территории новые ее формы. Различные национально-государственные образования России в своей истории не раз попадали в типологически сходные ситуации. Названный этап может являться и моментом возвратного движения к начальной, не пройденной самостоятельно стадии государственного устроения. Ярким примером, подтверждающим выдвинутый те- 10 зис, выступает нынешнее общественно-политическое развитие Калмыкии. Обычно возврат к этапу квазигосударственности продиктован тем, что элементы былого положения вещей консервируются в общественном сознании и постоянно сохраняются, с одной стороны, как своего рода рудимент, а с другой – как необходимая основа государственного строительства. Социальная память культивирует устойчивые представления о квазигосударстве как об «идеальной» форме демократии (якобы правлении «демоса» – самого народа), поскольку эта форма уподобляется охлократии. Именно с квазигосударственными пережитками в социальной психологии связана идея об учредительных полномочиях народовластия. Последнее при нормальном, спокойном состоянии общества находится в «спящем» положении, но в кризисные моменты проявляется как прерогатива народа, могущая быть делегирована его харизматическому политическому лидеру. Нечто подобное Россия уже испытала в отнюдь неотдаленные времена – весной и осенью 1993 г. Нельзя не видеть и того, что в случае развала уже имевшей место государственности общество возвращается к ее ранней стадии. И в эти относительно непродолжительные периоды его политическая жизнь приобретает черты, характерные для квазигосударства. По нашему мнению, «парад суверенитетов», имевший место в недавнем прошлом, – свидетельство перехода народов Северного Кавказа на квазигосударственный этап развития. Стр. 141. Надо полагать, что «пасторальный» характер хозяйственной жизни вообще консервирует общество на стадии квазигосударственности. И даже при последующем внедрении более современных государственных форм извне и иных культурных влияниях этническая культура сохраняет в исторической памяти образ самостоятельного социального организма с квази- 11 государственными признаками. По всей видимости, только аграрное, а затем индустриальное общество в силу оседлого и городского стиля жизни придают завершенность процессу перехода к современной цивилизации, для которой характерна территориальная полиэтническая государственность. Кочевым же и полукочевым народам такая государственность привносится извне в уже готовом виде. Освобождение от этого внешнего влияния дает естественную реакцию возвращения к квазигосударственной форме. В таком случае происходят определенное разрушение индустриальных достижений (как «чуждых» пасторальному укладу) и вспышки этнического национализма, стимулирующего патронофобию. В бывшем надэтническом государственном «патроне» видится враг, наличие которого сплачивает население, находящееся в политическом пространстве квазигосударства. Исчезновение жупела внешней угрозы может вызвать дальнейший распад, вплоть до отделения территориальных единиц, которые отказываются признавать ритуальные органы центральной власти. Здесь мы бы не стали акцентировать внимание на какой-то конкретной этнической общности Северо-Кавказского региона, предупредительно учитывая национальные чувства и стремясь к объективному отражению общей тенденции. Можно констатировать, что квазигосударственный этап ныне проходят не только пасторальные народы Северного Кавказа, народы некоторых других регионов бывшего СССР, но в какой-то мере и сама Россия. Стремление провести политическую реформу с целью создания демократических институтов привело к распаду прежней жестко централизованной системы исполнительной власти. Но одновременно не сложилась система делегирования законодательных полномочий в иерархии представительных органов. Анархия власти (соответственно, анархия экономической жизни) обусловливают возвращение к квазигосударственности или, во всяком случае, к некоторым ее чертам. Очевидно, становление новой российской государ- 12 ственности современного типа (нация-государство, территориальное государство) напрямую связано с задачами формирования полиморфного местного самоуправления и подлинно федеративного устройства. При этом, видимо, не имеет смысла стремиться к унификации и универсальности вертикали исполнительной власти, она вообще должна быть переведена в плоскость горизонтальных связей с представительной властью и быть независимой от центральных органов. Идея равенства субъектов Федерации отнюдь не означает их нивелирования. Вряд ли на одну ступень можно