Документ 983106

Встреча в Крыму
Одна незабываемая встреча
Способна жизнь твою перевернуть…
Мы тогда ехали вместе с бабушкой с Крыма. За две недели мы успели побывать почти
во всех городах и поселках Большой Ялты и остались очень довольными своим отдыхом.
На поезд мы сели в Краснодаре часов в семь вечера. Нас вполне это устраивало. Не надо
будет страдать от безделья первое время в поезде. Можно будет сразу лечь спать, а на
следующее утро занятия уже сами найдутся.
Вообще, я больше люблю ездить в плацкарте. Какой интерес ездить в купе? Вы
вчетвером закрыты от всего остального «шумного мира» вагона. А в плацкарте ты
знакомишься со многими людьми. Как это ни странно, в вагоне у нас не было ни одного
ребенка, и это меня немного расстроило. С детьми всегда веселее ехать. Но
расстраивалась я рано.
Часов в одиннадцать, когда мы уже легли спать - а спала я тогда на верхней койке - я
услышала какой-то шум снизу и детский девчачий голос. Но я не придала этому значение.
Видимо, сели люди на своей станции, ну сели они с ребенком. И что такого необычного?
Поэтому я снова легла спать, и решила, что с девочкой познакомлюсь утром.
Вы просто не можете представить, насколько сильно мне понравился этот ребенок.
Миленькая девчонка лет семи сидела напротив, на верхней боковой койке, когда я
проснулась. У нее были большие голубые глаза и длинные светлые волосы. В глазах было
столько тепла, радости и энергии, что я непроизвольно начала улыбаться. Знаете, она была
похожа на царевну из сказок. Это голубоглазое чудо звали Асей. Я заметила, что она все
время прижимается к матери, которая сама ведет себя очень робко, и разглядывает всех,
кто проходит мимо нее. В один момент мы с ее матерью разговорились. Эту молодую
девушку очень приятной внешности звали Алиной. Она спросила, куда мы едем, и, поняв,
что пункт назначения у нас один – Казань, она оживилась и начала расспрашивать про
город. Мне было немного непонятно: она едет в Казань с ребенком и ничего не знает о
городе. К кому же она тогда едет? И откуда? Но задавать такие вопросы мне было
неудобно.
Ближе к обеду Ася стала интересовать кто я, откуда и куда еду. Я начала рассказывать
ей, что еду из Крыма. Когда она услышала про Крым, у нее мгновенно изменилось
выражение лица - оно стало грустное, ее глаза сразу потускнели, и она спросила свою
маму: «Мам, а это тот Крым, который был нашим
и в который мы ездили раньше
отдыхать?» И тут я поняла, что не просто так они не знают, куда едут, и ведут с такой
боязнью. Мне было неловко задавать такой вопрос, но я все же спросила: «Так вы из
Украины?». Да, они были оттуда, с Донбасса, с города Шахтерска, от которого не
осталось почти ничего. У этих людей не было ничего. Точнее, не осталось ничего. Ни
дома, ни работы, ни друзей и родных, которые были бы рядом. Они ехали с двумя
сумками и совершенно не знали, что их ждет в другом городе, да и совершенно в другой
стране. Но они были вынуждены бросить все и уехать. Мне было очень интересно узнать
из уст очевидцев, что же происходит там на самом деле, но задавать им вопросы мне не
хотелось. Для них это и так была больная тема. Но спрашивать и не пришлось. Алина
начала рассказывать все сама. Она сказала, что ночью, во время очередного налета
самолетов, бомба попала в соседний подъезд их дома, и оставаться там было слишком
опасно. Что в городе не осталось почти ничего. Площади и парки разрушены, прилавки
магазинов почти пустые. Банки и аптеки не работают. Подача воды и света в дома
прекратилась. А если бы была зима, то не было бы и отопления. А ужаснее то, что из
этого ада не хотят выпускать людей. На границе города дежурят Майдановские часовые,
и уехать из города можно лишь в короткие передышки их смены или лесными дорогами.
Все это было просто ужасно, и я не хотела верить ее словам. Неужели они настолько
бесчувственны? Неужели их правительство не заботит судьба их же народа. Мне хотелось
плакать от всего услышанного.
Мы сидели молча. Потому что никто ничего не мог сказать, как-то утешить бедных
людей. Да и возможно ли утешение в такой ситуации? Вдруг Асино лицо преобразилось:
мгновенно стало суровым, глаза - серьезными. Она начала что-то говорить маме поукраински, быстро-быстро. Но мама начала ее успокаивать. Оказывается, Алина
услышала гул приближающегося поезда, который едет навстречу нам, и приняла его за
гул самолетов.
И тут я подумала, что все-таки самое страшное - это то, что в памяти детей навсегда
останется отпечаток войны. Асе всего лишь семь лет, но она уже знает, что такое ночные
бомбардировки, что такое жить в постоянном страхе, без воды и еды. Она подготовлена
лучше любого взрослого к тому, что посреди ночи придется вскакивать с кровати,
заслышав еле различаемый гул самолетов, и бежать в подвал, чтобы не попасть под
очередной ночной обстрел. Тогда я сидела и думала о том, что в этой маленькой девочке
больше смелости, чем во мне. Во много раз! Потому что, несмотря на все, что она
пережила, она сидит сейчас рядом со мной и улыбается. Она продолжает радоваться
жизни. И ценит жизнь, потому что знает ее цену.
Эту маленькую девочку я всегда буду ставить в пример. Я всегда буду помнить о ней,
потому что она останется не только в моей памяти. Она подарила мне обычный рисунок.
Рисунок, сделанный карандашами, который она нарисовала в поезде. Там, счастливая,
она стояла с цветами в руках, справа от нее - мама, а слева – я - протягиваю ей руки. И
снизу подпись: «От жизнерадостной Аси».
Приехав домой, я решила найти в Интернете фото родного города Аси. Мне хотелось
увидеть, что стало с ним. Эти фотографии – ужасающая правда о том, к чему приводят
всевозможные военные конфликты. Я представила, что по одной из этих, сегодня
разрушенных улиц, недавно могла гулять моя знакомая. А в каком-то из этих домов она
жила.
Я не хочу никого осуждать здесь, это не в моей власти, но задуматься о происходящем в
мире все-таки прошу вас. Я, пятнадцатилетний подросток, с болью в сердце заявляю: во
время военных конфликтов страдают больше всего дети, хотя не имеют к этим «грязным
играм» взрослых никакого отношения.