поставить и свободную экономическую зону в Калининграде, и пока несостоявшуюся Уральскую республику, и возможно возрождающуюся Область Войска Донского, и Татарстан, многие другие регионы. Увы, инерция мышления, как правило, ассоциирует государство с понятием «исполнительной вертикали». Демократические общества Запада, однако, строятся на принципе делегирования властных полномочий регионами снизу вверх (субсидиарность), но с уменьшением общего объема компетенции исполнительных органов государственного центра. Вообще современное многосоставное государство, на наш взгляд, – полиэтнический супермиф, объективированный в общих для этносов и субэтносов, населяющих данную территорию, знаковых системах. Это знаки, очерчивающие территориальное пространство государства; денежные знаки экономического пространства; знаковая иерархия структур органов власти, характеризующих политическое пространство; и, наконец, общие нормы политической культуры, общий язык, создающий определенное информационное пространство. С этой точки зрения, например, подготовка государственных служащих для осуществления исполнительских функций в регионах должна строиться не только на обучении теории государства и права, механизмов выполнения должностных обязанностей. Необходимо также освоение мощного пласта культурологических знаний, которые давали бы понима- 13 ние сущности местных обычаев и традиций воплощения властных функций. Специфика нашего Северо-Кавказского региона такова, что здесь особенно сложно переплетаются этнические, историко-культурные и конфессиональные традиции. Данная специфика должна учитываться в общефедеральной политике. К тому же в нашем регионе наличествует значительное число квазигосударственных образований, объединявших и объединяющих горские и степные народы, а также казачество. Переход от квазигосударственности к государственности современного типа сдерживает, прежде всего, политизированная этничность. Конечно, все заинтересованные стороны должны осознавать естественность, неизбежность квазигосударственного этапа, тем более что он может быть пройден, по нашему убеждению, без разрушения Федерации. Но необходимо также понимать, что сама по себе завышенная национальная самооценка (которая и определяетСтр. 142. ся нами как политизированная этничность), характерная для состояния общественного сознания целой группы субъектов РФ, есть именно результат возврата к квазигосударственности. Очень важно поэтому (и не только в научном плане) установление возможных ступеней развития и изживания квазигосударственности. Вопрос этот сложен (и теоретически, и практически) в связи с многомерностью материала для исследовательских суждений и наличием глубокой исторической ретроспективы. Если говорить об отечественной истории, то здесь в одном своеобразном ряду стоят, как нам представляется: Древнеримская империя, Русь от легендарного Рюрика до Ольги, скифы, кочевавшие между Днепром и Доном, сарматы, Хазарский каганат и многие другие образования. Очевидно, в каждом обществе ступени квазигосударственности особы, специфичны. Поэтому имеет смысл типологически вы- 14 делять лишь раннюю и позднюю ее ступени. У субъектов Российской Федерации, на наш взгляд, есть два возможных пути строительства новой государственности. Первый – возвращение к тому, что было, – жесткая централизация исполнительной власти, моноэтнические государственные образования, унификация законодательства с учетом лишь некоторых самобытных региональных особенностей. Но это порочный, тупиковый путь, который в узловых пунктах переплетения этнических, культурно-исторических, конфессиональных традиций вызовет новый всплеск конфликтов. Второй путь – строительство России как «общего дома» всех народов на основе комплиментарности общегосударственных и местных традиций, с предоставлением исторически сложившимся регионам возможности самостоятельно решать массив их проблем. Федеральное законодательство в этом случае фиксирует лишь совпадающие принципы местных законодательств, выражает их общую форму. Выдвигая и обосновывая идею квазигосударственности политических режимов, мы далеки от того, чтобы представлять ее в качестве бесспорной и универсальной. Наоборот, с нашей точки зрения, нужна широкая научная дискуссия по этому вопросу в рамках обсуждения проблем государственности, к которым постоянно обращается журнал «Полис». Непродуктивно сосредоточивать внимание только на наших сегодняшних экономических неурядицах. Важно рассмотреть все наши проблемы через призму многовековой культуры полиэтнической общности России.
